Будда и Моисей

Владимир Фёдорович Власов
БУДДА И МОИСЕЙ


(роман)


(ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА)

Когда я ещё, будучи студентом Канадзавского университета, жил, учился и работал в Японии, то познакомился в небольшом городке Ёсида-мати префектуры Ниигата с настоятелем дзен-буддистского храма «Роккакудзи» отцом Гонгэ. Он был родом из этого городка, который я скорее назвал бы большим селом, да и назывался-то он словом «мати», как селение, в отличие от понятия «тоси», что означает небольшой городок. В этом городке у него жили родственники, и он приезжал их навещать. Его храм находился высоко в горах Синано, в тех местах, о которых писал ещё в своё время знаменитый писатель Симадзаки Тосон, произведения которого мне также нравятся, как и повести моего любимого писателя Тургенева. Кстати, в их стилях есть много общего, возможно, Симадзаки Тосон писал свои произведения после русско-японской войны 1905 года, находясь под впечатлением от романов нашего писателя, с которым впервые познакомилась тогда японская интеллигенция.

Я встретился с отцом Гонгэ на одной пирушке у мэра. Местное общество было дружное и сплочённое, почти все жители городка знали друг друга. Когда мы разговорились с отцом Гонгэ, и я ему чем-то понравился, он стал говорить мне очень странные вещи. Речь зашла о романе Симадзаки Тосон «Нарушенный завет», и я сказал, что очень интересуюсь народом айну, аборигенами японских островов, о жизни которых писал автор романа. Я знал, что айну, заселявшие острова ещё до прихода на них японцев, отличаются от них внешне, у них растёт густая борода и многие из них голубоглазые. В основном они занимались скотоводством.

Будучи в Японии париями и считавшимися японцами «нечистыми», они как-то вообще выпали из внимания японской общественности. Мне очень хотелось встретить хотя бы одного айну, и тут вдруг отец Гонгэ мне объявляет, что один из его духовных воспитанников, монах Мосэ, является представителем этого народа. Более того, я узнаю со слов Гонгэ, что айну являются одним из затерявшихся в Азии колен евреев, которых когда-то в глубокой древности персы, пленив, увели из Земли Обетованной в Вавилон. Более того, храм Роккаудзи, в переводе означавший «Храм шести углов», имеет своим символ звезду Давида. Когда я это услышал, то почувствовал, что стою на пороге открытия, мировой сенсации. Пирушка продолжалась, и чем больше было выпито саке и пива, тем откровеннее становились наши разговоры с отцом Гонгэ. Узнав, что я изучаю японскую литературу и хочу стать писателем, он сказал, что некоторое время жил вместе с одним европейцем-писателем, который гостил у него в храме и тоже изучал японскую литературу. По вечерам тот писал рассказы о будущем.

- Как? - удивился я. – Он делал прогнозы на будущее, или же был фантастом?

Он рассмеялся и заметил:

- Ни то и ни другое. Он сам предсказывал будущее. Он просто слышал в шелесте листьев дерева шёпот тонких сущностей о будущем нашей планеты. Дерево само разговаривало с ним. Помните, как дело было с пелазгами у древних греком, с которыми тоже разговаривали деревья.

- Он слышал будущее? – я ушам своим не верил.

- Да, - ответил священник. – И очень страшное. Он сказал, что скоро Японии не будет. Вся она разрушится и уйдёт под воду.

- Он кроме вас ещё кому-нибудь это говорил? – спросил я.

- Говорил, но никто ему не поверил, посчитали его сумасшедшим.

- Однако, - признался я, - в такое трудно поверить.

- Вот и они так говорили, - сказал он, кивнув на моих японских друзей, предающихся веселью. – Пир во время чумы.

- А доказательства? – спросил я его.

- Есть доказательства, - сказал он, - я лишился двух своих учеников-монахов. Оба они исчезли, перешли в другое измерение, так сказать, в параллельный мир, или в иное время: в прошлое или будущее - этого я не знаю. Одного звали Хотокэ, а другого - Мосэ. 
 
- Странные имена, - заметил я, - как я понимаю, Хотокэ переводится как Будда, а Мосэ – Моисей. А ваше имя пишется двумя иероглифами как «Воплощение»?

- Совершенно верно, - улыбнулся он.

- Неужели воплощение Будды!? – шутливо воскликнул я.

- Всё может быть, - добродушно рассмеялся он, - я пока сам этого не понял.

- И чем же занимались ваши ученики?

- Дело, которым занимались они, наши власти с американцами засекретили, - ответил он.

- Интересно, что же это за дело такое? - спросил я, ещё больше удивляясь.

- Дело об экспериментах НАСА с электронными ловушками, которые американцы расставляли по всей Японии возле самых старых деревьев.

- Зачем? – удивился я.

- Этого они нам не говорили. Проводили какие-то свои секретные эксперименты. Вы же, наверное, знаете, как трепетно японцы относятся к деревьям. Для нас буддистов, но особенно для синтоистов, дух дерева является богом, проводником в прошлое и будущее. Недаром когда-то в древности пеласги, жившие среди греков, также как и этот писатель, по шелесту листвы дубов могли предсказать будущее. Ведь старые деревья являются самыми древними представителями жителей нашей планеты. А у нас в Японии есть деревья в возрасте нескольких тысяч лет. Таких деревьев больше не сохранилось в мире. И правительство их объявило национальным достоянием и сокровищем. Повсюду в мире деревья вырубаются, а у нас сохраняются. В Японии нельзя рубить деревья. Наша страна – единственная в мире, где площадь лесов увеличивается. Всю древесины мы ввозим в страну из-за границы. Дерево для Японца – святыня, потому что дух деревьев связан с прошлым и будущим, а их жизнь – с мировым вселенским временем. В моём храме тоже есть такое дерево, с духом которого он и общался.

- И что же ему сказал этот дух? – спросил я с замиранием в сердце.

- Он сказал, что приближается время мирового катаклизма. Япония затонет в мировом океане, как корабль. Погибнут почти все японцы. Исчезнет с лица земли Австралия, часть Америки и Европы, половина Азии тоже будет залита водой. Сохранится только Россия с западной и восточной Сибирью. Многие народы там найдут своё убежище.

- Неужели такие пугающие предсказания? – удивился я.

- И всё начнётся с Японии, - ответил Гонгэ, грустно покачав головой, - уже началось.

- Не может этого быть! – воскликнул я.

- Вот, - сказал он, доставая из своей дорожной сумки тетрадку. - Здесь он записал всё, что было, и что будет. Отдаю вам её, можете использовать, как хотите. Всё равно она здесь в Японии никому не нужна. Да и никто не понимает языка, на котором она написана. От неё у меня будут только одни неприятности с властями и американцами. Я специально её захватил с собой, чтобы передать вам. Может быть, вы с ним встретитесь и вернёте её ему. Он так неожиданно покинул тогда мой храм, что забыл некоторые свои вещи. Если вы его встретите, то напишите мне, я перешлю ему всё, что он тогда забыл у меня. Я пришёл на эту вечеринку лишь затем, чтобы встретиться с вами. Ну, а если не найдёте его, то уж пусть эти записи хранятся у вас. Всё равно, по его словам, скоро везде здесь будет вода. Может быть, в вашей стране найдутся благоразумные люди, чтобы подумать о будущем и как-то побеспокоиться о безопасности мира и человечества.

Я заглянул в тетрадь и очень удивился. Она была исписано по-русски почти каллиграфическим почерком.

- Так этот писатель русский? – спросил я у отца Гонгэ.

- Не знаю, кто он по национальности, но выдавал себя за немца. Знал хорошо немецкий язык, потому что носил с собой библию на немецком языке. Может быть, русский, может быть, еврей, а, может быть, немец. Но то, что он был православный, за это я ручаюсь. В деревне Ёсида он хотел открыть православную церковь. Но у него ничего из этого проекта не вышло. Потому что наши жители всегда придерживались традиционной веры, рождались синтоистами, а умирали буддистами. Он имел церковное имя Хризостом, но его все деревенские, почему-то, звали Христом Иесу - Иисусом Христом. Смеялись над ним, но на его проповеди ходили с интересом. Я думаю, что он путешествовал по Японии от русской православной церкви, но вот был ли он священником, я этого не знаю.

Я поклонился ему, поблагодарив за столь дорогой для меня подарок, ещё не совсем осознавая значимость этого дара.
После того вечера мы расстались с отцом Гонгэ, и он как-то выпал из поля моего зрения. Прочитав его тетрадку, вначале я отнёсся к ней как к курьёзу, не очень поверил тому, что там было изложено, но со временем меня стали одолевать сомнения. А может быть, всё, о чём он пишет в ней, и что очень похоже на сказку и местами даже на несуразицу, так мне казалось тогда, происходило на самом деле и может ещё произойти. Поэтому, предавая её гласности с некоторыми моими пояснениями, я снимаю с себя всю ответственность за изложенные там мысли, и надеюсь, что читатель сам сделает свои выводы. Мои пояснения приводятся только там, где нашему читателю может быть неясна мысль или источник, на который в своих рассуждениях ссылаются отец Гонгэ и сам этот таинственный миссионер. И ещё, он пишет о себе в рукописи в третьем лице с вымышленным именем, может быть, из-за своей скромности или конспирации. Я, чтобы не вносить лишнюю путаницу, просто назвал его Христом-спасителем, потому что до сих пор не могу понять, какая ему отведена роль в нашем мире.

Эта книга ещё может помочь тем, кто боится смерти.

Чистосердечно признаюсь, что раньше и я тоже боялся смерти, пока не попал в город Ёсида в Японии. Из разговоров с настоятелем буддийского храма Роккакудзи отцом Гонгэ и записей Христа-спасителя я понял, что наша жизнь неуничтожима, и мы вечны, хотим мы этого или нет. Живя в нашем общем доме, называемом Вселенной, мы путешествуем и попадаем из одного мира в другой, меняя нашу оболочку.

Отец Гонгэ считал, что в нашей жизни, как и во всей Вселенной, нет ни начала, ни конца, и ссылался на мнения древних учёных и философов, познавших мир. Так он говорил, что в своей книге «Значение знаков «Рассуждений и речей» и «Мэн-цзы»» знаменитый философ Ито Дзинсай (1627 – 1705) замечает: «Нынешнее мироздание – это вечное мироздание, вечное мироздание – это нынешнее мироздание. Разве есть у него начало и конец?» Поэтому человек, состоящий из энергии этого мироздания, живёт вечно, переселяясь из одной комнаты нашего общего Дома в другую.

Когда же я ему на это возразил, он привёл слова другого философа, учителя Накаэ Тодзю (1608 -1648), который в своём труде «Тодзю сэнсэй сэйгэн» - «Благие речи учителя Тодзю» говорит: «Поскольку всё множество вещей мироздания творится в свете божеств, сиянии духов, то если высветлить нашу светлую добродетель, обретём свет божеств и высветлим четыре моря (весь мир). Посему всё множество вещей мироздания находится в нашей светлой добродетели. Хотя заблуждающийся и думает, что сердце попросту находится в теле, на самом же деле, тело рождено в глубинах сердца. Посему для просветления взора нет различий между внутренним и внешним, тёмным и светлым, наличием и отсутствием». Поэтому мы никогда не умираем, а просто проходим через врата перерождения, которые ещё называем Вратами смерти».

Читая рукопись миссионера, я как бы заглянул через Врата смерти по ту другую сторону нашего бытия и полностью успокоился насчёт своего будущего. Я понял, что я неуничтожим. Если даже меня положат в гроб и зароют в землю, или взрывом моё тело разнесёт на части, а также, если я утону, и меня съедят рыбы, или меня кремируют и мой пепел развеют по всему свету, я не умру. Я перейду в другой мир, который является продолжением этого мира. Там, также как и здесь, я буду находиться между шестью углами – четырьмя сторонами света, верхом и низом. Там меня ждет своё пространство, заключённое в новый «ящик Вселенной» с моими старыми друзьями и новыми знакомыми, с которыми я буду ряд встречи. Возможно, в одном из этих миров я познакомлюсь и с Вами.

До будущих встреч, дорогие читатели.

Автор.



БУДДА И МОИСЕЙ


ДЕНЬ ПЕРВЫЙ


(ДВА МОНАХА)


Какая страна родилась в океане,
Где праздник справляют однажды в четверг?
К её берегам мысль с энергией тянет.
И тянет ковчеги для наций и вер.

Одно из пророчеств Мишеля Нострадамуса о России



Am Anfang schuf Gott Himmel und Erde.



Цель моего путешествия по Японии первоначально состояла в том, чтобы отыскать следы древнего исчезнувшего колена евреев, уведённых персами в Вавилон, для того, чтобы попытаться у них разыскать вывезенные ими святые книги из Земли Обетованной для исправления Ветхого завета Библии.

Отправляясь из России в Японии, я наткнулся на интересную заметку - «Курьёзы времени» в газете «Времена», в ней говорилось:

«До появления племени Ямато Японские острова были заселены айнами, которые там и поныне занимаются скотоводством. У них растут бороды, и они очень похожи на представителей одного из колен еврейского народа, затерявшегося на просторах Азии. Когда японское правительство поднимает вопрос о возвращении Россией «северных островов» Японии, то, может быть, стоит подумать о возвращении всего Японского архипелага Израилю? Ведь айны-евреи имеют притязания на владение этим архипелагом больше, чем сами японцы, по тому же общепринятому праву первооткрывателей и его первых жителей».

Поэтому в Японии я искал в основном следы древней Торы и остатки народа Моисея, и, к своему счастью, наткнулся на самого Моисея. В дзэн-буддистском храме Эйхэйдзи префектуры Фукуи, познакомившись с отцом Гонгэ, я узнал, что у него в северо-восточной горной части острова Хонсю в послушниках ходит сам Моисей. Я тут же сказал отцу Гонгэ, что еду с ним в Синано. Отец Гонгэ показался вначале мне несколько странным человеком. Это я понял из некоторых его рассуждений. Он говорил мне, когда мы вместе с ним ехали из Фукуи в сторону Ниигаты поездом «Синкансэн»:

- Мои монахи, двое учеников Хотокэ и Мосэ, когда перейдут из физического мира в мир иной, воплотятся в двух волнистых попугайчиков Чарли и Ричика. В детстве я держал двух таких попугайчиков в клетке в своей комнате. Эти монахи своим характером очень похожи на тех попугайчиков.

- А где сейчас эти попугайчики, - поинтересовался я.

- Они подохли, но это не важно, - продолжал он. – Впрочем, вернее будет, если я скажу так, что эти монахи и птички, являясь сами по себе прекрасными существами, вначале жили как птицы, а потом воплотились в монахов. Ведь духи существ живут вечно, только с каждым перерождением меняют своё воплощение.

- Интересная теория, - рассмеялся я.

- Но вот только не известно, в кого воплотятся монахи потом, когда вознесутся на небеса, опять в птичек или монахов.

Я захотел сменить тему, но старый бонза настойчиво продолжал:

- Вы скажите, что в моих рассуждениях нет логики, и ещё подумаете, что, я выжил из ума, говоря такие вещи на старости лет. Но прошу Вас, не делайте скоропалительных выводов. Потом вы всё поймёте сами. Я-то уж знаю, что в этом мире из-за непонятного хода времени вообще нет никакой логики.

Я ему ничего не ответил. Некоторое время мы сидели молча, глядя в окна на проносившиеся мимо нас клочки рисовых полей и подступавшие к морю горы.

Отец Гонгэ улыбнулся и нарушил тишину:

- Я вижу, что немного запутал вас, да и сам запутался, не совсем понимая, кто в кого и когда перевоплотился, но это не важно. Так же как ни важно и то, куда течёт время.

- И куда же оно течёт, - спросил его я, тоже улыбнувшись.

- Как-то одна тонкая сущность сказала мне, что в космосе частенько время движется вспять. Вначале звезда взрывается, а потом начинает сжиматься, образуя чёрную дыру, тогда-то течение времени вокруг неё начинает возвращаться в исходное положение. Вначале я не очень этому поверил, но когда позднее познакомился со всем разнообразием миров во Вселенной, то уяснил себе, что, вообще, мир алогичен, и над этим не стоит ломать себе голову. Одним словом, энергия переливается из одного места в другое, как деньги - из одного кошелька в другой. Но всё это тоже не важно. Это говорит о том, что всё в этом мире относительно.

- Вот оно что? – удивился я. – Вы знакомы с теорией Эйнштейна?

- Такой вывод я сделал ещё до знакомства с его теорией, - продолжал он, - и убеждён в этом сейчас, на старости лет, когда потерял всё в своей жизни и продолжаю терять остатки отпущенного мне времени. К сожалению, вся наша жизнь состоит из потерь. Таков уж наш мир. Череда потерь и приобретений сменяется чередой приобретений и потерь, но, в конечном итоге, мы ничего не теряем, а живём вечно, так же, как существуют вечно в пространстве материя и энергия.

Затем он стал мне рассказывать о волнистых попугайчиках, птицах его детства:

- Я родился в большой семье, где кроме меня было несколько братьев и сестер, а также жили два волнистых попугайчика: зелёный Чарли и голубой Ричик. За этими птичками ухаживал я, чистил им клетку, кормил и поил. Братьям и сестрам обычно было ни до них, они настойчиво учились, а я лоботрясничал. Нет, иногда, конечно, они играли с птичками, но чтобы вычистить за ними клетку – ни-ни. Вся грязная работа по уходу за ними доставалась мне. Однако я любил своих птичек. И как я плакал по моему попугаю Ричику, когда его задавила одна из моих сестёр, нечаянно наступив на него в темноте. Я очень скорбел по его безвременной кончине, потому что в жизни он чем-то был похож на меня. Он жил жизнью романтика и поэта, был несколько отрешённым от реального мира. Такие люди и птицы, я думаю, иногда и вам встречаются в жизни. Благодаря Ричику, я чуть было не научился птичьему языку. Даже не обладая задатками полиглота, я бы обязательно овладел этим языком, если бы он остался в живых. Тем более перед этим я начал уже понимать китайскую речь. А уж птичий язык, наверное, не труднее китайского. Ричик любил слушать радио, которое я всегда оставлял для него включённым, уходя из дому. Когда звучали песни, он так искусно подпевал, чирикая, что я диву давался его музыкальному слуху. Он имел привычку выбираться ночью из клетки и прогуливаться в темноте по всей квартире как лунатик. Эта привычка его и сгубила. Трагедия произошла зимой, и я не стал его хоронить - закапывать в холодную землю. Он любил свободу. И ещё любил купаться. Поэтому я завернул его в мешочек из фольги и спустил на воду нашей незамерзающей реки, как хоронят матросов в море. И он не утонул, а уплыл по мягким волнам по освещенной луной дорожке в Дальние Дали, во всеобъемлющую Вечность. Я надеюсь, что такое путешествие для него было приятным. Так я простился с моим другом, почти обретя с ним взаимопонимание. Вообще-то я верю, что существует птичий язык. Язык есть у всех живых существ в природе, даже у деревьев. Важно нам научиться понимать его. Вы скажите, что птичьему языку научиться невозможно. И вообще, спросите меня, существует ли птичий язык? Уверяю вас, такой язык есть, и на нём можно даже сочинять стихи. Просто мы, люди, вообще ничего не видим, что творится вокруг нас. Мы не знаем ни мира, ни жизни тех живых существ, которые живут рядом с нами. Я понял, что птицы общаются между собой на своём языке, когда жил ещё со своими родителями в нашем старом доме. Как-то раз, из-за того, что чердак нашего дома был плохо заделан досками, ко мне в комнату свалился с крыши крохотный птенец, которого я не мог своими силами выходить. Тогда я положил его в корзину, выложив дно сухой соломой, и подвесил на стене нашей бани (офуро). И что вы думаете? Воробьи, услышав писк птенца, собрались на проводах и стали обсуждать между собой, кто будет вскармливать его. Так они решили отдать его одной паре, которая потом и заботилась о нём. Других воробьёв эта пара к птенцу не подпускала.

Мы проехали Канадзаву, где была коротенькая остановка. Когда скоростной поезд отправился, отец Гонгэ продолжал:

- А вы когда-нибудь замечали, как реагируют воробьи на кошку, крадущуюся между грядок?

Я покачал головой.

- Они все хором на низких тонах начинают повторять: «Чук-Чук-Чук» - сигнал тревоги! И все птицы из кустов взлетают в небо, избегая опасности. Я могу привести тысячи примеров их разумной жизни, когда они, общаясь, находят разумные решения. Но речь сейчас не об этом, а о том, что мы, люди, часто не можем договориться друг с другом, если даже имеем общий язык. И уж тем более начинаем враждовать и навлекать на себя несчастья, если наши языки не похожи. Я думаю, что людей на земле не больше, чем птиц. Так зачем же нам враждовать и убивать друг друга?
Вспоминая о своём друге Ричике, а также о двух появившихся у меня позднее учениках-монахах, я подумал, а не найти ли мне человека, который мог бы записать все мои рассказы. Получилась бы хорошая книга о нашем общем взаимопонимании, о том, как сделать так, чтобы нам всем не враждовать, а дружить в этом мире. Ведь наша жизнь такая хрупкая и мимолётная. Может быть, лучше тратить наше время на любовь и на дружбу, а не на ненависть и вражду. Вот только жаль, что излагать свои мысли на бумаге я не могу. Во мне нет писательского таланта. И вот, к счастью, встретил вас.

- Но зато вы очень интересно рассказываете, - похвалил я его.

Отец Гонгэ оживился и, улыбнувшись, заметил:

- Рассказывать я умею. Но вот жаль, слово вылетит изо рта и исчезнет. Унесётся куда-нибудь как птичка. А если бы его записать, то оно останется запечатлённым на века. А есть вещи в мире, которые обязательно должны быть записанными. Потому что они очень важны в жизни. К примеру, мои мысли о времени. Вот вы, вроде бы как даже священник, или имеете там какое-то отношение к церкви. Я думаю, что вам будет интересно то, что я вам сейчас скажу. Когда Бог говорил о сотворения мира за шесть дней, он имел в виду не земные дни, а вселенские. Было бы глупо думать, читая Святое Писание, что Бог создал мир за шесть земных дней. Тогда ещё и нашей земли-то не было. Он её только создавал. Поэтому и время было другое. Там в глубине Вселенной, где обитает ваш Вседержитель, время течёт не так, как у нас. Там нет месяцев и годов. Есть только Божьи дни. Ведь так?

Я кивнул головой.

- Так вот одна тонкая сущность, прибывшая из того мира, сказала мне по секрету, что сейчас во Вселенной идёт 21244-й день после сотворения мира. Но до сотворения мира было ещё 210 дней, когда Всевышний раздумывал, сотворить ему этот мир или нет. Ведь Бог живёт вечно, и у него нет ни начала, ни конца. Его время бесконечно.

Я ему на это ничего не ответил.

- Так вот, - продолжал он, - в нашей Вселенной с понятием времени дела обстоят совсем не так просто, как кажется на первый взгляд, пояснила мне небесная сущность. Есть время божье, есть время небесное и есть время земное. И каждое из этих времён идёт по-разному. Иногда то или иное время начинает идти вспять или перехлёстывает друг друга. Так, Бог живёт по одним часам, тонкие небесные сущности – по другим, а люди и весь животный мир на земле – по третьим. Поэтому наш земной день не равен ни дню Божьему, ни дню небесному.

День клонился к вечеру. Поезд проехал города Тояма, Касивадзаки и Нагаока. Не доезжая до Ниигаты, мы с отцом Гонгэ вышли на небольшой станции. Там нас ждали монахи Хотокэ и Мосэ, вызванные специально отцом Гонгэ из храма для встречи с нами. Монахи поклонились. И вдруг Моисей вместо приветствия сказал фразу, которая основательно поразила меня:

- И СКАЗАЛ БОГ, ОБРАЩАЯСЬ К МОШЕ: «ВЗОЙДИ КО МНЕ НА ГОРУ И БУДЬ ТАМ; И Я ДАМ ТЕБЕ СКРИЖАЛИ КАМЕННЫЕ, И ТОРУ, И ЗАПОВЕДЬ, КОТОРЫЕ Я НАПИСАЛ ДЛЯ НАСТАВЛЕНИЯ НАРОДА». И ВСТАЛИ МОШЕ И ЙЕГОШУА, СЛУЖИТЕЛЬ ЕГО, И ВЗОШЁЛ МОШЕ НА ГОРУ ВСЕСИЛЬНОГО. А СТАРЕЙШИНАМ СКАЗАЛ: «ЖДИТЕ НАС ЗДЕСЬ, ПОКА МЫ НЕ ВОЗВРАТИМСЯ К ВАМ, ВОТ АГАРОН И ХУР С ВАМИ: У КОГО ДЕЛО ЕСТЬ ПУСТЬ ПРИХОДИТ К НИМ». И ВЗОШЁЛ МОШЕ НА ГОРУ, И ПОКРЫЛО ОБЛАКО ГОРУ.

И ОСЕНИЛА СЛАВА БОГА ГОРУ СИНАЙ, И ПОКРЫВАЛО ЕЕ ОБЛАКО ШЕСТЬ ДНЕЙ, И ПОЗВАЛ ОН МОШЕ НА СЕДЬМОЙ ДЕНЬ ИЗ ОБЛАКА.

И ЯВИЛАСЬ СЛАВА БОГА В ВИДЕ ОГНЯ, ПОЖИРАЮЩЕГО НА ВЕРШИНЕ ГОРЫ НА ГЛАЗАХ У СЫНОВ ИЗРАИЛЯ. И ВОШЁЛ МОШЕ В ОБЛАКО, И ВЗОШЕЛ НА ГОРУ. И БЫЛ МОШЕ НА ГОРЕ СОРОК ДНЕЙ И СОРОК НОЧЕЙ.

Так начался мой первый день на священной горе храма Роккакудзи.



ПРОДОЛЖЕНИЕ ДНЯ ПЕРВОГО

(ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ АНГЕЛА)


Настанет день, настанет час, придёт Земле конец,
И нам придётся всё вернуть, что дал нам в долг Творец.
Но если мы, Его кляня, поднимем шум и вой.
Он только усмехнётся, качая головой.

Курт Воннегут «Колыбель для кошки»


Поднимаясь высоко в горы, я увидел небо. Мы взбирались по крутой тропинке, пролегающей между скалами. Монахи несколько ушли вперёд, мы же с отцом Гонгэ шли позади. Отца Гонгэ никак не оставляли воспоминания о его волнистых попугайчиках. Он говорил мне тихо:

- Вот смотрю на моих учеников Хотокэ и Мосэ, которых я люблю нисколько не меньше моих птичек, и думаю. Человеческое сердце всегда должно быть сострадательным к нашим младшим собратьям на земле: к птицам, животным и насекомым именно потому, что часто причиной их гибели являемся мы, люди. Мои ученики тоже жалеют птиц и животных. Птиц и людей связывает Небо. Птицы могут подниматься в небо физически, мы же постоянно поднимаемся туда мысленно. Мои ученики тоже частенько воспаряют в небо подобно птицам. Может быть, они и были в своих прошлых перерождениях птицами? Особо их образованием я не занимаюсь, да они и сами впитывают все знания в себя как губка. Поэтому я предоставляю им всегда полную свободу выбора, не понуждая их к учениям никакого из буддийских направлений. Они берт всего понемногу от школ Тайдай, Сингон, Кэгон и Дзэн, которые, так или иначе, изучали Небо. Я думаю, что сейчас они более начитанные, чем многие настоятели храмом - мои знакомые. Но главное их преимущество - это их духовная чистота. На свете нет безгрешных людей, но я считаю их святыми.

Через какое-то время мы наконец добрались до храма, стоящего на вершине горы. Позднее я сделал о нём даже несколько записей в своём дневнике. Вот они:

«Во дворе храма Роккакудзи в тени огромного дерева кэяки из породы ильмовых приютилась скромная хижина двух буддийских братьев монахов Хотокэ и Мосэ. Даже в жаркий полдень тень от дерева, которому по приданию было более полторы тысячи лет, хранила прохладу в самой хижине и вокруг неё в радиусе семи метров. Ходила легенда, что это дерево было посажено монахом, прибывшим с островов индонезийского архипелага, когда там ещё блистали в своём величии буддийские храмы, подобные Бободуру. Об исламе в тех местах ещё ничего не было слышно. По той же легенде прах этого монаха после смерти был погребён под корнями дерева. Крона дерева поднималась высоко в небо, и у людей, вспоминающих эту легенду, часто возникала странная ассоциация. Им приходило в голову, что тот самый монах, лежащий под деревом, простирает свои многочисленные руки вверх, чтобы из-под земли прикоснуться к небесной святыне и достичь, наконец, того, чего жаждала его благочестивая душа во время всей его подвижнической жизни. Местные крестьяне говорили даже, что буддизм стал проникать в Японию с появлением в их краях этого монаха. Но имени этого монаха никто не помнил.

Когда ветер шевелил ветви, то братьям монахам, вслушивающимся в шелест листвы, казалось, что до них доносится шепот монаха. Слов они не могли разобрать. Как будто он вещал из небытия некую сокровенную тайну. Иногда Мосэ пытался постичь это откровение, слушая шелест листвы, но, увы, он был не в силах понять, о чём шептало дерево.

Позднее, осенью, когда наступали холода и листья кэяки начинали облетать, братья монахи с проникновенной грустью подолгу взирали на листопад и думали о скоротечности мира, о том, что сменилось много обитателей храма, опав, подобно этим листьям, но это дерево продолжало стоять, связывая всех живущих с далёким прошлым.

За четырёхсотлетнюю историю храма Роккакудзи не одно поколение бонз отдыхало в этом дворике. Монахи здесь медитировали, вели споры, шутили и смеялись, придавались молитвам и мечтам, уносились в своих фантазиях в заоблачные выси, страдали от холода в зимнее время или прятались в тени дерева от полуденной жары, укрепляя дух чтением сутр, вдыхали запах коры и листьев, слушали шелест листвы. Сколько мыслей посещало умы этих просвещённых монахов, и сколько взоров было устремлено в небо, туда, куда тянулись ветви этого огромного дерева. Как бы там ни было, но все приходили к единодушному мнению, что в этом дереве что-то есть. Рядом с ним хорошо думалось. И ещё ствол дерева напоминал торс огромного молчаливого великана. Многие монахи, прикасаясь к нему, набирались силы.

Впрочем, сам храм являлся молчаливой тайной, как бы выпадающей из японской действительности. Уже в самом его названии таилась загадка. Роккакудзи – Храм шести углов. Какие углы? Почему шесть углов? Шесть углов не могли представлять углы света, потому как их всегда было не шесть, в восемь. В княжестве Кага князь Маэда четыре сотни лет назад создал «Парк шести сочетаний» - Кэнрокуэн, но и это название не давало объяснения, не подходило к толкованию этих шести углов, так как те сочетания относились к эстетическому восприятию природы.

На фронтоне буддистского храма выделялась шестиконечная звезда, та самая звезда Давида, являющаяся символом древнего народа, живущего на другом конце материка в своей Земле Обетованной».

Первым делом, как только я попал в храм отца Гонгэ, я поинтересовался учением этого храма.

Отец Гонгэ мне рассказал:

- «Учение шести углов» - это учение о шести пределах, где взяты четыре стороны света, а также низ и верх. В нём сравниваются эти шесть пределов во Вселенной при помощи метода экстенсивного толкования с образом «ящика», как приём вспомогательного образного положения.

- Но почему Вселенную вы представляете в форме ящика? – удивился я.

- Почему? – переспросил меня Гонгэ. – Почему я говорю, что во Вселенной существует только единое первоначальное «ки» (энергия)? Это нельзя объяснить простыми словами. Позволю себе это пояснить примером! Вот если мы, соединив шесть досок, построили ящик и плотно закрыли его крышку сверху, то «ки» - воздух и энергия сами по себе наполняют его и сама по себе рождается белая плесень. А коль скоро появилась плесень, то само собой также зарождаются черви. Это - «ри» (закон) самой естественности. Можно сказать, что Вселенная – это один большой ящик; все предметы – это плесень и черви. Вот что такое «ки». Нет места, где бы оно ни заводилось, нет также места, откуда бы оно пришло сюда. Есть ящик, есть и «ки», нет его, нет и «ки». Поэтому-то мы знаем, что во Вселенной существует единое первоначальное «ки», и только оно! Из этого можно видеть, что нет такого, чтобы сначала было «ри» (закон), а затем рождалось «ки»? То, что называют «ри», напротив, есть только производное от «ки. Ведь всё предметы основываются на пяти элементах и на «ин» (покое) и «ё» (движении). Но если доискиваться далее, что же представляет собой основа «ин» и «ё», то мы неизбежно вернёмся к «ри». В этом случае процесс элементарного познания таков, что он не может не породить идеи и воззрения, дойдя до этого момента. Поэтому сунские конфуцианцы и создали свою теорию о беспредельном Великом пределе. Если же рассматривать это в свете вышеприведённого примера, то «ри» весьма ясно до очевидности! Различные теории большинства сунских конфуцианцев о том, что имеется «ри», а уже затем появляется «ки», вплоть до того, что ещё до появления Вселенной раньше всего существовало это «ри», - всё это вымыслы! Рисуя змею и добавляя к ней ноги, устанавливают ещё голову, чего в действительности нет. Всё это изложил более трёхсот лет назад Ито Дзинсай в своём трактате «Точное толкование смысла «Лунь Юя» и «Мэн-цзы».

В первый же день я познакомился с двумя монахами и стал проводить с ними больше времени, чем с отцом Гонгэ. Имея определённую цель, я первым делом спросил у них, как звезда Давида стала гербом их храма.

Сидя в тени дерева и лениво борясь со сном, размягчённые жарой Хотокэ и Мосэ задумались об этом необычном символе под стрекот сверчков. Мосэ, развалившийся на циновке на веранде хижины, смахнув рукавом выступающие на лбу капельки пота, спросил брата Хотокэ:

- Как ты думаешь, что означает эта шестиконечная звезда?

Тот, лениво потянувшись, ответил:

- Не знаю. Когда-то этот символ имел значение, но сейчас он уже ничего не значит.

- Почему? – удивился Мосэ.

- Потому что нашему миру всё это уже не интересно.

- Ты так считаешь?

- Я это вижу.

- Что ты видишь?

- Я вижу, что наш мир подошёл к рубежу, за которым уже скоро наступит конец света.

- Почему ты так считаешь?

- Потому что человечество уже не знает, куда ему двигаться. Оно само готовит себе гибель. Человеческая мысль исчерпала все свои возможности, она не может найти выхода из тупика, в котором мы оказались. Мы наблюдаем все признаки начинающейся деградации и распада человека как биологического вида.

- Неужели нет ни одной идеи, способной спасти наш мир от разрушения? – удручённо спросил я их.

- Нет такой идеи, - сказал Хотокэ. - Возможно, каждый из нас имеет какое-то представление о спасении мира. Но идея - это не просто представление, которое находится в голове того или иного мыслителя. Представление становится идеей, когда оно превращается в общественную силу. Однако, в нашем мире, поражённом либерализмом, каждый живёт для себя с присущим ему эгоизмом. Поэтому не может идти речи о спасении мира. Наш эгоизм разрушает этот мир.

- Но ведь есть ещё у людей вера в лучшее будущее, - не сдавался я.

- Вера-то ест, а вот будущего уже нет, - ответил Хотокэ. - Наше внутреннее раскрепощение и духовная свобода закончились полным крахом. И уже поздно что-то изменить. Время упущено, в нашей жизни произошли качественные изменения, а негативные накопления в общественном сознании приняли уже необратимый процесс.

- Ты считаешь, что конец света неизбежен?

- Наступление конца света – всего лишь дело времени. Люди превращаются в животных. Они перестают читать книги, и разучились думать самостоятельно. Весь мир находится в сетях дьявола. Телевидение и СМИ манипулируют общественным сознанием, заполняя кибернетическое пространство рекламой общества потребления и насилием, а не божественными идеями духовного спасения и сохранения мира. Как результат - деградация общества, наркотики, рост национализма, терроризм. Ни в чём нет прогресса, кроме технического совершенствования. Мир становится с каждым днём сильнее, опаснее и глупее. Отойдя от истин Божьей мудрости, мир вскоре сам себя разрушит. А если он не разрушит себя сам, то это сделает кто-нибудь другой.

- Кто? – спросил я.

- Не знаю, может быть, тонкие сущности, а может быть, сам Бог. Впрочем, есть ещё один вариант. К нам приближается планета Нобиру, управляемая анунаками. Ещё шумеры говорили, что раз в три тысячи шестьсот лет они посещают землю и наводят на ней порядок, а потом отбывает дальше по своей траектории, чтобы опять вернуться к нам через тридцать шесть столетий. Последний раз, когда они были, то на горе Синай вручили Моисею скрижали с заповедями, по которым жило человечество вплоть до настоящего времени, и постоянно их нарушало. Вскоре нам придётся держать перед ними ответ. Я думаю, что они, увидев, что творится на земле, не обрадуются, а покончат с нашим миром и вернут свой порядок. Так что, как бы там ни было, а конец нашего света неминуем. И возродится на земле новый Свет – их свет нашего обновления. А всё старое погибнет в пучине огненной.

- Но неужели, ты считаешь, нет никакого выхода? – спросил его Мосэ.

- А какой выход ты хочешь найти? Присмотрись внимательней к той идеологии, которая господствует в этом мире, и ты сам поймёшь, что выхода у нас с тобой нет. Мир движется полным ходом к катастрофе. Да и Всевышнему надоело что-то ожидать от человечества, которое не оправдало его надежд. Самое разумное, что Господь может сделать, это - поставить в нашем развитии точку. И если ничего не удастся изменить на земле анунакам, которых мы принимаем за ангелов, то он попытается где-нибудь на другом конце Вселенной ещё раз произвести свой эксперимент с мыслящей материей. Но вот только жаль, что нас с тобой туда могут не пригласить.

- Откуда ты это знаешь?

- Таково моё предчувствие.

- Твоё предчувствие может быть ложным, - усомнился Мосэ.

- Мы, монахи, отличаемся от простых людей тем, что можем предвидеть будущее. Обретению видеть будущее мы, собственно говоря, и посвящаем всю свою жизнь. Цель нашей жизни – отточить свой ум до такой степени, чтобы он умел проникать в суть вещей. Если мы с тобой этого не достигаем, то можно сказать, что зря едим монашескую пищу. Наша мысль должна уподобиться божественной стреле.

- Что вы имеете в виду? – спросил я.

- Я имею в виду притчу о самурае Кадобэ-фусё. Он был беден смолоду. И, несмотря на то, что в то время стрельба из лука была дорогим удовольствием, Кадобэ-фусё любил стрелять из лука стрелами «мамаки». Даже ночью он тренировался, выдирал дранку из своего разваливающегося домика, обжигал конец её и стрелял при свете луны. Жена с ума сходила от его занятия, соседи только головами качали. «Да если я свой дом на стрелы изведу, кто от этого пострадает?» - говорил он и продолжал стрелять. Кончилось это дело тем, что он извёл свой дом на дранку, но прославился как меткий стрелок. Его пригласил на службу император и назначил придворным стрелком – нориюми. Как-то его отправили в провинцию созывать молодцов для борьбы сумо. Кадобэ-фусё набрал отличных борцов, получил вознаграждение и отправился в обратный путь. А плыли они мимо острова Кабанэ, где имели пристанище пираты. Пираты их увидели и начали преследование лодки. Кадобэ-фусё достал из дорожной сумки одежду придворного стрелка и облачился в неё. Глядя на него, спутники стали возмущаться: «Ты что, из ума выжил? – спросили они его. – Вместо того чтобы дать отпор пиратам, ты вырядился как петух». Но Кадобэ действовал умно. Когда их судно приблизилось к пиратскому кораблю на расстояние полёта стрелы, он спокойно прицелился и спустил тетиву. Стрела поразила главаря шайки в левый глаз, и тот упал навзничь. Пираты, осмотрев стрелу, обнаружили, что она не обыкновенная, а божественная. И они в страхе бежали. Так и мы, должны оттачивать наши мысли до остроты наконечников божественных стрел, чтобы они не только поражали цели, но и проникали вглубь вещей. Как говорят в народе, попасть не в бровь, а в глаз. Я имею в виду также и зло, творящееся в мире.

- Иметь мысли, острые как стрелы, - ещё не главное, - опять возразил ему Мосэ. – Задача истинного мыслителя – пройти Врата Небес, за которыми начинается Истина. Пока что человечеству этого не удавалось сделать. Самые умные люди разных эпох подходили к этим Вратам, топтались возле них, но так и не могли оказаться по ту сторону.

- Поэтому ты решил пройти эти врата? – с улыбкой спросил его Хотокэ.

- А почему бы и нет? – смело заявил Мосэ.

- Ну что же, желаю тебе преодолеть их, - сказал Хотокэ и затих.

Мосэ повернулся на спину, и долгое время всматривался в крону огромного дерева кэяки, через ветви которого проступало синие бездонное небо, в глубине которого скрывался Всевышний.

- Вот, - сказал он, обращаясь ко мне, - четыреста лет назад у нас был один мудрец по имени Када Адзумамаро. Он говорил: «Был ли бог до появления мироздания или появился после – не ясно». А вы что думаете?

Я улыбнулся и пожал плечами. Мне не хотелось говорить, так как меня тоже одолевал сон. Вскоре я заснул. Но пока я спал, случилось нечто, что выходило за рамки моего понимания, о чём потом рассказал Мосэ. А произошло вот что:

Прошло некоторое время. Тишину и спокойствие возле монашеской хижины ничего не нарушало кроме стрекота сверчков и размеренного храпа брата Хотокэ. Глаза Мосэ начинали слипаться, его явно клонило ко сну. Глядя на орнамент переплетающихся ветвей кроны дерева, Мосэ то открывал глаза, то закрывал. Мысли путались, его охватывала дрёма. Вдруг в кроне дерева что-то зашелестело, как будто горячий ветерок пробежал по его верхушке и коснулся щёк монаха. Мосэ протёр глаза и сел. Недалеко от него на траве стоял ангел в белой одежде и держал в руках огненный меч.

- Кто вы? – испуганно спросил его Мосэ.

- Я - Ангел Смерти, - ответил тот.

- Вы пришли, чтобы забрать мою жизнь? - произнёс Мосэ, едва шевеля побледневшими губами.

- Не только твою жизнь, но и жизнь всех людей на этой земле.

- Но почему? – удивился Мосэ.

- Потому что для них наступил конец света.

- Так неожиданно?! – воскликнул Мосэ. - И нет никакой отсрочки?

- Отсрочка – сорок дней, - ответил Ангел, - через сорок дней пробьёт страшный час, когда вы все предстанете пред Богом.

- Но? – воскликнул Мосэ.

- Никаких «но», - возразил ему Ангел. - Всё взвешено, отмерено, решено. Миру отпущено всего сорок дней.

- И что будут тогда?

- Сбудется общее предсказание: «Когда стороны света сойдутся в одной точке, верх станет низом, а низ – верхом, наступит конец света».

Сказав эти слова, он поднял меч и мир померк.

Последними мыслями в голове Мосэ были:

БУДУЩЕЕ ИСЧЕЗНЕТ. АНГЕЛ СМЕРТИ ВЗМАХНЁТ СВОИМ ОГНЕННЫМ МЕЧОМ. ЗЕМЛЯ ПОГРУЗИТСЯ ВО МРАК ЧЕРЕЗ СОРОК ДНЕЙ.

В этот момент одновременно это пророчество прозвучало во многих уголках Японии как среди спящих, так и среди бодрствующих.

Так в Канадзаве в церкви свидетелей Иеговы во время общей молитвы один прихожанин вскочил со своего места, поднял руки к потолку и прокричал:

- Когда наступит конец света и мы, став на колени, возденем руки к Небу, и будем вопрошать Всевышнего, за что он насылает на нас небесную кару, но будет уже поздно что-то делать. Не лучше ли нам уже сейчас обратить внимание на себя и разобраться во всех причинно-следственных связях, чтобы понять, почему всё так происходит.

Прихожане стали его одёргивать, но он был, как бы, не в себе, говорил всякую несвязную несуразицу. Двое сотрудников взяли его под руки и вывели на улицу, где ему полегчало.

В Токио подобную мысль высказал на совещании учёных агентства НАСА профессор токийского университета «Васэда» Миура Кадзээмон, которому впоследствии тонкая сущность откусила голову.

Мне в этот момент ничего не приснилось. Я спал под раскидистым деревом сном младенца.

Когда я проснулся, и Мосэ рассказал нам свой страшный сон, я не придал ему никакого значения. Мало ли что может присниться во сне. Когда же монахи ушли к отцу Гонгэ на медитацию, я вытащил из рюкзака Библию и открыл её на странице «Откровения» святого Иоанна Богослова. Мой взгляд наткнулся на слова: «После сего я увидел иного Ангела, сходящего с неба и имеющего власть великую; земля осветилась от славы его. И воскликнул он сильно, громким голосом говоря: пал, пал Вавилон, великая блудница, сделался жилищем бесов и пристанищем всякому нечистому духу, пристанищем всякой нечистой и отвратительной птице, ибо яростным вином блудодеяния своего она напоила все народы, и цари земные любодействовали с нею, и купцы земные разбогатели от великой роскоши её. И услышал я иной голос с неба, говорящий: выйди от неё народ Мой, чтобы не участвовать вам в грехах её и не подвергнуться язвам её; ибо грехи её дошли до неба, и Бог воспрянул неправды её».

Я закрыл Библию, лёг на спину и устремил свой взгляд в небо. Окрестности гор несколько изменили свой цвет, от клонящихся к горизонту лучей солнца. Лёгкий ветерок пробежал по кроне огромного дерева. Листья шуршали и трепетали от надвигающейся ночи. Вершины деревьев противоположных гор чётче обозначили свои силуэты на светящейся линии горизонта. Проступали невидимые днём очертания, тянущиеся к светлому небу. Равнины и впадины между гор заполнялись тенью. Я вслушивался в шелест листвы, и вдруг ощутил каким-то внутренним чувством, что дерево разговаривает со мной. Вначале я даже не понял того, что происходит: или мои мысли налагаются на шелест листвы, или шелест листвы с мыслями проникают в моё сознание. Но я явственно ощутил, что эти мысли не принадлежат мне, потому что я раньше никогда не думал так, и вряд ли когда-нибудь ещё буду думать. Мысли как бы проносились в моей голове сами по себе, неведомо, откуда возникая. Я даже не мог помешать их движению.
Мне думалось: «Люди вначале что-то делают, а потом думают. И чем меньше думают, тем больше делают. Сейчас уже никто не думает, но все чем-то заняты. В мире всё происходит автоматически, как рефлексия на раздражение. Все живут сегодняшним днём, не задумываются, что будет завтра, потому что все лишились каких-либо устойчивых внутренних качеств. Люди все управляемы. Но кто и что ими управляет? Не совесть, так как уже давно все её лишились. В данный момент всех занимают только сегодняшние актуальные моменты, как рефлексия на раздражение. Все стали нервными, несдержанными, и с каждым днём всё больше превращаются в неврастеников. Люди в мире все суетятся вокруг огромного Вавилона, который ими всеми манипулирует. Он управляет людьми и всем миром. Одних делает богатыми, других разоряет. Одним помогает строиться и богатеть, других уничтожает. Он всех и всё контролирует на земле и обрёл такую силу, что стоит ему сказать слово, и народы перед ним падают ниц. Он имеет самую сильную армию в мире и сосредоточил в себе все основные богатства. Он постоянно создаёт новые ложные ценности и новую ложную культуру. Но время его падения уже близко. И он это понимает. Поэтому он старается всеми силами отсрочить своё падение. Развязывая на земле войны, он всё больше народов втягивает в конфликты. Сейчас он сосредоточен на местах старого Вавилона, пока он не уничтожит там все народы, он не успокоится, и не будет уже больше их веры. Затем он постарается уничтожить самые многочисленные народы. Сокращение людей на земле – это его цель. Захват всей земли – это тоже его цель. Но уже близок час его падение. И падение его начнётся с востока. Ибо Вавилон стал великой блудницей. И грехи её Бог видит и помнит, и ему претит её неправда. Все несчастья падут на неё и её союзниц. В один день придут казни, смерть, плач и голод. И будет она сожжена огнём, потому что силён Господь Бог, судящий её. И заплачут и возрыдают о ней цари земные, блудодействовавшие и роскошествовавшие с нею, когда увидят дым от пожара её. Но некоторых царей уже не будет, так как они провалятся или исчезнут под водой. А те, кто сохранится, будут, стоя издали, от страха и мучений её говорить: горе, горе тебе великий Вавилон, город крепкий! Ибо в один час пришёл суд твой. И купцы земные восплачут и возрыдают по ней, потому что товаров их никто уже не покупает. И горе тебе, великий город, ибо в один час погибло твоё богатство. И все кормчие, и все плывущие на кораблях и все торгующие на море встали вдали и, видя дым от пожара её, возопили, говоря: какой город подобен городу великому. И посыпали пеплом головы свои и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море! Ибо опустел ты в один час. Веселись о сём, небо и святые Апостолы и пророки, ибо совершил Бог ваш суд над ним. После этого все услышат на небе громкий голос как бы многочисленного народа, который говорит: аллилуйя! Спасение и слава, и честь и сила Господу нашему. Ибо истины и верны суды Его! Потому что Он осудил ту великую любодейцу, которая растлила землю любодейством своим, и взыскал кровь рабов Своих от руки её. И сошёл в страну самую широкую Верный и Истинный, сидящий на белом коне, который праведно судит и воинствует. Имя ему: Слово Божие. И царство справедливости воцарится на тысячу лет. И новый святой город, сходящий от Бога с неба, примет в себя всех спасшихся. И отрёт Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезней уже не будет, ибо прежнее прошло»...

Так говорило мне дерево, и в ужасе слушал шелест листьев и не мог понять, почему эти мысли, явно непринадлежащие мне, наделённые необычайной проницательностью, звучали именно для меня, как бы пророча закладывание камней в фундамент новой цивилизации и культуры. И в этом мягком благозвучном шёпоте листьев сами собой вставлялись пророческие слова откровения святого Иоанна Богослова, которые полные страшного лаконизма и величественности определяли будущее течение времени, могучего порыва всего человечества исправиться и переродиться на основе того же божьего слова.

Я поднялся с земли и пошёл в сторону храма, взволнованный и ошарашенный услышанным предсказанием будущего, предвещающего время создания нового мира, где будут царить истинная красота и мудрость.

Возле храма я встретил наставника Гонгэ и двух его учеников. Они пригласили меня на ужин, который был очень скромный и состоял из маленькой мисочки риса с кусочком солёной редьки дайкон, супа и небольшого кусочка тофу. Был ещё зелёный чай и апельсин.

Мне показалось, что во время ужина Мосэ и Хотокэ были чем-то расстроены. То же самое заметил и настоятель храма отец Гонгэ. Он улыбнулся и весело спросил их:

- Ну что вы головы повесили? Радоваться жизни нужно, а не печалится.

- Во время медитации в зале богини мудрости Каннон я увидел зловещее предзнаменование, - признался Хотокэ. – Ко мне явился дракон и сказал, что скоро наступит конец этой земли.

Отец Гонгэ рассмеялся.

- Рано или поздно он всё равно наступит. Зачем из-за этого переживать. Радоваться нужно, что мы пока ещё живём и наслаждаться жизнью. Вы молоды, у вас ещё все впереди, а вы уже печалитесь. Вот я уже старик, а радуюсь жизни. А по логике вещей должно бы быть наоборот. Но, что поделаешь, такова жизнь, рано или поздно она всё равно заканчивается. Но это не значит, что со смертью приходит всему конец. Жизнь неуничтожима, так же как и наша сущность. После смерти мы всё равно через сорок девять дней войдём в бардо, а потом опять родимся в этом мире. А вот кем мы станем, это уже зависит он нашей жизни сейчас. Что заслужим, то и получим.

- Интересная философия, - заметил я. – Сколько в мире религий, столько и представлений о жизни и смерти.

- А что религии? - подхватил эту тему отец Гонгэ. - Религии необходимы человеку. Если отстранённо посмотреть на мир, то он представляет собой постоянно изменяющийся хаос. Из хаоса мы возникаем и в хаос возвращаемся. Нет ничего удивительно, что человек, чтобы как-то осмыслить этот хаос, ограничивает вокруг себя некое пространство, и заполняет его определённым смыслом. Он как бы из своей философии и религии создаёт в этом пространстве свою обитель, комнату, дом, мир. Но все эти миры на поверку оказываются тем же продолжением всеобщего хаоса, они рушатся, вновь создаются, перетекают из одного в другое. Всё что в мире есть – это движение. Вот оно необоримо, и мы путешественники в этом движении. Поэтому, я думаю, что самая разумная философия и религия – это даосизм. Я полагаю, что все религии созданы земным человеком, кроме одной – космической, то есть, даосизма, которую нам подарили сами боги, пришедшие к нам из космоса. В своём развитии мы тоже становимся богами, так как с каждым днём на земле всё глубже постигаем божественную мудрость, которой живёт Вселенная. И, несмотря на то, что все мы разные, и имеем разное происхождение, в богов нас превращает наш развивающийся разум.

- Что вы имеете под понятием, что мы все разные? – спросил я. – И что значит, что у нас разное происхождение?

Отец Гонгэ опять рассмеялся.

- А то и значит, что Мосэ привиделся ангел, а Хотокэ – дракон. И оба они предсказали им будущее, одинаковое будущее.

- Мне, кстати, тоже сейчас дерево предсказало будущее, - сказал я, - и тоже не очень приятное.

- Вот видите, - весело сказал Гонгэ. – Разум в этом хаосе самоорганизуется. Он находит разные формы для своего самовоплощения. И земля заселена разными мыслящими существами. Даже мы с вами, являясь как бы общностью на земле, именуемой человечеством, настолько разнородны, что имеем разное происхождение. Ещё не известно, отчего произошли на земле европейцы, африканцы, азиаты и индейцы в Америке. Ведь разные существа видоизменяются, и уж тем более разумные, приобретая определённую форму для выживания в той среде, где находятся. Самая разумная и эффективная форма выживания на суше – это форма обезьяны или птицы, которая может летать, а в воде – форма дельфина или рептилии, которая одновременно может жить как в воде, так и на суше. А под землёй лучшая форма выживания – это форма змеи или червяка. Так что все мы произошли от разных существ. Мы, азиаты, произошли от рептилий и змей, вы, европейцы, - от птиц или других крылатых созданий, поэтому у вас, у всех, длинные носы, а у нас - узкие глаза.

При этих словах добродушный отец Гонгэ рассмеялся.

- Поэтому, вероятно, всегда у нас, у людей, такой антагонизм друг к другу, что мы убиваем друг друга по разным пустякам. Ведь, даже у вас, у россиян, на гербе изображён двуглавый орёл с иконкой на груди, где Георгий Победоносец убивает дракона, то есть нас, азиатов, произошедших от рептилий и драконов.

Отец Гонгэ опять расхохотался. Монахи, слушая наш разговор, тоже улыбнулись.

- Поэтому главное в этом мире для нас, - продолжал отец Гонгэ, - это научиться сосуществовать. Ведь и рептилия, и птица, если они имеют разум, могут жить разумно и дружно, помогая друг другу, а, не истребляя друг друга. Мир – намного сложнее, чем он кажется нам на первый взгляд, и чтобы понять его, необходимо не только проникнуть в природу разумом, но и попытаться слиться с этой природой, а не обособляться от неё. Сейчас как раз настаёт время переосмысления всех наших ценностей, когда мир стоит на пороге глобальных изменений. Нам нужно не только вместе уживаться, но и приспосабливаться к этим изменениям. Тем более, мы не знаем, что потеряем и что приобретём в будущем. Если начнётся вторжение каких-нибудь сущностей в наш мир и истребления нас, то и тогда нам нужно научиться выживать вместе, объединившись.

- А что, может и такое произойти? – спросил я его.

- В этом изменяющемся хаосе, именуемом космосом, всё может произойти, - ответил отец Гонгэ уже без улыбки. – Нам нужно быть готовым ко всему. Ведь сильное поглощает слабое, а слабое, если не может сопротивляться сильному, то растворяется в нём и само становится частью этого сильного. Так происходит во всём мире. Лев состоит наполовину из съеденного барана. Но то, что последнее время мои мысли всё больше и больше занимает, это - то, а есть ли вообще какая-то разумность в этом мире? То, что мир является хаосом, это всем понятно. Но есть ли в этом хаосе какое-то организующее начало, или сам хаос подвержен неким законам самоорганизации. Единственное, что мы можем сказать о нём, это то, что в этом хаосе происходит некое самосовершенствование. Совершенство – вот что неоспоримо существует в мире. Но как оно происходит? Кто-то организует материю, или она сама организуется и совершенствуется. Если об этом задумываться, то начинаешь сомневаться в существовании Бога. В течение миллионов лет живая материя достигла определённого уровня совершенства. Нет, я не считаю землю. Мы ещё дети, живущие в этом мире, и толком ничего ещё об этом мире не знаем. Но где-то есть такие Знания и такое Совершенство, что нам вряд ли удастся даже приблизиться к их пониманию при нашей жизни. А если так, то все наши цели иллюзорны. Если Истина закрыта от нас напрочь, то, как мы сможем её постичь. Я чувствую, что наше общество приблизилось к некому порогу, за которым последует информационный взрыв, и все наши знания, наука и представления о мире, пойдут прахом. Всё рассыплется как карточный домик, все наши мировые религии покажутся нам таким вздором и таким заблуждением, что жизнь наша потеряет всякий смысл. Это - как комната, к которой мирно тысячелетиями жил человек, и вдруг стены пол и потолок разлетятся в разные стороны, и человек один на один окажется с бездной и хаосом, не зная ни его законов, ни истинной сути всего этого. Мы окажемся в роли обманутых дураков, обманутых самими собой же. Самая главная идея, которая всех объединяет, может оказаться ложной. Знаете, как писал Герман Гессе в одном из своих рассказов? Человек где-то слышал об одном прекрасном далёком городе. И вот, он решил найти его, посмотреть, и если ему он понравится, то остаться там. Он распродаёт и раздаривает всё, что у него имелось, и уходит на его поиски, идет очень долго, переживает большие трудности, и уже обессиливает от поисков. И вдруг замечает, что заблудился в своём пути, и уже назад никак не может вернуться, и начинает чувствовать, что все рассказы об этом городе являются обманом и вымыслом. И нет никакого города, и никогда не было. Вот так же может получиться и с нашим Богом, когда мы поймём, что нет никакого Бога, а есть Хаос. И этот хаос только с большой натяжкой можно назвать Богом. Есть ещё время, но и время вряд ли по нашим меркам можно считать Богом. Есть, правда ещё совершенство. Но что такое совершенство? И как оно соотносится с хаосом в пространстве и со временем? Совершенство знаний? Где они? В чём они заключены? Так и мы с вами, идём, не ведомо куда, не знаем даже, что хотим найти.

- Но Бог все же есть, - твёрдо сказал Мосэ.

- Это – твоя позиция, - понимающе кивнул ему отец Гонгэ. – Ты читал Библию и Тору, которые уверяют тебя в этом. Ты шёл в этом направлении всю свою жизнь. И кроме этой цели ничего не видел вокруг себя. Так бывает с каждым, кто заранее в уме прокладывает себе путь, и уже ни на что не отвлекается. Но ты даже не знаешь, кто Бог, и какой он. Ты же не видел его ни разу в своей жизни. Может быт, это и есть тот далёкий прекрасный город, возникающий миражом в твоём воображении.

- Может быть и так, - молвил Мосэ, - но он определяет мою цель и заставляет куда-то двигаться.

- Но куда? – воскликнул отец Гонгэ. – В страну иллюзий?

- Даже и так, - твёрдо сказал Мосэ, - если в этой стране есть мои идеалы: доброта и справедливость. Путь это – мечта, идеальный несуществующий мир, он если он делает меня лучше, чище и совершенней, то почему бы мне не создать этот мир на земле. Может быть, даже не я его создам, а те, которых я привлеку к своему движению в этот мир. Да, пусть это - выдумка, но эту выдумку стоит реализовать на практике.

- Как говорил Беранже: «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой», - рассмеялся отец Гонгэ.

Затем он посмотрел на часы и воскликнул:

- Уже так поздно! За беседой мы и не заметили, как прошло время. Ну а сейчас всем спать, а то мы проспим утреннее бдение.

Перед выходом из храма отец Гонгэ задержал меня, сказав:

- Завтра ко мне приезжает супружеская пара Смитов из Америки. Сам американец уже был у меня два месяца тому назад, уговаривал поставить свою электронную ловушку у дерева. Но я отказал ему. Он - из НАСА и имеет какое-то влияние на своё правительство. Это хорошо, что вы у меня гостите, я думаю, что он попридержит свой пыл убеждения. И, может быть, вообще перестанет мне надоедать.

Мы поклонились настоятелю храма и отправились в свои кельи.

Так закончился мой первый день в храме «Шести углов».



ДЕНЬ ВТОРОЙ


(ПОЯВЛЕНИЕ СИНЕГО ДРАКОНА)


Всем живущим на земле
Умереть придёт пора,
И когда такой конец,
Миг, что длится жизнь моя,
Веселиться жажду я!

Отомо Табито (III-349) «Манъёсю»



Und die Erde war wast und leer, und es war finster auf der Tiefe; und der Geist Gottes schwebte auf dem Wasser.



Утром, во время сна, я почувствовал какое-то движение рядом с моей лесной кельей. Открыв глаза, я выглянул наружу, подняв полог на двери, и увидел, как двое монахов направлялись в сторону храма на утреннее бдение.  Были ещё сумерки, четыре или пять часов утра, я опять забрался с головой под футон и уснул глубоким сном. Мне было необходимо выспаться в то утро, потому что меня ждало такое потрясение, каких в своей жизни я переживал не часто.

Я проснулся, когда солнце уже освещало лужайку перед тысячелетним деревом. Вокруг было тихо. Я вышел из кельи, чтобы прогуляться и размять ноги. Когда я начал делать зарядку, то увидел вдалеке на тропинке поднимающихся к нам из долины двух туристов: парня и девушку с рюкзаками. Я вспомнил, что вечером, перед расставаньем, отец Гонгэ предупредил меня о визите супружеской пары Смитов. Супруги поднялись на лужайку, и у меня бешено забилось сердце. Я видел её.

Да, это была она, моя Натали. Они оба поздоровались со мной по-английски. Я им ответил тем же приветствием. Натали сделала вид, что не знает меня, но я заметил, что, увидев меня, она побледнела. После приветствия Смит и Натали направились в сторону храма. Я остался один, потрясённый до глубины души. Мне нужно было побыть одному, чтобы привести свои чувства и мысли в нормальное состояние. Я был потрясён, подавлен и расстроен одновременно от нахлынувших на меня воспоминаний и ревности, от которой пересохло в горле и сдавило дыхание. Я углубился в лесную чащу. На ветвях деревьев висели огромные пауки, но я не обращал на них внимания. Найдя большой плоский камень на уклоне горы, я уселся и погрузился в раздумья.

Впервые я увидел Натали, когда ещё учился в инязе. Изучая японский и китайский на факультете восточных языков, я пытался сохранить свои знания немецкого и французского, которые изучал ещё в школе. Для этого по вечерам после работы в библиотеке я удалялся в одну из аудиторий и читал по часу или полтора немецкие и французские книги. Читал всегда вслух, руководствуясь системой немецкого учёного археолога Германа Шлимана, который полагал, что изучение иностранных языков эффективно лишь тогда, когда человек активно пользуется этим языком, произнося слова вслух, или говорит с воображаемым слушателем. На занятиях мне хватало речевых упражнений на японском, китайском и английском языках, но два языка моего детства и юношества оставались в пассиве, а я хорошо знал, как быстро забываются навыки устной речи, когда этим языком не пользуешься, поэтому ввёл правило в своей повседневной жизни посвящать им не менее часа. Эти языки мне нравились, особенно французский. Я считал их языками моей души, поэтому читал на них книги с наслаждением.

В один из таких вечеров, в двери аудитории раздался стук. Дверь открылась, и на пороге стояла с ведром воды и шваброй в руках она, моя Натали, первая и последняя в моей жизни девственница.

- Вы меня извините, - сказала она, - но вы здесь занимаетесь один. Не могли бы вы перейти в соседнюю аудиторию. Мне нужно здесь помыть полы.

Так я впервые увидал эту стройную, худенькую девушку, похожую на подростка, с большими карими глазами и очень симпатичными чертами лица. Она была чуть выше среднего роста и обладала такой очаровательной грацией, что на неё невозможно было не обратить внимание. В институте на занятиях я её не встречал.

Я вежливо извинился и перешёл в другую аудиторию. Через несколько вечеров она опять постучала мне в двери. Я собрался уже перейти в другую аудиторию, но она мне сказала:

- Какой красивый французский язык.

- Да, - сказал я, - он мне тоже очень нравится.

- А я в школе и сейчас в училище изучаю немецкий.

- Моя мама преподавала немецкий в школе, - сказал я, - но она умерла. Поэтому немецкий язык тоже мне дорог, как память о маме, поэтому я никогда его не забуду. Вот здесь читаю книги на немецком и французском языках.

- Как странно, - сказала она, - у меня тоже недавно умер отец, он был музыкантом.

- Я очень сожалею, - сочувственно произнёс я.

- А я учусь в хореографическом училище, и хочу стать балериной, - сказала она. – Мы с мамой живём недалеко от института, по вечерам я подрабатываю здесь в вашем учебном корпусе. Вот.

И она взглядом указало на ведро и швабру.

- А вы эти языки изучаете в институте? – спросила она.

- Нет – ответил я, - на занятиях я изучаю японский, китайский и английский.

- Зачем вам так много иностранных языков? – удивилась она.

- Как говорил Карл Маркс, каждый новый иностранный язык – это ещё одно оружие в жизненной борьбе, - пошутил я.

Но, кажется, она эту шутку не поняла. Поэтому я продолжил:

- Традиционно до революции русские всегда изучали два иностранных языка: немецкий и французский. Это - у нас в крови. Начинали всегда с немецкого, потому что он считался всегда самым трудным. Помните, как у Толстого в романе «Детство, отрочество, юность»? После немецкого уже не один язык не страшен, все другие языки легче его. По-немецки говорили все наши цари, так как брали в жёны немецких принцесс. В какой-то степени немецкий язык был, как бы вторым государственным официальным языком в Российской империи, тем более что со времён Петра Первого в науке и армии работало очень много немцев. При дворе наших царей часто слышалась немецкая речь. Вторым языком был всегда французский. На нём говорила вся аристократия и интеллигенция. Благодаря ему высшие сливки общества блистали остроумием, как говорил Гегель в «Философии духа», французы всех поражали своим стремлением нравиться и остроумием - bel esprit.
 
- И зачем это они делали? – улыбнувшись, спросила Натали.

- Наверное, чтобы нравиться женщинам, - ответил я ей и тоже улыбнулся.

- Но зачем столько языков? - опять повторила она вопрос.

- Потому что, изучая иностранный язык, мы познаём чужую культуру, как бы приобретаем ещё один ум, и на одну и ту же вещь можем смотреть уже многосторонне. Каждый иностранный язык обогащает нас, через него мы начинаем больше ценить свою культуру и бережнее относиться к своему родному языку. Русская передовая интеллигенция всегда относилась серьёзно к изучению иностранных языков, потому что считала себя частью всеобщей мировой культуры, поэтому не замыкалась в себе, а находила возможности аналитически и многосторонне подходить к решению многих своих проблем. Благодаря такому образованию девятнадцатый век стал золотым веком в развитии нашей культуры. Вспомните наших писателей, учёных, композиторов, философов.

- Да, - задумчиво произнесла Натали. – Вы, наверное, правы. Но учить иностранный язык так сложно. У меня по немецкому языку выше четвёрки никогда не было оценки.

- Это потому что вы изучаете только один язык,- заметил я. – Как только вы начнёте изучать второй язык, так вам сразу же станет легче. Потому что вы поймёте систему языка, и будете уже изучать язык в сравнении с другим языком. На первом этапе сравнивать иностранный язык со своим очень сложно. Потому что мы как бы находимся внутри своего языка, и не можем обособиться. Но когда вы изучаете два иностранных языка, то становится легче их сравнивать, потому что хорошо видится всё на расстоянии. А через эти два языка и на свой язык обратите более пристальное внимание. Станете уважать его. Тем более, нам можно гордиться нашим языком, потому что он один из самых развитых и совершенных языков в мире благодаря нашей культуре и истории.

- Я хотела бы изучать ещё французский, - скромно заметила она.

- В чём же дело? – спросил я её. – Начните его изучать.

- Но как? – покачала головой Натали. – У него такое сложное произношение.

- Я вам помогу, - охотно согласился я.

Она посмотрела на меня удивлённо и спросила:

- А зачем вам это надо? Я не смогу платить за уроки.

- Разве всё дело в оплате?! - воскликнул я увлечённо. – Знания вообще должны приобретаться бесплатно. И для меня будет удовольствие заниматься с вами.

Она недоверчиво посмотрела мне в глаза.

- Потому что, - продолжил я, - я сам испытываю большое наслаждение, когда слышу этот язык или говорю на нём. И тем более мне будет приятно научить этому языку такую любознательную девушку, как вы.

От этих слов она покраснела.

- Но, - заметил я, - чтоб меня ни в чём не обвинили, и чтоб никто ничего не подумал о наших встречах, скажите мне, вы достигли уже совершеннолетия?

- Уже давно, - сказала она очень серьёзно.

- Когда? – уточнил я, глядя на её почти детски черты лица.

- Полгода назад, - ответила она.

Я улыбнулся.

С этого времени по вечерам мы стали вместе заниматься французским языком. Её успехи меня поражали. Она имела идеальный музыкальный слух. Буквально всё схватывала налету. Через несколько занятий я стал провожать её до дому. С каждой встречей она мне нравилась всё больше и больше. Возможно, что я уже влюбился в неё.  Провожая её домой, я говорил с ней на разные темы, и она всё впитывала в себя, как губка. Кое-что она рассказывала мне сама, но очень сдержанно и, как мне казалось, смущённо. Её смущение мне очень нравилось. Возможно, она считала меня очень начитанным студентом, и принижала свои знания и способности. Я её постоянно хвалил. У меня возникла мысль, что она влюбилась в меня, но она была настолько сдержанной, что я понять этого не мог, поэтому не переходил границы в наших отношениях. Однажды я её пригласил в театр на оперу, она с радостью приняла моё приглашение. Когда мы возвращались из театра на такси, сидя с ней на заднем сидении, я пожал её руку. Она её не отняла. Я её обнял за талию, она опять никак не среагировала. В тот вечер, провожая её, я впервые поцеловал её. И она это восприняла спокойно.
 
Через несколько вечеров я пригласил её на бутылку шампанского в один офис, где я по ночам подрабатывал сторожем. В здание никого не было, мы уселись в приёмном зале на кожаном диване возле журнального столика, где я поставил бутылку шампанского и вазу с фруктами. Не знаю, решил ли я соблазнить её сознательно, или всё происходило неосознанно, сейчас мне трудно это понять. Я чувствовал, что она девственница. До этого я не делал таких попыток.

Да, она мне нравилась. Но она казалась мне ещё такой юной, а я был намного её старше. Я учился, и женитьба не входила в мои ближайшие планы. Но один раз я увидел её разговаривающей с милиционером. Милиционер ей что-то весело говорил, а она смеялась. Помню, как меня в сердце кольнула ревность, а в голове пронеслась мысль: «Если не я, то это сделает другой». И этот случай повлиял на мою решимость.

Я налил ей в бокал вина и сказал:

- Я люблю тебя, и знаю, что ты меня любишь, но сейчас я не могу на тебе жениться, потому что учусь. Нам как-то нужно, во-первых, не допустить секс, воздержаться от половой близости. Во-вторых, не нужно, чтобы ты сейчас забеременела.

Мы выпили, я поцеловал её в губы. Она таяла в моих объятьях и отдавалась мне вся целиком. Я стал склонять её голову на валик дивана, она не сопротивлялась, я уложил ей на диван и, обнимая, одной рукой сорвал с неё нижнюю одежду. Она инстинктивно хотела освободиться, но я не дал этого сделать, так как сам был очень возбуждён. Я прижал её к дивану и почувствовал нижнюю часть её голого тела. Бёдра и талия были хрупкими и изящными, своими изгибами напоминая скрипку. Я сознавал уже тогда, что держу в своих руках единственную драгоценность всей моей жизни. И я почувствовал, что если бы сейчас кто-нибудь захотел отнять её у меня, то я б не пожалел своей жизни, чтобы её удержать. Я попытался войти в неё, но не смог этого сделать, она ещё не принимала меня. Я не выдержал напряжения и кончил. Когда я это делал, ногой толкнул журнальный столик, один бокал упал на пол и разбился. Обнимая её, я продолжал целовать её лицо, но возбуждение уже спало, я немного успокоился. Встав с дивана, я посмотрел на осколки разбитого бокала и подумал: «Уж не дурное ли это предзнаменование». Но я уже ничего не мог с собой поделать, если б даже мне сказали, что после её соблазнения меня ждёт смерть, я бы всё равно был с ней, и умер бы самым счастливым человеком. Она была девственницей.

- Вот, видишь, этого не получилось, - сказала она, как бы облегчённо, - между нами ничего не было.

- Да, - сказал я, - уже поздно. Мне нужно отвезти тебя к маме и вернуться на работу.

Я собрал осколки разбитого бокала. Она встала с дивана и быстро оделась. Я прибрался и вызвал такси. Когда мы ехали по ночному городу, я, обнимая её, спросил:

- Можно к тебе приехать утром?

- Да, - ответила она, - мама уходит на работу в восемь часом.

Отвезя её домой, я вернулся на работу и лёг на тот самый диван, на котором она чуть было не стала женщиной. У меня даже в мыслях не было отступить и оставить её в покое. Утром я приехал к ней. Когда она впустила меня к себе, взгляд у неё был смущённый.

Мы прошли к ней в комнату. В маленькой комнате стояла узкая старая кровать, платяной шкаф, стол и два стула, скромная келья девственницы. Я стал её молча раздевать, она стояла передо мной, покорная как овечка. И это меня приводило в сильное возбуждение. Я раздел её и уложил на постели. Она смотрела на меня испуганно, но не произносила ни одного слова. Я сказал ей:

- Потерпи, сейчас тебе будет немного больно, но через это нужно пройти.

Я с силой вошёл в неё, она вскрикнула от боли. Но я уже находился в ней, она стала моей на всю жизнь.

Я так думал тогда, и, может быть, не ошибся. После этого я каждое утро приходил к ней, как только её мама уходила на работу. Это были самые счастливые часы в моей жизни. Мы любили друг дуга. Я любил её не только как женщину, но как своего ребёнка, которого у меня никогда не было. Она же потеряв отца, относилась ко мне с безропотным послушанием и какой-то благоговейной любовью, может быть, я, и в самом деле, заменял ей тогда её отца.

Иногда я её спрашивал, почему у неё не было до меня парней из её знакомых сверстников, она мне призналась, что с ними ей всегда было скучно. Я спросил, неужели у неё никогда не возникало ситуаций, когда её могли сделать женщиной. Она улыбнулась и сказала, что была одна такая ситуация, когда они однажды отправились с сокурсницами на выступление в другой город. Учитель, опекавший ей, поместил её в купе с собой, и ночью попытался овладеть ею, но она так пихнула его ногами, что у того чуть не получилось сотрясение головы.
   
   В том году она оканчивала училище, а я - предпоследний год своего обучения. Летом я домой не поехал, а провёл всё лето с ней, живя в общежитии. Мы вместе уезжали в лес, вдвоём устраивали пикники где-нибудь в укромном местечке, при этом я её раздевал донага, любуясь её совершенной фигурой, длинными стройными ногами балерины и изумительной пластикой её движений. Она сидела голенькая на простыне, гармонично сливаясь своей красотой с красотой природы. Я, как художник, любовался ею и сравнивал её с божественной феей, ниспосланной мне с небес на землю. Она всегда меня смущалась, в силу своего строгого семейного воспитания, но безропотно исполняла все мои желания. И это меня очень возбуждало и толкало к таким изощрённым действиям, что я сам удивлялся себе. Она смущалась ещё от того, что, как ей казалось, мало знала то, о чём я ей рассказывал. Но я говорил ей:

- Не стесняйся, что ты чего-то не знаешь, я тоже многого не знаю, и чем больше узнаю, тем больше чувствую, что меньше и меньше что-то знаю в этом мире. Но у меня последнее время возникло мненье, что и другие знают очень мало об этом мире и нашей действительности, как будто знанья эти рассыпаны по всему миру, и каждый знает только небольшую их часть, а собрать все знания вместе мы не в состоянии.

В один из таких дней она мне сказала, что уже не хочет быть балериной, а собирается поступить в иняз, чтобы изучать французский язык.

Меня это несколько удивило, но я с готовностью предложил ей свою помощь в подготовке к экзамену. Осенью она поступила в институт и стала студенткой. Мы могли ужу встречаться открыто, но с её матерью у меня произошёл неприятный разговор. Её мать была профессиональной балериной, и обвинила меня в том, что я своим влиянием закрыл ей дорогу к блестящей карьере. Поэтому я всегда избегал встреч с её матерью. Прошёл целый год нашей безоблачной любви, мы духовно, физически и психологически так подходили друг к другу, что я в минуты нашей близости ей говорил, что мы с ней всегда будем неразлучны, как кинжал и ножны. Она была верной мне во всём, и даже многое перенимала из моих привычек и увлечений, так самостоятельно, втайне от меня, начала учить японский язык. Как потом призналась, хотела удивить меня. Когда я узнал об этом, то опять предложил свою помощь, и мы некоторое время занимались вместе. Но японский язык ей давался трудно, она никак не могла привыкнуть к иероглифам.
 
Но вот наступил момент, когда меня решили отправить на двухгодичную стажировку за границу. Натали очень не хотела расставаться со мной. Перед самым моим отъездом мы даже из-за этого поссорились.

Я уехал в Японию, а она попала на практику переводчицей в Интуристе. Я послал несколько писем на её домашний адрес, но ответа не получил. Когда же я вернулся через два года в институт, то узнал, что вскоре после моего отъезда она познакомилась в Интуристе с американцем и вышла за него замуж. Это потрясение было для меня как удар кинжалом в сердце. После этого я её не видел, прошло уже более семи лет, как она жила в Америке. И вот в это утро я увидел её с преуспевающим американским парнем, который официально являлся её супругом. Я и раньше не мог представить, что она ещё с кем-то могла заниматься любовью, и кто-то мог обладать тем, что принадлежало только мне. Но вот жестокая реальность в то утро продемонстрировала мне весь ужас разрыва с моей единственной любовью в этом мире. Перед моим внутренним взором всплыл фрагмент нашего довольно жёсткого разговора перед расставаньем с ней. Она мне сказала в расстроенных чувствах:

- Как ты можешь оставлять меня одну на два года?

- А что, ты не можешь два года прожить без секса?

- Нет, не могу, - сказала она.

- А сколько можешь?

- Два месяца.

- И как нам быть?

- Не знаю, тебе решать.

- Но твоя мама не хочет, чтоб я женился на тебе.

- При чём здесь моя мама?

- Ну как же? Она же твоя мать?

- Но я не собираюсь с ней жить вечно.

- Да, ты такая симпатичная девушка, можешь найти себе очень хорошего парня на это время, - я сказал ей это как бы в шутку, испытывая её, ожидая, что она на это ответит.

- Ты этого хочешь? – гневно спросила она меня.

Я промолчал, удивляясь сам своим словам. Как я мог ей сказать такое, да ещё перед нашим долгим расставанием? Я прикусил язык. В жизни иногда случаются моменты непонимания между очень близкими людьми. Если сразу же не объясниться в такие моменты, то они могут обернуться бедой. Иногда вылетят такие слова, и за них не расплатишься всей своей жизнью. Так и случилось со мной. Она резко повернулась и ушла. Оставалось несколько дней до моего отъезда, я пытался её найти, но безуспешно. Дважды, приходя к ней домой, я натыкался на холодный взгляд её матери, её не оказывалось дома. Я уехал, так и не попрощавшись с ней. После этого я её потерял окончательно. И вот сейчас, возможно, что они с этим парнем лежат в одной постели и предаются любовному экстазу.
 
От этой мысли у меня потемнело в глазах.

Я встал и побрёл к своей хижине возле огромного дерева.

К моему удивлению я увидел на поляне Натали, которая прогуливалась одна, без своего мужа.

- Наконец-то, - сказала она, - ты появился. Я тебя уже около получаса жду. Мой муж лёг спать, мы вчера вечером прилетели в Токио и тут же поехали на западное побережье, так что не спали всю ночь. Муж лёг спать, а мне с тобой нужно поговорить. Пойдём куда-нибудь в укромное место.


В противоречивых чувствах я потащил её именно туда, где только что предавался отчаянью. Она нисколько не изменилась, стала разве что женственнее. Когда мы оказались возле плоского камня на уклоне горы, я неожиданно для себя обнял её, и моя рука заскользила, как обычно, туда, где были открыты для меня всегда двери. Она не отстранилась, покорная всем моим желаниям, как и раньше. Я расстегнул её джинсы и уложил её на камень. Мы опять соединились после семилетней разлуки.

- Почему ты меня предала? – спросил я, после того как мы, насладившись страстным единеньем, лежали, обнимая друг друга, на прохладном камне.

- Ты ещё спрашиваешь меня, после того, что я пережила?! – воскликнула она гневно. - Это ты меня предал, уехал на два года в самое трудное для меня время. Ты знаешь, что я воспитываю твою дочь?
 
- Как? – воскликнул я ошарашенно, сев на камне. – Какую дочь? Почему я ничего о ней не знаю?

- Ты вообще-то и тогда ничего не хотел знать. Ты уже забыл, как предложил мне найти хорошего парня на это время?

- Но я же пошутил тогда, решил просто проверить, что ты мне ответишь.

- Вот и проверил, я тогда и воспользовалась твоим советом, так как сразу после твоего отъезда обнаружила, что беременна.

- Но как же так! – воскликнул я.- Тебе нужно было тут же дать знать мне.

- Как я могла дать тебе знать, когда не знала, куда тебе писать.

- Но я дважды посылал письма на ваш адрес. И думал, что ты на меня сердишься.

- Мама, наверное, уничтожала эти письма, ты бы должен был это сообразить, и попытаться меня разыскать другим путём.

- Я этого не знал.

- Ты никогда ничего не знал, что касалось меня, - обиженно сказала она. – Когда мы гуляли в лесах, ты никогда не брал завтраки и морил меня голодом.

- Но почему ты не говорила мне, что голодна.

- А ты не мог догадаться? Я тогда очень многого стеснялась, не могла тебе сказать открыто всё, так как любила тебя очень, и терпела.

- А сейчас ты меня любишь?

- Я воспитываю твою дочь, что тебе не понятно? Если бы не любила тебя, то сделала бы аборт. Но и родить без мужа тогда я не могла. Это такой стыд. К тому же я воспитана была очень строго. Когда ты уехал, я узнала, что беременна.  Мне жить тогда не хотелось. Я не знала, что делать. Матери я признаться не могла. Я тогда работала в Интуристе, ходила как помешанная, не могла ни на чём сосредоточиться. А тут подвернулся он, вероятно, я ему понравилась. Он знал французский язык, и попросил заведующую отделом перевода закрепить меня за ним как переводчицу на всё его пребывание. Мы ездили по стране, он постоянно за мной ухаживал, а однажды случилось так, что я выпила немного лишнего, а утром проснулась с ним в одной постели. После этого он сделал мне предложение.

- И ты согласилась?! – воскликнул я, едва сдерживая свои эмоции.

- А что мне оставалось делать? Ведь я не собиралась делать аборт. Он и не знает, что дочь не его.

- Как ты её назвала?

- Машей.

- Мэри Смит, моя дочь, ни разу не видевшая своего отца, и даже не знающая, что где-то в России живёт её папа, - мрачно сказал я.

- Ей шесть лет, скоро будет семь. Она очень похожа на тебя, такие же плечи, нос, губы. Даже цвет волос её не мой. Она светленькая, как ты. Я учила её русскому языку, так что она довольно хорошо говорит по-английски и по-русски.

- И как ты спишь с этим Смитом?

- Я закрываю глаза и представляю тебя, и это помогает мне привыкать ко всему.

- Я убью его.

- Лучше убей меня. Он не виноват. Впрочем, семь лет назад ты уже убил меня.

- Ну как же так, - воскликнул я в отчаянье, хватаясь за голову. – Как так всё произошло? Как случилось, что я потерял тебя?

- Ты уехал, бросив меня. Если бы ты перед отъездом сделал мне предложенье, ничего бы этого не случилось. Я бы дождалась тебя, если бы даже тебя не было десять лет.
 
- А как же наш разговор о сексе, когда я спросил у тебя, сколько времени ты можешь терпеть.

- Глупый ты, - сказала Натали, - был глупым, таким и остался. Я тебе это тогда и сказала, чтобы ты что-то предпринял. Если бы ты меня тогда любил, то нашёл бы выход.

- Но я люблю, всю жизнь любил, и сейчас люблю тебя ещё больше.

- И что?

- Оставайся со мной.

- Я тебя тоже очень люблю, но не могу потерять дочь, тем более, что она твоя. Сейчас всё это сложно. Я боюсь, что при разводе муж заберёт её себе, если даже узнает, что она не его дочь. Сделает это из принципа, как делают все американцы.

- Что же делать?

- Не знаю, раньше нужно было думать об этом.
 
- Я не хочу потерять тебя вторично.

- В нашем мире нет ничего безвозвратно потерянного. И ты не можешь меня потерять, потому что я люблю тебя. Ты был первым мужчиной в моей жизни, и останешься всегда моим единственным и любимым.

- Я бы убил твою мать за то, что она не дала нам соединиться.

- Причём здесь моя мать, тебе нужно только самого себя винить в том, то мы сейчас не вместе. Ладно, сейчас нам нужно думать, как дальше жить.

- Угораздило же тебя связаться с этим американцем. Кто он?

- Он здесь представляет НАСА. Довольно неплохой парень, умный, окончил гарвардский университет. Работает на правительство, как говорят у них.

- Разведчик?

- Что-то в этом роде, но больше он – учёный. К России относится неплохо.

- Почему?

- Трудно назвать причину, может быть, из-за того, что я с ним.

От этих слов у меня опять перехватило горло.

- Когда я с ним познакомилась, ему было двадцать три года. Он немного младше тебя, и рано лишился родителей, они погибли в авиакатастрофе. Его воспитывал дядя, один из богатейших людей Америки. Я с ним несколько раз встречалась, довольно благородный человек. Я подозреваю, что его дядя из масонской ложи.

- Миша, я так его называю…

- Зови его лучше Майкл при мне, - нервно перебил я её.

- Хорошо. Майкл с детства тоже изучал языки. Когда он со мной встретился в Интуристе, то скрыл, что знает русский язык. Признался мне после того, как я вышла за него замуж. Дядя воспитывал его довольно строго, навязывая ему свои стандарты мышления, но Майкл рано проявил свою независимость мышления и часто спорил с дядей, что того бесило, но спорил так, что вещи, которые он высказывал вскоре происходили на самом деле. Так что твой соперник очень умный и обладает аналитическим умом.

- А что он здесь делает?

- Я ещё до конца не понимаю всей сложности его работы, но он проводит исследовательскую работу в Японии, связанную с установкой электронных ловушек рядом с большими деревьями. Работа эта засекречена, многих вещей он даже мне не говорит.

- Не доверяет?

- Не знаю. Американцы на русский не похожи. Если что-то нельзя нарушать, то они, не при каких обстоятельствах, не нарушат. Это у нас в России часто мужья делятся с жёнами секретами, а потом удивляются, что секреты просачиваются на Запад. Но иногда он говорит мне такие вещи, которые, я думаю, должны храниться за семью печатями. И вообще, он имеет на многие вещи своё особое мнение, сравнивая Америку с Россией, высказывает очень интересные мысли о современном месте России в мире, такое не всем русским могут прийти в голову.

- К примеру?

- Как-то я была в гостях у его дяди, и он с ним заспорил об американо-российских отношениях, и высказал довольно оригинальные мысли. Так он говорил, что у Америки есть болезнь гигантомании и слабость к огромным масштабам. Что, якобы, многие американцы верят в то, что Соединённые Штаты захватили весь мир и стали мировым гегемоном, но, на самом деле, самой великой страной в мире можно считать только Россию. Потому что, во-первых, она географически имеет огромную цельную территорию, в несколько раз превышающую территорию Штатов, а не отдельные базы, разбросанные по всему миру. Так что завоевать эту территории не удастся ни одному агрессору.  В России настоящая суровая масштабность, истинное тысячелетнее владение землями с развитием на них своей культуры в очень продолжительный период. А это значит, что эта территория составляет единое целое со многими народами, живущими на ней, которые никогда не станут врагами России, так как Россия всегда проводила очень умную межнациональную политику. Во-вторых, межнациональный состав Росси таков, что определяющая нация всегда будет объединять вокруг себя все народы, а не дробить их, как это делается в Штатах. Могут быть временные конфликты, но общая тенденция добросердечия и сотрудничества всегда являлась основным принципом отношения русских к другим народам. И если лозунг американцев, как у римлян, разделяй и властвуй, то у русских - объединяйся и совместно процветай. Каждый народ в России имеет свои земли, объединённые с российской родиной. И родину старшего брата все будут защищать так же, как и свою землю. Сейчас, во времена перемен, эти земли временно отделились, но уже сейчас все опять объединяются в единый уникум под эгидой той же России. Так что России является самой могущественной страной в мире. И в-третьих, с политической точки зрения, Россия выигрывает на мировой арене как лидер, и отыгрывает у Штатов с каждым днём и годом всё больше и больше союзников, потому что Штаты, постоянно создавая очаги напряжения в мире, теряют все свои позиции и обречены на поражение. Закон диалектики. Сила, достигая своих пределов, переходит в свою противоположность – слабость. Американцы стараются любым способом добиться цели. Могут даже ради этой цели положить свою жену в постель противника, я говорю фигурально и имею в виду честь страны, её имидж и отношение к ней мирового сообщества, и часто приходят к обратному результату. Добившись цели, сами себя уничтожают в глазах всего мира. Так что рано или поздно Штаты сойдут с мировой арены, и её место займёт Россия с новой более гуманной внешней политикой. Так что сейчас противостояние Штатов с Россией - не в пользу Штатов. Вот такие вещи он говорил своему дяде.

- Довольно оригинальные.

- Но ты не обольщайся, хоть он и принадлежит к новой когорте людей и старается как-то реабилитировать Штаты в глазах иностранцев, но всё равно он всегда останется американцем, и при всех конфликтах будет защищать интересы Штатов. Есть очень хорошая английская пословица, которая характеризует всю англосаксонскую нацию: «Если не можешь уничтожить противника, то задуши его в своих объятиях».

- А ты имеешь американский паспорт?

- Да, - ответила она, - но я имею также и российский. У меня двойное гражданство.

- И кем ты себя чувствуешь?

- Конечно же, русской, и всегда буду оставаться ею, защищая Россию. Гражданства могут меняться, а родина всегда остаётся Родиной.

- Значит, и я всегда остаюсь твоим единственным любимым мужчиной, раз я был у тебя первым? – спросил я без иронии, и даже с некой дрожью в голосе.

- Разумеется, - сказала она.

- Но как же ты после меня ляжешь опять к нему в постель?

- Я постараюсь в тот же день этого не делать. И вообще, не знаю, смогу ли я после этого иметь с ним какую-то близость.

Я обнял её и поцеловал в губы. Я понял, что вернул себе мою Натали.

Она посмотрела на часы и сказала:

- Нужно идти, а то нас потеряют, и заподозрят о нашей связи. Давай договоримся, пока я нашу дочь не перевезу в Россию, Майкл не должен знать, что мы любим друг друга.

- Хорошо, - я дал согласие.

Мы встали с камня и поодиночке вернулись к храму. Но прежде чем отправиться к отцу Гонгэ я её некоторое время побродил по лесу среди диких зарослей, приводя свои мысли в спокойное состояние.
 
Возле Храма на небольшой террасе был накрыт европейский стол, где сидело всё общество, пять человек, на стульях, чему я очень удивился. Раньше отец Гонгэ с монахами принимали пищу за маленькими столиками, сидя на дзабутонах - таких подушечках.
 
- Наконец-то, вы пришли, - радостно сказал отец Гонгэ, - извините, а то мы начали без вас.

- Это вы меня извините, - сказал я, - вот прогуливался с утра и забрёл в одну чащу, еле выбрался.

Я сел на стул рядом с американцем. Отец Гонгэ с Натали сидели по торцам стола, Мосэ и Хотокэ – напротив нас.

- Вы уже знакомы? – спросил меня отец Гонгэ.

Я пожал плечами.

- Мы видели господина Хризостома утром и поздоровались, - бойко вступил в разговор американец. – Поистине, как говорят у нас, где появится американец, там сразу же возникнет и русский.

- Но если вы не можете нас уничтожить или задушить, то хотя бы обнимите, - резко сказал я, не глядя в сторону американца.

Американец рассмеялся и сказал:

- Ценю вашу шутку. Извините, я не хотел вас обидеть, а сказал это потому, что нас везде преследует один ваш соотечественник по прозвищу Синий Дракон – легендарная личность. Он уже долгое время живёт в Японии, и обрел здесь такие способности, что любой даос бы ему позавидовал. Кстати, вы его знаете?

- Нет, - сухо ответил я.

- С такими способностями хорошо быть разведчиком. А вы, случайно, не разведчик.

- Нет, - ответил я резко, и тут же спросил его, - а вы?

- Ну, что вы! – воскликнул американец. – Я простой учёный, и стою далеко от политики. А вот Синий Дракон мог быть бы разведчиком. Он умеет переноситься на расстояние, внезапно появляется и внезапно исчезает. Как он умудрился такому здесь научиться, а главное – у кого. Я тоже очень часто бываю в Японии, и даже подолгу живу здесь, но мне так и не удалось обрести здесь какие-либо экстраординарные способности. Вообще-то, я всегда преклонялся перед русскими, перед их талантами и способностями. Никто не добивается такого, чего добиваются русские, может быть, в силу их особой удивительной духовности. Самую лучшую литературу и музыку миру дали русские, ну, я здесь не упоминаю французов и итальянцем. Но во Франции кто может сравниться с вашим писателем Львом Толстым, а в Италии – с Чайковским? Всё время я бьюсь над тем, чтобы разгадать секрет феномена русских, и мне это не удаётся. Я слышал сегодня от отца Гонгэ, что вы тоже знаете много иностранных языков, как и я, но вот чтоб по шелесту листьев научиться узнавать будущее - это для меня недостижимо и непостижимо. Вы тоже являетесь феноменом непостижимости русских. Читаете Библию на немецком языке.
 
- Моя мать была немкой, а эта её библия осталась мне после её смерти. Я с ней нигде не расстаюсь.

- Извините меня великодушно. Я не знал. А вы считаете себя русским или немцем.

- Мой прадед был русским дворянином, а значит, дед и отец тоже. Кем же я могу себя считать?

- Понимаю, - улыбнувшись, сказал американец, - значит, тягу к иностранным языкам вы приобрели от своего дворянства. Я очень сожалею, что в Штатах никогда не было дворян, графов, князей. В этом мы, американцы, перед вами, русскими, выглядим как недоростки, или, точнее, как нация, неизвестно откуда взявшаяся со своей куцей историей и искусственно созданными своими социальными устройствами. Я завидую вашей стране, и иногда жалею, что не родился русским. Я знаю, что вы создали совершенную церковь. Православие всегда стояло особняком от всех религий, а благодаря России, оно стало мировой религией. Религией будущего. Да-да, я в это искренне верю. И человечество никогда не сможет обойтись без Православия. Религия, вообще, необходима человеку, но религия разумная и совершенная. Ведь всё живое должно создавать свою матрицу, чтобы упорядочить хаос вокруг себя и создать некую оболочку для развития. Это должна быть, прежде всего, духовная оболочка, потому что именно дух формирует материю. Если дух не присутствует, то наступает разложение и загнивание. Религия, как проявление духа, не должна вмешиваться в политику, она должна стоять над человеком и над государством. И цель её – не направлять человека куда-то, а поправлять его, иными словами держать его в соответствующих рамках его развития. С этим лучше всего справлялось Православие, которое всегда являлось самой естественной религией. Её основные задачи и установления – соблюдения рамок, за которые человек не имеет права заходить, если не желает самоуничтожения. Католицизм всегда вёл религиозные войны, навязывал всем народам своё управление в мире, а сам внутри себя постепенно разлагался. Протестантизм в любых своих проявлениях старался разрушать установленные рамки, что, в конечном итоге, проводило к бездумной либерализации и достигло в конечном итоги своей кульминации в однополых браках, как результат попустительства и отхода от религиозных норм. И только одно Православие достойно держалось в продолженье всей двухтысячелетней истории, и приносило народам спокойствие и любовь. Ислам всегда прибегал к фанатизму и ни в грош не ставил человеческую жизнь, отличаясь крайней нетерпимостью к другим религиям. Я думаю, что в конечном итоге ислам приведёт всех мусульман к уничтожению другими народами, что уже и началось.

- Вы имеете в виду Штаты, - заметил я, - которые сейчас ведут свои основные военные действия в мусульманских странах?

Американец улыбнулся и сказал:

- Не будем говорить об этом. Поговорим лучше о терпимости, но не той, которая не признаёт никаких рамок, а той, которая способствует взаимопониманию. Вот вы изучаете иностранные языки, и как я понял, очень хорошо ими владеете. Что вы чувствуете, когда говорите на чужом языке?

- Я ничего не чувствую, - признался я, - когда я говорю на языке, я даже об этом не думаю, я всегда слежу за своей мыслью, и стараюсь яснее донести её до слушателя.

- Вот именно, - обрадованно воскликнул американец, - со мной происходит то же самое. Слова и выражения не важны, важны мысли человека. Это нас всех объединяет. Но когда мы говорим на иностранном языке, мы как бы становимся сами носителем этого языка с его внутренней системой мышления. Мы преображаемся и становимся гражданами этой нации. Когда вы говорите по-немецки, вы становитесь немцем, когда говорите по-французски, становитесь французом, по-английски -  англичанином или американцем, а когда я говорю по-русски, то становлюсь русским, тем более у меня жена - русская, а значит, я - вдвойне русский, и, может быть, даже больше, чем американец.

Впервые, сидя за столом, я посмотрел в сторону Натали. Она побледнела. Мне хотелось схватить нож со стола и вонзить его в сердце этого нахального Майкла. Я даже представить не мог в своём воображении, как они лежат в одной постели, и он обладает ею.

- Поэтому, - продолжал он, - во всех нас заложены инструменты трансформации, когда мы понимаем суть чего-то, то сами становимся этой сутью. Все мы можем проникнуть в запредельное, я это понял здесь на Востоке, всё зависит только от нашего умения концентрироваться. Ведь всё живое обладает своей системой и своими рамками, в которых и функционирует эта система. Если мы научимся взламывать эти рамки, то сможем проникнуть в эту систему и обретем такие свойства, которые присущи этому живому и одухотворённому предмету, или вещи. Мы можем стать пчелой, муравьём, камней, птицей или деревом. Похоже, что вы уже взломали эти рамки и проникли в сознание и сущность дерева?

Вопрос предназначался мне.  Я покачал головой и ответил:

- Не знаю, какие рамки я взломал, и в какую сущность я проник.

При этом я посмотрел на Натали, которая слегка покраснела.
 
- Я понимаю, - сказал американец, -  многое мы не осознаём, особенно когда проходим через что-то непонятное. Но если нам удаётся, одолеть какой-то предел и приобрести какое-то удивительное свойство, то глупо им не воспользоваться, и не поставить это приобретённое на службу человечеству. Я предлагаю вам войти в нашу исследовательскую группу и помочь нам в разгадке некоторых тайн природы, а, может быть, и не самой природы, а неких сущностей, с которыми мы хотим установить отношения. Такой специалист, как вы, нам бы очень помог в нашей работе.

- И что же это за работа? – спросил я с интересом у американца.

- Это – секретная информация, но если вы согласитесь с нами сотрудничать, то я вам расскажу всё, что происходит последнее время в мире, и чем очень озадачено моё агентство НАСА. Практически я уже добился у отца Гонгэ согласия на сотрудничество с нами, и уговорил его монахов Мосэ и Хотокэ, которые тоже обладают способностями медиумов-проводников, судя по их рассказам, войти в нашу группу. Дело осталось за вами.

- Но позвольте, - возразил отец Гонгэ, - я не давал вам согласия на установку ваших электронных ловушек возле моего дерева, также как не даю согласия на участие моих подопечных в вашем эксперименте.

- Но этого пока и не нужно, - сказал американец, - важно, чтобы вы согласились отпустить ваших подопечных с нами.

В это время я смотрел на Натали, которая слегка кивнула мне головой.

- Тем более, - продолжал американец, - вы согласились стать сами нашим консультантом, как изучающий птичий язык. Для нас это может стать очень важным оружием, когда начнут развиваться события.

- Ну, сказать, что я владею птичьим языком, было вы не правильно, - скромно заметил отец Гонгэ, - просто долгое время я наблюдал за жизнью птичек, и особенно занимался своими попугайчиками Чарли и Риччи. Некоторые наблюдения за ними дали мне основание полагать, что птицы нисколько не глупее нас, а, может быть, и умнее. Я думаю, что все люди любят этих пернатых существ, потому что они напоминают нам об ангелах, спускающихся с неба. Святой Франциск тоже очень любил птиц, кормил их с рук и общался с ними. Он понимал их язык. А я так до конца и не освоил птичий язык. Смерть прервала жизнь Риччика.  М-да, смерть – жестокая вещь. Она неминуема и приходит, когда мы её меньше всего ждём. А мы столько времени теряем попусту, растрачивая свою жизнь на всякую ерунду. А когда спохватываемся, то становится поздно. Что поделаешь, физическим бессмертием мы, простые смертные, увы, не обладаем. Это мы должны себе чётко уяснить, и никогда не забывать. Momento mori! – как говорили древние римляне. И мы должны это помнить, и в каждую минуту нашей жизни сознавать, что сами творим свою судьбу. Я вот смотрю на своих учеников, и постоянно думаю об их земном существовании. Ведь оно может быть коротким, если они не будут беречься, а начнут ввязываться во всякие авантюры, желая  оставить о себе яркую память не только в моём сердце, но и в истории человечества.
 
Он с некоторой иронией и упрёком посмотрел в их сторону и продолжил:

- Они так желают спасать мир, что не думают о том, что могут быстро уйти в вечность, вместо их обычных углублённых занятий, чтений и раздумий. Им ещё так много нужно прочитать книг в моей библиотеке, а то последнее время занимаются совсем бессистемно, читают всё, что попадается им под руку. Не знаю, как я буду без них служить богине Каннон и бодхисатве Дзидзо. Открыто заявляю, что я недоволен тем, что они решили ехать с вами. Если я им надоел, то пусть они живут в своей хижине особняком от меня. Я не буду им мешать, также как и они мне. Только по утрам мы будем вместе в храме предаваться дзэнской практике созерцания «дзадзэн» (самадхи), сидя в зале мудрости в позе лотоса.

Монахи, слушая излияния старика, едва сдерживали улыбку. В конце концов, Хотокэ не выдержал и сказал настоятелю:

- Мы же поедем всего на две недели. Как только исследования закончатся, мы сразу же вернёмся.

- Этой ночью во сне мне явились мои попугайчики и предупредили меня, что с вами может произойти несчастье. И что лучше вам никуда не ездить, а оставаться здесь.

- А ещё что сказали вам попугайчики? – спросил его американец с улыбкой.

- Они сказали, что вся эта ваша затея с вашими ловушками закончится катастрофой.

Американец, не выдержав расхохотался.
   
- Но мы хотели бы через этот эксперимент найти истинные начала, - вставил своё слово Мосэ.

- Если вы хотите найти истинный начала, то почитайте свитки второй половины семнадцатого века «Когансёдзё» – «Предисловие к запискам наглеца» священника Кэйтю. Он там пишет: «Если стремиться найти истинные начала, то они существуют только в поэзии Ямато».

- Вот и прекрасно, - сказал американец, - ваши монахи не только найдут истинные начала в этих свитках, но и извлекут их из нашего эксперимента.

- Я ещё не дал своего согласия, - твёрдо заявил отец Гонгэ.

- А когда вы его дадите? - настаивал американец.

- Пока не знаю, - ответил тот.

Наступила неловкая тишина. Американец повернулся ко мне и спросил:

- Ну а вы как же? Решили участвовать в нашем эксперименте, или вам нужно посоветоваться с вашим правительством?

- Не с кем мне советоваться не надо, - сказал я сухо. – Я сам по себе.

- И что вы решили?
 
- Я согласен.

- Вот и прекрасно! – воскликнул американец. – Раз дело складывается таким образом, то давайте поступим так. Мне нужно срочно выехать в Токио и уладить там кое-какие дела. Если вы, отец Гонгэ, не возражаете, то моя жена поживёт у вас несколько дней и поработает в вашей библиотеке, найдет материалы, касающиеся вашего храма и этого дерева. И если вы разрешите своим подопечным участвовать в эксперименте, то моя жена с ними и русским выедут туда, куда я сообщу телеграммой. Деньги на их поездку я перешлю.  Вы согласны?

- Да, конечно, - ответил отец Гонгэ, - пусть ваша супруга живет здесь, сколько нужно, и пользуется библиотекой.

- Вот и прекрасно, - воскликнул американец и посмотрел на часы, - а я, наверное, успею на поезд до Ниигаты, а там пересяду на самолёт до Токио.

У меня приятно засосало под ложечкой, от предвкушения того, что несколько дней мы сможем находиться с Натали вместе, и нам никто не будет мешать.
 
Американец встал из-за стола, Натали тоже встала. Встали и мы.

- Пойдём, поможешь мне собраться, - сказал он Натали, и они, поблагодарив настоятеля за угощение, спустились с веранды.
   
Монахи принялись убирать посуду со стола, а мы с отцов Гонгэ вошли в храм.

- Зачем вы сказали американцу, что я услышал предсказание в листве вашего дерева, и что я владею языками? – спросил я его с недовольным видом.

- Вы уж простите, - стал извиняться он, - но эти американцы ведут себя у нас, как дома. Я думал, что, сказав это ему, и указав на вашу заинтересованность деревом, я остужу его пыл, но ничего не вышло. Он даже вас уговорил работать с ним. Сейчас он будет жать на меня со всех сторон, чтобы я дал разрешенье установить здесь их чёртову ловушку. Всё это мне очень не нравится. Да ещё моих монахов соблазнил перспективой проехать по стране. На них я очень зол, не ожидал, что они так легко согласятся.
 
Я видел, что отец Гонгэ несколько рассеян и находится в расстроенных чувствах, и пытался его как-то успокоить, но это не помогло, и я, оставив его в покое, вышел из храма и тут же встретил американца с рюкзаком, направляющегося к тропинке, ведущей в долину.

- Как замечательно, что я вас встретил, - сказал он. – Вы хорошо знаете эту местность? Если вы меня немного проводите, то не заблудитесь, возвращаясь?

- Нет, - ответил я, - а разве вы не хотите со всеми проститься?

- Времени нет. Да и здесь остаётся моя жена, как бы официального расставания ещё нет, к тому же, нам могут помешать говорить, если пойдут меня провожать.

Мы стали спускаться по узкой тропинке в долину. Он шёл впереди и разговаривал со мной через плечо, успевая смотреть под ноги.

- Раз вы согласились со мной сотрудничать, то я могу открыть вам некоторые секреты. Я не беру с вас подписку о разглашении тайн, потому что вы не являетесь гражданином моей страны, но настоятельно прошу вас не делиться ни с кем информацией, которую я вам расскажу. Я допускаю, что вы работаете здесь на своё правительство, поэтому вы должны являться профессионалом, а значит, знаете, как беречь тайну. Возможно, что в скором времени нам придётся сотрудничать с вашим правительством по этим вопросам, так как ситуация выходит из-под контроля. Дело в том, что НАСА через эти ловушки решило установить контакт с тонкими сущностями, проникающими последнее время в наш мир. Проникновенье идёт настолько интенсивно, что впору его назвать вторжением, а всем нам объединяться, чтобы противостоять этому проникновению. Думаю, что вы здесь исполняете ту же миссию, что и я. Можете мне ничего не говорить.

- Так в чём суть проблемы? – спросил я озабочено.

- Дело началось с того, что я как-то познакомился с одним членом императорского фотографического общества господином Ягисита Хироси, который фотографировал по стране самые старые в Японии деревья. А затем издал альбом с их иллюстрациями. Он фотографировал их в разное время суток и в разных режимах выдержки, и обратил внимание на то, что у него при съёмках стало получаться много брака, и объяснить этого он никак не мог.
 
Сняв со спины рюкзак, он вынул из него небольшой фотоальбом и показал мне. Мы спускались по довольно крутому уклону, и я успел прочитать только первую страничку предисловия к снимкам фотографа. Там значилось:
 
«Наша родина Япония облагодетельствована природой, которая одарила её обильным зелёным покровом и богатством смены четырёх времён года. По сравнению с Европой, где преобладает культура строительства из камня, мы воспитаны на культуре дерева и не стараемся покорять природу, сознавая её покровительство и благодеяние, и, можно сказать, умело с ней сосуществуем. Сейчас, когда раздаются крики, что на земном шаре наступает кризис уничтожения лесов, хотелось бы, чтобы в нашей жизни больше придавали значения гармонии с природой и пересмотрели свои взгляды по отношению к ценности лесов…»

- И что дальше? – спросил я его, небрежно пролистав альбом и возвратив его американцу.

