Азербайджанцы
Были у меня за всю мою жизнь несколько друзей азербайджанцев. Запомнился мне каждый из них своим обычным отношением к жизни, к работе, к друзьям. Все они были работягами. И ещё запомнились они мне своими обычными человеческими качествами и поступками, которые долго сидели в моей памяти. И вот, наконец – то, моя память выплеснула эти воспоминания о них. И я взялся за перо.А вообще – то, иметь друга – азербайджанца в Сибири – это сюрприз.
С первым азербайджанцем, с которым столкнула меня жизнь, мы, вообще – то, друзьями не были. Он меня не очень–то и замечал. Он был многоопытным и авторитетным машинистом. А я был молодой, не интересный и неопытный помощник машиниста тепловоза. Но это не мешало мне относится к нему с большим уважением. Он отличался своим жизнелюбивым характером, оптимизмом, юмором. Со многими женщинами, которые попадались ему в жизни, он всегда заигрывал. А какой он был матерщинник – не приведи Господи! И звали его Алекпер Оглы Гусейнов. Водил он Бамовские пассажирские поезда.
На железнодорожных станциях в те годы магнитофонов, для контроля и прослушивания радио - переговоров, не было. Тем более, их не было и на БАМе, как на новостройке. И частенько иногда в радио эфире проскакивали непозволительные словечки или фразы. Но железнодорожники старались не позволять себе лишнее слово по радиосвязи. Вот и на этот раз: прибывает Алекпер Оглы с пассажирским поездом на станцию Таюра, вернее подъезжает ко входному семафору станции, а у нас в то время была электрожезловая система для движения поездов, вызывает его дежурная по станции по радиосвязи и говорит, чтобы он немного затянулся с поездом, так как у неё были какие – то проблемы для приёма поезда. И диалог по рации прозвучал примерно такой: «Машинист пассажирского поезда 575, Гусейнов!»
«Что, ядрёна вошь, соскучилась?» - ответил Алекпер хриплым басом.
«Машинист Гусейнов, отвечайте по рации как положено, у меня ревизор!» И в эфире зависла тишина. И потом раздался тихий, полный уважения голос: «Машинист пассажирского поезда № 575 Гусейнов слушает».
«Вот так и разговаривай всегда. Затянись немного, сигнал что – то не открывается». «Машинист пассажирского поезда № 575 Гусейнов понял».
Вот такой диалог прозвучал по рации. И дежурная по станции Таюра долго ещё смеялась над Гусейновым: «Ну как я его напугала? А на самом деле ревизора – то никакого не было. Хи-хи-хи!»
Про Гусейнова много было разных слухов, в основном шутливых. Если о нём и говорили машинисты в депо, то всегда в шутливом тоне. И вся о нём правда и ложь, и шутки и смех – всё перемешалось, и перепуталась. Ну вот, примерно, одна такая шутка про него была: однажды приехал Гусейнов с пассажирским поездом на станцию Лена, пассажиры все вышли, пустые вагоны он поставил в тупик и пошёл по пустым вагонам собирать объедки: корки хлеба, огрызки овощей и много ещё чего.
«Алекпер, зачем тебе это?» - кто – то спросил его.
«Ох, дорогой, у меня шесть жён, шесть детей, шесть свиней. Всех кормить надо».
И все в депо смеялись над ним. А был он пожилым и глубоко уставшим человеком.
Но вот однажды вызывает его начальник депо к себе в кабинет и сообщает ему пренеприятнейшее известие. Дело в том, что по всей сети железных дорог Советского Союза и, естественно, по всем локомотивным депо, прошла телефонограмма о том, что такие – то и такие – то машинисты, работавшие в таких – то и таких – то локомотивных депо, лишены прав управления локомотивами за такими – то номерами, и прилагался список. В этом списке был и наш Алекпер Оглы Гусейнов.
