Роман состоит из III частей.
Абсолютно все прототипы - реальны, образы - собирательны, жизненные ситуации и диалоги - нечаянно подслушаны или пережиты самим автором.
Иначе, думаю, нет никакого смысла что-либо писать...
(Читателям Прозы роман знаком с весны - осени 2015 года, когда он поэтапно публиковался в 16-ти частях. Теперь, для вашего удобства, я разбил его на три главы, местами - подправил и подкорректировал текст).
***
И вот, соединенные крестом,
они пошли, должно быть, прочь отсюда.
Вдвоем, ни слова вслух не говоря.
Они пошли. И тени их мешались.
Вперед. От фонаря до фонаря.
И оба уменьшались, уменьшались...
- ИОСИФ БРОДСКИЙ
***
Две недели отпускных путешествий по Европе пролетели для Машеньки в легком тумане. Ее почти идеальная память словно включила природный механизм самозащиты, не копаясь чрезмерно в прошлом и не вытаскивая оттуда те самые детали, что всегда безошибочно передают суть - встреч, общения, ситуаций, отношений.
Тема Аллы была негласным табу - не только в разговорах, но и во внутренних диалогах Марии; она откликалась лишь тогда, когда о маме вопрошал Никитка, утешая его светлыми воспоминаниями и Будущим - как только могла. Сама она после таких разговоров чувствовала себя эмоционально опустошенной. Тогда - окуналась в море, обращалась к любимым книжкам, или просто гуляла с Никитой.
Сестра явилась во сне лишь однажды. В ее облике Свет странным образом соседствовал с ощущением бесконечной грусти о Прошлом.
- Машуль - произнесла она тихо - никогда не разбрасывайся людьми, которые тебе дороги. Не срывайся на них, как бы плохо в этот момент не было тебе самой. Цени даже то немногое, что они способны сделать для тебя. Даже их добрые порывы и намерения...
- Таких очень мало... по пальцам пересчитать - ответила Машка в том сне.
- Да, мало. А мы (почему - то) больнее всех ударяем по тем, кто нам наиболее близок. Не спускаем им любое несовершенство. Спрашиваем с них то, что не в состоянии дать и сделать сами. А потом - выносим приговоры.
- У меня за всю жизнь только два таких человека - тихо произнесла Машенька. Ты и Димка. Остальные...
- Остальных - просто не обижай - грустновато ответила Алла. Не причиняй им боль. Не переделывай под себя.
Не любопытствуй (сверх меры) к чуждой натуре, не кокетничай и не манипулируй. Если ради этого надо честно все сказать и уйти - так и поступай...
- Господи, чего я тебе проповедую! - спохватилась Алла. Ты ж всегда была выше и чище меня душой. Отсюда это хорошо видно, не спорь.
- А я... Упивалась собственной красотой. Я тебе рассказывала... Трое молодых людей попросят свидание, я им назначу в одно время в разных местах, а сама иду с подружкой в кафе. Сидим и хихикаем над наивными женихами. А Тут... мне дали заглянуть в их души. Что они испытывали тогда, какой ад. Ну, я и наказана за все свое легкомыслие - собой наказана, а не Им. Ты знаешь мои обстоятельства...
- Вот я тебе всей душой и помогла в твоей новой жизни. Потому что в тебе видела себя саму, лет на 10 моложе.
Такую, какой могла бы стать - да душой не потянула...
- Алла, перестань! - вдруг закричала Маша. Ты... ты себя самоуничижаешь. Ты сделала для меня столько, сколько никто иной - даже на твоем месте - не сделал бы никогда.
Алла взглянула на нее - светло, но с грустноватой мудростью.
- Машуль, поверь - отсюда виднее. Просто, мы провели рядом именно те годы, когда были нужнее всего друг другу. Вот и вытащили свои лучшие качества. Поэтому, у тебя немного идеалистичные представления обо мне.
А Кто это устроил?
- Аллочка... я лишь хотела спросить - где ты сейчас?
- Не переживай и живи. Помогай моим, очень прошу. Я не скоро теперь приду, но все образуется - я знаю.
- Алла, где ты?!
- Все образуется - тихо, но веско повторила сестра. Просто, у каждого - свой путь. А кратчайший - только у святых.
Машка эмоционально дернула ногой во сне и проснулась. Средиземное Море опустошало уютный пейзаж отливом, обнажая берег, словно Душу на Исповеди. Никитка безмятежно спал и, казалось, улыбался в глубоком утреннем сне. Часы показывали 6 утра...
***
Последние дни отпуска принесли - пусть земное, но - облегчение. Машенька (насколько она была способна отрешиться своим психотипом) перестала казнить себя мыслями, окунувшись в прелести туризма. Утром они с Никиткой беззаботно гуляли по Старому Свету.
Италия, как и вся Европа, иногда напоминала исторический музей - от стен Колизея до памятника Муссолини (который римляне решили не сносить) - "это наша История, какой бы она ни была".
Ощущение декаданса на контрасте с Прошлым удивительно гармонировало с самими итальянцами -
приветливыми, жизнерадостными, эмоциональными и оптимистичными, словно бабочки, беззаботно порхающие от одного цветка к другому в последние теплые деньки сентября.
Вечерами, когда ее накрывали философские мысли, Машенька безуспешно пыталась постичь умом природу столь причудливых контрастов - и не могла. Днем они купались в море, спасаясь от удушающей жары, а по вечерам (с неизменной британской пунктуальностью) звонил Стив. Мария рассказывала - как прошел день; он кратко - грустновато отвечал, что все Ок и общался с Никиткой. Тут уже голос Стива преображался , выдавая столь привычные для английского языка интонационные пики.
Однажды Никитка спросил ее перед сном...
- Тетя Мэри, мама мне сказала... перед уходом... что Стив не...
- Не твой биологический отец - подхватила Маша, готовая к такому разговору. Ты уже почти взрослый, 15 лет скоро - и поймешь то, о чем я тебе скажу. А если недопонял - просто запомни мои слова, и когда ты будешь старше - воспроизведешь их и (надеюсь) согласишься со мной.
- А кто мой... биологический папа? - спросил Никитка.
- Погоди, дай мне объяснить - ласково перебила его Машенька. Понимаешь... на свете есть христианство, а есть - язычество.
- Язычники - это древнеримские варвары, о которых ты мне сегодня рассказывала?
- Почти - улыбнулась Машка. Так вот, язычество всегда ставит вопросы биологическо - кровного родства превыше всего остального.
(Оно онтологически слепо даже к объективным законам Мироздания - чуть не брякнула Мария, но спохватилась: она общалась не с Димкой).
- Язычество, Никит, криком кричит: Моя страна, Мой народ, Моя семья, Мои родственники. Конечно, эта любовь вполне естественна. Но... это сложная тема, ты просто запомни то, что я хочу сейчас тебе донести.
Грань между здоровой любовью и ложными - потаканием, всеоправданием, искусственным возвеличиванием, а далее - уже агрессивной зашоренностью - очень тонка.
("Якающее кумовство" - придумала она на ходу, но вслух не сказала).
- Да, Стив не твой биологический отец. Но, ты бы хотел иного папу?
- Нет. Я не могу это даже представить.
- Вот. Видишь! Понимаешь, люди близки нам (внутренне, душевно) не по кровному родству. А по соответствию.
А христианство говорит - по духу. Наверное, ты не все понял...
- Нет, я понимаю - серьезно сказал Никитка. Вот Джэнни в колледже - она ж мне не родственница, а нам хорошо. Интересно вместе! И она мне нравится!
Мария едва не прыснула от такой очаровательной юношеской наивности. Ее собственный ум с детства был критичнее.
- Пусть Джэнни будет отдельной историей. Хорошо? Я тебе приведу другой пример. С кем из людей ты бы хотел сейчас встретиться?
- C Рафаэлем Сабатини!
- Ты бы, наверное, часами расспрашивал его о капитане Бладе - улыбнулась она.
- Да.
- Люди, открывающие нам Окна в Мир, зачастую вовсе не являются нам родными по крови. Они родные по душевному устройству, по духу - и это стократ важнее. Так и с твоим папой. Он - Настоящий, потому что любит вас с мамой. И делает все, что в силах. Понимая тебя, Никитка, - что просто бесценно. А теперь - спи...
Уже засыпая сама, Машка вдруг вспомнила остроумного булгаковского Коровьева. Который (внезапно) стал серьезен и глубок лишь в разговоре с Марго пред Балом у Воланда и изрек:
- Вопросы крови - наиважнейшие вопросы, сударыня.
Мария часто размышляла над этой фразой. В обоих ветвях ее рода всегда было слишком много так называемой интеллигенции, включая прадедов - дворян. В конце - концов, она пришла к ясному выводу, что Булгаков не абсолютизировал кровное родство. А писал о генотипе, который - подобно благоприятному базису - позволяет человеку оставаться живым, неравнодушным, человечным и стремиться к Подобию. Важно лишь не расплескать это Наследие и найти свою среду - подумала она и рухнула в сон...
***
Последний день отпуска (уже - в знойной Испании) принес встречу с неожиданной моралью. Если она, конечно, вообще присутствовала...
Мария сидела на берегу курортной Альмерии, наблюдая, как Никитка резвится в покрытом штилем дневном море.
- Машенька! Прости, Мария Константиновна - так можно? - услышала она безупречно - вежливый голос из-за спины.