- На многих фотографиях, особенно старых деревьев, он обнаружил некие разводы различных цветов, свечения, а также выбросы туманной субстанции от стволов и кроны деревьев. Как будто какая-то энергия исходила от них. Так как он служил в министерстве лесного, водного и земельного хозяйства, то он показал эти снимки учёным, а те заинтересовались этим феноменом и привлекли нас. Мы тут же ухватились за это непонятное природное проявление неизвестной нам энергии и установили электронное оборудование возле этих деревьев, которое начало фиксировать разные воздействия на приборы. Не буду вдаваться в технические детали, скажу лишь, что деревья источали из себя не только неизвестную нам энергию, но и выпускали некие бестелесные сущности, состоящие из сгустков материи. До сих пор мы не находим объяснения этому феномену. Некоторые сущности пытаются войти с нами в контакт, но мы не понимаем их системы коммуникации, иными словами, их языка и способа общения. Поэтому для нас будут очень важны ваши знания и умение. Дело в том, что дерево – это корень жизни и начало всего живого. Здесь, на Востоке, существует особое отношение к миру в силу специфики их отличающегося от западного мышления и неких собственных философских установок. Как вы знаете, в их философии существует пять элементов: огонь, вода, дерево, металл и воздух. Так вот, огонь, вода, воздух и металл создают жизнь в форме дерева, растительности, флоры; а флора порождает фауну – всё движущееся живое. Флора – это то, что имеет корни и место своего постоянного обитания. Дерево – это царь растительности, также как человек – царь фауны. Вот такая выстраивается цепочка и иерархия на земле. Дерево и человек связаны тесными узами меж собой, но каждый имеет свои природные особенности. На земле они являются венцом развития природы. Человек развивается в движении, а дерево – в покое. Так что каждый из двух этих венцов занимает два противоположных состояния. И каждый, извлекая из этих состояний свои преимущества, достигает превосходства над своей противоположностью. Как мы знаем, всё живое развивается благодаря своей памяти, а накопление памяти дерева и человека разняться. Память в живом организме является своего рода хранилищем информации, где полученная информация постоянно анализируется и создаёт предпосылки для дальнейшего развития. За память у человека отвечает мозг с его извилинами, а у дерева – ствол с его кольцами. Чем больше извилин, тем больше объём памяти, чем больше колец, тем объёмнее информация. Человек за свою короткую жизнь, не успевает проанализировать всю информацию, собранную им в себе, у дерева же срок жизни намного дольше, и информация за этот период анализируется так тщательно, что создаётся своеобразный уникум времени, где прошлое, настоящее и будущее сливаются в едином продолжении. Поэтому деревья способны предсказывать будущее и вещать о прошлом, ибо передача памяти у них существует такая же, как и у человека. Кольца дерева хранят память не только столетий и тысячелетий, но и связаны с будущим ростом, и знают о будущем больше человека. Все комбинации воды, огня, воздуха и металла соединены в памяти дерева. Может ли дерево говорить? Естественно человеческим языком оно говорить не может, но, я думаю, оно способно силой своей энергии и внушения передавать свои мысли другим живым существам. Шелест листьев говорит вам что-то? Вот это и есть язык дерева.

Майкл остановился на небольшой полянке и посмотрел на струящийся между камней ручеёк.

- Мы многого ещё не знаем о природе, - глубокомысленно заявил он, - мы не в состоянии понять, как дерево устанавливает контакт с источниками всякого движения, как оно получает энергию, только ли от солнца, и как эту энергию трансформирует и передаёт дальше. Дерево может черпать информацию из воды, огня, металла, воздуха, в конце концов, даже от живых существ. Деревья сами по себе являются антеннами между землёй и небом. Кстати, я рассматриваю металл как минерал, землю - как лаву, а воздух - как эфир или космос. Мы, занимаясь наукой в Штатах и России, я считаю, упускаем главное - общее виденье мира, выстраивая наше научное восприятие мира из частичек, как бы собирая мозаику общего, и поэтому все наши знания дробные, осколочные и частичные, изобилующие ненужными мелкими деталями, которые застилают от нас целое – общую картину мироздания.  Наука давно уже потеряла монументальность, если вообще когда-то её имела. В науке много посредственностей. Каждый учёный занимается какой-нибудь маленькой проблемкой, разрабатывает свою общину, как говорят ещё в научных кругах у нас. Из-за узкой специализации мы теряем общие виденье проблем. Но сейчас я хочу сказать о другом. У нас мало времени. Главное для нас всех сейчас – это понять, что за сущности проникают в наш мир? Как они могут влиять на нас? И какие изменения произойдут в будущем. Для этого мы все на земле должны объединиться перед вторжением в наш мир чего-то чуждого.

- Что вы имеете в виду.

- Это уже совсем секретная информация, о которой я не должен вам говорить, но скажу, потому что, сотрудничая с нами, вы должны знать всё. У нашего правительства состоялся контакт с чужаками, я не могу подобрать другого слова, потому что их нельзя назвать инопланетянами, ибо они уже давно присутствуют на нашей планете, скрываясь от нас под водой и под землёй. Очень скоро к земле прибудет их огромное представительство, что это будет, корабль, планета или сгусток космической энергии, мы не знаем. Возможно, что выброс этой энергии уже идёт от этих деревьев, которая начинает влиять на нашу жизнь. Я думаю, что и ваше правительство находится в курсе этих последних событий. Поэтому мы все должны объединить наши усилия и забыть о наших мелких разногласиях.

- Но почему такая секретность? Почему кроме нас об этом никто ничего не знает?

- Но вы же не хотите, чтобы раньше времени в мире возник коллапс. Тем более вы, представитель духовенства, тогда все наши базисные и настроечные установки полетят к чёрту. Ведь религия создаёт рамки внутри космического хаоса, обустраивая духовную территорию для комфортного существования. Это же философия стремиться разрушить все рамки, что, кстати, и успешно делает. Этим религия и философия отличаются друг от друга, и они всегда буду идти вместе, рука об руку, дополняя друг друга. Человек хочет быть в безопасности в своей комнате, но страстно желает выглянуть в окно, чтобы узнать, что же творится в мире, но ему обязательно нужна твердь, на которой он мог бы стоять. Знаете, как у Германа Гессе:

Ведь если мы допустим на минуту,
Что за поверхностью зияют бездны,
Возможно ль будет доверять уюту,
И будут ли укрытья нам полезны.
Будь кроме двух, знакомых нам извечно,
Какие-то другие измеренья,
Никто, твердят, не смог бы жить беспечно,
Никто б не смог дышать без опасенья.

Майкл, процитировав стихи поэта, опять посмотрел на часы и сказал:

- Извините, мне надо торопиться, а то я опоздаю.

Он по-японски поклонился мне и добавил:
 
- Не обижайте мою жену и присмотрите за ней. Впрочем, она женщина очень самостоятельная и может за себя постоять.

Он повернулся, и, ускорив шаг, стал спускаться по склону горы, а мне захотелось дать ему такого пинка, чтобы он кубарем катился до самой долины.

Я поднимался по тропинке к храму и думал только о встрече с Натали, в эту минуту меня мало интересовал весь мир с его проблемами. Несмотря на жуткую ревность, я в какой-то степени был ужу счастлив от предвкушения встречи с моей возлюбленной.

Я нашёл её в библиотеке отца Гонгэ. Она, развернув пожелтевший от времени свиток, читала на старо-японском языке записи настоятелей этого храма, сборник с названием «Роккакурон» - «Учение шести углов». Накануне я тоже обратил на него внимание, но времени просмотреть его так и не нашёл.

- Ну что, проводил моего мужа? – спросила она с улыбкой, повернувшись ко мне. – Он мне поручил, чтоб я к тебе пригляделась.

- Я мне он сказал, чтоб я о тебе позаботился.

- Не так в чём же дело? Идём, будешь заботиться обо мне, - рассмеялась она, вставая.

Мы вместе отправились к нашему заветному камню на уклоне горы, где провели время в объятиях друг друга до самого вечера. Тем временем в храме развивались события следующим образом:

        С отъездом Майкла жизнь в храме приняла свой обычный размеренный ход. Время текло медленно и лениво. Монахи так же лежали во дворе храма, прячась от жары в тени дерева и борясь с послеобеденной дрёмой, и опять вели неторопливый разговор, который обычно заканчивался храпом обоих монахов.

Мосэ, лежащий на веранде хижины, смахнул рукавом выступающий на лбу пот и спросил брата Хотокэ:

- Что ты думаешь об «Учении шести углов»?

Тот, лежащий прямо на траве в тени дерева, потягиваясь и зевая, ответил:
 
- М-да, много загадок у истории, ответы на которые канули в Лету вместе с ушедшими поколениями. Во втором году правления императора Тэммэй (в 1782 году по европейскому летоисчислению), когда по всей стране проходил погром чертей, храм Роккакудзи был сожжен, потому, как писалось в летописи, что его настоятель оказался чёртом. Он был одним из подручных главного бессмертного Чёрта, обитавшего тогда на горе Ояма в префектуре Тоттори. Все документы, касающиеся «Учения шести углов» сгорели, но последующие настоятели по памяти вроде бы восстановили его, правда, я очень сомневаюсь, что вспомнили они всё, что было в нём изложено ранее. Ты же читал этот свиток у отца Гонгэ, но мне кажется, что он знает больше, чем там изложено. Может быть, где-то он хранит копию той старой рукописи, и никому её не показывает.

- Зачем это ему?

- Мало ли что в ней изложено, не всегда некоторые тайны полезны и пригодны для раскрытия.

- Я слышал, что сожжение  храма Роккакудзи принесло Японии несчастья, – заметил Мосэ. -  В ноябре следующего года после пожара произошло большое наводнение на реке храма Великая Святость (Дайсейдзи-гава), а ещё через год случился большой неурожай, и умерло много крестьян от голодной смерти.

- Припоминаю, читал об этом в летописи, - заметил Хотокэ, - это именно то время, когда начался разброд в нашей святой вере. На следующий год после смерти императора Тэммэй произошёл раскол между Старыми и Новыми храмами секты Истинного учения Синсю. Раньше наши предки ссылались на то, что все несчастья происходили от чертей, но когда все черти были выгнаны из страны, то несчастья не прекратились. Может быть, причина всего того была не в чертях, а в наших предках?

Мосэ ничего ему не ответил.
   
Хотокэ, согнав с руки проворного паучка, продолжил:
 
- Чаще всего так оно и бывает. К тому же до сих пор неизвестно, кем были эти черти. До начала эпохи Мэйдзи японцы всех европейцев считали чертями с длинными носами. Матери пугали своих маленьких детей: «Вот будешь плакать, придёт чёрт и утащит тебя за море в своём огромном кармане».

- Почему в кармане? – удивился Мосэ.

- Так ведь до иностранцев у нас не было карманов, это они придумали карманы, пуговицы, носовые платки и много всякой другой ерунды, которой мы сейчас пользуемся повседневно.

Мосэ рассмеялся.

- В твоих рассуждениях есть здравый смысл, но всё же кое-что здесь не сходится. С приходом к власти сёгуната Токугава началась эпоха закрытых дверей для всех иностранцев. Откуда иностранцы могли взяться в нашей стране, если никто из них не смог бы проникнуть вглубь страны даже на один километр?

- Но ты забываешь, что этот народ мог появиться намного раньше прихода португальцев, испанцев и голландцев.

- И кем же были эти иностранцы?

- Евреями.

Мосэ почесал затылок и улыбнулся.

- Ты хочешь сказать, что Япония во второй год правления императора Тэммэй изгнала из Японии евреев?

- Вот именно.

- Говоришь ерунду.

- И совсем даже нет. Обратимся к истории. В пятнадцатом веке испанцы освободили страну от мавров и изгнали евреев. Куда они могли деться?

- Переселились в Японии? – спросил с иронией Мосэ и улыбнулся.

- Евреи уже жили здесь с незапамятных времён, – ответил Хотокэ. – Есть такое предание, что двенадцатое колено израилево исчезло где-то на Востоке, и его никто не мог отыскать.

- И когда это произошло?

- Никто этого не знает. Так что евреев часто изгоняли из своих стран те, которые опасались конкуренции с ними. Поэтому евреи всегда старались быть незаметными, приспосабливались к культуре того или иного народа, и, сохраняя свою культуру и сущность, становились как бы невидимыми. Ты же знаешь, китайскую пословицу, если хочешь спрятать вещь, то спрячь её в самой себе. Возможно, что они постигли секрет становления невидимыми. Кстати, именно таким секретом и обладали те черти.
 
- Ты хочешь сказать, что их изгоняли отовсюду до тех пор, пока они не превратились в невидимых чертей?

- Вот именно. А, может быть, на наши острова они вообще проникли в виде невидимок.

- Каким же образом?

- Первое столкновение с ними описано ещё в сказке о Момотаро. Помнишь, как Момотаро нанял за кусок лепёшки Обезьяну, Фазана и Собаку, и вместе они вторглись на остров главного Чёрта, разгромив всё его войско. Тому прошлось, спасая свою жизнь, откупаться подарками.

- Но это же сказка.

- В любой сказке есть доля истины. Но вот только истину нам никогда не узнать.

- Почему же? – удивился Мосэ, повернувшись на бок. – Если задаться такой целью, то всё можно разузнать.
 
- И как ты собираешься сделать это? – спросил Хотокэ и, разинув челюсти, зевнул.

- Отправлюсь на поиски правды, как это делают бродячие монахи, пытающиеся обрести истину.

- Тогда не забудь захватить с собой обезьяну, собаку и фазана, о которых говорится в сказке, иначе тебе не осилить чертей.

- Вчера я видел Ангела смерти, который предрёк через сорок дней Конец света, - молвил Мосэ.

- Конец света – это печально, как сказано в трактате «Удзисюи». Последний раз Конец света ожидался в 1052 году, но так и не наступил, - молвил Хотокэ и через минуту его храп уже заглушал стрекот сверчков.

Некоторое время Мосэ смотрел на своего спящего товарища, а затем перевёл взгляд на ствол дерева, испещрённый мелкими трещинками, и думал о своём незавидном положении в обществе.
 
Ещё в те времена, когда жил Кэнко Хоси, в своих «Записках от скуки» он писал, что никого нет незавиднее монаха. Оттого что бонзы галдят во всю мочь, внушительными они не выглядят. А поэтесса Сэй-сёнагон вообще была о монахах невысокого мнения. Она заявляла, что в глазах людей монах подобен чурбану. С одной стороны монах должен был отказываться от всех соблазнов мирской жизни и быть примером духовной чистоты для всех мирян, но с другой стороны, он тоже был живым человеком, и в глубине души ничто человеческое не было ему чуждо. Даже мудрец Дога замечал, что жажда мирской славы не соответствует учению Будды, но и у праведного отшельника есть, какое-то заветное желание. У Мосэ тоже было своё заветное желание. Единственное что его беспокоило после сообщения Ангела смерти, успеет ли он реализовать его в жизни. Его совсем не беспокоила мысль, что вскоре он должен умереть. Нет, о своей жизни он не печалился, но вот смерть других живых существ его беспокоила.
 
Уж если миру отпущено всего сорок дней, подумал он, то стоит ли печалиться о своей безвременной кончине. Древние полагали, что если бы наша жизнь продолжалась без конца, ни в чём не было бы очарования. В мире замечательно только непостоянство. Как говорил Кэнко Хоси, «посмотришь на живущих – нет никого долговечнее человека. Есть существа вроде подёнки, что умирают, не дождавшись вечера, и вроде летней цикады, что не ведает ни весны, ни осени. Достаточно долог и год, если его прожить спокойно. А если жалеешь, что не насытился жизнью, то и тысячу лет прожив, будешь испытывать чувство, будто это был сон одной ночи. Что станешь делать в мире бесконечной жизни, дождавшись, когда облик твой станет безобразным. «Если жизнь длинна, много примешь стыда». Поэтому лучше всего умереть, не дожив до сорока лет». Поэтому, какая разница? Сорок дней можно прожить также и как сорок лет. Всё проходит как мимолётный сон. Но мир, где мы живём, должен остаться после нас…
 
Глаза Мосэ начинали слипаться, его явно клонило ко сну. Глядя на орнамент переплетающихся ветвей кроны дерева, Мосэ то открывал глаза, то закрывал. Мысли путались, его охватывала дрёма. Вдруг среди листвы дерева что-то зашелестело, как будто горячий ветерок пробежал по его верхушке, и рядом с ним свалилось на землю что-то мягкое, как будто яблоко упало на траву. Мосэ протёр глаза и сел. Недалеко от него, на том же месте, где вчера стоял Ангел Смерти, сидел молодой человек европейской наружности и держал в руке сломанный сук дерева. Мосэ смотрел на свалившегося с дерева человека с нескрываемым удивлением.
   
- Да кто вы такой? Откуда взялись? И что вам здесь надо? – спросил он его.

Чужеземец рассмеялся.

- Да вот, - признался тот добродушно, – свалился от храпа вашего товарища. Уж очень у него самозабвенно это получается.

Они оба посмотрели на спящего Хотокэ и улыбнулись.

- А что вы делали на дереве? – спросил Мосэ.

- Смотрел на храм Роккакудзи. Я здесь не был уже более ста лет.

- Так долго не живут, - заметил Мосэ.

- Заблуждаетесь, - ответил тот серьёзно. – Я знаю людей, возраст которых уже более двух тысяч лет.
   
- Назовите мне хотя бы одного.

- Чужестранец посмотрел на толстый ствол дерева кэяки, на ветку, которую продолжал всё ещё держать в руке, затем, отбросив её в сторону, спокойно ответил:

- Ну вот, хотя бы, возьмём человека, который посадил это дерево.

- Вы его знаете?

- Его зовут Онмёо-но-ками – Повелитель Светлого и Тёмного пути.

- Но этот человек умер полторы тысячи лет назад и похоронен под этим деревом.

- Опять ошибаетесь, милейший, - сказал чужестранец и рассмеялся. – Человек, обладающий секретами бессмертия, не может умереть.

- Но об этом дереве есть одна легенда, - возразил ему Мосэ.

- А вы не верьте легендам, - посоветовал европеец.

- Может быть, поверить вам? – иронично спросил его Мосэ.

- А почему и нет? – ответил вопросом на вопрос тот.

- Ну, знаете ли, - возразил монах, - чтобы поверить вашим словам, нужно поменять все наши представления об этом мире. У нас, конечно, есть свои взгляды на вещи. Мы тоже верим в чудеса, но объяснимые с нашей точки зрения.

- В этом мире всё объяснимо, - просто ответил ему пришелец.

- Тогда как вы объясните то, что погребённый под этим деревом человек вдруг ожил и продолжает жить?

- У вас есть свидетели, что его погребли там?

- Так говорят.

- Не верьте всему, что говорят. Этот человек никогда не умирал. Зовут его ещё Красная Птица, и прибыл он с юга.

- С индонезийского архипелага?

- Возможно. С ним я познакомился в Киото во второй год правления императора Тэммэй. Можно сказать, в год разрушения этого храма, который принадлежал чертям. С этого времени прошло уже более двухсот лет.

- Вы хотите сказать, что храм Роккакудзи принадлежал чертям? –воскликнул Мосэ.

- Так мне сказал «Развалившийся сонный Будда» – Канбэ-но-син-сяка из храма Тэнкакудзан-рёкодзи (Сияния Дракона на горе Небесного Болота), что находится недалеко от порта Сироко.

Мосэ не знал, что и подумать, до такой степени весь этот разговор казался ему неправдоподобным.
 
- Так вот, - продолжал между тем тот, - я познакомился с Повелителем Светлого и Тёмного Пути - Онмёо-но-ками в то время, когда он имел в Киото на улице Умэкодзи (Сливовой улочке) в доме с названием Цути-микадо (Врата Земли) астрономическую обсерваторию и лабораторию по производству пилюль бессмертия. Одну из таких пилюль проглотил я и обрёл бессмертие. Но должен сказать, что одну из пилюль бессмертия, которая готовилась тогда для стареющего сёгуна Токугава, украл и разделил со своим подручным Тора (Тигр) главный Чёрт, которого звали ещё Абурауси (Жирная Корова) или Золотой Телец. В результате этого, стареющий сёгун Токугава умер. Тора обрёл бессмертие и стал родоначальникам японской мафии «якудза». А Абурауси, этот черт в обличии быка, и так обладал бессмертием, выпив же пилюлю бессмертия, приобрёл такую потенцию, что через двадцать лет чертей по всей Японии расплодилось видимо-невидимо. И тогда Будда Канбэ-но-син-сяка приказал мне очистить от них эту землю. Так я приступил к исполнению завета Будды и изгнал чертей из всей Японии, а храм этот сжёг.

- Вы рассказываете какие-то фантастические вещи, - усомнился Мосэ.

- А вы плохо знаете историю Японии, молодой человек, - парировал чужестранец и продолжил, – время от времени я посещаю этот храм и, сидя в густой листве этого дерева, предаюсь воспоминаниям о прошлом.
 
- Значит, вы утверждаете, что это вы двести лет назад сожгли этот храм и прогнали монахов, проповедующих «Учение шести углов»? – с неприязнью в голосе спросил пришельца Мосэ.

- Не я лично, а мои подручные - Обезьяна, Собака и Фазан. Я лишь отдавал распоряжения. А вот сейчас я наблюдаю, как храм возрождается, а его настоятель преуспевает. Как видно, прихожане не скупятся на пожертвования. Вот и вы, монахи, живущие в этом храме, такие упитанные и раздобревшие, проводите здесь время в лени и безделье. Днём дрыхнете, да так что от вашего храпа можно свалиться с дерева. Что же вы делаете по ночам?

- Ночи мы проводим за чтением сутр. Кстати, по вашей милости вместе с храмом сгорели сутры «Учения шести углов» и нам приходится проповедовать учения других сект. Вы хоть знали, что это было за учение?

- Понятия не имею, да и такой цели передо мной не ставилось? Вообще-то, я – русский и прибыл сюда из Сибири, здесь я прошёл причащения к вечным тайнам и обрёл бессмертие, получив имя Синий Дракон. Дремлющий Будда после моей инициации в сонме небожителей, дал мне задание истребить всех чертей в Японии, что я и сделал.

- И куда бежали черти?

Чужестранец пожал плечами, почесал затылок и, подумав, заметил:

- Насколько я знаю, все они от наших притеснений бежали из крупных городов. Но мы прочесали и сельскую местность. И вот тогда они, почувствовав, что им не будет от нас житья, решили бежать из страны. На западном побережье они мастерили плоты, захватывали торговые корабли купцов и отправлялись через Японское море в Корею, где расселились в провинциях Кёнсан, Чхунчхон и Чола. В горах, вблизи города Тэгу, они даже построили свой Замок Чертей, конструкция которого очень напоминала разрушенную крепость на горе Ояма. И как писали летописи, часто вздыхая, они с ностальгией устремляли свои взоры на восток. Многие из них отправились путешествовать в Китай, Среднюю Азию и Европу, где неплохо устраивали свою жизнь и даже служили при дворах европейских монархов. Некоторые из них устраивали свои поселения на Святой Земле. А вот где искать их следы в Японии – ума не приложу.

Некоторое время чужестранец и Мосэ молчали.
 
Вдруг пришелец стукнул себя ладонью по лбу.

- А что мы головы ломаем? Следы их можно отыскать на западном побережье Японии в префектуре Тоттори на горе Ояма, которая имеет высоту 1729 метров. Там у них располагался замок чертей. Он так и назывался Они-но-сиро. Вам надо отправиться туда и покопаться в его руинах. Может быть, какие-нибудь свитки вы и найдёте в катакомбах крепости. Ведь прошло-то всего чуть больше двух сотен лет. Правда, там был пожар, и крепость была разрушена до основания. Но я думаю, что-нибудь там осталось.

- А вы не поможете мне разыскать людей, которые могли бы что-то знать об «Учении шести углов», или хотя бы вспомнить о том времени, когда наш храм проповедовал это учение?
 
Синий Дракон задумался, почесал затылок, потом посоветовал:

- Прежде всего, вам нужно разыскать Повелителя Светлого и Тёмного Пути учителя Онмёо-но-ками. У него мудрая голова, и я думаю, что он многое может прояснить.

- А где его можно найти?

- Когда-то он преподавал в канадзавском университете, но последнее время, я слышал, он увлёкся ботаникой и собирался устроиться на работу в ботанический сад на южном побережье острова Кюсю в местечке Ибусуки. Так что, ищите его на юге. Знаете, как у нас, небожителей, говорят: Красная Птица обитает на Юге, Чёрный Воин – на Севере, Белый Тигр – на Западе, а Синий Дракон – на Востоке.

- Синий Дракон – это вы?

Чужеземец кивнул головой.

- И где же вы обитаете на востоке?

- В разных местах. Но чаще всего в Киото, Осака и Токио. Я веду кочевой образ жизни. У меня есть свой цирк, натягиваю палатку возле какого-нибудь большого города и даю представления для детей вместе с моими артистами Собакой, Фазаном и Обезьяной. Кстати, Обезьяна пишет неплохие стихи и сценарии. Кроме цирковых представлений мы устраиваем ещё и театральные спектакли. Если будете в наших краях, милости прошу.

- Спасибо. А чем занимается Чёрный Воин и кто он такой?

- В данный момент он находится на северном побережье острова Хоккайдо и пытается отвоевать у русских Курильские острова. Ходят слухи, что он под именем маркиза Треножника строит Небесную империю. Но на самом деле, он является одиннадцатым князем Маэда Харунага, другом учителя Онмёо-но-ками, который и подарил ему пилюлю бессмертия и сделал небожителем. Однако, я слышал, что после второй мировой войны они рассорились и прекратили всякое общение.
 
- Вам, как я понимаю, Онмёо-но-ками тоже подарил пилюлю бессмертия? – заметил с улыбкой Мосэ.

- Не совсем так, - ответил с некоторым смущением Синий Дракон, - эту пилюлю у профессора я проглотил по ошибке, думая, что принимаю яд. Был у меня такой период в жизни.

- Значит, Белый Тигр живёт на Западе. А где живёт Абурауси - Толстая Корова? И чем они занимаются?

- Белый Тигр - Тора живёт в Канадзаве и заправляет всей торговлей подержанных машин с Россией. Его организация имеет тесные контакты с русской мафией, через них он поставляет в Японию русских девушек для публичных домов. Абурауси имеет банк в Токио в район Синдзюку и родовое поместье недалеко от столицы. У него есть красавица дочь.

- Значит, вы хотите сказать, что пять бессмертных небожителей живут сейчас в Японии? И одним из них являетесь вы? - спросил Мосэ и улыбнулся.

- Ну, да, - ответил ему синий Дракон.

- Признаюсь, в Японии я встречался с долгожителями, которым было более ста лет, но впервые вижу перед собой небожителя. Тогда у меня возникает вопрос, почему вы живёте ни на небе, а на земле?

- Ну, во-первых, во всей Вселенной нет лучше места, чем земля. Во-вторых, нас небожителей, не пятеро, а шестеро. Вы забыли о Летающем Зайце, который сейчас живёт на луне, и занимается изготовлением пилюлей бессмертия. Время от времени он спускается на землю, чтобы набрать смолы с камфорных деревьев для своих снадобий, а также встретиться со своими друзьями.

- Вот как? – удивился Мосэ. – Значит, можно ещё где-то купить пилюли бессмертия?

- Не совсем так, - ответил Синий Дракон, - Летающий Заяц не продаёт эти пилюли людям.

- А кому он продаёт?

- Он никому их не продаёт. Не всё покупается в этом мире.

- Но для кого-то ведь он их делает? – удивлённо спросил Мосэ.

- Да, конечно, кое для кого он их делает, - ответил Синий Дракон и вдруг, посмотрев на часы, заторопился. – Извините, я и так вам сказал много лишнего. А теперь мне пора уходить, а то опоздаю на представление.

Он вскочил на ноги, подпрыгнул и плавно полетел вверх как птица, крикнув на лету Мосэ:

- Счастливо оставаться! Если захотите поговорить со мной, то ищите меня в районе горы Фудзи.

- Но постойте! – крикнул ему вслед Мосэ. – Я забыл спросить вас…
 
Но Синий Дракон уже исчез в голубом небе.

- Чего ты орёшь? – одёрнул его брат Хотокэ, протирая веки и таращась на Мосэ своими заспанными глазками. – Ты так кричишь, что меня разбудил.

Мосэ посмотрел по сторонам, как будто возвращаясь в реальность, и спросил Хотокэ:

- Тебе ничего не показалось?

- А что мне должно было показаться?

- Ты никого сейчас здесь не видел?

- А кого я должен был видеть? Отца Гонгэ? Так он тоже сейчас спит без задних ног. Или священника Хризостома с американкой? Так они ушли вместе на прогулку.

- Ты знаешь, в это трудно поверить, но я только что видел небожителя.

- Это приснилось тебе, - успокоил Хотокэ. – Со мной тоже иногда такое бывает.

Взгляд Мосэ упал на сломанную ветку дерева. Подойдя к ней, он взял её в руки и сказал:

- А это разве не доказательство? Небожитель упал с дерева, сломав эту ветку.

- Так он упал с дерева или с неба? – с иронией спросил Хотокэ.

Мосэ отмахнулся от его шутки.

- Я серьёзно говорю тебе, что видел Синего Дракона, который сказал мне, как разыскать «Учение шести углов».

- Всё это плод твоей фантазии, - сказал Хотокэ, улыбаясь, - ведь всё что мы видим, это продукт нашего сознания. Как там говорится в свитке отца Гонгэ «Хранилище глаза истинного Закона» – «Сёбо гэндзо»: «Все дхармы, вся природа, всё живое на земле – всего лишь сознание, всё друг в друга включено и друг другу тождественно. Все учения гласят: всё равным образом есть одно сознание». К тому же, на нас постоянно влияют разные символы. Вся наша жизнь проходит под знаками символов. И ещё не известно, мы творим символы, или символы творят нас, тем более, если мы их получаем в наследство от наших предков. Ведь и история человеческая слагается из ряда символов. У нас даже простые истории преобразуются в символы. Так вот наслушаешься всяких небылиц, вначале отнесёшься к ним с юмором, и даже посмеёшься, а потом начинаешь в них верить, и попадаешь уже под их влияние. То, что по своей природе не может быть, начинает уже происходить. Самое лучшее, что может сделать человек, это – жить без всяких символов, и не верить в разного рода небылицы.

Но Мосэ вдруг пришла в голову одна мысль и он воскликнул:

- Я знаю, как уговорить отца Гонгэ, чтобы он отпустил нас попутешествовать с американцами по Японии. Нужно ему сказать, что подлинный свиток «Роккакурон» находится в префектуре Тоттори, и мы его сможем разыскать, а заодно и поможем американцам в исследованиях этих высоких деревьев.

На этот раз Хотокэ отнёсся к заявлению своего собрата серьёзнее.

- Я понимаю, - сказал он. – Иногда во сне снисходят на нас откровения. И что тебе сказал небожитель?

- Он сказал, что я должен отправиться в путь на поиски этого учения.

- И куда же это?

- Пока толком не знаю. Но нужно побывать и на юге, и на западе, и на севере, и на востоке.

Хотокэ засмеялся, заметил:

- Это значит, тебе нужно побывать везде, где только можно.

- Вот именно. На юге я должен встретиться с Красной Птицей, на Западе - с Белым Тигром, на севере - с Чёрным Воином, а на востоке – ещё раз с Синим Драконом. Но главное, мне где-то нужно разыскать Абурауси – Жирную Корову. Он, наверняка, знает что-нибудь об «Учении шести углов».

- А ещё с кем ты хочешь встретиться? – спросил его Хотокэ, с интересом разглядывая своего собрата.

- Ещё бы я хотел увидеть Летающего Зайца с луны, - ответил тот.

- Может быть, тебе ещё и на луне нужно побывать? Но для этого тебе нужно записаться в астронавты в Агентстве НАСА, – серьёзно заметил Хотокэ, подойдя к Мосэ и тряхнув его за плечо. – Проснись и перестань нести чепуху. Нам уже нужно идти к настоятелю за поручениями.

Мосэ не стал возражать брату Хотокэ. Запахнув полы лёгкого кимоно и поправив пояс, он поднялся со своей лежанки и отправился в основную пагоду храма – хондзан - для встречи с настоятелем.

Вот такие события произошли по рассказам монахов в моё отсутствие. Вечером, когда мы все вместе собрались на ужин, отец Гонгэ объявил нам, что отпускает монахов с нами для поиска подлинной копии свитка «Роккакурон» - Учения шести углов».



ДЕНЬ ТРЕТИЙ


(НАСТАВЛЕНИЕ УЧИТЕЛЯ ВОПЛОЩЕНИЯ)


Буддийское сердце подобно луне –
Недостойно пыли мирской.
Дар поэта Небу подобен
Своей чистотой.

Und Gott sprach: Es werde Licht! und es ward Licht.



Рано утром, когда я выходил из гостевого домика от Натали, расположенного недалеко от моей хижины, то натолкнулся на отца Гонгэ, идущего на утреннее бдение. Он посмотрел на меня несколько удивлённо, и я почувствовал внутреннюю неловкость. Чтобы как-то оправдаться, я заговорил с ним:

- Не подумайте чего-нибудь такого непристойного, отец Гонгэ, но Натали - моя бывшая жена, временно утраченная, по недоразумению, и которую я верну себе всеми имеющимися у меня средствами. Ради неё я, может быть, и живу в этом мире.

- А я вас раньше принимал за духовное лицо, - сказал отец Гонгэ.

- Но я не принимал на себя монашеского пострига, - заметил я, - тем более что я напрямую не представляю Православную церковь, но я состою в духовно-светском братстве, занимающимся миссионерской деятельностью.

- Так значит, вы не духовное лицо.

- Ну, как сказать, - запротестовал я, - в Православии священникам вплоть до высших чинов и монахов разрешено иметь жён. А дети в таких семьях всегда считались очень одухотворёнными и вели всегда правильный образ жизни.

Отец Гонгэ рассмеялся.
 
- Россия, вообще, загадочная страна, - заметил он, - я слышал, что бурятские буддисты решили отменить целибат. Как только это случится, в России с буддизмом будет покончено. Если католики откажутся от целибата, то католичество отомрёт.

- Это почему же? – удивился я.

- Тот, кто встаёт на путь духовного совершенствования, должен отказываться от многих мирских благ. Я понимаю, что в России монахи всегда были самыми сильными в мире получателями небесных знаний, за ними стоят высшие чины церкви, соблюдающие целибат. Но они уже частично отходят от получения небесных знаний, потому что отдаются мирским делам, то есть, управлению церкви, а прочее женатое духовенство, настоятели храмов, всегда были проводниками, распространителями небесных знаний, получаемых от монахов. Они очень часто подвергались мирским соблазнам, и сейчас, наверное, им подвергаются. Вероятно, поэтому во время революции в России духовенство повело себя пассивно и дало возможность прийти к власти безбожникам, а потом за это жестоко поплатилось. Я так понимаю. Может быть, я не прав.

- Наверное, вы правы, – после раздумья произнёс я.

- А я посчитал вас священником-монахом, - признался отец Гонгэ.

- Почему? – спросил я,

- Потому что вы имеете способность по шелесту листьев священного дерева предсказывать будущее.

- Но это произошло со мной впервые в жизни, - признался я.

- Тогда всё понятно, - сказал отец Гонгэ, - вы часто поститесь?

- Ну, я соблюдаю посты.

- У вас, кажется, три основных поста.

- Да, - сказал я, - большой сорокадневный пост перед Пасхой, затем Петров пост и Рождественский.
 
- И как вы поститесь?

- Ем постную пищу.

Отец Гонгэ опять рассмеялся.

- Какой же это пост, - сказал он, - если вы что-то едите. Пост – это когда прекращают кушать любую пищу, и пьют только воду. Это и называется постом (дандзики) - прекращение еды. Только так можно приблизиться к небесным истинам. Вы когда-нибудь голодали?

- Ну, пару раз, дня по три.

- А часто болеете?

- Случается иногда.

- Тогда всё понятно, я удивляюсь, что у вас открылся дар – по шелесту листвы угадывать будущее. Но, может быть, это проявилось единственный раз, такие случаи бывают у людей, особенно в экстремальных ситуациях, когда глас природы прорывается к человеку, минуя чакры. Но чтобы иметь постоянную интуицию необходимо голодать. Это знают все люди, имеющие отношение к восприятию духовных и священных озарений. Если вы хотите сохранить этот дар, то вам нужно налагать на себя посты. Ведь предвиденье - непростое дело, а очень упорный труд, борьба с собой, и, можно сказать, духовный подвиг. Вы знаете, почему на моих монахов нисходит озарение, когда они предсказывают будущее?

Я покачал головой.

- По нашему уставу ученья «Роккакурон» мы должны каждый месяц шесть дней перед новолунием голодать, иными словами, поститься. Но главный пост в году у нас сорок два дня, мы его соблюдаем перед началом лета, когда ещё не очень жарко. Можно, конечно, соблюдать пост и тридцать шесть дней – шесть шестёрок, но интуицию монах начинает приобретать всегда на сорок второй день. Можно и голодать дальше, чем больше дней, тем больше человек обретает просветление и святость. Но я своим монахам запрещаю голодать больше этого срока, потому что они молоды, и сам держусь в этих рамках, так как я уже стар. В миру человек обычно не придерживается постов, а занимается только тем, что удовлетворяет все свои прихоти – вкусно и обильно ест, пьёт крепкие напитки, вольготно живёт, наслаждается сексом, курит и творит разные непотребности. Он является рабом своих чувств, и за это расплачивается болезнями. Однако, он понимает, что делает что-то в жизни неправильно, но тут же находит тысячи предлогов и оправданий своего образа жизни. Его ум настолько извращён и изобретателен, что он, чтобы оправдать свои чувства любым способом, пытается обойти нравственность, оправдать себя перед своей совестью. А когда заболевает, то не может найти причину своей болезни. А всё потому, что любая болезнь лечится голодом. Это – закон природы. Но человек никогда ему не следует. Для того, чтобы обойти его, он создал у себя самую развитую отрасль промышленности – медицину, с её фармакологией, хирургией и, Бог знает, ещё чем, совсем забывая о том, что, чтобы выздороветь, всего-то нужно поголодать. В человеке заложен такой же потенциал силы здоровья, как и в любом диком животном. Но диких зверей и животных к голоду принуждают сезонные изменения, когда они не могут найти корма, а у человека еды всегда существует вдоволь, он сам ест вволю, и закармливает домашних животных. Вы знаете, что если регулярно кормить волка, то он на одну треть меньше живёт? Сытая и спокойная жизнь делает организм человека слабым и незащищённым от болезней. Несоблюдение законов природы делает человечество больным. Возьмите хотя бы Америку, это – самая больная страна в мире из-за её благополучия и богатства, ожирение скоро приведёт эту страну к гибели. Чтобы быть здоровым, нужно быть бедным, много трудиться и чаще голодать.

- Но Япония тоже богатая страна, - возразил я ему, - но как я заметил, у вас мало толстых людей.

- Да, - согласился он, - во-первых, японцы очень много работают, а потом наша традиционная пища очень легкая – овощи, рыба и морепродукты, что способствует сохранению здоровья. И потом японцы никогда не переедают. Во-вторых, многие японцы любят спорт, даже в наших школах спортивным занятиям уделяется много времени. Но всё равно, американские стандарты жизни с их обществом потребления последнее время всё более негативно сказываются на здоровье японцев. С этим я борюсь, когда встречаюсь с прихожанами, призывая их всегда к здоровому образу жизни. О каком просветлении может быть речь, когда у человека постоянно набит живот пищей, и питается он обильно и по три, а иногда по пять раз в день. У него даже не возникает чувства голода. Вы знаете, что раньше, даже в Европе, до средних веков питались только день раза, и делали это утром в девять часов и до четырёх часов дня. Остальное время суток организм разгружался, поэтому и болели в те времена реже, так как медицина не была ещё такой изощрённой, и человек полагался на природу, и жили дольше, чем сейчас. Взять хотя бы даосов, ведь многие из них вообще достигали бессмертия. Как говорится в древних китайских текстах, «они питались воздухом, и пили росу». А знаете, для чего им служил один из их постоянных атрибутов жизни, наравне с молельным ковриком, тыква-горлянка?

- Нет, - ответил я, - но об этом я всегда хотел узнать, ведь тыква-горлянка для даосов была как некий символ.

- Совершенно верно, - согласился отец Гонгэ, - эта выдолбленная тыква была их сосудом очищения, сейчас это называют клизмой. Поэтому тело даоса было настолько чистым и очищенным, что в него проникал божественный свет. Даосы светились изнутри. Они не только обладали интуицией, но при помощи небесных знаний, которые получали напрямую из космоса, овладевали многими качествами и способностями, видели будущее, уходили от опасностей, могли переноситься на расстояние, как говорилось, «оседлав ветер», и делали много других чудес, непосильных простым смертным. Но, к сожалению, всё это забыто. Я стараюсь привить своим прихожанам здоровый образ жизни, но мне это не очень удаётся сделать. Они слушают меня, соглашаются, но продолжают жить по привычке, пьянствуют, объедаются. Есть у них один порок, это – пьянство, в городе очень много любителей саке, и я ничего не могу с этим поделать, чтобы отучить их от этой привычки. Дело в том что, что наш городок называется Ёсида, как вы понимаете, название означает «Доброе поле». Но первый иероглиф, означающий «добро», по звучанию похож на иероглиф «ёси», что означает «опьянение» и «пьянство». И как-то в головах у горожан смешались два этих понятия, и они подсознательно стали считать, что добрый – это пьяный, а пьяный – добрый. Наш японский язык вообще изобилует множеством омонимов, это - слова одинаковые по звучанию, но разные по смыслу, и это случилось тогда, когда мы заимствовали китайские иероглифы. Ведь был же раньше наш простой японский язык, и мы могли письменно обходиться только катаканой или хироганой, а с приходом иероглифов язык усложнился, как бы получилось наслоение, и все наши японские слова получили своих китайских двойников, у нас образовался смешанный язык, и это внесло массу трудностей в понимание. Как-то я насчитал в нашем языке десять тысяч омонимов. И если китайцы свои иероглифы читают с четырьмя тональностями, и всё встаёт на свои места, то у нас тональностей в языке нет, и возникает путаница в понимании. Да вы это знаете прекрасно. Даже в дипломатической практике японцы прибегают к более точному французскому языку, чтобы не было двусмысленности. Так что эта двусмысленность настолько вошла в наше сознание, что у нас начались всякие ментальные заморочки. Например, даже в цифрах число четыре у нас обозначается иероглифом «си», то же звучание, как и у «иероглифа смерти». Поэтому в наших гостиницах вы не найдёте четвёртого номера. В Китае – то же самое. Но вот цифра «девять» в Китае считается самым счастливым и полным числом, потому что звучит по-другому в отличие от японского, а у нас это число означает по звучанию «ку»? – глупость, нелепость и вздор, а также горе, нужду, боль. Поэтому мы не считаем это число счастливым. Вот видите, какие заморочки существуют в нашем языке. Но к чему я это говорю? Я хочу всё же как-то отучить жителей нашего городка от обжорства и пьянства. Поэтому хочу обратиться к вам за помощью. Вы хорошо знаете японский, не смогли бы вы в моём приходе выступить с проповедью о вреде переедания и пьянства. Вы – иностранец, может быть, ваша речь как то повлияет на их образ жизни. Расскажите им о постах в Православной церкви.

- Хорошо, - согласился я, - когда это нужно сделать?

- Сегодня вечером, как раз, мы собираемся в городке на богослужение.

Услышав моё согласие, отец Гонгэ сразу же повеселел.

- А знаете, что, - сказал он мне, - у вас прорезался дар, вам ни в коем случае нельзя его терять. У меня есть предложенье к вам. Воспользуйтесь нашей методикой просветления. Так или иначе, вы сможете с нами, взаимодействуя, просветлиться и укрепить ваш дар. Я не знаю, как в Православной церкви приходят к святости, но если у вас пока нет своего опыта, попробуйте использовать наш. Ведь он помог моим монахам Мосэ и Хотокэ обрести этот дар виденья будущего. Мосэ будущее видит во снах так же, как американский провидец Кэйси, а Хотокэ, как Шакьямуни, получает небесные откровения в медитации. Вчера они у меня выпросили разрешения присоединиться к американцам с целью помочь им в постижении понимания тонких сущностей, проникающих в наш мир через тысячелетние деревья. Но сегодня я поставлю перед ним условие, чтобы всё это время они постились. Как только они прервут пост, то будут обязаны вернуться в храм. Может быть, и вы попоститесь с ними?

- Было бы неплохо, - согласился я.

- Они вам помогут овладеть практикой очищения и просветления. Вы ближе познакомитесь с буддизмом, разговаривая с ними. И станете настоящем провидцем будущего, понимая шелест листвы деревьев. Но кроме этого вы приобретёте ещё массу качеств и способностей, которые и не снились мирянину.
 
- Какие, например?

- Пока я вам этого не скажу, всё будет отрываться в вас по степени вашего приближения к совершенству. Но обещаю вам, что вас ждут на этом пути приятные неожиданности. Но никто из посвященных о них не говорит. Все эти качества – их тайна, которую лучше всего не разглашать. Вам, как моему единомышленнику, я открою свою тайну, для того чтобы укрепить вас на этом пути. В жизни я играю роль некого болтливого простачка, и таким образом отвожу от себя всякие подозрения, но я хорошо понимаю птичий язык, и через него узнаю много небесных откровений.  Я никому этого не говорю, а так, намёками, когда это нужно, оповещаю о грядущих событиях своих прихожан. Кто мудрый, тот это понимает, а глупцу и говорить этого не стоит, потому что он всегда поступит с точностью наоборот. Ведь если человек не способен понимать того, что скрывают слова, или что недосказано, а также, что срыто меж словами или между строками священных писаний, то он никогда не обретёт мудрость, а если случайно и обретёт её, то со временем её всё равно потеряет. Это и есть секрет проницательности и интуиции. Я всегда говорю всем о своих птичках Риччике и Чарли, и меня уже все, наверное, считают за помешанного, или выжившего из ума старика, впавшего в детство. Но посредством этих рассказов я говорю собеседнику или приходу некоторые небесные тайны. Понимающий это услышит, а кто этого не понимает, тому этого и знать не обязательно.

- Это почему? – удивился я.

- Есть такая еврейская притча. Один раввин знал птичий язык. Его прихожанин очень хотел научиться понимать птиц, и попросил раввина обучить его этому языку. Раввин вначале отказывался, но тот так приставал к нему, что, наконец, уговорил его. Хотя раввин и предупреждал: «Как бы раскаиваться тебе не пришлось после этого». Прихожанин освоил этот язык. Как-то дома, сидя во дворе на скамеечке, он услышал, как воркуют голуби: «Сегодня к нашему хозяину ночью залезут воры и обокрадут его». Хозяин расставил по дому слуг и заставил стеречь добро всю ночь. Воров не было. На другой день он опять слышит воркование голубей: «Сегодня ночью сгорит дом нашего хозяина, жаль бедолагу». Опять хозяин на ночь расставил слуг с вёдрами воды. Пожара не случилось. На третий день слышит, как воркуют голуби: «Как жаль нашего хозяина. Бог решил наказать его, вначале посылал к нему воров, но те не смогли пробраться в дом, затем решил устроить пожар, но и этого не вышло. Тогда он решил забрать его сына. Этой ночью сын должен умереть». Так и случилось, у хозяина умер сын, из-за знания птичьего языка хозяин уклонился от лёгкого наказания и принял тяжёлое. Так что не всем всё положено знать, чтобы избежать большей беды, и не навредить своей судьбе. Нужно следовать пути Недеянья, и принимать все невзгоды жизни стоически.

Рассказ отца Гонгэ произвёл на меня впечатление. Поэтому я спросил его:
 
- Значит, не все должны знать правду жизни?

- А лучше всего вообще не знать будущего, - признался он, - потому что это такое тяжёлое бремя, и жить даже становится неинтересно, когда всё наперёд знаешь. Я молю небо, чтобы он отнял у меня этот дар, но, к сожалению, обретаемый дар уже никуда не исчезает. Так что, прежде чем утвердиться на пути обретения дара, трижды подумайте, а нужен ли он вам. Оставаясь простым человеком, вы будете намного счастливее.

- Нет, - сказал я, - если передо мной возникает какая-то цель, я уже не могу остановиться. Иду к ней, пока её не достигну.

- Сейчас перед вами два пути, - сказал отец Гонгэ, - один путь – это соединиться со своей женой и дочерью и стать обыкновенным счастливым человеком, другой путь – идти дорогой духовного совершенствования и обретать небесные дары.

- Откуда вы знаете о моей дочери?! – воскликнул я и, кажется, побледнел.

- Извините, - сказал отец Гонгэ, - я невольно выдал ещё свой один дар - проникать в мысли собеседника.  Но я никогда не выдаю чужих секретов. Так что, успокойтесь и хорошо подумайте, какой вам путь выбирать.

- Но неужели их нельзя совместить?

- Можно, - ответил настоятель, - но вы столкнётесь с массой трудностей, и в конечном итоге везде потерпите поражения. Я вам советую подумать, стоит ли вам возвращать свою бывшую жену. Сейчас у неё уже совсем другая жизнь, а ребёнка своего вы даже не видели. Дочь ваша не знает о вашем существовании, считает своим отцом американца. Сможете ли вы дать ей то, что способна дать его семья? Не будет ли потом она вас упрекать, что вы поломали её жизнь и изменили судьбу? К тому же, если вы встанете на путь духовного совершенствования, то не сможете посвятить себя этому целиком, имея семью.

- Но я люблю свою жену и буду любить её всю свою жизнь, и думаю, что она меня – тоже.

- Любовь – это благородное чувство, но и опасное, страстная любовь часто переходит в страстную ненависть. Жизнь и отношения между мужчиной и женщиной всегда очень сложны, вам предстоят суровые испытание. И если вы пройдёте через них и сохраните любовь, то вы всё равно никуда друг от друга не денетесь. Так что я предлагая вам пройти испытание временем.

- Так, наверное, и будет, святой отец. Но сейчас я должен достичь совершенства и укрепить свой дар. Вы поможете мне на этом поприще?

- Помогу, потому что только так вы обретёте свет, - ответил отец Гонгэ, - вы решили отправиться в путешествие вместе с моими подопечными монахами. Во время их пребывания с вами не удивляйтесь их экстраординарным способностям, вы не всегда сможете за ними поспевать.


- Как это? – удивился я.

- Они способны перемещаться по воздуху на далёкие расстояния, это – одно из даров нашего «Шестиугольного учения». Но вы будете всегда знать, где они находятся и следовать за ними вашим эфирным телом. В ваших снах я буду являться к вам и подсказывать, что нужно делать и делиться с вами информацией.  Отсюда из храма я буду видеть каждый их шаг. Но об этом вы никому не говорите, даже вашей возлюбленной, хотя и говорят, что у влюблённых секретов нет. Как только вы скажете кому-либо о наших возможностях, я прерву с вами духовный контакт. Это – моё условие.

- Согласен, - сказал я, не раздумывая.

Отец Гонгэ посмотрел на тёмное небо. На востоке горизонт чуть посветлел багровым отблеском.

- Извините – сказал он, - мне пора на медитацию, а то мои ученики меня уже заждались.

Я ему поклонился. Он прошёл несколько шагов и, оглянувшись, сказал:

- Может быть, вы примете участие в нашей медитации?

Я с готовностью согласился.

По дороге к главному строению Храма «хондзан» отец Гонгэ продолжал говорить:

- В жизни всегда кто-то кого-то любит, но все любят друг друга не одинаково. Чаще всего нет взаимности в любви. Обычно мужчина любит женщину, женщина любит ребёнка, а ребёнок любит своего щенка или попугайчика. Очень часто человек любит то существо, которое зависит от него, и о котором он заботится. В тот год Ричик потерял свою подругу Чарли. Чарли заболела в начале лета, когда цвели одуванчики. У неё начал закрываться глаз. Вначале мы с сестрой не поняли, что с ней происходит, и решили, что Ричик в драке ей поранил глаз. Это предположение вызвало у нас негодование, и даже гонение на Ричика. Моя сестра пыталась его отсадить в другую клетку. Но он упёрся, и не пошёл. Он был очень гордой натурой. Мы просто закрыли клетку с Чарли, а он вынужден был ночевать несколько ночей на клетке. Я видел, что Ричик страдает и не понимает, что происходит. С каждым днём Чарли становилось всё хуже. Вместо глаза уже образовался чёрный нарост, она потеряла свою подвижность и весёлость, даже голос у неё изменился, из звонкого стал писклявым. Мы очень жалели её, но ничем помочь не могли. Последние дни она больше сидела в углу и ни во что не вникала. Ричик проявлял к ней жалость, он, так же как и раньше, чистил ей пёрышки и щекотал шейку. Идя домой со школы, я срывал с газонов цветущие одуванчики и развешивал на клетке, но Чарли это уже не радовало. Потом мы с сестрой поняли, что она болела какой-то своей болезнью, из-за которой птицы умирают, и раскаивались, что зря наказывали Ричика.  Однажды, придя домой, мы нашли Чарли лежащей на полу клетки возле кормушки мёртвой, вся спина её была выщипана, повсюду - перья, а Ричик в страхе забился в угол клетки. По-видимому, когда она упала возле кормушки, он пытался её поднять и оживить. Он не мог поверить в её смерть, не знал, как он будет жить без неё, боялся будущего. И потом, когда я уже похоронил её возле нашего дома, Ричик долгое время не мог прийти в себя. Он всё ещё её ждал. Тогда он ещё не понимал, что такое смерть. А позднее он сам погиб. Если бы я в последний день закрыл его в клетке, то такого бы, наверное, не случилось. Последний день я почувствовал его нервозность, он громко чирикал, как будто ругался, и бегал по подоконнику. Возможно, он предчувствовал свою смерть. А может быть, решил, что такая жизнь ему не нужна, и сам бросился под ноги моей сестры. Жаль его! Бедный он, бедный. Сестра мне тоже сказала, что Ричика ей было жальче, чем Чарли, возможно, потому, что она стала причиной его гибели, а может быть, что он в жизни был какой-то несчастный и обделённый.

Слушая его рассказ о попугайчиках, я уже воспринимал его совсем по-другому, чем раньше, помня предыдущие слова об иносказательности его рассказов.

Вдруг отец Гонгэ заговорил напрямую о своих монахах:

- Рано или поздно мои монахи тоже откочуют в мир иной. Это случается с каждым смертным человеком. Но что касается переселения в мир иной Хотокэ и Мосэ, то они видят в этом уходе смысл своей жизни, трактуя его так: смертный час - это рождение праведника в новом, более «высоком» облике.  Для них лозунг монаха Мудзю священен: «Если ты учишься ради того, чтобы отойти от мира и постичь бодхи, тебя ждёт великое воздаяние. Если ты учишься ради того, чтобы достичь известности и выгоды, тебя ждёт великое несчастье».

С этими словами мы вошли в зал мудрости богини Каннон.  Там уже сидели Хотокэ и Мосэ в сосредоточенно-отрешённых позах и медитировали. Мы с отцом Гонгэ заняли места на дзабутонах и тоже погрузились в медитацию.

После богослужения и медитации отец Гонгэ вдруг выступил с неожиданным даже для меня заявлением:

- Эти ваши странствия закончатся для вас плохо, вы ещё не подготовлены для тяжёлых испытаний. Поэтому я передумал, и не даю вам моего согласия на участие в эксперименте американцев.

Я видел, как вытянулись лица монахов.

- Можете идти.

Они поклонились учителю и молча удалились. Я же продолжал сидеть на дзабутоне и думать: «Что это всё значит»?

Отец Гонгэ посмотрел на меня и улыбнулся.

- Вы, в самом деле, решили их не отпускать? – спросил я его удивлённо.

Он вздохнул и ответил:
 
- Всё равно они уйдут в это странствие, которое может стать последним в их жизнь. В том-то и дело, что я никак не могу помешать им. Так уж предопределено судьбой. Но всё же последний раз я хочу попытаться их отговорить. Если они проявят твёрдость, то отпущу их.
 
Я поблагодарил настоятеля за проявляемое ко мне внимание и терпение и, спросив разрешения посмотреть старинные свитки в библиотеке, удалился.

В библиотеке уже сидела Натали, склонившись над древним манускриптом. Увидев меня, она улыбнулась и спросила:

- Ну как?

- Всё в порядке, - ответил я и сел рядом с ней.
 
Некоторое время мы разбирали свитки по буддийскому канону и делились друг с другом мнениями. Но всё это время у меня не шёл из головы разговор с отцом Гонгэ, состоявшийся утром. Я с интересом смотрел на Натали и удивлялся, как она быстро прочитывает свитки на старо-японском языке и буддийские тексты. За семь прошедших лет она очень продвинулась в своих знаниях и понимании жизни. Она уже была не наивной девушкой, когда-то смотревшей мне в рот, и ловившей каждое моё слово, а выглядела зрелой женщиной со своим сложившимся мировоззрением и довольно высокой внутренней культурой. Но от того, что она повзрослела, внешне нисколько не изменилась, оставаясь такой же симпатичной и притягательной. Может быть, только к ней добавилась некая женственная обаятельность, смягчившая её угловатость девушки-подростка. Моё сердце опять кольнула ревность. Сейчас она уже принадлежала не мне, а какому-то ублюдку из Америки, новому реформатору мира, который ставит рискованные эксперименты с природой, и даже здесь, в далёкой восточной стране, распоряжается всем, как у себя дома. В душе я ненавидел его, хотя и согласился с ним сотрудничать из-за Натали. Но как она относится к нему?

- Ты любишь своего мужа? – спросил я её.

Она отвела взгляд от свитка и посмотрела на меня своим проникновенным взором.

- О чём ты говоришь?! – обиженно воскликнула она. – Мне казалось, что мы всё уже выяснили с тобой о нём. Зачем ты возвращаешься к этому разговору?

- А он тебя любит? – спросил я.

- Может быть, - сказала она, не отводя своего взора от моего взгляда. – Но что это меняет? Ведь я его не люблю.

- Но ты же семь лет жила с ним.

- По привычке. Почему ты начал об этом разговор?

- Сегодня утром отец Гонгэ заметил, как я выходил от тебя. Мне пришлось ему сказать, что ты моя бывая жена, и что мы расстались с тобой по недоразумению, и что цель всей моей жизни сейчас – это соединиться с тобой.

В её взгляде блеснула искорка радости и благодарности.

- И что он сказал?

- Он сказал, что мне следует подумать, так как у тебя уже устроенная жизнь, а дочь меня даже не знает, и считает своим отцом американца. К тому же вряд ли я смогу по своим возможностям дать вам то, что даёт твой муж. Дочь ждёт блестящее воспитание и образование, а тебя – карьера.

Натали от этих слов усмехнулась.

- Какой же ты глупый, - сказала она, улыбнувшись, - ты совсем не понимаешь души женщины. Какие возможности?! Какая карьера?! Всё это – второстепенно, если я люблю тебя. И карьеру и возможности я сама себя организую, но с тобой я буду счастлива. И ты же не хочешь, чтобы твоя дочь выросла американкой?!

- Это только в страшном сне может присниться.

- Вот видишь, и я так считаю. Я очень скучаю по России. Я готова жить с тобой в любом городе, в любой деревне. И дочь в России будет здоровее и умнее, чем на Западе. В нашей стране есть сила, и для русских жить за границей – большое несчастье, через полгода уже всё там надоедает и раздражает, какой бы прекрасной жизнь не была. Впервые я почувствовала в Америке, что такое ностальгия.
 
- Но дочь? Она же там родилась.

- Дочь привыкнет к России и полюбит её. Я путешествовала по многим странам, пока жила там, и уверяю тебя, нет лучшей земли на свете для русского человек, чем его родина. Можно ко всему привыкнуть, можно даже постараться забыть всё, что связано с родиной, но свою русскую душу, вряд ли кто-то сделает американской или французской. Помнишь, как я изучала у тебя французский язык? Некоторое время мы с мужем жили в Канаде. В Квебеке я только о тебе и думала, мне стало там невыносимо, и я попросила мужа вернуться в Штаты. Если бы мы с тобой не встретились ещё двадцать лет, то ещё бы двадцать лет я мучилась, и не находила бы себе места, пока бы в конце концов не вернулась бы в Россию и не нашла тебя.

Я обнял её за плечи и прижал к себе. С этой поры у меня даже не возникало мысли расстаться с ней.

Ближе к обеду я решил ещё раз поговорить с отцом Гонгэ, но меня опередили монахи. Они зашли в Зал Мудрости богини Каннон, мне же пришлись присесть в уголке галереи, откуда я хорошо видел их всех и слышал каждое слово.

Когда оба монаха вошли в зал и уселись напротив него на дзабутонах в позе лотоса, настоятель некоторое время молчал, разглядывая их, как будто видел впервые. Взгляд его был по-отечески ласковым. Со стороны казалось, что он собирался спросить их: «Ребятки, что вам здесь нужно? Что вы от меня хотите?» В эту минуту он напоминал китайского божка доброты, простоты и смирения. Но если бы кто-то проник в его мозг, то удивился бы глубине его мысли, настолько он обладал мудрой проницательностью.

Глядя на своих учеников, Гонгэ думал: вот один из них будет святым, а другой - учёным. Оба они мудрецы, но специалисты в разных областях. Деятельный Мосэ ни минуты не может посидеть спокойно, вечно находится в какой-то суете. Совсем не буддистская черта, всегда взболтан как мутный стакан воды. И мысли бегут у него как кони, и желания суетятся как обезьяны. Но из него получится хороший проповедник, отличный дипломат, мудрый политик, и выдающийся государственный деятель. Недаром у него мать была еврейкой, которую ещё его бабушка вывезла в своей утробе, спасаясь от нацистского истребления. Во внуке её чувствуется предприимчивая натура, еврейская кровь, хотя его дед и был японцем. Правда, он не видел ни отца, ни матери. Мать умерла при родах, а отец сразу же пропал без вести. Мальчик воспитывался в сиротском доме. Но гены везде остаются генами. Всё в его характере приспособлено к работе, к деловым отношениям. И полная его противоположность - Хотокэ. Прекрасный воспитанный японский юноша с манерами самурая, выдержанный, спокойный, проницательный, склонный к рефлексии. Это – философ. Он великодушен и обладает абсолютным самообладанием. Остроумен и даровит. Из него получился бы истинный святой, учёный или писатель. Он может часами сидеть в одной позе, созерцая какую-нибудь внутреннюю грань некой скрытой в нём реальности. Или оттачивает свою мысль до абсолютного совершенства. Этот умет ждать и замечать в нужное время и в нужном месте то таинственное, что скрыто от умозрительного восприятия других. Его остроумие может блистать подобно самурайскому мечу. Зигзаг молнии и - вот уже готова идея, повержен враг, или решена задача. Да, оба они стоят друг друга, дополняя друг друга, и обоими ими мне нужно дорожить.

Мосэ от долгого сидения и молчания не выдержал, заёрзал и нарушил тишину зала:

- Учитель, - молвил он. – Вчера я видел небожителя.

- Во сне, - тут же добавил Хотокэ.

- Нет, наяву, - настойчиво заявил Мосэ, кивая на Хотокэ. – Я его видел и разговаривал с ним вот так же, как вижу и разговариваю с вами.

- Почему же я ничего не видел? А ведь мы были вместе, - заметил Хотокэ.

- Ты дрых без задних ног.

- Когда я проснулся, ты тоже спал.

- Я не спал, а лежал с закрытыми глазами.

- И кричал во сне: «Подождите! Я забыл у вас спросить…»
 
Как дети, но оба они избранные, подумал Гонгэ, один другому никогда не уступит, их удел – спасение мира. Им обоим будут тяжелы поражения. Ни один из них не смирится с тем, чтобы быть в жизни на вторых ролях. А жизнь их кончится гибелью или полной победой. Ничего в них нет от истинных буддистов. Даже Хотокэ теряет самообладание, когда спорит. Нет в них той мудрости, которая остужает спорящих.

- Мосэ, - прервал их перепалку Гонгэ, - скажи мне, я хорошо к вам отношусь?

- Да, учитель, - удивлённо ответил тот. – Почему вы меня об этом спрашиваете?
 
- Я был с вами строг?

- Не всегда, учитель.

- Я ограничивал вашу свободу?

- Нет, учитель.

- Тогда почему вы меня так не уважаете?

- Мы вас уважаем, учитель! - в один голос воскликнули Мосэ и Хотокэ и склонились в низком поклоне.

- Не думайте, что я за вами не наблюдаю, - строго сказал Гонгэ, - хотя я и завален делами по горло. Каждый ваш шаг мне известен. Я знаю о вас больше, чем вы сами о себе. Но вот сделать из вас настоящих буддистов я никак не могу. Хотя вы проводите дни в аскезе и ограничениях, но по природе своей продолжаете оставаться мирянами со всеми их недостатками и грехами. Оба вы заносчивы и высокомерны. Ваше высокомерие не имеет границ. Вы считаете себя центром земли, на самом деле вы – жалкие мошки (ёвамуси), слабаки. Что вы о себе мните?

- Но учитель, - возразил Мосэ, – вы к нам несправедливы. Все дни мы проводим в учении, а по ночам усердно читаем сутры.

- Ты хочешь сказать, что вы овладели высшей мудростью?

Оба ученика молчали, низко склонив головы. Гонгэ посмотрел на их бритые затылки и, вздохнув, молвил:

- Преподобный Соо-осё тоже полагал, что овладел высшей мудростью. Он упорно, истово молился у Трёх Порогов на реке Кацурагава, требуя от бога-стража Фудо, чтобы тот вознёс его на райское небо Тушита пред очи бодхисатвы Мироку. И хотя бог-страж Фудо прямо сказал монаху, что «дело это трудное», Соо-осё сломил его своим упорством. И тогда Соо-осё зачерпнул воды в реке, вымыл себе чресла и взгромоздился на шею Фудо. Но когда прибыли на небо Тушита, оказалось, что попасть во Внутреннюю обитель дело непростое, и одного упорства мало. В ворота может пройти лишь тот, кто умеет продекламировать сутру Лотоса. А Соо-осё в этом не преуспел. Глянув вдаль, Соо-осё сказал: «Читать-то я эту сутру читаю. А вот декламировать – никак». Бог-страж сказал: «А вот это стыдно. Такой уж порядок, иначе не пройдёшь. Возвращайся домой. Выучишь сутру, тогда и приходи». Посадил его на шею и доставил обратно на реку Кацурагава. Соо-осё безутешно плакал. Пришлось ему выучить сутру, и тогда уж он осуществил свою мечту.

Монахи переглянулись.
 
- Вот и с вами может такое случиться. Если вы читали «Предисловие к запискам мудреца» - «Когансёдзё» священника XVII века Кэйтю, то знаете, что есть три главных пути к дворцу солнца: это - синто, Путь Богов; это – буддизм, учение Будды; и это – конфуцианство. На каком из этих трёх пути вы преуспели?

Монахи молчали, не поднимая голов.
 
- Вы оба мне симпатичны, - грустно сказал отец Гонгэ, - но когда я умру, ни один из вас не сможет заменить меня, стать настоятелем этого храма, потому что вы оба не готовы к этому.

- Но, учитель, - поднял голову Мосэ и опять смело возразил ему, - я как раз хотел поговорить с вами о том, что я смогу раздобыть свитки сутр об «Учении шести углов», утерянных двести лет назад.
 
Отец Гонгэ с удивлением посмотрел на него и спросил:

- И как ты собираешься это сделать?

- Для  начала мне нужно съездить в Ибусуки.

- Зачем это ещё?

- Чтобы встретиться с Повелителем Светлого и Тёмного Пути, профессором Онмёо-но-ками, по прозвищу Красная Птица.

- Какую ещё ты блажь затеял? - недовольно молвил отец Гонгэ. – Эту легенду я уже где-то слышал. «Уберечься от огня Красной Птицы, от меча Чёрного Воина, от клыков Белого Тигра, от объятий Синего Дракона, чтобы поразить цель». Так повторяли лётчики камикадзе, идя на таран американских авианосцев.

-       Я уже разговаривал с Синим Драконом, - настойчиво заявил Мосэ, - он-то и посоветовал мне встретиться с Красной Птицей.

При этих словах Хотокэ засмеялся и состроил гримасу, однако Гонгэ отнёсся к заявлению своего ученика серьёзно. Он спросил его:

- Где ты видел Синего Дракона?

- В саду храма, вчера. Мы с ним говорили, а затем он улетел.

Гонгэ, немного подумав, сказал:

- Если даже это приснилось тебе во сне, то есть причина, по которой это тебе приснилось. И отмахиваться от неё, как от назойливой мухи, не стоит. Многие прорицатели получают во сне откровения. И идя этой дорогой, свершают благие дела. Может быть, пришло время открыть вам кое-какие тайны.

Хотокэ смотрел на своего учителя широко раскрытыми глазами.
 
- Не знаю, стоит ли мне говорить вам об этом, но раз вы сами вышли на этот разговор, то мне необходимо дать вам кое-какие пояснения. Когда я был молод, как вы, то тоже стремился отыскать пропавшие свитки «Учения о шести углах» - «Роккакурон». Но чем больше я приближался к цели, тем больше понимал, что лучше этого учения не касаться. Как говорят, не буди лиха, пока оно тихо. Сообщений о тех событиях, которые произошли во второй год императора Тэммэй, вы не найдёте в анналах истории сёгунского дома Токугава, правившего тогда Японией. Его специальные агенты секретных служб – химицукэрай выжгли упоминания об «Учении шести углов» из памяти народа огнём и мечом. Все свитки были уничтожены, храмы сожжены, те священники, которым не удалось скрыться, зарублены. Тогда все дела в политике решались просто: взмах меча – и дело улажено. Наверное, поэтому это событие начало обрастать легендой о якобы имевшем место изгнании чертей из страны Синим Драконом. Власть сёгуната распространению этой легенде не мешала, потому что легенда не отражала сути вещей. Сказка и есть сказка. А суть вещей была намного опаснее, я бы сказал, зловещей. Она угрожала устоям нашего государства и нашей нации. С возвращением императора к власти во время революции Мэйдзи в 1870 году наш храм отстроили вновь, но восстановили только символ, герб храма, само учение нигде отыскать не удалось. В то время на волне прогрессивных веяний, новое правительство делало всё, чтобы не отстать от Запада. Всё, что было запрещено домом сёгуната Токугава, возрождалось. Но когда учёные познакомились где-то с этим учением, то пришли к общему мнению, что оно вредно для Японии. Особенно для её самобытности. И сделали всё от них зависящее, чтобы не дать ему распространиться.

- Но почему, учитель? – воскликнул Мосэ, у которого от рассказа учителя глаза загорались каким-то внутренним огнём. – Что в этом учении было опасным? И кем были эти священники, исповедавшие его?

- Да потому, что наше буддистское учение несовместимо с этим учением.

- Как это? – спросил Мосэ.

- Чтобы это вам объяснить, нужно начать с очень далёкого прошлого, - пояснил учитель, - с того времени, когда наше государство только создавалось.

- Две тысячи лет назад? – спросил Хотокэ.

- Нет, - покачал головой Гонгэ. – Рескриптом императора заявлено, что наша империя возникла две с половиной тысячи лет назад. Так вот, приблизительно в то время и начался спор между двумя великими учениями: буддизмом и иудаизмом. Но иудаизм, как вы знаете, был древнее буддизма. В то время не было ещё ни христианства, ни ислама, а те религии, которые возникали в образующихся государствах, быстро умирали с самими государствами. Одним словом, кроме варваров, существовало две сильных духовных цивилизаций: восточные волхвы и западные мудрецы с идеей Единого Всемогущего Бога.

- Евреи?! – воскликнул Мосэ.

- Да, - кивнув головой, ответил Гонгэ. – Опасаясь влияния единобожия, восточные мудрецы договорились с евреями, что те не будут распространять их мировоззрение на Востоке, а в свою очередь восточные мудрецы дали обещание не проповедовать на Западе. Запад оставался западом, а восток был Востоком. Две философии не смешивались, две религии развивались в своих границах. Восточная философия трансформировалась в буддизм и распространялась из Индии в Индокитае, на Малайском архипелаге, в Поднебесной, Кореи и Японии. Евреи же жили в своей Земле Обетованной, то теряя её, то обретая вновь, пока окончательно не рассеялись под ударом римлян, который сожгли их Иерусалимский Храм. И вот с этого времени началась агония Запада. Евреи, потеряв свою родину, вынуждены были скитаться по другим странам. От их религии зарождались новые агрессивные религии: христианство и ислам. Эти эрзац иудейские религии захватывали мир, насаждали свою культуру. Евреи были везде гонимы. Потом они стали посредниками между Востоком и Западом, но уже не могли влиять на соблюдение договора древних мудрецов. И вот тогда они пытались создать мировую цивилизацию, примирить всех, объединить все культуры в единый конгломерат. Но разве можно органически соединять противоположности? От такого соединения произойдёт взрыв, катастрофа, что приведёт к концу всю мировую цивилизацию. Началу этого конца мы являемся свидетелями.

- Но, может быть, мы этим путём и спасём мир? – вырвалось из уст Мосэ.
      
- Очень сомневаюсь, - покачав головой, ответил Гонгэ. – Когда я был молодым, я тоже верил, что соединением Востока и Запада можно спасти мир. Но, увы, это оказалось утопией, потому что на почве этого заблуждения возникает война не культур, а идеологий. Одна система взглядов не способна инкорпорироваться в другую, она может только поглотить её, или быть поглощённой ею. Это и есть вечная борьба духа. Когда в Германии возник Третий Рейх, Тибет сразу же понял, что может спасти Восток, и чтобы разрушить Запад, тибетцы стал помогать Гитлеру. Три тысячи тибетских монахов до последнего вздоха защищали ставку Гитлера. Япония тоже примкнула к Стальному пакту по той же самой причине.

- Но тогда почему так много евреев было спасено Японией во время второй мировой войны? – спросил Мосэ.

- Я думаю, по гуманитарным соображениям. В то время евреи не имели какой-либо влиятельной силы в мире. У них не было своего государства. Да и синтоистская вера в японском народе была как никогда сильной. Ведь наших традиционных религий две: синтоизм - для жизни, а буддизм – для смерти. Всё гармонизировано и взвешено. Так что иудаизм в Японии в то время не представлял никакой опасности. Опасен был марксизм.

- Но Япония не начала войну с Советским Союзом, как хотела этого Германия, – заметил Хотокэ.

- Это была месть Японии Германии, - ответил Гонгэ. - Когда перед началом второй мировой войны Япония напала на Монголию и просила помощи у Германии начать военные действия против Советского Союза, та вместо помощи заключила с её врагом пакт о ненападении.
 
- И всё же, я бы хотел найти свитки «Учения о шести углах», - упрямо заявил Мосэ.

Гонгэ усмехнулся кончиками губ и подумал: «Вот и проявляется его еврейская кровь, кровь предков, переданная по женской линии. Моисей, ищущий следы своего народа в пустыне Востока. Моисей, затерявшийся в этой стране. Такого фанатика ничем не остановишь, он дойдёт до своей цели. Не буду ему мешать».

- Хорошо, - после паузы молвил отец Гонгэ, - можешь отправляться на поиски этого свитка, куда хочешь, хоть к чёрту на рога. Но я не могу тебя отпустить одного, бери себе в помощники брата Хотокэ. Всё равно от вас здесь мало толку.

Мосэ оживился, а Хотокэ скривил недовольную физиономию.

- Можете идти, - сказал Гонгэ. – Переночуете, а завтра с утра отправитесь в путь.

Мосэ вскочил с дзабутона, поклонился и, пританцовывая, направился к выходу, в то время как Хотокэ продолжал сидеть.

- Что у тебя? – спросил у него Гонгэ.

Хотокэ низко поклонился и сказал:

- Учитель, не сочтите меня непослушным, но то, что вы разрешили моему собрату Мосэ отправиться на поиски неизвестно чего - форменное безумие. Я передумал ехать вместе с Мосэ только на поиски этой сутры, потому что в этом случае, я не смогу участвовать в эксперименте американцев, а мне хотелось бы очень помочь в их исследованиях. Прошу вас наказать меня самым строгим образом. Отправьте меня на самые тяжёлые работы. Прикажите дать мне десять ударов палок по пяткам. Но я не вижу смысла следовать его дурацким прихотям. Ему что-то приснилось во сне, и он, очертя голову, ринулся в пустоту, туда, где ничего нет, и быть не может. Не лучше ли ему продолжать заниматься науками, молиться, медитировать, читать сутры святых писаний, а не пускаться на всякие авантюры? Да и мне с ним - тоже. Я понимаю, что у каждого человека есть желания и заветные цели. Но не вы ли учили нас укрощать свои желания, а цели свои соизмерять с благими, но не пустыми делами. У каждого из нас есть своё предназначение, поэтому мы должны следовать ему, а не тратить времени попусту.

После этих слов отец Гонгэ задумался, но потом спокойно и ласково ответил своему ученику.

- Засиделись вы в храме и в городке Ёсида. Поэт Мацуо Басё странствовал бродячим монахом по всей Японии, открывал мир, писал свои стихи. Он научился радоваться жизни, познавая этот мир. Цель иногда оказывается пустой, но движение к цели всегда наполнено содержанием – самой жизнью.  Обе эти цели вы можете совместить. Помочь американцам в исследованиях и попытаться найти эту сутру. Не важно, найдёте вы «Учение о шести углах» или нет. Важно то, что, странствуя и участвуя в его поисках, вы окрепнете и обретёте свои взгляды на вещи, ибо увидите реальную жизнь, которой не могут научить никакие сутры. Отпускаю я вас двоих, потому что он – лошадь, которая может заблудиться и погибнуть, ты же будешь возле него как всадник, управляющий этой лошадью, потому что ты умнее и опытнее его. А что касается предопределения, то нам оно никогда не известно. Прежде чем узнать его, нужно испытать себя, понять, что тебе нужно, какова твоя судьба. Как говорили древние: да осилит идущий свою дорогу. Хотокэ, сын мой, я возлагаю на тебя большие надежды. По правде говоря, я надеюсь, что ты заменишь меня после моей смерти. Ты станешь настоятелем этого храма, но настоятелем, знающим жизнь, чтобы помогать людям. А сейчас иди и помоги Мосэ найти его путь.

Не сказав ни слова, Хотокэ поклонился и вышел из зала.
Через некоторое время я вошёл к отцу Гонгэ. По моему лицу он понял, что я сделал в жизни выбор. Вздохнув, он сказал мне:

- Судя во вашему виду, можно судить, что великого поста не будет?

- Да, святой отец, - ответил я. – буду придерживаться духовно-светского образа жизни.

- А лекцию по проведению постов в России прочитаете сегодня?
 
Я согласился. Ближе к вечеру мы вчетвером отправились в городок Ёсида-мати.

Буддистский храм Роккакудзи расположен в горах Синано, довольно далековато от городка под названием Ёсида-мачи. Его жители всегда имели тесную связь с храмом благодаря его настоятелю, который как бы организовал в своём городе часовню этого храма, своего рода филиал «Роккакудзи», и время от времени, приезжая в город, причащал прихожан и совершал необходимые требы. Жителей в этом городке было не много - не более двух тысяч, многие знали друг друга в лицо. Там имелось ещё два буддистских храма. Дайсэйдзи (Храм Великого Запада) располагался на западной окраине города, и Дайтоодзи (Храм великого Востока) – в его восточной части. Кроме этого действовало несколько синтоистских храмов, разбросанных по центральным улицам. Обычно храм Роккакудзи прихожане посещали по большим праздникам, которые здесь отмечались не часто, кроме этого отпевали покойников и молились за упокой их душ. Но в городе Ёсида жители умирали редко, поэтому доход храма был не велик. Однако нельзя было сказать, что этот храм пребывал в упадке, потому что его настоятель, отец Гонгэ, являл собой пример добродетели и участия к нуждам своих прихожан. Он вникал во всех деталях в их жизнь, как истинный священник, и давал им мудрые советы. Многие прихожане относились к нему как к своему отцу.
 
На вечернее богослужение собралось около двадцати человек. После молебна отец Гонгэ прочитал краткую проповедь, в которой упомянул слова средневекового мыслителя Накаэ Тодзю, который говорил: «По сути своей умение высветлять небесную истинность добродетели сыновней почтительности состоит в том, что, найдя своё место в жизни, осуществлять Путь – это и есть светлая добродетель».

Большинство его прихожан считались преуспевающими жителями, благодаря его мудрым советам. К нему приходили как простые крестьяне, так и известные местные политики и бизнесмены, и с каждым он мог найти общий язык и тему для разговора. Каждый находил в нём интересного собеседника и мог посоветоваться о чём угодно. В любом деле отец Гонгэ слыл знающим специалистом. Все жители города ценили его за блестящий ум и глубокие теологические познания, но чаще всего к нему приходили просто так, поболтать, попутно принося с собой мелкие гостинцы, угощения, подношения и подарки. Этим и жил храм и его обитатели. Отец Гонгэ часто посещал этот городок. Основное время года он проводил службы в городке. Только единственный раз в году шестого июня его прихожане поднимались в горный храм Роккакудзи, чтобы отметить главный храмовый праздник года.
 
Несмотря на свой преклонный возраст, отец Гонгэ, посещая городок, был  подвижным и деятельным человеком. С утра, помолившись, он работал на небольшом участке при часовне, пропалывая грядки с овощами, затем принимал гостей, вёл переговоры, занимался хозяйственными делами, и даже готовил обед, не очень доверяя двум своим монахам, составляющими всю его челядь, которых считал не очень приспособленными к повседневной работе, но с задатками великих подвижников. После обеда он обычно спал часа два, но вторая половина дня у него проходила так же деятельно, как и первая. После сна он обычно беседовал со своими двумя монахами, а в конце беседы давал им задание, которое они должны были выполнить к следующему дню, к моменту его послеобеденного пробуждения. Обычно Гонгэ всегда забывал, какое поручение он давал монахам, поэтому, зная эту его особенность, Мосэ и Хотокэ могли выполнять задание или не выполнять, по своему желанию, не опасаясь, что могут быть выруганы или наказаны настоятелем. Отец Гонгэ относился к своим монахам по-отечески, любил их, и не очень нагружал работой и учением. Он считал, что сам монашеский образ жизни является уже подвижничеством, особенно, воздержание. Достаточно было того, что они проводили время в постижении высших истин, стараясь проникнуть в секреты мироздания.

Закончил он свою проповедь мыслями философа конца 17-го и начала 18-го веков Сато Наоката словами из его трактата «Такудан дзакуроку» - «Различные записи о научных беседах»:
 
- «Если в мироздании имеется два начала  «ри» и  «ки», то должно быть постоянство и изменение. Постоянство – это «ри», изменение – это «ки». Если говорить о постоянстве как о «ри», то все люди должны быть молодыми, ну, а без этих «ки» не рождаются личности, среди этих «ки» имеются чистые и мутные, светлые и тёмные, поэтому существует различие между мудрыми и глупыми. Хотя и мудрые не могут обойтись без «ки», но поскольку у них главным стоит «ри», дурных изменений не происходит. Поскольку «ки» сдерживает «ри», оно не искажается. В общем, поскольку в человеке «ри» не проявляется в полной мере, постольку «ки» искажает человека. Это же происходит и с чувством долга, которому должны следовать сердце человека и сердце Пути».  Зачем я вам это говорю? Я вас очень хорошо знаю. Знаю, что все вы склонны к злоупотреблению мутных «ки», таких как обжорство и пьянство. От этого ваше «ки» ещё больше мутнеет и затемняет ваше «ри» - рассудок, по вечерам вы носитесь по нашему городку и горланите всякие непристойные песни и скабрезности. И очень мало внимания уделяете очищению вашего «ри».

Среди прихожан раздались смешки.

- Я специально пригласил из России духовного священника, чтобы он вам рассказал, как православные христиане соблюдают посты и достигают высоких ступеней святости. Они не только становятся просвещёнными, то есть, просветлёнными, но и к концу жизни обретают святость и поднимаются в небеса, где попадают в рай и становятся ангелами и в нужный момент опускаются на землю, чтобы помогать людям. Поэтому в холодной Сибири никто не замерзает. А там зимой температура опускается ниже сорока градусов. А это вам не четыре градуса минус – самое суровое наше время зимы. При сорока градусах вы бы все в нашем городе помёрзли без таких ангелов. И всё бы остановилось. Если учесть, что на мир надвигается мировое похолодание, то возможно через десять лет наши остова превратятся в замороженные айсберги. Скажите, как вы будете на них жить? Как будут жить ваши дети? Если к этому времени никто из вас не станет ангелом.
   
При этих словах Натали улыбнулась и украдкой посмотрела в мою сторону. Взоры всех прихожан были обращены ко мне. Я испытал некоторую неловкость. Хотокэ и Мосэ тоже улыбнулись. Меня пригласили выступить. Я встал и окинул прихожан взглядом. Все смотрели на меня с интересом. В их взглядах я почувствовал доверчивость и благожелательность. Взгляды их тёмных глаз были чистыми и готовыми к восприятию. Я подумал, что их глаза - это отражение их душ. И ещё я подумал, что их глаза - это открытые двери для проникновения света.
 
- Сегодня я бы хотел поговорить о свете, - так я начал свою речь, - отец Гонгэ говорил вам только что о просветлении и затемнении сознанья, насколько я понял. Но я хочу говорить о том свете, о котором говорил Господь Бог при создании мира:  Es werde Licht! und es ward Licht. – Да будет свет! И стал свет! Так о каком свете он говорил?
 
Они смотрели на меня удивлённо, как бы стараясь понять, какую загадку я несу в себе, и чем я могу их удивить. Что я скажу такое, что будет для них мудрее слов отца Гонгэ? И я вдруг понял, что нужно им говорить.
 
- Давайте рассмотрим, - сказал я, - чем христианство отличается от буддизма. Буддизм стремится к просветлению, а христианство - к святости. В чём же разница между этими двумя устремлениями? А разница в том, что просветление формирует взгляд на наш мир, то есть, истинное понимание того, что происходит в мире, и как нужно себя вести, чтобы проложить путь к Истине. Это и есть просветление, в то время как христианство учит людей тому, как обрести не только Истину, но и стать самому этой Истиной, иными словами тем светом, что проникает в нас из глубин мироздания. Вы можете мне возразить, что этому же учит и буддизм. Но святость и просветление разняться по степени и силе при овладении этим светом.
 
Далее я попытался, ссылаясь на Иммануила Канта, объяснить им, что святость является полным соответствием воли с моральным законом, но тут же поймал себя на мысли, что вряд ли восприятие крестьян и рыбаков этого городка подготовлено к пониманию европейской философии и теологии, и что, если святость, как совершенство, недоступно ни одному совершенному существу в чувственно воспринимаемом мире ни в какой момент его существования даже на Западе, то уж тем более на Востоке оно не может быть доступно и являться практически необходимым этим простым труженикам прибрежного района Японии.

  Даже зная хорошо японский язык, я не смог им растолковать те категории, к которым мы привыкли на Западе. Что уж говорить об осуществлении высшего блага в мире в качестве необходимого объекта воли, определяемым моральным законом как о первом условии высшего блага.
 
Мне показалось по выражению их глаз, что сказанные мною слова были не совсем поняты моими слушателями, и я подумал, что, чтобы полнее отобразить свою мысль, я должен уйти от абстрактной философии и больше воздействовать на область их чувств, вызывая в их воображении более конкретные образы, но, тем не менее, сделал ещё одну попытку.

Я стал говорить им о понимании Гегелем мудрости и святости, а также о высокой истине субъективности Бога, которая проникает в нас в своём непосредственном виде, в виде света и образа самого яркого носителя этого света, а именно, Иисуса Христа.
 
Но и тут я видел, что они понимают меня плохо. Вдруг я вспомнил слова Николая Кузанского о свете. Я заговорил уже более вдохновлённо с учётом восточного менталитета и их представления о строении мира из пяти первоэлементов.

Я сказал:

- Как вы знаете, в мире существуют пять составляющих, которые связывают наш мир в единое целое. Это - огонь, вода, дерево, металл и земля. Взаимодействия этих составляющих даёт жизнь и энергию. Давайте рассмотрим отношения между землёй и огнём. Кузанский говорил, что земля относится к огню, как мир к Богу. У огня в этом отношении к земле поистине много схожести с Богом; его потенции нет предела, он на земле всё производит, всё пронизывает, всё озаряет, различает и формирует через посредство воздуха и воды, так что все порождения Земли - суть как бы все новые и новые действия огня "ки", а формы вещей "ри" разнообразны оттого, что по-разному отражают один и тот же огонь. Правда, огонь погружён в вещи, без которых его нет, как нет земных вещей без него, и Бог вполне абсолютен: он как бы абсолютный пожирающий огонь и абсолютный блеск - свет, в котором нет тьмы, как говорили древние. К его как бы огненности и блеску всё сущее пытается по мере возможности приобщиться, как видим у всех звёзд, где находим этот блеск в материальной определённости, а также различительный и пронизывающий блеск как бы в нематериальной определённости - в жизни существ, живущих разумной жизнью.

Это уже было ближе к их пониманию, и я заметил, что они начинают меня слушать более внимательно. Говоря это, я вдруг представил в своём воображении природу мироздания и понял, что она ничем не отличается от представления восточных людей. Более того, эти первоэлементы в моём внутреннем видении преобразились в неких бестелесных Ангелов: Ангела огня и света; Ангела воды; дерево и металл превратились в Ангела воздуха, а земля - в женщину, цветущую, с красивым женским ликом - Матерь-Земли. И все эти три ангела были в услужении у женщины, которая, вероятно походила на Богородицу.

Я посмотрел на Натали и мысленно сравнил её с Богородицей и Матерью-Землёй. И я увидел, что из всех собравшихся здесь людей именно она излучает свет, возможно, потому, что её светом была любовь. И ещё потому, что она была женщиной - самым совершенным существом на земле, способным рожать, так же, как это делает Матерь-Земля.
   
- В чём же разница огня "ки" и света "ри"? - продолжал говорить я словами Николая Кузанского. -  Некоторые раскаляемые вещества устойчиво выдерживают огонь и способны вобрать в себя и его свет и его тепло, потому что их чистота позволяет им преображаться в подобие огня, пускай в разной, большей и меньшей мере, а другие из-за своей нечистоты, даже если нагреваются, в свет всё-таки не превращаются. Так судья Христос сообщает Вселенной тепло сотворённого разума, после восприятия ею этого тепла различая сверх того и божественный умопостигаемый свет "ри", и через это его посредничество, Бог есть всё во всём, и всё пребывает в Боге, равняясь ему, как только возможно по способности каждой вещи; что-то благодаря большей цельности и чистоте способно воспринимать не только тепло, но и свет, а другое из-за не расположенности субъектов едва принимает тепло без всякого света.

И я подумал: "Обладаю ли я таким же светом, каким обладает Натали"? И усомнился в этой мысли. От Натали исходил природный божественный свет. Между ней и этим светом не было посредников, потому что её свет мог оплодотвориться, чего не способен был сделать свет мой. А это означало, что мой свет был не материальным, но тогда каким?

Я продолжал говорить:
 
- И ещё. Бесконечный божественный свет "ри" есть сама вечность и Истина, и, желая от него озарения, разумное сознание обязательно должно подняться над мирскими и тленными вещами и обратиться тоже к ценностям истинным и вечным.  Интеллектуальный дух, действующий над временем и пространством как бы в горизонте вечности, не может, обращаясь к вечному, превратить его в себя, раз оно вечно, то есть нетленно. Однако поскольку он сам нетленен, то преображается в вечную Истину не так, что перестаёт быть духовной субстанцией, а так что поглощается вечностью в уподобление ей. Поскольку Христос, как жизнь и Истина, отныне и навсегда бессмертен и жив, то обратившийся к нему обращается к жизни и Истине и, чем жарче обращается, тем выше от мирского и тленного поднимается к вечному, так что его жизнь оказывается сокрыта в Христе. Ведь добродетели бессмертны, правдивость пребывает во веки веков и есть так же Истина.
 
Так значит, - думал я, говоря эти слова, - я, как и Христос, обладаю не материальным, а лишь духовным светом, который несёт душе бессмертие и превращает наше тело в вечную бестелесную субстанцию. И чтобы стать вечным, нужно уподобиться Христу. Но удовлетворит ли меня такая жизнь? Жизнь без радости, без наслаждений? Я в какой-то мере уже обладаю интеллектуальным светом, и могу управлять своей духовной жизнью. И, наконец, мне предоставлена какая-то свобода. Сохраню ли я эту свободу, став одной лишь духовной субстанцией? Да, мой духовный свет не совершенен, в нём много личного, свойственного только мне, и он далеко отстоит от вечной Истины. Но он весь проникнут любовью к моей единственной в этом мире женщине, которая пока ещё живёт и здравствует, и которую я могу любить самозабвенно, и быть, наконец, счастливым. Может быть, такая возвышенная земная любовь стоит из любви небесной?
 
Я смотрел в открытые ясные глаза Натали, и видел в них смысл своего существования. "Она жива, она любит меня, и пока я жив, я люблю её, пусть будет любовь скоротечная, проходящая, но именно она даёт мне столько счастья, что никакое вечное блаженство не может сравниться с ним. Обладать ею и отдаваться ей, проникать в её мысли и самому высказывать ей вещи, может быть даже глупые, над которыми она может смеяться. Но это и есть переплетение наших судеб. Пусть мы недолговечны в этом мире, подобные пузырям на воде, но наш блеск, наше отражение света есть самое радостное, что мы можем испытать в этом физическом мире, и пока мы в нём живём и ощущаем его, о какой вечности может быть речь? Пусть мы излучаем из себя разный свет, но, именно, он создаёт жизнь и движение, именно, он создаёт наш внутренний мир, нашу внешнюю и внутреннюю жизнь".

Думая так, я продолжал говорить другое, и эта двойственность меня убивала. Я не был ещё готов для возвышенной Истины:
 
- А обращение нашего духа совершается, - говорил я, - когда всеми своими разумными силами он через веру и стремление к чистейшей вечной Истине избирает её для любви и любит только такую Истину, предпочитая её всему остальному. Но горячо любить Христа - значит проникать в него духовным порывом, раз он не только желанен, а и есть сама любовь. И когда дух по лестнице влечения поднимается к самой любви, он проникает в глубину этой любви - не во времени, а над всяким временем и над всяким движением мирского чувства. Как всякий любящий пребывает в любви, так все любящие Истину - в Христе, и, как всякий любящий любит силой любви, так все любящие Истину любят её силой Христа. Поэтому никто никогда не познавал Истину, не имев в себе духа Христа. И как невозможно быть любовником без любви, так никому невозможно обладать Богом без духа Христова, потому что только силой этого духа мы и можем поклоняться Богу. Оттого неверующие, не обратившиеся к Христу, не вмещающие свет славы его преображения, осуждены на мрак и тьму смерти уже тем самым, что отвернулись от жизни, которая есть Христос. Только его полнотой насытятся все через соединение с ним в его славе.

И тут мне пришла в голову мысль: "А может быть, Натали и есть тот самый могущественный Бог в женском обличие. Ведь любовь земная не противоречит любви небесной. И как может человек испытывать любовь к Богу, если он никогда не испытывал любви к женщине?! Как он может увидеть небесный свет, если на земле он жил впотьмах? Может быть, правы тысячу раз православные священники, служа Господу, когда они имеют свои семьи, любят своих жён и своих детей. Может быть, именно от этого их любовь к Богу удваивает, утраивает их силы, потому что они несут ответственность перед Богом не только за себя, но и за свои семьи, и усиленную ответственность за своих прихожан, которые тоже имеют свои семьи и любят их. И их рассудок не такой эгоистичный и фанатичный, как у тех священников, которые принимают целибат. В них больше любви и человечности. В них больше теплоты и снисхождения. Именно через любовь к ближнему и любимому человеку можно направить свой рассудок на любовь вечную.

Я продолжал говорить:

- А теперь я бы хотел сказать несколько слов о свете рассудка. Для различающего восприятия видимого нужен двоякий свет. Не дух зрения даёт имена цветам, а дух его отца, который в нём: этот дух, этот, исходящий из мозга, через зрительные нервы в глаз, сталкивается со встречным видом объекта, и возникает слитное ощущение; жизненная сила души удивляется этому ощущению и стремится различить его. Не тот дух различает, который в зрительном органе, но через него производит различение более высокий Дух.
 
И тут перед глазами у меня вдруг всё померкло. Всё куда-то провалилось, и меня окутала тьмы, может быть, на некоторое время моё сознание отключилось, и я попал в неведомую мне сферу инобытия. Потом я так и не смог дать объяснения тому моему состоянию, которое я пережил. Как будто я потерял сознание, или у меня закружилась голова от чрезмерного перенапряжения. Я слышал свой голос, но ничего не видел. Как будто кто-то закрыл мои глаза. Такое я испытывал только единожды, попав в больницу, когда мне делали операцию. Как будто, говорил я, и вместе с тем, это был не я, а обособившаяся от меня сущность. Может быть, сам Николай Кузанский говорил тогда моим голосом:

- Бог доставляет все средства для влечения к нему. Жизненный дух действует, как различительная сила в духе зрения, а внешний свет даёт видимому способность быть видимым, однако зрение не воспринимает ни самого этого действующего в нём духа, ни света: свет ни из области цвета, раз он не цветной, и поэтому его нет нигде в подначальной глазу области. Свет оку не ведом, тем не менее, он приятен для взора. Как сила, различающая в зрении видимые вещи, есть способный к различию рассудок, так понимающая сила в рассудке есть интеллектуальный дух, а то, что освещает интеллект, - божественный дух.  Этот свет есть начало, середина и конечная цель чувства: у чувств нет другой цели, кроме распознания ощущаемого. Так что жизнь и совершенство, радость, успокоение и всё жизненное каждого чувства заключено в различающем духе. От него чувства имеют всё, что имеют, и когда их органы поражены и в них иссякает деятельность жизни, она не иссякает в различающем духе, откуда они снова принимают ту же жизнь, когда проходят омрачение или болезнь.

Я слышал этот голос, и вдруг понял, что я сам стал духом, я слился с этим духом, и постепенно стал различать вокруг себя разные цвета, вернее даже не цвета, а свечения. Сознанье возвращалось ко мне, но это уже было другое сознание, одухотворённое внутренним светом. Я увидел всё помещение, светящееся мерцающим светом и головы моих слушателей, от которых исходили светящиеся нимбы разных цветов. Одни светились ярче, другие бледнее. От Натали исходил яркий темноватый свет, так же как от некоторых японских женщин и девушек. Всех ярче светились нимбы над головами монахов Мосэ и Хотокэ, но ярче всех святился нимб самого отца Гонгэ. Он был таким ярким, что затмевал все другие свечения и, возможно, освещал помещение этим мерцающим светом. Я знал, что, согласно восточной философии женщины должны излучать из себя свет «инь» (покоя), а мужчины свет «ё - ян» (движения). Может быть, поэтому мужской свет сиял ярче, чем женский.

Я продолжал говорить:
 
- Равным образом думайте то же об интеллекте, который есть свет различающего рассудка, а от него восходит к Богу, свету интеллекта.

"Но чем же отличается мужской свет от женского"? - говоря это, я спрашивал себя.

- Двигаясь так в своём беге путём, открывшемся на примере зрения, вы обнаружите, что наш вовеки благословенный Бог есть так же всё бытие существующей вещи, как различительный свет есть бытие ощущений, а интеллектуальный свет - всё бытие рациональной сферы. Что только от него у творения есть существование, жизнь и движение. Через его свет - и всё наше познание, так что не мы по-настоящему познаём, а он в нас.
 
Высказав эту мысль Николая Кузанского, я задумался. "Вот в чём отгадка, почему разнятся мужской и женский свет! - внутренне воскликнул я. - А это значит, что женщина является проводником божественного благословенного света, который создаёт всех нас мужчин, и преобразует нас. А это ещё значит, что мы являемся по отношению к женщинам вторичными существами. И получаем от Бога не прямой благотворящий свет, а лишь его производное - свет интеллектуальный, который нас погружает в рациональную сферу бытья. Нам только кажется, что мы умнее женщин, но, если рассматривать наши возможности с этой точки зрения, то мы, мужчины, обречены на вечные блуждания в этой своей рациональной сфере, и то, что мы видим вокруг себя, представляется нам полном искажением действительности. И вместо того, чтобы прислушаться к голосу женского света, мы им навязываем своё видение этого мира. Этим мы подчиняем их себе и ведём к своим заблуждениям.
 
И я вдруг в какой-то момент понял, что отстранился от всех старых представлений о свете Божьем. Я как бы открыл в себе потаённую дверь, которая впустила меня в невидимый мир, некую "камеру скуру" (camera scura), из которой я мог наблюдать за всеми и проникать в их головы и мысли. В одни головы было входить довольно легко, в другие - труднее. Всё зависело от открытости человека, от его расслабленности и восприимчивости. Может быть, именно таким путём отец Гонгэ и проникал в чужие мысли. Мне показалось, что я очутился в голове одного японца, который смотрел на меня своим отстранённым взглядом и думал о своей шхуне и о завтрашнем путешествии вдоль побережья к острову Кюсю. Перед моим взором даже пробежали некие картинки его прошлых воспоминаний о поездках: то незнакомый мне небольшой порт в лучах заходящего солнца, то островок посреди бескрайнего моря, окружённого горизонтом. Его глазами я видел себя, стоящего на сцене, его ушами я слышал мой голос, произносивший речь:
 
- Заметим себе, что благодаря своим чудным делам Бог создал свет, превосходящий простотой прочие телесные создания и служащий той серединой между духовной и телесной природой, через посредство которой этот телесный мир, как бы через своё простое начало, восходит в духовный мир. В самом деле, свет переносит образы в зрение, благодаря чему форма чувственного мира восходит к рассудку и интеллекту и достигает в Боге своей цели. Исхождение мира в бытие тоже произошло таким образом, что этот телесный мир стал тем, чем он есть через причастность свету, и телесные вещи считаются тем более совершенными в телесном роде, чем больше они причастны свету. Точно также, творение, обладающее духом интеллектуальной жизни, тем совершеннее, чем больше причастно свету жизни, а творение, обладающее духом интеллектуальной жизни, - чем больше причастно свету интеллектуальной жизни. Бог есть не приобщаемый бесконечный свет, также светящий во всём, как различительный свет в чувствах; и разнообразное определение этого неделимого и беспримесного света являет разнообразие творений также, как разнообразное определение света в прозрачной среде являет разнообразие цвета, хотя сам свет с цветом не смешивается.

И тут вдруг моё сознание переместилось в голову девушки, сидящей недалеко от этого мужчины. Я видел её глазами ту же сцену, где продолжал говорить я, но чаще всего этот взгляд останавливался на молодом японце, сидящего недалёко от неё с краю переднего ряда, и перед этим взглядом тоже мелькали обрывки воспоминаний: то, как этот парень смеются, развешивая на плетне связки дайкона, то как, стоя на складной лестнице, срывает жёлтые плоды хурмы и приветливо машет рукой. И всё это происходит на фоне моего голоса, который звучит без всякого смысла, подобно льющейся музыке, потому что главное во всем этом действии - ни слова, не смысл, а любовь, простая земная любовь простой земной девушки к простому деревенскому парню. А всё остальное - канва этого действия:

- Отсюда вам видно и легко понять, что как цвет виден только через посредство света, или, иначе сказать, как цвет приходит к успокоению, и своей конечной цели, только в свете своего начала, так наша интеллектуальная природа не может достичь блаженного успокоения иначе чем в свете своего интеллектуального начала. Как не зрение различает, а через него различает различительный дух, так в нашем интеллекте, имеющем способность понимать от озарения божественным светом, его началом, не мы понимаем, и не мы сами собой живём интеллектуальной жизнью, а в нас живёт Бог, бесконечная жизнь. И вечное блаженство в том, что вечная духовная жизнь, превосходящая в несказанном ликовании всякий помысел живых существ, теснейше соединившись с нами, живёт в нас так, как в наших совершеннейших чувствах живёт различающий рассудок, а в чистейшем рассудке - интеллект.

Но вот её взгляд отразился от взгляда этого парня, и тут же потух, как бы исчез, но он не померк, а лишь преобразился в его голове. И я уже переместился в сознание этого парня, и уже с его угла зрения видел эту девушку, скромно опустившую глаза. И опять возник калейдоскоп картинок их прошлых воспоминаний: девушка в красочном кимоно, любующаяся цветами во время весеннего праздника; улыбающееся девичье лицо на фоне залитого водой рисового поля; фигурка девушки в лёгком кимоно юката у бочки с горячей водой офуро. И всё это видение было вызвано одним блеском девичьих глаз ответной любви, на фоне которой опять звучал мой голос:
 
- Нам ясно, что неведомый Бог влечёт нас к себе, побуждая светом своей благодати. Его невозможно обрести иначе, чем если он явит себя сам. Но он хочет, чтобы его искали, и хочет дать ищущим свет, без которого они не могут его искать. Хочет, чтобы искали, и желает, чтобы нашли, поскольку хочет открыться ищущим и явить сам себя. Его поэтому ищут тоже с желанием обладать, и бег умозрительного искания ведёт бегущего к покою и начальной цели движения тогда, когда желание ищущего максимально. Мы верно идём к достижению премудрости, лишь если полны величайшего стремления к ней. Ища так, мы ищем верного пути, где она несомненно откроется, явив сама себя. И нам не дано никакого иного пути, и никакого другого пути не завещано нам во всём учении стяжавших премудрость святых.

И тут меня осенило: только что я обрёл новый дар. Я научился входить в чужие мысли и чувства. Я мог входить в головы людей и проецировать их мысли и чувства в свой мозг, проникать в их сознание. Я неожиданно для себя овладел искусством познавать Истину одновременно с разных ракурсов и уже видеть её не субъективно, а реально исключая квази-объективное содержание эмпирического опыта и теоретического понимания. Каким-то чудом я приблизился к восприятию той Истины, о которой мечтал Аристотель, когда в её понимании происходило полное соответствие знания вещам, как видение вечного и неизменного абсолютного свойства идеальной квинтэссенции объекта, о чём так мечтали Платон и Августин, как соответствие мышления ощущениям объекта, которым бредил Юм, и наконец, как мечтал сам Иммануил Кант, как согласие мышления с самим собой, с его априорными формами. Истина, наконец-то, превратилась для меня в реальную правдоподобность как полное соответствие действительности в той очищенной форме, в какой воспринимал её сам Вседержитель.

"Неужели, - внутренне воскликнул я, - это случилось?! И я только что стал богом". Если я обрёл способность проникать в мысли всех людей, знать, что они думают, чего желают и как поступят, то я достиг самой высокой степени просветления. Но сравнялся ли я с Господом Богом? И тут я посмотрел на Натали с полной уверенностью, что проникну в её мысли и посмотрю на себя её глазами. Но не тут то было. Я видел её прекрасное лицо, яркое сияние, исходящее от её головы, но проникнуть в её мысли я не смог. Я видел её улыбающийся немного ироничный взгляд, но войти в её голову я не был в состоянии. Она смотрела на меня хоть и с любовью, но немного насмешливо, и это останавливало меня. Она сама являлась для меня Богом, объектом, загадкой, которую я так и не мог разгадать. Любовь мешала мне это сделать, она прятала от меня её сущность и заставляла меня почувствовать свою ущербность.

И тут я понял, что я ещё очень далёк от совершенства. Я перевёл взгляд на монахов и на отца Гонгэ и испытал то же чувство бессилия, как и с Натали. Более того, я почувствовал, что их яркий свет подавляет свет, излучаемый мной. Я продолжал говорить истины, которые когда-то высказывал Никола Кузанский:

- Гордые, самонадеянные, мудрецы в собственных глазах, полагавшиеся на свой разум, в надменной заносчивости считавшие себя равными Всевышнему, замахнувшиеся на божественное познание, - все они заблудились, потому что преградили себе путь к премудрости, решив, что в ней нет ничего неизмеримого их умом, обессилили в своём суемудрии, привязались к древу познания, не поняв Древа Жизни. И для философов, не почтивших Бога, не было иного конца, кроме гибели в своём тщеславии.

Да, это была горькая истина для меня. Я вообразил о себе нечто, что ни только не соответствовало Истине, но и было полным доказательством слов богослова, своего рода иллюстрацией порицания таких самонадеянных гордецов, как я. И он был прав в своих мыслях, которые я продолжал излагать перед слушавшими меня японцами:
 
- Но кто понял, что достичь премудрости и вечной духовной жизни можно, лишь если она будет дана даром благодати, и что по великой благости Всемогущего Бога он услышит призывающих его имя и они будут спасены, - тот достиг смирения, признал своё незнание и устроил свою жизнь как подобает стремящимся к вечной премудрости, а это - прославленная святыми жизнь добродетельных, неотступных в стремлении к другой жизни...
 
В этот момент я говорил больше для себя, чем для них, вспоминая слова великого мыслителя средневековья: «Вы понимаете тем самым, что никакая добродетель, никакое благочестие, никакой закон, никакой образ жизни не даёт нам праведности, при которой мы по заслуге получали бы этот высший дар.  Из трудов, сопутствующих верному сподвижнику, мы можем почерпать знаки, по которым узнаётся не блуждающий, а идущий по пути. Кто всем желанием стремится познать вечную премудрость, тот ничего не любит больше её, боится пренебречь ею, в сравнении с ней всё считает ничтожным, вменяет ни во что и презирает, все силы посвящает тому, чтобы угодить возлюбленной премудрости, зная, что ей нельзя угодить, если связать себя другой, преходящей мирской премудростью или чувственными удовольствиями. Оставляя всё, он поэтому спешит к ней в пылу любви, как лань стремится к потокам вод, как подобная душа к Богу. Тогда не за какие-то совершенные нами дела мы удостаиваемся несравненного сокровища его славы, но он любит любящих его, потому что он есть милость и любовь, и отдаёт себя душе, чтобы она вовеки обладала им, наилучшим благом».

