Космос нашего детства

Алексей Мельников Калуга
- Папаша, следите за своими детьми! - бросилась в мою сторону со стула смотрительница музея. – По экспонату ходить нельзя! Сломаете ракету!..

Я всегда удивлялся, откуда в музеях берутся такие сердитые дамы. Они всегда кого-то выслеживают. Зло скучают. И всем своим видом источают презумпцию виновности посетителей: за их излишнее любопытство к осточертевшим уже за много лет чучелам искусственных спутников земли; за свою жалкую пенсию, к которой нужно подрабатывать, часами просиживая на продавленном музейном стуле; за окостеневшие в памяти слова экскурсовода «Константин Эдуардович – отец русской космонавтики – построил макет этого дирижабля, изготавливая гофрированные листы на маленьком станке в своей домашней мастерской».

- Настя, выйди из сопла, - выполняя приказ музейной смотрительницы, пытаюсь поймать за ручку свою пятилетнюю дочь.

Дочка шумно топает внутри сопла поваленного на бок ракетного двигателя, радуясь звонкому эху, что гуляет по параболической поверхности ощетинившегося трубопроводами и переполненного тысячами киловатт тяги музейного чудища. Произведено, как следует из таблички, на Воронежском заводе «Химавтоматика».

***

Если в Москве есть Кремль и Царь-пушка, то в Калуге – ГМИК (Государственный музей истории космонавтики) и периодически падающий на спину макет ракетоносителя «Восток». Впрочем, резиденция для царствующих особ в нашем городе тоже имеется. Её перед своим уходом в прошлое построил первый секретарь обкома КПСС товарищ Кандрёнков. Построил – и был снят. Звали Кандрёнкова Андрей Андреевич. Потому его архитектурное детище горожане вскоре нарекли в точном соответствии с партийными святцами  - «храм Андрея снятого».

После партийный дворец переименовали в обладминистрацию; потом - на американский манер – в «белый дом». Вскоре очередной губернатор попытался от него отделаться, предложив сей выкидыш партийного зодчества одному из местных вузов. Но тот оказался не нужным и ему.

Короче – харизматичному ГМИКу за отсутствием в калужских правительственных покоях новой архитектурной державности пришлось исполнять обязанности «местного кремля». Неустанно позируя на памятных календарях, открытках и сувенирных магнитах, увозимых с собой из Калуги туристами и командировочными. А также – родственниками из Сибири, Ленинграда и Тамбова, что по прибытии к нам в гости непременно препровождались на экскурсию в музей: смотреть обгоревшую кабину космического корабля, на котором Валерий Быковский живым вернулся с орбиты; игрушечную кабинку на малых колёсиках, в которой собачка Лайка так и осталась вертеться вокруг Земли; межпланетную станцию «Луна-9», что первой из десятка пущенных накануне в том же направлении, не разбилась о Луну.

***

Я не припомню, сколько раз за свою жизнь я побывал в ГМИКе: с братьями, сёстрами, племянниками, своими детьми и чужими, знакомыми и не очень. Был случай – в толпе послов каких-то африканских стран. Или – давным-давно…. Едва всплывает из памяти высокий лысоватый мужчина в длинном коричневом плаще почти до пят. Подступы к музею. Вокруг толпа. Мы ушли с уроков. Или – нас отпустили. Или – не было совсем. Красные цветы. Черные «Волги». Замешкавшиеся свита. Ничего не слышно. Только видно, как высокий мужчина в плаще добродушно улыбается и ждёт, когда его поведут в музей.

То, что это был Томас Стаффорд,  человек, добравшийся до Луны, узнали много позже. Просто мы, пацаны, ходили смотреть, как в Калугу после очередного полёта приехали космонавты (была такая традиция). На этот раз – экипаж «Союза-Аполлон» с Леновым в цветастой футболке и Кубасовым в клетчатых штанах. А с ними – высокий человек, запросто шагнувший с лунной орбиты сюда, почти под стены нашей школы, что располагалась недалеко от ГМИК.   

***

- Николай Григорьевич, расскажите, как вы «вошли в контакт с Гагариным», - прошу чуть ли не в сотый раз старейшего фоторепортёра Николая Павлова рассказать «на бис» мою любимую историю, которую, честно говоря, знаю наизусть. О том, как Николай Григорьевич фотографировал Юрия Алексеевича при закладке первого камня ГМИК. Толпа народу. Дождь. Юрий Гагарин с мастерком. Размешивает раствор. Берёт кирпич и, дабы половчее уложить его в основание строящегося музея… неожиданно поворачивается спиной к фотокорам. Те - в панике: горит бесценный кадр!

- И что вы тогда сделали? – предвкушая повторение коронной байки, в который раз тормошу память потрясающего старика.

- И тогда, - важно приосаниваясь, говорит Павлов, - я вошёл в контакт с Гагариным. Подошёл, тронул его за плечо и сказал: Юрий Алексеевич, повернитесь, пожалуйста, лицом к нам, а то в кадр не попадаете.

- И что Гагарин?

- Представляешь, какой удивительны человек – добродушно извинился и мигом сделал так, как его просили. Мастерком, кстати, орудовал профессионально…

Вот уже полвека Павлов с нежностью разглядывает на своих фото улыбающееся лицо первого космонавта Земли. И всякий раз переводит взор на китель Юрия Алексеевича, получившийся на тех фото из-за дождя почти что в крапинку. Ретушировать не стал. Потому что запомнил его возле строящегося музея именно таким: простым, душевным, в переливающихся каплях июньского ливня…