Нынче, при почти-что банализированном процессе "тихого" (гнусненького, в тряпочку), либо же "эстрадного" (во всеуслышанье и всеувиденье) отречения от марксизма тех, кто всю свою "сознательную" жизнь при нем ошивался и отирался: одевался, кормился и поился; при подлючем, тотальном (и кто-то же, – недреманный и неусыпный, – пригляд за этим осуществляет, да притом – как качественно: умеют, когда нужно!) неиздании вот уже свыше 25 лет ни единой строчки из теоретического наследия основоположников и творцов научной философии, сложилась удивительная, по-своему парадоксальная, ситуация.
Сколько ж их: пыхтящих и потеющих нынче на этом поприще неблагородном (да, по большому счету – и благодарном весьма относительно) нынче копошится: и вальяжных, с претензией на академизм уже основательно траченных молью бывших «гранд-философов» советской эпохи, и вонюче-примитивных, выращенных по специальным программам в последнее десятилетие на западные гранты «философских» парвеню, и бесконечно провинциальных, косящих "под интеллигентов" и рассчитывающих на то (прошлое, советское) доверие и почтение, атмосферу научного творчества, душевный уют и материальное благополучие. Утверждающих нечто, диаметрально противоположное тому, что всю свою предыдущую жизнь утверждали. Зовущих в направлении, обратном тому, куда всю жизнь звали и вели. Спешно, до неприличия спешно и суетливо поменявших свою нормальную идеологическую и политическую ориентацию на нетрадиционную и начавших беспорядочную «духовную» жизнь. "Прозревших". И, естественно, мгновенно – презревших. Страну ("эту"), историю (прошлое) нашу, культуру, искусство, нравы, людей. Все. Тотально. Такие вот культурные "перверзии". Мутации.
А оно, количество этого предательства немеренного, этой теоретической клоунады безудержной, этого шизоидального интеллекта, низвергнутого и ныне низвергаемого на "пипляк", не перешло, повторяем, в качество опровержения всего опровергаемого, включая и марксизм, и, – ближайшим образом, – его теоретическую сердцевину: научную философию. Не перешло. Да и не могло перейти: законы (принципы) – их ведь не придумывают, не подгадывают "на потребу". Их – открывают. Если же они уже открыты, их никому и ни при каких обстоятельствах не дано "закрыть". Т.е. "закрыть" – можно. Закрыть – нельзя. Никому и никогда. Вот, вы лично, к примеру, пытались когда-либо отменить действие законов Ома, Бойля-Мариотта, Гей-Люссака, Ньютона. Хоть одного? Попытайтесь. Понапрягайтесь. И, ежели успехом закончится это ваше предприятие – сообщите. Мне лично. Или - человечеству. В крайнем случае – местной общественности.
Скажу самым ретивым и одержимым: не напрягайтесь. Тех, кому это удалось, до сих пор ищут. Все прогрессивное человечество ищет.
Сложившаяся ситуация с поразительной отчетливостью и беспощадной точностью высветила две простых истины. Первая (библейская): «единожды предавший будет предавать всю оставшуюся жизнь». Так что не смотрите на предавших с недоумением и удивлением нормального человека: для них предать – значит «предусмотреть». Вторая (житейская): "не отрекаются, любя". Т.е., если добротное образование трансформировалось в убеждения и на этом основании – в любовь. А, ежели образование имитировалось, скользило по верхушкам, не затрагивая (и не формируя) извилин, а тем более – сердца, души – то и процесс отречения (публичного, эстрадного, карнавального, или – "в тряпочку") происходил вполне безболезненно. Буднично. Без анестезии. Оно ведь не входило ничего. Так чему же выходить-то?
На одном из последних своих юбилеев (здесь ключевые слова: «последний» и «юбилей») Пабло Пикассо выступил с таким откровением: «многие из вас становятся художниками по причинам, имеющим мало общего с искусством. Люди уже не ищут в искусстве утешения и чего-то высокого. Самая утонченная часть требует нового, оригинального, экстравагантного и скандального, и я, начиная от кубизма и далее доставлял удовольствие этим господам и критикам всевозможными экстравагантностями, которые мне приходили в голову. И чем меньше их понимали, тем больше мной поражались.
И чем больше я забавлялся всеми этими играми, всеми этими загадками, ребусами и арабесками, тем больше приходила ко мне слава.
А слава для художника – значит распродажа, прибыли, богатства. Сейчас я, как знаете, известен и очень богат, но, когда я остаюсь наедине с самим собой, у меня не хватает смелости увидеть в себе художника в старом, великом значении этого слова. Джотто и Тициан, Рембрандт и Гойя были великими художниками. Я – всего лишь развлекатель публики, который понял свое время. Это мое признание горько и больно, но оно заслуживает того, чтобы быть искренним…». (цит. по книге: Ю.Власов, временщики. – М., 2005, стр. 273).
