(«Пил на кухне горький чай.… В час, когда она летала по ночам…» М. Времени.)
Когда стихают дня былого звуки,
В ночи на кухне ожидает он.
Чашкой крепкого кофе греет хладные руки,
И слушает, когда раздастся звон.
Тогда откроет тихо свои двери,
И впустит в дом блудницу в тишине.
Она не скажет — он не спросит, он ей верит,
Ее глазам сверкающим во тьме.
Без слов упрека, без напрасных сцен,
Прижмет к груди своей, все понимая.
Она блудница, в книге перемен,
Ей выпала, увы, судьба такая.
Разденет, теплотой души согрев,
Уложит на постель, укроет нежно.
И будет наблюдать у края сев,
Лишь сон ее, сон тихий, безмятежный.
Он будет улыбаться в полутьме,
Своим мечтам, ее он губ коснется.
Он знает, что она верна судьбе,
И пусть блудница, но к нему вернется.
А завтра он не спросит, не осудит,
Она, все понимая, примет все как есть.
И лаской он согретый ею будет,
Он знает, что любовь к нему в ней есть.
Но что поделать? Так ей суждено,
На этом странном жизненном пути.
Она верна, верна ему…. но….,
Наступит вечер и… должна она уйти.
И он, из ночи в ночь все ожидает,
И знает, что вернется она вновь.
И пусть блудница, может, не хватает,
Ей чувства под названием любовь?
Кто знает? Ей любимой быть дано,
Но он один — ей мало одного.
По кругу вертится давно это кино,
Он ждет, она блудит, но любит лишь его…
За то, что ждет, надеется и верит,
За то, что не осудит, все поймет.
За то, что перед ней откроет двери,
За то, что любит. Любит ее… ждет….