Солнечным воскресным днём Джамбаттиста Базиле возвращался домой с Рыночной площади. Жизнь в Неаполе никогда не была лёгкой, но никогда и не была грустной! Развлекаться народу жизненно необходимо, ведь один час развлечений позволяет забыть тысячу лет мучений. Основных развлечений было немного, но они происходили часто. Это были карнавалы, церковные процессии и казни.
Самое главное развлечение в городе, безусловно, было связано с казнями, которые обычно происходили по воскресеньям на Рыночной площади. Это было одно из любимых зрелищ горожан. Приходили целыми семьями.
Постоянно казнили за такие преступления, как убийство, воровство, педофилия и гомосексуализм, дискредитирующие заявления, лжесвидетельство, подделка денег и банковских акций, произнесение профанации против священных изображений, хранение оружия, нарушение клятвы, организация восстания и участие в бунте, заговор и государственная измена. Даже за нарушение правил торговли могли лишить жизни.
За преступления попроще карали милосердно – вешали. Убийцам и клятвопреступникам рубили головы. Топор палача всегда был тупой, и с первого раза никогда казнь не заканчивалась. Очень часто к концу экзекуции голова держалась только на полоске кожи, и тогда палач брал голову за волосы и старательно отрезал её от туловища засапожным ножом.
Государственных преступников ждала казнь колесованием. Народу это нравилось больше всего. Ставили ставки, как долго продержится преступник, с какого удара палицей палач прекратит агонию. Все крики и стоны осуждённого весело комментировались. Палач стремился всячески угодить зрителям, и растягивал представление. Удары были тщательно выверены, чтобы не вызвать преждевременную смерть.
За содомию раньше сажали на кол, который медленно проходил снизу через всё тело и выходил через рот, а потом, обычно на третий день, ещё живого осуждённого на колу обкладывали дровами и зажаривали, как курицу на вертеле. Теперь времена стали просвещённые, мягкие и милосердные, и уличённых в противоестественном грехе просто колесуют.
В это воскресенье казнили через повешение всего троих: одного грабителя и двух купцов, продававших зерно за границу, несмотря на запрещающий указ вице-короля.
Радостный смех у народа вызывали дёргающиеся ноги повешенных:
- Черти пятки щекочут!
- Что, уже на угли в аду наступил?
Базиле читал однажды балладу о повешенных, написанную за сотню лет до этого парижским поэтом Франсуа Вийоном:
Христос, Господь всего под небесами,
Не дай в удел нам вечный ад с чертями.
Чтоб каждый искупить грехи там мог.
Не смейтесь, смертные, над мертвецами,
Молитесь, чтоб грехи простил нам Бог.
Везде и всегда одно и то же. Власть хватает преступников и казнит, народ наблюдает за этим и веселится. Божественный закон "Никто не тронет Каина" никогда не соблюдался властями всех стран. Не был исключением и Неаполь. Чужая смерть никого не пугала и не огорчала. Слишком привычной и повседневной она была для горожан. В сознании постоянно присутствовали темы смерти, жизни после смерти и невезения.
Суеверие является неотъемлемой частью существа каждого настоящего неаполитанца. Со смертью у жителей связаны многие предрассудки. Например, пустая похоронная повозка является дурным предзнаменованием. Верование зародилось во время частых чумных эпидемий. По городу ездили повозки, куда собирались с мостовой и грузились трупы умерших от болезни. Грохот колёс на узких улицах напоминал живым, что вскоре может наступить и их очередь. Предотвратить несчастье можно показав рога пальцами руки и коснуться железа. А вот похоронная процессия с покойником предвещала удачу, ведь Смерть уже нашла свою жертву и место пока занято.
Суеверие всегда порождается страхом. А что может быть лучше для изгнания страха и ужаса, чем хороший добрый смех?
***
Этот город пережил много иноземных нашествий, извержений вулканов, землетрясений, массовых беспорядков и народных бунтов, и в то же время постоянно веселится и радуется. Неаполитанец смеётся, танцует, поёт, у него музыка в венах... А что ещё там должно быть, ведь власти из него всю кровь высосали. Народ должен быть глупый и довольный. Такой он обычно и есть. Этим злоупотребляют все власти. Но иногда терпение народа заканчивается, и вспыхивает бунт.
Единственного вида казней в Неаполе не было. На площадях не жгли ведьм и еретиков. Неаполь был единственным крупным городом Европы, где не было трибунала инквизиции. Но далось это местным жителям большой кровью. Ещё были живы многие, которые помнят то восстание, Базиле разговаривал с ними.
По старой доброй традиции испанцы пытались организовать трибунал инквизиции и в Неаполе, но горожане восстали. Не то, чтобы неаполитанцы любили ведьм или сочувствовали еретикам. Народ был неграмотен и тёмен, но здравый смысл присутствовал в избытке. Рассуждали просто. Казнить за деяния простые и очевидные – это было понятно. Украл, или убил, или предал государя, ну так и добро пожаловать на эшафот, знал, чем рискуешь, попался – подставляй шею и не жалуйся. А казнить еретиков за какие-то писания, обсуждение непонятных философских вопросов, какие-то теории неясные – бессмысленно. Сами учат их сначала грамоте, учат, а потом судят и жгут. Кого из еретиков не возьми – сплошь учёные, грамотные, монахи да дворяне. Так проще запретить грамоту и дело с концом. Ни про одного еретика неграмотного никто никогда не слышал. А уж жечь женщин за то, что они ведьмы – совсем глупо. Да все они ведьмами бывают, так их Бог создал, и что теперь? Всех сжечь? Еву вон сделали из ребра Адама, так давайте женщин всех жечь и мужчин? В городе сотни монастырей и десятки тысяч монахов. Спалим всех женщин, и будем кидаться на сутаны вместо юбок? Если испанцы хотят жечь своих баб, то пусть жгут, а наши нам ещё пригодятся.
