***
Рена (Ирка Шилко) старалась держать лицо. Лицо слушалось плохо - все время хотелось зевнуть, но Иван смотрел нежно. Именно так в его понимании выглядела идиллия: верная подруга провожает своего мужчину на работу. И совершенно не важно, что на часах половина пятого утра. Аромат черного кофе смешивается с ароматом горячих бутербродов с сыром и зеленью, сливочное масло тает на гречневой каше, и исходят мясным соком румяные котлетки. Он ел так вкусно, что Ренке тоже захотелось есть, но по ее режиму до завтрака было еще далеко, поэтому она пила теплую воду с лимоном и медом и, стараясь не зевать поминутно, продолжала разглядывать Ивана. Он поразительно походил на молодого Рутгера Хауэра.
Казалось, что все девичьи мечты материализовались в одном человеке: и красив, и умен, и дело свое... Вот только профессия неромантичная - мясник, вернее, владелец свинофермы, небольшого колбасного цеха и мясного магазина на городском рынке. Именно поэтому почти каждый день приходилось просыпаться ни свет ни заря, чтоб к шести утра он мог уже быть на рынке или на ферме, или в цеху. Иван не пускал свое дело на самотек – всегда лично контролировал процесс. Люди его любили – своих сотрудников он не обижал. Зарплаты, соцпакет, отпуска и больничные - никогда он на этом не экономил. Взамен требовал честности, аккуратности и добросовестности.
Иван сложил грязную посуду в посудомоечную машинку, счастливо улыбнулся, сказал "Ирок, ты - богиня!" и пошел одеваться.
Рена поцеловала его на прощанье, потом помахала рукой из окна и послала воздушный поцелуй. После всего, когда Иван сел в машину и уехал работать, прошла в спальню и, как в омут, упала в еще теплую постель. Сна уже не было, поэтому Ира просто лежала с закрытыми глазами и убеждала себя, что так лежать тоже полезно - нервная система отдыхает. Нервная система отдыхать отказывалась и поражала готовностью устроить истерику, но зрителей не было, поэтому Ирка позлилась еще часок, потом достала коврик и начала истязать себя йогой.
Когда Ирка съехалась с Иваном, часто повторяла фразу известной феминистки, что, мол, счастливая пара - это не две половинки яблока, а два целых яблока в одной корзине. Но время "как прибой с голыша стачивает то лаской, то посредством резца" всю эйфорию и яблочную сладость, превращая былые радости в яблочный уксус разочарования и раздражения. А привычка, которая "свыше нам дана" и "замена счастию", как думал великий поэт, заменяла счастье только в эпоху крепостного права.
Великое множество раз Рена пыталась хоть как-то поколебать незыблемый порядок - она читала ему лекции о биоритмах, психоэмоциональном партнерстве, уступках любящих людей. Иван слушал внимательно и уважительно – Иркина профессия (психотерапевт) внушала священный трепет, хоть и не нравилась ему. Как большинство мужчин, Иван намеков не понимал, а сказать прямо «Я не хочу вставать ночью, провожать тебя на работу, я не понимаю начерта все эти хлопоты, когда можно заехать в кафе и поесть там» у нее не хватало духа.
Как-то ранним утром, в очередной раз истязая себя йогой, Рена подумала: «А вот если бы ко мне на прием пришла пациентка с такой же проблемой, что бы я ей могла посоветовать?» Думала долго - до вечера. Вечером, когда Иван вернулся домой, Ирка встретила его торжественно: в черном кружевном пеньюаре, при свечах, с изысканным ужином. Иван так расчувствовался, что даже слов не нашел, только счастливо промурлыкал: "Балуешь ты меня... А я этого и не достоин даже".
После секса, ужина и легкой болтовни за чаем, Рена сказала загадочно: "Нам надо поговорить". Иван решил, что сейчас последует какая-то просьба: духи или платье, или туфли. Парень он был щедрый, можно было просто сказать еще утром: "Дай денег" – он бы дал. То, что он услышал, его ошарашило. Рена предложила разъехаться и встречаться как любовники. Устраивать свидания, романтические поездки, походы в кино или ресторан. Из всего словесного потока Иван хорошо уловил только одно слово: "разъехаться". Все остальное воспринялось как зудение майских жуков, которых в этом году было немерено. Так изыскано его никто еще не посылал. Хотя, говоря откровенно, его вообще никто и никогда не посылал. Иван кивнул, молча собрал вещи и уехал. Рена, подобно кузнечику из детской песенки, никак не ожидала такого вот конца.
