Сырыми вечерами, вперяясь в морось, что качалась героиновой принцессой на фоне апельсиновых бубонов муниципальной чумы, он представлял, как Город глубокой ночью срывается с места и уплывает в небо. Как он тает в сгустке облаков, разрезанные вены которых алели далекой зарей, возвращающейся с привычного ****ства. Поднявшейся на должную высоту, Город медленно переворачивался, отряхивая с себя заснувших людей, которые стремительно падали на землю, волоча за собой шлейфы теплых одеял. Затем Город продолжал подъем, теряясь между звезд, что улыбались голливудскими зубами на потеху острому языку месяца, в эту ночь извивающемуся от джаза шелестящих под напором воды листьев.
Холодными вечерами, наблюдая за пляской пушистых зрачков усмиренной воды, кропотливо убаюкивающих разгоряченный ветер, вырывающейся из пасти подземки, он представлял, как Город, под алмазное великолепие утра, весь исполнится благодати снега, и его начнет рвать морозной ватой, вперемешку с глубокой мудростью канализационных труб, гнусаво источающих похвалы инженерной мысли людского рода, заставляющей немой металл служить своим низменным потребностям. Стекла долго не выдержат упрямого упорства и вся эта каша хлынет в жилища, заваливая видящие сны тела, своим чавкающим ртом залепляя сургучом бесспорной правоты удивленно растянутые губы. Какая тишина придет в Город, как избежать общей участи, чтобы ее постигнуть и оценить?
Жаркими вечерами, вслушиваясь в визг машин, цоканье каблуков, покашливания, плач, сигналы светофора для слепых, он представлял, как химики, напутавшие все на свете, не рассчитавшие нужной формулы, ошиблись, безнадежно напортачили, и солнечные лучи, кровью солнца громящие атмосферу, легли на атомы бетона, плавя его. Воск зданий-слонов исходил испариной, как плитка шоколада на водяной бане. Да так незаметно, что все вокруг и не заметили, привычно усевшись за поглощение наваристой пищи. Первыми исход почувствуют верхние этажи. Прожигающие капли бетона станут достаточным десертом для всех, всех, всех. Хорошо жить на седьмом, будет время насладиться зрелищем.
Одним вечером или ночью соседи слишком громко включат музыку. Пошлейший шансон или «Сектор газа». Течение мысли прервется. Мудро всматриваясь в узоры ковра, он представит, как эта веселая пьянка корчится на полу в агонии испепелившей внутренности водки. Напряженно ловя мелодии ненавистных песен, он начнет стучать по батарее. Откроет окно. Высунется из него. Откуда играет музыку? Уши хлопали в ладоши от своей проказы. Сверху или снизу? Сбоку или сбоку? Куда стучать? Куда вызывать наряд? Перевернувшись на спину он вылезет в половину туловища из проема, дабы верно зафиксировать правонарушение. Жаль, что процесс установки пластикового окна, купленного прошлой осенью для минимизации шума Города, не достаточно был ним контролирован в виду употребления чая с бергамотом и докторской колбасы на кухне. Летя вниз, он будет крепко держаться за пластик, уже ничего не представляя, не наблюдая, а только вслушиваясь, как мерзко, комариным голоском, пищит и увивается вокруг барабанной перепонки ветер-маразматик, даже не попытавшийся удержать его тело от соприкосновения с асфальтом.