Я опять посмотрел в глаза Натали. Но в этот момент она смотрела на меня печально и с тенью некого сожаления. О чём она думала в это время, мне было не известно. Я не мог проникнуть в её мысли. Её душа была закрыта от меня. Может быть, она думала о своей дочери. Я поразился тому, что между самыми близкими людьми всегда существует некий барьер. И чем сильнее любишь этого человека, тем больше он становится загадочным. Может быть, в этом и кроется один из законов любви. Мне нужно было уже заканчивать свою лекцию, которую, как мне показалось, поняли не многие. В завершение я произнёс последние слова, которые мне пришли на ум из трактата Николы Кузанского:

- Если мы пришли в этот мир, чтобы искать Бога, то из его имени у ищущих Dio, вы увидите, что какой-то путь его поисков существует. Если вступите на него, это будет ваш путь и вы лучше поймёте, как он отраден своей высшей красотой и обилием увенчивающих его плодов. Упражняйтесь же в непрестанных делах и созерцательных восхождениях, и найдёте пажити все более богатые, подкрепляющие вас в пути и день ото дня всё более воспламеняющие ваше стремление. Наш разумный дух несёт в себе силу огня, он послан Богом на землю не для чего другого, как чтобы пылать и возрастать в своём горении. Он возрастает тогда, когда пробуждается удивлением, подобно тому как ветер, вея на огонь, раздувает его и переводит его возможность в действительность: постигая деяния Бога, мы удивляемся его вечной премудрости, и внешний ветер этих деяний и творений столь различной силы и действенности превращает наше стремление в любовь к Создателю и в созерцание его премудрости, чудно устроившей всё.

Говоря эти слова, я вдруг видел, как воодушевились души моих слушателей. Неужели, - подумал я, - я увлёк их в некою незнакомую для них сферу, где они жаждали обрести покой и просветление. Многие из японцев улыбались. Я вдруг радостно понял, что некоторые сказанные мною вещи проникли в их сознание.

- Но как начинать это делать? - спросили они меня.

- А начинать это нужно со своего тела, - сказал я, посмотрев на отца Гонгэ, который радостно кивнул мне головой. И я продолжил своё выступление:

- Иисус Христос рекомендовал людям голодание для очищение сознания и исцеления тела. Так в древнем манускрипте "Евангелие Мира от Иисуса Христа от ученика Иоанна" говорится: "Наше тело - это храм божий, поэтому вы должны очистить этот храм, чтобы Владыка храма Бог Отец смог поселиться в нём и занять место, достойное Его. Чтобы избежать всех искушений тела своего и сознания своего, которые исходят от сатаны, удалитесь под сень Неба Господня. Возродите себя сами и воздержитесь от принятия пищи! Ибо поистине говорю Я вам: лишь постом и молитвой могут быть изгнаны сатана и зловредность его. Вернитесь в дом свой и поститесь в одиночестве, и пусть никто не видит, как вы поститесь. Поститесь же до тех пор, пока Вельзевул и вся порча не покинут вас, и все Ангелы Матеи нашей Земли придут служить вам. Ибо поистине говорю Я вам: пока не совершите вы поста, - не освободитесь от власти сатаны и от всех болезней, исходящих от него. Поститесь и молитесь с усердием, от всего сердца, надеясь получить силу от Бога Живого и от Него исцеление своё. Во время поста избегайте Сынов Человеческих, а вернитесь в общество Ангелов Матери нашей Земли, ибо тот, кто ищет усердно, найдёт.

- Но мы не можем ради этого оставить свои семьи и своих детей, которых нам нужно кормить, - возразил мне один молодой мужчина, сидящий в первом ряду. - Ведь для того, чтобы долгое время поститься, нужно нигде не работать. А на что жить? Это нужно стать даосом, чтобы ничего не делать.

Я остановился в нерешительности, не зная, что ему ответить. Но тут же ко мне на помощь пришёл отец Гонгэ. Встав с места он обратился к мужчине, прервавшему моё выступление:

- Прежде чем дорасти до поста, вам нужно вначале покончить с обжорством и пьянством. А то вы сначала тратите деньги на саке, а потом их тратите на лекарство и лечение. Я знаю, что вы все часто болеете, и из-за своих непотребностей и излишеств теряете каждый сезон от недели до десяти дней, проводя их в постелях. Но если вы прекратите эти непотребности, и замените их воздержанием и постом, то больше сделаете работы дома и так поможете своим семьям. Поэтому давайте дослушаем умные слова нашего заморского гостя.

Сказав это, отец Гонгэ, сел на своё место и кивнул мне головой. Я продолжил свою речь:

  - Ищите чистый воздух в лесу, или в поле, ибо в них найдёте Ангела воздуха. Разуйтесь и снимите ваши одежды, и пусть Ангел воздуха обнимает всё ваше тело. Потом дышите глубоко и медленно, чтобы Ангел воздуха проник в вас. Поистине говорю вам: Ангел воздуха изгонит из тела вашего все нечистоты, которые осквернили его снаружи и изнутри. И тогда все плохие запахи и нечистоты выйдут из вас, как дым от пламени, который вьётся в воздухе и теряется в океане небес. Ибо поистине говорю Я вам, Ангел воздуха есть святой, он очищает всё осквернённое и превращает в нежный аромат всё, что испускает дурной запах. Никто не сможет предстать перед лицом Божьим, если Ангел воздуха не пропустит его. Действительно, всё должно обновиться через воздух и Истину, ибо тело ваше вдыхает воздух Матери-Земли, а дух ваш вдыхает Истину Небесного Отца.
 
И тут я, произнося эти слова, впервые подумал об отце Гонгэ как о Небесном Отце, а о Натали - как о Матери-Земли. Ведь не случайно же некоторые абстрактные символы в нашем представлении преобразуются в конкретные образы. Кем является отец Гонгэ для своих прихожан, если они называют его Воплощением?  И кем являете для меня моя возлюбленная Натали, которая родила мне дочь и сможет родить ещё мне других детей? А Ангелом воздуха мне вдруг по аналогии представился монах Мосэ, который всё время куда-то стремится, подобно ветру и всегда с собой приносит что-то новое и чистое.

- После Ангелов воздуха ищите Ангела воды, - продолжал говорить я. - Снимите обувь вашу и одежду вашу и позвольте Ангелу воды обнять вас, всё тело ваше. Отдайтесь полностью в его руки, баюкающие вас, и столько раз, сколько дыхание ваше заставит колебаться воздух, пусть тело ваше, качаясь, колеблет воздух. Поистине говорю Я вам, Ангел воды изгонит из тела вашего все нечистоты, которые загрязняют его как снаружи, так и изнутри. Но не думайте, что достаточно того, что Ангел воды обнял вас только снаружи.

Говоря эти слова, я посмотрел на монаха Хотокэ, который как никто подходил для роли Ангела воды, потому что он в разговоре подобно свежему холодному ручейку очищал и освежал мысли своими мудрыми и чистыми замечаниями. При разговорах с ним я внутренне ощущал очищение от всего наносного и привнесённого. А его принципиальная холодная рассудительность возвращала меня всегда в состояние реальности и заставляла смотреть на мои мысли и поступки более объективно и непредвзято. Есть в этом мире люди, к которым не может прилипнуть грязь, и более того грязь смывается от одного прикосновение к ней этих людей. К таким людям, вероятно, и принадлежал монах Хотокэ.
 
- Поистине, - продолжал я, - говорю вам, внутренняя грязь ещё более страшная, чем грязь наружная. Поэтому тот, кто очищается только снаружи, оставаясь нечистым изнутри, похож на гробницу, украшенную блестящей роскошью, но внутри наполненную грязью и нечистотами. Поистине говорю Я вам, позвольте Ангелу воды осветить вас также изнутри, чтобы вы избавились от всех грехов прошлых своих, и тогда вы станете изнутри таким же чистым, как речная пена, играющая в лучах солнца. Чтобы достигнуть этого, достаньте большую тыкву, снабжённую опускающимся вниз стеблем, длинной в человеческий рост, очистите тыкву от её внутренностей и наполните речной водой, нагретой на солнце. Повесьте тыкву на ветку дерева, преклоните колена на землю перед Ангелом воды и введите стебель в себя, потерпите, чтобы вода потекла по всем вашим кишкам. Останьтесь коленопреклонёнными на земле перед Ангелом воды и молите Бога жизни, чтобы он простил вам все ваши согрешения, и просите Ангела воды, чтобы он освободил ваше тело от всех нечистот и болезней, наполняющих его. Потом выпустите воду из вашего кишечника, чтобы с ней устранить всё, что происходит от сатаны, всё нечистое и зловонное. И вы увидите собственными глазами и почувствуете собственным носом все мерзости и нечистоты, которые осквернили храм тела вашего. И поймёте вы также, сколько грехов обитало в вас и терзало бесчисленными болезнями. Поистине говорю Я вам, освящение водой освободит вас от всех болезней. Каждый день своего поста повторяйте это очищение водой до того дня, пока вода, истекающая из вас, не станет столь же чиста, как пена реки. Тогда погрузите тело своё в текучие волны реки и в ней, в объятиях Ангела воды, возблагодарите Бога за то, что он освободил вас от грехов. И это святое очищение Ангелом воды означает воскресенье к новой жизни. Ибо с этого времени глаза ваши начнут видеть, а уши - слышать.
 
Говоря это, я видел, как все прихожане слушали меня с большим вниманием и уже не отвлекались на свои побочные мысли. Их глаза словно приклеились к моему взгляду, и я почти на физическом уровне почувствовал, что через их взоры я посылаю в их души некий свет, нет, не мой личный, но свет яркий, который дошёл от нас через две тысячи лет от самого Иисуса Христа. Этот свет проникал в их головы, и свечение над их головами становилось ярче и однороднее.

- Однако, - заканчивал я свою речь, - после этого очищения не грешите больше, чтобы в течение целой вечности Ангелы воздуха и воды могли обитать в вас и служить вам в любой час. Но если после этого останутся в вас следы нечистот, учитывая ваши грехи прошлые, призовите Ангела света солнечного. Разуйтесь, снимите свои одежды и позвольте Ангелу света обнять ваше тело. Потом вдыхайте воздух медленно и глубоко, чтобы Ангел света смог проникнуть к вам внутрь. Тогда он изгонит демонов, подобно тому, как по возвращении хозяина домой грабители спасаются бегством из покинутого жилища, один через дверь, другой - через окно, а третий - через крышу - каждый спасается, как может; а также покинут тело ваше демоны болезни, все прошлые грехи, вся грязь, все хворобы, которые оскверняют храм вашего тела. И тогда Ангелы Матери-Земли овладеют вашим телом настолько, что Владыки храма смогут вновь войти в него; тогда все скверные запахи покинут в спешке ваше тело через дыхание ваше или через кожу вашу; загнившие воды изойдут изо рта вашего, через кожу, через органы выделения. И увидите вы все это своими собственными глазами, почувствуете собственным носом, ощутите собственными руками. И когда все грехи и все нечистоты будут удалены из тела вашего, тогда кровь ваша станет такой же чистой, как кровь Матери-Земли, подобно пене в потоке, играющей в лучах солнца. И дыхание ваше станет таким же чистым, как благоухание цветов; ваша кожа станет такой же чистой, как кожица фруктов, розовеющих сквозь листву деревьев; свет ваших глаз станет таким же ясным и блестящим, как сияние солнца в голубых небесах. И тогда все Ангелы Матери-Земли будут служить вам. И ваше дыхание, ваша кровь, ваша плоть станут единым целым дыханием, кровью и плотью Матери-Земли; и дух ваш также станет единым с Духом Отца Небесного. Ибо поистине, никто иначе не сможет достигнуть Отца. Отдавайтесь ангелам и боритесь с демонами, и помните, что на всё есть воля Божия.

Окончание моей речи было встречено бурными аплодисментами. Я получил всеобщее признание у жителей городка Ёсида, которые после этого стали называть меня меж собой Иесу-Курисуто, Иисусом Христом, так как моего духовного имени Хризостом никто из них не смог запомнить. Натали после этого выступления шутливо назвала меня Ангелом света.

Уже ночь в темноте мы поднимались в горы к храму Роккакудзи, над нами горел яркими огнями Млечный Путь. Натали с монахами Мосэ и Хотокэ ушли несколько вперёд, и я слышал их весёлый разговор и смех. Мы с отцом Гонгэ шли следом и разговаривали. Отцу Гонгэ понравилось моё выступление. Он говорил:

- Это хорошо, что вы в конце заговорили об ангелах, помогающих людям в их пути к просветлению. Народ привык в своих устремлениях опираться на конкретные образы. Вы заметили, что каждый из нас сияет своим собственным светом? У кого-то он ярче, у кого-то темнее. В этом Восток и Запад сходится во мнениях. Даже на примере европейской культуры одни великие люди сияют своим ярким светом, другие же - отражённым. У одних - свет со знаком плюс "ян", у других - со знаком минус "инь". Это проявляется во всём: в музыке, литературе и искусстве. Например, Моцарт излучал свет "ян", а Сальери - свет "инь". Эту разницу света ещё можно сравнить с золотом и серебром. В русской поэзии Пушкин был золотым поэтом, а Лермонтов - серебряным. То, что светится радостью и призывает к счастью, можно назвать золотом, а то что погружено в печаль и переживания - серебро. В наших глазах ваш писатель Толстой является для нас светлым золотым писателем, а вот Достоевский - серебренным, излучающим тёмный свет, в нём чувствуется надрыв. Мы и о своих писателях так же судим. Для нас, среди наших основоположниках современной литературы, Мори Огай является писателем со знаком "инь", а Нацумэ Сосеки сияет светлым светом "ян", он несёт нам надежду на счастье и покой. Наверно, поэтому японцы его портрет поместили на тысячеиеновой банкноте. Очень важно знать, каким светом мы сияем, несём ли мы людям радость или несчастья. Но каким бы светом мы не сияли, все мы являемся звёздами и движемся в одном направлении, как этот Млечный Путь, который в темноте нам помогает отыскать нашу дорогу.

Мы с отцом Гонгэ посмотрели на чистое ночное небо, залитое звёздным сияньем. И несмотря на то, что луны не было, вся местность была хорошо видна. Мы поднимались в гору к храму, туда, куда нас вёл Млечный Путь. Небесный свет освещал нам дорогу.



ДЕНЬ ЧЕТВЁРТЫЙ

       
(ПУТЬ)


В полном слиянии Неба с Землёй -
Изначальной Истины суть;
Пришли в равновесие Вода и Огонь,
Родился Великий Путь.


Und Gott sah, dass das Licht gut war. Da schied Gott das Licht von der Finsternis und nannte das Licht Tag und die Finsternis Nacht. Da ward aus Abend und Morgen der erste Tag.
Und Gott sprach: Es werde eine Feste zwischen den Wassern, und die sei ein Unterschied zwischen den Wassern.
Da machte Gott die Feste und schied das Wasser unter der Feste von dem Wasser uber der Feste. Und es geschah also.
Und Gott nannte die Feste Himmel. Da ward aus Abend und Morgen der andere Tag.



Эту ночь я провёл с Натали в гостевом домике. Когда она уснула рядом со мной, я, глядя на её полуобнажённое тело, подумал, что женщина похожа на цветок. Когда этот цветок закрыт, то он является для нас загадкой, и только в часы любви он раскрывается перед нами. И в этом цветке мы находит свой путь, своё продолжение и смысл жизни.
 
В жизни мы видим много цветов, наслаждаемся их ароматом, прикасаемся к ним, срываем, лишая их девственности, помещаем в сосуды с водой в своей комнате, а затем с печалью наблюдаем, как они вянут на наших глазах, теряя свою красоту и привлекательность. В этом мире всё преходящее: цветы, женщины, любовь, привязанность. Может быть, потому я так люблю её, что мы долгое время были в разлуке, но не настолько долго, чтобы мой любимый цветок успел увянуть. Смогу ли я сохранить к ней любовь на всю жизнь?
 
Мне вспомнился разговор отца Гонгэ, пред тем как мы расстались этим вечером. Он говорил:

"Между старостью и детством есть определённая связь. На старости лет человек опять превращается в ребёнка, а его время закольцовывается. В этом возрасте у него возникают те же привязанности, которые он имел в детстве. Так произошло, что моя любовь переключилась с волнистых попугайчиков на моих учеников. Волнистые попугайчики чем-то похожи на нас, на людей. Они тоже любят поговорить на своём языке. Слушая разговоры моих монахов, я вспоминал щебет птиц моего детства, и моё сердце наполнялось нежностью, как в те далёкие годы.
 
Мои ученики читают разные книги, но больше всего тратят время на разные праздные разговоры. О чём они только не говорят. Иногда я тайно наблюдаю за ними, подслушиваю их разговоры. У меня вызывают улыбку их рассуждения в дзэнском духе о притче о пятистах обезьянах, о том, что с помощью концепции «хондзи-суйдзяку» Конфуция и Лао-Цзы можно причислить к пантеону буддийских божеств; об их особом толковании девятого свитка сочинения «Дзодансю» («Собрание разных бесед»), написанного в 1305 году монахом Мудзю; о смысле буддийской ступы Гаутамы; о высшей милости богини Каннон; о благости чтения сутр и так далее. Они наивно верят, что головные боли императора Гисирагава, правившего страной с 1155 по 1158 год, объяснялись следствием дурной кармы.  Слушая их разговоры, я часто вспоминаю трели моих волнистых попугайчиков. Так иногда любовь к птицам переключается на любовь к ученикам".

Вспомнив эти слова отца Гонгэ, я подумал: "А вдруг я потеряю Натали, на что тогда переключится моя любовь?

Мои мысли обратились к монахам, после того, как я вечером расстался с отцом Гонгэ. Некоторое время я провёл в их обществе, дожидаясь часа, когда мог незаметно пробраться к Натали в гостевой домик.

В темноте Хотокэ и Мосэ сидели на веранде своей хижины, спустив ноги во двор, и смотрели на звёздное небо, начинающееся сразу за кромкой кроны дерева, нависшего над хижиной. Половина неба была закрыта деревом, но другая юго-восточная половина, была достаточно хорошо высвечена звёздами, по ней проходил Млечный Путь. Казалось, если забраться на дерево, то можно коснутся пальцами Небесной Реки. Глядя на небо, Хотокэ дружелюбно заметил Мосэ:

- Я знаю, ты склонен к мечтательности. А у всех мечтательных людей рано или поздно начинаются галлюцинации. Им видится то, чего в этом мире не существует. В их сознании реализуется плод их воображения. Эти галлюцинации часто играют с ними злую шутку. Им наяву кажется, что что-то происходит, когда, в самом деле, ничего нет. Они начинают верить в иллюзию. Вот ты вообразил себе невесть что, хочешь сорваться с места ради какой-то призрачной цели, и меня за собой тянешь. Может быть, откажешься от своего безумного похода на юг?

- Ты можешь со мной не ехать, - сказал Мосэ, мечтательно потянулся и, заложив руки на затылок, лёг на спину на дощатый пол веранды.

- Уже поздно, что-то менять. Учитель сказал, чтобы я тебя сопровождал, – ответил Хотокэ.

- Я не нуждаюсь в сопровождающих, - сказал Мосэ.

- А вот Учителю так не кажется. Кто знает, что с тобой может случиться в дороге. Я думаю, что ты вообще не в своём уме, если у тебя случаются видения.

Мосэ перевернулся на бок, уперев голову рукой, посмотрел на небо.

- Ты хочешь сказать, что ты знаешь этот мир? – спросил он Хотокэ.

- Ну, в какой-то степени я его знаю. Мне кажется, что никто не знает этого мира наверняка, - задумчиво молвил Мосэ, глядя на звёзды. – Часто мы не принимаем наши видения всерьёз, а может быть, как раз в такие моменты, мир перед нами и раскрывается. Вот ты во время медитации закрываешь глаза, и как бы отстраняешься от этого мира, рвёшь с ним всякие связи, стараясь проникнуть в пустоту. И вдруг происходит просветление – сатори. И перед тобой возникает свет другого мира. Ты как бы преодолеваешь границы и попадаешь в другой мир, мир не физический, а духовный, в котором совсем другие измерения. Даже учёным трудно понять, что такое материя, время и пространство. До сих пор они не могут в этом разобраться. Я уже не говорю о том, что они совершенно произвольно трактуют электричество, хотя им повседневно пользуются. Они приспосабливают электромагнитные волны для своих нужд, не вникая в их суть.
 
- Они не понимают природы вещей, - сказал Хотокэ, - а пытаются нам объяснить мир и, как ты, утверждают, что знают этот мир, хотя ничего о нём не знают.

- Может быть, ты знаешь мир?

- Я тоже его не знаю, но хочу познать. Хаяси Радзан в своём сочинении "Ёрита Гэнно" - "Собрании сочинений Хаяси Радзана" на рубеже шестнадцатого и семнадцатого веков уже говорил: «Существует учение, согласно которому Великий Предел – это «ри» (строение), а «ин» и «ё» (тёмная и светлая энергия) - это «ки» эфир. В Великом Пределе имеется основа и «ин» и «ё», то есть, минус и плюс. В «ин» и «ё» также не может не присутствовать Великий Предел.  «Пять постоянств» – это «ри», «пять первоначал – это «ки». На этом, видимо зиждется взгляд, согласно которому «ри» и «ки» неразделимы. Хотя это и означает, что я возвращаюсь к идеям Чжу Си, я буду твёрдо их отстаивать».
 
Высказав это, он зевнул. Далеко на юго-востоке из-за гор поднимался огромный багровый диск луны. Некоторое время оба монаха молчали. Молчание нарушил Мосэ, сказав:

- Весь этот мир наполнен тайнами. И Вселенная полна загадок, а наша земля - сосредоточенье этих тайн и загадок. Может быть, поэтому человек возник на земле, стараясь их разгадать.

- Да, - согласился Хотокэ, - во Вселенной очень много всяких чудес, и на нашей земле их не меньше. Ты только подумай, какие электромагнитные поля возникают на земном шаре. Вращение земли вокруг своей оси и вокруг солнца, вращение луны вокруг земли, движение земной коры, перемещение атмосферных потоков, геомагнитные поля – всё это порождает такие завихрения энергии, такие энергетические сферы, которые встретишь не везде во Вселенной. Вся материя, которая нас окружает, - это тоже энергия. И мы с тобой состоим из энергии, только у нас с тобой разные колебания. А представь, что есть такие существа, у которых колебания в тысячи раз быстрее, чем наши, или в тысячи раз медленнее. Тогда они становятся невидимыми для нашего глаза.

- Но тогда и мы невидимы для них, -  улыбнулся Хотокэ.

- Вот именно! – воскликнул Мосэ. – А это значит, что вместе с нами существуют параллельные миры, которые находятся в том же пространстве, что и мы. Но мы о них даже не догадываемся. И может быть, наша энергия после нашей смерти перетекает в то их пространство, и начинает просто вибрировать с другой частотой.

- Но это уже из области фантастики, - усмехнулся Хотокэ.

- Вот когда ты смотришь телевизор, переключая с канала на канал, ты меняешь частоту воспринимаемой тобой энергии и не удивляешься. Почему же ты сомневаешься, что если мы научимся менять частоту своего физического состояния, то не сможем перемещаться в другие миры? Возможно, кто-то уже освоил это искусство и стал с нашей точки зрения бессмертным. Ведь что такое бессмертный? Или иными словами даос? Это тот человек, который научился управлять своей энергетикой, переноситься мгновенно на далёкие расстояния, исчезать и появляться, изменять погоду, превращаться в те или иные вещи. Такому бессмертному всё под силу, потому что не им управляет энергия, а он - энергией. Ему и воздуха не надо, потому что его энергия и есть его воздух. Недаром у нас в Японии живёт столько богов.

- Да, - согласился с ним Хотокэ, - Фудзивара Сэйка приблизительно в то же время сказал: «Японский путь богов также исправляет наши сердца, и высшей своей задачей синтоизм считает помощь народу и сострадание в его бедах; приверженцы Пути Юя и Шуня также считали это своей высшей задачей. В Китае такой Путь называют путём конфуцианства, в Японии – Путём богов; названия Пути разные, но его суть – одна».

- Вот видишь! - воскликнул Мосэ. - Это только доказывает наличие многообразия в мире.

Луна поднялась над землёй и приняла бледно-матовый цвет. Глядя на неё, Мосэ заметил:

- Я вполне допускаю, что сейчас Летающий Заяц находится на луне и в данный момент толчёт в серебряной ступке пилюли бессмертия.

Они оба рассмеялись.

Вскоре я их покинул и проник в гостевой домик к моей возлюбленной. В тот ночной час, лёжа рядом с ней недалеко от буддистского храма, я вдруг подумал о бессмертии, вернее, о том пути, который нас вёл к бессмертию.
 
Но что я представлял собой? И что представляла собой эта прекрасная женщина, спящая рядом со мной? Мы оба были маленькими пылинками огромного мира, дождевыми пузырьками, возникшими в океане жизни, отразившими его красоту и спешащими исчезнуть. Но этот краткий миг жизни нашего существования был наш, и он принадлежал только нам. И я вдруг ощутил всем своём существом реальность этого мира и полное наше присутствие в нём. Я подумал, что также, как неуничтожим этот мир, мы тоже не уничтожимы в нём. И если мы присутствуем в нём в настоящем, то и в прошлом мы всегда находились в нём, и будем в нём и в будущем. Это, наверное, и есть вечность нашего присутствия в этом мире.

Я наклонился над Натали и поцеловал её в щёку. Она чуть пошевелилась, но глаз не открыла, не смогла пробудиться, выйти из состояния забыться. Через некоторое время и я погрузился в него.

Мне снилось, что я попал в воронку, которая постепенно сужалась и уходила в бесконечность. Эта воронка была похожа одновременно на чёрную дыру, на раскрывшийся цветок и на женщину, отдающуюся мужчине. В этой воронке, несмотря на то, что она сужалась, не было ни темноты, ни полумрака. Откуда-то струился свет, но не похожий ни на солнечный, ни на электрический, это был живой свет, как тёплый свет души, свет времени бесформенного существования. И этот свет вливался в меня, наполняя меня своей энергией и жизнью. Я чувствовал себя в нём как в чистом роднике, бьющем из самых глубин древности, где всё ещё было бесформенным и бестелесным. Этот свет походил на сон, а также на летучую материю, состоящую из света, из которой можно было лепить всё, что угодно душе. Я сам был частью этого света, постоянно изменялся и перевоплощался, повинуясь скрытым порывам. И я подумал, что этот сон и есть моё возвращение к первоистокам, может быть, для того, чтобы его увидеть, нужно умереть, как мы умираем каждый раз, когда любим женщину, отдавая им частичку себя. Да, мы превращаемся в мельчайшие семена, корпускулы, растворяемся в этом свете, смешиваемся с другими частичками, меняем свою форму и становимся другими, вместе с тем сохраняя свою сущностную субстанцию.
 
Где-то растёт моя дочь, которую я ни разу не видел в глаза, но которая каким-то образом является мной в другой изменении, и она чувствует то же самое, что и я, и мы связаны с ней кровными узами, и если у неё будут дети и потомки, я тоже буду присутствовать в них. Поэтому мне так дорога эта женщина, которая лежит рядом со мной, полуобнажённая и прекрасная, потому что она является для меня Вселенной, через которую в могу проявиться и потом проявляться ещё тысячи и тысячи раз, и которая, также как и я, связана с прошлым и будущем. И нигде не обрывается эта связь. Потому что в это Вселенной есть живой свет, который формирует каждый раз нашу душу, и заполняет её собой. И вы в нём перерождаемся каждый раз человеком, птицей или животным. Мы становимся цветами, кустами, деревьями, странствуем в необозримом мире, заполняя всё жизнью. Тысячи раз умираем и тысячи раз рождаемся. Наша единая и единственная душа постоянно путешествует по свету, меняясь и перевоплощаясь. С ней мы плаваем, летаем, бегаем и ползаем, проникая во все уголки мира. Мы, обладая этим светом и этой летучей субстанцией, называемой душой, связаны с единым и вечным, с тем, что является в наше представлении Богом. Мы сами являемся этим Богом, потому что мы владеем этим миром, являясь его частичкой и постоянно наличествуя в нём. Мы умираем и тут же воскресаем, мы постоянно проходим через эту воронку, напитываясь её энергией. Мы постоянно входим и выходим в этот мир через неё, но обретая каждый раз новую форму, мы отделяемся от этого света и используем только ту энергию, которую получили от рождения. И нам не понятно многое в этом мире, особенно те вещи и существа, которые также, как и мы, получают свою форму. Мы теряем связь с этим первоистоком и строим догадки о том, что может выйти из этой воронки, которая связана, каким-то образом с Сокровищницей Вселенной. И те огромные деревья, которые последние время начинаю исторгать из себя эту живую энергию, принимающую разные формы, нас заставляют задуматься, на какие чудеса способна ещё природа, которую мы совсем не знаем, потеряв с нею связь.

Тут я проснулся. Брезжил рассвет. В спальне ещё по углам прятались ночные тени. Голова Натали лежала у меня на плече. Я осторожно, чтоб её не разбудить, высвободил руку и опустил её голову на подушку. Затем я бесшумно встал с постели, быстро оделся и выскользнул из гостевого домика, чтобы не компрометировать свою возлюбленную.

Но тут я увидел монахов, сидящих в позе лотоса на веранде их хижины. Они сосредоточенно медитировали. На всякий случай я им поклонился. Возможно, что они меня заметили. Я прошёл к своей хижине и привёл себя в порядок.

Через некоторое время появился отец Гонгэ. Услышав его голос, я вышел к монахам. Он говорил им:

  - Я договорился с одним судовладельцем, он возьмёт вас на борт своей шхуны и высадит близ Ибусуки. Сегодня утром капитан Тако направляется с грузом в Кагосима. Так что не теряйте времени, быстро собирайтесь и ступайте в порт Оцу-минато.

Увидев меня, он обратился и ко мне:

- Вы тоже можете с ними ехать и взять с собой американку. Завтрак я вам уже приготовил.

Гонгэ положил на пол веранды четыре коробочки бэнто - завтраки, завёрнутые в платок фуросики.

- Это всё, что я могу вам дать, - добавил он посмотрев на монахов, а потом на меня. – Если уж вы отправляетесь в дорогу, то вам придётся жить подаянием, как и полагается странствующим монахам, и заботиться о себе самим. Желаю вам благополучно вернуться ко мне. Буду молиться за вас.

- Учитель, - сказал, виновато опустив голову Мосэ, - простите, что из-за моей прихоти мы покидаем вас.

Отец Гонгэ улыбнулся и сказал:

- Если твоему желанию познания не дать свободу, то, я чувствую, оно сорвёт с фундамента весь этот храм.

- Что вы такое говорите?! – воскликнул, испугавшись, Мосэ.

- Да уж так оно и бывает, - ответил тот и продолжил, - один богач, обитавший где-то у горы Сиги кормил иногда мудреца какой-либо немудрёной пищей. Чтобы не нарушать своего уединения, мудрец неведомым образом направлял свою чашу богачу по воздуху, тот наполнял её чем-нибудь, и чаша тем же путём возвращалась обратно. Однажды богач сидел у себя в амбаре и, видимо, пересчитывал нажитое. Внезапно появилась чаша и, залетев прямо в амбар, остановилась перед богачом. Жадный богач не совладал с собой и в сердцах забросил чашу подальше в угол. Потом он вышел из амбара и запер его, забыв о чаше. По прошествии некоторого времени мудрец решил вернуть чашу назад. Его мистических сил хватило на то, чтобы вместе с чашей поднять в воздух амбар. Благополучно совершив перелёт на вершину горы, амбар приземлился поблизости от хижины мудреца. Летающий амбар видели многие люди, изумлялись от увиденного чуда и приходили в трепет, но мудрец совсем не считал себя сверхчеловеком.  Жадный богач просил мудреца вернуть амбар на прежнее место, но тот решил оставить амбар там, куда он прилетел, содержимое же амбара, мешки с отборным рисом, он с готовностью вернул богачу тем же воздушным путём. Они взмыли в небо и подобно птицам перенеслись на прежнее место. Мудрец проявил полное бескорыстие, несмотря на настойчивые предложения богача, он категорически отказался оставить себе больше риса, чем ему было нужно для пропитания.
    
Сказав так, он повернулся и ушёл.

- М-да, - задумчиво произнёс Мосэ, - как говорил Накаэ Тодзю в своём трактате «Окина мондо» - «Вопросы и ответы старика»: «Путь Великого учения состоит в высветлении светлой добродетели».
 
Солнце уже поднялось высоко и становилось жарко. Наскоро умывшись и помолившись, Хотокэ и Мосэ надели свою монашескую одежду, а мы с Натали собрали дорожные рюкзаки. Перед уходом мы хотели попрощаться с учителем, но в храме его не оказалось, и мы поняли, что приход настоятеля и был прощанием. Взяв посохи, монахи отправились в путь. Мы последовали за ними.
 
Через час мы добрались пешком до порта Оцу-минато. Судно уже собиралось к отплытию. Утренний бриз полоскал на мачте какую-то выцветшую тряпку, отдалённо напоминающую флаг. О ржавые бока шхуны бились невысокие волны. С Японского моря тянуло желанной прохладой. Средних лет капитан шхуны с трубкой во рту, но по виду больше походивший на обычного крестьянина, принял нас приветливо. Я узнал в нём одного из слушателей моей вчерашней лекции. Расплывшись в простодушной улыбке, он крикнул нам весело с корабля:

- Забирайтесь, ребята, места всем хватит. Если не утонем, то доплывём. За что же вас отец Гонгэ отправляет так далеко? Провинились, наверное? Едете замаливать грехи?

Монахи ему поклонились, мы с Натали помахали ему рукой. Затем мы поднялись на шхуну. Капитан, не сходя с мостика, показал нам пальцем наше место под тентом прямо среди укреплённых тюков и приказал матросу отчаливать. Монахи ещё раз поклонились, но продолжали оставаться на корме, наблюдая за действием команды. Мы с Натали устроились среди ящиков.

Вся команда судна состояла из капитана и двух человек, его помощников: молодого парня, которого я тоже видел накануне, лет двадцати двух и древнего старика, который едва передвигал ноги. Парень и старик обличием походили друг на друга, как будто это был один и тот же человек, только в разном возрасте. Глядя на них, вспоминалась сказка об Урасима Таро, рыбаке, который когда-то вышел в море молодым парнем и, заблудившись, вернулся домой уже седым стариком. Парень убрал сходни и отдал швартовые, старик запустил мотор, капитан стал выруливать шхуну из порта в открытое море. Через некоторое время, передав руль парню, капитан подошёл к нам и монахам, расположившимся возле нас, чтобы ближе познакомиться.

- Здесь в порту меня зовут Тако (осьминог). Такая моя кличка, - сказал капитан, подавая нам руку. - А прозвали меня так, не потому что я сдаю кровь, а потому что в любую бурю всегда могу удержать шхуну против любой волны. Эти два моих помощника – мой отец и сын, так что этот корабль - наш семейный. Возим всякие грузы на юг и на север, этим и живём. До Кагосимы будем плыть два дня.

- А почему ваш отец и сын не очень похожи на вас? – задал Мосэ не совсем корректный вопрос.

Капитан, рассмеявшись, ответил:

- Потому что я похож на осьминога.

Затем, немного подумав, ответил уже, как будто, серьёзно:

- Когда-то и я был похож на них, пока не попал в лапы чёрта.

- Как это? – удивился Мосэ.

- Был такой период в моей жизни, - сказал Тако.

- Ушёл в море, а вернулся, меня никто не узнал, так я изменился.

- Как Урасима Таро?

- Верно, - ответил Тако и опять рассмеялся. – Только находился я не в подводном дворце у Морского Дракона, а в подводной лодке пирата Тора, который грабил и топил суда в районе индонезийских островов. Захватил он меня на моей лодке в море, когда я рыбачил, лодку потопил, а меня взял к себе в рабство, матросом. Я же потомственный матрос. Мой дед воевал ещё с русской эскадрой адмирала Рождественского в русско-японскую войну. А отец, - он кивнул в сторону машинного отделения, - на подводной лодке топил американские и английские корабли в проливе Гуадалканал, что возле Австралии. Тора работал на Абурауси (Толстую Корову), может быть, слышали?

- Ещё бы не слышать? – охотливо отозвался Мосэ. – Я его сам разыскиваю.

- Поквитаться? – участливо спросил Тако.

- Нет, что вы! Я даже в глаза его не видел. Хотел спросить его об одном учении. Называется «Роккакурон» - «Учение шести углов». Может быть, вы его читали?

Тако покачал головой и сказал.

- Читать я его - не читал, но слышать о нём – слышал.

- От кого? – оживился Мосэ.

- От Тора. Он частенько нам о нём рассказывал, когда мы скитались по южным морям. Говорил, что это учение пришло откуда-то с юга. Может быть, из Калимантана или Бали. Это учение позволяло предвидеть будущее. А бандитам и пиратам, которые не могут полагаться на случай и рисковать, ох как нужно было такое учение.

- Значит, Тора занимается пиратством? – уточнил Мосэ.

- Раньше занимался, а сейчас сошёл на берег. Его подводная лодка затонула, когда ушла в рейс без него. Её потопили американцы, когда им надоело терпеть его разбой на море. Может быть, он в тот раз предвидел гибель экипажа и не поплыл с ними, не знаю. В то время я уже сбежал с лодки. Пока я добирался домой, прошло десять лет, меня никто не узнал, ни сын, ни жена, ни отец. Так я изменился. Когда занимаешься не своим делом, то всегда меняешься.

- И что это за люди такие, Тора и Абурауси? – спросил Хотокэ, до этого молчавший.

Капитан посмотрел на него и серьёзно ответил:

- Я думаю, что оба они - черти. Только один будет посильнее другого. Оба они связаны с нечистой силой.

- Почему вы так думаете?

- Однажды, когда я уже был в рабстве у них, мне довелось увидеть силу их колдовства.

- Какого колдовства? – удивился Хотокэ, начинающий проявлять интерес.

- Я видел, как они подняли со дня моря затонувшую русскую эскадру и ввели в порт Канадзавы. Это были настоящие военные корабли времён русско-японской войны. С заходом солнца корабли рассеялись, как утренний туман. Что-то там у них не сработало с колдовством. Многие члены банды утонули в заливе. Тогда наша подводная лодка находилась вблизи порта, нам даже удалось несколько бандитов спасти. Ходили слухи, что корабли им помешал удержать на плаву какой-то новый небожитель, появившийся из России, под именем Синий Дракон.

Во время этого разговора капитан вытащил свою чёрную трубку, набил её табаком и закурил. Едкий табачный дым стал стелиться за кормой, как из трубы океанского лайнера. Солнце стало припекать так сильно, что капитан предложил нам опустить тент ниже, и прилечь на ящики с товаром. Покурив, Тако выбил из трубки пепел себе в ладонь и сменил рулевого. Судно взяло курс на юг. На горизонте море и небо сомкнулись в единый путь.

Монахи произнесли слова молитвы: "Наму-амидабуцу". Хотокэ произнёс:

-  И всё же странно, что он за десять лет смог так измениться, что его не узнали даже родные. Как это может такое быть?

Мосэ ему ответил:

- Изменения человека не зависят от времени, также как и его дела. Как говорил Сато Иссай в "Записи раздумий" - «Гэнси року»: Небесный Путь совершается во времени, людские деяния от времени не зависят. Всё неизбежно. Невозможно ничего не приблизить, ни отодвинуть. Человек иногда, отрываясь от своих корней, полностью меняется, даже внешне.
 
        Монахи развернули фуросики и пригласили нас с Натали позавтракать вместе с ними. Когда мы поели, и они выбросили коробки в море, то их тут же потянуло на сон. Развалившись на тюках, они тут же уснули. Мы с Натали уединились на корме в тени рубки и улеглись на палубе. Я обнял Натали за плечи.

- Ты не сожалеешь, что мы отправились вместе с ними? - спросил я, поцеловав её в шею.

- С тобой - хоть на край света, - ответила она улыбнувшись.

- Незабываемое время мы провели в этом храме, - сказал я, - даже жаль уезжать оттуда. Такое чудесное и такое странное место. Но самое удивительное это - то, что мы там с тобой встретились возле того огромного дерева. Только сейчас я понял, что это - дерево жизни. Помнишь место из Библии, когда Ева дала вкусить Адаму плод с древа познания? Этот плод Адам вкусил, но Бог, испугавшись, что Адам может вкусить также плод с древа жизни, изгнал их из Эдема. У меня сейчас такое чувство, что мы сами покинули этот Эдем, так и не вкусив плода жизни. Этой ночью мне приснился странный сон. Во сне я почти проник в тайну жизни, лёжа рядом с тобой, но потом мой сон прервался. И сейчас я понял, что знания о мире мы все получили, а вот, что такое сама жизнь, никто из нас до сих пор не знает. Если мы сейчас это разгадаем, то сможем обрести бессмертие. Там, возле того дерева у меня открылись небывалые способности, мне почудилось, что я научился проникать в будущее, видеть и узнавать то, о чём раньше даже мечтать не мог. И эти два монаха могут помочь нам проникнуть в эту тайну. Это знаменательно, что здесь в этом уголке земного шара соединились Запад и Восток в своём стремлении понять, что же представляет собой природа, и что есть жизнь. Я думаю, что наступило время узнать все тайны, которые так долго скрывал от нас Бог.

Натали улыбнулась и с некоторой иронией в голосе спросила:

- Ты надеешься на это?

- Увидим, - уверенно ответил я.

Некоторое время мы лежали молча, пока сон не сморил нас, и мы спали как дети в люльках, убаюканные волнами.
 
Когда мы проснулись, уже стемнело. На небе зажигались звёзды. К нам подошли монахи и, сев на палубе, устремили взоры к небу. Слева, далеко на горизонте, проплывали огоньки берега. Небо и море быстро окутала тьма, лишь всполохи света сверху и снизу напоминали, что в этой тёмной массе существуют ориентиры пространства. Впереди на мостике маячила спина капитана, который, казалось, дремал, вцепившись в штурвал. Мотор монотонно работал. Отец и сын, вероятно, спали. Море было спокойное, корабль мягко скользил по набегающим волнам.
 
- Чем будем питаться завтра? – подал голос Мосэ. – Завтраки мы съели, а ужина, как видно, не предвидится. Надо было пригласить на завтрак капитана, а то мы слопали всё сами, ни с кем не поделились, как-то некрасиво получилось.

- Это уж точно, - улыбнулся Хотокэ. – Поступили с тобой как невоспитанные свиньи и тут же завалились спать. Что капитан о нас подумал? С завтрашнего дня начинаем поститься, объявляем «тандзики» - пост. Эту ночь проведём в молении прямо здесь в море под открытым небом. Такого ночного бдения посреди моря у нас ещё не было.

Повернувшись лицом к северу, они сели в позу лотоса и приготовились к медитации. Мы с Натали сидели чуть в отдалении и не мешали их бдению.

Но вскоре услышали за спиной шорох и обернулись. К ним подошёл сын капитана с подносом, где стояли четыре чашки.
 
- А где европейцы? - спросил он у монахов.

- Они спят, - ответил Мосэ. - Не буди их, проснутся сами поедят.
 
Сын капитана не заметил нас, мы оставались в тени.

- Меня зовут Исаму, - представился он монахам. – Дед просил меня передать вам еду, и европейцам - тоже.

Монахи поблагодарили и подняли с подноса свои чашки. Молодой человек скрылся в темноте, но тут же появился вновь, неся чайник и четыре кружки. Монахи, уплетающие рис за обе щёки, поблагодарили его во второй раз.

- Исаму-тян, - сказал Мосэ, когда тот собирался встать, - посиди немного с нами. Тебе не скучно такому молодому всё время проводить в море? У тебя, наверное, есть девушка?

- Да, - охотно ответил Исаму. – Она живёт в порту с родителями. Её зовут Юкико, может быть, слышали? Отец у неё рыбак. А сама она торгует в лавке овощами. Мы любим друг друга и хотим пожениться. Да вот только отец против этого брака.

- Почему? – удивился Мосэ.

- Да, уж очень они бедные, да и детей у них много в семье. Отец говорит мне, свяжешься с бедными, всю жизнь бедным проживёшь. Мы сами-то не богаты. Кроме меня у отца ещё две мои младшие сестры. Был ещё маленький брат, но год назад умер, уж очень хилым он родился. Так что денег хватает только-только самим прожить. Отца десять лет с нами не было, дед нас растил, а сейчас он совсем старым стал, но вот и ему приходится работать. Но я всё равно на ней женюсь. Уж очень девушка хорошая, да и любит меня. Как только заработаю денег, так женюсь на ней. Но с отцом много не заработаешь, он всё себе забирает, то есть, не совсем себе, а в нашу семью. Так что у меня ничего не копится. Прямо не знаю, как быть дальше. Хотелось бы мне уже свою семью создать. Вот вам хорошо. Вам денег не нужно. Семей у вас нет. Живёте в своё удовольствие. Но вот я не пойму, как вы обходитесь без женщин. Ведь по канонам вам нельзя иметь связи с женщинами?

Мосэ с Хотокэ переглянулись и улыбнулись.

- Ты прав, - ответил Хотокэ. – женщин нам иметь нельзя.
 
- А как же вы терпите? – спросил парень.

- В этом и состоит смысл воздержания, чтобы одолеть свою плоть.

- Я бы так не смог, – заметил Исаму. – Мы с Юкико уже живём как муж и жена, но пока в тайне. Но жениться мне на ней всё равно скоро придётся, потому что она забеременела. Вот отец узнает, меня убьёт. Один раз мы уже переживали с ней. Думали, что залетели. Но сейчас уже точно, месяцев через семь родит ребёнка.

- А её не тошнит? -  спросил Мосэ.

- Недавно два раза её вырвало. Я попросил её сходить к врачу, сдать анализы на беременность. Вот вернусь, узнаю результаты. Что-то у меня на сердце тяжело. Недобрые предчувствия.

- Пойди и откройся отцу, - посоветовал ему Хотокэ. – Конечно, он тебя поругает, но думаю, поженит вас.

- Да я уже сам об этом думал, - признался Исаму. – Вот вернёмся из рейса, узнаю результаты анализов и выложу ему всё. Пусть делает, что хочет, а я всё равно на ней женюсь.

- Ну и правильно, - сказал Мосэ. – Так и поступай.

Исаму собрал с палубы их чашки и кружки и, поклонившись монахам, сказал:

- Вы уж не обессудьте, ужин европейцев я оставлю здесь, как проснутся, пусть поедят, а я немного посплю, а то отца у руля нужно будет сменить под утро.

Монахи поблагодарили его за угощение и пожелали спокойной ночи. Из-за горизонта поднималась кроваво-багровая луна.

- Ты только посмотри, - сказал Мосэ, указывая на луну. – Никогда не видел её такой красной.

- Это к непогоде, - заметил Хотокэ и добавил, - быть шторму.

- Быстрее бы добраться до Ибусуки, - вздохнул Мосэ.

- Завтра уже будем там.

- Но когда же мы доберёмся до истины?

- Как сказал Накаэ Тодзю: «Наука о сердце – Путь движения от обыкновенного человека к мудрецу», - ответил ему Хотокэ.
 
Монахи поправили свои одежды и углубились в медитацию.

Мы продолжали оставаться в тени. Натали и в самом деле дремала у меня на плече. А я думал об этом пареньке Исаму и его невесте Юкико, в головы которых накануне мне удивительным образом удалось проникнуть.

Прошло несколько часов. Луна поднялась высоко в небе и осветила всё море. Волны плавно перекатывались по бортам, стоял штиль. Звёзды из-за света луны сияли не так ярко. Но зато само море как бы ожило под действием лунного света. Волны играли бликами и переливались, за кармой на воде тянулась небольшая белая полоска следа от судна. Море источало из себя таинственное сияние и ласкало взгляд своей сонной красотой. Мосэ и Хотокэ, казалось, почти слились с предметом своего созерцания и растворились в нём. Сзади них опять послышались шаги, они обернулись и увидели в лунном свете седого старика. Шаркающей походкой он подошёл к ним и присел на корточки:

- Вы чего не спите ребята? – спросил он. – Выспались днём?

- Да, отец, - ответил Мосэ, – вот любуемся ночным морем.

- Ну-ну, любуйтесь, - сказал старик. – А у меня что-то кости ломает.

- Наверное, к перемене погоды.

- Успеть бы нам доплыть до места, а то шторм разыграется, - заметил старик.

- Если будет сильный шторм, та ваша посудина выдержит? – спросил старика Хотокэ.

- Чему быть, того не миновать, - ответил тот. – Я вот пережил тихоокеанскую войну, а в то время уцелеть было значительно труднее. Так уж повелось, кому назначен смертный час, тот никуда от него не денется.

- Но почему же, - не согласился с ним Мосэ, - всё зависит от самого человека. У каждого человека есть выбор.

- Выбор – выбором, а судьба есть судьба, – ответил тот. – От своей судьбы не уйдёшь.

Мосэ ему не стал возражать. А старик, как бы продолжая эту мысль, начал свой рассказ:

-         В то время я служил ещё молодым на подводной лодке «I-26». Помню середину ноября семнадцатого года правления Сёва, когда мы дрались с американцами за Гуадалканал. Вот было тяжёлое время, никому не желаю пережить ту войну ещё раз. В октябре у нас там, на острове полегла вся 2-я дивизия, а в первой декаде ноября была переброшена 38-я дивизия. Ребята сражались как черти, но у них кончались боеприпасы и наши решили отправить несколько транспортов под прикрытием военных кораблей. Бои шли в проливе Железное Дно, куда и направили нашу подлодку. Разведки и у нас и у американцев работали хорошо, мы знали о каждом шаге друг друга. Только за одну ночь мы потеряли линкор «Хиэй» и два эсминца, американцы потеряли крейсер «Атланта» и четыре эсминца. Тот день 14 ноября выдался особенно жарким. Американские самолёты с аэродрома Гендерсон и авианосца «Энтерпрайз» атаковали наши корабли и потопили крейсер «Кинагуса», мы это услышали по радио и пришли в такую ярость, что готовы были драться с американцами врукопашную. А американцы атаковали нас ещё и своим флотом и потопили линкор «Кирисима» и ещё один эсминец. После боя они вели свои повреждённые суда на ремонт в доки. Мы вошли в пролив Железное дно и сразу же были атакованы глубинными бомбами с эсминца «Стерретт». Выждали немного и, всплыв, увидели крейсеры «Сан-Франциско» и «Джуно». Так вот, мы выпустили все свои торпеды по «Сан-Франциско», но они прошли по носу его и попали в борт «Джуно». Тот сразу же затонул, никто не спасся. Вот как бывает, целились по одному, а попали в другого. Так что судьба сама решает, кого забрать, а кого оставить.

Мосэ и Хотокэ молчали, задумавшись. Старик продолжил:

- В этом проливе кроме нас находилось ещё четыре наших подлодки. Так американцы от злости так проутюжили глубинными бомбами этот пролив, что не осталось ни одного нетронутого метра. Две наши подлодки были потоплены, а мы уцелели. Вот что значит судьба.

Монахи молча слушали старика.

- А вот другой случай, - продолжал старик, вдохновлённый вниманием слушателей. – Когда мы воевали за Гуадалканал, в тоже время будущий президент США Джон Кеннеди служил простым капитанов на торпедном катере и выходил в ночное время на задание, чтобы помешать нашим переброскам боеприпасов, техники и живой силы на остров. Американцы называли наши ночные поставки «токийским экспрессом». Однажды ночью в полной темноте наш эсминец на полном ходу протаранил торпедный катер Кеннеди, который взорвался и тут же пошёл ко дну. Представляете, сам Кеннеди был на капитанском мостике, удар пришёлся в середину катера и расколол его надвое, и, тем не менее, Кеннеди спасся, выплыл на берег и некоторое время скрывался в джунглях, потому что эта местность контролировалась нашими солдатами. Местные туземцы помогли ему добраться до американцев. Пережив такие ужасы и опасности, он всё же остался живым, вернулся на родину, стал президентом страны и послал своих людей на луну. А погиб он в мирное время на вершине своего могущества от пули в Далласе, окружённый своими людьми, которые его охраняли. Вот что значит судьба.
      
Мосэ и Хотокэ сидели задумчивыми. Старик, глядя на них, покачал головой, встал и сказал.

- Ну, бывайте, ребятки. Спокойной ночи. Пойду, попытаюсь заснуть, а то мне уже трудно работать, устанешь за день, а сна нет. Не по мне уже эта работа.

- Спокойной ночи, - монахи поклонились старику, - и спасибо за угощение.

- А, чего там, - махнул рукой старик и поплёлся в машинное отделение.

Когда он ушёл, то Натали проснулась. Я предложил ей подкрепиться, но она отказалась, я тоже не испытывал голода.
 
Монахи же решили вздремнуть, и разместились прямо возле тюков на палубе под тентом. Там они проспали до утра. Мы же, выспавшиеся днём, глаз не могли сомкнуть, проговорили до утра.

То, о чём мы с ней говорили, так или иначе определило всю нашу судьбу и наши взаимоотношения. Сейчас по прошествии определённого времени, я не знаю, стоило ли мне тогда говорить с ней обо всём этом, или нужно было уклонится от темы разговора. Я опять вспомнил мой ночной сон. Вспомнил воронку, похожую на цветок и женщину, и то, что очутившись в этой воронке я чуть было не познал самую сокровенную тайну природы. Мне вспомнился отрывок из книги одного любимого мной писателя, но я никак не мог вспомнить названия этого произведения. Он писал о некоем отвлечённом таинственном пути в недра. Может быть, он имел в виду то же самое, что привиделось и мне прошлой ночью. Ведь и он тоже всматривался в чашечку голубой лилии и сравнивал её с устами женщины, и не только с устами. И он тоже шёл светлой тропой снов к затаённым сумеркам недра цветка. Душа его заглядывала в те врата, где явление становилось загадкой, а зрение - проведением. И перед ним тоже отворилась та чашечка цветка, став необычно огромной, как врата небесного дворца, и он погрузился в прекрасную бездну мира, влекомый чарами, - туда, где всякое ожидание должно было исполниться и всякое прозрение стать истиной. То же самое произошло и со мной прошлой ночью. Но жаль, что утро прервало моё путешествие. И сейчас, лёжа рядом с моей любимой женщиной на палубе плывущей по волнам шхуны и всматриваясь в звёздную глубину Вселенной, я страстно захотел повторить это путешествие.

Небольшое облачко закрыло луну и небо сразу потемнело, в темноте явственно проступили звёзды.

Я обнял Натали за плечи и за талию и поцеловал её в губы. О, эти уста, открывающие Вселенную! Как там говорил этот писатель? "Всякое явление на земле есть символ, и всякий символ есть открытые врата, через которые душа, если она к этому готова, может проникнуть в недра мира, где всё становится единым. В этих вратах за этими символами обитают дух и вечная жизнь".

Я склонился над головой Натали и прошептал ей в ухо:

- Что ты чувствуешь?

- Бесконечность, - ответила она, глядя в глубину ночного неба.

В её глазах отражались звёзды. Она сама была скрытым продолжением этой Вселенной.

- Ты думаешь, нам удастся постичь Истину? - спросил я её.

- Не знаю, - ответила она, - но я не верю в мистику. Только наука нам поможет объяснить многое.

- Ты веришь в науку? - спросил я.

- Только она может примирить всех в сфере мышления.

- Или рассорить, - возразил я ей.

Она улыбнулась и заметила:

- Ты думаешь, что эти буддисты способны открыть Истину? Но ведь они принимают существование за истинное зло. Для них всё существующее - лишь призрак. Верховное бытие для них - пустота бесконечного пространства. Переходя от одной степени к другой, они достигают высшего конечного блаженства несуществования, в котором находят полную свободу. Но разве это  истина?

- А что же это? - спросил я, смеясь и подразнивая её.

- Не знаю, - ответила она вполне серьёзно. - Но думаю, что до истины может докопаться только наука. Ведь наука, как говорил Герцен, это - тоже всё познающий дух, опирающийся на сферу мысли и разума, где истина есть предлежащая разуму действительность. Наука освобождает сущее от случайности, внося свет во мрак, раскрывает вечное во временном, бесконечное - в конечном и признаёт их необходимое существование. Наука растворяет в себе личность, она безлична, как и сама истина, и поэтому не впадает из-за крайностей в непоправимые ошибки. А в буддизме часто субъективность доминирует над объективностью. Для человека наука - это момент, по обеим сторонам которого жизнь; с одной стороны - стремящаяся к нему - естественно-непосредственная, а с другой - вытекающая из него созерцательно-свободная. Да, в науке постоянно идёт борьба идей и гипотез, но сама наука является вечным посредником, примиряющим противоположности обличием их единства. Она примиряет их в себе и собою сознанием себя правдой борющихся начал.

- Но в буддизме происходит то же самое, - возразил я. - Взять хотя бы учение школы Хуаян, где в конечном итоге все противоположности сходятся, а вся материя, при ближайшем рассмотрении, оказывается пустотой. Так что я не вижу никаких противоречий между наукой и буддизмом.

- А я вижу, ты решил меня позлить, - сказала Натали, рассмеявшись.

- Давай произведём такой эксперимент, - вдруг предложил я, - заключим своего рода пари, я буду болеть за монахов, а ты за - НАСА, посмотрим кто из них быстрей сможет постичь истину и овладеть ситуацией.

Натали приняла это пари. Только после того, как мы заключили его, я подумал, что совершил большую глупость, потому что весь мой жизненный опыт подсказывал мне, что женщине никогда нельзя противоречить. И так-то мужчины и женщины принадлежат к разным мирам, уже сама физиология нас разделяет, поэтому мужчина должен всегда стремиться сблизиться с женщиной, находить с ней общий язык, убеждать её, покорять своим умом, создавать для неё более прекрасный мир, чем он есть на самом деле. Я тут же понял свою ошибку и пожалел, что заключил с ней это дурацкое пари, потому что оно могло разделить нас на враждующие лагеря и привести к катастрофе. Я знал, что никогда не нужно спорить с женщиной. Спорить с женщиной, это - всё равно, что спорить с самим Богам, ибо женщина сама является всей Вселенной. И поэтому мы, мужчины, должны научиться говорить с женщиной на одном языке. Я робко попытался исправить положение, сказав ей:

- Давай абстрагируемся от науки и религии, посмотрим на знания как бы со стороны. Ведь в душе человека есть два источника поступления информации. Ещё древние китайцы говорили, что у человека есть две души: разумная (хунь) и телесная (по). Первая, по даосской концепции, связана с эфиром Неба, который находится внутри нас, и как бы является нашей интуицией, а вторая связана с эфиром земли, то есть, со внешнем физическим миром, над изучением которого и трудится наука. Китайцы говорили, что после смерти первая, лёгкая рассеивается в небе, а вторая, тяжёлая, соединяется с землёй. Так вот знания нам дают обе эти души, только смотрят они на вещи под разным углом, земная душа нас знакомит с формами реального мира, а небесная душа проникает в сущность этого мира. Земная душа нам рассказывает о физике, химии, биологии, строении материи, а небесная душа говорит об потенциальной энергии, заложенной в вещах и скрытых силах мира.

- Всё это - заблуждения, - ответила Натали.

- Но почему же, - робко возразил я ей, - представь только зарождение нашей Вселенной, когда возник этот физически мир после большого взрыва и стал расширятся, создавая пространство. Но ведь до этого физического пространства существовала точка, откуда всё вышло, так называемое, первоначало, исток всего сущего. Наука способна объяснить всё, что случилось после взрыва, но что лежит в основе Первоначала, она вряд ли сможет кода-либо представить, потому что нужно войти в другие координаты мышления. Понять, наконец, что такое антиматерия, если эта запредельная точка содержит её в себе. Но я сомневаюсь, что наука сможет понять антимир, свою полную противоположность реальности. Ведь такие понятия, как "ничто" и "нигде", всегда были для науки загадками и думаю, что с её координатами они так и останутся для неё белым пятном, вернее, тёмным пятном.  Поэтому так или иначе, нам приходится абстрагироваться от действительности, чтобы проникнуть в ту точку, откуда вышли современные знанья о мире. А это можно сделать только интуитивно, вспоминая те запредельные знания, которые нас выпихнули из той первоначальной точки, и в которую мы опять вернёмся, когда мир схлопнется.

- Но это же - абсурд, - заявила Натали, - все наши представления о мире будут до тех пор ошибочны, пока мы с помощью науки не раскроем все секреты мироздания. Только тогда мы объясним, что это за точка, и как она действует.

- Чжуанцзы назвал эту точку дворцом "Нигде", - заметил я и процитировал его слова:

И моя мысль в дворце том от всего бы отвлекалась,
И вместе с ней я мог бы уходить и возвращаться,
Не знала б она предела, куда б не направлялась,
И вместе с нею странствиям я смог бы отдаваться.

Натали рассмеялась и заметила:

- Ты - поэт, но не учёный. И все те, кто создают религии, тоже поэты, но не учёные. И мы всегда будем говорить на разных языках.

- Но Клод Бернар сказал, что он убежден, что придет день, когда физиолог, поэт, философ и теолог будут говорить одним языком и начнут понимать друг друга.

Натали улыбнулась и сказал:

- Но это будет ещё очень нескоро.

Мы замолчали. Близился рассвет. Лёгкая дремота смыкала наши веки.

И я понял, что у меня есть два пути удержания Натали возле себя: или я принимаю её точку зрения, даю ей возможность одержать над собой победу, и как бы становлюсь её рабом; или я убеждаю её в своей правоте, вновь завоёвываю её сознание, и безраздельно подчиняю её своей воле, как я однажды уже сделал во время нашего знакомства.
 
Я понял, что в этом мне может помочь только отец Гонгэ. И он тут же предстал передо мной, как будто вышел из того легендарного дворца "Нигде", существующего в моём подсознании. Он сразу же задал мне вопрос:

- Задумайся над тем, почему люди науки постоянно бьются над разгадкой Истины? И чем ближе они к ней приближаются, тем недоступней она им кажется.

Я пожал плечами.

- Для человека науки с его экспериментальными методами всегда всё будет непонятно и туманно, потому что он не видит цели, ради чего он познаёт этот мир. Познание ради познания - это заколдованный круг, который ничего человеку не принесёт, потому что с его точки зрения причина и цель жизни навсегда останутся непроницаемы для его разума. У него никогда не появится представления о цели мироздания. Он будет всегда двигаться к неизвестной истине, не подлежащей определению и остающейся для него недоступной. Так думали европейцы Огюст Конт и Спенсер. Но истина на Востоке была совсем другая. Истина пребывала у восточных людей в них самих, в началах их разума и во внутренней жизни их души. А душа для них была единственной божественной реальностью и ключом, отмыкающем Вселенную.

- Да! - воскликнул я. - Я так это и думал.

- Сосредотачивая свою волю в сердце, - продолжал отец Гонгэ, - развивая свои скрытые способности, они приближались к тому великому очагу жизни, которого назвали Богом. Свет же, исходящий из Него, освещал их сознание, приводил из к самопознанию и помогал проникать во все живые существа.

- Именно так! - опять воскликнул я, - я испытал уже влияние этого света и научился проникать в головы простых крестьян и рыбаков.

- Вот видишь, - сказал отец Гонгэ, - это только подтверждает истинность моих слов. Именно так поступали Моисей, Будда, Иисус, потому что они были воспитателями умов. Они будили спящие души и создавали вокруг себя совершенные общества. Но что нам даёт наука с её позитивизмом и скептицизмом? Она разрушает человеческие души, так как в своей основе даже не признаёт их существования. Она лишает нас идеала, веры, высшего света, без чего нет будущности человека, потому что нет ни энергии, ни воли, ни самой свободы души. Именно поэтому Истина недоступна человеку науки. Ведь вера, как сказал мудрец, это - мужество духа, который стремительно бросается вперёд, уверенный, что найдёт Истину. Насколько я знаю, даже у вас, христиан, дух - это единственная реальность, а материя - лишь его внешнее выражение, изменчивое, мимолетное. Она как бы является динамизмом духа в пространстве и во времени. Само творчество вечно и непрерывно, как сама жизнь. И сам человек - это производное духа. Ведь можно представить картину мироздания модели как микрокосмос, чем и является человек, который по своей тройственной организации разделён на дух, душу и тело. Он есть подобие и отражение макрокосмоса Вселенной - мира божественного, мира человеческого и мира естественного, который в свою очередь есть тело Бога, абсолютного Разума, соединяющего в своей природе: Отца, Мать и Сына, иными словам, сущность, субстанцию и жизнь. Вот почему, по-вашему, человек - образ и подобие бога, может стать его живым Глаголом. Ведь так же?

- Совершенно верно! - воскликнул я.

- Человек обладает искусством находить Бога в себе, - продолжал отец Гонгэ, -  развивая тайные глубины и скрытые способности сознания. Человеческая душа бессмертна, и развивается по нисходящим и восходящим линиям в зависимости от телесного или духовного существованиям.  Перевоплощаясь, она эволюционирует, достигая совершенства, освобождается и возвращается к чистому Духу, к Богу, ко всей полноте Его Сознания. Так же как душа возвышается своей человечностью, так же она поднимается и над законами перевоплощения, когда начинает сознавать свою божественность. Всё то же самое происходит и на Востоке. Законы духовного развития для всех одинаковы. В духовном совершенствовании мы постоянно расширяем свой горизонт. Наша душа нацелена на бесконечность. Внутри нас раскрываются бездны бессознательного, из которых мы происходим, и в которые устремляемся. Нас очаровывает беспредельность, и мы испытываем блаженный трепет перед манящей целью необъятного пути к бессмертию, к небытию, к нирване. Мудрец говорил, что человек рождён в углублении волны, и не имеет представления о широте океана, расстилающемся впереди и позади него, но когда его тело поднимается над гребнем волны, то он успевает охватить взором весь необъятный простор океана и его величественный ритм, а взор, измеряющий глубину небесного свода, отдыхает в тишине лазури.

И тут на какое-то мгновение в моём представлении исчез образ отца Гонгэ, его заменила картинка. Я явственно увидел огромное море и плывущую в волнах фигурку Натали. Море бушевало, и головка Натали то поднималась на гребень волны, то опускалась в её впадину. От этого видения у меня сжалось сердце. И я подумал, что именно так Натали и плывёт по жизни со своим духовным багажом, то поднимаясь на гребень своей духовности, то, под влиянием Майкла опускаясь в воронку. И для того, чтобы её вытащить из этой пучины, я должен напрячь все свои силы: интеллектуальные, психические, физические, ментальные, и переубедить её, обратить в свою веру, передать ей моё желание познать совершенную Истину, а не дроблёную научную, которая постоянно подвергается уточнению и исправлению.

Я вновь услышал голос отца Гонгэ, он говорил:

- Ты стоишь на правильном пути. Истина не доступна обычному человеку. Обычно ею владели мудрецы - Великие Мудрецы, Первые Посвящённые земли в тайны Неба. До сих пор отголоски этой Истины можно услышать, читая священные писания между строк во всех великих религиях. Нужно только найти их и понять. Все эти куски Истины, разбросанные по разным религиям, можно собрать в единое целое. Ведь все мудрецы, создающие эти писания говорили об едином и об общем. Когда эта Истина у человека, посвятившего себя её поиску, развёртывается перед его духовным взором, то она совсем не похожа на те учения, которые дают эти церкви и религии, потому что их учения состоят из догматов. Но Истина не состоит из догматов, она подвижна и целостна, и её не стоит дробить догматами, потому что любое деление, как и в науке, отдаляет человека от восприятия общего и единого. Когда мы ощутим эту Истину, единую и неделимую, то перед нами откроется её скрытая сторона, потому что мы начнём проникать в неё, и не в её частички, а в её общее целое, и мы тут же увидим, как начнёт проявляться внутренняя сеть вещей, и познаем всю глубину трансцендентной Истины. В своей духовной практике, ты уже близко подобрался к тому порогу, за которым перед тобой откроется эта Истина, но тебе ещё не достаёт в твоей медитации глубокого внутреннего размышления и созерцания при полном отвлечении всех чувств от земных впечатлений.

Отец Гонгэ в ту минуту намекал мне на что-то так ясно и открыто, но я так и не понял его намёка. А если бы понял, то, может быть, предотвратил мою будущую личную катастрофу. В тот момент я был ещё непосвящённым в совершенную Истину, и мой мозг не был в состоянии считывать с текущей информации знаки будущих изменений и надвигающихся событий.
 
- Ты поднялся всего лишь на одну ступеньку, - продолжал отец Гонгэ, - ты научился проникать своей интуицией в головы и мысли простых людей, но тебе ещё не известно искусство приводить душу в сознательное соприкосновение с различными видами духов и умение влиять на них. Ты сам всё ещё стоишь на фундаменте ортодоксальной науки, хотя современная физика уже незаметно подошла к идеи отождествления материи с понятием силы, что уже стоит близко к пониманию духовного динамизма. И учёные уже при объяснении света, магнетизма и электричества допускают наличие невидимой тонкой и совершенно невесомой материи, которая наполняет мировое пространство и проникает во все тела. Они называют её эфиром, делая робкий шаг по направлению к мировой душе. Учёные пребывают в замешательстве от этого открытия, потому что тоже приблизились к порогу, за которым открывается неизвестный им мир. И ты едешь с моими монахами к высоким деревьям для исследования этого мира, этой новой разумной жизненной силы, воздействующей изнутри, но каким-то способом отделившейся от форм и выбившейся наружу. На этом пути вам придётся разгадать много тайн, чтоб понять это явление. И первая из них - это то, почему эта энергия повела себя так на земле. Вам предстоит проникнуть во внутреннюю суть природы, которую можно назвать потусторонней по отношению к нашим физическим чувствам. Но без этой сознательной жизненной силы невозможно объяснить появление даже самой ничтожной органической клеточки в мире неорганическом. Сам человек является подобием Мировой Души и деятельного Разума, стоящий на пике своего развития среди всех других земных существ. Он раскрывает всю полноту божественной мысли гармонией своих органов и совершенством своей формы. Итак, вы должны проникнуть в потусторонний мир, в эту истинную отчизну души, где нет аналогий с земными понятиями, и где существуют свои законы, которые каким-то образом влияют на нашу земную жизнь в виде животного магнетизма, сомнамбулизма и различных вне бодрствующих состояний души, начиная с ясновидящего сна и двойного зрения и кончая экстазом. Перед вами раскрывается дверь в невидимый мир, и если вы подберете ключи к этой двери, то, входя в неизвестное, должны укрепить свой дух, потому что там, в этом неизвестном, к которому раньше вы стремились с помощью поэзии, музыки и литературы в поисках дуновения бессознательной эзотерики, вы можете столкутся с такими чудесам, что всё ваше мировоззрение перевернётся, и вы почувствуете, если ни страх, то ничтожество и нереальность земной жизни. Перед вами откроется то потустороннее, в которое раньше вы отказывались верить. Я надеюсь, что вашей интуиции удастся подняться до сверхчувственных истин, не имеющих ничего общего с земным разумом, противоречащим его поверхностным представлениям того, что изольет на вас сверхсознание. Вы столкнётесь со сферой инобытия.

- Но не уничтожит ли нас эта сфера!? - испуганно воскликнул я.

- Я думаю, что нет, - ответил отец Гонгэ, - человек неуничтожим, а человечество представляет собой сферу сознания как частицу Мировой души. Если даже что-то теряет форму, оно остаётся в определённом коде навечно в общем информационном поле и может проявиться в любое время, когда настанет такая необходимость. Куда-то уходя, мы лишь продолжаем свой путь. Один ваш европейский мыслитель сказал, что каждая сфера бытья стремится к более высокой сфере, потому что благодаря своим откровениям и предчувствиям она уже достигает той сферы. Идеал, в какой бы форме он не был, есть только предвиденье, пророческое прозрение в это высшее существование, к которому стремится каждое живое существо. Это высшее существование бывает всегда более внутреннее по своей природе и более духовное. Внутренне это живое существо уже готовится к проникновению в высшую сферу. В этом ему помогает энтузиазм и экстаз - некие мимолётные взрывы глубин внутреннего мира души, похожие на извержения лавы из кратера. Вся жизнь человека и всего человечества только приготовление и преддверие к этой жизни духа. Человек идёт к этому многими ступенями посвящения. Он - как ученик жизни, который несёт в себе будущего ангела. Он работает над ускорением расцвета своей души, потому что божественная Одиссея не более как ряд метаморфоз, где каждая форма, как результат предшествовавших, является одновременно и условием для последующих форм. Божественная жизнь есть ряд последовательных смертей, когда дух сбрасывает свои несовершенства и свои символы и отдается растущей силе притяжения, исходящей из неизреченного Центра всех сил - "из Солнца разума и любви".

- Но я слышал, - перебил я отца Гонгэ, - что те сущности, которые проявляются рядом с деревьями с электронными ловушками, не всегда обладают человеческими свойствами, а иногда и враждебно относятся к человеку. Я полагаю, что они прорываются в нашу сферу из низшей сферы.

- Всё зависит от того, на что настроенные эти ловушки, - ответил отец Гонгэ, - если они настроены на диапазон низшего мира, то они и будут извлекать в нашу сферу сущности низшего мира, который могут нас уничтожить как враждебную им субстанцию. Что я вполне допускаю, наблюдая за превалирующей в мире англо-саксонской моделью развития, которая насаждает насилие и духовное вырождение. В этом вы и должны разобраться. Человек по части тонкого мира ничего не знает. Мы даже не знаем хорошо нашу собственную сферу. Как говорил Ламартин, человечество подобно ткачу, работающему на станке времени с изнанки. Придет день, когда взирая на другую сторону ткани, человечество узрит картину дивную и величавую, вытканную на протяжении веков его собственными руками, причём, само оно не видело ничего, кроме путаницы нитей на изнанке ткани. В этот день человечество преклонится перед Провидением, проявляющем себя в нем самом.  Так что я считаю ваш путь к великим деревьям символическим и последовательным. Рано или поздно такое должно было случиться в истории человечества. Ведь Великие Посвящённые поэтапно подводили человечество к восприятию Высшей Истины. Как сказал один француз о том, что Рама указал человеку лишь вход в храм, Кришна и Гермес дали к нему ключ, Моисей, Орфей и Пифагор показывали внутренность храма, Будда указал на сокровища этого храма, а Иисус Христос ввёл в его святилище. Вам же предстоит постигнуть умом суть этого святилища. И тогда придёт время духовного возрождения и социального преобразования, наука познает Истину, к религии вернётся ее нравственная мощь, а искусство творчества возродится, превратившись в одно гармоническое целое.

Вдруг меня разбудил резкий порыв ветра. Я открыл глаза и увидел серый рассвет и кружащиеся вокруг шхуны смерчи вихря. Натали рядом со мной не было. Я вскочил на ноги и едва удержался на палубе от сильного порыва ветра. Так начинался этот день.



ДЕНЬ ПЯТЫЙ


(ДВОРЕЦ МОРСКОГО ДРАКОНА «РЮГУ»)


 Я в церковь не хожу. Молиться - не молюсь.
 Что в этом проку?
 Я вижу этот мир, и искренне дивлюсь,
 И верю в Бога.
 И если скажет кто, что рай и ад кромешный -
 Его творенье,
 Кивну ему, подумав, делом грешным,
 Всё - заблужденье.
               
 (стихи одного моего прихожанина)

Отец Хризостом



  Und Gott sprach: Es sammle sich das Wasser unter dem Himmel an besondere Orter, dass man das Trockene sehe. Und es geschah also. Und Gott nannte das Trockene Erde, und die Sammlung der Wasser nannte er Meer. Und Gott sah, dass es gut war.



  Вдруг меня разбудил резкий порыв ветра. Я открыл глаза и увидел кружащиеся вокруг шхуны смерчи вихря. Натали рядом со мной не было. Я вскочил на ноги и едва удержался на палубе от сильного порыва ветра.
 
Держась за поручни, я огляделся.

Монахов, как видимо, тоже разбудил хлопок от резкого порыва ветра, сорвавшего тент над их головами. Тент, как гигантская птица, улетел в море. В лицо мне ударили струи ливня вперемежку с солёными брызгами волн. Мне показалось, что я лечу в пропасть, но затем меня подбросило так, что я на некоторое время ощутил себя в воздухе. Вдруг потемнело. Схватившись руками за стропы грузового крепления, я огляделся. Было непонятно, день это или ночь. Бушевал шторм.
 
Я шаг за шагом, перебирая поручни руками, перебрался с кормы к центральной части шхуны к монахам, держащимся за канаты грузового крепежа.

- Где американка? - крикнул я, стараясь перекричать грохот ветра.

- Не знаю, - сказал Хотокэ, - она же была с вами.

- Наверное, спустилась в кубрик, - сделал предположение Мосэ, - женщинам опасно оставаться на палубе в такой шторм.

Волны вокруг поднимались как горы. Казалось, ещё мгновение и стена воды накроет наше утлое судёнышко. Мотор судна работал с надрывом, в его работе слышались перебои. Тако стоял на капитанском мостике, стараясь всей своей тяжестью тела удержать руль и не завалить судно на бок. Держась за поручни, к нам с трудом пробирался Исаму. Порывы ветра валили с ног. Стараясь перекричать вой ветра, Исаму призвал нас спуститься в машинное отделение. Палубу заливала вода.

- А американка уже там? - спросил я его.

- Не знаю, - ответил он. - Там - дед. Она, наверное, с ним, а я вот слежу за грузом, чтобы его не смыло за борт.

- Вам помочь? - спросил я его.
 
- Нет. И вы идете туда, - орал Исаму, - а то здесь вас смоет с палубы к чёртовой матери. А я проверю крепления.

Мы, с большим усилием, превозмогая порывы ветра и держась за канаты, направились к спуску в машинное отделение. У самого входа в него нас накрыло такой сильной волной, что мы кубарем скатились вниз. В машинном отделении старик суетился вокруг работающего двигателя. Меня и монахов бросало из стороны в сторону, мы то приседали, то оказывались в воздухе, пол уходил из-под ног. Однако старик в этом ограниченном пространстве, казалось, чувствовал себя как рыба в воде. Он передвигался с ловкостью юноши. Ничего не осталось от его шаркающей походки. Все его движения были выверены, стремительны и точны. Он то переключал какие-то рычаги, то хватал маслёнку и заливал масло в какие-то отверстия, то гаечным ключом подтягивал какие-то болты. Его сноровке мог позавидовать любой бывалый моторист.

В машинном отделении Натали не оказалось.

- Где американка? - спросил я его, испытывая некоторое волнение.

- Её здесь не было, - ответил он, - я думал, что она с вами. Шторм начался так внезапно, что я не успел вас предупредить.

- Так где же она?! - в ужасе воскликнул я.

- Да вы не переживайте, - ответил старик, - она, наверное, спустилась в носовой кубрик. Мы её там и хотели разместить, но она предпочла остаться на палубе с вами. Нужно сходить туда и проверить, может быть, ей что-то нужно. Но вы не выходите сами, а то вас сдует с палубы. Внук освободиться, я пошлю его к ней.
 
Я немного успокоился.
 
- Сейчас всё зависит от этого мотора, - продолжал весело говорить старик. - Это – сердце корабля. Если он заглохнет, корабль погибнет.

- И мы вместе с ним? – спросил Хотокэ.

- Не исключено, - ответил старик. – Но бывали и другие случаи. Например, под Сайпаном наш транспортный корабль был потоплен американской авиацией, так трое солдат держались на воде трое суток, пока не утих шторм.

- А сколько солдат утонуло?

- Утонули все. Только эти трое и спаслись.

Глядя на весёлого старика, можно было подумать, что он вернулся в свою молодость, когда ещё служил на военном флоте и топил американские авианосцы.

- Сколько этот шторм продлится? – спросил его Мосэ.

- Не знаю, - ответил старик. – Главное, чтобы выдержал мотор, и не сломался руль. Сыну удавалось выводить корабль и не из такого шторма. За умение оставаться наплаву ему дали кличку Тако.

- Мы знаем, - сказал Мосэ, но в это время почувствовал, что его желудок подступает к горлу.

- У вас есть здесь туалет? – спросил он старика.

- Нет, - ответил тот. – Терпи.

Мосэ почувствовал, что ещё мгновение и его вырвет прямо на машину. Он бросился к лестнице и стал подниматься на палубу.

- Куда? – крикнул старик. – Вернись! А то смоет как щепку.

Но было уже поздно. Мосэ вырвался наружу в то самое время, когда его желудок содрогнулся от рвотных конвульсий. Он рыгал прямо на палубу, но вода тут же смывала всю желчь, которая из него выходила. Ветер мотал его по корме из стороны в сторону, катая как пустой бочонок. Когда ему, зацепившемуся за поручни, немного полегчало. Он в ужасе увидел гигантскую волну, накатившую на Исаму, который держался изо всех сил за канат разорванного крепления. Половину груза уже смыло с палубы за борт. В мгновение ока волна оторвала Исаму от каната утащила с собой в морскую пучину.

Как только порыв ветра ослаб, Мосэ бросился к машинному отделению и кубарем свалился вниз с лестницы.

- Исаму унесло в море, - заорал он не своим голосом.

Старик замер, мгновенно оценивая обстановку, но затем проворно устремился к лестнице, приказав на ходу нам не высовываться наружу и следить за манометром, чтобы стрелка не зашкаливала красное деление.

- Как это произошло? – спросил Хотокэ Мосэ.

Но тот, вместо ответа, опустился на скамейку и схватился за голову. Некоторое время мы находились втроём в машинном отделении, затем к нам спустился Тако, отец Исаму, бледный как смерть.

- Как это произошло? – спросил он у Мосэ.

Тот, уняв в теле дрожь, ответил:

- Мне стало плохо. И я поднялся наверх. Вижу, Исаму держится за канат, а его прямо волной уносит в море. Меня тоже волной сбило с ног, и я ухватился за поручни. А потом Исаму исчез в воде. Я ему никак не мог помочь. Меня чуть самого не смыло за борт
.
Тако тяжело опустился на скамейку рядом с Мосэ.

- Этот проклятый шторм, - выругался он. – Так внезапно налетел на нас, что мы даже не успели подготовиться. И по радио нам ничего не передали, как будто его и не было на локаторах. Откуда взялась такая сила, в десяти метрах от корабля ничего не видно. Я сообщил в службу спасения, что человек за бортом. Будут искать. Нам самим может понадобиться помощь, где-то трос управления руля заедает. Мы можем двигаться только прямым ходом с незначительным отклонением. Да, сейчас самое главное - удержать корабль против волны. Техпомощь и службы спасения прибудут сюда, когда шторм немного утихнет.

- А что с Исаму? - вымолвил Мосэ. – У него есть шанс спастись?

- Исаму-тян хорошо плавает. Отличный матрос. Но выжить в такой шторм шансов мало. Не знаю, если выберемся живыми, увидим.

- Нам тоже грозит опасность? – спросил побледневший Хотокэ.

- Я же сказал, что у нас заклинило руль, - ответил ему Тако. – В такой ситуации всё может случиться. Ну, я пошёл, а то за рулём мой отец, а у него уже не те силы, что были раньше.

Тако тяжело поднялся со скамейки и выбрался из машинного отделения.

- Зря мы пустились в такое путешествие, - сказал Хотокэ, - сидели бы сейчас в нашей хижине и горя бы не знали.

Мосэ ничего ему не ответил.

Через некоторое время в машинное отделение спустился старик.

- Шторм стихает, - сообщил он. – Исаму нигде не видно. Может быть, ещё и выживет. Не впервой купаться в море. К нам выслали катер береговой охраны. Наверное, возьмут на буксир. Что-то случилось с рулевым управлением.

- Знаем, - ответил Хотокэ. – Капитан нам уже сообщил.

Некоторое время все молчали. И тут неожиданно для всех Мосэ заговорил:

- Я видел, как огромный корабль упал с неба прямо в море рядом с нашей шхуной.
 
Хотокэ посмотрел на своего товарища как на сумасшедшего, однако старик отнёсся к его сообщению очень серьёзно.

- А как он выглядел? – спросил он.

- Он был огромным. Таких я ни разу не видел. Похож на двухкилометровую сигару. В окружности - как небоскрёб.

Старик задумался.

- Но странное дело, - продолжил Мосэ. – Этот корабль был похож на космический звездолёт. Может быть, он и вызвал такую волну, которая накрыла нас.

- Этот корабль ты видел после того, как Исаму смыло с палубы? – спросил старик.

- Нет, - ответил тот, - до этого.

- Упокой его душу, - произнёс Хотокэ слова молитвы, вытащив из рукава свои чётки. – Наму-амидабуцу.

- Об упокоении его души ещё рано думать, - вдруг произнёс старик.

- Это почему же? – спросил Хотокэ. – Вы полагаете, что он может быть жив?

- Всякое бывает, - уклончиво ответил старик. -  Может быть, когда-нибудь он и вернётся, но меня уж точно не будут в живых, да и отца его – тоже.
 
- Почему это? – удивился Хотокэ.

- Но вы же слышали сказку об Урасима Таро, когда тот побывал в гостях в подводном дворце «Рюгу». Правда, туда его доставила черепаха, жизнь которой он спас, заплатив за неё деньги мальчишкам. Погостил он там некоторое время, вернулся домой, а родственников его уже не было в живых, и местность вокруг вся изменилась. Потому что прошло очень много времени, но он остался таким же молодым, как и раньше. Принцесса Ото-химэ на прощание подарили ему шкатулку, и просила ни при каких обстоятельствах не заглядывать в неё. Но он от отчаяния, что никого из знакомых не встретил, открыл шкатулку, из которой поднялся дымок, и волосы у него поседели, как у меня, и лицо стало морщинистым. Он превратился в старика.

Старик замолчал, как будто сожалея о своём былом прошлом.

- Но это же сказка, - сказал Хотокэ.

- Да, сказка. Но у нас во флоте был случай, очень похожий на эту сказку. Бои тогда шли уже за Окинаву, американцы бомбили Токио, а что делалось на Окинаве – вообразить себе трудно. Мы яростно сопротивлялись, потому что знали, что это - наш последний рубеж. Тогда вместе с камикадзе появились морские смертники – кайтэн. Их садили в торпеды или в мини-подлодки и они, управляя ими, топили вражеские корабли. Кайтэн также как камикадзе наводили ужас на американцев. Так вот, однажды двум кайтэн командование дало задание уничтожить вражеский линкор. Они сели в две торпеды и с миноносца были выпущены в цель. Все видели по полоскам на воде, что они приближаются к линкору. Но неожиданно перед самым бортом линкора они исчезли. Взрывов не последовало. Через несколько минут камикадзе потопил этот линкор. Командование решило, что кайтэн погибли, не дойдя до цели. Их имена внесли в списки героев, хранящиеся в храме Ясукуни. Родители одного кайтэн жили на полуострове Ното в префектуре Исикава, а другого – в Хиросиме. И вот прошло уже много времени после войны и вдруг недалеко от Ното взрывается американский военный корабль. Когда комиссия расследует это происшествие, то выясняется, что корабль был подорван торпедой кайтэн времён второй мировой войны. Разгорается крупный скандал. Соединённые Штаты ничего не могут понять, как их союзница Япония могла атаковать их военный корабль. В конце концов, приходят к заключению, что это была диверсия со стороны Китая, Северной Кореи или Советского Союза. Далее ещё интереснее. Возле Хиросимы рыбаки обнаруживают неразорвавшуюся торпеду, времён прошлой войны с живым кайтэн, сидящим в ней. Они вылавливают торпеду и доставляют в порт. Полиция допрашивает молодого человека, но он несёт такую околесицу, что его помещают в психлечебницу. Он рассказывает врачам, что во время атаки линкора, их обоих похищают люди из дворца Морского Дракона «Рюгу». Там их принимают в подводном дворце как почётных гостей, угощают саке и всякими морскими деликатесами. Оба кайтэн очень озабочены и недовольны. Они объясняют, что наверху идёт война, и им нужно принести свою жизнь на алтарь отечества. Но им говорят, что война уже окончена, Япония потерпела поражение, и их включают в команду корабля «Рюгу», который является как бы подводным авианосцем. Представляете?! Он несёт ещё какой-то бред, но его уже признают сумасшедшим и отправляют в психушку. Второй кайтэн, по-видимому, погиб, подорвав американский корабль. Что произошло со временем, никто понять не может. Как они выжили и проявились после столь длительного времени? Один остался в живых, а другой погиб. Вот такие дела.

Мосэ и Хотокэ слушали рассказ старика с большим вниманием.

- А что его родители? Признали в нём своего сына? – спросил Мосэ.

- Дело в том, - ответил старик, - что родители того, что жил в Хиросиме, погибли во время атомной бомбардировки. А родители другого матроса приезжали для встречи с ним из Ното в психлечебницу Хиросимы. И парень по фотографии опознал их сына. Кстати, управляемый торпедный аппарат этого парня хорошо сохранился, хотя прошло уже много времени. Так вот, его выставили в качестве экспоната в музее японской военной техники времён второй мировой войны в токийском храме Ясукуни. Там вы можете его посмотреть.

Старик опять вышел на палубу. Двое монахов остались одни.

- Что ты думаешь обо всём этом, - спросил Мосэ у Хотокэ.

- Какая-то чертовщина получается, - ответил тот. – Чудеса, да и только.

- Никакой чертовщины нет, - уверенно заявил Мосэ. – Это ещё раз подтверждает нашу теорию параллельного мира. И время там течёт совсем по-другому. Оно течёт намного медленнее. Выходя из него, люди как бы сохраняют своё время. Поэтому считается, что существа, обитающие там, живут вечно. Для нас и в самом деле их жизнь кажется вечностью. Это так называемый вход в четвёртое измерение.

- Почему же они воруют людей из нашего измерения? – спросил Хотокэ.

- И в их жизни могут быть сбои. Ты только представь, что там нет размножения, и отсутствует женский пол. Может быть, происходит какое-то вырождение. И чтобы улучшить свою породу, они пытаются похищать у нас людей. Здесь всё логично.
 
При этих словах Хотокэ рассмеялся и сказал:

- Если всё, что ты говоришь, ни выдумки и ни плод твоего воображения, то из этого следует, что если бы ты попал туда, то всё равно бы рано или поздно умер бы. Так, значит, вечности не существует и в том измерении?
 
- Для мухи-однодневки наша с тобой жизнь тоже кажется вечностью, - ответил Мосэ.
      
- Как же ты тогда объяснишь мне тот факт, что когда молодой Урасима Таро открыл коробку, подаренную принцессой Ото-химэ, то сразу же превратился в старика?

- Я думаю, что у тех обитателей из другого измерения есть какой-то свой секрет, позволяющий им сохранять свою форму в нашем мире. Какие-то свои правила, при нарушении которых, всё их существование рушится. Это как законы физики. Может быть, существуют законы метафизики, которых мы с тобой не знаем. Но как бы там ни было, подобные случаи доказывают нам лишь наличие многослойности нашего мира и сложность понятия самой материи.

В это время в машинное отделение спустился старик и сдержанно сообщил, что побывал в носовом кубрике и американки там не обнаружил.

- Как?! - вскричал я, вскакивая с места. - А где же она?

Старик смущённо пожал плечами. Монахи молчали.

- И что же? Её нет на шхуне? Как это понимать? - спросил я с дрожью в голосе. - Куда она девалась? Что это всё значит?!

Я понял, что задаю бессмысленные вопросы, но я уже не контролировал себя, продолжая погружаться в отчаянье.
 
- Вы же сказали, что она находится в носовом кубрике.

- Я просто сделал предположение, - ответил старик, - но я не видел, чтобы она туда спускалась. Последнее время её видели всегда с вами, и думали, что вы о ней заботитесь.

Я от отчаянья прикусил губу, то тут на меня нахлынула новая волна возбуждения, и я закричал:

- Если она выпала в море, то её нужно спасать. Немедленно! В такой шторм трудно бороться со стихией.

- Мы уже сообщили в службу спасения, - сказал бледный старик, - сейчас эти службы ищут её и моего внука.
 
Я бросился вон из машинного отделения, взбежал по ступеням наверх, и очутился в объятиях бушующей стихии.

Держась за поручни, я вглядывался в накатывающие волны. И тут я вспомнил, как уже видел во сне голову моей возлюбленной, плывущую в океане. Это была подсказка отца Гонгэ, но я истолковал её совсем по-другому. Брызгами от удара волн меня окатывало с головы до ног. Я ощущал на губах вкус солёной морской воды, а может быть, и слёз. В какой-то момент я полностью потерял над собой контроль, и чуть было сам не бросился в пучину волн. Помню лишь, как силой меня увели с палубы старик и оба монаха, держа за руки. Несколько раз я пытался вырваться из их объятий. Потом всё потемнело в моих глазах. Возможно, что со мной случился нервных обморок, или я потерял сознание, стукнувшись головой о что-нибудь твёрдое, но боли не чувствовал.

Через некоторое время я очнулся, лёжа на топчане. Старик хлопотал у мотора, следя за приборами. Рядом со мной сидели оба монаха и участливо что-то говорили мне, пытаясь успокоить. Но их речь доносилась до меня как будто издалека. Некоторые отрывки фраз я понимал, но многие слова как бы пролетали надо мной, не проникая в моё сознание.
 
- Но разве можно доводить себя до такого отчаянья, - говорил Мосэ, обращаясь ко мне, как к своему лучшему другу. - От таких переживаний можно умереть.

- Мне всё равно, - промолвил я, едва шевеля губами.

- А что собственно произошло? - продолжал он. - Ведь нам ничего не известно о её судьбе. Где она? Что с ней?  Мы ничего не знаем. Пока не обнаружат её тело, нельзя её считать погибшей. К тому же велика вероятность её спасения. Ведь её уже ищут. Так что не нужно отчаиваться, нужно просто набраться терпения и ждать, пока всё не прояснится. Может быть, она и не упала в море.

- А куда же она делась? - слабым голосом спросил я.

- Ну, мало ли куда, вы же не видели, что она оказалась за бортом. Может быть, она спряталась от бури здесь где-нибудь на шхуне.

- Но на шхуне нет так много места, чтобы где-то спрятаться, - возразил я.

- Возможно, она спряталась не на шхуне, - сказал Мосэ.

- Если не на шхуне, то где?

- Ну мало ли что придёт женщине в голову. А потом ночью её никто не видел. А когда началась буря, её уже не было нигде. Может быть, её взяла на борт летающая тарелка, я сам лично видел, как она упала с неба и погрузилась в море, перед тем как меня вырвало. Кстати, я слышал, что пришельцы с летающих тарелок часто похищают женщин, чтобы вживить им чип или зачать с ними эмбрион, который они потом извлекают, чтобы вырастить своего детёныша, похожего на нас.

- Что вы такое говорите?! - вскричал я возмущённо.

- Я просто делаю предположение, - ответил миролюбиво Мосэ, - мы же должны учесть все варианты. А может быть, она уже давно связана с пришельцами и является их тайным агентом на земле.

- Не говорите ерунды!

- Но она каким-то образом же исчезла со шхуны, - заметил Мосэ, - и я думаю, что это она сделала очень необычным способом, раз никто из нас не заметил её исчезновения. Ведь и такое может быть.

- Каким же это образом? - удивился я.

- Но некоторые люди каким-то образом перемещаются в пространстве, - продолжал Мосэ, - мы с моим собратом тоже умеем это делать. Можно в мгновенье ока из одного места переместиться в другое. Это искусство мы с Хотокэ уже давно освоили.

Хотокэ утвердительно кивнул головой и подтвердил:

- Мы бы вам этого не сказали, но вы находитесь в таком состоянии, что лучше вам это знать. Если потренируетесь, то и вы сами сможете переноситься на любые расстояния.

- Но она этого не могла сделать, - твёрдо сказал я.

- Откуда вы это знаете? - спросил Мосэ. - Разве вы знаете все её способности?

Я приподнял голову с топчана и ответил:

- Этого я не знаю. Уже более семи лет как мы с ней расстались.

- Вот видите, - сказал Мосэ, - за эти семь лет она могла такому научиться, что вам и не снилось. Женщины очень способные в таких делах.

- Но она не могла этого сделать, - настаивал я на своём, - потому что она не верила в мистику, а полностью полагалась на науку.

- Вы даже представить себе не можете, какие способности открываются у человека во время опасности, - убеждал меня Мосэ. - И люди науки этого не знают. Им только кажется, что они всё знают и всё понимают в этом мире. Природа же часто открывает им такие чудеса, преподносит такие сюрпризы, что все их научные знания мгновенно распадаются, и они себя чувствуют в этом мире как слепые котята. Ведь мы с вами специально едем по стране, чтобы разобраться с этими явлениями.

- А вдруг Натали погибла?! - с болью в сердце воскликнул я. - Что тогда?

- Она не может погибнуть, - стал успокаивать меня Мосэ, - потому что женщины живучи как кошки. К тому же женщина выносливее мужчины. Скорее погибнет Исаму, чем ваша Натали. Все мы - как пузыри на воде, возникаем и исчезаем, но когда мы исчезаем, то это не значит, что мы больше не существуем в этом мире, потому что все мы состоим из воды, и используя всё тот же материал, мы снова возникаем, и так до бесконечности.

- Но если Натали уже погибла, то как же она может снова возникнуть? - удивился я.

- Мы поняли, что вы её очень любите, - сказал Мосэ, - а это значит, что она существует в вашем воображении. Благодаря вашей великой и самоотверженной любви, в которой мы только что убедились, она если и исчезла, то вновь может появиться.
 
- Каким же образом? - удивился я.

- Очень просто, - ответил Мосэ, - если бы вы знали шесть ступенчатых буддистских учений Санрон, Дзёдзицу, Куся, Хоссо, Рицу и Кэгон, то вы бы об этом не спрашивали.

- Неужели, если бы я знал эти учения, то смог бы вернуть её к жизни?

- Смогли бы, - спокойно ответил Мосэ, - и очень даже просто.

Я сел на кровати и, не замечая качки, с воодушевлением воскликнул:

- Если это можно сделать, так говорите же мне быстрее, как ей можно помочь!

Мосэ оживился и потёр руки, а затем начал говорить:

- Начнём по порядку. Только вы наберитесь терпения, и не перебивайте меня, какими бы не показались вам мои слова странными. Потому что во всех деталях проникновения в суть вещей и явлений нужно держаться последовательности - не забегать вперёд, но и не отставать от мысли. И не спорьте со мной, пока я не раскрою вам все эти учения до конца. Итак, начнём с учения Санрон.

- Это то учение, - пояснил Хотокэ, -  которое на Востоке вытекает из текстов "Рассуждения о срединном видении сути"- "Тюганрон", "Рассуждения о двенадцати вратах" - "Дзюнимон-рон" и "Рассуждения в ста стихах" - "Хякурон".

- Так вот, - продолжил Мосэ - вначале нам надо понять, кто она - эта ваша Натали?

- Как это кто? - удивился я. - Она - женщина и моя возлюбленная.

- А была ли она на самом деле? Ведь вы заметили только её появление, а её исчезновения вы не видели. Возможно, что это была не женщина, а просто мираж в вашем воображении.

- Но и вы видели её, когда она вместе с Майклом появилась в вашем храме, - запротестовал я.

- Мы видели то, что увидели вы, - спокойно сказал Мосэ, - а в силу того, что вы её очень любите, то ваш воображаемый образ мог преобразоваться в некий устойчивый символ, который и передался нашему зрительному восприятию.

- Но разве такое возможно?! Уму непостижимо! - воскликнул я. - Вы хотите сказать, что я своими эмоциями создал этот образ из пустоты и передал его вам.

- Да, совершенно верно, - согласился Мосэ, - так может быть, и так чаще всего и бывает, когда какие-то идеи, эмоционально обозначенные, множатся и распространяются в восприятиях многих людей. Это и есть наш осязаемый мир, называемый майей или сансарой.

- Но я до неё дотрагивался, - не выдержал я, - я её любил, в конце концов.

- Всё это так, - подтвердил Хотокэ, - но ведь есть неразрывная, органическая связь между определением и определяемым. Все дела и вещи обязательно как-то проявляются, имеют внешнее выражение, а любые определения всегда что-то характеризуют. Следовательно нет сущности без атрибута, и наоборот. Однако все дела и вещи могут быть названы, определены только лишь относительно друг друга. Поэтому, как говорит Нагарджуна, "Если нет себя, то и нет его" или её. Ваше наличие и определяет всё сущее вокруг. Это - принципиально важный момент - нечто выявляется при наличии некой точки отсчёта, которая в свою очередь, устанавливается также только относительно точки отсчёта, и так до бесконечности. Абсолютной точки отсчёта не существует. Поскольку за любым атрибутом должна стоять некая неотделима от него сущность, то последняя также относительна, как и атрибут, а не истинно реальная, и таковой быть не может.

- Что вы имеете в виду?! - воскликнул я в недоумении. - Вы хотите сказать, что моя Натали является пустым местом, миражом, неким представлением в моём воображении? Но это - не так!

- Всё зависит от вас, и всё заключено в вас, - продолжал, как ни в чём не бывало, говорить Хотокэ, - если нет внутренней присущей причины, то нет и плода. Только все внешние причины, соединившись, порождают вещи. Все вещи возникают из различных причин, и поэтому не имеют собственной природы. А если у них нет собственной природы, то как они могут существовать? Они просто нереальны.

- Так вы считаете, что я выдумал мою Натали, полюбил её, поэтому она и существует в моём воображении? Может быть, и я сам нереален и являюсь фантомом?

- Совершенно верно, - увлечённо подхватил Мосэ, - вы не задумывались над тем, как могло такое случиться, что вы якобы не виделись с ней семь лет, и тут приехали в храм, и неожиданно её в этом храме встретили? Это какое же редкостное стечение обстоятельств должно было произойти? И вы уверены, что это была именно она, а не та сущность, которая проникла в ваше сознание. А потом вы сами-то уверены, что наличествуете в этом мире. Ведь когда вы засыпаете, вы покидаете этот мир. Из этого следует, что ни вы, ни ваша Натали не обладаете реальностью.
 
- Постойте, - воскликнул я, - вы меня совсем запутали. Вы намекаете на то, что её могла подменить какая-то сущность, приняв её облик? И что я тоже являюсь тенью, миражом, случайно посетившим этот мир?

- И такое может быть, но это - только один из вариантов объяснения её нереальности, и вашей тоже.

- Но я ж прикасался к её рукам, обнимал её.

- Это ничего не значит, - уверял меня Мосэ, - все ваши ощущения субъективны. Эта сущность могла проникнуть в ваш мозг и управлять всеми вашими чувствами.

- А как же её муж?

- И её муж мог проявиться через ваше сознание, ведь внутренне вы его ненавидите, а ненависть также, как и любовь, относятся к разряду сильных чувств, которые могут использовать сущности, проникая в наш мир. Но мы считаем, что в реальности нет ни вашей Натали, ни её мужа, ни вас самих.

- Даже так, но почему? - обалдело спросил я.

- Все вещи, не имеющие собственной природы, и зависящие от внешних причин, пусты. А пустота также пуста в самой себе, но она преобразуется в некие миражи, чтобы тянуть или вести живые существа - такие же миражи, как и они сами, в нужные ей направления, очаровывая их временными именами. Ваша Натали и является таким миражом относительно вас. И вы тоже - относительно её. Но если вы внимательно к ней присмотритесь, то обнаружите, что она являет собой в этом мире пустое пространство в прямом физическом смысле этого слова, потому что к ней можно применить десять сравнений её с пустотой. Кстати, эти сравнения можно применить и к вам, как и к нам. Во первых, это - отсутствие преград, так как она является для вас некой подвижной субстанцией, вы можете её представить в пустоте, но является ли ваше представление о ней истинной оценкой её подвижной сущности, и идентичен ли слепок этого представления ей самой. Думая о ней, вы часто обращаетесь к её образу, вы помещаете его в те или иные условия, трансформируете его, улучшая и приукрашая, что в конечном итоге превращает её образ в пленительный мираж, который завладевает вашим сознанием и всей вашей жизнью. Ведь ради неё вы даже готовы принять смерть. (В этом мы убедились, когда вы чуть было не бросились за борт, чтобы найти её в пучине моря). А то, что не имеет преград, и есть пустота. По этой же причине к ней применима и вездесущность, присущая пустоте, потому что она проникает в вас, в ваше сознание, в любом месте и в любое время, заполняя ваше воображение собой. Созданный в вашем воображении её образ всегда одинаков, никак не меняется и ничего не выделяет. Он притягателен, и ничто не может поколебать его, а одинаковость тоже присуща пустоте. К этому можно добавить ещё такие сравнения с пустотой как обширность вашей впечатлительности, в которой трансформируется её образ; бесформенность и постоянство к ней ваших чувств; саму чистоту её образа; неподвижность вашего представления о ней; позитивное отрицание всех границ, отделяющих её от вас, и влекущих вас к ней; самоотрицание, позволяющее вам из-за неё расстаться со своей жизнью, включающее в себя отрицание отрицания, которое отрицает свою собственную природу и устраняет одновременно привязанность к самой пустоте; и, наконец, невозможность охвата её образа, как и общее беспредельное пространство.

- Я её сравниваю со Вселенной, - неожиданно для себя проговорил я.

- Вот видите! - оживился Мосэ. - А что такое Вселенная? Это и есть пустота. Но посмотрим на это истинным срединным взглядом. Если мы поймём, что её реальность относительна, то, тем не менее, нельзя сказать, что её не существует вообще, вашей Натали, поскольку за её номинальным, несущественным различием стоит истинно сущее абсолютное. Ведь она же в вашем сознании существует.

- Это так, - сказал я.

- Но её бытие одновременно непостоянно и не непрерывно в вашем сознании, ведь так?

- Совершенно верно, - опять подтвердил я.

- Поэтому, чтобы добиться истинной реальности, нужно понять суть самой пустотности, чтобы докопаться до самой основы реальности и тех изменений, которые проецируются ею на наше восприятие, искажая свою абсолютную сущность в нашей реальности. Это явление пустоты Натали в вашем сознании всё же тождественно ей именно потому, что сущность Натали одновременно сочетает в себе, с одной стороны, недифференцированность и внутреннюю непротиворечивость образа вашего восприятия её и, с другой стороны, необусловленность и абсолютную целостность её наличия. Нагарджуна ставит между сансарой и нирваной знак равенства, а это значит, что Натали существует в мире в своём сущностном оформившемся воплощении. И для того, чтобы овладеть её наличием, вы должны познать её абсолютное бытие в котором и откроется её истинная сущность. Иными словами, познать её собственную природу, а не её феномен; узнать её истинный характер, чтобы проникнуть в её сущность; отказаться от крайностей в утверждении или отрицании её наличия или отсутствия; понять истинность её реальности в её абсолюте; отстраниться от привязанности, чтобы осмыслить её суть, и наконец, выйти за пределы её феноменального бытия и увидеть её истинное наличие. Если вы этого достигнете, то сразу же поймёте, жива они или нет, наличествует она в этом мире или нет, и что нужно сделать, чтобы её обналичить, иными словами, вернуть себе.

На какое-то мгновение Мосэ остановился в своих рассуждениях, пристально наблюдая за моей реакцией, желая убедиться, понимаю я его или нет. Но затем продолжил:

- Я вам говорю об этом так подробно, чтобы вы научились управлять материей, изменять её, разбирая её до пустоты в одном месте и восстанавливая её в другом. Если вы научитесь управлять материей, то вы сможете и управлять собой, мгновенно переноситься на большие расстояния. А вам этому нужно научится, чтобы поспевать за нами, если вы решите нам помогать. Так что, вернуть вам вашу девушку - это не самое сложное в этом искусстве. Но если вы овладеете этим искусством, то сможете, не только оживлять людей и спасать их от любых опасностей, но и сами обретёте бессмертие, умея обращаться со своей энергетикой и формой.

- Неужели я смогу стать подобным Иисусу Христу? - с изумлением промолвил я.

- Иисус Христос был один из нас, - ответил Будда, - то что он делал, и мы способны делать. Но два тысячелетия назад он удалился от людей. Возможно, что пришло время ему опять ступить на землю, чтобы предотвратить конец света.

- Неужели он может вернуться на землю в моём обличии? - высказал я свою затаённую мысль.

- Трудно сказать, - молвил Моисей, - двое древних мудрецов уже явились на землю в нашем обличии. Если ты сможешь принять своей сущностью Христа, то ещё один миссия начнёт спасать свой народ от гибели.

В какой-то момент мне показалось, что я попал в некое запредельное пространство, и там именно те двое древних мудрецов и пророков произнесли только что услышанные мной слова.

Но это длилось всего одно мгновенье. Видение исчезло, и вновь я говорил с монахами Хотокэ и Мосэ на терпящей бедствие шхуне в открытом море, которые давали мне первые уроки своего тайного искусства.

- Постойте! Постойте! - воскликнул я, - я давно уже думал об этом. Неужели существует истинный, абсолютный мир, где все мы уже проявлены. А может быть, тот мир и является нашей естественной обителью, а на этот мир налагается лишь наша проекция из того мира. Ведь там мы существуем в нашей подлинной сущности, и нам только кажется, что в этом мире нас ведут по жизни ангелы. Может быть, мы сами являемся теми ангелами, а из того мира проецируем лишь свои тени на этот мир? Тогда я понимаю, почему тот потусторонний мир люди называют нирваной, Шамбалой, Небесным царством, а учёные - Единым информационным полем.

- Вот, именно, - сказал Мосэ мне ласково, - вы стоите уже на полпути к Истине. Да, все мы в этом мире имеем временную оболочку и пользуемся временными именами, как говорил Нагарджуна. И ваша Натали с точки зрения мирской истины может существовать и может не существовать в этом мире, но с точки зрения абсолютной истины её существование или несуществование не ставится под сомнение, ибо согласно учению о двух истинах - "ку" (пустоте) и "у" (наличии) открывается относительность определений и невозможность выяснения сущностных признаков чего бы то ни было. Для того, чтобы понять Истину, нужно сначала устранить ложное, и только затем высветлится истинное.  Ведь даже в правильном взгляде на вещи существует два аспекта правильности - это сущностное правильное "тайсё" и акцидентное, прикладное правильное "ёсё". Первое является преодолением "двух истин", а второе - "сами истины" - действительная и мирская.  О двух истинах и правильном взгляде кратко через восемь отрицаний сказано в проповеди Будды: "ничто не рождается и не исчезает, всё не-постоянно и не-прерывно, не-едино и не-различно, не-приходит и не-уходит". Поэтому и вы можете в любую минуту найти Натали и в любую минуту её потерять. Но это не будет означать, что она существует или не существует в этом мире.

- Так как же мне быть? - воскликнул я в отчаянье, и вдруг меня осенило. - Может быть, мне опять погрузиться в этот абсолютный мир, где я уже видел Будду и Моисея, и поискать её там? Но как я её найду? Там же мириады сущностей, проявленных и непроявленных. Я себя самого-то там не найду. Но если она является моей частицей, так как у нас есть уже общий плод - моя дочь, так, может быть, она сама проявится возле меня? И я смогу её выловить и спроецировать в этом мире.

