Человек, возомнивший себя «царём природы», наивно думает, что он подчинил себе все твари, живущие на земле. Однако это ошибочное мнение. Собаки пришли к человеку и стали ему помогать охотиться потому, что они имеют выгоду от
сотрудничества: они находят дичь и зверя, человек убивает и делится частью добычи с собакой. В результате этого сотрудничества стали появляться излишки пищи, и собака была вынуждена их охранять. Однако она не могла ловить мелких грызунов, и тогда человек попросил это делать кошку. Для этого он давал ей тёплый кров и пищу в трудные дни. Собаки смирились с превосходством человека, а кошки нет. Они всегда считали, что человек вторгся на их пространство и протестовали против его присутствия. Едва мирное сотрудничество нарушалось, собаки и кошки покидали человека, сбивались в стаи и начинали нападать на своего бывшего хозяина или на его имущество. В результате человек становился беззащитным и был вынужден искать новых друзей и помощников. И этот симбиоз соседей продолжается многие века, однако животные иногда проявляют и непокорность своему хозяину.
Жила у нас в доме длинношёрстная, трёхцветная мальтийская болонка - маленькая, бело-рыжая, глаза под волосами спрятаны, уши висят, одно чёрное другое рыжее, ноги короткие, волосы длинные, почти до земли. Умная, смелая и очень пре-данная.Любила в машинах ездить и лаять на них, из-за чего два раза попадала под колёса. И что самое удивительно – была хозяйственная. Как только я оставлял сумку или куртку, она тут же укладывалась на неё или рядом и охраняла, пока не заберу. Специально её никто не учил, но она сама понимала, что входит в круг её обязан-ностей и это делала без команды. Не подпускала к моим вещам чужих и даже зна-комых ей людей, а если скажешь:- Беречь! -она и мне уступала с недовольным вор-чанием. Делала это честно и без страха -кидалась на любого, кто подходил слишком близко. Меня провожала на работу, на дачу, в магазин, или просто на прогулку по городу, даже пыталась помогать выкапывать картошку в огороде, собирать вишню и смородину в саду. Посадку картофеля она понимала как игру в прядки мячика, поэтому выкапывала картофелину из лунки и бегала с нею по находке. Питалась только отварной пищей – ничего сырого и только со стола хозяев. Она была полноправным членом семьи и всегда старалась хоть в чём-то быть полезной хозяину и хозяйке. Остальных она не признавала за авторитетов для своей персоны. Спала на постели в ногах или рядом с кроватью хозяев на коврике,
недовольно ворчала, если во сне кто-то её беспокоил. Ворчать она любила, особенно если её не выводили рано утром на прогулку: – садилась около кровати и что-то по -своему бубнила, напоминая, что пришла пора справлять нужду, а за нарушение порядка её могут наказать. Конфузы случались и на слова: - Тоша! Ай я яай! Как не стыдно? Большая девочка, а сделала лужу! – она опускала виновато голову, ложилась на пол и закрывала глаза лапами. Сходить по нужде в неустановленном месте было для неё большим грехом, она это знала и стыдливо пряталась в конфузных случаях. По развитию ума она соответствовала ребёнку двух – трёх лет: понимала не команды, а слова для действия, помнила местность, где стоит наша машина, дом, сад, огород, при этом, как всякий ребёнок, очень быстро забывала невзгоды и обиды. Иногда приходилось уговаривать выпить лекарство или съесть таблетку. В таких случаях она морщилась, отворачивалась, но после долгих уговоров, «скрипя сердцем», делала, что её просили хозяева. Но, не всегда: после одного из её «столкновений» с чужой машиной, понадобилась врачебная помощь, и мы попросили соседку, медсестру по профессии, делать уколы. После первого же сеанса Тоша, заслышав шаги в коридоре и голос медсестры, начинала ворчать и пряталась в укромном месте. Именно ворчала, а не огрызалась и не лаяла. И так продолжалось даже после окончания процедур лечения. Всё ей нравилось в нашем доме, кроме одного: - не любила купаться и мыть ноги. Гулять приходилось выводить по не-сколько раз в сутки, а иногда и ночью по настоятельному требованию, особенно если было что-то не в порядке с желудком. После каждой прогулки нужно было мыть ноги и шерсть, что она переносила с большой неохотой. Если кто-то напоминал, что надо купаться или в шутку говорил: - Тоша куп-куп! - она начинала ворчать, пряталась под кроватью, и выманить её оттуда стоило большого труда и только с помощью сладостей. Она очень любила конфеты, особенно шоколадные, и ради них могла даже позволить себя искупать. Зато после банной процедуры бегала по комнатам, валялась на полу, кровати, диване, радовалась окончанию неприятного купания, и тому, что послушалась и уступила просьбе хозяев. Радость в таких случаях из неё так била через край.
