Рапсодия для Любы
Когда – то, очень давно, во времена Столыпина, из глубин центральной России переселилась в Сибирь семья Гореловых. В те далёкие года многие Россияне переезжали в Сибирские края для освоения её пустующих земель. Это было великое переселение Российского народа. Вот и Гореловы сорвались с насиженного места в России и устремились в Сибирь. Осели они в Алтайском крае в одной из многочисленных деревень Заринского района. Со временем семья Гореловых разрослась. Из неё образовались новые семьи и, отколовшись от родового гнезда, разъехались по разным весям и городам Сибири.
В конце сороковых годов 20-го века в семье Гореловых появилась на свет Любаша. Семья была большая и Любаша, когда уже была старшеклассницей, переехала жить в город Междуреченск, к своей одинокой тётушки. Тётя Паша, так звали тётушку, когда- то давно схоронила своего мужа, Сибирского казака, блиставшего шикарными казацкими усами, и осталась жить одна.
Люба была настоящей русской красавицей: светлые волосы, добрые голубые глаза, приятная и притягательная улыбка. Простая, аккуратная одежда. И у неё было какое – то особое восприятие мира. Очень тонкая и нежная натура. Она любила читать прекрасные стихи, любила красоту природы и красоту мира. Она восхищалась всем, что её окружало.
Это была одухотворённая и нежная душа. В ней было всё удивительно и необыкновенно прекрасно.
И соседский шестнадцатилетний мальчишка влюбился в неё без памяти. Он стеснялся своей любви и при случайной встрече с ней терялся и не мог преодолеть свою стеснительность. Он даже стеснялся смотреть на неё. И поэтому старался избегать её взгляда.
Но Люба чувствовала его любовь, понимала, и старалась держать его на расстоянии. Она относилась к нему, как к обыкновенному знакомому, как к хорошему парню, как к соседу, и не более того. И от этого он сильно огорчался.На сердце у него было тяжело и как-то не очень понятно. Он сочинял стихи о безответной любви и страдал. Но всё оставалось по прежнему, и ни чего не менялось. Его страдания заметила тётя Паша и подталкивала Любашу навстречу парню, но она отшучивалась.
«Да что вы, тётя Паша - говорила она – какая любовь? Мне учиться надо. Да он мне особо- то и не нравится».
После школы Люба поступила в педагогический институт. Училась она отлично. И после окончания института получила Красный Диплом. А он, после её отъезда, многие годы не встречал её нигде: не на улице, не на родном дворе. Но в памяти у него оставался её образ: добрая улыбка, приятные лучики её голубых глаз, и светлое, не забываемое лицо. За это время, что он её не видел, он много работал и учился, отслужил три года на военной службе. Потом опять работал и учился.
Ухаживал за девушками и, в конце - концов, женился. Потом у него родился ребёнок. И он, кажется, совсем забыл про неё. И почти не вспоминал. Но её образ глубоко сидел у него в памяти. И когда нападала тоска, он тяжело, украдкой вздыхал по ней.
За эти годы, что он её не видел, она окончила институт, вышла замуж и у неё родилась дочь. Работала она потом в школе учительницей по русскому языку и литературе. Работала успешно. У неё даже перенимали опыт другие учителя. Приезжали к ней на уроки и с городского отдела образования, и с областного. Предлагали ей лучшие условия и лучшие школы. Но она отказывалась.
«Привыкла – говорила она – к своей школе, к своему классу».
Потом она поступила в университет и окончила его, и опять с отличием. Потом вступила в ряды коммунистической партии и была там активным её членом.
Но вот с мужем у ней не заладилось. Он был старше её на десять лет. Говорили, что взял он её силой и хитростью. Бывший зэк, любитель алкоголя, драчун, наглец и матерщинник.
С ним она не просто жила, она с ним страдала. И это, с её – то тонкой натурой. Говорили, что он её не просто оскорблял, он даже поднимал на неё руку.
И, однажды, она не выдержала: бросила всё, буквально всё! И, схватив маленькую дочку, уехала, куда глаза глядят. В чём была, в том и уехала. Доехала до Новокузнецка. Долго сидела на вокзале. Плакала. И плакала её маленькая дочь.
Любаша не знала, как ей дальше быть. И она вспомнила, что её приглашали работать в областной комитет образования. И, сев на поезд, она уехала в город Кемерово. А там опять всю ночь на вокзале с маленьким ребёнком. Утром поехала в облоно и нашла ту самую служащую, которая приезжала к ней в Междуреченск на открытые уроки. И добрая женщина прониклась её горем, помогла с работой, и с комнатой в общежитии, но, так – как все рабочие места были уже занятые: и в облоно, и в школах, её устроили учительницей в профтехучилище для сельской молодёжи. Там готовили не только сельскую интеллигенцию, но и других специалистов для села. Добрые люди помогли ей и с вещами. Кто что мог, тот и приносил. И вещи разные, и мебель нехитрую, электроплитку, чайник, детские вещи. Словом, кто чем мог, тот и помогал ей.
