Конечно, я была не права в который раз. Он заставлял меня оправдываться, как краснеющую ученицу у доски, и я делала это искренне, надеясь, что он слышит и внимает-но он построил глухую бетонную стену между нами, фундаментом для которой служили упрямство, гордыня, первобытное мужское начало-сами понимаете, какого мне пришлось.
Но я его любила, по-родственному, закрывая глаза на видимые недостатки, как любят вредного брата, который постоянно рвет твой дневник или разливает клей на твои тетради. Ты его оправдываешь и продолжаешь накрывать его одеялом. Как-то папа сказал мне, что даже врага надо накрыть одеялом, чтобы не замерз, и я считала также.
Даже тогда, когда в нелепых ссорах, ты как танк по душе проходился по моим внешним данным и убивал словами. Глаза твои горели адским огнем, пухлые губы брезгливо кривились, словно пробуя на вкус те гадости, которые ты извергал,и я мгновенно ненавидела тебя, попутно оправдываясь. Потом ты остывал, молча ел, я молча плакала, слезы просто беспомощно ползли по щекам, и ты ложился перед телевизором, засыпая. Я тщетно борясь с собой, опять заботливо накрывала тебя, хотя была обижена. Но ты был так мил, разметав кудри по подушке и по-детски сопя во сне. И я долго сидела на краю кровати, разглядывая хорошее и плохое, спрятанное в тебе.
Однажды была зима. Да, зима, весьма морозная. Мы брели ночью маме за лекарством в дежурную аптеку на край города. По пути мелкая стычка превратилась в обмен мнениями, и ты опять красочно объяснял, что я-не подарок, и как ты вообще меня терпишь. Слова были острыми, колющими, бьющими в цель, я оборонялясь, держала щит правды, но внутренне мне было жаль, что именно ТЫ это говоришь. Мы добрались до аптеки, обратно шли молча, а у самого подъезда ты сказал - "А знаешь, у меня дочка родилась". Вот так просто, буднично, как будто сообщил о перечислении премии.
Я прямо смотрела в глаза, ответила, не дрогнув-"Хорошо. Дочери ближе к отцам"
На что ты, закурив, сказал - "Я, наверное, не буду с ней общаться. Та девушка просто хотела красивого ребенка".
И пошел в дом. У меня в душе бушевала метель из негодования, несправедливости и лжи. Я поднялась домой на негнущихся ногах. Долго сидела на кухне, не в силах пошевелиться.
Начало светать, и я поняла, что времени прошло порядочно. Ты лежал одетым, на животе, распластав руки и тяжело храпел. А я держала одеяло. Минут десять. А потом накрыла тебя и выключила свет. Ведь папа учил укрывать даже врагов. А дочери ближе к отцам.