- Но для того, чтобы вы это сделали, - сказал Хотокэ, - вам необходимо просветление, иными словами, погружение в саму нирвану и виденье "истинного вида всех дхарм", то есть тех пустотных конструкций из которых составляются все формы тел. То есть, нужно почерпнуть знания из другого учения школы Дзёдзицу по трактату "Дзёдзицу-рон" - "Рассуждения о достижения истины". Это учение о самой нирване, где в отличие от сансары с временными именами и телами при отсутствии собственной сущности, наличествует абсолютно реальные энергетические компоненты для строительства любой материи. Если вы овладеете ими и этим искусством, иными словами "конструированием концентрации" или "концентрацией конструирования", то сможете в нашем мире из ничего создавать любые тела и оживлять их. Но с этим нужно быть очень осторожным. Потому что у меня есть подозрение, что какой-то недоумок овладел этим искусством, и в настоящее время создаёт вокруг огромных деревьях в нашей стране выбросы странных существ и чудовищ. Но это лишь одно из моих предположений.

- Но вернёмся к учению школы Дзёдзицу, - перебил его Мосэ, - при помощи его знаний вы могли бы проверить свои знания, а именно: знали ли вы истинную Натали? И если вы поймёте, что совсем её не знали, то тогда смогли узнать бы, чем она проявила себя в земной жизни, и является ли она истинно тем сущем, которое вы представляли в своём воображении.

- Но мне нужно совсем другое, - вскричал я, - я хочу вернуть её на корабль, спасти её или помочь ей. Время не терпит, каждая минута дорога, если она находится в морской пучине, то ей срочно нужно протянуть руку, а не рассуждать, что она собой представляет в жизни. Неужели вы, так много знающие и умеющие, не можете ей помочь, спасти её.

- Нет, - спокойно ответил Мосэ, - мы не можем ей помочь, потому что не связаны с ней кровными узами. Это не в наших силах, тем более это расходится с нашими принципами. То, что идёт своим путём, должно ему следовать.
 
- Если даже этот путь ведёт к гибели?! - воскликнул я.

- Мы не знаем к чему ведёт её путь - к гибели или к спасению.

И тут я понял, что мне сможет помочь только отец Гонгэ, но для того чтобы с ним поговорить, мне нужно было погрузиться в сон. И тогда я сказал:

- Я устал. Мне нужно немного поспать, а то силы покидают меня. Оставьте меня в покое.

Я откинулся на топчан, и тут же задремал, несмотря на качку, грохот мотора и шум бури, видно, и в самом деле все эти переживания истощили мои силы. И ко мне тут же явился отец Гонгэ, подобный Господу Богу. Он улыбнулся и сказал:

- Во всех испытаниях нужно сохранять спокойствие.

- Какое уж здесь спокойствие, - воскликнул я, - когда человек за бортом. Её нужно срочно спасать.

- Тогда протяни руку и спаси её, - спокойно сказал мне отец Гонгэ.
Я удивился, что во сне отец Гонгэ говорит со мной на «ты», в то время как в жизни всегда обращался ко мне на «вы». Но может быть, во сне он принимает меня за своего ученика, подумал я.

- Но я не могу этого сделать, ведь её унесло далеко в море от шхуны.

- Тогда прежде всего успокойся и соберись с духом, - посоветовал мне настоятель храма, - а то твои страсти несутся как кони, а мысли скачут как обезьяны. Этой спешкой ты никому не поможешь, а только навредишь. Ты пробовал помолиться за её спасение?

- Но разве это ей поможет сейчас?

- Вот, - упрекнул меня отец Гонгэ, - ты - в этом весь со своим нетерпением и поспешностью. Ты даже не дослушал до конца разъяснений моих монахов, которые тебе искренне хотели помочь.

- Чем?! - воскликнул я с обидой. - Вместо того, чтобы спасти её, они завели со мной разговоры о шести учениях.

- Но ты сам можешь повлиять на всю ситуацию.

- Как?! - опять воскликнул я
.
- Молитвой, - ответил отец Гонгэ. - Ты даже не стал выслушивать третье их ученье школы Куся. А знание тобой этого учения очень помогло бы твоей женщине в данный момент.

- Так она ещё жива?! - с радостью и надеждой воскликнул я. - И что это за учение?

- Оно проповедует четыре благородные истины: теорию причинности, нереальность своего "я", освобождение от страдания и достижение нирваны.

- И как же это ученье сейчас может помочь Натали?

- Во-первых, ты поймёшь, почему это произошло. Узнаешь причину данного несчастья. Во-вторых, ты сможешь освободиться от своего земного "я" и обуздать свои волнения и страдания. Успокоившись и проникнув в нирвану, ты при помощи молитвы и слова сможешь повлиять на ей судьбу, помочь ей справиться с её несчастьем, придать ей силы и восстановиться в её прежнем естестве. Ведь Бог создал человека на земле в качестве Своего Глагола. И любое человеческое слово с молитвой способно проникнуть в нирвану или Царство Божие и принести с собой желание исправить себя или исправить что-то в своей жизни. Именно это Слово способно через чистую энергетику влиять на абсолютное начало человека и помогать ему в жизни в физическом мире. Молитва - это своего рода коррекция жизненного пути каждого живого существа и залог успеха в начинании всех его благих дел. И то, что говорили тебе мои монахи, не пустые слова, а ты их слушал, как чириканье птичек.

При этих словах отец Гонгэ улыбнулся и задумчиво продолжил:

  - Кстати, птичий язык – мудрёная вещь. Когда у меня жили птички, я часто вслушивался в их щебет, стараясь понять, о чём они говорят. Ведь слушая любую речь, любое звучание звуков, можно обнаружить много удивительного и, в конце концов, проникнуть в гармонию их сочетаний, уловить смысл и содержание тех символов звучания, которые могут раскрыть свои тайны. Именно таким путём я научился птичьему языку, сумел понять и расшифровать их речь. Ведь и в наше время так действуют разведчики перехвата шифрованных радиопередач, используя метод изучения птичьего языка? Главное здесь – полюбить птиц и почувствовать, что их волнует. Если бы ты смог понять птичий язык, то тебе было бы под силу увековечить их души. Жаль, что птицы не оставляют о себе никакой письменной памяти. Создаётся такое впечатление, что они, бедные, умирают полностью, не имея возможности увековечить себя. В связи с этим, мне вспоминаются один разговор моих учеников. Они трепетно относились к старинной литературе, часами просиживая в моей библиотеке. Как-то, перебирая полуистлевшие свитки древних писаний, они наткнулись на свиток «Дзюкинсё» - «Кое-что о десяти заповедях» старца буддиста-мирянина Рокухара Дзиродзаэмона, написавшего свой труд в 1252 году в травиной хижине у подножья Восточных гор. Этот старец мечтал обрести возрождение в Цветке Лотоса на Западном Облаке. Мои ученики тогда с восхищением процитировали его слова: «Когда я собираю и рассматриваю древние и нынешние повести, я вижу, как сам дух этих повестей будто истлевает подо мхом. И как печально, что до нас иногда доходят лишь одни названия. Вслушиваясь и всматриваясь в быстротечность бренного мира, мы понимаем, что он подобен быстрому течению порожистой реки». Они сознавали, что, разговаривая через книги с мёртвыми, автор испытывал такое же чувство, которое можно испытать и через тысячу лет. В такие минуты время возвращается, передавая эстафету от поколения к поколению, и всё бежит как бы по кругу, где мёртвые, оставив о себе сообщения, совсем не умирают, а продолжают жить с нами в вечности. И их послания к нам похожи на послания с того света. Так мои ученики даже через них научились проникать в нирвану и общаться с душами умерших авторов. Именно поэтому благодаря своему Глаголу человек считается сильнейшим среди других существ на земле, только не всегда об этом помнит.
 
Услышав эти слова, я мысленно произнёс молитву о спасении моей возлюбленной.

И отец Гонгэ услышал слова этой молитвы и похвалил меня. Он сказал:

- Есть вещи, на которые человек может повлиять, но существуют также и другие вещи и явления, на которые он повлиять не может и должен их принимать такими, какие они есть.  Монах Сюндай, толкователь Сорая, живший на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков в своих диалогах "Учение о мудрости" - «Тэйгаку монто» говорил: «Мироздание – это огромное живое целое, смена тьмы и света, это живое движение «ки» - энергии. Всё, что имеется в мироздании – не только ветер и гром, дождь и снег, но всё – течение воды, горение огня, увядание трав и деревьев и даже жизнь и смерть человека, - всё это деяние богов, и даже мудрые не могут постичь этого. Поэтому даже если непостижимость тьмы и света, «ин» - «ё» называют богом, она раскрывается в переменах. Непостижимость означает невозможность постижения, и глуп тот учёный, который хочет понять и узнать то, что не смогли даже мудрецы прошлого». Говоря это, он считал богами те истинные и абсолютные сущности, которые живут и творят в нирване, в Царстве божьем. Одним из таких божеств является Натали. Обращаясь к ней, к её абсолютно сущности в Царстве Небесном, к её ангелу на Небе, ты помогаешь этому ангелу оказать ей помощь на земле.

- Но разве такое возможно?! - не поверил я.

- Ты действуешь через своего ангела, проникнув в нирвану, а он помогает другому ангелу спасти её на земле или в море. Что здесь не ясного?

- Всё это как-то странно, - сказал я. - У меня было совсем другое представление о том, что происходит на небесах.

- Мы все получаем очень искажённую картину того, что происходит на небесах, - согласился со мной отец Гонгэ, - но это не означает того, что там ничего не происходит, или что-то происходит не так, как мы себе это представляем.  Например, Мотоори Норинага в восемнадцатом веке в  «Кодзикидэн» - «Писание Кодзики» и «Когодан» - «Беседа после лекции» писал: «Сперва в пустоте восседали два божества – Аматэрасу о-миками и Убусунагами, затем благодаря божественному духу Убусунагами появилось нечто пенообразное. Из него всё «чистое и светлое» поднялось верх и составило «небо» (сора), а всё мутное и тяжёлое опустилось вниз и стало «преисподней» (ёми), а то, что осталось, затвердело и стало землёй (цути).
 
- Это что же такое? - невольно вырвалось у меня. - Зачатие? Половой контакт богов?

Но отец Гонгэ ничего мне не пояснил, а продолжил:
 
- «Небо» - это солнце, это «высокая небесная равнина (такамагахара), где властвует Аматэрасу о-миками; «ад» (ёми) – это луна, и его правителем является Цукиёми-но микото. Над всеми морями и странами на земле властвует Сумэмима-но микото. Япония – это пуповина, от которой произошло «небо», место, порождённое богами Идзанаги и Идзанами. Другие же страны образовались в результате затвердения «пены прибоя», разлетевшейся в разные стороны, когда бог Идзанаги и богиня Идзанами родили Ооясима («четыре крупные провинции») и когда разделились моря и суша. Это страна, где родилась Аматэрасу о-миками, и куда спустился с небес Сумэмима-но микото. Небо, «высокая небесная равнина (такамагахара) – это небесный мир, отделённый от земли пустотой, а преисподняя (ёми) – это мрачное пространство под землёй. Согласно «Тэнтидзу» - «схемы Вселенной», можно убедиться, что низшим миром по отношению к «высокой небесной равнине» на одном уровне в трёх направлениях расположены Япония, другие страны и «коренная страна», то есть преисподняя (ёми). А между ними расположен так называемый «Морской дворец» - Рюгу…».  Сравни это с Библией и ты найдёшь разительную схожесть. Но в данный момент ты находишься на Востоке, и тебе лучше молиться, чтобы твоя возлюбленная не попал во дворец морского дракона "Рюгу".
 
Услышав его речь, я страстно стал повторять слова молитвы во спасение мой возлюбленной. С эти бормотанием я и проснулся когда прибыло спасательное судно. Оно взяло нас на буксир и повело в порт Кагосимы. Об этом нам сообщил старик. Он также сказал, что все береговые и спасательные службы ведут поиск упавших за борт американки и Исаму, и что как только немого стихнет ветер, в воздух поднимутся вертолёты.
 
Через некоторое время к нам спустился капитан корабля Тако. Он сообщил, что его подменил рулевой со службы спасения, и что через шесть часов судно пребудет в порт назначения. Затем он добавил, что поиски спасательных служб не принесли пока результатов. И ещё через минуту сказал, что по дороге они могут нас высадить на пристани Ибусуки.

Тако выглядел мрачным и измождённым. Помолчав немного, он, превозмогая какую-то внутреннюю тяжесть, спросил монахов:

- Это - правда, что Исаму ночью сказал вам, что Юкико ждёт от него ребёнка.

Оба монаха кивнули головами. Тако и старик обменялись взглядами.

- Ну что же, - вздохнул капитан. – Хотя бы будет у нас наследник.




ДЕНЬ ШЕСТОЙ


(КРАСНАЯ ПТИЦА В ЭДЕМСКОМ САДУ)


Лишь бы на земле
Было счастье суждено,
А в других мирах -         
Птицей или мошкой стать -               
Право, всё равно!
               
Отомо Табито (III-348) «Манъёсю»



Und Gott sprach: Es lasse die Erde aufgehen Gras und Kraut, das sich besame, und fruchtbare Baume, da ein jeglicher nach seiner Art Frucht trage und habe seinen eigenen Samen bei sich selbst auf Erden. Und es geschah also.
Und die Erde liess aufgehen Gras und Kraut, das sich besamte, ein jegliches nach seiner Art, und Baume, die da Frucht trugen und ihren eigenen Samen bei sich selbst hatten, ein jeglicher nach seiner Art. Und Gott sah, dass es gut war.
Da ward aus Abend und Morgen der dritte Tag.



Судно высадило меня, Мосэ и Хотокэ на пристани Ибусуки. Прощаясь с капитаном и стариком, монахи поблагодарили за путешествие и пообещали молиться за чудесное спасание их сына и внука. Капитан предложил нам, если у нас появится желание, отвезти обратно в Ёсида через пару дней, когда судно будет отремонтировано и загружено товаром. Монахи и я ещё раз поблагодарили, но отказались.

Сойдя со шхуны, я ступил на землю другим человеком. До этого я считал, что занимаюсь довольно почетным ремеслом и принадлежу к небольшому кругу служителей Бога. Я думал, что отношусь к своей работе с большой серьёзностью и ответственностью, стараясь в поисках Истины виртуально выстроить в своём воображении некую модель мироздания, которая бы объяснила весь механизм происходящих на земле событий. Но сейчас-то я понимал, что все мои представления о мире всегда выглядели несовершенными, и, может быть, даже нелепыми. В них постоянно чего-либо не хватало, не было подлинного.
 
Я попытался понять, почему это произошло.
 
С древних времён мыслители тем только и занимаются, что пытаются отобразить картину подлинного мира. Литераторы сочиняют или рассказывают разные истории; историки отображают происходящие события, трактуя их по-своему; философы вырисовывают свои пространные схемы движения мысли. И все они стараются делать это, исходя из своих способностей и возможностей, прилагая к этому все свои силы и своё воображение, что делает их работы всегда субъективными. К тому же всё это делается лишь для того, чтобы удовлетворить своё честолюбие.

Может быть, то же самое происходит и со мной? И может быть, человеческим путём невозможно приблизиться к Истине? Всё, за что берётся человек, превращается в заблуждение. Что бы он не делал, всё - неправильно! Если человек трудится только ради выгоды или славы, то можно ли его труд назвать совершенным. Так в чём же совершенство? В безызвестности? В незаинтересованности? Вряд ли. А может быть, само смирение и есть признание своей ничтожности, невозможности постичь Истину?
 
В мире очень мало безымянных трудов, незаинтересованных и объективных. Что же касается меня, то я даже сравнивать себя с ними не берусь, потому что не обладаю ни их проницательность, ни их мудростью.
 
Эта поездка показала, насколько я невежественный и эгоистичный. Всю жизнь я чему-то учился, но учился всегда не тому, чему нужно было. Да и учителя мои были всегда не на высоте. И в конечном итоге, я понял, что совсем не знаю ни этого мира, ни себя в нём.
 
Я ступил на землю с тяжёлым сердцем, не только потому, что потерял свою любимую, но и потому, что потерял себя самого в этом мире. Я не знал, кто - я, что я могу, и в каком направлении мне нужно двигаться. Досада моя ещё возрастала оттого, что я только теперь осознал, что упустил в своей жизни много времени, занимаясь ни тем, что считал необходимым, и нисколько не приблизился к Истине. Мой мистически опыт был равен нулю. Я не был святым отцом, но страстно хотел им стать. И вот теперь я понимал, что нахожусь в самом начале этого пути.

Направляясь на поиски ботанического сада под открытым небом в Ибусуки, мы углубились в умозрительную беседу. Инициатором этой беседы являлся я. Я захотел продолжить наш разговор о буддийских учениях, который мы начали ещё на шхуне, но прерванный моим сном, потому, что надеялся с помощью знаний монахов вернуть к жизни Натали. А это было непростой задачей.
 
Во время моей лекции в Ёсида я даже не мог проникнуть в её мысли. Для меня она оставалась загадкой, и тем более сейчас, когда она исчезла, мне просто было необходимо установить с ней хоть какой-нибудь ментальный контакт.
 
Да, мы с не были разными людьми, но нас объединяла великая любовь. И я подумал, что было бы неплохо вести с ней постоянный диалог, вернее, монолог, как бы духовно разговаривая с ней. Я даже мог предположить её реакцию на мои слова, и, может быть даже, её ответы и суждения по той или иной философской проблеме. Может быть, так я смогу её реанимировать, встав на её точку зрения, руководствуясь её научной логикой. И для меня бы это явилось как бы интерактивным усвоением тех истин, которые мне откроют монахи. Но главное - это то, что я, может быть, с помощью такой формы общения установлю с ней духовную связь, узнаю, жива они или нет, где находится, и помогу ей.
   
Придя к такому решения, я сказал монахам:

- На корабле вы хотели поведать мне об учении Куся, которое проповедует четыре благородные истины.

Монахи посмотрели на меня удивлённо.

- Да-да, - продолжил я, - меня очень интересует эта тема.

- А нам показалось, что вы ей не предали никакого значения, - заметил Мосэ.

- Напротив, - возразил я, - как я понял, вы изложили мне теорию причинности, нереальности своего "я", освобождения от страдания и достижения нирваны. Мне кажется, что это учение сейчас может помочь Натали. Оно бы помогло мне понять, почему всё это произошло, узнать причину этого несчастья. С его помощью я смог бы освободиться от своего земного "я" и обуздать свои волнения и страдания. Успокоившись и проникнув в нирвану, я при помощи молитвы и слова смог бы повлиять на её судьбу, придать ей силы, помочь ей справиться с её несчастьем и поспособствовать её восстановлению в её прежнем состоянии и естестве.
 
- У вас хорошая память, - похвалил меня Хотокэ, - нам казалось, что вы и слушали наши объяснения невнимательно.

- Совсем нет, - сказал я, - я очень внимательно вас слушал. Более того, во многих положениях я с вами согласен. Ведь Бог создал человека на земле в качестве Своего Глагола.  Не так ли? И при помощи одухотворённого Слова можно творить чудеса. Я слышал, что этим владеют на Востоке.

- Совершенно верно! - обрадованно воскликнул Мосэ. -  Прежде чем понять ученье Хоссо, необходимо ознакомиться с ученьем Куся. Куся - это переиначенное на японский манер учение "Абхидхарма-коша" мыслителя Васубандху. Коша или Куся является третьей корзиной хинаянистского канона. А вот как мы его используем в своей практике, я расскажу вам. Для того чтобы перенестись куда-либо с одного места на другое, необходимо мгновенно растворить свою сущность в одном месте, чтобы собрать её затем в другом. Но для того чтобы сущность не пострадала и не исчезла бесследно, мы, растворяя себя в реальности, перемещаемся на какое-то мгновение в свой дом - в своё абсолютное существо, которое находится в нирване, а затем перемещаем его в нужное место. Я уже упоминал о концепции "концентрации конструирования" и "конструирования концентрации". Все мы в отдельности представляем собой некую самость только потому, что осознаём себя как нечто отделённое от мира. Мы и наше сознание являемся энергией, подвижной и меняющейся. Если мы собираем эту энергию в одном месте, то становимся одними, если же перемещаем её в другое место, то становимся другими. Мы не обладаем материей, а полностью от неё зависим, но вместе с тем, мы можем управлять ею. Мы можем объединять вокруг себя дхармы, превращаясь в некий сгусток энергии, так, что наш дух, наша энергия материализуется в нечто существенное, что тоже не принадлежит нам, потому что мы являемся энергией, а не материей. Нас нет в этом мире, но мы в нём присутствуем. Отражением этой энергии является наше сознание, мы его можем помещать в разные состояния, проникая в ту или иную сферу. Я не буду вдаваться в теоретические объяснения основ этой школы, скажу только о практической пользе применения её знаний. Вкратце, это ученье представляет собой следующее: все дхармы материи "волнуются", ибо они все как бы находятся во взвешенном состоянии, и любые волнения окружения передаются им, поэтому главная цель этого учения - добиться "неволнения", некого состояния "сомё уро муро". "Неволнение" дхарм прямым путём связано с нирваной.  Успокоение дхарм это и есть обретение своей самости.

- Это мне понятно, - сказал я, - но что вы подразумеваете под словом дхарма?

- Дхарма - понятие многозначное, - сказал, загадочно улыбнувшись, Мосэ, - это - вещь в себе, конечное, неделимое "истинно-сущее". Видимым проявлением дхармы может быть элемент. Проявление этих "элементов" образует бесконечный во времени и безграничный в пространстве поток бытья, воспринимаемый нами как "дела и вещи". Каждая дхарма - это отдельная сущность, обладающая только для неё характерными качествами. Дхармы не могут "вплавляться" друг в друга, они сочетаются подобно мозаике. Их проявления мгновенны. Эти мгновенные проявления и могут быть нашим духом, потому что мы способны их сочетать, творить из них некие комбинации. Даосы называют их пылинками. Помните, какую методику они применяют для "концентрации конструирования"? "Прегради свой обмен, затвори свои врата, притупи свою остроту, освободись от разделённости, сгармонируй свой блеск, воссоедини свои пылинки". Вот этими пылинками и является наша самость, когда мы посредством концентрации и конструирования способны обрести в материальном мире свою сущность.

- Так вот, значит, из чего мы состоим! - воскликнул я, и тут же подумал, обращаясь мысленно к Натали:

"Вот видишь, любимая моя и ненаглядная, это почти то же самое, что в науке называется атомами. Ещё древние об этом знали, но вот только язык и понятия у древних были несколько другими. Но и они и мы говорим об одном и том же, только их взгляд на вещи был более утончённым, так как уже тогда они проникали своим внутренним видением в суть вещей, а может быть, эти знания им достались от более древних предков, обладавших развитой цивилизацией и более совершенными знаньями, чем наши. Как бы там не было, но здесь я пока не нахожу расхождения между их знаниями и тем, к чему последнее время пришли наши учёные. Ты можешь мне возразить, что это не доказано экспериментально, опытным путём. Но откуда мы знаем, как они получили эти знания. Может быть, в их словах и кроется сама Истина. Ты только послушай, что он говорит"!

- Так вот, - продолжал говорить Мосэ, - все дхармы находятся во взаимосвязи и подчиняются закону всеобщей причинности. Именно посредством причинности можно объяснить возникновение и существование "феноменального бытья", кажущемся обыденному сознанию чем-то целым. Но дискретность, прерывистость проявления дхарм являются доказательством нереальности целого: "компоненты реальны, а комбинации есть видимость". Бесчисленное количество дхарм, по учению школы Куся, сводится к множеству разновидностей, которые характеризуются по разным признакам. Прежде всего выделяется два вида дхарм: "подверженные бытью" (уихо) и "неподверженные бытью" (муихо). Первые связаны с четырьмя процессами: рождением, пребыванием, изменением и исчезновением, проходящими в каждое мгновение. С этой точки зрения "еже мгновенное рождение-исчезновение дхарм, в сущности, не что иное как эмпирическое, чувственно-воспринимаемое бытие, которое сводится к цепи мимолётных комбинаций, составляющих сознательную личность". Вторые не связаны с этими процессами, они спокойны и не подвержены "быванию", или, иными словами, наличию. Дхармы первого типа называются "непостоянными" - "мудзё", второго типа - "постоянными" - "дзё", но те и другие дхармы вечны. "Волнение" их как и они сами не имеют начала.

"Какой проникновенный взгляд на вещи! - восхищённо воскликнул я мысленно, обращаясь к Натали. - Ты только послушай. Ведь они ушли намного дальше, чем наши представления о микромире. Только недавно ученые увидели ясную картину строения атома, где ядро атома окружено электронами, а само ядро атома состоит из протонов и нейтронов, а на более глубоком рассмотрении ядра атома обнаруживается квантовая природа фундаментальных частиц кварок, которые в свою очередь состоят из колеблющихся струн, согласно теории струн и колебаний, что может означать своего рода сжатые микро-торсионные поля, или простые волновые колебания света или звука в пустоте. Вот где происходит настоящее объединение древних знаний и современной науки".
   
- Я почему это говорю всё так подробно? - тем временем говорил Мосэ. - Да потому, чтобы вы поняли, как вам сохраниться в реальном мире, преодолеть колебания этого мира и обрести бессмертие.

- Но разве это возможно?! - воскликнул я.

- Вполне, - спокойно ответил Мосэ и продолжил, - спасение живого существа и, следовательно, достижение нирваны, заключается в прекращении "волнения" дхарм, в приведение их в "спокойное состояние", вследствие чего они не смогут более создавать "композиции, образующие личность и связанные с ней страдания". Вы вырываетесь из этого мира и стаёте независимой от мира субстанцией.

- И кем же я буду?! - воскликнул я.

- Вы станете бессмертным. Обретя себя в нирване, вы станете неуязвимым, вас не заденут никакие вмешательства и волнения. Вы, концентрируясь в нирване, реконструируете ваше вечное нетленное строение души. Вы опять станете ангелом, своей совершенной сущностью, вернувшись в свой дом, каким и являетесь всегда. При успокоении своих дхарм, исчезнет для вас круг перерождений, и вы сможете, проникая в наш мир, обретать любую форму, которая вам понравится. Вы станете самим собой, совместив так своё земное существование с небесным. Обретение своей вечной сущности ещё называется просеиваньем дхарм через сито, в котором будут оставаться только "неподверженные бытию" дхармы. А это - именно то, что остаётся в вечности.

- Что это такое? - удивлённо спросил я. - Что вы считаете дхармами, "неподверженными бытию".

- Это так называемые "мурохо", - радостно сообщил мне Хотокэ, - а именно, те дхармы, которые являются носителями положительных психических состояний, это прежде всего, возвышенные мысли, стремление к вечным ценностям. Повседневная жизнь человека засорена всевозможными недостойными словами и поступками, не говоря уже о мыслях. Но самое страшное в его жизни - это сквернословие. Сейчас многие молодые люди просто не могут обходиться без сквернословия и ругательных слов. К этому их понуждает всё современное виртуальное пространство, заполненное в средствах массовой информации насилием, сквернословием и насаждением самых низменных животных инстинктов. Таков современный мир. Речь идёт уже не о прозрении истины, а о всеобщей деградации человечества и разрушении всех общепринятых устоем общества. Человек должен являться Глаголом божественной Истины, а кем он является в современном мире, когда он в каждом предложении и на каждом шагу произносит мерзкие ругательные слова? Его духовное сито вылавливает из потока действительности только одни скабрезности и ругательства. Произнося их, он каждое мгновение уничтожает себя. Вообще-то, активность дхарм "подверженных бытию" как раз и обусловливает бытие человека в бренном мире со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

- Но как же себя нужно вести, чтобы не быть затронутым этим внешним влиянием? - спросил я.

- Все разновидности дхарм можно разделить на пять категорий, - сказал Мосэ. - Первые - это дхармы относящиеся к чувственному и отвечающие за такие чувственные ощущения как запах, вкус, ощущение прикосновение, слышимое и видимое. Сюда же относится элемент, лежащий в основе характера личности - "мухёсики" - "не обнаружимое", то, что нельзя показать другим, определяющий её телесные, чувственные движения. Этот элемент, как считают буддисты, разновидность кармы. Вторые - это дхармы, относящиеся к сознанию - "синно-хо", некая чистая форма сознания, или сознание само по себе. Дхармы, конситуирующие "синно", обусловливают осознание того, что слышится, видится, ощущается на вкус и, наконец, то, что представляется. Третьи связаны с психическими процессами - "синдзё-хо", эти дхармы приводят в действие чистое сознание и являются "элементами-двигателями" которые заставляют функционировать сознание, образуют то, что можно определить, как психические процессы, благодаря которым осознаётся восприятие, делаются различия. Четвертые - это дхармы, связанные с непсихическими процессами - "фусоогё-го", они также являются "элементами-двигателями", но на более высоком уровне, потому что активизируют дхармы вообще. Их можно понять, как действие, не имеющее соответствующего знака. Дхармы этой категории не составляют чего-то приобретающего какую-либо форму. Эти дхармы являются силами, благодаря которым дхармы первых трёх категорий получает возможность образовывать разные композиции. Почему я так подробно объясняю разновидность этих дхарм? Да потому, что любой буддист, погружаясь в медитацию в позе лотоса, старается настолько успокоить своё внутреннее состояние, чтобы овладеть управлением тех или иных дхарм. Так, буддист, поднявшийся на четвертый уровень и освоивший искусство управления дхармами четвёртого типа, способен управлять всеми живыми существами, внушать им ту или иную мысль, принуждать их к тому или иному действию, вызывать галлюцинации, вводить в транс, излечивать, оживлять или умерщвлять материю. Овладение этим типом дхарм позволяет ему оказывать влияние на связанность или несвязность тех или иных дхарм, возникновение, существование или распад композиций дхарм, а также обуславливает связанность звуков, слов и предложений в речи. Буддист, овладевший этим искусством, может проникать в сознание любого существа, являться ему во снах или наяву, проводить обучение учеников на расстоянии.

- Как я понимаю, этим уровне овладел ваш наставник и учитель отец Гонгэ, - воскликнул я.

- Вот именно, - подтвердил Мосэ и продолжил, - и наконец, пятые - дхармы, неподверженные бытию. Они подразделяются на три разновидности: первые -  обусловливающие подавление и успокоение дхарм, "подверженных бытию", посредством того, что "я" есть иллюзия - "тякумэцу-муи-хо"; вторые - делающие то же самое, однако посредством успокоения дхарм, обуславливающих возникновение причин и факторов активности дхарм, "подверженных бытию" - "хитякумэцу-муи-хо"; третьи - конституирующие пространство, в котором разворачиваются действия всех других дхарм. Овладение этим типом дхарм позволяет каждому стать сверхчеловеком, изымать себя из реальности, вмешиваться в ход надвигающихся событий, переносить действия или события из одного места в другое, и самому перемещаться во времени и пространстве. То есть, делать то, чего вообще не стоит делать сверхчеловеку, чтобы не нарушать естественных ход событий или в них вмешиваться.

При этих словах Мосэ рассмеялся.

- Тогда зачем же этому учиться, - воскликнул я, - если эти знания не стоит применять на практике?!

- Чтобы путешествовать между мирами, - ответил, улыбаясь, Мосэ, - возможно, ваша Натали сейчас оказалась в другом мире, и чтобы вытащить её оттуда, вам необходимо туда проникнуть.

- Правильно! - воскликнул я. - Вы тысячу раз правы, для того, чтобы вернуть Натали в наш мир, я готов на любые испытания. Но какие есть миры?

- Исходя из того, что человеческое существование есть страдание, - сказал Мосэ, - существует некая система миров, иначе говоря, уровней бытия, по которым блуждают живые существа, переживая в той или иной степени мучения. Поток дхарм, проявление которых образует всевозможные композиции, делится на два мира, на две сферы: сферу, имеющую чувства - мир живых существ, и сферу сосуд - мир обитания. Мир обитания делится на пять миров состояний: адский, мир голодных духов, скотский, человеческий и божественный.  Но человечество уже давно из человеческого мира скатилось в мир скотский, это когда люди живут растительной жизнью и не интересуются духовным миром, более того, скотский мир опускает мир человека до мира голодных духов, когда все чего-то жаждут, устраивают бойню и пожирают человеческие жизни. Это - мир насилия, но последнее самый низший мир уже скоро настанет. Это будет мир адский - мир воздаяния всем нам и наказания за наше нравственное падение. Другими словами, это - мир разрушения среды обитания, в который уже вступает человечество. Три низших состояний миров составляют общий мир ступеней желание - это общество потребление, основой которого являются желания и стремление двух типов - сексуальные желания и желания есть и пить. Вторую ступень составляет мир чувственной ступени, когда носители желаний успокоены, но в образовании композиций принимают участие дхармы, обретающие формы. И третья ступень - это ступень нечувственного мира, когда дхармы успокаиваются и в создании конфигураций не участвуют. На всех трёх ступенях, даже на высшей, функционируют "волнующиеся" дхармы, поэтому ступени относятся к эмпирическому чувственному бытию, сансаре, выход из которой - главнейшая цель буддиста. Таким образом нас окружают пять миров, и от нас самих зависит в каком мире мы будем находиться. Если мы будем обжираться, толстеть, предаваться пьянству и сексуальным утехам, то мы не выберемся из мира желаний и общества потребленья. Если мы будем враждовать и строить козни ближнему, то мы погрязнем в мире голодных духов и войн, если мы будем вести растительный образ жизни, стремясь к накоплению и богатству, не уделяя внимания духовному миру, то мы так и останемся в скотском мире. И только когда мы начнём расти духовно, мы сохранимся в человеческом мире. Но для того, чтобы попасть в божественный мир, нам нужно не только сосредоточиться на постижении вечных ценностей, но и обладать ими. Но пока что большая часть человечества блуждает в этих низших мирах, предаваясь деяниям и ложным взглядам, ведущим к заблуждениям.

"Вот видишь, милая моя! - мысленно воскликнул я обращаясь к Натали. - Судя по словам монаха, мы сами создаём наши миры, в которых и находим среду нашего обитания. В каком же мире сейчас находишься ты"?

Но ответа не последовало.
 
- Так что же нам делать, чтобы попасть в высший мир? - с затаённой надеждой в сердце спросил я его.

- Есть три типа деяний, - ответил мне Мосэ, - деяние тела, деяние рта - речь, и деяние мысли. Каждое из них делится на десять хороших и десять плохих. Сердце должно вам подсказывать, какие дела хорошие, а какие - плохие. И не важно, когда появится результат этих дел, так или иначе, добрые всегда будут улучшать вашу структуру строения при конструировании вашей самости. А концентрация на хороших делах, поможет вам подниматься по лестнице совершенства. Но для того, чтобы не блуждать в этих мирах, нужно избегать главных заблуждений. Это - алчность, гнев и самодовольство. Вскоре мы столкнёмся с проявлениями этих трёх миров, из которых, мы думаем, происходит выброс негативной энергии в наш мир. Поэтому вам нужно подготовиться, защитить свои внутренние тылы, чтобы ваши слабости в решительный момент не нанесли вам удар в спину.
 
- И что же для этого нужно сделать?

- Вам нужно просветлиться, - со сдержанной серьёзностью ответил Мосэ, - чтобы плоды просветления помогли вам в вашей борьбе с проявленным злом, с которым мы, несомненно, столкнёмся. Все мы имеем свои слабости, и главная сейчас задача стоит перед нами - это их преодоление. Для того, чтобы получить от нас тайные знания, вам нужно подняться на восемь святых ступеней - "хатикэндзё" или "хассё". Эти ступени восхождения помогут вам последовательно успокоить дхармы, сузят их и в конечном счёте лишат их возможности конституировать какие-либо композиции, иными словами, прекратят "волнение" дхарм. Вы обретёте полное совершенное спокойствие и добьётесь просветления, получите мудрость и совершенное знание ""тиэ" (разум), которое отличается от мирского знания тем, что оно ведёт к освобождению от заблуждений. При помощи "благородных истин" вы обретёте "исчерпывающее знание" и "знание о не рождении", так называемое универсальное знание, которое поможет вам проникнуть в нирвану при помощи медитации. Цель медитации заключается в изменении психического состояния человека, так как на уровне обычного сознания невозможно достичь "высшей мудрости" и, следовательно, просветления. Как только выдастся нам минутка свободного времени, мы научим вас одному из приёмов медитации "чистому сосредоточению" - "дзёдзё" или сосредоточению на "не волнении" - "муродзё", которое введёт вас в транс и позволит проникнуть в нирвану.

В это время мы увидели вдалеке ворота ботанического сада, и Мосэ прервал своё обучение. Некоторое время мы шли молча. Затем Мосэ сказал, обращаясь к Хотокэ:

- Вместо Исаму волна могла смыть меня в морскую пучину.

- А ты мог ему помочь? – спросил Хотокэ.

- Не знаю. Я боялся, что и меня волна унесёт в море.

- Возникает проблема, как поступить в данной ситуации? – молвил Хотокэ. - Пожертвовать собой ради спасения ближнего, или пожертвовать ближним ради своего спасения? И поэтому тебя сейчас мучает совесть. Ведь так?

Мосэ кивнул головой.

- Я думаю, - продолжил Хотокэ, - что об этом нужно меньше всего думать. Судьба сама распорядится тобой. Самое главное, это – самому не распоряжаться своей жизнью. А то бывают и такие: захотел уйти из жизни, и ушёл. Этого ни в коем случае нельзя делать. Как говорят, Бог дал жизнь, Бог взял. У каждого из нас есть своё предназначение, о котором мы, может быть, даже не догадываемся.

- Так-то оно так, - согласился с ним Мосэ, - но всё же становится как-то не по себе, когда видишь, что у кого-то рядом с тобой забирают жизнь, а ты остаёшься невредимым.

- Если ты не смог ему ничем помочь, тогда твоя совесть может быть чиста.

- Я мог броситься к нему на помощь, - признался Мосэ, - но я даже плавать не умею.

- Пожертвовать собой ради спасения другого человека – героизм, - заметил Хотокэ, - вот умирать за компанию – глупость.

- Вот именно.

- Если бы ты мог его спасти, а сам погибнуть – это одно дело, - успокаивал его Хотокэ, - обычно так поступают христиане, жертвуя собой ради других. Ведь так поступил их Бог – Иисус Христос, показав им пример. Но просто, рисковать своей жизнью, не будучи уверен в успехе своего предприятия, - это другое дело. Вот иудеи считают большим грехом расставаться с жизнью. Они считают также грехом, когда вместо тебя, кто-то расстаётся с жизнью. Например, пришла твоя очередь предстать перед Создателем, а ты, вместо себя, посылаешь к нему другого. Вот это – грех. Бог сам должен выбрать, кого он хочет забрать, как в твоём случае. Так что тебе не стоит терзаться угрызением совести. Мы с тобой не мусульмане, которые сами стремятся предстать перед Богом и привести к нему с собой ещё массу народа, как делают это террористы-фундаменталисты. Мы с тобой - буддисты, и к своей смерти должны относиться легко, потому что смерть легче пуха. А вот чужую жизнь мы должны ценить.

Услышав эти слова, я с болью в сердце подумал о Натали. Господь даже не дал мне возможности попытаться спасти её жизнь, а я вот отдал бы свою жизнь за её спасение, не раздумывая.
 
Вскоре мы дошли до ворот ботанического сада, где у входа девушка, похожая на цветок лилии, за стойкой конторки продавала билеты. Хотокэ протиснув свою лысую голову в окошечко конторки, сказал:

- Нам нужно поговорить с Красной Птицей.

Девушка посмотрела не него удивлённо и ответила:
 
- Извините, но у нас ботанический сад, а не зоопарк.

Мосэ оттащил от конторки Хотокэ, и сам просунул свою лысую голову:

- Извините моего товарища, - молвил он. – Нам нужен профессор Онмёо-но-ками, который занимается здесь изучением ботаники.

Девушка кивнула головой и по телефону связалось с научно-исследовательской лабораторией, после чего сказала нам, чтобы мы подождали.
 
Глядя в ожидании через ограду на райский сад, Мосэ заметил, обращаясь к Хотокэ:

- Ты помнишь слова Осио Тюсая, который жил почти двести лет назад, из его «Записок о глубинах чистой души» -  «Сэнсин дото ки»? Так вот, он говорит следующее: «Путь – это одна Великая Пустота. Поэтому, постигая науки, мы возвращаемся к Великой Пустоте, там кончаются людские деяния. Тот, кто хочет вернуться к духу Великой Пустоты, должен усердно постигать своё врождённое знание».

Хотокэ кивнул головой.

- Глядя на эти растения и деревья, я думаю, что имено они обладают врождёнными знаниями, потому что только их спокойствие и неподвижность способны проникать в Великую Пустоту. Когда же мы медитируем, то с помощью этой пустоты проникаем в нирвану, но потом нам приходится вставать и заниматься делами, и наши врождённые знания слабеют. У меня создаётся впечатление, что чем больше мы двигаемся, тем больше отдаляемся от нирваны.

Хотокэ ничего не ответил на эти слова.

Вскоре появился служитель ботанического сада и протянул нам чашку воды и, ничего не сказав, поклонился.

- Что это значит? - спросил Мосэ, но Хотокэ дёрнул его за рукав сутаны.

Затем он взял чашку из рук служителя, положил в неё что-то и вернул её человеку. Тот поклонился, и не сказав ни слова скрылся с ней в аллее сада.

- Что это значит? - опять спросил Мосэ у Хотокэ.

- А разве ты не знаешь? - улыбнулся тот и рассказал следующее. - Дайба, прослышав об исключительной мудрости Рюдзю, решил отправиться из одной части страны, где обитал сам, в другую, чтобы повидать провидца. Запылённый и усталый, Дайба достиг, наконец, дома Рюдзю и постучал в ворота. Открыли не сразу. Вышел ученик хозяина и спросил, кто стучится. Дайба ответил, что, узнав о глубокой мудрости великого наставника, он пришёл из дальних мест, терпя по пути лишения, дабы повидать его. Ученик передал всё услышанное наставнику. Тот приказал налить в маленькую плошку воды и вынести путнику. Когда это было сделано, и Дайба увидел плошку, он сразу же понял в чём дело. Вынув из ворота своей одежды иголку, Дайба бросил её на дно плошки и попросил вернуть хозяину. Как только Рюдзю увидел это, он приказал немедленно прибрать в келье и пригласил гостя войти.

- Но почему он это сделал? - удивился я. - Почему Дайба положил в плошку иголку? Ведь хозяин предложил путнику воды оттого, что тот пришёл издалека, устал и не прочь был бы промочить горло. Что здесь странного? Ему нужно было её выпить, а не отсылать обратно с иголкой.

Хотокэ улыбнулся и сказал:

- Плошка с водой путешествует от хозяина к путнику. Таким образом, хозяин хочет сказать, что его мудрость не более чем пригоршня воды в этой маленькой плошке. Но приход гостя, явившегося за десятки тысяч ри, всколыхнули его разум и чувства, и они плещутся теперь, подобно воде в плошке. Путник же опускает в плошку иглу и передаёт хозяину. Согласно признанию хозяина, гость познал его душу. Смысл этого действия состоит в том, что маленькая иголка мудрости хозяина может проникнуть на самое дно океана мысли и чувств гостя.

Я подумал, услышав этот рассказ, что "Восток - дело тонкое", здесь всё не так, как на Западе. Всё делается со скрытым значением и смыслом.

Вскоре служитель вернулся и проводил нас к Учителю. Мы вступили в райский сад, где росли пальмы и цвели разные экзотические деревья, привезённый с юга из тропиков. Озираясь по сторонам, мы рассматривали всякие диковинные растения, и несколько раз останавливались, засматриваясь на чудеса природы. Наконец, служитель привел нас к лаборатории. Не только я, но и монахи испытывали волнение перед встречей с бессмертным.
 
Через минуту к нам на встречу вышел старик, белый как лунь, и низко поклонился.

- Чем обязан столь нежданному визиту почтенных гостей, - спросил он нас и улыбнулся.
 
От таких слов почтенные гости пришли в явное смущение и растерялись.
 
- Извините нас, если мы вас побеспокоили и оторвали от неотложных дел, - наконец, придя в себя, вымолвил Мосэ, склонившийся в низком поклоне.

Я тоже поклонился, но промолчал и смотрел на него как на Господа-Бога.

Находясь в той же позе, Хотокэ добавил:

- Мы не отнимем у вас много вашего драгоценного времени.

- Пустяки, - улыбнулся старик, - я как раз собирался немного отдохнуть и погулять по саду. Мы можем это сделать вместе.

Мы ещё раз поклонились старику, и пошли вместе с ним по аллее, засаженной растениями юго-восточной Азии. Видя смущение своих гостей, Онмёо-но-ками взял на себя роль гида и стал рассказывать нам об особенностях флоры индонезийских островов, называя латинские имена и те, которыми пользуются аборигены, проживающие там.

- Это дерево называется, pohon waringgi – гордость ботанического сада, - сказал он, показывая на огромное дерево, растущее в глубине аллеи. – Обычно такие деревья не растут в этом климате. Когда я посадил его, то сомневался, что оно вырастет, а оно акклиматизировалось в японских условиям и даже плодоносит.

- Сколько же этому дереву лет? – удивлённо спросил я, поборов смущение.

- Чуть более четырех сотен лет.

В этот момент я явственно услышал смешок Натали. От неожиданности я вздрогнул и посмотрел по сторонам, но её нигде не было. Вероятно мне это почудилось.

- Но как вы могли его посадить?! – воскликнул я удивлённо.

- Я привёз его из южных островов в виде семечка.

- И вы вырастили его сами? – с недоверчивостью спросил я.

- Нет. Я его только посадил. Оно выросло само. Правда, должен признаться, что у меня лёгкая рука. Все деревья, которые я в своё время садил в Японии, растут по сей день. Ни одно не погибло. Я умею садить деревья, выбираю такие места, в которых из-под земли выходит жизненная энергия. В таких местах деревья могут расти вечно. Люди, живущие рядом с этими деревьями, могут набираться жизненной силы и тоже жить вечно.
 
- Сколько же вы посадили деревьев, и где они растут? – спросил я его удивлённо.

- Я садил деревья в разных местах Японии, но есть и другие деревья, которые, может быть, посадил сам Господь-Бог. Разница между посаженными деревьями и выросшими самостоятельно состоит в том, что когда человек садит дерево, он как бы закладывает в него свою программу, передавая ему свои знания. Это дерево несёт частичку того человека и в какой-то степени продляет ему жизнь. Не даром говорят, что те кто садит деревья, живут долго, потому что в установившейся связи между человеком и деревом происходит обмен энергией. Чем больше садит человек деревьев, тем дольше продляется его энергетическая сущность. Ведь даже европейцы это понимают, когда говорят, что нужно в жизни построить дом, вырастить ребёнка и посадить дерево. Но речь сейчас не об этом. В лесах по всему миру есть священные деревья, в которых проявляется вся энергетическая сила природы. Такие деревья порождает Небо и наделяет их удивительными свойствами памяти, делая их проводниками между землёй и небом. На островах Рюкю есть два таких дерева, потому что выход из земли живой энергии обнаруживается только в этих двух местах. На этом острове Кюсю растут четыре дерева. На соседнем острове Сикоку – два. На острове Хонсю их сорок, и на Хоккайдо – одно. Самое ближайшее такое дерево растёт недалеко отсюда рядом с городом Кагосима. Его называют Комоу-но-кусу. Это камфорное дерево в обхвате составляет тридцать три метра. Обычно камфорные деревья растут в жарких странах: на Тайване, в Индокитае и Индонезии. То, что оно выросло в этих климатических условиях является настоящим чудом.

- Какой же его возраст? – удивился я.

- Более тысячи лет, - пояснил старик. – А если быть точным, то 1300 лет.

- А какой возраст вашего самого старого дерева? – поинтересовался я.

- Пятьсот лет, - не моргнув глазом, молвил старик.

- Сколько же вам лет? – удивлённо спросил я его.

- Мне кажется, что я живу вечно, - уклончиво ответил Онмёо-но-ками.

Я опять услышал смешок, который наверняка принадлежал Натали.

Поймав на себе мой взгляд, профессор улыбнулся, подумав, что я и монахи, вероятно, решили, что имеют дело с выжившим из ума стариком. Обращаясь к монахам, он спросил, знают ли они, кого называют древесным божеством. Те покачали головами, ожидая, что скажет профессор.

- Нет, не подумайте, я не являюсь древесным божеством, - смеясь, молвил профессор, - древесным божеством служители религии синто считают Сусаноо-но-микото. Возвращаясь из мистической страны Кара-куни, где было много золота, он привёз на судне много сокровищ. И якобы по дороге он вырывал из тела волосы и втыкал в землю, из них-то и выросли деревья. Так, из его усов и бороды выросли криптомерии, их волос из груди – кипарисы, с поясницы – маки-но-ки, из ресниц – камфорные деревья, и так далее. Из камфорных деревьев и криптомерий местные жители стали строить корабли, кипарисы пускали на возведение дворцов, а маки-но-ки пускали на гробы. В соседней префектуре Миядзаки растёт ещё одно камфорное дерево под названием Кётакэ-но-оосуку. В народе его ещё называют «Быком, потрясающим рогами». В обхвате оно составляет более двенадцати метров, а высотой - тридцать пять метров.

Перед моим внутренним взором вдруг возник облик самой Натали. Она мне улыбалась. Но в уголках её губ таилась ирония. Я тут же вступил с ней в мысленный спор:

"Ну что ты хочешь, мистическая страна Кара-куни - это "пустая страна" - Страна Пустоты, Космос, и божество Сусаноо-но-микото является пришельцем, который из другим миров принёс с собой семена деревьев. Всё объясняется просто, как и сама религия синтоизма".
 
- Но это всё легенды, - заметил я вслух. - И всё же, скажите, учитель, для чего вы садили деревья, и почему вы выбирали для них места, и что вы хотели этим добиться?

- Это очень хороши вопрос, - улыбнувшись, сказал профессор, - дело в том, что на земле существуют особые святые места, через которые Высшему Разуму или, как в народе говорят, Богу, легче всего передавать знания людям. Я отыскивал такие места и там сажал мои деревья, которые аккумулировали в себе эту земную энергию, чтобы передавать нашу информацию божествам, живущий в иных мирах. Так что на земле растут два вида деревьев: посаженные людьми и выращенные природой, в которых мы и можем услышать отголоски далёких божеств. Второй вид - наиболее ценный для нас. Синтоистам, особо чувствительным к проявлению этой энергии, удавалось определять силу этих деревьев, и они брали их под защиту, объявляя местными божествами. Так что у многих таких деревьев воздвигнуты синтоистские храмы. Эти деревья со временем накапливают в себе божественную энергию в виде небесных знаний или другими словами божественных откровений.
 
- Удивительно, - воскликнул Мосэ, - и что же представляют собой эти божественные откровения?

- Вы же знаете, что Бог через Моисея еврейскому народу передал первые небесные знания вначале в виде электронных скрижалей, но Моисей их разбил. И тогда Бог, убедившись в варварстве людей, передал им каменные скрижали, на которых были высечены заповеди. Их можно считать первой страницей божественной книги откровений, в грубом исполнении. Но обычно среди совершенных сущностей знания передаются не через каменные скрижали, а в виде энергетических сгустков, несущих информацию. Но я должен вас сказать, что Высший разум здесь на этих островах через свои деревья передал все знания человечеству, но не в форме каменных пластин, а в форме голографических сгустков энергии, сформатированных в виде свитков, к которым привыкли местные жители и учёные. Они не видимы глазу обычного человека, а раскрываются лишь перед теми, кто может настроиться на их волну колебаний. Так что эти деревья можно считать носителями информации, и только человек совершенный может, соприкоснувшись с этим деревом, увидеть невидимую страницу истинно божьего писания. Высший Разум это сделал для будущего человечества, когда оно настолько созреет, что сможет воспользоваться этими знаниями, чтобы обрести божественное могущество. Но к сожалению, человечество ещё не доросло до этого уровня, чтобы обладать таким сильным оружием. Более того по всему миру производится вырубка деревьев. Так что человечество само себя лишает своего будущего и своих знаний. И этими знаниями стали пользоваться тёмные силы, которые вы называете тёмными духами или чертями. Дело в том, что эти деревья, носители скрытой энергетической силы, являются своего рода дверями в потусторонний мир, откуда через них и хлынули разные тёмные сущности в наш физический мир. И ваша задача заключатся в том, чтобы закрыть эти двери проникновения и прочитать все божественные откровения, если вы это сможете, а затем поделиться ими с людьми, но лишь с теми, которые их достойны. Ведь сильное оружие всегда должно храниться втайне, чтобы им не воспользовались тёмные силы. И так уже к некоторым тёмным силам на земле попали эти небесные знания, и они, обладая ими, настолько окрепли, что вам придётся трудно бороться с ними. К тому же те сущности, которые через открытые двери приникают в наш мир, могут соединиться с этими силами и, тогда мир погибнет.
   
Набравшись храбрости, Мосэ прервал старика вопросом:

- Скажите, учитель, а вы сами были в Кара-куни и встречались с чертями?

- Бывал, -  скромно ответил Повелитель Светлого и Тёмного Пути.

- Тогда вы знаете самого главного черта, и, может быть, что-то слышали об «Учении шести углов»?

В это время старик с нами вышел на берег моря, где кончался ботанический сад. Далеко на юг уходила дорожка из островов в сторону Окинавы, называющаяся общим именем Рюкю. Старик пригласил нас сесть в тени кипарисов и, глядя вдаль, на убегающие острова, заметил:

- Вот по этому самому пути из южных морей пришёл один народ и расселился на японском архипелаге. Давно это было.

- Может быть, это был еврейский народ, который в своё время Моисей водил по пустыне? – спросил его Мосэ.

- Не знаю, - ответил тот, - но для того народа Япония стала своей Землёй Обетованной так же, как для евреев их земля. Здесь они нашли свой рай. Вы только обернитесь и посмотрите вокруг, не напоминает ли вам ботанический сад истинный рай. Здесь собрано столько диковинных растений со всей земли, что по разнообразию его можно сравнить только с Эдемом.
 
Я и монахи осмотрелись по сторонам, и у меня возникло такое же чувство как у Адама, который с Евой пробудился в раю. Старик смотрел на нас как бог и говорил нам такие вещи, от которых мурашки пробегали по телу.
 
- Вы говорите, чёрт, - начал старик, - в своё время я прочитал одну мудрую книгу еврейского народа - Тору и там нигде не увидел упоминания о черте. В ней говорилось о змее-искусителе, который соблазнил Еву, дав её запретный плод с Древа Познания. За это Бог и выгнал Адама и Еву из рая. О чёрте стали говорить христиане. Вы не задумывались, почему евреи никогда не упоминали о чёрте?

- Нет, - произнёс взволнованный Мосэ.

- Тора – мудрая книга, - продолжал старик, - но её столько раз переделывали и приспосабливали под свои взгляды, что многое в ней извратили. Нет, конечно же, не евреи, а те, которые пытались примазаться к этому святому писанию. «Учение о шести углах» тоже возникло из этого копирования. Одно из отколовшихся колен израилевых проникло в Японию ещё в незапамятные времена. Оно научило японцев первой грамоте – катакане. Если вы сравните японские тексты со страницами Торы, то вы заметите, что многие буквы срисованы со святой книги. Японцы позднее на примере этих букв создали похожую свою азбуку хирагану, а иероглифы заимствовали из Китая. В этой стране нет ничего своего. Всё – чужое. Всё – заимствованное. И учение «Роккакурон» - «Учение о шести углах» возникло из каббалы.

При этих словах глаза у Мосэ заблестели.

- Вот! – воскликнул он, глядя на Хотокэ. - Это подтверждает мою теорию о том, что евреи приложили руку к японской цивилизации.

Хотокэ ничего не ответил, только отвёл взгляд в сторону, и казалось, внимательно разглядывал куст с экзотическим малайским названием bunga mawar.

- Само название чёрта возникло намного позже, - продолжал вещать Повелитель Светлого и Тёмного Начала, - чёрт - это тот, кто отклонился от черты, от истинного желания и учения Бога. Можно получить бессмертие, но всю жизнь свою оставаться в блуждании, во тьме и быть слепым. Можно получить обоюдоострый меч, но пользоваться им не во благо, а во зло. Можно вечно стремиться к Богу, но не приблизиться к нему ни на шаг.

- Учитель, - воскликнул Мосэ и упал перед ним на колени, - учитель, скажите, что означает этот знак?

И он тут же на песке написал пальцем звезду Давида.

- Учитель, - возбуждённо повторил Мосэ, – этот знак я часто вижу на некоторых буддийских храмах. Он имеет отношение к «Учению о шести углах»? Это же символ еврейского учения – иудаизма?

Старик посмотрел на знак и, усмехнувшись, заметил:

- Каждый толкует этот знак по-своему. Но этот знак появился ещё в допотопные времена, прежде чем перекочевать на щит царя Давида. Он означает связь неба с землёй. Взаимное общение человека с Богом и Бога с человеком через святые откровения. Взаимопроникновение земного и небесного, человеческого и божественного. Это - знак преодоления границ и преград, символ трансцендентности.

- Проникновение в другое измерение? – вскричал, не удержавшись, я, придя в великое возбуждение.
      
- Можно считать и так, - ответил старик.

- Познание будущего и всего, что связано с иным миром?

Старец развёл руками и сделал жест, который можно было понять и так и этак.

- Вот видишь! – торжествующе воскликнул Мосэ, обращая свой взгляд к Хотокэ, - я в это верил, и только что получил этому доказательство.

Хотокэ ничего не ответил. Мосэ немного успокоился и сел на скамейку рядом с нами.

- И все же, учитель, - произнёс он, обращаясь к старику, - расскажите нам, кто такой чёрт, и какое он имеет отношение к «Учению о шести углах».

Старик посмотрел в даль островов, уходящих за южный горизонт, и молвил:

- Раз уж вы хотите услышать мою историю, то наберитесь терпения. В двух словах её не расскажешь.

- Мы для этого и приехали, - вырвалось у Мосэ, но он тут же замолчал и принял сосредоточенный вид.

- Чёрт – это наше вырождение. Отклонения от праведного Пути. Преступление той черты, за которой мы идём к гибели. Я имею в виду, как одного человека, так и всё человечество. Путь чёрта – это путь к безумию. В Библии христиан в Первом послании к коринфянам сказано: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сём, тот будь безумным, чтобы быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие перед Богом». Возьмём, к примеру, Российскую Империю. Как могла самая христианнейшая страна в мире, самая верующая в Бога держава в одночасье сделаться сатанинской и атеистической. Не случилось ли это по причине её мудрой интеллигенции?  А весь её народ, и русские православные, и мусульмане, и еврейские иудеи в мгновение ока превратились в чертей и сынов дьявола? Весь 20-й век был во всём мире веком безумия, разрушения блистательных цивилизаций и высших государственных образований – империй, а 21-й век станет веком разрушения мировых религий. И выживет только одна религия.

- Какая? – вскричал изумлённый Мосэ.

Но старец, не обращая на его вопрос, спокойно продолжал:

- Сейчас в мире продолжается всеобщее разрушение, разрушение наших душ, и это разрушение называется дьяволом, созидание же и строительство называется Богом. Но в мире уже ничего не строится, всё разрушается. Пока что вы не видите этого, но мудрецы это уже почувствовали. Никто ещё не знает, но грядёт конец человечества. Человечество само себя уничтожает. И конец света может случиться раньше, чем вы все предполагаете. Никому из людей не обрести Царства Божьего, потому что у них не будет будущего, до тех пор, пока они не исправятся. Мир становится безумным. Безумие, неизлечимые болезни и вырождение довершают своё дело.

Старец замолчал. Затем, глубоко вздохнув, продолжил:

- Я уже стар и хочу умереть, но я - бессмертен. И мне придётся быть свидетелем конца света. Кто же спасёт мир? Чёрт занёс уже свою секиру.

- Но кто этот чёрт? – в ужасе воскликнул я.

- Дьявол уже сидит в людях, – спокойно сказал старец. – Он почти во всех. И от него им уже нет спасения.

Мосэ вытер дрожащей рукой пот со лба.

- Неужели нет никакого выхода? – в отчаянии воскликнул он.

- Думаю, что выхода нет, и не будет его до тех пор, пока человечество не найдёт путь к спасению, - ответил тот. – И если оно не сможет побороть свою деградацию, то не сумеет переместиться в другое измерение, в другой мир, отставив всё плохое умирать с гибелью этого мира.

- Вы имеете в виду трансцендентальность?

- Да, - ответил старик.

- Но что для этого нужно сделать? Учитель, есть хоть малейший шанс у нас.

- Есть, но он настолько малый и невыполнимый до такой степени, что я не хочу даже говорить о нём.

- Учитель, скажите, прошу вас.

Старец подумал с минуту, как бы не решаясь открыть тайну, и молвил:

- Я предвидел, что мир погрузится в хаос, и с нетерпением ждал вас, чтобы вы вернули Слово Божье будущим потомкам. И вот вы появились. И у меня появилась надежда как-исправить человечество, донести сокровенные знания до человека, знания, им забытые. Но главное - не допустить их проникновения в среду тёмных сущностей.

При этих словах, я почему-то вспомнил о Майкле.

  - Тонкие сущности, - продолжал старик, - стали слетаться к этим деревьям со всех сторон как пчёлы на мёд. При этом возникла проблема. Я никак не могу понять, кто они, чтобы вступить с ними в контакт. Для того, чтобы узнать их поближе, мне нужны люди, подобные вам, с очень высокой степенью духовности и совершенным интеллектом. Я старался повсюду отыскать таких людей, но безуспешно. Никто не подходит на эту роль. К тому же, эти люди должны быть храбрецами. Найдутся ли такие? Всё же вступать в общение с тонкими сущностями – равносильно общению с дьяволом. Задача таких смельчаков, заключается в следующем: во-первых, смогут ли они приобщиться сами к этой информации, а во-вторых, способны ли они уберечь её от тёмных сущностей, и не воспользуются ли ею во зло человечества. И прежде всего нужно защитить эти деревья с помощью освящения, иными словами, воздвигнуть защиту их чистоты от проникновения в них мирской грязи этого мира. Только так вы сможете очистить этот мир и спасти будущее живых существ на планете.

- Но почему вы думаете, что мы не справимся с этой задачей? – удивился Мосэ.

- А хватит ли у вас для этого способностей? - спросил старец, глядя на нас испытывающим взглядом.
 
Мы молчали. И старец продолжил:

- Но у меня уже нет времени заниматься поисками смельчаков, время неумолимо приближает конец света. Сейчас просто необходимо что-то делать, поэтому я и вверяю судьбу мира в ваши руки. Если у вас ничего не получится, то земля погибнет. Этот мир соединится с антимиром, и произойдёт самоуничтожение всего живого в этой части Вселенной.

- Мы сделаем всё, что в наших силах! - вскричал Мосэ. - Поэтому мы и прибыли сюда для встречи с вами.

- Но это - непростое дело, - заметил Онмёо-но-ками, - все эти места сейчас крепко охраняются не только тёмными силами, но и ещё кем-то, о ком мы ничего не знаем. И тех, кто приблизится к моим деревьям с целью заполучить это учение, ждут такие испытания, которые вряд ли кто-то выдержит.

- Но у нас нет выхода, вы же сами это сказали, и мы это сделаем, - поклялся Мосэ и бухнулся перед старцем на колени.

Хотокэ, слушая диалог своего товарища со старцем, всё больше приходил в возбуждение. И когда услышал последние слова старца тоже встал на колени и склонил свою голову.
 
- Учитель, - обратился он к старцу, - я присоединяюсь к клятве моего товарища сделать всё, чтобы спасти мир и оградить его от вторжения тонких сущностей.

Я молча присоединился к монахам, тоже встав на колени рядом с ними.

Взгляд старца просветлел. Он улыбнулся и сказал:

- Встаньте, не стойте на коленях, а то вы меня смущаете. Я знал ещё утром, что вы придёте ко мне, чтобы исполнить возложенную на вас миссию – спасти человечество. Как бессмертный, я обладаю предвиденьем. Поэтому, увидев вас, я низко поклонился, чем и ввёл вас в смущение. Извините меня. Откровенно говоря, я пока не могу вам сказать всей правды, немного позже вы сами всё узнаете и поймёте. Но на объяснения у меня сейчас нет времени. Скажу только, что мой выбор пал на вас ещё потому, что только вы, обладая высокой духовностью и развитым интеллектом, сможете систематизировать тонкие сущности, появляющиеся рядом с этими деревьями, понять, какое они имеют происхождение – земное или инопланетное, являются ли они духом умерших людей, использующих только наш земной опыт, или их занесло к нам космическим ветром, чтобы, познать наши духовные секреты, изложенные в свитках учения, напрямую переданного нам Господом, чтобы иметь связь с Небесной Истиной, понимать будущее и уметь изменять время и свою судьбу.
   
- С чего нам нужно начать? – деловито спросил старца Мосэ.

- К вечеру я составлю карту расположения всех священных деревьев, растущих в Японии, - сказал Повелитель Светлого и Тёмного Пути, - с этой картой вы отправитесь в дорогу, и начнёте освящение этих деревьев.

Монахи послушно кивнули головами. Взгляд старца упал на меня, и я смутился. Монахи молчали и выжидательное смотрели на меня. Наконец, я сообразил, что тоже должен что-то сказать старцу. Я низко поклонился ему и молвил:

- К сожалению, я ещё не обладаю теми свойствами, которые имеют высокочтимые монахи, и уж тем более не имею их способностей, но я бы очень хотел помочь им в их благородном деле спасения мира. Я прибыл издалека и думаю, что, напитавшись восточной мудростью, я принесу много полезного своим соотечественникам, помогу им спастись в предстоящей мировой катастрофе.

Старец улыбнулся и, качнув головой, сказал:

- Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное. Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят. Так, кажется, говорил Иисус Христос. Пути Запада и Востока разные, но перед нами всеми одна цель - быть достойными нашего Творца. А какой дорогой мы едем - это не имеет значения. Главное - это чтобы всем нам открывалась Истина. Я рад, что вы полны решимости присоединиться к нам по спасению мира, и надеюсь, что вскоре именно ваша страна станет местом спасения будущих поколений. Местом, где доброта и сострадание станет примером для всех живых существ на земле. А знаете? Почти пятьсот лет назад Фудзивара Сэйка в своих «Набросках о тысяче поколений» - «Тидай мотогуса» предсказывал: «Изначальное сердце Неба – это забота о том, чтобы вещи, наличествующие в мироздании, благоденствовали, человеческое сердце – наша сущность, отделившаяся от Неба, поэтому важным следует считать то, что, став сущностью человека, внушает людям сострадание».
 
Я ещё раз поклонился ему.
   
Старец посмотрел на часы и сказал:

- Мне надо идти. До вечера вы можете побыть в ботаническом саду. Отдыхайте, можете подкрепиться фруктами с деревьев. Вы - мои гости.
 
- Благодарим вас, профессор, - в один голос воскликнули монахи и склонились в глубоком поклоне. Я тоже поклонился.

Старец ушёл, а мы повались на траву от изнеможения. Буря, переживания и бессонная ночь отняли все наши силы. Монахи тут же задремали, а я, находясь под впечатлением от сказанных слов старцем, погрузился в раздутья, как Иисус Христос в Гефсиманском саду.

Я чувствовал, что стою на пороге великий испытаний, но смогу ли я побороть все свои слабости, чтобы познать Истину? И нужна ли она мне? Ведь за этой чертой начинаются необратимые изменения, когда я перестану быть простым обыкновенным человеком, и стану некой другой сущностью. И смогу ли я правильно распорядиться своим знаниями и своей силой? Ведь, как говорят французы: Noblesse oblige - положение обязывает. Смогу ли я не впасть в искушения, и оказаться достойным своего Создателя? Иначе меня в будущем может ожидать судьба демона.

В волнении я встал с травы и прошёлся по небольшой поляне между экзотических деревьями. Сад и впрямь напоминал эдемский рай, где Адам вкусил от запрещённого плода. И я мог получить здесь этот запретный плод, но не от женщины, которую я потерял, а от бессмертного, который, может быть, и является тем драконом, который соблазнил когда-то Еву. А, может быть, этот бессмертный и есть то Древо жизни, которое так тщательно скрывал от Адама Господь. Но вот пришло время, чтобы этой тайне раскрыться, и она поможет мне самому обрести бессмертие, которое я смогу потом передать другим.

Мысли роились в моей голове, как пчёлы в улеи. И я подумал: Раз судьба привела меня в этот таинственный сад, значит, пришло моё время приобщиться к вечным тайнам. И если мне выпала такая доля, и сию чашу не миновать, то не лучше ли будет для меня принять всё, как есть, и обрести этот мистический опыт, который поможет мне найти мой путь и выполнить своё предназначенье на земле. И тут же я подумал, что если монахи делят весь мир на пять миров: желаний, страстей, скотско-растительный, человеческий и божественный, то мистический опыт даёт возможность соприкосновения с духовным, божественным миром. И я способен также и на внутреннее, а не только на внешнее постижение природного мира.

Но в этот момент я вновь ощутил себя школяром, простым семинаристом, хотя и никогда и не учился в семинарии. Я понял всю трагикомичность моего положения из-за моих притязаний на истинную святость и готовность понять мистическую сторону реальной жизни. Да кто я такой? Я не только ни святой отец, но и даже ни служитель церкви. Я - великий грешник, соблазнивший когда-то чистую и невинную девушку, которую потом бросил, уехав в Японию, и вот недавно, встретившись с ней, уже замужней, вновь совратил её, увлёк с собой в это опасное странствие, и даже не смог защитить. Ведь это я погубил её жизнь.
 
Имею ли я право прикасаться к святыням? Достоин ли я называться священником, спасителем мира. Всю мою жизнь я горел одним лишь желанием приблизиться к Истине, соприкоснуться с ней, чтобы познать глубину божественного мироздания. Но чтобы обрести божественную мудрость, не достаточно опираться на образование или подражание святым отцам, а необходимо самому, выбрав путь, совершить некий духовный подвиг, преодолеть те границы, которые отделяют мудреца и святого от обычного человека. А это - неустанная борьба самого с собой. Ведь я же понимаю, что многие люди на земле заражены безмерным честолюбием и наивными иллюзиями получить нечто такое, что их возвысит над всеми другими, будь то постижение Истины, приобретение известности и власти или получение богатства. Эта черта присуща всем. Каждый человек в жизни, так или иначе стремящийся к счастью и успеху, лелеет в своей душе желание стать выше других, стремится к недостижимому, заражаясь самообольщением, что он может сделаться лучше и удачливее. А иные, так вообще, мечтают быть пророками или великими подвижниками, воображая себя моисеями, буддами или христами. Но для того, чтобы стать таким подвижником, необходимо создать своё учение, в котором сама истина была бы выстраданной, а не заимствованной из других учений. Но мне это пока не по силам, потому что я очень мало знаю о мистическом опыте других людей. И для того, чтобы создать что-то своё, наверное, необходимо чему-то научиться у других.
 
Ведь все умные мыслящие люди, провидцы и мудрецы обязаны разбираться в неких знаниях, где малопонятные вещи для обыкновенных умов являются само собой разумеющимся. Это, так называемые, мистические тайны и скрытые истины. Если они не откроются, то о каком просветлении может идти речь? Нельзя заимствовать что-то, если ничего нет своего собственного.

И для начала нужно проникнуть внутрь себя и попытаться отыскать тот самый внутренний стержень, который напрямую связывает меня с природными знаниями.  Мой стержень - Православие, христианство. И никто меня не переубедит, что другие религии мощнее и более приближены к Истине. Да, Будда учил человека, как самостоятельно исправить себя и привести себя к спасению. Моисей учил свой народ, как исправить свой народ и доминировать с ним над другими народами, и только Иисус Христос учил всех, как исправлять себя и помогать своему ближнему, не взирая на принадлежность его к какому-либо народу, и как спастись всем и спасти наш мир. И в этом смысле Православие является истинным христианством, которое не идёт ни на какие уступки и компромиссы со своей совестью. Только в нём обозначен ясный выбор между добром и злом.

Я вновь сел возле спящих монахов и подумал: Что же я здесь делаю? И почему я среди буддистов, а не среди своей братии? И тут же я подумал, что можно, оставаясь самим собой, изучить и другой мистический опыт. Ведь и у Иисуса Христа была возможность познакомиться с мудростью Востока, именно к нему с Востока пришла звезда и остановилась над тем местом, где он должен был родиться. И, может быть, я, следуя за этой же звездой, познаю истинность православного учения и проникну в его самую сакральную тайну. Ведь был же золотой век, когда древние христиане, общаясь с восточными мудрецами, смогли не только утвердиться в своей вере, но и познали все её мистические стороны, научившись творить чудеса. Да, тогда ещё существовали истинные святые, настоящие люди и подлинное понимание сущности природы Человека, Бога и Святого духа. Это сейчас уже все стали распущенными обывателями, которые пытаются своё развращённое, испорченное время сравнивать со счастливым прошлым, взирая на своих предков с чувством зависти и сожаления того, что утратили их свойства и умение находиться в гармонии с миром. Да, когда-то нашим предкам были известны те стародавние божественные истины, которые их зажигали благородным и безудержным стремлением к чему-то значительному, вечному, самоценному, побуждая их на духовный подвиг и преображение в желании превзойти себя и добиться невозможного. Но эта тяга к идеалам вновь может возвратиться в наше общество и вернуть людям стремление ещё раз попытаться стать совершенными, теми богочеловеками, которыми были наши предки, наделённые великой мудростью и знанием, как через трансцендентность обрести бессмертие.
 
Мне вдруг вспомнилась Родина. И перед моим внутренним взором промелькнули светлые картины моего прошлого: детства, юности, студенчества, когда я иногда целые дни проводил на природе, бродил по полям и лесам в одиночестве и, мне казалось, напрямую общался с Господом Богом. Я видел в синеве рек белые купола церквей с золочёными крестами, слышал колокольный звон, и очень часто думал о вечном, сидя на берегу чистых речных потоков.
 
Мне просто был необходимо общение с этими монахами, хотя бы для того, чтобы сравнить их мистический опыт с православным.

Когда я посещал церкви и стоял в толпе молящихся на богослужениях, то понимал, что именно в православии мистической опыт имеет ярко выраженный объективный характер. Я всей душой ощущал, глядя на лица верующих, что они участвуют в своём роде выхождении из своих тел и присутствуют на духовной встрече с проявлением мистических сил. Мои посещения церкви были самыми яркими страницами моей жизни, когда я сам участвовал в подлинной жизни Православия. И его мистика была похожа на некий воздух небес, напоённый благоуханным ладаном, окружающий меня и всех молящихся в церкви в той или иной степени уплотнённости. Он как бы, постоянно двигался, поднимался и уходил с лёгким дымком в глубину купола к ликам святых и угодников, увлекая за собой мою душу. Стоило мне только войти в нашу православную церковь, и уже на пороге я ощущал эту особую мистическую атмосферу, которая погружала меня в некое пространство, отделённое от реального мира. А во время богослужения и молитвенного песнопения, мы все, находящиеся в церкви, как бы перемещались в Царство Божие, и напитывали себя такой чистотой, что её хватает до нового посещения церкви. Почему такое происходит только в нашем православном "намоленном храме"? - до сих пор я не мог понять.  Может быть, из-за того, что именно на нас тогда опускалось облако славы божьей.

Я лёг на спину и устремил свой взгляд в небо. Оно было синем и чистым, и только одно облачко висело над нашим эдемским садом.

И раньше моя жизнь в Православии была связана с видением иных миров. Без этого видения она просто как бы и не существовала. Во время богослужения я как бы вместе со всеми проникал в этот мир божий, и, опираясь на воспоминание духовного предания, как бы напрямую общался с Господом, Матерью Божьей и святыми, и через это общение ощущал причастность к вещам невидимого мира. В той мистике я обретал свою новую реальность, и постоянно пребывал в ней. Мне казалось, что именно та нисходящая на меня атмосфера делала меня причастным к святости, к подлинности моего истинного существования во вневременном пространстве. Я ощущал только в своей церкви нечто неподдающееся ни описанию, ни объяснению, нечто такое, от чего чувства и переживания невозможно было сравнить ни с какими другими моими бдениями в буддистских монастырях и моим стремлением и потугой к просветлению. Именно та святость православия зажигала всегда во мне фонарь духовности, того особого состояния, которое невозможно сравнить с тем, что я переживал здесь, в Японии, стараясь с буддистами разжечь в себе дух просветления неведомо каким огнём, который пока так и не зажёг ещё мой духовный фитиль. Может быть, мне не хватает того мистического реализма моей церкви и того состояния души во время православного богослужения, вне которого всё теряет свою силу, и не получается той совершающейся мистерии боговоплощения.

На этих мыслях я задремал и окончательно провалился в пустоту.




ДЕНЬ СЕДЬМОЙ


Этот бренный мир,
С чем сравнить могу тебя?
Рано на заре
Так от берега ладья
Отплывает без следа...

Песнь настоятеля буддийского монастыря Сами Мансэя (III-351) «Манъёсю»


Und Gott sprach: Es werden Lichter an der Feste des Himmels, die da scheiden Tag und Nacht und geben Zeichen, Zeiten, Tage und Jahre und seien Lichter an der Feste des Himmels, dass sie scheinen auf Erden. Und es geschah also.



Вдруг я неожиданно проснулся. Монахи ещё спали. Лёжа на спине, я устремил взгляд на небо и следил за движущимся облачком над нашим садом. Вот оно остановилось, зависло в воздухе как воздушный шар, расцвеченный пронизывающими лучами солнца. Облачко постоянно меняло свою конфигурацию. В какой-то момент я вдруг уловил в нём некую схожесть с лицом моей возлюбленной Натали. Оно мне показалось мертвенно бледным, как её посмертная маска.

Внутренне я содрогнулся от увиденного и подумал: Только не это, только бы она осталась в живых, только бы избежала смерти. Говорят, что люди становятся совершенными и наделёнными великой мудростью только одно-единственное мгновение - в момент смерти, и что смерть является не чем иным, как постижением конечного смысла, последним, наконец-то свершившимся актом самоотречения. Но я не хочу, я не желаю всей своей душой, чтобы моя ненаглядная возлюбленная Натали таким образом достигла этого совершенства, конечного результата своей жизни. Пусть она будет всегда такой, какой она есть, и не меняется. Я буду любить её даже глупенькой, но только бы она жила, пусть она будет несовершенной, пусть делает массу ошибок в своей жизни, путь даже предаст меня, но только бы она оставалась в живых. Мне не нужна она мёртвая.
 
Но почему я в этом облаке увидел её лицо? Ведь именно лицо отображает личность. А что такое личность? Это - нечто свойственное только одной сущности, но это не сама сущность, самосознающая своё бытие, и ощущающае своё "я" в этом мире. Личность - это то, что нас напрямую связывает с самим Господом Богом, потому что в каждой личности отображена божественная сущность, это - не природа, а наше отображение Бога в нашем естестве. И личность женщины намного чище личности мужчины, потому что, как сущности, мы имеем в себе те же ипостаси и обладаем тем же духовным инструментарием, которым являются наш ум, сердце и дух. Но не случайно именно женское природное начало чистой и непорочной Девы Марии было способно зачать в себе от Святого Духа нашего Спасителя. Поэтому женщина является по своей природе нашей формой, которая при помощи нас отливается и рождает добро или зло. Вот почему я так привязан к своей Натали, потому что именно она является источником моей чистоты и моего исправления в жизни. Не женщина влияет на мужчину, а мужчина всегда влияет на женщину, делая её прекрасным ангельским созданием или дьявольским исчадием ада.   

Всё зло таится в нас, в нашем мужском начале. Наконец-то я это понял. И я понял, почему я никак не мог проникнуть в её сознание. Да потому, что она является полным отражением меня, и то, что я в ней посеял, то и получал. Как я могу её познать, если я не способен познать даже самого себя, проникнуть во все тайные уголки своего сознания. Да и что представляет собой наше сознание, сознание нашего бытья или мира? Мне даже не известно, откуда проникают мысли в мой разум, и чьи это мысли: мои собственные, божественные, или они - от лукавого, а может быть, от какого-нибудь другого человека. Наш мир - это мир мыслей, а если точнее, то мир слов, и только тот потусторонний мир - это мир молчания. Там нет слов, мы ничего не слышим из того мира, но мысли из него к нам всё же приходят.

И где сейчас находится Натали? В этом мире или уже в потустороннем? Поэтому я не слышу её голоса, а слышу лишь её лёгкий слегка иронический смех. Как научиться мне общаться с ней? Как заставить её говорить со мной, если она уже находится в ином мире?  Ведь если я смогу установить с ней связь, то, может быть, я смогу восстановить её тело, то есть соединить её душу с телом, оживить её, несмотря на то, что если она его давно покинула.
 
И я ещё раз горячо помолился за её спасение, вкладывая в эту молитву всю мою душу. Облачко рассеялось. Мои мысли начинали путаться, меня одолевал сон, а мои мысли расходились в двух направлениях. В них то, появлялся, то исчезал отец Гонгэ. Он говорил, как бы исповедуясь передо мной:
 
  "Часто я задаюсь вопросом, как Ричик мог попасть под ноги моей сестры и расстаться с жизнью? Мне всегда казалось, что птицы – самые быстрые существа на свете. Самые подвижные, самые неуловимые. И сердце у них колотится намного быстрее, чем у других обитателей земли. Они обладают такими возможностями, каких нет ни у кого в мире. Они умеют летать. Полёт – их стихия. Иногда даже пуля не может их настичь в полёте. И вдруг, такая глупая смерть. Оказаться в то время и в том месте, когда на тебя кто-то наступает в темноте и лишает жизни. И это происходит при всех их неординарных способностях, наделённых Всевышнем. Какой-то абсурд. Думая об этом, начинаешь верить в судьбу".
 
Я вспомнил Натали в самом начале нашего знакомства, когда она была ещё чистой наивной девушкой.  И она предстала в моём воспоминании студенткой училища хореографии, стройная, тоненькая с длинными ногами. В тот вечер мы сидели в кафе, и я впервые предложил ей выпить пива. После нескольких глотков из большой кружки она, вздохнув, мне призналась:

- Мне так хочется посмотреть весь мир, побывать во всех странах. Если я стану знаменитой балериной, то тогда смогу объехать весь мир. Только ради одного этого уже стоит учиться искусству балета.

- Но, - возразил я ей, - это слишком сложный путь, для того чтобы объехать мир, достаточно стать переводчицей и знать иностранные языки.

- Но языки можно учить, занимаясь балетом, - сказала она.

- Знаменитой балериной стать не так то просто, - заметил я, - для этого нужно будет переспать с тем, кто будет продвигать тебя в этом искусстве. Уж такова судьба всех балерин и актрис. А если ты будешь знать хорошо иностранные языки, то сама необходимость заставит людей прибегать к твоим услугам. Так что определись, нравится тебе балет или иностранные языки, хочешь ли ты покорять зрителей свои искусством, ночуя в номерах со своим хореографом, или путешествовать более-менее независимо и посмотреть весь мир, полагаясь только на свои знания языка.

- Неужели всё так сложно, - вздохнув, произнесла она.

- Не знаю, - ответил я, - но каждый выбирает свой путь.

- Из меня бы получилась хорошая балерина, - сказала она, - мне так нравится танцевать на сцене, иногда я там ощущаю себя летящей птицей. Но я бы никогда не разделила ни с кем постель не по любви.

- Тогда тебя просто задвинут, и ты не станешь известной.

И тут я с ужасом понял, что, обучая её французскому языку, сам затащил её в постель.

И опять перед моим внутренним взором возникло лицо отца Гонгэ, он как бы продолжал свою исповедь:

"Каждому из нас предначертана смерть. Какая она будет, как произойдёт? – Этого мы не знаем. А если бы знали, смогли бы уберечься от неё? Мне кажется, что Ричик, что-то предчувствовал перед смертью, когда он носился по клетке и ругался. Может быть, он знал, что умрёт этой ночью? Но не знал, как это будет. Убегая от смерти, в темноте он столкнулся с ней. А может быть, ему так опротивела эта жизнь, что он сознательно полез под тапочек моей сестры. Такая мысль приводит меня в ужас. Если так, то, значит, я виноват в его смерти. Правда, я не знаю, почему, но чувствую свою вину. Может быть, нам не стоит вольнолюбивых птиц сажать в клетки и приручать. От этого они становятся слабыми и беспомощными, такими как Ричик, который даже не научился летать. Таких птичек нам не стоит увозить из того климата, где они живут. Окажись он один на воле у нас, то замёрз бы зимой. Почему мы, люди, не думаем о таких вещах? Может быть, мы и птицы тоже живём в разных измерениях, которые проявляются в одном нашем физическим мире. И, похищая птиц из своей среды и погружая в своё измерение, не совершаем ли мы насилие над природой»?
 
И тут опять в голове у меня возник образ Натали перед наши расставанием и моим отъездом в Японию. Она смотрела на меня грустными глазами и долго молчала. Это случилось сразу же после моего сообщения ей о командировке.

- Я не хочу, чтобы ты уезжал, - сказала она, - я не представляю, как буду жить без тебя. Ведь ты, как говорил Антуан де Сент-Экзюпери, несёшь ответственность за прирученных.

- Но ты же не цветок, - ответил я ей с некой долей легкомыслия, по своей глупости, - ты - вольная птичка. Если ты будешь цветком, то дождёшься меня, но если будешь птичкой, то в какую бы клетку я тебя не посадил, ты всё равно улетишь.

Когда я произносил эти жестокие слова, то заметил на её ресницах слезу. В сердце меня больно кольнуло.

"Я вспоминаю, как однажды летом я выставил их клетку во двор, - продолжал свои воспоминания отец Гонгэ, - и удивился их реакции. Они сидели притихшие и пугливые в закрытой клетке и молчали. Вокруг раздавался щебет птиц. К ним подлетали воробьи, переговариваясь между собой. А Ричик и Чарли сидели на своих жёрдочках словно застывшие. В ту минуту они вызывали в моём сердце нестерпимую жалость".

И в моём сердце эти воспоминания вызвали нестерпимую боль, особенно, когда я вспомнил, как накануне, уже засыпая рядом со мной на палубе шхуны, Натали произнесла:

- Как хорошо, что сейчас мы с тобой уже никогда не расстанемся. Ты даже не представляешь, как я счастлива.

И вот произошла трагедия, и Натали поглотило море, унесло в свою пучину. И я не знал, жива она, или её уже больше нет на этом свете.

Я окончательно проснулся с острым желание найти мою возлюбленную Натали, что бы это мне это не стоило, и спасти её.  Я готов был себя разобрать по косточкам до основания, до самых мельчайших дхарм, чтобы проникнуть к ней, соединиться с ней, вновь обрести её, и вернуть своё счастье.

Когда монахи проснулись, солнце уже клонилось к западу. Экзотические деревья райского ботанического сада Ибусуки давали тени, которые росли на земле с каждым часом, отчего их окраска менялась, становясь более тёмной и объёмной. Менялись цвета и формы растений, а цветы приобретали более причудливый вид.

Мосэ потянулся и спросил меня:

- Как спали?

- Совсем немного вздремнул, - признался я, - а в основном, сидел и думал о сказанных вами словах.

- Каких? - спросил Мосэ.

- О том, что вы говорили, как можно при полном совершенном спокойствии добиться просветления. Я бы тоже хотел обрести восточный опыт медитации и при помощи погружения в вашу мистику получить мудрость и совершенное знание, то, что на вашем языке называется "тиэ" (разум). Ведь это знание отличается от мирского знания тем, что оно ведёт к освобождению от заблуждений. Может быть, благодаря этим вашим "благородным истинам" и "исчерпывающим знаниям" я смогу узнать, жива ли моя возлюбленная или нет. Ведь, как я слышал, на свете живёт много ясновидцев, которые могут определить, жив человек или умер. Может быть, я смогу при помощи медитации проникнуть в нирвану и установить с ней связь, если даже она покинула этот свет. Вы сказали, что если у нас выдастся минутка свободного времени, то вы научите меня приёмам чистого сосредоточения "дзёдзё" и неволнения "муродзё", которые вводят человека в транс и позволяют проникать в нирвану. Может быть, вы сейчас проведёте со мной своё обучение?

- Совершенно верно, - оживился Мосэ, садясь в позу лотоса, - но вам нужно пройти очень сложный путь испытания и концентрации своей воли.

- Ради неё я готов на всё, - ответил я с решимостью, - и так как времени у нас нет, то постарайтесь быстро обучить меня всем этим приёмам, которые, кстати, помогут мне оказывать и вам помощь.

- Это не легко, - заметил Хотокэ, присоединившийся к нам, - для этого вам предстоит войти в состояние изменённого сознания. А это есть нечто похожее на сон, но это - не сон. Только что мы все трое вышли из состояния сна. И вы, наверное, заметили, как трудно иногда бывает заснуть или самому проснуться. Но иногда мы засыпаем с лёгкостью, также как и просыпаемся. С входом и выходом из состояния изменённого сознания всё происходит намного сложнее, здесь нужен опыт и практика.

- Я готов к любым испытаниям, - настойчиво повторил я, - но только скорее научите меня этому.

- Когда вы обретёте этот опыт, вам нужно будет перестроиться в жизни и стать другим человеком, - заметил Хотокэ, - но прежде всего вы должны нам поклясться, что никогда этот опыт не используете во зло.

- Клянусь, - поспешно сказал я.

- Иначе, - заметил Мосэ, - вы сами от этого опыта можете пострадать и нанесёте своей карме непоправимый вред. Потому что это - сильное оружие, и оно должно оставаться в руках только достойных людей. В этом поле действуют небесные законы, которые карают людей за несоблюдение законов смертью.

- Я же поклялся, что не применю этот опыт во зло! - нетерпеливо воскликнул я.

- Хорошо, - сказал Мосэ, - но наша обязанность была предупредить вас, при передаче этого опыта. Потому что благодаря ему вы увеличите свои силы и возможности в десятки раз.

Я ничего не сказал, а только смиренно потупил взор. Тем временем Мосэ продолжал говорить:

- Как-то один писатель мне признался, что он, как писатель, даёт людям через свои романы пережить ещё одну жизнь, и не только одну... Но это он считает взаимообогащением. Он говорит: "Когда я открываю через свои мысли мир читателю, то и сам обогащаюсь от чтения мыслей древних авторов". В этом мире нет ничего "нашего" или "своего". Всё общее. Это, так называемая, эстафета духовности. И опыт одних передаётся другим людям. Может быть, поэтому человек - самое разумное существо на земле. Мысль человека все-проникновенна, особенно когда он остаётся один на один со своей мыслью. Обычно это случается перед тем, как он засыпает. Вхождение в сон - это врата погружения в иной мир и соприкосновение с тайнами, которые скрыты от нашей обыденной жизни и так называемой действительности. Мысль пронизывает прошлое, настоящее и будущее, а сон является своеобразным совмещением этого времени. Он, как камера-обскура, постоянно просматривает в себе всё, что было и что будет. Поэтому только сон обладает сквозным зрением, этим особым видением единства и общности мира и материи, так как все мы являемся частичкой единого целого, которое не имеет ни конца и ни начала, и крепко удерживает нас в себе своей неразделённостью. Но всё же сон - это внешнее видение мира, а состояние изменённого сознания - это внутренний взгляд на то, что является внешним. Учение Хоссо как раз занимается изучением этой стороны и придаётся особой практике, как средству достижения просветления, имея в своей основе "учение о сознании", которое ещё называется у нас "только-сознание" или "одно сознание". Это учение ставит своей целью проникновенье не в человеческое сознание, а в сознание самой природы и обретение общего взгляда на мир не с субъективной точки зрения, а с точки зрения Абсолюта в его объективной основе.

- Но это невозможно! - воскликнул я. - Как бы мы это не старались сделать, наш взгляд на мир всегда будет субъективным.

- В том-то и кроется разница в подходах различных взглядов к решению этой проблемы, - улыбнувшись, заметил Мосэ. - В самом учении были долгие споры по поводу этого предмета. Спорили представители традиционной точки зрения со сторонниками нового взгляда, ни раз анализируя те или иные выводы относительно существования дхарм как неких истинно-реальных сущностей, и делая выводы, что старая трактовка "только-сознания" является не Абсолютом, а характеристикой "ложного" взгляда на мир феноменов, заключающегося в искусственном представлении непознаваемых единичных сущностей в качестве объектов относительно индивидов, их воспринимающих чувственно или рационально, но, в конце концов, эта проблема была разрешена более тщательным исследованием изучаемого предмета, и написана "Сутра о понимании глубокой тайны" - "Гэдзиммиккё", где ядро учения заключалось в главе "Знак истины всепобеждающего значения" - "Сёгитайсо". Также был написан трактат "Югасидзи-рон" - "Рассуждения о степенях просветления" и составлено объёмистое сочинение из ста книг-свитков легендарным монахом Майтрейей на рубеже между третьим и четвёртым веками нашей эры. За свои труды Майтрейя был канонизирован в качестве бодхисатвы.

- Но, к сожалению, у меня нет времени читать все эти свитки, - перебил я нетерпеливо объяснения Мосэ, - мне нужно быстрее овладеть этим искусством, а не разбираться в тонкостях этого учения.

Мосэ и Хотокэ рассмеялись.

- Хорошо, - сказал Мосэ, - я передам основную суть этого учения. Вы, вероятно, наблюдали, что нас по жизни ведут определённые знаки. Они как бы возникают случайно на нашем пути и подсказывают нам, как нам поступать, чтобы добиться успеха или осуществить задуманное?

- Да, - признался я, - мне часто приходилось сталкиваться с этим явлением. Я как будто получал от кого-то подсказку, как мне действовать дальше.

- Вот, видите, - обрадовался Мосэ, - а вы никогда не задумывались, почему так происходит?

Я покачал головой.

- "Хоссо" - это "Знак или вид дхармы", который пробивается к нам из невидимого мира и несёт нам некую информацию о происходящих внутри мира событиях. Многие люди эти знаки не замечают и терпят поражение, а иногда даже гибнут. Издревле большинство людей знало об этих знаках, и если они следовали им, то всегда шли правильным путём, вернее, находили свой срединный путь между крайностями. Умение проникнуть туда, откуда исходят эти знаки, и есть задача нашей ментальной практики. Если вы научитесь проникать в ту сферу, то будете знать всё, что происходит в мире, или почти всё. Но для этого нужно самому измениться, вернее, полностью изменить свой взгляд на мир, к чему и призывал Будда Шакьямуни с его проповеднической деятельностью в своём "превращённом теле", иными словами, в человеческом облике. Нам предстоит трудная задача за короткий срок изменить ваш взгляд на многие вещи в мире. Обычно Будда для этого использовал три этапа проникновения, но так как времени у нас почти нет для этого, мы попробуем все эти этапы осуществить за один сеанс.

- Я готов, - воскликнул я с воодушевлением и устроился в позе лотоса.

- Прежде всего, - сказал Мосэ, - закройте глаза и расслабьтесь. Отрешитесь от всего мира и слушайте только мой голос.

Я закрыл глаза и вместо мира и волшебного сада увидел темноту и пустоту.

- Не думайте ни о чём, - вещал голос Мосэ, - на первом этапе вам нужно освободиться от привязанности к собственному "я". Представьте, что вас не существует в этом мире. Вас нет ни здесь и нигде. Знаки могут являться к вам в виде видений, образов, звуков, слов, символов и даже запахов. Сосредоточьтесь на том, что начнёте ощущать. Полностью забудьте о себе и думайте, что только они существуют в этом мире. Старайтесь всеми средствами, всеми органами чувств почувствовать их и выловить из пустоты. Знайте, что вы сами - пустота, и в этой пустоте есть только эти знаки. Своим сознанием вы, как сетью или неводом, вылавливаете их из ничего, потому что от них зависит ваше рождение и новая жизнь. Учение этого первого типа определяется формулой "я - пусто, дхармы существуют" – «гаку – хоу». Помните, что мы говорили вам, трактуя учение Куся?

Я не помнил, о чём они говорили, но не произнёс ни слова, потому что как будто впал в полное оцепенение и не мог шевельнуть даже губами, это походило на сон, когда человек не может проснуться и пошевелить ни рукой, ни ногой. В полной темноте я не видел ничего, только слышал голос монаха.

- Вы что-нибудь ощущаете? - спросил меня Мосэ.

Я оставался неподвижным.

- Отлично, - воскликнул Мосэ, - в первую стадию вы вошли, хотя бы почувствовали себя пустотой. Это уже достижение. Приступим ко второму этапу, освободим вас от заблуждения относительно реальности дхарм. Представьте, что вы пусты, и дхармы тоже являются пустотой, и в этом мире нет никакой наполненности. Если в первом периоде благословенный в мирах Будда Шакьямуни выявил знаки четырех истин и повернул колесо истинного Закона, то во втором периоде он открыл то, что все дхармы не имеют собственной природы естества, не рождаются, не исчезают, а изначально чисты, этим открытием он дальше повернул колесо истинного Закона, определяя его формулой: "я - пусто, дхармы - пусты" – «гаку-хоку». Это - так называемая пустота, небытие, отсутствие чего бы то ни было.

Но вдруг вместо пустоты я узрел своим внутренним взором некоторые искорки, похожие на всплески. Может быть, подумал я, это - пульсация или движение крови в каналах глазных яблок, которые каким-то образом действуют на сетчатку глаза, порождая световые галлюцинации.

- Прекрасно, - воскликнул опять Мосэ, - сейчас вы не должны ничего видеть, потому что очистили свою внутреннюю пустоту до идеальной ненаполненности. Поэтому приступая к третьему этапу вашего внутреннего очищения, забудьте о первом и втором этапе, так как они оба являются проявлением крайностей, а именно, я говорю о тех понятиях: когда вас нет, но есть дхармы, это - не верно, также как не верно и то, что вас нет и нет дхарм. Сосредоточьтесь на срединном понимании этого процесса вхождения в пустоту, а именно, на срединном "пути не-пустоты и не-существования". Я понимая, что это очень трудно уяснить, но напрягите всю свою волю и войдите своим сознанием в ту сферу, в тот пласт понимания, когда вы можете представить только то, что существует между бытием и небытием, пустотой и наполненностью, это как бы пустота и вместе с тем наполненность, бытие и небытие одновременно, это - постоянно меняющиеся колебания пустотного эфира, некая сфера несуществования, но готовая осуществиться. И вся она заполнена знаками или видами, но ещё непроявленными, некими пульсаторами, которые мгновенно возникают и мгновенно исчезают. И эти пульсаторы движутся хаотично, во всяком случае, вам так кажется. Пока они не подвластны вашей воли, вы не можете их собрать вместе или рассеять. Они являются самостоятельной субстанцией. Они представляют собой пустоту и вместе с тем наполненность. Их можно назвать знаками, видами, а лучше, "семенами", так как внутри они имеют колебательно-волновую основу, их можно принять за струны, за торсионные поля, которые вы недавно открыли в вашей науке, но лучше их рассматривать как некие сгустки энергии.

Всматриваясь в пустоту своим внутренним взором, я наблюдал колебания каких-то квадратиков, кружочков и расходящихся в разные стороны формочек. Так бывает, когда трёшь кулаками веки закрытых глаз. Но я не был уверен, что вижу нечто, не относящееся к моему телу. Мне было трудно поверить, что своим внутренним взором я проник в некую идеальную основу, которая формирует нашу действительность.

- Вы видите какую-нибудь движущуюся субстанцию? - спросил меня Мосэ.

С огромным усилием я кивнул головой и тут же получил упрёк от монаха.

- Не двигайтесь! - воскликнул он. - Иначе разрушите своё состояние, вам достаточно испустить своим сознанием импульс согласия или несогласия, и я его уловлю. Я очень хорошо чувствую всё, что происходит в вашем восприятии. Сейчас я вам объясню то, что вы видите, и научу вас этим пользоваться. Вы видите общую картину потока дхарм, но все дхармы различны. Вид или "знак" дхармы, по-японски "со", отождествим в конечном счёте с "делом" (дзи), которое выражает понятие "феноменального уровня бытия". В учении Кэгон этот вид знаков "дзи" занимает главенствующее место, но об этом позже, ибо он вам понадобится для управления вашей энергией для перемещения в пространстве и проникновения в иные сферы. Существует много разновидностей дхарм, но мы остановимся только на тех видах, с которыми нам предстоит иметь дело. Все дхармы можно разделить на пять категорий, как говорим мы, японцы, "гои-хяппо" (пять категорий - сто разновидностей). Для того чтобы взаимодействовать и управлять этим набором дхарм, вам предстоит освоить опыт влияния вашей воли на их изменение и формирование. Для этого мы рассмотрим их в следующем порядке: на первом месте выделим группу дхарм, относящихся к сознанию (синно-хо), на втором - дхармы, связанные с психическими процессами (синдзё-хо), а на третье - все дхармы, относящиеся к "чувственному". Если вы ничего не понимаете в движении дхарм, то вам на первый вид кажется, что все они движутся хаотично, не имея никакого определённого управления. Но если вы внимательно приглядитесь к их движению, то обнаружите некий порядок их перемещения.

Я подумал, что не вижу ничего в этом хаотичном движении кроме пульсирующих вспышек и разлетающихся в разные стороны искорок.

- Успокойтесь, - я услышал голос Мосэ, - для того, чтобы всё это понять, вам нужно разобраться в порядке вещей. Мы с вами начнём от "чувственного" к "психическому", а потом дойдём до сознания. Говоря другими словами, начнём от того, что воспринимается – «сёен» и условно определяется как объект, к тому, что определяет – «ноэн» и условно определяется как субъект. Ваше сознание и психические процессы, иными словами "син" и "синдзё", возникают с опорой на объективную сторону "переживания чувственного", по-японски "сикикё", условно соответствует понятию объект. То есть, ваше сознание само вычленяет из этого потока меняющейся действительности необходимые знаки для собирания их в образ. Но сразу предостерегаю вас, так как единичное нами признаётся плодом воображения, иными словами, продуктом мыслительной деятельности, а ещё точнее, выводом семи сознаний, об этом я скажу несколько позже, то иерархия "пяти категорий" на первое место ставит "сознание" и "психологические процессы", а уж за ними идут дхармы "чувственного" как нечто вторичное. Можно сказать, что мы видим то, что хотим видеть. В данном случае утверждается порядок "ноэн"-"сёэн", а не наоборот. Так что силой воли, силой желания или силой привычки мы из общего хаоса выделяем соответствующие нашим знаниям те виды и знаки дхарм и их конфигурации, которые понимаем. Пять категорий дхарм непосредственно соотносятся с нашим сознанием. Дхармы, относящиеся к сознанию, - "собственное тело или сущность" - по-японски "дзидай" сознания; дхармы, связанные с психическими процессами, - знаковые выражения «соо» сознания; дхармы, относящиеся к чувственному, то есть трансформированное, имеется в виду в форме чувственно воспринимаемых феноменов, - выражение «хэнгэн» сознания; дхармы связанные с непсихическими процессами, - "условная или дословно временная градация иерархии» - "фунъи-но кэрю" сознания, и наконец, не подверженные бытию дхармы - "истинная природа естества "дзёссё" сознания.

Его слова пролетали мимо моих ушей, как назойливые мухи. Я не понимал смысла этих слов. Тем не менее, Мосэ продолжал говорить:

- Зачем я так подробно вам это расписываю? А для того, чтобы вы разобрались во всём этом процессе и научились этим всем пользоваться. Потому что без этих знаний вы не достигнете "саттори" просветления и так и останетесь в своём заблуждении относительно действительности. Итак, указанная зависимость определяется формулой «десять тысяч, то есть, бесконечное количество дхарм, не отделимы от сознания». Это звучит на старо-японском языке как "мампо фури сики" и отражает специфическую особенность учения Хоссо. В этом потоке знаков вам нужно научиться вычленять истинные знаки и отделять их от ложных, а правильные действия - от неправильных. Если вы этим овладеете, то увидите все происходящие события в их развернутом виде от прошлого через настоящее в будущее. В учении Хоссо - "хоссо-сю" дхармы, относящиеся к сознанию, представлены восьмью разновидностями и образуют три типа сознаний. Прежде всего выделяются шесть видов дхарм, которые обуславливают осознание слышанного, видимого, осязаемого, обоняемого, ощущаемого на вкус и представляемого ментальным органом. Это сознание иногда называют "активным". Второй тип - обобщающее или концептуализирующее сознание "мана-сики". Оно систематизирует результаты осознания, получаемые первыми шестью сознаниями, приводят различение "дел и вещей", выделяет субъекты и объекты и, в конечном счёте, утверждает реальность "я". В общем хаосе потока вы можете их определить, как сложные математическое выкладки из разных сочетаний и конфигураций дхарм, слагающиеся в определённые знаки или образы. Поэтому "мана-сики" рассматривается как продукт заблуждения: глупое или дурное знание относительно "я" – «гати»; неправильный взгляд на "я" – «гакэн»; самодовольство относительно "я" – «гаман» и любовь к собственному "я" – «гаай». Третий тип - "сознание-хранилище" – «арай-сики» или "хондзо-сики", в котором находятся так называемые "семена" представлений и идей, которые и порождают иллюзию существования "дел и вещей". В самом общем виде "собственная природа естества", мы называем это "дзисё", определяется, согласно "Сё дайдзё рон", как "сознание воздаяния, наполненное всеми семенами". Иными словам, "что посеешь - то пожнёшь", как у вас принято говорить, согласно закону причинно-следственных связей. Если в чём то ты ошибался, то за это расплачиваешься, а возмездие или воздаяние всех ждёт неминуемо. Это естество содержит в себе все сущности - "тела", по-японски "тай" трёх миров «сангай», и все предназначения. Если вы своим внутренним взором проникнете в эту сферу, то увидите истинное состояние вещей, а также прошлые и будущие изменения всего мира и событий в нём.

Слушая его слова, я всматривался в мерцающую вспышками пустоту, и как только в моей голове проносилась какая-либо мысль, я видел в этой пустоте сполох, и что-то неясное проступало во взаимодействии пульсирующих ярких точек. И вдруг явственно перед моим внутренним взоров возникло видение.

Я увидел спокойное море и палубу нашей шхуны, на которой, обнявшись, лежали двое: мужчина и женщина. Каким-то образом я не ассоциировал мужчину с собой, может быть, потому что в данный момент изъял себя из этого мира и был пустотой, а смотрел на себя со стороны, воспринимая своё тело как некую абстрагированную фигуру. Мужчина и женщина спали в обнимку, затем женщина осторожно высвободилась из объятий мужчины, встала и подошла к борту шхуны. Неожиданно налетел ветер и опрокинул её за борт. Я видел в воде её голову, слышал её крики, но свист ветра и шум двигателя заглушали её зов о помощи. Шхуна двигалась дальше, а волны и ветер относили её в бездну открытого моря. "И всё же она выпала за борт", - пронеслось у меня в голове. Поднялись высокие волны. Её головка то поднималась на гребень волны, то вместе с волной обрушивалась в пучину пены и водоворотов. Моё сердце сжалось. В глазах Натали я увидел страх, и понял весь ужас её положения. Она боролась со стихией из последних сил, иногда силы её оставляли, и её тело, как щепку, бросало из стороны в сторону.

Видение чем-то походило на ускоренную съёмку.

Вдруг я увидел белую яхту со спущенными парусами, которая на пределе возможностей двигалась при помощи мотора против ветра, и услышал мужской крик: "Человек за бортом, девка"! Матрос, обвязавший свой торс канатом, бросился в море и схватил проплывающую мимо Натали. Она была уже без сознания. Полуголые мужчины с татуировками на спинах дракона делали ей искусственное дыхание на палубе и переговаривались по-японски. По их говору и грубой речи, изобилующей жаргоном, можно было принять их за бандитов из "якудзы". Затем один из них, после того как в очередной раз вдохнул ей в рот воздух, вытер свои сальные губы и воскликнул, смеясь: "Биппин", что на языке якудза означало "лакомый кусочек". Его констатацию все шесть бандитов встретили дружным хохотом.

- Что будем делать с ней? - спросил один из матросов с отрезанным мизинцем, обращаясь к импозантному человеку средних лет с тонкими усиками, вероятно, их старшему предводителю.

- Что делают с девками, - усмехнулся старший, - пустим её по кругу.

- А затем выбросим за борт?

- Зачем же, - усмехнулся бандит, - переправим её в наш бордель, пусть зарабатывает нам деньги.

- А как же мы её переправим туда?

- Но не самолёте же, - сказал бандит.

От этих слов почему-то все рассмеялись.

Затем перед моим взором возникла картинка, что она находится в каком-то притоне, одетая под проститутку, и рядом с ней сидит толстый, как боров, японец и пытается положить руку на её колено, которую она постоянно сбрасывает.

У меня от этого видения сжалось сердце, я понял, что Натали спаслась, но находится в опасности. И в этот самый момент, возможно, от ревности, а может быть, от отчаянья я раскрыл глаза, увидел Мосэ, сидящего напротив меня в позе лотоса, и услышал его голос:

- Но зачем вы прервали сеанс? - спросил он недовольно. - Я же ещё не закончил моё обучение.

- Мне кажется, что я вошёл в состояние изменённого сознания, - возбуждённо сказал я, - и понял, что произошло с Натали, но сейчас она ещё в большей опасности. Её нужно срочно спасать.

От одной мысли, что она попала в руки пиратов, и каждую минуту её могут изнасиловать всей командой, у меня пересохло в горле, а нижняя часть тела онемела. Вторая картинка, как я понял, попала в моё сознание из будущего, и моё сердце сжалось от боли.

- Нужно срочно объявить её поиск, - заявил я, - её срочно нужно искать в публичных домах якудза.

Мосэ и Хотокэ оторопело смотрели на меня, не понимая, как подобный сеанс мог привести меня в такое возбуждение. Я им рассказал всё, что видел, и спросил, что нужно делать, чтобы ей как-то помочь.

Мосэ, подумав, ответил:

- Это хорошо, что она спаслась. Плохо то, что она попала в руки якудза. Конечно, поиски можно объявить, и полиция этим займётся, но есть очень много трудностей на этом пути. Во-первых, вряд ли полиция начнёт это расследование, основываясь только на вашем провидческом опыте. Во-вторых, так как вы увидели уже картинку из будущего, то это значит, что в настоящий момент поиски обречены на провал. Зря вы открыли глаза раньше времени. Вам не хватило выдержки. Может быть, если б вы сдержали свои эмоции и продолжили смотреть это видение, то узнали бы, чем это дело закончится, или, может быть, увидели какой-то знак, который бы подсказал вам, где её искать.

