Арби Падаров. О Книге Нации и философии пути чечен

Усман Юсупов
Мнение

О «Книге Нации» и «философии пути» чеченцев
(Мысли вокруг романа-трилогии У. Юсупова «Къоман Тептар»)

Наша справка: Юсупов Усман Абдулкеримович родился 9 декабря 1965 года в селе Майртуп Шалинского района ЧИАССР (ныне – Курчалойский район ЧР), где и проживает по настоящее время. В 1983 году окончил местную среднюю школу. С 1983 по 1985 годы проходил службу в рядах СА. В 1989 году окончил режиссерское отделение Московского заочного народного университета искусств, а в 1991 - филфак ЧИГПИ. Работал учителем, строителем, в сельском хозяйстве, на государственной службе. Член Союза писателей РФ и Союза журналистов РФ. В республиканской прессе публикуется с 80-х годов прошлого столетия. Занимается литературными переводами. Перевел на русский язык несколько произведений Народного писателя ЧИАССР А. А. Айдамирова (роман «Буря», повесть «Калужский пленник», рассказ «В день смерти сына»). В 2008 году из-под пера Усмана Юсупова вышли первые две книги романа-трилогии «Къоман Тептар», признанного одним из фундаментальных произведений современной чеченской литературы. У. Юсупов лауреат литературной премии «Книга года» (2009 год), учрежденной Лигой писателей Евразии, Московской (городской) писательской организацией, Писательской организацией Московской области, Союзом писателей-переводчиков РФ, Союзом писателей ЧР. Награжден орденами им. М. Мамакаева и им. Маяковского, медалями им. А. Чехова, им. А. Грибоедова, Почетным знаком Правительства ЧР «За трудовое отличие». В настоящее время продолжает творческую деятельность. Является председателем объединения научной и творческой интеллигенции «Нохчийн меттан кхерч».
Усман Юсупов. Это имя стремительно ворвалось в чеченскую литературу. Интеллектуал, ранее практически незнакомый массовому читателю, Усман своим творчеством буквально взорвал чеченоязычный читающий мир, недвусмысленно заявив о себе, как об одном из самых сильных национальных прозаиков современности. И речь тут вовсе не идет об околонациональной по духу и звучанию бульварной прозе наших дней «пробующего» себя на литературном поприще писателя-однодневки, которыми так изобилуют масмедийные республиканские «массовки», а о целом, философски глобальном пласте в общественной мысли чеченцев 2I века, который Юсупов мастерски излагает в своем знаменитом романе-трилогии «Къоман Тептар» (Книга Нации). Впрочем, предтеча и ход этой мысли, несмотря на художественный жанр повествования, имеют вполне реальный исторический, религиозно-мировоззренческий контекст, корни которого уходят вглубь веков.
Если сказать, что чеченская история во многом была драматичной, значит – ничего не сказать. И степень восстребованности миссии, спасителя на многострадальной земле нахов была во все времена одной из насущнейших.
Для сторонних наблюдателей этнопортрет чеченцев рисуется как бы повернутым вовнутрь к собственному ЭГО, в свой микрокосм. Порой это почти экзальтированное (озаренное светом духа) стоическое пренебрежение перед явлениями окружающего мира (макрокосма), с которыми, если они не мешают внутренней свободе чеченца, он, на удивление окружающих, почти не контактирует или, по-крайней мере, не стремится этого делать. Отсюда, наверное, и ошибочное мнение о чеченцах, как об замкнутом внутри себя социуме, людях скрытных, подозрительных, «у себя на уме».
Долгая и трагичная история, когда от отцов в наследство детям доставались лишь камни разрушенных родовых башен, – причина такой их суровой, практически спартанской на первый взгляд аскетичности. Очень точно эту ментальную особенность чеченцев в своем знаменитом «Архипелаге ГУЛаге» подметил А.И.Солженицын, который, говоря об этническом стоицизме чеченцев в их противостоянии сталинской тирании, пишет: «…Но была одна нация, которая совсем не поддалась психологии покорности - не одиночки, не бунтари, а вся нация целиком. Это - чечены. После того как их однажды предательски сдёрнули с места, они уже больше ни во что не верили. Они построили себе сакли - низкие, тёмные, жалкие, такие, что хоть пинком ноги их, кажется, разваливай. И такое же было всё их ссыльное хозяйство - на один этот день, этот месяц, этот год, безо всякого скопа, запаса, дальнего умысла. Они ели, пили, молодые еще и одевались. Проходили годы - и так же ничего у них не было, как и в начале. Никакие чечены нигде не пытались угодить или понравиться начальству – но всегда горды перед ним и даже открыто враждебны. Местных жителей и тех ссыльных, что так легко подчинились начальству, они расценивали почти как ту же породу. Они уважали только бунтарей. И вот диво - все их боялись. Никто не мог помешать им так жить. И власть, уже тридцать лет владевшая этой страной, не могла их заставить уважать свои законы.
Чеченов не упрекнешь, чтоб они когда-нибудь служили угнетению. Тяжелы они для окружающих жителей, говорю по Казахстану, грубы, дерзки. Но стоило проявить независимость, мужество - и расположение чеченов тотчас было завоёвано! Когда кажется нам, что нас мало уважают, - надо проверить, так ли мы живём».
Между тем лучшие умы народа во все времена видели корень проблем, перед лицом которых оказывались чеченцы, помимо происков врагов, в моральном, нравственном упадке общества, «в отходе от истинного пути отцов», в забвении лучших, цементирующих нацию традиций и обычаев, в пренебрежении к складывавшимся веками жизненным устоям предшествующих поколений.
Что есть свобода, свобода внутренняя и внешняя одного индивида, и суверенность целой нации, проблемы соотношения макрокосма с микрокосмом, извечные вопросы человеческого бытия и сознания, поиск корней и потерянного рая на земле - вот эти и другие проблемы и ставит У.Юсупов в своей книге «Къоман Тептар».
