***
Перечитывая свои рассказы и воспоминания, я вновь и вновь переживаю те истории и приключения, которые случались со мной и с моими друзьями. Многих из них уже нет среди нас, но они остались в моей памяти, и я вспоминаю о них с добрыми чувствами.
Когда организовалась станция Северобайкальск, одной из первой дежурной по станции, была Ольга Канышева, в девичестве Соколова. И я не мог о ней не вспомнить, потому что мы с ней были большими друзьями.
И даже больше: мы нравились друг другу и оказывали друг другу знаки внимания. Но не переходили границ дозволенного, а просто улыбались в ответ друг другу. Мы оба были семейными людьми. Она была замужем за Лёшей Канышевым, и у них росла красавица дочь, а я был женатым, и у меня подрастал сынок, и наши дети играли
вместе. Ольга провожала меня в командировку в город Брянск, куда я уезжал на Брянский завод за новым тепловозом. Уезжал я на грузовом поезде. Она в это время была дежурной по станции. И мы помахали друг другу и сказали пару добрых слов на прощание. Это было в конце ноября 1980 года. А когда я приехал с командировки, её уже не было в живых. Говорили, что она очень быстро и неожиданно заболела и сильно мучилась. Местные доктора не смогли спасти её. И лежит она, бедненькая, на Северобайкальском кладбище, всеми забытая.
А через несколько месяцев, когда я уже собирался в отпуск на родину, она приснилась мне: сидит у меня на коленках, обнимает за шею и молчит. Вроде как бы прощается со мной и жалеет о несостоявшейся любви. И тогда я впервые поверил в потусторонний мир.
И ещё раз я поверил в этот потусторонний мир после одного случая:
через много лет после Северобайкальска, когда я работал машинистом уже в родном Междуреченске, мне пришлось лежать в железнодорожной больнице с сердечным недомоганием. В соседней палате я неожиданно увидел старого своего приятеля, машиниста электровоза Арсентия Арсентьевича Грибкова. У него было что-то плохо с сердцем. А я, заработавшись на своей поездной работе, совсем забыл о нём, и мне было стыдно. И я тогда, чем смог, тем и помогал ему. Угощал свежими овощами и другими деликатесами, что мне приносили родные, принёс ему транзисторный приёмник, чтобы он слушал последние новости; и вообще, часто сидел с ним, подолгу разговаривал на разные темы и гулял с ним по больничному коридору. Но меня вскоре выписали, и я опять окунулся с головой в работу. Через некоторое время я узнал, что умер Арсентий Арсентьевич. На поминки я немного опоздал из-за работы, но всё же пришёл и обнял жену Арсентия, Ларису Александровну. И она, заплаканная, сказала: «Если бы ты знал, Слава, какого я мужика потеряла».
Но я знал, что он был хорошим человеком.
Но вот прошло несколько месяцев, и он приснился мне, разговаривал со мной, и сказал мне: «Слава, я на месте, я прибыл!». И попрощался со мной. И я ещё раз поверил в потусторонний мир.
А потом, когда через много лет, пришлось хоронить мою младшую сестрёнку Лилю, она приснилась мне через несколько месяцев. Улыбающаяся, в красивом платье. Я открываю в свою квартиру входную дверь, а она стоит посередине комнаты, улыбается, и я ей тогда сказал: «О, ты уже приехала?». «Да, – говорит, – приехала! Я на месте!».
И я окончательно поверил в потусторонний мир.
А через трое суток после смерти моего сына, я вдруг увидел его в гробу в белом саване. Он тогда сел в гробу, убрал белое полотно с лица и сказал: «Фу! Наконец – то я открыл глаза!»
И я тогда совершенно поверил в потусторонний мир.
Но однажды мне приснилась моя мама. Смотрит она на меня, молчаливая, строгая. Смотрит мне в глаза и молчит. И я тогда заплакал и написал стихотворение:
Нет действий, нет слов и движений,
Нет истины, нет и сомнений,
Нет лжи здесь, и нет откровений,
Любви нет и нет извинений.
И только улыбка любимая,
Глаза, будто сердце ранимое.
И мысль проблеснёт вдруг счастливая.
Но только лицо молчаливое.
И я до сих пор не пойму, что мама хотела мне сказать своим молчанием? То ли прощалась со мной, то ли соскучилась.