- А я тебя сразу узнал, еще издали...
Перед ней, в пляжных шортах и шлепанцах стоял... Владимир Владимирович, совершенно непохожий - ни на строгого банковского клерка, ни на "жениха на миллион долларов". Более того, он казался спокойным и добродушным.
Машка, почувствовав это, справилась с легким шоком уже через пару секунд.
- Как ты понимаешь, я не могу сказать, что рада тебя видеть...
- Но, поговорить-то с тобой можно?
Мария пристально взглянула ему в глаза.
- А ты изменился, Володя, за эти 2 года.
- Угадала. Слушай, если я присяду рядом - ты не воспримешь это, как покушение на личное пространство?
- Садись - слегка иронично произнесла она, только не думай даже, что я собираюсь как-то смягчать те свои слова в такси; тем более - просить прощения.
- Нет, я так не думаю. И не надо! Я тебе даже благодарен - за твой урок. Я разобрался в себе самом, несмотря на жестокий удар. Я стал совсем иным благодаря твоему пинку...
- Много красивых слов, а суть? - одернула его Маша (подумав про себя, что могла бы и помягче).
- Суть? А счастливый человек в сути не копается!
- Не совсем так.
- Да - да, я предвижу твои возражения. Но я не об этом. Я тебе скажу прямо, что тогда, еще в Москве, я прекрасно понимал (внутренне, подсознательно) что мы друг другу не пара. Что мы - слишком разные. Что мой запрос на жену совершенно не совпадает с твоим представлением о Счастье. Как и то, что мне рядом нужна не ты, а просто - тихая, заботливая женщина без заморочек и претензий на интеллектуальное равенство. Я это понимал. Душой. А ум...
- Не ум, а похоть. Страсть и расчет одновременно - вновь ударила его Машка.
- Да, ты всегда была неглупой - совершенно не обиделся Владимир - заметила это. Только в ресторане дурочку из себя зачем - то изображала. А тебе - не идет совсем...
Тут на Марию накатила злость - и вполне обоснованно.
- Володенька! - воскликнула она почему - то уменьшительно - ласкательно. Так ты... знал!
- Я... я считала тебя недалеким, самовлюбленным клерком с бабками в голове! Уверенным, что весь Мир продается и покупается! А ты - вовсе неглуп! Все видел! Тогда - тем более!
- Кто... кто?! дал тебе право вот так со мной?! Да еще - через моих родителей, прекрасно зная, что этот ход сработает! Ты в ресторане даже и не подумал извиниться за весь идиотизм той ситуации! Ты ж меня вынужденно отправил в другую страну, и не будь у меня сестры - я бы запросто могла погибнуть!
- Знаешь, я увидел тебя на пляже еще вчера. И не подошел. А сейчас - решил заговорить. Чтобы попросить прощения. Ничего другого в свое оправдание я сказать не могу.
Секунд 30 они молчали. Никитка весело махал рукой из моря.
- Меня всегда искренне поражало - уже примирительно произнесла Машенька. Почему подавляющее большинство мужчин ставят свое "я люблю" в центр Вселенной. А нас, женщин, будто можно и не спрашивать...
- Взаимность такой редкий Дар в этом Мире. Счастливая взаимность - тем более.
- Володя, да ты и впрямь стал другим. Чего доброго, сейчас прочтешь мне лекцию о неравных браках - как одной из доминирующих тем в классике русской литературы - съязвила Машка.
- Прости. Я понимаю, этого слова недостаточно.
- Да. И "прости" произносят самой жизнью, а не словами и клятвами - вновь жестко вставила Мария.
- Тем не менее... Владимир вдруг взглянул на нее как - то по - отечески тепло.
- Я рад, что ты нашла себя в новой стране. Читал твои статьи в сети. Интересно и талантливо. Рад, что не работаешь в скучном для тебя банке. Я хочу, чтобы ты была счастлива... во всем. Я-то - счастлив тут уже год...
Машенька снова смягчилась.
- Спасибо. Наверное, большинство людей даются нам для опыта, и лишь немногие - для Вечности - примирительно произнесла она. Я тоже рада, что ты - счастлив. Правда, думала, что ты - как и я - в отпуске.
- О, да ты ничего не знаешь - улыбнулся он.
- Я уже год живу в Альмерии. Уволился из банка и эмигрировал - благо, в России меня ничто не держало - ни семья, ни дети. Купил тут домик на берегу, остальные сбережения положил в местный банк.
- У моего папы отщипнул за время работы?
- В разумных пределах, Маш. В разумных - поверь на слово.
- Ну да - усмехнулась она - ровно столько, сколько требуется для спокойной жизни.
- Именно! Ты ж знаешь, как формулируют банкиры. Вор - не тот, кто ворует, а тот, кто попадается. Остальные - просто берут все, что плохо лежит...
- О, этот практический цинизм, маскирующийся под мудрую философию - иронично произнесла Мария. Ладно.
Я тебе не судья (в этом), да и мой папа - не ангел вовсе. Будь счастлив - как ты это понимаешь сам...
- Машенька, у меня все чудесно. Тут - совсем иная жизнь. И я встретил... Натали. Она - добрая, хозяйственная, верная и... темпераментная во всех смыслах - как истинная южанка. Ради нее даже выучил испанский.
- Твой тип женщины, Володя...
- Конечно. Я с ней "воскрес". А чего ты ждешь от примитивного мужчины - внезапно рассмеялся он. Подобное находит отклик у подобного - разве нет?
Мария окончательно осознала: Владимир принадлежал к той породе людей, в ком причудливо синтезировались ум, глубина, практичность, сентиментальность и жестокость. Просто, жизнь с южной подругой на берегу моря в Испании не провоцировала его на проявление собственных худших качеств.
Вскоре они распрощались навсегда - пускай сдержанно, но, почти тепло...
Тем же вечером, сидя на балконе Отеля (пока Стив общался с Никиткой по телефону о впечатлениях за день) Мария, уже в сумерках, увидела Владимира и Натали, бредущих под руку по пустеющему пляжу. Они увлеченно болтали - как дети - и даже в их походке сквозило неуловимое Сочетание. Потом вдруг остановились и крепко обнялись. И снова неспешно двинулись дальше, держась за руки.
Машке вдруг захотелось закурить. Она вспомнила, что так долго собирается, но никак не может написать Диме.
- Отпуск заканчивается, домой - в Лондон и потом - в Москву! Где она не была уже более двух лет. Господи, только скорее бы...
***
В последний день европейских каникул Мария, наконец, собралась с мыслями и подробно написала Диме. Ранее она лишь кратко сообщала о неизлечимом диагнозе сестры, прощании с Аллой и предстоящих каникулах в Европе.
Димка отвечал по - доброму, но сдержанно - словно боясь навредить одним неосторожным словом, да еще через сеть, совершенно не передающую интонацию пишущего. Разве только спрашивал - когда Мария будет в Москве; она обещала уточнить при первой возможности.
Рассказав о европейских каникулах с несколькими приложенными фото, Машка дописала главное в самом конце.
- Дима, я скоро буду в Москве. Видимо, к маю - июню. Я хочу знать, где тебя можно найти - в столице, или на даче. Давай спланируем так, чтобы у нас было часов 6 - 7. Ты сам прекрасно понимаешь, что нам о многом нужно поговорить по душам. Слишком о многом, иначе - эти не проговоренные слова так и повиснут над нами на всю жизнь. И не только слова...
Знаешь, я недавно задумалась - как мы общаемся. Чаще всего - на ходу, на бегу, устало и невнимательно. Конечно, это (отчасти) оправдано ритмом и укладом жизни. Но от этого не перестает быть неправильным. А само общение - искаженным.
Поэтому, мне хотелось бы иметь Время. Пускай даже - вот в этот, один - единственный День. Надеюсь, оно у нас будет, и не для обид или взаимных препирательств.
Потому что в России меня мало что держит, если начистоту. Мой "кусок хлеба" - любимая работа - ныне в Англии.
Быт, уклад, политический строй России - мне совершенно не близки. А Культура с внутренним миром - НАДнациональны, и зависят не от географии, а личных ощущений. Димка, ты сам это прекрасно знаешь...
Я не знаю - когда я приеду вторично, и случится ли это вообще. Повторюсь: давай найдем Время.
- Пока, Мария
Ответа не последовало. Машенька, конечно, забеспокоилась и продублировала письмо. Снова - тишина.
Надо срочно собираться, тянуть далее - некуда.
С этими мыслями она вошла в кабинет главреда Russian Times Влада Левина...
***
Vlad Levi находился в привычном состоянии аврала и творческого беспорядка на столе. Раз пять за время их разговора ответил по сотовому. Выкурил три сигареты и что-то дописал в ноутбук.
Мария (за 2 года) давно привыкла к такому и знала, что подобное поведение не является признаками неуважения или равнодушия.
- А, отпускница - съязвил он по - доброму. Статья, которую ты прислала с моря, была чересчур сентиментальной. Ладно, я списал это на морской климат. Отдохнула хоть немного? - спросил он уже серьезно.
Мария кивнула.
- Ну, и как тебе Вечный Город и столица католической инквизиции? - пошутил Влад.
- Я в Мадриде не была. А Рим прекрасен, как памятник Культуры. Вообще - как срез огромной части Истории цивилизации.
- Памятник - задумался Влад. Памятник...
- Слушай, вчера мы выпивали с Артемием Троицким...
