Или Что полезно для здоровья в попытке вырваться из круга проблем?
"Вхождение в общую геодинамику мужчины, перезревшего во всех отношениях")
Продолжение от:
1 http://www.proza.ru/2016/12/30/233
2 http://www.proza.ru/2016/12/30/249
3 http://www.proza.ru/2016/12/28/1609
4 http://www.proza.ru/2017/01/06/105
5 http://www.proza.ru/2017/01/08/1296
6 http://www.proza.ru/2017/01/10/1340
Человеческие недуги, те, которые не связаны со врождёнными пороками тела, накапливаются исподволь. И, конечно же, от нервов происходят они; да - в крайнем случае - от удовольствия. Об удовольствиях говорить здесь не будем, Да и о стрессах-то нечего распространяться - всякий человек знает, как бывает такое, отнюдь не понаслышке.
Вот и меня начинало колбасить не на шутку. Этак рутина труда, молодые года, и звериные инстинкты, совокупившись, разом выступали против моего спокойствия, и тогда оно постыдно бежало, оставляя меня одного пылать жаром неясного генезиса.
Иногда, меня явившегося в свою ночлежку с тяжелой ночной смены, охватывало зверское томление, а сон даже и не думал подступать к зеницам мучника гормональных борений.
Отчаявшись обрести покой, я решительно оставлял все свои проблемы и налегке устремлялся в горы. Сказать, что они уж сильно были скалисты - было бы неправильно. В большинстве своём имели место - порой уж достаточно крутые - склоны, сложенные щебенистой массой, среди которых проступали тут и там останцы пород ещё не вполне выветрелых; жалкая травяная растительность скрепляла их поверхность, да мхи и лишайники хрустели под ногой очумелого альпиниста. Так что взбираться наверх было просто, хотя и нелегко. Дыхание обжигало грудь, солёный пот заливал лицо – ну, да и только; зато чувствовалось, как вместе с липким потом покидала организм и одуряющая скверна. Что глаза режет, и внимание не оторвать от склона? Это - не беда, ещё насмотримся окрест.
Вот и вершина! Боже мой, ради этого стоило родиться! - проносится в сознании мысль, даже и не подозревающая о пафосности своего содержания, просто потому что именно сейчас и только так следует воспринимать происходящее с тобой..
Окинув взором открывшуюся картину догоризонтных пространств, ты теряешь рассудок и обращаешься в некое животное, способное только исторгать вопли. Нечленораздельные вначале, они быстро переходят в некоторые осмысленности; восклицания, междометия уже – непристойные; бранные слова рвутся из души; и ты начинаешь петь: - частушки матерные из репертуара разудалых родных своих тётушек:
«На Бутырках мужик/ Бабу пыркой ушиб»
Мужики наши бабские, обычно не пели, а о чём-то сосредоточено молчали, озирая стол в поисках чем бы добавить.
А пристало ли воспевать такую трагедию? но вот продолжение:
-«Та упала, захрипела/ Ещё пуще захотела»
- воспринимается уже настолько жизнеутверждающе, что улыбаются даже и те самые изыскатели добавочных рюмок!;
- а там уж у меня пошли песни нецензурные звучать над пустыней мира. Затем наступает микс детских, оперных –ва пеньсеро сулл али дорато, солдатских и прочих, прочих других. Наконец, проорав - всё никак не установившимся голосом - песню насквозь героико-патриотического-державного содержания, что-то вроде того как «гордо реет на мачте флаг отчизны родной», опустошённому до глубины души мимолётному нахимовцу даётся приказ усесться на каменный выступ, и погрузиться в созерцание поощрительно внимающего тебе мироздания.
Прямо над тобой - незакатное солнце заливает светом обширную цепь Корякского нагорья; справа от неё уходит на север хребет Рарыткин; а замыкает этот мир скоба зеленеющих тундровых пространств низменности в извилинах меандрирующих водотоков, пятнах больших и малых озер. И всю эту красоту дальнего плана предваряет вид лесокустарниковой поймы основных водотоков рек Тамватвээм и Великая; из под ног же твоих расходятся в разные стороны света голубые распадки тамватнейского гипербазитового массива .
Ну, однако, может хватит так созерцать? Всё, ты уже освободился от греховного, ты возвысился над миром, так что пора возвращаться – можно и нужно уже прямо вниз, идти на буровую; как раз к началу смены и поспеешь.
И какого же сорта здоровье ты так приобрёл? Иному взыскательному со стороны наблюдателю кажется, что сомнительно нравственного. Что обрёл ты своё бесстыдство, своеволие, ехидность и фантазёрство.
Вот и теперь - чего ради тянет тебя взгромоздить себя на некую эфемерность?
Говоришь, - что хочешь воспарить над океаном до высоты десять тысяч километров над уровнем моря? Ну-ну! Ты не ошибся, назвав метры километрами? Отнюдь!
…Да уж!!!