- Мне кажется, что я видел такой знак! - воскликнул я, припоминая, что там, где сидела Натали за столиком с толстым японцем, из окна можно было увидеть Эн-Эс-билдинг, который находится в злачном квартале Синдзюку в Токио.

- Но она сейчас ещё не может быть в Токио, - заметил Хотокэ, когда я сказал о приметах предполагаемого мной её местонахождения, - тем более, что бандиты не собирались её отправлять туда самолётом. Должно пройти некоторое время, чтоб она там оказалась. Мосэ прав, до этой поры вряд ли мы сможем её найти.

- Но что же делать?! - в отчаянье вскричал я.

- Прежде всего нужно успокоиться, - мирно сказал Мосэ, - своими метаниями вы ничем ей не поможете. Необходимо трезво всё обдумать и попытаться ментально установить с ней связь. Может быть, она сама вам подскажет, где она находится.

- Это правильно, - согласился я, - но как это сделать?

При этих словах Мосэ улыбнулся и спросил:

- А вы желаете продолжить наш сеанс, чтобы хоть чему-то научиться.

- Конечно! - с готовностью воскликнул я. - Я полностью в вашем распоряжении.

От этих слов Хотокэ тоже улыбнулся.

- Вы добились первого успех, - продолжал Мосэ, - и проникли в сознание-хранилище, достигнув восьмого уровня сознания, которое помогло вам, помимо ваших знаний, узнать подлинные события, произошедшие с вашей возлюбленной. Так что пришло время узнать, чем же является это сознание-хранилище.

- Единым информационным полем? - уверенно предположил я.

- Можно и так его назвать, но это было бы весьма упрощённое понимание, потому что не отображает той роли, которую оно играет в нашей жизни. Сознание-хранилище выделяет три знака или вида и одновременно свои функции: "Во-первых, оно устанавливает собственный знак или вид; во-вторых, внедряет в него знак внутренней присущей причины; и в-третьих, определяет вид плода или результата. В мире не всё происходит или случается само по себе, а в результате определённых причинно-следственных связей, которые тесно взаимосвязаны между собой. Взять хотя бы исчезновение вашей Натали. На его причину повлияло три знака. Я думаю, что вам долго придётся гадать, почему такое случилось, но уверяю вас, что по-другому случиться не могло. Как говорят мусульмане: "мактуб" - "так записано в книге Всевышнего". Я думаю, что сознание-хранилище и есть та книга Всевышнего, где значится всё, что происходило и произойдёт ещё в мире. Где всё отмеряно, взвешено и решено.

- Это что же? Судьба что ли? - подал я свой голос.

Но Мосэ, как будто не расслышал моего вопроса и продолжал:

- Итак, вам нужно научиться различать все "три знака". Из них первый знак: "собственный знак или вид "дзисо" сознания-сокровища, определяющее его как хранилище "семян". Это так называемые вещи и дела, хранящиеся в зародыше, похожие на семена. Это может быть ещё не начатое дело, или не реализованная мечта. Они рассеяны повсюду в любом пространстве и в нашей голове. Второй знак похож на семя с пробивающимся ростком. Он находится в сознании-хранилище, сохраняющем все "семена" во все времена, то есть, вечно, являясь присущей причиной проявленья разнообразно окрашенных, иными словами, имеющих отличие друг от друга дхарм. Это - его "знак внутренне присущей причины" – «инсо». И третье сознание-хранилище хранит в себе плоды предыдущих, из бесчисленно далёкого времени, композиций дхарм. Вся объёмность сознания-хранилища в качестве его всеобщей базисной причины влияет на появление "дел и вещей".

- Всё предопределено в мире, - констатировал я, стараясь предугадать мысль Мосэ.

- Не совсем так, - возразил мне Мосэ, - в "Чэн вэйши лунь" прямо говорится, что сознание-хранилище есть корень, из которого произрастают все чистые и нечистые сознания. Пять сознаний из шести внутренне зависят от сознания-корня. Оно присутствует в каждом живом существе. Три типа сознания в самом общем виде определяются: как мысли "син" - это первый тип; разум или мышление "и" – это второй тип; собственное сознание "сики" – это третий тип, то есть, по существу строится иерархия психических функций человека. Итак, сознание-хранилище прежде всего хранилище "семян". Семя, по-японски "сюдзи", - некая сила, потенциальная возможность, причинный фактор возникновения, а точнее говоря, проявление дхарм из "сознания-хранилища". "Семена" обусловливают появление дхарм первых четырёх категорий, то есть дхарм, подверженных бытию. Сознание-хранилище само по себе бездеятельно, индифферентно, и "семена", хранящиеся в нём, находятся в спокойном состоянии. Для приведения "семян" в действие необходима внешняя причина, стимул, некий деятель.

- Понятно, - заметил я, - если бы не исчезновение Натали, то я вряд бы смог проникнуть в сознание-хранилище, где содержится вся память событий прошлого и будущего.
 
Говоря эти слова, он задумчивым взором окинул открывающуюся панораму моря с берега ботанического сада, и далёкий горизонт. Я тоже посмотрел на все эти местные красоты и заметил, что за время нашего разговора солнце, клонящееся к западу, оставило длинные тени на земле от экзотических деревьев. Некоторое время мы любовались видом южного побережья Кюсю.

Через несколько минут к нам подошёл повелитель Тёмного и Светлого Пути Онмёо-но-ками, по прозвищу Красная Птица, и вручил карту священных деревьев по всей Японии. Давая нам напутствие на дорогу, он сказал:

- Дети мои, вам придется иметь дело с неизвестными нам сущностями, когда вы будете отключать электронные ловушки у священных деревьев, спасая те духовные сокровища, которые нам завещала природа. Не знаю, с какой энергией вы столкнётесь в вашей работе. Может быть, это будут души мертвецов или духи всевозможных тонких сущностей, собирающихся по ночам вокруг деревьев. Они будут мешать вам. Одолеть вы их сможете не физически (они сильнее вас), а духовно, в спорах и диспутах. Они будут представать перед вами в разных обликах и подобиях, сбивать вас с пути Истины. Но вы будьте непреклонны, не поддавайтесь соблазнам, иначе вы не познаете учения и не соберёте воедино все эти небесные Знания нашей Вселенной. У вас нет ещё опыта борьбы с дьяволом.

- Учитель, - воскликнул Мосэ с энтузиазмом, - ментально мы всегда были сильны ночью, потому что привыкли к ночным бдениям. Именно по ночам мы читаем священные сутры.

- То, что вам предстоит сделать, будет тяжким испытанием для вас, ибо вы соприкоснётесь с Учением, сути которого раньше не знали. Они начнут истолковывать это учение по-своему. Призраки будут мешать вам идти по праведному пути, спорить с вами, уводить в сторону, по-своему истолковывать многозначные и метафорические выражения и те неявные аллегории, которыми полно это Учение. Главное для вас - не заблудиться в них, потому что буквальное понимание некоторых таких мест может стать причиной вашей растерянности, и ваши философские знания только помешают вам постичь те Знания, которые заложены в этом Учении. В нём вы прикоснётесь к тайнам науки о природе, познаете науку о божественном. И даже если вы не сможете до конца понять Учение, то, следуя истинному Пути, вы всё равно обретёте правильные знания. Некоторые вещи трудны для понимания человеческим разумом, ибо они исходят от божественной сущности, поэтому опыт диспутов с призраками поможет вам при помощи отдельных вспышек и озарений преодолеть ваше дискурсивное мышление. Постарайтесь следовать прямой дорогой в постижении истин, ибо самый короткий путь к цели - прямой. Когда вы столкнётесь с чем-нибудь непонятным в Учении, или изложение вам покажется не ясным и не последовательным, то уделите предельное внимание намёкам и иносказанию, чтобы постичь суть излагаемых Учением вещей. Смотрите на сами явления, происходящие в вашей жизни, как на метафоры или притчи двойственности внешнего и внутреннего. В этом случае именно они смогут подсказать вам диалектику таинственности изучаемого вопроса. Через этот опыт и общение вы как бы будете напрямую связаны с Всевышнем. Поэтому постарайтесь осознать секрет двойственности его откровения, ибо одна часть этой двойственности будет понята только вами, избранниками божьими, а другая пригодится для исправления народа и наставления его на праведный путь.

Я заметил, что, услышав такую речь, монахи призадумались и впервые осознали, какой важности им предстоит дело. Нам предстояло положить начало приобретению новых знаний для всего человечества. Глядя на нас, старец улыбнулся и молвил:

- Не бойтесь, ребята. Не робейте! Да осилит путь идущий и возрадуется. Благословляю вас. Да поможет вам Бог.

С этими словами старец дал нам три медальона, на которых был изображен круг, разделённый кривой линией на белую и чёрную части. Обе эти части были похожи на запятые с контрастными глазками в середине.

- Этот знак – пояснил старец, - есть суть всей диалектики в мире, борьбы светлых и тёмных сил, добра и зла, истины и лжи. Имея его перед глазами, вы одолеете все преграды.

С этим напутствием старец поклонился нам и отпустил нас с миром.

Выйдя из Ботанического сада, мы сверились с картой, переданной нам старцем. Нам предстояло двигаться на север. Сев на автобус, отходящий от ботанического сада, мы через час достигли города Кагосима. В лучах заходящего солнца на острове Сакурасима дымился вулкан над высокой горой. Пепел оседал прямо на город и на суда, стоящие в гавани. Прохожие кагосимцы держали над головами дождевые зонтики, чтобы уберечься от падающего на них пепла. На берегу гавани на возвышенном постаменте стоял памятник адмиралу японско-русской войны Того Хэйхатиро. Мне показалось, что высокий бронзовый адмирал флота Того с презрением смотрит на огромное количество торговых судов, стоящих в порту и всего два современных военных крейсера, сиротливо застывших на рейде. Мне также показалось, что один глаз маркиза Того косит вправо, туда, куда тянется цепочка японских островов на юг, о другой глаз направлен влево в сторону Тихого океана. Игра света-тени делала лицо адмирала настолько злым и неприветливым, что проходя мимо памятника, мы ускорили шаг.

Когда уже совсем стемнело, мы приблизились к камфорному дереву, указанному в карте Повелителем Светлого и Тёмного Пути под названием Камоу-но-кусу.

Перед тем, как подойти к дереву монахи остановились и обратились ко мне с весьма серьёзными выражениями на лицах.

Мосэ начал говорить первым:

- Мы должны вас предупредить, что с этого времени мы вступаем в несколько иную реальность, которая отличается от той, что была до этого.

- Эта реальность связана с миром тонких сущностей, - продолжил Хотокэ, - так как мы вам открыли секрет проникновения в сознание-хранилище, и вы приобрели некий навык видеть и понимать мир шире, как бы открывая его обратную сторону, то вам нужно приготовиться к чудесам, которые начнут совершаться сейчас у нас на каждом шагу. Мы вас просим ничему не удивляться и следовать определённым правилам, подчиняясь нам во всём, потому что у нас больше опыта в таких делах, чем у вас.

- Мы просим вас при соприкосновении с тонкими сущностями соблюдать следующее, - сказал Мосэ, - всё, что вы увидите, не обсуждать с нами, если даже этих сущностей уже не будет рядом. Как только вы заведёте о них речь, они тут же незримо появятся, и будут слушать всё, что вы будете о них говорить. Хотокэ вам говорил до этого, что семена, в данном случае призраки или духи, проявляются одновременно с тем, что получается в результате их проявления. Вы произносите их имя, и они уже рядом с вами, как бы откликаясь на ваше внимание. Не удивляйтесь этому. Вы даже можете их не видеть. Не говорите о них ничего плохого за глаза, они могут обидеться и начать вам вредить. Это - не люди, а особые сгустки энергии со своей неустойчивой психикой, и с ними нужно строить отношения ни так, как с людьми, потому что они способны проникнуть в ваши мысли и узнать, что вы о них думаете.

- Неужели я увижу призраков? - изумился я.

- Вы уже обрели такую способность, научившись проникать в сознание-хранилище, - заметил Хотокэ.

Я умолк в некотором замешательстве. Издалека на фоне сумеречного неба был виден огромный ствол исполинского гиганта, который поднимался в темноте над землёй подобно мрачной башне. Толстые корни, тянущиеся из земли, бугрились выпуклостями и переходили в извивающиеся ветви ствола. Вся конституция напоминала огромную фашину – пучок стволов, связанных вместе. В корнях дерева виднелось отверстие дупла размером с дверной проём.

Подойдя ближе, мы разглядели, что дерево росло на территории синтоистского храма Хатиман-дзинзя - "Храма бога войны".

Когда Мосэ прочитав вывеску, висевшую на закрытом храме, с указанием предназначения этого храма, я удивлённо высказал своё мнение:

- Вот уж не думал, что в Японии поклоняются богу войны. Война и религия мне всегда казались несовместимыми понятиями.

Мосэ рассмеялся, услышав мои слова, и сказал:

- Вся религия синто пропитана духом войны. В ней японец рождается, чтобы быть воином и служить императору. Ещё Сюндай на рубеже 17-18-х веков заметил в своих трудах «Тэйгаку монто»: «То, что в наш век именуют Путём богов (синто), построено добавлением Пути конфуцианства к закону Будды». А другой священник Кэйтю приблизительно в это же время говорил в своих трудах «Когансёдзё» – «Предисловие к запискам наглеца»: «Прекрасно учение Конфуция, глубоко и значительно учение Будды! Они пришли к нам с Запада, из Китая. Но вошли в обыкновение при дворе, и теперь уже забыто, кто гость, а кто хозяин, - настолько мы обогащаем друг друга и вместе преодолеваем перевалы». Но люди служат, прежде всего, императору и богам, и лишь перед смертью стают истинными буддистами. А главный путь богов - это собрать восемь сторон света под одну крышу, то, что всегда японцы и стремились делать, пока не понесли поражение во второй мировой войне. Жизнь - это борьба, а борьба - это всегда война. Война за расширение жизненного пространства. Ведь в этой стране люди не умирает, а переходят в сонм божеств. Может быть, это звучит парадоксально, но японец миром считает войну, а войну - миром. Так или иначе в каждом японце живёт дух воина. Поэтому, вероятно, этот храм и возник здесь на родине адмирала Того Хэйхатиро, как напоминание японцам о славных победах прошлого, кстати, над ваш российским флотом.

Я с опаской посмотрел на храм и на дерево и высказал предположение:

- Вероятно, дух адмирала живёт в этих места.

- Это всенепременно, - смеясь, ответил Мосэ.

И тут мне пришла в голову идея испытать на практике ту методику вхождение в состояние изменённого сознания, которую я обрёл в ботаническом саду Ибусуки, чтобы, проникнув в сознание-хранилище, пообщаться с духом покойного адмирала. И я спросил у Мосэ, как можно вызвать дух генерала.

Он улыбнулся и сказал:

- А зачем нам его вызывать, когда он уже давно наблюдает за нами.

- Не может быть, - не поверил я, - и где же он?

- А вы приблизьтесь к дереву и сразу его увидите.

Дерево было огорожено невысокой оградкой, через которую я собрался перелезть, но меня остановил грозный окрик:

- Куда это вы направляетесь, уважаемые братья? Неужели вы решили взобраться на дерево и свить там гнёзда, подобно птицам?

Я оглянулся по сторонам, но никого, кроме монахов, не увидели рядом. Грозный голос исходил от самого дерева. У меня от волнения на лбу выступила испарина и затряслись колени. В это время я увидели тень, отделившуюся от дерева и признал в ней, к своему ужасу, ни кого-нибудь, а самого адмирала и маркиза Того собственной персоной, именно такого, каким он был увековечен в памятнике. От волнения у меня вспотела спина. Некоторое время я не мог сдвинуться с места.

- Ну что же вы молчите, господа? – теряя терпение, грозно произнёс Того. – Или от страха у вас душа ушла в пятки?

- Мы пришли сюда не по своей воле, - спокойным голосом произнёс Мосэ. – Нам нужно получить Знания.

- Какие Знания? – удивился Того. - Никаких Знаний, ни свитков здесь нет и быть не может. Дупло пустое.

- Знания находятся меж корней дерева, - пояснил Мосэ. – Они нам помогут восстановить Учение и спасти человечество.

Я всё ещё не мог прийти в себя, отказываясь верить действительности, которая разворачивалась на моих глазах. Так значит, общение с мёртвыми - не сказка, - проносилось у меня в голове, - и люди, в самом деле, могут видеть мёртвых и разговаривать с ними. Всего-то нужно знать механизм вхождения в сознание-хранилище и настраиваться на волну знака совершенной истины – «эндзёдзиссо». Как всё просто! Но не знаю, радует ли это меня? Ведь не случайно природой предусмотрены определённые законы, чтобы не смешивать два мира: мир живых и мир мёртвых, и поэтому существуют определённые установки, охраняющие тайны, чтобы оградить людей от подобных сюрпризов, чтобы люди не видели наш мир с изнанки. И что же будет, если разрушить все границы и установки? Тогда всё перемешается, и в нашу жизнь начнут вмешиваться мёртвые, духи и всякая другая нечисть из параллельных миром. Кстати, это уже происходит. Ведь ещё Иисус Христос изгонял бесов из людей, стараясь защитить наш мир от их вторжения. А сейчас всё это уже возвращается на круги своя.

Я перекрестился, но видение не исчезало. Я видел у дерева тень мертвеца, пришедшего с того света, и моих друзей-монахов.

Маркиз Того на минуту задумался, потом более миролюбивым тоном предложил гостям жестом преодолеть деревянную ограду. Мы перелезли через неё и оказались лицом к лицу с грозным адмиралом. Затем таким же жестом адмирал показал на корень дерева, мы уселись на него. Того сел сам.

- По ночам я сторожу это дерево, - сказал Того. – Это дерево непростое, его камфорное масло целебно, даже я втираю его себе в спину, потому что во время войны с русскими застудил поясницу. Хоть меня и сожгли после моей смерти по буддийским традициям, но тело-то я своё сохранил. Вот оно.

И адмирал ощупал свои бока.

- Можете убедиться.

Но мы с опаской отстранились от него.

- Однако по ночам, - продолжал он, - повадился это масло красть Летающий Заяц, который обитает на луне. Он использует его для изготовления снадобий и пилюль бессмертия. Дерево очень старое, если его нещадно эксплуатировать, то оно может погибнуть. Дерево – как государство. Ему нужно давать расти, не мешать его росту. С болью в сердце я наблюдаю за тем, как моя страна теряет своё былое могущество. Когда-то Япония была великой империей. А сейчас что от неё осталось? Одно название от всего её могущества, да ещё остался только император. А совсем недавно Япония имела самый большой военный флот в мире и была владычицей всего Тихого океана. Наши владения простирались далеко южнее тропиков. И сейчас что мы имеем? Где наша великая империя? Смотреть тошно! Всё профукали. Как прав был наш мыслитель Ямагата Банто, когда в начале девятнадцатого века сказал в своей книге «Юмэ-но дай» - «Век мечтания»: «Нам нет нужды допускать к себе иностранные государства, но нужно хотя бы позаботиться, чтобы они нас не презирали».

Адмирал от расстройства сплюнул.

- Я начинал войну для построения великой Японской империи, - с горечью продолжал он. - Мои корабли внезапно напали ночью на русский флот в Порт-Артуре и потопили их два самых боеспособных корабля, что нам дало преимущество в начале войны разделить их флот и блокировать на севере и на юге. Порт-Артур нам дорого дался. Мы потеряли за время его штурма в четыре раза больше своих солдат, чем русские, защищая его. Тогда мы даже не слышали о пулемётах. Воевали одними ружьями образца «арисаки-нироку-сики». Только благодаря бездарности русских генералов, нам удалось одержать победу над самым грозным нашим врагом – царским двуглавым орлом. В битве с эскадрой Рождественского я тоже допустил ошибку, которая могла стать началом нашей катастрофы. Тогда я ничего о ней не говорил, сейчас же могу в этом признаться. Когда мы разворачивали наш флот, ставя корабли на огневые позиции напротив русской эскадры, я выбрал не тот угол разворота. И если бы русские сразу же стали обстреливать нас, то потопили бы все головные суда нашей эскадры, и мы потерпели бы в Цусиме сокрушительное поражение. Но русские проявили благородство по отношению к нам. И это им стоило поражения. У нас разные были представления о чести и благородстве. Мы действовали по своим традиционным законам чести. Для нас внезапное нападение без объявления войны было обычной уловкой самурайской доблести. Их же, как европейцев, приводило такое начало войны в негодование. Они предпочитали честный поединок с вызовом на дуэль и прочими правилами, о которых мы и понятия не имели. В честном поединке Япония никогда не победила бы, и не стала бы великой державой, потому что была слабой и отсталой страной. Но наша страна в то время была охвачена единым духом – Ямато-дамаси, потому что тогда более ста лет назад во времена императора Тэммэй изгнала из страны чертей. Которые расселились в Европе, России и Америке, создавали свои масонские клубы, богатели и потихоньку прибирали к рукам власть.

- Скажите, - набравшись храбрости, спросил Мосэ у маркиза Того, - а кем были эти черти?

- Черти-то? - удивлённо переспросил адмирал Того. – Черти были чертями, бесами. Они всегда мутят воду и приводят государство к гибели. Разве вы не читали роман русского писателя Достоевского. Он там хорошо о них пишет: «Эти бесы, все язвы, все миазмы, все нечистоты, накопившиеся в великом милом нашем больном, в нашей России. Мы бросимся, безумными и взбесившиеся со скалы и все потонем. И туда нам дорога…» Наша разведка хорошо знала этих чертей, поэтому, когда началась война с Россией, наше министерство финансов передало им полтора миллиона иен золотом. И на эти деньги они начали революцию. А Россия проиграла войну. Это был первый удар по России с применением чертей. Второго удара Российская империя не выдержала, когда через десять лет Германия повторила нашу военную хитрость и заплатила вторично чертям. На эти деньги те подняли такую бучу в стране, что не только добились поражения России в войне, но уничтожили императора вместе с его семьей и посадили под пяту дьявола весь русский народ. Враги России торжествовали. Но потом эти черти обернулись против нас, тех, кто сделал их оружием своих побед. Германия развалилась от бесов. Даже в нашу страну проникли они и стали издавать свою газету «Акахата» - «Красное знамя».

- Значит, вы считаете, что чертями были революционеры? – пытался уточнить Мосэ.

- Как вам сказать, - уклончиво ответил Того. – Чертями могут быть все, кто угодно: революционеры, террористы, банкиры, люмпены и прочие несознательные элементы.

- Вы хотите сказать также, что чертями могут быть евреи? – С дрожью в голосе произнёс Мосэ.

- Я вам говорю, - опять повторил Того, раздражаясь, - что чертями могут быть все, кто угодно: евреи, русские, японцы, американцы, французы, китайцы.

- Так кто же такой чёрт? – ещё раз повторил Мосэ, рискуя получить палашом по шее от раздражительного адмирала.

- Чёрт, - ответил спокойно маркиз Того, - это – масон, дегенерат, извращенец, отвернувшийся от Бога и утративший всякое представление о чести, совести и благе.

Мосэ внимательно слушал объяснения маркиза. Я, затаив дыхание, наблюдал за дискуссией.

- Чертями могут быть как представители богатых классов, так и бедных, - продолжал Того, - разница между ними состоит лишь в том, к каким средствам они прибегают для достижения своей цели. Все черти стремятся к власти и богатству. Эгоизм – их основной признак, хотя они на каждом углу трубят о свободе, равенстве, братстве. Это – их конёк. Никогда на земле они не установят ни свободы, ни равенства, ни братства. Как только они достигают свою цель, я имею в виду, власть, они моментально забывают об этих словах. Их бог - золото. Золотой Телец – их символ. Их программа – захват власти во всём мире, глобализация. Для этого они применяют террор, анархию, либерализм, масонство, всё, что является принципом насилия, хитрости и лицемерия. Они уже создали свою империю, которая захватила весь мир, разрушила все страны и культуры. Она питается кровью народов, стравливая их между собой. Она стремится к мировому господству. И нам нужно противостоять этому.

Адмирал Того замолчал и грустно вздохнул. Монахи, слушая эту исповедь не произносили ни слова. Маркиз тоже молчал некоторое время.

- В девятнадцатом веке, - продолжил говорить адмирал, - Аидзава Сэйси в 4-м свитке "Новых рассуждений" -"Синрон" сказал: «Эта священная война занимает ведущее положение. Она - утренний дух справедливости. Утренний дух, дух справедливости, это - «ё» - плюс. Потому её Путь справедлив, светел и ясен. Он проясняет человеческое поведение, служит велениям Неба, почитает богов, он полностью заполняет человеческие деяния, всему даёт рост и воплощает добродетель заботы о жизни всего мироздания. Варвары подобны конечностям. Они олицетворяют дух заката, дух зла, это - «ин» - минус. А дух заката и дух зла – это тьма. А потому они ищут скрытное, действуют подозрительно. Разрушая человеческий Путь, толкуют о потустороннем мире, оскверняют небеса и заискивают перед дьяволами, любят болтать вздор, умерщвляют всё сущее, идут мрачным и непонятным путём».

Маркиз Того опять сплюнул.

- Мне стыдно, - продолжил он, - что Япония превратилась в зависимую колонию Соединённых Штатов. Американцы отобрали у нас весь Тихий океан. Имеют свои военные базы на нашей земле. Позор и только. Наши воины чувствуют свою неполноценность. Позор страны – позор корабля, позор корабля – позор воина. Наш премьер-министр и Чёрный Воин пытаются отобрать северные территории у русских. А кто нам вернёт наши южные территории? - Нампорёдо? Кто их отберёт у Дьявола?

Расстроенный адмирал умолк и опустил голову на грудь.

Беседа явно тяготила монахов, но они ничего не могли поделать.

Молчание нарушил Мосэ:

- Так можем мы приступить к своей работе, чтобы освятить это дерево? – спросил он у адмирала.

Того подозрительно посмотрел на монахов и спросил:

- А кто вас послал?

- Повелитель Светлого и Тёмного пути Онмёо-но-ками.

- Кто он такой? – спросил маркиз. - Бог?

- Мы этого не знаем, - ответил Мосэ.

- А почему вы у него этого не спросили, - задал вопрос адмирал.

- Нам было как-то неудобно такое спрашивать, - ответил Хотокэ.

- А зря, - молвил тот, - нужно всегда иметь представление о тех, с кем имеешь дело.

- Но если бы мы узнали, что он - Бог, то неужели бы вы нам поверили? – набравшись храбрости, спросил адмирала Мосэ. – Ведь вы не верите в христианского Бога.

- Да, - молвил Того, - трудно поверить в то, что Бог имеет образ, схожий с человеком. Ведь он может иметь образ и дракона, и тигра, и птицы, и быка. Антропоморфные представления о Боге мне подозрительны. Я читал библейский рассказ о сотворении человека по образу и подобию Божьему. Но мне кажется, что образ Божий, это - не облик человека, а его ум. Умом мы можем походить на Бога, но внешностью – нет. Подобие Бога – наш ум, склонный к постижению истин, но никак ни наш вид.

Монахи внимательно слушали. Между тем, тот продолжал выкладывать им своё кредо:

- В Библии также написано, что первый человек на земле, съев яблоко с древа познания, обрёл разум и сразу же впал в грех. Но что это за грех? Мне не понятно. Если при помощи ума он научился различать добро и зло, то разве это грех? Потом мне не очень понятно, как можно различать добро и зло. Эти категории присущи людям и очень многозначные. Что есть добро для одного, то для другого может быть злом. Умом можно определить, что ложно, а что истинно. Но только сердце может подсказать, что есть истинное добро, и что есть зло, потому что эти понятия очень субъективные. Может быть, грехопадение Адама состояло в том, что он потерял критерии истинности и ложности, подменив их своими субъективными категориями мышления, происходящими от проявления чувств в его понятии как добра и зла?

Монахи были поражены такими суждениями, не ожидая услышать их от адмирала. Маркиз Того же, как ни в чем не бывало, продолжал:

- Прежде чем разобраться в сложных вопросах, нужно понять простые вещи, по той причине, что из простых вещей слагаются сложные. У вас, наверное, уже сложилось какое-то представление о Боге? Вы, наверное, хорошо знаете главную книгу европейцев – Библию?

- Я её прочитал от корки до корки, - завил Мосэ, - а «Ветхий завет» сравнивал с Торой.

- Так значит, вас можно назвать профессионалом в овладении знаньями о Боге? – спросил с сарказмом маркиз Того. – Вы знаете о Боге все премудрости?

Хотокэ же только развёл руками.

- По правде сказать, в общих чертах, - уклончиво ответил Мосэ.

- Как же так? - удивился Того. – У вас даже нет представления о Боге, а вы в него верите?

- Ну, мы его представляем умозрительно, - пытался оправдаться Мосэ. – Как бы вам сказать, Моисей видел облик Бога, а не его очертания. Мы не можем видеть Бога как человека, но в уме можем представить его.

- Тогда ваш Бог получается каким-то эфемерным, - расхохотался адмирал Того.

В это время над вершиной дерева поднималась полная луна, заливая светом всю местность вокруг. Блики её лучиков пробивались сквозь негустую листву камфорного дерева. Маркиз Того, видя эти лучики, начинал проявлять некоторую нервозность, он явно старался остаться в тени.

В эту секунду я, ещё не понимая сути происходящего, поднял свой взор в небо и увидел над собой огромную луну. По ней промелькнула тень зайца и уменьшающаяся тень монаха. Казалось, что заяц уводит монаха куда-то в лунную даль, а ниже под луной колыхалось облачко, похожее на маленькое озерко, и в нём летала маленькая птичка, похожая на фигурку девушки. В какое-то мгновение я увидел также в облачке фигурку другого монаха, исчезнувшего в тумане вместе с девушкой. Оторвав взгляд от луны, я устремил его в тень под деревом, и поразился ещё больше. Адмирал Того бегал вокруг дерева с таким ускорением, что у меня закружилась голова. 

Серебряные лучи упали на корни дерева. Адмирал Того подпрыгнул в воздух и, превратившись в змея, обвил своим телом кольцами ствол гигантского дерева. Затем змей ударился в землю и рассыпался искрами. От увиденной картины и перенапряжения я упал на колени и закрыл лицо руками.

- Что это было? – спросил я с изумлением у Хотокэ.

- Призрак, который испытывал нас, - ответил вместо Хотокэ Мосэ. - Как видно, лунный свет не очень нравится призракам.

Мне потребовалось какое-то время, чтобы прийти в себя. Мосэ и Хотокэ, как мне показалось, были не очень удивлены всем происшедшим.




ДЕНЬ ВОСЬМОЙ


О, ведь вчерашний день
Ты был ещё здесь с нами,
И вот внезапно облаком плывёшь
Над той прибрежною сосною
В небесной дали между облаками…

Анонимное произведение (III-444) «Манъёсю»


Und Gott machte zwei grosse Lichter: ein grosses Licht, das den Tag regiere, und ein kleines Licht, das die Nacht regiere, dazu auch Sterne. Und Gott setzte sie an die Feste des Himmels, dass sie schienen auf die Erde und den Tag und die Nacht regierten und schieden Licht und Finsternis. Und Gott sah, da; es gut war. Da ward aus Abend und Morgen der vierte Tag.



Немного успокоившись, я спросил монахов:

- Но как так получилось, что мы увидели призрак мёртвого человека? Ведь такое физически не возможно. В некоторые вещи мой разум отказывается верить. Как это можно объяснить с точки зрения буддизма?

- Очень просто, - сказал Мосэ, - я вам говорил уже о седьмом сознании "мана-сики". Так вот, только люди, обладающие сильным седьмым сознанием, способны проникать в запредельные миры и общаться не только с духами умерших людей, но и с разными преображёнными тонкими сущностями, такими, как Летающий Заяц, о котором упоминал маркиз Того. Ведь как вы поняли, наш мир неоднороден. Более того, он заполнен разными мирами и вмещает в себя различные сферы с разными наполненностями материи. Ведь и свет – это тоже материя. Обычный человек привык различать свет только в определённых диапазонах свечения. Его глаз видит только то, что он привык видеть, а ухо слышит то, что он способен слышать. Но седьмое сознание открывает у него новые способности. Оно взаимодействует с некой средой, которую мы ещё называем изнанкой мира, где всё храниться, и откуда может всё появиться, то есть, возникнуть.

- Как же это происходит? – удивился я.
       
- Это сознание выполняет роль посредника между сознанием-хранилищем и первыми шестью сознаниями, и как бы извлекает "семена" из хранилища. Появление "семян" называется "искуриванием аромата" – «кундзю» по аналогии с горением курительной палочки. Обусловленные "семена" конфигураций дхарм через "мана-сики" воспринимаются шестью сознаниями, и в результате обыкновенный человек ощущает собственное "я" и ощущает то, что обычному сознанию представляется окружающим миром со всеми имеющимися в нём явлениями. По принципу обратной связи такого рода информация поступает в "седьмое сознание", а оттуда в виде семян выкуривается в сознание-хранилище согласно популярному стихотворению: "Семя производит манифестацию. Манифестация производит семя. Эти три - семя, манифестация и искуривание нового семени действуют снова и снова. Причина и плод проявляются одновременно".

- Так неужели мы своим воображением создаём дополнительные знаки и виды в этом хранилище, добавляя свои "семена" в общую копилку? - заинтересованно спросил я.

- Можно сказать и так, - согласился со мной Мосэ.

- Но почему мы все по-разному видим этот мир? - опять спросил я. - Почему одни видят скрытые явления, происходящие в мире, а другие нет? И почему кто-то способен встретить призрак или разговаривать с умершим, а у другого отсутствуют эти способности. И почему только избранные могут предвидеть будущее и попасть в нирвану? Даже эти знаки, которые мы встречаем на своём пути, мы все воспринимаем по-разному.
 
Хотокэ на мои вопросы ответил следующем образом:

- "Семена", находящиеся в сознание-хранилище, обладают шестью общими для всех качествами. Во-первых, могут проявляться только на один момент, появление новых "семян" также не может длиться более одного момента. Во-вторых, "семена" проявляются одновременно с тем, что получается в результате их проявления. В-третьих, проявление "семени" синхронно с функционированием в данный момент соответствующего из шести "сознаний". В-четвёртых, "семена" имеют те же качественные характеристики, что их проявления. В-пятых, манифестация "семени" происходит только в результате соответствующего причинного действия. И в-шестых, каждое "семя" может производить только одно ему присущее и только для него характерное проявление. "Семена" подразделяются на изначально существующие и новые, появившиеся в результате манифестаций; универсальные и индивидуальные; "хорошие" и "плохие".

- Как сложно устроено это сознание-хранилище! - удивился я. - Но как оно действует? И как им можно управлять?

- Универсальные "семена", - сказал Хотокэ, - по мнению Сюаньцзана обладают одинаковыми качествами и присутствуют в "сознаниях-хранилищах" всех живых существ. Они же обуславливают одинаковые в каждом случае проявления и соответственно восприятия. Поэтому все люди более или менее одинаково воспринимают горы, леса, реки и прочее. Индивидуальные "семена", будучи свойственны "сознанию-хранилищу" только отдельного живого существа, предопределяют различия в восприятиях и оценку явления. Одному что-то кажется красивым, другому - безобразным. В сознании-хранилище хранятся как "хорошие", так и "плохие" "семена", обуславливающие появление дхарм типа "муро", то есть, благоприятных для правильного понимания мира и для спасения, и во втором случае - типа "уро", препятствующих этому. Ответственность за извлечение "семян" из сознания хранилища несёт седьмое "сознание" "мана-сики", другими словами, разум, который у обыкновенного человека наделен самыми отрицательными качествами.

- Почему? - удивившись, спросил я, так как всегда считал разум человека самым совершенным природным обретением.

- Потому что феноменальный мир проецируется из "сознания-хранилища" и воспринимается шестью "сознаниями". Однако всё многообразие представлений, то есть, конфигураций дхарм, обусловленных "семенами", сводится к "трём знакам дхарм". Первое, это - представление о том, что бытие конструировано всеми разновидностями дхарм. Это - "знак привязанности к всеобщим измерениям" (хэнгэ сёсю-со). Данный знак характеризуется установлением временных имён и различий всех дхарм, а также следованиям "словесным проповедям". Этот знак пуст и ложен. Во всех этих различиях, всеобщих измерениях и представлениях нет смысла, а есть лишь некое его подобие. Этот знак ведёт человека в первую очередь к заблуждениям. Мы его называем "пустое, отсутствующее" (ку-му), чем подчёркиваем полную иллюзорность бытия, воспринимаемого таким образом. Второе, это - представление о том, что все феномены возникают во взаимодействии друг с другом и во взаимозависимости друг от друга. Это - "знак возникновения с опорой на другое" (этаки-со). Данное представление характеризуется признанием существования "собственной природы естества всех дхарм", причин их появления, именно: "поскольку существует это, рождается то; так как рождается это, рождается то". Сутра "Юисики сандзю рондзю" разъясняет, что "различие собственной природы своего существа или каждого феномена в этом представлении о возникновении с опорой на другое порождается внешней причиной". Это представление второго типа можно характеризовать как сведение всего к причинам появления и действия единичных сущностей, то есть, дхарм, конструирующих дела и вещи, к функционированию закона "зависимого существования". Этот знак тоже является ложным, так как определяется формулой "временное - не истинное наличие, а ложная реальность - (кэу).

Я старался напрячь все свои интеллектуальные возможности, чтобы вникнуть в суть слов Хотокэ, но мой разум начинал давать сбои, и я охладевал к его объяснению. Мосэ это заметил и вмешался в его объяснение, сказав мне:

- Почему всё это мы вам говорим, да потому чтобы вы очистили своё сознание, освободились от принятых в обществе стереотипов, и не опирались в своих взглядах на представления и действия тех, кто допускает ошибки, не слушали бы других, не подражали бы им, а вышли бы из под гнёта зависимости от кого или чего бы то ни было, увидели бы истину своими глазами в её чистом виде.

Услышав его замечание, я попытался взять себя в руки и сконцентрироваться на объяснении. Хотокэ продолжал своё объяснение:

- И, наконец, главное, истинное представление о бытии - это "знак совершенной истины" – «эндзёдзиссо», который вы должны искать в своей жизни и замечать в любом проявлении действительности. В "Сутре о понимании глубокой тайны" говорится: "Совершенно истинный знак или вид всех дхарм - это истина таковости, то есть Абсолюта, одинаковости всех дхарм, где отсутствует всякая двойственность, то есть, бытие представляется в виде некой целостности, только тогда иллюзия существования дхарм, то есть, единичного, может быть преодолена. Данный знак определяется формулой: "действительное - истинное наличие и реальность" - (дзицуу). Истинный знак - это отсутствие каких-либо знаков, или иными словами "голая правда". Мы должны всегда стремиться понять эту чистую Истину.

- Для чего это нужно вам? - вмешался в объяснение Мосэ, как бы задавая мне вопрос и тут же отвечая на него сам. - А для того, чтобы человек научился правильно смотреть на вещи и события. Если он сможет видеть правду, то его не собьют с пути никакие заумные объяснения или общепринятые установки. Он не будет подвержен влиянию распространённых заблуждений. Он сам будет видеть Истину, и понимать всё происходящее вокруг него в неодолимо-поступательном движении. То есть, он одновременно научиться видеть прошлое, настоящее и будущее, то, чего вы уже достигли во время нашего первого сеанса медитации. Если вы пойдёте этим путём, то не только сможете понимать всё, что происходит в нашем мире, читать мысли людей, но и вступать в общение с давно умершими людьми, чья энергетика души откочевала со смертью тела в общее сознание-хранилище, как это только что произошло сейчас.

- Я смогу говорить со всеми мёртвыми? - удивился я.

- Совершенно верно, - ответил Мосэ, - вы обретёте дар общения с мёртвыми, с живыми людьми на расстоянии и даже ещё с не родившимися людьми, а также с разного рода духами. Вы сможете даже путешествовать во времени и пространстве.

Я был очарован такой перспективой и погрузился в раздумья. В то время как монахи приступили к своему делу. Я с интересом наблюдал за их действием, хотя и не понимал, что они делают. Они сели друг против друга в позу лотоса на маленькой площадке в дупле дерева и выставили перед собой руки ладонями вниз. Вначале ничего не происходило, затем из земли вырвался подобно вулкану поток свечения. Искорки от него разлетались в разные стороны. Ещё через какое-то время из земли стал выбиваться белый луч света, похожий на голографическую форму свитка пергамента. Наконец он как цветок вытянулся из земли и развернулся, и я увидел на его как бы электронной поверхности проявившиеся знаки. Их было немного, но они не походили ни на одну земную письменность. Через несколько мгновений свечение погасло, и в тот же миг обессиленные монахи повалились на землю.

- Что это было?! - в возбуждении воскликнул я, подбежав к ним и пытаясь вытащить их из дупла.

- Вероятно, божье писание, - с трудом проговорил Мосэ, лежащий на спине. - По вашей религии это понятие полностью может отвечать вашей веры.

- Мы же, буддисты, - сказал Хотокэ, - считаем это лучом света, дарованным нам из недр мироздания нашим учителем Буддой Шакьямуни, который перевоплотился в проводника небесных знаний.

- А на каком языке было это сообщение? - спросил я. - И что в нём значится?

- На языке небесных знаков, а что оно означает, мы пока не знаем, но думаю через медитацию мы поймём смысл этого послания.

Глядя на ночное небо и отдыхая, Мосэ сказал Хотокэ:

  - Ты знаешь, почему Моисей закрыл своё лицо, когда увидел Бога?

Тот покачал головой.

- Чтобы узреть Бога, нужно проявить крайнюю осторожность и сдержанность, без которой невозможно умом постичь Его. Это постижение должно быть умозрительным, свободным от воздействия чувственного восприятия и воображения. Поэтому Моисей и закрыл своё лицо, боясь смотреть на Бога. Те, кто не проявляют сдержанности, остаются ущербными, не обретают особого видения и не видят сотворённого Всевышним света, заключенного в Истине. Ибо свет это и есть Истина, а Истина – свет. Видеть Бога – это значит - понимать Его истину. Нам это нужно будет учесть, когда мы примемся за расшифровку небесных посланий, чтобы понять истину, которую нам желают сообщить высшие силы. Помнишь, что писал Муро Кюсо в «Суругадай дзацува» - а «Беседах в Суругадай»: «Явление божеств и их ответная милость возникают в сердце, являющемся обителью божественного света, стихийно взаимодействуя с божественным светом мироздания, если тому не мешает никакие эгоистические желания. Такое сердце, без эгоистических желаний, никогда не заимствует мыслей и деяний – имеет ли оно дело с покоящейся пустотой или с движением по прямой. И лишь в той мере, в какой сердце исходит из глубины покоящейся пустоты, оно, согласно закону, управляет духами и богами, но нет ничего такого, чем управляли бы духи и боги».

Хотокэ ничего не ответил, он тоже лежал на спине и всматривался в ночное небо, где мерцали поблекшие от лунного света звёзды. Над камфорным деревом и храмом Хатиман-дзиндзя сияла огромная луна. Глядя на неё, Мосэ сказал:

- В свете луны мы можем чувствовать себя в безопасности. Может быть, перед дорогой мы вздремнём по очереди и наберёмся сил?

- Хорошо, - согласился Хотокэ, - ты ложись, поспи, а я покараулю. Потом ты меня сменишь.

- Я вас покараулю, - живо откликнулся я, - а вы отдохните и наберитесь сил перед дальней дорогой. Вы и так потрудились, очень много потеряли энергии, делая вашу работы.

Монахи переглянулись, и Мосэ сказал:

- Но сможете ли вы сохранять хладнокровие, и не испугаетесь ли, если столкнётесь с чем-либо непонятным. Ведь вы научились проникать в другое измерение и можете увидеть мир с изнанки. А там бывают такие вещи и случаются такие чудеса, в которые отказывается верить наш человеческий разум. Готовы ли вы к проявлению чего-то необычного?

- Только что вместе с вами я уже пережил нечто необычное, - ответил я, - когда мы беседовали с духом адмирала Того. Так что подвижки в моём сознании произошли, и я готов к проявлению других чудес и неожиданностей.
 
Монахи поблагодарили меня и, лёжа на траве, сразу же заснули. Я, глядя на полный диск луны, который поднялся почти над самой моей головой, попытался осмыслить всё, что произошло рядом с этим деревом. Я ещё раз пришёл к выводу, что если всё произошедшее - не галлюцинация, то рассказы о призраках начинают казаться не такими уж беспочвенными.

Подумав так, я вдруг увидел спустившегося с неба человека. Впечатление было таким, как будто этот человек приземлился откуда-то сверху на невидимом парашюте. Коснувшись земли ногами, он пружинистой походкой направился к дереву. В руках у него был скребок и маленькое ведёрко.

- Кто вы? – изумлённо воскликнул я, обретя дар речи.

Человек от неожиданности вздрогнул и обернулся. Увидев на траве сидящего меня и спящих монахов, он боязливо поклонился в мою сторону и заговорил.

Я ушам своим не верил. Огромный прозрачный заяц в рост человека с лицом европейского мужчины бойко заговорил со мной по-русски. «Что это? – думал я. - Галлюцинация моего расстроенного воображения или явь». С неба лился лунный свет, заполняя всю поляну лунным сиянием. 

Летающий Заяц представился:

- Меня все зовут Летающим Зайцем.  Я живу на луне, и готовлю чудодейственные снадобья и пилюли бессмертия. Обычно в такие фазы луны я спускаюсь на землю, чтобы собрать кое-какие компоненты для моих лекарств. Когда ярко светит луна, то все призраки прячутся и не мешают моей работе. Как вижу, вы - не призраки.

- Мы – монахи, - ответил я и, немного успокоившись, продолжил. – По правде говоря, я впервые в жизни встречаюсь с небесной сущностью. Как я вижу, вы – не человек.

- Совершенно верно заметили! – воскликнул Летающий Заяц и расхохотался. – С людьми я не имею ничего общего, поэтому и живу на луне. Моё тело состоит из более тонкой материи, чем у вас. Это даёт мне неограниченные возможности. Я умею проникать в такие места, куда не способен проникнуть простой человек. Но то, что вы меня видите, это уже делает вам честь. Я также как и вы принадлежу к одухотворённой материи, но только более тонкого свойства. Бог создавал нас ещё до образования земли, а потом расселял нас по всему космосу. Мне досталась луна. На земле я могу принять любое обличие. Но из всех видов живых существ мне больше всего приглянулся заяц, как самое совершенное животное, а лицо я заимствовал у человека, потому что оно больше всего подходит для общения. Этих монахов я уже знаю, мне приходилось с ними общаться, а вот вас вижу впервые. Рад с вами познакомиться.

- И мне приятно познакомиться с вами, - сказал я и поклонился ему. – Так что же вы такое собой представляете?

Услышав мой вопрос, Летающий Заяц опять рассмеялся и сказал.

- Я же не спрашиваю вас, что вы собой представляете. Но думаю, что вы и сами не знаете, чем вы являетесь в этом мире.

- Извините за бестактный вопрос, - виновато произнёс я.

- Ну что вы, - воскликнул Летающий Заяц, - к чему такие церемонии! Не нужно извинений, ведь вы и в самом деле мало что понимаете в вопросах разнообразия сложных материй. Поэтому ваш вопрос вполне закономерен и естественен. Все мы в этом мире из чего-то состоим, и что-то представляем собой. Монахи вам, наверное, многое объяснили со своей позиции твёрдых тел и кое-чему научили, если вы смогли увидеть меня в ночное время. Не многие люди способны видеть и различать тонкие сущности в этом мире. Но и они тоже подвержены многим заблуждениям, пытаясь объяснить мир с точки зрения своего учения.

- Что вы имеете в виду? – изумился я, считая до этого их учение самым совершенным.

- А то, - ответил Летающий Заяц, - что им взгляды на мир тоже субъективны. Но это не их вина. Дело в том, что твёрдым телам, которыми являетесь вы, сложно проникать в твёрдую материю. Их твёрдость мешает их проникновению, поэтому они постоянно в мире сталкиваются с такими же твёрдыми телами, как они сами. Это происходит и на их ментальном уровне. Хоть они и открыли пустоту и стремятся, пребывая в ней, сами раствориться до её состояния. Но у них это не получается и вряд ли получится. В физическом мире нужно быть такими разряжёнными, как я. Тонкие сущности могут проникать в любое тело, и даже в тело любого человека, и как бы замещать его. Вы сами в какой-то мере и в некотором смысле являетесь тонкой сущностью. Ведь вы же не знаете, откуда вы прибыли и куда направитесь. Вы не знаете границ ваших перемещений. Но вам всегда трудно одолеть своё физическое существо. От этого у вас и возникает тяжеловесность, даже в ваших мыслях. С нами же другое дело, наши мысли легки, как сама пустота. Мы ни на чём не зацикливаемся, и ни с чем не соединяемся, мы всегда остаёмся независимыми, вольными и неизменными. А это для вас составляет большую трудность. Вы никогда не бываете самодостаточными, и обязательно к чему-либо привязываетесь, или стараетесь извлечь из чего-либо пользу. Вас постоянно тянет к каким-либо действиям, к самообновлению, к покорению, к захвату чего-то. Однажды в моём теле побывал один из ваших соотечественников, но ему не очень понравилось жить на луне, и он преобразился в другое существо и отправился путешествовать по Вселенной. Люди, вообще, представляют собой бродячие сущности. Им никогда не сидится на одном месте. Как только они получают определённые знания, то тут же отправляются в дорогу за приобретением других знаний. Уж очень все вы любопытны и любознательны. Все мы состоим из света, а свет не стоит на месте, он находится в постоянном движении. Но в нашем движении нет эгоизма, и мы не стремимся вмешиваться в дела других сущностей. Поэтому все мы такие прозрачные и обтекаемые. Иногда мы входим в тела людей, чтобы понять их и испытать их мироощущения, но долго оставаться в них не можем, потому что нам чужды их узконаправленные устремления и узость их виденья мира. Мы можем становиться людскими сущностями и пребывать в их телах, но по своей сути мы всегда остаёмся сами собой. Это и есть наше истинное кредо – видоизменяться, но всегда возвращаться к себе. Хотите, я на примере вам это продемонстрирую?

Я обалдело кивнул головой.

Летающий Заяц приблизился ко мне и присел рядом, положив на траву скребок и ведёрко. Он вдруг заговорил со мной голосом отца Гонгэ, превратившись в настоящего отца Гонгэ:

- Иногда у меня возникает такое чувство, что я обязательно увижусь когда-нибудь с моими учениками и волнистыми попугайчиками. Я сожалею, что не уберёг их. Наше тело ничего не представляет собой, оно тленно, но наши мысли вечны, они живут как «ри» в Великом Пределе, и им не грозит ни разрушение, ни истление. Благодаря своему сохранившемуся «ри», мы можем через многие века вновь воскреснуть. А это доказывает, что «ри» - высшая образная субстанция закона создаёт «ки» - энергию, а не наоборот. Иными словами, Творец делает кирпичики, а не кирпичики - Творца. Набожный поэт Фудзивара Митинага, живший на рубеже десятого и одиннадцатого веков, однажды приехал на поклонение во Внутреннюю обитель на священной горе Коя-сан. Дверь ему открыл сам святой Кобо-дайси, скончавшийся за сто тридцать лет до рождения Митинага. Поэтому во мне теплится надежда, что когда-нибудь я встречусь со своими учениками и волнистыми попугайчиками, если даже они перевоплотятся друг в друга.

Слушая его речь, я испытал потрясение. Я явственно видел отца Гонгэ перед собой, но это был не он, а какая-то другая сущность, говорящая его голосом и вещающая его мысли. Это не укладывалось в рамки моего понимания. «Так кем же мы являемся? – подумал я. – И кто в нас живёт, помимо нас? Как можно так просто вселиться в чужое тело»?

Я оглянулся вокруг себя, но в моём окружении ничто не изменилось. По-прежнему над огромным деревом сияла полная луна, а на траве спали мои сопровождающие монахи.   

"О Боже! - воскликнул я про себя. - Как может Летающий Заяц говорить голосом отца Гонгэ? Что это? Явь? Сон? А может быть, это - безумие? Вот как опасно входить в состояние изменённого сознания. Когда выходишь из него, то становишься ненормальным. Когда открываешь другой мир, то реальный мир начинает преображаться таким образом, что чудеса становятся обыденным делом. А может быть, я уже покинул реальный мир. Всё могло случиться. Когда мы плыли на шхуне по Японскому морю, эта шхуна могла затонуть. Я, монахи и вся команда шхуны могли погибнуть. Наши души могли разлететься по Вселенной, а так как меня и монахов связывала при жизни духовное единство, то я и остался в этом путешествие с монахами, как бы продляя своё живое существование, но уже в новом измерении. Как бы это мне проснуться, или хотя бы понять, жив я или уже умер".

А тем временем Летающий Заяц продолжал вещать голосом отца Гонгэ нечто несуразное о небесном общении:

- Мне часто приходит на ум такая мысль, что мог думать обо мне Ричик, живя в своей клетке. Он видел меня каждый день, наблюдал за мной, как я чищу его клетку, даю ему корм, наливаю воду. Он мог видеть, как я готовлю себе пищу, мою посуду, убираю со стола или накрываю на стол. Когда я начинал свою трапезу, он тоже садился возле своей кормушки и клевал зерно. Наша с ним жизнь проходила параллельно. Он видел, что я могу многое, чего не может он. Он чувствовал мою силу и то, что сам зависит от меня. Мне иногда становится интересно, как относятся к нам, высшим существам, те, которые тоже наследуют эту землю. Мне хотелось бы знать, что они думают о людях. Не кажемся ли мы им богами, которых они боятся, но от которых зависят. Для Ричика я не был богом, а скорее ангелом, потому что заботился о нём. Может быть, сейчас Ричик, вознёсшись на небо, стал ангелом и начал заботиться обо мне, платя мне добром за моё добро. Почему я так думаю? Часто радостное настроение нисходит на меня в звуках трелей соловья, звучащих из некой небесной сферы. Может быть, их посылает мне он.

Отец Гонгэ продолжал говорить и говорить. И я уже не знал, кто он - настоящий монах или небесная сущность.

- Я верю в бессмертие своих учеников. Наше тело может превратиться в прах, но наш дух вечен. Это подтверждает такой случай: Поэт Аривара-но Нарихира в середине одиннадцатого века остановился на ночлег в местности с романтическим названием Восемьдесят Островов. Он очень скучал в этой глуши и хотел пообщаться с какой-нибудь родственной душой. И вдруг посреди равнины раздался женский голос, декламирующий поэтическую строфу: «Всякий раз, как задует осенний ветер, болят мои глаза». Это декламировал череп поэтессы Оно-но Комати, чьи глазницы проросли побеги китайского муската. В эфире мироздания она уловила его настроение и вышла с ним на связь. Так что ни наш череп, ни наши кости не имеют никакой цены. Потому что самым ценным и вечным является наш дух.

И тут отец Гонгэ опять преобразился в Летающего Зайца. Я стал тщательнее приглядываться к нему, пытаясь определить достоверность его наличия, то есть, его сущностное нахождение в реальности: наличествует ли он на самом деле или существует как некая галлюцинация в моём воспалённом мозге. Но по виду он ничем не отличался от обыкновенного человека, только имел оттопыренные уши. Выглядел он молодо, но в его взгляде чувствовалась некоторая робость. Через некоторое время голос его стал меняться, и уже не походил на голос отца Гонгэ.

- Значит, - спросил я, - вы не только можете проникать в чужие тела и становиться как бы другой сущностью, но и и впускать в себя другие сущности?

- Да, - ответил он, - был у меня такой случай.

И он рассказал о том, как однажды позволил в себя вселиться одному русскому студенту. Во время русско-японской войны тот служил матросом на броненосце «Николай Первый». Во флот угодил из-за своей революционной деятельности в Санкт-Петербургском университете, будучи там студентом. Попал в плен к японцам вместе с кораблём. На полуострове Ното префектуры Исикава простудился в лагере военнопленных, умер и был похоронен там же. Будучи призраком, посещая своих соотечественников на русском кладбище в городе Канадзава, познакомился с приехавшим русским стажёром и подружился. По некоторым обстоятельствам, они вынуждены были вместе совершить экскурсию в прошлое, попасть во второй год правления императора Тэммэй, чтобы вернуться на родину на судне капитана Дайкокуя Кодаю, отплывающем из порта Сироко. Но вместо этого, они поддались на уговоры Дремлющего Будды Кабэ-но-син-Сяку и ввязались в войну с чертями, захватившими Японию. После изгнания чертей из страны Буддой было даровано им бессмертие, а ему в придачу ещё и луна для изготовления там чудодейственных снадобий. Но вскоре этот студент откочевал из его тела, и Летающий Заяц вновь обрёл свою первозданную сущность.

- Всё на этом свете текуче и непостоянно, - сказал он в заключении своего рассказа, - только мы всегда остаёмся сами собой, и наша сущность не меняется.

Всё это показалось мне самым настоящим бредом.

Рассказав всё это, Летающий Заяц спросил меня, с какой целью мы, я и мои товарищи, находимся возле камфорного дерева. Я, не вдаваясь в подробности, объяснил ему, что монахи пытаются отыскать одно утерянное учение об истине и спасти мир, а я составляю им компанию.

Услышав это, Летающий Заяц расхохотался.

- Как? – удивлённо воскликнул он, - разве им собственного учения об истине не достаточно, что вы ищете другое? К тому же меня забавляет слышать, что кто-то собирается спасать мир. Выходит, что ни их мир спасает, а они его спасают. Какое сумасшедшее заблуждение!

Я развёл руками, не зная, что ему ответить.

- Когда-то один студент также искал учение об истине, - горячо стал говорить Летающий Заяц, - и тоже думал, что нашёл его в марксизме. Должен вам признаться, что он вышел из старой еврейской семьи. Для того, чтобы он смог учиться в Санкт-Петербургском университете, ему пришлось креститься, чему противились его родители. Но в Христа он тоже не верил, потому что все революционеры были атеистами и безбожниками. В университете он занимался марксистской пропагандой, за что был исключён. Когда он попал на флот и прибыл в Японию, то понял, что это - Божье наказание за отречение от его веры. Когда начинаешь от одного учения бросаться к другому, то из этого ничего путного не выходит.

- Значит, в то время он вообще не верил в Бога? – спросил я его.

- Трудно сказать, во что он верил, - признался Летающий Заяц, - по настоящему все сущности начинают что-то понимать, когда из одного измерения перемещаются в другое. В этом мире не всё так просто, как кажется. Всё - относительно во Вселенной.

- Мои товарищи, - заметил я, кивнув на спящих монахов, - считают, что все, кто не верит в Бога, становятся чертями.

- Думаю, что они не далеки от истины, - с лёгкостью согласился Летающий Заяц. – Богословы считают чёрта – антитезой Бога. У человека, который перестаёт верить во Всевышнего, появляется чувство вседозволенности. И он рано или поздно теряет человеческий облик. С этого момента начинается перерождение человека: вырождение, дегенерация, медленное угасание, физическое и умственное, что хуже самой смерти, и это сейчас происходит во всём мире. Это происходит среди русских, американцев, европейцев и японцев.

- А среди евреев? – поинтересовался я.

- И среди евреев - тоже, - согласился Летающий Заяц. - Евреи, потерявшие связь с Богом, сами себя уничтожают. В Санкт-Петербурге в университете тот студент изучал Карла Маркса. Сам Карл Маркс вышел из еврейской среды, но он призывал уничтожать евреев как класс мировой буржуазии, монополизировавшей в своих руках все богатства в мире. Среди евреев было много отщепенцев, которые ввергали мир в катастрофу, хаос и реки крови.

- Но, потеряв свою веру, можно вновь её обрести, - возразил я ему. - Всё зависит от самого человека. Истина – очень индивидуальна. Иногда падение происходит ради восхождения.

Мосэ заворочался во сне, и перевернулся с бока на бок.

- А как они собираются обрести это учение? – спросил Летающий Заяц у меня, с улыбкой посмотрев на спящего Мосэ. – Уж не путём ли медитации или сна?

Я пожал плечами, не зная, что ему ответить. Я не стал говорить ему об энергетических схронах, таящихся в корнях деревьев. Подумав, я ответил:

- На острове Кюсю растёт четыре огромных камфорных дерева. Возле них мы и должны побывать.

- Я знаю эти деревья, - обрадовался Летающий Заяц, - я как раз туда направляюсь, чтобы собрать с них камфорное масло для моих снадобий. Если вы не возражаете, то я могу составить вам компанию. Вот только подождите, я наберу немного камфорного масла с этого дерева.

Я не знал, что ему ответить, потому что вспомнил предупреждение монахов о том, что не должен проявлять самостоятельности в состоянии изменённого сознание, к тому же путешествие Летающего Зайца с нами, возможно, не входило в планы монахов.

А тем временем Летающий Заяц легко поднялся с травы, подобрал скребок и ведёрко и направился к дереву. Пока он соскребал с дерева затвердевшие наросты, меня вдруг охватил страх. Я подумал, что как ни как, но только что общался с некой тонкой сущностью, о которой абсолютно не имею никакого представления. Не в силах сдерживать дрожь в теле, я коснулся плеча Мосэ, и тот проснулся.

- Уже время? – спросил он его, протирая глаза.

Я приставил палец к губам и прошептал:

- Мы не одни.

- Кто здесь ещё? - удивился Мосэ, тоже переходя на шепот.

- Летающий Заяц, - ответил я.

- Откуда он взялся? – удивился монах. - Прибыл с луны? И что он делает? 

- Собирает камфорное масло с дерева для своих чудодейственных снадобий.

Мосэ сел на траве и воззрился в тень дерева, где Летающий Заяц позвякивал своим скребком и ведёрком.

- Он предлагает нам вместе отправиться к другим большим деревьям на острове, - шёпотом сообщил я монаху, - потому что и с них он хотел собрать камфорное масло.

- Ну его к лешему, - махнул рукой Мосэ, - мне совсем не нравится перспектива бродить с призраком по всей Японии.

- Мне тоже не нравится это, - согласился с ним Хотокэ, только что проснувшийся, - хотя Летающий Заяц и не призрак, а небесная сущность, но в наших путешествиях лучше всего полагаться на людей. Только так мы сможем сохранить нашу человеческую сущность.

В это время Летающий Заяц, закончив свою работу, приблизился к нам. Увидев бодрствующих монахов, он склонился перед ними в низком поклоне и сказал:

- Я же знаю вас. Ведь раньше мы встречались с вами и даже вели умозрительные беседы. Одного из вас зовут Хотокэ, что означает Будда, а другого Мосэ – Моисей. И оба вы находитесь в поиске истинного учения, путешествуя по Японии. Как это символично!

Хотокэ и Мосэ переглянулись, но ничего не сказали.

- Я готов, - сказал Летающий Заяц, - мы можем отправляться.

- Прямо сейчас? – удивился Мосэ.

- А чего ждать? Сейчас и тронемся, - ответил Летающий Заяц.

    –      Но надо дождаться утра, чтобы отправиться в дорогу, – заметил Хотокэ.
   –      Совсем не обязательно ждать утра, – возразил ему Летающий Заяц. – Мы можем это сделать незамедлительно. Вы же умеете перемещаться в пространстве.
   –      Мы-то умеем, – ответил Мосэ, – но вот наш друг ещё не достиг той стадии, чтобы совершать телепортацию.
   –      И к тому же, в темноте можно сбиться с дороги и заблудиться в бамбуковом лесу, – заметил Хотокэ.
   –      При такой-то полной луне? – удивился Летающий Заяц. – И к тому же, неужели вы собираетесь отправляться туда пешком по земле.
   –      Мы способны переместиться туда с вами и по воздуху, но вот наш товарищ такого способа передвижения не знает, – упомянули ещё раз монахи, – у его нет таких способностей.
   Летающий Заяц посмотрел на меня и на них с иронией и спросил:
   –      Почему же вы его этому его не обучили?
   –      У нас просто на это не было времени.
   –      Вы можете обучить его какому-нибудь простому способу сейчас, – заметил Летающий Заяц, – ведь я слышал, что монахи могут добраться туда с помощью одной буддистской молитвы. Этот способ мне не знаком, но им, как я слышал, когда-то пользовались монахи из монастыря Ниндзя-дэра в Канадзаве.
   –      Как это? – удивился я.
   –      Очень просто, – ответил мне Летающий Заяц. – Вы начинаете читать эту молитву вслух, и она вас переносит к тому месту, куда вы хотите попасть. Двести лет назад монахи уже прибегали к такому способу передвижения, когда расправлялись с чертями во всех углах Японии.
   Я не поверил словам Летающего Зайца, но, вспомнив, как тот приземлился на поляну, прямо спустившись с луны, не стал ему возражать. Зато Мосэ высказал пришельцу свою точку зрения на такой забавный способ передвижения. Он сказал:
   –      Мысленно обычный человек может перенестись хоть на луну, но вот в реальном мире ему вряд ли это удастся сделать. Мы знаем один способ перемещения в пространстве, нечто вроде телепортации, но пользуемся совсем другим методом, а именно, ментальным погружением в нирвану, а затем возвращаемся на землю в то место, где хотим очутиться.
   –      Забавно! – воскликнул Летающий Заяц, – как-нибудь нужно попробовать.
   Сказав это, он тут же рассмеялся.
   – Забавно! – продолжил он. – Вы не верите в силу молитвы? Какие же вы после этого монахи? Кстати, этой молитве когда-то научили одного студента, который одно время находился в моём теле, странствующие монахи-ниндзя из монастыря Мёрёдзи «Чудесного Превращения», что находится в городе Канадзава. Этот монастырь ещё называют Ниндзя-дэра, храмом ниндзя. При помощи этой молитвы он с Синем Драконом, фазаном, обезьяной и собакой перемещался с запада на восток, с юга на север по всей Японии, потроша при этом по пути всех чертей.
   Хотокэ и Мосэ опять переглянулись.
   –      Во всё это очень трудно поверить, – сказал я, – но я думаю, что с помощью только одной молитвы мне трудно будет куда-то перемещаться.
   Меня поддержал Мосэ, сказав своё мнение о полётах такого типа:
   –      Обычный человек без соответствующей подготовки, вряд ли сможет летать.
   –      Боже! – воскликнул Летающий Заяц. – От кого я слышу слова неверия? От самого Моисея. Я понимаю, как трудно преодолеть своё неверие, вырваться из рабства своих представлений об этом мире. Но когда-то Моисей пришёл к своему народу, показывая ему разные чудеса, и народ тоже не верил ему. Они не верили, что Бог говорил с Моисеем и послал его к ним, чтобы он спас их от рабства. Все вы находитесь в рабстве своих убеждений и вам трудно верить в чудеса.
   –      Совсем нет, – ответил ему Мосэ, – я готов поверить в чудо, то только в такое, которое исходит от самого Бога, а не от духа или человека. Всё, что исходит от человека, это – не чудо, а искусство. Птицы тоже умеют летать, и мы не удивляемся этому. Потому что они владеют искусством полёта. Можно научиться делать много чудес, но при этом невозможно стать Богом. Фокусник отличается от Бога тем, что от него ничего в мире не зависит, а от Бога зависит всё. Но человек отличается от всех живых существ на земле тем, что может иметь прямую связь с Богом.
   –      Совершенно верно, – легко согласился с ним Летающий Заяц, – я тоже думаю, что Бог напрямую связан с человеком, так как божьим промыслом проникнуты все сферы бытия и инобытия человека. Бог, как необходимо-сущее, объемлет ангелов из нематериальной сферы, все неизменные формы в небесных сферах и текучий земной мир, где происходят возникновение и уничтожение, рождение и смерть. Поэтому если Бог устанавливает с человеком прямую связь, то наделяет его возможностями, присущими ангелам.
   –      Вы хотите сказать, что человек может получить от Бога в дар возможность совершать чудо? – спросил я его.
   –      Вот именно, – обрадовался Летающий Заяц тому, что его мысль понята мной. – Если человек постигает промысел божий, то он на ангельской колеснице может вознестись к подножию Божества. Ведь так вы об этом всём думаете?
   –      Но как сделать так, чтобы попасть на эту колесницу? – спросил я лунного пришельца.
   –      Для этого нужно слушать ангелов и понимать сокровенный смысл сказанного ими, – ответил Летающий Заяц.
   –      Но где эти ангелы? – спросил Мосэ. – За всю свою жизнь я встретил только одного Ангела Смерти, который предсказал конец этого мира.
   –      Здесь в Японии ангелы могут представать перед человеком в разных обличиях, – сказал Летающий Заяц. – Просто нужно научиться угадывать в их форме ангельские сущности и уметь их слушать. Они ничего не говорят просто так и не разъясняют смысл сказанного. Но и здесь люди научились их слушать. Обычно ангелы в Японии зовутся богами, и люди строят им храмы. Вы не задумывались о том, почему перед каждым старым деревом в Японии построен синтоистских храм с вратами Тории? Через врата Тории – вход в общения с ангелами – богами, как называют их японцы. Эти ангелы облюбовывают в нашей стране самые старые деревья, как торжество жизни над смертью на земле. И здесь рядом с этим деревом есть синтоистский храм Хатиман-дзиндзя японского воинствующего божества – ангела войны.
   –      Мы только что имели с ним беседу, – сказал я, – вначале он представился нам в образе адмирала флота маркиза Того, а потом превратился в змея. Мы посчитали его сущностью из параллельного мира.
   –      И так можно назвать этого ангела, – улыбнулся Летающий Заяц. – Для вас ангелы из нематериального мира и все неизменные формы в небесных сферах должны казаться этими самыми сущностями из параллельного мира.
   –      Но тогда и вы – такая же сущность, – заметил я.
   –      Возможно, – уклончиво сказал Летающий Заяц и посмотрел на полную луну, зависшую над нами и продолжил, – у меня не очень много времени, и если вы хотите тронуться со мной в путь, то давайте отправимся в дорогу немедленно. Или же мы расстанемся здесь.
   Возможность получения за одну ночь других Знаний из энергетических потоков Истинного Учения соблазнила монахов. Но они не хотели покидать меня, оставляя на произвол судьбы. Тогда я воскликнул, обращаясь к Летающему Зайцу:
   –      Но вы хотя бы попытайтесь научить меня этому передвижению, а там посмотрим, может быть, и я смогу полететь с вами как птица!
   Монахи переглянулись, а Летающий Заяц посмотрел на меня с интересом и сказал:
   –      Мне нравится желание человека поверить в чудо. Если вы будете находиться под моим патронажем, то я передам вам часть своей энергии, и вы сможете подняться в небо. Положитесь на меня и расслабьтесь.
   Монахи ничего мне не сказали, только кивнули головами. Встав на ноги, я выразил готовность лететь вслед за Летающим Зайцем незамедлительно вместе с монахами.
   Лунный гость заставил меня повторять за ним слова особой буддистской молитвы и забубнил сам:
   – Ма-ка-хан-ня-ха-ра-ми-та-син-гёо…
   Мосэ и Хотокэ перебирали чётки, а я начал вторить ему и вдруг почувствовал, что поднимаюсь в ночное небо к луне. От состояния невесомости и страха дрожь пробежала по моим членам. На некоторое время закружилась голова, и я ощутил тошноту, но всё же продолжал вторить бормотанию Летающего Зайца, устремляясь в полёте за его маячащей впереди спиной. Монахи летели следом. Я посмотрел вниз и увидел под собой залитые лунным светом проплывающие ландшафты местности: изгибы далеко проникающего в остров портового залива, залитый электрическим светом и неоновой рекламой город Кагосима, дымящуюся вершину горы Сакурасима на острове, расположенном в восточной части залива и железную дорогу, идущую на восток. Я, двое монахов и Летающий Заяц подобно четырём вертолётам некоторое время летели вдоль полотна железной дороги в префектуру Миядзаки. Но вдруг наш ведущий резко повернул на север.
   –      Куда мы? – крикнул я, стараясь перекричать свист в ушах от быстрого полёта.
   Вместо ответа Летающий Заяц показал на небо. Обратив свой взор вверх, я обнаружил над нами заходящее с юга большое облако, бросающее тень внизу на холмы, леса, дороги и поселки. Уклонившись от тени, мы продолжили свой полёт на восток. Вскоре мы заметили на горизонте блестящую полоску Тихого океана и огни расположенного на побережье главного города префектуры Миядзаки. К югу от города располагался аэропорт. Я заметил над ним идущий на посадку самолёт. Возможно, что этот самолёт летел из Токио. И я тут же вспомнил о Натали и подумал, вот бы мне сейчас отправиться в Токио и разыскать её в квартале Синдзюку. Но моё внимание тут же переключилось на полёт, потому что отвлекаться в мыслях от полёта было опасно, можно было упасть на землю и разбиться.
   Недалеко от побережья росло тысячелетнее камфорное дерево высотой тридцать пять метров и в обхвате более двенадцати метров. Это дерево было известно в этой местности как Кётакэ-но-сукэ «Древо Чистого Оружия», прозванное ещё в народе за его вид как «Цуно-во-буриказасита-осууси» – «Бык, раскинувший свои рога». С высоты птичьего полёта дерево и впрямь казалось согнувшимся быком, выставившим свои рога на неприятеля. Мягко спустившись на землю недалеко от дерева, мы огляделись, и опять обнаружили синтоистский храм с воротами тории. Пройдя через врата, Летающий Заяц тут же бросился к дереву и принялся скребком соскабливать наросты, ругаясь при этом:
   –      Как ни прибуду сюда, всегда нахожу ствол этого дерева, облепленный грязью. Как будто специально дети проказничают, а может быть, сюда повадились ходить свиньи или какие-нибудь злые духи, которые специально мажут дерево грязью. Всегда приходится отскребать всякую гадость, чтобы собирать камфорное масло. А ещё называют это дерево, древом чистого оружия!
   Монахи с интересом осматривали храм, пытаясь представить, кому этот храм может принадлежать. На вывеске врат тории четырьмя иероглифами было выведены слова «Фунэхики-дзиндзя», которые также можно было прочитать как «Сэнъин-дзиндзя» -«Храм, притягивающий корабли». Это название монахам ничего не говорило. За разъяснением мы обратились к Летающему Зайцу, на что тот нам ответил:
   –      По правде говоря, я не очень хорошо знаю историю этого храма, но слышал от народа, что его построили девятьсот лет назад в первый год эпохи Гэндзи народом, кочующим по тёплому течению Куросио. Это божество охраняло в пути рыбаков и корабельных торговцев, а также часто спасало суда, терпящие бедствия, прибивая их к берегу. Дело в том, что тёплое течение Куросио проходит с юга на север близко от берега. Но чуть подальше от него проходит другое холодное течение Сиросио, которое направляется в обратную сторону с севера на юг и может унести дрейфующий корабль далеко в море к своей гибели. Поэтому это божество людьми принято считать добрым. И зовут они его «Духом, притягивающим корабли». Ему поклонялись императоры Японии, такие как Тюай и Осин, а также императрица Синко и принцесса Тамаёри-химэ. Севернее на побережье этому божеству воздвигали храмы с названием «Ки-но-мия-дзиндзя» – «Храм дворца, куда приходят». Один такой храм я знаю на полуострове Ито.
   Говоря так и снимая наросты с дерева, Летающий Заяц с опаской поглядывал на небо, где облако пыталось проглотить луну. Неожиданно он подошёл к монахам, пытающимся зачерпнуть деревянным черпаком ключевой воды из колодца храма, и сказал им:
   –      Извините меня, ребятки, но я пойду погуляю по берегу. Подожду вас там. Не хочется мне в темноте натыкаться на разные духи и общаться с ними.
   С этими словами он подхватил своё ведёрко и вприпрыжку устремился к берегу. Луна скрылась за облако, и вокруг стало темно. Монахи напряжённо застыли в позе ожидания таинственных событий, которые обычно происходили возле этих храмов с наступлением темноты.
   Эти события не застали себя долго ждать. Как только Летающий Заяц ушёл, мы услышали под сенью дерева голоса. Один голос говорил другому:
   –      Как раз в движении и скрыт смысл всего происходящего. Если бы не было разных точек зрения, то не было бы и поисков истины.
   –      Но, – возразил ему другой голос, – поиск истины не может продолжаться до бесконечности. Рано или поздно истина склоняется к какой-то одной точки зрения.
   –      Я с этим не согласен, – ответил первый голос, – истина всегда остаётся посредине.
   –      Значит, нам никогда не приблизится к истине.
   –      Почему же, к истине мы приближаемся, а потом также от неё отдаляемся. Вероятно, истиной владеет только Всевышний. Только он может связать «ри» с «ки», только благодаря ему содержание становится формой, а форма – содержанием. Ты же, вероятно читал записки Муро Кюсо «Суругадай дзацува» – «Беседы в Суругадай». А там говорится: «Именно потому, что «ри» повозки определилось до того, как повозка появилась, повозку смогли сделать в древности, когда повозок ещё не было; и мастера изготовляют их до сих пор. То, что повозки изготовляют независимо от времени, объясняется тем, что «ри» повозки постоянно и никогда не исчезает. Разве, не полагаясь на «ри», делают повозки? Когда говорят, что повозка состоит из колёс и оси, значит, придают ей форму повозки, хотя и не знают, что это проявление «ри» повозки».
   Монахи, а с ними и я, превозмогая свой страх, приблизились к дереву и увидели под ним сидящих на траве двух стариков. На одном было одето лёгкое тёмное кимоно юката. Другой старик сидел в светлом хаори и такого же цвета хакама, резко выделяясь в темноте. Увидев направляющихся к ним монахов, старики прекратили спор, и приветливо пригласили гостей садиться рядом. Перед стариками стояли чайные чашки и чайник. Они предложили нам зелёного чая. Поборов робость, мы присели возле стариков и приняли из их рук чашки с холодным чаем.
   Старик в тёмном кимоно юката, обращаясь к нам, сказал:
   –      Вот мой сводный брат Сиросио, тоже пришедший ко мне в гости, утверждает, что существующие в мире противоположности не могут существовать по отдельности, поэтому они всегда существуют вместе, как мужчина и женщина, огонь и вода, тёплое течение и холодное течение, правда и ложь, тёмное и светлое, жизнь и смерть. Все они якобы находятся в ожидании соединения друг с другом. Но бывают и другие противоположности, такие как материя и форма. Для того чтобы понять их разницу, требуется особое интеллектуальное постижение. На первый взгляд вроде бы между материей и формой нет противопоставления, ибо они гармонично соединены одно в другом. Не так ли?
   Хотокэ опустил голову, не зная, что ответить, но зато Мосэ тут же высказал свою точку зрения:
   –      Давайте рассмотрим суть понятия «рождение», – глубокомысленно начал он, – до этого вроде бы и не было материи, но вдруг она неожиданно появилось. Рождение – это очень важное событие в нашем текучем мире, где всё меняется, исчезает и возникает. Концентрация мыслительного процесса порождает саму мысль, учитель порождает ученика, поднимающегося в своём интеллектуальном постижение до уровня учителя. Форма наполняется содержанием, иными словами, материей. Истина скрыта от нашего взора, но мы можем постичь её умозрительно. Когда мы имеем связь с Богом, то мы постигаем Истину. Когда же теряем эту связь, то впадаем в ложь, и начинаем порождать демонов, как Адам, лишившийся образа Божьего. Умозрительный мир находится вне сферы становления, но человек проникает в него путем перерождения. Конечно же, он никогда не достигнет того места, которое занимает наш Создатель, но может к нему приблизиться при помощи своего интеллекта, припасть к подножию трона Божьего. Кумадзава Бандзан в своих трудах «Внешние сочинения из «Собрания принципов учения" говорит: «Всем известно, что бесчисленное множество дхарм – в одном сердце, что бесчисленное множество – не что иное, как сердце вещей мироздания».
   Старцы были поражены глубиной мысли монаха и слушали его, не произнося ни слова.
   –      Говорят, что на небесах есть престол Божий, – продолжал Мосэ, – но это не значит, что он стоит физически где-то в небесной пустоте. Престол Бога – это та покоящаяся Истина, которая составляет суть всего происходящего в мире. Когда-то такую суть постиг Моисей, восходящий к Богу.
   –      Вы хотите сказать, что никто из восточных мудрецов не постиг этой сути, – спросил его старец в тёмном юката.
   –      Можно видеть много частностей, но не разглядеть главного, – ответил ему Мосэ. – Можно молиться многим богам, как делают это японцы, но нисколько не проникнуть в сокровенное таинство, таинство нашей жизни и смерти.
   Старцы переглянулись. Тот, что был одет в светлое одеяние, молвил:
   –      Мой брат Куросио считает, что для человека не важно знать всей сути мироздания, главное – уметь понимать происходящее.
   В это время из-за облака появилась луна, и старцы растаяли в воздухе, как дымка вместе с чашками, которые держали в руках Мосэ, Хотокэ и я, только во рту у нас остался привкус зелёного чая и приятная прохлада.
   –      Кто это были? – спросил я с удивлением.
   –      Я думаю, что это были духи двух морских потоков, – ответил Мосэ, – холодного «Сиросиво» и тёплого «Куросиво» – хозяев этого храма.
   Не теряя ни минуты, монахи приступили к освобождению энергетических потоков из-под корней дерева, которые опять сложились в голограмму с непонятными знаками. Они это проделали также, как и в Кагосима в дупле дерева Камоу-но-кусу. Понять содержание этого электронного сообщения они тоже не смогли, а лишь запомнили знаки. Затем мы отправились на поиски Летающего Зайца, прогуливающегося по ночному пляжу под луной.
   –      Ну что? – встретил он нас вопросом, – нашли то, что искали?
   Монахи закивали головами. Тогда Заяц предложил нам отправится к третьему дереву, которое находилось на западе в префектуре Нагасаки, а затем ещё посетить четвёртое дерево в префектуре Сага на севере острова Кюсю.



ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ  «Принцесса Ото-химэ»


   Во временной сторожке дел мирских,
   И в этом мире бренном и пустом,
   Я всё живу-живу средь лиц людских,
   В земном своём обличии простом.
   И до страны, грядущей, как смогу дойти?
   Ведь неизвестны мне, увы, туда путию

   Песнь, записанная на кото в буддийском храме Кавара "Манъёсю" (XVI – 3850)

   Und Gott sprach: Es errege sich das Wasser mit webenden und lebendigen Tieren, und Gevogel fliege auf Erden unter der Feste des Himmels. Und Gott schuf gro;e Walfische und allerlei Getier, dass da lebt und webt, davon das Wasser sich erregte, ein jegliches nach seiner Art, und allerlei gefiedertes Gevogel, ein jegliches nach seiner Art. Und Gott sah, dass es gut war. Und Gott segnete sie und sprach: Seid fruchtbar und mehrt euch und erf;llt das Wasser im Meer; und das Gefieder mehre sich auf Erden. Da ward aus Abend und Morgen der funfte Tag.

   На какое-то мгновение я отключился от всей действительности, погрузившись в свои мысли. Да, – подумал я, – наша жизнь – это движение мысли. Всю свою жизнь мы выстраиваем по кирпичику, а этими кирпичиками являются наши мысли и поступки, которые нас ведут по жизни. Под влиянием монахов я пережил момент "сатори" – просветления, и на какой-то момент увидел истинные события, которые развернулись перед моим внутренним взором. Несомненно, это было чудо. Я видел то, что произошло с моей возлюбленной, и то, что с ней произойдёт дальше, в будущем. Как мне ни горько принимать эту истину, но я должен с этим смириться. Что я могу поделать? Мне просто сейчас нужно понять, почему произошло это несчастье, и как его исправить? Мне необходимо прозреть. Моя мысль должна пронизать настоящее и будущее и сделать выводы. Как сложно предвиденье! Сколько раз я пытался представить, что может случиться в будущем, разрабатывал разные варианты, старался всё предусмотреть, но всё получалось так, как я и предположить не мог. Почему так случается, что все беды на нас наваливаются неожиданно? И способен ли человек предвидеть своим умом будущее? Монахи дали мне некоторые знания, и ими нужно воспользоваться. Но я не могу вечно находиться в зависимости от них, быть под их влиянием, под их защитой. Мне нужно самому научиться быть самостоятельным в духовном борении. Всё их учение проникнуто сотериологическими доктринами, или иными словами, учением о спасении. Но я не смог спасти свою возлюбленную, и она попала в беду. А сам-то я смогу ли спастись, если возникнет опасность? Ведь всё зависит от того, соединится моё сознание с истинным сознанием-хранилищем или нет, где всё ясно и уже проявлено. Только тогда я смогу избежать ошибок и заблуждений, чтобы не погибнуть. Иисус Христос прошёл через страдания сознательно, уже зная о том, какой будет конец, что случится с ним, но он не уклонился от хода событий, хотя и мог это сделать, а напротив, шагнул в весь этот ужас страстной недели. Почему он так сделал, отказавшись от личного физического спасения? Может быть, для того, чтобы спасти нас, чтобы мы поняли на его примере, какой дорогой заблуждения мы идём, чтоб осознали свои грехи. Какой нужно обладать самоотверженностью, чтобы отдаться в руки народу, своим палачам, и показать им весь ужас их преступления! Навсегда отучить их от привычки убивать.
   Я должен пройти сквозь все страсти и кошмары этого путешествия, чтобы спасти её, мою возлюбленною. Если я спасу её, то тогда и спасусь и сам, а может быть, и весь мир. Ведь всё зло сидит в нас, и прежде всего в нас. Но почему мы не можем просто быть счастливыми? И почему мы должны постоянно сталкиваться с бедами и страдать?
   И тут я опять впал в дрёму и услышал голос отца Гонгэ:
   –      Я часто задумываюсь, какая существует связь между небом и землёй. Мой Ричик никогда не был в небе. Он не умел летать, и всё время просидел в клетке, слушая музыку и разные радиопередачи. У него не было подруги. Да, у него был друг Чарли. Ричик не познал радости физической любви. После него не осталось потомства. И умер он на земле из-за того, что не научился летать. Я часто задумываюсь, какое у него было предназначение на земле. Может быть, он родился для того, чтобы заставить меня высказать эти мысли, связанные с ним. Тогда это предназначение он выполнил. Мы живём на земле и часто не знаем, для чего живем. Почему небо посылает нас на землю, и с каким расчётом оно это делает? Может быть, и я прожил всё жизнь лишь для того, чтобы воспитать моих учеников. Наше богатство заключено в наших мыслях, оставляемых потомкам, а не в нашем бренном теле. В доказательство этому приведу ещё один пример. Современница поэта Митинага, блистательная фрейлина императорского двора и одна из красавец хэйанской эпохи Сэй-сёнагон, написавшая «Макура-но соси» – «Записки у изголовья», благодаря своему весёлому нраву и начитанности всегда привлекала к себе взыскательную молодёжь придворного круга. Но когда она постарела, то молодые щёголи проезжали мимо её дома, отпуская разные колкости в её адрес. Однажды, когда мимо неё ехал китайский князь, большой любитель лошадей, который покупал даже скелеты известных скакунов, Сэй-сёнагон не выдержала, раздвинула бамбуковые шторы и, появившись на белый свет в виде древней монахини, напоминающей ведьму, с горечью воскликнула: «А ведь прежде находился покупатель и на кости рысака». Это говорит о том, что в своё время красавица Сэй-сёнагон, благодаря своим мыслям, оставленным записанными потомкам, выполнила своё предназначение на земле. Не нужно осуждать молодых людей за жестокость по поводу их колких замечаний. Вполне естественно, что они никогда не будут бросаться на кости старухи в то время, когда вокруг них так много симпатичных девушек, но её мысли всегда останутся для них предметом восхищения, тем более что эти записи были сделаны в то время, когда поэтесса находилась ещё в цвету и блистала своей красотой. Это большое достоинство, когда женщина привлекает мужчину ни только физически, но и духовно, благодаря своему тонкому уму и наблюдательности.
   Я думаю, что на свете всё появляется парно и не случайно. Женщина всегда находится рядом с мужчиной, красота – с уродством, зло – с добротой, а жизнь – рядом со смертью. И я уверен, что там, где появляется зло, обязательно рождается добро, чтобы исправить это зло. Но для чего нужны пары и противоположности? Я думаю, что они нужны для того, чтобы высечь искру, установить правду и добиться совершенства. Такова природа. Ибо в этом и есть её движение и развитие. Ведь что такое любовь? Это – когда два полюса сталкиваются, и проверяется истинность их чувств. А для этого нужны испытания, чтобы понять, истинные это чувства, или нет. Вот пара сошлась вместе, чтобы испытать великую любовь, ну, а если это случайно встретившиеся люди, которые, столкнувшись, обычно расходятся в разные стороны? Есть в мире такие единичности, которые никогда ни с чем не сталкиваются, и не образуют никаких пар, обычно такие единичности, если и не дают потомства, то оставляют после себя яркий свет в каком-либо мастерстве или в духовном наследии. Счастливы ли они? У них другое счастье. Счастье бывает губительным, когда оно не испытывает перемен, и с ним не случается встрясок. Счастье без испытаний – это застой и слабость, переходящая в вялотекущую болезнь.
   Голос отца Гонгэ прервался, и я опять думал о моей возлюбленной:
   Но почему всё так произошло с Натали? Почему я её потерял? Может быть это и есть испытание нашей любви! Если я её люблю по-настоящему, то обязательно найду её и верну себе, что бы это мне не стоило. Я буду воевать за нею с бандитами якудза, с дьяволом, со всем миром, и даже с самим Богом.
   Когда я вышел из дремотного состояния, то первым делом спросил Мосэ:
   –      Вы поняли небесные послания, которые вам раскрыли те грамоты из хранилищ?
   –      Нет, – ответил Мосэ, – я постоянно о них думаю, пытаясь расшифровать эти загадочные знаки. Многое мне приходит в голову, но ничего существенного не выходит. Пока вы дремали, я уже разговаривал об этом с Хотокэ, но и он не пришёл к однозначному выводу. Дело в том, что в этих кратких знаках содержится объёмное содержание.
   –      И всё же, – настаивал я, – если вы не сможете понять эти знаки, то всё наше путешествие бесполезно.
   –      Не совсем так, – возразил мне Мосэ, – запоминая эти знаки, мы всё равно, рано или поздно, сможем их прочитать и понять, что они означают, к тому же мы, получая эти знания, ставим защиту против проникновения к ним всяких злых духов и подозрительных тонких сущностей. Мы как бы запечатываем этот канал, чтобы в наш мир не проникали критеры и всякие представители параллельных миров.
   –      И всё же, – допытывался я, – хоть какие-то мысли по поводу содержания этого небесного послания у вас есть?
   Мосэ пожал плечами и нерешительно сказал:
   –      Когда я вчитываюсь в первое послание, то в голове у меня возникает ассоциация с одной фразой: "Соединение противоположностей – это и есть истина". Но думаю вряд ли это является содержанием этого послания. Ведь небесный язык отличается от земного.
   –      А второе? – спросил я.
   –      А со вторым посланием приходит в голову мысль: "Борьба противоположностей есть жизнь". Но это могут быть только мои мысли, не имеющие никакого отношения к этим посланиям. Сейчас вы не спрашивайте нас о содержании этих посланий. Когда мы соберём их все вместе и проанализируем, то, может быть, поймём, что они означают. Ведь слепой, пощупав ногу или хобот слона, ещё не способен понять, что представляет собой слон.
   –      Значит, вам пока не удаётся "искурить семя из истинного сознания-хранилища"?
   –      Совершенно верно, – сказал он и рассмеялся.
   Но тут вступил в разговор Хотокэ и горечью произнёс:
   –      Конечно же мы понимаем всё, что открывает нам та электронная грамота. Но мы не можем сказать вам всей правды, потому что эта Истина всесильна, а знанья, которые она даёт, всемогущи, и могут наделить вас такой силой, что вы сами будете этому не рады, если не будете знать, как это и к чему применить. Будем с вами откровенны, тайные знания всегда должны оставаться тайными знаниями, иначе они станут достоянием общественности. А эта общественность состоит из разных людей, там есть и достойные добродетельные люди, но есть негодяи и злодеи. Уже часть таких людей проникла к этим знаниям и сейчас учится управлять этим миром. Вы заметили, что мы не имеем с собой, также, как и в храме, ни компьютеров, ни сотовых телефонов. Потому, что через любые компьютерные приборы можно прослушать любого человека и узнать все его секреты. Все эти ловушки созданы для того, чтобы раскрывать чужие тайны. Сейчас дьявол правит миром и контролирует его. И прежде всего, мы это делаем для того, чтоб эти знания не попали к дьяволу в его физическом обличии. И в этом нам помогает Бог и его представители на земле, к которым относитесь и вы.
   Сказав это, Хотокэ посмотрел на Мосэ, который виновато потупил свой взор.
   –      Мы это вам говорим откровенно, – продолжил он, – так как вы стали нашем товарищем, и мы и так даёт вам свои тайные человеческие знания. Со временем, идя по этому пути и совершенствуясь, вы многое поймёте и перед вами сами откроются это совершенные знания. Вы будете знать, что делиться ими не стоит ни с кем, ибо они открываются только подготовленным достойным людям, которое ясно понимают, как ими пользоваться и где их можно использовать. Это – Закон Небес. Мы как раз и боремся с тем, чтобы возле этих деревьев эти знания никому не открывались. Мы их как бы закупориваем, шифруем, удаляем из сферы доступности людям. Именно поэтому мы согласились принять участие в этом эксперименте Майкла и его страны.
   –      Сейчас вы понимаете, почему мы здесь, – сказал Мосэ, глядя на меня с серьёзным выражением лица. – Не то, чтобы мы вам не доверяли, ваша страна находится сейчас на подъёме и старается быть антиподом страны, которую представляет Майкл. Но всё равно, пока она полностью не освободится от влияния этой страны, а ваш народ не достигнет высшей духовности и не создаст Царства Небесного на земле, до тех пор эти тайные знания вам не откроются. Но прежде всего мы ставим эту защиту от своих, от японцев, которые тоже находятся под влиянием этой страны. Подобные деревья, если они ещё остались в вашей стране, и вы их ещё не все вырубили, со временем откроют тайны самым лучшим вашим представителям. Этих деревьев раньше было очень много на территории вашей страны, сейчас сколько их осталось – трудно сказать. Ведь все русские сейчас рубят сук, на котором сидят, и может оказаться так, что в скором времени ваша страна может превратиться в пустыню. Даже если каждый житель сейчас начнёт садить по одному деревцу, то всё равно он не восполнит тот урон, который был наносится тотальной вырубкой всех лесов. Поэтому, прежде чем стать духовными, вы должны сохранить ваши леса. Надеемся, что вы поняли наш разговор.
   Я кивнул головой и некоторое время оставался в задумчивости. Всё сразу же прояснилось моей голове. Я понял, почему так легко отец Гонгэ отпустил в это путешествие своих монахов, почему пошёл на якобы сотрудничество с американцем. Я даже к какой-то мере осознал в глубине души, почему небо разлучило меня с моей возлюбленной. Нас и в самом деле вело по этому пути провиденье.
   –      Ну, а сейчас нам нужно торопиться, – сказал Хотокэ, вставая, – мы должны отправиться в путь, чтобы предотвратить конец света. У нас остаётся совсем мало времени.
   Тем временем, луна достигла своего зенита, и по предложению Летающего Зайца мы отправились к третьему дереву, которое находилось на западе в префектуре Нагасаки, чтобы затем ещё успеть этой же ночью посетить четвёртое дерево в префектуре Сага на севере острова Кюсю.
   Долго не раздумывая, мы втроём: я, Мосэ и Хотокэ поднялись в воздух и отправились вслед за Летающим Зайцем. На лету я повторял слова той буддийской молитвы, которой обучил меня лунный обитатель, и которая помогала мне перемещаться в пространстве. На этот раз мы летели на северо-запад в префектуру Нагасаки к криптомерии под названием Мэотоги-но-осуги – «Большой криптомерии древа женщины и мужчины». Пролетев над горной местностью префектуры Кумамото, мы пересекли залив Симахара с одноимённым полуостровом и опустились на его перешейке в пятидесяти километрах к востоку от города Нагасаки, испытавшего ужасы атомной бомбардировки. Местечко называлось Исахая. В народе эту криптомерию прозвали «Всё, что осталось от супружеской четы» – «Фууфуги-но-сугата-о-нокосу». Дело в том, что дерево в обхвате девять с половиной метров и высотой тридцать метров состояло когда-то из двух разветвлений. Один ствол походил на фигуру мужчины, другой – на женщину. Во время грозы молния ударила в мужчину, и он сгорел. Осталось одинокая женщина, скобящая о своём погибшем муже.
   Всё это нам рассказал Летающий Заяц во время полёта. Опустившись рядом с деревом возле камней, я от бессонной ночи, усталости и волнений, выпавших на мою долю, едва держался на ногах. Минутные дрёмы со сновидениями не восстанавливали мои силы, а только отнимали их. Я не спал уже третьи сутки, правда, впадал в дремотное состояние на короткое время, и поэтому моё сознание временами как бы отключалось от действительности. Я уже полностью потерял чувство реальности, и не мог понять, где сон, а где явь, впадая в кратковременную дремоту.
   Мосэ, видя в каком состоянии мы, его товарищи, находимся, предложил нам немного уснуть, сказав, что подежурит. Хотокэ не возражал, так как тоже постоянно клевал носом. Летающий Заяц, глядя, как мы располагаемся в тени кустов на отдых, тоже решил немного вздремнуть, так как не проявлял особого интереса к лекарственным свойствам этого дерева. Мы все вместе улеглись рядом под кустами на траве. Хотокэ и Летающий Заяц сразу же уснули, а у меня сон пропал. Из-за нервного перенапряжения со мной такое случалось последнее время постоянно: когда нужно было спать, сон пропадал, а в самые ответственные моменты я начинал засыпать на ходу. Я встал и подошёл к Мосэ, сказав, что мне не спится, и признался ему:
   –      Всё что происходит этой ночью с нами, можно принять за сон. Мой разум отказывается верить в реальность происходящих событий. Может быть, мы все трое находимся во сне и не можем пробудиться?
   Мосэ, рассмеявшись, сказал:
   – Так наша жизнь и есть сон, а сон – это наша жизнь.
   – А что же тогда реальность? В этом мире есть что-то, что по-настоящему реально?
   –      Есть, – с полной убеждённостью ответил Мосэ, – реальность – это пустота, это – то, что не меняется, и что наличествует в мире вечно.
   –      Но ведь чем-то эта пустота заполняется, – возразил я ему, – а раз так, то она уже не может считаться пустотой.
   –      Для того, чтобы уяснить суть пустоты, нужно понять, что она заполняется дхармами, которые тоже, в свою очередь, являются пустотой.
   –      Что же это за дхармы? – удивился я.
   – Пустота состоит из дхарм не имеющих собственной природы, – сказал он, – своего естества. Они не рождаются, не исчезают, а изначально спокойны и чисты. Как написано в сутре "Гэдзиммиккё" можно выделить три вида отсутствия такой природы, как говорил Будда: отсутствие собственной природы естества знака или вида, по-японски, "со-мудзисё"; отсутствие собственной природы и естества рождения ("сё-мудзисё) и отсутствие собственной природы и естества в высшем значении.
   –      Но что такое собственная природа и естество? Мне это не понятно.
   –      Для того чтобы это понять, нужно уяснить для себя, чем является только-сознание. Собственная природа или естество, – продолжил он, – понимается как нечто, характеризующее ту или иную разновидность дхарм, как нечто ограничивающее и ущемляющее целостность абсолюта. Любое деление в своей изначальной ипостаси уже противопоставляет себя Абсолюту. Поэтому каждый вид "отсутствия собственной природы и естества" соотносится с соответствующим видом представлений о бытии как положительная антитеза неправильному взгляду, дополняющая и корректирующая категория. Если вы обретёте такое соположение, то оно позволит вам ещё раз проанализировать в деталях весь механизм "искуривания семян" и увязать в систему весь процесс становления действительности. Благодаря этому вы обретёте истинный взгляд на вещи и явления. Вы только представьте, что всё есть только-сознание. На основе изменений и превращений всех видов сознания при помощи силы, которая приводит к изменениям, рождаются различия. Так как сознание-хранилище наполнено семенами всех предыдущих деяний и семенами, полученными вновь, когда исчерпываются предыдущие плоды, снова рождаются другие плоды. На основе всеобщих измерений "хэнгэ" измеряют, или иными словами, оценивают и различают все вещи. Это – собственная природа, или естество привязанностей к всеобщим измерениям, но на самом деле её, этой собственной природы, нет. Различия в собственной природе, в её представлениях, о возникновении с опорой на другое, порождаются внешней причиной. Совершенная истина обладает естеством и природой, которая отдаляет от себя предыдущие две. Поэтому она и не является отличной от природы и опоры на другое, и не является неотличной от неё. А это подобно природе и естеству непостоянства. Не бывает так, что не видя того, видишь то. На основе этих трёх природ и установили те, сказанные уже мной, три отсутствия природ "саммусё". Поэтому Будда с тайным намерением учил об отсутствии природы и естества у всех дхарм. Первое – это отсутствие природы и естества знака, второе – отсутствие природы появления, то есть, рождения, и затем – природа или естество, благодаря которому отдаляются от предыдущих привязанностей к "я" и дхармам. Это – высший смысл всех дхарм. Кроме того, это – истинная "таковость" – "синнё". Это всегда так, и в этом – её природа и естество. Именно это – истинная природа и естество только-сознания. Обретя только-сознание, вы освободитесь от всякой субъективности и обретёте истинный объективный взгляд на вещи и явления, и уже не будете смотреть на мир так, как на него смотрят обыкновенные люди. Вы будете видеть мир в постоянном изменении, становлении и движении к конечному результату. Одним словом, у вас появится интуиция.
   –      Но это, вероятно, очень сложно сделать, – заметил я, – иначе бы вы уже прочитали все небесные послания.
   Мосэ улыбнулся и сказал:
   –      Да, проникнуть в только-сознание нелегко, поэтому часто к человеку приходят из глубины тайн некие знаки в виде образов, так интуиция, принимая доступные человеку формы, помогают ему проникнуть в глубины только-сознания и постичь Истину.
   –      И что это за знаки? – удивился я.
   –      Они бывают разными, иногда они приходят к нам в виде Летающего Зайца или очаровательной девушки, наделённой умом, а то – в виде черепахи или дракона, которые нас посвящают в эти тайны. По сути говоря, «Только-Сознание» или, как его ещё называют, «Единое Сознание», и есть истинная реальность "эндзёдзицу", что переводится как "полная, совершенная реальность", то есть, Абсолют. А единичная дхарма – нечто иллюзорное, не имеющее собственное природы и, следовательно, неистинное.
   –      Так что, то, что мы этой ночь видели вокруг себя, – всё неистинное и иллюзорное? – спросил я, старясь утвердиться в своей догадке.
   Мосэ кивнул головой и добавил:
   –      Но эти знаки нам позволяют разобраться в истинном положении вещей, и понять, как нам нужно действовать, чтобы избежать ошибок. Наше восьмое сознание всегда ведёт нас по жизни и оберегает от гибели. Но для того, чтобы в него проникнуть, нужно подавить свой разум и заменить его интуицией.
   –      Я слышал, что интуицией всегда хорошо владели женщины, – заметил я.
   –      Да, – ответил Мосэ, – женщина, благодаря своим детородным функциям, ближе привязана к природе, чем мужчина. Поэтому мужчина всегда привязывается к женщине, и к этому его принуждает любовь. Мужчина, если хочет иметь прямую связь с природой, должен слушаться женщину и полагаться на её ум.
   От перенапряжения мыслей на меня опять навалилась сонливость. Мои глаза слипались, и я как будто погружался в дрёму. Мосэ ещё что-то говорил мне, но его слова я слышал, как звучание музыки. Поэтому он оставил меня и подошёл к дереву.
   Вдруг, я заметил, как в тени под сенью дерева возникла фигурка хрупкой женщины, сидящей на камне. Я видел, как от неожиданности Мосэ невольно вскрикнул, но потом, взяв себя в руки, спросил её:
   –      Что вы здесь делаете, госпожа?
   –      Жду тебя, – ответила она тихим голосом.
   –      Но откуда вы меня знаете? – удивился монах.
   –      Я послана к тебе твоим небесным отцом.
   –      Кто вы? – воскликнул Мосэ.
   –      Я – принцесса Ото-химэ.
   Мосэ некоторое время вглядывался в ней, оставаясь в нерешительности.
   –      Но как вы сюда попали? – спросил он её.
   –      Очень просто, – ответила она. – Вы пролетали через залив Симахара, направляясь к этому дереву, я заметила вас и устроилась в тени, поджидая.
   –      Но как вы узнали, что мы направляемся сюда? – удивился Мосэ.
   –      Об этом разболтал моей фрейлине Черепахе Летающий Заяц, прогуливающийся по побережью Тихого океана недалеко от города Миядзаки. В то время вы вместе со своим товарищем медитировали возле камфорного дерева для постижения истины, а потом намеривались отправиться сюда. Черепаха это слышала своими ушами и донесла в тайную канцелярию дворца Рюгу, начальником которой является мой хороший знакомый. Он-то и передал эту мне новость. Мне оставалось только дождаться вас здесь, тем более, что я как раз купалась в заливе Симахара.
   –      Но почему вы ждёте меня? – спросил озадаченный монах.
   –      Твой отец решил удостовериться, всё ли с тобой в порядке. С вашего корабля смыло матроса, когда наше судно приводнилось в Японском море. Твой отец просил передать вам, что с тем матросом всё в порядке, его мы оставили на берегу живым и здоровым. Самый опасный путь человека – путь по воде. Нет такой лестницы, чтобы подняться на небо, но есть тысячи способов оказаться на дне морском.
   –      Всё в руках Божьих, – молвил Мосэ. – Кому суждено вознестись на небо, тот не опустится на дно морское. Вы слышали о такой лестнице, которая называется лестницей Якова, над которой стоит Бог, а на каждой ступени её стоит по ангелу, пророчащему человеку. Эти ангелы и есть посланцы Божьи, пророки, возвышающиеся до созерцания Всевышнего. Они сходят к нам на землю, чтобы принести нам пророчества. И если мы их слушаем, то сами можем подняться по этой лестнице к Богу.
   Принцесса Ото-химэ ничего не слышала про эту лестницу, она только улыбнулась и грустно покачала головой. Мосэ посмотрел не нею и сказал:
   –      Мне жаль Вас, милая принцесса, но я твёрдо стою на скале, ибо стремлюсь утвердиться в созерцании Бога как источника всего сущего. Хоть я и исповедую буддизм, но в глубине моей души иудаизм уже глубоко пустил свои корни. Мои товарищи ещё об этом не знают, но я решил найти единого Бога с помощью этого учения, которое укажет мне истинный путь в моей жизни.
   Принцесса ничего не ответила Мосэ, скрывшись в тени под сенью дерева. Монах ещё долго оставался сидеть на том месте, задумчиво устремляя свой взор в пустоту. Вероятно, он думал о своём отце, которого ни разу не видел в своей жизни, и о принцессе, которая, как ему казалось, имела какое-то отношение к его отцу.
   Я не знал, что происходит в этой действительности, был ли это мой кратковременный сон, или это произошло в реальности. Вероятно, после этого я задремал. В этой полудрёме я и видел, что происходило вокруг.
   Луна клонилась к западу. Мосэ разбудил Хотокэ, и они совершили уже отработанную ими процедуру извлечения небесных знаний из-под корней криптомерии, а затем проделали обряд освящения дерева. После этого я окончательно проснулся, и мы направились на север в префектуру Сага, где росло одно из самых старых камфорных деревьев Японии, насчитывающее более трёх тысяч лет. Называли это дерево Каваго-но-кусу «Древо старой реки». На стволе этого древа была вырезана богиня Каннон. В обхвате дерево имело тринадцать с половиной метров, а высотой – двадцать пять метров. Ствол его был испещрён замысловатыми коростами, напоминающими человеческую фигуру. Когда-то древние скульпторы уловили сходство одной стороны дерева с богиней. Возможно, это достигалось шишковатой выпуклостью, так как юго-западная часть была короче северо-восточной. На этом выступе более тысячи лет назад во времена императора Сэйбу-тэнно, который останавливался в храме на одну ночь, и была ночью вырезана трёхметровая фигура богини Каннон. Однако в первые годы революции Мэйдзи некий самурай Ямафуси по какой-то причине изрубил мечом богиню милосердия Каннон – так гласило предание, и сейчас остались только её очертания. Ствол дерева разделяется на три не очень большие ветви, и поэтому крона дерева была не очень густая.
   Посмотрев на изуродованный образ богини Каннон, Хотокэ покачал головой и задумчиво молвил:
   –      Ниномия Сонтоку, в своё время, говорил: «Синто – это Путь создания страны, конфуцианство – Путь управления страной, буддизм – Путь управления душой. Человеку после смерти нет воздаяния за жизнь, а есть лишь неисполненные законы Пути».
   Как только он это произнёс, мы увидели под его сенью фигуру самурая, который, сложив руки перед собой, молился на очертания богини Каннон. Он говорил ей:
   –      Выслушай меня, милосердная богиня, и рассуди своим божественным разумом, разве мог я не порубить тебя мечом, когда моя жизнь стала сплошным адом.
   По этому высказыванию мы поняли, что перед ними находится призрак самурая Ямафуси. Тот продолжал молиться:
   –      Всю свою жизнь я был твоим слугой, страждущим, и прославлял тебя. Я знал, что мудрее тебя нет никого во всём мире. Нет ни одного мудреца, который бы мог сравниться с твоим умом, и ни одной красавицы, которая могла бы в своём обличии быть краше тебя. Я обращался к тебе со своим горем, но ты молчала и ничего не делала, чтобы изменить мою судьбу. А я пребывал в несчастии, и когда чаша моего страдания переполнилась, то я выхватил меч и изрубил твой божественный образ. Я каюсь. Каялся при жизни и каюсь после смерти.
   Самурай упал лицом в землю и зарыдал. И в это время мы увидели на дереве сияние и появление женщины необыкновенной красоты. Ореолом вокруг её головы, подобно фонарю, было освещено место, где лежал самурай.
   –      Встань, – сказала богиня Каннон, – ты можешь не рассказывать мне о своём горе. Я знаю о всех твоих страданиях. Ты был младшим в семье. Судьбою был похищен твой родитель. Затем ушла в страну теней твоя мать. С детских лет ты оставался беззащитным, сиротой.
   –      Да! – воскликнул самурай, – с детских лет я не знал родительской ласки, и поэтому все свои помыслы направил на зло.
   –      Это печально, – молвила богиня Каннон, – ум высокий рассудку глупца уподобил. Облик светлый сделал мрачнее ночи. Да, оставляют нас родители и уходят дорогой смерти, но многие живут в этом мире без родителей, проникаясь добротой.
   –      О! Богиня моя, – воскликнул самурай, протягивая к ней руки, – не мог я найти таких людей в своей жизни. Богач всегда остаётся богачом, а бедный – бедным. Я слышал, что служащий богу – в делах удачлив. Смиренный, чтущий богиню, копит богатства. Но в жизни всё не так. Я знаю, что сердце твоё – поток доброты, источник милосердия, который никогда не иссякает. Но почему при жизни твоё милосердие обошло меня? Милость твоя подобна водам моря, что убыли не имеет. Только почему эти воды не коснулись меня? Всю жизнь моё тело было скованно нуждой, я не знал ни успеха, ни удачи. Тоска и беда затмевали мой разум, силы ослабевали, и не было способа их восстановить. Я ждал, когда настанут дни моего счастья, но так и не дождался.
   –      Ты говоришь о море милости, – сказала богиня Каннон, – но был ли ты сам милостив к другим? Заходил ли ты сам хоть раз в воды этого моря? Рассудок свой стройный ты топил в саке и становился безумцем. Рассеянным и неразумным сделался ты. Страданиям своим ты противопоставлял свою жестокость. Взывая к милосердию, был ли ты сам милосердным к другим?
   –      Склоняюсь пред тобой, богиня, и мудрость твою понимаю. Я жил как дикий зверь, набивая свою утробу, не пытаясь проникнуть умом в суть божественных истин. Но в жизни всё так несправедливо, богач приумножает своё имущество, а бедный лишь молится богу, прося у него для себя крохи.
   –      Древо роскоши взращивается корнями мудрости, – сказала Богиня Каннон, – ты стоишь на земле, а замыслы бога далече. За преступления льву уготована яма. Пышного богача, что имущество в кучи сгребает, царь на костре сожжёт до ссуженного ему срока. Путями, что эти шли, и ты идти желал. Не лучше ли было искать тебе благосклонности Бога.
   –      Разум твой подобен благостному дуновению ветра, – сказал самурай, опустив голову, – но скажи мне, что у меня было хорошего в моей прожитой жизни? Дорогой успеха идут те, кто совсем не ищут бога. А мы, поклоняющиеся тебе, только слабели и хирели. Простершись с молитвой, искал я милости твоей, влёк ярмо бесприбыльной службы, а бог положил мне вместо роскоши – бедность. Дурак – впереди меня, урод – меня выше, плут вознёсся, а я был унижен. Может быть, ты не согласишься с тем, что я говорю? Или разумом я не могу понять того, какую истину замышляют боги в своих небесных чертогах? Ведь пути богов и разум человеческий порой бывают несовместимы. От той несправедливости, которую я познал, я словно обезумел. Дом бросил, имущества и семьи не возжелал, попрал законы божьи, звериной тропой поднялся в горы, соорудил запруду в горной речке и смыл всё селение князя, где не было мне счастья. А после наводнения пошёл скитаться по свету, как вор и разбойник. Заходил в селения в крестьянские дома, убивал их семьи, забирал еду и вновь поднимался в горы.
   –      Что же желал получить ты за свои деяния? – спросила его богиня Каннон.
   –      Не знаю, милосердная, – ответил самурай, – я был зол на весь свет. И, в конце концов, я набрёл на твой образ, вырезанный на этом дереве и изрубил его своим мечом, как зарубил многих невинных людей. В этом я раскаиваюсь.
   –      Когда ты ещё был смиренным и покорным, тебе нужно было направлять свой разум в другое русло, тогда бы твой нрав не пал так низко. Иногда в жалкое рубище одет царевич, а в роскошный наряд облачён голодранец. И только мы, боги, знаем, кто есть вельможа, а кто есть бедняк. Не может бедняк управлять государством, чтобы его не разорить, а вельможа, – чтобы не обогатить его и возвеличить. Кому-то от века суждено быть роскошным, а кому-то – нищим. И если раб становится господином по воле случая, оставаясь рабом в душе, то жди от него беды.
   –      Я всю жизнь старался понять божественную мудрость, но так и не понял её.
   –      Мыслям искусным твоим ты заблудиться позволил. Жадностью и жестокостью изгнал свою природную мудрость. Разумное ты презрел, установленное унизил, голову держал высоко, пренебрегая ценностью человеческой жизни, делая зло, ты уклонялся от божьей стези, ты потерял дорогу, на которую был поставлен.
   –      Но когда кругом одни плуты и мошенники…
   –      Что до плута, завидовал ты его процветанию. Прыть его ног исчезнет скоро. Без бога мошенник владеет богатством, оружие убийцы его настигает. Что твой успех, если божьей воли не ищешь? У влачащего божье ярмо – достаток скромный, но верный. Тебе нужно было найти благое дыхание Бога, и то, что за год утратил, восстановил бы тотчас.
   –      Но почему демону Бог не закрыл дороги? – воскликнул самурай.
   –      Искусный учёный, знанье обретший, скажет тебе, что озлобленное сердце всегда поносит Бога. Как середина небес, сердце Бога далёко. Познать его трудно, не поймут его премудрость люди. У каждого человека в жизни есть выбор, но также каждый человек живёт в рамках своей судьбы. Превозносят дела важного, хотя он изведал убийства. Унижают малого, который не делал зла. Превозносят дурного, кому мерзость – как правда. Гонят справедливого, который чтил Бога. Наполняется златом ларец злодея. Выгребают из закромов бедного последнее зерно. Укрепляют сильного, что дружен с грехом. Губят слабого, немощного топчут. Это и есть борьба добра и зла. Бог дал человеку речь и разум, чтобы он отличал одно от другого, наделил его характером, чтобы он мог бороться с несправедливостью и ложью. Трудности лишают человека защиты, чтобы он испытал себя и выбрал нужный ему путь. В этом испытании злодей становится злодеем, а добрый остаётся самим собой. Быть добрым – это когда, видя чужое горе, стремишься прийти к нему на помощь. Верой в Бога ты укрепляешь свой нрав и свой разум. Боги не подадут злодею руку помощи, когда он будет гибнуть, но доброго человека всегда спасёт Всевышний. Если тебе не хватало своих мыслей, их нужно было заимствовать из книг. Мудрец Накаэ Тодзю ещё за двести лет до твоего рождения написал умную книгу "Вопросы и ответы старика". Тебе б нужно было прочитать её. Там говорится: «Основа высветленья светлой добродетели состоит в том, чтобы, полагая врождённое знание зеркалом, остерегаться своего личного».
   С этими словами богиня Каннон исчезла. Её ореол вокруг головы потух как свет фонарика, задутого ветром. Исчез и сам самурай. Мы приблизились к тому месту, где находился самурай, но не обнаружили никаких следов.
   –      Что это было? – спросил я.
   –      По-видимому, – заметил Мосэ, – мы только что были свидетелями беседы самурая Ямафуси с богиней Каннон, которую он изрубил своим мечом. Этот диалог мне напоминает сцену ассирийской теодицеи, а также еврейского сказания об Иове. Говорят, что историю об Иове продиктовал Моисею сам Бог. Всегда поражался, что предопределённость и так называемая судьба или рок каким-то образом связан со свободой выбора. Как бы мы не выбирали что-то в жизни, но наша судьба проведет нас через тот путь, который выпал на нашу долю. Прав был Ямагато Соко, современник Накаэ Тодзю, когда в своём труде «Детские вопросы в ссылке» писал: «Сердце человека двойственно – в нём есть доброе и полезное, злое и вредное, поэтому его называют добрым и злым сердцем. Исходя из этого сердца, установили учение и в конце концов поведали о пределе мудрых. Если бы не было такого сердца, содержащего в себе полезное и вредное, то были бы только пепел и высохшие деревья, и не было бы человека».
   Сказав так, Мосэ задумался, но потом продолжил:
   – Когда мы произносим слова или думаем о чём-то, то нашим действием, медитацией или ментальной энергией мы влияем на расположение атомов в материи и пространстве, как бы создавая этим действием зародыш будущих явлений. Мы мыслим, и наше мышление преобразуется в реальную невидимую энергию, такую же, как электричество. Эта энергия набирает силу и вдруг неожиданно для нас проявляется, оказывая влияние на все наши действия. Она нас увлекает к определённому исходу, который мы потом считаем своей судьбой.
   –      Вы хотите сказать, что мысль Творца и нашего Создателя, заключённая в так называемом Слове божьем, проявляется и творит вещи из нечего? – спросил я. – В таком случае, слово любого писателя также становится творчеством. Этот писатель творит не только вещи, но и места и события из своих собственных мыслей и фантазий, которые потом реализуются и влияют на всех нас.
   –      Так оно и есть, – согласился со мной Мосэ.
   Пока мы с Мосэ занимались своими умозрительными спорами, Летающий Заяц набрал в ведёрко немного наростов с коры камфорного дерева, и объявил нам:
   –      Ну, ребятки, мне пора возвращаться домой. Луна клонится на запад, и уже скоро начнёт светать.
   Я поблагодарил Летающего Зайца за помощь, которою он оказал мне по чудодейственному перемещению по острову Кюсю.
   – Рад был вам услужить, – ответил он скромно. – Может быть, ещё свидимся.
   С этими словами он оттолкнулся от земли и легко взмыл в предутреннее небо по направлению к клонящейся к морю луне. Скоро его щуплая фигурка сократилось до размера маленькой точки, и исчезла на фоне диска полной луны. Монахи, не теряя времени, приступили к извлечению электронных знаний из-под корней древнего дерева.
   Луна исчезла за горизонтом на западе, а на востоке поднимался диск солнца. В этот день я вступал обновлённым человеком, который открывал в себе неведомые ранее источники вдохновения и силы. Пройдя через чреду испытаний, я окреп, закалился, поумнел и обрел новое видение вещей этого мира. Я еще не знал, сколько дней осталось до конца света, вернее, сбился со счёта, но подумал, что оставшиеся дни должен прожить наполнено и осмысленно, как если бы это была моя новая жизнь.
   Каждый день солнце встаёт на востоке, достигает зенита и садится на западе. Своим движением оно описывает гору, затем следует глубокая тёмная впадина, иногда подсвеченная луной, а потом опять начинается подъём в гору. Это как путешествие по горам, и каждый день – это ещё одна гора. Вместе с монахами я уже преодолел десять гор, ещё мне осталось одолеть тридцать подъёмов и спусков, чтобы прийти к концу моего пути. Время сжималось, а моё движение должно было убыстряться. Я чувствовал, что стал не только путешественником по времени, но ещё и борцом с трудностями, воином и открывателем новых для себя духовных ценностей.
   Беда подкосила меня, но я начинал бороться за своё счастье и будущее. Несчастья и испытания делали меня сильным. Потеря Натали, заставившая меня остро испытать чувство отчаянья, разбудила мои духовные, психические и физические силы, открыла мне глаза на мою слабость, и заставила преодолеть внутреннюю удовлетворённость собой и реагировать на происходящие перемены. Я начинал видеть мир таким, каков он есть и пытаться изменить его в лучшую сторону для себя и других людей. Я понял, что если человек захочет, то откроет в себе такие резервы, которые помогут ему поражение превратить в победу, а неудачи – в успех. Я начинал поиск своего истинного пути.
   Окрылённый надеждой, я сказал монахом:
   –      Ну что, попробуем переместиться в другую точку нашего назначения?
   Моё заявление оба монаха приняли скептически.
   –      А вы сумеете это сделать? – спросил меня Мосэ.
   –      Но ведь до этого я же передвигался с помощью буддийской молитвы.
   Монахи покачали головами.
   –      Вы – не буддист, – сказал Хотокэ, – и то, что вам удавалось делать рядом с Летающим Зайцем, сейчас может не получиться.
   Такое замечание меня очень удивило.
   –      А куда нам нужно попасть? – спросил я у монахов.
   –      Нам нужно перебраться на остров Хонсю, – сказал Мосэ.
   –      Тогда давайте попробуем, – предложил я и стал читать молитву.
   Но ничего не произошло. Монахи смотрели на меня с иронией.
   –      Как же так? – удивлялся я. – Ночью я ещё мог так перемещаться, а при свете дня потерял такую способность. А метод был таким простым. Может быть, подождать нам наступления ночи?
   Монахи рассмеялись.
   –      И ночью у вас ничего не получится, – с улыбкой ответил мне Мосэ, – потому что есть разница между пушинкой и бабочкой. Пушинку гонит ветер туда, куда он дует, а бабочка летит в ту сторону, которую выбирает сама. Летающий Заяц руководил вашим полётом, поэтому буддийская молитва вам помогала передвигаться. Для того чтобы стать самостоятельным, нужно войти в себя, проникнуть в свою материю, соединить своё сознание с общим сознанием-хранилищем. Без этого вы не научитесь передвигаться на расстояния самостоятельно.
   –      Но как это сделать?
   – Для этого необходимо прежде всего "заложить основы" и стать легче, чем пушинка. Но это только первое из пяти установок достижения мастерства "сирё-и". Для этого нужно научиться совершать альтруистические деяния в пользу других людей. Чем больше вы приносите другим добра, тем больше облегчаетесь в весе. Это стимулирует "искуривание хороших семян", которые в свою очередь обуславливают проявление "благоприятных дхарм типа "уро" и одновременно берётся под контроль испускание наиболее вредных "плохих" семян. Ведь и в вашей религии принято считать, что грехи утяжеляют душу. На этой ступени следуют шести "парамитам", то есть силам, посредством которых достигается просветление. Вторая установка "кэгё-и" – "добавление деяний", то есть совершение двух типов специальной медитации, по четыре в каждой, как учил Фасян-цзун. Когда у нас будет время я покажу вам их. На третьей стадии вы должны обрести "осведомление в знании" – "цудацу-и", где впервые достигните "четыре знания и мудрость". Этим вы преодолеете заблуждения, вызванные опытом и разумом, и усвоите доктрины об иллюзорности "я" и нереальности дхарм. В этом мире всё просто, стоит только отказаться от одного, и вы тут же обретёте другое. Затем вам предстоит четвёртый этап – это "овладение "навыками" –«сюдзю-и», На этой ступени вы устраните все врождённые заблуждения и страсти чувственного характера и ещё более усвоите суть "татхаты" – абсолюта. И наконец, вы поднимитесь на пятую ступень "превосходства" -"кукё-и" или "кугё-и", где полностью устраните все заблуждения достижением совершенного просветления Будды. Перед вами откроется "истинный принцип соединённого пути" и вы проникните в "только-сознание", где поймёте, что три мира-ступени "сангай" являются всего лишь сознанием, и вне сознания нет других дхарм. И когда ваше сознание соединится с сознанием-хранилищем, вы сможете влиять ни только на дхармы, из которые состоите, но и управлять другими дхармами, преобразуя их во своей воле.
   –      Я смогу изменять мир?! – изумлённо воскликнул я.
   –      Вы сможете не только изменять этот мир, но и сами изменяться, потому что вы обретёте возможность управлять материей. У вас откроется как бы зрение изнутри, внутренний глаз. Вы будете находиться одновременно в трёх мирах, преодолевать все их различия, потому что все дхармы не отделены от нашего сознания. Это и есть просветление, чудесный принцип единой реальности – истинной таковости, – всё находится в нашем сознании, и просветление о едином сознании внутри нас достигается посредством знаний о неволнении, которое невозможно осмыслить. Ваши учёные делают некоторые эксперименты с электромагнитными полями по перемещению предметов в пространстве, но они не знают, с чем имеют дело. Потому что вторгаются в область, о которой не имеют представления. Их механические опыты обречены на неудачу. Взять хотя бы опыт американцев с крейсером "Элдридж", в результате которого многие матросы были вплавлены в металл. С «только-сознанием» обстоит не всё так просто, как кажется. Обретя истинный взгляд, вы поймёте, что происходит внутри материи, и по-другому взгляните на материальный мир. Ведь просветление и обретение нирваны заключается в интуитивном осознании абсолюта, то есть, отсутствия двойственности, тождественности сансары и нирваны, и отождествления того, кто просветлён с абсолютом. Среди всех существ в мире наблюдается пять разделений по уровням возможностей. Прежде всего это те, кто имеет природу, своё естество, и "слушающие голос", которые нуждаются в управлении в движении к просветлению.
   –      Да, – признался я, – я частенько слышу голоса других сущностей, но до сих пор не могу установить ментальную связь с той, кого больше всего люблю на свете.
   –      Ко второму разряду принадлежат те, – продолжал Мосэ, не обращая внимания на мои слова, – которые по своей природе самостоятельно идут к просветлению, это так называемые анахореты и схимники, стремящиеся к нирване без чьей-либо помощи, и ни с кем не делящиеся опытом спасения. Они не могут быть ни учениками, ни учителями.
   –      Я знаю таких, – заметил я, – это, вероятно, даосы. Если признаться честно, то я сам иду по этому пути.
   –      Они продвигаются по знакам, и достигают интуиции самой высокой степени. О таких говорил один наш монах Нитирэн: "они действуют в мире без Будды, смотрят на летящий по ветру цветок и падающий лист, понимая бренность нашего мира, познают страдание, пустоту, непостоянство, отсутствия "я".
   –      Это – именно то, чем я занимаюсь! – восхищённо воскликнул я, не в силах сдержаться.
   –      Третьи, – продолжал Мосэ, – имеют природу бодхисатвы – "босацу-сюсё". Это они обладают "семенами", обуславливающими проявление "плода" Абсолюта, тела Будды, или иными словами, просветления. Эти "семена" бодхисатва приобретает в результате многочисленных деяний, и сам получает устойчивую природу колесницы "татхагата" – "нёрай дзисё". Существа, входящие в неё, обладают только "хорошими семенами". Замена "естества бодхисатвы" "природой Будды" вызвана тем, это я вам скажу чуть позже, переносится в пятую категорию. В четвёртую категорию входят существа, имеющие "неопределённую природу" -"фудзё-сюсё". Их "сознание-хранилище" содержат "семена", присущие трём перечисленным мной категориям лиц, однако ещё не ясно, какие из них "выкуриваются," и каковы будут "плоды" их проявления. Вы как раз относитесь к этой группе. И наконец, пятую категорию составляют существа, имеющие природу живых существ без имени – "мусё-удзё-сюсё", которые обходятся без наставников, и не стремятся к просветлению. Поэтому они и без имени, без природы, обрезавшие "добрые корни" -"дандзэн-сэндай", люди, совершившие какие-либо тяжёлые преступления, попадающие в разряд "плохих" буддийских деяний, а также люди, лишённые возможности обрести просветление с великим состраданием "дайхи-сэндай", к которым относятся бодхисатвы, давшие обед отложить своё конечное просветление до тех пор, пока не спасут всех живых существ, а поскольку последних неисчислимое количество, то бодхисатвы вынуждены бесконечно долгое время пребывать в телах "обычных людей". У каждого человека можно выявить потенции Будды, особенно у третьей и четвёртой категории людей, но полностью они отсутствуют у пятой категории лиц. Люди из этой категории обречены на вечное перерождение в тех же самых состояниях.
   –      Понятно, – сказал я, – вот вы являетесь бодхисатвами в человеческом облике. С вами всё ясно. Вы можете самостоятельно передвигаться на расстояние, предвидеть будущее, общаться с духами, изменять энергетику, открывать тайны, и даже ставить преграды в опасных местах, чтобы духи не проникали в наш мир и не пользовались небесными тайнами. Ваш настоятель отец Гонгэ уже приблизился к перевоплощению в высшее естество, и уже скоро станет буддой. Повелитель Светлого и Тёмного Пути, патриарх Онмё-но-ками является буддой в человеческом воплощении. А кто же я? И как мне добиться хотя бы первой ступени вашего искусства – умения самостоятельно перемещаться в пространстве на большие расстояния?
   Мосэ улыбнулся и добродушно заметил:
   –      Вы уже близко подошли к этому мастерству, так как ваше сознание-хранилище уже преодолело первый рубеж. Этой ночью вы общались с духами наравне с нами. Вы научились с закрытыми глазами проникать в сознание-хранилище и видеть реальные события этого мира. И наконец, вы смогли настолько расслабиться, что позволили Летающему Зайцу перенести вас из одного места в другое.
   –      Велико достижение! – воскликнул я скептически. – Перенестись в другое место с помощью шамана способны простые люди у меня на родине. Они абсолютно не владеют никакими знаниями.
   И я рассказал монахам об одном случае, произошедшим в Бурятии, который слышал от своего знакомого:
   "Отец с малолетним сыном отправились на рыбалку с ночёвкой. (Этот рассказ я слышал в пересказе жены этого рыбака). С собой он имел небольшой бредень, нечто похожее на маленькую сеть. Вечером он установил эту сеть в протоке и сидел с сыном у костра, готовя ужин. Вдруг рядом с ним, неизвестно откуда, возник старик бурят, седой, одетый в поношенный национальный костюм. Он сказал неприветливо мужчине: "Здесь не ловят бреднями и сетям, разрешено только ловить удочками. Вам лучше удалиться из этого места". Сказав это, он тут же их покинул. У мужчины осталось от разговора неприятный осадок на душе. Поужинав, они легли спать, оставив сети в воде. Жена потом рассказывала, что вдруг ночью у неё заболело сердце, и всю её охватила тревога за мужа и за сына. Проснулась она в холодном поту и до утра уже не могла сомкнуть глаз. Рано утром домой пришли взволнованный муж и перепуганный сын и рассказали, что этой ночью их, сонных, что-то неизвестное перенесло на остров далеко от берега. Утром на рассвете они проснулись и увидели вокруг себя воду. Стали звать на помощь. Только через два часа их переправил на берег проплывавший мимо лодочник. Они тут же собрали вещи и отправились домой. Как они очутились ночью на острове, ни мужчина ни мальчик не могли объяснить.
   –      Вот видите, – тут же заметил Мосэ, – чудеса происходят и с обыкновенными людьми. Тем более, вы этому быстро можете научиться сами. Для этого не нужно стараться творить чудеса. Если человек понимает, что он делает, то чудеса случаются как бы сами собой. Здесь не нужно напрягаться и прибегать к перенапряжению, а наоборот, нужно расслабиться. Освободитесь от всех мыслей, мешающих вам, и постарайтесь проникнуть в саму материи. О технике расслабления я вам уже говорил. Только спокойствие может вершить чудеса в нашей реальности. Через пару дней, я думаю, что вы обретёте этот дар. А сейчас нам нужно подумать, как перебраться к месту нашего следующего назначения.
   Мы сверились с картой, и направились к дороге. В этот день нам предстояло дойти до переправы, чтобы попасть на центральный остров Японии Хонсю.



ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ «Поиски Моисея»


   В пустоте – форм всех рожденье –
   Все люди знают такое,
   Постичь о форме ученье
   Может созданье любое.
   Лишь следует лень одолеть,
   Добродетель в душе растить,
   Страданья и муки терпеть,
   И всем в трудолюбии жить.
   И снизойдёт просветленье –
   К небу в сиянье взойдёшь,
   Юности будет продленье,
   Вечную жизнь обретёшь.

   Из древних китайских книг


   Und Gott sprach: Die Erde bringe hervor lebendige Tiere, ein jegliches nach seiner Art: Vieh, Gew;rm und Tiere auf Erden, ein jegliches nach seiner Art. Und es geschah also. Und Gott machte die Tiere auf Erden, ein jegliches nach seiner Art, und das Vieh nach seiner Art, und allerlei Gew;rm auf Erden nach seiner Art. Und Gott sah, dass es gut war.

   Я брёл вслед за монахами, вдыхая влажный летний воздух, и смотрел на живописную лесную растительность острова, где густые заросли лимонника и ореховых деревьев прерывались бамбуковыми и ильмовыми рощами. Встающее ослепительное солнце отражалось от блестящих ярких листьев кустов, напоминающих цубаки. С деревьев свисали огромные паутины с чудовищными пауками. Повсюду сплошным гулом распространялись трели сверчком. Слышалось пение птиц. Этот реальный мир, вырвавший меня из ночного плена мистических видений, как бы пробуждал моё трезвое сознание, привязанное к физическому миру. Я уже не мог понять, как я очутился в этом месте, переместившись с южной стороны острова на северную. А ведь широта острова составляла более трехсот километров. Ещё вчера вечером я был в Кагосима, и вот я нахожусь в префектуре Сага.
   Если даже допустить, что я уснул в дороге, а меня как-то перевезли сонного в это место, то покрыть за ночь это расстояние ни на каком транспорте не представлялось возможным. И если даже мне всё это приснилось, то как могли быть в курсе всего виденного сопровождающие меня монахи?
   Я покосился на их спины.
   В этот момент у меня возникло желание ещё раз войти в то состояние, которое я называл "изменённым сознанием". Я смежил веки и через узкую щёлочку стал смотреть на идущих впереди монахов. Перспектива моего обзора тут же затуманилась, а чёткость видения стала расплывчатой, но я заметил через пелену, застилающую глаза, странное свечение. Оно походило на лёгкое колыхание зелёных волн вдоль краёв дороги и мерцание впереди непонятного источника света, как будто я, погружаясь в обволакивающую пелену, попадал совсем в другой мир.
   "Да, – пронеслось у меня в голове, – мы живём на рубеже двух миров, и поэтому ощутить реальность для нас временами бывает почти невозможно. Из одной реальности мы тут же попадаем в другую, поэтому так трудно нам понимать, где сон, а где явь. И в этом виновато только наше сознание. И что же мы сознаём? Островки ярких свечений, игра солнечных зайчиков и расплывающиеся тени постоянно слагаются в нашем сознании в устойчивые картинки. Иногда даже, бодрствуя, закрыв глаза, можно видеть какое-нибудь видение. Но как воспринимать эти видения? Как мираж, или как то, что происходит на самом деле? Этот сверкающий хоровод летающих бликов. Неужели это и есть наш истинный мир, который отражается в нашем сознании? Стоит только какое-то мгновение посмотреть на солнце, и, отведя взгляд от него, мы уже оказываемся у него в плену, оно нас не отпускает, если даже мы закрываем глаза, то всё равно видим это белое пятно в темноте. Так и оба эти миры проецируются друг на друга, и, в конце концов, мы уже не понимаем, в каком мире мы живём. Но пережитые события накладываются и на события в другом мире, превращая нашу жизнь в постоянное перемещение между мирами и их сферами.
   То, что сверкало в обилии лучей под монотонное гудение цикад, в этом другом мире преображалось, двигалось, расплывалось, металось из стороны в сторону и обретало иные черты. Свет извне как бы взаимодействовал со светом изнутри и рождались совсем иные ощущения и душевные переживания, но это внутренние свечение и было нашей истинной жизнью, нашим стремлением продлиться в этом мире и запечатлеть себя в нём навечно. И оттого, как преобразовывалось это свечение, зависела наша судьба. Так способен ли я видеть это внутреннее свечение, как его видят ясновидцы? И это свечение могло быть не только из прошлого, но и из будущего, потому что весь целостный мир был только одним вечным мгновением, переживанием, нашей внутренней, истинной действительностью.
   Я уже ни раз предавался этой высшей сублимации проникновения через свой внутренний мир в эту истинную действительность, которая помогала мне видеть будущее и составлять подлинную картину мира. Но потом я терял эту способность, физический суетный мир как бы высасывал меня из этой сферы, где я парил как птица в вечности, ощущая гармонию души и мира. И даже когда я возвращался на грешную землю, то ещё какое-то время мог ощущать дыхание того мира, которое помогало мне совершать правильные поступки, потому что я видел перед глазами то, как в этом миру будут развёртываться события.
   И сейчас я хотел проникнуть в сознание Натали, узнать, где она, и что с ней. Помочь ей и попытаться её спасти.
   Я стал читать молитву во имя её спасения, как говорил Мосэ, стараясь искуривать "семена" в сознание-хранилище, чтобы через эту молитву своим сознанием соединиться с её мыслями и её видением мира. Я хотел, притупив зрение и отключившись от внешнего мира, понять этот льющийся изнутри поток света, и вдруг увидел нечто.
   Я увидел в темноте Натали, полуобнажённую, связанную и лежащую в согнутом положении с прижатыми к груди коленками. От этого видения у меня больно кольнуло сердце. Её запёкшиеся губы прошептали: "Спаси, скоро я буду совсем близко от тебя. Узнай меня и вытащи отсюда".
   –      Где ты?! – воскликнул я и упал прямо на дороге.
   Монахи подскочили ко мне встревоженные.
   –      Что произошло? – спросил меня обеспокоенный Хотокэ. – Заснули на ходу? Не ушиблись?
   Я рассказал им о видении.
   –      Вот видите, – похвалил меня Мосэ, – вы уже начинаете самостоятельно проникать в сознание-хранилище. Вам нужно закрепить этот успех.
   –      Но это не всегда у меня получается, – признался я, потирая ушибленную ногу. – Я даже не успел спросить её, где она находится. Видение растаяло. Вернее, я споткнулся и упал.
   –      Тогда вам нужно познакомиться с учением Рицу, которое помогает дисциплинировать волю и сделать проникновение в единое сознание устойчивым. На привале я вас познакомлю с ним.
   Выйдя на центральную магистраль, которая вела в сторону города Китакюсю, Мосэ и Хотокэ стали решать между собой, как им переправиться на остров Хонсю. Хотокэ сказал Мосэ:
   –      Из Китакюсю, наверное, на Хонсю есть какая-нибудь переправа. Сядем на корабль и переплывём через пролив.
   Мне уже второй раз после восхода солнца все ночные приключения казались нереальными. Если бы не моё местонахождение на северо-востоке острова Кюсю, то я пришёл бы к выводу, что всё мне приснилось во сне.
   Через час ходьбы, монахи сверились с картой и по географическим названиям увидели, что прошли ничтожно малое расстояние.
   –      Если мы так будем двигаться и дальше, то и за два дня не дойдём до северной оконечности острова Кюсю, – заметил Мосэ.
   –      Что ты предлагаешь? – спросил его Хотокэ.
   –      Почему бы нам ни добраться автостопом до места? – предложил Мосэ.
   –      Давай попробуем, – согласился Хотокэ.
   Мосэ поднял руку, и сразу же рядом с нами затормозила дорогая машина марки «Субару» с затемнёнными стёклами. Стекло на дверце опустилось, и мы увидели улыбающееся лицо профессора Онмёо-но-ками – Повелителя Светлого и Тёмного пути.
   –      Куда путь держите? – спросил нас профессор.
   От неожиданности Мосэ и Хотокэ растерялись и не знали, что ему ответить.
   Ответил за них сам профессор:
   –      Предчувствие мне подсказывало, что я встречу вас здесь.
   –      Неужели вы ради нас приехали сюда? – удивился Мосэ.
   –      Совсем нет, – ответил Онмёо-но-ками, – я направляюсь в канадзавский университет, где веду у студентов курс лекций по истории древнего мира. Вот попутно решил проведать вас. Как ваши дела?
   Монахи рассказали профессору, что с ними случилось только за одну ночь. Профессор ничему не удивился.
   Мы сели в его машину и некоторое время ехали молча. Профессор не говорил с нами, дав нам некоторое время прийти в себя. Монахи отдыхали и, кажется, впали в дрёму. Я тоже ехал молча, отдаваясь наслаждению расслабленности.
   Я как будто бы опомнился и вдруг подумал: "А почему я пустился в это путешествие? Какие были причины и первоначальные мотивы? Что меня увлекло в это путешествие? Да и существуют ли вообще в нашем мире какие-то причины, которые заставляют нас совершать поступки? Один немецкий писатель сказал: "Причинности в жизни не бывает, она бывает только в мыслях". Может быть, он и прав. Вероятно, я хотел познать мир. Но как можно познать мир, не познав себя? Ведь познавая что-то, нужно всегда начинать с малого. Но являюсь ли я этим малым, когда этот весь мир вмещён в меня и заключён во мне? Ведь, так или иначе, мир – это хаос. И какая в хаосе может быть причинность? Но из хаоса всё же что-то возникает, что-то развивается и совершенствуется, а потом опять погружается в него.
   Вот, к примеру, я, человек, как я раньше полагал, духовно совершенный, правда, оторвавшийся от природы, постоянно находил во всём непрерывную причинную связь, и был счастлив оттого, что думал, что понимаю этот мир, и был вправе считать, что моему сознанию доступно понимание течения этой непрерывной причинной связи, потому что сам состоял целиком только из своего собственного сознания. Но когда передо мной открылось природное сознание-хранилище, я перестал что-либо понимать, потому что в мою жизнь ворвалось новое явление – случай, который полностью разрушил все мои представления о существовании причинно-следственных связей, и вновь это явление напомнило мне, что мир – это ничто иное как хаос.
   Наконец-то я обрёл мою возлюбленную и уже был спокоен за моё и её будущее. Но неожиданный случай чуть не отнял у моей возлюбленной жизнь, но разлучил нас. Я даже не знаю, смогу ли я её обрести вновь. Это ли не прямое доказательство полного разрушения закона причинно-следственных связей и хаотичности мира? А сама смерть человека? Ведь она разрушает все причинно-следственные связи в нашем мире. Смерть нелепа по своей сущности и не укладывается ни в одно сознание живого человека. Потому что она выбрасывает человека из его обычной среды, вычёркивает его из беспрерывно текущей мысли, и, наконец, ставит точку на его восприятии и осознании мира. Из сложного конструирования человек погружается в хаос и разрушение. Если смертью заканчивается любое движение и сам человек, то могут ли быть у него какие-то оправданные цели? Ведь после смерти нет ничего.
   Тут я как бы остановился в мыслях. И в мою душу закралось сомнение.
   А может быть, после смерти всё же есть что-то. Ведь только что я видел общение с духом умершего человека, и ещё наблюдал действие некоторых тонких сущностей. Что же это такое? Где Истина? Где же настоящая действительность? В какой связи находятся хаос и конструированная жизнь? Почему их так резко разделяет случай, и почему поле природы находится в противоречии с полем культуры?
   Можем ли мы управлять этим миром и собой, когда происходят подобные случаи? Ожидание, поступок и случай – все эти вещи противоречивы и не находятся во взаимозависимости. В этом я только что убедился. Очень часто мы совершаем необдуманные поступки, как будто нас принуждает к этому какая-то посторонняя сила. Но эта ночь мне лишний раз доказывает, что мир управляет человеком, несмотря на все его сверхвозможные способности, а не наоборот. Но почему всё так складывается в жизни, что вместо созидательного творчества я вижу вокруг себя лишь одни разрушения? Рушатся все надежды, а зло подступает к нам всё ближе и ближе. Может быть, люди перестали жить в мире по древним уставам Недеяния, по которым жили всегда все наши предки на земле. Ведь истинный смысл Недеяния – это "несотворение зла".
   Мне показалось, что от всех этих мыслей распухает мой мозг.
   Уж не конец света ли это?! – подумал я. И мне тут же пришёл в голову отрывок из "Деяния" святых апостолов: "До того дня, в который Он вознёсся, дав Святым Духом повеления Апостолам, которых он избрал, которым и явил Себя живым по страдании Своем со многими верными доказательствами, в продолжении сорока дней являясь им и говоря о Царстве Божием".
   Да что же это такое? И почему я бросился в эту авантюру, сломя голову, а по пути ещё и погубил мою возлюбленную. И что вообще происходит в мире? Почему нам нужно ждать конец света? И что это будет за конец?
   –      А мы не знали, что вы водите машину, – искренне удивился Хотокэ, когда пришёл немного в себя и восхитился мастерством вождения Повелителя Светлого и Тёмного Пути.
   –      Вождение автомобиля не труднее управления огненной колесницей в воздухе, – сказал, улыбнувшись, профессор по прозвищу Красная Птица.
   –      Вам приходилось управлять огненной колесницей? – изумился Хотокэ.
   –      Да, – скромно ответил профессор, – это было, когда произошла битва, описанная в Махабхарате. Я правил огненной колесницей и наблюдал за сражением.
   Конечно же, я не поверил ему и принял это за шутку.
   –      Кое у кого из них тоже были огненные колесницы, – продолжал профессор, – в этой битве они применили, как вы выражаетесь, ядерное оружие. Погибло очень много людей и слонов. Те, кто выжил, бежали к воде. Уже тогда люди знали, как производить дезактивацию при облучении. М-да, история повторяется, всё идет по кругу. Чем дольше живёшь, тем больше испытываешь чувство, что мир топчется на месте.
   Машина шла по дороге на большой скорости.
   –      Куда мы едем? – спросил Мосэ у профессора.
   –      Мы едем к мосту Каммон, чтобы переправиться на другую сторону, – ответил профессор.
   –      Разве между Кюсю и Хонсю есть мост? – удивился Мосэ.
   –      Я вижу, вы, монахи, настолько отстали от жизни, что ничего не знаете, – заметил, улыбнувшись, профессор.
   Мосэ и Хотокэ виновато переглянулись. Видя их реакцию, профессор усмехнулся и сказал:
   –      Вы не одни такие. Многие японцы до сих пор не знают о существовании этого моста, потому что мало путешествуют. Современные люди вообще мало чем интересуются в мире. Есть такие, которые за всю свою жизнь не совершили даже поездки в соседний город, и имеют представление о мире до пределов только своего родного городка или деревни.
   –      Но мы в общих чертах знаем этот мир, – попытался возразить ему Мосэ. – И наше духовное путешествие может осуществляться в границах нашего храма. Оттого, что человек постоянно путешествует, вряд ли его мировоззрение становится шире. Познавать мир можно даже, не выходя из своей хижины.
   –      Общепринятое заблуждение, – усмехнувшись, сказал профессор. – Человек должен летать по миру, как птица. Потому что представление о мире и сам мир – это разные вещи. Вот вы, обладая умением перемещения, много ли путешествовали?
   –      Нет, – признался Мосэ, – можно сказать, что это – наше первое вынужденное путешествие. Всё своё время мы посвящали чтению книг и сутр и изучению учений, но пока своего истинного учения ещё не обрели. Предаваясь медитации, мы погружали себя в состояние успокоения и наблюдали этот мир как бы изнутри. Нам вполне хватало такого путешествия. Потому что во время таких путешествий, как это, теряешь много времени. Вам легче. Для вас времени не существует, потому что вы обрели бессмертие.
   –      Но что такое бессмертие?! – рассмеялся профессор. – Вы им тоже обладаете, только не пользуетесь. Ведь вы живёте только настоящим, и не научились его совмещать одновременно с прошлым и будущем. Если вы поймёте, что миг и есть вся наша жизнь, то сразу станете бессмертными. Потому что все мы одновременно наличествуем в прошлом, настоящем и будущем. А этот миг может перенести вас и в прошлое, и в будущее. Путешествие во времени самое увлекательное моё занятие. Я с вами вот сейчас общаюсь, но это не есть настоящее, потому что одной ногой я стою в прошлом, а другой уже нахожусь в будущем. Только что я находился в огненной летающей колеснице, и вот уже я сижу в вашем современном автомобиле. Ведь что такое время? Время это – мгновение. Время вообще не существует как таковое. Жизнь человека – это тоже мгновение, так же как и вся цивилизация во всей Вселенной. Если задумываться над тем, что в мимолётном мгновении ещё есть мгновение, то всё время становится абсурдом. Ведь время невозможно остановить или пощупать.
   Слушая профессора, я на какое-то мгновение отключился, возможно задремал, и тут же услышал голос отца Гонгэ, как будто он мне вещал из будущего:
   "Время бежит неумолимо быстро. Я по-прежнему испытываю к Ричику жалость и нежное чувство, вспоминая о нём. Говорят, что впечатления детства врезаются в память на всю жизнь. И ещё говорят, что время лечит. Со временем горести забываются, многое стирается из памяти. Но со мной почему-то этого не происходит. Каждый раз эта трагедия возникает перед моими глазами, как будто всё произошло вчера. Не знаю, почему-то на меня время не действует. Мои ученики чувствовали течение времени и старались оставаться в вечности. Нет, я не хочу сказать, что они были святыми. Они не походили на монаха Синто, который для того чтобы спасти грешников, прошёл семь кругов ада. Но они сделали то, что их увековечило. Они спасли мир от разрушения".
   Я очнулся. Наша машина продолжала нестись на запад. Сколько времени я спал, мне было трудно понять, потому что мой сон пролетел как мгновение. Но мой короткий отдых наполнил меня силой, и я решил поговорить с бессмертным профессором.
   Через какое-то время машина подъехала к огромному длинному мосту, заполненному потоками машин. При въезде на мост я спросил профессора:
   –      Скажите, учитель, вот вы прожили такую долгую жизнь, если вам верить. Ваш возраст исчисляется несколькими тысячелетиями, как вы говорите. Скажите мне, неразумному, как вам удалось сохранить жизнь в течение такого долгого времени? Ведь это противоречит логике естественной науки. Может быть, вы знаете то, чего мы не знаем. Когда я читал книги древних, то мне всегда казалось, что философы специально скрывали свои суждения о первоначалах, или говорили о них загадками. Как вы знаете, в современной науке вообще нет разъяснений о первоначалах. А мне кажется, что это и есть тот фундамент, на котором должна строиться наука. Шаткий фундамент – шаткая наука. Можно создать закон, я имею ввиду не его открытие, а его понимание, но если в основе его заложено шатание, то и закон всегда будет шатким. Или я не прав?
   Профессор усмехнулся и, сосредоточенно глядя на дорогу, два раза кашлянул: кхе-кхе, но ничего не ответил. Подождав немного и, не получив ответа, я продолжил:
   –      Мне кажется, что Платон и его ученики именовали материю женщиной, а форму – мужчиной. Возможно, они были правы. После того, как мужчина вливает в женщину своё семя, в ней начинает создаваться форма.
   При этих словах я улыбнулся и посмотрел на землю с высоты моста, как на олицетворении матери, которую Платон в своём труде "Тимей" назвал "матерью-восприемницей". Затем обратил свой взор на небо.
   –      По логике вещей, – продолжал я, – в мире наличествует три начала всего сущего, того, что возникает, и что уничтожатся. Это – материя, форма и специфическая лишённость, постоянно сопутствующая материи. Если бы у материи не существовало лишённости, то материя никогда бы не обрела форму. Она была бы вечно беременна одной и той же формой. Поэтому лишённость является как бы первоначалом всего сущего. Когда форма обретена, лишённость исчезает, имеется в виду лишённость обретённой формы. А в это время на материю начинает действовать другая лишённость. И так происходит до бесконечности. Материя беременеет и рожает, пустеет и вновь беременеет. Форма является источником некой божественности, камнем вечности, основой постоянства и неизменности, в то время как материя с её лишённостью – всего лишь начало изменчивости. Я допускаю, что мы все живём вечно – каждый из нас, но мы постоянно меняемся, рождаемся, умираем, вновь рождаемся и умираем, и никак не можем выйти из цепи перерождений. Один немец сказал: "Мы наполняем формы как вода, нащупывая путь к бытью". Но вот мне не понятно, как можно жить вечно и не умирать.
   Задав этот вопрос, я выждал паузу, ожидая ответа. Но ответа так и не последовало. Профессор сосредоточенно вёл машину по мосту.
   –      Судя по вашим ответам, – продолжил я допытывать старика, стараясь вывести его на чистую воду, – вы никогда не умирали. Так ли это?
   И опять профессор мне ничего не ответил, держа паузу.
   Мне ничего не оставалось, как продолжить свои рассуждения:
   –      И всё же, – молвил я, – всякое сущее находится между двумя полюсами: рождением и смертью, становлением и разрушением. Первое осуществляется через форму, второе – через материю. Любая вещь, любой организм должен разрушиться и исчезнуть, чтобы снова возродиться. Я не верю в бессмертие того, что остаётся в одной форме в этом физическом мире.
   По-видимому, мои рассуждения привлекли внимание Мосэ, он тоже высказал своё мнение.
   –      Евреи говорят, что ум Моисея прилепился к Скале вечности и разлучился навсегда с женой и с тем, что ей подобно. Поэтому он стал святым, как ангелы. В Торе сказано, что Змей-искуситель, несущей в своей субстанции лишённость, соблазнил Еву-материю, что является причиной смертности Адама.
   Хотокэ тоже подключился к нашему разговору, заметив:
   –      Араи Хакусэки ещё триста лет назад в своём труде "Услышанное и записанное на Западе" говорил: "Вообще, начиная с рассуждения о мироздании и человеке и кончая проповедями о рае и аде, всё исходит из учения Будды, когда эти проповеди произносятся, не следует их во всём оспаривать".
   Профессор не выдержал и рассмеялся, задав Мосэ вопрос:
   –      Ты хочешь сказать, что если бы Еву соблазнил сам Бог, то Адам обрёл бы бессмертие.
   Мосэ улыбнулся и согласился с профессором.
   –      По логике вещей выходит так, – сказал он.
   –      Как-нибудь мы поговорим с вами о лишённости, как об источнике мирового зла, о сатане, Ангеле смерти и дурном побуждении, – ответил Онмёо-но-ками, – но сейчас я бы хотел вам объяснить кое-что. Вот мы едем по мосту, которого раньше не было. И люди переправлялись через пролив вплавь или на лодках, но всё равно они соприкасались с водой. Но сейчас вы видите, что мы преодолеваем водную преграду, как бы находясь на суше. У нас нет с водой никакого соприкосновения, потому что мы едем по мосту. Так и в моём случае, если над смертью построить мост, то вы окажитесь в безопасности. Кто такие бессмертные? Это – люди, которые идут по мосту над смертью. Они вывели себя из законов физического мира. Потому что вся их субстанция и оболочка – неразрушимы. Они представляют собой оформившуюся особым образом материю, у которой нет распада, и свою форму они умеют менять так, как они этого пожелают. Они представляют собой неуничтожимый сгусток материи, которой является их внутренняя энергия. Когда вы свой разум отождествляете с объектом постижения, то вы сами пропитываетесь этим объектом энергетически. Что такое абсолют достоинства и достижение пределов совершенства?
   –      Это когда слава Господня наполняет скинию! – возбуждённо сказал Мосэ.
   –      Можно и так сказать, – согласился профессор, – когда человек возвышается до идеи величия, могущества высоты достоинства Высшего совершенства, то он переходит в другое состояние, он как бы перемещается, но не пространственно, а в другое измерение, тогда на него нисходит, как вы говорите, божественное сияние, созерцаемое в пророческом видении. Человек как бы попадает на такой мост и переносится над временем и пространством. Десять тысяч лет для него – это как одно мгновение. Он обретает вечность и находится уже вне времени и вне пространства. Но стоит ему отвлечься, сойти с этой дороги, как он пробьет опоры этого моста, врежется в край и упадёт в воду. Бессмертие его закончится.
   –      Значит, есть выход из этого бессмертия? – с волненьем произнёс я.
   –      Да, – просто ответил профессор, – есть выход, также, как и вход. Выход – это проявление или обнаружение своего скрытого существа, сопричастного с вечностью. Оно всегда сокровенно, иными словами, оно не должно стать достоянием многих. На вашем языке, войти в соитие со смертью – это значит – перестать следовать веленьям Божьим.
   –      Значит, – воскликнул я, – если в писании сказано, что Бог творит и действует в мире, отдавая повеления, означает ни что иное, как следование воле Божьей. А выход из этого состояния – это удаление от Божественного мира, когда начинается прекращение деяний и явлений Всевышнего. Уход из мира Его Провидения. Перерыв в следовании стезёй добродетели. Прекращение действия сотворённого света в каком-то месте. Ведь так?
   Профессор улыбнулся и качнул головой, и невозможно было понять, так это или нет.
   –      То, что вы говорите, – заметил Хотокэ, кивнув мне, – похоже на наше учение Рицу.
   –      Значит, на вас лежит именно такая благодать Божья, о которой я только что сказал, – воскликнул я, – и поэтому вы – бессмертны?
   Но старик никак не отреагировал на моё замечание. Его машина пролетела на большой скорости мост и въехала на берег острова Хонсю. Это была уже совсем другая страна. Не та древняя Япония с ночными кошмарами, увязшая среди призраков в таинственной мистике меж корней исполинских деревьев. Нет, здесь всё бурлило, бежало, торопилось, сверкало, кричало и суетилось. Эта Япония торопилась жить. Та же Япония пребывала во сне и летаргических видениях вялотекущей реальности.
   Профессор спросил нас:
   –      Вы, наверное, ничего не ели? А не подкрепиться ли нам где-нибудь хорошим завтраком.
   Монахи скромно потупились. Тогда профессор съехал с автострады и припарковал машину возле небольшого кафе. Это кафе располагалось на первом этаже небольшой придорожной гостиницы. Выйдя из машины, я заметил несколько дорогих машин, стоящих напротив входа в гостиницу. От их видения у меня почему-то кольнуло сердце. Как только мы вошли в кафе и расположились за столиком, к нам подошла симпатичная девушка в фартучке и спросила, что мы будем заказывать.
   –      Что-нибудь вегетарианское, – сказал профессор и посмотрел на нас.
   Мы скромно кивнули головами.
   Пока девушка, ставила на стол стаканы с охлаждённой водой и подавала нам влажные салфетки "сибори", у профессора с нами завязался разговор.
   –      Вот вы оба – буддистские монахи, а вы – христианин, – сказал Онмёо-но-ками, кивнув мне, – и исповедуете свои религии, стараясь при помощи своих учений постичь Истину. А вы уверены, что вы идёте правильным путём к Истине, а не путём заблуждений?
   Таким вопрос смутил монахов. Они переглянулись и ничего не ответили. Я пожал плечами.
   –      Всё зависит от того, каким взглядом вы смотрите на мир, – продолжил говорить Онмёо-но-ками. – Иногда вы видите одно, а на самом деле происходит другое, и природа происходящего может быть сокрыта от вашего зрения, а сам процесс происходящего бывает намного глубже, чем способен охватить его ваш разум.
   –      И что же мы видим, что не соответствует действительности? – спросил я профессора, задетый за живое.
   Онмёо-но-ками продолжительным и испытывающим взглядом посмотрел на меня и сказал:
   –      Хорошо, я скажу вам, сообразуясь с вашими европейскими мерками мышления, и употребляя ваши привычные выражения. Мир, который вы видите, отличается от того, что видят буддисты. Но если вы овладели сверхчувственным сознанием, или, как говорят ваши товарищи-монахи, сознанием-хранилищем, то перед вами начинают открываться ионные потоки. Ведь вся наша Вселенная является периодическим потоком ионов, то есть, потоком электрически заряженных частиц, образующихся при потере или приобретении электронов атомами или группами атомов. Они и создают своеобразную тонкую материю. Когда вы видите своим внутренним взором мертвого человека, вы видите его ионную оболочку. Вы и сами, умерев, оставите в эфире ионную оболочку, которую при рождении вы получили уже очень давно от прежних реализаций себя в этом мире, так что свою самость вы вновь можете реализовать через какое-то время. Поэтому в мире мы не рождаемся, и не умираем. Вернее, мы делаем то и другое постоянно, но сохраняя при появлении в том или ином виде свою самость, так как все мы, индивидуумы, существуем вечно. Мы как пузыри на воде во время дождя, лопаемся и тут же возникаем вновь, может быть, в ином качестве, но всё так же со своей постоянной самостью из той же воды. По законам сингулярности, то есть обособленности, свою сущность мы сохраняем вечно. Почему так происходит? Скажу вам. Составом любой пустоты, за которую условно можно принять нашу Вселенную, является масса, иными словами, частотность, расстояние, то есть пространство, и время. Пространство в своё время ошибочно определил Эйнштейн пространственной цифрой десяткой, в чём ошибся и позднее признал свою ошибку. Так как в пустоте важно не расстояние, а форма. Самая простейшая форма – треугольник, вернее его углы, что и определяет конформативную геометрию, которая представлена цифрой девять. Это и есть свет, фотону требуется девять цифр. Я не буду об этом распространяться, так как ваши учёные – англичанин Роджер Пэнроуз и армянин Ваагн Гурзагян достаточно ясно изложили эту теорию в своём совместном учении. Они просто подтвердили многие буддийские учения, которые своим пониманием глубоко уходят в древность. Я хочу лишь сказать об Истине, которая постоянно ускользает из вашего сознания, потому что вы имеете несовершенное понимание мира, какими бы знаниями или языковыми способами вы не пользовались, всё ваше представление о мире является ложным, и даже я сейчас объясняя вам это на вашем человеческом языке картину мира, уже говорю вам ложное, ибо пользуюсь вашими ложными понятиями. Так как вы не имеете ни совершенного сознания, ни совершенных способов выражения Истины. И вы их никогда не обретёте.
   –      Но позвольте! – воскликнул я, опять не в силах сдержаться. – Что же тогда вы считаете совершенством, и почему мы не способны его обрести?!
   –      Я не сказал, что вы не способны его обрести. Совершенство вы чувствуете интуитивно, но когда начинаете о нём говорить или думать, то тут же его разрушаете. Этот процесс у вас похож на моду с одеждой, которая постоянно меняется, но совершенства вида вам никакого не придаёт. Потому что каждый из вас стремится как бы привнести в совершенство нечто своё, и этим самым разрушает совершенство. Вы постоянно находитесь в хаосе самосознания, и все вечные символы, знаки и истины в вашем понимании обретают только вам присущие стороны. И чем больше человечество живёт со своей цивилизаций, тем больше заблуждается. Происходит деконструктализация его сознания. Оно всё больше и больше погружается в хаос, утрачивая с природой и со Вселенной всякие связи. В древности сознание людей было более целостным и совершенным. Но сейчас его просто окутало марево заблуждений. Возьмём хотя бы те средства, которыми вы выражаете свои мысли. Из них всё больше и больше исчезает свет. Ведь язык – это не только способ самовыражения, но и способ прояснения сознания. И это, может быть, является самым главным для познания Истины. По вашим христианским представлениям Бог заполняет вашу голову словами, и дьявол делает то же самое. Вы знаете, почему меня называют Повелителем Светлого и Тёмного Пути? Потому что я научился распознавать в своей душе слова Бога и слова дьявола. Я управляю этими потоками сознания. Потому что Бог и дьявол ведут в наших душах постоянную борьбу. Бог ведёт человека к организации, а дьявол к разрушению и хаосу. Вы, всё человечество, являемся полем битвы между ними. Но кто-то слушает только Бога, а кто-то – только дьявола. Для того, чтобы считать себя ни от чего не зависимым, необходимо бороться как с дьяволом, так и Богом, но при этом сознавать, что ты делаешь. Да, да, не смотрите на меня такими глазами. Бог любит дерзких людей, если они отстаивают свою правду. В конце концов, эта правда потом становится божественной, если не входит в противоречие с любовью и добродетелью. То, что древние люди считали для себя ясным, современный человек подвергает сомнению, потому что он долгое время жил во тьме. Несомненно, и древние люди этой цивилизации ошибались, но их ошибки не были такими катастрофичными, как ошибки ваших современников.
   –      В чём же мы ошибаемся? – спросил я, несколько уязвлённый.
   –      Во всем, – ответил Повелитель Светлого и Тёмного Пути, – с вашей цивилизацией человеку и окружающему миру становится всё хуже и хуже жить, и скоро наступит полный крах. Люди совсем перестали понимать те знаки, какие им шлют небеса. Их язык становится всё примитивней. С каждым веком прогрессируют падение нравов. Люди перестали понимать святые писания и ту житейскую мудрость, какую им оставили их предки. Уже нет среди них тех возвышенных и глубоких построений мысли, прекрасных, благозвучных с изящностью построенный фраз, которыми пользовались ещё несколько веков назад. Но ещё раньше, почти тысячелетие назад, умерла чистая и простая структура мышления, при помощи которой люди были способны говорить с ангелами. Уже несколько тысячелетий назад исчезло понимание самой Истины, которую ещё хранят древние письмена, но современные люди их уже не понимают, потому что языки изменились, а с ними и понимание тех символов, которые означали совсем не то, что сейчас означено у них. Не мир разрушается в хаосе, а человеческое сознание. Люди всё больше погрязают в ошибках и несуразностях, которые создаёт их болезненное воображение.
   –      Вы совершенно правы, – не выдержав, воскликнул Хотокэ, – язык прошлых поколений был всегда изыскан и превосходно отточен. Даже если взять такие простые сочинения как "Алмазная сутра" или более сложное "Зеркало срединных и крайних значений" – "Тюхэнгикё", то их язык предельно прост и ясен, как сама непререкаемая Истина. Но если брать более древние рукописи, свитки и сутры, то чем они старее, те более непонятны, потому что, вы, вероятно, правы, древние люди в эти знаки вкладывали свой особый смысл, ныне не понятный нам. Вероятно, поэтому в древних рукописях так много толкований и комментариев, которые каждое столетие добавляются и обновляются, но так и не приближают нас к пониманию текстов. Если ещё и учесть, что многие иероглифы забыты, а слова стали загадочными для нас. Вы верно подметили, что мы удаляемся от понимания того, что знали и понимали наши предки. Вероятно, у них была более совершенная мыслительная система. Мы бы хотели хранить верность прошлому, но, к сожалению, уже не понимаем их мыслей, так как современная жизнь проводит свои границы, и что было раньше, уже трудно понять сейчас. Современная жизнь сильнее нас. К тому же идёт постоянное изменение нашей культуры. Мы – уже другие, поэтому и отличаемся от древних людей.
   –      Это – заблуждение, – возразил ему профессор, – люди по своей биологической основе, остались прежними, но вот их духовный уровень низко упал. Тот смысл, о чём говорили люди древности, остался тем же, и сейчас вы ничем не отличаетесь от тех предков, которые стали уже бестелесными и бессмертными призраками, которые постоянно ощущали божественное присутствие, тянулись к возвышенному, верили в судьбу, в любовь, в счастье и своё предназначение. Ничего не изменилось с течением времени. Ведь небо подарило вам один чудесный природный символ, который до сих пор не перестал быть вашим источником вдохновения.
   –      Какой же? – удивлённо спросил Мосэ.
   –      Женщину, – ответил, улыбнувшись, Повелитель Светлого и Тёмного Пути, – она и есть ваш природный символ, ваша живородящая природа.
   Профессор посмотрел на меня сказал:
   –      Женщина – это скрипка, ваш инструмент для раскрытия души. Именно она связывает вас с Небом и землёй, с самой вечностью.
   –      Но, – заметил Хотокэ, – нам, монахам, закон запрещает иметь связи с женщиной.
   Профессор рассмеялся и сказал:
   –      Это – тоже одно из заблуждений людей, чуждающихся естественных связей. Это я вам говорю, как даос.
   Я заметил, что при этих словах, Мосэ покосился на девушку официантку, которая обслуживала нас за столом. Перед моими глазами вдруг всплыл образ той красавицы, которая представилась Мосэ как принцесса Ото-химэ у дерева Мёотоги-но-осуги, когда Хотокэ вместе с Летающим Зайцем спали под кустом лимонника. Мне показалось, что существует некая схожесть между принцессой и этой официанткой. Хотя было и темно, но некоторые черты фигуры и лица принцессы я запомнил. Мне показалось, что и Мосэ нашёл между ними то же сходство. Сейчас, сидя за этим столом и получая из рук девушки тёплую и влажную салфетку "сибори", он и в самом деле сравнивал её с принцессой и тоже нашёл это разительное сходство, так как погрузился в глубокую задумчивость. Может быть, подумал я, все японские девушки чем-то похожи друг на друга.
   Девушка посмотрела на Мосэ своим проникновенным взглядом и улыбнулась. Я заметил, что легкая дрожь пробежала по всему телу Мосэ. Он передёрнул плечами, как будто его окатили холодной водой.
   –      Японцы считают свой народ божественным, – заметил Мосэ, чтобы как-то отвлечь свои мысли от девушки, – а своего императора – прямым потомком женского божества Аматэрасу. В истории человечества есть ещё один народ с подобной верой в свою исключительность. Это – евреи. Они считают себя избранниками Божьими. В этом народе нет шатаний, потому что они верят в свою избранность Богом среди всех других народов мира. Но евреи всегда считают основой своего происхождения женщину, так как женщина определяет их родство и принадлежность к их народу. Но евреи древнее японцев. Не приходит ли вам в голову такая мысль, что когда-то евреи могли своей верой повлиять на японцев?
   От неожиданности такого вывода Хотокэ, поднёсший к своим губам стакан с холодной водой, чуть не поперхнулся.
   –      Но замечу тебе, – возразил он, – у нас совсем другие боги.
   –      Вера могла с течением времени измениться, – сказал Мосэ, – ты же не знаешь, что лежало в начале такой веры. Еврейский народ издревле был подвержен божественному влиянию, и он был способен возвыситься до восприятия Слова. Восприятием слова владели также и женщины этого народа. Ни один народ в мире не дал человечеству столько пророков. Несомненно, что первый человек был совершенен, ибо он был создан Богом, но затем он, изгнанный из рая, перерождаясь, начал деградировать в этом мире. То же самое могло произойти и с верой первого человека, который вступил на эти острова. Несомненно, он нёс с собой совершенное Слово, исходящее, может быть, от самого Бога. Но затем это Слово, как и вера и само представление о мире, деформировались, обросли другими сущностями и богами, и в результате всего этот народ сбился с пути Истины.
   –      Но, послушай, – возразил ему Хотокэ, – вспомни хотя бы священный ветер камикадзе, который потопил корабли с войском Хубилая. Стоило только всему народу помолиться своим богам, и в атмосфере возникли такие силы, которые, подобно божественному дыханию, защитили народ.
   –      Нечто подобное этому произошло и с евреями при их исходе из Египта, – сказал Мосэ. – Это ещё не говорит о силе японских богов, но, может быть, свидетельствует о покровительстве Японии единого Бога, чью силу народ тогда ещё не познал. Во второй мировой войне камикадзе уже не могли помочь Японии.
   Девушка принесла нам четыре подноса с завтраками и, поклонившись, поставила перед каждым из нас. Старик взял с подноса чашку с "мисосиро" и с шумом одним дыханием выпил весь суп. Затем он поставил чашку на стол и тихо наблюдал за словестной баталией между двумя монахами.
   –      У евреев есть такое предание, – продолжал говорить Мосэ, – что у Авраама было не две, а три жены. Его третью жену звали Ктура. От неё у него было десять детей. Всем он дал скрытые имена чертей и отправил на восток для того, чтобы они управляли тёмными силами. В Торе так и написано: "Натан шимот тума" – "дал имена ритуальной нечистоты".
   –      Ты хочешь сказать, что Авраам породил чертей?! – в ужасе воскликнул Хотокэ.
   –      Не совсем так, – поправил его Мосэ, – он создал сыновей в так называемой низшей оболочке, чтобы управлять внешними силами низшего порядка.
   –      Мне не понятно это, но продолжай, – произнёс Хотокэ, – меня это очень интересует.
   –      Возможно, эти сыновья проникли на Восток и достигли Японии. Они также основали царства и в других местах Азии.
   –      А когда это было? – спросил Хотокэ.
   –      После десяти поколений всемирного потопа, приблизительно в 1948 году от сотворения мира по еврейскому календарю.
   –      А по европейскому летоисчислению? – спросил его я.
   –      Это где-то 3817 лет назад, приблизительно в тысячу восемь сотых годах до рождения Иисуса Христа.
   –      Обалдеть можно и только! – воскликнул я. – Это было ещё до завоевания японских островов легендарным императором Дзимму-тэнно. Значит, ваш император Дзимму две с половиной тысячи лет назад отвоевал эти острова у чертей, а сам подчинил их себе?
   –      Может быть, – уклончиво ответил Мосэ.
   –      Тогда и свою религию он построил на том фундаменте, который остался от чертей, – высказал вторую догадку я.
   –      Весьма вероятно, – опять уклончиво ответил Мосэ и продолжил. – Но это ещё не всё. Насколько мне известно, во времена царств некий царь Санхирив занимался тем, что вёл войны, захватывал народы и переселял их с места на место. Он отрывал их от родных корней, перемешивал, чтобы создать свою новую империю. В это время в Обетованной Земле было два государства евреев: южное Израильское царство и северное – Иудея. В южном царстве жили три еврейских колена Левита, Веньямина и Иуды. В северном иудейском царстве под правлением Искола Иффаила проживало десть колен израилевых. Народом Израиля управлял царь Хискияр, который строил школы и заставлял всех, от мала до велика, учить закон. Десять колен израилевых из Иудеи исповедовали культ кумирных деревьев, поклонялись деревьям ашера.
   –      Вот, значит, почему японцы так трепетно относятся к деревьям, – нечаянно вырвалось из моих уст.
   На мою реплику никто из монахов никак не отреагировали, Мосэ продолжал говорить:
   –      Царь Санхирив захватил Иудею. И все десять колен израилевых увёл с собой в плен на Восток. Там эти десять колен, по преданиям, как бы затерялись. Но разве евреи способны затеряться в мире?
   И тут же сам себе ответит:
   –      Нет. Эти евреи создали на Востоке новые религии и новые цивилизации.
   –      Всё понятно, – скептически молвил Хотокэ, – значит, по-твоему, одно из этих колен захватило японские острова, а их предводитель объявил себя Дзимму-тэнно.
   Мосэ никак не отреагировал на это заявление, продолжая говорить:
   –      Одно из этих колен обосновалось в Индии в течении реки Самбатион и создало своё течение в религии – Шамбалу.
   На этот раз Хотокэ уже не выдержал.
   –      Так значит, по-твоему, все мы произошли от евреев? – воскликнул он с явным несогласием и возмущением. – Не кажется ли тебе, что это уже слишком?!
   Профессор, наблюдающий за дуэлью монахов со снисходительной улыбкой, рассмеялся.
   Но Хотокэ вдруг, сощурив глаза, заговорщицким тоном спросил старика:
   –      Признайтесь нам, учитель, ведь вы и есть тот легендарный император Дзимму-тэнно, покоривший две с половиной тысячи лет назад Японию?
   Профессор усмехнулся, приняв его вопрос за шутку. Затем чтобы положить конец словесной дуэли монахов, сказал:
   –      Всё, что вы считаете историей, есть ничто иное, как выдумки и манипуляции людей прошлого. Современные ваши историки не знают истинной истории развития человечества. Из всех ваших наук история – это самая ложная наука. То, что вы считаете, что было когда-то, на самом деле, ничего не было. Не было никакого императора Дзимму-тэнно, ни переселения народов, ни золотого века. Люди сотни тысяч лет назад до вас жили также, как живёте сейчас вы. Они строили свои дома не хуже вас, а может быть и лучше, имели свои технические средства, которые несомненно превосходили ваши. И делали всё то же, что делаете вы. Но время всегда жестоко обходилось с человечеством. Случались всякие природные катастрофы, когда большинство людей погибало, а те, кто оставались в живых, теряли все свои знания и в борьбе за своё выживание чаще всего начинали свой прогресс с нуля. Но генетическая память им всегда подсказывала, как развиваться, и они вспоминали о тех приспособлениях, которые утрачивали, восстанавливали их. Поэтому их знания всегда к ним возвращались. Но они не всегда разумно распоряжались своими знаниями. Как только достигали высокого уровня в них, то тут же начинали себя при помощи их губить. А что касается религий, то человек всегда придумывал себе мифы. Так ему было спокойнее оставаться один на один со стихиями и природными катаклизмами. Все боги выдуманы людьми, но существует нечто, что человечеству не известно до сих пор, и что когда-нибудь откроется и поразит его воображение.
   Сказав это, профессор замолчал.
   –      Всё это очень странно, – заметил Хотокэ, разламывая палочки.
   В это время к нашему столику подошла та самая симпатичная девушка, которая нас обслуживала, и низко поклонившись, обратилась к монахам:
   –      Извините меня за невоспитанность. Обычно нам запрещено вступать в разговор с клиентами по своей инициативе, но меня волнует один вопрос, который для меня является жизненно важным.
   Мосэ и Хотокэ удивлённо оторвались от завтраков и уставились на девушку.
   –      Я понимаю, – продолжала она, – что мой вопрос звучит глупо, но почему монахи не женятся?
   Старик улыбнулся и, глядя на обоих монахов, тихо заметил:
   –      Мне кажется, кто-то из вас ей понравился.
   От такого замечания Мосэ смутился, и вдруг я сразу же признал в девушке принцессу Ото-химэ. У неё была не только похожая внешность, но и тот же голос, когда она говорила с ним. "Как я сразу не обратил на это внимание"?! – подумал я.
   Монахи так растерялись, что не нашли слов для ответа. Девушка продолжала ждать, низко склонившись перед ними.
   –      Ну что же вы молчите? – придя ей на помощь, спросил улыбающийся старик.
   –      Мы дали монашеский обет безбрачия, – сухо сказал Хотокэ.
   –      Зачем? – спросила девушка.
   –      Чтобы не отвлекаться от нашего пути познания закона, – ответил Хотокэ.
   –      Неужели любовь к женщине может вам помешать познавать законы Неба? – задала вопрос девушка, обратив свой взор на Мосэ.
   Старик и Хотокэ поняли, что она ждала ответа именно от него.
   –      Так делают все священники.
   –      Но почему? – спросила девушка.
   –      Да, почему? – на этот раз повторил вопрос старик.
   –      Священники не должны вступать в соитие с женщиной, – покраснев, сказал Мосэ. – Так принято везде.
   –      И совсем не так, – заявил старик. – Еврейские священники женятся. Более того, обет безбрачия они считают большим грехом.
   При этих словах в глазах у девушки загорелись искорки надежды.
   –      Но Моисей, – возразил ему Мосэ, – Моисей ничего не имел с женщинами, потому что в любую минуту мог получить пророчество Бога.
   –      У Моисея была жена, от которой он имел двух детей, – спокойно заметил профессор. В Израиле священники и пророки всегда имели много детей и внуков. Грехом считалось, если у человека не было удела в будущем мире. Богом никогда не возбранялось никому иметь женщину. После того как народ израильский согрешил, был пленён Навуходоносором и уведён в рабство в Вавилон, пророку Ездре разрешили вернуться в Иерусалим, чтобы отстроить храм, разрушенный при вторжении. Ездра с уголовниками прибыл в Иерусалим и принялся за работу. Он постановил, чтобы каждый мужчина после связи с женщиной перед службой окунался в ритуальный бассейн. Так было заведено. Более того, другому пророку Ойшеа, который постоянно обвинял свой народ, было пророчество Бога, чтобы он пошёл за городскую стену города, нашёл проститутку и женился на ней. Так он и сделал, после чего у него родилось двое детей. Потом Бог опять явился к нему во сне и сказал, чтобы он выгнал свою жену и детей на улицу без денег и без всякой помощи. Ойшеа взмолился: "Боже Правый, за что ты меня так наказываешь"? На что Бог ему ответил: "Ты же обвиняешь народ Израиля во всех грехах, жестоко говоришь с ним, судишь его, требуешь от него исправления, когда он уже совершил грех. А ты побывал в его шкуре, чтобы так его судить? А сам готов ли ты страдать за свои грехи"? Так что Бог был милосердным, когда речь шла о продлении рода человеческого.
   –      Нам, женщинам, ничего от вас, мужчин, не надо, – молвила смущённо девушка, – кроме любви и того, чтобы вы нам подарили детей.
   В это время из дверей, ведущих в гостиничные номера, вышло четверо мужчин в дорогих костюмах. Один из них, самый старший и импозантный, посмотрел в сторону столика, где сидели профессор с монахами, и слегка одним движением головы поклонился. Старик ответил ему таким же поклоном. Девушка, поблагодарив, тут же отошла от их столика и начала обслуживать новых клиентов.
   Вначале за столик сел старший из них, тот самый мужчина с холёной наружностью, затем разместился коренастых человек средних лет с нахальным выражением глаз. И только после того, как старший сделал жест, приглашая занять места, услужливо сели двое молодых человек спортивного вида в тёмных очках.
   –      Кто это? – спросил Мосэ, принимаясь вновь за свой завтрак.
   –      Один мой старый знакомый, – уклончиво ответил старик.
   –      Как видно, у вас с ним натянутые отношения, – заметил Мосэ, – судя по его виду, он занимает довольно высокое положение в обществе.
   –      Он является директором консорциума банков в Токио, – ответил старик, – можно сказать, что негласно заправляет всеми финансами страны. Нити от всех грязных махинаций и финансовых скандалов тянутся к нему не только со всей Японии, но и со всего мира. В народе его зовут Золотым Тельцом.
   –      Абурауси?! – воскликнул от неожиданности Мосэ так громко, что новые гости, сидящие за столиком, обратили свои взгляды в их сторону.
   –      Не нужно так громко произносить его имя, – предостерёг старик, – им это может не понравиться. У вас возникнут неприятности. Некоторые политики называют его ещё Акума – Дьявол.
   –      Он тоже бессмертен? – спросил Мосэ, с опаской покосившись в сторону мрачной четвёрки.
   –      Такие как он – вечны, – грустно улыбнувшись, ответил старик, – как вечно в этом мире само зло.
   –      А кто с ним? – поинтересовался Мосэ.
   –      Глава преступного синдиката, иными словами, просто бандит, главарь якудза по прозвищу Тора.
   –      Неужели это и есть тот легендарный Белый Тигр, некоронованный король всех преступников Японии, – поразился Мосэ. – Что же они здесь делают?
   –      Мне бы тоже хотелось это знать, тихо произнёс старик, – когда они вместе, то это уж точно, что затевается какое-то грязное дело.
   Обслужив новых гостей, девушка, похожая на принцессу Ото-химэ, принесла нам на подносе чайник и четыре чашки. Наливая в чашки зелёный чай, девушка наклонилась к самому уху Мосэ, которого обслуживала, и прошептала:
   –      Благодарю за разъяснение. Я очень любопытная, у меня есть один знакомый, который очень похож на вас и собирается стать монахом. Ещё раз попытаюсь его разубедить.
   Она тут же выпрямилась и удалилась, направившись к стойке бара.
   –      Что же она тебе такого сказала? – засмеялся старик, глядя на смутившегося Мосэ.
   –      Глупости, – ответил тот.
   Старик вдруг погрустнел. Глядя на столик, где сидели четверо представителей тёмного мира, он сказал тихо монахам.
   –      Жаль, что вы не обладаете бессмертьем.
   –      Почему? – удивился Мосэ.
   –      Потому что в борьбе с тёмными силами зла вы можете погибнуть. На вашу долю выпала непростая миссия. Вы должны лишить их силы и восстановить истинное учение на земле. Мы, небожители, не можем вмешиваться в ваши дела, открыто помогая вам, как бы нам этого не хотелось. Вы сами должны одержать победу. Иначе мир будет разрушен, а все люди земли погибнут. Я бы не хотел, чтобы эксперимент Всевышнего закончился так печально. Но я ничем вам не могу помочь. И так я сделал слишком много для человечества, что может вызвать недовольство Вседержителя. Со своими бедами люди должны научиться справляться сами. Вы же читали трактат Мотоорои Норинага "Тамакусигэ" – "Драгоценная шкатулка для гребней", в котором он говорит: "Раз всё в мире определяется в согласии с замыслами богов, то даже явные дела, в конечном счёте, не что иное, как тайные дела. Различия, безусловно, существует. Они подобны тому, как если бы мы сравнили богов с человеком, управляющим куклой-марионеткой, а тайные дела – с управлением этакой куклой. Людей же, живущих в нашем мире, можно сравнить с куклой марионеткой, а явные дела – с движением головы, рук, ног куклы".
   Сказав так, он встал и подошёл к стойке, чтобы расплатиться за завтраки. Мы поблагодарили старика и направились к выходу, почувствовав на себе тяжёлые взгляды неприветливой четвёрки. Эти взгляды пронизывали нас насквозь, подобно кинжалам. Расплатившись, профессор тоже направился к выходу, холодно кивнув главе финансовой империи.
   Перед тем, как мы сели в машину профессора, к нам подошла девушка, обслуживавшая в кафе, и с поклоном протянула узелок – фуросики.
   –      Что это? – спросил её профессор.
   –      Печенье, – ответила та с улыбкой, – подарок от нашей фирмы дорогим клиентам.
   Старик поблагодарил её и передал узелок Мосэ.
   Тот смущённо принял из рук старика подарок девушки и поклонился ей.
   Машина тронулась с места. Девушка стояла на том же месте и махала нам рукой. Мосэ не оглядывался, но Хотокэ тоже помахал ей рукой через открытое стекло машины.
   При выезде на дорогу профессор, глядя в зеркало заднего обзора, заметил:
   –      Ребята, а за нами увязался хвост.
   Мы оглянулись назад и увидели одну из шикарных машин, которые уже заметили у входа придорожной гостиницы.
   –      Это мне не нравится, – заметил старик, – ну-ка пристегните ремни. Сейчас мы попробуем от них оторваться.
   Монахи и я защёлкнули застёжки ремней безопасности. Старик нажал на педаль акселератора. Машина рванулась вперёд и понеслась по широкой автостраде, обгоняя все впереди идущие автомобили. Оставив далеко позади преследователей, машина свернула на простую дорогу, идущую по побережью Японского моря, и устремилась на север. Старик так искусно вёл машину, притормаживая на виражах и поворотах, что у меня несколько поубавилось сомнения в том, что когда-то старик мог управлять огненными колесницами в воздухе.



ДЕНЬ ОДИННАДЦАТЫЙ «Чудесное спасение»


   Словно пена на воде,
   Жизнь мгновенна и хрупка,
   И живу я, лишь моля,
   Повторяя по сто крат:
   «Только бы не быть беде,
   О, была бы жизнь крепка,
   Долгой, как стальной канат»!

   Окура «Манъёсю» (V-902)


   Und Gott sprach: Lasst uns Menschen machen, ein Bild, das uns gleich sei, die da herrschen uber die Fische im Meer und uber die Vogel unter dem Himmel und uber das Vieh und uber die ganze Erde und uber alles Gewurm, das auf Erden kriecht.