А начиналось так. По действующим законам, решение об учреждении в городе трибунала инквизиции и новых правилах поведения для населения были прикреплены к дверям собора Неаполя 12 мая 1547. Чиновник Томмазо Аньелло из Сорренто прочитал, а затем сорвал и выбросил этот эдикт на глазах толпы жителей Неаполя. За столь дерзостные деяния он очень быстро был арестован и заключен в тюрьму, поскольку во все времена власти стремятся быстро выявлять и нейтрализовать зачинщиков народных бунтов.
По существующей ускоренной процедуре судопроизводства его могли казнить в течение часа после доставки в суд замка Кастель Капуано. В соответствии с этой процедурой осуждённого сразу вешали на балке, выступающей из окна верхнего этажа замка.
Жители Неаполя, прекрасно зная о такой возможности, опасаясь чрезвычайных полномочий, которые испанский монарх предоставил наместнику Толедо, немедленно потребовали через «народных депутатов», отправившихся в замок Кастельнуово с ходатайством к вице-королю, освободить Томмазо Аньелло.
Власти не стали торопиться с казнью Томмазо, но аресты зачинщиков продолжались. Были арестованы Чезаре Мормиле, Джованни ди Сесса и Ферранте Карафа, которые считались главными авторами подрывных планов. Восставшие горожане встретили наместника испанской короны возле монастыря Санта Кьяра и затем, окружив его, убедили отменить арест Томмазо Аньелло из Сорренто.
Испанцы любили заявлять, к месту и не к месту, что Неаполь – испанский город. Но при первых же проявлениях народного недовольства даже не пытались вступать в переговоры. Отряды лучшей в мире пехоты двинулись против шумной и плохо вооружённой толпы. В разных частях города стали происходили настоящие сражения между испанскими алебардщиками и вооруженным народом, вышедшим на улицы по сигнальным звукам колокола церкви Сан-Лоренцо. Народ начал успокаиваться только при распространении новости об освобождении Томмазо Аньелло.
На выходе из тюрьмы Викария, Аньелло из Сорренто был посажен на спину лошади, и проехал во главе процессии через весь город под радостные крики народа, что было расценено, как символ восстания против церковных злоупотреблений и испанской оккупации. Кто-то говорил, что это было похоже на Христа верхом на осле. Впрочем, свидетельские показания как про Аньелло, так и про Христа, не кажутся слишком достоверными.
Местная аристократия сразу поняла опасность и пагубность противостояния против горожан. Герцог ди Гравина, Маркиз ди Вико, Федерико Карафа, маркиза де ла Валле и другие бросилась к ногам вице-короля, умоляя прекратить жестокую бойню. Правители из местных хорошо знали характер своего народа. Неаполитанцы могут быть агрессивными, но надолго их запала не хватает. С ними достаточно просто договориться, пойдя им навстречу, или сделав вид, но совершенно невозможно открыто подавлять и унижать их.
Католические священники Неаполя проявили ещё более прагматичный подход. Он в конечном итоге и дал свой результат. 17 мая представитель католической церкви в Неаполе Доменико Террачина высказался против введения новой формы инквизиции в городе, и объявил о своём решении бороться с ней.
Два месяца никто не мог одержать верх, и тогда вице-король отдал неслыханный приказ. Из замков Кастель Нуово и Кастель Капуано пушки начали стрелять по городу. От этих крепостей народ ожидал только обороны. Артиллерийский обстрел не прекращался несколько дней. Ядра и гранаты падали на городские кварталы. Противопоставить этому горожане могли только свою ярость, совершенно бесполезную против пороха и металла. Жители города и представить не могли, что замки и крепости, столетиями строившиеся на деньги горожан, могут использоваться не против нападения внешнего врага, а для репрессий по отношению к городу. Вскоре к артиллерийскому огню добавилась атака с моря. Испанский флот, стоящий в порту, обстреливал мирные кварталы.
Только к концу августа испанские войска смогли полностью взять под контроль весь город. Но вводить трибунал инквизиции в Неаполе испанские власти уже не решались.
По официальным данным, проверить которые невозможно, в итоге беспорядков было 600 убитых и 112 раненых с испанской стороны и 200 убитых и 100 раненых неаполитанцев, также многие здания были сожжены, в том числе штаб-квартира испанских войск.
Неаполь оказался единственным городом, где народ восстал против введения трибунала инквизиции и победил. Почти победил, или, по крайней мере, так считал. Уже через несколько лет в самом центре Неаполя перед собором Дуомо, именно в том месте, где и началось восстание, испанские священники провели аутодафе Святой Инквизиции. Народ молча наблюдал за происходящим. Но некую грань церковь и инквизиция опасались переходить. Трибунал инквизиции так и не был открыт в городе. Для еретиков и подозреваемых в ереси это не сильно меняло дело, арестованных доставляли кораблями в Палермо или в Испанию, и уже там без помех осуждали и сжигали, но формальный повод для гордости горожан был – город жил без трибунала инквизиции и без костров для еретиков и ведьм.
