Родину не продают

 
   

 
  Нет на картах, нет на планах: ни деревни, ни погоста. 
  Нет и тех, кто мог бы плакать – всё так просто и непросто.
  И за них теперь берёзы плачут утром светлым, ранним.
  Вниз к земле стекают слёзы и болят на сердце раны…

   Жизнь -  необъяснимое и непонятое состояние души и тела,  Господа  подарок. Но начинаем об этом задумываться только тогда, когда седеют волосы, а прожитые годы переваливают за черту пенсионного возраста. Вдруг  с удивлением не находим рядом с собой друзей и ровесников по причине их ухода в мир иной. А до этого момента живём, ничего не замечая, преодолевая встречающиеся на пути трудности. Радуясь успехам и плача  душою от горестей, выпавших на нашу долю. В конце концов, приходим к выводу, что жизнь - подарок судьбы, а не скверная привычка! Всё окружающее нас со слезами и скорбями, радостями и улыбками, расставаниями и встречами - Дар Божий!  Может, надо благодарить Всевышнего, что  позволил  быть рядом с ними.

  Виктор Михайлович, был именно в таком возрасте, когда начинают задумываться на эти темы. Стоял на остановке, поглядывая в направлении проспекта, откуда должен появиться трамвай. Время неутомимо бежало вперёд. Остановка наполнялась людьми, желающими продолжить  путь в качестве пассажиров этого чудесного средства передвижения, громыхающего железом и стучащего колёсами на стыках рельсов.
  Но чудо откладывалось. Трамвай, как в воду канул.  Выждав ещё немного,  особо спешащие, один за другим, покидали остановку. Переходили на параллельную улицу  к автобусу.
                Виктору Михайловичу, спешить было незачем, да и не куда. Так уж сложилось, что после тридцати лет службы в армии, в звании полковника, обучая курсантов в Бакинском училище, дожил до развала родной и могучей державы. Пришлось уволиться и вернуться туда, откуда начинал жизненный путь - в Алтайский край.

  Вспомнил, как получил квартиру в престижном районе любимого городка,  в пятидесяти километрах от малой родины. Очень обрадовался, хотя и от деревни осталось всего три двора и родители умерли.  Город уже не тот, что был раньше, с заводами и комбинатами, с профессорами и доцентами. Когда-то зелёный, утопающий  в цветочных  клумбах. Пусть не тот, но  родной и душевно близкий, хранящий в себе тепло воспоминаний детства и юношества.

  В набитый до отказа пассажирами трамвай садиться  не стал. Дождался следующего, подошедшего через две минуты, ярко-красного, весело позванивающего, полупустого. С удовольствием оттолкнулся от подножки и оказался в вагоне. Сидячие места были все заняты. Свободным оказалось лишь одно сдвоенное.

  У окна сидел  упитанный гражданин в широкополой соломенной шляпе. Ни дать ни взять – ковбой из американских боевиков!  Расставил колени так широко, что на соседнее с ним место вряд ли кто мог примоститься. Уткнувшись в книгу, наслаждался жизнью, ничего не замечая вокруг, находясь в гуще происходивших событий печатного мира на страницах захватывающего детектива. Шнурок  развязанных кроссовок тянулся серой змейкой до самого прохода.

  Виктор Михайлович не любитель посиделок в транспорте. Эта  давняя привычка, сохранившаяся ещё с тех времён, когда он носил на плечах погоны. И если бы не этот грязный шнурок и развалившийся  « ковбой»,  и  в мыслях не было бы сесть. А тут, будто внутренний голос твердил: «Присядь.… Присядь!»  Вот его и послушался. Весело с улыбочкой, громко извинившись: « Я вас, мил человек, слегка потревожу! Не могли бы  Вы  сдвинуть ноги!», и...  Присел так, что у «ковбоя» колени резко сдвинулись вместе, а книга  неожиданно громко захлопнулась. Возмущенный такой бесцеремонностью взгляд, готовый испепелить всё вокруг, столкнулся с глазами  Виктора Михайловича.
  Громкий крик заставил вздрогнуть не только пассажиров,  но и трамвай: « Горелов Витька! Это ты что ли!» Через секунду «ковбой» уже обнимался со своим старым одноклассником.
  Вспомнили многое. Лешка – одноклассник Виктора Михайловича, с которым  делили между собой одну парту в школе, рассказал о себе многое: что живёт в Томске, на пенсии, приехал в гости к матери, которая из райцентра перебралась в город.
   « А помнишь…, а помнишь» - то и дело вырывалось то у одного, то у другого.
   « А как ты, Витёк, каждый день в нашу школу за восемь километров из деревни ходил! Сейчас скажи  молодежи – не поверят!» Маленькая была деревушка, но славная! Один только ваш знаменитый  колодец с ключевой водой чего стоил! …

  Где та деревня…, тот колодец! Недавно с матерью за грибами  ездили. Считай, нет деревни и пруда нет! Вместо воды ключевой – болото, заросшее камышом. Колодезный сруб завалился,  запах  болотный! Ну да ладно! Расскажи,  ты-то как? Родители?  Дети?  Супруга? Ведь  лет тридцать не виделись».

