Однажды я оказалась в роскошной гостинице «Славянская» на благотворительном базаре, организованном дипломатическими посольствами в Москве.
Еще в раздевалке я заметила группу одинаково одетых детей: белый верх, черный низ — девочек и мальчиков десяти-одиннадцати лет. Рядом со мной раздевался черноглазый темноволосый мальчик. Чувства просто вырывались из него. Он сообщил мне, что они из детского дома и приехали на концерт автобусом из Тулы. «Нам сказали, что, если понравимся, кого-нибудь возьмут в семью иностранцы».
Я поднялась по роскошной лестнице. Везде были киоски с товарами — сувениры, игрушки, меха — просто глаза разбегались. Стояли крупные холеные дамы, реже мужчины в дорогих костюмах и многочисленные молодые помощники.
Цены подавляли не столько материально, сколько морально. Кто способен приобрести это изобилие? Публика тоже была основательной, но не очень-то покупала, а больше интересовалась сладостями и полуфабрикатами в продовольственном отделе.
Доминировал русский компонент — плошки, ложки, балалайки, матрешки, ушанки, павловские платки, гуделки, сопелки, разноцветные самовары, хохлома, гжель, уральские камни, самоцветы, якутские алмазы и так до бесконечности.
Я дошла до центрального зала и увидела помост, на котором выступали дети. Девочки пели песню — на баяне играл, очевидно, учитель пения. Потом вышли мальчики и исполнили «матроску»:
Эх, яблочко,
Куда ты котишься,
Попадешь ко мне в рот,
Не воротишься.
Я сразу увидела своего знакомого. Он танцевал лучше всех. Какие коленца он только не выделывал — и вприсядку, и волчком, и на мысочках, и подпрыгивал выше всех — ну просто будущий Нуриев!
Он плясал от всей души — раскраснелся, улыбался, глаза веселые с лукавинкой и как будто говорил: «Смотрите: я и так могу, и этак, я хороший, я способный — вы не пожалеете, если я буду в вашей семье».
Иностранцы посмотрели, вежливо похлопали — положили на стеклянный столик в вазочку доллары и разошлись.
В раздевалке мы опять встретились. Он, еще разгоряченный танцем, деловито одевался. Я не заметила на его лице ни досады, ни огорчения. Он был спокоен — он сделал все, что мог. Ну, не сегодня, но может быть, еще представится случай.
Кто-то крикнул:
— Раис, иди скорей, автобус отъезжает!
Мы переглянулись, я махнула ему рукой, и он ушел.
Тебя обязательно заметят, не могут не заметить. Счастья тебе, Раис!