Прошло несколько недель. Иван не звонил и на Ренкины звонки не отвечал. От общих знакомых Рене стало известно, что он уже обхаживает другую женщину – санитарного врача, которую давно знал, которая давно по нему сохла, – и у них там полная гармония. Теперь другая будет готовить Ивану завтраки, паковать «тормозки», утюжить рубашки. Ренка попыталась подкараулить парочку на рынке, но Иван очень четко объяснил, что разбитую чашку не склеишь, что она сама его выгнала и что лучше, когда волы паруются с себе подобными, а совы находят приличествующую им пару.
Ренка страдала и худела и совсем бы впала в отчаянье, но пришла пора с подругами ехать в отпуск в Карпаты. Из последних сил, и только благодаря морально-волевым качествам, Ирка Шилко собралась-таки в отпуск.
***
Золя (Изольда Капинос) давно уже вывела для себя закономерность: как только у ее кошки Виски начинались кошачьи "критические дни" - все! Можно неделю вычеркивать из жизни. Неприятности следовали чередой! Ломались краны, замки, отлетали каблуки, терялись деньги, в клинику (Золя была ветеринаром) приводили безнадежных животных или хозяева этих животных были с таким "прикукуром", что Золе приходилось очень держаться, чтоб не завыть.
Нынешние "дни" у Виски не были исключением: отпуск на носу и день рождения, который уже давно принято отмечать в Карпатах с подругами, но как бросить любимую кошку в таком состоянии? Мама и так очень неохотно соглашается взять ее на свое попечение, а тут на тебе, не просто нелюбимая кошка, а еще и кошка, орущая дурным голосом.
С мамой у Золи вообще были сложные отношения, причем с детства. Маме не нравилась Золина профессия, прическа, макияж, подруги и вечные спутники - кошки. Собаку Изольде тоже хотелось с детства, но квартира у нее маленькая, а хотелось овчарку или лабрадора, к тому же эти планы тоже очень не нравились маме, потому что "лучше бы мужа себе искала". В ситуации с отпуском оставалась надежда на папу, но у папы радикулит обострился, так что все опять складывалось против Золи, ее отпуска и личной жизни.
Подруга Рена утверждала, что с детства осталась у Изольды жуткая привычка тащить в дом и жизнь незнамо кого. Правда, все питомцы, которых маленькая Золя приносила, жили у них дома максимум неделю, а потом как бы незаметно убегали в как бы случайно, по рассеянности оставленные открытыми двери. А на девятилетие неугомонной Изольды мама купила аквариум, хотя Золя просила щеночка. И тогда, может быть первый раз в жизни, девочка взбунтовалась и вылила рыбок в унитаз. Маме сказала, что случайно дверь не закрыла в туалет, вот они и нырнули дружно.
Рыб было жалко. Мама отлупила ее в сердцах, а папа наоборот – смеялся, и потом они с мамой даже поссорились из-за этого.
На отпуск возлагались большие надежды. Был шанс отпраздновать день рождения и отдохнуть не только с подругами, но и с Орестом. Шанс был очень маленький, и ор Виски в этой связи вызывал панические атаки и леденящий страх. Непонятные отношения с Орестом длились почти три месяца. Он то появлялся, то исчезал. Работа телеоператора, оказывается, очень похожа на работу шпиона – Изольдин друг почти всегда был занят, трубку снимал неохотно и по выходным был недоступен. Но Золя со свойственным ей мазохизмом держалась за эти отношения, как вошь за кожух. Она верила, что скоро все изменится и счастье будет и у нее тоже. Орест пообещал, что обязательно приедет к ней на день рождения и они проведут вместе несколько отпускных дней.
Дни стремительно пролетали. Виски уже почти не орала и не рвала когтями мебель, Золя почти успокоилась, мама милостиво почти разрешила привезти кошку, а папа почти выздоровел. Казалось, жизнь налаживалась. Золя напевала романс "Не уходи, побудь со мною", придирчиво отбирала платья для поездки и была готова к абсолютному счастью. Орест позвонил и сказал, что приедет наверняка.