К сородичам из кобелиного сословия она относилась снисходительно и, если на улице встречался назойливый ухажёр из дворняг, останавливалась, оглядывалась на хозяев, спрашивая разрешение познакомиться.
-Не надо, Тоша! Фу! Грязный, блохастый! Иди ко мне на ручки, - она с удовольствием устраивалась на руках хозяйки и фыркала пренебрежительно в сторону незадачливого ухажёра. «Критические» моменты переживала спокойно, не в пример дворовым кошкам, к существованию которых она относилась с брезгливым
безразличием. Достойного кавалера из её рода – племени по соседству с нашим домом не оказалось, и осталась наша Тоша старой девой.
Приехали мы как-то в отпуск в деревню в конце лета. Тоша, как всегда, со мной; от меня и машины не отходит - боялась потеряться в незнакомом месте.
На следующий день собрался я на утренний клёв, а чтобы не тревожить утром
родителей, лёг спать в машине. Рано утром, едва показалась заря, я собрал удочку, сумку и пошёл на берег реки. Тоша бежит следом. Путь был не долгим - стоило пройти несколько метров по улице, спуститься с горы и мы на берегу Урала. Утро было прохладное, на траве лежала роса, по воде стелился небольшой туман. Солнце ещё не взошло, но небо на восходе за лугами белело полосой. Молчали птицы в прибрежных кустах и кузнечики в траве. Я прошёл по крутому берегу вверх по течению до Старого парома, попутно поймал в мокрой от росы траве несколько ещё сонных кузнечиков, сложил их в спичечный коробок, а одного нацепил на крючок и забросил в воду……
Мне несколько лет не пришлось бывать в родных местах, и поразили перемены, происшедшие с рекой. За последних сорок лет бурливый Седой Гиик постарел ещё больше, русло сузилось, стало мельче, осунулись берега и стали ниже, плёсы
обмелели, а на середине течения реки, где раньше была паромная переправа, образовались острова, заросшие тальником, камышом и лопухами. Зажатое течение плотиной в горах на самом разбеге, словно стреноженный конь, на степных просторах Гиик был уже не так стремителен и во время весеннего распутья не осиливал очистить русло от зарослей травы, камыша, ила и песка; а вода, отравленная городскими отбросами, потеряла свою изумрудную чистоту и стала непригодной не только для питья, но и для купания в ней. Даже на перекатах она не играла серебристой рябью и пеной, а лениво-сонно перекатывалась по крупным галькам небольшими всплесками. Не было как прежде в заводях стремительных бурунов и котлов на впадинах дна, а с ними умерла и водная жизнь. Вода переносит жизнь и убирает отжившее. Ценная рыба почти вся ушла, спасаясь от нечистот и мелководья, остались только неприхотливые ко всем невзгодам голавли, жереха, ерши и пескари, а гордый и непокорный Гиик уступил чужой силе и превратился в покорную, тихую клячу. Место, где когда-то мы пытались перехитрить жереха, занесло илом.
Немало бед принесли на юг Каменного пояса московские колонизаторы, и река разделила невзгоды со своим народом. Реке нужно бурное половодье, чтобы прочистить русло от накопившегося мусора, так и людям нужны воины или
революции, чтобы очистить жизненное пространство от всевозможных паразитов. Всем понятно, что технический прогресс остановить нельзя, но не надо превращать его в варварство и уничтожать среду, где зародилось и живёт человечество.
Всё это невольно бросилось мне в глаза, уменьшая радость от встречи с родными местами и предстоящей рыбалки.
Рыбачить я начал, как и прежде, по заводям на голавлей с наплавом без грузила, отпустив леску с катушки вниз на несколько метров по течению. Обычно в это время голавли, а иногда язь или жерех, крутились по заводям, подбирая корм. Старый способ не подвёл меня, и в первом же затоне наплав сначала остановился, потом плавно пошёл под воду и устремился от берега в глубину. Я дернул удилище и вытащил небольшого, чуть длиннее ладошки, голавля. Следом за ним второго, потом третьего. За каждой поклёвкой нужно было всё время идти вниз по течению. Голавли кормятся стаями - мелкие около самого берега, крупные - чуть глубже, а когда один из них попадается на крючок, остальные разбегаются или скатываются по течению вниз. Поэтому приходится постоянно идти вслед за наплавом по течению воды, стараясь не удалять его от берега. В то утро клевало хорошо; от азарта я снял и положил в траву куртку и сумку, а увлёкшись ловом, уходил, бросая в траву пойманную рыбу. Тошка не знала всех этих тонкостей рыбалки и очень была удивлена, когда я бросил куртку, сумку, рыбу и не возвращался, чтобы собрать вещи. Сначала она сидела около сумки, затем попыталась тащить её за мной, подбирала в траве ещё живую рыбу. Захваченный азартом лова, я не обращал внимания на её старания, а она, возмущённая моей бесхозяйственностью, уставшая от беготни и мокрая от росы, так расстроилась, что не выдержала, села спиной ко мне и жалобно, с подвыванием, подняв голову, стала жаловаться кому-то там наверху на нерадивого хозяина. Пришлось остановиться, собрать рыбу, сумку, взять Тошку на руки, чтобы успокоить, а самому полюбоваться утренней красотой природы родного края..…..
