Ева 15 7
Ева 15
Фонтан.
И Дождь.
И капли встречи.
Vladimir Ram.
I
Были и фонтан и дождь.
Дождь скупо ронял капли. Фонтан также был не слишком поспешен.
Всё это встретило его, когда такси, развернувшись, исчезло среди бесконечных верёсковых холмов, меж которых шла дорога, а он, пройдя чугунные ворота в изгороди старинной кладки, вступил на дорожку, аккуратно присыпанную песком. Она весело обегала фонтан с двух сторон и вела к дому. Единственно она и старинный дом, как и положено увитый плюшем были здесь ухожены. Ваза фонтана была потрёпана временем. У границ дорожки начинались заросли невысокого беспорядочно спутанного кустарника. Невдалеке стоял настоящий лес. Оттуда его и окликнул голос со старческой хрипотцой,
- Не откажите помочь!
В замешательстве он обернулся чуть, не запутавшись зонтиком в кустах близ дорожки. Открыть то он его открыл по выходе из такси но так и не поднял, пренебрегая редкими каплями дождя. Закрыть же, забыл, смущённый открывшимся его взору видом.
Стоявшее в конце пригласительного письма имя старинного и богатого, судя по сообщениям прессы, рода как-то не соответствовало такому диссонансу дорожки, дома и запущенности парка превратившегося в настоящий лес.
- Да, я вижу, Вы мне не помощник с этим зонтом, если не сложите его. Такой дождь радует сердце. Его капли словно влажный поцелуй молодой девушки. Это не утопляющий поток искушённой женщины.
- Хотя девушки, я Вам скажу старина, бывают разные, - помолчав, продолжил невидимый в чаще человек.
Лес чуть шелестел под редким дождём. И этот, словно странное наваждение голос, вымолвил с издалека пришедшей печалью,
- Да… Разные….
Молодой человек застыл. Недоумение охватило его. Тёмные глаза на худом лице с чуть искривленным носом настороженно осматривали лес в поисках произнёсшего эти слова. Словно говорил старый знакомый. Изменившейся со временем до неузнаваемости он чтобы быть узнанным говорил вещи, о которых мог знать, лишь, когда-то хорошо знакомый человек. Он не спешил сложить зонт и идти на этот странный голос. Письмо, подписанное А. Смит, потеряло свою значимость в этой странной обстановке. Он колебался. А. Смит никоим образом не мог быть тем старым хорошо знакомым человеком! Может быть… случайное совпадение произнесённых слов будящих старые воспоминания?
- Сложите же Ваш зонт и идите помочь мне, - с некоторой досадой позвал голос.
- Извините, он запутался в кустарнике, - ответил быстро решавший, что делать молодой человек. Туда ли он попал? То - что вызвало его приглашение столь значимым человеком - книга, напечатанная на свои деньги небольшим тиражом. И довольно давно. Не попал ли он к сумасброду, решившему покоротать вечер с автором случайно попавшей ему от скуки книги, в которой много интересного, но не совсем полно изложенного? Нет ли у автора чего новенького, что вряд ли издаться когда-то, судя по его не слишком большому доходу. Он ожидал от этой встречи совсем другого.
Делового предложения. Оплачиваемого места, для возможности поиска новых фактов к материалу книги которое было вполне возможно, если пригласивший его имел представление о чём, собственно говоря, шла речь в книге. Или, что его тоже устраивало, переиздание книги с добавлением как соавтора представителя древнего рода, С соответствующей оплатой ему, как настоящему автору, добавления в соавторы представителя этого древнего рода желающего добавить к своему титулу и славу учёного. Намёки на эти возможные предложения как ему показалось, были в том письме. Во всяком случае, уважительно говорилось о некоторых фактах приведённых в книге и выражалось сожаление, что ему достался едва не последний экземпляр книги, за которой по его словам люди стояли в очередь. Вещь крайне редкая при распродаже книг. По его словам, если б он знал, какова сама книга непременно прикупил бы ещё несколько экземпляров для знакомых.
Работа, которой он занимался теперь, не давала возможности дальнейших исследований по нахождению новых фактов подтверждающих идею возможного бессмертия, изложенную в первой книге. Хотя он не бедствовал, но времени свободного не имел. И он лелеял мечту о том, что подкопив денег, продолжит исследования и переиздаст книгу с добавлением новых фактов. Время шло, а мечта не становилась ближе. Это письмо, как он думал, даст ему возможность осуществить его планы. Поэтому он и принял без колебаний это приглашение.
Первая его книга была не очень связно написана на первый взгляд.
На сто первый взгляд.
Словно разорванная цепь. Выброшенная штормом на берег она была подобрана автором на песке. Автором не догадавшимся исследовать глубокие воды в поисках смычек и в таком весьма неполном виде представленная читателю.
Книга о возможности бессмертия для человечества.
Весь тираж был скуплен.
Его пригласили в издательство. Набор был по случайности стёрт. Формы сданы на утилизацию. С ним хотели заключить контракт на переиздание книги.
На следующий день, когда он собирался ехать в издательство, выбрав адвоката и предварительно переговорив с ним условия сделки, его охватила лихорадка. Высокая температура не дала ему возможности встать с постели. Тьма навалилась внезапно. Он моргнул глазами и перестал видеть свет ясного тихого утра. Пенье утренних птиц сменилось вязкой глухотой. Он ощущал эту вязкость, словно смолу, заполнившую ушные раковины. Он попытался поднять руки и освободить уши от неё. Но не смог. Руки не подчинялись ему. «Что с руками?» - это была последняя здравая мысль. Сознание померкло. Его волокло, по какой-то спирали, с каждым кругом которой ему становилось всё хуже и хуже. Вспыхивали яркие вспышки, чьи-то лица, бесформенные фигуры, мелькнув на мгновение, исчезали, не оставив следа в памяти. Приходил ли адвокат он не знал. Скорее всего, приходил. Он был для него значимым клиентом. Вероятно, это он вызвал доктора. За это говорило то, что он обнаружил рецепт с указанием как употреблять лекарства, которые лежали на стуле стоявшим возле кровати. Там же стоял кувшин с водой и стакан, в который была налита вода. Он провалился в забытье, когда потянулся к стакану.