   Уйдя от погони или слежки, профессор сбавил скорость и повёл машину медленно по живописному побережью моря префектуры Ямагути. Солнце поднялось высоко и уже ощутимо припекало. Над морем летали чайки, вдалеке из воды выступал зелёной тенью остров Цуносима. Профессор вел машину по живописному побережью, где возле небольшого посёлка Тоёура рос так называемый Кавадана-но-кусу-но-мори – «Лес камфорных деревьев на речном уступе», где из одного дерева, как бы каким-то чудом, вырастал целый лес деревьев. Открытое ветрам побережье создавало причудливые формы деревьев, как будто природа сама с собой соревновалась в творении фантастической растительности. Повернув машину на гравийную дорожку, ведущую вглубь этого редкого и удивительного леса, профессор осматривался по сторонам, как бы пытаясь найти какие-то знакомые ему ориентиры.
   Под влиянием окружающей природы, я вдруг вспомнил последние слова отца Гонгэ о сумбурности нашей жизни, когда он давал мне свои краткие наставления:
   – Мы думаем, что наша жизнь подчинена какому-то внутреннему ритму, – говорил он, – но это, я считаю, не так, потому что вся наша жизнь зависит от внешних обстоятельств, возможно, от самого Всевышнего. Каждый день мы пытаемся что-то сделать, чтобы наша жизнь была лучше, но от этого она не становится такой. Иногда мы добиваемся временного результата, и нам кажется, что вот мы поймали птицу счастья за хвост. Но проходит какое-то время, и всё возвращается на круги своя. Нет, я думаю, что написано нам на роду, то и происходит с нами. Ни больше, ни меньше. И выбор наш осуществляется только в этих границах. Последний день жизни Ричик прыгал, на кого-то злился, возможно, что-то хотел изменить в своей жизни. А потом – бац! И он остался лежать на полу недвижимый. Такова наша жизнь, непредсказуемая и сумбурная…
   Мои ученики тоже когда-нибудь покинут бренный мир. Они не являются образцом воздержания, подобно монаху Тэйсё, отрубившему себе палец, которым он коснулся женщины. Они не имеют упорства в святости монаха Кёмё, который двадцать тысяч раз продекламировал сутру Лотоса и провёл тридцать диспутов. У них нет склонности к подвижничеству как у монаха Гёку, который странствовал по всей стране, проповедуя буддизм, и даже не имел постоянного места жительства. Нет, они не фанатики веры, но они совершат то, чего не удалось сделать ни одному монаху. Они выйдут за границы времени и предотвратят мировую катастрофу».
   –      Куда мы едем? – спросил Мосэ у профессора.
   –      Хочу показать вам одно чудо, – ответил Повелитель Светлого и Тёмного Пути, – чтобы вы имели представление о необычной форме, заключённой в необычную форму. У меня есть время, потому что чтение моих лекций в канадзавском университете начинается через несколько дней, к тому же нам на некоторое время нужно затеряться, чтобы якудза оставила нас в покое, поэтому я хотел бы, чтобы это время прошло с пользой для вас, потому что мне нужно вам объяснить кое-что такое, что выходит за грань вашего понимания, и что вам несомненно пригодится в вашей работе. Мы проведём здесь столько времени, сколько нам понадобится. Нам здесь никто не помешает.
   Остановив машину, профессор предложил мне и монахам немного прогуляться. Дорожка вела по ступенчатым уступам вверх к площадке, расположенной возле храма с названием «Ондокудзи» – «Храма Милостивой Добродетели» буддистской секты Содосю. Храм был пуст, и как видно, в этой местности не было ни души. Старик, а вслед за ним я и монахи, не заходя в храм, направились к дереву, форма которого сразу же привлекала внимание своей необычностью. Проходя мимо храма и перебирая чётки, монахи читали себе под нос слова молитву: «Намуамидабуцу, намуамидабуцу».
   Это дерево было из рода ибуки. Глядя на него, невозможно было даже предположить, живое оно или нет, до того его форма не соответствовала виду дерева. Высота его была не более пяти метров. Казалось, что это дерево небольшое, но на высоте полутора метров над землёй от трёхметрового в обхвате ствола отходила толстая ветка и разделялась на множество веток, похожих на клубок змей, которые охватывали, как бы обнимая, всё это дерево.
   –      Вот наглядная форма всех наших заблуждений, – сказал профессор, указывая монахам взглядом на дерево, – я имею в виду всех нас, людей, живущих на земле. Это дерево так похоже на наш единый человеческий мир, где всё так запуталось и срослось. У этого древа единый ствол, как когда-то у нас был единый язык и были единые совершенные знания, или, как по вашим представлениям, единый всемогущий Бог, который якобы дал нам этот язык. Но после разрушения Вавилонской башни, все наши языки перемешались так же, как и наше представление о мире и о Всемогущем. И сейчас наше единое человечество представляет собой именно такую форму заблуждений, из которой трудно понять, какая же ветвь дерева является основной продолжательницей ствола.
   Монахи с интересом оглядели дерево, обходя его вокруг.
   –      В истории народов случаются, как нам кажется на первый взгляд, удивительные совпадения, – продолжал профессор, – но просто так совпадений не бывает. Если есть причина, то есть и следствие. Одним из таких совпадений, как считают люди, является зарождение философской мысли одновременно в трёх крупнейших древних цивилизациях – греческой, индийской и китайской. Греческая ионическая философия, индийские учения упанишад и китайские конфуцианство и даосизм совпадают с определённым взрослением человечества.
   Здесь, прежде чем изложить взгляды профессора и наше общее обсуждение сказанных им слов, мне хотелось бы сделать одно отступление и высказать существенное замечание по поводу моих взглядов и моего личного взросления, которое после этой дискуссии перевернуло мою собственную жизнь и открыло передо мной ранее невидимый мир. Это взросление можно назвать также озарением, которое произошло со мной в этом «Лесу камфорных деревьев на речном уступе» близ «Храма милостивой добродетели».
   В жизни каждого человека иногда возникают незабываемые моменты, когда он как бы вглядываясь в себя и в окружающий мир, сравнивает себя с ним. В такие мгновения он смотрит на себя со стороны и определяет своё местоположение в мире. Именно, в это время он начинает замечать в себе и в мире некоторые стороны, о которых ещё не догадывался накануне. Он делает открытия, которые полностью меняют его жизнь. После этого он постоянно замечает изменения в себе и в мире. То, что он считал верным и правильным, вдруг становится ложным и теряет свою ценность. В какое-то мгновение он понимает, что всё происходящее до этого в его жизни было обманом. Чары рассеиваются. И он замечает, что стал совсем другим человеком, другим существом. От этого у него просыпаются такие силы и возможности, о которых он даже не имел представления, и первое время он даже боится себя, но потом ощущает, что может в своей жизни осуществить многое. Перед ним сами собой раскрываются тайны, и он легко может проникнуть в любые секреты. Он понимает, что вошёл в бесконечный поток развития, от этого он может изменяться по своему желанию, принимать ту или иную форму, он выходит за границы истлевающей бренности и, в какой-то мере, обретает бессмертие. Он с удивлением замечает, что до этого момента, даже не подозревал о существовании этого потока, а ведь можно было ещё раньше так просто его открыть, потому что этот поток всегда находился рядом с нами, стоит только протянуть руку, и ты уже попадаешь в этот поток. Но о существовании этого потока многие люди даже не догадываются. Они, как слепые кроты, живущие всю жизнь под землёй, не видят света, и никогда не купаются в его лучах. Поэтому они и отделены от него, исключая самих себя от той неземной благодати, которая несовместима ни с ними, ни с их идеалами. В жизни каждого человека может произойти такое пробуждение, нужно всего-то послушать своё сердце и попасть в этот влекущий жизненный поток.
   Признаюсь, что в этот поток меня окунул профессор Онмёо-но-ками – Повелитель Светлого и Тёмного Пути. И я в тот же момент разрушил башню своего собственного неизменного «я», в которой я до этого скрывался, как в свое крепости, взирая на этот бегущий поток времени и жизни, как на чуждую мне реальность, хотя и догадывался раньше, что такой поток существует. До этого, живя в своей крепости, я считал себя эпицентром мира. Я уютно чувствовал в своей башне, и мне казалось, что мир вращается вокруг меня, не нанося мне вреда, и не принося пользы. Я надёжно защищал себя от этого мира и думал, что мою башню может разрушить только сама смерть. Я медленно умирал в своей башне, ничего не зная о бессмертии. И вот профессор открыл мне глаза. Он показал мне, что существует высшая точка развития человека. И эта точка находится в нас самих, ни в нашей башне, ни в крепости, которые отгораживают нас от всего мира, а в нашей способности раствориться в этом мире и стать одной из его точек, но самой сильной и способной притянуть к себе весь мир. Эта способность заключается в нашем умении вычленить себя из увядших и сгинувших в тысячелетиях народов, подняться над чудовищно громоздким механизмом мировой истории, вывести себя из круга всех одержимых гениев, пророков, философов и ясновидцев и этим устранить всякую угрозу влияния на нас человеческого фактора. Только тогда человек может стать совершенным, когда он полностью сливается с природой, когда он вступает в поток тёмной материи.
   И я это понял, когда вместе с профессором и двумя монахами устроился на полянке небольшого речного выступа среди камфорных деревьев. Рядом с нашими ногами журчала мелкая речушка, пробиваясь сквозь камни. В листве деревьев щебетали лесные птицы. Лёгкий ветерок с моря приветливо освежал наши лица. А профессор излагал нам свои тайные знания. Он говорил:
   –      Я хочу вас научить погружаться в тёмную материю, но так как среди нас находится человек другой цивилизации и западного мировоззрения, я попробую научить вас проникать в неведомое только с наличием его научного багажа и его знаний. Поэтому я на некоторое время как бы стану на его европейскую точку зрения. Человека можно научить многому, но если он сам не попробует проникнуть в тёмную материю, то сколько бы знаний он не получал, у него ничего не получится.
   При этих словах он посмотрел на меня и продолжил:
   –      Европейцам мешает проникать в тёмную материю прежде всего их абстракционизм. Вместо реального представления мира у них всегда рождается некая математическая схема пространства, в которой нет ни жизни, ни самих скрытых явлений природы. Их мир всегда остаётся мёртвым и выхолощенным, его даже нельзя назвать воображаемым миром, потому что он подчиняется своим мёртвым законам, чего нет в природе светлой и тёмной материи, где напрочь отсутствует всякая логика. Да, есть причинно-следственные связи, но они работают там совсем по другим правилам. В природе прежде всего нет геометрии, созданной человеком, который написал на дверях Платоновской Академии: «Сюда не войдёт не знающий геометрии». Человеческая разумная диалектика имеет дело с объективно априорным, абсолютным началом, а рассудочная геометрия – с субъективным априорным. Так или иначе, весь мир западного человекам вырисовывается через решётку математики. В тёмной материи же математики не существует.
   Я смотрел на профессора широко раскрытыми глазами, в то время как он продолжал говорить:
   –      Итак, вернёмся к европейской модели мировоззрения. Когда я упомянул о взрослении человечества, я имел ввиду следующее: индийцы, китайцы и греки в древности создавали свои интеллектуальные империи. Но движение к объединению этих империй начали всё же греки. И этому способствовало завоевания Александра Македонского. Самым большим достижением его походов явилось продолжение эстафеты преемственной эволюции представлений о мире среди западных людей, что позволило европейцам оформить новую общественную психологию, переориентировать их научные, моральные и социальные интересы с новым набором ассоциаций, при помощи которых человек по-новому стал мыслить о мире и о себе. Можно сказать, что Восток просветил Запад. Империя Александра стала новой интеллектуальной империей в мире. Новые восточные народы, вошедшие в эту империю, принесли с собой новые свежие мысли и идеи. Эти новые мысли стали силой этой империи, а сама же Греция, как форма нового явления, олицетворяла в то время энергию. Во всех этих трёх интеллектуальных империях началось взаимопроникновение идей. Человечество стало подходить к видениям Истины сразу с трёх сторон. Естественно, такой подход обогащал человечество, но также и отдалял его от Истины. Дело в том, что взгляды на истину с нескольких сторон только искажают саму Истину. Истину можно созерцать только изнутри, как бы находясь в ней. Здесь совсем неуместен субъективный взгляд на неё, потому что Истина сама является объективностью. Эта Истина должна быть одновременно силой и энергией. В Истине не должно существовать интеллектуальных империй. Множество идей и мыслей не могут слагаться и множиться сами по себе, укладываясь в разумно-гармоническую картину мира, как это делали все интеллектуальные империи, основываясь на своём видении мира, это множество возникало из открытия неизвестных миров. Конечно же, Истина не должна находиться в одной плоскости, она должна видоизменяться с проникновением в другие миры и измерения. Сейчас я поясню, что имею ввиду. Обратимся к греческой интеллектуальной империи, так как среди нас находится представитель европейской школы мышления.
   При этих словах профессор кивнул мне. Я ответил ему на приветствие поклоном.
   –      Так вот, – продолжал он, – как греки соединили Восток с Западом, так и русские пытаются это сделать сегодня, так как у них есть для этого как географические, так и духовные условия, и возможности. Но соединение интеллектуальных империй – это не самое главное. Главное – это переход к новой гармонии. Заслуга греков состроит в том, что они, открывая новые миры, переносили в них созданную ими эстафету тождественности и гармонии на новые и новые параметры. Так сказать, открывая новые миры, они их осваивали. Это их обогащало духовно, так как позволяло освобождаться от прежних заблуждении, расширяло их кругозор, устанавливало новые перспективы. Накапливаемые ими знания становились силой, а новый образ жизни становился их энергией. И сейчас вы должны совершить прорыв в другой мир, потому что человечество подошло к своей Ойкумене, к границам своего понимания, за которой открывается для него неизвестное. Все прежние понятия рухнут перед вашим взором, когда откроется новый мир, непонятный вам, в который вы должны проникнуть и освоить его. У вас сразу же изменится понимание материи и формы, потому что до сих пор человечество изучило только девять процентов материи. Остальная материя для него по сей день остаётся тёмной, неизвестной ему. У греков были два главных философов: Платон и Аристотель. Аристотель считал, что материя сама по себе не существует, она существует в форме, которая в свою очередь не существует вне материи. Материя обладает силой, иными словами, возможностью бытья. Форма обладает энергией – она превращает возможность в действительность. С этой позиции знаний были объяснены эти девять процентов материи, известной нам, как видимый окружающий нас мир, но девять десятых остальной материи остались для людей неизвестными, которую они назвали пустотой. На этих куцых понятиях и сложилось у человечества представление о мире. Практически, все люди живут в этих девяти процентах мира материи, которую они способны ощутить. А там, за этими границами, срывается космическая ойкумена, которая заселена другими невидимыми, но живыми существами, более совершенными и сильными. К сожалению, человечество не может сейчас туда пробиться, оставаясь в своей колыбели, со своими ничтожными знаньями. Мир человека стал замкнутой сферой, куда не поступают больше никакие знания. И чтобы пробиться в иные сферы, человечеству нужно вырваться из своей колыбели. А для этого необходимо изменить своё сознание. Когда-то человечество знало всё, так как обладало прото-знаньями, знаниями своих совершенных предков, но затем со своей деградацией, оно утеряло их и стало создавать свои очаговые интеллектуальные империи. Здесь бы я хотел сказать несколько слов о проблеме формы, целесообразности и энтелехии в связи с проблемой структурности мира, проблемой общего и частного, проблемой множества и его элементов. Некоторые элементы прото-знаний всё же сохранились в человеческой генетической памяти, просачиваясь через тысячелетние заблуждения в их современное мировоззрение. И эти знания и сейчас ещё не забыты. Аристотель утверждал, что пустоты не существует. Он предполагал, что пустота чем-то наполнена. В этой пустоте скрыты формы, невидимые человеческому глазу, не потому что его глаза их не видят, а потому что они их просто не замечают. Дикари не видят большой корабль, возникший на горизонте, но отлично различают свои маленькие джонки. Просто, нужно научиться видеть невидимое и слышать неслышимое, но главное – понимать целесообразность всех частных вещей, конструирующую структурность нашего общего мира. Поэтому Аристотель и ввёл в философию греков такие понятия как телеология, то есть, природная целесообразность развития жизни, и энтелехия, как достижение цели нематериальным деятельным началом, заложенным в развитии любой материи. Эта непознанная тёмная материя развивается по своим законам, как и материя, видимая человеком. И для того, чтобы это понять, нужно подойти к нашей действительности с другими мерками и измерениями. Платон располагал определёнными знаниями об этой материи. Для иллюстрации этого мира, скрытого в области тёмной материи, он приводил пример с пещерой, где к стене прикованы люди, родившиеся в ней и никогда не выходившие из неё. Оковы на ногах и шеях с детства не давали им возможности повернуться к широкому просвету, который тянулся сзади узников вдоль их стены. Через этот просвет в пещеру проникал свет из отдалённого источника. Между пещерой и источником шла дорога, но проходящие по ней люди были скрыты невысокой стеной. Они проносили над стеной статуи, изображающие людей, животных и утварь. Эти тени создавали свои проекции на стене, которые и видели прикованные к ней люди. Вот такие же проекции проникают и в наш мир из этого невидимого нами тёмного мира, который мы принимаем за потусторонний. Из него к нам проникают разные приведения, создающие всякие необъяснимые явления, которые люди принимают за чудеса. И для того, чтобы избавиться от своих заблуждений, людям нужно, всего-то, освободиться от своих оков, повернуться лицом к источнику света и выйти из своей пещеры.
   –      Но как это сделать?! – вскричал я в великом волнении.
   –      Для этого нужно, всего-то, научиться передвигаться, – ответил профессор, – но это человеку кажется самым сложным в его жизни.
   –      Конечно, – заметил я, – если бы нас не учили ходить в детстве, то мы бы и не смогли этого делать. Но кто нас может научить летать?
   –      Я слышал, что ваши спутники учат вас этому, – заметил профессор.
   –      Но пока что они всего лишь только приступили к моему обучению, – ответил я, – и ещё до сих пор не открыли всех секретов своих знаний. К тому же я ощущаю некую трудность в постижении их истин, потому что обладаю западным набором философских категорий. Может быть, мои европейские знания не соответствуют тому видению мира, которое принято на Востоке.
   –      М-да, – задумчиво произнёс профессор, – западному человеку намного сложнее проникнуть в идею движения, чем восточному, потому что на Востоке не делят мир на материальный и духовный. На Востоке мир всегда был целостным и одухотворённым. Поэтому движение изначально считалось неотъемлемой частью всех живых существ. Поэтому знания, сила и энергия всегда появлялись в их сущности изначально.
   Услышав от профессора такое невысокое мнение о западном образе мысли, я, считавший себя всё же европейцем, испытал внутри себя некую уязвлённость и несогласие с такой оценкой достижений западной цивилизации. Поэтому и возразил, сказав:
   –      И всё же я надеюсь, что если мы и не совпадаем в каких-то точках зрения с вашими взглядами на действительность, то всё равно рано или поздно совместными усилиями достигнем нашей общей цели и преодолеем все преграды.
   Услышав мои слова, профессор рассмеялся и сказал:
   –      Приведу вам в пример одну китайскую притчу: «По дороге двигалась одна повозка. На ней сидел человек. Ещё один человек правил этой повозкой. Повозка очень быстро неслась на север. По всему было видно, что она ехала в дальние края. Проходящий по дороге человек, увидев повозку, спросил хозяина: «Учитель, куда держите путь»? Хозяин повозки отвечал: «Мы направляемся в царство Чу». Прохожий, услышав эти слова и удивившись, заметил: «Но вы ошиблись направлением. Царство Чу находится на юге, почему же вы едите на север»? Сидящий в повозке ответил: «Это ничего, вы же видите, что у меня здоровые лошади, они несутся очень быстро». Путник сказал: «Хоть у вас и хорошие лошади, но эта дорога не верная. Вам нужно быстрее вернуться назад». Сидящий в повозке ответил: «Ничего не бойтесь. Кроме того, что у меня хорошие лошади, есть ещё и сундук, набитый деньгами». Путник сказал: «Если даже у вас есть деньги, то всё равно вы не попадёте в царство Чу». Сидящий в повозке ответил: «Не переживайте так, вы же видите, мой кучер очень сообразительный и ловкий…» Если даже повозка имеет отличные свойства, но она ошиблась в направлении, то в результате, чем сильнее будет стремление пассажиров доехать в желаемое место, тем дальше она будет от того места, куда направляется».
   Рассказав эту притчу, профессор добавил от себя:
   –      То же самое происходит и со многими учениями философов. Как ни стараются они познать Истину, но выбрав не то направление, только отдаляются от неё.
   –      Значит, по-вашему выходит, что можно взаимодействовать с тёмной материей, и каким-то образом познавать непознаваемое?
   –      Тёмная материя уже взаимодействует с нами, – сказал профессор, – потому что она является неотъемлемой частью нашего мира.
   –      И как же с ней взаимодействовать? – спросил я. – Мне кажется, что проникнуть в неё невозможно, также, как и проникнуть в антимир.
   –      Люди древности это легко делали, – спокойно заметил профессор, – но потом они перестали это делать, и в конце концов, забыли, что это такое. От своих могущественных возможностей у них остались только воспоминания, да ещё случайное столкновение с этой тёмной материей, когда она концентрируется в особых геопатогенных местах на земле в виде так называемых зелёных туманах. В разных слоях общества и у разных народов эта тёмная материя называется по-разному. Кто-то считает её нирваной, кто-то небесами или царством божием, а кто-то чёрными дырами или эфиром, но я, как даос, предпочитаю её называть Небытием, а погружением в неё – Недеянием. Границы этой материи мы ощущаем повсюду, только многие люди не способны ни только с ней взаимодействовать, но даже понять, что это такое. В нашем же случае, эта тёмная материя прорывается из-под корней тысячелетних деревьев, и монахи, ваши спутники, считывают её.
   –      Так что же это такое? – с затаённой надежной спросил я.
   –      Прежде всего вы должны научиться понимать то, что происходит в этом мире, – сказал профессор. – Знаний о тёмной материи у человечества стаёт, чем дальше по времени, тем меньше, и я должен с огорчением признать этот факт. Когда-то Аристотель выступил против своего учителя Платона, и этим противоборством повёл за собой всех философов совсем в другое направление от понимания сути тёмной материи. Пользуясь ещё некоторыми знаньями предков, Платон всё же оставил воспоминания об это материи в памяти людской, правда, несколько исказив саму Истину. Но всё же он был ближе всех к пониманию её среди греков и европейцев, наследовавших его знания. Истина в его диалогах, которые он записывал, излагая свои знания, прорывается как некий момент откровения, о которой позднее говорил Моцарт: «Это – мгновение, в котором слышишь сразу всю ненаписанную симфонию». И в этом мгновении симфония уже написана, и в данный миг позволяет её услышать всю целиком и принять её как нечто целостное и совершенное, в котором уже ничего нельзя изменить. Это и есть проникновение нашего сознания в тёмную материю. Совершенное творение из неё мы всегда получаем готовым. Поэтому по отношению к этой тёмной материи мы являемся не создателями, а всего лишь исполнителями её замыслов.
   –      Так что же? – удивился я. – Эту материю можно принять за волю самого господа Бога?
   –      Разные люди воспринимают её по-разному, – уклончиво ответил он. – Кто-то считает её судьбой, а кто-то – проведением. Но от этого суть данного феномена не меняется, потому что эта материя воздействует на всё как коррекционно-коррелятивная целостность. Сама действительность проецирует будущее на настоящее, как некую закономерность: если совершается это, то происходит то-то и то-то, что-то гибнет, а что-то возникает новое. Платон догадывался, как и древние люди знали, что в этой тёмной материи таится цельный и совершенный мир, который опосредственно влияет на наш корректируемый мир, возникающий из хаоса и превращающийся в совершенный. Этот мир каждое мгновение воздействует своей цельностью на наше «здесь и теперь», потому что существует некое статическое и априорное целое, которое расчленяет хаос вещей по их принадлежности к общим идеям. Отнесённая к идее вещь, приобретает смысл, а её идея становится сущностью вещи. Поэтому идея не отрывается от вещи, и, как хозяин не отрывается от собаки, удерживает её в своих руках за поводок. Этот поводок и есть проникновение человека в тёмную материю. Смысл мной сказанного сейчас сравнения многозначен, потому что в нём кроется разгадки логоса и номоса, где цельным является идея, входящая в каждую вещь. Здесь вам нужно напрячь мысль и понять то, о чём я говорю, а именно, что скрывается за моими словами. Для этого вам нужно понять, что происходит в мире, и как бы наделить вещи априорным смыслом, принципом, если хотите, ипотезисом. Люди всегда почему-то отвергают априорность, полагаясь только на свой опыт, но, чтобы достичь уровня прото-знаний предков самим, человечеству нужно самостоятельно трудиться ещё тысячи и тысячи лет, чтобы достигнуть того совершенства, которое они когда-то утратили. А Истина, заложенная в знаниях древних людей, постигается априорно при помощи наития, и поэтому понятие априорности приобретает некий объективный смысл. Как раз здесь и начинается проникновение в темную материю, когда не мы, как субъекты, подходим к миру с априорными категориями и матрицами, в которые вмещается наша восприимчивость мира, а то целое, являющееся миром непротяжённых, априорных сущностей, которое определяет смысл вещей и впечатлений, смысл, постижимый индивидуальным разумом, но исходящий из общей объективности. Ведь объективность отнюдь не разум, в котором происходит упорядочивание пространственного мира и постижение при помощи эмпирических наблюдений и логического анализа. Это – высшее проникновение человека за пределы индивидуального сознания. Логос, номос, ипотезис, идея – всё, что связано со словом, и как бы придаёт вещам априорный смысл, как бы расчленяя и наполняя смыслом хаос вещей, выступают как предельная форма, как цель эволюции каждой вещи. Ведь не только человек себя совершенствует в этом мире, но и сам мир себя совершенствует. В общем целом нет ничего неотделимого, поэтому всё совершенствуется само по себе, но в одних местах такое совершенствование происходит быстрее, чем в других, и мгновения такого совершенствования вдруг неожиданно прорываются из общей совершенной матрицы в локальных хаос вещей и запускают механизм совершенствования этих вещей уже в других местах. Вот именно такие проникновение в эту тёмную материю и являются проявлениями гениальности обычных вещей или существ.
   На некоторое мгновение моё сознание отключилось от слов говорящего мне что-то профессора. «Вот, – подумал я, – это именно то, к чему я стремился многие годы – проникнуть в тёмную материи и попытаться увидеть наш мир с изнанки. Ведь это не так просто. Когда мы думаем о чём-то, мы ещё не проникаем в мир. Наши мысли – это всего лишь скольжение по его поверхности. Но, чтобы погрузиться в мир, нужно пережить нечто необыкновенное, что вобьёт нас в этот мир с ногами и головой по самую макушку, по шляпку, как вбивают в дерево гвоздь. И таким ударом для меня является потеря моей возлюбленной. Как же мне узнать, что с ней произошло, и где она. Профессор тысячу раз прав, что мы, европейцы, не способны проникать в Истину. Мы не знаем, что твориться в мире и как развиваются те или иные события. Ведь мы все поверхностны и живём только одним днём, купаясь в одних абстрактных темах, связанных только с сиюминутной действительностью, а не с самой жизнью. Где же сейчас моя возлюбленная Натали? Как мне это узнать? Прежде всего нужно освободиться от своей разделённости. Но как это сделать»? И тут я услышал слова профессора, который говорил:
   –      Постижение вещи, познание её смысла сливается с познанием её цели, приближением состояния тела к мировой гармонии, предуказанной всей априорной совокупностью идей, поэтому целью любого мыслящего человека являются поиски неизменной сущности бытья, поиски того, что остаётся, когда исчезает чувственный образ. При этом остаётся целое и соответственно остаётся то, что связывает данную вещь с другими, наполняет её, таким образом, смыслом и отделяет её от других вещей, существенно обладающих иным смыслом. Вечность идей состоит в их всеобщности, априорности, независимости от вещей, но это не значит, что они не существуют в тёмной материи, но смысл в наших мирах всё же разнится тем, что идеи в нашем понятии неотделимы от вещей, хотя все вещи в нашем мире имеют временный характер. В этом и есть вся разница миров. В том мире пустоты царит вечность, а в нашем – изменчивость.
   –      Но это противоречит учению Демокрита, – возразил я, – у которого рационально постижимое «небытие», пустота, геометрия – эвентуальное, иными словам, возможное при случае или при некоторых обстоятельствах бытие, эвентуальные атомы, эвентуальная физика. Демокрит считал, что ко всему рациональному можно подходить эмпирически на основе чувственного восприятия. Некие вещи у него приобретают нелокальное бытие и выходят за пределы локального «здесь и теперь», двигаясь в пустом рационально постижимом пространстве.
   –      Здесь я не вижу никакого противоречия, – заметил профессор, – у Платона основа всего – это рационально постижимые сущности вещей, их идеи, которые придают смысл эмпирически полученным впечатлениям, как бы подтверждающим Истину. Платон своим учением способствовал собиранию Целого, подчиняя целому то, что в него входит, превращая локальное бытие в отблеск Целого. Он через свою онтологическую теорию трёх субстанций – «единого», «ума» и «души» доказывал, что «единое» – это и есть абсолютизированное целое, но без уточняющих различий, входящих в единое, примесей и проявлений конкретного, когда единое лишается определений и приобретает их благодаря «уму» – непространственному, чисто психическому началу, происходящему из «единого». Движение, изменение и связь с материальным миром происходит благодаря третьему началу – «мировой душе». Но главное, что помогает человеку проникать в запредельную тёмную материю, как считает Платон, это то, что следует из глубин этого целого и влияет на процесс познания. Это «нечто» проникает в сознание человека и способствует обнаружению в мире той нематериальной субстанции, которая охватывает и познающий дух, и саму основу существования познающего духа. В процессе познания познающий дух возвращаемся к себе, вспоминает то самое субстанциональное, что было вложено в него. Но это не является воспоминанием прошлого чувственного образа, а познание совершенной чистой идеи, которая роднит его с тёмной материей, той колыбелью Небытия, из которой он вышел.
   –      Но как может человек хранить воспоминания в тёмной материи? – удивился я.
   –      Очень просто, – ответил профессор, – это тёмная материя хранит в своей памяти человека, а не наоборот. Познание, поэтому, проходит через переход случайных, можно сказать, иллюзорных впечатлений бытия к Истине – тому отблеску целого, единого, вечного, которое появляется в каждом объекте познания как его идея. Идеи первичны и как бы предшествуют вещам, поскольку они являются элементами вечного, пребывающего, неизменного. Поэтому познание – это возврат от временного и случайного к предшествующему и вечному. Это – припоминание того, что уже было. Первоначальные представления о вещах, так называемые мнения, рассеиваются, и человек адекватно не может воспринять вещь. Но размышляя, человек переходит от мнения к идее и адекватно получает совершенный образ вещи. Познание – это процесс перехода от несовершенного мнения о вещи к совершенному прообразу. Другими словами, это можно назвать припоминанием. Поэтому ясность представления и близость к идее как субстанции бытия способствуют познанию Истины, иными словами, совершается переход к более совершенному образу бытия, к его предшествующей идеальной основе. Сократ в своё время доказывал, что человек в результате вопросов и ответов, которые ставит перед собой, а затем на них отвечает, способен самостоятельно приблизиться к Истине. Подобная методика используется и в дзэн-буддизме. Так, Сократ приходит к мысли, что если человек, отвечая на поставленные себе вопросы, излагает своё собственное мнение, то он способен найти знания в самом себе, если погрузится в воспоминание Истины, а это значит, что его мнения окажутся верными, и что, то знание, которое он получил, является либо приобретённым, либо оно всегда в нём находилось. Если же это знание всегда в нём было, то значит, что он всегда был знающим, но если он его приобретал, то это было уж никак ни в его теперешней жизни. Из этого можно констатировать, что истинные знания существуют в бессмертной душе человека, и весь процесс их познания сводится к припоминанию этих знаний. Так через этот механизм познания человек связан с тёмной материей, хранящей в себе всю память мира от прошлого до будущего. Поэтому дзен-буддисты, погружаясь в свою систему «коанов» – «вопросов и ответов», имеют возможность разбудить свою бессмертную душу и получить Истину из чистого истока знаний. Поэтому Сократ так высоко ценил медитацию, иными словами, погружение в себя, говоря: «А вот за то, что мы всегда стремимся искать неведомое нам, становимся лучше, мужественнее и деятельнее тех, кто полагает, будто известное нельзя найти и незачем искать, – за это я готов воевать, насколько это в моих силах, и словом и делом».
   –      Но если познание – это припоминание идеальных образов бытья, – спросил я профессора, – которые и являются субстратом, другим словом, основой, то где же тут место единству логического и опытного познания, где тут место объекту физического познания – самому сенсуально-постижимому пространственно-временному миру, то есть, человеку?
   –      В мире накопилось много заблуждений, в которых тонет современный человек, – улыбнувшись моему вопросу, ответил профессор, – логическое и опытное познание часто уводит человека совсем в другую сторону от Истины и заставляет его воспринимать её фрагментарно, поэтому сенсуально-постижимый пространственно-временной мир предстаёт перед человеком в ложном свете. Многое он не видит из-за своей неспособности воспринимать весь мир как единое целое. Он как бы старается идти к истине ступенчато, познавая одно и забывая другое. Поэтому у него не складывается общей картины мира. Физик Эйнштейн после войны открыл ещё одну болезнь современного человечества и назвал её «идти с оглядкой на ошибки», где внутреннее совершенство сочеталось с внешним оправданием. Он считал, что в связи с огромным потоком зачастую ложной или ошибочной информации современный человек обречён в своём внутреннем совершенстве на неудачи, так как в логическом или логико-математическом выведении какой-либо своей теории всегда прибегает к максимально общим допущениям, которые являются неотъемлемым критерием его научных поисков, и поэтому принимает во внимание весь этот ложный багаж знаний, заполонивший ум современного человека. А это означает возврат к уже известным неправильным теоремам, что мешает воспоминанию новых истинных знаний. Но истинные знания всё же существуют, несмотря на существование ложных знаний. И здесь важно, чтобы груз старых ложных знаний осел в остаток, как в стакане со взвесью мутной воды, и вода очистилась. И лишь тогда, при определённой сублимации, эта чистота заставит человека идти в нужную, совсем другую сторону к «пробуждению забытых истин, которые шевелятся в его уме, словно сны». Этим он способен подавить ложные видения ошибочных знаний. Вот так отличаются ложные знания от платоновских «истинных мнений, которые, если их разбудить вопросами, становятся знаньями». Во-первых, внешнее оправдание всегда зиждется на определённом опыте и часто с посылом на ложные идеи. Во-вторых, «припоминание» не редко приводит к модификации воспринимающихся принципов, что явно несовместимо с их априорным неподвижным характером, и что влечёт за собой уклонение от Истины. С этим своим научным багажом мы как бы добровольно помещаем себя в платоновскую пещеру и приковываем себя к стене, на которой видны всего лишь тени истинных вещей и событий.
   –      Но как же нам вырваться из этой пещеры? – спросил я, приходя в возбуждение.
   –      Для этого и нужно научиться двигаться в нужном направлении, – спокойно ответил профессор, – опираясь на критерий внутреннего совершенства и идя вопреки внешнему оправданию в правильное направление в своих представлениях о природе. Когда-то греческая мысль ошибочно свернула с дороги Платона и направилась в другую сторону Аристотеля, пытаясь совместить две разные дороги, полагаясь на синтез двух критериев, и эта дорога привела греков, а затем и всех европейцев, в некуда. Их стереотип мышления остаётся до сих пор самой твёрдой скалой заблуждения в океане общих мировых знаний. И эту скалу трудно разрушить. Сократ предлагал наблюдать за узником, который бы мог освободиться от оков и выйти из пещеры. Он полагал, что узник, вырвавшийся из скалы будет смущён, поражён и захочет вернуться к старому положению и старым иллюзиям. Он говорил: «Если же кто-то станет насильно тащить его по крутизне вверх, в гору и не отпустит, пока не извлечёт его на солнечный свет, разве он не будет страдать и не возмутится таким насилием? А когда бы он вышел на свет, глаза бы его настолько были поражены сиянием, что он не смог бы разглядеть ни одного предмета из тех, о подлинности которых ему говорят». Сократ говорил о необходимости постепенного привыкания. Сначала, считал он, нужно привыкнуть к отражениям предметов в воде, потом к самим предметам, к свету звёзд и Луны, а затем уж к свету солнца. Он говорил: «И наконец, я думаю, что человек был бы в состоянии смотреть уже на само солнце, находящееся в его собственной области, и усматривать его свойства, не ограничиваясь наблюдением его обманчивого отображения в воде или в других, чуждых ему средах. И тогда бы он сделал вывод, что от солнца зависят и времена года, и течение лет, и что оно ведает всем видимом пространстве, и оно же каким-то образом есть причина всего того, что это человек и другие узники видели раньше в пещере». То же самое и происходит с тёмной материей, от которой зависит вся светлая материя. Вот, к примеру, вы увидели некоторые чудеса этой ночью у деревьев, где пробиваются земные источники энергии и сходятся с небесными потоками. Вы видели приведения, которые проникли в наш мир из тёмной материи, и вы, вероятно, приняли их за ночные кошмары. А при свете солнца вы уже их не видите. Но они никуда не исчезли, просто, ваш глаз, привыкший к солнечному свету, не видит их при дневном сиянии.
   Тут я опять отключился от объяснения профессора и погрузился в свои мысли. Я подумал: «Да, и мне нужно вырваться из моей тёмной пещеры и увидеть белый свет. Но прежде всего необходимо понять, где искать мою возлюбленную. Профессор прав в том, что все мы, европейцы, со своим взглядом на вещи погрязли в своих ложных абстракциях и не способны видеть истинное положение вещей. Чтобы преодолеть эти заблуждения, я не должен мыслить абстрактно, но и также не погружаться в ложное конкретное воображение образов, мне нужно найти какой-то свой срединный истинный путь. Мне нужно понять, что же происходит на самом деле, и как мне поступать дальше».
   Вдруг я увидел, как на меня накатываются волны зелёного тумана. Я как будто терял сознание, вернее, отключаясь от действительности, попадал в некую другую реальность. Я увидел багажник дорогой машины, в которой лежала связанной моя возлюбленная Натали. Рот её был заклеен скотчем. Машина неслась по шоссе, и я узнал в ней ту самую машину, которая преследовала нас с главарями якудзы. «Так вот, значит, почему она обращалась ко мне с мольбой, умоляла меня спасти её, – внутренне воскликнул я в отчаянии, – и была совсем рядом со мной. Если бы я только знал об этом, когда мы завтракали в той придорожной гостинице, что она спрятана в машине, я бы её освободил и спас. Какой же я дурак! И почему я не смог раньше войти в это состояние, чтобы помочь ей» ?!
   От этих мыслей у меня пересохло в горле. Я очнулся, услышав голос Мосэ.
   –      Когда вы упомянули китайскую, индийскую и греческую цивилизацию, вы забыли ещё одну, – смущённо молвил он, – еврейскую. Ведь и еврейская цивилизация несравненно обогатила мир своими достижениями во многих областях жизни. Но главное, что она сделала, это – привела человечество к мысли об единобожии.
   –      Ты хочешь сказать, что все течения философской мысли того времени возникли при непосредственном влиянии иудаизма? – спросил с улыбкой профессор, покачав головой.
   –      Да, – ответил Мосэ, – я полагаю, что все другие религии кроме иудаизма возникли как заблуждение человечества. Но совпадением их одновременного появления можно считать растворение в других народах десяти колен израильского народа.
   –      Значит, индийцы, китайцы и греки произошли от евреев? – уточнил с сарказмом Хотокэ.
   –      Не совсем так, – молвил Мосэ. – Но проникновение евреев в индийскую, китайскую, малайскую и японскую культуры – несомненно. Еврейские богословы, обладая достаточными знаниями в области философии, теологии и мистики, пытались создать нечто похожее на истинное учение единобожия, приспосабливаясь к местным условиям. Но со временем в представлениях о божественных высших сферах были вытеснены местными заблуждениями.
   –      У тебя есть доказательства этому? – спросил его сомневающийся Хотокэ.
   Мосэ молча указал на основание дерева.
   –      Так вот же они, – сказал он, – даже под корнями деревьев находятся те знания, которые когда-то Моисей передал своему народу. Вероятно, в древние времена эти знания, как и Истинное учение, были тоже знакомы жителям этих островов. Однако местные верования настолько далеки от их толкования, что эти знания долгое время лежали в глубине сознания этого народа, как в этой земле, и только сейчас выходят на поверхность. Но рано или поздно истинные знания всё равно пробиваются к людям, потому что они заложены в основу мироздания. Главное, чтобы уяснить эти знания и приобрести их, человеку следует измениться самому и настроиться на доброту ко всему сущему и всему живому. Только так он может познать высшие откровения, когда сам своим отношением и своим настроением будет соответствовать высшим принципам мироздания. Ведь что говорил Каибара Эккэн в семнадцатом веке в своей работе о мироздании «Годзёкун» – «Смысл пяти постоянств»: «Я также, будучи облагодетельствован милостивейшим сердцем Неба, оказываю милосердие, проявляю доброту к людям и бесчисленному множеству вещей, которым Небо оказало благодеяние, породив их, следуя милостивейшему сердцу мироздания, проявляющего доброту, рождая и воспитывая человеческие существа. Следует знать, что это и есть сердце человеколюбия, путь служения мирозданию… Мироздание для меня – отец и мать, моё тело – дитя мироздания. Народ Поднебесной, как и я, дитя мироздания. Поэтому он – как мои старший и младший братья».
   –      Давай же попробуем извлечь эти знания из этой материи и познакомиться с ними, – предложил Хотокэ, добавив, – правда, я сомневаюсь, что Истину мы с тобой черпаем из одного источника.
         Своим обычным путём, монахи извлекли из земли энергетический поток в виде голограммы и освятили источник своими молитвами. Профессор и я внимательно наблюдали за их действиями.
   –      Мы понимаем, что эти знания – великая ценность, – сказал Мосэ профессору, – только вот жаль, что прочитать его не можем.
   –      Всё приходит в своё время, – улыбнувшись, сказал профессор. – Легко приобретённые ценности, легко теряются. Открытие новых знаний сродни проявлению чудес.
   –      Вы же не сомневаетесь в том, что знамения и чудеса существуют на свете? – вдруг спросил профессор, обратившись ко мне.
   –      Нет, – ответил я, – но чтобы чудо происходило само по себе без всяких объяснений – в это я не верю. К тому же, я до сих пор не могу связать эти чудеса с тёмной материей.
   –      Так может быть, чудеса возникают из самой тёмной материи? – с улыбкой спросил Повелитель Светлого и Тёмного Пути.
   –      Вы правы, профессор, – сказал Мосэ, – история знает известные чудеса, которым не найдены объяснения. На спасения евреев из египетского плена Бог послал Моисея и Аарона, которые своими чудесами влияли на землю, воды, воздух и всё живое. Однажды в полночь, внезапно все первенцы в египетских семьях были умерщвлены. Конечно же, можно сказать, что это происходило по воле Бога, также, как и воды моря расступились перед колонной евреев, дав путь к спасению, а конницу фараона поглотила морская пучина.
   –      Значит, вы полагаете, что истинные чудеса совершаются по воле Бога? – спросил я.
   –      Да, – ответил вместо старика Мосэ, – также как мы по воле Божьей пустились в путь, и пока мы следуете велению Господа, ни один волосок не упадёт с нашей головы. Мы преодолеем все преграды, и, может быть, спасём мир.
   Услышав эти слова, профессор рассмеялся и сказал:
   –      Дай Бог, чтоб так оно и было, но мне кажется, что иудеи и христиане считают, что им помогают подручные Бога – его ангелы-хранители. А это тоже является одним из отголосков проявления тёмной материи и взаимодействия человека с ней, как сказал бы Платон, в современных условиях. Ведь тонкие сущности обычно любят привязываться к людям и живым существам из нашего мира. Иногда они им помогают, а иногда вредят. Часто сами люди вызывают из тёмной материи эти сущности, пытаясь с ними сдружиться или как-то использовать их в своих делах. Ведь многие, даже среди христиан, имеют своих святых, носят обереги и молятся посредникам своего бога. Также бывает, что эти тонкие сущности сами выбирают людей из нашего мира для свершения своих каких-либо дел. Ведь и в том мире идёт постоянная борьба за доминирование также, как и в нашем мире.
   –      Вы считаете, что темная материя проявляет активность? – спросил я профессора, удивившись его словам.
   –      Да, – ответил он, – между сущностями того мира и существами нашего мира рождаются симпатии или антипатии. Люди стараются задобрить тёмные силы, а тёмные силы пытаются привлечь людей на свою сторону, наделяя их определённым знанием или умением. Обе стороны ищут какое-то постоянство во взаимодействии друг с другом, от этого рождаются привязанности. Ещё Платон полагал, что человек привязывается к красоте и к определённым вещам, другими словами к первооснове или сущности всех вещей и явлений, которые трансформировались в его сознании в виде богов, духов или к абсолютной идеи. Эту субстанцию используют тёмные силы и начинают при помощи её влиять на человека. Сама идея познания и ценности познания человека тесно связывается в его представлении с субстанцией, потому что субстанция отождествляется с неизменностью. В ней человек ищет какое-то постоянство, как способ утвердиться самому, и как-то продлиться в вечности, противостоять всеразрушающему бегу времени. Потому что мир представляет собой многообразие и преобразование. Поэтому всё постоянно меняется в пространстве и во времени. Одним из способов поисков постоянства и влияния на человека потусторонних сил можно считать проявление в сознании человека идеи-фикс. Она рождает у человека некую привязанность к чему-то определённому. Через неё может происходить определённая самоотождествляемость его с чем-то или кем-то, самопреобразованность и привязанность к субстанции. Фалес искал субстанцию в меняющей форму, но тождественной себе воде. Гераклит – в самом неизменном изменении – в огне, Анаксагор – в макроструктуре мира, а Демокрит – в атомах и в его микроструктуре. Платон же считал неизменностью бытия, этой самой субстанцией, идеи вещей. Так или иначе, люди на Западе старались через любые символы проникнуть в тайны тёмной материи и осуществить с ней единение. На Востоке же путём мистицизма люди погружают себя в эту материю, преобразовываясь сами и преобразуя своё окружение. И эта тёмная материя возникает перед ними в виде зелёного тумана. Представший перед ними Кришна имел тело зеленоватого оттенка. Его тело не подвергалось никаким воздействиям и было крепче железа и сильнее любой силы. Когда люди погружаются в медитацию особым способом, они как бы скрываются в этом зеленовато-жёлтом тумане и над их головами возникают нимбы свечения.
   –      Это происходит от медитации по системе школы Рицу, – заметил Хотокэ, – чья дисциплина самовоспитания является самой совершенной в буддизме.
   –      Да, – ответил профессор, – есть несколько школ, которые отличаются особой способностью в оценке бытия и познания. В них категория ценности связана с интенсивностью бытья, где при помощи сублимации и энтропии – концентрации внутреннего превращения духовной энергии – происходят процессы, позволяющие менять свою структуру тела, и путём распределения энергии добиваться дальнейших энергетических превращений, более совершенного упорядочивания своего бытья. Даже Платон считал, что интенсивность бытья совпадает с интенсивностью познания и с моральными и эстетическими критериями, с добром и красотой. В его «Федоне» Сократ выводит соответствие между красотой и неизменностью бытья, говоря: «Та сущность, о которой мы говорим, всегда ли неизменна и одинакова или в разное время иная? Может ли равное само по себе, прекрасное само по себе, всё вообще существующее само по себе, то есть бытие, претерпеть какую бы то ни было перемену? Или же любая из этих вещей, единообразная и существующая сама по себе, всегда неизменна и одинакова и никогда, ни при каких условиях не подвержена ни малейшему изменению»? И он приходит к утверждению, что совершенство исключает изменение. Совершенство как бы изымается из динамического движения. Прекрасное – неизменно, но это не есть степень абстракции, уход от действительности в царство воображения. Ведь в мире много прекрасных вещей и людей. Но в отличие от прекрасных сущностей все эти вещи изменяются, поэтому если переходить к истинной субстанции, то в ней существует некий проект прекрасной вещи, и если сама вещь будет стремиться к этому идеалу, то она никогда не изменится в худшую сторону и войдёт в вечность как некий эталон красоты. Вещь можно ощущать, а идеальный проект этой вещи хранить в памяти, и чтобы сохранять его красоту нужно постоянно обновляться, саморегулироваться. Та вещь, которая обретает такое свойство неменяющегося совершенства, становится богом, духом или абсолютной идеей. Она как бы изымает себя из текучей действительности, то есть, приподнимает себя над ней, и даже взаимодействуя с этой действительностью, всегда остаётся самой собой.
   –      Наше учение Рицу проповедует некие ценностные критерии неизменности, – заметил Хотокэ, – то есть неизменчивого самосохранения путём краткого растворения в темной материи и возвращения в действительность. Другое наше учение Кэнон при взаимодействии с тёмной материей позволяет человеку не только мгновенно переноситься на большие расстояния и преображаться в другие вещи, но и путешествовать в самой тёмной материи, обретая бессмертие.
   –      Однако, сами эти векторы относительны и требуют моральных и эстетических канонов и идеалов, – сказал профессор, – человек как бы стремится стать богом, но постоянно возвращается в свою человеческую среду, и этим наносит себе вред.
   –      Но разве можно человеку стать полностью богом, потеряв свою человеческую сущность? – не удержавшись, спросил я.
   –      Но ведь вашему Спасителю удалость им стать и открыть для всех этот путь, – заметил профессор и рассмеялся.
   Затем уже более серьёзным тоном он продолжил:
   –      Всё, что познаёт гармонию вечности, становится богом. Просто, всем нужно двигаться в одном направлении. На японской земле живёт несколько миллионов богов, все они взаимодействуют с людьми в той или иной мере. Здесь, как нигде, чувствуется их проникновение в нашу действительность. Мы их видим, слышим, разговариваем с ними, молимся им, стараясь с ними подружиться. И за наше добро они отвечают нам добром. Но в мире существует столько микроструктур бытия и сфер для-себя-бытья, о которых говорил Эпикур, что многие боги устраняются от соблюдения неизменных канонов гармонии вечности, и начинают творить свои собственные миры. Они вмешиваются в общий порядок. Ведь то, что создаёт миры, – это не законы целого, а скорее нарушение этих законов. Это – то, что вмешивается в нашу жизнь, стараясь управлять нами, сталкивает нас лбами и порождает напряжённость в мире. Для нас лучше, если бы активность богов перешла в стадию абсентеизма, устранения от наших дел, и предоставления нам возможности решать самим наши дела. Боги любят играть с людьми. Вероятно, поэтому они когда-то учредили Олимпийские игры, сделав людей своими игроками. Это они породили в людях спортивный дух, который в периоды наибольших обострений в отношениях перерождается в дух воинственности. Боги заставляют людей воевать, убивать друг друга, наблюдая со своих небесных трибун за битвами также, как это делали когда-то римляне, глядя на сражения гладиаторов. Войны на земле перестанут идти тогда, когда боги прекратят вмешиваться в дела людей. Поэтому одной из важных целей вашего путешествия является устранение влияния богов на волю людей. Как буддисты и как христиане, вы должны спасти мир от военной катастрофы. Поэтому мы не должны терять времени и двигаться дальше.
   С этими словами мы направились к машине.
   Но когда мы шли к машине, то Мосэ и Хотокэ решили войти в буддистский храм Милосердной Добродетели – «Ондокудзи», чтобы помолиться. Я последовал за ними. Профессор остался снаружи, присев в тени ильмового дерева. В храме никого не было, ворота оставались открытыми, но к моему удивлению в зале медитаций сияло всё свежестью и чистотой. Я знал, что буддийские священники, даже отлучаясь, часто оставляют свои храмы открытыми, чтобы любой прохожий мог войти в них и побыть наедине с самим собой, предаваясь молитвам и медитации.
   Мосэ и Хотокэ погрузились в тишину. Мне тоже было о чём поразмыслить. Передо мной открылся новый мире, я, как говорил профессор, почувствовал тот таинственный свет, проникающий в мою пещеру. Мне нужно было как-то привыкнуть к новому и необычному для меня состоянию. Я ещё не смел обернуться к этому свету и покинуть свою пещеру, но я уже знал, что делать, и в каком направлении двигаться.
   Сев в машину, мы отправились дальше на север.
   –      И всё же мне непонятно, что такое движение, – сказал я, обращая свой вопрос к профессору, – ведь для того, чтобы менять свою реальность, нужно научиться перемещаться из одного места в другое, но ещё труднее переходить из одного состояния в другое.
   Профессор вёл машину по живописным местам просёлочной дороги не очень быстро, давая нам возможности полюбоваться природой. При этом он говорил:
   –      Превращению и изменению материи уделял большое внимание Аристотель. Но все его опыты и суждения производились на базе видимой и ощущаемой материи. Тёмная материя оставалась за границей его внимания, поэтому он допускал многие ошибки, не учитывая того, без чего не может существовать другое. Движение не может происходить вне пустоты, а пустотой является всё та же тёмная материя. А Аристотель отрицал существование пустоты. Он считал, что и материя может изменяться сама по себе как субъект изменения, как само понятие «что». Субъект может исчезнуть, перейти в иной субъект. Далее он полагал, что может измениться не сама сущность, а её качества и свойства, как понятие «какой». Это будет изменение качества материи. И наконец, может измениться понятие «где» – место рассматриваемого предмета. Соответственно, по его теории, движение состоит в уничтожении и возникновении определённых тел, в их росте и уменьшении, в качественных изменениях и в перемене места. Из этого следовало четыре вида движений: субстанциональное – возникновение и уничтожение субстанции; количественное – увеличение или уменьшение; качественное – изменение свойств; и перемещение – одно из самых загадочных видов движения. Перемещение является как бы местом движения и во многих случаях выглядит как движение от «чего-то» к «чему-то». Оно имеет естественное начало и конец. Точки, служащие естественным началом и естественным концом движения, выделены в пространстве. Из-за незнания тёмной материи, Вселенная считалась однородной – изотропной, но Вселенная, как и всё пространство пустоты всегда были неоднородными. Потому что любая пустота обладает в себе самой бесконечностью. И Аристотель когда-тот понял, что пространство может делиться всё дальше и дальше с течением времени, потому что бесконечная делимость пространства связана с бесконечной делимостью времени. А бесконечность он понимал приблизительно так, что бесконечное противоположно тому, что обычно принято считать у людей, не то, вне чего ничего нет, а то, вне чего всегда есть что-нибудь, то есть бесконечное. И это бесконечное является тёмной материей, заполненной в себе самой скрытыми сферами и мирами. Эта тёмная материя податлива к разным изменениям и превращениям, и она склонна к проявлению чудес. Ведь даже ваш Иисус Христос, зная структуры рыбы или вина, взаимодействуя с ней, мог извлекать из неё множество рыб, чтобы накормить ими людей, или большое количество вина, чтобы напоить их. И вам предстоит погрузиться в ту сферу, где дела земные взаимодействуют с делами небесными, иными словами, проникнуть в тёмную материю и исправить нарушенную гармонию между разнополюсными мирами. В этом и состоит ваша задача – попытаться устранить мировую коллизию, которая грозит поглотить всех нас.
   Я опять попытался погрузиться в свои мысли, чтобы как-то узнать что-то новое о моей возлюбленной, но в моём погружение в бессознательное почему-то возникали совсем другие картины. То я видел говорящих овец, излагающих мудрые философские мысли, то богиню Аматерасу, пригласившую меня в свой дворец, то каких-то существ с крыльями бабочек, похожих на людей. Я отгонял от себя эти видения, относя их к плодам своего расстроенного воображения.
   Через двадцать километров Мосэ попросил старика подъехать к следующему святому дереву, которое находилось в так называемом Лесу Гармоничных Дубов – Кёва-но-каси-но-мори. Дерево имело своё историческое название Курай-мори-ни-укабиагару-ёдзю – «Заколдованное дерево, плавающее в тёмном лесу». Оставив машину на опушке дубового леса, мы отправились вглубь его по узкой тропинке, проходящей среди зарослей кустов камелий, дубов породы сии-но-ки и бамбука. Лес кишел змеями. В сырости, скрытой кронами могучих дубов произрастала всякая диковинная растительность. Добравшись до огромного дуба высотой в тридцать два метра и в обхвате в шесть метров, монахи в удивлении остановились. Ствол гигантского дерева был обвит камелией, которая вилась вокруг него подобно вьюну.
   –      Что бы мы делали здесь ночью среди этой темноты, – в ужасе воскликнул Мосэ, обращаясь к спутникам, – мы бы не вышли из этого леса живыми от укусов такого множества змей.
   Монахи приступили к добыванию очередных знаний. На те манипуляции, которые производили монахи с пробивающимся из-под земли свечением, и после разговоров с профессором я смотрел уже другими глазами. Я видел проявление скрытой тёмной материи, излучающей свет, и понимал, что это проникновение должно изменить весь ход происходящих на земле событий.
   Затем мы вернулись к машине и отправились дальше на север по шоссейной дороге из префектуры Ямагути в префектуру Симанэ. Через сто километров пути, когда время уже близилось к обеду, мы достигли небольшого городка с названием Гоцу, расположенного на побережье Японского моря, и профессор опять предложил монахам перекусить в придорожной харчевне, продающей холодные блюда из гречневой лапши соба. Во время трапезы профессор открыл местную газету и с интересом заметил спутникам:
   –      Странное происшествие, случилось в соседнем городе Нима, что граничит с курортным городком Онсэнцу.
   Мы посмотрели на профессора с удивлением.
   По карте городок Нима находился в двадцати километрах севернее от нашего местонахождения.
   Сказав это, профессор прочитал нам вслух небольшую заметку из газеты:
   «Сегодня ночью на пляже поющих песков Котогахама в городе Нима был обнаружен без сознания голый мужчина. Машина скорой помощи доставила его в местную клинику. Придя в сознание, он сообщил, что является матросом торгового судна. Во время ночного шторма, произошедшего недавно, он якобы был унесён волной в открытое море с судна его отца – известного капитана по прозвищу Тако из города Ёсида и побывал в гостях у небожителей в их дворце Рюгу, напоминающий подводный авианосец».
   Прочитав эту заметки, профессор добавил:
   –      Забавная история, не правда ли?
   –      Мы знаем его, – обрадовано воскликнули Мосэ и Хотокэ. – На корабле его отца мы прибыли в Ибусуки. Мы думали, что он погиб. Какое удивительное спасение. Нам нужно его увидеть.
   –      Хорошо, – согласился профессор, – мы заедем в этот городок по пути, а за одно посмотрим самые большие в мире песочные часы.
   После обеда мы отправились на машине в городок Нима. По дороге профессор рассказал нам ещё об одном своём увлечении:
   –      Я уверен, что вы уже кое-что слышали о поющих песках. Раз уж мы будем проезжать мимо побережья Котогахама, то заночуем в Нима, а я исследую эти поющие пески.
   –      И чем же они интересны? – спросил Хотокэ.
   –      Издревле японцы поклонялись поющим пескам и считали, что на тех берегах, где есть поющие пески, Творец оставил свои невидимые инструменты для создания райской музыки. Существует такое синтоистское божество Сиротацу-даймэй-ками – «Сиятельное Божество Белого Дракона», которое охраняет пляжи с поющими песками. Бегая по ним или медленно шагая, ускоряя или замедляя ритм своих шагов, можно создавать музыкальные произведения. Сиятельный Белый Дракон запоминает лучшие мелодии, созданные разными людьми, и во время тихих ночей иногда их воссоздаёт. Эту ночь я хочу провести на пляже Котогахама и послушать божественную музыку Белого Дракона.
   Вскоре машина профессора въехала в небольшой городок Нима с населением не более пяти тысяч человек. Ещё издали мы увидели сверкающую стеклянную пирамиду, напоминающую египетскую пирамиду Хеопса, стоящую на центральной площади города. Внутри пирамиды из стекла располагались гигантские песочные часы, не отличающиеся своей формой от обычных часов. Нижняя и верхняя половины часов были заполнены и связаны между собой тоненькой струйкой песка. Мы с удивлением смотрели на огромную пирамиду, в которой текло песочное время.
   Профессор Онмёо-но-ками сказал Мосэ и Хотокэ:
   –      Вы можете проведать своего товарища в больнице, а я посижу здесь, понаблюдаю за временем.
   Мы оставили профессора сидеть на скамейке в тени ветвистого ильма напротив гигантских песочных часов, а сами отправились на поиски больницы.
   Вскоре мы встретились с нашим знакомым Исаму, который, сидел на койке в больничной палате и очень обрадовался нашему неожиданному появлению.
   –      Они считают меня сумасшедшим, – понизив голос, заговорщицким тоном сообщил он нам. При этом он указал взглядом на снующих в коридоре медсестёр и врачей. – Они думают, что я повредился рассудком после пережитых мной волнений.
   –      А что с тобой произошло на самом деле? – спросил его Мосэ с большим интересом.
   –      После того как меня смыло с палубы, я попал во дворец небожителей «Рюгу», – ответил он. – Но мне никто не верит. Они считают, что дворец «Рюгу» с Морским Драконом является плодом народной фантазии, и не может быть в действительности.
   –      Мы тебе верим, – успокоил его Мосэ.
   –      Я даже видел принцессу Ото-химэ, – сказал Исаму, – когда пришёл в себя. И она пыталась меня соблазнить, но я сказал, что у меня есть невеста Юкико. Вы мне верите?
   –      Как же мне не верить, когда я сам с ней разговаривал, – убеждал его Мосэ.
   –      Спасибо, – успокоился Исаму, – а то меня все здесь считают за сумасшедшего.
   –      О чём вы говорили?
   –      Как ни странно, но мы говорили о вас, – произнёс Исаму, обращаясь к Мосэ. – Она меня спросила, знаю ли я вас?
   –      И что ты ей ответил?
   –      Сказал, что познакомился с вами на корабле, но раньше слышал о вас в своём городе Ёсида, что вы были взяты из детского дома ещё мальчиком настоятелем храма Роккакудзи отцом Гонгэ на воспитание и почти всё свою жизнь прожили в храме монахом.
   –      Но почему она мной заинтересовалась? – спросил его Мосэ.
   –      Не знаю, – ответил тот. – Но думаю, что из-за вашего отца.
   –      Но я его совсем не знаю, также, как и мою мать, – признался Мосэ.
   –      Она мне сказала, что была знакома с вашим отцом и знала вашу бабушку и вашу мать.
   –      Но как она могла знать мою мать, – удивился Мосэ, – если она умерла во время моих родов в возрасте восемнадцати лет? Так мне рассказали. Отца своего я совсем не знаю, ни кем он был, ни куда он делся после моего рождения.
   –      Я тоже спросил её об этом.
   –      И что она тебе рассказала? – спросил Мосэ.
   –      Она сказала, что узнала вашего отца во время второй мировой войны. Ваш отец был разведчиком и ездил в Берлин. Там он влюбился в одну еврейскую девушку. Когда он с ней повстречался, девушка была уже беременной. Ей грозила отправка в концлагерь и уничтожение. Сжалившись над ней, он выдал ей японский паспорт и отправил через невоюющие страны в Японию. Однако, когда она пребыла в Японию, то была выслана в Шанхай вместе с другими евреями, получившими паспорта от одного японского посла-филантропа. Там она родила девочку. Ваш отец переписывался с этой женщиной и собирался на ней жениться, но война этому помешала. Бабушка умерла, а вашу мать – молодую цветущую девушку – он отыскал в одной из гостиниц Шанхая. Между ним и вашей матерью была связь, в результате чего, родились вы, но мать ваша при родах умерла. Отправив вас в Японию в детский дом, ваш отец скрылся, так как за свои военные преступления ему грозила расправа международного трибунал.
   –      А как ты оказался на этом берегу? – спросил его Хотокэ.
   –      Понятия не имею, – ответил тот. – После того, как я переговорил с принцессой Ото-химэ, меня сморил сон. А проснулся я уже на берегу этого посёлка, но так был слаб, что снова потерял сознание, и меня нашли и доставили в эту клинику.
   В проёме открытой двери через плечо сидящего на койке Исаму, я и Мосэ заметили вдруг знакомое лицо. От неожиданности Мосэ вздрогнул и изменился в лице. Медсестра в белом халате посмотрела на него проникновенным взглядом и тут же исчезла в глубине коридора. Всем своим видом она походила на принцессу Ото-химэ. Дрожь пробежала по спине Мосэ. Мне тоже стало не по себе, так как совсем недавно точно такая же девушка прислуживала нам в ресторане придорожной гостиницы. Мосэ спросил изменившимся голосом у Исаму:
   –      А тебе не встречалась в больнице медсестра, похожая на принцессу Ото-химэ?
   –      Нет, – ответил Исаму и с опаской посмотрел по сторонам.
   Мосэ соскочил со стула и заявил, что ему нужно срочно сходить в туалет. Я через некоторое время последовал за ним, оставив Хотокэ и Исаму вдвоём, и, выйдя в коридор, обошёл всю больницу. На первом этаже возле окна я увидел медсестру, похожую на Ото-химэ, разговаривающую с Мосэ. Приблизившись к ним, я услышал, о чём они говорили.
   –      Извините, мы раньше с вами нигде не встречались? – спросил Мосэ.
   Медсестра посмотрела не него и спросила сама:
   –      Сколько вы здесь пробудите?
   –      Я думаю, до завтрашнего утра, – ответил он.
   –      Тогда этой ночью встретимся на острове У-но-сима – «Острове бакланов».
   –      А как я туда попаду? – удивился монах.
   –      Остров соединён с берегом бетонным мостом.
   Мосэ кивнул медсестре, и тут они увидели меня. Чтобы не мешать их разговору, я проследовал в туалет, а когда вернулся в палату, то услышал, как Исаму говорил Хотокэ, что его сегодня утром уже посетил один американец, как выяснилось, муж Натали, который остановился в местной гостинице, и что он пытается разыскать свою жену.
   Пораженный этим известием, я сказал Хотокэ, что срочно наведаюсь в гостиницу, чтобы встретиться с американцем, а затем вернусь в пункт нашей общей встречи, где мы оставили профессора.



ДЕНЬ ДВЕНАДЦАТЫЙ «Тайна Чёрного Воина»


   С лучами светила, вступив в состязанье,
   С величьем обходит свет все небеса,
   Хотел бы впитать я в себя свет, лучистый,
   Восторг неземного познав состоянья,
   Отправиться в поиски через леса,
   Чтоб вновь обрести мой кристальный путь чистый.

   Отомо Якамоти "Манъёсю" (XX-4469)


   Und Gott schuf den Menschen ihm zum Bilde, zum Bilde Gottes schuf er ihn; und schuf sie einen Mann und ein Weib.

   Направляясь на встречу с американцем в местную гостиницу, я испытывал два противоречивых чувства. С одной стороны, я надеялся, что американец мне поможет отыскать Натали, а с другой – ощущал жгучее чувство ревности, желая выяснить с ним наши отношения и заявить свои права на женщину всей моей жизни. Когда я встретился с ним в маленьком кафе гостиницы, я ещё не понял, какое чувство во мне победило. С первого же момента он накинулся на меня с упрёками, и мне пришлось оправдываться, всё же Натали официально была ещё его женой.
   –      Как же вы не уберегли мою жену? – с горечью спросил меня Майкл. – Ведь вы пообещали заботиться о ней. Когда я услышал по радио о её гибели, то испытал самый настоящий шок. Я сразу же хотел вас разыскать, но вы все куда-то исчезли, и я ни с кем не мог связаться. И вот, как только сообщили, что сын капитана спасся я приехал сюда.
   –      Кто вам сказал, что она погибла? – спросил я его, побледнев.
   –      Если бы она спаслась, то её бы давно нашли, – заметил он, – оказаться в открытом море во время шторма – равнозначно гибели.
   –      Но пока не нашли её тела, не нужно считать её погибшей, – возразил я, – лучше думать о ней, как о пропавшей без вести.
   –      Я связывался со спасательными службами, и мне там сказали, что по истечению определённого времени спастись в море – не реально.
   –      Её мог кто-нибудь подобрать в море, – опять возразил я, – ведь сын капитана тоже столько же времени провёл в воде, и ему удалось спастись.
   –      Я говорил с ним, – ответил Майкл, – но мне кажется, что он тронулся умом. То же самое считают и врачи. Он всё же физически сильный, к тому же, он – матрос, а такие борются за свою жизнь до конца.
   –      Но женщины выносливее мужчин, – возразил я ему с надеждой, – и из-за их стремления к выживанию они чаще всего могут спастись там, где мужчины гибнут.
   –      Всё это – теория, – огорчённо ответил он, – если бы её подобрали в море, то нам было бы уже известно о её спасении.
   –      Но, если её подобрали бандиты, которые решили скрыть её, чтобы потом использовать в своих целях.
   –      Каких ещё целях? – недовольно спросил Майкл.
   –      Ну, например, передать её в сексуальное рабство.
   –      Этого ещё не хватало, – воскликнул расстроенный Майкл, – уж лучше было бы, если бы она утонула. Но всё это – ваши фантазии, я думаю, что она утонула. Её уже нет на этом свете.
   –      А мне привиделось, что произошло именно так, как я вам сказал – настойчиво заявил я, – её подобрали бандиты. И если бы вы могли попытаться найти её, то обнаружили бы её в каком-нибудь борделе якудза.
   –      Я этим заниматься не стану, – твёрдо и зло заявил Майкл, – во-первых, считаю всё это игрой вашего извращённого воображение, а во-вторых, в принципе, такого быть не может.
   –      Но если есть хоть малейший шанс её спасти, им нужно воспользоваться, – в отчаянии настаивал я. – У вас, наверное, есть для этого возможности, чтобы как-то через разведку проверить эту версию.
   –      Я уже сказал, что не буду эти заниматься, – спокойно молвил он, – давайте поговорим о другом. Как продвигаются ваши расследования, и что вам удалось открыть?
   Я разочарованно посмотрел на него и ответил:
   –      Вам бы лучше всего было самим поговорить с монахами, и расспросить их об этом. К тому же, сейчас мы едем вместе с профессором канадзавского университета Онмёо-но-ками, который мог бы дать вам полные разъяснения по этому вопросу.
   –      Вот с ним-то я и не хотел бы встречаться – ответил Майкл, – в своё время мы через НАСА сделали ему предложение о сотрудничестве, но он отказался, сказал, что предпочитает оставаться независимым экспертом и не иметь с нами никаких дел.
   –      Почему он отказался? – удивился я. – Раньше я считал, что все японцы пляшут под дудку американцев.
   –      Это далеко не так, – вздохнув, ответил Майкл, – не все нас в Японии любят. Есть такие, которые до сих пор не могут нам простить Хиросимы и Нагасаки. К тому же, этот профессор настолько независим ни от кого, что диву даёшься, как он вообще уживается с другими учёными в своей научной среде. Он вообще от всех держится особняком, и имеет на всё происходящее в мире свой взгляд. Мы его пока внесли в свой чёрный список. Явно он нам не противодействует, но в решающий момент может выступить против нас. Он уже открыто заявлял свой протест против кое-каких наших исследований. Так он выступил против того, чтобы мы устанавливали наши электронные ловушки возле старых японских деревьев.
   –      И чем он руководствовался? – спросил я.
   –      Тем, что мы на японской территории используем тёмную материю в своих целях. Конечно, та информация, которая поступает от наших датчиков, настолько объёмна и многозначна, что мы сейчас даже не предполагаем, что она означает. Наши компьютеры анализируют её, но безрезультатно. Мы используем цифровую систему, и к нам поступает огромный объём информации, но вся она, как бы зашифрована, идёт нескончаемый набор цифр, и мы не знаем, что они означают, и мы не можем найти ключи для чтения этой информации. Наши лучшие математические умы работают над её разгадкой, но пока всё напрасно.
   –      Может быть, вы не той системой пользуетесь, чтобы понять эту информацию, – высказал я предположение.
   –      Сейчас всё в мире можно перевести в язык цифр, – твёрдо заявил Майкл.
   –      Может быть, вам попробовать от цифр перейти к идеям, возразил я ему. – Я полагаю, что все космические знания хранятся не в цифрах, а в понятиях и идеях, которые можно ещё выражать иероглифически. Сократ полагал, что вопросы могут привести к ответу без дополнительной информации, не заключённых в самих вопросах. Цифры – это абстракция, продукт чистого мышления, а абстракция только выдаёт себя за бытие, но таковой не является. Она опустошает само бытие. Мне кажется, что сама тёмная материя играет с вами в кошки-мышки.
   –      Но это мы ещё посмотрим, – заносчиво произнёс Майкл, – у нас по этому поводу есть своё мнение, но сейчас вопрос в другом. После вашего посещения острова Кюсю, все наши электронные ловушки там вышли из строя. Поток информации оттуда прекратился. Я думаю, что вам нужно прекратить ваше посещение этих мест. Моё прошлое решение было неправильным, и я уже раскаиваюсь, что привлёк монахов к этой работе.
   –      Но вряд ли монахи сейчас вам подчиняться, – возразил я ему, – ведь они действуют на собственной земле, а вы лишь сторонние наблюдатели.
   –      Вы так думаете? – с сарказмом заявил Майкл. – На уровне правительств мы можем надавить на них, и они прекратят свою деятельность.
   –      Официально вы можете добиться каких-то успехов, но вряд ли это повлияет на частную инициативу.
   –      У нас есть рычаги, чтобы помешать им заниматься этим. Вы что же, до сих пор не поняли, что в этом мире всем управляет сильнейший? – спросил он, испытывающе посмотрев мне в глаза.
   –      Но, – возразил я ему, – на любое действие есть противодействие. Сильнейшим можно быть до той поры, пока не окрепнет другая сила.
   –      Вы правы, – согласился со мной Майкл, – я тоже имею такое же мнение. Во всём мире происходит борьба за доминирование. Жизнь – это как спорт, как арена битвы. Сильнейший стремится удержать своё лидерство, а слабый пытается одолеть сильного. Мы все находимся в постоянной борьбе друг с другом. Сильные создают свои команды, и как в спорте встречаются друг с другом на матчах. Сильнейшие меряются силами, и лишь кто-то один из них становится лидером, который и управляет всем миром. В политике происходит то же самое, что и в спорте. Сильный подчиняет себе слабого. А болельщики, за кого бы они не болели, признают лишь победителя. Жизнь – это постояннае война за лидерство.
   –      Вот оно как, – улыбнувшись, заметил я, – а мне казалось, что в мире могут существовать равновеликие силы и строить свои взаимоотношения на сотрудничестве и взаимном уважении друг к другу. Ведь без золотой середины не может быть гармонии ни в чём бы то не было. К тому же, победители, особенно заносчивые и агрессивные, всегда наживают много врагов даже среди своих бывших друзей. Уж таково психология человечества. Тех, кого боятся, ненавидят. Поэтому применение силы в серьёзных делах, там, где всё можно решить полюбовно, неоправданно.
   –      Не знаю, – сказал Майкл, – но я считаю, что любую силу можно переломить только силой. А все другие рассуждения – только от слабости.
   –      Знакомый лозунг, – заметил я, рассмеявшись, – а когда не хватает этой силы, то пользуются ещё правилом: разделяй и властвуй. Так действовали римляне, но из-за этой политики Рим был разрушен.
   –      С нами этого не случится, – твёрдо заявил Майкл.
   –      Поживём увидим, – ответил я, – в Новом Завете сказано, землю наследуют кроткие.
   –      Но вы не отказываетесь от сотрудничества со мной? – спросил меня Майкл.
   –      Ни в коей мере, – ответил я, – более того, я приложу все свои силы, чтобы разыскать Натали. И если вам что-то станет известно о ней, то сразу же сообщите мне.
   Услышав эти слова, Майкл посмотрел на меня с изумление, но ничего не сказал.
   При прощании он сообщил мне, что может встретиться со мной и монахами после того, как профессор расстанется с нами в Канадзаве.
   Вернувшись на центральную площадь города к пирамиде с песочными часами, я нашёл профессора в той же позе, в которой мы его оставили. Монахов ещё не было. Выйдя из прострации, профессор сказал, обращаясь ко мне:
   –      Нигде я так не чувствовал текучесть времени, как на этой скамейке. Представь себе, что за год из одной колбы в другую перетекает почти девять тон песка, что составит восемь тысяч семьсот шестьдесят часов.
   –      Иногда мне кажется, что время – это сам господь Бог, – заметил я, присаживаясь рядом с профессором на скамейку. – Рядом с его неодолимой поступью чувствуешь себя маленькой песчинкой в струе текущего времени.
   Я встал и обошёл вокруг огромной стеклянной пирамиды, вознёсшейся на высоту полста метров над маленьким городком, и затем вновь присел на скамейку рядом профессором. В какое-то мгновение эта пирамида с песочными часами показалась мне строением всей нашей Вселенной.
   –      Что же такое движение, пространство и время, и существуют ли они в тёмной материи? – опять спросил я Повелителя Тёмного и Светлого Пути, вспомнив наш предыдущий разговор.
   Профессор посмотрел на меня испытывающим взглядом и спросил:
   –      Хочешь окунуться в тёмную материю?
   –      Да, – ответил я, – вот только не знаю, как это делается.
   –      М-да, – рассмеялся профессор, – вступать в тёмную материю равносильно нырянию в воду. В воде невозможно дышать, также, как и в тёмной материи. Если человек вдохнёт, вступив в тёмную материю, то его разорвёт на мельчайшие атомы. Поэтому находится в ней долго довольно опасно, также, как и опасно в неё проникать. Здесь нужна специальная подготовка. К тому же, время в тёмной материи протекает не так, как в светлой. Она на первый взгляд нам кажется пустотой, но это – тяжёлая пустота. Вот ты видишь эту стеклянную пирамиду, где через узкое горлышко течёт струйка песка. Эта узкая часть горлышка и есть наша сиюминутная действительность. Нижняя колба наполняется пеком, а верхняя – пустеет. Маленькое горлышко можно назвать «здесь-и-теперь», это то, что мы ощущаем в данное мгновение, а вся наша жизнь, всё наше время расположено здесь, и частично находится в верхней части, обозначенное как скрытое от нас будущее, также, как и в нижней части, обозначенное как явленное прошлое. Так вот, всё будущее и прошлое находится в тёмной материи. Поэтому она как бы спрессована временем. И движение через это узкое горлышко является как бы вхождением в тёмную материю, в будущее или прошлое. Но естественное течение времени всегда происходит из прошлого в будущее, поэтому чтобы проникнуть в тёмную материю и возвратиться, нужно осознавать, какой прыжок ты делаешь вверх или вниз, чтобы попасть в будущее или прошлое.
   В это время я заметил, как из-за прозрачного корпуса пирамиды появился монах Хотокэ, направляющийся к нам. Он тихо подошёл, поклонился нам и молча присел на скамейку рядом с нами. Тем временем профессор продолжал излагать свою теорию проникновения в тёмную материю.
   –      Так вот, представь, – сказал он мне, – что, попав в прошлое или будущее, ты обязательно должен возвратиться в настоящее, то есть, в то самое горлышко, где происходит течение настоящего времени. Для этого тебе тоже нужно сделать усилие для возвращения. Потому что в прошлом и будущем тёмной материи время спрессовано, не то, чтобы оно было неподвижным, но там оно течёт совсем с другой скоростью. Там время бесконечно и вечно, по нашим меркам, но наши ощущения пребывания в тёмной материи похожи на мгновение. Это как погружение в сон. Ты только что уснул, и вот уж проснулся, тебе кажется, что прошло какое-то мгновение, а на самом деле ты проспал целых восемь часом. Поэтому с возвращением в настоящее можно ошибиться на несколько десятков лет. Для того, чтобы переноситься в прошлое или настоящее, нужна определённая тренировка. Здесь очень важно вовремя вернуться назад в настоящее. Мудрецы и аскеты такое путешествие могут совершать за одно мгновение, и человек даже не почувствует их исчезновения из настоящего. Но бывают и такие случаи когда их ученики исчезают на какое-то время, это могут быть часы и даже дни. Всё зависит от умения обращения с тёмной материей.
   –      Но как этому научиться? – возбуждённо спросил я.
   –      Этим занимаются, насколько мне известно, буддийские школы Рицу и Кэгон, – ответил профессор, – думаю, что ваши спутники-монахи владеют этой техникой.
   –      Да, – молвил Хотокэ, – отец Гонгэ нас обучил перемещению в пространстве, согласно учениям Рицу и Кэгон.
   –      Так в чём же секрет этого перемещения? – нетерпеливо спросил я, глядя на профессора.
   Он мне ничего не ответил, но вместо него стал говорить монах Хотокэ:
   –      Согласно учению Рицу, или как его ещё называют Риссю, чтобы совершать такие перемещения прежде всего нужно упорядочить свою жизнь и приучить себя к некоторым правилам дисциплины. Есть различного рода предписания и запрещения. Школа Рицу возникла в Китае и называлась по-китайски Люй. Центр её находился в Наньшане, а главным её теоретиком был первый её патриарх – известный буддийский монах Даосюань, живший на рубеже шестого и седьмого веков. Он написал трактат из четырёх частей под заглавием «Сыфэньлюй синши чао». В его основу лёг принцип из трёх учений, так называемых по-японски «сангаку»: заповеди и обеты, медитация и знание буддийских учений. Но свои практические знания по вхождению в тёмную материю патриарх изложил в трактате «Истинные ритуалы учения» – «Цзяочэнъи», где говорил: «Если не практиковать медитации «дхъяны» и не входить в транс «самадхи», то надолго будешь повёрнут спиной к сути истинного учения «праждне». Если не научишься всем добрым заповедям и ритуалам, то трудно будет достичь выполнения всепобеждающих деяний». Таким образом, через заповеди и медитацию практикующий это учение овладевает приёмами психофизической регуляции и добивается умения погружать себя в тёмную материю, которую мы считаем нирваной. Погрузив себя в нирвану, можно и не возвращаться к действительности, что обычно и совершают представители школы Хинаяны – «малой повозки». Они как бы растворяются в вечности, снимая с себя всю ответственность за всё происходящее в нашем мире. Но мы сделать этого не можем, так как нам это не позволяет так поступить наша совесть. Нам не всё равно, что происходит в этом мире, поэтому мы и научились возвращаться из этого состояния, неся на себе груз обязанности перед людьми и ответственности за предотвращение мира от гибели. Для нас открыты врата на Путь Будды через «совершенный сплав» – «энъю», и мы идем к конечному пределу Пути Будды с полным осознанием того, что мы делаем.
   –      Но всё же, – нетерпеливо перебил я его, – как мне добиться того состояния, чтобы войти в тёмную материю?
   При этих словах профессор и монах улыбнулись.
   –      Прежде всего, – сказал Хотокэ, приняв серьёзный вид, – вам нужно познакомиться с запрещающими заповедями «синдзи» и предписывающими «садзи». Есть ещё всеобщие заповеди «цукай» и отдельные, или как мы их называем, особые «бэккай». «Общие» заповеди состоят из трёх чистых обетов бодхисатвы, а «отдельные» предназначены для монахов, таких как мы. Средний набор насчитывает три тысячи обетов и ритуалов и восемьдесят тысяч мелких деяний.
   –      Но для того, чтобы их все изучить, мне потребуется вся моя жизнь, – вскричал я в отчаянии, – а у меня нет столько времени, чтобы вникать во все эти тонкости. Мне нужно быстрее научиться, чтобы помогать вам.
   При этих словах монах и профессор рассмеялись.
   –      Но тогда вам нужно хотя бы выполнять сокращённую форму обетов, – сказал монах, поборов свой смех, – она состоит то всего из трёх частей: пять обетов, затем – восемь обетов, и к концу – десять обетов.
   –      Какие они? – спросил я, пытаясь уточнить, сколько времени я могу потратить на их приобретение.
   –      Пять обетов «гокай» – это: не убивать живых существ, не воровать, не иметь половых связей, не лгать и не употреблять алкоголь.
   –      Ну, это я могу исполнять, – ответил я, подумав, что всё равно рядом со мной нет Натали, и на какое-то время я обречён на воздержание.
   –      Восемь обетов «хаккай», – продолжил монах, – это добавление трёх к предыдущим пяти: первое – не умащать тело благовониями; второе – не петь, не танцевать, не смотреть на танцы и не слушать пение, и третье – не спать на высоком ложе.
   –      Ну это проще всего сделать, – с облегчением заметил я, – потому что сама наша походная жизнь лишает нас этих удобств.
   –      И десять обетов «дзиккай», – сказал монах, – это – прибавление ещё двух: не употреблять пищу в неурочное время и не иметь в личном пользовании золота, серебра и драгоценностей.
   –      Проще простого! – улыбнувшись, воскликнул я. – Мы и так питаемся тем, чем придётся. А золото и серебро даже при большом желании у нас вряд ли к нам попадёт в руки. Так что все эти обеты я могу совершать с лёгкостью. Последнее время всем, чем мы занимались, это – выполнением этих обетов. А что дальше?
   –      А дальше, – сказал Хотокэ, – вам нужно попробовать погрузиться в медитацию, чтобы в трансе попытаться найти врата в тёмную материю. Но медитация может проходить по-разному. Не обязательно садиться в позу лотоса в зале мудрости возле богини Каннон. Можно прогуливаться, как это делали перипатетики в Древней Греции, или заниматься каким-то делом, который требует всего лишь автоматизма, или ещё совершать физические упражнения, при этом погрузив свой разум в медитацию. Когда вы о чём-то думаете, погружаясь в размышления, вы ведь отключаетесь от реальности. То же самое происходит и во время медитации, ваш разум погружается в определённое поле. Такая же настройка концентрации происходит и в школе Рицу. Ваше сознание, подчиняясь Законам Будды «хо», обретает некую сущность «тай», иными словами «тело», и, превращаясь в одно из семян, хранящихся в общей мудрости, его ещё называют «духом в алой виджняне», совершает деяние, как бы трансформируясь в некий знак, выражающийся посредством «трёх тел» – поступков, слов и мыслей. Вы проникаете в тёмную материю и совершаете определённое коррекционное действие в светлой матери, из которой вы на некоторое время себя изымаете. Посредством этого, сама ваша сущностная константа улучшается. Вы как бы совершаете путешествие из светлой материи в тёмную и возвращаетесь к себе обратно. Но для того, чтобы этого добиться, нужно постоянно воспитывать в себе самодисциплину, о которой я уже говорил вам.
   –      Всё это сложно, – сказал я, – для того чтобы этому научиться, нужно, наверное, иметь наставника, и заниматься постоянными ежедневными упражнениями.
   –      Таких учителей очень много, – уверил меня монах, – они могут научить вас «обращающим» учениям, то есть, анализировать природу единичных сущностей – «дел и вещей», обучить вас доктринам, утверждающим пустоту всех этих дел и вещей, ввести вас в учение Временной Великой Колесницы и открыть ваши глаза на Истинную Великую Колесницу – «Дзицу дайдзё».
   При этих словах Хотокэ, почему-то, кивнул на стеклянную пирамиду с песочными часами.
   –      Кроме того, – продолжал он, – эти учителя разъяснят вам «регулирующие» учения. А это, прежде всего, учение Куся-сю, согласно которому регулируются дхармы чувственного, учение с опорой на дхармы, имеющие временные имена, и совершенное учение – «виджнянавада», трактующее суть объектов как семя, хранящееся в совершенной мудрости. Вам бы не мешало ознакомится с трактатом Сайтё «Рассуждения о выявлении заповедей» – «Гэнкайрон», а также с другими работами: Кодзё «Изложение заповедей единого сознания» – «Дэндзё иссинкай мон», Эннин «Рассуждение о выявлении великих заповедей» – «Гэнкё дайка рон» и…
   Я поднял руки к небу и взмолился, сказав:
   –      Но вы же понимаете, что я не успею всё это прочитать. Мне нужны знания «сейчас-и-здесь». Если сию минуту я не научусь проникать в тёмную материю, то всё ваше обучение пойдёт насмарку. Я не смогу вам ничем помочь, не научившись перемещаться в пространстве так, как делаете вы.
   К моему удивлению, меня поддержал профессор, сказав:
   –      Он прав. Ему больше бы подошло буддийское учение Кэгон-сю, которое китайцы называют Хуаянь-цзун. Оно хоть и сложное по своей структуре, но в нём заложены довольно простые способы вхождения в тёмную материю.
   Затем он показал жестом на стеклянную пирамиду и молвил, обращаясь ко мне:
   –      Представь, что это – мироздание, состоящее из миллиардов маленьких песчинок, которые являются семенами в общем строении цельного мира, и в котором существует два вида материи – светлой и тёмной материи, наполненности и пустоты. Только вот наполненность постоянно становится пустотой, а пустота – наполненностью. И ты, как живой человек в этой пирамиде и колбе, можешь чувствовать себя подобным маленькой песчинке, иными словами, одной из множества этих песчинок, которые перетекают из одного сосуда в другой. В данный момент, ты проходишь через узкое горлышко, направляясь из одного сосуда в другой. И это движение в горлышке является твоей жизнью. Ты как бы движешься между прошлым и будущем. Ты в этом маленьком потоке как бы совмещаешь в себе прошлое и будущее, два мира, мир верхний и мир нижний. В данный момент тебе легко оказаться, как в прошлом, так и в будущем. Ты находишься посредине двух миров, и в какой-то мере можешь ещё переходить из одного мира в другой. Но жизнь – это краткое мгновение времени. И вот ты проваливаешься в пустоту, и заполняешь её собою, как заполняют её миллионы других песчинок. Пустота становится наполненностью. А то место, где была наполненность, превращается в пустоту. Когда же происходит смена цикла, часы переворачиваются, и время движется в уже в обратном направлении. Так реверсно действует всё во Вселенной. Там, где была наполненность, опять возникает пустота. И светлая материя опять превращается в тёмную. В этом постоянном движении и перемещении, ты, как песчинка, всегда сохраняешь свою сущность. Меняются вокруг тебя твои соседи – другие песчинки, меняются векторы движения и состояние материи, но ты, даже меняясь сам, всегда остаёшься самим собой в своём вечном осуществлении своего «я». Всё меняется, не меняешься только твоя основа, твоё восприятие этого мира, потому что, это происходит потому, что так осуществляются и существуют две основы: телеология, то есть, природная целесообразность развития жизни, и энтелехия, как достижение цели нематериальным деятельным началом, заложенным в развитии самой материи. Ты, как чувствительный сенсор этих природных явлений, всегда будешь ощущать этот мир и присутствовать в нём как элемент развития целесообразности. Будут меняться твоё тело, сознание, но твоё присутствие в этом мире обязательно. Даже когда ты попадёшь в общий отстойник песчинок, всё равно ты окажешься в узком горлышке текучего времени, чтобы обозреть время и пространство, очутившись между прошлым и будущем.
   –      Мне это не понятно, – откровенно признался я ему.
   –      Тогда давай посмотрим на это с другой стороны, – сказал профессор, – со стороны учения Кэгон, – представь, что ты сейчас чувствуешь себя песчинкой в этом мире. Ты являешься одной из множества песчинок, не важно, какой. «Сутра о величие цветка» учения Кэгон говорит, что в этом мире не существует никаких преград. А это значит, что ты можешь стать любой из этих песчинок, потому что все они сделаны из одного божественного теста, податливого и вечно меняющегося, принимающего различные формы и обладающего единым сознанием. Поэтому нет преград между абсолютным и феноменальным уровнями бытья, ибо осуществляется полная тождественность между высшим и низшим уровнями. Другими словами, речь идёт об «едином» – некой полной и всеохватывающей общности, целостности, которая в свою очередь представляет собой не что иное, как «тело закона Будды», «чрева татхагаты». Но вы, как европейцы, можете не принимать во внимание эти названия, потому что они вам ничего не говорят. Как все названия в мире – это всего лишь пустой звук. Но на основе этого можно судить, что твоё «я» выращено из множества других «я», и в тебе находятся вместе с тобой другие люди и духовные сущности, вместе с этим ты обладаешь всей палитрой совершенства и разных божественных свойств. Золото – оно во всём золото по его общей ценности. И если ты состоишь из золота, то как бы ты не менялся, ты не перестанешь быть золотом. Так что, можно сказать, что в этих колбах течёт золотой песок. И каждая такая песчинка имеет свой мир. Назовём это «мир Дхармы в одном сознании», по-японски «иссин-хоккай», в функциональном соотношении «миров».
   Я, слушая слова профессора, попробовал себя представить в виде золотой песчинки, но у меня ничего не получилось.
   –      Из всех буддийских учений, – продолжал говорить профессор, – учение Кэгон самое рафинированное. Оно настолько проникновенно и обусловлено внутренним гармоничным содержанием, что если не понять одной важной вещи, то не будет понята суть всего учения. В этом смысле «мир Дхармы» является центральной категорией философии Кэгон. «Мир Дхармы» – это нечто единое, так называемое, изначальное тело, по-японски – «хонтай», его можно понять ещё как «изначальная сущность» мироздания, и всё сущее, включающее в себя десять тысяч дел и вещей. В конечном счёте, «мир Дхармы» является проявлением совершенной природы. С другой стороны, «миры Дхармы» разнообразны по «знакам» – по родам, и создают пёструю картину окружающего человека мира, однако все они – проявление одного единого сознания.
   –      Понятно, – сказал я, – мир дхармы – это наше сознание во взаимодействии с общем сознанием всего мира.
   –      Можно и так сказать, – согласился со мной профессор, – но здесь важно понять два аспекта. С одной стороны, это доказывает наличие «миров Дхармы» друг в друге, с другой – их тождественность. Первый аспект можно разложить на три более частных: это – одновременное взаимозависимое возникновение «миров Дхармы», проникновение их в друг друга и присутствия одного в другом.
   В это время мы увидели, как из-за пирамиды вышел озабоченный Мосэ и направился к нам. По его виду можно было предположить, что он чем-то взволнован. Подойдя к нам, он в крайнем возбуждении прервал нашу беседу.
   –      Учитель, – обратился Мосэ к профессору, – вы обо всех всё знаете на этом белом свете, потому что долго живёте. Скажите мне, кто такая принцесса Ото-химэ? И почему она так свободно разгуливает повсюду вместо того, чтобы сидеть в своём дворце Рюгу?
   Профессор с улыбкой посмотрел на Мосэ.
   –      Что? Понравилась девушка? – спросил он и засмеялся.
   Мосэ скромно потупил взор, умолчав о том, что этим вечером должен встретиться с ней на острове бакланов У-но-сима.
   –      Что она собой представляет? – спросил он, уже немного успокоившись. – Она преследует меня повсюду и предстаёт передо мной в разных образах. Она превратилась в моём сознании в какую-то идею-фикс, как вы говорили. Но я хочу знать, что мне ждать от всех встреч с ней, а может быть, мне просто выбросить её из головы и вычеркнуть из моего сознания.
   Профессор, услышав эти слова, иронично заметил:
   –      Если ты будешь закрывать глаза на какую-то проблему, то она сама собой не решится. Не лучше ли разобраться в сущности вопроса и решить этот вопрос?
   –      Тогда помогите мне это сделать, господин профессор, – взмолился монах, – иначе я сойду с ума.
   –      Но, чтобы разобраться в окружающей нас мистике, для начала нужно узнать о некоторых земных событиях, которые вершатся помимо нашей воли и большей частью скрыты он нас тайной.
   –      Так в чём же дело?! – воскликнул Мосэ.
   –      Дело в том, – сказал старик, – что Ото-химэ по преданиям действительно является принцессой из «Дворца дракона» – «Рюгу», и это можно отнести к области фантастики или народного воображения, творящего сказки и разные небылицы. Но есть также и другой мир, который, как я только что говорил, взаимосвязан с воображаемым миром. Такой дворец был во время Второй мировой войны и находился в новой японской столице Синдзине государства Маньчжу-го. Это был публичный дом, где твой отец и познакомился с некой принцессой из этого дворца во время своего пребывания в Китае. Долгое время она была любовницей твоего отца, пока он не влюбился в еврейку, вывезенную им из Берлина. Твоего отца люди, приближённые к трону, знали, как молодого адмирала разведки маркиза Канаэ.
   –      И кто же был этот Канаэ? – спросил Мосэ, пытаясь скрыть волнение.
   –      О! Это была легендарная личность, – ответил тот. – При дворе императора, все знали, кто такой принц Коноэ Фумимаро, но о маркизе Канаэ предпочитали ничего не знать и ничего не слышать. Среди придворных даже ходила такая пословица: «Канаэ-но-кэйдзю-о-тоу» (Спрашивать о Канаэ легко или тяжело), что значило проникать в государственные секреты равносильно посягательству на трон, когда ставят под сомнение авторитет» августейших особ.
   –      Почему? – удивился Мосэ.
   –      Потому что маркиз Канаэ возглавлял строго засекреченное подразделение императорской разведки под названием «Тэнсэкко» – «Небесный взор», нечто вроде германского Абвера, только нигде не афишируемого. Тэнсэкко осуществлял стратегические разработки политики Японии в русле торжества японского духа Ямато-дамаси во всём мире. Это подразделение никому не подчинялось кроме самого императора. О нём мало кто знал даже во время второй мировой войны. Самого маркиза Канаэ прозвали Чёрный Воин. Если всю разведку Японии можно было сравнить с щупальцами осьминога, то маркиз Канаэ олицетворял её мозг. Даже когда Япония проиграла войну, и на скамье подсудимых международного трибунала оказался Доихара Кэндзи, начальник военной разведки японской армии в Манчжурии, повешенный затем в числе других семи военных преступников, о маркизе Канаэ не узнали ни русские, ни американцы. Настолько его деятельность была для всех засекреченной. Благодаря действиям маркиза Канаэ в Японии после поражения в войне сохранился институт императора. Семя для роста и дальнейшего могущества японского духа Ямато-дамаси было им спасено. Так что, он оправдал своё имя, ведь «канаэ» означает бронзовый сосуд на трёх ножках, а также императорский трон.
   –      А что с ним случилось потом? – с волнением спросил Мосэ профессора.
   –      Он стал первым правителем Небесной империи, – ответил тот.
   –      Что это за Небесная империя? – удивлённо спросил Мосэ.
   –      Это – та идеальная организация, о которой всегда мечтали могущественные умы Японии, – ответил, усмехнувшись, профессор, – ведь в сознании японского духа всегда доминировали небесные нотки. Ещё в своё время средневековый философ Огю Сорай в своём труде «Бэндо» – «Толкование Пути» говорил: «Путь Первых правителей – это творение Первых правителей. Его не существует в природе мироздания. Первые правители со светлым разумом и глубокими знаниями вняли велению Небес и стали править Поднебесной. В сердце у них родился долг установить умиротворение в Поднебесной. Благодаря ему они собрали все свои духовные силы, напрягли разум и создали этот Путь. В последующем все в Поднебесной стали следовать их пути. Разве может такой Путь существовать в мироздании и природе?» Так вот, этот Путь и эту империю создали в неком виртуальном пространстве те, кому не удалось её построить на земле.
   –      Как это понять? – удивился Мосэ.
   Но вместо ответа профессор предложил всем отправиться на пляж поющих песков. Его предложение я, Мосэ и Хотокэ приняли без возражений. Земля от жары так раскалилась, что окунуться в волны освежающего моря было желанием многих жителей этого городка. Мы сели в машину и отправились на пляж.
   –      Так кем же является эта принцесса Ото-химэ? – спросил Мосэ, сидя на заднем сидении между нами. – Кто она, человек или призрак?
   Профессор усмехнулся и сказал:
   –      Я думаю, что со временем это ты поймёшь сам.
   Побережье Котогахама раскинулось желто-белой подковой, окаймлённой зелёными холмами, где прятались уютные домики горожан. Сто лет назад Нима был городом с населением в десять тысяч человек, но со временем число его жителей сократилось вдвое. Многие из них занимались сельским хозяйством и рыбным промыслом. На северной оконечности подковы возвышался утёс, у ног которого приютился маленький порт с несколькими рыбацкими судами. Южную часть подковы замыкали два небольших острова У-но-сима, один из которых был соединён с берегом бетонным мостом. Кроме стайки детей на пляже никого не было. Оставив одежду в машине, профессор, я и двое монахов направились к воде. При ходьбе песок издавал странные звуки: пью-фью, пью-фью.
   –      Это и есть поющие пески? – с разочарованием спросил Хотокэ у профессора.
   Тот рассмеялся и спросил его:
   –      А что ты ожидал услышать? Лунную сонату Бетховена?
   Хотокэ пожал плечами.
         –      Дело в том, что песок – это только инструмент, как кото или арфа, – сказал профессор, – всё зависит от самого музыканта, как он играет на этом инструменте.
   Больше не сказав ни слова, профессор припустил по горячему песку с такой юношеской прытью, что его белые пятки замелькали в воздухе. Дети, расположившиеся неподалеку кружком, с удивлением смотрели на резвящегося старика.
   Пляж наполнился чарующей мелодией в исполнении самого Повелителя Светлого и Тёмного Пути Онмёо-но-ками.
   –      Хорошо, – сказал Хотокэ после того, как, окунувшись в воде золотистого залива, улёгся на песок рядом с нами.
   –      Да, – ответил ему профессор, – жизнь этого посёлка протекает мирно и размеренно вместе с течением времени самых больших песочных часов в мире. Днём все взрослые заняты на работе, а дети, если не учатся в школе, то купаются в море. Все они искренне верят, что это побережье и их посёлок охраняет Сиротацу-даймэй-ками – Белый Сиятельный дракон. В это верили их предки. В этом городе ничего не меняется. Время здесь остановилось, хотя самым большим их достоянием является стеклянная пирамида с песочными часами. Все они живут в своём мире, и может быть, им не нужно другого. Возможно, среди них не было ни мудрецов, ни правителей, потому что они всегда жили единой семьёй. Когда я наблюдаю за жизнью живущих здесь людей, то в моей памяти возникают строки из сочинения «Бэндосё» средневекового монаха Сюндая: «Когда в прудах появилась рыбы, а в отбросах черви, так и человек с самого начала появления мира возник из живой природы. Поэтому в те времена не было деления на знатных и простых, высших и низших, все были одинаковы и именовались простолюдинами. Хотя по виду это были люди, душа у них не отличалась от звериной. Мужчины и женщины жили одной семьёй, еду и одежду приходилось добывать, а потому никто не поучал, все жили данным от природы умом, утоляя голод и сооружая какое-то убежище от холода. Но вот появились разные по натуре люди – знатные и низшие, сильные и слабые. Знатные легко избегали голода, а низшие – нет, сильные отнимали еду и одежду у слабых. Так среди простолюдинов началась борьба. Тогда среди многих миллионов людей появились люди удивительной мудрости и разума. Они научили низших, как отыскать еду и одежду, они обратились с поучением к враждующим и прекратили рознь. Этими наделёнными разумом и милосердием людьми были мудрецы. Почитаемые на земле, они стали посланниками Неба, великими правителями, а все остальные стали их подданными. Так прошло разделение на монархов и подданных».
   –      Поэтому, наверное, тот, кому нужен другой мир, и кто считает себя мудрым, уезжает отсюда, – заметил Мосэ. – Народ из этого городка постепенно утекает, как утекает песок в их часах. Через какое-то время этот городок превратиться в деревню. А когда уедет или умрёт последний её житель, то останется эта сверкающая пирамида, в которой будет продолжать течь песок, так как в конце года колбы с песком переворачиваются автоматически. Пирамида эта будет стоять вечно, как вечно течёт само время и вечно существует вся Вселенная, только рядом с ней не будет уже людей.
   Мы посмотрели в сторону сверкающей на солнце стеклянной пирамиды. Старик улыбнулся и молвил:
   –      М-да, грустную картину нарисовал ты.
   –      И когда-нибудь сюда явится Господь, – продолжил говорить Мосэ, – и спросит: «Кто построил эту пирамиду?»
   –      И явится Он в могуществе своём на Масличной горе, а под ногами – как бы нечто сделанное их бесцветного хрусталя, – произнёс задумчиво профессор.
   –      Это место из Торы, – взволнованно воскликнул Мосэ. – Учитель, вы тоже читали Тору?
   Но учитель не ответил ему, продолжая задумчиво смотреть на ослепительно сияющую на солнце грань пирамиды.
   –      Я помню этот отрывок, – молвил Мосэ, – дальше следует зловещее предсказание: «и восскорбел в сердце своём» и «осудил человечество на гибель». Неужели когда-нибудь Всевышний уничтожит всё человечество?
   –      Человечество уничтожит само себя, – выйдя из задумчивости, заметил старик.
   Всю вторую половину дня мы провели на пляже. Вечером, сходив в местную харчевню, мы поужинали дарами моря. Спать решили прямо на пляже под шум набегающих на берег волн. Когда стемнело, старик уселся на берегу моря, слушая смех прыгающих у костра детишек, переплетающийся с мелодиями поющих песков.
   Хотокэ отправился помолиться в местный буддистский храм Мангёдзи – «Полного Действия» секты Синсю «Истинной веры». А Мосэ добрался до острова У-но-сима «Острова бакланов», поросшего соснами.
   Я, оставаясь на пляже, немного вздремнул. И мне приснился опять отец Гонгэ, который говорил:
   «Птицы летают. В этом – их отличие от всех нас, живущих на земле. Но Ричик не умел летать, однако он был птицей – волнистым попугайчиком, довольно умным, старательным, со своим особым характером. Его призвание было не в полёте, а в музыке. Он пел так, что мог дать фору любому соловью. Но он погиб из-за того, что не научился летать. Поэтому, часто думаю я, что прежде чем отдаться своему призванию, нам, людям, нужно научиться делать то, что мы обязаны делать, как люди: защищать себя, строить дома, зарабатывать себе на жизнь, уметь прокормить свою семью. Иными словами, нам нужно усвоить в жизни те самые правила, без которых нам не выжить, чтобы стать сильными, и уж потом мы можем отдаться своему призванию. Вот только жаль, что чаще всего случается так, что своим призванием мы начинаем заниматься слишком поздно, когда уже на него нет ни сил, ни времени.
   Мои ученики были прекрасными мыслителями и часто вели друг с другом очень интересные дискуссии, и порой рассуждали о таких вещах, что их речи привлекали не только моё внимание, но и внимание ангелов, тонких сущностей и небожителей. Те прилетали к ним время от времени и садились на дерево, чтобы послушать их речи. Это напоминает мне предание о монахе Домё, читавшем так красиво сутру, что его постоянным слушателем стал синтоистский бог Сумиёси-мёдзин».
   Когда я проснулся, солнце уже садилось прямо в Японское море. Я отправился погулять по окрестным местам. Перейдя мост, соединяющий остров с берегом, я поднялся по ступеням лестницы, выдолбленной в скале на вершине холма, где увидел Мосэ, сидящего в беседке, обращённой в сторону естественной арки, поднимающейся над водой. В течение долгого времени волны и ветер пробили в скале сквозное отверстие, через которое могли проплывать небольшие суда. Мосэ сидел на скамейке, наблюдая за угасающим солнцем. Я хотел уже присоединиться к нему, как услышал лёгкие шаги на ступенях лестницы. Я остался в тени, а Мосэ встал и увидел перед собой улыбающееся лицо принцессы Ото-химэ.
   –      Вы уж здесь? – удивилась она. – А мне показалось, что вы не придёте на свидание со мной, да ещё ночью. Ведь вы – монах.
   –      Я слышал, что вы что-то знаете о моём отце, – сказал вместо приветствия Мосэ. – Расскажите мне о нём.
   Принцесса Ото-химэ посмотрела пристально на монаха, затем уселась на скамью и предложила сесть Мосэ. Я стал невольным свидетелем происшедшего между ними разговора.
   –      Рассказ будут долгим, – сказала она, – садитесь, так нам будет удобнее говорить.
   Мосэ присел на краешек скамьи, стараясь держаться как можно дальше от принцессы.
   –      Впервые я увидела твоего отца в Мукдене во время войны, начала свой рассказ принцесса. – Туда я прибыла вместе с принцессой Ёсико Кавадзимой, чтобы посмотреть на будущего императора Манчжурии Генри Пу И, которого принцесса Кавадзима хотела окрутить. Отец Ёсико принц Су состоял при дворе покойного императора и очень баловал свою дочь. У неё напрочь отсутствовали всякие тормоза. Переодевшись в мужской костюм, как-то ночью она заявилась к начальнику маньчжурской разведки полковнику Доихара Кэндзи и переспала с ним. За это получила доступ к Генри, который не хотел становиться императором японского марионеточного государства на севере Китая. Собственно говоря, Пу И был императором только в детстве, после чего его сверг его собственный народ. С этого времени Китай пребывал в постоянной смуте. Доихара хотел при помощи маньчжурского императора воссоединить Китай, и сделать его союзником Японии в надвигающейся Второй мировой войне. Я тоже встретилась с Генри, но кроме жалости к нему ничего не испытывала. Позднее Ёсико удалось добиться от Генри согласия стать императором Маньчжу-го, после того как она положила ему в постель змею. Генри понял, что его жизнь ему уже не принадлежит, поэтому плюнул на всё, и вступил на маньчжурский трон. Приблизительно в это время я и познакомилась с твоим отцом. Он прибыл из Берлина через Россию и остановился в самой дорогой гостинице Мукдена. Доихара в то время был ещё полковником и очень хотел заручиться поддержкой твоего отца, который, несмотря на свои молодые годы, уже получил чин адмирала. Вчетвером мы встретились в ресторане «Фыньтянь», Ёсико была с Доихара, а мне предназначался в качестве кавалера твой отец маркиз Канаэ, шеф особой императорской разведки Тэнсэкко "Небесный взор".
   –      Каким он был? – спросил Мосэ с замиранием в сердце.
   –      Он был красавцем, – ответила принцесса Ото-химэ, – но главным его достоинством был ум, который нужно ещё поискать во всём свете. Если бы всё, что он тогда планировал, осуществилось, то в мире были бы сейчас только две великие нации – Тайниппон – Великая Япония и Третий Рейх. Американцы и англичане были бы у этих двух наций в услужении, а не наоборот, что мы имеем сегодня. Советского Союза и России вообще бы не существовало.
   –      Почему же этого не произошло? – спросил Мосэ.
   –      Во-первых, каждая из этих империй проявила с самого начала эгоизм, что отразилось на несогласованности общих действий. Япония решила захватить Монголию, чтобы расширить плацдарм для нападения на Советский Союз. Но вместо того, чтобы поддержать Японию, Германия заключила с Россией пакт о ненападении. В результате чего три японских дивизии были окружены русскими и капитулировали в монгольской пустыне, что пагубно отразилось впоследствии на боевом духе солдат Квантунской армии. В то время, когда Германия практически разгромила Советский Союз, на востоке у русских не оставалось ни одной полноценной армии, миллионная Квантунская армия протопталась на русской границе, так и не решившись её перейти. За эту ошибку Япония и Германия впоследствии дорого заплатили. Уничтожив Россию, страны Стального Пакта взяли бы в клещи Соединённые Штаты, и те вряд ли выстояли бы против объединившейся Европы, Азии и Африки. Гегемонии англосаксов в мире был бы положен конец. Всё это тогда рассказал нам маркиз Канаэ. Но его план был провален генштабом японской армии, выбравшей путь на юг. Если бы Япония разгромила Россию, то все южные страны достались бы японскому императору как простая добыча.
   –      Но немцы уничтожали евреев, – вдруг воспротивился такой перспективе развития мировых событий в прошлом Мосэ.
   –      Немцы тогда связывали евреев с коммунистическим движением, – возразила принцесса. – Став господами и лидерами в мире, вряд ли немцы продолжали бы эту политику.
   –      Как знать? – усомнился Мосэ.
   –      Вот и твой отец жалел евреев, – сказала принцесса. – Когда он был в Берлине с секретной миссией, то влюбился в одну еврейскую девушку, к тому же уже беременную. Представляю, какой красотой должна была обладать она, чтобы такой красавец, как твой отец, из-за неё потерял голову.
   –      Что стало с моим отцом потом? – спросил Мосэ.
   –      Когда генштаб со своими планами окончательно увяз в войне с Соединёнными Штатами, то твой отец изобрёл новое оружие, называемое Ямато-дамаси – Японский дух. Он сказал императору: «Если мы не можем победить врага при помощи оружия, то тогда нам нужно победить его при помощи духа». После этого и появились так называемые лётчики камикадзе и люди-торпеды кайтэн, наводящие страх на американских солдат. Две с половиной тысячи камикадзе почти переломили ход боевых действий в Тихоокеанской войне. В то же время почти полностью был захвачен весь Китай, и Квантунская армия освобождалась для действий на других участках южного фронта. Но император Хирохито совершил предательство по отношению к японскому народу, выступив с рескриптом о капитуляции. Речь императора привела в бешенство твоего отца. В это время он находился на пути из Германии в Японию. Я была тогда уже с ним, но он продолжал любить твою бабушку, ту еврейку, которую вывез из Германии и оставил в Шанхае. Пока мы прятались от всех на своём корабле, твоя бабушка умерла, но её дочь выросла. И когда твой отец увидел её, то любовь у него вспыхнула с новой силой уже к её дочери. Так родился ты, а твоя мать при родах умерла. Тебя он переправил в Японию в детский дом, а сам вернулся в свою империю, которую создал после войны на дне Тихого океана со своими подводными городами. Вот вся история, которую я могу тебе рассказать о твоём отце.
   Пока принцесса Ото-химэ рассказывала эту историю, стемнело. Из-за гор поднялась луна. Море было спокойным и светилось блёстками почти до самого горизонта.
   –      Когда я увидела тебя, то у меня возникли противоречивые чувства, – немного помолчав, призналась принцесса, – я подумала, что ты, так похожий на него, мог родиться от меня. И сейчас я испытываю к тебе истинно материнские чувства, потому что продолжаю любить твоего отца.
   Мосэ склонил голову. Я тихо удалился от того места, где скрывался, чтобы не услышать каких-либо их личных тайн.
   Глубокой ночью Мосэ вернулся к нам на пляж. Профессор спал в машине. Рядом с машиной на песке лежали мы с Хотоке, устремив взор в ночное небо.
   –      Где странствовал? – спросил Хотокэ у Мосэ, когда тот подошёл к нам.
   –      Гулял по берегу, – уклончиво ответил Мосэ.
   –      А я разговаривал с местным священником храма Мангёдзи, – сказал Хотокэ, – он утверждает, что Исаму вынесло на берег Сиятельное Божество Белого Дракона – Сиротацу-Даймэй-ками, которое питает к жителям посёлка Нима особую привязанность, охраняя их и помогая дольше уберечься от старости. За сто последних лет никто из рыбаков не утонул, а кто оказывался во время шторма в море, то обязательно добирался до побережья поющих песков в Нима. И делает это дракон потому, что после смерти жители этого посёлка превращаются в песчинки, поэтому у них такие звучные голоса.
   –      Почему же тогда жители покидают этот посёлок? – спросил Мосэ.
   –      Вероятно, жители уезжают в большие города в поисках счастья, я никуда бы не уехал из такого места, – сказал Хотокэ, – завтра Исаму заберёт его отец, который уже узнал о чудесном спасении сына и зайдёт со своим судном в порт Нима. В храме будет отслужен молебен за чудесное спасение человека.
   Мосэ лёг на песок рядом с Хотокэ и ещё долго смотрел на звёздное небо, пока не заснул. Мне приснился сон, как будто Белый Дракон вышел из моря и стал играть на кото чудесную мелодию, и поющие пески вторили хором звучащим струнам кото Дракона. И мне казалось, что люди этого посёлка Нима, умершие сотни лет назад, своими голосами приветствовали спящих в своих домах родственников, правнуков и правнучек. Их голосам внимали далёкие звёзды, разбросанные по всей Вселенной как раскалённые песчинки.
   Утром в порт Нима зашло торговое судно капитана Тако. Счастливые отец и дед вместе с монахами, профессором и другими жителями посёлка присутствовали на молебне за чудесное спасение Исаму. После чего Исаму отправился вместе с отцом и дедом на север в сторону родного города Ёсида.
   Расставаясь в порту, капитан Тако предложил нам вернуться вместе с ними домой, но мы отказались, сказав, что находимся только в начале нашего пути, и послали с капитаном весточку духовному отцу Гонгэ, настоятелю храма Роккакудзи. Затем мы все вместе с профессором Онмёо-но-ками отправились на машине дальше в префектуру Тоттори.



ДЕНЬ ТРИНАДЦАТЫЙ «Чёртова крепость»


   Смертные люд, обычный и простой,
   Ни в какой не входит счёт,
   Как хотел б, живя я где-нибудь,
   Всё предвидя наперёд,
   Рек, озёр любуясь чистотой,
   Истинный найти для сердца путь!

   Отомо Якамоти "Манъёсю" (XX-4468)


   Und Gott segnete sie und sprach zu ihnen: Seid fruchtbar und mehrt euch und f;llt die Erde und macht sie euch untertan und herrscht ;ber die Fische im Meer und ;ber die Vogel unter dem Himmel und ;ber alles Getier, das auf Erden kriecht.

   По дороге профессор Красная Птица сказал монахам, что хочет задержаться на несколько дней в главном городе префектуры, потому что у него есть дела в научно-исследовательском институте песков при университете Тоттори. Узнав о намерении профессора провести некоторое время в городе Тоттори, монахи обрадовались, и поделились с профессором своими планами. Они решили за это время обследовать гору Дайсан, которую в народе ещё называли Ояма, осмотреть легендарные развалины Крепости Чертей, разрушенной Синим Драконом в конце восемнадцатого века, и добыть знания из-под дерева Хоки-но-одзии – «Вечнозелёного дуба Зибольда из провинции Хоки».
   –      Профессор, – спросил Мосэ, – почему вас так привлекают пески? И что вы, знающий всё в мире, хотите выяснить в университете Тоттори?
   –      А вы знаете, что в Японии, в этом цветущем оазисе жизни, есть растущая пустыня? – задал свой вопрос монахам профессор.
   –      Что-то такое слышали, – ответил Хотокэ, – но представления о ней не имеем.
   –      Так вот я и хочу выяснить, – продолжал профессор, – насколько учёные знают, какую угрозу представляет эта пустыня для Японии, и сможет ли она в ближайшее время поглотить всю страну.
   –      Ну, это уже из области фантастики, – не сдержавшись, возразил ему Хотокэ. – Разве может цветущая Япония превратиться в Сахару. В такое не поверит даже ребёнок.
   –      А зря, – спокойно заметил профессор, – насколько мне известно, появление такой пустыни в этом месте не случайно.
   Монахи удивлённо посмотрели на профессора.
   –      Что вы об этом знаете? – спросил его Мосэ.
   Профессор сосредоточенно вел машину по автомагистрали, за окном проносились удивительные по красоте пейзажи и небольшие посёлки, утопающие в зелени. За поворотами открывались новые зелёные просторы, переходящие в холмы и горы, заросшие густым непроходимым лесом.
   –      Дело в том, что в древние времена эта местность называлась провинцией Хооки, или Хосю, в простонародье слово хооки звучит как метла, но первый иероглиф «Хоо» означал слово «дядя», в деревнях слово «странный дядя» – Хэнна-одзи-сан – до сих пор означает чёрта. Этот иероглиф также входит в словосочетание «хакусяку» – граф. Есть одно предание, что когда-то ещё до завоевания этих островов императором Дзимму-тэнно в этом месте высадился с кораблей странный народ, не похожий по обличию на аборигенов. У них были тёмные волосы, большие глаза, длинные носы и большие уши. Они не походили ни на китайцев, ни на корейцев. Местные жители их назвали чертями. Их корабли пристали в устье реки Сэндайгава, что протекает сейчас через город Тоттори. Когда они сходили с кораблей со своими женщинами и детьми, то у каждого из них в руках был узелок с песком, который они тут же рассыпали на берегу. Вероятно, они везли эту землю со своей родины. Рассыпав землю, они ушли с равнины Тоттори в сторону тянущейся стеной горной цепи Тюгоку, и где-то затерялись там. Позднее в том месте, в районе горы Ояма, или как её ещё называют Дайсан, возникла крепость, которой местные жители и дали названия Они-но-сиро – «Крепость чёрта», куда вы и собираетесь втроём совершить экскурсию.
   У Мосэ, напряжённо слушающего профессора, перехватило дыхание от волнения.
   –      Скажите, профессор, что это были за люди? – возбуждённо воскликнул он.
   Профессор, как бы, не обращая внимания на его взволнованный вопрос, продолжал:
   –      Оставленный ими песок с того времени стал разрастаться в пустыню, и сейчас вдоль берега моря в районе города Тоттори на шестнадцать километров с востока на запад и на два километра с юга на север простирается полоса крупных дюн, самая высокая из которых достигает целых 60 метров. В других районах такой пейзаж увидеть невозможно. Эти дюны называются дюнами Тоттори. Я еду в институт песка, чтобы попросить ученых сделать сравнительный анализ песков этих дюн с песками Египта, Аравийских пустынь и Земли Обетованной. Несомненно, этот народ привёз с собой песок именно оттуда. Дело в том, что пустыня постепенно разрастается. И её ничем невозможно остановить. Если дело пустить на самотёк, то через какое-то время вся Япония может превратиться во вторую пустыню Сахару. Во всём мире пустыни с каждым годом всё больше и больше отвоёвывают себе место. Когда-то процветающие города древней цивилизации сейчас погребены под толстым слоем песка. Пески пустыни – это болезнь нашей планеты.
   –      Но кто же были эти люди? – озадаченно произнёс Мосэ, впав в задумчивость.
   На этот вопрос профессор дал довольно странный ответ:
   –      Я знаю, что люди могут превращаться в чертей, а вот черти могут ли превращаться в людей – этого никто не знает. Сиба Конан двести лет тому назад в своём сочинении «Тэнтиридан» – в «Беседах о законах мироздания» говорил: «Всё живое живёт, чтобы находить себе пропитание, объято алчностью, а особенно люди, поскольку они обладают разумом, терзают себя из-за этого разума и одинаково блуждают в этом мире как благородные, так и подлые, как верхи, так и низы». Может быть, нужда заставляет людей становится чертями?
   Профессор въехал в префектуру Тоттори и по указателям на дорогах, съехав с автотрассы, выбрал местную дорогу под номером двадцать четыре, ведущую к горе Ояма – "Дайсан". Доехав до развилки дорог у самого подножья горы, профессор сказал нам:
   –      В гору я не полезу, слишком я стар для этого. Могу вас оставить здесь в буддистском храме Дайсандзи, недалеко от него есть ещё один синтоистский храм Окамияма-дзиндзя. Когда улажу свои дела в Тоттори, то могу забрать вас, скажем, дня через три, и отвезти в Канадзаву. Деньги у вас есть?
   Монахи закивали головами и поблагодарили профессора за заботу о них.
   Оставив нас недалеко от буддистского храма, Онмёо-но-ками переехал на дорогу номер тридцать и укатил в сторону города Тоттори. Оставшись одни у подножья горы, мы огляделись.
   –      Где же мы найдём эту Чёртову Крепость? – озадачено молвил Мосэ и почесал затылок.
   –      И времени у нас мало, – заметил Хотокэ, – всего три дня.
   –      Тогда давайте не будем терять времени, – решил Мосэ. – Прямо сейчас примемся за поиски.
   Мосэ достал из рюкзака карту и расстелил на траве. Чёртова Крепость «Они-но-сиро» на карте не значилась. За день мы с монахами облазили всю гору, побывали на её вершине, исходили все склоны, посетили все хижины и охотничьи домики, но развалин крепости чертей так и не обнаружили. В хижине с названием «Утопия» двое парней и двое девушек, отдыхавшие там, сказали, что ничего не слышали о такой крепости. Трое альпинистов из хижины «Рокугомоку» – «Шести Совпавших Глаз» подтвердили, что слышали легенду о крепости чертей, но никаких руин на этой горе не находили. У самой вершины горы у хижины Тёдзё-коя «Домик у вершины» мы встретили орнитолога, мужчину средних лет с фотоаппаратом фирмы Канон на шее и сумкой на плече, набитой всевозможными объективами. Услышав вопрос монахов, мужчина задумался. Затем, не говоря ни слова, порылся в сумке и вынул одну из своих фотографий и протянул нам. Мы посмотрели на фотографию и обомлели. На ней на фоне лесной зелени, объятой туманом, проступали явные очертания развалин крепости с обрушенной дозорной башней и дырами бойниц в толстой крепостной стене. Развалины крепости по своему строению сильно отличались от традиционного стиля японской архитектуры. Крепость была снята с некоторого ракурса сверху.
   –      Вы имеете в виду эту крепость? – спросил орнитолог монахов.
   –      Именно! – воскликнул взволнованно Мосэ. – Где вы её сняли?
   –      Здесь, – спокойно ответил фотограф, – с этого самого места.
   –      Но где же сама крепость? – вскричал Мосэ, озираясь по сторонам.
   –      В этом-то вся загадка, – ответил тот. – Когда я снимал, то не думал о том, что что-то попадёт в объектив, потому что концентрировал свой объектив на птичьем гнезде, который поймал в глазок фотоаппарата. У меня очень сильная оптика. Могу с горы увеличивать предметы в сотни раз и снимать жизнь птиц, как будто сам нахожусь рядом с их гнёздами. Но здесь случилось непредвиденное, когда я стал проявлять фотоплёнку, то обнаружил само гнездо не резкое, видите, здесь внизу фотографии пятно. Как будто линза сама перенастроилась на другой объект и сняла то, что вы видите на этой фотографии. Поразительно! Такое со мной произошло впервые.
   –      А вы запомнили место, где снимали? – спросил фотографа Хотокэ.
   –      Мне кажется, что здесь, – подумав, ответил тот, – по ракурсу получается именно это место. Но после этого я никак не мог перенастроить линзу, чтобы вновь увидеть эту картинку. Какая-то мистика получается.
   –      А вы не могли бы нам оставить эту фотографию? – попросил его Хотокэ.
   –      Пожалуйста, – ответил тот охотно, – таких фотографий я сделал несколько десятков штук. – Не правда ли, оригинальное вышло фото? Хочу его поместить в журнале «Асахи-графу». Я уже послал туда это фото.
   Мосэ внимательно рассмотрел фотографию, сравнивая её с антуражем.
   –      С этого места вся низина подножья кажется одинаковой, не за что уцепиться. Позвольте посмотреть на эту местность через ваш фотоаппарат, – попросил он фотографа.
   Тот сменил объектив на камере и протянул её монаху.
   –      Этим объективом я и снимал тогда, – пояснил он Мосэ.
   Монах некоторое время обозревал местность под горой через глазок камеры, наводя телеобъективом на близкое и дальнее расстояние, но так ничего и не увидел.
   –      Сейчас трудно что-либо увидеть, – объяснял ему орнитолог, получая из рук Мосэ свою камеру, – не то освещение, что было тогда. Когда я снимал это место, то было раннее утро, и лучи солнца создали иллюзию бокового освещения. Видите, на фотографии остались тени, проступающие сквозь туман. Тени длинные, поэтому получилось такое резкое и отчётливое изображение дозорной башни и части крепостной стены. Хотя сами развалины как бы погрузились в туман.
   –      Когда вы это снимали? – спросил его Мосэ.
   –      Недели две назад, – сам я – не профессионал, – работаю служащим в одной фирме. Орнитология – моё хобби.
   Мужчина поклонился монахам и протянул свою визитную карточку.
   –      Господин Накамура? – прочитал на ней Мосэ имя собеседника.
   –      Прошу любить и жаловать, – поклонился орнитолог-служащий.
   Мосэ и Хотокэ назвали свои имена и поклонились, я тоже поклонился, но промолчал.
   –      Так вот, – продолжил свой рассказ Накамура, – сразу же после этого я не смог приехать, чтобы проверить, что сняла моя камера. Так как в компании не всегда можно отпроситься на несколько дней по своим делам. Но вчера мне представилась такая возможность, и я сразу же отправился сюда. Переночевал в гостинице посёлка Кисимото-мати, а утром, чуть свет, приехал на машине к подножию и забрался на это место. Но ничего похожего уже не увидел.
   Накамура с сожалением сел на скамейку возле хижины.
   –      Мы тоже всё обшарили кругом, – сказал Хотокэ, – но никаких следов крепости не обнаружили.
   –      Просто загадка, – развёл руками Накамура, – крепость-мираж, вроде Летучего Голландца.
   Мосэ и Хотокэ со мной ещё раз осмотрели внизу местность, но так ничего и не обнаружили. Расставаясь с нами, орнитолог попросил нас сообщить ему письмом, если мы что-нибудь узнаем о крепости.
   Проведя весь день в бесполезных поисках, монахи решили разыскать дерево со священными знаниями, чтобы пребывание их в этом месте не было напрасным. Спускаясь по дороге номер двадцать четыре в сторону Акамацу, мы встретили машину синтоистского священника, который любезно предложил нам свои услуги, осведомившись, куда мы направляемся. Монахи спросили у него дорогу к синтоистскому храму Харухи-дзиндзя «Весеннего Солнца», и тот любезно согласился нас подвезти. Беседуя в пути, священник рассказал монахам, что крепость чертей на горе Дайсан была, но вдруг внезапно исчезла, и никто не может отыскать её следов. Он также сделал предположение, что дух этой горы Священное божество Окамияма однажды ночью проглотило эту крепость.
   –      Но как гора может проглотить целую крепость? – изумился Хотокэ.
   Священник рассмеялся и сказал:
   –      Наши синтоистские боги отличаются от ваших буддистских богов не только живительной силой, но и мощью, способной передвигать горы, менять русла рек и направления дорог и даже проглатывать крепости. Тем более, что такую крепость нужно было уже давно проглотить, потому что в ней когда-то жили дьяволы.
   Услышав это заявление, Мосэ навострил уши.
   –      А что вы о них знаете? – спросил он с замиранием в сердце.
   –      Не много, – признался священник, – в местных летописях я читал, что когда-то очень давно, они высадились на берег со своих кораблей и стали обживать эти горные районы. Крестьян здесь не было, да и что им было здесь делать, когда рядом с горами тянутся прекрасные плодородные долины. С чертями иногда встречались охотники, да ещё собиратели грибов ситакэ. В конце восемнадцатого века Синий Дракон разорил их гнездо и изгнал дьяволов из страны.
   –      Значит, они жили здесь тихо мирно и никому не мешали? – спросил его Мосэ.
   –      Я бы так не сказал, – возразил ему священник. – В истории государства Ямато были времена их могущества, когда их главный чёрт граф Абурамуси – «Таракан» управлял даже этой провинцией, носившей название Хоки. Местные крестьяне платили чертям подать. Их именитые отпрыски жили в больших городах, таких как Киото, Осака и Эдо, и даже занимали там высокие правительственные должности. А погубило их свободомыслие и западное просвещение. Сёгунату не понравилось, что народ, слушая их поучения, стал часто затевать смуты. Поэтому их изгнали из страны.
   –      Может быть, их предводителя звали Абурауси, а не Абурамуси? – уточнил Мосэ.
   –      Какая разница, – засмеялся священник, – «жирная корова» или «таракан», одним словом, все они были чертями. И нашу священную землю всё равно нужно было очищать от этой нечисти.
   Монахи не стали ни возражать ему, не переубеждать его. Они промолчали. Вскоре машина священника привезла монахов в назначенное место и, поблагодарив священника, они расстались с ним. Оставшись со мной втроём, монахи тут же принялись за поиски дерева, под которым были сокрыты священные знания.
   Дерево Хоки-но-Одзии «Великий вечнозелёный дуб Зибольда провинции Хоки» в народе называли ещё «Огромное Древо, оказавшееся в беспокойстве». Этимологию этого названия монахи поняли, когда увидели воочию само дерево. Поднявшись по каменной лестнице храма Весеннего солнца «Харухи-но-дзиндзя», мы обнаружили на границе его пределов холм, который своей юго-восточной стороной переходил в пропасть. На её краю и стоял невысокий почти квадратный дуб ростом тринадцать метров и в обхвате десять метров. Приблизительно в рост человека от основания дерева расходились в сторону четыре толстые ветки. Толстенная ветка, находящаяся в центре, составляла как бы продолжение ствола. Всё дерево напоминало толстый пучок, перетянутый верёвкой. Возраст его был весьма почтенный. Разбросав четыре ветви прямо над пропастью, дерево находилось в странной позе человека, которого собирались спихнуть вниз, и который в беспокойстве разрогатился, чтобы не соскользнуть в бездну. Вероятно, поэтому дерево назвали «оказавшимся в беспокойстве». Как ни странно, но у основания ствол дерева сужался в форме треугольника.
   Чтобы не терять времени, Мосэ начал подкапывать с одной стороны, а Хотокэ – с другой, и почти одновременно они вырыли два клада разной формы. Один походил на кувшин в форме тыквы-горлянки, в таких, обычно, находили священные свитки, другой же своей формой напоминал кусок запаянной трубы. Но всё-таки, больше всего этот предмет походил на круглый контейнер, замаскированный под обрубок ветки. Только после того, как монахи выкопали клад из-под земли, возник луч свечения, который монахи освятили и записали его голографические знаки.
   В ту минуту ни Мосэ, ни Хотокэ не предполагали какую опасную находку они отрыли. Эта вещь способна была в один миг переменить всю нашу дальнейшую судьбу. Обрадовавшись двум кладам, они вначале открыли сосуд со священным писанием и завернули его в лоскуток ткани. Затем вскрыли круглый пенал и нашли в нём бумажный рулон, исписанный незнакомыми письменами, которые явно отличались от священного писания, потому что знаки больше походили на детские рисунки, нечто близкое к египетским пиктограммам. Там же они обнаружили два странных предмета продолговатой формы, назначение которых монахи не могли понять, и карту местности с нанесёнными горами Дайсан и Торигаяма. На карте вокруг обозначенных гор были помечены особыми значками вулканы. Спрятав найденные вещи в рюкзаки, монахи со мной отправились по дороге обратно туда, откуда привёз нас священник. Темнело. Гора Дайсан нависла над всей долиной подобно гигантскому отлитому из лавы колоколу.
   Уже затемно нам удалось, наконец, добраться до буддийского храма Дайсандзи. Мы попросились на ночлег у настоятеля храма, пожилого и располневшего монаха, который радушно предложил нам гостевую комнату в храме. С наступлением ночи температура в горах резко понизилась. Укладываясь спать, монахи долго рассматривали при свете настольной лампы добытую ими карту горы Ояма «Дайсан» со странными обозначениями. Им казалось, что если им удастся прочитать эти обозначения, то они раскроют тайну этой горы, и найдут эту Чёртову Крепость. В этом я ничем не мог им помочь, и, как они ни бились над разгадкой, тайна оставалась покрытой мраком.
   Когда мы укладывались спать на жёстких циновках в гостевой комнате, я спросил у монахов:
   –      Неужто можно верить всему тому, что рассказал нам этот синтоистский священник?
   В горах было тихо, но временами в нашу комнату проникал лёгкий ветерок, и свет от ночного светильника колебался, создавая на стенах причудливые тени.
   –      Видите ли, – сказал Хотокэ, – прошлый раз, когда профессор говорил вам о буддийском учении Кэгон, упомянув о «мирах Дхармы», он имел вводу одновременное взаимозависимое возникновение, так называемое по-японски понятие «додзи-гуги» . Так вот «миры Дхармы», как бесчисленное количество единичных сущностей, возникают в зависимости один от другого в координации между собой. Таким образом, «мир Дхармы», как единичное, может функционировать только одновременно с другими единичными «мирами Дхармы». Возникновение этих миров обусловлено причинами, как говорят японцы «хоккай-энги», когда дхармы порождаются при сочетании двух сторон: при внутренне присущих и внешних причинах. К примеру, возникает какая-то идея, которая обладает внутренне присущей ей причиной, и если она находит в реальной жизни внешнюю причину, то тут же осуществляется, как вы говорите, материализуется. Вы, наверное, убедились в правдивости этих слов на примере появления в жизни нашего друга Мосэ некой сущности, которую мы называем Ото-химэ. Кто она, и почему она появляется на наших глазах – это пока нам не известно, но это лишь подтверждает существование идеи о взаимозависимом возникновении и существовании – по-японски – «хоккай». Функциональное соположение этой идеи можно сравнить с рядом аналогий. Например, каждый «мир Дхармы» является одновременно зеркалом и тем, что в нём отражается. Если это представить наглядно, то миры как бы стоят друг против друга. Или же «миры Дхармы» можно уподобить наставнику и ученику. Говорят, что в мыслях наставника наличествует образ или мир ученика, а в мыслях ученика – образ и «мир Дхармы» наставника. Следовательно, по логике вещей получается, что «миры Дхармы» взаимно проникают друг в друга и содержатся друг в друге.
   В это время в комнату ворвался сильный порыв ветра и затушил ночной светильник. Тени на стене исчезли и всё погрузилось в темноту. Хотокэ зевнул и больше не произнёс ни слова. Всё погрузилось в тишину, и мы заснули.
   Этой ночью мне опять приснился отец Гонгэ. Он говорил мне:
   «Ричик тосковал по Чарли, я тоскую по Ричику, а кто будет тосковать по мне, когда я вознесусь в другой мир? Я же буду тосковать по всему этому миру. Наша жизнь состоит из одних потерь. Только Всевышний ничего не теряет. Он пополняет свою копилку нами и делает всё, чтобы мы совершали добро, иногда даже не подозревая об этом. Может быть, когда-нибудь мы вернёмся в этот мир подобно духу и сможем общаться с кем-нибудь, кто будут способен соприкасаться с нашим высшим миром.
   Я сам стал свидетелем общения моих учеников с духами и утверждаю с полной ответственность, что при желании можно не только увидеть тонкие сущности из высшего субтильного мира, но даже общаться с ними. А кто сомневается в моих словах, тому я могу лишь сказать, что если человек единожды обрёл в пустоте свой истинный «ри»-образ, то его «ки»-энергия может в пространстве мгновенно собираться вокруг него и также мгновенно распадаться даже тогда, когда он уже стряхнул пыль бренного мира со своих ног и ушёл в пустоту вечности. Всё зависит от силы «ри»-образа и её проникновенности в наш мир. Это не только проверено всем опытом моей жизни, но и доказано последними открытиями учёных. В практике моих коллег буддистов встречается много случаев, когда им удаётся общаться с духами и богами, а также чудесным образом узнавать о карме прежних рождений, кого-либо воскрешать и возвращать из царства мёртвых».
   Утром, поблагодарив настоятеля храма за предоставленный ночлег, монахи попросили приютить нас ещё на одну ночь. Настоятель с радостью согласился быть полезным своим духовным собратьям и обещал вечером приготовить хороший ужин. Оставив в комнате свои рюкзаки, монахи с картой отправились исследовать гору вторично. Прежде всего, они решили осмотреть потухшие вулканы, обозначенные на карте. Тектоника создания горы Дайсан была такова, что когда-то в очень далёкое время сразу же несколько вулканов выбрасывали лаву, которая, затвердевая, из осколков скал и создала эту странную гору. Все вулканы были потухшими, но люди обходили их стороной: Чем чёрт не шутит? Монахам даже пришла мысль, что из-за цепи этих вулканов, возникших вокруг горы, когда-то местные жители и назвали всё это творение природы Чёртовой крепостью.
   При осмотре горы с нами произошёл один удивительный казус. Пробираясь по склону горы, мы вышли к небольшой площадке ответвлённого отрога, соединяющего хребет горы с одним из пограничных вулканов. Перед нами открылась небольшая, но довольно ровная площадка, усыпанная камнями. Ступив на неё и пройдя несколько шагов, мы вдруг ощутили на себе влияние какой-то неодолимой силы, в мгновение ока перенёсшей нас на противоположный конец площадки. Оглянувшись назад, мы замерли от испуга и неожиданности. За один миг нам удалось преодолеть расстояние в более чем сто шагов.
   –      Что это? – спросил испуганно Хотокэ.
   –      Понятия не имею, – ответил удивлённый не менее своего друга Мосэ.
   По моей спине пробежали мурашки.
   –      По-видимому, здесь есть какая-то аномалия, – сделал предположение Хотокэ, немного придя в себя.
   –      Явно – какое-то природное явление, – согласился с ним Мосэ. – Вы только посмотрите, мы переместились по этому месту, даже не запнувшись о камни.
   –      Невероятно! – воскликнул я.
   Мы ещё раз попробовали достичь центра площадки, но вновь проделали тот же путь в доли секунды только в обратном направлении.
   –      Что же это такое?! – на этот раз воскликнул уже Мосэ.
   –      Всё то же самое, – ответил ему Хотокэ.
   Вдруг у меня резко заболела голова. Мосэ и Хотокэ тоже ощутили головную боль, чего раньше с ними никогда не было.
   –      Надо убираться отсюда, – сказал Хотокэ, – что-то не нравится мне всё это.
   –      А на меня вдруг накатил какой-то страх, – признался я им, – так, что колени трясутся. Раньше со мной такого никогда не происходило.
   Мы поспешно отошли от этого места и развернули карту. Сориентировавшись на местности, монахи определили положение аномального явления на карте, вырытой из-под дерева. Оно было помечено непонятным значком. Вся карта была испещрена какими-то каракулями, значения которых монахи не могли постичь своим разумом. Пробродив весь день по горе, усталые и голодные мы вернулись в храм Дайсандзи. Настоятель храма Хэйтин-кёдай, имя которого переводилось как «Брат Мирная Тишина», встретил нас у порога радостным возгласом.
   –      Нагулялись? Устали? А я вам приготовил отличный ужин из грибов ситакэ.
   Мы умылись и сели за низкий столик, уставленный всевозможными закусками. Жизнелюбивый брат Хэйтин, совсем не похожий на монаха, рассказал о своей тихой размеренной жизни у подножья горы, но тут же пояснил, что скучать ему не приходится, потому что каждый день его посещают туристы.
   –      Гостей хватает, – улыбаясь, сказал он, – и мне нравится принимать гостей. Я от природы очень общительный, люблю послушать всякие жизненные истории, и сам не прочь порассказать разные необычные вещи, которые происходят на этой горе.
   –      А что здесь происходит? – спросил его с интересом Мосэ.
   –      Разные удивительные явления, – ответил Хэйтин, – сегодня и вчера было пока всё спокойно, но не редко случаются внезапные порывы ветра. Стоишь где-нибудь возле горы, и вдруг над головой проносится нечто невидимое, да так, что чуть не сбивает с ног. Или вдруг по ночам начинают просыпаться вулканы. Нет, ничего такого нет: ни огня, ни дыма, просто раздаётся оглушительный грохот. А потом всё стихает. Может быть, так здесь даёт о себе знать чрево нашей земли? У некоторых туристов вдруг внезапно начинает болеть голова, но потом также внезапно проходит.
   При этих слова Мосэ и Хотокэ переглянулись.
   –      Но почему это происходит? – спросил его Хотокэ.
   –      Я думаю, что здесь особый тектонической разлом земли и на поверхность выходит разные геомагнитные энергетические потоки.
   –      Мы слышали, что когда-то здесь находилась Крепость Чертей – Они-но-сиро, или как в народе ещё её называют Акума-но-сиро, – сказал Мосэ, – куда она делась?
   –      Это тоже одна из загадок горы Дайсан, – засмеялся Хэйтин, – как-то ещё до меня произошло в горах землетрясение. И развалины этой крепости внезапно исчезли. Была крепость, и вдруг в одну ночь её не стало. Изменилось даже то место, где она была.
   –      А вы знаете то место? – спросил Мосэ.
   –      Нет, – ответил настоятель храма, – да сейчас уже никто его не знает. Прошло достаточно много времени, да и ландшафт местности сильно изменился. Вы, наверное, слышали, что время от времени у нас возникают то там, то сям разные аномальные поля выхода геоэнергетических излучений. Такие же поля есть и в дельте реки Сэйдайгава, которая протекает через город Тоттори. Одно время ученые университета Тоттори изучали эти явления, но так и ничего не нашли. Вся эта гора обросла разными легендами. Что вам только не порасскажут об этих местах синтоисты в храме Окамияма-дзиндзя. Послушать их, так можно поверить, что все эти явления являются проделками их божества Окамияма-сана.
   –      А вы что думаете по этому поводу? – спросил его Хотокэ.
   –      Думаю, что всё это – природные явления, и не имеют никакого отношения ни к человеку, ни к синтоистским богам.
   Сытно поужинав, мы поблагодарили настоятеля храма за вкусное угощение и заботу. Затем некоторое время вместе молились у центрального алтаря хондзан и в конце вечера, откланявшись, ушли почивать. Но заснуть не могли, долго обсуждая случившееся происшествие на горе, искали разные объяснения, но ничего существенного в голову нам не приходило.
   Утром, встав чуть свет, мы помолились у алтаря, позавтракали и, распрощавшись с настоятелем Хэйтином, покинули храм Дайсандзи.
   В этот день в полдень за нами должен был заехать профессор Онмёо-но-ками, чтобы забрать с собой в Канадзаву. Оставшееся время мы решили потратить на поиски аномальных полей на горе Дайсан. Прежде всего, Мосэ предложил вернуться к тому месту, где мы накануне чудом переместились с одного конца площадки на другой. Хотокэ и я не возражали.
   Взобравшись по склону вверх, мы отыскали площадку с аномальным полем, и робко двинулись вглубь её, приготовившись испытать влияние магнетических сил, но вместо этого вдруг увидели перед собой развалины крепости Они-но-сиро. Крепость выросла перед нами как по мановению волшебной палочки. Секунду назад её ещё не было, и вдруг она неожиданно появилась. Крепость выглядела именно так, как мы увидели её впервые на фотоснимке орнитолога Накамура. От волнения обоих монахов прошиб пот. А у меня по спине пробежал неприятных холодок.
   –      Что это?! – воскликнул я дрожащим голосом. – Только что её не было, и вдруг она появилась.
   –      Да, странно, – ответил взволнованный Мосэ. – Откуда она взялась? Вчера её тут не было.
   –      Да и сегодня её тут ещё не было, когда мы пришли на площадку, – заметил Хотокэ.
   –      Верно, – согласился с ним Мосэ, – мистика какая-то получается.
   Монахи робко, держась друг за друга и читая молитву «Намуамидабуцу», приблизились к крепости. Я шёл следом за ними. Странное дело, но вместе с появлением крепости, изменилось и всё её окружение, вместо раскиданных камней на поляне, которые мы видели ещё минуту назад, перед нами лежала абсолютно гладкая поверхность с белым покрытием, напоминающим асфальт. Кругом чистота была идеальной. На фоне этого порядка сама крепость больше выглядела как архитектурное украшение. На наших глазах произошло чудо, как будто кто-то невидимой рукой поменял картинки, и вместо одного пейзажа мы увидели другой. Но изменение произошло только на этой площадке. Там, за её пределами, по-прежнему продолжал возвышаться величественный фон горы Дайсан, похожей на гигантский колокол и переходящей через гряду отрога в более низкую гору Торигаяма. Внизу лежали поля, леса, деревни и посёлки, ничего не изменилось, только здесь, под нашими ногами и рядом с нами всё было по-другому.
   –      Что же с нами происходит? – спросил я у Хотокэ и Мосэ.
   –      Если бы я мог знать, – ответил Мосэ.
   Хотокэ промолчал.
   –      Всё это не укладывается в моём понимании, – признался я.
   –      Тогда призовите на помощь всю вашу логику, – посоветовал мне Хотокэ, – постарайтесь отнестись к этому хладнокровно, по-философски.
   –      Легко вам такое говорить, – возразил я, – с нами несколько дней назад происходили всякие превращения ночью. Но те случаи можно было понять и отнести к состоянию сна или галлюцинации, но эта метаморфоза происходит при дневном свете. И это уже ни сон, ни иллюзия, а настоящая реальность.
   Мы подошли к воротам крепости и в проёме каземата увидели лестницу, ведущую вниз, закрытую стеклянной раздвижной дверью. При нашем приближении дверь автоматически раздвинулась, и включился электрический свет. Лестница вела вниз. Монахи со страхом остановились.
   –      Я туда не пойду, – решительно заявил Хотокэ.
   –      Да и у меня нет особого желания туда спускаться, – признался Мосэ, – ещё не известно, что нас там может ожидать.
   –      Вот именно, – согласился Хотокэ, – давайте не испытывать судьбу.
   Я тоже струсил, и мы повернули назад, отойдя от крепости.
   Когда мы приблизились к краю террасы, то неожиданно крепость пропала, как будто кто-то отключил картинку. Была крепость, и крепости не стало. На месте крепости опять было то самое поле с разбросанными камнями.
   –      Что за чертовщина! – опять воскликнул я.
   –      Мне кажется, что мы проникаем в какую-то закрытую сферу, – высказал свою догадку Мосэ, – когда мы переступаем этот порог, то сфера открывается перед нами, и мы в неё входим. В этом, наверное, и заключена вся тайна этого аномального поля.
   –      Но почему мы не смогли в неё проникнуть вчера? – спросил я.
   –      Вероятно, у нас не было какого-то ключа, – предположил Хотокэ.
   –      Вчера у нас не было с собой рюкзаков, – взволнованно воскликнул Мосэ, – а это значит, что в наших рюкзаках лежит что-то такое, что позволяет нам проникнуть в эту сферу.
   –      А это – тот контейнер с рулоном бумаги, там ещё какие-то две вещицы, – Хотокэ схватил рюкзак и начал его развязывать. – Это, наверное, и есть ключ к тайне.
   –      О, Боже! – воскликнул я, – во что мы ввязались? Если это всё так, то нам грозят большие неприятности. У крепости, наверняка, есть хозяева, которым не очень понравится, если они узнают, что мы раскрыли их тайну.
   –      Вы правы, – согласился со мной Хотокэ, – давай срочно убираться отсюда.
   –      Да, да! – воскликнул я. – Пока нас кто-нибудь не схватил.
   –      А кто нас может схватить? – спускаясь со склона и немного успокоившись, с улыбкой спросил меня Мосэ.
   –      Ну, хотя бы эти черти, которым принадлежит крепость, – ответил я ему.
   Мы вдруг, словно сговорившись, что было духу, припустили вниз по склону горы. Вскоре мы были уже далеко от того места и, отдышавшись, стали решать, что нам делать дальше.
   –      Я думаю, – сказал Хотокэ, что об этом происшествии мы не должны никому говорить, даже профессору. Иначе у нас будут неприятности. И нам нужно быстрее избавится от этого контейнера.
   –      Что ты предлагаешь? – спросил Мосэ.
   –      Бросим его где-нибудь в лесу.
   –      Такую вещь? – удивился Мосэ. – Давай лучше перешлём его по почте нашему настоятелю Гонгэ. Пусть он спрячет его где-нибудь у себя. А лучше всего – пусть закопает под нашим деревом.
   Хотокэ пожал плечами, но возражать не стал.
   Спустившись к деревне Мидзогути-мати, монахи нашли почтовое отделение и через рассыльную службу «Кенгуру» отправили в город Ёсида настоятелю храма Роккакудзи господину Гонгэ посылку с сушёными грибами ситакэ, купленных тут же на рынке. На дно посылки они положили найденный священный свиток и контейнер с запиской, чтобы святой отец спрятал его под их деревом кэяки во дворе храма.
   Отослав посылку, мы отправились к храму Дайсандзи, где должны были встретиться с профессором Онмёо-но-ками.
   По дороге к храму я сказал монахам:
   –      Как же так? Оказывается, в реальности, помимо нашего мира, существует ещё какой-то параллельный мир, который мы не видим, и который раскрывается перед нами неожиданно. Но что это за мир? Мне показалось, что если бы мы вошли в те двери каземата крепости, то могли очутиться в каком-нибудь мире зазеркалья. Я не ожидал, что в одном месте могут находиться сразу два мира, как бы налагаясь один на другой. Уму не постижимо! Что вы об этом думаете?
   –      С точки зрения учения Кэгон, – ответил мне Хотокэ, – в конечном счёте все «миры Дхармы» сводятся к двум типам: феноменальному и абсолютному. Может быть, это звучит странно, но эти миры тождественны и находятся друг в друге. Однако, между ними существует определённое соотношение. Существует мир «дел и вещей», китайцы называют его миром «ши», а мы, японцы, миром «дзи». Этот мир реальный, феноменального бытия и подверженный изменениям. И есть ещё мир «ли», или как мы его называем «ри», мир истинный, неделимый и неизменный, стоящий на единых принципах. Всё это можно представить одной формулой: «та же сущность – разные имена» – «дотай – имё», или «мир дел и вещей» дзимоцзу и «мир истины» синри. Именно так учением Кэгон толкуется истинный мир «ри» и мир реальный «ши». Такой же мир воспринимается и нами, мы его видим, как «тело Закона» Будды, как чрево татхагаты – татхату, иными словами, абсолют.
   –      С другой стороны, – поддержал его Мосэ, – всё это соотносится и отождествляется с ранее опоминавшемся нами единым сознанием «иссин», которое есть изначальное просветление Будды и одновременно «истинное «ри» – абсолют, отождествляемое с «только-сознанием», о котором мы уже вам говорили во время нашего объяснения вам учения Хоссо, где мы рассказыли вам об «алой виджняне».
   Слушая их, я рассматривал по пути постоянно меняющийся ландшафт местности и думал: «Неужели всё то, что я вижу, не может быть одновременно реальным и истинным»? Что-то не укладывалось в моей голове. «Как эти деревья, кусты, травы и горы могут быть одновременно меняющимися и неменяющимися? Может быть я вижу их совсем по-другому, чем они есть на самом деле»? Тем временем Хотокэ продолжал развивать свою мысль:
   –      Первый «мир Дхармы» – «дзи-хоккай», – говорил он, – это мир феноменов, различий, дел и вещей, то есть то, что на уровне обыденного сознания, считается реальным миром, в котором проживает человек. Все предметы и явления воспринимаются в нём как самостоятельные сущности. В буддийской аллегории этот мир можно сравнить с множеством золотых сосудов, имеющих различную форму. Их можно определить, как часть, как единичное. Второй мир – «ри-хоккай» – это мир абсолютной реальности. Его можно охарактеризовать как не увеличивающийся и не уменьшающийся. В нём нет противопоставления живых существ Будде, устраняются все различия между феноменами. По аналогии с золотыми сосудами можно сказать, что они хотя и имеют различную форму, но то, из чего они сделаны, одинаково. Это и есть естество, мир, носящий на себе знак природы. Поэтому можно утверждать, что «мир Дхармы» является миром без преград между делом и принципом – «дзи-ри мугэ хоккай», то есть здесь проявляется главная идея конечного тождества единичного и целого на основе общего субстрата. Мир дел и вещей «дзи» – это всего лишь временное и изменчивое проявление принципа «ри», абсолюта. Золото и сосуд, из него изготовленный, являются неотделимыми друг от друга. Золото – это принцип, а сосуд – это дело и вещь. Сосуд как феномен и суть является манифестацией золота.
   –      Всё это понятно, – сказал я, – но мне не понятно другое, – как на одном и том же месте мог открыться другой мир, невидимый нами?
   Этот вопрос, как мне показалось, поставил в затруднительное положение монахов.
   –      И почему мы не смогли попасть в эту крепость с первого раза, а как бы пролетели мимо неё? – продолжал я загонять их в угол своими вопросами. – Но самое странное – это то, что мы с вами, придя на то место, вряд ли сможем опять попасть в эту крепость без той вещи, которую отправили отцу Гонгэ. Почему эта крепость скрыта от всех глаз? И ещё меня интересует то, что, когда мы к ней подошли, видны мы были со стороны другими людьми, или тоже стали невидимками? Ваши объяснения, конечно же, открывают глаза на многое, только, мне кажется, не на этот феномен. Здесь что-то таится другое. Может быть, этот феномен имеет какое-то техногенное объяснение? Ведь разум человеческий так быстро развивается, что, как мне кажется, начинает уже конкурировать с природой. Может быть, то, с чем мы с вами столкнулись, – дело рук не природы, а человека?
   Мои вопросы окончательно поставили в тупик монахов.
   –      М-да, – произнёс Мосэ, – неплохо было бы посоветоваться с профессором по этому вопросу. Но для начала нам нужно получить разъяснение от отца Гонгэ.
   В это время мы уже подходили к храму Дайсандзи, возле которого стояла машина профессора Онмёо-но-ками.