Впрочем, думаю, настала пора обратиться непосредственно к самому произведению, без чего наш рассказ о нем, состоящий из одних умозрительных заключений, был бы не совсем полон.
А начнем мы, пожалуй, с еще одной небольшой ремарки. В чеченцах всегда жила неистребимая жажда к овладению знаниями. Пример: после уничтожения I5 сентября I8I9 года российскими войсками по приказу «проконсула» Кавказа А.П.Ермолова притеречнего чеченского аула Дады-Юрт с поля боя были подобраны и увезены на воспитание трое малышей. Впоследствии вся просвещенная Россия знала их имена: академик российской живописи Петр Захаров («Захаров – чеченец из Дады-Юрта»), романтический лирик русской поэзии Константин Михайлович Айбулат-Розен, чье стихотворение «Смерть» часто приписывали гениальному перу М.Ю.Лермонтова, и противоречивый Бота Шамурзаев – блестящий русский кадровый офицер и талантливый наиб имама Шамиля.
Сошлемся здесь еще раз и на оригинальный опыт Солженицына:
«В Кок-Терекской школе учился при мне в 9-м классе юноша-чечен
Абдул Худаев. Он не вызывал тёплых чувств да и не старался их вызвать, как бы опасался унизиться до того, чтобы быть приятным, а всегда подчёркнуто сух, очень горд да и жесток. Но нельзя было не оценить его ясный, отчётливый ум. В математике, в физике он никогда не останавливался на том уровне, что его товарищи, а всегда шёл вглубь и задавал вопросы, идущие от неутомимого поиска сути. Как и все дети поселенцев, он неизбежно охвачен был в школе, так называемой общественностью, то есть сперва пионерской организацией, потом комсомольской, учкомами, стенгазетами, воспитанием, беседами - той духовной платой за обучение, которую так нехотя платили чечены. Презирая законы всеобуча и те школьные государственные науки, они не пускали в школу своих девочек, чтобы не испортить там, да и мальчиков не всех» («Архипелаг ГУЛаг»).
Юсупов, пожалуй, впервые в чеченоязычной литературе (по крайней мере, в художественной) ставит проблему просвещения, овладения знаниями в философскую плоскость, уводя ее от несколько «примитивной» бытовой стороны ее понимания. Для него знания – сакральная субстанция, а его Къоман Тептар – одновременно и некое подобие чаши Грааля, и Скрытая (Секретная) история (… нет, не монголов, а…) чеченцев - нахов, над поиском которых исстари пекутся все посвященные мира сего. Вот какие слова по этому поводу вкладывает автор в уста главного героя своего произведения Алхаста:
«Да, Мадар, немудрена наука, которой я овладел, не довелось мне познать сокровенных глубин знаний. Везде, где я учился, методы преподавания наук были ущербны. Там учили всему понемногу, как будто боясь, что ученик постигнет сути вещей и событий… Поэтому и «ученость» моя весьма поверхностна. Ты, наверное, ожидал увидеть во мне нечто иное… И все-таки более углубленно я изучил языкознание. Для меня было в радость постигать эту науку. В этом плане я тянулся чуть далее того, что нам преподавали…
Тот путь обучения и овладения науками, которым я воспользовался,
оказался неверным. То, чему учишься, сидя в четырех стенах, не наука, Мадар.
Этого то - я постиг… Познания, опыт есть в естестве каждого человека и в природе, окружающей нас. Лишь только тот, кто умиротворил свой дух, укротил телесную оболочку, привел их в гармонию с природой, постигнет потаенных глубин знаний и сущности бытия. Я верю в эту истину… Поэтому, Мадар, на твой вопрос я даю такой ответ: я пытался овладеть науками, но не сумел постичь их сути…»
И дальше: «Если хочешь познать ведомый и неведомый тебе мир, изучай человека, каждый человеческий индивид, организм – целая вселенная, с едиными закономерностями, исканиями и рефлексами; если хочешь познать человека, то познай самого себя, все человечество – и есть ты, с идентичными устремлениями, желаниями и предназначением. Тот, кто смог в полной мере познать человека, сумел познать и недра земли, бездну океанов и небесные высоты, словно увиденные собственными глазами, прочувствованные прикосновением рук. Знания приходят только после усердных поисков. И пусть ищущий знания держит в согласии с волей Всевышнего свою душу, тело, мечты и помыслы; в чистоте место трапезы и жилище свое».

... И тут я проснулся и вскрикнул: "Что, если
страна эта истинно Родина мне?
Не здесь ли любил я и умер не здесь ли,
В зеленой и солнечной этой стране?"
И понял, что я заблудился навеки
В пустых переходах пространств и времен,
А где-то струятся родимые реки,
К которым мне путь навсегда запрещен.

