Маленький мальчик Коля немного подрос и уже учился на третьем курсе политехнического техникума. В расписании занятий уже не осталось общеобразовательных, а были только одни специальные предметы. Один из них был «Информатика и основы программирования». Вела сей сложный, нужный для владения специальностью и необходимый в современной жизни предмет, жгучая блондинка тётя Оля.
Компьютеры в 90-е годы были “в диковинку”, поэтому в расписании её (информатику и тётю Олю) ставили последней парой занятий, а учебный практикум вообще был вечером и фактически неограничен по времени. Ученики, кто выполняя предложенное задание, а кто уже просто развлекаясь, засиживались за компьютерами до позднего вечера. Сторож, тётя Оля и администрация техникума относилась к этому с пониманием, дети — цветы жизни, все лучшее детям.
Всегда на практических и часто на теоретических занятиях, в классе присутствовал техник-инженер дядя Женя. Он, когда нужно, включал компьютеры, после занятий выключал их, а также вмешивался когда тётя Оля “порола косого” — как-то неправильно обращалась с машиной или неверно объясняла предмет.
К этому времени я уже год как стребовал с родителей компьютер, самостоятельно выучил свой первый в жизни язык программирования, и посещал лекции тёти Оли только из-за её исключительной красоты!
Блондинка имела стройную фигуру, выпирающие спереди и сзади формы, и очень экстравагантно одевалась. Черное платье с глубоким декольте, и красный, безукоризненно выполненный маникюр, были её спутниками в труде, а также помощниками в общественной и личной жизни. В теплые осенние или весенние денёчки, тётя Оля, как «Снежная Королева», на занятиях была в белом колокольчиком платье. Из открытых босоножек, одетых на её босые ноги, пикантно выглядывали кончики пальцев, на которых был виден аккуратно выполненный педикюр.
На лекциях, тётя Оля имела привычку ключевые моменты излагаемой темы проговаривать медленно и нараспев; и когда она широко открывала свой маленький, сладкий, обильно накрашенный ярко-красной губной помадой ротик, то густая слюна тонкой ниточкой тянулась от верхних передних зубов вниз, к её проворному язычку. Чаще всего это происходило на букве “А”, и в классе, на некоторое время, воцарялась тишина, все сидели тоже с открытыми ртами, загипнотизированные и заворожённые зрелищем; а тётя Оля, в эти моменты, скорее всего наивно тешила себя мыслью — какая она искусная преподавательница информатики, умеет так преподнести материал, что ученики слушают её раскрыв рты.
Ребята нашей учебной группы, кто как мог, пытались признаться ей в чувствах, или старались хотя бы как-то выпендриться. Одни хвастались силой — гнули ножки стальных стульев, превращая последние в роскошные диваны, или если стукнет в голову в неудобные табуретки, отламывая у них спинки. Другие ученики открыто признавались в любви, прозой или стихами, вместо контрольной работы, прямо на специальных, проштампованных РайОНО учебных бланках.
Я не был настолько смел и силён тогда в прозе, поэзии и физподготовке, посему пришлось брать умом. Я как-то свел решение одной из практических задач к программе рисующей фракталы, и, немного отклонившись от условия, так подобрал начальные значения переменных, что когда тётя Оля села за компьютер и нажала [Enter], то на экране отрисовался график математической функции, похожий на распускающиеся цветы. Она аж ахнула:
- Какая красота, я такого, от учеников, не ожидала увидеть!
- Этот букет вам! - скромно произнёс я, чем завоевал её расположение раз и навсегда.
* * *
Расположение и повышенное внимание ко мне тёти Оли проявилось в том, что меня отсадили от общей группы учеников за самую крайнюю и самую мощную ЭВМ в классе, под присмотр дяди Жени, и давали задание повышенной сложности или вообще выходящее за рамки курса.
Меня всегда веселили занятия информатикой, я думал что я самый крутой программист в мире, так как я всегда находил решение предложенных задач, но в этот раз, задача с поразительно коротким и прозрачным условием была мне «не по зубам» и не находя решения я тихо и уныло сидел перед почти чистым экраном монитора чем и привлек внимание дяди Жени:
- Что, неудачи в личной жизни? - как обычно в своём стиле съязвил он.
- Да нет! Нет никакой у меня личной жизни! И задачку тоже не могу решить! - кусая нижнюю губу пролепетал я на автомате.
- Что правда? Такого я за тобой раньше не замечал! - сделав удивлённое лицо и демонстративно рассматривая меня с головы до ног, разыгрывал свой спектакль инженер; - А ну-ка, дай гляну условие! - после психологической паузы, уже серьёзным тоном голоса и озабоченным выражением лица поинтересовался он.