- Да, ты летаешь высоко. Все время где-то с кем-то тусуешься - съязвила Машка.
(Она прекрасно знала, что Влад балдеет и чувствует себя моложе, когда с ним общаются на Ты девушки на три десятка лет младше).
- Тусуюсь. Для дела, не забывай. Так вот, Темка вчера мне изрек про Лондон. Говорит - это город - музей. Мол, странное ощущение у него. Шекспир, Конан - Дойлл, Beatles - все это осталось на визуальном и подсознательном уровне. А вот Дух куда-то пропал...
- Знаешь, я не готова рассуждать о подобной метафизике - устало произнесла Мария. И ты сам не любишь отвлеченно - возвышенных разговоров...
- Да, конечно. Собственно, я тебя не за этим позвал после планерки.
(Влад сделал паузу и закурил).
- Выпить - хочешь?!
- Влад. Ты скажи по - русски: что случилось?
- Ок. Ты хотела в Москву на недельку.
- Да, очень. Родителей повидать. И, вообще, 2 с лишним года там не была...
- Родителей... Ладно. Начну издалека.
- Ты знаешь, что 5 месяцев назад в России сменилась власть?
- Да, читала об этом. Невнимательно - не люблю политику, ты знаешь.
- Политика...
- Как съязвил Черчилль - если Вы не интересуетесь политикой, она сама заинтересуется вами. Когда ты последний раз слышала о своих?
- Давно. Мама не писала уже три месяца. А с папой мы вообще не общались - у него обиды на меня. Боюсь, на всю жизнь...
- Так я и думал. Маша, кто твой папа? Сама знаешь лучше меня. Твой отец - ведущий топ-менеджер второго по влиянию банка в России (после Сбербанка). Это - маленький человек?
У Марии заныло под сердцем. Она стала понимать суть разговора, еще не зная всех деталей...
- Так вот - продолжил Влад. В России, повторюсь, сменилась власть! Теперь там вместо добродушного "сибирского медведя" с повадками щедрого барина - серый чекист-троечник с массой комплексов и мстительным взглядом. Этот своего не упустит...
- Я поняла. А в каких отношениях с новым президентом Аксененко?
- Аксененко - свадебный генерал. Обладатель жирного куска, который отнимают голодные ребятки из Питера.
На него заведено уголовное дело. Это в России - запросто. Избирательное правосудие. Аксененко - в больнице с сердечным приступом. С ним все ясно, он вне игры.
(Влад закурил снова).
- А реальный хозяин банка - кто?
- Мой отец - пролепетала Машенька.
- Вот именно. Власть сменилась. Крыши больше нет. И это тебе не Европа, где (все-таки) есть объективное правосудие с прозрачными правилами игры. А еще... год назад в Испанию эмигрировал один из ведущих сотрудников банка, правая рука твоего отца, Владимир Пестов. Он - умный аналитик. Предвидел ту ситуацию раньше других и быстро эвакуировался на приготовленный заранее запасной аэродром.
- Господи - промолвила Мария - я видела его позавчера в Альмерии. Почему он мне ничего не рассказал?
Левин грустно усмехнулся.
- Либо - это не в его интересах, либо - не в курсе. Он там греет пузо на пляже и спокойно поживает на офшорные деньги. Обыкновенная история...
- Влад, что у тебя сегодня в заначке - спросила Машка почти чужим голосом - коньяк?
- Вино. 30 - летнее. Троицкий вчера презентовал.
- Налей капельку, прошу.
Влад взглянул на нее по - отечески сочувственно.
- Конечно. Так вот. Машка, послушай старую лысую развалину, помнящую еще СССР. Были времена и хуже нынешних. Но не было - подлее. Помяни мое слово. Не надо тебе в Москву сейчас. Может... годика через 3, когда пирог переделят и все успокоится. Но - не сейчас, доченька.
Подобная сентиментальность для Левина была нехарактерна. Машка понимала, что все это он произносит не ради красного словца.
(Они молча выпили)
- Маша. Ты тоже работала в папином Банке.
- Простым клерком почти 3 года назад, Влад!
- Это неважно. Формальный повод допросить тебя у следствия есть. А большего и не надо.
- Ну, это уж слишком. Ты хочешь сказать, меня могут посадить?
- Зачем же так по - сталински прямолинейно? - усмехнулся Левин. Но, тебе есть что терять.
Твой нынешний Дом - в Лондоне. И можно просто не выпускать тебя из России - год, два, три "в интересах следствия" и "до выяснения обстоятельств". Understand?
- Или выпустить... после хорошей взятки - грустно произнесла Мария.
- Наконец-то стала соображать! Не надо тебе в Москву. Ты у нас - умница, золотое перо - как говорили в Союзе.
Сама знаешь - я не разбрасываюсь такими комплиментами. Не ломай себе жизнь - она у тебя только начинается.
Давай ты подумаешь над нашим разговором и завтра мне скажешь твое решение.
- Спасибо, Влад. Я поеду и посоветуюсь со своими...
***
Своими...
Аллин муж и его приемный сын. И, тем не менее - свои. Не потому, что других нет.
Читая книжку, подаренную Алле Антонием Сурожским, Мария осознала множество сокровенных вещей. Ближние, "свои" (в определенном смысле) - это те, кто рядом ежедневно. Кто помогает проживать каждый новый день в этом перевернутом Мире во всем - от глобального до незаметных мелочей. Потянутся ли эти нити в Небеса - зависит от всех без исключения. От взаимных - воли, поступков, направленности.
Но свои - это еще и родные, равные души, которые, увы, не всегда рядом с нами. Но, их присутствие тоже - сколь незримо, столь и постоянно. Это могут быть люди разных эпох, ушедшие - да и живые друзья, с коими разлучают объективные обстоятельства. Но эта связь - не рвется.
Такой Дар - глубокое понимание - чаще всего совершенно незаслуженный в этой жизни. Бесценный подарок с божественного плеча в утешение от тяжести Креста. Требующий - и молитв, и сверх-бережного отношения...
Впрочем, - здесь и сейчас - вопрос стоял в абсолютно практической плоскости: ехать в Москву, или повременить...
Июньским вечером Мария застала Стива - пусть и привычно уставшим от работы - но искренне занимающимся с сыном. Никитка превратился в главный смысл отца после ухода Аллы.
Месяц спустя после смерти сестры Мария (дождавшись, пока Никитка уснет) аккуратно сказала Стиву:
- Я все понимаю. Может, мое обращение бестактно и преждевременно, но...
- Какова бы ни была боль утраты, человек вряд ли способен на добровольное одиночество до конца своих дней.
Если случится так, что у тебя... кто-то появится - я мигом покину дом, и за меня не переживай. Позволь только видеться с Никиткой по выходным...
Стив взглянул на нее - грустно, пронзительно и удивленно - одновременно.
- Мэри...
- Не знай я тебя 2 года - обиделся бы, отбросив всякое джентльменство. Живи с нами, и мне без разницы - кто и что об этом подумает. Ты мне Аллу напоминаешь. Вас многое связывало... да и связывает. Другой вопрос - если ты решишься устроить свою личную жизнь. Выйти замуж. Тогда - одна просьба: не забывай племянника. В доме не станет женщины, а он к тебе привязался...
- Хорошо - ответила растроганная Мария - прости меня. Но, это нужно было проговорить...
Теперь они со Стивом обсуждали опасность визита в Москву.
- Мэри, я скажу тебе ровно то же самое, что и Влад. Левин - умный человек. Повремени с этой поездкой, пережди.
- Да, это разумно и практично. Согласна.
- Ты - согласна? Surprise! Алла мне часто говорила: Машка моя - такая идеалистка. Но я ей иногда восхищаюсь...
- Стив, ты не дослушал. Знаешь... скажу, как есть. Может я плохая дочь, но будь вопрос поездки только в родителях - переждала бы. Но... там остался мой лучший друг...
- Вышли ему приглашение. Пускай прилетает. Да, это займет время...
- Стив - покачала головой Маша - ты не понимаешь - у него вряд ли есть виза. Да и деньги, наверняка, отсутствуют. И он не отвечает который день. Я вся извелась уже...
- Что ж - грустно произнес Стив - я против, но решать - тебе. Если что - дай знать. Я подниму шум в газетах, связи - есть.
- Не бери в голову худший сценарий...
(Машка уже воспряла от задумчивости, потому что твердо решила: ехать!)
- Завтра буду собираться.
- Хорошо. Тогда, на свежую голову (на всякий случай) все обговорим подробнее. Доброй ночи, Мэри...
***
Отговаривать Марию от поездки в Москву было бессмысленно. Она принадлежала к тому психотипу людей, которым лучше сделать и (не исключено) раскаяться в содеянном, чем не сделать и всю жизнь сожалеть об упущенной возможности - даже без гарантий личной праведности поступка.
Москва встретила июньской жарой с непривычной уже не лондонской влажностью; точнее - сухостью. Машин город детства разительно изменился с эпохи 80 - х и весьма ощутимо - за те три года, что она здесь не была.
Столица, казалось, стала еще более бестолковой, суетливой и спрессованной: сотни людей несли озабоченные, редко улыбающиеся (а если улыбающиеся - то устало и иронично) лица от аэропорта в пыльный мегаполис.