Н.С.Гумилев

…Старец Ачакхан Таьшта – один из персонажей трилогии Юсупова, «Хранитель великой тайны Туш-лама», в форме завещания излагает своему собеседнику и преемнику Муоче фундаментальные мысли тысячелетней народной мудрости (философии), которые, хотя и не без противоречий (вернее – разночтений одной и той же проблемы), все же навевают некоторые параллели с положениями этнографической (Лев Николаевич Гумилев, этнолог) и других наук современности (о чем будет сказано ниже):
«Книга Нации! В этой пещере схоронили наши отцы Книгу Нации вайнахов. Народные предводители, собравшиеся на поляне книги, придут к единому соглашению, как и в былые времена…
Всесильная длань рока творит свое никому неведомое дело, Муоча. Никогда – ни у отдельного человека, ни у целой нации – день не приходится на день. Плохое или хорошее – все имеет конец. Когда время, собирающее из годов длинную вереницу веков, на определенном этапе своей неумолимой поступи полнит судьбоносную для ойкумены чашу спокойствия и равновесия, все живое (растения, животные, человек) приходит в смятение и в брожение. Подуставший бык перекатывает порядком обветшалый шар с рогов. Начинаются наводнения, извержения вулканов, местности, которым уготована незавидная участь, оказываются погребенными под потоками сели, обвалами и оползнями. Одна за другой начинают рушиться земные тверди, и тверди человеческих душ. Человеческая натура погружается в животное состояние – культура, этика, мораль, благородные обычаи и традиции – эти истинные сокровища любой цивилизации, высокие нравственные идеалы гуманизма, взлелеянные, воспетые, всхоленные, возведенные человеком в ранг высшей добродетели, вмиг оказываются растоптанными и вывалянными в грязи. Люди, вырвавшись из рамок табу, недозволенного, подобно трусу, низвергшемуся ниц перед врагом, теряют всякое человеческое достоинство. И пройдет немало дней и ночей, месяцев, лет прежде чем это безумное буйство жизни снизойдет на нет, и все войдет в привычное, естественное русло, успокоится и остепенится, отстоится, осядет муть греха, установится
былой миропорядок, хаос уступит место гармонии…
Некоторые этносы навсегда исчезают с лица земли, другие, ослабнув, подпадают под вассальную зависимость от более сильных. Жалкие остатки рассеянных этносов, сбившиеся в разбойничьи шайки, начинают объединяться с себе подобными и провозглашают себя новым народом. Подобный разноплеменной «союз», спустя некоторое время, начинает приносить зло всему остальному миру. Но правда, век его бывает недолог. В бесполезное занятие выливается то, что «новые этносы» накапливают военную силу, расширяют свои владения: порожденное злом во зле и погрязает. Другого не дано. Кажущийся порядок, который, естественно, зиждется не на нравственных устоях, а на силе принуждения, праве сильного, не есть (божественный) закон. Хаос способен породить только хаос. Нация без прошлого не может иметь будущего».
У Л.Н.Гумилева в труде «Древняя Русь и Великая степь» мы находим понятие о «блуждающем (правда) суперэтносе» – евреях. Вот как он сам об этом пишет и поясняет: «В первом тысячелетии новой эры был еще один суперэтнос, без территории, без централизованной власти, без войска... но он был. Евреи, рассеянные от Германии до Ирана, жили, не теряя своего внутреннего единства, несмотря на внешнее разнообразие. Среди них были носители разных культурных традиций, разных идеалов, разных стереотипов поведения. Восточные евреи не были похожи на византийских или немецких, но ведь мы и называем их не этносом, а суперэтносом. И в IX в. настало время им сказать свое слово. А так как это "слово" было произнесено в Хазарии и весьма значительно отразилось на судьбе хазар, то придется проследить, как и почему это могло произойти. А для этого нам придется углубиться в древность и проследить судьбу восточной ветви иудейской общины и ее связи с Ираном. Этническая история евреев была извилиста и многообразна, но трансформации, возникавшие вследствие пассионарных толчков, видоизменяли их не менее, чем все прочие этносы. При этом менялись даже облик культуры и догмы религии, феномены куда более устойчивые, чем этнические стереотипы, но сохранялся этноним, что и вводило в заблуждение и невежественных людей, и даже ученых…этот этнос был вначале сложносоставным. Евреи, став монолитным этносом, представляли собой антропологическое разнообразие.
По Гумилеву, вершителями судеб мира становятся и два других «этнически размытых» интернационализированных суперэтноса – христианский и мусульманский. Т.е. доминантой вместо чисто этнической первоосновы для него, в отличие от видения данной проблемы народной философией, изложенной У.Юсуповым в романе «Къоман Тептар», в народном же составляющем, становятся мировоззрение и религия. Этническая составляющая проблемы нивелируется до уровня «этнических стереотипов, куда менее важных, чем более устойчивые феномены: культура и догмы религии, а «путаницу» во все это вносит сохранившийся этноним (то, что от прежних этносов остаются имена) - в этом суть разницы в подходах к данному вопросу цитируемых авторов, о чем и было сказано выше.
Хотя мы, наверное, несколько и упрощаем, все-таки хочется высказать мысль, что именно поэтому «суперэтносы Гумилева», в отличие от «первозданно чистых наций», даже не имея общего «кровного» прошлого, но имея одну общую на всех идею (вернее – цель мировой гегемонии), обретают перспективную «земную» будущность. Из всего этого напрашивается следующий весьма драматичный вывод: история от лукавого суперэтносов, а если быть точнее и называть вещи своими именами – «великих» народов, отметая все законы божественных предначертаний нациям, начинается на осколках разбитых этносов – «малых», первобытных народов, которые сами при этом уходят в небытие. - Об этом нас, представителей малого (по численности, но, ни по каким другим критериям) народа, и пытается посредством своего большого писательского дара, предупредить истинный сын чеченского народа Усман Юсупов.