***
Чтобы рассказать про восстание, Базиле написал сказку про простака Антуона.
Герой нанимается на работу к страшному и ужасному троллю и работает у него. Тролль расплачивается с работником сначала ослом, который испражняется жемчугами, рубинами, изумрудами, сапфирами и алмазами, каждый величиной с орех, а затем скатертью самобранкой. Но эти дары у Антуона хитростью выманивает хозяин постоялого двора. На третий раз тролль дарит герою волшебную дубинку, которая сначала на совесть отделала Антуона, а потом и хитрого трактирщика, заставив того вернуть ценные дары истинному хозяину.
***
Путь домой проходил мимо источника воды, где скульптурная композиция создана прямо на стене церкви Святой Екатерины Тернового Венца, наблюдая за шумной толпой женщин с кувшинами. Взгляд поднялся чуть выше, на белую скульптуру. Источник воды властями назван фонтан Тернового Венца, а в народе его никто иначе и не называет, кроме как фонтан сисек.
Базиле вспомнил своего дальнего родственника и почти одногодка, доминиканского монаха, писателя и философа Томмазо Кампанелла, и его книгу «Город Солнца». Несколько лет назад они стояли вместе и наблюдали за шумной и красочной толпой женщин с кувшинами. Перед этим монах двадцать семь лет просидел в тюрьме в подвалах неаполитанского замка Кастель Нуово за написание книг и научных трактатов. Правду говорят, что невежественность делает человека суеверным, но не приносит ему горя. Кампанелла рассказывал ему перед отъездом в Рим:
- Пятьдесят раз я был заключён в тюрьму и семь раз подвергался самой жестокой пытке. Последняя пытка длилась сорок часов. Меня крепко связали верёвками, впившимися до костей в мое тело, и с завязанными назад руками подвесили на заострённый кол, который изорвал мне тело и выпустил из меня десять фунтов крови. После шестимесячной болезни я каким-то чудом выздоровел и был снова посажен в яму. Пятнадцать раз меня призывали в суд и судили.
Длительное пребывание в темнице не способствовало развитию милосердия даже в мечтах при описании идеального общества. Узник в своей книге готов был казнить и за такие поступки, на которые никто в обычной жизни и внимания не обращал: «...они подвергли бы смертной казни ту, которая из желания быть красивой начала бы румянить лицо, или стала бы носить обувь на высоких каблуках, чтобы казаться выше ростом, или длиннополое платье, чтобы скрыть свои дубоватые ноги».
***
Базиле сильно рисковал, называя свой сборник сказок «Сказка сказок» - «Lo Cunto de li cunti», поскольку название сильно напоминали библейскую «Песнь Песней», по латыни: «Canticum Canticorum». Видимо, склонность к сочинению сказок у них было семейное, в крови. Только у Кампанеллы сказки получались более страшные.
Базиле после прочтения «Города Солнца» написал по этому поводу сказку, свою утопию. В его повествовании простой и глуповатый парень становится чудесным образом, при помощи доставшейся по наследству кошки, богатым и знатным, аристократом и зятем короля. Но суть его от этого не меняется, не становится лучше, остаётся ленивым, глупым, не помнящим добра и готовым без раздумий предать единственного друга и благодетеля. Человеческая природа не меняется с улучшением условий жизни.
Своё отношение к возможности построения идеального общества сказочник выразил в финальной речи кошки:
- Ох, и это твоя признательность за всё то добро, что я тебе сделала? И это вся твоя благодарность за то, что я избавила тебя от лохмотьев и одела в королевские шелка? И это после того, как я тебя вымыла и одела, и дала тебе такие богатства? После того, как я тебя, нищего, оборванного, паршивого, завшивленного, оборванного и жалкого, накормила когда ты умирал от голода, и сделала вельможей? Да, это именно то, что выигрываешь, когда делаешь благо ослам! Уходи, и будь проклят тот день, когда я встретила тебя, так как ты уже забыл всё, что я сделала для тебя! Сгинь, ибо ты заслуживаешь только плевка в глаза за свою неблагодарность! Прекрасную же золотую клетку ты мне построил, замечательное погребение мне уготовил! Проваливай, паши, работай, потей, выбивайся из сил, напрягайся, в ответ за такую благодарность! Будь проклят тот, кто обманет надежды своего близкого и соседа! Ведь сказал же философ: "Кто ослом родился, ослом и подохнет". И ведь известно: больше делай и меньше надейся. Прекрасные слова и плохие дела обманывают и дураков, и мудрецов. Пусть Бог спасёт нас от обедневших богачей, но более от разбогатевших нищих.
***
Издалека небольшая статуя, высеченная из белого мрамора, похожа на прекрасного ангела. Большие длинные крылья во весь рост, изящная голова с длинными волосами. Однако при приближении начинают проявляться некоторые нетипичные для ангелов особенности. Ангел прижимает руки к груди, которая оказывается совсем не ангельская, а женская. И две струйки воды бьют из груди фигуры. А нижняя часть фигуры вообще странная, это мускулистые ноги хищной птицы с большими лапами и острыми когтями. И вовсе это не ангел, а мифическое существо – сирена. Сирена Партенопе, легендарная основательница города. В скульптурной композиции Сирена, мифологический символ Неаполя, пытается погасить огонь вулкана Везувия струями воды. Лапидарная надпись на латинском языке так это описывает: "Dum Vesevi Syrena Incendia Mulcet" - "Теперь Сирена смягчает огонь Везувия".