Булгаковская Москва умерла еще к середине ХХ века, а советская - к началу 90-х. Нынешняя предстала мультикультурной и в равной степени холодной ко всем - будь то аборигены, помнящие лучшие времена, приезжие со всех концов осколков СССР в погоне за длинным рублем, или - ностальгирующие эмигранты.
Машенька, впрочем, не ностальгировала, а прилетела с конкретными целями: повидать семью и поговорить с Димой. Она мысленно вопрошала себя: соскучилась ли по дому родителей? По дворику, даче и приятелям из Универа?
Ответ всякий раз был отрицательный. Нет. Если она и скучала, то не по местам и даже не по людям. Не по "березкам и сосенкам" - как в дешевой патриотической саге.
А... по себе самой в наиболее дорогие моменты жизни. По личным ощущениям в те самые минуты и мгновения.
По людям, которые были рядом тогда (или - мыслям, фильмам, песням и книгам, если она переживала это в одиночестве).
И, ей казалось, что все они - люди, мысли, книги, фильмы, музыка - были идеальны в те душевные моменты.
Словно некий непостижимый Разум безошибочно направлял ее и всегда давал именно то, что было насущнее остального из бесконечного многообразия этого Мира.
Машенька была чутка душой, поэтому умела ощущать непередаваемое счастье подобных жизненных моментов.
Вместе с грустным пониманием, что - "и это, увы, пройдет".
Назвать тоской по Родине (или Дому) это нельзя. Скорее, тоской несовершенного Бытия, ощущаемой лишь самыми глубокими из двуногих...
И она не могла дать ответ - является ли подобная сверх-чувствительность благом, или проклятием человека.
Возможно, и тем и другим, - в зависимости от людей и обстоятельств...
***
Машка ехала в такси, тихо ужасаясь агрессивно - нетерпеливому столичному стилю вождения, от которого совершенно отвыкла за три года лондонской жизни. Она устало попросила водителя держаться в первом ряду, пообещав переплатить за спокойствие поездки.
Внезапно в ее сумочке запиликал мобильник с незнакомым столичным номером. У Машеньки тревожно засосало под лопаткой.
- Мария Константиновна, с приездом на Родину! - услышала она немного ироничный мужской голос с легким басом. Старший следователь по делу о банке вашего отца Виктор Николаевич Потапов. Не пугайтесь.
Я прекрасно знал о дате и времени вашего прилета. Мог бы устроить шоу в аэропорту с судебными церберами, но, к счастью, мне нет нужды удовлетворять детские комплексы. Или - прислать Вам повестку с предупреждением об ответственности за неявку, чтобы Вы пару дней ходили в тревожной неопределенности.
Я же предлагаю просто - заехать ко мне по пути... неофициально. На часок, не более. Потом - успокоите маму.
Договорились?
Неужели - ловушка? - на ходу соображала Маша. Не похоже. Конечно, несколько неприятных минут пережить придется. Но - что конкретно у них есть на меня? Ничего, по большому счету. Да и сама я уже три года, как не у дел (в этом смысле). В конце-концов - решила она - не надо заранее худо думать о людях...
- Хорошо. Говорите адрес, я заеду прямо сейчас.
- В скверике напротив прокуратуры.
- Это что, свидание? (Машку и тут не покинуло чувство юмора).
- Это - неофициальная встреча. Которая, поверьте, Вам нужнее, чем мне - голос следователя стал чуть жестче и строже.
Спустя полчаса навстречу Марии со скамейки в скверике поднялся худощавый мужчина (лет 50 на вид) в светло - строгом костюме и шляпе.
- Добрый день - произнес он. Не пугайтесь, я видел Ваши фотки. Свидание, Мария, лучше назначать в кафе с уютным столиком. А встречу - в тихом скверике.
- Чтоб нас никто не видел?
- Не слышал. В моем кабинете пишут жучки.
- Шпиономания какая - то - усмехнулась Мария...
- Успокойтесь. И держите руку.
(В глазах Потапова блеснула ирония).
Влюбленные целуют в руку. Друзья - в щеку. А мое рукопожатие, будем считать, акт о порядочности намерений.
Хотя, Вы вправе мне не поверить, конечно.
Она (немного машинально) пожала суховатую ладонь следователя.
- Погуляем, или посидим? - спросил Виктор.
- Давайте присядем (Машка вдруг почувствовала себя совершенно спокойно).
- Ладно. Значит, так. Слушайте.
- Влиятельный папа устроил Вас в свой банк на хорошую зарплату. Вполне естественная забота о дочери в стране, где правят кумовство напополам с понятийностью. Далее...
- Скользких дел (типа пресловутых "авизовок" и прочих афер) отец Вам никогда не поручал. Там в курсе были только трое: он сам, его правая рука Владимир Пестов и главбух. Вы, Мария Константиновна, работали только с легальной, чистой документацией.
- И все это было три года назад - дополнила его Маша.
- Конечно. Но - допросить Вас официально (раз Вы в Москве) я должен. (Виктор снял шляпу, словно извиняясь).
- Вот - протокол допроса.
- Что?!
- Не пугайтесь - примирительно произнес он. Прочтите. Тут написано именно то, о чем мы сейчас говорили. Только без слов о кумовстве и понятийности. Через пару дней Вам придет повестка. Явитесь ко мне, словно мы незнакомы. Посидим полчасика в моем кабинете и попьем чай. Не переживайте, я слишком стар, чтобы за Вами ухлестывать - вновь съязвил Виктор. Потом - подпишите пару бумажек и - на свободу с чистой совестью. А теперь - пойдемте прогуляемся напоследок...
Виктор слегка небрежно закурил.
- Мария, я старый следак советской закалки. Скажу без ложной скромности, держат меня только за профессионализм и оперативность. Это дело - достаточно громкое. И - заказное - тоже. Кроме того... он сделал паузу - Ваш отец (как и Владимир Пестов) - в бегах и разыскивается. Главбух сидит в КПЗ. Ну, что Вы хотите - кто - то должен быть зиц - председателем Фунтом...
- Так вот... Нюх у меня хороший и никогда меня не обманывал. Мне дадут довести расследование лишь до определенного предела, а дальше (когда я уже сделаю всю рутинно - черновую работу) передадут следствие своему человеку. К гадалке не ходи. Поэтому...
- Как новый следователь поведет себя со мной, Вы не знаете и ничего не гарантируете - поняла Машка.
- Вот именно. А преподнести все можно ой как по - разному! Например, Вы сбежали в Лондон три года назад, зная о неизбежном расследовании и решив пристроить капиталы отца в западных банках.
- Но, это совсем не так! (Машенька впервые слегка занервничала).
- Конечно. Не переживайте, в моей черепной коробке все же есть немного здравого смысла. И я, простите, знаю Вашу личную историю: весь банк - от топ-менеджеров до уборщиц - о ней шушукался. И, главное... Дочь не должна отвечать за грехи родителей. Точнее - отца; ваша мама абсолютно не в курсе дел банка.
(Виктор вновь стал ироничным).
- Знаете, есть такая порода... "христианомазохистов", кои искренне убеждены, что дети несут "заслуженное" наказание за сумму безобразий их родителей. Вы к ним не относитесь, я надеюсь?
- Нет.
(На секунду она задумалась).
- Знаете, раз уж Вы со мной так... откровенно, по - человечески... Жил - был банк. Не более и не менее честный, чем десятки других. А потом - в стране сменилась власть, и жизнь стала...
- Жизнь - перебил ее Виктор - жизнь... В России, Машенька, невозможно - жить. Можно только выживать. Совершая подлости в меру наличия совести. Кем бы ты ни был... Поэтому... (он вновь закурил).
- Повидайтесь со своими, заканчивайте все личные дела, и возвращайтесь в Лондон. Это мой дружеский совет.
Кстати, где сейчас сын медиамагната Гусина?
- В Испании - ответила Маша.
- Да что там этот Гусин. Где живут и учатся дочери нового президента? Отвечу: между Италией и Голландией.
Так, на всякий случай. Мало ли... Вот и Вы уезжайте. Тут ничего хорошего не случится - и это вопрос ближайших лет. Вне зависимости от того, как закончится расследование по делу банка...
- До свидания, Мария - Виктор снова пожал ей руку. И - не портите себе жизнь. Не сражайтесь с ветряными мельницами...
***
Мария снова заказала такси и по пути к маме слушала одну из ретро - радиостанций.
- Ма - ма - ма - мало ли дождь - порой
Ма - ма - ма - мало ли зонт - с дырой
Ма - ма - ма - мало ли - холодней
Не жалей. Чаю налей. И окно заклей...
- запел Игорь Корнелюк одну из любимых ее школьных песен.
И впрямь - закрапал теплый июньский дождичек...
Она откинулась на сидении и расслабилась окончательно.
- Все происходящее в России похоже на трагикомедию. Так извлечем же из нее максимум удовольствия - вспомнила она ироничную цитату БГ...
Мама ждала ее на даче, где неизменно проводила сезон с мая по сентябрь. Впрочем, была и иная причина - после развода с отцом Ольга Станиславовна переехала в более скромную столичную квартиру в обыкновенном спальном районе, но дачу Константин Сергеевич великодушно оставил ей, памятуя о садово - огороднических хобби супруги. Особняк отца на просеке был опечатан приставами. Ничего этого Мария еще не знала...
Ольга Станиславовна по - мещански сидела в саду, попивая чай с бубликами. Машенька увидела ее издалека и ... чуть не расплакалась.
Мама...