Жар выжигал тело.
Его рвало от лекарств. Ему становилось хуже, когда он принимал их. Спираль раскручивалась с невероятной быстротой, унося его в темноту, и замогильный холод вплотную подступал к нему. Липкий холод сменялся невыносимым жаром. Он чувствовал, как его кости текут, плавясь в адском пекле.
Он хотел пить. Пить и только пить. Но каждый раз, когда он тянулся к стакану, проваливался в мрак и спираль безумия снова уносила его в огонь ада.
Иногда картины бреда приобретали невероятное впечатление реальности происходящего.
Сумрачная комната. Абсолютно пустая и вся засыпанная тонким слоем тёмного жгучего пепла. Его ноги горели, но не слушались его, когда он хотел приподнять хотя бы одну из них. Пепел был везде даже на потолке низком и давящим невыносимой тяжестью. Но он не сгибался, как бы не был тяжек этот груз всё сильней давивший на его плечи. Стены были шершавы. Хотя они и были далеко, он ощущал жгучую боль от их прикосновенья, словно они сдирали кожу.
Какая-то садовая лестница-стремянка. Он вцепился в неё руками и стал подниматься по ней. Поднявшись до самого верху, он попытался коснуться потолка. Но тот, также низко нависая, был недосягаем. Он взглянул вниз.
Девушка, молодая с упругими грудями, в каком-то прорезиненном, громоздком фартуке, скрывающим всю её фигуру, кроме головы, туго повязанной косынкой, с подобранными под неё волосами, изящной шеи и стройных ног - но абсолютно нагая под этим нелепым фартуком. Он это видел, так как она стояла ниже его на садовой лестнице. Когда она поднялась совсем близко к нему, он явственно увидел всю её наготу скрываемую фартуком вплоть до холмика густых волос в самом низу под фартуком.
Она держала поднос. На нём стоял один пластмассовый стаканчик с коричневой жидкостью.
Говорила ли она ему что-нибудь - или просто улыбалась соблазнительной обещающей улыбкой?
Сейчас он точно не мог вспомнить тянулся ли он к стаканчику на подносе… Похоже, что нет. Как он помнил, знойный ветер внезапно ударил его, пытаясь столкнуть. Он вцепился в лестницу обеими руками. Этот ветер давил с неукротимой силой лишь на него - всё остальное находилось в блаженном покое. Ни одна крошка пепла не парила в воздухе.
Лицо её, кроме улыбки полных губ, в отличие от полной явственности тела терялось в смутной дымке.
Лихорадка кружила вокруг в бешеном танце. Иногда он, каким-то чудом успевал отклониться от этого круга.
Как озарение к нему пришло, и он понял, почему его книга разошлась столь неожиданно быстро. Смычки цепи есть у того кто скупил весь тираж.
Но тот, кто уже имел сложенную цепь, знал ли, о её истинной длине теряющейся в пучине времён?
Это был очень рискованный шаг издание книги. Рискованный потому что это было тайной веков. Тщательно скрываемой и известной как он понял немногим людям. И эти люди не пускали в свой круг посторонних. Он надеялся лишь на то, что прочтя его книгу, эти люди поймут - он не посторонний, он причастен тайне. И у него есть то, чего нет у них.
Издание книги съело почти все его сбережения. Надеясь, что книга попадёт в нужные руки он и пошёл на этот шаг в надежде на привлечение внимания к себе и предложение дальнейших исследований в этой области. Он сам не знал, где начало цепи. Но у него была небольшая часть цепи, что продолжала цепь в не столь отдалённое время. И это была самая важная часть цепи. У которой можно было попытаться найти реальное продолжение в сегодняшний день. Окончание цепи доказавшее, что бессмертие действительно возможно.
Он рискнул обозначить это небольшим неясным намёком в заключении книги. Которое можно было истолковать как благое пожелание автора. Лишь человек, серьёзно воспринявший эту книгу и наведший справки об авторе, мог правильно истолковать этот намёк.
То, что этого звена цепи нет ни у кого - он знал твёрдо. И у того кто скупил весь тираж книги этой части цепи тоже не было. В этом он был убеждён.
Эта двоякость истолкования заключения книги спасла ему жизнь. Вопросы, которые иногда неожиданно всплывали в лихорадке бреда, показывали явную заинтересованность в смычке, к части цепи уходящей в настоящее. Его намёк был воспринят серьёзно.
«Лихорадка откуда она?..» - Но далее его мысли теряли связность.
Наконец он сумел добраться до воды в кувшине.
Руки его неожиданно вернули себе силу. Он выпил весь кувшин не пролив и капли. Вкуса воды он не ощущал. Какая она была? Тёплая? Холодная? Мокрая? Даже это он не понял. Она впиталась в него, и он не почувствовал даже тяжести в желудке.
Неожиданно вода бурлящим потоком хлынула из рта. Он попытался, зажав рот удержать её, но она ускользала сквозь пальцы. Резкий хохот вдруг раздался в комнате. Вздрогнув, он озирался вокруг.
Резкий хохот пропал, и он услышал шёпот,
- Вода, вода, водичка, - этот голос он слышал! Он узнал его! Это был он! Голос бреда!
Новый приступ рвоты. Он едва успел добежать до умывальника. Ноги слушались его! После приступа рвоты он с удивлением разглядывал их, вернувшись на кровать. Они дрожали. Словно он прошёл немыслимое расстояние, а не сделал несколько шагов до раковины и обратно.