В этом видится вся сущность неаполитанского народа. Всё смешалось в местных жителях неразделимо: прекрасное и уродливое, доброе и злое, милосердное и безжалостное, смех и слёзы, радость и печаль. И город весь состоит из контрастов. Дворцы и хижины, учёность и безграмотность, святость и разврат, цветы и нечистоты на улицах. Аристократы и оборванцы, монахи и проститутки, солдаты и разбойники, ремесленники и попрошайки.
Возле источника привычно шумят и ругаются местные жительницы. Ведьм сжигали по всей Европе, и только в Неаполе женщин не тащили массово на костёр. Видимо, поэтому и славятся с тех пор неаполитанки ослепительной красотой, вульгарными манерами и несносным характером.
- Куда прёшься вперёд всех? Опоздавшему поросёнку сиська достаётся возле жопы!
- Беги домой, страхолюдина, там твой муж к соседке уже под юбку залез!
- Ох, ты ж красавица, прямо с неба свалилась, как дерьмо голубя.
- Купи себе курицу на рынке и засунь её себе в задницу!
- Нагадь себе в руки и размажь себе по морде!
- Мамаша твоя шлюха, но по сравнению с тобой она просто святая!
Это Неаполь – рай, где живут дьяволы, ангельский вид издали и звериная сущность вблизи.
***
Нравы простого народа всегда грубы. Люди привыкли к жестокости и разврату и не мыслят для себя другой жизни. У аристократов те же самые проблемы. всё то же самое. Легкомысленность, ветреность и жестокость.
Не так уж давно весь Неаполь шумел и пересказывал историю принца Карло Джезуальдо да Веноза, женатого на своей двоюродной сестре Марие Д'Авалос, женщине изумительной красоты. Мария, прежде чем выйти замуж за Карло Джезуальдо, была вдовой уже дважды.
Это был брак без любви, нужный только для того, чтобы семейные владения и имущество не попали в папскую казну.
Принца по-настоящему интересовали только охота и искусство. Он славился, как виртуозный игрок на лютне, автор мадригалов и композитор духовной музыки. После рождения первого сына Эммануила Карло вернулся к сочинению поэтических и музыкальных произведений, и больше не уделял своей жене должного внимания.
Однажды во время бала при дворе Мария познакомилась с герцогом Д'Андрия, красавцем Фабрицио Караффа, и влюбилась в него. Любовь её была взаимной.
Страсть увлекла влюблённых в такой степени, что они совершенно не обращали внимания на молву и слухи, и скандал становился всё более очевидным.
Напрасно лучшие друзья принца Карло пытался отвлечь музыканта от своих нот и стихов и раскрыть ему глаза на происходящее. Но вот к словам своего дяди, Дона Джулио, принц всё-таки прислушался. Дон Джулио в своё время и сам ухаживал за прекрасной Марией, сватался к ней, но получил отказ, а теперь решил воспользоваться подвернувшимся случаем, чтобы отомстить за своё прошлое унижение.
У принца стали появляться сомнения, и он разработал план, чтобы развеять всякие сомнений в верности своей жены, или же полностью доказать её вину. Всем было объявлено, что Карло уезжает на несколько дней на охоту в сопровождении нескольких слуг.
Но в ночь с вторника 16 и в среду 17 октября 1590 года, всего через два дня после своего отъезда, принц вернулся без предупреждения в свой дворец и стремительно направился в спальню Марии д'Авалос. Он нашел жену в объятиях любовника. Месть принца была быстрой и безжалостной. Он опрокинул любовников на кровать и нанёс несколько ударов кинжалом. На заре следующего дня Карло положил безжизненное тело Марии у входа во дворец, и когда жители города собрались вокруг трупа, они увидели, что в животе женщины находятся несколько ножевых ранений.
После случившегося, Карло не оставалось ничего другого, как по совету вице-короля, бежать из Неаполя, чтобы избежать мести семей д'Авалос и Карафа. Формально такое убийство не считалось наказуемым преступлением, поскольку было совершённое из ревности, однако влиятельные семьи убитых обязательно нашли бы возможность отомстить за своих родственников.
Принц заперся в замке-крепости Джезуальдо недалеко от Неаполя, и не покидал своё убежище в течение семнадцати лет. Во время своего почти двадцатилетнего пребывания в крепости, из-за боязни мести со стороны семей Карафа и д'Авалос, принц приказал сровнять с землей все еловые и дубовые леса, которые окружали замок. Так ему было удобнее наблюдать за окрестностями и возможным приближением врагов.
Знаменитый поэт Торквато Тассо неоднократно встречался с принцем Карло Джезуальдо в течение многих лет. Принц переложил на музыку много различных текстов Тассо, но их дружба закончилась, когда уже после убийства жены, Карлу стало известно, что его друг Торквато не только знал о неверности Марии, но и успел прославить неверность в четырёх сонетах, самый известный из которых: "На смерть двух благородных влюбленных".