Всходило летнее солнце, небольшой лужок у Студенца осветился лучами солнца и заблестел росой на молодой зелени отавы с вкраплениями васильков; река была ещё пасмурна, по её плёсам и перекатам ходил туман; по вершине Большой горы протянулась жёлтая полоска утреннего рассвета, отделяя ночь от утра. В его лучах засверкала серебром утренняя роса на зелёных листьях кустов тальника. В
тополиной роще Казачьего брода проснулись и неистово закричали грачи и галки; в подсохшей от росы бурой траве ожили и запели свои скрипучие песни кузнечики и сверчки; низко над водой, со свистом крыльев, пролетела пара мелких уток - чирков и спряталась в камышах на другом берегу; в чистом небе над лугами летал сонный ястреб. Испуганная появлением хищника, мелкой дробью затрещала сорока, а в кустах тальника заплакала иволга. У самого берега в небольших и чистых заводях, освещённых первыми лучами солнца, ходили стаями широколобые голавли и проворные жерехи с хищно вытянутой головой, а на перекате глухо бил мелочь одинокий судак. А над всем этим великолепием неутомимо заливался утренней песней для своей подруги жаворонок, перекликались степенные в движениях скворцы, а из болота Соколовой луки кричал одинокий водяной бык – глухо и скорбно. От кургана Арапши потянуло теплом, слегка задвигался воздух, разгоняя лёгкие облачка тумана над водой – начиналось прекрасное утро. Грех было оставлять такую красоту и уйти домой, поэтому я усадил Тошу на куртку за кустом полыни в укромном от утренней сырости месте, взял сумку и продолжил любимое занятие……
Утренний клёв с берега длится недолго; когда лучи солнца освещают
прибрежную часть воды, рыба уходит в глубину, но мне удалось всё же поймать кило-грамма два голавлей средних размеров. Незаметно солнце поднялось высоко, Собачка моя за это время успела промокнуть от росы и перепачкаться грязью. Пришлось спуститься к воде на перекате, чтобы вымыть ей ноги. Но умная бестия, поняв мои намерения, отбежала от меня и спряталась за кустиком полыни. Стал звать её, а она лежит в своём укрытии и хвостом машет. Я направился к ней, но она перебежала за другой куст. Все мои попытки поймать хитрюгу так и не удались; пришлось собрать удочки, вещи и идти вслед за собачкой домой….
Рыбалка мне понравилась и я решил на следующий день повторить свой поход. Встал так же рано, с табунами, как говорят у нас, собрался и направился за ворота. Тоша последовала за мной, но когда я прошёл улицу и стал спускаться к реке, заметил, что её нет рядом. Позвал голосом: -Тоша, Тоша! -не отзывается и не бежит на голос. Такого никогда не было, чтобы Тоша не прибежала на мой зов!? Я не в шутку испугался, думая, что она забежала в соседний двор, и там кто-то поймал её. Но знал, что она вряд ли молча будет терпеть такое насилие, и продолжал искать. Заглядывая во все подворотни соседних дворов, мне пришлось вернуться домой. Я снова позвал её, напрасно. Заглянул под машину и вижу: - лежит моя Тоша, смотрит на меня из под волос умными глазами, крутит хвостом, но выходить из укрытия не собирается. Вчерашняя рыбалка ей так не понравилась, что она решила не заниматься такой ерундой, тем более, что рыбу, даже в жаренном виде, она не ела. В то утро я почувствовал себя по настоящему одиноким, поняв, что столь преданное мне существо не разделяет моей страсти к рыбалке. Это было единственное занятие хозяина, непонятное для неё, и мне при-шлось с сожалением убедиться, что рыбаков иногда не понимают не только близкие люди, но и самые преданные человеку друзья - собаки. 21.11.05.