Терпеть не могу это женское «их».
«Мне сказали, меня предупредили, меня узнают». Как будто там не один полуспущенный идиот, а вся футбольная команда.
И еще пошлые присказки про чемодан и тех, кого приучили. Да масса всяких – про надежную спину, каменную стену или тыл. Конечно, все это так, самое пошлое и есть самое истинное, но слушать невыносимо. Тем паче все, кто говорят про чемодан без ручки, сами являются неудобной тарой.
Абсолютно и всегда.
Я вчера купил сельдерей.
Принес домой, почистил и съел.
Потом позвонил Феофании.
Она мне говорит, б…, эта, которая от души. Шлюха, та, кто по-другому не может, просто слаба на передок. А проститутка – да – за деньги или ради какой другой выгоды.
Феофания всегда начинает разговор с середины мысли и фразы.
Сказать, что я под впечатлением – ничего не сказать.
В ее присутствии меня колбасит буквально. Я иду мелкой дрожью и теряю дар речи – мямлю что-то невразумительное.
При этом, мы с ней даже не близки.
То есть близки, но не через постель. Точнее, я близок, а она – не знаю.
Тут дело в запахе и вкусе. Я когда впервые, очень невинно, прикоснулся к ней губами в районе виска, сразу понял – моя баба.
Говорю, когда мы это самое? А она смеется. У меня, отвечает, сложное расписание, но по понедельникам и вторникам я свободна. И чего, спрашиваю? Тебе мало? Ну… я чешу репу, может, и не мало, но как-то очень утилитарно… а я без романтики не могу. Она опять смеется, в том смысле, что будет тебе романтика. Я же, говорит, слабая женщина, хоть и сильная.
И мы пошли в магазин.
Где купили: муки, подсолнечного масла, макарон и лука. После чего загрузились в машину и поехали.
Ехали километров сто, потом повернули к церкви и, зайдя внутрь, спросили дорогу к монастырю. Да так прямо и езжайте, посоветовала какая-то тетка в платке, а когда мы вышли на улицу, батюшка, вылезавший из внедорожника, сказал, вам в монастырь? Да, ответил мы. Осторожнее езжайте – опасная дорога, особенно через ручей, там очень узко. Спасибо, поблагодарили мы, и поехали.
Надо было в туалет сходить, пожаловался я.
В церкви? Потерпишь.
Едем.
Сделали пару поворотов, ловко миновали узкое место над ручьем, чуть-чуть буксанули в гору и прибыли к воротам. Вылезли, подергали и убедились, что они заперты.
Феофания поддернула юбку, и собралась лезть через железную ограду.
Погодь, попросил я, попробуй просто посигналить.
Феофания побибикала.
Ну?
Давай еще раз.
В это время, с той стороны подошел приветливый мужичок и открыл ворота. Сказал, сейчас я матушку позову. И позвал. Мы пока поставили машину, я вытащил из багажника пакеты и вместе с трудницей Ксенией оттащил их в трапезную, на кухню. Феофания с матушкой пошли к церкви, я за ними, перед входом чуть-чуть замешкался, не мог вспомнить, как креститься – слева направо или справа налево. Перекрестился справа налево, чай, Бог не бревнах, а в ребрах.
Заказали Сорокоуст и сходили на святой источник. Набрали воды во флягу. Красный пластиковый ковшик был сломан – лопнул. Надо было новый привезти, но кто ж знал. Я попил из горсти. Сторож спросил, купаться будете?
Все вместе обедали. На первое был постный суп гороховый с картошкой. На второе вермишель с грибами, на третье – чай. Все очень вкусное. В монастырях вообще очень вкусная еда. Я доел за Феофанией суп, а она мне сказала, тут много не едят. Чего это? удивился я. Им самим не хватает. Поэтому с чаем, я взял только два пряника с тарелки, а не три, как планировал.
Обратно ехали преимущественно молча.
Моросил мелкий январский дождь. Навстречу неслись огромные грязные фуры, обдавая нас жидким месивом из снега, воды и песка.
Феофания гнала тачку.
Я начал кемарить – меня после монастырского обеда потянуло в сон.
Подумал, что сейчас где-то, скорее всего в Ростове или Краснодаре на такой же фуре прет мой кореш Егор. И еще о том, что все это: Феофания, монастырь, матушка, ограда, дорога, снег – паззл, который я собираю-собираю, а он, гад, рассыпается и рассыпается. Потому что люди, такие нежные и несчастные существа, особенно те, кого мы любим… Такие нежные и такие несчастные, и переменчивые, и продают нас с потрохами при первой же возможности… А мы, несмотря на все это, снова и снова стараемся, знаем, что о нас вытрут ноги, и пишемся на любовь… Любимые… становятся нам как кровь… и… и…
И заснул.
Когда очнулся, мы въезжали в город.
С добрым утром, ваше величество, сказала Феофания.
Ага.
Мы проехали еще километров десять и вылезли около подъезда ее дома. Я снова захотел есть.
По вечерам она читает акафисты.
А мне хочется заметить, что вокруг полно живых людей. Я, например. И, может быть, на этих живых людей тоже надо обращать побольше внимания?
О, парирует она, я и обращаю, проехала с тобой двести пятьдесят верст чая с матушкой попить, это что, не внимание?
Внимание, соглашаюсь я.
Достаточно романтичное?
Да.