Крымские дневники. Рассказ 4. Ялта

   
               
                Ялта.


  Маленький, белый, прогулочный катер, весело покачиваясь на  иссиня-зелёных волнах моря, несёт меня с женой, вдоль черноморского побережья, к Ялте. Мы расположились на верхней палубе, ближе к корме, прямо на полу, вернее на железной, светло-серой  ступеньке катера.  Не хватило мест на деревянных  жёлтых лавочках. Пытаемся  снимать на свои телефоны  виды, проплывающего по левому борту, берега. А снимать есть что.

  Не высокая горная гряда тянется вдоль южного крымского побережья. Она, словно  огромная декорация, окаймляет  природный амфитеатр.   Изломанные горные вершины,  прочерчивают прозрачную небесную синеву. С них, каменные осыпи, волнами стекают вниз. Светло серые, коричневые, с тёмными, почти чёрными, а где то с яркими оранжевыми пятнами. Скатываясь вниз, они не пройдя и половину пути, врываются в гущу леса. Осень. Буйство красок. Пышная растительность, а её в Крыму свыше двух тысяч видов, достигла своего апогея.

  Катер качает с борта на борт так, что мы порой не успеваем сделать хороший кадр и то и дело "фоткаем" синий тент, которым прикрыта верхняя палуба, попадающий в кадр, в момент очередного крена.
 
  Морской ветер,  свежий и влажный, насыщенный  солёными брызгами, распирает грудь, треплет у женщин непослушные волосы. Он пьянит и вызывает желание вдыхать его всё глубже и глубже. Качка придаёт чувству опьянения, реальную достоверность.
 Девушки, сидящие перед нами, на жёлтой лавочке за столиком, "догоняют, "  это ощущение, разливая из маленькой пластиковой бутылочки, в пластиковые стаканчики, читаю, "Вино Крымское".  Для этого, на столике  есть углубление, под бутылочку и стаканчики.
 Их весёлый смех, сливается с криками и смехом детей, пытающихся, настойчиво, перекричать всё и всех, разноголосыми возгласами пассажиров, одинаково заражённых морской эйфорией,  гулом машины,  и  плеском разрезаемых катерком волн.

  Тихим, едва различимым шелестом, то проявляется, а вот уже и не слышно, доносится голос женщины экскурсовода. Она где-то впереди.   Рассказывает об истории и достопримечательностях, мимо которых, мы проплываем.
 -  Перед нами Ливадийский дворец, место отдыха в Крыму царской семьи. Его очень любил последний царь Николай ... Да, да, это длинное белое здание с колоннами...

 До берега довольно далеко. И я вижу, примерно чуть ниже середины горы, если провести воображаемую линию, в гуще деревьев, ленточку, мне кажется, жёлтого дворцового ансамбля с белыми колоннами. Трудами и гением своего создателя, дворец вписан в божественную красоту окружающей его природы: моря, гор, леса.   Он занял своё, именно ему предназначенное, место.  Бриллиант, в дорогой оправе.
 
  Но  я вижу не только его.  Мой взор охватывает всю панораму побережья. Я вижу, вокруг дворца, да и по всему  побережью,  какие то новостройки, сараи, вагончики. И если архитектура царского, а затем советского периода, копирующая царскую, в большинстве расположенная внизу, у самого моря, ещё продолжает радовать взор своей красотой, то многочисленный безалаберный «новодел»,  угнетает.  Вопиющей бесстыдной роскошью неожиданного богатства, или не менее бесстыдной наготой убожества нищеты.

   Можете себе представить? Вы, стоите перед картиной. На ней: Джоконда, кисти Леонардо де Винчи.  Вечная, непознанная, с полуулыбкой. А как ещё смотреть на нас, с высоты вечности? А чуть выше её правого плеча, там, вдали, у рощи, «новодел», чья то вилла. А ещё выше, там земля дешевле,  коммуникаций нет, чьи то сараи названные домами. А внизу, кто то смог дотянуться до её рук, они светлые и на них  хорошо видна корявая надпись, руки тряслись от напряжения. "Здесь был Вася", "Лена + Витя, любовь".  А ещё, там и там и там, дворцы и сараи. Любовь и Вася... Везде!  Это я, я, я, вот здесь и здесь. Везде, я! Теперь я, тоже вписан в вечность! Пусть и в виде язвы, разъедающей божье творение...

  Людское тщеславие!

  А люди всё тщатся понять. Над чем усмехается Джоконда?  От чего, их, пытается предостеречь и уберечь провидец Леонардо.