- Ножки, твои ножки, - издевательски прошипел голос.
То, что за ним внимательно следили, не вызывало теперь сомнений. Следили нагло и вызывающе. То, что раньше он относил к бреду, вдруг как-то соединилось, и он словно прозрел.
Он обессилено свалился на кровать. Не смыкая воспалённых глаз, уставился в потолок. Он ни о чём не думал. Пустота потолка заполнила его. Сколько он пролежал так он не знал. Временами он проваливался в забытьё, но там не было кошмаров. Очнувшись, он вновь смотрел в потолок. Его манила его пустота.
Добредя в очередном приступе рвоты до умывальника он, открыв воду, наполнил дрожащие ладони и плеснул в лицо. Это немного освежило его. Держась за край раковины, он впервые за много дней глянул в зеркало. Измождённое лицо, заросшее дикой щетиной с ввалившимися глазами черные спутанные волосы скорбные линии, шедшие от слегка искривлённого носа к углам рта - он не узнал себя в зеркале. Вглядываясь в отражение, медленно провёл рукой по лицу. Это движение ладони по лицу вернуло ему ощущение времени, которое он потерял в огне лихорадки. Ветер скользнул по его лицу. Намочив голову, он кое-как, с обморочным холодным потом, сумел вымыть волосы, лицо, шею. Закутав голову полотенцем, добрёл до кровати. Рухнув на влажную скомканную постель, он впервые ощутил мерзостность гнили, которой она пропиталась за эти дни. Ненависть душила его. Ненависть к болезни взявшейся неизвестно откуда. Сбросив полотенце, он встал. В ярости сбросил постель на пол. Вытащив бельё из шкафа, заменил постель. В этом состоянии внезапно пришедшей силы вернулся к умывальнику и, обдирая лицо весь, порезавшись, побрился. Кровь текла по лицу чёрными струйками. Намочив полотенце, он с наслаждением протёр тело, сменил бельё. Скомкал в ком брошенную на пол постель вместе с грязным нательным бельём и выбросил этот мокрый ком в окно. Проезжавший внизу какой-то небольшой грузовик принял этот ком прямо в кузов. Водитель, вильнув к обочине, остановил машину. Выскочил через другую дверцу кабины на тротуар, посмотрел в кузов, глянул, вверх рассматривая окна. Он мгновенно спрятался, прижавшись к стене у окна. Погрозив кулаком, водитель сплюнул на эту мерзость. Яростно хлопнула дверца. Дождавшись промежутка в потоке, грузовик влился в него и уехал. Он долго смотрел ему вслед и наслаждался свежим воздухом, распиравшим ему грудь. Чувство свободы не покидало его. Он мыслил трезво и ясно. В этом состоянии выздоровления бросился на свежую постель и впервые за эти бредовые дни нормально уснул.
Следующий день вернул ему с лихвой то, что он считал, ушло навсегда.
Так плохо он себя не чувствовал никогда во всей своей жизни.
Руки и всё тело словно налились свинцом. Он не мог повернуть голову, словно весь земной шар умостился на его шее.
Лихорадка сводила его с ума.
Сводила и не могла свести.
Это знание о значимости его знания держало его на краю.
Оно вёло его по сумасшествию, всегда находя верный путь самооговора, который всегда тривиален и поэтому кажется истиной. Чем не более он путал, тем ближе он подходил к тому, что оговор станет истиной для них. Увести от настоящей истины не показать и вида что он знает её. И его с презрением отбросят как тщеславного чудака написавшего книгу по случайно полученному материалу. А ему нужно было время, чтобы успеть исправить ошибку с книгой. Тот фрагмент цепи навсегда будет утерян. Так как нельзя взять того чего уже у него нет.
Нет ни для кого. Кроме того - у кого есть одно звено из прошлого, которое он даст ему, если поймёт истинную причину издания книги и поймёт, что у автора есть что сказать помимо изложенного в книге. И тогда к звену примкнёт утерянная часть цепи, которой сейчас и вправду нет у него. Соединительное звено к этой цепи, ведущей в настоящее, он сжёг в огне лихорадки, оставив лишь запись.
Запись, состоявшую из одного слова. В зареве лихорадочного бреда к нему пришла женщина, которую он когда-то любил. Прошептала ему, что надо сделать и ушла, приложив палец к губам.
И чтоб не забыть это - он записал её имя.
Это долгий путь. Долгий - но единственно правильный. Вопросы о продолжении цепи он теперь игнорировал, уйдя в глубокое молчание. И как ни странно - ему стало легче. Как он понял, справки о нём навели. Но он не знал, как глубоко они проникли в его прошлое. И в какое прошлое! Он внимательно анализировал заданные ему вопросы, пытаясь это понять. Он оставил решение за тем, кто задавал вопросы, которые касались продолжения цепи в настоящее. Правда, которая была на глазах то, что он не имел ничего нового, что можно было бы добавить к изложенному в книге.
Если конечно человек интересовавшийся цепью, как он надеялся, усомниться во всей этой «правде». А места для сомнений там предостаточно. Они бросаются в глаза. Но лишь тому, у кого они открыты. И он, глядя на сегодняшнего человека, старался понять тот или… Это не тот человек.
Человек, у которого есть нужное ему звено.
Шелуха, плевела…
Один шанс на тысячу.
Но он есть.
И надо никогда не забывать… Имя.
Имя, записанное им на клочке бумаги, который он всегда держал при себе.
Воспоминания вновь захватили его.
Следившие за ним были на грани дилетантства. Ему сообщали обо всех его действиях. Что и как он делает.
Здесь он проявил неправильную реакцию, здесь он спутался и вступил в противоречие.
Он так и не понял, каким образом он слышал эти голоса.
Не это было главное.