Добавлять здесь нечего. А в «понявших свое время» недостатка, как прежде, так и нынче нет не только в области живописи. А время «свое» – это предыстория. Вот и публика эта сплошь: «пред». Предхудожники, предписатели, предысторики, предфилософы. Далее – везде (а затем: постхудожники, постписатели, постмодернисты…так, бедолагам – имитаторам и не удается побывать в художниках и т.д.).
К слову, Пикассо мог предать, соблазняясь славой, деньгами и т.п., свое дело. Но шушера нынешняя, даже предать не может: она состоит из изначальных имитаторов. Она просто по рождению, по видовой принадлежности – хомо предатель. Ибо: пред. (а, может, потому и предатель, что «пред»?)
Разумеется, сам по себе акт предательства (измены, отречения) – это уже финальная стадия чего-то более многоаспектного, неоднозначного и длительного (говоря словами Гегеля: "результат, оставивший позади свою тенденцию"). Чего-то, при определенных условиях зарождающегося, нарастающего и крепнущего. И, видимо, редуцировать этот феномен лишь к его интеллектуальной составляющей – недопустимо. Тут и какие-то эмоциональные состояния и чувства (месть, зависть, ненависть, злорадство, алчность, стяжание, златолюбие, властолюбие, желание угнетать, шкурничество, страх, растерянность, потерянность и т.п.); тут и какие-то, вполне определенные прошлые жизненные практики (личные, либо близких людей), способствовавшие возникновению, нарастанию и укреплению соответствующих мыслей, чувств и поведенческих реакций. Понятно, что если предают что-то (либо кого-то), то всегда – ради чего-то (иного), или кого-то (иного).
И даже нынешнее: систематически и методично уничтожаемое, изо всех источников массдезиа неутомимо расстреливаемое, осмеиваемое и унижаемое; экономически, материально, социально опущенное; прозябающее, – как, впрочем, и прежде прозябало, но прежде, при социализме, он хотя бы был, этот «остаток», нынче же его и следа нет: разворовали прожорливые «демы», – на материальной базе «остаточного принципа», оно есть на порядок (может – на порядки) лучше, добротнее, выше, качественнее любого западного. Любого. Утверждаю это вовсе не потому, что мне так хочется считать и думать (козе ясно, что хочется). И не потому лишь, что где-то вычитал, либо же (профессия позволяет) чисто умозрительно, полагаясь на разрешающие возможности диалектической логики, вычислил. Нет, не только поэтому. Самому довелось побывать и вживую соприкоснуться, посмотреть на постановку дела образовательного и в Мюнхене, и в Брюсселе, и в Нюрнберге. Есть с чем сравнивать. Не греет.
Гармоническое соединение образовательного и воспитательного моментов; универсальность, – диалектически сочетаемая со специализацией, – образовательной подготовки; неразрывность фундаментальной и прикладной составляющих цикла дисциплин; педагогика сотрудничества и коллективизма, педагогика как образование воспитывающее и воспитание образовывающее; колоссальный потенциал любви к детям, который ежедневно и ежечасно актуализирует наш учительский корпус, выращенный и сформированный на лучших образцах и эталонах как мировой, так и отечественной педагогики; политехнизм нашей школы; диалектическое единство креативного потенцирования и творческой актуализации обучающихся; исторически сложившаяся и полностью оправдавшая себя система подготовки кадров высшей и наивысшей квалификации (кандидатов и докторов наук); система оптимального взаимодействия таких институциональных форм жизни социума, как «школа – вуз – наука – производство» (да, они ныне порушены и их продолжают целенаправленно, намеренно и методично разрушать и добивать вот уж без малого 30 лет кряду, однако же запас прочности, запас живучести во всех этих звеньях нашей жизни был заложен колоссальный: держатся); практическое осуществление формулы: «от образования на всю жизнь, к образованию всю жизнь»; банализация ситуации, когда каждый настоящий вуз (как «тулуб») имеет два равноценных и полноценных «крыла»: систему довузовской подготовки (типа ИДП) и систему перманентной послевузовской подготовки (типа МИПО); сознательная установка на внедрение, – в действительном будущем, – конституционно гарантированного и действительно всем обеспеченного всеобщего, обязательного, бесплатного высшего образования и т. д.
