Силантьев сидел у окна, глядя на вечерний город. Он думал о Цое. Казалось, что где-то там, внизу, в толпе спешащих домой людей, идет Виктор. На нем серый плащ с подвернутыми до локтей рукавами, черная рубашка и черные узкие брюки. Цой идет посередине тротуара легчайшей походкой и улыбается прохожим. Они не узнают его, потому что их сердца погружены в глубокую летаргию. Силантьев тянется к старенькому SONY, жмет на play.
Тёплое место, но улицы ждут
Отпечатков наших ног,
Звёздная пыль на сапогах.
Мягкое кресло, клетчатый плед,
Не нажатый вовремя курок,
Солнечный день в ослепительных снах…
Странно. Снова пошел дождь. Минуту назад небо было чистым, а теперь по стеклу побежали блестящие змейки. Преломленные в них огни города приобрели дополнительную энергию и стали голосом Цоя.
И есть чем платить, но я не хочу
Победы любой ценой,
Я никому не хочу ставить ногу на грудь,
Я хотел бы остаться с тобой,
Просто остаться с тобой.
Но высокая в небе звезда
Зовёт меня в путь.
- Я как Цой, - думал Силантьев. - Я выше Цоя. Что такое Цой? Заурядный гений, каких тысячи – десятки тысяч. Гений – просто счастливчик, поцелованный Богом – баловень судьбы. А я? Я воплощение собственной фантазии. Я создатель себя, я Бог.
Иногда Силантьеву казалось, что он и есть тот пресловутый Бог, которым все так грезят. Давным-давно он создал весь этот Мир, который теперь трещит рушится под собственной тяжестью. А потом он создал себя, и Мир перестал его интересовать. Теперь, этот осиротевший Мир, должен был подвергнуться губительной коррозии. Но ему, Силантьеву, не было до этого дела. Пусть все рассыплется в прах. Пусть не будет ничего, только он и Цой и это окно в золотистых змейках и упругий ритм…
Группа крови на рукаве,
Мой порядковый номер на рукаве,
Пожелай мне удачи в бою,
Пожелай мне
Не остаться в этой траве,
Не остаться в этой траве,
Пожелай мне удачи,
Пожелай мне-э-э удачи…