Соседи и местные окраины

Пол Никольский
Село Теребаево было центром довольно большого поселения и состояло из нескольких, постепенно сросшихся деревень - Мякишево, Кипшеньга, собственно Теребаево, - и расположенных рядом, в полукилометре и чуть далее, деревень немного меньшего размера -  Кузнецово, Тарасово, Вырыпаево, Подол. В каждой деревеньке были не менее тридцати-пятидесяти и более домов, и избушек, почти в каждой второй имелся магазинчик, во многих клуб. В некоторых – в Вырыпаево, Теребаево и Тарасово были крупные животноводческие фермы.
В Кипшеньге, которая называлась поселком и отличалась от деревенек только наличием молокозаводика по первичной переработке молока и завода по переработке льна, что  свозился сюда из многих колхозов Никольского района. Рядом, и в поселке же, располагалась контора колхоза им. Фрунзе, гаражи сельхозтехники, и  автотранспорта с мастерскими, кузницей, зерноскладом. Недалеко от гаражей работала колхозная пилорама. Местная власть, Теребаевский сельсовет, тоже располагался в поселке.
Поселковые жители держали себя чуть высокомерно, чем остальные, считая себя недеревенскими, что ли, - остальные относились к этому насмешливо и снисходительно - мол, пусть себе воображают, тем более, что быт их совершенно не отличался от сельского.
Рядом с Мякишево работала участковая больница на сорок коек, где имелся кабинет для приема больных, зубной кабинет, родильное отделение и даже кабинет для несложных операций. Я уже не застал, но там, еще до моего появления, как говорили аборигены, даже работало несколько врачей, которые тут же, рядом и проживали в доме на несколько квартир. Уже при мне, пациентов со сложными заболеваниями и по поводу проведения флюорографии с рентгеновскими снимками, со сложными родами, стали на скорой доставлять в райцентр. Видимо, пик развития поселения был уже пройден.
Почему поселение получило название по имени не самой крупной деревни? По этому поводу мне довелось услышать несколько суждений, но наиболее вероятными  были суждения Сергея Александровича. Директор школы, местный краевед, объяснял это не только благозвучием, но и давним, доколхозным еще, и, традиционным промыслом местных жителей – выращиванием и тереблением льна, который получил развитие в колхозное время в связи со строительством завода по его первичной переработке. Главные герои "Вологодской свадьбы" Александра Яшина, написанной как раз за восемь лет до моего приезда сюда, работали на этом заводе, а свадьба, точнее вторая ее часть, проходила в одном из домов в деревне Теребаево. Яшин, согласно его очерку, на ней и гулял в качестве почетного гостя, в роли посаженного дяди невесты.

Деревеньки поселения живописно располагались по низинкам и горкам, отрогам Никольских Увалов, по берегам чистой и неширокой реки Кипшеньги, медленно катившей свои воды в реку Юг среди полей, местных смешанных лесов, боров и ельников. В речке водилась рыба, а в лесах дичь, лоси, медведи и волки.
Жители местных деревень и поселка, в зависимости от своих пристрастий, умений, и талантов, работали в колхозе, на заводе, в школе или больнице, в магазинах или библиотеке, почте или клубе. Всем народившимся находилось занятие по душе, а для тех, у кого интересы были шире, школа давала прочные знания и они отправлялись покорять города, продвигаться по военной или флотской службе, рыбачить на морях, и океанах, на торговый флот, на новостройки. Оставшиеся на малой родине занимались сельским хозяйством или работали на заводе, в свободное время охотились и рыбачили, обрабатывали свои огороды, строились, заводили семьи и детей, встречали гостей из дальних и ближних городов, с удовольствием приезжавших сюда в отпусках. Жизнь протекала насыщенно, с большим оптимизмом и верой в будущее.
Теребаевцы пустили корни по всей России-матушке, а поселение не оскудевало и развивалось, деревеньки жили и богатели, несмотря на тяжелую войну, не так уж и давно жестоким молохом прокатившуюся по стране. Вдовы утешились, подросли дети, появилось много новых семей, а с ними и много детей.
Строились школы, детские сады, - до "перестройки" и нынешнего разорения села было еще далеко…   

Народ местный был, в большинстве своем, добрым, честным и простым. Зачастую, немного наивным, трудолюбивым и с лукавинкой - как и всякий сельский русский народ. Много раз в этом убеждался за время моей работы там, да и всей моей жизни тоже. Кроме основной работы в колхозе или на заводе, занимались своим подсобным хозяйством, обеспечивая себя и желающих овощами, ягодами, некоторыми фруктами, молоком и мясом. Регулярная работа на своем хозяйстве делала стол жителей богаче и полнее, приучала детей к трудолюбию и реалиям жизни, делала их добрыми и целеустремленными. После вечерней дойки, к моему столу, по взаимной договоренности с соседями Дубовиковыми, девочка Тамара, их семилетняя дочь, приносила мне в белом эмалированном бидончике две литры душистого коровьего молока, тихо стучалась в двери, терпеливо ждала, когда я перелью молоко в стеклянную баку. Скромно и неохотно прятала сорок копеек в карман кофточки, мы взаимно говорили "Спасибо", и тихо уходила. В рядом расположенном магазине я брал к молоку буханку свежего, душистого белого хлеба и был уже, вечером и утром, почти сыт. К этому дополнительно прикупались местные домашние куриные яйца, иногда мясо. В магазине нечасто приобретались рыбные консервы, свежая рыба. Родители давали картошки, мать моя дома, к выходному дню обязательно пекла пироги, которые я, возвращаясь с выходного, привозил и сюда. А что еще нужно моему молодому организму?