Оказывается, он работал когда – то на железнодорожной станции в городе Баку машинистом электропоезда и проехал там красный сигнал со взрезом стрелки. За что его лишили прав управления. Но он права не отдал, а уехал работать на БАМ. После посещения начальника депо, Алекпер уволился. Тем более возраст у него был уже пенсионный. И после этого я долго о нём ничего не слышал. И только потом, через несколько лет, услыхал: болел он сильно, наш Алекпер и помер, бедолага.
А другой мой хороший знакомый азербайджанец, по имени Саша, во всяком случаи я его так называл, работал со мной помощником, когда я работал машинистом электровоза в поездах. Ездили мы с ним вместе несколько месяцев. Он был спокойный, молчаливый, с густой чёрной бородой. Ездили мы в поездах сутками, а то и более. И всегда брали с собой что нибудь покушать, а в оборотных депо заходили в столовую пообедать. Но Саша никогда никакой еды с собой не брал, и в деповскую столовую никогда со мной не заходил. Я его уговаривал, угощал, но он ни в какую не соглашался. И всё же я его уговорил. Он покушал со мной и разговорился: в то время, когда он жил в Азербайджане, была война между Азербайджаном и Арменией. И отец Саши в звании полковника ушёл на фронт. А Саша вместе с мамой остался дома, ухаживать за ней и беречь от какой либо беды. Но отец через какое-то время вернулся с войны и не один, а с фронтовой подругой. Мама сильно переживала и вскорости заболела и умерла. И Саша отца не простил. Хотел он уехать, но не знал куда. И тогда он взял карту Советского Союза, закрыл глаза и ткнул в неё карандашом: куда попадёт, туда и уедет. И кончик карандаша попал в город Междуреченск. Вот Саша и приехал в Междуреченск жить и работать. Уехал он из дома втихую, чтобы отец ничего не знал. Устроился на работу к нам на железную дорогу и стал копить деньги на квартиру. Поэтому он почти ничего не ел. А жил пока в деповском общежитии.
«Но отец найдёт меня, – сказал Саша, – он всю жизнь военный, у него остались старые связи со времён Советского Союза. Он найдёт меня и увезёт. Я чувствую».
И Саша надолго замолчал. Потом нас с ним разъединили, мне дали другого помощника, а он стал ездить с другим машинистом. И я долго его не видел. Иногда встречались на планёрках, перекинемся парой слов и не более. Неразговорчивый он был. Потом он куда-то вообще исчез. Спросил я у ребят с общежития про азербайджанца Сашу,
и они сказали, что приезжал за ним отец и увёз его домой. Вот такая история у меня осталась в памяти про азербайджанца Сашу.
Но жизнь меня познакомила ещё с одним азербайджанцем Сашей. Работал он у нас на станции составителем поездов. Хороший парень был: весёлый, дружелюбный и настоящим мне другом был. И в работе был надёжным. Женатый он был на русской женщине, но она попользовалась его деньгами и выгнала из дома. Потом он надолго пропал. И появился вновь через несколько месяцев в нашем городе с молодой чернявой девушкой. Увидел я его тогда и спросил: «Саша, ты где пропадал так долго?»
«Ох, Слава и не спрашивай. Домой уезжал, на родину. Отпуск не дали, так я увольнялся. Брат мой старший погиб. Чабаном был. Пас овец. Но какие – то бандиты приехали, убили его, а овец всех забрали. Вот я и ездил хоронить его. А сейчас здесь, в Междуреченске, снова ищу работу. Вот женился и привёз её сюда, чтобы вместе начинать новую жизнь. Познакомься». И он познакомил меня со своей красавицей. И где потом Саша нашёл работу, на каком предприятии, я не слышал. И долго потом его не видел. Но слыхал от кого – то, что он снова уехал на Родину, навсегда. Не везло ему у нас, в Междуреченске.
