Такое красивое имя... 13. Поражение

Женские Истории
Провинциальная история

Начало: http://www.proza.ru/2017/01/09/1323


13. ПОРАЖЕНИЕ

     Тихон Петрович чувствовал, как сгущаются тучи над его головой, но старался не подавать вида. Деньги, которые он приносил Тоне, были вовсе не премиальными, а криминальными – взятками, полученными за дефицитные товары и за устройство на работу чьих-то родственников. А иногда ему приходилось подделывать накладные, если вещи привозили хорошие, а цена на них была небольшая.

     Людям всё равно проще купить хоть что-нибудь на месте, а не ездить в Москву за обновами. Придётся тратить деньги на дорогу, собирать гостинцы столичной родне – себе дороже. Лучше здесь переплатить и достать через знакомых.

     На складе у Тихона Петровича был свой, проверенный человек, с которым они проворачивали все эти сложные дела. Его товарищ питал неизлечимую слабость к женскому полу и, соответственно, имел повышенные расходы. Он-то и подбил начальника на махинации – мол, ничего страшного не будет, если народ заплатит немного дороже. В продторге вон что делается, вообще не пойми не разбери, и никто их не трогает.

     Но и те, кто ходили вокруг да около, тоже хотели жить красиво. Тогда такие места считались золотой жилой – неплохая зарплата и постоянный «навар», в то время как другие служащие крутились за сто рублей без всяких там «премиальных».

     И вот эта элементарная человеческая зависть явилась причиной того, что осторожного и совестливого, почти честного коммуниста Тихона Петровича сняли с должности директора горпромторга! Мало того – его  исключили из партии, запретили работать в торговле, а пенсию назначили, как рядовому директору магазина, каким он и был прежде, до последней своей должности.

     Но это всё казалось счастьем по сравнению со злоключениями, какие выпали на долю его компаньона, заведовавшего складом. У него не имелось особых заслуг перед родиной, как у Тихона Петровича, потому что он был моложе, не воевал и не успел вступить в партию. Не было у него и такого куража, который вызывал уважение даже у следователей и судей. В результате ему дали пять лет общего режима, а Тихона Петровича всего лишь отправили на пенсию.

     Чтобы никому не мозолить глаза и самому не видеть притворно-сочувствующих взглядов, бывший директор уехал в деревню. Там стоял пустующий родительский дом и никто из односельчан не знал о его позорном поражении.



     Тихон вставал на рассвете и вместо зарядки, которую привык делать в городе, шёл к лесу, любуясь знакомыми пригорками и глубокими рвами, где среди каменных выступов, покрытых мхом, росли всё те же кусты бузины, что и в детстве. Всё здесь было для него дорого и красиво.

     В лесу после дождя появлялись грибы – уже на новых местах, не там, где он собирал прежде. Зоркий Тихон находил добычу первым – так он пытался хоть чем-то восполнить свои потери: безвозвратно утраченный авторитет, партбилет коммуниста с тридцатилетним стажем и отнятую у него должность, позволявшую кормить две семьи.

     Грибы он солил и сушил, поскольку продавать на базаре ему было неудобно, а из земляники варил варенье – пригодится в городе зимой. У него всё получалось, как у хорошего хозяина. Он уже соскучился по крестьянскому труду, и вкладывал в то, что делал, не только старание, но и любовь.

     Тихон понимал, что эта простая, бесхитростная жизнь, от которой он когда-то давным-давно ушёл в город, может стать спасением для его заблудшей души, до сих пор поделённой на две семьи. И это обстоятельство уже не изменить, поскольку он стар, чтобы кого-то из родных детей обижать невниманием. А лучше будет вот так – жить в деревне, как жили ещё недавно его родители, и не совершать никаких проступков, требующих компромисса с совестью, – просто работать с утра до вечера.

     Землю он принялся возделывать с таким рвением, что всё в огороде росло как на дрожжах. Даже капризные помидоры у него не почернели в августе, как у всех, а благополучно дозрели на кустах, и Тихон решил, что Бог его простил и дал возможность пожить на склоне лет хоть и в трудах, но зато праведно и спокойно.

     Жена Раиса сюда не наведывалась: у её матери в городе был большой огород, и приходилось помногу трудиться на грядках, чтобы запастись на зиму солёными огурцами, помидорами и прочими овощами. Теперь её хозяйственность оказалась как нельзя кстати. К тому же Тихон её к себе в деревню не звал – на выходные к нему приезжали Тоня с Любой.

     В деревне Раису видели в последний раз лет десять назад и потому не очень-то помнили, как она выглядит, так что вопросов Тихону никто не задавал – все считали Тоню его женой. А что, жена как жена – заботливая, работящая, с соседями здоровается, чужих ребятишек конфетами угощает. И дочка Люба у них уважительная – неграмотным соседским старушкам помогает писать письма.



     Тихон старался по-прежнему для обеих своих семей и весь урожай делил пополам, но его пенсии было недостаточно: вместе с детьми росли их потребности, и Раиса злилась, почувствовав разницу: то – всё, а то – ничего. То есть не то, чтобы ничего, но всё же ни солидных вещей, ни больших денег, ни дефицитных продуктов в доме больше не появлялось.

     Зачем нужны дорогие вещи, она и сама не знала. И раньше-то редко выходила в нарядной одежде – в гости, в кино, на выборы, а куда ещё? Сейчас ей не хотелось, чтобы люди показывали на неё пальцем, и она одевалась, как все, – «бедненько, но чистенько».

     А вот детям надо и одеться получше, и поесть повкуснее – они ведь не виноваты в том, что с папашей произошёл такой казус. Но еда стала очень скромной, а на обновы денег и вовсе не было. Самой же Раисе до пенсии целых семь лет, да и что она получит, не имея ни стажа, ни профессии? Копейки! И она, скрипя зубами, мыла полы в ближайшей школе, куда не так давно ходила в богатой каракулевой шубе на родительские собрания – там учились оба сына. Слава богу, теперь они были студентами пединститута – отец успел устроить.

     – А дальше – сами, ребятки! – разводил руками Тихон Петрович. – Захотите стать людьми – становитесь. Долго кормить вас не сможем. Видали, как большие деньги достаются? С большим позором! Правильно моя мать говорила: «Лучше хлеб с водой, чем пирог с бедой». Хорошо хоть, простили меня, на свободе оставили. А как теперь людям в глаза смотреть?

     Партийная совесть порой брала верх. А глаза он прятал за тёмными очками. Ему казалось, что в старом пальто его никто не узнает на улицах родного города, по которому он когда-то ходил, гордо посматривая на красивых женщин, небрежным кивком здороваясь с подчинёнными. Всё это осталось в прошлом…



     На зиму Тихон Петрович перебирался в город, но жил в своей семье, как было заведено раз и навсегда. Тоню и Любу он навещал по выходным, когда обеих удавалось застать дома. Он всегда приходил к ним с гостинцами, а по праздникам – с небольшими подарками для каждой. Вова был уже взрослым и учился в мединституте.

     Тоня отмечала про себя, как сдал Тихон после всех этих событий, и жалела его как отца своей дочери, но любовь к нему уже прошла, да и устала она столько лет прятаться от людей.

     Молодость её давно пролетела. Замуж никто так и не позвал, и она отдавала все силы детям и работе. Детям – потому что любила и жалела: оба росли, считай, без отцов, хотя и не в бедности. А работе – потому что, отдавая, там было что взять, зря она не старалась бы.


Продолжение:

http://www.proza.ru/2017/01/23/2315

_______________________________

Иллюстрация из интернета