Учительский дом наш был бывшим поповским. Сделан здешними мужиками еще до революции из кондовых сосен, срубленных в местном бору. Сделан для семьи местного служителя православной церкви. Конечно, несмотря на категоричные протесты местного населения, после революции поп был репрессирован, а красивую кирпичную церковь, снеся кресты, купола и вынеся иконы, переделали в здание льнозавода, а дом перешел в жилой фонд местной школы. Большую часть церковных икон прибрали бывшие прихожане, а советской власти не по силам было изменить православную веру и найти прибранное.
Дом стоял на крутом берегу здешней речки в полукилометре от школы. Тропинка к ней проходила через маленький мост, разрушаемый в ледоход и вновь восстанавливаемый к лету. Мимо ракитника и немного в гору, мимо участковой больницы, по улочке деревни Мякишево и далее, к школе, поднимались по тропинке многочисленные школяры со своими тетрадками, и мы, учителя.
В апреле река Кипшеньга разливалась, ломало лед и мостик, которые уносились бурной весенней водой в реку Юг, приток Северной Двины и далее, в направлении Архангельска, в Белое море.
Путь в школу немного удлинялся и проходил уже, чуть ниже по речке, по основной автомобильной дороге, По постоянному железобетонному мосту, мимо колхозных гаражей, пилорамы, фермы. До очередной постройки мостика, традиционно возводимого к середине мая, когда Кипшеньга смиряла свои воды ровно на год.

Возле дома, как раз полукругом стояли три магазинчика - ОРСовский, промтоварный, аббревиатура которого расшифровывалась просто – отдел рабочего снабжения. Здесь можно было приобрести всем желающим, а не только рабочим, одежду и обувь, телевизор и приемник, некоторую мебель и бытовые приборы, - конечно, многие подобные вещи были в дефиците, и приобретались после заказа, после достаточно длительного ожидания, но приобретались.
Второй магазин был хозяйственным, системы Райпотребсоюза, где выбор был победнее, чем в орсовском, но тоже можно было многое заказать, а многое и купить сразу. Конечно магазин был более лояльным к членам этого союза, стать которыми мог любой желающий взрослый, заплатив скромный взнос. Вручалась книжечка с марками и подписями продавца.
Третий магазин - продуктовый, из той же системы. В нем всегда имелся минимальный запас продуктов и сопутствующих товаров – спички, сахар, соль, консервы. Зимой привозилась свежая морская рыба морожеными плитами, постоянно присутствовала соленая сельдь в бочках, соленая килька, хорошее вино, большей частью не чета нынешним, настоящий армянский коньяк, настоящая водка. Довольно странно ныне, но коньяк, стоивший немного дороже водки, совершенно не пользовался популярностью у местного населения. Вот удивился бы Черчиль, большой любитель армянского коньяка, привези его в этот, довольно отдаленный уголок России.
Магазины Райпотребсоюза были небольшими, располагались в приспособленных деревянных домах. ОРСовский был специально построенным из деревянного бруса по типовому проекту. Нельзя сказать, что они были переполнены товарами, но и особого дефицита народ не испытывал. Мне, к примеру удалось там приобрести венгерские туфли, чешские мужские зимние сапоги на меху, немецкие, гедеэровские джинсы, японскую зимнюю куртку, - не думаю, что тетя Нина, продавец ОРСовского магазина, испытывала ко мне особые симпатии и только мне продавала эти товары "из-под прилавка", - видел подобные и на многих других жителях поселения.

Местный народ был добродушным и снисходительным к одеждам людей и местным модницам или модникам. Жизнь проходила размеренно и деловито. Все почти все о тебе знали, если было желание, то и ты легко о других узнавал. Кто кому нравиться, кто в кого влюбился и даже где сегодня ночевал, кто сегодня запил, а кто подрался и по какому поводу – почти все становилось известно и обсуждалось назавтра же – в магазинчиках и конторках колхоза и завода, в учительской и почтовом отделении, местном клубе и больничке, библиотеке и гараже.
Добрые русские люди, в большинстве своем, о которых вспоминаешь с теплотой и непроизвольной улыбкой. Конечно, встречались и оригиналы, "чудики", как говорил Василий Шукшин, но это для того, чтобы жизнь наша была богаче и насыщенней. Они всегда появляются среди нас божьим промыслом, привлекают к себе внимание своей изюминкой, непохожестью, особостью.
В том числе и мое скромное внимание…

Январь 2017