Какой бы она ни была - глухой, непонимающей, нечуткой, ложно - покорной конформисткой с ее "практической мудростью", но... Господи, к чему она пришла в финале такого жития? Ни верного мужа, ни веселой семьи вокруг.
Кроссворд, пасьянс, глупый телевизор, да вечные грядки. Когда не радует ничто внешнее, даже - обустроенный быт. Ведь, чем ближе земной итог - тем острее ощущает фальшь прожитых лет всякая душа...
- Мама! Мамочка!
(Мария буквально влетела в июньский сад).
- Ну, здравствуй, Маша - произнесла Ольга Станиславовна холодновато - отстраненно.
Впрочем, все было понятно по этому "ну". У Машки, как в любимом стихе Бродского, что-то внутри "сорвалось и раскололось"...
Ольга Станиславовна включила безупречно - вежливый, но абсолютно формальный тон, что сама Машенька (из практической необходимости) умела делать ничуть не хуже.
- Заходи. Садись. Пообедай. Твою комнату я прибрала, и там мало что изменилось. Захочешь - расскажешь о своих делах. И - надолго ли ты у меня. Мне... особо рассказывать нечего...
Произнося это, она смотрела куда - то мимо дочери. Машенька вздохнула и присела напротив.
- Мама... Зачем ты так со мной?
Ольга Станиславовна сняла очки. Это был верный признак того, что она решила позволить себе откровенный разговор. Точнее - откровенные претензии, высказанные из самых глубин обиженного сердца. Вести полноценный диалог мама никогда не умела. Она - либо воспитывала (как Машу с детства), либо - беспрекословно подчинялась сама (как мужу). Никакого подобия равенства в отношениях - да и во взглядах - для матери не существовало...
Машенька, разумеется, знала все это наизусть. Тем не менее - вновь пустилась в безнадежный разговор...
- Мама. Что (что?!) я сделала лично против тебя? Не вышла замуж за нелюбимого человека? Устроила свою... свою, мама (!) жизнь так, как мне было лучше? Это - предательство?
Взгляд Ольги Станиславовны, казалось, впитал всю тяжесть былых обид...
- Ты... ты... по сути, разрушила семью. Пошла против воли любящих родителей. Из-за тебя отец ушел от меня!
Маше показалось, что она присутствует в театре абсурда...
- Мама! Я тебя правильно поняла? Отец не уходил все эти годы только из - за меня?! А так - не любил, и давно?
А это нормально - делать детей заложниками отношений родителей?! А дети, что, совсем идиоты? Они этого не видят с ранних лет?
- Ты - неблагодарная, с гнилой душой - повысила голос мама. Дети - смысл и венец любого брака! Дети!
- Ах, вот оно что...
(К Маше уже почти вернулось спокойствие и она перестала опасаться, что сейчас хлопнет дачной калиткой и уйдет).
- Не язви! - почти прошипела мама. Да, дети. А ты - законченная эгоистка. Тебя с детства окружали любовь, забота и доброта...
- Доброта, мама, (прежде всего) - в искреннем стремлении понять человека. Не ломать его волю, навязывая что - либо.
- А любовь - еще и в том, чтобы при отсутствии глубокого понимания дать человеку свободу выбора. Не делая его своей собственностью даже из кровных причин!
Ольга Станиславовна внезапно успокоилась и надела очки.
- Вот что, Маша - произнесла она - с кем угодно, но никак не с тобой я стану обсуждать такие темы. Яйца курице не проповедуют - изрекла мама насмешливым тоном, знакомым Марии с раннего детства.
Машенька пустилась в последнюю отчаянную атаку.
- Мама! Я прилетела к тебе со всей душой, отбросив все прежние обиды и непонимания. Ты теперь одинока. Я бы могла быть рядом - при первой возможности. Помогать тебе в домашних мелочах. Может (со временем) ты бы стала лучше меня понимать. Даже если ты не захочешь в Лондон...
- В Лондон? - спросила мама все так же насмешливо. К этой твоей прошмандовке? Совратившей и тебя, мою единственную дочь...
- Мама, Господи - в глазах Машеньки блеснули слезы. Алла умерла... у меня на руках...
Ольга Станиславовна вновь вспыхнула:
- То же самое случится и с тобой, если не покаешься! Тогда, быть может, я тебя приму - как блудную дочь. А пока - живи и ко мне в душу не лезь!
- Что ж... спасибо, что хоть не прогоняешь - произнесла Маша уже обреченно. Знаешь, ты всегда жила навязанными тебе представлениями о жизни. От брака до бытовых мелочей. И этот невроз с тобой теперь до конца дней...
- Что ж ты требуешь от меня невозможного - исправить то, что натворила вовсе не я. Какой бы примерной и послушной дочерью я ни была, твоих проблем это не решит, потому что их корни - не во мне, мама. И еще...
- Ты так искренне говоришь о детях - венце любого брака. Но ты... никогда не желала второго ребенка от папы.
И... не могла признаться в этом даже самой себе...
- Ты просто - чудовище, которое я вырастила собственноручно - прошептала мама презрительно.
- Нет, мама!
(Мария редко когда так ощущала личную правоту, как сейчас).
- Нет! Просто, я пошла своей колеей. А теперь - вернулась к тебе по - доброму, со всем сердцем. И вовсе не в образе побитой - помятой блудной дочери. А ты... ты никогда не простишь мне вот этого благополучия. И не примешь даже малейшее ощущение своей внутренней неправоты.
- Я все поняла - изрекла Ольга Станиславовна. Ты приехала добить меня на старости лет...
- Нет, мама. Ты ничего не поняла, и не мне уже тебя успокаивать. Прости меня... Ты не переживай. Я улечу через неделю, и (если пожелаешь) - навсегда. А в Москве у меня много дел. Я буду лишь приходить переночевать и никаких разговоров вести не стану. Попросишь - помогу без слов...
Июнь ласково смеркался, неспешно накрывая прохладой привычную с детства дачу. Которая теперь показалась Машеньке почти чужой. Вот и все - подумала она, сидя в одиночестве на любимой веранде. Прежняя жизнь утрачена безвозвратно, и даже родные места видятся иными. Несколько мелких дел, да один последний, жизненно важный разговор.
(Она еще не ведала, что разговор этот состоится вовсе не с Димой, а с его мамой).
И - домой. Туда, где ждут...
***
С момента возвращения в Москву Маша уже трижды позвонила Диме, начиная с аэропорта. Абонент был недоступен, о чем беспристрастно сообщал металлический женский голос. Тянуть дальше в полном неведении было невыносимо. Машенька вскочила в 7 утра, быстро соорудила чай с бутербродами и отправилась к Елене Федоровне.
Уже по пути спонтанно решила зайти в Храм Илии - Пророка, где в 8 утра (с пятницы по воскресенье) неизменно начиналась утренняя служба. Отца Михаила, к ее удивлению, не было. Литургию возглавил незнакомый молоденький священник, практически Машин ровесник лет 25, с немного наивными глазами и аккуратной бородкой. Кто - то из прихожан узнал отпрыска семейства Орловых и начал шушукаться прямо во время службы.
Марию это совершенно не волновало - она лишь стояла и беззвучно молилась. Слова вдруг сами полились потоком из подсознания.
- Святый Боже, Святый Бессмертный, Святый Крепкий - помилуй нас. Нечутких, неблагодарных, самонадеянных, слепых, беспечных, обидчивых, жестоких и вечно недостойных. Помилуй...
А в конце она (так же беззвучно) попросила:
- Господи! Я все, что угодно перенесу, кроме убийственной неопределенности. Мама сама отвергла меня, а с Димой... да будет воля Твоя! Я лишь хотела бы проститься и никогда сюда не возвращаться...
Да, именно так - окончательно осознала она уже после службы. Я ничего не прошу, кроме определенности. И она наступает. В конце - концов, мне грех жаловаться на то, что я уже имею - смиренно размышляла Мария. Дело, которое мне очень по душе. Возможность подрабатывать музыкой - при необходимости. Да и более - менее устроенный быт - тоже. Не надо просить о большем...
Подходить к незнакомому батюшке за благословением после Литургии ей не хотелось. Она лишь сожалела, что так и не заглянула в Лондоне перед отъездом к митрополиту Антонию.
Уже выйдя из Храма, Мария осознала и другое...
Все, о чем она сейчас думала и молилась - было лишь прелюдией перед разговором с Еленой Федоровной. Душа словно скомандовала ногам и привела ее в Храм раньше, чем это сформулировал ум.
Она присела у любимого с детства подмосковного озера и тихо сказала:
- Все. Не плачь, дурочка - уговаривала она саму себя. Эта одиссея уже заканчивается, и я не рвусь определять ее финал одной лишь собственной волей. Надо просто объясниться, чтобы потом, остаток жизни, не мучить себя недосказанностью - бесконечно сослагая и теоритезируя...
***
Елена Федоровна завершала утренний полив.
Ее муж, Александр Николаевич, прирожденный технарь, своими золотыми руками превратил центральный стояк дачи в пульт управления поливами с тонкой регулировкой напора и направления струй. Это был триумф инженерной мысли "самобытного левши", как и все в доме Нечаевых - небогатое, без бестолковых предметов роскоши и понтов, но практичное, хозяйственное с абсолютным отсутствием ненужного хлама (который большинству людей то ли жаль, то ли лень выбрасывать).
