Тщеславие

Владимир Степанищев
     Не нужно заниматься ни вивисекцией, ни препарированием бесчувственного тела - достаточно лишь издали и, что важно, чуть сверху и чуть отрешенно взглянуть на мужчину живого, чтобы понять: имя ему – тщеславие.

     Ей богу обидно. Прожил целую жизнь свою мужчиной, уж вот она, сырая твоя могила, ну… прожил не прям с большой буквы мужчиной, каких рисует Геродот, ваяет Микеланджело или описывает ЖЗЛ, но со всеми привычными прожил такими атрибутами, типа, храбрый, сильный, жесткий, умный, деликатный, обаятельный, ласковый и проч., а оглянешься… - одно, сука, тщеславие. Эта вот вечная, всегда за небеса завышенная самооценка.

     Тщеславие… Не путать с чувством собственного достоинства или там с даже и  честолюбием… В корне слова «тщеславие» лежит тщета, сиречь, бессмысленность, беспредметность, бестолковость. Тщета по поводу славы. А слава, то есть прославиться, ой как важно мужчине, важнее даже и собственной сути, которой всегда, абсолютно всегда нечем гордиться. К примеру, женщина, она точно, от бога знает зачем родилась. Она – источник, родник жизни. Все ее действия, все капризы, все чертовы выверты ее оправданы – она мать, и все этим сказано. Даже если она бывает и тщеславна, дак и то не ради себя, но детей. Ради себя - только мужчина.

     Ради себя. Плохо это? А черт его знает. Платон, Гоголь, Чайковский, Ницше вышли из тщеславия. Ни из чего другого. Не детьми же (коих и не случилось), не для ради них они этим всем своим занимались? Зачем? Почему вышли из себя такие? Кабы богу нужда была в человеке только его репродукция, потомство ради потомства, - тогда бы не дал бы бог человеку ума, самооценки, самокритики, чести, достоинства, тщеславия. Вон какая инфузория,  клоп, или, пускай, кролик - они же не пишут стихов или там балетов, а плодятся так, что… Ради простого деления пополам ненужно было давать и мозгов. А мужчине дано их столько… Зачем? Зачем тщеславие?

     А к чему его, тщеславие это осуждать, в сущности, осуждать способность мыслить? Или тогда какого черта осуждать в женщине способность рожать? Мужчине способно рожать идеи, рожать живопись, рожать музыку… Тут бы лучше глагол «рождать»? Но ведь и человека лучше бы не рожать, а рождать. Рождается половина из всего количества рождаемых - женщины, а остальные – мужчины. Чтобы оплодотворить и не один раз миллиард женщин, довольно было бы и сотни тысяч мужчин – ан, гляди ты, - и этих тоже миллиард. И все тщеславные. Миллиарды тщетно мечтающих о славе…

     Тут бы мужчину и пожалеть бы, с тщеславием-то его… Кабы все в Платоны да в Чайковские, в Александры Македонские, на худой конец – ан нет. Вот другие-то зачем родились? Толку в них, в нас нету. А ведь живем же? И ведь всяк о себе думает, да как думает! Ах, как думает! Думает, мнит, будто все, что ни сделает – во благо, что ни скажет – истина, подымет бровь – тут и решение, раскроет рот – тут и дивиденд. Экий дурак!

     Тщеславие. Ему пою песнь. Нет никакого смысла больше на земле для мужчины, кроме тщеславия. И, будь я бог…, закрывая глаза всякому следующему трупу никчемно прожившего жизнь свою мужчины, я бы говорил ему: ты прожил славную жизнь. Да, ты ничего за жизнь свою из себя не сделал, ничего из себя не извлек, не исторг, но ты искренне, безоглядно верил, что чего-то извлек и что-то исторг. Покайся и ступай с миром, вера твоя спасла тебя. Вера, что сказанное, сделанное, сотворенное тобою пребудет и ныне, и присно, и вовеки веков. Аминь. Аминь и аллилуйя мужскому тщеславию, каковое может не родить, а может и все-таки родить…, допустим, такое:

Бывает так: какая-то истома;
В ушах не умолкает бой часов;
Вдали раскат стихающего грома.
Неузнанных и пленных голосов
Мне чудятся и жалобы и стоны,
Сужается какой-то тайный круг,
Но в этой бездне шепотов и звонов
Встает один, все победивший звук.
Так вкруг него непоправимо тихо,
Что слышно, как в лесу растет трава,
Как по земле идет с котомкой лихо...
Но вот уже послышались слова
И легких рифм сигнальные звоночки, —
Тогда я начинаю понимать,
И просто продиктованные строчки
Ложатся в белоснежную тетрадь.

… и то ведь, сука, Ахматова. Женщина, блин! Последнее мое пристанище – тщеславие мое мужское утерла. Просто, вишь ты, ей продиктованные строчки…