Судя по утверждениям ученых, на Земле сегодня насчитывается приблизительно 4 тысячи наций и народностей (этносов), которые исчезают с ужасающей быстротой. У каждой из них свой язык и культура, национальное самосознание и мировоззрение, в соответствии с которыми складываются условия их быта и существования. Исчезни единицы из них, этот факт официальной статистикой так и останется незафиксированным, а ученые и далее будут утверждать о существовании на земле приблизительно 4 тысяч этносов…
Подобных примеров история знает массу, такой же порядок вещей сохранится и после нас, Муоча. Чтобы на изломе исторических судеб, в дни эпохальных перемен нация оставалась нацией, а разбитую, рассеянную по всему миру, куда вновь собрать ее монолитом, громадой стояла, видимая из самого дальнего далека твердь земли родной, в день, когда год разминается с годом, стала возможной символическая совместная общенациональная трапеза за единым «родовым котлом» (тайпанийн яй), чтобы ни один из сыновей Турпала Нахчо не отрывался от своих корней, у вайнахов должна быть единящая их, общая на всех духовная опора. И такой опорой тысячелетиями ранее был и тысячелетиями еще будет Туш-лам (гора, на которой первопредок (этнарх) чеченцев разбил свою первую стоянку – туш (дайша туш тоьхна меттиг), общеродовая гора всего нахского этноса, его земля обетованная). В этой пещере, где мы находимся, в недрах этой горы, где находится пещера, схоронили вожди вайнахов в древние времена Книгу Нации. Придет время, когда об этом нужно будет громогласно объявить во всеуслышание. Пока оно не настало, хранить великую тайну горы и пещеры – священный долг истинных къонахов. Посвященный в эту тайну не имеет права быть похороненным нигде, кроме как на Туш-ломе. Такова воля и завет отцов. Ну что ж, Муоча, теперь тебе самому лучше знать, кого приводить в пещеру после себя…
«Когда звезда двух жизней Воина», разделив небосвод надвое, перерезав Млечный Путь, удлиняя хвост, кометой пронесется в 33-й раз (33 - магическое число Кавказа), народы вновь начнут оспаривать обветшалую, дряхлую, задыхающуюся планету-старушку. В холодном крике изойдется ДегIаста (Отчий край). Рыцари чести и доблести, благородные и отважные девы в бессилии что-либо изменить, обезумеют от обрушившихся бед и страданий. Наступит роковой день предопределения...
Просвещенный своим временем, но умеющий извлекать верные уроки из прошлого; всецело познавший этот мир, но не оторвавшийся от Родины; в совершенстве изведавший характер, традиции, культуру, скрытые устремления, дальние расчеты врага; рожденный матерью-чеченкой отцу-чеченцу сын взойдет на вершину Туш-лама. Он откроет священные медные врата. Выверенным в соответствии со своим временем, красивым, благородным языком донесет он до детей Турпала Нахчо оставленное славными отцами правдивое Слово, их завет. Угнетенные безысходно тяжкими мыслями молодцы, словно божественное откровение, воспримут Книгу Нации. Неведомой доселе мощью нальются их ослабевшие члены, ясным светом озарятся почерневшие от горя лица, заново обретший, познавший самого себя народ воскреснет и восстанет для себя и мира. Одинокие башни превратятся в города, хутора - в села; за место одного очага жизнь вдохнется в десять новых, вместо десятерых встанут сотни сыновей; снова будут приносить плоды благодатные сады и пашни; а в хлевах – множиться домашняя живность и скот…
У вайнахов есть традиция, что уходящий в мир мрака, оставляет живущим после себя в мире света завет. Мой завет будет краток!.. Нация, предавшая, покинувшая Землю Отцов, впредь, даже если разверзнется земля и падут небеса, никогда не будет таковой. Даже ДегIаста всего лишь часть суши, если на ней не живут вайнахи (как нельзя здесь, кстати, вспомнить, уважаемый читатель, сказанные великим русским писателем Михаилом Шолоховым после сталинской депортации чеченцев слова, что Кавказ без чеченцев не Кавказ(!). Рыцарям чести, рыцарям духа завещаю я беречь их – землю и народ – как зеницу ока. Мечом и словом, всеми силами благородных сердец, душ, всеми помыслами.…
Наполовину враг, кто более своих предпочитает чужие традиции и обычаи. У такого не должно быть права голоса. И да не изберут вожаком даже над тремя имеющего нечистые корни, не допустят до предводительства, страстно возжелавшего его. Пусть не вырастет сын, видящий собственное счастье вне счастья Отчизны, и потом рабов да не будет осквернена священная земля нахов.… Пусть растут в ДегIасте благородные сыны и дочери».
Устами старого чужеземца персонажи романа У.Юсупова, а вместе с ними и читатели, шаг за шагом проникают в сокровенные глубины тайны Туш-лама:
«Видимо, и вы не знаете тайну Туш-лама. Хотя я нисколько этому не удивлен. Хозяева вашей земли посвящают в его тайну только особо избранных, проверенных къонахов. Они ведают сокровенным смыслом этой тайны и знают ей настоящую цену. Но и они не знают всего. Они считают эту тайну лишь некой собственностью, достатком, даром судьбы, доставшимся вашему народу. Какие бы тяжкие времена ни наступили, они надеются и верят, что духовная и материальная благодать, сконцентрированная на этой горе, способна спасти вас от погибели. И это действительно так, но есть еще нечто большее. Многие люди со стороны знают об этом, втором смысле тайны Туш-лама. И они всегда будут стремиться в ваш край. Они будут искать обетованную гору, будут пытаться отнять ее у вас… потому что именно в ней – истоки человечества, ключи к миру. Она и есть смысл всего мироздания. Все народы, животные, птицы, вплоть до насекомых – с этой горы, где бы сегодня они ни обитали. Она – начало всех начал! Ни один ученый не ставит под сомнение то, что это действительно так. Судя по тому, что говорят, там же будет и последний приют всему сущему, фатальный конец мирозданию. Истина философии жизни, длинного промежутка времени между началом и концом, также нашла свой приют на Туш-ламе. Вы удивлялись, что в самых неожиданных местах можно встретить много людей, знающих ваш язык. И в этом есть свой смысл. Ваш язык очень древний, некоторые отцы-ученые утверждают, что именно на нем говорил один из двух наших общих отцов (Яфет). Не знаю. Но истинно верно то, что тайну Туш-лама поставить на службу можно только посредством вашего языка. Поэтому пытающийся постичь «тайные знания», хочет он того или нет, должен знать нахский язык лучше самих нахов, на нем говорящих».