Было что-то непонятное в этом наблюдении за ним. Казалось, что следит множество разных лиц, которые располагались отдельно друг от друга. Словно птицы в гнездах. Каждое гнездо на своей высоте, но все птицы знали об остальных гнёздах. И одни из них могли приказывать другим уйти. Глухие стены из этих гнёзд оградили его от наружного живого мира тройным охватом. Он называл их уровни. Уровни его мучений опоясали его.
Тот, кто следил нагло и открыто - знал о втором и, здесь он испытывал сомнения, третьем уровне наблюдения за ним. Но он не исключал его. При явном доминировании над первым уровнем третий уровень был равен второму. Но чем-то он отличался от второго уровня. И казалось, несмотря на выстроившиеся в его сознании в строгом порядке (первый-второй-третий круг), он двоился. Он занимал сразу два места, между первым и вторым кругом и в тоже время был самым дальним из них. И вообще третий уровень был и вторым кругом тоже. Он не задавался вопросом, как это возможно. Для него это было понятно.
И они, эти другие уровни, были гораздо опаснее первого.
Следили ли за ним эти другие постоянно, молча не выдавая себя, он не знал. Но чувство внезапно возникшего пристально смотрящего взгляда он ощущал физически. В темноте возникало нечто и смотрело на него, не задавая вопросов, и внезапно исчезало.
Иногда второй и третий уровень явно проявляли себя. И та наглая слежка, заткнув уши, отходила в сторону, почтительно уступая им место.
Эти уровни задавали вопросы непосредственно по книге и требовали ответа на них. И вопросы эти были настолько серьёзны, что, как ни странно, при всех сопровождавших их угрозах пробуждали в нём надежду, что он будет жить, и эта проклятая лихорадка уйдёт. Если он сумеет промолчать, не дав ответа ни на один их вопрос.
И это было именно так. В один из дней он проснулся абсолютно здоровый. Он долго лежал, не веря в это чудо.
Потом его охватил панический страх. Он занавесил окна и приготовился к самому худшему. Какое приняли решение - он не знал. Но сдаваться не собирался.
Постепенно он пришёл в своё прежнее состояние. Стал выходить на прогулки. Хотя шрамы, которые он нанёс себе при том бритье не совсем зажили и он встречал много вопросительных взглядов разглядывающих их. Прежде всего, он навестил типографию. Никто не хотел вести с ним переговоров о новом издании книги. Он принял это спокойно. Сменил район проживания и стал искать работу. Со временем всё отошло так далеко, что он вспоминал пережитое как действительно перенесённую болезнь. Болезнь, породившую столько наваждений. И теперь он опасался - не отголосок ли это той странной болезни заманил его сюда? Он оглянулся в сторону ворот.
Размышления его прервал спокойный голос из чащи,
- Вы как я думаю, тот молодой человек, которому было послано приглашение от А. Смита. Это собственно я. Немного не успел подготовиться к нашей беседе. Видите ли, я люблю сам собирать хворост для камина.
В чаще послышался ещё более встревоживший его шум. И словно понимая его смятение, голос всё также спокойно и размеренно продолжил,
- Но тут случилась небольшая незадача. Подвело колено. Когда-то я любил хруст срубаемых ветвей.
Раздавшийся хрипловатый смех внезапно перешёл в кашель. Справившись с кашлем человек в чаще вновь заговорил,
- Меня поправил топор споткнувшейся на упрямой ветви. На его пути оказалось колено. Многим бы это показалось случайным. Но дело в том, что я противник случайностей, возможность повтора которых не исключена. И с тех пор я собираю только отпавшие ветви не нужные живому дереву. Так вы идёте?
Что-то в этом простом разговоре внушило ему уверенность, что он не ошибся и всё будет хорошо!
- Да!
Зонтик был сложен. И он решительно направился в сторону голоса.
- Вы лишь давайте мне знать, где вы находитесь.
- Хорошо, - удовлетворённо сказал голос.
- Слушайте, - и он запел песенку, которая обожгла сердце.
- В Кейптаунском порту,
- С какао на борту,
- «Жаннетта» исправляла такелаж.
- И прежде чем уйти,
- В далёкие пути,
- На берег был отпущен экипаж.
Человек пел фальшиво. Пел строки песни, намеренно неправильно разделяя их, как он понял. Каждую строку он пел отдельно. Подчёркивая её значение.
Он стоял и бессмысленно смотрел в пустоту.
Не думая ни о чём.
Огромная усталость свалилась на него.
- Да, - неожиданно резко сказал голос. - Песенный жанр вам противопоказан.
В лесной чаще послышалось кряхтение и шорох.
- Знаете, что - ловите камушек.
И сейчас же из леса метнулось тёмное пятно.
Он схватил его.
- Это не серебряники, которые вы не собирались получать. Это гораздо больше.
Сделав небольшую паузу, голос сказал твёрдо и безапелляционно,
- Это жизнь. Идите и возьмите хворост.
Крепкий сухой старик стоял, привалившись к дереву. Выдернув из собранной кучи палку покрепче, опробовал её, опираясь на неё всем телом, и лишь потом, взглянул тёмным как крепкий кофе взором.
- Вот так оно и получается. Вы идёте просто собрать хворост. А познаёте человека.
Развернувшись, опираясь на палку ни разу не запнувшись о препятствия, встречающиеся на пути, он повёл собеседника к дому.
II
- Огонь в камине должен пахнуть лесом. Дышать его влагой и прелестью необрезанных, а опавших ветвей, которые, прощаясь с жизнью, дарят нам своё последнее дыханье.
Смит говорил свободно и естественно,
- Пока я занимаюсь этим капризным созданием предков, возьмите на крайней к камину полке приготовленную для вас папку, - он закашлялся от дыма никак не хотевшего идти в трубу, а норовящего вместо этого наполнить библиотеку туманной дымкой. - Наверное, будет дождь. Тяги совсем нет, - он вновь закашлялся. Не поворачиваясь от камина не совсем ещё поглотившего сырость хвороста и потому, весьма капризно, то там, то здесь норовящего потухнуть, кочергой, которая была в его руке, ткнул, указывая направление.