Только безусловное сохранение, приумножение, творческое развитие этого нашего достояния, этих условий, – условий минимально необходимых, – единственно позволит нам выжить и достойно жить равными среди равных, а не прозябать изгоями на задворках, на культурных помойках мирового предисторического процесса, являясь сырьевым, энергетическим, трудовым, интеллектуальным ресурсом для т.н. «золотого миллиарда». (Строго говоря, «миллиард» – это для красного словца, для лохов, для большего впечатления и для равного счета. На самом деле этих реальных претендентов на роль и звание «хозяев мира», на избранничество и исключительность существенно, – полагаю, на порядок, – меньше). А ничего, ну решительно ничего иного и не имеет своей целью, своей сверхзадачей нынешняя «глобализация», сопряженная с «реформированием», «либерализацией», «демократизацией» и прочим джентльменским набором новоявленных претендентов на роль хозяев жизни. Хозяев мира. Социальных неорасистов. Только на это направлен весь ихний новояз и новодел. Вся ихняя нервическая энергия, стремительно убывающая.
Сделаю маленькое отступление и проведу небольшие исторические параллели.
1945 год. Советская Армия разгромила квантунскую армию. Милитаристская Япония безоговорочно (как перед этим – Германия) капитулировала. Это уже сам по себе факт и фактор неслабый: быть побежденным. Капитулировать. А тут еще обрушенные, – без малейшей на то собственно военной необходимости, – на головы мирного, цивильного населения Хиросимы и Нагасаки подарки от одной очень демократической, и одновременно - «наиболее цивилизованной и передовой», страны.
Все. Япония раздавлена. Физически. Морально. Политически. Экономически. Да при этом возьмите в расчет еще то обстоятельство, совершенно ничтожное, ну вовсе несущественное и никчемное, что на японских островах не добывается ни капли нефти, ни одного грамма угля и железной руды. Ибо: нету в недрах этой страны данных минералов. Так вышло. И, казалось бы, грустный и печальный жребий и удел Японии был очевидно предопределен и предрешен: или историческое небытие, или жалкое прозябание на обочине, на периферии земной цивилизации. Не она первая, не она последняя.
Ну, а дальше все и всем известно. Чудо. Экономическое японское чудо. Культурное японское чудо и т.д. Словом, страна сплошных чудес. Но чудо – вполне реальное. Рукотворное. И сотворил его сам японский народ. И главная его, чуда, причина – это тот ресурс, в который были инвестированы все усилия и все средства. Этот ресурс – человек. Человек! Его дух (интеллект), его душа (чувства), его тело (плоть). В гармонии всех этих начал.
Инвестировали в образование, в воспитание, в мораль, в искусство, в физическую культуру. Понятно: в науку во всем ее объеме. Открыли настежь свои двери всему настоящему культурному достоянию, наработанному остальным миром. И столь же жестко закрыли – перед псевдокультурой, суррогаткультурой, субкультурой, антикультурой. Это к нам с момента «перестройки», когда была провозглашена «открытость», хлынуло, аки из хлябей разверзнутых все это добро канализационное. Извиняюсь: «культурное». И мы в нем уже по уши сидим. Наелись, нахлебались и основательно пропахли. По инерции, – приученно, – продолжаем хлебать.
В Японии же все вышеназванное закономерно повлекло, потащило, – как локомотив, – за собой передовое производство, культуру производства, технику, технологию, менеджмент. А самое главное: инвестировали в каждого, во многих и во всех! Вот ответ на вопрос о природе чуда. Вот императив возрождения и императив нормальной жизни. Жизни, а не прозябания. Жизни, а не выживания. Жизни, а не существования.
Япония – едва ли не единственная страна в мире, в которой конституционно провозглашено, закреплено и практически осуществлено, реализовано право (вслушайтесь!) На всеобщее, обязательное, бесплатное, высшее образование.
Человек (люди, общество) есть то, что он не есть. Т.е. он постоянно, – и только в этом случае он человек, – в развитии, в процессе трансгрессирования, в процессе распределения (перманентном выходе за предел, за рубеж, за границу) ставшего, «этости», наличного бытия. За предел уже познанного, потребленного, почувствованного, практически сделанного, совершенного, осуществленного, воплощенного. Т.е. – в перманентном процессе творчества. Становления в векторе, в русле добра, истины, пользы и красоты. И только тогда мы: люди, человеки, общество. А не «определенным образом выдрессированная сила природы», не товар среди товаров, не средство, не пролетарий. Ибо творчество – это способ бытия действительного гуманизма.
Именно этим детерминируется и обусловливается главное требование к образованию, предполагающему и имеющему своей целью «на выходе» человека-творца: избыточность его (образования и образованного таким образом человека).
Не утилитарная натаска на утилитарные же цели, не тупое следование ставшим алгоритмам деятельности, не матричная репродукция, не бездумное исполнение предписанных и жестко заданных функций (бытие в статусе функционера), но постоянная установка на формирование творчества творчеством же. Установка на беспредельную открытость и устремленность человека-творца навстречу беспредельному миру. Миру натуры и миру культуры. И перманентное трансформирование первого во второй. Натуры – в культуру. Его (мира) бытие в режиме распределения самодеятельности и самодеятельного распределения.
