Картинки из прошлого: большая семья
«Как тяжело ходить среди людей и притворяться непогибшим», - написал поэт. Это удел людей одиноких, никому не интересных, главное – никому не нужных. И когда их становится больше, то над обществом нависает угроза самоуничтожения.
В шестидесятые годы прошлого века человеку было незнакомо чувство оставленности, брошенности. Быть никому не нужным – это где-то в ином, западном мире. А у нас все свои. Слово «коллективизм» употреблять не хочется – скомпрометировано идеологией. Скорее, «семейственность», «родственность». Друг без друга никуда. Вместе интереснее, праздничнее, радостнее. И это чувство захватывало всех – исключений не было.
Испарилась, как дождевая вода на солнце, подозрительность, хлопнула дверью, уходя, недоверчивость. Хотелось вместе что-то делать – создавать, творить, мечтать.
В небольшом сибирском горном селе, где промелькнуло мое детство, только в доме пионеров (а еще работал клуб, и школьные двери никто не закрывал) были кружки баянистов, кройки и шитья, танцев, рисования, драматический. Там же проходили факультативы по школьным предметам для всех желающих. И за это не нужно было платить ни копейки!
В 1965 году впервые появились игры КВН. Руководителем был учитель физики – обыкновенный энтузиаст. Он же накануне праздников собирал детей и вместе с ними раскрашивал лампы накаливания – так на сельских улицах сверкала разноцветная иллюминация.
Каждый ощущал себя членом большой семьи, которой ты нужен, которой ты дорог. В школе завели огромную (метр в длину), обшитую красным бархатом книгу почета. Туда записывали красивыми буквами фамилии лучших учеников и выдавали подарки. Моей сестре, например, подарили готовальню со множеством приспособлений для черчения. Меня, тогда еще маленького, они очаровывали и блеском и непонятным предназначением. Особенно завораживало, что при помощи циркуля можно было «рисовать» идеальные круги и кружки.
Как в любой семье, наказывали провинившихся, и делали это, не унижая человеческого достоинства. На втором школьном этаже раз в неделю проводились линейки. Шалуна выводили перед всеми и рассказывали, что он натворил. И появиться перед всей школой во второй раз не хотелось. Обиды не было, как не было и разочарования – понимали, что тебе помогают.
Обыкновенное сибирское таежное село. Кругом горы. Казалось, что можно пройти тысячи верст, и не встретишь ни одного живого человека. Только грунтовая автомобильная дорога, манящая неизвестностью. Отсюда мечтательность, ранний романтизм. Каждый верил, что за горами ждет что-то чудесное, необычное. Там красивые города с большими домами, широкими улицами, необыкновенными людьми. Интеллигенции в селе не было – только учителя и врачи. Они отличались от наших земляков речью, одеждой, даже походкой. Они привезли с собой аромат городов, которыми грезили, как моряк морем.
Странно, но сельские мальчишки – и это тоже примета того времени, - не матерились при девочках, а если дрались, то в таком месте, чтобы никто не увидел. Наверное, поступить иначе было нельзя: нарушив невыраженный моральный закон, погубишь в себе что-то такое, что не позволит в будущем приобщиться к мечте. И останешься навеки в сибирских горах, а светлая жизнь с ее необыкновенными страницами захлопнется перед носом, как чужая книга.
После школы снова вместе. Старшие играют в лапту, младшие в чижика. Казаки-разбойники, прятки, волейбол у школы. Была еще одна игра, которая, как мне казалось, появилась исключительно в нашем селе. И вдруг с удивлением нашел у Андрея Вознесенского. «Игра называлась «жосточка». Медную монету обвязывали тряпицей, перевязывали ниткой сверху, оставляя торчащий султанчик – как завертывали в бумажку трюфель. «Жосточку» подкидывали внутренней стороной ноги, «щечкой». Она падала грязным грузиком вниз. Чемпион двора ухитрялся доходить до 160 раз». У нас такая игра называлась «зоска». Для этого брался свинец из списанного свинцово-кислотного аккумулятора, плавился в виде пуговицы на плите или на костре. Внутри проделывалась дырочка, через которую «пуговица» прикреплялась к кусочку, в виде кружка, бараньей шкуры так, чтобы по краям оставался мех. Так и играли.
Прошло много времени. Вспоминаю Тургенева: «Счастливые годы, счастливые дни, как вешние воды, промчались они». Если бы только для меня – промчались – полбеды. Они промчались и для государства, для нации. Был упущен великий шанс сохранить нравственное здоровье.
Сегодня Цакир опустел. Большинство домов разобрано на дрова, почти все жители уехали. В нашей школе примерно 35-40 учеников. Романтизм 60-х позвал в дорогу, поманил необычным, и улетел куда-то. Остались воспоминания, но и они скоро уйдут, как уходит хорошее. Вернется ли?