Был у меня в друзьях ещё один азербайджанец, по имени Федя. А как по азербайджанске звучит его имя, я к сожалению, не помню. Федя был легкомысленным, смешливым парнем. И отношение к нему у окружающих было такое – же, легкомысленное. Мотался он по всему огромному Советскому Союзу в поисках достойной работы и хорошего заработка. Был даже где – то на севере Якутии, заработал там хорошие деньги, но по своей легкомысленности растратил их. Но отношение у меня к нему изменились в лучшую сторону в тот момент, когда я увидел Федю, как он нёс на руках больного, чужого ему ребёнка в больницу, которому вдруг стало плохо на улице. Фёдор нёс его и плакал. И я тогда понял, что Федя настоящий, надёжный мужик. И на него можно положиться.
А с другим азербайджанцем по имени Яша я познакомился, когда работал на Баме. Яша трудился водителем железнодорожной дрезины. Он был толковым, смекалистым работягой. Отличался весёлым нравом и верностью в дружбе. Скучал по своей родине и тосковал о неразделённой любви. Когда приезжал на БАМ знаменитый американский певец Дин Рид, он давал много концертов на станциях Бамовских, на разъездах, на перегонах путейцам, студентам из Университета имени Патриса Лумумбы.А по приезду в посёлок Кунерма, он дал концерт на одноимённой станции. А так как в Кунерме не было ни концертной площадке, ни трибуны, и вообще, ничего подобного не было, то тогда забрался Дин Рид на крышу пассажирского вагона и там пел свои знаменитые песни под гитару, пританцовывая. Но полил вдруг дождь, и Яша, мой друг азербайджанец Яша, схватив зонтик, заскочил моментально на крышу и раскрыл его над головой Дин Рида. Этим он и запомнился многим Бамовцам. И даже попал в какое – то кино про БАМ, и на фотоснимки в различных газетах в разных частях света. И даже в домашних коллекциях у многих хранятся его фото. Вот такой у меня был друг, Яша - азербайджанец. А у меня, к сожалению, его фото нет! И мне очень обидно.
Ну, а про Мустафу особо хочется сказать. Он работал на БАМе машинистом железнодорожного крана. А я тогда работал помощником машиниста тепловоза. Работали мы с ним на разьезде Даван и наши жилые вагончики стояли рядом. Случилась у него, помню, авария на работе. Кран его сошёл с рельсов прямо на новой стрелке и вывел её из строя. Так мужики над ним начали смеяться и шутить: «Мустафа, ты дорогу строишь или ломаешь?».
Ну, помните песенку из старого советского фильма?
«Мустафа дорогу строил,
Мустафа её любил.
А Жиган его зарезал,
Колька Свист похоронил».
Но Мустафа был необидчивый и смеялся вместе с нами.
Но лично мне Мустафа запомнился тем, что очень помог мне, когда я, выйдя из вагона – бани, перепарившись, вдруг почувствовал себя плохо и буквально грохнулся на траву. Воздуха не хватало, язык онемел,и я никого не могу позвать на помощь, кончики пальцев почернели. Но мимо шёл Мустафа, и увидев меня в таком состоянии, остановился: «Слава, что с тобой?». А я не могу ему объяснить, язык не работает. Но он всё понял и протянул мне бутылку «нарзана». «На, попей, легче будет», - и сел рядом со мной. Я выпил «нарзан», немного посидел на свежем ветерке, и мне стало легче. Мустафа помог мне подняться, ноги мои перестали дрожать, и я почувствовал себя вполне нормально. Мустафа привёл меня в свой вагончик, протянул стакан водки и на вилку зацепил здоровенную котлету: «На, выпей и тебе ещё лучше будет. И закуси». «Ты что! – сказал я, – а вдруг хуже?»
«Хуже не будет, наоборот, толчок даст».
И я выпил и закусил котлетой. А потом пошёл в котлопункт и взял на второе пюре с котлетами и запил компотом. И вполне здоровый и весёлый, с песнями, пошёл в свой вагончик. Вот такой у меня был друг, замечательный человек, Мустафа!