Здесь явно проступает сюжет с Ноевым ковчегом и волнующая до сих пор умы человечества загадка местоположения библейской горы Арарат. Основывающимся еще на данных советской школы языкознания нам, было подумалось, что старый еврей Юсупова не совсем точен в следующем («Скорее всего, - пробежала мысль, - мы имеем дело с опечаткой»): у современного человечества номинально в лингвистическом плане три, а не два общих отца – Сим, Хам, Яфет – «в библейской традиции сыновья Ноя, от которых после всемирного потопа населилась вся земля» (БСЭ). Именно их имена легли в основу того, что лингвисты подразделяют языки народов мира на семито-хамитские, яфетические и др., а «…грузинская эпонимическая традиция (что не было секретом и в достопамятные советские времена) признает первопредком вайнахов Кавказоса – сына Яфета (С-М. Хасиев, «Чеченцы», научно-публицистический независимый журнал «Пхьармат» (Прометей) №I за I992 г., стр. 63, Грозный «Книга»).
Здесь, пожалуй, и кроется главная изюминка сюжетной линии «Книги Нации» Юсупова – у него история нахов-чеченцев еще более удревняется. В свете целого концептуально-историковедческого пласта, доминирующего в общественно-публицистической мысли чеченцев (и не только) последнего времени, Юсупов, несомненно, имеет в ввиду под двумя общими со всем остальным человечеством, отцами чеченцев непосредственно самих величайших пророков человечества Адама и Ноя.
Если внимательный читатель помнит, в самом начале этого скромного труда мы, заинтригованные Юсуповскими Туш-ламом и Книгой Нации, задались вопросом: может, «путь земной» чеченцев есть нечто иное, чем воспринимаемые человеческим разумом рамки божественных религий? - То, что история официально перевирается, для нас никогда не было секретом – сомнения были относительно трактовок «священных текстов». Ниже в свете новых веяний в исторической мысли чеченцев XXI века мы и попытаемся осветить данные проблемы, так как именно с этих позиций выступает и сам автор исследуемого нами произведения – Усман Юсупов.
В I999 году, в зловещий, гнетущий, довлеющий безысходностью от надвигающейся национальной катастрофы над умами и душами чеченцев драматический момент самого преддверия полномасштабной активной фазы т.н. второй «чеченской» кампании, на невзрачной, уже полуразрушенной в ходе первой «чеченской» войны типографской базе «Грозненского рабочего», увидела свет невзрачного же исполнения книга Дени Баксана «След сатаны на тайных тропах истории». При всех недостатках ее содержания, порой и тенденциозности, эта книга заставила поверить многих чеченцев, что они не только извечная никчемная жертва на заклание на игрищах сильных мира сего (что усердно вдалбливалось в сознание народа развернутой тогда античеченской истерией в российском обществе), а и отпрыск великих предков с великой миссией на этой земле – в силу дьявольских козней, превращенной, вопреки воле Всевышнего, в юдоль скорби и обитель греха. Эта почти мистическая, сакральная вера в свою сопричастность к чему-то великому, пускай и полному драматизма, еще в полной мере не осознанному, помогла, всколыхнув сознание, очень многим людям не впасть в животное состояние безвольных жертв войны, выжить, выстоять морально и нравственно в том человеконенавистническом аду. Конечно, были адепты, которые находили в мыслях и словах Баксана и других, созвучных ему авторов, некие догмы и фетиши – но только – в силу собственного невежества и человеческой несостоятельности… Сегодня, к сожалению, мы не располагаем данной книгой, чтобы сказать о ней большего. Но у нас есть возможность выразить, хотя и запоздалые, слова признательности в адрес ее автора, вызвавшего, как сказал бы Л.Н.Гумилев, мощный пассионарный всплеск в самосознании целого поколения чеченцев в те роковые дни предопределения, когда решалось, быть или не быть им на этой бренной земле, что мы искренне и делаем…
Юсупов в «Книге Нации» выступает пламенным приверженцем идеализма в осознании и осмыслении этнического «Я» чеченского народа. И у него есть свой Сеннаар – ЦIена ТогIи (Чистая или Священная Долина):
«Диковинное это было место. Взору, брошенному с окрестных вершин, представлялось ровным лесом, но углубляешься – склоны, обрывы, кремниевые скалы. Дерево в низине высоко взметнулось ввысь, а что на пригорке – крону стелет низко. Словно стыдясь промеж собой вырасти одно выше другого, кроны деревья несли на одном уровне. Поэтому сверху место это казалось идеально ровным, без единой выемки-бугорка. И это было - в своем роде - удивительным проявлением равенства!
А дома живущих здесь людей… Прислоненные тыльной стороной к
скалам, возведенные из подогнанных, обтесанных прямоугольных камней невысокие башни. У одних, приютившихся в низинах, было по два этажа. С маленькими застекленными окнами, приземистыми крышами, крытыми черепицей, они, хотя и не такие, как принято у равнинных жителей нарядные, подобно невестам на выданье, тем не менее привораживали глаз непритязательной, какой-то первобытной красотой и представлялись довольно просторными изнутри. Теперь Алхасту послышались и детские голоса. Обернувшись в ту сторону, стали видны и сами играющие они … Маленькие дети лет, верно, девяти – десяти … Обычная детская возня… Топот – беготня… Споры-ссоры... И тут же, как ни в чем не бывало - мирение… С застывшим взором стоял Алхаст, заглядевшись на них, точно пригрезилось, что посреди этой неугомонной ватаги ребятишек он узрел собственное детство и себя, прежде времени гонящего его прочь.
Очарованный этой изумительной картиной, поверивший было, что очутился в стародавнем времени, бросая окрест неустанным взором, в котором так и светились искорки неуёмной жажды познаний, бродил Алхаст по округе. Бывало, что ему встречались и люди. Мужчины и женщины. Но никто из них не заговорил с ним, да и он не пытался перемолвиться с ними словом.