День перед отъездом прошел в неопределенном времени: "наверное", "кажется" и "почти" – эти слова звучали так часто, что в конце концов стали вызывать у Изольды нервную дрожь. Позвонила подруга Руфа - брат подвозил ее до вокзала. Выслушав Золину истерику по поводу неопределенности и зыбкости, она сказала: "Граждане пассажиры, будьте внимательны и осторожны! С третьего пути, кажется, отправляется-таки скорый поезд то ли Киев – Львов, то ли Харьков – Кишинев. Нумерация вагонов почти с головы поезда. – и добавила: Всё! Не истери! Мы будем точно через двадцать минут. Белый мицубиси. «Выходите без звонка!»". Золя выдохнула, взяла дорожную сумку и вышла из квартиры, чтоб Руфа не ждала ее и не злилась.
***
Вот скажите мне честно, вы всё рассказываете подругам или друзьям? Наступили на грабли и потом за чашечкой капучино все раз, и выложили, да? Это в уголовном праве чистосердечное признание смягчает приговор, а лучшие друзья - они плевать хотели на УК, у них все с точностью до наоборот! Вам обязательно скажут, что они все с самого начала знали! И он им никогда не нравился, потому что таких козлов искать не найти. И даже самая страшная подруга, которая уже не помнит когда у нее последний раз был парень, сквозь зубы, потому что челюсти у нее от воздержания сводит, выдавит из себя: «А я же говорила!». Поэтому со временем начинаешь шифроваться не только от родителей, но и от лучших подруг. Ибо нефиг все всегда знать! Может, конечно, и повезти: например, вы дружите с глухонемыми. Они, правда, по губам читают, но если закрыть глаза, то не увидишь, как они говорят пальцами «я так и знала», и можно нафантазировать сочувствие с их стороны.
- Как дела, Руфа?
- Он от меня ушел.
- Я же говорила!..
У нее уже окончательно челюсти свело, но даже в агонии и страшных судорогах одиночества – «Я же говорила!».
Только не нужно мне вкручивать про то, что настоящие подруги говорят правду! Я что к ним за правдой прихожу? Цена этой правде - пять копеек! Как советской газете. Правду я и сама знаю.
Черт, вроде и в моем стиле, но не смешно выходит. Не смешно! А должно быть смешно! Нужно показать что-то новенькое, а то я как та кукла из советского магазина – который год в одном и том же платье. Истории про подруг прошли бы на ура, но если они услышат это, дружбе точно придет конец. Но не будем отвлекаться.
Руфа переживала творческий кризис и крах отношений одновременно. Пётр, которому были отданы лучшие девять месяцев жизни, оказался женатиком. Она ничего не подозревала, но мир полон «добрых самаритян», и один из сокурсников, оказавшийся соседом Петра, однажды просветил Руфу. Петруша не отпирался, легко все признал и даже не понял, что же ее так взбесило. Искренне удивился: «Тебя же все устраивало вчера, а сегодня ты узнала про жену и все - любви конец?!» Руфа ничего не хотела объяснять, ей хотелось, чтоб как в боевике: заехать ему в морду, и чтоб красная юшка, зубы, сопли, и чтоб на этом стоп-кадр: остановись, мгновенье, ты - прекрасно!!! Но ничего этого, конечно же, она себе не позволила. Она просто молча ушла.
Совсем немного времени осталось до отпуска, но если шальная мысль разбавить женский коллектив Петром раньше периодически посещала Руфу, то теперь было решено – все! Будет как обычно – клуб одиноких сердец Руфы Левиной.
Приехал в гости брат Илья. Этот из тех, кто никогда ничего не говорит, но все понимает и не достает как все остальные. Руфе нравились мужчины такого типа, но она таким мужчинам почему-то не нравилась. Подруга Ирка объясняла это просто: "Ну они же умные!" Это да. Какой умный захочет жену-комика? Хотя бабушка Рива говорила, что каждому человеку Бог дает пару. «Нужно искать неженатого клоуна» – вдруг подумала Руфа. Мысль была интересная. После ухода Ильи Руфа записала импровизацию на диктофон, потом на бумагу, потом прочла перед зеркалом. Вышло очень неплохо. Похоже, творческий кризис закончился. Хоть что-то хорошее в череде обломов.