Без такой беспредельной открытости незавершаемой встрече человека с человеком (людьми, человечеством), их вместе – с природой (как с первой: естественной, так и со второй: своей собственной, культурной природой) – нет творчества, нет нормального человека, нет действительного гуманизма. Ибо творчество – это перманентное взаимодействие условий – процессов – продуктов – отношений – ментальности – институтов вступающих в диалог друг с другом людей (бывших, сущих и будущих). Людей – носителей субъектности. Людей – персонифицированной субъектности. Самодеятельных субъектов. Творцов.
Есть Обмен. И есть обман. Т.е.: неадекватный обмен. Есть торговля. И есть торгашество. Так и в интеллекте. Нынче.
Рассуждательство, резонерство, здравомыслие на курилочном уровне – это и есть разновидность интеллектуального торгашества. Интеллектуального мешочничества. Торговли краденным интеллектом. Всяким: качественным, некачественным, своим, чужим, но – краденным, заимствованным, имплантированным.
И в этом нет ничего, как по временам нынешним, странного и удивительного. Ведь вся страна нынче – торгует. Вернее: торгашествует. Здесь – иллюзия самоутверждения: утруска, усушка, недовес, недолив, разница курсов, оперативно нажитой (а, может – неизжитый) навык «втюхать» «лоху» дрянной товар под видом отменного и т.д. и т. п. – без счету. А в итоге всех этих саратовских страданий и страстей, почти шекспировских, к вечеру свежая копейка.
И это – все? И ради этого все предать и продать? Будущее свое и детей, и внуков своих? Да что же это мы с вами за «хомо» такие? Это уже не «хомо». Это уже «хамо». Хамо сапиенс.
Точно так же и с торгующими интеллектуалами. Для этих «эли-тариев» не существует ценностей. А, исключительно – цены. И – ценники. Уж они-то уверенны, что все, всех и каждого – можно купить. В крайнем случае – продать. Претензий они не принимают: «я не хозяин, я реализатор». Кстати сказать, он (она) даже не подозревает, насколько адекватны в собственной самоидентификации. Ведь действительность – это «совпадение сущности и существования» (Гегель). А социальная реальность – это «хотелось как лучше, вышло как всегда». Вот и выходит, что не человек, а «реализатор».
Заканчивая это отступление, скажу: не только способ бытия должен быть достойным человека, но и сам человек должен быть достойным способа своего бытия – творчества. Пока же можно с грустью и печалью несказанной констатировать факт обвального (ясно, что намеренного) занижения уровня того (в первую очередь – философского) интеллекта, при помощи которого единственно возможна рефлексия феномена творчества. Кто это может осуществлять?
Высокой культуры философы. Кого сегодня готовят университеты, имеющие философские факультеты, либо отделения? Что собой представляет нынешнее философское образование? Готовят они, в массе своей – философских (интеллектуальных) уродов (укр.: філософську каліч). Представляет собой оно нынче ужасающую своей никчемностью и безобразием постмодернистскую окрошку из отбросов духа человеческого. То, чем пытаются заниматься практически такие философы, вооруженные такой философией, есть разновидность философского шаманства. Даже хуже. Это – духовное наперсточничество. Сиречь – философство суть.
Ныне можно констатировать очевидное: научный философский интеллект поражен тяжелейшей болезнью. Разновидностью своеобразного духовного СПИДа.
Удивительным, и, на первый взгляд, непонятным, образом были властно, будто по чьей-то властной команде, – а, впрочем, «будто» здесь излишне, – задвинуты в глухие углы, преданы осмеянию и выгогатыванию, приговорены к вечному забвению основополагающие, фундаментальные принципы и законы методологически безупречного научно-философского познания и знания, а продажная, визгливая, разнузданная и суетливая околофилософская и околокультурная публика (уже хорошо узнаваемый контингент: за 25 лет примелькались) устроила относительно продолжительный духовный (собственно – бездуховный) стриптиз и бордель в священных залах нашей философии, нашей культуры и вот уж четверть века кряду вершит в них свой дикий шабаш в режиме теоретических оргий, в режиме постмодернизма, в режиме философского необузданного, – неспонтанного, – мифотворчества. Перманентные наукообразные импровизации (теоретический джаз), калейдоскопическая смена плюральных дискурсов и деконструктов, парадигм и наративов, пастиша и аттракторов и т.д. – без счету; так, вроде и не было, вроде не существовало и не существует на белом свете боле чем 2500-летнего генезиса и традиции становления общемирового, общечеловеческого философского духа в едином русле общецивилизационной духовной культуры. Ну и, понятно, его неординарных, его непреходящих, нетленных и классических обретений и результатов.
