Гл. 6 Сердце и цепи

Михаил Оживитель
Миша, смотри, - прошептала Маша еле слышно, - ты помнишь этого человека?
- Да, это, кажется,  Иван из соседнего дома. Но ведь он умер две недели тому назад. Бандиты до смерти забали его цепями. Его тело было так сильно изуродовано, что даже похороны были с закрытым гробом.… Но это он. Точно он.

- Перекрестись, - снова прошептала Маша, сама выполняя этот оберегающий обряд.
Но Иван не исчез, не растворился в воздухе, напротив, он повернулся к детям. Его выражение лица как бы говорило: «Да, это я. Не бойтесь».

- Здравствуйте! – через несколько секунд, когда оба свидетеля неожиданного видения успокоились, наконец произнес Иван.
  - Здравствуйте! – почти хором произнесли дети.
- А что с вами было? – тихо спросила Маша.
- Мы слышали, что вас до смерти избили мерзавцы. Видели ваши похороны. А теперь вы живы, – начал Миша. – Извините, вы тот самый Иван из дома 33? Или у него был брат близнец?

//Дух животворит: Плоть не использует немало. Слова, которые говорю Я вам, суть Дух и жизнь//
Иоанн 6:63

У меня есть брат, но мы с ним совершенно не похожи. А я Иван, который живет в 33-ем доме. Но вот тот самый ли – это уже вопрос не ко мне.

Иван был добрым и умным человеком, но как говориться «не от мира сего». При этом он был отличным психологом или, это будет вернее, знатоком и целителем человеческих душ. У него не было специального образования психолога. Он обладал большим очень чутким сердцем, которое могло сразу дать ему знать о тайных помыслах, или лжи любого человека с кем он беседовал. Его сердце было самым совершенным детектором лжи, не трудом человека, но творением всевышнего созданное.

Разумеется, многим нечестным людям это крайне не нравилось. Иван не сотрудничал с милицией. Но даже страх возможности быть разоблаченным в своих поступках, проводил к тому, что этого человека чудного, а для кого-то прости чудного сердца, многократно пытались сжить с этого света.
Церковные люди предпочитали видеть в этом чуде происки лукавого или вообще считать его совершенно не нужным, или даже сумасбродным явлением нездорового человека. Думается, они бы с удовольствием предали его анафеме, но время было совершенно не то, чтобы кого-либо отлучать от Бога, то есть точнее от церкви.

Высшие органы государственной безопасности долгое время вели за ним тайное наблюдение. Однако, по каким-то невероятным причинам они не стали использовать его в своих целях в качестве детектора лжи, ни арестовывать как опасного человека, ни даже помещать его в  закрытую психиатрическую больницу. Впрочем, если порыться в архивах госбезопасности, то у них был  такой опыт с подобными людьми. Однако всё проходило впустую. Как детектор лжи, он был слишком  малоуправляем. Как заключенный, мог сделаться опасным героем – жертвой власти. А как пациент психиатрической больницы – более интересен на воле и безопасен тоже. Обследование таких людей добросовестными психиатрами могло  привести (и чуть было не привело) к  совершенно противоположным результатом о том, кто нездоров на самом деле в душевной сфере. Как ни боролись с людьми такого типа, они были на Земле постоянно.

Впрочем, один из них и породил самую распространенную религию в мире. В свое время государственным и церковным людям потребовалось немало усилий, чтобы направить веру во Христа в безопасное и полезное для людей власть предержащих русло. Однако, то что Христос не просто воскрес, а продолжает воскресать постоянно, было всегда одной из самых немыслимых тайн и самых опасных ересей.

Было время на суд повели паренька.
И в нем все признавали еретика.
Ему вменялось в вину, что не так он умен.
А копнуть в глубину: неугодность властям.
Ему вменялось в вину то, что чувствует он
Объявили войну, тем кто думает сам.

И костер был готов, и сожгли паренька.
Приговор подписала с крестом божьем рука.
Но на суд будут снова тащить паренька,
И признают в нем дружно народа врага.
Ему вменят в вину, что не так он умен.
А копнуть в глубину, неугодность властям.

Ведь погубить страну то, что чувствует он.
Нудно мысль всем одну, а он думает сам.
Но палач то готов, и казнят паренька.
Приговор с звездой братства подпишет рука.

А нерадивый забитый народ
В братство не верит и горькую пьёт.
Горб надрывает, жить лучше мечтает.
Злобно ругает, живет и живет.

И опять захотят паренька засудить.
Но никто не поймет, чем его заклеймить.
Но не нужно вины, коль не так он умен.
Он не те видит сны, он опасен властям.
Им не нужно весны, пусть не чувствует он,
Пусть же сердце свое заморозит он сам.
Будет саван готов, отпоют паренька
И невидима будет убийцы рука.

Продолжение http://www.proza.ru/2017/01/03/1879