Алхаст нашел здешних жителей с ясными и светлыми ликами, лицами – кровь с молоком, степенными в движениях, свободными духом и укладом жизни. Одеяние… Одеяние этих людей… независимо мужчина - женщина, стар – млад, было одинаково скромным, свободного стиля-покроя, скрывало тело, но в тоже время, совершенно не сковывало движений. На них была одежда вайнахов, которую и сто, и двести лет назад носили наши отцы… Было слышно, как эти люди переговаривались меж собой. Язык, на котором они говорили, тоже был особенным, ни в одном слове, звуке его не слышалось чужестранных ноток… И вновь Алхаст ощутил слащаво-томящий привкус духа старины. Оказывается, не только нос и язык, но и глаз, и ухо способны ощутить его дуновение.
Что о животных-то говорить, Алхаст, когда и человеку не всякому дано достичь Священной Долины и познать ее… Священная Долина хранима мольбами людей, облагодетельствованных Всевышним. Создатель внял их просьбам. Почему? Да потому, что достойными ответа людьми, руками с кровоточащими от тяжкого труда волдырями, воздетыми к небу, они выпрошены! Потому что дух, исходящий из их груди, не был замусолен жирной плотью, но был облагорожен истонченным, жилистым, натруженным нутром! Потому что им было ведомо святое таинство прошения и воздаяния! Потому что сердца их были смягчены знанием! Потому что они плакали, не в силах сдерживать рыданий и слез… Этим праведным людям нужен был клочок суши, сбереженный Всевышним от дьявола. Такую землю они почтили за свой стяг… сень которого желанна для страждущего встать на праведный путь, кому она – вожделенная цель. Опорой, чтобы выстоять, священной твердью духа считали они подобную пядь суши для того, кому вскружила голову, превращенная в обитель греха и разврата, планета…
Теперь-то ты знаешь, о сын Абу, где находишься?»
Здесь мы должны осветить одну особенность идеалистических воззрений нашего автора: вера по нему далеко не слепое преклонение, а скорее – осознанная данность, свет неискаженных божественных знаний, насущное, естественное стремление найти путь к Истине – т.е. к Богу. Даже излагая сакральное, Юсупов далек от «магии мистики». Вот какой из-под его пера предстает перед читателями ночь снисхождения на Берсу – шейха Божественного откровения, благословляющего того на священный путь проповедования среди своих соплеменников Ислама:
«Да, это ночь была, люди, неповторимая чудная ночь! Пришла, исчерпывая старое, даруя век новому! Ночь, когда СЛОВО, самое правдивое из правдивых, верное из верных, сущее из сущих СЛОВО Создателя нашего, довершая все сказанное прежде, снизошло на ДегIасту. Не раскалывали небосвод громы-молнии, не разверзлись, не пролились дождем «хляби небесные», не поднялась буря-мгла. Тихой и ясной была легшая на землю ночь. Струился мягкий лунный свет, в такт молчаливому напеву тишины раскачивались леса и луга, смолкли птицы, в мире почили звери, …в ночь, когда вся природа пришла в умиротворение с собой!»
В этой ночи, как мы видим, нет внешней «атрибутики» таинств и чудес, несусветного – они и не нужны для истинной веры. Но здесь есть глубоко скрытый смысл сакрального, о котором мы так много говорим. Он заключен в щедром проявлении великолепия божественной благодати Всевышним по отношению к своим созданиям, в этой ЕГО всепоглощающей вселенской любви, которая и есть сама величайшее таинство.
Усман Юсупов, будучи подлинным художником – мастером слова, обладает уникальной способностью чувствовать проявления Создателя… в дуновении ветерка, шелесте трав, журчании родника. И призывает нас: надо только лишь научиться понимать язык Творца! Слова ЕГО в самих ЕГО творениях, т.е. в нас самих, в окружающем мире, в природе. Бог говорит с нами на языке нашего разума, на языке нашей совести, но не греховных желаний!
«…Расти, учись. Более других слушай природу. Совершающая круговорот вода, водой рождаемый ветер, ветром колышимые травы, животные, кормящиеся травами, расскажут тебе гораздо мудрее, чем сплетенный из желаний человеческий язык. Всматривайся вверх, в небесные выси, всматривайся вниз, в недра земли, всматривайся в окружающие тебя горизонты; принимай лишь ту Истину, которая не противоречит всему этому…»
Признаться, автору этой скромной статьи редко когда доводилось читать посредством высокохудожественных средств родного языка столь пронзительно-драматично звучащую картину сотворения мира, какую мы находим у Усмана Юсупова в романе-трилогии «Къоман Тептар»:
«Вода, низвергшаяся с неба, ниспала в море-океан, переполнилось море, враждуя, вспенились бурунами соленые и пресные воды. Вода победила сушу… Засветило солнце, вовсю засветило солнце. Вода, лившая с неба, «воспарила паром», море, море, что раскинулось, отвоевав всю землю, измельчаясь на доли, собралось в впадинах. Отжалась, высохла хлипкая было земля, пробудилась придавленная сном земля. Поборола суша воду… Заговорил тогда человек с человеком на языке… сличенном долями, выверенном по плодам его, выправленным, взвешивая чувствительнейшими весами, языком. Из каждого звука творя образ, письмом узорным выложили орнамент языка…»
И с тех именно времен:
«Праведную великую истину, бережно храня, донесли до нас къонахи. Они оставались верны этой тайне даже тогда, когда земля взрывалась вулканами, горела, подобно головешке от молнии, превращалась в зловонную ядовитую жижу. Для благодати ниспосылая на землю пророков, на беду живущим водворяя на властвование мирских правителей, текло время. Менялся уклад жизни, а заодно – нравы, привычки и обычаи. Благостной вечности в чертогах Всевышнего люди предпочли мгновение суетной мирской жизни. Более чем пред Владыкой всего сущего люди стали преклоняться перед земными правителями, не властными даже над собственными телами. И разладилась тогда размеренная поступь планеты. Холодом испытуя обласканных теплом, зноем обжигая пребывавших в прохладе, низвергая воспаривших высоко, возвышая падших стала заигрывать земля всем, что уместилось у нее на спине. Настоящее – перестало быть настоящим, будущее – будущим, природа наполнилась хаосом, «сон разума стал порождать чудовищ».