Машенька остановилась у калитки. Димы в доме не было, и это ощущение не нуждалось в каких - либо доказательствах: она это поняла еще на подходе.
Елена Федоровна выключила инженерный чудо - агрегат и подняла голову.
- Машенька... Ну что же ты стоишь и молчишь, как чужая! Заходи!
- Я сначала спрошу, есть ли у Вас время, Елена Федоровна...
- Маша. Что такое время для пенсионерки на даче - улыбнулась она. Полив, прогулка да готовка ужина для мужа - как тот вернется из города.
- Так Вы... одни до вечера? Как хорошо! - вдруг воскликнула Машка.
Елена Федоровна, конечно, все поняла. Наверное, еще увидев Машеньку у калитки. Что это не просто визит вежливости или любопытства. Но спокойно сказала:
- Маша, пойдем в дом. Я тебя угощу завтраком.
- Спасибо. Я, если честно, голодная - вдруг ответила она.
- И, главное, Вас очень хотела повидать. Простите, что напросилась - вот так, с порога...
Елена Федоровна вновь улыбнулась и распахнула дверь.
- Заходи. Садись. И хватит этих церемоний.
Внезапно Машенька ощутила небывалый покой. Словно она - после дальней дороги - очутилась в эльфовском Лориэне, и именно это место и было единственным смыслом ее краткого возвращения из Лондона.
- Я как знала, что ты сегодня зайдешь - ласково произнесла Елена Федоровна. У меня на завтрак твой любимый бисквит. Ты, помню, еще школьницей нагуляешься - надышишься с моим Димкой на озере, а потом сидишь и уплетаешь)
- Да. А потом за мной заходила мама и по пути домой обижалась: а что, у меня разве не так вкусно? -
подхватила Машка.
- Это тебе.
(Димина мама налила чай с аппетитным бисквитом на тарелке).
- А ты, все же, изменилась за эти три года. Взгляд стал пожестче. Глаза - серьезнее.
- Куда уж серьезней, Елена Федоровна - усмехнулась Машка.
- Я - начитанная зануда, и все это знают прекрасно. В Универе - кто подойти боялся, а кто и вовсе шарахался. Да и в Лондоне - ни с кем особо не сдружилась. Несколько поверхностных знакомых в редакции, да в паре семей, где я преподавала музыку детям...
Елена Федоровна взглянула на нее - мудро и любя.
- Машенька... А тебе хотелось бы всем нравиться? Завести сотни знакомств? Это вовсе не так сложно. Но - это будешь уже не ты...
- К хорошему человеку все тянутся - грустновато произнесла Мария.
- Не совсем так. От хорошего человека многим людям нужно свое, эгоистичное. Знают, что не откажет. Выслушает, поможет. Не обидит, даже если сам - обидится. Но это - не дружба. Я за свои 60 лет поняла: чем лучше и чище человек - тем меньше у него близких друзей.
- У меня почти нет друзей, Елена Федоровна, - потому что я - эгоцентристка. Да еще - обидчивая, вспыльчивая, с острым языком...
- Маша, Маша - слегка покачала головой она - чем глубже человек, тем сильнее он эгоцентрик и тем больше у него вопросов к себе самому. Вплоть до самоуничижения. А обиды, вспыльчивость... Мы все по - разному реагируем на людские глупости.
- И больнее всего бьем тех, кого любим - горько изрекла Мария.
- От неравнодушия. От ревности к несовершенству Другого, но тоже - близкого.
Машенька вздрогнула. Эта внешне тихая, мудрая женщина разговаривала Димкиной интонацией. Точнее - наоборот. Она только сейчас поняла, что - и умом, и характером, и душой Дима пошел в маму, унаследовав от отца лишь внешние черты.
Елена Федоровна заботливо подлила чай.
- Ты так любишь... как там нынешняя молодежь говорит... не могу вспомнить это слово...
- Грузиться - подсказала Мария.
- Да - улыбнулась она. И у меня была слабость. Отец Михаил ко мне заходил на огонек. Побеседовать... душевно - философски. А чаще - сядет, да размышляет, копается, сомневается вслух. А я - поправлю, где-то не соглашусь.
- Эх, говорит, Федоровна - не будь ты женщиной - за руку б в Семинарию привел, дал бы лучшие рекомендации.
А я ему с юмором про мужской шовинизм в ответ...
- Где сейчас отец Михаил, я утром была на службе и его не видела - спросила Маша.
- А... Да ты ж ничего не знаешь, 3 года тут не была. Год назад матушка у него отошла. Рак... Он поседел и осунулся. Даже выпивать потихоньку начал. Им же (это ты знаешь) - не дал Господь детей за 25 лет совместной жизни. Утешить некому, и утешиться - тоже. Архиерей вообще наплевательски отнесся, даже не принял его. Ну... как писал наш раскольник, протопоп Аввакум - "начальство русское много хуже Сатаны"... А потом архиерей еще больше прессовать стал. И ушел Михаил за штат.
- Про него слухи ходили, что он лично знаком с патриархом Алексием - вспомнила Мария.
- Знаком. Только, не такой он человек, чтобы ехать в Москву с челобитной да жаловаться. Тихо ушел - и точка.
Был он у меня перед уходом. Посидели в последний раз. На Валаам собирался - простым послушником. Один - одинешенек остался, ничто его больше не держит. И тебя тоже вспомнил. Как там Машенька, говорит - Вы не знаете? Я молюсь за нее. Как умею... А теперь вместо него - отец Василий. Недавний семинарист. Хороший человек, хоть и с неофитством, конечно. Давай, Машенька, сменим тему. Не нашего с тобой ума все эти вещи - тихо произнесла Елена Федоровна...
***
Время приближалось к двум, и Маша с огорчением посмотрела на часы. Уходить не хотелось. Да и главное еще не было проговорено. Она вдохнула поглубже.
- Елена Федоровна, когда Ваш муж вернется?
- Часам к семи.
- Я на днях уеду. Думаю, насовсем - пусть и загадывать невозможно. Можно, я помогу Вам сготовить обед - уже без всяких философий?
- Конечно - улыбнулась она. Помоги пенсионерке. Я буду только рада. А сейчас - давай я тебе кое - что покажу.
(Она достала с аккуратной полки старинный фотоальбом).
- Узнала?
На Марию глядела очень симпатичная светловолосая женщина лет 20 - 25 со слегка кокетливыми чертами лица и одновременно - умными глазами.
- Да, это я в твои нынешние годы. Заумная Лена с филфака. Только вся заумь с философией пропадают, когда приходит влюбленность. Влюбилась и я - в одного талантливого художника с архитектурного. Он писал картины, как Бог. Ну, или мне так казалось... Начитан, остроумен, весел и щедр. И... столь же легкомыслен. А времена...
Твист, Элвис Пресли, битлы.
- Ничего не сложилось? - аккуратно спросила Маша.
- Знаешь, я Димке рассказывала эту историю - он искренне не понимал. Может, ты поймешь - как женщина женщину. Как мы с Сашенькой познакомились...
- У меня любимый велосипед сломался. Я в трауре была - родители небогатые, денег на новый - нет. А тут Сашка - прыщавый мальчишка с соседнего подъезда (робея и краснея) подошел. Позвольте, говорит, мне Ваш велик починить. Будет, как новый, и благодарности мне не надо, я от души все сделаю. А потом... посмотрел на меня... всего-то пару секунд (дольше он боялся). А взгляд, глаза... Я мигом все поняла. И сама не заметила, как первой пригласила его на свидание...
- Руки у него золотые - улыбнулась Машка.
- И сердце. Вот так и закончился "мой Элвис Пресли" в голове. И я, Маша, ни о чем не сожалею...
Минут 30 женщины молчали, занимаясь обедом. Слова стали излишни. Машенька постоянно ловила себя на мысли, что такого взаимопонимания, такой синхронности во всем - от общения до приготовления трапезы - у нее не было ни с кем. Даже с Аллой и Димой.
Только теперь она осознала, каким нонсенсом для Димы прозвучали ее слова на дачной остановке о бегстве от родителей - таких маму и папу покинуть невозможно. Она невольно пустила слезу, сделав вид, что во всем виноват лук.
Елена Федоровна грустновато улыбнулась. Машенька вдруг почувствовала, что поднимать тему Димы и напрямую спрашивать о нем она не в состоянии. Но - и тут его мама поняла все без слов.
- Димка мой вырос совсем иным. От папы унаследовал разве только человеческую порядочность. А так - романтик, идеалист и балбес - как и я. Только - еще больше. Была у него Лиля в Институте...
(У Марии заекало сердце).
- Простая, хозяйственная, добрая девочка. Не красавица, но с милыми чертами лица. А Димка... Месяца три из него ничего клещами не вытянешь. Потом пробурчал:
- Все, мам - тема Лили закрыта. Неинтересно мне с ней! И, вот эта вот рабская преданность - без понимания - мне не нужна. Сказал, как отрезал. А потом взял свою тетрадку и начал что - то писать. Ноты, наверное...
Ты ж знаешь его: тихоня, интроверт, в мелочах - уступит, но в главном - стоит насмерть. Я уже смирилась, да и никогда на него не давила. Поддерживала - даже в глупостях. И выгораживала перед отцом. Чтобы сам потом понял...
Машку осенило... Тетрадку! Писать! У него в комнате, над столом, потайной отсек в стене. (Она знала наверняка). Надо просто туда попасть!
