Спешно забежав в подъезд, Федя обнаружил до боли знакомую ему картину,которую уже привык видеть
в своем коммунальном - общежитии.С порога, его встретил едкий сладковато кислый запах разлагающихся отходов,разносящийся по всему подъезду, из стоящего в дальнем темном углу когда то рабочего, а теперь грязного и полностью забитого отходами мусоропровода.Ржавые протекающие чугунные батареи, все те же обшарпанные, грязные стены, и приевшаяся за долгое время полутьма, из за грязных окон и постоянно выкручиваемых лампочек. В общем ничего необычного, только, как ни странно, довольно мало окон
способных к пропусканию света, так как некоторые части окон нижних этажей, где разбиты стекла, были
кем то заботливо забиты фанерой, из за чего и без того тусклого в этот пасмурный день света, вовсе
хватало только на то, чтобы нечаянно подскользнуться, не заметив чего-то на лестнице.
Внимательно смотря под ноги, и все время успевая поглядывать на двери, он начал медленно подниматься
по лестнице в поисках шестьдесят шестой квартиры, указанной в уведомлении. Поднявшись на четвертый этаж, Федя после шестьдесят пятой квартиры, вместо ожидаемой шестьдесят шестой, обнаружил слева от себя девяносто девятую, но сразу же за ней шла шестьдесят седьмая. Последние сомнения, о том, что это
та самая квартира, развеяла прибитая возле двери доска с наклеенной, видимо недавно, самодельной, бумажной табличкой, на которой большими, чернильными буквами значилось:
"Натарыялный Бюро З. Г. Самоновича".
Он позвонил в дверь, и через несколько минут ожидания, она осторожно, со скрипом приоткрылась, и
через нее из под дверной цепочки, показалась низенькая старушка. Старушка, таким же скрипучим как дверь голосом, спросила: "Ви к Зальману Гершоновичу ?", Федя неуверенно согласился.Посмотрев на него подслеповатыми глазами, она продолжила: "А ви вже получили от него докумэнт,если да, то подавайте
вже его скорей, или мнэ придется с вами раскланивайтся".
Он протянул его старушке, она надев висевшие на шее очки, начала внимательно читать, дочитав одобрительно покачала головой, сняла дверь с цепочки, впустив незадачливого посетителя, указала мол:
"Возмите в р'егистратойской талёнчик, и занимайтесь очередью", и быстро скрылась за одной из дверей, похожей на длинный извилистый коридор прихожей, коим по совместительству она и являлась.
Обшарпанный дощатый пол был выстлан, по ходу движения очереди, старыми газетами, которые за долгое время уже стали составлять единое целое с полом. Лампочки свисавшие с потолка, тускло освещали коридор, испещренный по всей длине множеством дверей, и почти у каждой из них стояла очередь. Освещение спасали только стены от бледно-желтого до, местами, темно серого цвета, однажды выкрашенные светло-желтой масляной краской, и на многие годы оставленные на медленное увядание. И только они тускло отражали и незаметно усиливали слабый электрический свет, создавая впечатление, как будто это они скупо делятся светом с лампочками, а не наоборот.
Бродя по коридору, за одним из поворотов, Федя обнаружил маленькое зарешеченное окошечко, над которым висела написанная красной краской вывеска, гласившая, что это окошечко является регистраторской. После того как он несколько раз постучал в это окошечко, в регистраторской послышалось движение, затем была открыта решетка и из распахнутого окошечка вылезла толстая рука, и сонный голос из глубины регистраторской
потребовал уведомление. Федя протянул его, и схватив, рука быстро исчезла в регистраторской, но очень скоро появилась вновь, со словами: "Ващ Талён", протягивая уведомление и прикрепленный к нему клочок бумаги с цифрой восемнадцать. После этого рука исчезла, решетка резко закрылась на замок и окошечко захлопнулось, а Федя пошел искать очередь в нужную ему дверь.
И тогда он понял, что ошибался называя это маленькой конторкой, это был целый комбинат нотариальных услуг, на дому. Наконец то в конце коридора он нашел дверь, к самому Самоновичу, возле которой перед Федей стояло еще десять человек, и видя скорость продвижения очереди, он понял, что задержится здесь на долго.