Но и тогда остались верны тайне къонахи.
Греховное прельстило людей, неправедные богатства, мишура земных
благ пленили их разум. Праведное стало мешать… удерживая за плечи, цепляясь за талию, тянуло прочь от запретного. Растоптали тогда люди все чистое, праведное, светлое. Благородные обычаи, честь и достоинство, милосердие и щедрость – эти вечные прописные истины - стали тяжким грузом довлеть над людьми… Они вываляли все это в грязи, разрушая духовные башни, устремленные ввысь, к Всевышнему. Земля была превращена в обитель греха, за исключением редких оставшихся уголков первозданной чистоты… Сам воздух, атмосфера наполнились ядовитыми
миазмами зла, которыми не мог дышать свободный, первозданный дух человека.
И тогда оставались верны тайне къонахи.
Верное, праведное, сущее слово стали извращать люди… убирая то, что есть, добавляя несуществующее… Вульгарно начали подменять сам язык. Хорошему давали плохие имена, плохому – красивые… Ухищренно изгаляясь, перемешая звуки, в безысходности держали язык, заставляя его изойтись в холодном крике. Тем, для кого неправедное обернулось большим достатком, он стал не нужен, обезумевшие люди не смирялись с участью рабов, пока говорили на чистом языке. Поэтому слуги дьявола стали охаивать его. Выдворенный из городов он водворялся в селах, изгнанный оттуда – на хуторах и отселках, а выпровоженный и оттуда – забился от безысходности, не находя себе места…
Собрались тогда мужи, стали речи говорить… Им не хотелось, чтобы Чистый язык, прижатый к подножью гор, исчез с земли… «Пока на земле есть хоть один къонах, будет и праведный язык, - сказали они. А когда не станет къонахов, то вознесется он в чертоги Всевышнего. Мир, не хранимый къонахами, не достоин праведного языка!»
Вынесли вердикт мужи. Каждый звук, слово, точный смысл собирая, отделяя зерна от плевел, различая зло и добро, отличая греховное от праведного сложили Тептар… Туш-лам определили къонахи, первым на земле вознесшийся к небу. В пещере Туш-лама, закрыв вход медными вратами на трехъязыком замке, схоронили Тептар…
«Знаниями пусть откроют дверь, - сказали къонахи. – Разумом пусть прочитают Тептар!» Шли годы, сменялись века, текло время. Все меньше оставалось къонахов. Постепенно связанное с Тептаром, пещерой, горой покрывалось налетом таинства. Зло, знавшее, что его победа неполная и неокончательная, пустилось в поиски Тептара, чтобы познать его скрытый смысл. Оно не давало пресечься войнам. Кровь человеческая лилась не реками – морями, а нагроможденья из трупов убиенных затеняли собой горные хребты…
Но сумели уберечь къонахи тайну Тептара. Эти славные мужи знали, что время Тептара придет. Они знали: Тептар нужен, умиротворить земное с
небесным. Поэтому и берегли… схоронив до сегодняшних дней.»


Цхьа доьналла дара-кх хьалха – гIовгIане а доцуш,
Дикачу нехан сагIа дара кхайкхийна а доцуш.
Къинхьегамца ирс дехара хIора а хIусам чохь,
Хьанал-хьарам къасто хууш дара Нохчийчохь.
 Автор

Дух рыцарства, священного братства посвященных в великую Божественную Истину, ее хранителей и проповедников красной нитью проходит сквозь все произведение Юсупова. Он размышляет о божественном мироустройстве, радикально расходящемся с правилами человеческого общежития, придуманными людьми, прослеживает причинно-следственную связь, подвигшую человечество на грань нынешних глобальных угроз и катаклизмов.
Ну и, конечно же, было бы не совсем верно не сделать особый акцент на художественной стороне творения Юсупова. То, что по многообразию ходов сюжетной линии, количеству действующих помимо главного героя лиц, событийному, хронологическому ряду, идейно и композиционно оно монументально – не вызывает никаких сомнений даже у самых закоренелых скептиков. Читая «Къоман Тептар» то и дело на ум приходит мысль об поистине энциклопедических познаниях его автора. Но и это еще не все: Юсупов, пожалуй, один из немногих уникальнейших знатоков чеченского языка и фольклора - наших современников. При этом в романе-трилогии «Къоман Тептар» ему удалось весьма органично соединить в единое целое и академическую, и истинно народную мудрость. А на подобное способен лишь по-настоящему большой писатель.
С огромной сыновней любовью, в духе лучших местных эпических традиций живописует нам мастер художественного слова, к примеру, монументальную панораму «Седого Кавказа», передавая не только его внешний, визуальный портрет, но и делая исторические, фольклорные и ментальные мазки, в чем и проявляется, на наш взгляд, особенность художественных образов, выходящих из-под пера Юсупова:
«…Подобно невесте на выданье - пленительный, но не взнузданным диким скакуном строптивый Кавказ лежал у ног Туш-лама. Охмеленная летним солнцем природа томно покачивалась в такт теплому дуновению ветра. Веками подраставшие могучие чинары и дубы, зардевшиеся было робкой девчушкой подростком пригожие тополя, уготовившие из плодов своих пропитание старые груши, пунцовые ольхи, мягкие липы и многие, многие другие деревья, выросшие в девственном естестве, увитые дикой лозой и лианами, спутавшись друг с другом, сплетясь в невообразимый клубок, жили, словно единое тело. Много всякого диковинного - звери, о которых только и ведомо из сказок, птицы, не грезящиеся даже в самых дивных снах - обитало в этом общем для всего живого доме. Сколько охотников, таскавшихся за дичью, натыкалось во влажной полутьме горных лесов на снежного человека - алмаза. Немало было одержавших верх над этим чудовищем-великаном, но также немало писаных молодцев было и изрублено ими своей грудью-топором.