Через пару минут Елену Федоровну (по какому - то мелкому вопросу) окликнула соседка. Она вышла во двор, сказав, что не отпустит Машеньку домой без обеда.
Мария рванула в Димину комнату, одновременно слушая фоном разговор во дворике. Вот он, Димкин стол. Старинный саксофон на стене. Книги и джазовые ноты на полке. Бутафорская досточка над столом, закрывающая тайник.
Есть!!!
В глубине она нащупала слегка пыльную и пухлую общую тетрадь. Вытащила одним рывком, посадив занозу. Захлопнула тайник и влетела на кухню. Елена Федоровна заканчивала разговор с соседкой, вежливо прощаясь.
Машка быстро сунула тетрадь в сумочку и сразу успокоилась...
- Я буду собираться домой - сказала Мария. Простите, и так засиделась. Скоро Александр Николаевич приедет...
Елена Федоровна взглянула на нее - пристально, глубоко и понимающе.
- Не пишет и не отвечает? - спросила она. Узнаю своего... что - то вбил себе в голову, и не переубедишь - пока сам не переосмыслит. Впрочем, ты прости меня, Машенька, за прямоту. Ты... слишком хороша для него, поверь.
И у тебя еще будет своя судьба - только дождись. А своя жизнь у тебя уже есть...
- Я могу хоть узнать - где он сейчас?
Мама обреченно вздохнула.
- Он... просил не говорить мне об этом - ни слова.
- Елена Федоровна...
- Джаз он играет, Машенька. Со своим ансамблем. Еще недавно был в Москве и пару дней у меня на даче.
Ему теперь некогда...
- Хорошо - произнесла Машенька с какой - то философской отрешенностью. Я... я просто хотела узнать у Вас, что с ним все в порядке. Спасибо за этот день. Я пойду.
Уже за калиткой Елена Федоровна догнала Марию.
- Ты возьми мою клубнику, у меня ранняя - а у вас - нет.
После паузы промолвила:
- В Праге он сейчас. Радостный был у меня недавно - им дали контракт на полгода в хорошем джазовом клубе.
Какой-то импресарио услышал их в Москве...
***
Однажды - пусть без повода и горя
А просто - со страниц родной души
Ко мне на огонек зайдут герои
С которыми я столько пережил...
***
Что мы ощущаем, когда держим в руках новую книгу любимого автора, или свежий альбом любимого музыканта?
И какими "глаголами" это изречь?
Трепет. Нетерпение. Предвкушение. А еще - наивное, но трогательное ощущение невозможности разочароваться - пусть и при полном незнании конкретики. В Машином случае - еще и огромный, искренний интерес даже при частичном несогласии с мыслями и выводами пишущего...
Она наспех схватила что - то из холодильника, вскипятила мятный чай и уютно уселась в комнате у вечернего окна с младым июньским пейзажем.
Первая же страница привела ее в душевный трепет...
***
18 июня 1989 года.
Сегодня Машеньке исполнилось 15.
Мы гуляли на озере, а под вечер мама угостила нас чаем с пирожками и бисквитом. Пришел также мой друг Петя.
Болтали о всякой ерунде, но уже через 5 минут общения возникла неловкость. Петя был явно лишним в разговоре, и довольно быстро это почувствовал. А может, ему стало просто неинтересно с нами. Он ушел уже через полчасика, успев вернуться домой до грозы с градом, поломавшей несколько деревьев вокруг дач.
Как хорошо, что мой папа своими руками провел на даче телефон! А у небедных Орловых он был (даже на даче) - всегда. Родители позвонили Машиной маме, которая уже волновалась. Потом Маша взяла трубку и попросила остаться переночевать у нас. Кажется, Ольга Станиславовна поворчала, но согласилась.
Вечером мы сидели у окна веранды и по - юношески забавлялись буйством природной стихии. Нам, таким беспечным, казались прикольными эти льдинки града посреди июня, свист ветра и стоны клонящихся деревьев.
Мне хотелось, чтобы Машка хоть на мгновение испугалась и у меня появилось алиби взять ее за руку. Но она смеялась, глядя на меня своими чистыми глазами.
О чем мы разговаривали?
Что именно я подарил ей тогда?
К своему стыду, этого я не помню - я поздравлял ее каждый год на даче, и разговоров было так много...
А помню - ту грозу с градом, вечернюю веранду, Машины глаза, улыбку и смех - до малейших обертонов.
Потом я отдал Машке свою комнату, а сам спал за дверью на полу... прислушиваясь.
Утром мама сготовила завтрак с Машкиной помощью. Ни уходить, ни расходиться никому не хотелось. Погода установилась чудесная, и лишь невысохшие лужи с потрепанными деревьями живо напоминали о вчерашнем буйстве природы. Чувствуя неловкость и смущение, я не хотел провожать Машеньку дальше калитки.
Но она сама, в присутствии мамы, запросто спросила:
- Ты проводишь? Да и вообще, пойдем погуляем - я только своим на глаза покажусь на минутку - чтоб не волновались...
Какой день был одним из лучших в моей жизни?
- Конечно, вот этот. Точнее, эти. 18 и 19 июня 89 года...
***
Мария отложила дневник и закурила.
- Так я и знала - подумала она - Димкины воспоминания начнутся именно с этого.
Сама она прекрасно помнила тот День Рождения, как и Димин подарок - редкую в 1989 году книжку "Рок в нескольких лицах". Он купил ее на средства родителей (Димин День Рождения праздновался в апреле, и ему подарили деньги); скорее всего - с двойной переплатой на книжном рынке Москвы (в доступной продаже в те годы тотального дефицита такие книги отсутствовали).
Последующие годы Мария почему - то прогоняла из памяти подробные воспоминания о тех днях. Словно, устанавливая какой-то невидимый блок в сознании. Ей было немного стыдно за эти "ты не проводишь" и "пойдем погуляем" в присутствии Елены Федоровны. Но... все это сошло с языка - как невольно, так и искренне. Потому что в доме Нечаевых ей было очень хорошо и непривычно спокойно.
Сегодня, посидев с Диминой мамой, она убедилась, что те ощущения никуда не исчезли...
***
Вот уже третий час кряду она - то читала, то поедала глазами (а затем - перечитывала заново) - дневник, исписанный аккуратным Диминым почерком.
Нечаев относился к тому типу людей, которым надо систематизировать свои мысли и впечатления на бумаге; Мария была схожей в восприятии, но ее почти идеальная память на самое важное и дорогое (вплоть до дней и часов) упразднила нужду ежедневной фиксации в дневниках.
Она словно попала в мир книги Лермонтова "Герой нашего времени". Нет, вовсе не в плане сходств - типажей, характеров и обстоятельств. Просто, Михаил Юрьевич преподносил одни и те же ситуации с разных ракурсов.
Сначала - общим планом, а потом - в виде дневников Печорина. Время словно поворачивалось вспять и (давая возможность более пристального взгляда) объясняло Прошлое.
Теперь то же самое - но уже в реальной жизни - испытывала и Маша. Более того, дорогое сердцу Прошлое становилось Настоящим, и уснуть было невозможно...
***
25 января 1994 года.
Сегодня, после студенческого фестиваля в Татьянин День случайно повстречал Машеньку. Такая радость, потому что в городе мы лишь созванивались. В мороз согрелись в кафе, с облегчением бросив всю прочую развеселую тусовку. Машка была в прекрасном настроении духа и высыпала множество комплиментов моей игре на саксофоне. Впрочем, что мне в ней всегда нравилось - она говорит напрямую, если ей не по душе человек, или ситуация. Удивительно, но Машка лишена типично женской черты: придираться к второстепенному (и просто - придираться на ровном месте), когда суть претензий - совсем в ином, но вот это "иное" вслух не проговаривается.
В чем - то она похожа на мою маму, только мама старше и дипломатичнее.
А еще... я вновь убедился, что каждый конкретный человек - уникален и незаменим для другого. Степень кровного родства зачастую совершенно непропорциональна степени внутренней близости. И то, что один человек способен дать другому, равно как и взять от него - невосполнимо никем иным. Поэтому, при расставании с кем - то близким всегда остается зияющая дыра в душе. Впрочем, она (постепенно) заделывается цементом - времени, малодушных, но спасительных забвения и отрицания, терапевтического бесчувствия и, конечно, показного равнодушия (из ложной гордости). В жизнь входят иные люди, дающие нам многое; а если повезет - вдохновляющие нас собой. Но, даже им не дано залатать ту, прежнюю дыру от Былого. Они способны лишь предложить альтернативу.
Машенька для меня уникальна и незаменима...
Чтобы не грузиться (не вслух, конечно) подобными мыслями, я заказал бутылку шампанского. Стало повеселее, а затем - и вовсе забавно. Она дипломатично выведала у меня насчет девушки, взяв на себя роль эксперта по женской части. Мы рассмеялись. Потом я проводил ее домой за руку по скользкой январской Москве и сел в последний троллейбус. Как жаль, что до июня еще далеко...
***
18 июня 1995 года.
Чудесный День Рождения Машки.
Мы сидели на любимом месте у озера и проболтали часов 5 подряд. Кажется, обо всем на свете - но и этого было мало. Я рассказал Маше про джаз, и она вдруг схватила меня за руку, бросив всякие попытки противопоставлять джаз року и не обижаясь на мою критику.
