Дело было в конце 1991 года, то есть вскоре после путча. Тогда как бы победила демократия, и можно было ездить за границу к родственникам и даже ездить так просто. Вадим получил туда приглашение от своей тети. Тогда у нас со Штатами были хорошие отношения. Они нам присылали ножки Буша. Мы их, то есть ножки ругали, как вредные для здоровья, но все же ели. Еще они уговаривали нас взять какие-то займы через МВФ. Мы неохотно, но всё же брали. Вадим до этого никуда заграницу не ездил, так как был невыездным. Кто не знает, что это такое, пусть так и не знает. Долго объяснять. А родственники в Америке были из Польши. Теперь немного о Вадиме. Он математик по образованию и интеллектуал. На работе был специалистом экстракласса и довольно большим начальником. Отличная память и сообразительность позволяли успешно вести дела и управлять большим коллективом. При этом спортсмен и очень смелый человек. В вузе и после мог пить водку и коньяк ведрами и перепить его никому не удавалось. Так что мужских качеств предостаточно, поэтому неудивительно, что женщины его всегда любили, даже, похоже, избыточно. Как и он их. Как вы догадываетесь, на фотографии герой данного повествования.
Все хорошо, но для поездки надо оформить визу. А визу оформляет консульство. Когда оковы прежнего режима пали, оказалось, что множество желающих спит и видит, как бы уехать в цитадель капитализма на постоянное или временное жительство. И все передачи Леонида Зорина о тяжелой жизни трудящихся за океаном, их нищете и об эксплуатации человека человеком почему-то совершенно не оставили никакого следа в сознании многих наших людей. Это все привело к тому, что у консульства стояли километровые очереди, и мордастые стихийные организаторы вывешивали списки и манипулировали ими, как хотели, и еще не забывали приторговывать номерами. Проехав мимо консульства на своей «Волге М-24», Вадим в этом убедился непосредственно. На разгул стихии с примесью криминала надо было ответить твердо и впечатляюще. В руках Вадима был почти весь завод и многие с удовольствием пошли бы за ним по первому зову. И вот в назначенный день консульству подкатывает микроавтобус и начинается операция. Из автобуса вышла дюжина молодых крепких мужчин с повязками «дружинник» или «охранная структура». У некоторых в руках сумки и футляры, в которых вполне могли находиться весьма убедительные аргументы. Имевшиеся списки аннулировали, составили новые. Правила изменили, ввели щадящую систему отметок, чем завоевали симпатию переминающихся с ноги на ногу масс. Незаконным самозваным организаторам доходчиво и спокойно объяснили, что неповиновение уполномоченным приведет к тяжелым для них последствиям, а на вопросы, откуда вы, с таинственным выражением лица указывали пальцами куда-то, то ли в сторону дома на Литейном, то ли в сторону Мариинского дворца, то ли на небо, давая понять, что выполняют волю очень высоких эшелонов власти. Прежние бригадиры прекратили горлопанить, сдулись и стали послушными. Их, конечно, учли, составили новые списки, основным достоинством которых было то, что Вадим Петрович фигурировал первым в расчете на следующий же приемный день. А большего от списков и не требовалось.