- Эдгар, кажется, - небрежно заметил он.
Гость остановился, с недоумением обернувшись.
- Эдгар Джон Питер - так теперь вас зовут, - казалось, Смит не обратил никакого внимания на его замешательство. Продолжая указывать кочергой, направление сам внимательно смотрел в камин.
- Она одна, - эта толстенькая папка на всех этих полках наполненных книгами, вместившими мудрость веков. Но вся эта мудрость нужна лишь как приложение к этой папке, и прошу вас, не задавайте ненужных вопросов насчёт названного мною имени. Считайте, что мне так удобней называть вас. Ваше настоящее имя довольно сложно произносить для такого старика как я, - слово «настоящее» он выделил. - Разрешите я буду называть вас так? Вы молчите? Значит, вы согласны уважить мою старость. Благодарю Вас, - Смит, не оборачиваясь, слегка наклонил голову.
«Эдгар» постоял, обдумывая сказанное. И последовал данному совету хозяина - не задавать вопросов. Как он понял смена имени в его интересах. Почему - вероятно разъясниться попозже. Пока ему действительно лучше помолчать.
По приходе в дом ему не было сказано ни слова вплоть до настоящего момента.
Он не чувствовал себя стеснённо от этого.
И то, что помогал, словно слуга растапливать камин, стоя подавая сучья, хотя хозяин сидел - тоже не смущало его.
В нём возникло и крепло чувство равнозначности с хозяином, несмотря на герб и титул который тот носил. И его не смущало это новое имя, столь внезапно пришедшее к нему. Это не важно, как тебя зовут. Главное он понял. Место для продолжения работы по поиску окончания цепи ему обеспечено. Вопрос оплаты? Он решил пока подождать с этим вопросом. Сначала следует изучить документы. Оценить их перспективу.
Повернувшись вновь к книжным полкам, скрывавшимся в полутьме, прошёл к ближней от камина. Шелест мусора - словно шёпот раздался под его ногами. Не сметённый мусор остался от кучи хвороста сваленной здесь. Отсюда, недавно, он подавал ветви хозяину, уютно устроившемуся в кресле у камина. Полка была заполнена разноформатными книгами. Современные издания и изданные давно. Вид некоторых книг выдавал их солидный возраст. Папка лежала на четвёртой полке ограждённая книгами, положенными с двух сторон в стопы, чтобы другие книги не свалились на неё.
- Протрите руки, - ворчливо сказал старик.
- Это вам не бульварное чтиво.
И неожиданно, раздражённо стукнув кочергой, добавил.
- Да не доставайте платок! Там полно всякой дряни в виде поддельных небольших гобеленов! Они висят друг над другом между полкой и окном. В отличии от настоящих я заказал сделать их из мягкого полотна. Они как полотенца. Я вытираю руки о средний, где птица. Вам рекомендую висящий чуть выше. Думаю, вы не столь большой любитель лис. Потрепите её мордочку, он засмеялся свободно и вольно.
- Да я тот самый Смит - но меня не прельщает и не гнетёт наследие древнего рода. Они были разные ребята. Совсем не такие как газон, который должен расти двести лет и все двести лет неустанно постригаться.
- Они жили, - время звучало в этих словах. Словно калейдоскоп мелькнули разные эпохи, лица то забубённо лихие в сдвинутых на яростные глаза шляпах. Перо шляпы описывало лихие пируэты, под звон стали. То постно глядящие взоры, портретно взирающие из высокого окна на цветение сада. - Некоторые и, правда, стригли газон. Но им я верю меньше всего.
«Эдгар» даже вздрогнул. Словно кто-то мимоходом глянул в его мысли и облачил их в слова.
Он внимательно посмотрел на хозяина. Тот был погружен в свои мысли.
Немного помолчав, глядя в камин, разгоревшийся ярким ровным пламенем, словно что-то решив для себя, развернул кресло к нему. Лицо его, было скрыто тенью. Голос его внезапно освободился от хрипотцы. Уверенным баритоном он напористо заговорил,
- Я не стриг газон. Когда делаешь, то, что надо как-то само собой получается, что ты вроде стрижешь газон и блюдёшь честь предков.
Причём тут их честь - не понимаю. Честь она или есть или её нет - вот и всё.
И мы собираемся говорить о серьёзных вещах. Больше всего меня интересуют «хранители», по моей классификации они называются так. Не официальные, вроде лорда-хранителя печати, а настоящие. В своей книге вы называете их «обереги» - звучит не очень благозвучно. Давайте сойдёмся на моей версии - «хранители».
«Эдгар» неопределённо пожал плечами.
- Я думаю - это не столь важно как их называть. Суть от этого не меняется.
- Что ж это верно. Я изложу вам свою доктрину, которой руководствуюсь в этом деле.
Помолчал, собираясь с мыслями. И отчётливо произнося каждое слово начал излагать положения своей доктрины,
- Я не собираюсь сотрудничать в этом деле ни с одним из правительств. Тем более со спецслужбами. Хотя я и сделал неплохую карьеру именно в них, но именно поэтому я им и не доверяю. Правительствам я доверяю ещё меньше. Титул открыл мне многое из того, с чем я был немного знаком по прежней моей работе.
После каждого предложения Смит делал небольшие паузы.
- Это не их дело. Я имею в виду, прежде всего правительства.
- Это гораздо серьёзнее, чем их игры. Финансовые потоки давно диктуют правительствам свою волю, и они вынуждены сотрудничать, повинуясь этой воле. Но отрывать нам головы, если мы появимся у них на горизонте, они будут в тайне друг от друга. Это касается как правительств, так и спецслужб.