На улице уже давно стемнело и уже прошло больше часа как радостно ускакал по коридору самый последний, заядлый двоечник, а мы с дядей Женей, как на фортепиано в 4 руки, стучали вместе по клавишам одной ЭВМ, ругались, толкались локтями и спорили до хрипоты о верности и красоте наших решений предложенной задачи. Тётя Оля подошла к нам чтобы разнять и оттащить от компьютера:
- Вижу мальчики что работа у вас в самом разгаре, но уже очень поздно и сейчас придут с вахты ругаться; быстрее выключайте машину!
- Ещё 5 минуточек, - жалостным голосом попросил дядя Женя, но тут же, резко оттолкнувшись руками от стола, отъехал на стуле на колёсиках и стал кататься на нём по классу, - А ну-ка Ольга, ты сама попробуй решить то, что даёшь пацанам! - дядю Женю захватил азарт, он уже не контролировал себя, тыкал и не соблюдал субординацию.
- Ой, извините, это по последней лекции курса, - тётя Оля выхватила у него из рук и стала прятать бланк с задачей в папку, - метод численного интегрирования Рунге-Кутты третьего порядка. Тут ещё нужно таблицу коэффициентов Бутчера знать. При всем моём уважении к вам мальчики, за 5 минуточек вы её никак не выведете — обломала нас белокурая учительница информатики.
* * *
Наступил 4-й год моего обучения — время неумолимо шло вперёд. По учебному плану техникума нам предстояло пройти производственную практику на профильном заводе. Собрание, на котором можно было выбрать рабочее место, я, как обычно, прогулял, и явившись уже на свой первый рабочий день, с удивлением обнаружил, что закреплённое за мной место находится у большого, сложного и страшного аппарата, который проверяет исправность электронных блоков выпускаемого изделия.
Завод относился к государственному оборонно-промышленному комплексу, и от моих неумелых действий уже зависели жизни людей и благополучие страны, что меня пугало ещё больше. В дополнение ко всем моим проблемам и страхам, как на зло, именно сейчас, штатный электронщик-программист увольнялся со скандалом по причине, что уже как 6 лет, ему не могут дать давно положенный и давно заслуженный отпуск, т.к. только он на всём заводе знает «как эта хреновина работает», разбирается в электронике, схемотехнике и программировании одновременно.
Начальник производства, одним коротким жестом и двумя нецензурными словами, поставил мне задачу на все три месяца практики и уехал, как он сказал, в длительную командировку, оставив мне ключи от сейфа с документацией на станок и на выпускаемое изделия. На прощание, стоя уже в дверях, добавил: «Родина, сынок, не забудет твой ратный подвиг!» - повернулся кругом и зашагал по коридору шагом уверенного, делающего большое и нужное дело, довольного собой человека. Больше я его никогда в своей жизни не видел.
* * *
Как обычно в таких случаях, опустив голову, сгорбившись и раскачиваясь на стуле, я сидел над документацией, которая не соответствовала ни станку ни выпускаемому изделию. Вдруг в рядах рабочих появилось оживление, кое-кто даже присвистнул. По цеху плавно и грациозно, с прямой осанкой, гордо неся и как бы выставив на показ свою прекрасную роскошную грудь, отбивая каблучками размеренный ритм, около 90 ударов в минуту, плыла тётя Оля, ловя на себе голодные взгляды усталых и унылых рабочих.
Она свернула в проход между столами и шла явно к моему рабочему месту! Подойдя ко мне она с ходу запустила свою маленькую нежную руку мне в волосы и потрепала мою длинную хипповскую шевелюру: «Привет! Как дела?» Все рабочие в радиусе 10 метров умерли от зависти, нервно попадали на свои стулья и как могли начали изображать дикую занятость делами.
Я рассказал тёте Оли поставленную передо мной задачу и возникшие затруднения. Её лицо мгновенно сделалось серьёзным, она быстро ушла, барабаня уже под 150 ударов в минуту, и скоро передо мной стоял начальник цеха, с красными от стыда ушами и мрачным лицом, которого публично, как мальчишку, отчитывала тётя Оля, упрекая, что уж если он на студенте-практиканте хочет в рай въехать, то пусть соизволит обеспечить необходимой информацией и оборудованием.
Уже потом, когда все высказались и успокоились, выяснилось: начальник цеха не знал что я студент-практикант, что на мои хилые плечи возложена такая неподъёмная необъятная задача — цех-то большой, за всем не уследишь. Он думал что я штатный сотрудник взамен уволившегося электронщика-программиста.
