Страшная месть

               

   Рядом с техническим парком НЗ в палаточном городке жили солдаты, вывезенные на лето из части для экономии рабочего времени. Старшим был сержант второго года службы Усольцев. Офицеры приезжали из гарнизона для проведения работ, иногда заглядывали в палаточный городок. Особой охоты навещать городок не проявляли, потому что солдаты намеренно разместились за ручьем и болотистой полосой. Жирная грязь с хромовых сапог смывалась плохо.
   В часть солдаты выезжали только на обед, завтрак и ужин готовили на месте. После работы, за неимением других развлечений сельские ходили по полю, выливая из нор сусликов как в босоногом детстве. Горожане бренчали на гитаре и завывали дурными голосами под Высоцкого. Иногда бегали в самоволку, но это по ночам. Отбой в десять часов, а солнце летом в Забайкалье садится, чуть ли не в одиннадцать. Убивали время как могли.
  Однажды в двух километрах от их палаток на пригорке началась какая-то возня. Сначала пришли ГАЗики со щитами, из которых несколько человек быстро соорудили загон, потом появилась юрта и к вечеру уже возникла летняя чабанская стоянка. Обосновалась на ней  бурятская семья,многодетная несмотря на молодость родителей. Пять мальчиков и одна девочка. Все погодки. Девочке семь лет, младший на руках снова беременной матери. Бурят умудрялся справляться с работой один, жена занималась хозяйством и детьми.
   Появление рядом отары стало развлечением в жизни солдат, в большинстве своем горожан. Утром они наблюдали, как отара спускается с пригорка и направляется в их сторону к ручью на водопой, метрах в ста от лагеря, скрываясь в предутреннем тумане. Затем, напившись, овцы разворачивались и шли назад. Возле стоянки чабан, наблюдавший за ними с пригорка, подхватывал их и гнал на другую сторону пригорка в степь.
    Усольцев с четырнадцати лет работал на отаре, друг его Володя, вообще, был бурятским воспитанником. Его усыновили чабаны в годовалом возрасте, жил на отаре до семи лет, не зная русского языка. Потом в школе и интернате уже постигал его азы. Не очень-то и постиг. Говорил с акцентом, который при его внешности блондина с европейскими чертами лица воспринимался как дефект речи. Если его не видеть, то сомнений не возникало – говорит бурят. Он призвался из Усть-Ордынского округа Иркутской области. Друзья часто пользовались его знанием языка в самоволках. При встречах с молодежью, не подавая виду, определял, насколько агрессивно она настроена. Не секрет, что в селениях, будь то русских или бурятских, солдат встречали как представителей иной социальной группы и часто  не упускали возможности показать удаль молодецкую. Солдаты охотно не уступали и случались инциденты.
   Сельская жизнь была для ребят привычной, а отара влекла к себе как лосося родная пресноводная река. На следующий же день пошли в гости. Молодой плечистый бурят весело их поприветствовал:
- Здорово, салаги!
   Усольцев возмутился:
- Почему салаги?
- Да я уже пять лет, как отслужил, кто же вы передо мной?
- Где служил?
- В Казахстане, у братьев казахов.
- Чего тебя туда погнали, а к нам в часть братьев понавезли?
   На улицу из юрты высыпала вся семья, бурят представил их коротко:
- Это моя баба с выводком, все погодки.
- Ты сколько служил, с двумя детьми ведь не берут в армию?
- Когда служить пошел, одна старшая была.
- Что, каждый год в отпуск ездил?
- Не-е, один раз, да все мои, кому они мешают? Зато через год из армии отпустили!