***
Джамбаттиста описал эту историю в сказке. Героиня, дочь герцога, называлась сначала Перлина (Жемчужина), а потом – Гатта Ченерентола (Кошка Золушка). До встречи с прекрасным Принцем у Перлины было насыщенное событиями детство. Она собственноручно убила, не задумываясь ни на миг, свою первую мачеху, чтобы отец женился на её учительнице вышивания крестиком. Убила крышкой сундука по голове, сзади, исподтишка. Вторая мачеха, бывшая учительница, не сдержала своего слова, когда вышла замуж за короля и не стала любить её, как родную дочь, а привела шесть своих. Девочка не испытывала от убийства ни малейшего раскаяния. Никто её не то, что не наказал, но даже и не ругал. Феи и голубки помогали ей. Замуж она в итоге вышла за Принца и жила, вероятно, долго и счастливо.
Она в сказке получила имя Ченерентола, от слова «ченере» - «зола», то есть Золушка.
«В поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься» (Бытие 3:19).
Это прямая цитата, поскольку зола и прах – практически синонимы, и перебирать героине приходится злаки, то есть хлеб.
И вот в итоге Золушку настигло возмездие. За совершённое преступление против чести семьи следует быстрое и жестокое наказание. Но это в жизни, а сказка по законам жанра остаётся неоконченной, оставленной на счастливом моменте – свадьбе, когда несколько сводных сестёр погибают жестокой смертью, сначала пострадав от отрезанных пальцев на ноге, а потом будучи убитыми клювами железных птиц на глазах у всех гостей. Клювы железных птиц – ножи – в сказке убивают сестёр, а в реальности поразили саму Ченерентолу.
***
У монахов и монахинь тоже не всё благополучно. В Неаполе находилось около десяти тысяч монахов и двадцати тысяч монахинь, в городе насчитывалось сто сорок мужских монастырей и около сорока женских, действовало пятьсот четыре церкви, что означало, что почти каждый угол в городе был углом церкви. Среди простого народа существует поверье, что если рано утром встретить священника, весь день будет неудачным. Священнослужителей было очень много, и может быть поэтому жителей города постоянно преследуют несчастья и неприятности.
***
«Fecit victoriam alleluia 1542 Carafa» - «Карафа победил, алилуйя 1542». Эта надпись нанесена на картине "Святой Михаил изгоняет дьявола", также известной знаменитой легенды "Дьявол Мерджеллины" написаной Леонардо да Пистойя Грейс и помещённой в церкви Санта-Мария-дель-Парто в Неаполе, Мерджеллина. Дьявол, которого изгоняет с неба Архангел Михаил, изображён с лицом красивой женщины со светлыми волосами.
Картина, нарисованная в 1542 году, связана с историей Виттории Д’Авалос. Красивая неаполитанская аристократка очаровала красавца Диомеде Карафа, Епископа Ариано Ирпино и добилась любви от высокопоставленного служителя церкви.
Эта история началась, когда главный герой, Дон Диомеде Карафа из старинного аристократического рода, встретил красавицу Витторию Д’Авалос. Девушка в это время была послушницей монастыря Сант'Арканджело а Баяно ин Форчелла. Монастырь этот славился всегда многочисленными скандалами.
Рассказывают, что Виттория была девушкой невероятной красоты, с великолепным телосложением и светлыми волосами, с прекрасными манерами и воспитанием. Очень быстро она покинула монастырь и мысль вести духовную жизнь, и занялась поисками мужа.
Идея у девушки созрела, когда она познакомилась с Доном Диомеде, Епископом в Ариано. Это был мужчина красивой внешности и очаровывающей манерой говорить. Диомеде сразу же стал объектом страстного желания, и девушка решила завоевать его всеми средствами и любой ценой, несмотря на его церковное положение.
Виттория обратилась к знаменитой местной ведьме по имени Аламанна, которая в короткий срок приготовила сильнодействующее любовное приворотное зелье, которое удалось дать ничего не подозревающему священнику. Красавица Виттория собственноручно приготовила сладкие блинчики и бланманже, добавила туда несколько капель ведьминского снадобья, и преподнесла Диомеду в качестве “милостыни для бедняков”. Она сказала, что надеется, что подаренные сладости в сочетании с молитвами помогут ей в поисках хорошего мужа.
Диомеде попробовал изысканные сладости, и неожиданно его охватила безумная страсть. Он никак не мог избавиться от видения улыбающейся Виттории.
Одних молитв было недостаточно, каждый час жизни был мучением, и это ставило под угрозу его обет целомудрия, честь, и церковную карьеру. Женщина стала его демоном, непреодолимым плотским соблазном. Он ничего не мог с собой поделать.
Он предположил, что за этой безумной одержимостью может скрываться наведённый любовный сглаз, поскольку подобная практика была очень широко распространена в то время, и решил обратиться за помощью к опытному экзорцисту для уничтожения чар Виттории. Священник вызвал своего старого знакомого, монаха с острова Прочида, знатока некромантии и магии, экзорциста, действующего по разрешению Кардинала Неаполя.
На секретной встрече с Диомеде монах изучил сложившуюся ситуацию и после долгих размышлений нашёл возможную формулу решения уничтожения наваждения, наведённого Витторией.
Монах достал два изображения: на первом был Архангил Михаил, воин Бога, а на втором Люцифер, ангел, восставший против Бога.
Он усердно молился, чтобы отогнать наваждение, и посоветовал Дону Диомиде Карафа заказать у известного мастера живописи картину, краски для которой должны были быть смешаны со специальным составом, который будет служить в качестве средства против колдовства, провести соответствующий ритуал, а затем поместить картину в святом месте и благословить святой водой.
Основным условием, выдвинутым монахом, было изображение лица Виттории у фигуры дьявола, так как её красота воплощала силу зла; под картиной должна быть надпись на латыни «Fecit victoriam alleluia 1542 Carafa», в честь победы добра над злом, ссылаясь на эпизод колдовства, ставшая назидательной историей.