Такого уровня теоретического и методологического разврата, который характерен для нынешнего этапа «духовного освобождения от оков тоталитаризма» в нашем обществе, который инспирирован и обеспечен «духовной элитой» и усилиями всей интеллектуальной сволочи: почти тотально продажным корпусом журналистики, «писателями», «публицистами», нотариально заверенной интеллектуальной шпаной: т.н. гуманитариями – и не вспомнить.
Но именно поэтому и воспринимается, и, соответственно – вызывает решительное неприятие, стойкое отвращение и сопротивление эта вакханалия «просвещенного» невежества и добровольного одичания, эта сатурналия продажности и сервилизма, это тотальное торгашество видимостью и кажимостью, этот массовый выход «на панель» нотариально заверенных в свое время «интеллигентов» и «интеллектуалов», что существуют высокие образцы,заданы воистину эталонные уровни настоящей, включительно и философской, культуры. Именно поэтому и не опускаются руки в бессилии, не накатывает растерянность и отчаяние, что явлены миру, явлены человечеству эти образцы и уровни, заданы эти эталоны и стандарты. Именно на их фоне теоретическая пошлость есть пошлостью, духовный сервилизм – сервилизмом, предательство – предательством, измена – изменой. Ложь, видимость, имитация, симуляция – есть тем, чем они, – и их субъекты, их продуценты, носители и разносчики, – есть на самом деле, есть по естеству, есть по сущности своей.
Почему же предательство банализируется, почему в определенных исторических условиях становится достаточно массовой профессией? Отчасти ответ на этот вопрос содержится в следующем умозаключении: «сильные побеждают слабых, умные подчиняют сильных, а победу над всеми одерживают подлые. Те, что умеют предавать». (П. Катериничев. Охота на медведя. – М., 2003, стр. 30).
Мораль: сильные должны быть умными, а умные – сильными. Тогда и подлецы сгинут. Однако же можно констатировать абсолютно очевидное: всегда, везде, во все времена и народы, во всех культурах (бывших, сущих и, – есть полная уверенность, – будущих) предательство оправданию (прощению) не подлежит. "Рим предателям не платит". Возможно (не исключаем) подобная проблематика может становиться предметом научного исследования (психологии, психиатрии, социологии, философии). Может – даже станет. Особенно ввиду его, – предательства, – банализации в последнее время. Возможно.
Однако у нас сие явление кроме омерзения и презрения не вызывает ровным счетом никаких реакций, чувств и эмоций. И уж тем более – малейшего желания любых по его поводу рефлексий. И если мы вынуждены его упоминать, то исключительно ввиду нашего давнего и устойчивого исследовательского интереса к формам превращенным, к практикам имитаций, включительно и имитаций интеллектуальных. Разумеется, ближайшим образом: имитаций философских.
Позавчера имитировали умозрительные философские конструкты (т.е. имели место имитации, так сказать, первого порядка) Фрейда, Ницше, Шопенгауэра, Гуссерля.
Вчера – таковые Сартра, Фромма, Куна, Тулмина, Фейерабенда, Бердяева, Шестова, Шпенглера, Тойнби. Сегодня: ах, Деррида! Ах, Бодрияр! Ах, Лиотар! Ах, Фуко! Ах, Рорти! Ах, Делез! Ах, Лакан! Ах, Гваттари! Ах, Джеймисон!
Любопытно очень: а что завтра-то делать будут имитаторы местного разлива? Ведь они нередко имитируют, повторяем, чистой воды имитаторов. Ну, примерно, как максим галкин – владимира винокура. Правда, названные герои, в отличие от местных философских имитаторов («филоимитаторов»), делают свое дело иногда вовсе небесталанно.
А, что будут и завтра имитировать – сомнений никаких. Ведь у глупости – пределов нету. Видимо, опять: ах, Смит. Ах, Вессон. Ах, Борхард. Ах, Люгер.
Концептуальный плюрализм заставлял (и нынче заставляет) снобов (а снобизм есть иноформа неполноценности) и снобствующих идиотов «от философии» непрерывно вертеть головой в поисках «новенького», – не секрет, что философские проходимцы всегда выдают себя за первопроходцев, – а это «новенькое», которое массово производили и нынче производят на фабриках неспонтанного мифотворчества – всего-навсего выполняло роль и функцию «тепловых ловушек», которые в обилии выстреливал и выстреливает уходящий мир, уходящий строй, уходящая политическая, экономическая, духовная и социальная «натура», дабы его не настигала разящая, сокрушающая мощь и сила научной методологии, формируемые на этой базе убеждения и диалектико-материалистическая практика.
Несметное количество «философий» есть своеобразная операция искусственной сублимации: есть сознательная форма замещения феномена отсутствия единой философии.
Иными словами, есть прием из арсенала идеологических наперсточников, философских власовцев, философских сикофантов, истово и неистово обслуживающих в стиле «постмодерн» тотальную декреатизацию, тотальную дегуманизацию общества в современных условиях.