- Вот здесь у каждого своя игра. Именно поэтому вы Эдгар. Эдгар Джон Питер. Тот, кто был до Эдгара, затерялся где-то. Где? - посмотрел в окно на кусочек неба белёсым лоскутком раннего вечера, тихо светящим в комнату.
- Он жив. Но где-то там, - он неопределённо повёл рукой. - Вот ваша дальнейшая жизнь. Оставайтесь самим собой. Но только - Эдгаром Джоном Питером. Затвердите это имя как молитву, которую монах ежечасно возносит к небесам. Возможно, я повторяюсь - но я противник случайностей и поэтому столь настойчив в упоминании вашего теперешнего имени, - последнюю фразу он подчеркнул. Серьёзно, очень серьёзно глядя на него.
- Вопросов с этой стороны к вам не будет. В остальном - многое зависит от вас. Поживёте пока здесь. Прислуга здесь приходящая. Понедельник и четверг. В эти дни уезжайте в город. Документы дам вам позже. Все документы настоящие. Вы новый садовник этого поместья. Принадлежит оно формально Роджеру Уильямсу. Я здесь в роли гостя и не более. В случае затруднений немедленно обращайтесь к адвокату. Его визитка и фотографию в документах. Он не извещён о вас. Если что-то случится, немедленно звоните ему. Назовите ему моё имя, этого будет достаточно. Вы уже знаете - я противник случайностей. Это ещё одно подтверждение моего принципа, - Смит рассматривал его откровенно, словно предупреждая - возникновение случайностей по его вине - он не потерпит.
Дождался, когда «Эдгар» согласно кивнул головой, что понял это предупреждение.
- Советую найти девушку в городке. Что-нибудь с ветром в голове и горячей пульсацией в положенном месте. Не торопитесь. Я не сторонник путаных связей. Проститутки доступны любому. На первое время может подойти и это. Но всё же… Я предпочитаю постоянство. Читайте. Я займусь камином.
Отвернувшись от него, Смит подбросил немного сучьев в камин.
Повернувшись к полкам (руки он протёр платком вопреки совету хозяина. Ему не понравилась мордочка лисы хищно ощерившаяся на полотенце.), Эдгар взял папку. Папка была большого старинного формата. Раскрыв её, он увидел подшитые в одну стопу отдельные листы. Начиналась папка листом, написанным от руки твёрдым прямым почерком почти лишённым завитушек характерных для старой школы письма. Видно было плохо. Смит не включил верхнее освещение. Несколько неярких настенных светильников меж полками создавали атмосферу спокойствия столь нужную в библиотеке. У камина с дух сторон светильники горели несколько ярче. С уважением к внушительному виду первого листа, да и самой папки закрыл её и прошёл к камину.
Придвинув стоявшее с другой стороны от камина кресло поближе к огню светильника, Эдгар сев в него, открыл папку.
Начиналось всё на первый взгляд весьма сумбурно.
Сборище легенд, сказок, отчёты многочисленных этнографических и фольклорных исследований в разных странах.
Но всё это было нанизано на одну нить.
У человечества были прародители, которые дали ему жизнь.
И живы по сию пору.
Это была его книга.
Только неоформленная надлежащим образом. И в ней было нужное ему звено. Звено, которое смыкало оборванную цепь с фрагментом цепи, уходящим в сегодняшнее время.
Дочитав он не поднимая головы, внимательно смотрел на затылок старика, видневшийся поверх кресла.
- А теперь ваши данные, которые не вошли в изданную вами книгу.
Старик легко развернул кресло и в упор посмотрел на него.
III
Эдгар, немного помолчав начал без лишних слов,
- Общее их количество учесть весьма трудно. Но, по крайней мере, их не должно быть менее 18-20 тысяч.
- Какой, какой мере? - Смит заинтересованно пригнулся в кресле.
- Крайней.
- Откуда вычтена эта мера? - с возросшим интересом Смит чуть склонил голову влево.
- В большей степени теоретически. Если мы имеем какие-то площади, - он очертил рукой некие разорванные на части фигуры. - Причём во многих случаях не имеющего земного легкопроходимого пути для сообщения между собой - то какое-то количество особей должно суметь воспроизвести род без помощи извне. Я имею в виду случаи, когда роду человеческому грозит вымирание. Когда обычные люди не в состоянии рожать нормальных детей по той или иной причине.
- Извините, перебью. Уточню для себя. Вы имеете в виду людей и так называемых воспроизводителей, которые по сути своей являются людьми живущими, кратко говоря вечно и имеющих определённую защиту от любых катаклизмов? Если следовать Библии это Ева и Адам, которые дали начало человечеству. Давайте так их и назовём. «Ева» и «Адам», которые не дадут исчезнуть человечеству. Вы согласны, что это наиболее подходящая формулировка, полностью поясняющая их суть, которая делает понятным слово «прародители»? - выжидательно посмотрел на Эдгара.
- Согласен, - тот кивнул головой.
- Ваши рассуждения интересны, - Смит откинулся в кресле. - Я бы даже сказал, ошеломляющи.
Долго разглядывал Эдгара. Отвернулся к камину. Поправил огонь. Вновь обернулся.
- И так - ваши доказательства в пользу существования прародителей? Согласитесь, звучит это заманчиво, но малоправдоподобно. Да и в вашей книге я не нашёл очевидных доказательств существования Евы или Адама в наше время, - сейчас он смотрел так, словно что-то заинтересовало его за спиной Эдгара. С трудом он поборол в себе желание обернуться и посмотреть, что там привлекло внимание Смита.
- Самое широкоизвестное подтверждение сказанному мной - это девушка-израильтянка, не изменившая свой биологический возраст с 25 лет. Остальные доказательства не столь очевидны, но думаю, если провести некоторые исследования результаты подтвердят существование прародителей в наше время, - Эдгар выжидательно замолк. Он понимал, что Смиту известно нечто большее, чем он высказал и ожидал его реакции на свои слова.