"Si bella e ‘nfama comm’ o riavule ‘e Margellina" - "Ты красивая и подлая, как дьявол Мерджеллины" В неаполитанском народе с тех пор появилась поговорка по отношению к женщинам, играющим с чувствами мужчин.
***
Недалеко от фонтана Тернового Венца находится монастырь Сант’Арканджело ди Байяно, который пришлось закрыть после грандиозного скандала. Слишком весёлые и жизнерадостные монашки-бенедиктинки там жили. В монастыре в четырнадцатом веке некоторое время проживала Фьямметта, героиня нескольких романов Джованни Бокаччио, автора всемирно известного Декамерона.
В 1577 году монастырь населяла группа послушниц, принадлежащих к самым старинным аристократическим семьям Неаполя: Караччиоло, Фрецца, Аркамоне, Санфеличе. Чтобы избежать скуки монашеской жизни, аристократические послушницы, которых их семьи заставили принять постриг, завели весьма активные греховные отношения с некоторыми дворянами города. Голубая кровь аристократок провоцировала скандальные любовные связи, соперничество, дуэли и вендетты.
Скрыть всё это от окружающих было невозможно. Среди местных жителей начались слухи и сплетни, рассказываемые поначалу тайком и вполголоса. Среди народа ширились страшные подозрения, рассказывали, что в подвалах здания проводили странные и страшные обряды. Постепенно молва становилась всё настойчивее. Внутри стенам монастыря происходили события по-настоящему возмутительные и скандальные. В этом, теперь заброшенном и запущенном месте, кипели бурные страсти и случались даже некоторые убийства. Были лишены жизни Пьер Антонио Террачина и Джиакомо Криспо, виновные в соблазнении послушниц Агаты Аркамоне, Джулии Караччоло и Ливии Пиньятелли. И, по крайней мере, две монахини, обвиненные в богохульстве, содомии и ереси, умерли от отравления вместе с настоятельницей.
Внутреннее расследование было проведено священником ордена театинцев клириков, Андреа Авеллино, который был признан святым несколько веков спустя. Священник, призванный исследовать все более настойчивые слухи о монастырских оргиях, по завершении своего расследования рекомендовал архиепископу уничтожить монастырь, который превратился в место греха и погибели. По материалам следствия последовала анафема Ватикана. Таким образом, в 1577 году прилегающий к церкви монастырь был закрыт, монашки переведены в другие места, в основном в монастырь Сан Грегорио Армено, и все помещения монастыря были переданы для светского использования.
Среди окрестных жителей существует легенда, в монастыре и поныне бродит призрак Кьяры Фреццы, одной из самых молодых монахинь среди тех, кто участвовал в скандале. Она была вынуждена выпить настойку цикуты по приказу архиепископа Неаполя, чтобы искупить свою вину, мечты о свободе и любви, после того, как родители насильно заставили её принять постриг.
***
Но самый громкий скандал в Неаполе был связан с историей сестры Джулии и секты «плотского милосердия». Об этой истории известно достаточно много, поскольку архивы инквизиции хранят многие материалы необычайного судебного разбирательства.
История эта началась в 1603 году, когда скромная и ничем не примечательная монашка францисканского ордена Джулия де Марко встретила двух решительных и активных молодых мужчин. Первый, Аньелло Арчиери, родившийся в Пулье сын сапожника сицилианского происхождения, был типом решительным и конкретным: в бумагах судебного дела он описывался как «жёсткий ум и упрямый в отстаивании своего мнения»; вторым был разорившийся, но блистательный неаполитанский адвокат, некто Джузеппе Де Викариис, женатый мужчина с детьми, известный за свой «прирождённый ораторский дар» и за свою ловкость в «искусстве симулирования». Троица составила идеальный треугольник, и в самое короткое время они составили целую организацию, настоящую секту, которая по своим особенностям и вызванным последствиям не имела себе равных.
Более десяти лет сектанты резвились в своё удовольствие, но всё-же перешли грань допустимого. Слухи стали множиться, и следователям инквизиции пришлось вмешаться. Сначала было непонятно, в чём можно обвинить участников секты. Развратом, особенно среди аристократии, никого удивить было нельзя, обычное дело. Сбор денег с членов секты тоже не считался чем-то криминальным. Хотят люди платить деньги за удовольствие, и пусть платят, деньги для этого и придуманы. А вот то, что Джулия объявила себя почти святой при жизни, уже являлось отличным поводом для репрессий.
Джулия была дочерью крестьянина и турецкой рабыни. Отец рано умер от тифа, и в возрасте 12 лет девочку удочерила семейная пара из Кава дей Тиррени. Приёмные родители тоже вскоре умерли, и сироту отправили к другой родственнице в Неаполь. Тут её соблазнил и бросил молодой слуга. От связи родился ребёнок, от которого молодая мать немедленно избавилась при помощи «колеса» приюта Благовещения Богородицы.
Джулия испытала сильное стремление к набожной и строгой жизни; она записалась в францисканский орден, где числилась в полу-монашеском статусе. Необычайная набожность и крайний религиозный пыл были замечены всеми окружающими, а главное - её духовным наставником.
Всё поменялось после смерти старого духовника. Новым духовным наставником стал молодой красивый священник, с таким же неблагородным происхождением; звали его дон Аньелло Арчьеро. Джулии уже исполнилось 28 лет, и она с интересом наблюдала за кажущейся строгостью нового духовника.