   Глаза бурята прятались в прищуре узких прорезей, а белые зубы сверкали, заражая весельем. Отара паслась на другой стороне пригорка на виду, и общительный чабан был рад поточить лясы с подвернувшимися людьми. Не часто его навещали посторонние, разве что учетчик и ветеринар один раз в месяц. Звали его Бальжид. Он пригласил ребят к чаю, крикнув что-то на своем языке жене. Та налила воды в большой закопченный  алюминиевый чайник и подвесила его на таганок, подкинув щепок в небольшой костерок. Ребятишки бегали вокруг, щупая амуницию солдат, потом по окрику отца отбежали и занялись щенками возле привязанной к загону матери ростом с хорошего теленка. Еще три таких же волкодава гремели цепями по периметру загона. Рядом звенели путами низкорослые стреноженные кони монгольской породы, одна под седлом. Усольцев, вспоминая, как он жил и работал на такой же отаре всего в пятистах километрах от этих мест, интересовался укладом жизни бурятских чабанов. Он, конечно, отличался. У русских не было юрт, выпасы ушли под целину и летние стоянки не практиковались. Они редко работали семьями, сменяясь с напарниками через три дня. В штате было по три человека. Здесь же один человек, да еще и с оравой ребятишек находит время на все. И, как заметил Усольцев, отара его была, чуть ли не вдвое больше, чем в их совхозе. Бальжид сказал, что отара обычная, девятьсот голов, а что большая, так в ней четыреста своих собственных. Усольцев не понял и переспросил. Оказывается, им разрешали держать свое поголовье, о чем в русских хозяйствах даже не помышляли. Вопрос как он различает своих овец и совхозных, Бальжида рассмешил:
- Такие же бараны, только совхозные редко по два ягненка приносят, а мои всегда. Шерсти совхозная  три килограмма дает, а моя четыре. В совхозных падеж случается, акты пишем. А на свои акты писать некому, поэтому они не дохнут. Ты посмотри на них и сразу поймешь, какая моя. Вот я тебе дам на выбор, ты какую возьмешь? Теперь понял?
   Так, посмеиваясь над прибаутками хозяина, они просидели за чайником больше часа. Потом жена что-то сказала Бальжиду, он ответил ей. Усольцев спросил, почему они говорят на бурятском.
- Да у нее три класса поселковой школы, по-русски плохо говорит.
   Дроздов незаметно дернул Усольцева за руку, тот понял, что допустил бестактность. Бальжид спросил, сколько у них в подчинении солдат, посмеявшись при этом над военной тайной из известной притчи.
- Я не спрашиваю, сколько у тебя солдат, скажи, на сколько человек тебе паек выдают. Ты мне не поможешь? Жить мне здесь еще четыре месяца, погреб надо выкопать, продукты негде хранить. А я не успеваю, видишь на все один, без помощников. Совхоз не допросишься.  Когда еще привезут суточников с вытрезвителя, так они неделю будут копаться. Больше съедят, чем выкопают. Еще и к бабе лезут пока я баран пасу, пузом только и отбивается.
   Дело житейское. Сколько помнил Усольцев, на любой отаре был погреб с весны заполняющийся льдом и обновляющийся из родников, на дне которых он не успевал растаять за лето. Найти охотников поработать на стороне за домашнюю пищу с выпивкой дело нехитрое. Еще и спасибо скажут. И человеку помощь.
- Размеры погреба и условия для работников?
   Бальжид, не впервые пользующийся дармовой рабочей силой, порядки и тарифы знал.
- Какие им условия? Кормить буду до отвала, а тебе пару бутылок спирта.
   Усольцев не был сторонником таких методов. Он и в парке работал наравне с подчиненными, что давало моральное право требовать с них на всю катушку. А повышенную зарплату отдавал в общий котел земляков. Во взводе не было дедовщины, и отступление от принципов справедливости каралось незамедлительным мордобоем. Случалось это редко, обычно с новичками, которые быстро усваивали принятые в подразделении нормы поведения.
- Нет, я сам копать не буду, поэтому расплачиваешься с ребятами. Понятно, что со мной тебе удобнее, одного напоить легче, чем всех. Но у нас так не делается.
   Преимущество расположения взвода в том, что поблизости других солдат нет. Чабану приходилось соглашаться.
- Ладно, погреб два на два и на два. Четыре человека за два дня выкопают. Доски и бревна вон лежат, стены, накат сам сделаю, твои все равно не умеют. Кормлю мясом и по бутылке в день на всех. Идет?
- Идет. Только по две бутылки. Ребята молодые и здоровые. И бутылку нам с Володей за общее руководство. Завтра вечером подойдут.
- Договорились. Давай обмоем.
   Бурят достал бутылку разведенного спирта, налил по стакану. Выпили, закусили, Бальжид поехал заворачивать к стоянке отару, солдаты пошли к себе.
 

 Желающих было в два раза больше. Отобрали земляков. Усольцев пить за пределами не разрешил, распорядился спирт принести сюда.