Так же выяснилось, что на всём заводе больше не осталось специалистов способных разработать методику тестирования и написать тесты для новых электронных блоков, а сделать это необходимо; иначе: «Они повесят меня за яйца», - произнеся эти слова, начальник цеха показал указательным пальцем в потолок.
Никто в городе кроме меня, дяди Жени и тёти Оли, не мог помочь срывающему план министерства обороны заводу, и мы дружно принялись за дело. Дядя Женя изучал тестирующую аппаратуру, писал интерпретатор тестов. Я прорабатывал метод и писал сами тест-скрипты электронных блоков. Тётя Оля занималась базой данных связей компонентов и параметров тестовых точек.
* * *
Настало время применить наше “детище” по своему прямому назначению и стройные ряды стройных, в белых халатиках, монтажниц выстроились в ожидании своей очереди для проверки собранных ими конструкций. Дядя Женя, на удивление, сегодня как никогда, был приветлив, уделил время и внимание каждой девушке. В журнале учёта выпускаемых заводом изделий, указал ФИО монтажницы, шифр-номер собранного ею и проверяемого им электронного блок; а также, в графе примечание, записал год рождения девушки, замужем или нет, и её домашний телефон.
Такая щепетильность и трепетное отношение дяди Жени к своей работе бесили тётю Олю. Она язвила, отпускала пошлые комментарии, а последней каплей стало то, что монтажницы поняв расклад, нарочно стали дразнить тётю Олю заигрывая ещё и со мной. Я, не понимая ситуации, принимал всё за “чистую монету”, стеснялся и краснел от приватных интимных смелых и прямых вопросов красивых девушек.
Даже механическое напряжение нарастало, висящие на стене часы подняли все свои стрелки вверх и пробили полдень. Тётя Оля, не выдержав, хлопком ладони, как в домино “забивают козла” (чтобы, как ни странно, получилась “рыба”), ударила о стол, и взявшись за виски простонала: «Я так больше не могу!», - но очнувшись выкрутилась из положения продолжив фразу, - «Хочу есть … ! Пойдёмте мальчики, я сегодня вас угощаю!» - и с этими словами взяла нас обоих под белые (потому что в халатах) ручки и потащила по длинным коридорам завода, прочь от красивых, сексуальных и наглых монтажниц, на обед, в пончичную.
* * *
В пончичной всегда жарко от автоматической печи выпекающей румяные кольца; душно от скопления людей, стоящих в двух длинных очередях, к кассе и к прилавку. Эти две очереди стоят параллельно печи-автомату. Находясь за её стеклянной оградой, ты можешь наблюдать весь процесс выпечки пончика — как бабулька заправляет пышное тесто в машину, как блестящий, из пищевой нержавеющей стали поршень, выдавливает сырое кольцо, оно падает в раскалённое подсолнечное масло, плавает в нем, жарится; как автоматические вилы в конце вылавливают готовый пончик и он по транспортёру выезжает на прилавок. Стоя ты можешь вырабатывать желудочный сок и тренировать своё терпение, т.к. очередь всегда длинная, а значит времени на это у тебя навалом.
В пончичной ритуал такой: сначала ты прыгаешь возле прилавка, выглядываешь между голов посетителей, запоминаешь, что сегодня есть на запивачку к пончикам — молоко, кефир, какао, кофе, компот или чай. Потом ты должен отстоять в первой очереди, к кассе, оплатить заказ, допустим 5 пончиков и бутылку кефира (пончики, я вам скажу, довольно крупные), получить чек, а потом отстоять во второй очереди и стребовать с бабульки продуктов согласно чеку, если они к этому времени ещё не закончились. А потом, балансируя с подносом и толкая посетителей в спины, нужно найти свободный и не сильно загаженный предыдущими клиентами столик, чтобы употребить добытую с таким трудом пищу.
Мы проявили смекалку, разделились; дядя Женя пробивался к прилавку, я обнаружил почти чистый столик и караулил его; тётя Оля, т.к. сегодня она изъявила желание нас потчевать, стала в очередь к кассе. Дядя Женя жестами связался с нами, сообщил меню заведения, мы также жестами выбрали из него и таким образом, в скором времени, добыли на троих: 20 пончиков, бумажную пирамидку молока, стакан ещё горячего с пенкой какао, и такой же гранёный двухсотграммовый стакан, но уже холодного и несладкого чаю.
На тётю Олю напал какой-то дикий жор. Она за 2-3 укуса расправлялась с каждым пончиком, краснела извинялась и приговаривала, что мол такое с ней бывает крайне редко и чтобы мы не обращали на это никакого внимания. В итоге всё же внимание мы на это обратили, т.к. нам с дядей Женей досталось всего по 3-4 пончика на нос.