Люба плакала и была очень благодарна людям. Со временем она привыкла к своему новому месту жительства и к своей новой работе. И у неё появились свои любимые ученики, которые обожали её и не отходили от неё не на шаг. И там, в профтехучилище, в полной мере раскрылся её талант педагога. Появились у неё и поклонники, особенно среди интеллигенции и военнослужащих.
Она скучала по Междуреченску, по своей родне. Но не могла, как хотелось – бы ей почаще, бывать в родных местах. Работа, да и денежные проблемы не давали этого сделать.
Прошло много лет. И однажды, тот самый мальчишка, будучи уже взрослым человеком
авторитетным железнодорожником, совершенно случайно увидел её на вокзале города Новокузнецка. И остолбенел от неожиданности, как когда – то, в далёкой юности. И у него перехватило дыхание. Всё такая же красивая, с добрыми морщинками у голубых глаз, с приятной и скромной улыбкой. Но было видно, что она немного была уставшая, или чуть – чуть, постаревшая, что ли. Они встретились глазами и долго стояли молча, не отводя глаз друг от друга. Но опять она сделала вид, что встретила его, как старого знакомого, как доброго и хорошего друга, но не как влюблённого в неё мальчишку. Но сердцем она прекрасно понимала и чувствовала его любовь. И заглядывая в его глаза, будто – бы спрашивала:
«Ну как ты? Сколько лет я тебя не видела. Как живёшь?».
«У меня всё хорошо» - отвечал он взглядом. И у него вдруг появилась слезинка на глазу. Да не слезинка, а так,соринка. И он попытался её смахнуть.
«Не надо» - сказала она.
«Я так давно тебя не видел».
«Ну что ты, друг мой! У меня всё хорошо. Работаю и живу в Кемерово. У меня растёт дочь. Живём мы с ней вдвоём. Пойдём, присядем?».
Сели они на лавочку в зале ожидания и долго проговорили. Провожая её на Кемеровский поезд, он пожелал ей всего доброго, что есть на всём белом свете. В ответ она улыбнулась приятной знакомой улыбкой:
«Ну что ты, у меня и так всё хорошо. Спасибо тебе за добрые слова. Когда будешь в Кемерово, заходи. Мы с дочкой будем рады. Адрес я тебе положила в карман».
«Счастливо тебе» - сказал он.
«И тебе» - ответила она. И уехала. А он всё думал о ней. Он всё время думал о ней. Он всегда думал о ней. Как же ей удалось пережить все эти неприятности, с её - то нежными чувствами, с её тонкой натурой, с её наивной, детской восприимчивостью к жизни, с её любовью ко всему земному. Как – же ей тяжело пришлось жить!
«Боже мой – думал он – ну почему мы не вместе! Я бы никогда, никому не позволил бы её обидеть. Ну почему так сложилась жизнь?».
После этой неожиданной встречи прошло ещё несколько лет.
Годы бежали друг за дружкой. Время шло. Он иногда вспоминал о ней, между рабочими делами и семейными заботами. Скучал. И однажды он написал стихотворение:
А недавно в болезненном сне
Вдруг Любаша привиделась мне.
Вроде, с ней я стоял, разговаривал,
Ни о чём не просил, не настаивал.
Только сильно душа так болела,
О прошедшей любви всё жалела,
О прошедших деньках тех весёлых,
Где её ожидал я со школы.
И соперником был, ну немножко,
Мой хороший дружок, мой Серёжка.
Отошёл я в сторонку, сказав:
Пусть сама выбирает Любава,
Я надеялся, буду я прав,
Или друг мой Серёжка неправый.
Ну, конечно – же, всё это вздор.
Ожидаю Любви приговор.
Или мне улыбнётся в ладошки,
Или «Да» она скажет Серёжке.
Через несколько лет, будучи в командировке в городе Кемерово, он решил заехать к ней. Проведать, посмотреть, как она живёт. Адрес был у него в кармане. Он немного стеснялся, как шестнадцатилетний мальчишка, боялся. Но ноги сами несли его. И он нашёл этот адрес, этот дом. И оробел. А вдруг она здесь уже не живёт? А вдруг она вышла замуж? Но ноги снова и снова несли его, не подчиняясь его рассудку, не подчиняясь его воли.