Потому как – невежество. А уж от него к трусости и подлости – рукой подать.
Потому как – не учились, а «проходили», не вникали, а «конспектировали заданные страницы», не напрягали (одновременно образовывая его) свой ум, а запоминали цитаты, не постигали искусство и науку проникать в сущность, возвышая свой интеллект до уровня разума, а чисто рассудочно «схватывали», сводя все к «характерным чертам». Вот критическая масса этих «черт» и обернулась в урочный час чудовищным выбросом чертовщины. Дьявольщины. Сатанизма.
Так и случилось, что в голове у большинства людей вместо идей – идеологические стереотипы, т.н. «бренды». Что ж удивляться, если вместо нормального, добротного – сбрендившее сознание? Клиповое сознание, которое вовсю внедряет вчера и нынче в «электорат», в «население» обдумавшаяся и обчитанная «интеллигенция», отрабатывая 30 сребреников. А электорат для них – кто? Это – одноразовый народ. И – не больше. Телевизор – жвачка для глаз. Попса – жвачка для уха. Постмодерн – жвачка для ума. Впрочем, нет. Не жвачка. От нее хоть и пользы никакой, зато вред минимальный. Постмодерн – духовный СПИД современности.
Вся история философии, и, в особенности, классической ее формы, есть бесспорным подтверждением и свидетельством того факта, что диалектичность мышления есть первейшее, есть обязательное требование и условие всякого философского мышления, искренне стремящегося быть духовным аналогом, духовной квинтэссенцией жизни эпохи. Недооценка, или тем более – сознательное, намеренное изгнание, – под улюлюканье и свист модернистских и постмодернистских произвольных, умозрительных конструктов псевдодуха, – диалектики из мышления и всего строя практической жизни, – есть намеренный (злонамеренный и злоумышленный) путь одичания, путь озверения. Путь в никуда. Постмодерн – это культурное ничто. А ничто только и может: привести никого в никуда. Этот путь – это путешествие никтожества в ничтожество.
Сознательный (злонамеренный) отказ философии от гуманистического своего предназначения и служения как основного мерила ее научности есть последняя стадия самораспада духа; распада, за которым – абсолютная духовная опустошенность. В онтологическом смысле это – конец цивилизации в земном ее случае, земной суицид. Вернее – рукотворный Апокалипсис.
Постмодерн в этом смысле – это сознательная дерационализация сознания, это бездна кривляний и гримасничаний предварительно расчлененного, разодранного на клочья, фрагментированного духа, непосредственно предшествующая бездне онтологической: самоуничтожению земной цивилизации. Разумеется, уничтожению цивилизации предшествует уничтожение всего человеческого в человеке. Расчеловечивание человека.
Мышление (и чувствование) постмодерна объявляет (прокламирует) надуманным и недостоверным содержание категорий пользы, истины, добра и красоты, приносит должное и сущность, сущность и существование а, в случае их совпадения, – действительность, – в жертву реальности. Такой реальности. Наличной реальности. Буржуазной реальности.
Именно поэтому столь энергичны и перманентны неправедные упражнения с диалектикой – этим стержнем классической духовной культуры, – ведь в материалистической диалектике, в классике духа, аккумулируется непреходящее содержание преходящего исторического опыта, – именно поэтому столь упорны и последовательны попытки ее умертвить. Именно поэтому ее настырно пытались и упорно пытаются сделать «какой-то» (в отличие от ее единственно состоятельной, – материалистической, – формы): «трагической» (Либерт), «негативной» (Адорно), «патетической» (Кьеркегор), «диалектической теологей» (Тиллих), подменить синергетикой и т.д. – до бесконечности. Дурной, разумеется, бесконечности. Ведь у глупости – пределов нету.
Весьма примечательный и характерный факт: сам Серен Кьеркегор, которого в известных кругах, – в узком кругу ограниченных лиц, – принято считать и называть основоположником, творцом, метром, столпом и т.п. экзистенциализма в предисловии к своей книге "Страх и трепет" вполне искренне и еще полноценно (в этот период у него еще не было справки о "ку-ку", о "того", о "сдвиге по фазе") писал, что нисколько не является философом, а выступает только в качестве писателя-любителя, который не создает ни системы, ни даже очерков системы; не записывается в систему и не дописывает к системе.
Посему философом его может назвать только эпоха, потерявшая всякое понятие о философии, всякий стыд и срам, а посему называющая философией всякий, вызываемый к жизни дискурс. Заметим, к слову, что буквальный перевод термина "дискурс" с латыни – "блуждать". Однако же в его нынешних, постмодернистских смыслах, интерпретациях и истолкованиях это, безусловно, уже не блуждание, но блуд. Блуд-на-духе.