Допив своё какао тётя Оля указательным пальцем собрала пенку со стенок стакана, широко открыла рот, высунула плоский язык, положила на него палец с пенкой, громко всхлипывая втянула язык с пенкой и палец глубоко в рот, сладко чмокая съела свернувшийся белок.
Мне тогда показалось забавным как тётя Оля дурачится, я рассмеялся, но дядя Женя почему-то совсем по другому отреагировал; он стоял заворожённый зрелищем, с отвисшей нижней челюстью.
Оправившись от потрясения, дядя Женя втянул скопившуюся слюну и сказал, что он голодный, что не наелся, и что нужно всё это “повторить”, причём взять всё в точности тоже самое. Ну да, действительно, 3-4 пончика для взрослого мужика маловато будет — наивно рассудил тогда я.
* * *
После такого сытного обеда, с показательными выступлениями тёти Оли, дядя Женя охладел к монтажницам, неряшливо вёл журнал учёта и номерами телефонов девушек больше не интересовался, а больше интересовался планами на вечер тёти Оли.
- Вечером у меня намечается многочасовая прогулка по городу, т.к. некоторые товарищи, сегодня, до нитки, нагло обожрали меня в обеденный перерыв, а живу я достаточно далеко от завода, поэтому добираться домой пешком буду долго!
- Разрешите мне мадам Вас сопровождать?! - в стиле анекдота про поручика Ржевского и как всегда остроумно "подъехал" дядя Женя.
- А у меня уже есть провожающий! - и тётя Оля глазами и кивком головы показала на меня.
- Хорошо, тогда не буду Вам мешать! - и с этими словами дядя Женя демонстративно отвернулся на вращающемся стуле, и с головой погрузился в кропотливую работу с документами; принялся внимательно изучать журнал учета, делая выписки из него себе в блокнот каких-то чисел разделенных тире, видимо эти данные были необходимы ему для аналитической работы на дому …
* * *
Мне было весело и интересно с тётей Олей. По дороге домой она не умолкая щебетала, рассказывала мне про свою учёбу в университете. Может быть именно в этот, так дивно (пока-что!) складывающийся вечер, я решил, что сразу после техникума обязательно поступлю и отучусь в университете. Вспомнила про свою первую любовь, первый поцелуй …
Я гордился тем, что тётя Оля выбрала меня в качестве своего провожатого. Приятно было идти под руку со взрослой женщиной и ловить на себе удивлённые и завистливые взгляды прохожих; интересно — о чём они думали в тот момент, что себе фантазировали …
Тётя Оля непрерывно философствовала: «В какое интересное время мы сейчас живём. Когда я училась на втором курсе университета, то для занятий программированием нам, студентам математического факультета, приходилось ехать на автобусе через весь город, на машиносчётную станцию для занятий на ЭВМ, которая занимала всё трёхэтажное здание. На пятом курсе я делала свой диплом на ЭВМ уже размером с комнату, а сейчас (1992 г.) на столе умещается ПК с памятью и быстродействием в 10 раз превосходящим ту машину. Даже представить страшно, что нас ждёт в ближайшие 10-20 лет.».
Попутно тётя Оля учила меня тактично обращаться с девушками — пропускала вперёд в узких и тёмных местах улицы и протягивала руку ладонью вниз, чтобы я её поддерживал, а когда мы решили зайти в магазин погреться, заняла позицию чуть сзади меня чтобы я догадался первым подойти к дверям и открыть их для неё.
* * *
Проходя через очередной тихий, безлюдный, плохо освещённый дворик, мимо очередной двери, с облупившейся от времени и свисающей лохмотьями краской, тётя Оля сделала рукой кроткий, едва уловимый глазом жест и тихо, спокойно, немного печально сказала: «Не зайдёшь к одинокой женщине в гости? Я здесь живу!»
Моя голова мгновенно наполнилась шумом мыслей, клокотанием кипящих эмоций, бурлящими фантазиями. Всё это “вариво” черти обильно сдабривали черным перцем вперемешку со страхами засветить дырявые вонючие носки в купе с детскими трусами, на которых изображён крокодил Гена в обнимку с Чебурашкой; одурманить запахом изо рта, блеснуть своим хилым белым телом и, облажавшись в свой первый раз, стать смешным героем-любовником в устах всего техникума. Я боролся с ними — чертями, эмоциями и страхами. Пытался прогнать их метлой из орешника срезанного 31 октября при полной луне, а воспаленный страстью мозг, в параллельном потоке сознания, перескочив через настоящий эпизод, уже вырабатывал долгосрочные планы развития серьёзных отношений между учительницей и её учеником. Сейчас это кажется смешным, но тогда, у дверей её дома …
В этом турбулентном потоке мыслей, в котором плыл я уже неизвестно сколько времени, может прошло 10 секунд, а может и 10 минут, затерялся вопрос, который задала мне, никакая уже не тётя, а просто девушка Оля. Очнувшись от какого-то громкого резкого звука, я испугался исчезновению только-что стоящей передо мной женщины. Ветер гонял по двору несколько сухих коричневых листьев, а из подъезда доносились шаги человека, медленно и печально поднимающегося по гранитной лестнице на верхний этаж.