- Но, довольно юзать по проективным покрытиям ограниченных, в общем-то, пространств окрестностей горы Шаманьей. Пора бы вылезти из заброшенных подземных горизонтов тамватнейского месторождения, отметив, кстати, существенное снижение водопритока из брошенного забоя – знать снижение уровня водоносного горизонта всё-таки произошло, что не могло не сказаться на ухудшении состоянии растительности, отмеченного экспедиционным ботаником, воспринятому им как показатель воздымания всей корякской горной системы.
Не так скоро это делается в природе, и только человек способен на такие чудеса. Оставим же в покое его, кудесника; и сделаем так, чтобы ни один человек не оказался бы заметен твоему взору. Километры твои пресловутые тут и помогут это осуществить.
И вот я уже прохожу мимо раздербаненого оборудования; заросшей кустарником промплощадки; мимо порыжелой бочкотары, расцветившей тундру охрянными цветами зла; подернутых окислением множественных ран поверхностных горных выработок; я воспаряю всё выше и выше, и тундра скрывает следы своего поругания. Вот они почти исчезают из виду – только протяженные структуры типа трассы зимника еще может разглядеть взор знатока этих мест, да рыжим пятном проступает отвал штольни, да белесыми точками обозначают себя наиболее крупные строения брошенного на произвол природных сил посёлка. Жизнь ушла из этих мест, рассредоточившись по городам и весям обширной страны.
Да что – жизнь! Разве на ней одной свет клином сошёлся? Когда столь прекрасен вид глобальной сущности, доступной наблюдению с высоты десяти тысяч километров над уровнем моря из точки со 180 градусов долготы, уж тут неважно – восточной ли западной (вот пример единства для мира!).
Так что же мы видим? Ну, это уж каждый во что горазд!
Мне представляется, как два существа с очертаниями суперконтинентов сблизились друг с другом и осторожно обнюхивают друг друга, стараясь выведать намерения визави.
Так и застыли партнёры наизготовку.
А за ними следит синий пёс по кличке Океан. Голова с его чуткими ушками нависает слева над Камчатским проливом у Командор, правое же – выслушивает, что происходит у берегов Аляскинского залива. Цепь алеутских островов обозначает искрение, исходящее от головы наблюдательной собачки, как реакция на впечатления от увиденного. Точно так же, как в данный момент и моя. Но в целом эти впечатления мои имеют позитивную окраску. Мир прекрасен, он живёт, и, кажется, не собирается сотворить что-то из ряда вон выходящее.
Хорошо!
Но и расслабляться не приходится.
Так вот представьте, что я и есть тот Синий Пёс, который вознёсся на десятитысячекилометровую альтитуду. Я повожу по сторонам своими ушными раковинами, из моей головы вылетают искры, а глаза, знай себе, посматривают, где что – плохо ли, хорошо ли – лежит в незапертом состоянии на поверхности симпатичного геоида.
Не знаю как вас, а меня потрясает эта картина синих просторов. Не хочется ни о чем говорить; думать не хочется ни о чем; а лишь потрясённо воспарять над этим миром, и - из надмирной своей вышины - угадывать в очертаниях материков места, вполне тебе знакомые; исхоженные тобою, не сказать, чтобы уж вдоль и поперёк. Но, для человека, не считающего себя отъявленным землепроходцем, не так уж и мало.
Где там мой город, где места моего детства, где ходят родные мне люди? – ни чего из этого не разглядеть; не разглядеть даже тех рек, долин, распадков, на которых я некогда бывал, и где ещё хотелось бы побывать. Не разглядеть их!
Но это вовсе же не значит, что их там нет. Не надобно больших усилий воображения, чтобы населить, представшую перед моим взором картину, реальностью жизни на берегах и совсем близких и весьма удаленных - как до этого казалось - от великого океана с кротким названием Тихий.
Вот синевою обозначились родные берега Байкала; вот она, Чукотка моей юности; вот Камчатка – тоже небезынтересная мне территория; Америка - наша неразрывная соседка по планете, для многих моих предков-земляков являвшая пример устройства жизни, объявленная нашими пастырями - уже к середине прошлого века - закадычным врагом каждого из нас; Австралия! – ну, это уж совсем из области потусторонних явлений; а эвон, посреди океанских просторов, точечно белеют Гаваи; от них слева - Япония, да тонкой работы ожерелье Курильских островов - исконно (как это выразился однажды один эрудит из штатных защитников нашего отечества) - исконно русская земля. А раз это так, то подберёмся-ка мы к ней поближе без опасения оказаться сбитыми ракетой бдительного подразделения сил противовоздушной обороны.
А лепота-то какая!
Однако, что же всё-таки сокрыто в исчезающих масштабах всего этого великолепия?
Какая жизнь проистекает там,
Чем полон быт и досуг поселенца?
Где чуждой предстаёт крутых сенсаций весть
Для каждого: от старца до младенца?.
(продолжение следует на http://www.proza.ru/2017/01/17/144 )