1. За что я уважаю Н. С. Хрущёва

Владислав Логинов
            
            Знаете, если бы я писал о том, за что я его не уважаю – миниатюра вряд-ли осталась такой короткой. Счёт к этому крупному советскому партийному деятелю и, одновременно, мощной и очень неоднозначной личности, у меня длинён.

            Я не буду вспоминать в этой маленькой заметке о его явных, всем известных заслугах, например таких, как знаменитый  закрытый доклад о культе личности Сталина на ХХ съезде партии. Не буду вспоминать и о его явных ошибках, например, окружение немцами наших войск в «Барвенковском выступе» под Харьковом 1942 года.  Результат - почти триста тысяч загубленных солдатских жизней в этом котле. Мой отец выбрался из него чудом. Хрущёв был членом военного совета Юго-Западного фронта, командование которого всё это заварило, и он отвечает за эту жуть в полной мере.Пишу, только о том, что видел сам. Только о том, что вошло в мою, именно в мою жизнь, благодаря этому человеку.
 
            Вспоминают, что Хрущёв был маленький, лысый, толстый, бесцеремонный. Но никто из мемуаристов, кажется, не отметил главнейшую черту Хрущёва – потрясающую энергетическую заряженность. Этот человек даже в немолодые годы заряжал всё вокруг себя действием, все начинали крутиться. Но, у каждой медали есть две стороны - аверс и реверс. Каждое, даже самое лучшее качество личности при его гипертрофировании, приобретает негативный оттенок в системе координат текущей жизни. Хрущёв был человеком с непосредственными, искренними эмоциями, быстрой, живой реакцией на всё вокруг. Это часто делало его поведение и, к сожалению, решения  тоже, неожиданными для окружающих, а потому они выглядели в их глазах малообоснованными.
 
            Хрущёв был прагматиком, но и последним романтиком на таком высоком посту. Он всегда ценил яркие способности, таланты. Поддерживал их, увлекался. Яблоки садовода-мичуринца Лесничего, сирень селекционера Колесникова, торфокомпосты Лысенко, мульчирование почв, предложенное учёными Тимирязевской академии, гидропоника, торфо-перегнойные горшочки, квадратно-гнездовой способ посадки картофеля, позже – кукуруза и многое, многое другое постоянно завораживало его. Если учесть его деятельную натуру, необычайный напор, с которым он брался за дело, то естественно, что не всё и не всегда оказывалось приемлемым, не всегда вело к той пользе, на которую он рассчитывал. Но единственной его целью было – улучшить жизнь людей.
 
             Сладкие кукурузные хлопья и воздушная кукуруза (нынешний попкорн) вошли в послевоенный, вынужденно недлинный список любимых детских, а, значит, и моих  лакомств благодаря нему.

             Я хорошо помню, как необычно и как здорово стало обедать в столовых самообслуживания, появившихся вскоре после его поездки в Америку. Помню дерево стульев, столов и грязные скатерти на них До, пластмассу, сталь и алюминий После этой небольшой, но очень важной общепитовской революции.

             Помню томительное ожидание прихода официанток с подносами заказанной родителями еды. Помню знаменитое: «Ничего, подождёте. Вас много, а я одна!». Это из времён До. И, почти приключение, – увлекательный выбор из всего, что видят твои глаза на холодильных или, наоборот, подогреваемых открытых витринах столовой самообслуживания. Это из времён После. Он  увидел такие столовые в США.

             Он умел учиться и был решительным человеком. А решительность – это не только способность решение принять, но, главное, без задержек  перейти к его реализации.

             Я уважаю Н.С. Хрущёв и за то, что он переселил 30 миллионов моих соотечественников, и нашу семью среди них, из бараков, подвалов и коммуналок в отдельные квартиры. Сейчас панельные пятиэтажки называют оскорбительно «хрущобами». Для людей того, тяжёлого послевоенного времени, они были дворцами.
       
             Поживите годами вшестером в 10 метровой комнате деревянного барака, как наша семья. Поспите, за отсутствием другого места, под обеденным столом, как я, в комнате  с досками, положенными прямо на землю, вместо нормального пола. С кухней в шесть квадратных метров на пять квартир и туалетом типа «сортир» во дворе. Повзрослев,  я  легко выходил во двор, переступая через подоконник единственного окна нашей комнаты.

             И это не там, где всё было разрушено войной, а на Усачёвке, почти в центре Москвы. Тогда вам было бы, с чем сравнивать. И никто из тех, кто в эти годы получил отдельные квартиры в хрущевских новостройках, никогда не будет вспоминать о них с презрением.

             Список может быть короткий, но для меня весомый. А принцип: "Я сделал всё что смог. Теперь пусть другие попытаются сделать больше и лучше", никогда не отменяли. Давайте пытаться, а не жаловаться на предшественников.