Я побежал “куда глаза глядят” (почему я это тогда сделал — непонятно), прямо, вперёд, по улице (трус и дурак, за ней в подъезд нужно было бежать!), но быстро сбив дыхание перешёл на шаг. Шёл не разбирая пути, в неопределённом неосознаваемом направлении. Когда на пути встречалось какое-нибудь людное, освещённое фонарями место, я сворачивал направо или налево — старался бродить в одиночку, оставаясь в темноте, чтобы не коим образом, по крайней мере сегодня, больше не принять участие в чьей-нибудь судьбе, но и чтобы прохожие были хорошо видны. Я хотел сейчас зачем-то видеть и читать их эмоции и чувства, выраженные в жестах, позах ожидания на скамейках и в сутулой осанке при ходьбе зябким осенним вечером.
Моё хаотическое брожение по городу, каким-то непонятным образом, вывело меня к улице на которой я тогда жил со своими родителями, а ещё через несколько минут я уже получил аплиуху от мамы за то, что поздно вернулся. Сидя на кухне я ел безвкусную еду под выговоры и замечания: «Куда ты так спешишь? Глотаешь не жуя!» Залпом выпив чай, я сразу получил подзатыльник: «Куда … ? Только-что заварила! Кипяток!», - и ощутил во рту как слезает кожа с языка и нёба.
Скатав и выплюнув кусочки варёной кожи в раковину, прополоскав рот из под крана холодной, показавшейся мне тогда горькой водой, не выключив свет, прямо в верхней одежде, без сил, я упал на нерасстеленную кровать. Несмотря на мою бешеную моральную и физическую усталость сон не приходил. Медленно и лениво светало. Дворничиха за окном, чертыхаясь в пустоту, уже начала скрести метлой улицу, а у меня до сих пор пекло во рту, болели ноги, но больше всего мучилась в ожогах и болела душа.
* * *
На следующий день я решил высказаться и обратиться за советом и помощью к старшему товарищу, ставшему мне почти уже другом, дяде Жене. Не встретив его на заводе в первой половине дня, свой обеденный перерыв я провёл в поисках его персоны в здании техникума.
Пустые учебные классы заставили меня проверить также и служебные помещения. Подходя по узкому коридору к каптёрке инженера-администратора компьютерного класса, услышав возню, улыбаясь, заранее радуясь встрече, без стука вопроса и разрешения, я уверенно распахнул дверь.
Увиденное глазами не сразу стало понятно моему юному мозгу. Дядя Женя, в костюме, стоя на полу на коленях, уперевшись в бугорки тёти Оли обеими руками, старательно вдавливал её тело в отштукатуренную стену. Видимо сил двух крепких его рук было не достаточно, т.к. он помогал себе ещё и головой, уперевшись ею в центр тела моей учительницы. Тётя Оля на такое странное воздействие реагировала ещё более странно; левой рукой, взяв свои волосы в охапку и используя их вместо кляпа, она сама себе затыкала рот; а правой действовала вообще нелогично и неоднозначно — то ли оттаскивала дядю Женю за волосы, то ли наоборот, прижимала сильнее к себе. Так, запрокинув назад голову и закатив глаза, с заткнутым волосами ртом, она выкрикивала то короткие, то протяжные реплики с разной интонацией, мощно, часто и шумно дыша через нос.
Опять не могу сказать сколько продлился мой столбняк на этот раз, но закончился он тогда, когда тётя Оля, заметив моё присутствие, обеими руками, за волосы, повернула, подняла с колен и поставила на ноги дядю Женю, а сама наоборот, отвернулась, присела и спряталась за него. Инженер, как всегда изящными жестами, отряхнув от пыли штаны, поправив галстук и изрядно помятые взъерошенные волосы, махнул мне рукой — что-то среднее между привет и до свидания, а для того чтобы я его окончательно и правильно понял, добавил: «Закрой пожалуйста дверь с внешней, по отношению к нам, стороны!»
2017 г.