Они жили у нас на шкафу еще до моего рождения. Интересно, когда папа с мамой купили их - до войны, или после?
Да... Отказать им в элегантности было невозможно. Даже в некотором шике. Изящно гнутая дубовая пластина сверху, узорчатые стрелки, серебряный циферблат на резной передней поверхности. А сзади крышка с бронзовой пимпочкой, потянув за которую можно было открыть часы и заглянуть внутрь.
А внутри зубчатые колесики и пружинки, и все это движется, кружится, будто колеса некой машины времени, увозящей нас в будущее.
Внизу справа, на основании часов закреплен механизм боя. Потемневший от времени, даже слегка зеленоватый брусок-основа из которого торчат горизонтально толстые палочки-струны. В отличие от основы эти палочки-струны ни капли не потемневшие. Они золотого, яркого цвета, особенно в средней их части. Сверху на бруске основы закреплен еще один механизм с шестеренками. Из него наклонно, в полной боевой готовности торчат молоточки. Каждые четверть часа они вздрагивают, с легким хрипом медленно приподнимаются, а затем, набирая скорость, падают вниз и бьют по струнам. Раздается сначала высокий звук, будто колокольчик на дуге у лошади, потом звук потолще, который представляется мне ударом корабельной рынды, очень быстро за ним средний - как небольшой колокол на звоннице церкви, и, наконец, гулкий, какой-то подводный звук огромного басового колокола. Длинь - бим, бам-бам, бо-о-мммммм! А затем, если это ровный час, самый большой, пятый молоточек бьет по пятой струне столько раз, сколько сейчас часов. Бо-оммм, бо-оммм, бо-оммм! И кажется, что в воздухе, как в воде, расплываются малиново-красные круги. Цвет постепенно притухает, превращается в коричневый, потом зеленеет и наконец становится темно-серым. Затем он исчезает и следующий малиново-красный круг расходится по комнатам, темнеет, исчезает...
Раз в месяц часы все же начинают слегка опаздывать. Или я забываю о своей обязанности раз в неделю заводить их и они останавливаются. И вот что интересно, когда часы идут и бьют каждые четверть часа - мы с мамой спокойно спим. Но стоит часам остановиться и не пробить, и я и мама посыпаемся в какой-то неясной тревоге. Как будто мы с ней утонули, и над нами толща мутно-зеленой воды. Наконец я выныриваю с этой глубины, вскакиваю, подставляю к шкафу стул и влезаю на него.
Запускаю руку сзади часов, открываю дверку и снимаю черный, с резной головкой ключ, висящий внутри на специальном крючочке. Вставляю его в черное гнездо слева на циферблате, который не прикрыт стеклом, и начинаю заводить часы. Тр-р-р-р-р, тр-р-р-р-р, тр-р-р-р-р. Часы оживают и слышится их благодарное тик-так, тик-так, тик-так... Водная глубина под стулом, куда падают капельки тик-так, становится светлей, светлей. Вот уже и она превратилась в плотный газ, в туман. А вот и туман развеялся.
Теперь я завожу правый механизм, механизм боя. Спрыгиваю со стула и бегу в зал, где на телевизоре стоит мамин будильник, который еще папа подарил ей к 8 марта. Смотрю который час, затем снова становлюсь на стул и поправляю стрелки часов пальцем. Я кручу большую стрелку, а маленькая сама становится в нужное положение. Я нежно оглаживаю резную основу часов: простите меня, я больше не буду о вас забывать! Вешаю ключ на свое место и легко захлопываю дверцу. Будто побывал в сказочном домике в гостях, а теперь ушел.
Ну вот. Теперь можно и снова под одеяло. Я укладываюсь головой на руки, которые складываю под щекой, и слушаю усыпляющий ход часов. Тик-так, Генчик, тик-так, дорогой. Спи глазок, усни другой.