Запоздалое признание

Наследный Принц
               

     Сейчас я хочу "всепрозно" (или "всепрозаично"?) признаться  в совершении одного неблаговидного, если не сказать противоправного, поступка. Причем совершил его не в одиночку (один бы просто не совладал), а по предварительному сговору с группой лиц из восьми или даже десяти человек. А это, как известно, является отягчающим вину обстоятельством и любой суд вынес бы более суровый приговор. Но за давностью лет вся наша «преступная" группа (здесь первое слово беру в кавычки, а второе, наоборот, подчеркиваю, ибо о группе и пойдет речь) вряд ли теперь подсудна.

     Потому я и осмелел настолько, что делаю это признание.

     Четвертый курс в Московском ордена Ленина (и еще каких-то орденов) Энергетическом институте (МЭИ). Зимняя сессия в разгаре. Нам надлежит сдавать экзамен по одному из самых профильных предметов нашей будущей специальности. «Появляюсь, дрожу аж по потрохи» (из песни Галича), причем не только я один, а вся наша многострадальная группа. Ведь в экзаменаторах – профессор с говорящей фамилией Цепляев. И он ее вполне оправдывает – цепляется, гад, к каждому слову, к каждой формуле. Тому примером параллельная группа, в которой он пару дней назад завалил каждого второго.

     Мы собрались перед назначенной аудиторией еще за полчаса до начала экзамена. И вдруг – о ужас! – увидели, что все столы просматриваются насквозь, поскольку не имеют передней стенки и содержимое полок будет как на ладони. И где же нам прикажете размещать все вспомогательные материалы: учебники, конспекты и шпоры? Цепляев своим зорким глазом все это будет видеть.

     Настроение упало ниже плинтуса.
   
     Кто-то из нас зачем- то заглянул в аудиторию напротив – вот там столы как столы, правильные. И вдруг возникла смелая мысль (слава тому, кому в голову она пришла!): - а давайте поменяем таблички! Но они оказались пришпандоренными навечно и чтобы их отколупать, потребовались бы по меньшей мере гвоздодер, молоток и еще отвертка. Ни у кого из нас такого инвентаря с собой почему-то не оказалось.

     И тогда возникла еще более смелая мысль: давайте перевесим двери целиком!

     А что, давайте рискнем.
   
 Правда, тут есть одна закавыка, которую и озвучили наши осмотрительные девушки:
    

     - Но ведь номера аудиторий по одну сторону коридора идут только нечетные, а по другую все четные, и преподы наверняка об этом знают.

     На что мы им возразили: -А мы-то здесь причем? Вот мы нашли назначенную 214-ю, перед ней и стоим. А уж как она здесь оказалась, понятия не имеем. И еще: вы, девчонки, Цепляева сразу отвлеките чем-нибудь, - глядишь, ничего и не заподозрит.

     Девочек поставили "на стрёме" сразу на два поста, поскольку неясно, из-за какого угла Цепляев вывернет. И взялись за двери. Для сокращения времени сразу за обе, благо народа для этого достаточно. Одна дверь, та, которая нам нужнее, поддалась сразу (видать, ничего против не имела), а со второй пришлось повозиться, до того цепко она сидела на петлях. Но общими усилиями справились и с ней. Проходившие мимо студенты во время этой операции смотрели на нас с недоумением, но большинство все же с пониманием, а то и с завистью. Во всяком случае, никто не осудил.


     И только мы все это проделали, как из-за угла появился профессор. Идет легко и уверенно, настроен явно по-боевому. Девушки, как им и было предписано, подняли «радостный визг на лужайке»: -Петр Петрович (условно), как же мы рады Вас видеть! Как Ваше здоровье ( сто лет бы Вас не видеть)? Ну и еще что-то в том же духе.

     Опешивший профессор все же был явно польщен таким «теплым» приемом. И смело шагнул в расставленные ему сети. Так первая и едва ли не главная часть нашего хитроумного плана была выполнена, теперь дело за столами, а уж мы им поможем по мере сил.

     И что же вы думаете? Наша орденоносная группа (орден Большой Смекалки, если бы таковой был учрежден, мы явно заслужили) пролетела, как на вороных по тракту. Завалился лишь один, вернее одна. К тому же, как ни странно, наша староста группы, знавшая этот предмет лучше, чем многие из нас, вместе взятые. А тут на нее прямо какой-то ступор нашел, Цепляеву из нее пришлось едва ли не каждое слово клещами вытягивать. Наверное, переволновалась больше всех во время перевешивания дверей, на то она и староста. Конечно же, с блеском потом пересдала экзамен все тому же Цепляеву, получив при этом по праву причитающийся ей высший балл.

     Что касается меня, то я, разгоряченный удавшейся операцией с дверями, даже на два дополнительных вопроса ответил без запинки. Цепляев даже призадумался, что же мне ставить. Во всяком случае, его стило на какое-то время зависло над моей видавшей виды зачеткой в раздумьи. Но все же поставил, задрыга, «уд». Ну ладно, и на том спасибо!

     Потом не раз приходила ко мне мысль: остались ли наши двери в том виде, как мы их расположили, или все же кто-то заметил такое несоответствие и вернул статус-кво. Даже хотел как-нибудь выбрать время и специально приехать в институт, чтобы в чем-то убедиться. Но после одного случая пропускной контроль там усилен настолько, что муха не пролетит. На чердаке главного корпуса были обнаружены трупы двух второкурсниц, они мало того что были задушены, так еще этот изверг (иначе не назовешь) раздел их догола и положил одну на другую, причем не лицом к лицу, а наоборот ( в одной из телепередач на мгновение мелькнуло фото). Какая-то гнусная мысль у него при этом имелась, если это вообще можно назвать мыслью.

    Мы тогда уже были на дипломе и на кафедре появлялись нечасто. Поэтому все из нас (исключая девушек, конечно) получили открытки с требованием явиться в деканат в определенный день. Следователь через лупу внимательно смотрел на пальцы правой руки, выискивая какой-то ему известный знак. К счастью, никто из нас заподозрен не был.

     История всколыхнула не только весь институт, - кажется, о ней даже писали в газетах. Во всяком случае, о ее финале – точно. Через несколько лет прочел  (кажется, в «Неделе»), что этот маньяк – им оказался фотограф одного из фотоателье – попался на чем-то подобном, предложил двум опоздавшим на последнюю электричку подругам заночевать у него, где-то на окраине. Деталей не помню, но одной из девушек удалось выпрыгнуть из окна (дом деревянный, частный) и поднять шум.

     Впрочем, с иронической прозы я уже сбился на совершенно иной жанр. Поэтому возвращаюсь и заканчиваю.

     Сначала намеревался назвать этот опус «Запоздалое раскаяние». Потом подумал: а чего это я буду каяться за всю группу?

     И чего только люди не придумывают в минуту крайней опасности. Вот и мы тогда тоже. Поистине, «голь на выдумки хитра».

     А Вы, читатель, осуждаете или оправдываете?