«А чего я волнуюсь? – подумал он – все дела командировочные я уже переделал и у меня уйма свободного времени. И он решительно подошёл к её дому. Зашёл в подъезд. Это было семейное общежитие. Вот её номер комнаты. И он, немного стесняясь, постучал аккуратненько в её дверь. Дверь открыла сама Любаша. И удивляясь его приходу, улыбнулась такой знакомой и приятной улыбкой.
«Боже мой! – сказала она – как я тебя долго ждала. И вот ты, наконец – то, здесь, приехал и уже рядом со мной. Проходи».
«Значит, она любила меня, значит, ждала – почувствовал он, а я то, болван, подумал, что не нужен ей, что забыла она меня».
Он зашёл в комнату и поразился её бедности и нищенской обстановке. Комнатушка, в которой она жила вместе с дочерью, была очень маленькая. В ней еле – еле помещались стол, кровать, тумбочка и допотопный старый телевизор. Рядом с кроватью стоял обшарпанный холодильник. Стояла этажерка, готовая вот – вот переломится от обилия книг. В комнате была всего одна кровать. Значит, мама с дочкой спали на одной кровати. На тумбочки стояла полуживая старая электроплитка. Кругом была пыль, какая – то, запущенность и не прибранность. Грязные, неплотно закрытые окна, подоконники завалены книгами. И ещё он обратил внимание на то, что Люба была больна. У неё была частично парализована левая сторона тела.
«Что с тобой, Любаша?» - спросил он.
«Ох, как – бы тебе сказать? У меня инсульт был. Врачи сказали, на нервной почве. Недавно выписалась из больницы. Левая сторона тела не работает. А так у меня всё хорошо» - улыбнулась Любаша. И от услышанного, он неожиданно сел на край кровати.
«Да ты не горюй, друг мой – сказала Люба – у меня всё замечательно. Дочка помогает. Скоро вот школу окончит и пойдёт учится дальше. И мы ещё заживём!».
Немного отдохнув, он взялся за уборку квартиры. Помыл полы и окна. И закрыл их поплотнее, так как приближалась прохладная осень. Отремонтировал еле дышащую электроплитку, отремонтировал розетку, отмыл чайник, который потом запыхтел с ещё большим удовольствием. Разложил по порядку книги на этажерке. А потом сходил в магазин, купил продукты и стал готовить обед, а за одно, и ужин. Люба ничего не могла делать, и ей было передо мной не ловко. Она еле передвигалась по комнате. А у него сердце кровью обливалось от сострадания. Он же всегда помнил её молодой, красивой, улыбчивой. А тут вот такое случилось с ней. Но, превозмогая жалость, он продолжал улыбаться и готовить обед. И она, улыбаясь его шуткам, стояла рядом, держалась за его рубашку и была счастлива. Он видел это по её глазам, по её весёлым словам.
И он старался. Старался отвлечь её от грустных мыслей, старался повкуснее приготовить обед. А потом вместе сидели и ждали дочку со школы. Между разговорами, он помыл посуду, наточил кухонные ножи. И, наконец – то, угомонившись, присел рядом с ней. И она заплакала, положив голову ему на плечо.
«Спасибо тебе за всё. Прости меня».
«Да что ты, Любаша, мне приятно ухаживать за тобой. В кои – то веки пришлось. Это ты меня прости, это я не понимал тебя».
Долго они сидели молча, обнявшись. Пришла со школы дочка, они вместе поужинали. И он сказал:
«Ну, вот и всё. Мне пора в аэропорт. Мой рейс уходит рано утром. И мне надо успеть на последний автобус, а то больше не на чем будет добраться до аэропорта».
В то время он работал на строительстве Байкало – Амурской магистрали и туда надо было долго добираться.
Он попрощался, поцеловал их обоих, и ушёл на автобус.
В аэропорту он долго сидел в ожидании рейса и понимал, что не скоро они ещё встретятся. На сердце у него было тяжело и грустно. Он вспоминал её глаза, её слова, её светлое, чуть – чуть уставшее лицо, её слёзы. И понимал, что ни чем помочь ей уже не сможет. И тогда он опять написал стихотворение:
А Любу выбило надолго с колеи.
Развод, болезни, ни к кому любви.
Вокруг Любаши жизни ликованье,
А Люба жалкое влачит существованье.
Ну как помочь ей, как облегчить душу?
Я не могу и не пойму, не знаю!
Послушай Любушка, меня послушай:
Я так люблю тебя и так страдаю.
«А ведь у меня даже нет ни одной её фотографии» - подумал он.