Из сознательной установки на духовное одичание и последовательную реализацию курса на интеллектуальный геноцид в условиях, ныне сущих (уже свыше 25 лет) выращено было юными натуралистами (юннатами) предыстории и мастерски весьма привито «пиплу» чувство безапелляционного упования и доверия к «здравому смыслу». Но это только с точки зрения здравого смысла здравый смысл является предельным и исчерпывающим основанием для дел практических. Разумеется: благородных и достойных дел практических.
Нет. Любой второкурсник сварочного (не говоря уже о философском) факультета, – если, только, он разумеется, не отпетый лентяй и двоечник, - знает, что здравомыслие – это уровень интеллекта, не выводящий за рамки обыденного сознания. Что это познание и знание на уровне: «сколько вижу, столько знаю». С точки зрения здравого смысла ложечка в стакане с чаем – сломана.
Здравомыслие, если им ограничиваться, не «дотягивает» не то что до разума, но даже до разрешающих возможностей рассудка. Неучет, – не говоря уж о сознательном игнорировании, – этих элементарных, прописных истин имеет своим неминуемым следствием именно то, свидетелями чего мы ныне являемся: вакханалию бездуховности, методологический разврат и мировоззренческую непереборчивость, неистовую травлю любой по-настоящему добротной попытки осмысления и решения задач и проблем (и прежде всего, разумеется, в сфере непосредственно-гуманитарного знания и познания: исторической, экономической, политической, культурной, социальной.
Есть политика и есть политиканство. Последнее – это когда во власть идут исключительно на запах собственности, на запах добытого чужим трудом и творчеством. Когда лихорадочно переписывают законы и конституции, легализуя и стремясь легитимировать «черный передел» – элементарное воровство. В особо крупных размерах.
Есть экономика и есть ликвидный бизнес. У нас нет экономики. Даже суетливо и с бегающими глазами декларированной ее приверженцами – «капиталистической». Экономика – это гармонический синтез диалектических противоположностей единой сущности: производства и потребления. У нас нынче: полное господство (видимо, отсюда и «господин») ликвидного бизнеса: спекуляция, ростовщичество, биржевые комбинации, коммерция, усушка, утруска, разница курсов и т.д., т.е. воровство в сфере обращения, в сфере обмена и распределения. Лавочник победил творца.
Есть экология и есть экологизм. Экологизм – это последовательные и непрерывные действия, направленные на истребление науки, технологии, производства и т.п., то есть последовательная деиндустрализация страны под заунывный и непрерывный скулеж о «гибнущей природе».
Есть эстетика и есть эстетство. Эстетство – это торговля краденной (ворованной) красотой. Субъекты эстетства – растлители «от искусства»: 25 лет – шквал опустошающей душу, иссушающей дух, изнуряющей тело попсы, харда, джаза, рока. Культ порнографии, уродства и насилия. Коллективная шизофрения оккупировавшей все средства массовых коммуникаций (театр, кино, эстраду, литературу, тв, интернет, медиа ets.) безголосой, бездарной, нахальной публики «без комплексов», зато с отменно тренированным хватательным рефлексом.
Самым же печальным есть то обстоятельство, что приходится констатировать очевидное: есть философия и есть философство.
Философство – это когда полная и беззаветная готовность жить в режиме духовного сервилизма, готовность к исполнению исключительно апологетической функции, более того – к отождествлению себя с этой функцией. Философство – это когда «на потребу», когда «чего изволите?». Когда полная и постоянная готовность «принять форму кувшина», когда высший пилотаж умения угадать желание и ублажить «духовным служением» того, кто больше заплатит. Когда готов безучастно наблюдать, как трепетно взращивается «шестое чувство» – «чувство глубокого удовлетворения», а то и чувство «седьмое» – «чувство глубокой благодарности». Заметьте: никто «мелких» чувств не любит.
А когда изменяется политическая коньюктура – с той же почти неподдельной одержимостью, с верноподданническим блеском в глазах готов воспринять и «философски» санкционировать любой духовной китч и спеть ему осанну.
Да что там китч. Готов именем и авторитетом философии санкционировать любой интеллектуальный блуд (лат.: diskurse); взахлеб провозгласить апогеем новаторства и демократизма в науке – НЛО и астрологию, спиритизм и хиромантию, полтергейст и религию самого экзотического пошиба, словом – любое варево, любую окрошку из отбросов духа.