  Виктор Михайлович, услышав больной для него вопрос, отвернулся, и тихо хриплым  голосом промолвил: « На сегодняшний день – один как перст!» Помолчал  и продолжил: «Родителей похоронил давно. Несколько лет назад супругу – пролежала в  онкологии, полечилась, в надежде на спасение,  и тоже покинула. Дети выросли. Живут далековато. Дочь в Подмосковье – два внука. Сын на Дальнем Востоке служит. Зовут к себе, но куда мне уезжать, когда здесь и супруга, и родители лежат на кладбище.

  Как с супругой  приехали, устроился  в школу. Проработал десять лет, но годы своё берут. Не тот  нынче мушкетёр. Полгода назад уволился и отдыхаю, нахожусь в свободном полёте»- с горечью усмехнулся и сменил тему: « А шнурки - то, Лёшка, так завязывать не научился! Помнишь, как я шнурок от ботинка к парте привязал, а тебя к доске вызвали?»  Посмеялись от души.  Виктор Михайлович, пожав на прощание руку, вышел из трамвая. Улыбающийся «ковбой» из окна вагона приветствовал рукой.
Виктор Михайлович махнул ему в ответ…, зачем-то  показал рукой на свой левый ботинок.
 Трамвай тронулся. Остановка медленно проплыла мимо окна. Леша посмотрел на ноги. Шнурок от кроссовка  привязан  к ножке сидения. Он широко улыбнулся и, кряхтя, полез развязывать узелок.

  Встреча с одноклассником заставила Виктора Михайловича задуматься о многом. Воспоминания,  как морская волна, захватили и не отпускали. Целый вечер, да и половину ночи  никак не мог успокоиться. Думал о супруге, о выросшей на его глазах ребятне. Вспоминал ласковые материнские руки.
Отца - инвалида войны. Сильного, ловкого мужика с потертой  старенькой гармошкой и весёлыми  песнями. Как вместе чистили колодец. Спускаться вниз батя никому не доверял. Всегда сам, и только сам.
«Уж очень  люблю оттуда на звёзды смотреть, и копать удобнее - места мало занимаю. Нога - то одна. А было бы две - простора для работы не было б!» - шутил и спускался вниз. Потому и вода в колодце была всегда прозрачной как слеза, ключевой и удивительно вкусной. Вспомнился  дом - пятистенок с верандой и широким крыльцом.

  Отец вернулся с войны без ноги – инвалидом. Женился, устроился работать плотником. Лучшего мастера в районе было не отыскать. Трудился и день и ночь. Жили  с матерью душа в душу, а тут ещё и Витька появился на свет божий. Вот и решили всем селом помощь оказать – так и вырос добротный дом из лиственницы с широкими половицами и большими светлыми окнами.

  Неожиданно в сознании всплыла картина, как молодым лейтенантом получил задачу изучить маршрут запасного  выхода  из пункта постоянной дислокации, с целью проверки соответствия данных топографической карты с действительными реалиями жизни.
 Как на боевой машине пехоты пробирались по едва заметным признакам дороги среди таёжных, обросших мхом величественных сосен и разлапистых елей, до населенного пункта с названием Воронино, расположенного по карте в шестидесяти километрах.
Как неожиданно попали в зону сплошного бурелома, и двигаться дальше по дороге стало невозможно. Всего - то километрах в двух от этого Воронино.
Подумали и решили обойти. Взяли  левее и минут через двадцать вышли из тайги к широкому  песчаному оврагу. Быстро вдоль ручья добрались до того места, где затерявшаяся дорога переходила на ту сторону. Справа, среди заросших деревьев и кустов, вырисовывались кресты заброшенного сельского кладбища.

  Деревни Воронино, хотя на карте и обозначено двести пятьдесят дворов  не было. Жителей  двое - старый дед, ровесник века и его супруга. Дом добротный, чем-то напомнил ему, молодому лейтенанту, родной на Алтае. Стали расспрашивать, что с деревней случилось. Ведь на карте отмечена как  большой населённый пункт. Для чего сваи забиты в землю на краю оврага, как поднимаешься вверх по дороге с правой стороны?
« Какие сваи? Те, что  ли?»- уточнил дед.- Так это пристань для парохода!»