В короткое время их отношения изменились. Они стали любовниками, что по тем временам было вполне рядовым событием. Но произошло нечто странное: во время близости она не испытала приятных ощущений, и у Аньелло не произошло семяизвержения. Почему-то они решили повторить соитие, и при этом читали молитвы. Всё сразу чудесным образом изменилось, Джулия испытала наслаждение, а священник сумел нормально закончить акт. Из этого они сделали выводы, как потом признались на следствии, что их отношения не являются греховными, а скорее заслуживающими похвалы перед Богом.
К эротизму добавился мистицизм, и во время моментов их физической близости крики молитв смешивались со сладострастными стонами. Таким образом, у дона Аньелло сложилось устойчивое убеждение, что плотская любовь не является грехом. Он пришёл к выводу, что все ограничения и запреты церкви в этой области объясняются только низменной жаждой заработка на свадебных церемониях, ведь у супругов секс не запрещён. И фразу "Сие заповедаю вам, да любите друг друга", взятую из священного писания, он понимал в строго буквальном смысле.
Но пока всё это не выделялось из общих нравов, царящих в тогдашнем обществе. Жизнь за высокими стенами монастырей была мало известна широкой публике. Периодически вспыхивающие скандалы, связанные со слухами об оргиях в монастырях, по возможности старательно гасились церковными и светскими властями. Хотя случались и исключения. Одним из документально зафиксированных скандалов такого типа была история священника в Поллена Троккия. На судебном процессе 1599 его осудили за несколько доказанных случаев лишения девственности прихожанок во время исповеди.
Дон Аньелло искренне верил в свои ошибочные идеи и убедил Джулию разделить их. Вскоре оба были полностью убеждены - по словам священника на следствии - что "соитие не приводит к греху". Женщину стали посещать мистические видения и вскоре она приобрела ореол святости не только у простого народа, но и лучшей части неаполитанской аристократии. Дон Аньелло хотел, чтобы его любовница распространяла эти идеи, но поначалу Джулия не решалась, поскольку опасалась инквизиции.
Вскоре священник придумал способ, как убедить всех в наличии способностей ясновидения у Джулии. Секреты, которые раскрывали прихожане ему на исповеди, он рассказывал своей подруге, а она в нужный момент обнаруживала неожиданную "чудесную" осведомлённость и способность читать в душах.
Преподнося полученные знания с искусным использованием религиозной риторики, Джулия заставила множество людей поверить в то, что ей доступны божественные откровения. Половой акт в этих "откровениях" уже не преподносился как греховный, а наоборот, объявлялся угодным Богу. Таким образом, целомудрие и обеты безбрачия объявлялись ненужными, а молитвы заменялись доступом к интимным частям тела святоши.
Следующим шагом стало открытие новой доктрины самым преданным прихожанам. Странная и полубезумная смесь дикости и жестокости характеризовала новый культ, который был определён как "плотское милосердие". В двух соединяющихся комнатах собирались по десять женщин разного возраста и десять молодых мужчин не старше 25 лет, по команде гасились свечи, и начиналась оргия.
Тесное общение со священником отцом Аньелло сильно изменило Джулию. Она стала рассказывать о своих мистических видениях. Стала проявляться и явная харизма, и достаточно быстро она стала «Матерью». Превращение было радикальным: неграмотная женщина самого низкого происхождения, которую хроники и судебные протоколы того времени описывают терминами «коричневый цвет лица», «низкого роста» «достаточно некрасивая внешность», стала искусной интриганкой и обольстительной святошей, которая за несколько последующих лет сводила с ума простой народ, городскую аристократию и даже членов вице-королевского испанского двора, включая и вице-королеву.
И ведь нельзя сказать, что идеи секты в то время были такими уж оригинальными. Существовала ведь интересная религиозная практика Ордена Театинцев, которые разработали особую процедуру экзорцизма, становящегося эффективным только в случае применения к женским гениталиям. Эта же анатомическая особенность была применена и в культе, изобретённом несколько лет спустя сестрой Джулией и её поклонниками. Культ есть культ, выросший не на пустом месте, только знак меняется.
В большом доме, который Вспомогательный Регент предоставил в распоряжение "Матери" в 1611 году, в Дворце Суарец, была целая серия секретных комнат, предназначенных для посвящения новых адептов, доступ в которые «духовным детям» был строго регламентирован, в зависимости от возраста и социального положения нового члена секты. Существовал строгий отбор и разделение на группы: все женатые, а также все мужчины старше двадцати пяти лет не имели права доступа к радостным процедурам поклонения «Матери» и отправлялись в другую комнату, где занимались молитвами, в нормальном, классическом понимании. Более молодые могли встречаться с Джулией и другими "набожными" женщинами разного возраста в особом "торжественном" помещении.
Как участвующие, так и не причастные к «плотским молитвам» люди из простонародья и аристократы считали Сестру Джулию святой, и количество секты стремительно разрасталось до неимоверных размеров. Среди членов секты и сочувствующих ей был весь вице-королевский двор Неаполя, начиная с вице-короля и десятки других благородных неаполитанцев и испанцев.