   Вернулись они недовольные, усталые и без спирта. Выкопали ровно половину, накормил он их ведром вареных яиц, а спирт не дал, сказал, что не ездил в магазин.  Возмущенный Усольцев, прихватив Володю, пошел на разборки. Уже смеркалось. В полутьме со стоянки выехал всадник. Бальжид, кружась возле них на горячившейся лошади, поздоровался.
- Ааа, здорова-те! Что вы здесь ночью делаете? Опасно это, в темноте нам нельзя никого подпускать, стрелять будем. И собак на ночь спускаем. Днем приходите.
- Бальжид, ты почему слово не держишь? Ребят обманул.
- Ты что, паря? Никого не обманывал. Спирта нет, привезу, отдам сразу весь. Ты присылай их завтра, не сомневайся.
- А почему мясом не кормишь? Обещал ведь.
- Да тут такое вышло. Брат у меня шофером работает на птицеферме, вчера привез четыре ящика яиц. Хранить негде, я ребят и угостил. Вам ведь яйца в армии не дают. Домашняя пища, как вы просили. Ты не сомневайся, не обману. Потом  лучше барана вам отдам. Сам таким был, не обижу.
- Ну, гляди, Бальжид, мы тоже зря никого не обижаем.
- Лады, до завтра!
Бальжид, как леший захохотал в темноте и дал поводья скакуну.
   На следующий день бригада пришла с ведром яиц, без спирта и с приветом от Бальжида. Икая от обжорства, старший Гриха Терентьев пояснил, что Бальжид не сказал когда будет расплачиваться.
   Дня три сходить к нему днем не было возможности. Лишь в выходной, когда офицеров не было в парке, два незадачливых организатора, наслушавшихся в свой адрес подначек от земляков, направились к соседу в поисках справедливости.
   Как и в прошлый раз, Бальжид шутил, угощал чаем, ребятня возилась со щенками и внеплановым черным ягненком, но веселого настроения и непринужденности не было.
- Что же ты Бальжид юлишь? Нам ребятам в глаза смотреть стыдно. Давай по хорошему. Нам ничего не нужно с Володей. Отдай ребятам их четыре бутылки и барана, и останемся друзьями. Бальжид, сверкая плутоватыми глазками, балагуря начал было объяснять что-то, но был прерван гневным окликом жены. Покраснев от злости, ответил ей и, обернувшись к солдатам, пояснил:
- Вот баба неугомонная, не угодил ей вчера, они, когда с брюхом, все нервные. Теперь на меня весь день нападает.
   Бурятка снова набросилась на мужа, быстро что-то выговаривая, и показывая на солдат.
   Бальжид, покивал головой соглашаясь, сказал ей что-то, прикрикнул. Она отошла к детям, бросая на него неласковые взгляды.
- Ну ладно, ребята, баба вразнос пошла, говорит, директору расскажет, что я с вами дружбу затеял. Я с вами рассчитаюсь после. Вы пока сюда не ходите, а то волки недалеко появились, я теперь собак привязывать не буду. У меня одна бутылка есть, могу вам ее пока отдать.
   Усольцев посмотрел на Дроздова, желваки того перекатывались, губы дрожали от злости. Понимая, что Володя услышал что-то его взволновавшее, от бутылки отказался и увел друга от греха подальше. Когда отошли, Володя рассказал о содержании разговора между супругами. Жена возмутилась поведением Бальжида, обвинила его в нечестности и жадности и потребовала, чтобы он рассчитался за работу, как договаривались. Муж сказал, что она ничего не понимает в жизни, а он сам в армии служил, всего повидал и знает, как с солдатами разговаривать, с ним так же себя вели. Он уже с ними рассчитался. Кормил? Кормил. А что спирт не взяли это их дело. Много хотят, ничего не получат. Хитрые, городские видать. Которые копали, те довольны, ни слова не сказали. А эти молодые еще ему требования предъявлять.
   Настроение было хуже некуда, особенно после того, как все рассказали землякам. Возмущаясь, начали строить планы мести, заводя друг друга. Каких только предложений не поступало. И все сводилось к банальному набитию морды. А как ты ее набьешь, если у него волкодавы? Не гнать же тягачи на расправу. Ответишь не только за налет, но и за погреб и самоволки и за все, что бурят выдумает в свое оправдание. Серега Баканович предложил ответить подлостью на подлость, взять и перетравить чем-нибудь овец, когда они на водопой придут. Это было несерьезно, хотя бы потому, что сами из этого ручья водой пользовались и купались в нем. Но мысль о водопое подтолкнула к решению задачи. Усольцев прикрикнул на подчиненных, запретив заниматься самодеятельностью.
