Осколки памяти. Славка...

Ирина Дыгас
                СЛАВКА.

    – …Не спорю – красавец. Редко такое бывает, чтобы уже с детства было видно, какой вырастет, – подружки тихонько переговаривались, отмахиваясь от приставучих мух. – Жарко нынче.

    – Спасибо ущелью – свежий воздух с ледников спасает, – Соня ворчала, поправляя льняную шляпку. – Искупаемся?

    Девчонки, кивнув, ринулись на отмель горной речки, вереща от стылой талой воды. Плескались, брызгались, старались свалить подножкой зазеваху, подавая ей руки, вытаскивая из хрустально-чистого потока.

    Вернулись быстро – тела покрылись крупными «мурашками» озноба.

    – Бррр… ноги окоченели, – сопя, Сонька с наслаждением грела ступни на раскалённом валуне, попискивая. – Слишком горячий, аж шипит от капель! Облезу…

    – Просто осуши ноги и погрей на солнышке, – Ритка вытирала кудрявые волосы полотенцем, трясла головой. – Заразы вы все! В уши вода попала… Опять простуда на губе вылезет… – похлопала по ушам ладошками, угомонилась. – Фууу… прошло.

    – Когда у него день рождения, говоришь? – Маринка с удовольствием жевала толстые мясистые побеги шиповника, обдирая нежную кожицу с шипами. – Прошлый год объелись тортом! Помню, тошнило даже…

    – Жирный был. Крем на сливочном масле. В жару не только вытошнишь, а и об…

    Подружки не дали Рите договорить: навалились мокрыми холодными телами и слегка помутузили хулиганку, громко смеясь.

    Лето, каникулы, радость девчачья.

    – В конце июля, кажется, – отдышавшись, покраснев широким лицом, отряхнула подруг, продолжила разговор. – Возможно, этот год тётя Лида не пригласит старших. Славик подрос, сам может не захотеть. Своих друзей-одногодок  и одноклассников позовёт и всё.

    – Ну и ладно. Не пригласят, пойдём на фабрику, там пирожные поедим. И какао выпьем.

    – Пссс, – Рита взглянула на Соню, вскинула надменно красивую бровь. – Сказала она… Мою старшую сестру попросим, она испечёт нам заварных! Такие вкусные получаются! С вас варенье.

    – Уговорила. Деньги сэкономим!

    Девочки ещё долго болтали, обсуждая возможное празднование дня рождения Славика Зорина – местного красавца и обаяшку.

    Он был из приезжих, семья молодая и дружная: мама Лидия, отец Оскар, сестрёнка пяти лет Марийка.

    Славе тот год должно было исполниться двенадцать, семья ещё раздумывала, как отметить. Была возможность съездить на Иссык-Куль, но склонялись больше к поездке под Алма-Ату к бабушке – на «Медео» покататься. Его и выбрали. Как оказалось, зря.


    – …Слыхала? Про Славку?

    – Брехня.

    – Если бы… – Ритка с грустью смотрела на Мари. – Мамка моя с его отцом рядом работает. Правда всё. Они на катке три дня катались, а потом Славик отказался уезжать, стал проситься остаться ещё на несколько дней. Уступили. Потом ещё в речке тамошней купались…

    – Мы тоже с детства купаемся! И что? Не заболели же!

    – Мы здесь родились. Закалённые. Они приезжие, слабые, изнеженные своей Прибалтикой. Климат другой. Вот и донырялся в ледниковой воде. Менингит. В больнице. Плох. Очень.


    – …Да ты что?! Не может быть! Он же на поправку шёл!

    – Не дошёл, – Светка отводила от Марины глаза. – Завтра привезут. На похороны пойдёшь?

    – Нет.

    – И я не хочу, а придётся – соседи. Через два дома. Мамки наши дружат. Не отвертеться мне, – вздохнула, постаралась зайти с другой стороны. – Побудешь со мной рядом? Мне так страшно! Бабушку хоронили – не так испугалась, а тут он… Немного. Пока не вынесут. А, Мариш?.. Спасай, подруга!

