Дело было с четверга на пятницу

Татьяна Александровна Андреева
Я вам так скажу, я - женшшына деревенская,  всё больше с детьми да по дому кручусь, ну и за скотом хожу.  На телевизор, так, краем глаза из-за печи поглядываю, когда обряжаюсь, особенно, если что интересное показывают.  Многого, конечно, не понимаю - модные слова всякие и иностраншшыну.  Даве, так наломалась с робятами да с коровой, что упала спать в десять часов и, как в омут канула.   Дело было с четверга на пятницю, а говорят, что сны в это время вешшые, то есть они непременно сбываются, либо в три дни, либо в три мисяци.

И снилось мне, что в моём дому у печки, подвернув под себя ноги, сидит сам Малахов, не тот, который на передаче «Пусть говорят» красуется, а этот - целитель, его ешшэ все деревенские знают.  И видится мне во сне, что сидит он, эдак-то, уже много лет и, главное, втирает себе в колени бальзам «Лошадиная сила». 

И эта сила всё растёт в ём и распирает так, что он между словами храпит, как конь и «иго-го-кает»!  Да и речи у его какие-то порожние: «Если кашляешь, прими!»  А что прими, непонятно.  У нас в деревне «прими», значит прими на грудь, то есть выпей.  Но не может же, стояшшый целитель предлагать кашель водкой лечить.  Если каждый кашель водкой запивать, можно очень даже запросто стать пьяницей, или от худой печени раньше времени Богу душу отдать. 

А то, вдруг опять, как забеспокоится: «АЦЦ, - кричит, – не дайте кашлю разыграться!»  Я никогда не даю кашлю разыгрываться, сразу бегу в баню, нахлешшу себя по бокам веником можжевеловым, а потом напьюсь чаю с мёдом, али с малиной и спать на печь, утром никакого кашля в помине нет.  А он, знай, всё про какой-то Гиделикс твердит, мол, «кашель Гиделиксом я лечу».  Ну, если по настошшему целить не умеет, пусть хоть и Гиделиксом пользует. 

Он ешшэ и от насморка пытается избавить: «Хоп-хоп, Риностоп», - поёт.  Совсем непонятно! Наш старый фельдшер, Пафнутьич, раньше говаривал: «Насморк леченый и не леченый проходит через четырнадцать дён!»  Моя матушка на такие мелочи  вообшэ внимания не обращала, только тряпку подас, нос вытирать.  А я, бывало, волосы за спину, соплю на шшэку и на работу бегом, снег у стайки разгребать.  Эх, детство вспомнила, аж до слёз рОзобрало!

А Малахов, вдруг, как зыкнет: «Если каждый день никак – принимайте Дюфалак!»  Что такое Дюфалак не знаю, а об остальном догадалась, знажыт, по большому человек сходить не может.  Тоже не ахти, какая болесь.  Мама в этих случаях всегда тысячелистник заваривала, он и во всех кишечных делах помогает, вяжот и духовитой такой!    

Малахов помолчал и, как будто лично мне, доверительно так говорит: «Пусть мир восхищается вашими ногтями!  Иго-го!»  Как это?  Неужели миру больше нечем восхищаться, кроме, как моими черными да поломанными ногтями.  А какие они ешшо могут быть у матери семейства, да при своём хозяйстве?  То есть, к кому он это обрашшается?  Можот, всё-таки, не ко мне?

Тут вижу, во сне, летят ко мне по воздуху красивые деушки, все в белых костюмах, как медицинские сёстры.  Одна подлетает и нежно так говорит: «Я - бактерия Линекс-форте, и не хуже, чем Мезим, хотя и здорово желудку с ним!»  А Малахов свою линию гнёт: «С Нестле разбуди своё утро!» 

Тут я и проснулась, без всякого Нестле.

И к чему всё это снилось, к болезни, али к здравию?!  Дело было с четверга на пятницю, а говорят, что сны в это время вешшые, то есть они непременно сбываются, либо в три дни, либо в три мисяци.  Вот, оно и посмотрим, к чему.