- Вам не кажется, что такие люди были бы, если мы погрузимся в предыдущие малообразованные века, сочтены исчадьями ада и уничтожены гораздо ранее, чем вы пришли к этой гениальной мысли? - всё, также глядя мимо него, Смит рассеянно потирал колено. Явной заинтересованности к его словам про дальнейшие исследования он не проявил.
Эдгар понял, что крючок, который он пытался закинуть, надеясь вытянуть из Смита какую-либо информацию, тем замечен. Но пока Смит предпочитает выждать, уточняя для себя его информированность в этом вопросе. Кляня себя за это упущение, он решил впредь больше не пытаться прощупать Смита. Если Смит и казался довольно пожилым человеком со всеми присущими этому возрасту изъянами - то Эдгар явно ошибся, дав ему такую оценку. Смит не растерял с годами ни цепкости ума, ни былой подготовки пройденной им в спецслужбах. Зря он принял кажущуюся добродушность Смита за чистую монету.
Его изучали. Личный контакт всегда даёт более полную картину о человеке. Вот именно поэтому он и получил приглашение. Окончательный вердикт его пригодности к работе в данной области ещё не вынесен. С горечью он понял, что его специально оставили в покое, чтобы он расслабился. Противника он недооценил. И эта ошибка может ему дорого обойтись. Он понял, что жизнь его всё также висит на волоске, а ножницы в руках Смита.
Помолчав, не скажет ли Эдгар ещё что-нибудь, Смит довольно сухо произнёс,
- Девушка-мутант. Сбой генетического кода. Вот место сбоя и пытаются найти люди, которым прощание с белым светом не мило. Видите ли, там, - он ткнул рукой вверх и серьёзно взглянул на Эдгара, оценивая его реакцию.
Лицо Эдгара не выражало ничего кроме внимательности.
Раздумчиво разглядывая, его Смит молчал.
Потом решительно продолжил,
- Если у них это проходит, как вариант - им тоже ничего не светит. Вернее светит, но этот огонь им не нравится. И вряд ли им помогут мессы, которые они проводят. Там не принимают дураков, - насмешливый взгляд, которым Смит его наградил, холодком скользнул по спине Эдгара. - Вернее принимают как раз туда. Но объятий и серных слёз умиления встречи равного не будет. Сейчас ей, этой вашей израильтянке, якобы поймавшей птицу бессмертия нечего бояться. Её исследуют, охраняют, наверное, как никого в мире. Сегодняшняя наука идёт вперёд гигантскими шагами. Торопятся. Деньги вкладываются в то, что может принести неоценимый дар. Наконец это поняли. Остальные направления науки не связанные с ведущими направлениями в деле постижения тайны бессмертия этнографическое или фольклорное, например, тоже начинают приносить некоторые плоды, - беглый взгляд в сторону Эдгара. Смит снова улыбнулся. Эта улыбка несла что-то иное.
Что? Вердикт вынесен? Эдгар сосредоточился. От того, что будет произнесено дальше, как он понял, будет зависеть очень многое.
- Чем ни больше направлений - тем более вероятной становится победа. Но я имею серьёзные основания считать, что в этой победе сидит червь. Который - пожрёт победителей.
- Червь этот - перенаселение Земли. Или им придётся создавать касту избранных. Но оставить это втайне от остальной части населения, вряд ли получиться. Значимых результатов пока нет. Но скажем так, для меня лично есть надежда на, то, что некоторые старинные легенды, касающиеся вопроса бессмертия для индивида, содержат зерно истины. И я имею веские основания считать это направление наиболее перспективным.
Посмотрел в камин на пламя, разгоревшееся и набравшее полную силу. Оно с яростью рвалось вверх. Не совсем высохшие сучья ежились, выделяли на сломах сок. Некоторые возмущённо выворачивались, вороша соседние дымящиеся обугленные жаром сучья и огонь, потревоженный ими, яростно набрасывался на них. Мгновенье и вспыхнув, они, иногда издав треск, взмётывали корону пламени. Которая став ещё мощней взмётывалась в новой ярости и неожиданной вспышкой выплёскивалась, освещая тёмные углы библиотеки. Тень от кресла, поглотившего Смита в своей глубине шарахалась по комнате. Успокоившись, пламя снова ровно освещало прикаминный угол.
Эдгар ждал продолжения. Как ему показалось, Смит принял решение в его пользу. Он ждал подтверждения этого. И оно пришло.
Чуть прикусив верхнюю губу и сощурив левый глаз, Смит смотрел в темноту. И Эдгар словно услышал, что он говорит, «Да ты умён. И это учтено. Но это не значит, что страна дураков навсегда ушла в небытиё. Она ждёт. Ждёт того кто попытается пойти тропой лукавства».
Потом лицо его приняло обычное серьёзное выражение. Теперь Смит не улыбался. Он говорил спокойно и ровно,
- Ну да о чём мы говорим? О вечном конечно. Они играют в игры, в которые сами не верят. Мистика и прочая дребедень. Но как, ни странно это имеет смысл. Смысл - привлечь неосторожного скажем так «мотылька» вечности прилетевшего на этот призывный свет. Но имеющим бессмертие, ни к чему огонь ложного знания.
Смит разглядывал огонь ближнего к Эдгару светильника.
- Они отлично знают - для чего зажжён этот свет. Но противника неплохо знать в лицо. И «глупый» мотылёк летит на этот свет. Но вот крылышки его остаются в целости. Он не падает бьющейся агонией к жадным паукам, усевшимся вокруг свечи и с нетерпением, ожидающим возможности высосать кровь - кровь вечности. Рассмотрев, что ему надо мотылёк тихо улетает прочь. Пауки меняют друг друга. Они ждут мотылька. Свечи горят разные. Зажигаются другие - основанные на появившемся новом бреде. Всё идёт в дело. Чем не больше огоньков - тем больше вероятность появления мотылька.
