Умереть за Достоевского

Виктор Терёшкин
От Достоевского я шарахаюсь на интуитивном уровне. Так здоровый пес шарахается от бешеного. Конечно, прочитал все его романы и повести. Читал и чувствовал, что сам заболеваю. Болен был Фёдор Михайлович, тяжко болен. Писатели, настоящие писатели, практически все за гранью. Об этом писано - переписано. И невозможно было написать то, что сотворил Фёдор Михайлович, будучи психически здоровым. Кроме того- что такое норма в психиатрии не знает никто. Для меня реперная точка - отношение к Достоевскому. Как только человек говорит - обожаю его, обожаю, я интуитивно стараюсь держаться от такого любителя подальше.


Однажды я чуть не погиб из - за своей неприязни к Достоевскому. В начале 90 я случайно, на Невском проспекте, познакомился с немцами, которые хотели помочь бедствующим артистам Петербурга. Немцы понимали - если дать господам арцистам просто денег - непременно пропьют! Решили дать денег, чтобы арцисты показывали концерты в больницах, домах скорбных главою. Но умные немцы понимали - просто дать на это деньги, русские их поделят и пришлют липовые отчеты. Я привел немцев к Наталье Чаплиной, редактору газеты "Час пик" и сам умыл руки. Не тут - то было! Было решено - арцисты дают концерты, а я - раб Божий все это снимаю, печатаю карточки, и это прикладывается к финансовым документам. Инициатива наказуема. И вот приходим мы в дом скорбных главою куда - то за Лавру, на Обводный канал. Артисты проходят в зал, здание старинное, красивое. А я, сняв несколько дежурных кадров, выхожу в коридор, потому что мне уже все номера назубок надоели. Больные ходят кто в чем. И их как - то сразу видно, что - больные. И тут подсаживается ко мне дамочка весьма аппетитная, в элегантном платье, и заводит разговор о том, о сем. И я, идиот, решаю, что она из персонала. И вдруг она спрашивает - любите ли Вы, Виктор Егорович, Достоевского? И я как на духу отвечаю - терпеть ненавижу. Дамочка в лице меняется, начинает руки заламывать. Тут меня санитар по плечику - тук - тук, пройдемте к главврачу. Открывает дверь специальным ключом, ведет к эскулапу. Он нас встречал, со всеми знакомился, а потом ушел в кабинет, дел много. Интеллигентный такой главврач. Вы, говорит. Виктор Егорович, о чем сейчас с этой женщиной говорили? О Достоевском, - отвечаю. Так, так, так, - тянет он. А кисти она вот эдак не разминала? Разминала - отвечаю я. Вам крупно повезло, - поясняет он. - Это у нас особая больная. Определена сюда по приговору суда. Тут я пучу глаза - да за что же? А мужа своего задушила. Руками, - ласково щурится он. За то, что Достоевского поносил!