    Цеплялась бледными пальцами, белела и без того белым лицом, на котором совсем растворились белёсые брови и ресницы, даже глаза обесцветились, став прозрачно-голубыми.

    – Ты смелая… Помоги мне…

    – Только во дворе. В дом не пойду.

    – Спасибо!


    Народ толпился в переулке, дворе, доме – тьма!

    Много детей. Очень. Напуганы и сбиты с толку.

    «Бедные, – вздохнула Марина. – И не объяснишь доходчиво и просто, почему их Славки больше нет. Для них этот менингит, как Антарктида – далеко и чуждо. Надо отвлечь…»

    Взяв себя в руки, решительно двинулась к толпе ребят, завела разговор, незаметно вывела на лужайку на углу переулка, что-то рассказывала…

    Опомнились только тогда, когда заиграла музыка – гроб вынесли во двор.

    – Пойдёмте. Возле меня стойте. Если страшно, не смотрите на него – под ноги.

    – Можно, мы цветы будем бросать?

    – Хорошо, сейчас спрошу…

    Дети старательно выбирали цветы из больших букетов, бросали под ноги, отсчитывая каждые десять шагов, вздыхали с облегчением, что не нужно плестись в хвосте толпы и слушать причитания и сплетни.


    – Ты на кладбище не пойдёшь? – Светка разочарованно вздохнула и поплелась за толпой, уловив негодующий взгляд матери. – Пока, Мариш…

    Мари стояла на перекрёстке дорог и не могла отряхнуться от ужаса – перед глазами стояла картинка с похорон: роскошный дорогой гроб, обитый бледно-голубым атласом, и потрясающе красивый повзрослевший, возмужавший, вытянувшийся мальчик. Почти парень.

    «Принц с чужой планеты. Таким красивым земное дитя не бывает…» – простонала безмолвно.

    Опасливо метнула взгляд вправо: в воротах осиротевшего дома стояла родственница усопшего и тревожно посматривала на неё, остолбеневшую девочку, бледную, как снег.

    Мари слегка ей кивнула и, повернувшись как робот-автомат, пошла прочь.

    Шла медленно, продолжая рассуждать:

    «Он и был другим: стройный, ладный, с густыми каштановыми волнистыми волосами, идеальным лицом, как с картинки! Ангел…

    Пока брела домой, пыталась вспомнить, видела ли будущее Славика в видениях. Остановилась, поразившись до озноба.

    – Не видела! Ни разу! Так вот оно что – не жилец. Вот глупая! Думала, что они просто уедут из села… Может быть. Только уже без сына. Бедная мать… Как страшно хоронить того, кто её точная копия! Будто себя в землю хоронит.

    Прислушалась чутким ухом, уловила далёкие звуки похоронного марша.

    – Да, сейчас и опускают. Конец. Прощай, Маленький Принц! Улетай на свою планету – заждалась. Земную жизнь тебе довелось прожить короткую, но счастливую; будет что вспомнить…»


    Возле своего дома остановилась, подумала, зашла в цветник к соседке (точно на кладбище, ругать не станет), сорвала юную красную розу. Понюхав едва распускающийся бутон, отмахнулась от злобного Тобика, что стоял на задних лапах, натянув цепь и заходясь в праведном гневе.

    – Уймись, Тоби! Не себе я. Через час отнесу на могилу. Славке. Он любил розы.

    Выйдя за калитку, лишь теперь заметила в густом тенистом саду деда Сашу. Приложила руку к груди, извиняясь за кражу.

    Милостиво махнул рукой, прощая. Видимо, слышал её слова, обращённые к собаке.


    Ночью Марине приснился сон: Славка бежит по бескрайнему цветущему лугу, раскинув руки, подпрыгивая, крича от радости и свободы. В руке мальчика рдела её алая роза!

    Проснувшись, улыбнулась сквозь слёзы: «Простил. Принял. Ушёл…»

                Январь 2017 г.

                Фото из Интернета.

                http://www.proza.ru/2016/10/12/574