Руфе не хотелось ехать ни в какой отпуск. Она за последнюю предотпускную неделю почти написала новую программу, и теперь нужно было быстренько номера обкатать (попробовать на публике), но традиции и дружеские чувства все-таки перевесили.
И вот Илья везет сестру на вокзал. Времени достаточно и по пути они подхватили Изольду. На вокзале он помог девушкам сесть в вагон, расставил сумки, успел даже купить минералки, когда у вагона появилась Рена. Илья расцеловал подруг, пожелал им хорошего отдыха и помчался по своим делам.
***
В тихом карпатском поселке подруги проводили отпуск несколько лет подряд – это стало уже их традицией. Второй традицией было празднование здесь дня рожденья Изольды.
Живописные окрестности, пьянящий необычайной свежестью воздух, тишина - все это успокаивало, заставляло забыть неприятности и дарило хорошее настроение. Даже Рена просыпалась рано, чтобы не пропустить восход солнца. Потом все вместе они пили кофе, болтали, хохотали, и медовая нега отпуска все глубже впитывалась в их уставшие от разочарований души. Так мирно и спокойно прошло два дня.
Был тихий вечер. Подруги сидели на открытой террасе и планировали завтрашний праздник. Изольда требовала открыть тайну – что ей подруги подарят, – но Ирка и Руфа смеясь отмахивались и говорили всякие глупости. Вдруг Руфа заметила, что к ним направляется незнакомый мужчина. Изольда тут же вскочила и бросилась навстречу незнакомцу: "Девочки, это Орест!" – воскликнула она. Подруга так обрадовалась приезду своего парня, что, казалось, вот-вот начнет прыгать на одной ножке. Только вот неожиданный гость никого кроме Золи не обрадовал. Поужинали без аппетита. Разговор не клеился. Орест всем своим видом показывал, что не в восторге от компании, да и Руфа с Иркой были под стать – радушием его тоже не баловали.
Все планы, начиная с утреннего кофе, который подруги хотели самолично принести в комнату именинницы, осыпание ее лепестками роз, вручение подарков и множество других милых сюрпризов приезд Ореста сделал невозможными.
Решили поздравлять во время завтрака. Изольда появилась под ручку с Орестом, в другой руке она держала игрушечную собачку.
После торжественного вручения подарков и цветов и не менее торжественных пожеланий и поцелуев Рена полюбопытствовала:
– А что это за игрушка?
-Это подарок Ореста,- ответила Изольда.
Руфа собралась что-то сказать по этому поводу, но Рена сделала ей страшные глаза и та промолчала.
- Дорогая, а где вы собираетесь отмечать? – капризно спросил Орест.
- Здесь недалеко есть чудное местечко - прощебетала Изольда.
- Золька, этот поц тебе игрушку подарил? - спросила Руфа, улучив момент, когда Орест отошел за солью.
-Он не поц! Он сделал взнос на приют для бродячих собак от моего имени.
- Нереальный поц! - воскликнула Руфа.
Орест вернулся, и Руфе пришлось оборвать тираду. Завтрак закончился в абсолютном молчании.
До вечера Орест с Изольдой гуляли по поселку, а Рена и Руфа тем временем решили сходить в салон красоты. Цены в поселковом салоне были далеки от столичных, поэтому подруги прихорашивались по полной программе: массаж, маски, маникюр, педикюр, укладка. Когда они закончили, пора было уже собираться в ресторан.
Ирка и Руфа пришли первыми. Они успели рассмотреть торт, который заказывали отдельно, и расплатиться за него. Вскоре пришли и Золя с Орестом. Орест откупорил шампанское, наполнил бокалы и провозгласил тост: "Милая Изольда, я хочу выпить за твое здоровье и за твое счастье". Все чокнулись, выпили, и повисло молчание. После второго бокала напряжение ушло и, к радости Золи, подруги завели с Орестом непринужденную беседу, а после того как Орест лихо, по-гусарски откупорил вторую бутылку, подруги уже кокетничали с ним напропалую.