И вот наступил день приема в консульстве. Империалисты были и тогда очень разборчивыми, и надо было заполнить ворох анкет, чтобы заслужить великую милость вступить на землю статуи Свободы. Тут надо было писать с умом, так как откровенную шушеру или функционеров от КПСС колыбель прав человека не хотела видеть на своей территории. Рядом с Вадимом сидел знакомый халдей. То есть, простите, официант из ресторана в гостинице Европейская, где Вадим частенько заседал. Официант пытался, с мучительным выражением лица написать сведения о себе. Он с мольбой обратился к старшему по уму товарищу с вопросом, что ему писать о себе. «Пиши, что ты научный сотрудник института морского флота, что на Красной коннице» - сказал Вадим. "Но я же ни ухом ни рылом в морском флоте" – жалобно ответствовал халдей. "Да, кто тебя будет спрашивать. Тут сидят клерки, не больше тебя знающие о флоте, а через четыре часа выносится решение. Им некогда выяснять". Официант не послушался и написал правду о своей обслуживающей деятельности. Америка с презрением отвергла российского официанта. Вадим же написал, что он доктор и профессор, и что сотрудничает с Массачусетским университетом, и едет проводить совместные научные семинары, дав понять, что ему есть, чему научить все Соединенные Штаты Америки. Вероятно, перестарался, так как клерк, просмотрев поданные ему бумаги, сразу куда-то исчез во внутренних помещениях и тут же вернулся назад с самим консулом США. Тот любезно пригласил Вадима в свой кабинет и начал сыпать любезностями в адрес такого выдающегося человека на чистом американском языке. Вадим извинился и сказал, что знает только немецкий и может объясняться на этом языке. Немецкий он знал действительно хорошо. Конечно, он подучит английский, но только через год к своей новой поездке. Для него это не проблема. Консул немецкого не знал, и это было хорошо. Позвали переводчицу, и Вадиму еще какое-то время пришлось побыть в образе Остапа Бендера, но обширная эрудиция и апломб помогли, и он не прокололся. С пожеланиями удачной поездки консул тут же подписал визу, долго тряс руку и передал документы важной российской персоне. Четыре часа ждать не пришлось. Дружинники были сразу отозваны, а очередь брошена на произвол судьбы. Стихийные организаторы быстро оживились. Очередь опять стала их добычей. Выделение лидеров и самоорганизация – это, как известно, свойство, присущее стадам животных и людей. Дружинники и Вадим отправились в кабак угощаться и пить за удачу и здоровье великого человека.
С валютой дело было так. Можно было поменять рублей только на 300 долларов. Правда, меняли рубли очень выгодно, чуть ли не доллар за рубль. Но только 300 и не на доллар больше. Действовала статья 88 УК за незаконные валютные операции. По инерции тогда ещё и сажали, нечасто, правда. Вадим на эту сумму и наменял. Но 300 баксов в расчете на месяц пребывания – это слезы. Если не к кому прислониться. – это доходяга из любовно подобранных нашими журналистами-пропагандистами для передач об Америке. Поэтому люди и ехали тогда за границу со своими консервами. Вадима провожал его друг, спортсмен и чемпион Д-в. Д-в за границу ездил постоянно, его за успехи в спорте знали почти все, и таможенники тоже знали его высоченную фигуру. Провожая друга, он ему так невзначай и сует в руку стопочку из 10 стодолларовых банкнот . «Зачем, нельзя же!?». «Чтоб чувствовал себя за бугром человеком. Не боись, иди к тому мужику. Я с ним поговорю». Д-в идет к таможеннику и с ним оживленно беседует, похлопывая по спине. Тот активно кивает головой. Возвращается. Говорит: «Договорился. Клади в наружный карман и не бойся, я подожду.» и отходит. Стоит Вадим в очереди к хорошему таможеннику. Очередь не большая и не маленькая. Пока стоял, таможенник куда-то отошел и его заменил другой. Все надеется, что вернется, ан, нет. И предстает перед незнакомым. «Виноват, товарищ, в туалет захотел очень», - бормочет незнакомому и подается назад. Бежит назад, хватает Д-ва, сует ему обратно пачку опасных купюр и бежит назад. «Там другой стоит», говорит Д-ву. «Зря, тот тоже в курсах. У них все передается.» - отвечает Д-в и крутит пальцами у виска. Вадим протискивается и у своего пропускного пункта и опять видит хорошего таможенника. Весь в поту и со своими 300 долларами, без не вредной в этом деле тысячи.
Почти весь состав пассажиров состоял из переселенцев-беженцев. Они были обвешаны сумками и чемоданами. В результате мимолетного знакомства Вадим, летевший с одной сумкой, получил просьбу поопекать полосатый чемодан из груды подобных у одной из семей переселяющихся граждан. Теперь-то мы знаем, что это делать категорически нельзя, но тогда времена были добродушные и Вадим по этой самой доброте душевной согласился. Сам-то он ничего особого сверх водки и сигарет не вез. Как же не помочь ближним страдальцам, и он взял этот полосатый чемодан. Дальнейшее показало, что это было серьезной ошибкой.