  Перед нами красавица Ялта.  Спрятавшись за горной грядой, от всего мира. Не дай бог продует. Белоснежная и вечно зелёная.   Она раскинулась на морском берегу, в сладкой неге довольства собой.

  Я, в детстве, в мультфильме про Маугли, увидел картинку старого, разрушенного древнего города. Амфитеатр, с овалами террас, а в них много окон, или пещер. Город, поглощённый джунглями. В этом амфитеатре жили обезьяны, много обезьян.

  Этот образ, почему то всплыл в моей памяти, когда я увидел Ялту. Полукругом террасы, друг над другом белые здания, испещрённые окнами. И люди, люди.

  Наш катерок причалил к пристани. Высадившись, мы сразу оказались в людском водовороте, который, преодолевая сопротивление встречной толпы продирающейся  на посадку, понёс нас к набережной.    Стараясь не затеряться, движемся на красный зонт. Его, наша экскурсоводша, подняла над своей головой.  Зонт плывёт над толпой, указывая нам, направление. Отмечаю, про себя, продуманность этого трюка с красным зонтом. Он единственный ориентир. Браво!  Зонт, тем временем, вознёсся с первой террасы набережной, вверх, на вторую. Мы, едва поспевая,  за ним. И вот, наша группа, окружила экскурсовода.

 - Все, ближе! Пожалуйста, ближе! Что бы потом не оказалось, что чего-то не поняли. - Подзывает, к себе, экскурсоводша. - Мы с Вами находимся в Ялте! Город воспетый, ...тем то и тем то.  Город писателей и поэтов, музыкантов и певцов. В нём проживали Чехов и ... А ещё тот, который написал о Ялте...  По этой набережной прогуливались Маяковский и тот и этот и ещё... Россыпь известных имён и фамилий.

  Казалось, что от количества и важности перечисляемых, экскурсоводом  имён,  под тяжестью их славы, набережная города, должна была ну не обрушиться, а как минимум прогнуться. Но нет.
 
  По набережной, огибая нашу группу,  в обе стороны  движется разношёрстая толпа. Она движется, в каком-то едином ритме, неспешно фланируя мимо сплошных кафешек, магазинчиков, отелей, с броской рекламой и зазывающими витринами. Мимо зданий, причудливо украшенных, витиеватыми балкончиками, белыми колоннами и  балясинами. Сталь и цветное стекло современности, вознеслись ввысь, прорастая из низких, не выше второго этажа, старинных фасадов.  Переплетение вкусов и стилей, современности и старины.  Сплошная архитектурная вычурность, разрезаемая ущельями узких улочек, уходящих вверх, в гору. По крайней мере, такой, Ялта мне показалась, в том месте, где мы находились. А ещё, повсюду, пальмы и цветы.

  Фланирующая толпа, одновременно обозревает и архитектуру зданий, и нижнюю набережную с ларьками и палатками, бесчисленными павильончиками. И море.

  Море, вырывается из полукруга бухты и расплывается  до горизонта. Сине - зелёные, прозрачные волны, набегают на усеянный камнями  и людьми берег, он же пляж.  Люди сидят, лежат, загорают, некоторые купаются. И вся эта благодать, залита солнечным светом. При этом не тем светом, приносящим испепеляющую жару в летние дни, от которого единственное спасенье куда-нибудь в тень, в комнату, лучше с кондиционером. Нет. Это октябрьский, солнечный свет. Он ласкает своим теплом. Мягко ложится на кожу, светло кремовым загаром. В этом свете, ты расслабляешься, тебе приятно и уходить из него совсем не хочется. Вот и люди, фланирующие по верхней набережной и загорающие на пляже, нежатся в этом мягком, тёплом свете, последних дней бархатного сезона.