Философство – это когда взахлеб (в очередной раз «прозрев») готов возвеличивать и превозносить здравомыслие как предельное основание и апогей развития духа и до невозможности толерантно относиться (все «божья роса») к селевому потоку «перестроечного» («демократичного», «либерального», «рыночного» и т.д.) новояза, который был сознательно обрушен на дух и души «совков» («красно-коричневых», «жертв тоталитаризма» – до бесконечности) в первые и последующие, годы борьбы за «общечеловеческие ценности». Потоку, который с энергией, равной невежеству, подлости и коварству его субъектов: интеллектуальных босяков и философской шпаны с дипломами и аттестатами докторов, профессоров, членкоров, коров и корешей (производителей, носителей и распространителей неспонтанных философских мифов), сметая со своего пути все, на чем так или иначе: след и отблеск истины, духовности, разума, интеллигентности.
Пользы, истины, добра и красоты. Творчества и свободы. Отпечаток культурной культуры, включительно и философской.
Философство – это молчание, сознательная отстраненность, а зачастую – и восторженно-энтузиастический лепет при виде сознательного, поставленного на поток, на конвейер процесса порчи слов и смыслов, умышленной деформации понятийного и категориального пространства науки, научной философии. Философство – это готовность отречься (втихую или эстрадно) от всего того, чему вчера искренне служил, чему демонстрировал приверженность и почти искреннюю верность, от того, дела которое избрал в свое время (ну не по приговору же народного суда) делом своей жизни. Это – предательство себя, других, всех. Ибо – предательство дела своего. Философство – это готовность служить форме превращенной, видимости объективированной. Служить хоть дьяволу, лишь бы «капало». Это – сознательное насаждение иррационализма средствами рационального с конечной целью: насаждения соответствующих институтов и отношений уже вполне практического свойства: тотальной экономической эксплуатации и угнетения абсолютно подавляющего большинства людей.
Философство – это умышленное и последовательное вытравливание из научной философии «живой души» последней – материалистической диалектики. А посему философство – это есть философское душегубство. Отречение добровольное от осуществляющегося диалектического противоречия, от субстанциальности материи, от теории развития, принципов историзма, отражения, культуры, свободы, гуманизма, творчества ets.
Ничтожество (и никтожество философское – носитель, субъект философства) знает единственный способ самоутверждения – уничижение другого и других. И философское ничтожество, – философство, – только так в состоянии «побеждать» и «опровергать» научную философию. Именно философство оккупировало нынче (за редчайшем исключением) все сущие средства массовой информации, превратило их в служку, в холуя политиканства, эстетства, экологизма, ликвидного бизнеса и тем самым – в средства массовой дезинформации. А оккупировав – демонстрирует собственную готовность (и всех к этому настырно понуждает) отречься, предать и продать все и вся: принципы, идеалы, ценности, землю, детей, прошлое и будущее наше, науку, настоящую культуру, искусство, духовность, спорт, интеллигентность. Ибо, философство – это философия в ее «грязно-торгашеской форме». Способность философства к мимикрии – безгранична. Разумеется, основное его задание и предназначение: «философски» оформить и оправдать допустимость бытия человека труда, человека творчества в одном-единственном качестве: исключительно в качестве рабочей силы, средства, товара, пролетария. В качестве «определенным образом выдрессированной силы природы».
И кто же ее, бедную (и не одну ее, разумеется) защитит от этого бесчинства и поругания, вбережет от уничтожения? Кто, если много, слишком много из тех, кого вскормила она своей материнской грудью, сочли (да и ныне не прочь) своим первым «сыновьим» (и «дочерним») долгом отгрызть ее сосцы?
...Жива еще научная философия. Жива наперекор и вопреки хвале неуемной, в затхлой атмосфере коей приходилось ей жить в годы «доперестроечные» и уж тем более – вопреки хуле лютой и оголтелой, в миазмах которой находится сегодня все по-настоящему стоящее, ценное, классическое, нетленное. Включая и научную философию. Ведь хвала и хула, лишь на взгляд первый и неопытный, на взгляд диалектически безграмотный – антиподы. На взгляд же несуетный и понимающий – одно и то же суть.
Именно поэтому – шаманство и карнавальность, экстатика и спиритизм, провинциализм и вторичность мысли, вымученные импровизации («философский джаз») вместо опоры на незыблемый фундамент науки. Философская эстрада. Сиречь - философство.
Является ли философство болезнью смертельной? Нет. Эпидемия его, которая ныне – в самом разгаре, пойдет на спад. Сойдет на нет. Оставит очень выразительный и красноречивый негативный опыт потомкам. Шрамы и рубцы оставит.
Закончится, как то и надлежит тяжелой, но излечимой болезни. А это, повторяем – болезнь, притом основой ее возбудитель (все остальное – функции от него) – невежество. То самое, о котором К. Маркс в свое время сказал: «невежество – это демоническая сила… и оно может стать причиной неисчислимых бедствий для человечества».
Философство (его адепты, сторонники, субъекты ets) обречено, поскольку взращивается на невежестве. И предполагает, и имеет своим единственным результатом – невежество. Ибо отлично ведает: «желаешь сделать человека рабом – сделай его невежественным».