По прилёту в Северобайкальск, он с друзьями ушёл в горы, на Даванский перевал. За золотым корнем. Набрал он золотого корня тогда предостаточно, но ему всё казалось мало. Тогда он всех своих друзей перетряс, выпрашивая у них золотой корень. У кого сколько было. И отправил Любаши посылку с этим чудодейственным лекарством. Но от неё не было ни какого ответа. Получила она посылку или нет, он не знал.
Прошло ещё несколько лет. Он уже работал в Междуреченске на железной дороге. И однажды, зашёл в очередной раз проведать свою престарелую маму. Поговорить, посидеть рядом. И она сказала ему:
«Сынок, мне бабки позвонили. Сказали, что Любушка умерла».
И он от неожиданности сел с размаху на стул.
«Боже мой! Да что – же это такое! Какая несправедливость! Вместо того, что – бы дать ей в жизни хоть какую – то радость, хоть капельку счастья, Всевышний забрал её от нас. Хотя мы, конечно, сами виноваты. Мало уделяли ей внимания, мало любили её. Да и я, хорош гусь! Не мог настоять на своём, не смог почаще её навещать, не смог объяснится по человечески с ней о любви! Не смог ещё раз к ней приехать! Не смог! Не смог! Не смог!»
В его голове крутились её образ, её слова, её улыбка, её глаза! И он не как не мог поверить, что Любаши больше нет на свете.
«Сынок, не горюй – сказала мама – у тебя, ведь, семья. Люби их и Бог поймёт тебя и простит».
«Ах, мама, я, конечно, их люблю и забочусь о них. И у меня дома всё в порядке».
«Будешь в Кемерово – продолжила мама – найди её могилку, положи цветы».
«Но, мама, где – же я её там найду среди множества многотысячных кладбищ. И подсказать некому».
«Так - то оно, конечно, так, но всё – же, помяни её»
«Конечно мама, обязательно помяну. И буду всегда помнить её».
Прошло ещё несколько лет. За эти годы его, пожилого человека, бросила жена, с которой он прожил почти всю свою жизнь. Она нашла себе другого, побогаче. И умерла его мама.
Однажды ночью, когда ему было совсем плохо, и он, уже было собрался на тот свет, вдруг, перед его глазами возникла Любаша. Она была в сереньком пальто, под мышкой держала какой – то серый матерчатый свёрток. И он, как когда - то в молодости, затрепетал перед её взглядом.
«Здравствуй, Люба! – обрадовался он – ты куда идёшь? Можно я тебя провожу?».
«Проводи» - сказала она. Они прошли по улице, перешли дорогу.
«Дальше не надо – сказала Люба – возвращайся назад».
«Да ты что, Любаша! Я провожу тебя».
«Я же сказала, не надо. Возвращайся назад!»
«Да ты что, Люба?».
«Уходи, я сказала! Не надо провожать меня! Возвращайся!» - оборвала она его резко. И он, психанув, перебежал обратно дорогу. И долго потом провожал её взглядом, пока она не исчезла в серости дня, в сером пальто, среди серых домов.
Проснувшись, он долго переживал, всё вспоминал этот сон. А днём, когда немного отошёл ото сна, написал стихотворение:
Ах, эти муки душевной боли.
И эти звуки скрипучей доли.
Протянешь руки, и нет вас боле.
И не хватает какой – то даты
И одержимости супостата,
И нет терпимости, будто злата.
Ах, эти муки душевной боли.
Протянешь руки, и нет вас боле.
Долго потом он вспоминал этот сон. На душе было очень тяжело. Жил он один. И чуть было не помер. Если – бы не Люба. Значит, ему ещё рано на тот свет. Значит, рано.
«Ещё поживём – сказал он сам себе – ещё поживём».
Эх, была – бы живая Любаша, я бы привёз её к себе домой – подумал он - пусть больную, хромую, любую. Ухаживал – бы за ней, вывозил – бы её на природу. И может быть, она бы тогда выздоровела. И мы были – бы с ней счастливы. Но Любы нет». И он долго сидел, повесив голову, и тосковал. На душе было горько и тяжело. Болело сердце. А, ведь, у него даже нет ни одной фотографии Любы.
«Ну почему я не музыкант – подумал он – я написал - бы тогда рапсодию для Любы. Так и назвал бы её:
Рапсодия для Любы! Звучит? Очень!
В честь её мужества, в честь её таланта, в честь её доброты сердечной, в честь её красоты душевной и удивительно красивым глазам и приятной улыбки».
В честь этой женщины он написал – бы
РАПСОДИЮ!
Да будь милосерден к ней Бог! И милосердны все силы небесные!