  Люди идут мимо нас. Одни, в основном пожилые пары, неспешно, не суетясь. И хотя время полуденное, большинство из них в одежде, о которой нельзя сказать, что она одета не для показа.
 Пожилая пара. Он во всём кремовом, в шляпе с тростью, она в платье с какими то многочисленными дырочками и то же в шляпке.
 Молодёжь, как всегда куда-то торопится. Девушка, голова высоко поднята, шаг "от бедра", смотрит прямо перед собой. Выстукивает высокими каблучками, словно норовистая лошадка. И только косит "лиловым глазом" по сторонам.  За ней, в кильватере, на шаг, два сзади,  муж, он ниже её, лысоватый, с ребёнком на руках.
  Худые парни, с модными чёрными или рыжими бородками, а ля "греко", часто лысые, или с выбритыми висками, в кроссовках. С рюкзаками за плечами. И их подруги, такие же худенькие, высокие, на тонких обнажённых ножках.  В прозрачных, белых, а многие в чёрных, блузках, или каких-то чёрных накидках. Подумалось, что мода на чёрное? 
  Много, как и мы, приезжих. Они идут группками, не торопясь, крутят вокруг головами, одеты, как правило, в надёжную "джинсу".
  Много детей. Они везде, на руках у родителей, в колясках. Кто хоть чуть научился ходить, уже на колёсах. Девчушка на трёх колёсном велосипеде с красным шариком на верёвочке, усердно крутит педали.  Пацаны, чуть постарше, на каких-то подобиях болидов, носятся с такой скоростью, что едва не сбивают с ног прохожих. Ещё постарше, на каких-то досках, на колёсиках. А вот целая семья: молодые мама, папа и сын на двухколёсных электрокарах. Проносятся, друг за другом, описывая дуги, виртуозно всех огибая.
  За столиками многочисленных уличных кафе, всё забито пьющими, жующими, просто глазеющими по сторонам, отдыхающими.  Где-то невдалеке, истошно, орёт музыка.

  Что то происходит! Среди этой какофонии цвета и звука, послышался звук, не вписывающийся, в неё. То ли колокол бьёт? Но, вряд ли. У колокола звон ясный, гулкий и протяжный. А этот, короткий, глухой и тяжёлый. Ржавый звук. Он раздаётся всё ближе и ближе, с одинаковым темпом. И лишь возрастает с приближением. Добавляя к ржавому звону, какой то скрежет. Вот он гудит и скрежещет совсем рядом. Толпа разверзается. Кто-то с испугом, кто-то с недоумением. Люди спешат освободить дорогу. Оборачиваются. Смех. Удивление - Смотри! Смотри! Снимай!

  Человек, молодой, мужчина. По пояс голый, чёрный от загара и грязи. В грязных кроссовках. Прёт сквозь толпу, не видя её. Его шатает из стороны в сторону, похоже, он пьян. Ближние к нему прохожие, в унисон с его шатаниями, шарахаются от него в стороны. Голова его, опущена.  Мутные глаза ничего не видят, он смотрит себе под ноги.  Тело согнуто и наклонено вперёд. Оно всё напряжено под неимоверной тяжестью. На своей согнутой спине, мужчина тащит, тяжеленный, длинный, железный швеллер. Для тех, кто не знает, что такое швеллер, пусть будет рельс. Его верхний конец, мужчина удерживает поднятыми над головой руками.  А нижний конец тянется по земле. Швеллер длиннее роста мужчины раза в два. И вот этот, нижний конец бьётся о стыки гранитных плит, которыми выложена набережная. Серых, розовых, чёрных. Бряц о выступ плиты и дальше, скрежет, бряц и скрежет, бряц и скрежет...
  Толпа сомкнулась и мужчины не видно. Только слышно как удаляется скрежет железа о гранит.  Он всё дальше. И опять орёт музыка. Ничего не случилось, ведь ничего и не было!

  - Собираемся через час - Продолжает экскурсовод.- На площади Ленина, у памятника.- Она показала в ту сторону, куда мужик утащил рельс.- Не опаздывать. Никого ждать не будем!

  Ровно без десяти минут, до отведённого нам, экскурсоводом, часа. Мы на площади. На высоком пьедестале из красного гранита, огромный, серый, Ленин. Он, почему-то, никуда нас не призывает,  привычно показывая направление рукой. Просто стоит, опустив правую руку вдоль туловища, левой сжимая лацкан распахнутого гранитного пальто. И смотрит куда-то вдаль. Не на площадь, перед собой, на которой разместился огромный, распродажный балаган. Оттуда и орёт, истошно, музыка. Не на многочисленные катера, собратья тому, на котором мы приплыли в Ялту. Не нужные, они подняты из воды и выставляют напоказ, всей набережной, свои ржавые бока. Не в сторону самой Ялты. Нет, повернув голову, он смотрит поверх всего этого, куда-то вдаль. В бесконечное море.

  Наверное, чтобы не видеть наступившего "светлого" будущего. Или может того, как белая пассажирская Газель, с чёрными стёклами и огромными буквами ЛДПР на бортах и капоте. Для приличия, включив аварийные сигналы. Движется мимо него, по пешеходной набережной, сквозь толпу.

  И я думаю, что понимаю, почему Ильич, никуда нас не зовёт.


                4 октября 2016 г.                В.М.Морозов


  СЛОВО - https://zen.yandex.ru/id/5f523ec5291bb636cfaac9e6