Тема взаимоотношений коренных москвичей и приезжих и некоего конфликта между первыми и вторыми — сложная тема, не новая, и я не совсем о ней. Вернее, я не собираюсь ее вынести на обсуждение, а хочу рассказать о нескольких замечаниях-откровениях моей жены, Ольги, которые я услышал от нее за минувшие полгода, как-то связал их между собой, почувствовал в них некоторую тенденцию и отметил про себя, что мне приятна эта тенденция.
Последнее откровение было таким: «Была я тут недавно в супермаркете одежды, — рассказывает Ольга, — и там из общего огромного торгового зала входы в отдельные небольшие магазинчики — торговые павильоны. Я захожу в один из таких, а уровень пола там чуть выше, чем в большом зале, я этого не вижу, задеваю за ступенечку и падаю прямо перед входом. Приложилась весьма основательно. Больно! Ощупываю себя и думаю, что, слава богу, вроде ничего не сломала. В нашем возрасте уже в первую очередь такие мысли. И тут ко мне подбегают двое сотрудников, явно не русские, узбеки они или таджики — не поняла. Помогают встать, сокрушаются, спрашивают — как я. При этом чувствуется искреннее участие. Не реакция вышколенного персонала бутика, а нормальные человеческие чувства. Подали стул, усадили, чтобы в себя пришла, спросили, не хочу ли воды или чая. Сижу и думаю, что в таком месте падала бы и падала, тронуло».
А несколько месяцев назад другой эпизод был примерно на эту же тему. Ольга рассказывает: «Ехала на дачу, и в поезде заговорил со мной мужчина лет шестидесяти, откуда то из Средней Азии. В Подмосковье приехал на заработки. Из разговора было понятно, что ситуация не простая, на родине с работой плохо. Это по молодости легко мотаться, а пожилому человеку… Вместе потом стояли на остановке автобуса, чтобы ехать от Чехова дальше в область. Когда в автобус садились, мужчина захотел оплатить проезд за двоих, то есть за себя и меня. Я какое-то время колебалась, как поступить. Явно у него нет лишних денег, но и обидеть мужчину не хотелось. Согласилась и поняла, что правильно сделала. В его сдержанном проявлении симпатии не было ничего лишнего, мне было приятно встретить этого человека».
И последнее замечание Ольги было совсем недавно, оно связалось у меня с двумя предыдущими, и я решил написать этот текст. У нас возле метро Юго-Западная импровизированный рынок, ну и, конечно, сухофрукты кавказцы продают. Ольга иногда покупает инжир, курагу. И делится недавно услышанным возле прилавка разговором: «Один продавец другому говорит, что какой-то, вроде, Ахмет (не помню, как его точно звали) на работу не выйдет: устроился в школу учителем. Из разговора выясняется, что этот Ахмет — бывший преподаватель английского языка». Ольга, комментируя этот эпизод говорит: «А что, в девяностые годы сколько наших преподавателей в Турцию за шмотками ездили да на рынке потом стояли. Очень многие именно потому, что учителям не платили и преподаватели не нужны были. Вот так и мы не знаем, что привело многих из этих продавцов стоять у нас на рынке. У меня вообще впечатление, что приезжие, что к нам сейчас едут и находят свой непростой заработок, проявляют искренность и человечность в общении, каких подчас не встретишь в общении с благополучными москвичами, занятыми в устоявшемся бизнесе, с налаженным бытом, достатком».
Конечно, можно многое возразить на рассуждения Ольги, что, мол, среди приезжих есть не только работяги — есть местные князьки, есть своя мафия. И люди разные попадаются и среди приезжих, и среди москвичей, и среди бедных, и среди богатых.
Мне просто приятно было, что Ольге встречались хорошие люди, что она в них увидела что-то доброе, искреннее. И если они это почувствовали, пообщавшись с ней, с местной русской женщиной, то будут лучше думать и обо мне, и о других москвичах. Вот у меня такая корыстная мысль промелькнула…