Сердце мое бешено стучало, и ситуацию спас лишь юмор в виде музыкального анекдота. Потом мы прощались минут 20 неподалеку от Машиного дома - чтоб не видели ее родители. Наутро ко мне пришла мелодия, которую я переложил на сакс.
(ниже шли ноты)
***
18 июня 1996 года.
Черт меня дернул заехать к Орловым с подарком для Машки. В этом доме меня никогда не переваривали, относясь (в лучшем случае) со снисходительным высокомерием, и чем старше становилась Мария - тем настороженнее. Просто, Машка так и не появилась - ни утром, ни днем - а обычно в свой День Рождения она сама заезжала на велике, после чего мы шли на озеро, а в плохую погоду сидели у меня. Кстати, у меня было предчувствие, что она не желает меня видеть, но и не поздравить (впервые - за много лет) я не мог. Так обидно, что первый мобильник у меня появился только 3 года спустя. Иначе - можно было бы позвонить и наверняка избежать тот дурацкий разговор с препирательствами на озере.
На следующее утро я хотел от души извиниться, но Машка только что уехала с папой в город. Как выяснилось, до конца лета.
(Читая следующую запись, Машка вновь закурила).
***
20 августа 1996 года.
Сегодня в гости заехала моя однокурсница Лиля. Мы пообедали. Лиля была сверх - вежлива и наигранно - улыбчива. Она изо всех сил пыталась понравиться моим родителям.
Господи, ну что за неуважение - прежде всего, к себе самой? Понравиться... Соответствовать... А то и откровенно - подстроиться. Не люблю и никогда не приму вот этот, "восточно - угодливый" тип женщин.
Как-то мы с Машкой строили теории о ролях Адама и Евы в Раю. И пришли к общему мнению, что до грехопадения мужская и женская природы идеально дополняли друг друга, а вопрос о первенстве был неактуален. Маша потом сказала, что настроение альбома Питера Гэбриэла US - во многом, о схожем восприятии. Прочувствовать душой то, что никак не можешь знать наверняка.
Да, это один из немногих рок - дисков, что мне понравился.
Короче, с Лилей я заскучал минут через 10. Мама, конечно, это заметила и (сглаживая неловкость ситуации) была к ней интеллигентно - снисходительна. А потом сказала мне:
- Димка, я тебя понимаю, но с таким восприятием и установками на жизнь ты хлебнешь... ой, как хлебнешь...
Я проводил Лилю до дачного автобуса с внутренним облегчением. Она - хорошая, добрая и хозяйственная девчонка. Просто... есть чуждые нам люди, хотя внешне придраться не к чему. И это - не объяснить только словами...
***
25 декабря 1996 года.
Как-то нет совсем предновогоднего настроения...
Сегодня подумал, что каждую встреченную на пути девушку я буду неизбежно сравнивать с Машенькой. Это - и благо, и проклятье. Благо - потому что после общения с ней вляпаться в какую - нибудь дуру уже невозможно. А проклятье... потому что так и вовсе можно остаться одному до конца дней...
***
За окном светало. 5 утра. Ольга Станиславовна спала самым крепким утренним сном в соседней комнате. Мария накинула любимую сиреневую кофточку и вышла на веранду. Потом сообразила, что слегка трясется вовсе не от июньской утренней прохлады...
***
17 мая 1997 года.
Никак не получается заснуть...
Мир не рухнул, и Машка была права на автобусной остановке, хоть и жестока. Я не в силах помочь в ее ситуации. Я соберу себя по кусочкам и переживу... - "и это пройдет".
Я всегда понимал, что в жизни есть совершенно объективные обстоятельства, навсегда разлучающие людей.
У Машеньки - карьера и блестящее будущее. Она достойна роскошной жизни - хотя бы потому, что эта роскошь ее никогда не испортит. Наверное, любовь еще и в том, чтобы отпустить человека и не брать не свое только из личного хотения. Даже если это "не свое" связано не с внутренними, а с внешними причинами, например - деньги, быт, социальный статус.
Таков этот Мир, а у меня - свой путь... Я потом напишу ей об этом, и она поймет меня. Но, не сейчас...
***
Машка уже согрелась с первыми лучами июньского солнца. Грусть и тяжесть в груди будто испарились.
- Дурак - сказала она кратко и искренне - какой же ты дурачок, Дима! Взяла бы сейчас твой любимый саксофон и треснула им по башке для просветления. И отдельно - за твою Прагу.
Мария рассмеялась. Через час - первый дачный автобус в Москву. Несмотря на бессонную ночь, она ощутила прилив сил. Так внутреннее берет верх даже над законами физиологии.
- В душ, завтракать и в путь - скомандовала она сама себе. Нас ждут великие дела!
***
После выполнения всех формальностей, обговоренных со следователем Потаповым, Мария вышла из прокуратуры и отправилась погулять на любимый Арбат. Здесь можно было изучать весь туристический этнос столицы, но ее занимало вовсе не это - и даже не уют чудом сохранившихся московских двориков.
Наконец, она нашла того, кого искала. На тротуаре стоял худенький парень лет 20 в потертой джинсовой куртке, играя на саксе What a Wonderful World Луи Армстронга.
Мария решительно двинулась к нему, едва не сломав каблук от нетерпеливой ходьбы.
- Привет! Как тебя зовут?
- Леша.
- Студент?
- Да, из музыкалки. Стипендии не хватает - играю тут иногда... менты гоняют, но в меру.
- Лешка! Сколько ты зарабатывал в самый удачный день?
(Он на мгновение насторожился, и Машка внутренне усмехнулась).
- Я тебе сейчас дам вдвое... нет, втрое больше - договорились?
(Алексей, казалось, тщетно искал хоть какой - то подвох).
- Вот, держи сразу деньги! Достаточно?
- Многовато - смутился он.
- Возьми. У меня к тебе только одна просьба. Сыграй мне вот это... от души, как умеешь - и Маша протянула ему аккуратно переписанные под утро ноты из Диминой тетрадки.
Через несколько секунд полилась Музыка. Спокойная, ровная и глубокая - без интонационных рок-пиков и переходов, но со сдержанными импровизациями. Она слушала, закрыв глаза, а потом попросила сыграть на бис.
- Очень хорошая вещь - сказал Леша, но я не могу вспомнить - чья. По школе и стилистике близко к Чарли Паркеру...
- Это неважно - чья - улыбнулась Маша. Спасибо тебе. Не мучайся тут хоть сегодня, а то и правда менты придут.
Сходи с девушкой в кафе...
- У меня нет девушки - усмехнулся он - столичные барышни не жалуют бедных студентов.
- Как знать - засмеялась Машка - как знать!
- Я лучше куплю на эти деньги новый инструмент. Спасибо! Как тебя зовут?
- И это неважно, Леха - улыбнулась Мария. А потом - обняла и поцеловала в щеку.
- Будь счастлив, музыкант...
***
После удачного визита к авиакассам Мария набрала лондонский мобильник Стива.
- Стиви, привет, все Ок. Не волнуйся! Как прилечу - все расскажу. Никитке привет от меня!
- Слушай. Мои планы чуть изменились. Послезавтра лечу в Прагу.
- Что? - Нет - нет, со следствием это никак не связано, не переживай. У меня тут свое "следствие" - рассмеялась Машка; ладно, ты сейчас не поймешь. Я позвоню, но ты знай, что все в порядке. Статью для газеты Владу я уже отправила. Будь что не так - он бы уже мне позвонил.
- Ладно, до связи!
***
Сняв скромный номер в гостинице, Машенька уже второй день подряд наслаждалась узкими, ухоженными улочками Праги с чистыми каналами и доверчиво - ручными уточками. Вычислить главный джазовый клуб города ей не составило никакого труда.
Nechaev Band выступал сегодня в первом отделении перед выходом главных тамошних джаз - звезд. Вчера она уже убедилась, что музыка прекрасно слышна из уютного внутреннего дворика перед клубом и решила послушать вечерний концерт на свежем воздухе.
В финале прозвучала та самая "пьеса в стиле Паркера" - видимо, Димка завершал ей каждый концерт...
Сгущались сумерки, и Маша нарочно пересела на плохо освещенную скамейку.
Минут через 15 она увидела его... слегка усталого, но счастливого. В новой замшевой курточке и привычных очках. Рядом шел молоденький парень, похожий на отпрыска семьи интеллигентов.
- Понимаешь, Андрюш - увлеченно заговорил Дима... и она вздрогнула от Голоса с интонацией, по которым так бесконечно соскучилась...
- Понимаешь, этот переход во второй части не сыгран как следует, и не надо сглаживать его импровизацией.
Когда будем делать студийную запись, придется попотеть над ритмом и тональностью...
Мария любовалась Димой. Она обожала мужчин, увлеченных своим делом - От и До.
- Димка!!!
Нечаев вздрогнул. Но все понял и быстро распрощался с Андреем.
Машенька шагнула из темноты.
- Димка!
- Господи, это - ты! Привет, мой родной! Не надо, не говори ничего, не подбирай слова. Я сама нашла тебя и сама приехала к тебе. Этого - достаточно. Дима, что ты там понаписал, Господи!
- Прости меня... прости... Я потом... потом все объясню...
Он взял ее за руку и обнял в естественном порыве.
Спустя пару минут они вышли на улочки сдержанно - освещенной Праги, крепко держась за руки.
Туда - навстречу манящей Неизвестности...
(THE END)