Он с кряхтением потёр больную ногу. Осмотрев внимательно колено, махнул рукой, продолжил,
- С тихим шелестом пауки отпадают от свечи. Другие пауки устраивают псевдо-тайные обряды похорон. Для разинь широко раскрывших рот и с завистью смотрящих на эту клоунаду. Как же - там светит вечность.
Закашлявшись от неожиданного смеха Смит, извинившись, «Простуда», - сплюнул в платок.
- Пауки знают своё дело. Следующий шут, всегда готов занять место ушедшего. Прощания их искренни, но только потому, что это тоска по мотыльку пока не прилетевшему на свет, которая охватывает их. Они предвидят свою участь - если им не дождаться мотылька.
Смит засмеялся грубым смехом.
- Я не сижу возле свечи. Я знаю - кто может прилететь на свет.
Помолчав, серьёзно глянул на Эдгара. Понял ли тот - что это правда.
- И паукам здорово не повезёт.
Глядя в глаза Эдгара, он медленно и внушительно продолжил,
- Бывает мотылькам нужна кровь.
- Они приглядывают ближайший огонёк, - хищно прищурившись, Смит, разглядывал Эдгара.
- Летят туда.
- Делая круги, оценивают пауков, напряжённо притаившихся в тени от подсвечника. И они берут её. Если это нужная кровь. Тому много примеров. Орден Тамплиеров так и просится в святцы.
Немного подумав, дополнил,
- И я не паук-охотник бродящий в поисках мотылька. Или ждущий в засаде пролёта его.
Встал из кресла. Немного прошёлся, чуть прихрамывая на больную ногу. Постоял в раздумье у книжных полок. Повернувшись от них, вернулся к креслу, устроился в нём.
- Мне нужна честная игра. В неё я и играю. И мотылёк должен понять это. Мой род один из тех - что всегда вёл честную игру по отношению к ожидаемой встрече.
Он повернулся в кресле и прямо посмотрел на Эдгара.
- Я знаю - что вы не мотылёк. Это проверено. Вы тоже ведёте честную игру. Хотя иногда любопытство заводит вас не туда, - Смит многозначительно кашлянул. Увёл взгляд и, разглядывая зеркало, у противоположной стены взвешивая каждое слово, раздумчиво добавил,
- Такие люди мне нужны…
- Это моя игра…
- Она заведена моими предками.
Смит словно уходил в глубь времён, становясь всё более рассеянным и казалось, разговаривал с собой,
- Некоторые из них примкнули к паукам. К счастью они не знали о нашей игре. Они не прошли инициацию, если угодно - скажем так. И некоторые до сих пор уныло сидят у свечи, но делают вид, что блюдут честь рода. Вешают новые побрякушки вокруг свечи.
- Я не верю в глупость мотыльков. Также я не верю и в цифру, которую вы озвучили. Даже та цифра, которую я назвал, вызывает у меня сомнение. Мне кажется, их остались единицы на этом безжалостном продуваемом ветром времён пространстве, называемом планета Земля. Чтобы понять, почему я не верю ни вам, ни себе, вам следует прочитать некоторые документы, написанные отнюдь не теоретиками вычитающими «нечто из ничего».
Вновь встал из кресла, разминаясь, прошёлся по библиотеке.
Остановился возле Эдгара и внимательно долго смотрел ему в глаза.
- И эти документы написаны довольно давно. Не столь давно как начало этой папки, которую вы прочли. Но достаточно давно для человеческого века.
Развернувшись, направился к креслу.
Эдгар понял, Смит всё равно испытывает смутные сомнения в отношении него. Его будут проверять. Но к работе допустят.
И бог весть, чем это кончиться. Сомнения в лояльности в таких серьёзных делах кончаются только одним. И как только он станет не нужным Эдгар Джон Питер отправиться, как это выразился Смит? Он вспомнил всё, что тот сказал, «… Вот здесь у каждого своя игра. Именно поэтому вы Эдгар. Эдгар Джон Питер. Тот, кто был до Эдгара, затерялся где-то. Где?..»
Ответ на этот вопрос был ему теперь ясен.
Эдгар Джон Питер не затерялся. Его просто нет. Нет в списке живых.
Он не смотрел в сторону Смита. Пламя камина жадно ело ветви.
Ошибка была совершена с его стороны совершенно непростительная. Но иногда время помогает сгладить эту непростительность. Если он докажет свою состоятельность и необходимость для работы которая как он думал, займёт столь много времени, что вопрос об его исчезновении станет просто неактуален. Смит не вечен. Кто займёт его место? Он станет просто необходим этому человеку.
Игра стоит свеч. Именно для того он писал книгу. И отлично понимал, на что он идёт.
Эдгар не смотрел в сторону Смита. Он смотрел в будущее.
В котором - Смиту нет места.
Он, Смит, нужен ему только как ступень, на которую стоит опереться, но успеть перейти выше, когда эта ступень уйдёт в небытиё. Именно под этим углом Эдгар и смотрел в своё будущее. Больше его интересовал третий уровень в том наблюдении за ним. Похоже со Смитом у того уровня были некоторые разногласия. И как он понял теперь - этот уровень - будущая ступень, которая займёт место ушедшей. Но больше ошибок он делать не будет. Контролировать видимые результаты работы можно, но нельзя контролировать его мозг! В котором будет содержаться не только видимый результат достигнутого, но и перспектива дальнейшего продолжения работ. Скрывать её ни к чему. Она гарантия его жизни!
Эдгар стал спокоен. Смит не решится причинить ему вреда. Он знает о том, кто должен продолжить его дело, если оно не принесёт значимого результата при его жизни.
И опасаться ему стоит больше - чем ему Эдгару.
Если он попробует убрать Эдгара Джона Питера.