В секте состояли и священники разного уровня, в том числе два кардинала, три архиепископа, два епископа, тридцать девять священников Картезианского монастыря в Неаполе, большая группа кармелитанских босых монахов, более семидесяти испанских монахов и монахинь, тридцать три сестры монастыря Непорочного Зачатия, девятнадцать из монастыря Ночерры, все сто тринадцать монахинь монастыря Донна Реджина и многие другие.
Первые проблемы у секты начались в 1606 году, когда местный инквизитор, Деодато Джентиле, епископ Казерты, открыл следствие в отношении францисканской монахини, по её предполагаемым дарам ясновидения и пророчества, а также в отношении отца Арчьеро. Необычайный успех в обществе нового движения вызвал тревогу у сестры Орсолы Бенинказа. Монахиня, которой уже приписывали статус "живой святой", написала донос на конкурентку в местное отделение инквизиции.
Вообще-то, в самом факте проверок и расследования не было ничего необычного. По существующим правилам, церковь должна была убедиться, что лицо, претендующее на обладание дарами ясновидения и пророчества, публично выступающее перед прихожанами церквей и претендующее на статус святости при жизни, должно доказать божественное происхождение духовных феноменов. Существовали формальные процедуры определения природы этих явлений, божественные они или сатанинские. Это как раз входило в непосредственные обязанности Святой Инквизиции. Ничего личного, рутинные проверки.
«Мать» была отправлена из Неаполя в монастырь в Черрето Саннота а далее в Ночеру. По окончании следствия Джулия вернулась летом 1611 года в Неаполь. Несмотря на скандал, уже вспыхнувший к тому времени вокруг секты, слава о её святости даже выросла, Джулию повсюду сопровождали сотни людей и устраивались многочисленные празднества в её честь.
Прибытие Джулии вызвало гнев «живой святой» Сестры Орсолы Бенинказа, что показывает, что даже среди святых присутствуют злость и зависть. Для борьбы с конкуренткой Орсола обратилась за помощью в могущественный тогда церковный Орден Театинцев ди Сан Паоло Маджоре. Монахи активно и яростно принялись воевать против секты, объявленной ими даже более сатанинской, по сравнению с другими.
Шпионы из базилики Сан Паоло Маджоре довольно быстро нащупали слабое место врага. Им удалось войти в доверие к одной "духовной дочери" секты Джулии. Простая и доверчивая молодая сектантка рассказала много полезной информации. Кроме того, расследование для монахов облегчал тот факт, что Джулия потеряла осторожность, посчитав что поскольку следствие инквизиции против неё не доказала её вины, то опасаться её уже нечего и некого.
Когда "Мать" поняла, что ситуация становится крайне угрожающей, она срочно обратилась за помощью в не менее могущественный Орден Братства Христа. Развязавшую язык монахиню скоро нашли убитой возле церкви дель Кармине. Вице-король активно заступился за Джулию, пообещав выгнать монахов Ордена Театинцев за пределы королевства. Но остановить умело запущенный механизм инквизиторского расследования уже не мог никто.
Против Джулии было использовано секретное и могущественное оружие: её обвинили в дьявольских связях. На первом следствии для объяснения дара ясновидения Джулия была вынуждена была дать признание в том, что ей подчинялся мятежный ангел, который подарил «магическое кольцо». В действительности, основным информатором Джулии о секретах своих "духовных детей" был не ангел из кольца, а милый друг дон Аньелло, которому прихожане на исповеди искренне рассказывали свои самые сокровенные тайны и секреты. Но признание в использовании тайны исповеди в своих корыстных целях грозило вполне реальным наказанием, вплоть до костра.
Из двух зол Джулию выбрала то, которое на тот момент казалось ей меньшим. Но в опытных руках инквизиторских дознавателей во время второго следствия падший ангел стал больше всего похож на дьявола, а это уже совсем другая статья.
После ареста адвокат Де Викариис признался, что много раз становился на колени перед интимными органами "Матери", целовал их и просил, чтобы врата рая открылись для него, и так поступали все остальные последователи секты. Примерно через месяц папский Нунций дал приказ арестовать Сестру Джулию. В Неаполе назревали народные волнения. Чтобы избежать восстания, судьи Святой Инквизиции приказали секретно вывезти подследственных в Рим, ночью и под конвоем. Это был конец.
Неизвестно, были ли применены пытки, или обошлось простым внушением. Хотя любому инквизитору хорошо известно, что добрым словом и калёным железом на пытке можно добиться гораздо более качественного раскаяния еретика, чем просто добрым словом. В любом случае слова, идущие прямо к сердцу еретиков были найдены, поскольку утром 12 июля 1615 года, в римской церкви Санта Мария алла Минерва, Сестра Джулия, отец Аньелло и адвокат Де Викариис были подвергнуты процедуре торжественного публичного отречения от ереси.
Месяц спустя, 9 августа, трёх обвиняемых привезли в Неаполь, где в главном соборе города они повторили процедуру отречения.. Вот что, в частности, произносила Джулия: «…Торжественно отрекаюсь, проклинаю, ненавижу и предаю анафеме вышеупомянутую ересь, в которой утверждается, что плотские утехи, даже закончившиеся семяизвержением, не являются грехом...».
Никто из этой троицы не был сожжён на костре, но свои дни они закончили в папской тюрьме замка Святого Ангела. Невероятно, но по поводу всех остальных членов и участников секты через несколько месяцев вышел декрет о полной амнистии.
В различные исторические эпохи в Неаполе было немало монахов и монашек, ведущих скандальную жизнь, но никто из них не превзошёл по непристойности Сестру Джулию.