«Какого  парохода?  Здесь и реки - то нет?» - удивлялись солдаты, с недоумением переглядываясь между собой. Ручеек, какой-то течет!»

«Это сейчас ручеек, а когда-то река была... и с рыбой, и с пароходом! Мой отец на войну с этой пристани в четырнадцатом году на пароходе ушёл и не вернулся. Тогда была река. В сорок первом я вместе с земляками своими  поездом из райцентра уезжал. Парохода уже не было. Ушло нас сорок восемь, а вернулось одиннадцать. Река обмелела, и деревня зачахла. Люди уезжали семьями. Одни старики и остались.
  Теперь всё население деревни - мы вдвоём с Петровной. Летом, правда, внуки не забывают, навещают, а всё остальное время …. Раз в месяц лошадь запрягу, за нашей с бабкой пенсией съезжу. Муки куплю, спички, соль или ещё чего. До райцентра от нас дорога хоть и просёлочная, но неплохая, километров двадцать будет»
  «Вы - то я смотрю, через тайгу добирались. По той дороге уже лет десять никто не ездил» Дед сдвинул на затылок старую потёртую временем кепку и долго с удовольствием рассказывал о своей деревне. Он, видимо, давно хотел выговориться, и был очень рад гостям.
  Виктор Михайлович смотрел тогда на деда, на заброшенную, заросшую бурьяном в рост человека деревню. С болью в сердце вспоминал отца, мать, родительский дом. « Не дай Бог, чтобы это случилось с нами!»

  А вот случилось. Первое время, пока были живы мать и супруга, ездили в  родную деревню под красивым названием Берёзовая роща. Умудрялись даже засаживать огромный огород. Правда, тогда уже в деревне постоянно проживало всего человек восемь. Оставшись один-одинешенек, Виктор Михайлович взвесив все «за» и «против», пришёл к выводу, что нет никакого смысла в наличии деревенского дома. И огород засаживать не для кого. Вот и запала в голову  мыслишка продать малую родину в виде, отчего дома и участка двадцать соток. Но как не старался, а продать не мог.
  Нашёл одного покупателя, цену предложил «смешную» – тот согласился. Подъехали к дому. Как увидел – сердце ёкнуло! Кто-то рамы с окон поснимал. Стоит дом - красавец, ни единой червоточинки в брёвнах, а окна, как глазницы чёрные, смотрят с укоризной! Остановились.
Пока Виктор Михайлович дом обходил покупатель открыл багажник машины, достал острый топор. Решил проверить, не гнилые ли брёвна сруба. И ахнул со всей "дури" по нижнему венцу брёвен. Топор зазвенел, а дом возмущенно загудел. Такое ощущение было, что железо по железу ударило. В результате острие – тупое, а на бревне царапина.
  Покупатель спросил: «Слушай, а из чего это такого дом?» Узнав, что из лиственницы, а свойства её таковы: чем дольше брёвна лежат, и дождь их поливает, тем крепче они становятся,  от сделки отказался.
  Сознался, что хотел дом на дрова приобрести, но в данном случае это будет не совсем правильно. Так и не удалось полковнику Горелову родину продать. Как он тогда в шутку сказал: «Слава Богу, что не получилось! Если бы дом на дрова пошёл, я бы себе этого простить не смог! Полковники родину продавать не умеют и не будут!»
Только под  утро удалось сомкнуть глаза Виктору Михайловичу... Резко зазвенел будильник в телефоне.  Вспомнил, что обещал сегодня  бывшему коллеге по работе свозить по знакомым с детства грибным местам. Умылся, побрился, позавтракал. Выглянул из окна, а внизу уже стоит машина Валеры Кузнецова. Пока ехали до родной деревни, Горелов рассказывал смешные случаи из  прожитой жизни. Добрались до леса. Грибов оказалось много. Вовремя успели приехать до местных жителей. Насобирали полные корзины. Днём позже можно было бы и не ехать.  На обратном пути завернули к родному дому. В него не заходили. Устроились на лужайке.  Расстелили одеяло.  Пока супруга товарища доставала продукты. Виктор Михайлович завернул за угол дома в заросший малинник.

  Вдруг, захотелось,  как в детстве, лечь на землю, раскинуть руки и смотреть в синеву пронзительного неба с белоснежными облаками…
  Долго-долго, но напрасно, звали, искали…

Так, и нашли, лежащим в малиннике, со счастливой улыбкой на посиневших губах и широко распахнутыми руками. Остановившийся взгляд был направлен вверх, где высоко-высоко, у самых облаков, всему вопреки, словно в июне пел свою волшебную песню жаворонок. Он старался изо всех сил. Неизвестно что ожидает завтра. Будет ли ещё такая возможность. Осень – всегда непредсказуема…