Тогда можно было из курева везти только блок сигарет, а остальное как бы на свой страх и риск. Кто-то сказал ему, что невозвращенцы плачут при одном виде папирос «Беломор» и готовы за них отдать любые деньги. За Беломор не сажают. В худшем случае могут отобрать, поэтому берет блок еще и «Беломора».
Приятная неожиданность ждала Вадима в салоне самолета. Стюардесса Марина оказалась его знакомой, причем очень хорошей знакомой. У Марины явно остались хорошие воспоминания от когда-то близкого общения, и она взяла бывшего друга под опеку. Правильно говорят, всех женщин не осчастливить, но к этому надо стремиться. Вначале Марина шепнула, что как все пассажиры рассядутся, она переведет его в бизнес – класс. Та оно и произошло. Бизнес класс – это уже для серьезных путешественников, а не для крохоборов. Там не сидят как сельди в бочке и не боятся повернуться или встать. Там ноги особого человеа можно вытянуть и кушать очень даже удобно и с большим выбором. Пока летели до Рейкьявика, пища была отечественная, она предложила не налегать. Так как после Рейкьявика кормить будут разнообразнее и на западный манер. Чтобы он не очень голодал, принесла ему тарталетки с красной и черной икрой. Не забыла Марина и водочки. В Рейкьявике была посадка.
За злополучный чемодан и за проявленное легкомыслие пришлось все-таки платить. Перед таможенным пропуском в Нью-Йорк всех пассажиров разделили. Оказалось, что таких временных путешественников, как Вадим, человек восемь. Остальные – основательные поселенцы. Ему не удалось перед разделением вернуть чемодан владельцам и далее с ними, с чемоданом и Вадимом происходили ужасные вещи. В коридоре он пытался от него избавиться. Поставил на землю. Сделал шаг. Свисток. «take your bag, Sir». Волей-неволей пришлось подаваться назад и брать за ручку ненавистный предмет. Подошел к пункту пропуска. Там здоровенный таможенник и худенькая японочка.
Попросили предъявить багаж. Ну со своей сумкой все было просто за исключением лишнего блока с «Беломором». На вопрос «What is it?» Вадим на всех доступных ему языках объяснял, что без «Беломора» он просто погибнет, что это лекарство для него как там инсулин или корвалол для соответсвующих больных». Таможенник махнул рукой. Далее надо было показывать чемодан. На свет вылезли на свет громадные бабские штаны, судя по упаковке 100 лет назад купленные, но не надеванные. «Презент фор ю»,- чтобы выйти из положения неожиданно выдал из себя Вадим обращаясь к узкопопой таможеннице. Та отказалась, давая жестами понять о разнице в размерах. Оказалось, что это чемодан старухи, бабушки того парня, с которым он слегка закорешил перед посадкой в Ленинграде. На свет вылезла коробка со вставными челюстями и прочие предметы, которые были несуразные и по большей части заслуживали помойки, но угрозы Америке, как гаранту Свободного мира не представлявшие. Все-таки эту еврейскую семейку он увидел около автобуса, на который те уже садились, и успел-таки злополучный чемодан отдать хозяевам.
В ожидании рейса в Чикаго. В аэропорту Нью-Йорка на выходе из багажного зала он увидел молодого человека с плакатиком и со своей фамилией на дощечке. Мужчина говорит по-русски и пришел по просьбе его чикагских родственников, чтобы помочь перерегистрировать билет на Чикаго. Из-за задержки рейса самолет уже улетел и надо было менять билет на следующий рейс. Самолеты шли через каждый час. Парень объяснил, что делать и куда идти, пожелал счастливого пути и ушел. Вадим сел и стал ждать вызова на рейс в зале ожидания.