Заиграла музыка, и Ореста увлекла танцевать Рена. Потом Руфа оттеснила Рену от кавалера, и он два танца протанцевал с ней. Изольда смотрела на них с застывшей улыбкой – настроение стремительно портилось. Она налила себе водки и в один глоток выпила. Когда разрумянившиеся танцоры вернулись к столу, Изольда спросила:
– Может, ты и меня пригласишь потанцевать для разнообразия?
-Конечно, дорогая моя! Чуть позже. А сейчас предлагаю выпить! - бодрым голосом ответил Орест и наполнил бокалы.
Совершенно незаметно с шампанского все перешли на водку, хотя изначально водку заказали только для мужчины. После горячего девушки погрустнели и, Рена справа, а Руфа слева, стали посвящать Ореста в свои жизненные неурядицы. Изольда сидела как загипнотизированная и уже с ненавистью смотрела на подруг и своего избранника. Внезапно у Ореста затрещал мобильный. Он отодвинул от себя девушек и, извинившись, вышел из зала. Золя рванула за ним, но именинницу подвели ноги, и пока она выбиралась из-за стола Орест успел вернуться.
-Бусинка, мне очень жаль, но я немедленно должен уехать, - неуверенно сказал он.
- Давай! Вали! Толку от тебя! Жаль только, девочки огорчатся – виснуть будет не на ком. А мне - все равно! Спасибо тебе за праздник и за внимание! Всю жизнь о таком мечтала!
Орест, совершенно оглушенный, смотрел на Золю.
-Дорогая, тебе не на пользу алкоголь, - наконец сказал он.
- А тебе не на пользу быть таким мудаком! - Золя сорвалась на крик.
-Грубость тебе тоже не к лицу.
И тут погас свет, и официантки внесли торт для Изольды. Когда под аплодисменты свет снова зажегся, Ореста уже и след простыл.
Праздник был безнадежно испорчен. Подруги возвращались в отель, ковыляя на шпильках. Изольда шла чуть впереди. Она размахивала букетом и громко, так, чтобы идущие позади подруги слышали каждое слово, говорила:
– А ведь мы дружили с детства! Вы были самыми дорогими мне людьми! Чтоб в один миг из-за какого-то урода перечеркнуть все! Змеи! Вы - холодные гадюки! Я ненавижу вас! – Она развернулась и уже во всю мощь заорала: – Я ненавижу вас, слышите?!!
- И это все из-за двух танцев? И из-за того, что две минуты я посидела с ним рядышком? Дело ведь не в нас, а в нем,- попыталась успокоить Изольду Ира.
-Давай- давай, психолог, лечи меня! – огрызнулась Золя. – Ты диван с собой не захватила случайно?
- Золя, хватит истерить! Я тебе сразу сказала, что он - поц! – взяла слово Руфа.
-Именно потому что он поц и дело во мне, вы обе и повисли на нем, как мартышки на пальме?!
-Ты еще заплачь! – Ирке, похоже, надоело оправдываться.
-Права была мама! – продолжала причитать Изольда. – Разве с такими подругами мне что-то светит? Вы ж подметки рвете на ходу!
И тут послышался посторонний неясный шум. Он нарастал с каждой секундой. Тьма была густой как смола и скрывала источник звука, определить откуда именно он доносится, тоже было невозможно.
Подруги испуганно замолчали. Из темноты на них двигалось нечто неясное. Они одновременно вскрикнули и тут же разглядели огромную собачью стаю. Собаки молча бежали прямо на них и от гнетущей тишины, и от неизвестности, и еще непонятно от чего подруги, мгновенно протрезвев, прижались друг к другу спинами и крепко сцепили руки. Они даже кричать не могли от страха.
Стая поравнялась с застывшими скульптурной композицией подругами и пробежала мимо. Псы, наверное, очень спешили по своим неотложным делам, может быть даже в собачий приют, на который пожертвовал аж целую тысячу гривен Орест, или к ресторану, где сердобольные повара их обычно подкармливают. Они растворились в темноте, а Ирка, Золя и Руфа продолжали стоять вцепившись друг в друга. Все раздражение, злость и обиды вмиг унесли с собой эти бегущие дружной толпой собаки. Остались только звездная ночь, семь отпускных дней и роскошный торт, который запасливая Руфа прихватила из ресторана. Ходят слухи, что вкуснее этого торта нет ничего на свете.