Вся жизнь игра и в той игре унылой,
Все опостылело давно ему.
Он так давно все ждал своей любимой,
Хоть знал, что это, в общем… ни к чему….
Он верил, что придет она в ночи,
И лаской обогреет в тишине.
И подберет к его душе ключи,
Раскроет то, что схоронил на дне.
На дне и в темноте своей души
Он схоронил все зло своей судьбы.
Все испытав, он знал, не устрашит,
Его огонь ее большой любви.
И вот она! Явилась словно свет,
Неведомой и странной красоты.
Она, кто испытала столько бед,
Перечеркнув души своей листы.
Но неудачей им подарком зла,
Судьба так странно вдруг распорядилась.
Обида в души их давно вошла,
Его душа пред нею вновь закрылась.
Обидел он ее, но он боялся,
Что все узнает, что раскроет то.
Что он не тот, кто перед ней являлся,
Что он в душе практически ничто.
И он обидел, чтобы скрыть ту тьму,
Что опостылела давно ему.
Но вот… года секундой пробежали,
И вновь глаза ее в ночи блистали,
Вновь для него, но в души их запали,
Корысть и странное желание, что знали.
Они старались усыпить друг друга,
Подарками, признаньями в любви.
Чтоб вытянуть все то, что в час досуга,
Ты не расскажешь другу, а свои.
Свои души потемки ты скрываешь,
Хоть понимаешь, все ты понимаешь.
В глазах ее бесовский огонек,
Что сердце нежное твое в силки завлек.
Ты видишь лишь игру в ее словах,
Хоть нежность и добро горит в глазах.
Но яд той хитрости ты видишь в тишине,
И понимаешь, что играешь, как во сне.
Она играла с ним, все узнавая,
По каплям пила тайны из души.
Его рассудок лаской затмевая,
О чем он думает, как дышит и грешит.
Она хотела знать, что он такое,
Чтоб все узнав, подставить его так.
Чтоб все уже как будто бы былое,
Вновь показалось, словно мести знак.
Казалось, все узнала, поняла,
И вот тот день! Она ликуя,
Все, что узнала, свету предела!
Чтоб все узнали душу его злую!
Шантаж? Корысть? Зачем же рассказала,
Она о том, узнала, что с трудом?
Так месть ее обиды воспылала!
Так словно настояла на своем!
Но…звук фанфар победных отгремели,
Когда казалось ей, что он растертый в пыль.
Пред нею упадет и на коленях,
Прощения молить он будет изо всех сил!
Но что это? Насмешка не упрек?
В его лукавых, странных же глазах?
Он, усмехнувшись, речь свою изрек,
Без дрожи, как обычно в руках.
«Унижен, сломлен и раздавлен я?
Ты думаешь меня ты разгадала?
Мне с самого начала была видна игра твоя,
Как ты со мной в любовь свою играла.
Любви слова мне расточая в ночь,
Бросая на прощанье нежный взгляд.
Ты уходя в прощанье, тихо прочь,
Украдкой каждый раз глотала яд.
Да. Ты актриса. Браво, бис, сеньора!
Вот только не учла ты одного.
Что я, пленился, красотой твоего взора,
Но не сказал и слова правды одного!
Меня узнала ты? Ха! Думай, если хочешь так,
Меня это нисколько не смущает.
И правды моей легкий знак,
Душа твоя, увы, но не узнает.
Да, ты коварна, подла и хитра,
И пред твоим талантом преклоняюсь!
Ты знаешь все? Все? Нет! Вся твоя игра,
Игрой моей побита! Удаляюсь!»
И он ушел оставив ей лишь злость,
Она кричала, плакала, страдала.
Как злая сучка, что глодает кость,
Но мяса вкуса так и не узнала.
И он вернулся, руку протянул,
Сказал: «Люблю тебя, пойдем со мной».
И то, что злой урок в лице ее перечеркнул,
Разгладил своей трепетной рукой.
«Я понимаю, я обидел зря,
Ту, что любил, но я люблю тебя.
Давай же перестанем мы играть,
И жизнь свою в тиши налаживать»?
От предложенья искренней руки,
Она бездумно быстро отказалась.
Пожав плечами, он удалился в ночь, на поиски,
Той что возьмет любовь, что вся осталась.
В его душе не траченным огнем,
Пусть к той, что жизнь его не оценила.
Он сохранит ее в сердце своем,
Но вот она, ни капли ни забыла,
Свою обиду и готовит вновь,
Свою игру, изысканную, злую.
И хитрость, что зовет она любовь!
И яд, что скоплен ей для поцелуя!