Как тоскливо, как печально становилось вечерами, когда на окраине аула, взывая по имени к заклинаемому на погибель, принимался стенать в заунывном, надрывистом погребальном плаче алмаз: «О, бедный, о несчастный...! Как юн ты еще, как пригож, как жаль тебя, да умрет мать, родившая тебя! Как рано ты засобирался покинуть этот солнечный мир! Как жаль твоих детушек, сиротами остающихся, как жаль столь рано вдовеющей твоей хозяюшки! Как нужен ты им, как не обойтись им без тебя! И не удержать тебя, ты уходишь!». Когда до слуха обреченного, по которому причитал алмаз, долетали эти леденящие кровь вопли, тот немедля брался готовиться к верной и столь близкой смерти. Загодя устроив себе похороны, выпросив прощения у братьев и сестер, близких и знакомых, в последнем печальном взоре навсегда распростившись с белым светом, выбирался горемычный на предсмертную стезю древнего, как и сам этот мир, погоста…
А сколько, сколько было потерявших голову перед красотой белокурой
лесной девы, обезумевших так и не сумев забыть ее прекрасный лик и величественный стан… еще раз, еще один только раз возжелавших увидеть деву, чтобы бросить свое бренное тело пред испепеляющий взор ее огромных, ненасытных очей, посчитавших за великое счастье, в безрассудстве ринувшись на тонкую грань, отделяющую жизнь от смерти, в последнем сладострастном вздохе испустить вожделеющий дух!? Сколько их было, опьяненных терпким запахом кос лесной девы, и в этом не проходящем хмелю, подобно ищущему себе пару весеннему жуку, изрезавших многие горы и долы, таскавшихся по лесным чащобам-глухоманям!? Но не было, други, не было воротившихся исцеленными от этой страстной напасти.
Обильные травы на то и дело попадавшихся лесных полянах, напоенные вдоволь холодными ключами, согретые щедрым небом, обласканные, сдобренные мягким климатом, были для уставшего охотника уютнее шкуры медведя, устланной перед родным очагом. Леса Кавказа нежные как материнская длань для свободного человека и гораздо страшные, нежели ожесточение мстителя для злоумышленника, всегда стояли, превратившись в надежную крепость для вайнахов и в сурового палача для врагов. Поэтому дети Турпала Нохчо и берегли их как отчий дом…»
…Уважаемый читатель, несмотря на всю недосказанность, пришла пора подвести наше повествование к финальной стадии. Право делать выводы естественно оставляем за тобой. Бесспорно одно - интеллектуальная мысль чеченцев современности, благодаря таким нашим мудрым соплеменникам как Усман Юсупов и некоторым другим, витает в гораздо более высоких стратах, чем когда бы то ни было ранее. К огромному сожалению, пока еще даже с очень большой натяжкой не приходится говорить о всеобщей просвещенности нашего общества. Лишь немногие его представители – стремящаяся познать, вопреки всяким догмам и конъюнктуре себя и окружающий мир, часть научной и творческой интеллигенции - вышли на элитарный уровень планетарной мысли и познаний.
Наверное, поэтому в наши дни вырисовывается разительный контраст между высокообразованной плеядой чеченцев и теми, кто в силу стечения самых различных обстоятельств, так и «умудрился» остаться невеждой даже в этот век глобализации и высоких технологий. Правда материальный уровень первых, которые еле сводят концы с концами, несравненно ниже благосостояния многих из последних, не особо утруждающих себя понятиями о чести и морали, особенно, когда дело касается неправедной наживы.
Клич в «лучшем» духе стереотипов, брошенный в последнее время, «обогащаться, будто жизнь вечна и, в то же время, придерживаться канонов веры, словно завтра предстоит предстать перед Всевышним», оказался как нельзя на руку нечестивцам, для которых, как говорится в одной русской прибаутке, не согрешить - значит не иметь повода помолиться, ибо тогда не будет грехов, которые надобно замаливать(!). Подобные «деятели» и делают нередко социально-экономическую погоду в нашем Отечестве, отравляя духовную ауру ее истинных сынов и дочерей, сея семена раздора и внося сумятицу даже во взаимоотношения между властью и обществом. Им, людям с двойной моралью, не понять, конечно, проникновенного полета свободной человеческой мысли, как не понять и честных людей, которые, по их глубокому убеждению, «лишь кичатся своей «непорочной» бедностью». Собственно, им этого и не нужно, лишь бы в мошне бренчала звонкая монета(!)
К огромному сожалению, встречаются подобного рода «дельцы» и в интеллектуальной среде. Иначе чем объяснить тот факт, что, несмотря на непреходящую ценность для общественной и научной мысли чеченцев романа-трилогии Усмана Юсупова «Къоман Тептар», первым двум увидевшим свет книгам этой шеститомной по замыслу автора серии не нашлось места в книжных фондах республиканских библиотек, ломящихся, между тем, от закупленных на государственные деньги никому ненужных, сомнительного литературного достоинства «фолиантов» некоторых «поэтов и писателей», которые, как хорошо известно в писательских и журналистских кругах республики, и писать то, собственно говоря, не умеют(!).
 Впрочем, и это всего лишь одна из граней нашей трагедии – неумение воздавать Богу Божье, а кесарю кесарево или полное неведение относительно того, что творим… А между тем как выбраться из порочных «мирских» кругов и учит нас «Къоман Тептар».
 
К автору романа «Къоман Тептар». Счастливого пути, Усман, твоему гениальному произведению. Желаю преуспеть донести до каждого из нас «Книгу Нации»! С братской признательностью к тебе, как к человеку и писателю с большой буквы,
Арби ПАДАРОВ, поэт, журналист, член Союза писателей и Союза журналистов ЧР и РФ