Зал ожидания в аэропорту Нью Йорка. Свой свояка видит издалека. Подсаживается мужик. Наш и в татуировках. Вероятно, есть острое желание поговорить на своем языке. Начинает спрашивать, кто, откуда и куда. Вадим, говорит, что летит к родственникам в Чикаго. Бывший зэк предлагает выпить. Вадим говорит, что не пьет. Тот громко смеется и отмечает, что запах алкоголя от Вадима на весь аэропорт. Мариночка постаралась скрасить Вадиму полет. Идут в буфет и чего-то заказывают. Зэк норовит заплатить за двоих, но Вадим отказывается и платят каждый за себя. Попутно выясняют, что Вадим был в том городе, где попутчик сидел в лагере. Тот принимает за своего и спрашивает, за что Вадим мотал и где чалился. Вадим понятно объясняет, что не сидел, а был по делам в командировке. Зэка вызывают на посадку в самолет, и они достаточно тепло, как земляки, расстаются.
Зал ожидания в аэропорту Нью-Йорка. Через час посадка на самолет в Чикаго. Сидит в зимней шапке-ушанке, а на улице 15 градусов тепла. Вид за километр обозначает миру советского гражданина. Никого не трогает, ни к кому не пристает. По трансляции среди скороговорки незнакомых слов можно разобрать «Трефилов» и потом опять скорговорка. Видит полицейских, которые, не отрываясь, почему-то смотрят на него. Отводит взгляд от полицейских, но те не отводят взгляд от него. Здоровенный мужик в форме и хрупкая женщина тоже в форме. Как из нашего фильма «Полицейская академия». С пистолетами и наручниками, конечно. Приближаются к нему. Обращаются «Сэр» и запускают такую же трескотню, что он уже слышал по трансляции со словом «Трефилов» в середине. Вадим в ответ улыбается и говорит: «Нот андестенд, Раша, и зачем-то Москоу». Полицейские тоже пока что тоже улыбаются и говорят: «О, Раша, Гуд, Перестройка, Горбачев», а потом опять поток слов и «Трефилов» в середине. Тут Вадим соображает, что все ищут какого-то потерявшегося Трефилова и решительно говорит: «Нот Трефилов», лезет в карман и дает им свой паспорт. Те читают и возвращают. Подозрение, что он потерянный в Нью-Йорке Трефилов с него снимается. Никто ему не препятствует в объявленной посадке на самолет в Чикаго.
Пребывание в Америке. От вкусной домшней еды и от хождения по ресторанам начал прибавлять в весе. Два премянника адаптировались к иной среде, где-то вполне успешно трудились и были в курсе местного спорта. Поскольку в семье общались по-польски, Вадим и польскому научися, благо, что много общих слов. Дальше пойдет сплошной, почти истеричный патриотизм. Почему нашему человеку всюду заграницей неуютно? Потому что нашему человеку быстро становится скучно. Ну, не так выращен, не адаптирован к их миру, не те жизненные привычки. Что за интерес пить по жалкие 20 грамм водки и всего-то 2 раза за всю встречу? Почему нет борща и щей? Где у них гречневая каша? Почему нет черного хлеба? Сплошные бургеры и хотдоги. Почему недостаточно любят нашу Рашу? С чего такое смомнение до небес? Невнятная тарабарщина с проглоченными словами повсюду, а почему не слышно четкого и лучшего в мире русского языка? Почему всюду дорожки и заборы? Почему нельзя побродить по лесу и пособирать грибы и ягоды? Почему, если выбросишь сигарету или обертку в окошко, сразу с соседних машин на тебя донесут. Павлики Морозовы за рулями повсюду. Сообразят, что ты русский, донесут, и полицейский с наслаждением выпишет штраф. Почему выпить и поговорить за жизнь не с кем? Почему нет лихости и задора? Почему не уважают, как надо? Почему не знают о моих производственных успехах? Почему на меня всем наплевать?
В общем, первую неделю увидеть родственников и ездить по достопримечательностям интересно. Вторую, если тебя возят на спортивные соревнования, тоже ничего. Третью неделю уже откровенно скучно. Четвертую считаешь дни, когда поедешь домой. Нет, конечно, интересно, но особо ломаться , чтобы ехать туда, не стоит.