- Овец государственных травить это преступление. Вам, чего хочется, свое получить или напакостить многодетной семье? Жена у него оказалась хорошим человеком и что бы мы не сделали плохого Бальжиду, ей выйдет боком. А ущерб я вам возмещу за его счет, раз уж втянул всех в это дело.


   План был прост. Додуматься до него мог только человек знающий досконально привычки овец и методы присмотра за ними. Выполнить задуманное способны только они с Дроздовым, остальные не добытчики.
   Овцы, животные стадные и даже если одна отстанет, все стадо уйдет. У них имеется странная особенность молчать, когда причиняют боль. Этой покорностью пользуются воры, прирезая овцу на месте, чтоб не шумела. Кроме того, они чрезвычайно любопытны. Однажды у Усольцева на глазах в ста метрах рысь съела половину овцы и, поднявшись, лениво ушла в кусты. Все это время к ней совались овцы, отбегали, когда она их отпугивала, и снова подходили посмотреть, что она делает. Точно также они себя ведут, когда овца бьется при ягнении. Он и  не беспокоился -  как раз шел окот.
   Володе все это объяснять не было необходимости, он сразу уловил замысел и согласился участвовать в деле восстановления справедливости.
   Подсчитали ущерб. Выходило, один баран, обещанный на еду и пять бутылок спирта. Бутылка спирта это две с половиной бутылки водки, итого двенадцать с половиной бутылок водки. Месяц назад они выменяли, когда были на марше, барана за три бутылки водки. Получается четыре барана с лишним. Округлим за обман, получаем пять. Итого с «законным» шесть баранов. Полученное ведро яиц засчитаем как компенсацию за моральный вред.
   В первое же туманное утро вышли на дело, прихватив солдатские плащ-палатки. Пробрались на место водопоя овец, выбрали между кочек место посуше и залегли, укрывшись плащ-палатками, ничем не выделяясь на местности. Через некоторое время послышалось нетерпеливое блеянье овец, наперегонки бегущих к воде. Они появлялись в туманной мгле и бежали прямо по охотникам, не разбирая дороги. Усольцев ухватил одну и тут же ее прирезал. Накинул на нее плащ-палатку, сам перебрался к другу. Резать вторую было нельзя, хранить мясо негде, а съесть овцу по силам только дня за три-четыре. Поэтому решили брать живьем и резать по мере надобности.
   Туман стал рассеиваться. Назад напившиеся овцы возвращались медленно и более осмотрительно. Плащ-палатки настораживали, они стали их обходить. Тогда Усольцев, не высовываясь, свернул брезентовый угол наподобие уха и стал им водить из стороны в сторону. Заинтересовавшиеся животные приближались, как тогда к рыси и, вытянув шеи, пытались разглядеть, что же это такое. Быстрое движение, захват ноги и они уже под палаткой втроем. Вспугнутые овцы ускорились. Зная, что с пригорка хозяин смотрит, поджидая, когда выйдет вся отара, овцекрады залегли, не шевелясь, крепко прижимая к себе добычу со связанными ногами. Овца пыталась блеять, но тут же прекращала от боли, которую причиняли железные пальцы прихватившие ухо несчастного животного.
   Переждали, когда чабан угнал отару за пригорок, перенесли овец в парк, разделали зарезанную, а живую посадили в кузов тягача под тентом, накидав ей травы и поставив ведро с водой. Теперь это были живые консервы.
   Три таких вылазки восстановили справедливость и обеспечили калорийное питание солдатам, на целый месяц отказавшимся от поездок на обед. Достать соли и картошки в столовой не составляло труда. А двух часов обеденного перерыва, пока не было офицеров, хватало, чтобы с помощью паяльной лампы наварить и уничтожить ведро баранины с картошкой. Начальство удивлялось, как при тяжелой физической работе солдаты умудряются пропуская обед обзавестись такими обширными, выражаясь интеллигентно, лицами.
   Когда закончилось мясо, некоторые пытались склонить сержантов продолжить банкет как бы "в долг". Но им было сказано: "Хорошего помаленьку". 
   Шкуры Бальжиду через месяц вернули, сказав, что договаривались только о мясе. Он смеялся и хлопал парней по плечам, но с тех пор овец на водопой сопровождал лично.