ДЕНЬ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ «Японских дух Ямато-дамаси»


   Как птицы, что летают в небесах,
   Быть может, он ни раз являлся здесь потом
   И видел всё, творится что у нас,
   Не знаем мы, а сосны ведают про то.

   Окура (II-145) Манъёсю»


   Und Gott sprach: Seht da, ich habe euch gegeben allerlei Kraut, das sich besamt, auf der ganzen Erde und allerlei fruchtbare Baume, die sich besamen, zu eurer Speise.

   Профессор, встретив нас с улыбкой, осведомился о том, хорошо ли мы отдохнули. Монахи поблагодарили его и сказали, что отдохнули великолепно.
   В то время как машина по местным дорогам выбиралась на главную автомагистраль через города Сэкиганэ и Кураёси, Онмёо-но-ками дотошным образом интересовался всеми деталями нашего трёхдневного пребывания: где мы были, что видели, с кем встречались, и удалось ли нам отыскать Крепость Чертей «Они-но-сиро»? Монахи отвечали односложно и сдержано, стараясь не сказать ничего лишнего. Через какое-то время такого разговора профессор рассмеялся и спросил монахов:
   –      За эти три дня вы как-то переменились, как будто на этой горе встретились с самим Господом Богом. Стали серьёзнее, что ли.
   Такое замечание насторожило монахов, и они постарались внутренне расслабиться. Тем временем профессор продолжал говорить:
   –      Вы заметили, сколько здесь вулканов? Здесь, как нигде, вспоминаются слова из святого писания: «Ибо Господь, Бог твой, есть огонь поедающий». Когда-то вся эта гора и её окрестности кипели, дымилась, жарились. Уму не постижимо, какое здесь готовилось варево, и в результате возникла гора со многими странностями. В университете Тоттори я разговаривал с учёными по поводу аномальных полей, встречающихся на этой горе. Но учёные – такие же люди, как и все мы, и порой им бывает трудно понять очевидные вещи, потому что они так отягощены багажом своих знаний, что из-за своей начитанности и научного багажа не могут понять простых и очевидных вещей, отличить техногенные явления от природных.
   –      Что вы имеете виду? – спросил насторожившийся Хотокэ.
   Мосэ незаметно подтолкнул его сзади, чтобы тот помалкивал.
   –      Дело в том, – продолжал профессор, – что все люди, и каждый человек в отдельности, имеют границы постижения сложных явлений, порой встречающихся в нашей обыденной жизни. Сейчас на каждом шагу можно наткнуться на явление, с трудом понимаемое человеческим разумом. Многие люди замечают в небе неопознанные летающие объекты, называемые тарелками. Кто-то утверждает, что встречался с инопланетянами и даже был похищен ими. Все эти данные скрупулёзно проверяются специальными службами, но на поверку потом оказывается, что это или выдумки так называемых очевидцев или какие-то атмосферные явления. Но вот с аномальными полями дело обстоит сложнее. Люди и учёные сталкиваются с ними. И здесь уже от этой реальности никуда не денешься. Кстати, вам не попадались эти поля?
   Монахи покачали головами.
   –      Так вот, – продолжал профессор, – учёные бьются над загадками этих полей и ничего не могут понять. Говорят, что часто у людей, побывавших рядом с этими полями, начинает болеть голова.
   –      Настоятель храма Дайсандзи, – заметил Хотокэ, – сказал нам, что аномальные поля попадаются также в дюнах Тоттори.
   Такое заявление несколько удивило профессора.
   –      Я ничего не слышал об этих явлениях, – заметил он.
   И стал расспрашивать монахов о том, что это за человек, и о чём он им рассказывал. Монахи вкратце пересказали некоторые небылицы, распространённые среди местных жителей, о которых услышали от настоятеля храма Дайсандзи. Профессор рассмеялся, заметив:
   –      Старая история. Человек обычно всегда старается проникнуть в те области, где ему не под силу обретение истинных знаний. Это и становится началом многих заблуждений. Один древний греческий философ говорил, что люди впадают в заблуждение по трём причинам: потому что стремятся к одерживанию победы в споре, из-за трудности самого предмета рассуждения и по собственной некомпетентности. Но есть также причины распространения заблуждений. Во всяком случае, я знаю две таких. Одна – это когда люди пытаются всем показать, что они обо всём осведомлены, и вторая – это инерция мышления и бесспорное принятие на веру уже существующих заблуждений. Ничего вам на этой горе не показалось странным?
   –      Нет, – в один голос заявили Мосэ и Хотокэ.
   Такой ответ несколько разочаровал профессора.
   –      Но вы хотя бы что-то нашли под тем деревом, что я указал на карте?
   –      Да, – ответили они, – и понять суть найденного не в силах.
   –      Как говорил средневековый философ Кумадзава Бандзан в своём сочинении «Собрание принципов учения», – сказал профессор, – «Учение школы «Тэндай» несёт высокое благо. То, чему подробно учил Будда, самым лучшим образом выражено в дзэн-буддизме. Однако в сердце имеется сомнение. Изучая дзэн, приближаешься к «законам сердца» и постигаешь его суть. Хотя, кажется, сомнений нет, на самом деле заблуждаешься». И я считаю, что он был прав. Изучая любое учение, даже самое совершенное, всегда находишь сомнительные места. Для этого нам и дан разум, чтобы сомневаться. Истина может исходить только от своего собственного сердца, когда во что-то поверишь всей своей душой. Но для такой веры должны быть очень прочные основания.
   Некоторое время профессор, монахи и я ехали молча. Так мы проехали мимо небольшой железнодорожной станции Кэтака, славящейся своими горячими источниками. Машина профессора мчалась по дороге дальше на север. С одной стороны тянулась насыпь железной дороги, а с другой – побережье Японского моря с песчаными пляжами. Во время этой поездки, из-за того, что мы не открылись профессору, между нами и им возникла некая недосказанность из-за скрываемой нами тайны, и мне показалось, что профессор почувствовал это. Вероятно, поэтому, решив преодолеть это духовное отдаление, профессор направил свою машину к дюнам Тоттори.
   Остановив машину посреди простирающейся пустыни, ничем не отличающейся своим ландшафтом от побережья Северной Африки, Онмёо-но-ками пригласил нас пройтись по дюнам.
   –      Здесь, – сказал он нам, указывая на пески, – когда-то тысячи лет назад сошёл на берег гордый и умный народ, имеющий знания от самого Господа Бога и желающий передать их варварам, населяющим эти острова. Этот народ, несущий с собой истину, местные аборигены нарекли чертями. Народ не стал растворяться среди местных жителей, а обособился в горах. Он жил своей жизнью, пытаясь ненавязчиво распространять свою цивилизацию. Но местное население сопротивлялось ему, не воспринимало знаний, данных людям самим Богом. Эти варвары, назвавшие себя племенем Ямато, объединились в своё собственное общество, насадили везде своих воображаемых богов, думая, что защитятся ими от внешнего мира, пытались сами уподобиться этим жалким божкам, которые могли противостоять всему только объединившись. Каждый же из них не представлял собой никакой силы. Они придумали себе свой особый дух – Ямато-дамаси, который сравнили с божественным ветром Камикадзе. Но во второй мировой войне этот Священный Ветер разбился о бронированную мощь самой сильной в мире державы, и японцы ощутили горечь поражения и свое ничтожество. Но знаете ли вы тайну Ямато-дамаси? Знаете ли вы, что этот дух представляет собой, на самом деле? И хотите ли вы узнать его сущность?
   Мы молча стояли, слушали его и ждали, что он скажет дальше.
   Но профессор вдруг произнёс:
   –      Впрочем, может быть, вам это и не нужно знать.
   –      Почему вы так говорите, – произнёс Мосэ, – что вы этим хотите сказать?
   –      А то, мои дорогие собратья, – ответил грустно профессор, – что человеческий ум очень тесно связан с материей, а не с духом. Как любому человеческому органу ему свойственна усталость, особенно от попыток проникнуть в недоступные ему тайны. Даже ум учёного перенапрягается от какой-либо проблемы, ослабевает и становится неспособным постичь даже простые вещи. Следовательно, когда человек живёт постоянной возгонкой чувств при помощи своей духовной сублимации в каких-либо запредельных фантастических философемах или в абстрактных формах, то атмосфера его интеллектуального самоистощения рано или поздно делает его слабым, беспомощным и неспособным понять своё окружение. И, в конце концов, приводит его к перенасыщению и отравлению своими же знаниями. Помните, как сказано в Притчах: «Нашёл ты мёд? Ешь сколько тебе потребно, не то пресытишься им и излюбишь его».
   –      Но профессор, – вскричал Мосэ, – мы не понимаем, к чему вы клоните.
   –      Но иногда случается и другое, – продолжал Онмёо-но-ками, – когда человек полностью не подготовлен к открытию тайны. Тайны, ужасной, которая может похоронить самого человека. Его разум просто не выдержит перенапряжения оттого, что все его жизненные устои и духовные ценности рушатся в одно мгновение, как только он проникает в эту тайну. Хотите ли вы, чтобы я раскрыл её вам?
   –      Да! – вскричали оба монаха и упали перед профессором на колени, протянув к нему руки. – Скажите нам истину, какой бы она не была. Мы примем на веру всё, что вы скажите, только не оставляйте нас в неведении.
   Наблюдая всю эту сцену, я впервые за наше совместное путешествие не принял участия в ней, не потому, что слова профессора не произвели на меня впечатления, а потому, что не знал, о чём идёт речь.
   –      Всё намного проще, чем вы думаете, – сказал им профессор, почему-то посмотрев на Мосэ. – Но я не знаю, стоит ли мне говорить вам всего. С одной стороны, раскрывать вам эту тайну, как сказано в писании, «всё равно, что кормить грудного ребёнка хлебом и поить вином». Так написано в Торе. Так может быть вам лучше идти по пути достижения совершенства, постигая тайны Торы, чем стараться проникнуть в те области, о которых вам знать не положено. Но с другой стороны, если я вам ничего не скажу, то я вас потеряю, может быть, уже завтра, и вы будете находиться уже совсем под другой силой и в другом стане, а значит, будете противостоять мне, человеку, который желает вам добра и хочет добра также всем другим людям.
   –      О чём вы говорите, профессор?! – воскликнул Хотокэ.
   В эту самую минуту недалеко от нас пронёсся смерч. Смерч возник внезапно и также внезапно исчез. Это походило на пролёт сильной струи воздуха. Как будто, ни с того ни с сего, произошёл плевок из земли в небо. При этом одна из дюн сместилась в пространстве. Профессор и мы от неожиданности застыли на месте.
   –      Вот видите, что здесь происходит, – заметил профессор, – нам нужно срочно отсюда убираться.
   –      А что происходит? – спросил его обалдевший Хотокэ. – Профессор, вы всё на свете знаете. Объясните нам, что это за явление?
   –      Как видите, я уже не всё знаю на этом свете, – мрачно заметил Онмёо-но-ками, – хотя и живу уже несколько тысяч лет на земле. По-видимому, прав ваш коллега Хэйтин. В дюнах Тоттори тоже появились аномальные поля.
   Монахи впервые увидели растерянность этого высшего существа, напоминающего пророка, которым в душе восхищались. Поспешно сев в машину, профессор и монахи тронулись в путь подальше от этого странного места. Выехав на автостраду, профессор уже более спокойным тоном спросил:
   –      Так о чём мы говорили?
   –      О тайне японского духа Ямато-дамаси, – ответил Мосэ.
   –      Так вот, – продолжил профессор говорить свою речь, – философ Миякэ Сёсай, живший на рубеже семнадцатого и восемнадцатого веков, в своём труде «Росси року» – «Записи спотыкающегося волка» говорил: «В мироздании рождается первопредок – это деяние мироздания; хотя первопредок уже умер, и прошли годы, «ри», то есть идея, первопредка не погибла. Если, имея в виду «ри» первопредка, искать его в мироздании, непременно воплотится то, что имеет свойство первопредка; оно рождается, коренясь в «ри», как будто сгущается вокруг ри». Мироздание, первопредок и твоя собственная семья – всё сливается воедино, становится непрерывным. Всё это – единый дух. Если наш дух опирается главным образом на первопредка, то в нём он соединяется с духом мироздания, и первопредок, возродившись в духе мироздания, опираясь главным образом на наш дух, пребывает в ранге небесного духа». Таким образом каждый народ порождает свой дух. Этот дух ведёт его по жизни через всю историю его развития, иногда его спасает от гибели, а иногда, напротив, является причиной его исчезновения. Поэтом, так как вы каким-то образом привязаны к духу своей страны, я расскажу вам всё, что считаю нужным, чтобы вы знали, что вас может ждать впереди на вашем пути к совершенным знаниям.
   Сказав это, профессор посмотрел на меня и добавил:
   –      Вас это тоже касается.
   Мосэ и Хотокэ переглянулись и приготовились слушать.
   Машина профессора проезжала через город Тоттори.
   –      Но учтите, – предупредил нас профессор, после моего рассказа у вас полностью поменяются представления о мире. Надо вам это или нет, решайте сейчас. Стоит мне рассказывать вам обо всём, или лучше умолчать?
   –      Рассказывайте профессор, – попросил Хотокэ.
   Я тоже подтвердил готовность его слушать. И профессор начал свой рассказ:
   –      Когда Япония проиграла вторую мировую войну, то потеряла все свои колонии и завоёванные страны: Китай, Корею, Бирму, французский Индокитай, голландскую Индию, Филиппины. Кроме того, она потеряла и часть своей территории: всю Микронезию, Полинезию и острова Тихого океана, а также Курильские острова и половину Сахалина. Потери для такой гордой нации невосполнимые. Поражение тягчайшее. Когда император Хирохито объявил свой высочайший рескрипт о капитуляции, то генералитет Квантунской армии не хотел подчиняться, к тому же, к самопожертвованию были готовы пять тысяч камикадзе, которые могли изменить ход войны в другую сторону. Одним словом, у многих японцев в то время вера в своего божественного императора пошатнулась, а кое-кто назвал его действия предательскими. В том числе был и ваш отец.
   Сказав так, профессор посмотрел на Мосэ.
   –      Как? – воскликнул Хотокэ, – у Мосэ нашёлся отец?
   –      Да, – ответил профессор, – о нём я рассказал ему в городе Нима. Его отец – маркиз Канаэ, лицо, приближённое императору. Он возглавлял во время войны особую императорскую разведку Тэнсэкко – «Небесный Взор», занимающуюся стратегическими разработками внешней политики Японии.
   –      Вы хотели сказать «занимавшуюся», – поправил его Мосэ.
   –      Нет, – ответил ему профессор, – я сказал именно так, как оно есть.
   –      Вы хотите сказать, что эта особая императорская разведка существует и сегодня?
   –      Да, – ответил тот, – существует и готовит новую революцию Мэйдзи, о которой ещё не знает сам император.
   –      Удивительно! – воскликнул Мосэ.
   –      Но вы ещё больше удивитесь, когда узнаете, что «Небесный Взор» до сих пор возглавляет ваш отец – маркиз Канаэ, или как его иначе называют Устои Трона.
   –      Но откуда он взялся, – спросил ошарашенный Мосэ.
   –      Он не взялся, а остался со времён второй мировой войны. Но мы не знаем, нигде он находится, ничем он занимается.
   –      Кто это мы? – изумился Мосэ.
   –      Человечество, – уклончиво ответил профессор.
   –      Неужели на земле так сложно найти человека, – заметил Хотокэ, – это же не иголка в стоге сена.
   –      Да, не иголка, – согласился профессор. – Иголку бы мы нашли. Ваш отец нечто большее. Он стал, если так можно выразиться фигурально, богом.
   –      Каким богом? – не понял Мосэ.
   –      Богом войны, – объявил профессор?
   –      Таким же, как сам бог Хатиман? – спросил Мосэ.
   –      Можно сказать и так.
   –      И что же, – спросил Хотокэ, – он стал неуловимым?
   –      Более чем не уловимым, – ответил профессор. – Он переместился в другое измерение, недоступное человечеству.
   –      Как это? – удивился Мосэ. – Неужели он умер.
   –      Это вряд ли, – сказал профессор, – но после войны его никто не видел. И его присутствие постоянно ощущается в послевоенной Японии.
   –      В чём оно выражается? – спросил Мосэ.
   –      Во многом. Во-первых, благодаря вашему отцу Япония так быстро оправилась после поражения и совершила экономическое чудо. Во-вторых, благодаря ему она стала самой развитой капиталистической державой мира, а по техническому прогрессу опережает все страны, в том числе и Соединённые Штаты.
   –      Но это же замечательно! – воскликнул Мосэ.
   –      Если бы это было всё, – с сожалением заметил профессор.
   –      А что ещё? – удивились монахи.
   –      Твой отец желает сделать Японию супердержавой, управляющей всем миром.
   –      Что в этом плохого? – удивился Мосэ.
   –      Но без войны Японии не стать такой державой, – заметил профессор, – а это, значит, войти в противоречие с Соединёнными Штатами, и начать против Америки войну, как уже было в 1941 году.
   Мосэ и Хотокэ задумались.
   –      А по-другому никак нельзя? – спросил Мосэ.
   –      Не получится, – ответил профессор. – Его детище, выпестованное им божество Ямато-дамаси, будет идти до конца, до тех пор, пока не уничтожит всех своих потенциальных противников в мире. Но прежде всего твой отец решил расправиться с теми, кто воевал с ним во второй мировой войне.
   –      С американцами, русскими и китайцами? – спросил Мосэ.
   –      Вот именно.
   –      В какой последовательности?
   –      Этого мы не знаем, – сказал профессор, – и хотели бы выяснить с вашей помощью.
   –      Но как? – удивился Мосэ.
   –      Всему – своё время, – ответил тот.
   –      Скажите, профессор, – спросил Хотокэ, – а как удалось маркизу Канаэ войти в такую силу? Ведь он стал, как я понимаю, для всех недосягаем.
   –      Очень просто, – ответил профессор, – с помощью всё того же японского духа – Ямато-дамаси. Во время войны Япония, можно сказать, захватила большую часть Азии, создав так называемую совместную азиатскую сферу процветания во главе самой Японии. За время войны Япония грабила колонии, и все их ценности и ресурсы вывозила в метрополию: золото, алмазы, каучук, стратегическое сырьё. На своей территории она создала огромные засекреченные склады богатств, которых бы ей хватило на сотни лет. Все эти склады были оборудованы под землёй и тщательно замаскированы, и когда американские солдаты оккупировали Японию, то часть этих складов всё же была обнаружена. Соединённые Штаты заключили с Японией секретное соглашение об использовании этих богатств, чтобы никому не возвращать награбленное. Таким образом, был создан секретный фонд, средства которого частично тратились на восстановление разрушенной Японии, а частично выплачивались Соединённым Штатам в виде секретных репараций за нанесённый во время войны ущерб. Об этом вы уже, наверное, знаете, прочитав роман писателя Мацумото Сейтё «Подводное течение». По этому соглашению японцам удалось выторговать у оккупантов сохранение в их будущем государственном устройстве новой страны институт императора. Главная идея – сохранение семени Японского Духа – Ямато-дамаси – самого императора – была сохранена. И главную роль в этих переговорах сыграл через подставных лиц опять же ваш отец.
   –      Вот как?! – воскликнул Мосэ. – Но скажите, профессор, как ему это удалось?
   –      Дело в том, – продолжил Онмёо-но-ками, – что во время войны только ваш отец знал расположение засекреченных складов и подземных бункеров. Мы полагаем, что не всё было найдено американцами, часть этих сокровищ так и исчезла из поля зрения всех послевоенных государственных структур. Когда американские оккупационные войска частично были выведены из Японии, то ваш отец, маркиз Канаэ, получил возможность распоряжаться единолично огромными средствами. К тому же у него сохранилась хорошо организованная секретная служба Тэнсэкко, о существовании которой никто не догадывался, поэтому её и не могли распустить после войны. При помощи её он организовал хорошо законспирированную сеть из своих доверенных агентов по всей стране, ставших банкирами, политиками и директорами фирм и заводов. Огромные денежные средства аккумулировались в руках этой секретной организации и работали на скрытую от посторонних глаз разведку, о которой никто ничего не знал. На эти деньги были созданы секретные научно-исследовательские институты и лаборатории, в которых разрабатывались такие фантастические технологии, какие вам всем и не снились. Чем ещё они занимались, только Богу известно. Но даже те технические изобретения, которые секретные бюро его организации «Небесный Взор» считали неперспективными и выбрасывали на рынок для внедрения в японское производство, совершили техническую революцию в промышленности и сделали Японию одной из самых развитых индустриальных держав мира. Вы можете только догадываться, какого высочайшего уровня достигла инженерная мысль в этих секретных лабораториях. Вы только представьте себе, одна Япония полвека работала у вас на глазах, она была видна и осязаема. Другая же Япония, невидимая, будучи нисколько не беднее, а, может быть, в десятки раз богаче нас с вами, трудилась тайно над созданием новых технологий, над прорывом в электронике и коммуникационных системах, над открытием новых видов энергии, и, наконец, над преодолением порога познаваемости нашей цивилизации. Люди, работающие секретно, жили и творили параллельно с нашим миром свой мир, и достигли таких вершин человеческого гения, что наше время и наш мир остались далеко позади них. Я не удивлюсь, если узнаю, что они научились пользоваться геомагнитной энергией гравитации нашей земли, освоили новый способ перемещения в пространстве, открыли секреты инвизибилизации или имперсептибилизации, как принято сейчас говорить, то есть становления невидимыми, изобрели психотропные электронные методы, управляющие вашей психикой.
   –      Вы хотите сказать, что они раскрыли многие секреты инопланетных цивилизаций? – воскликнул Хотокэ.
   –      Не раскрыли, а изобрели сами, – поправил его профессор.
   –      Уму непостижимо! – произнёс Мосэ.
   Наша машина въезжала в префектуру Хёго.
   –      И это ещё не всё, – молвил профессор, – в семнадцатом веке философ Кумадзава Бандзан в своём опусе «Сюги гайсё» – «Новая книга о всех законах» говорил: «Душа человека не может не двигаться. Если она не движется к добру, она движется ко злу. В «Эру богов» божества издают в Поднебесной божественные звуки и творят радость своей музыкой, строго направляя душу на праведный путь и удерживая человека от злых желаний». Но также есть и другие духовные силы, которые творят свои дела, подготавливая почву для будущих несчастий человечества. Ведь силы добра и зла находятся в постоянном противоборстве. И полем их битвы является всё человечество. Но также случаются и гениальные открытия человечества, которые по тем или иным причинам замалчиваются или скрываются от общественного мнения. Когда я работал в библиотеке университета Тоттори, то наткнулся на одно такое открытие, которое потрясло меня до глубины души. В научном-исследовательском институте песка я услышал одну интересную фамилию. Около двухсот лет тому назад в этих местах жил один самурай по имени Доихара Кадзаэмон. Потеряв службу у одного известного князя, он увлекся учением Кэгон и сделал потрясающее научное открытие, за которое потом поплатился своей жизнью. Это учение настолько проникло в его сознание, что он, можно сказать, стал святым, но его исследование натолкнулось на такое неприятие людей его идей, что его убили, потому что он замахнулся на самое святое – на устои капиталистического общества, которое уже в те времена успешно развивалось в Европе. Он открыл способ – как из простого песка делать золото. Если бы в то время Япония приняла на вооружение его знания, то всё золото мира бы обесценилось, и это бы подорвало саму систему развития производительных сил тогдашнего общества. Он написал сочинение "Раскрытие тайн" – «Химицу бакуро-рон», которое после его жизни сожгли. В библиотеке университета Тоттори, роясь среди множества старинных рукописей, я наткнулся на черновики его работы, которая была написана как бы анонимно, но по стилю изложения мыслей я сразу понял, что этот свиток когда-то принадлежал тому самураю.
   –      И что же? – не удержавшись, спросил я с нескрываемым сомнением. – В том свитке излагался способ превращения песка в золото?
   –      Не совсем так, – ответил профессор, – но в принципе, идеи изложенные в этом свитке, способны привести исследователя к этому открытию. Ведь вы, европейцы, не удивляетесь, когда узнаёте из Нового Завета Библии, что ваш спаситель Иисус Христос был в состоянии превращать воду в вино. Так почему вы сомневаетесь в том, что есть возможность превращать песок в золото?
   –      Ну, – пожал плечами я, – в это как-то сложно поверить.
   –      А зря, – молвил профессор, – ещё в древности патриархи учения Кэгон считали, что есть некая материальная суть, её с натяжкой можно назвать идеей, так вот, она как бы создаёт основу любой сущности, формирует её стержень и состав, но при ближайшем рассмотрении её можно назвать Живой Истиной. Точного слова, выражающего суть этого явления, к сожалению, человечество не нашло. Но она не только содержится в любом деле и любой вещи материи, но способна проникнуть в любую вещь и наполнять её собой, поскольку природа естества в своём величии, достигающем абсолюта, безгранична и неделима. Ведь любое дело и любая вещь содержатся в идее, поскольку то и другое полностью тождественно друг другу из-за отсутствия у дела или в неоформившейся ещё вещи собственного тела, иными словами, сущности. Поэтому идею можно сравнить с океаном, а дела или вещи – с волнами. Вот вы хотите научиться проникать в скрытую материю и незаметно переноситься из одного места в другое. Но для этого вам нужно изучить способы проникновения в вещи и дела, а также развить в себе способность управления этой тёмной материи. Не так ли?
   Я утвердительно кивнул головой.
   –      Вот видите, – сказал профессор, – но для этого нужно иметь представление, что происходит во время этих действий. Потому что большой океан присутствует в маленькой волне, и наоборот. Несмотря на внешние различия, и то, и другое – одно и то же. Ведь действия или вещи происходят или образуются благодаря идеи, подобно тому, как волны получаются благодаря воде, и подобно тому, как все дхармы, то есть, единичное, возникают из абсолюта. Поэтому дело или вещь может выявить идею, так как идея схватывает вещь или дело, а последние не имеют собственной природы. А раз так, то идея как бы вселяется во все дела и вещи и активно показывает себя. Это можно сравнить с волнами, так же не имеющими собственной природы, но выявляющими сущность воды. Во всём этом есть активное начало, и этим активным началом может стать человек, если он погрузится в темную материю, иными словами окунётся в этот океан и наполнится его силой.
   –      Но как человек может воздействовать на эту материю? – спросил я его.
   На это профессор мне ответил:
   –      Человек может стать носителем идеи. А посредством идеи уничтожается вещь или дело, поскольку, когда идея схватывает вещь или дело, то знаки или виды последних исчезают, и выявляется только единая истинная идея, которая творит материю, и за приделами которой не остаётся даже части этих дел или вещей. Данное соотношение между идеями и вещами можно сравнить с уничтожением волн водой, вследствие чего волны исчерпываются и остаётся только вода. Дела и вещи могут скрывать идею. Истина следует закону причинности, устанавливает цепь событий или происхождения вещей, которые приобретают внешнее выражение. Однако абсолют, принципиально отличаясь от дел и вещей отсутствием знака или вида, остаётся невидимым для обыкновенного человека. Это подобно тому, как вода, становясь волнами, показывает движение, а её спокойствие скрыто.
   –      Значит, – воскликнул я, приходя в возбуждение, – для того чтобы управлять тёмной материей, необходимо глубоко погрузиться в неё и проникнуться её сущностью!
   –      Абсолютно верно, – улыбнувшись, заметил профессор, – Истинная идея, или просто скажем, Истина и есть дела и вещи, поскольку она не может быть вне их по двум причинам. Первое – у дел и вещей нет собственной сущности. И второе – в своём возникновении они опираются на неё. Поэтому абсолют обретает тело через дела и вещи, поскольку они и есть Истина.
   –      Но мне всё же не понятно, – сказал я, – как человек может смешаться с Истиной, стать её носителем?
   –      В том то и дело, – заметил профессор, – что дхармы дел и вещей, к которым можно отнести и самого человека, именно и есть Истина. Ведь что такое феноменальное бытие? Это – все мы, и дела, и вещи. Откуда-то мы берёмся и куда-то исчезаем, поэтому мы не имеем собственной природы и зависим в конечном счёте от Истины. Мы полностью идентичны ей. Но всё же Истина не является делами и вещами, поскольку абсолют, присутствующий в нас и во всех делах и вещах, не есть вещи и дела сами по себе. Истина и иллюзорные дела и вещи отличаются по виду подобно тому, как вода в волне и волны как таковые – не одно и то же.
   –      Значит, – осенило меня, – мы как бы являемся Истиной, и вместе с тем – не Истиной. Так это надо понимать?
   –      Совершено верно, – согласился со мной профессор, – наши дхармы, как и всех дел и вещей не есть Истина. Мы все – феномены, и мы отличаемся от абсолюта по знаку, по виду и по самой природе, которой в нас нет. Мы всего лишь производные от Истины и Абсолюта, и нам об этом не стоит забывать. Мы зависимы от них и не можем быть одинаковыми, но иногда мы можем временно воплощать всю их сущность. Всё зависит от нашего настроения на Истину и Абсолют. Когда мы временно ими становимся, то мы можем совершать любые дела и творить вещи. Мы можем воду превращать в вино, а песок – в золото. Если же мы эту силу направим на себя, то можем никогда не стареть, оставаясь всегда молодыми. Мы можем менять свою структуру, переноситься на расстояния, исчезать и вновь появляться в местах, где нас никто не ждёт. И всё это человек может добиться концентрацией своего сознания и своим духовным вхождением в состояние абсолюта.
   –      Но как это сделать? – спросил я, теряя надежду добиться в своей внутренней духовной структуре абсолютного совершенства.
   –      Всё это приходит само собой, – успокоил меня профессор, – если человек встаёт на этот путь. Главное, когда это начнёт происходить, не нужно ничего страшиться.
   –      Но я ничего не страшусь, – смело заявил я, – и я хотел бы освоить это искусство «здесь и сейчас».
   Услышав мою твёрдую решимость, профессор рассмеялся и сказал:
   –      Ну что же, можно попробовать. Учиться движению нужно, находясь в самом движении. А наша машина, идущая со скоростью сто километром в час, самое подходящее для этого место. Произведём эксперимент, как говорят современные учёные. Вы видите, что мы движемся, но в то же время остаёмся на одном месте. Мы как бы вывели себя из состояния покоя, но вместе с этим мы сохраняем вокруг себя покой и неподвижность. Как вы это объясняете?
   Я покачал головой, не находя этому объяснения.
   –      Мы все поместили себя в определённую сферу, – заметил профессор, видя мою нерешительность в суждениях, – ваше тело, можно сказать, всегда находится в состоянии покоя или относительной неподвижности, в то время как вы постоянно перемещаетесь в пространстве. Земля вертится вокруг своей оси и движется с большой скоростью вокруг солнца, которое в свою очередь летит по своей орбите вокруг ядра Галактики. Всё движется во Вселенной, как бы оставаясь на своём месте. Когда мы движемся, то не замечаем времени. Время создают движущиеся вокруг нас объекты. В нас самих же время не существует, потому что мы все вечны и не замечаем этого времени. Я уже говорил, упоминая Аристотеля, что изменение и движение каждого тела находится только в нём самом или там, где случится быть самому изменяющемуся или движущемуся предмету. Время же равномерно везде и при всём. Однако некоторые вещи, соединяясь вместе, в своём движении создают как бы неподвижную сферу. В данном случае – это наша машина, где мы находимся вчетвером. Существо, попадающее в эту сферу, как бы остаётся неподвижным, в то время как сама сфера перемещается. Тёмная материя по отношению к человеку тоже является такой сферой. Человек может запрыгнуть в неё и пролететь миллионы вёрст, а затем вернуться на то же самое место, откуда начал движение. Марка моей машины носит название «Субару», что у вас означает Плеяды. Это – созвездие на небесах. Находясь в моей машине, вы можете очутиться в этом созвездии.
   –      Как это? – удивился я.
   –      Мы чётко должны чувствовать границу объемлющей нас среды, – сказал профессор, – где существует абсолютная или относительная неподвижность. Прежде всего – это наша форма тела, за которую мы можем перемещаться духовно, когда наша душа покидает тело. Вы же не удивляетесь тому, что душа, покидая тело во время сна, отправляется путешествовать. Но так как душа наша является энергией, то она может увлечь тело в то место, куда мы стремится. Это может произойти мгновенно. Всё зависит от силы заряженности нашей души и степени напряжённости её энергии. Наше тело только кажется материальным, но оно, также, как и душа, пустотно, так как тоже состоит из энергии, но другого типа. Эта энергия более плотная и менее подвижная. Но так как энергия духа доминирует над энергией тела, то она может при определённых условиях, попав в какое-то место, привлечь тело к себе своей способностью концентрироваться до бесконечного напряжения. Поэтому мы можем, находясь в машине, перенестись в пустоту и очутиться в любой точке созвездия Плеяды космического пространства.
   –      Теоретически это может быть и так, – усомнился я, – но практически вряд ли мы сможем это сделать.
   –      Вы хотите в этом убедиться? – улыбнувшись, спросил профессор. – Так давайте попробуем это сделать. Сила человеческого духа безгранична. Миром правит дух и творит истину. А значит, его энергия способна не только влиять на все вещи и тела, но и видоизменять их, создавать или разрушать их, возвышать их до своего уровня, устанавливая тождество, сливаясь с ними, а также отделяться от них. В этом и есть единство и различие духа и тела. Дух выявляет тела и скрывает их. Попробуйте сконцентрироваться на чём-то одном, и вы поймёте, как легко управлять собой и всем миром, я имею ввиду, тем окружением вокруг вашего тела, которое вы различаете. Вы думаете, что это трудно сделать. Я уверяю вас: нисколько. Я вам помогу.
   При этих словах я вдруг почувствовал себя одним, сидящим на заднем сидении в несущейся по дороге машине. Не было ни профессора за рулём, ни моих спутников-монахов.
   –      Вот видите, – услышал я голос профессора откуда-то сверху, – сейчас вы остались одни. Так управляете же этой машиной при помощи вашей мысли, иначе вы разобьётесь.
   На меня тут же навалился страх, но голос профессора подбадривал меня:
   –      Ничего не бойтесь. Вы ещё не поняли всех возможностей, на которые способны ваша мысль и ваш дух. В данный момент ваше тело и дух неразлучны. Вам не грозит никакой опасности, потому что в данный момент в вашем существовании, или, иными словами, бытии, исчезли все противоречия и помехи, нет преград между вашим духом и телом, также, как и между вашей мыслью и действием. Вы сейчас представляете собой единый энергетический поток. Вы можете пронестись через любое препятствие, одолеть любую трудность. Как говорят, сейчас всё – по вашим плечам. Как видите, это может прийти к человеку одновременно и внезапно. В данный момент вам даже не нужна машина. Вы можете двигаться в пространстве без использования всяких там механизмов.
   И в этот момент я почувствовал, как машина раскололась и разлетелась в разные стороны. Я нёсся над дорогой подобно болиду и даже не чувствовал ветра, бьющего в лицо. Я как бы очутился в некой оболочке, которая отделила меня от всего мира.
   –      Попробуйте оторваться от дороги и взмыть в небо, – посоветовал мне голос профессора.
   И в то же мгновение я устремился в небо. Подо мной простирались суше и море, тянувшиеся параллельно друг другу с юга на север. И я летел над всем этим, подобно стремительной птице.
   –      Да, – сказал мне профессор, – вы только что научились создавать вокруг себя свою собственную сферу. Поздравляю вас! Таким способом вы можете перенестись в любую часть света и даже в космос. Мы можете подняться над землёй и испытать свои силы. Здесь – главное – ничего не бояться. Нужно всегда преодолевать свой страх. Как видите, это делается очень просто, нужно только ставить перед собой определённые задачи. И тогда можно добиваться многого. Ведь, как я вам уже говорил, наше существование только подтверждает отсутствие принципиального различия между феноменами и абсолютным совершенством, между нашим собственным «миром Дхармы» и «миром Дхармы без преград между делом и делом». Дух и тело едины, так же как едины истина и все вещи и дела, так как дела и вещи несут в себе природу абсолюта и, с другой стороны, собственной природы не имеют, а в конечном счёте кажущиеся различия между ними иллюзорные. В этом вы только что убедились на собственном примере. Главное – ничего в мире не бояться.
   После этих слов я вдруг полетел вниз и со всего маха шлёпнулся в кресло автомобиля профессора Онмёо-но-ками, который вёл машину. Рядом со мной сидели монахи Мосэ и Хотокэ. Профессор молчал, монахи дремали. От пережитых волнений мне не хотелось говорить, силы меня покидали. Я тоже погрузился в дрёму, меня сморил сон. Во сне мне опять привиделся отец Гонгэ. Он говорил мне:
   «Страх всегда возникает от неизвестности. Я тоже иногда испытывал приступы страха, но он быстро проходил. Главное здесь – найти объяснения тому, что происходит. После того как погиб Ричик, моя сестра начала бояться. Просыпаясь ночью, она будила весь дом и спрашивала, не слышим ли мы пение попугайчика. Я ничего не слышал. Однажды она призналась мне, что видела во сне Ричика, который вырос до человеческого роста. Он научился говорить и спрашивал её, почему она его задавила. Нет, он ей не угрожал, просто проявлял любопытство. Ричик уважал людей, потому что сам обладал интеллектом и считал нас высшими существами. Сестра боялась оставаться дома одной. По ночам она вскрикивала, металась во сне, мешала нам спать. Ей мерещилось, что Ричик садится рядом с ней на кровать и трогает её своим крылом, вызывая на откровенный разговор. Моя сестра от всего этого приходила в такое мрачное состояние духа, что все домочадцы не на шутку испугались за её здоровье. Да и она сама стала поговаривать, что если не уедет из нашего дома, то попадёт в психушку. Кончилось всё тем, что она, выскочила замуж за подвернувшегося ей парня и ушла от нас. И тогда уже мне стали слышаться по ночам трели Ричика. Но я совсем не боялся, а наоборот радовался его пению. Мне казалось, что он вернулся домой. Я могу привести много случаев, когда многим моим коллегам помогают птицы, звери и боги, охраняют их. Всё зависит от того, какой степени святости достигает монах. Особенно ревностным апологетам сутры удаётся чудесным образом вылечивать болезни, и изо рта у них исходит дивный аромат. Многие из них, будучи подвижниками, декламируя сутру Лотоса, обретали возможность возродиться в Западной земле Крайней Радости – «Гокураку Дзёдо» или на небе Тушита.
   Но тут меня вдруг разбудил голос профессора. Он сказал:
   –      Как видите, в мире существуют разные виды трансформации материи. Есть природные трансформации, техногенные, духовные и прочие, но во всех них присутствует энергия, и все мы состоим из материи, которая при ближайшем рассмотрении оказывается пустотой.
   Наша машина неслась в неизвестное будущее, в пустоту, где само время ускоряло свой бег, смыкаясь с вечностью.



ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ «Небесный Взор»


   Бренные, как плоть моя,
   Жемчуг и простая нить –
   Ничего не стоят здесь,
   А ведь как мечтаю я:
   «Тысячу бы лет прожить».

   Окура (V-903) «Манъёсю»


   Und Gott sprach: Seht da, ich habe euch gegeben allerlei Kraut, das sich besamt, auf der ganzen Erde und allerlei fruchtbare Baume, die sich besamen, zu eurer Speise, und allem Getier auf Erden und allen Vogeln unter dem Himmel und allem Gew;rm, das da lebt auf Erden, dass sie allerlei gr;nes Kraut essen. Und es geschah also.

   Машина профессора Онмёо-но-ками со мной и монахами Хотокэ и Мосэ неслась на север по автостраде через префектуры Хёго и Киото, то приближаясь к Японскому морю, то отдаляясь от него.
   –      Но в таком случае, учитель, как вы объясните нам то, что японское правительство всё ещё находится под контролем Соединённых Штатов? – спросил я профессора после некоторого раздумья.
   –      Всё очень просто, – ответил тот, – японское правительство находится сейчас между двух огней. С одной стороны, оно как бы является союзником Соединённых Штатов из-за подписанного договора безопасности и вынуждено следовать в своих международных отношениях в фарватере американской политики, с другой стороны, оно ничего не может изменить внутри своего государства, так как негласно должно подчиняться этой организации «Небесный Взор». Правительственных чиновников можно понять, а император, вообще, не имеет никакой власти.
   –      Но почему японское правительство должно подчиняться какой-то секретной организации? – возмутился Хотокэ.
   –      Потому что эта организация неуловимая, – пояснил профессор, – я уже сказал, что она находится уже как бы в другом измерении и стоит уже на более высокой ступени прогресса. Она обогнала наше человечество на тысячу лет.
   –      Неужели за полста лет можно сделать скачок в тысячу лет? – усомнился Мосэ.
   –      Всё зависит от того, в каком режиме работать, – пояснил профессор. – Представьте себе человеческое тело. Мозг человека работает до тех пор, пока не устаёт организм, после чего ему требуется отдых. Во время отдыха мозг отключается, чтобы дать организму возможность восстановиться. Поэтому мы вечером ложимся спать, а утром просыпаемся. Так и с нашим государством, мы не можем всё время работать в одном направлении, потому что должны заботиться о том, чтобы выращивать и производить продукты питания, строить дома, создавать целому народу условия для жизни. Но представьте сейчас себе другую страну, где вместо народа – один гигантский мозг, подключённый к системе постоянного питания, которому не требуется отдых, и который работает только в одном направлении – как усовершенствовать себя и стать недосягаемым ни для кого. Этот мозг движется в сторону прогресса со скоростью геометрической прогрессии по сравнению с нами. С ним невозможно тягаться. Поэтому этот мозг как бы перешёл для нас уже в другое измерение. Для своей безопасности он оградил себя от нас непроницаемой сферой и находится в невидимости нашего поля зрения.
   –      Поэтому вы и интересуетесь аномальными полями? – осенила догадка Хотокэ.
   –      Вот именно, – молвил профессор, обращаясь к Мосэ, – все эти аномальные явления на земле, есть не что иное, как места присутствия или действия этого мозга, иными словами, вашего отца. Нам кажется, что ваш отец создал не только опасное для человечества оружие, но и опоясал уже весь шар своими военными базами. Его базы невидимые и недосягаемые для нас. Мы можем только приблизительно определить места их пребывания, обнаружив аномальные поля. Но и поля эти перемещаются. Проникнуть в них мы не в состоянии. Люди, работающие в этих полях также невидимы для нас. Они могут находиться рядом с нами, слушать наши разговоры, проникать во все наши секреты. А когда нужно будет им, то являться к нам в любом образе, потому что они владеют своим электронно-психотропным оружием. А мы предстаём перед ними как беззащитные слепые котята.
   –      Да, – произнёс задумчиво Хотокэ. – В таком случае, с ними невозможно бороться. Любое наше сопротивление обречено на поражение.
   –      Поодиночке – да, мы не можем с ними бороться, – заметил профессор, – но если мы все вместе объединимся в единое целое, как всё наше человечество, то сможем противостоять им.
   –      Но как? – удивился Хотокэ.
   –      Одному государству, конечно же, с ними не справиться, – сказал профессор. – Японское правительство ничего против них не сможет сделать. Да и Соединённые Штаты – тоже. Только объединёнными усилиями мы смогли бы их одолеть. Но это дело непростое. И вся сложность заключается в том, что если японский народ и император примут сторону маркиза Канаэ, то тогда равновесие в политической констелляции мира нарушится и начнётся мировая война за господство в мире. И это станет концом нашей цивилизации. Борьба за доминирование ведётся в мире уже давно. Это происходит из-за того, что человеку свойственно стремиться к превосходству на другими, а одной стране – доминировать над соседями, пытаться стать самой могущественной державой в мире. Ещё двести пятьдесят лет тому назад Аидзава Сэйси в своей рукописи «Кагаку дзинкан» – «Простыми словами для непосвящённых» заметил: «Сперва повелитель, потом народ. Таков великий Путь мироздания. Необъятные моря, бесчисленные страны, а двух властителей над ними, естественно, быть не может. Восток – это обиталище божественного света, место, откуда появляется солнце, откуда исходит дыхание неба, и по времени это – весна. Это место, оттуда исходит всё сущее. И наша священная земля находится в голове Поднебесной. Значит, она должна главенствовать и править всеми государствами. Поэтому непрерывна преемственность императоров, постоянно и неизменно разделение между повелителями и вассалами. И так идёт от начала мира и по сей день». Стремление к совершенству часто перерастает к желанию превосходства. Это – как безумие.
   Подумав немного, он добавил:
   –      Сама по себе любая национальная идея опасна для мира и для человечества. Мы уже пережили две мировых войны за господство сильных держав на нашей планете, которые могли бы всех научить уму-разуму, заставить понять нас, что лучше всего жить мирно всем народам, без войн, без реваншей и мести, без посягательств на чужие территории, без эксплуатации одних стран другими, без устремлений к гегемонии сильных при подавлении слабых.
   –      Всё это – слова, – заметил Хотокэ, – но как конкретно вы можете бороться с этим?
   –      Конечно, мы можем наносить ядерные удары по их аномальным полям, но это будет происходить на нашей территории, и страдать от этого будем мы. Я думаю, что они уже защитили себя от радиации. Сбивать их летающие объекты нам не под силу, потому что у них лучшие технические возможности обнаружения опасности и ухода от наших ракет. Но мы можем получить доступ к их секретам, и вот тогда наша борьба с ними может быть на равных.
   –      И что для этого делается?
   Профессор въезжал в город Майдзуру. На улицах было довольно оживлённое движение. И некоторое время он молчал, сосредоточенно управляя автомобилем. И лишь после того, как машина выехала из города, профессор заговорил:
   –      Сейчас образовалась некая негласная коалиция между некоторыми патриотами Японии, Соединёнными Штатами, Россией и Израилем.
   –      Ну, с Соединёнными Штатами всё понятно, – оживился Мосэ, вступив в разговор, – они так просто никому не уступят своего лидерства в мире. Но почему Израиль принимает в этом участие?
   –      Во-первых, эта страна связана союзническими узами с Америкой. Во-вторых, она обладает высокими технологическими и оперативно-тактическими возможностями. И, в-третьих, евреи видят опасность для своей религии при установлении господствующего положения синтоизма во всём мире под эгидой духа Ямато-дамаси.
   –      А Россия? Какие у неё интересы в этом деле? – спросил я. – Как вы думаете?
   –      У маркиза Канаэ с Россией особый счёт, – объяснил профессор, – в 1945 году Россия нанесла удар по Японии и Манчжурии, разорвав договор о ненападении, который спасал её во время войны с Германием. Маркиз Канаэ считает несоблюдение Россией договора о нейтралитете предательством.
   –      Но Япония напала на Россию в 1904 году в Порт-Артуре вообще без объявления войны, – заметил Мосэ. – Неужели мой отец такой щепетильный в этих делах?
   –      Очень, насколько можно судить по его политике, – заметил профессор. – Более того, он считает, что Россия захватила у Японии в ходе этой войны «северные территории», за что должна понести наказание в первую очередь.
   –      Значит, первым шагом маркиза Канаэ будет нападение на Россию? – произнёс Хотокэ.
   –      Не только нападение, но и уничтожение этой страны, – сказал профессор, кивая головой. – В течение полувека им делается всё возможное, чтобы разжечь ненависть к северному соседу в массе японского народа, и оправдать развал этой страны.
   –      Начало уже было сделано Японией в русско-японскую войну, когда на японские деньги была финансирована первая русская революция, – заметил я.
   –      Да, – согласился профессор, – а сейчас японское правительство под нажимом маркиза Канаэ делает всё возможное, чтобы перессорить народы, живущие на территории Российской Федерации. Ему уже удалось развалить СССР. На очереди – следующий этап: раздробить эту страну на мелкие княжества. Но главное, как они считают, это – столкнуть во вражде две страны: Россию и Америку. После того, когда они передерутся и ослабнут, Япония станет самой могущественной страной мира. За уничтожением России и возвращением «северных территорий» последует уничтожение Соединённых Штатов и возвращение «южных территории». Затем, чтобы стать настоящей империей, Япония прирастит к себе «западные территории» за счет Китая, Кореи и других стран Азии. И так далее. Маркиз Канаэ не принимает Израиль всерьёз как противника.
   –      Неужели им движет только месть за прошлое поражение? – удивился я. – Но что это даст японскому народу?
   –      Ничего хорошего не даст, – согласился профессор, – в этом случае, японский народ построит свою империю на такой крови десятков народов и стран, какой не было с начала истории существования человечества. Вместо созидательной жизни, везде будут хаос и развалины, сотни миллионов трупов людей. Такой победы истинным японцам не нужно. Никому не нужны такие жертвы кроме самого маркиза Канаэ.
   –      А ваш какой во всём этом интерес? – вдруг спросил Мосэ профессора.
   Профессор ответил не сразу, но когда он произносил слова, то в них чувствовалась внутренняя убеждённость:
   –      Я – истинный японец-патриот, поэтому и не хочу, чтобы из-за каких-то дурацких амбиций кто-то погубил весь этот прекрасный мир. Приблизительно в то же время другой наш философ Каибара Эккэн в свитке «Годзёкун» – «Смысл пяти постоянств» говорил: «Где же главный источник четырёх добродетелей – человеколюбия, долга, ритуала и мудрости, находящихся в человеческом сердце? Откуда его получают? Отвечаю: Этот источник на Небе. От Неба он доходит до сердца человека». Поэтому на Небе вступили в схватку две противоборствующие силы: одна стремится уничтожить человечество, а другая его спасает.
   –      Но каким образом? – спросил я, – мне казалось раньше, что человечество живёт своим умом без вмешательства разных потусторонних сил.
   –      Но это – заблуждение, – возразил мне профессор, – ведь люди – не простые животные, подобные овцам, пасущимся на лугах. Люди живут идеями, мыслями, которые нисходят на них с небес. Человек – существо космическое. Учение Кэгон как раз и доказывает это. У человека есть особое понимание пространства. Мудрецы учения Кэгон представляют мир как распускающийся цветок, где постоянно создаются сферы и пространства, заполненные живыми сущностями. Это – как лепестки цветка, стремящиеся к красоте и совершенству. Всё в мире состоит из пространств и сфер. Одна сфера поглощает другую. Человек, понимающий этот процесс, приобретает особые знания о том, как проникать в эти сферы и как их поглощать, потому что в самих этих сферах таится Истина.
   –      Что это за сферы? – спросил я.
   –      Назовём их телами, – подумав, ответил профессор, – таких тел десять, также, как и времён. Все эти тела по буддийскому учению Хуаянь, или как мы говорим Кэгон, связаны с «мирами Дхармы». Но есть истинная реальность, так сказать, истинное тело или пространство, которое влияет на развитие всего живого в мире, и что разграничивает сам мир на живую природу и неживую. Истинное тело, как мы называем его «синдзин», является субстратом или сущностью всех «миров Дхармы», его телом или сферой. Из этого «тела Закона» и происходит эманация всех частных тел. Это учение насчитывает таких основных тел десять. В них входят всё природное и духовное, техногенное и искусственное. Ведь сама живая природа постоянно работает над тем, чтобы совершенствоваться. Вся эта градация тел заключена в некой шкале по степени своего очищения и трансформации через совершенствование. Я не буду говорить о ней подробно, так как вы её знаете, скажу лишь несколько слов о степенях расцвета её жизненных сил. Любое живое существо в нашем мире, прежде всего, обладает своим телом, так сказать, телом живых существ, это – субстрат всех имеющих чувство. Это – замкнутая жизненная сфера, которая внутри человека поддерживает жизнь и содействует развитию существа. Вторая сфера или тело воплощено в неживой природе, а именно, в «сфере-сосуде» – среде обитание, которую мы ещё называем телом страны – «кокудо-син». Третья сфера воздаяния скрыта в плоде трудовой деятельности, как результате деяний. Эти деяния очищают человека и развивают его интеллектуально. При помощи этой сферы человек поднимается на более высокую ступень своего духовного развития. Именно духовное развитие человека ведёт к вершинам совершенства, очищая его душу от мирской грязи. Таких ступеней несколько. Мы их называем сферами шраваков, пратьекабудд и бодхиссатв, ведущих к просветлению. Затем тело и сознание совершенного человека вступает в новую сферу и получает тело татхагаты, выражающую «благую сущность» Будды, но это – всё ещё наше тело, а не тело абсолюта. И вот затем мы проникаем в сферу мудрости, которая нас приводит к высшей тайне закона, царящей во Вселенной, и мы обретаем истинные знания и мысли о всём происходящем в мире. И, наконец, мы вступаем в так называемое «тело пространства», соединяясь с единым сознанием, которым и является Распустившийся Цветок – Хуаянь. К нему ведут многие пути, но только один из них является прямым и истинным, – это духовный путь развития, который не имеет ничего общего ни с техногенным путём, ни с другими искусственными устремлениями человека. Это – путь истинный и единственный. Можно создать прекрасную удобную и комфортабельную техногенную сферу, жить при помощи разумных механизмов, облегчающих жизнь, но ни на йоту не приблизиться к истинному пониманию происходящего в мире. Более того, все эти хитроумные устройства и механизмы только отдаляют человека от истинного совершенства, закрывают ему путь к своему истинному природному развитию, вводят его в гонку доминирования над вещами, что в конечном результате разрушает его самого. Человек как бы стаёт поглотителем сфер. Ведь один человек может даже поглотить государство, целую страну с её народом, но это поглощение его только разрушает. Ведь говорят же, что у того, у кого хороший аппетит, обычно плохое пищеварение.
   При этих словах профессор улыбнулся и замолчал.
   Некоторое время все мы молчали. Машина неслась по автостраде вдоль побережья к портовому городу Цуруга. При въезде в город профессор спросил монахов:
   –      Проголодались?
   –      Есть немного, – признался Мосэ.
   От разговора и волнений, пережитых в дороге, всем хотелось есть.
   –      Хорошо, сказал профессор, – остановимся где-нибудь в неприметном месте, чтобы не привлекать внимания. Мне тоже нужно немного отдохнуть и подкрепиться.
   Профессор остановил машину на окраине города возле маленькой невзрачной закусочной под названием «Сакана-яки» – «Жареная рыба».
   Мы вышли из машины и устроились в маленьком зале – всего на пять – шесть мест – на крутящихся табуретах у стойки. Кроме нас посетителей в зале не было. Хозяин закусочной, опрятный и расторопный старичок, поклонившись, поставил перед нами стаканы с холодной водой и подал салфетки сибори.
   –      Чего изволите? – спросил он после приветственных слов.
   –      Ваше фирменное блюдо, – улыбнувшись, ответил ему профессор.
   Хозяин тут же засуетился, приготавливая морскую рыбу, залитую яйцами. Поставил перед нами закуску и целебный настой из водорослей – фирменный напиток. Мне показалось, что профессор уже бывал здесь раньше и знаком с хозяином закусочной, только не подавал вида. Пока старик суетился возле плиты, мы от нечего делать смотрели висящий перед ними телевизор. На экране показывали игру какой-то бейсбольной команды. Вдруг передача прервалась, и диктор местной телевизионной станции сделал заявление:
   «Нами только что получено сообщение об автомобильной аварии, случившейся на дороге номер двадцать четыре у подножия горы Дайсан префектуры Тоттори. В результате аварии погиб на месте водитель машины марки Тойота «Карина», служащий компании «Кара-фрост» господин Накамура из города Цуруга. По-видимому, господин Накамура находился в горах в отпуске и занимался фотографией и изучением птиц – орнитологией. Грузовик, судя по отпечаткам шин, протаранивший машину Накамуры, исчез с места аварии. Полицией ведётся её поиск. Просьба ко всем, кто что-либо знает о происшествии, или встречал грузовик с повреждениями и разбитыми фарами, обращаться в полицию».
   Услышав это сообщение, Мосэ и Хотокэ подскочили на месте.
   –      Мы его знаем, – возбуждённо воскликнул Хотокэ, – два дня назад мы с ним познакомились на горе Дайсан.
   Это сообщение заинтересовало профессора.
   –      О чём вы с ним говорили? – спросил он монахов.
   –      Да ни о чём особенно, – тут же уклончиво ответил Мосэ и посмотрел на Хотокэ. – Он нам рассказал, что увлекается орнитологией и снимает птиц в горах, мы ему сказали, что решили отдохнуть и посмотреть на местные достопримечательности. Ничего интересного он нам не сообщил.
   –      Странно, – вслух произнёс профессор, как бы рассуждая с собой, – обычно попавшие в аварию водители оказывают друг другу помощь. Во всяком случае, вызывают на место происшествия полицию и машину скорой помощи, а тут шофер грузовика просто исчез. Что-то мне всё это не нравится. Похоже на убийство.
   Монахи промолчали.
   Хозяин поставил перед нами рыбную яичницу, блюдца с салатами и чашечки с соевым соусом. Мы, разломив разовые палочки, стали есть фирменное блюдо.
   –      Скажите, профессор, – задал вопрос Мосэ, немного насытившись и успокоившись, – если вы уж так откровенны с нами, что означают все эти знания, которые возникают от свечения старых деревьев в виде голограмм, и на каком языке они написаны?
   Профессор задумался, а затем сказал:
   –      Эти знания и раньше были в ходу на Древнем Востоке. Но потом с общей деградацией человечества утратили своё значение. Расшифровать современным ученым их вряд ли удастся, потому что утеряны в нашей современной логике все ключи к их пониманию. Я надеюсь, что это удастся сделать вам, так как человечество подошло к своему опасному порогу существования, развиваясь по техногенному пути, за которым может последовать конец всей земной цивилизации. Я полагаю, что у вас хватит мудрости или просветления разобраться в них. В нашем мире накопилось много мудрых знаний, но все они отделены друг от друга стеной неприятия, потому что и среди знаний, в силу человеческой природы, идёт борьба за доминирование.
   –      Но чего вы хотели от нас добиться, запуская нас по этому маршруту? – спросил профессора Мосэ. – Мы же не владеем знаньями древности, и даже не понимаем на каком языке они изложены.
   –      Я думаю, – ответил профессор, – что рано или поздно вы войдёте в контакт с древними сущностями через свой мистический опыт, и они помогут вам понять их язык. Думаю, что они уже наблюдают за вами.
   –      Что вы такое говорите?! – испуганно воскликнул я. – Они следили за нами?
   –      Я думаю, что они это делают с самого вашего отъезда из города Ёсида, – кивнул головой профессор.
   –      Значит, мы были для вас как бы подсадными утками? – раздосадовано произнёс Мосэ. – Они следили за нами, а вы – за ними?
   –      Что-то в этом роде, – согласился профессор, и, улыбнувшись, добавил, – не сердитесь, вы нам сослужили хорошую службу. Сейчас мы знаем, как они передвигаются, как возникают и исчезают, какие принимают обличия, и как осуществляют своё влияние.
   –      Что делают? – не понял Мосэ.
   –      Как пытаются повлиять на мир, – сказал профессор.
   –      Как вы это узнали?
   –      Везде, куда вы направлялись, я мысленно мог следовать за вами и видеть всё, что вы делали. Я видел то, что происходило с вами, но вот последние три дня почему-то не смог проникнуть в сферу вашей деятельности. Как будто, что-то отключило моё сознание от вас. Так случается, когда между предметом наблюдения и менталистом возникает защитный экран. Вы его поставить не могли, значит, что-то возникло такое, что оградило меня от вас, или же вы попали в какое-то непроницаемое поле. Я знаю, что тёмный мир воздействует на вас, но в какой степени ему это удаётся, мне пока не ясно.
   –      В таком случае, – заметил я, – мне понятно появление у деревьев адмирала Того, старцев Сиросиво и Куросиво, а также принцессы Ото-химэ и Летающего Зайца, который нас переносил из одной части острова Кюсю в другую. Все они являются производными тёмной материи?
   –      Сложно сказать, чем они являются, – молвил профессор, – вокруг вас сейчас сконцентрировалось столько сфер, или, как буддисты называют, «миров Дхармы», что мне во всём этом трудно разобраться. Я думаю, что в этом есть и влияние «Небесного Взора», и разных духовных сущностей, обитающих в древних местах, и даже чуждых нам криттеров, желающих проникнуть в наше измерение.
   –      А что вы думаете о Летающем Зайце? – спросил я его.
   – Летающий Заяц – космическое существо, как я думаю, – заметил профессор, – с тем, кто установил с ним связь, вероятно, общается космический разум. Его кругозор намного шире человеческого, поэтому во время опасности он способен подсказать вам способы защиты. Но здесь я думаю вмешивается нечто, чего я не предвидел и никак не ожидал. Оно пытается установить с вами связь и может быть даже подчинить вас своей воле.
   –      Как это? – удивились мы.
   –      Пока мне это не понятно, – сказал профессор.
   –      А как же быть с тем Синим Драконом, который спустился с дерева в нашем храме Роккакудзи и говорил со мной? – спросил его Мосэ.
   –      Синий Дракон – наш союзник, – ответил профессор, – он нам помогает в этом деле. Но в наши дела вмешиваются не только силы тёмной материи, но и некие техногенные силы скрытой земной цивилизации, а, может быть, и какие-то ещё космические силы небесных странников.
   –      Инопланетян? – спросил я.
   –      Возможно, – ответил профессор.
   –      У меня создаётся такое впечатление, – заметил я, – что призраки свободно проникают в наш мир. Но почему мы не можем проникать в их мир?
   –      Мы тоже можем туда проникать, – спокойно заявил профессор, – но для этого требуются особые знания. В средние века в Японии было создано учение «Ниндзюцу» – техника особого проникновения в запредельные сферы. Это искусство широко использовалось в разных интригах времён эпохи Токугава, но мало кто знает, что оно разрабатывалось знаменитыми ниндзя того времени, такими как Ито Гингецу и Фудзита Сэйко на основе всё того же буддийского учения Кэгон – Хуаянь. Эти знания записывались ими невидимой тушью и предназначались только для посвящённых. Самураи, достигающие высокого мастерства в овладении этим искусством, получали высшие титулы ниндзя, называясь шуйке и цэши, превращались в призраки, могли проникать в любые сферы и преодолевать мгновенно любые расстояния. Всё их искусство и знания приобретались через особую муштровку духа и тела, которые позволяли им в совершенстве владеть собой и добиваться поставленных целей. Все их тренировки и виды медитаций строились на трёх принципах. Это – постижение сути истинной пустоту, по-японски, «синку кан»; постижение сути отсутствия преград между замыслом и делом – «ри-дзи мугэ кан»; и постижение всеобщей и полной взаимовключаемости – «сюхэн гонкаку кан». Путём проникновения в запредельные сферы и полного своего растворения в действительности эти гениальные ниндзя-разведчики обретали определённые свойства и способности. Они могли достичь совершенной тождественности с обрабатываемым объектом, и это осуществлялось при помощи полного их соответствия с овладеваемым ими образом вещи. Их мастерство строилось на искусном усвоении и использовании двух доктрин: "дзюгэнги" – "десять сокровенных значений" и "шести знаков" – "рокусо", помогающим им трансформировать своё тело в любые формы и состояния. В этом искусстве "десять сокровенных значений" увязывались с "шестью знаками", что порождало стройную систему перевоплощений и трансценденций. Одно из таких значений носило девиз: «Одновременность – полнота – соответствие», и называлось "Владение секретом «додзи гусоку соо»". Так, например, средневековый ниндзя-монах Содзё из храма «Ниндзя-дэра» в Канадзаве мог одновременно превращаться в камень, лужу и птицу, летящую в небе, а также, в её отражение на воде. В своих превращениях он всегда сохранял «одновременность, полноту и соответствие», становясь как бы частью пейзажа и полностью растворяясь в природе, да так, что ни один художник не мог разглядеть в нём человека и отличить от живой природы. Некоторые ниндзя-монахи могли так вплавляться в действительность, что происходило взаимное слияние и несходство одного и многого. Так монах Кубата мог предстать перед зрителем в образе множества войска, притом все воины в этом войске выглядели с разными свирепыми лицами, что наводило страх на противника. Его искусство называлось «ити-та соё фудо». Другой монах Эйгэн был способен добиваться тождества дхарм и самостоятельное их существование. Он легко превращал камни в алмазы и бриллианты, мог из воздуха сооружать повозки, а из воды мастерить одежды. Его искусство называлось «сёхо сосоку дзидай». Ещё был одни монах по прозвищу Мёсэцуна, который владел мастерством управления сетью Индры. Это мастерство он называл «Индра мокёкай». Однажды я собственными глазами видел, как он забросил эту сеть в озеро, а когда вынул, то из сети вышло несколько десятков красавиц, которые стали прислуживать князю Маэда на пиру в известном парке «Кэнрокуэн». Я могу привести ещё множество примеров, когда монахи, овладевая искусством проникновения в тёмную материю, совершали чудеса, в которые отказывался верить разум.
   –      Неужели и в самом деле такое происходило? – усомнился я.
   –      Да, – ответил Повелитель Светлого и Тёмного Пути, – есть даже исторические свидетельства: когда поэт Мацуо Басё в своём путешествии добрался до княжества Кага, монах Сэйсин, встречавший его, пользуясь искусством «установления взаимного слияния мелкого и тонкого» – «микай соё анрю», ночью у костра при помощи воли собрал из светлячков в воздухе светящийся шар, который подлетел к костру и под звуки его флейты превратился в тонкий светящийся диск над их головами и стал кружиться в воздухе, исполняя хоровод.
   –      Не может быть! – воскликнул я, пораженный этим рассказом.
   –      Под впечатлением этой картины поэтом было написано известное стихотворение в стиле хайку приёмом Тайгэндомэ – недосказанности:

   Хару-но ё-но
   Юмэ-но укихаси
   Тодаэсите
   Мине-ни вакаруру
   Ёко кумо-но сора.

   Весенней ночью я отдался снам,
   И мне пригрезился, как в дымке, мост богов –
   И вдруг исчез…
   А между пиков там –
   Лишь небо в лентах облаков.

   – Как видите, – продолжал профессор, – искусство проникновения ниндзюцу способствовало даже развитию творческой мысли в стихосложении, и ни только этому. Но все эти чудеса разрушают границы между измерениями, что может привести сам наш мир к гибели. Это ещё заметил философ Накаи Тикудзан, живший во второй половине восемнадцатого века. В своей книге «Кусагая-но кигон» – «Заклинание травы» он говорил: «Моление и просьбы к богам – большое зло для человеческой души. То, что нужно тебе, исходит из твоей души по велению мудрых и хранится в глубинах». Приблизительно об этом же говорил один монах по имени Кёрай, который, опираясь на учение Кэгон, создал свои знания и разработал своё искусство, дав ему название «Химицу сигэн кудзё» – «Постижение тайн скрытого и явного». Это его учение опиралось на философию хуаяньского патриарха Чэнгуаня, где смысл самого этого значения заключался в утверждении, что любое «явное» предполагает неотделимое от него «скрытое», то есть, любое ограниченное и единичное в самом широком смысле является только частью целого, со всеми оговорками, касающимися отсутствия у этой части собственной природы. Чэнгуань, обозначив «скрытое» и «явное» установил между ними четыре типа отношений. Во-первых, говорил он, если «это» полностью «схватывает», другими словам, включает или объемлет «то», то «это» является «явным», а «то» – скрытым. Во-вторых, то же самое происходит в отношении «того». В-третьих, в момент схватывания, или как мы говорим, проникновения, вплавляемости «этим» «того» происходит схватывание «тем» «этого». Данный процесс происходит по закону взаимозависимого возникновения и свидетельствует об одновременном существовании «скрытого и явного». И наконец, в-четвёртых, он доказал, что предыдущее соотношение показывает, что нельзя говорить об абсолютном «скрытом» и «явном». На основе этих выводов монах-ниндзя разработал собственную методику проникновения из явного в скрытое и из скрытого в явное, и мог перемещаться между разными областями и сферами, открывая тайны или засекречивая их. Влияние учения Кэгон на мастерство ниндзюцу привело некоторых мыслителей к пониманию некоторых метаморфоз, происходящих в тёмной материи, где существует «отсутствие преград между собственным существованием широкого и узкого». Это явление монахи-ниндзя назвали «Ко-гё дзидзай мугэ», когда происходит взаимопроникновение сфер, и что-то одно уменьшается, в то время как другое увеличивается. Чтобы вам яснее было понятно, скажу, что существует наличие друг в друге большого и малого. К примеру, есть такое популярное сравнение – на кончике волоска находится буддийский храм. Так вот, один из монахов по прозвищу Даппо, используя это искусство, мог превращаться в маленькую мышь или принимать образ высокого дерева, а также буддийского храма. Но и это ещё не всё. Мысль ниндзюцу развивалась дальше и мастерство монахов и самураев-ниндзя продолжало совершенствоваться. Монахи научились из одного времени попадать в другое. Это искусство обрело название «Дзиссэ кякухо идзё» – «Отличное друг от друга становление дхарм десяти временных миров». Ещё в своё время китайский хуаяньский монах и философ Фацзан говорил, что «десять временных миров получаются следующим образом: «В каждом из трёх миров – прошлом, будущем и настоящем – имеются, кроме того, прошлое, будущее и также настоящее – и получается девять миров. Поскольку девять миров входят в друг друга, образуется единое общее. Общее и отдельные миры, соединяясь, составляют десять миров. Тем не менее, каждое время сохраняет присущий ему знак». Овладев этим мастерством проникновения в разные времена, ниндзя могли путешествовать из одной эпохи в другую. Они как бы обретали способность бессмертия и могли жить вечно, переходя из одного течения времени в другое.
   –      Так вот почему Летающий Заяц, эта небесная сущность, после разговора с нами вознёсся на небо, – заметил я, – сейчас мне многое понятно – и появление маркиза Того, и общение с людьми принцессы Ото-химэ.
   –      Это – разные вещи, – поправил меня профессор, – адмирал Того не обладал этим искусство. Просто вы тогда общались с душой умершего человека. И такое возможно в тёмной материи. А что касается принцессы Ото-химэ, то её сущность ещё проявится, и вы поймёте, кто она есть на самом деле. Но если вы это искусство освоите в совершенстве, то сможете сами обрести бессмертие, переходя из одного время в другое, совершая разные трансформации и метаморфозы, как это делали и делают до сих пор многие ниндзя-сущности. Но и это ещё не всё. Искусство проникновения «ниндзюцу» открыло секрет управления всеми вещами в мире. Это явление было названо «Сюхан эммё гудоку» – «Совершенные, светлые и полные добродетели хозяина и слуги». Это искусство помогало самураям ставать хозяевами положения и духовно управлять слугами, не только людьми, но и теми сущностями, которые могли им подчиниться. Так возникло прикладное искусство ниндзюцу – управление сознанием. Это не только гипноз, но и способность уговаривания объектов акции, прямое и мягкое влияние на психику субъектов. Ведь люди общаются между собой, и в ходе этого общения добиваются поставленной ими цели, уговаривая других, подчиняя их своей воле и навязывая им свои желания. Этим делом – оказыванием словестного воздействия друг на друга – люди стали заниматься со времён возникновения человечества. Многим удалось достичь большого мастерства, в частности, знахарям, колдунам, жрецам, политикам, торговцам, ловеласам, аферистам и лазутчикам. Как правило, они применяли способы и приёмы, придуманные ими самими, опираясь на природную хитрость и умение обхаживать людей. Никто не делился с другими секретами своего искусства, скрывая в себе эту способность, как тайную силу. Но монахи-ниндзя, помогая своим князьям и политикам в обретении власти, систематизировали эти знания, а наиболее эффектные приёмы уговаривания и технику проникновения в сознание противника возвели в степень науки. Эта наука состояла из искусства знакомиться, развивания знакомства и мастерства уговаривания. Но главная тайная доктрина учения ниндзюцу всё же состояло в другом, а именно, в умении управлять вещами. Учение считало: «Хозяин» – главное, «слуга» – следуемое за главным. Это было не искусство доминирования, а умение мягкого управления событиями и даже своей судьбой. Ведь ещё философ Чэнгуань обращал внимание на то, что по закону зависимого существования и «взвимовправляемости» одного и многого, «слуга» имеет те же добродетели, что и «хозяин», иначе говоря, содержание «главного» в целом идентично содержанию «следуемого за главным». Однако на уровне феноменального бытия иерархический порядок обязательным образом должен сохраняться: главное никогда не может быть подчинённым, и наоборот. Но искусство ниндзюцу разработало знания, где слуга может превращаться в хозяина. Ведь можно, обладая определёнными знаниями, очень легко доминанту любой вещи превратить в управляемый рычаг. Но на этом пути есть одно препятствие, которое никто не сможет обойти, о нём и повествуется в учении «Кэгон-кё: «Бодхисатва Мудрость Закона – Хоэ – проповедует из своего «мира» собранию бодхисатв, находящихся в их собственных «мирах». Эти бодхисатвы, в свою очередь, будут повторять проповеди наставника. Несмотря на то, что все они, как и Мудрость Закона, обладают высшими добродетелями, а их «миры» наполнены «учением Будды», тем не менее, они никогда не станут главными бодхисатвами, а Мудрость Закона – слугой».
   Слушая профессора, я попытался сравнить себя с ним, и пришёл к убеждению, что я никогда не смогу стать Повелителем Светлого и Тёмного Пути. Но я понял единственное, что я всегда могу оставаться самим собой, относясь к себе как слуга к хозяину, и тогда никто не сможет стать мной, или занять мой место, потому что для всех, кто метит на моё место, я буду оставаться хозяином.
   –      И последнее, – сказал профессор, – пик мастерства учения ниндзюцу, созданного Кэгон, достигается приобретением одной истины, которая называется «Такудзигэн хосё гэ» – «Объяснение рождения дхарм посредством выявления дел». По этой истине дхармы всех дел – «дзи» – появляются согласно закону причинности, отсюда возникают «дела», которые проявляются в комплексе, и которые видны в бесчисленных «мирах Дхармы». Действие дхарм порождает отсутствие преград между ними, и именно это, в свою очередь, выражает Истину. Для того чтобы влиять на действительность и взаимодействовать со всеми «мирами Дхармы», которые являются внутренними мирами любой сущности, вам нужно чётко различать шесть знаков: знак общего, знак отдельного, знак сходства, знак различия, знак становления и знак дробности. "Десять сокровенных значений" – это "знак общего"; то, что каждое из десяти значений возникает – "знак сходства"; то, что каждое "значение" имеет собственные характерные признаки, отличающие одно от другого, – "знак различия"; проявление "мира Дхармы" обусловлено "десятью значениями", и это – "знак становления"; то, что каждое "значение" имеет и сохраняет только ему присущие признаки – "знак дробности". Вам это понятно?
   Монахи закивали головами, я же только таращил глаза на профессора, стараясь вникнуть в суть его объяснения.
   –      Вот и отлично, – удовлетворённо произнёс профессор, – если вы овладеете пониманием связи значений со знаками, то овладеете не только сильным гипнозом, но и способностью проникновения в тёмную материю.
   Профессор закончил изложение своих мыслей и спросил:
   –      У вас есть ещё какие-то вопросы?
   Я развёл руками, а монахи при этих словах задумались. Я пытался переварить в голове весь этот поток навалившихся на меня знаний. Некоторое время мы все молчали.
   –      А почему вы на нас вышли? – вдруг спросил старика Хотокэ.
   –      Из-за него, – ответил профессор, указывая взглядом на Мосэ. – Дело в том, что он является, на самом деле, сыном маркиза Канаэ. И всю свою жизнь находится под неусыпным наблюдением маркиза. Нам стоило огромного труда убедить святого отца Гонгэ отпустить вас в это опасное путешествие. Если бы ни угроза третьей мировой войны и всемирной катастрофы, то вряд ли он согласился бы подвергнуть вас такой опасности, потому что он привязался к вам, как к своим собственным детям.
   –      Так значит, отец Гонгэ знал, на что мы идём? – спросил его Мосэ.
   Профессор кивнул головой. Монахи переглянулись.
   –      Всё равно, рано или поздно перед ним возник бы выбор, – профессор опять кивнул головой на Мосэ. – Быть ему вместе с отцом, или оставаться с нами, со старым миром, который не желает гибнуть ради прихоти одного пусть даже высшего существа. Так что это – всё, что я могу вам сказать. Больше у меня нет от вас секретов. Решайте сами, с кем вы будете.
   Старик замолчал, и устало опустил голову. Мосэ и Хотокэ переглянулись. За эти полдня у нас полностью перевернулось всё представление об этом мире. Нам нужно было собраться с мыслями, чтобы всё обдумать.
   Бейсбольный матч, транслирующийся по телевизору, прервался, и опять появилось лицо местного диктора, который сообщил, что только что был обнаружен брошенный грузовик в районе Маруяма, которым была протаранена машина служащего Накамура. Водителя поблизости не оказалось. Как выяснилось, машина была угнана неизвестными похитителями этим утром в районе Акамацу.
   –      М-да, – произнёс профессор, прослушав это сообщение, – что делается-то на свете! Нам пора ехать.
   Выпив зелёный чай, монахи вышли на улицу, профессор задержался, чтобы оплатить счёт. Затем мы сели в машину и отправились в сторону города Фукуи. По небу со стороны запада ползли облака, кое-где прикрывая землю от палящего солнца. Профессор включил радио. Из репродуктора полились звуки симфонического оркестра, исполнявшего какое-то произведение из классического репертуара. Говорить никому не хотелось. Каждый был погружён в свои думы.
   Когда музыка прекратилась, Хотокэ спросил профессора:
   –      Когда мы можем отправиться домой в город Ёсида?
   Профессор выключил радиоприёмник и сказал:
   –      Конечно, вы можете отказаться от дальнейших действий и вернуться домой. Но у нас всех есть к вам большая просьба – продолжать участвовать в начатой нами работе. Потому что сведения, которые мы получили за эти несколько дней, благодаря вам, бесценны. Нам бы очень хотелось спасти будущий мир от катастрофы. И вы в этом нам можете помочь.
   Монахи переглянулись.
   –      Это значит, что нам опять нужно будет ездить по всей Японии, добывая знания, которые мы даже не можем понять?
   Профессор кивнул головой и сказал:
   –      Не скрою от вас, вы подвергаете свою жизнь опасности. И мы не всегда сможем вам помочь, потому что имеем дело с умным и коварным противником, обладающим незнакомой нам силой. Мы даже не знаем, что это за силы. Я вам высказал одно лишь предположение, что на наш мир оказывает влияние невидимая земная цивилизация. Но это может быть и не так. Эти силы могут проникать к нам и из космоса. Но если вы согласитесь с нами сотрудничать, то мы все будем вам очень признательны.
   –      Значит, следующее дерево растёт в Канадзаве? – спросил Хотокэ профессора.
   – Да, – тот кивнул головой, – дерево растёт на территории канадзавского разрушенного замка. Но у меня есть к вам просьба выучить на память карту этих деревьев и запомнить места, где вы собираетесь побывать. А саму карту нужно уничтожить. Неизвестно, что может случиться с вами в пути. Эта карта может попасть в руки к ним. Должен сказать, что нам удалось им внушить, что знания, получаемые вами, нами расшифровываются и тут же уничтожаются. Они до прибытия вас могут обследовать эти места и, обнаружив обман, поймут, что мы водим их за нос. Нужно сделать так, чтобы они как бы следили за вами, вели вас и приходили в нужное нам место.
   –      А почему вы выбрали именно эти деревья? – спросил его Хотокэ.
   –      Потому что эти деревья растут в районах аномальных полей, а это значит, что поблизости от этих гигантов есть места пребывания функционеров "Небесного Взора" маркиза Канаэ или других неизвестных нам сущностей, а также их базы или станции.
   –      Понятно, – вздохнув, произнёс Хотокэ.
   –      Скажите, профессор, – задумчиво произнёс Мосэ, – а эти знания, которые мы поучаем у священных деревьев, могут ли они попасть к ним?
   –      Дело в том, – пояснил профессор, – что они попадают к ним, и те пытаются их понять, но знания не поддаётся расшифровке, иначе бы они потеряли к этому интерес. К тому же они не совсем понимают, почему мы это делаем. Одним словом, пока игра продолжается, у нас есть возможность их изучать.
   –      А не пробовали вы напрямую выйти на них и выяснить все интересующие вас вопросы, и, может быть, как-то договориться?
   –      Они не идут с нами на контакт, – признался профессор, – мы им не интересны. Они считают нас не только вчерашним днём, но и людьми из средневековья, варварами, которых нужно, по их мнению, если не перебить всех, то, по крайней мере, пересортировать и держать в разных резервациях. К тому же они уже решили изменить наш мир, подогнать его под свои шаблоны. Так что мы уже давно упустили возможность переговоров с ними.
   Прошло некоторое время, мы ехали в полной тишине. Вокруг нас проносились живописные виды побережья Японского моря. Профессор, выйдя из задумчивости, сказал:
   –      Всё это я вам рассказал потому, что скоро мы приедем в самый мистический город Японии – Канадзаву. Там вы столкнётесь с необыкновенными вещами, перед вами откроется новый мир, и вам нужно быть к этому подготовленными. В Канадзаве я с вами расстанусь, и вы продолжите свой путь одни в неизвестный никому мир. Поэтому попытайтесь внутренне собраться и привести в рабочее состояние все ваши интеллектуальные способности.
   Мы ехали в город Фукуи.



ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ «Откровение святого Догэна»


   Как пылинка на ветру,
   Мы несёмся быстро в даль,
   Иль росинка по утру,
   Исчезаем от лучей,
   В нас – и радость и печаль
   Оттого, что мир – ничей.

   Окура «Манъёсю» (V-904)


   Und Gott sah alles an, was er gemacht hatte; und siehe da, es war sehr gut. Da ward aus Abend und Morgen der sechste Tag.

   Через час мы прибыли в город Фукуи, и профессор вдруг спросил нас:
   –      А не заночевать ли нам в храме Эйхэйдзи?
   Монахи слышали много историй, связанных с этим легендарным храмом, являющимся центром японского дзэн–буддизма, и с радостью согласились с предложением профессора. Я тоже не возражал.
   Онмёо-но-ками выехал из города Фукуи и направил машину на восток к предгорьям самого высокого хребта провинции Кага горы Хакусан. Через полчаса путники подъехали к храмовому комплексу Эйхэйдзи – «Храму Вечного Умиротворения», возвышающемуся террасами на склонах предгорья. Поставив машину на стоянку, профессор зарегистрировал нас в приёмной конторке, где находилось ещё несколько желающих студентов медитировать в позе «дзадзэн» после получения от наставника так называемых вопросов «коанов». Взяв ключи от комнат, именуемых в гостиничном комплексе кельями, профессор и мы прошли в небольшое двухэтажное здание, откуда был выход во внутренний двор, окружённый анфиладой храмовых пагод, соединённых коридорами. Получив скромные вегетарианские пайки, упакованные в коробках бэнто, профессор и мы заняли отведённые нам комнаты. Как ни странно, но гостиница оказалась европейского типа: удобные номера с европейской мебелью и совмещённой ванной комнатой и туалетом. После ужина профессор обратился к монахам:
   –      У меня в этом храме живёт один старый друг, занимающий в иерархии священников очень высокий пост. Зовут его Догэн также как нашего соотечественника – средневекового философа. После войны он долго скрывался здесь под вымышленным именем, но его учёность и подвижничество святого не дали ему укрыться от известности и славы верующих. Он много пережил за свою жизнь и находится в весьма преклонном возрасте. Обычно он не принимает учеников, но я попросил его принять вас. Думаю, что он может рассказать вам много поучительного и задать вопросы, на которые вам стоило бы найти ответы в вашей жизни. Итак, вы согласны посетить святейшего Догэна?
   –      Ещё бы, – воскликнули монахи и поклонились профессору, – мы много слышали о нём, и очень признательны вам за предоставленную возможность лицезреть живьём его самого лично.
   Его Святейшество жил и молился в самой верхней пагоде храмового комплекса, после которой уже происходило вознесение на небо. В его небольшой пагоде, последнем его пристанище в этом мире, имелся запечатанный выход в горы, который дзэн-буддийские монахи так и называли «Тэммон» – «Небесные врата». Вскоре через них святейшему Догэну предстояло вознестись в высшую обитель неземной радости.
   Профессор и мы прошли к пагоде святого через анфиладу коридоров и молитвенных залов, где в позе дзадзэн сидели вперемежку монахи монастыря Эйхэйдзи и прихожане, остановившиеся в гостинице. Оставив обувь у входа, профессор и я с монахами на коленях пролезли через узкий проход в прихожую Догэна, напоминающую чайный домик. Прямо на татами у стен лежало несколько подушек «дзабутонов». В середине комнаты с потолка свисал крюк, на который был подвешен чёрный закопченный чайник в дюйме от горящих древесных углей в углублении, имевшем вид квадратного каменного колодца. Этот открытый очаг был обложен досками из полированного дерева, на которых лежали посуда и все принадлежности для чайной церемонии. Профессор ударил в ладоши и воскликнул.
   –      Сэнсэй, мы прибыли!
   Через некоторое время из такого же низкого отверстия, расположенного напротив входа, выкарабкался древний совершенно высохший старец в чёрном кимоно. Длинные, редкие седые волосы на голове, усы и борода ниспадали, подобно струям белого водопада, на чёрную ткань, прикрывшую тщедушную грудь и спину старца. В облике этого пожилого человека, стоящего уже одной ногой в могиле, проступали черты благородства, а молодые проницательные глаза говорили о молодости его души. Старец поклонился нам и приступил к приготовлению чая, проявляя при этом юношескую сноровку. Он помешал железными щипцами угли в очаге и подлил в чайник немного чистой ключевой воды. Затем, доведя до кипения воду в чайнике, насыпал в большую чашку зелёного порошка и, плеснув на него кипятка, взбил его бамбуковой кисточкой до образования зелёной пены. Проделывая всё это, он вёл свой неторопливый рассказ:
   –      Сколько я прожил, столько уже не живут, – молвил он тихим, но ещё бодрым и выразительным голосом, – родился я в Тибете в большой семье, и в пять лет уже был отдан в монастырь моим отцом, где воспитывался монахом. Тогда в мире происходили разные события, но в Тибете жизнь никогда не менялась, потому что там люди живут вечными ценностями. Внизу у основания гор в долинах и на низменных местах могли проходить войны, совершаться революции, меняться идеологии и моральные ценности, но в горах на большой высоте всё оставалось неизменным, как пронизывающий тело холод и чистый горный воздух. В тридцатых годах двадцатого века изменялись государства, появлялись новые правители, которые хотели создавать империи ничуть не меньшие по размерам, чем империи Чингиз-хана или Александра Македонского. К нам на Тибет потянулись со всех концов мира посланцы новых правителей за нашими знаниями. Так уж случилось, что почти одновременно у нас находились посланники Сталина из России и Гитлера из Германии, интересовавшиеся Шамбалой. И тем, и другим нужны были знания, чтобы мудро управлять своими народами и расширять границы своих государств. Для этого они хотели создать нового человека, который мог бы преодолевать любые трудности и управлять большой массой народа. Их посланники изучали наши науки, получали от нас тайные знания для управления сознанием своих подданных. И те, и другие платили нам щедро, и у нас не было причин не делиться с ними нашими секретами. Но вскоре Сталин почувствовал, что его посланники из секретных служб Главного политуправления, побывав нашими воспитанниками, приобретают такую духовную и энергетическую силу влияния на народные массы, что становятся сильными и неуправляемыми личностями в его государстве. И он испугался. Перестал посылать к нам своих подданных на учёбу, а тех, которые вернулись на родину, по слухам, доходившим до нас, расстрелял. В Германии было совсем по-другому. Гитлер не боялся сильных личностей, он сам хотел сделать всех немцев высшей нацией в мире. Германия превыше всего, говорил он, и важно не то, какое оружие будет у народа, а важно то, какой дух приобретёт народ, способный носить это оружие. Он видел преимущество нашей религии, поэтому взял на свои знамёна наш символ – «мандзи» – свастику. В то же время Гитлер чувствовал опасность, исходящую от другого сильного религиозного учения – иудаизма. То, что было заимствовано в христианской библии у евреев под названием «Ветхого завета», совсем не совпадало с его идеологией. Тора учила людей: «Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы делали тебе». Эти мудрые слова, исходившие из уст самого Бога, совсем не вязались с государственными пропагандистскими доктринами Геббельса. Поэтом Гитлером было решено истребить всех евреев, чтобы не слышать этих слов Господа, мешающих ему быстро и дёшево строить великую империю германской нации. Впрочем, уже тогда руководство Германии подумывало, как вообще избавиться от христианства и создать свою новую религию. И Гимлер уже предпринимал такие усилия. На Востоке многим это нравилось. Даже здесь в Японии были силы, желающую освободить Европу от христианства. Ещё в эпоху Токугава японский философ Кумадзава Бандзан в своём сочинении на японском языке из «Собрания принципов учения» говорил: «Христианство – словно хроническая болезнь, трудно излечимая. Источник, вызывающий эту болезнь, – заблуждение человеческого сердца и страдания простого народа. Если заблуждения и страдания прекратятся, корни этой болезни будут подрезаны. Если, полагаясь на обещание последующей жизни законом Будды, сделать Закон ещё более совершенным и следовать ему, тогда учение Будды, в конечном счёте, может рассматриваться как предтеча христианства». Здесь, на Востоке, многие верили, что Германия станет буддийской страной и изменит порядок во всей Европе.
   Догэн прервал свой рассказ и стал разливать чай по чашкам и подавать их с низким поклоном нам. После этого он продолжил свой рассказ:
   –      Я был тогда ещё молодым и многого не понимал. Стремление к святости не сразу делает человека мудрым. В молодом возрасте никто из нас не застрахован от ошибок. Поэтому, по своей глупости, я оказался в числе трёх тысяч молодых лам, отправившихся в Германию, чтобы обучать и помогать духовному совершенствованию воинов высшей военной касты Гимлера, из которых потом формировались самые боеспособные отборные части СС. Поехал я ещё потому, что в то время было распропагандировано заявление идеологов геополитики Рейха о том, что нарушен древний уговор восточных волхвов о разграничении религий. И еврейские мудрецы в новом обличии нарушили границы Запада и Востока, для того чтобы изменить мир и подчинить его себе, иными словами, Золотому Тельцу или Мамоне. Обычно все войны, происходят от борьбы идеологий и религий. Нам, ламам, казалось, что мы едем в Европу сражаться за свою религию, против евреев и коммунистов, решивших упразднить все религии в мире и сделать нашу планету бездуховной. Я был одним из самых перспективных лам, владел многими языками, в том числе и японским, поэтому попал в ближайшее окружение Гитлера. Вместе с Лаутензаком составлял для фюрера восточные гороскопы. В то время и познакомился с вашим отцом.
   Услышав эти слова, Мосэ пришёл в волнение.
   –      Дело в том, – продолжал старец, – что тибетские ламы всегда заботились о своей независимости, и в какой-то степени боялись соседних стран, желавших сделать Тибет своей колонией. Одной из таких стран был Китай. В то время нам импонировала идеология Японии, ведущая войну с Китаем. Один из японских философов Камо Мабути ещё в середине восемнадцатого века в своём труде «Куни ико» излагал свои мысли так: «Что отличает человека от зверей и птиц, так это самовосхваление и призрение к другим людям. Это – обычай китайцев. Презирать другие страны как варваров – к чему такие речи! Всё живое в мироздании – одинаково черви». Тогда мне казалось, что Германия воюет со всем миром не только за самоутверждение, но ещё и за создание нового сильного человека, способного изменить весь мир и улучшить его. Вместе с Гимлером я был в некоторых частях германской армии, в особых соединениях СС. Чего скрывать, тогда я восхищался мощью Вермахта. Я повидал многих солдат в мире. Но таких солдат как в Германии в то время, мне нигде больше не доводилось видеть. Мне казалось, что они были рождены с оружием. На них была очень удобная и красивая форма. И рост у всех был высокий. Всё в них говорило о том, что они пришли в наш мир господствовать. И техника у них была превосходная – гармоничный симбиоз передовой науки и высокоразвитой промышленности. Они имели превосходные танки, орудия, самолёты. Почти все были вооружены автоматами. Наука в Германии была одной из самой передовой в мире. Мы, ламы, думали, что вот мы живём в новую эпоху переустройства мира, когда на наших глазах возникает новый порядок, создаются новые духовные ценности, когда Восток и Запад объединяются в единое творческое сообщество для построения высшей формы государственности и новых отношений между народами. Когда Запад и Восток протягивают друг другу руки, чтобы разрушить старый мир колониализма и объединить все народы на фундаменте новых нравственных ценностей. Мы радовались заключению пакта меду Берлином и Токио. Мы думали, наконец-то границы отчуждения между белой и жёлтой расами уничтожены. Начались победоносные войны. Германия захватила почти всю Европу, а Япония – Азию. Время триумфа и великой радости приближалось. Народы Запада и Востока вот-вот должны были соединиться в дружную семью. Да, так мы думали. Но начались неприятности. Нам не хватало времени, совсем немного времени, мы не успевали. Несколько лет, месяцев, недель, дней не хватало нам до решающей победы. А потом время начало работать против нас. Мы и так шли всюду опережающими темпами, подобными «блицкригу», но время сопротивлялось нам, и мы начали везде увязать, не поспевать за временем. Цейтнот – ужасное слово, особенно на войне. Японская армия была нисколько не хуже германской. Япония имела самый большой военный флот среди всех морских держав. До 1943 года самолёты «Мицубиси-дзэро» были самыми лучшими в мире. Немцы удивились, когда увидели впервые подводную японскую лодку, которая превосходила все немецкие. Она могла зависать в воде без движения, не ложась на грунт, и оставаться так долгое время без всякого шума. У Японии был мощный авианосный флот, чего не было у Германии. Одним словом, две великие державы-союзницы стоили друг друга в техническом отношении, не говоря уже о высоком патриотическом духе и особой воинственности, имеющейся в крови этих двух наций. Но Германия проигрывала войну в Европе, Япония терпела поражение на Тихом океане. Когда стало ясно, что Германии не выбраться из череды неудач, и идёт прямым ходом к катастрофе, то из Японии к берегам Германии был послан подводный авианосец вместе с маркизом Канаэ. Вы, должно быть, знаете из истории, что к сорок пятому году должны были построить на стапелях Японии двадцать подводных авианосцев, но якобы построили только два из-за недостатка времени и материалов. Но даже эти два могли изменить ход войны в то время, если бы не рескрипт императора Хирохито о капитуляции. Но я знаю, что был построен третий подводный авианосец, самый лучший, которому дали название «Рюгу» – «Дворец Морского дракона».
   –      Дворец Морского Дракона?! – удивлённо воскликнул Мосэ. – Так вот оно что!
   –      Да, – кинул головой старец, – гений японской военной мысли уже тогда превосходил все самые последние технические изобретения англосаксов. Вместо двух гидросамолётов, как это было на двух ранее построенных авиа-подлодках, на третьем подводном авианосце умещалось двадцать бомбардировщиков. Дело оставалось за малым, их нужно было оснастить атомным оружием. Для этого авианосец и отправился в Германию, чтобы вывезти из Пюнемунде приготовленное оборудование и несколько германских атомных бомб из грязного урана. Нужно было всего пару месяцев, чтобы очистить уран и довести это грозное оружие до совершенства. Японский подводный авианосец достиг Германии, но там уже была агония. Страну бомбили тысячи американских и английских самолётов. Днём прилетали американцы, ночью – англичане. Гитлер, чувствуя свой близкий конец, передал маркизу Канаэ все военные секреты Германии с напутствием, отомстить за Германию американцам и англичанам на Дальнем Востоке и на Тихом океане. Я присутствовал при этом разговоре и понял, что в ту самую минуту гении германской и японской технической мысли соединились в единое целое – свою будущую месть. После этого подводный авианосец маркиза Канаэ исчез. Все считали его потопленным.
   Старец замолчал, и обвёл задумчивым взглядом гостей.
   –      А что это были за военные секреты? – спросил Мосэ, набравшись смелости.
   –      Этого никто не знает, – ответил старец. – После поражения Германии, я попал в русский плен. У меня был японский паспорт, и я выдавал себя за японца. Русские меня интернировали, решался вопрос о моей передаче Японии, но потом Советский Союз вступил в войну с Японией, и я оказался в лагере для военнопленных среди японцев. Только через пять лет меня вывезли в Японию, где я нашёл свою обитель в этом монастыре.
   Так закончил свой рассказ японец тибетского происхождения, святейший отец Догэн. Гости и хозяин некоторое время молчали. Затем Догэн, обращаясь к монахам и ко мне, сказал:
   –      По правилам этого монастыря обычно учитель задаёт ученикам вопрос, но я отступлю от этого правила и поступлю наоборот. Я разрешаю вам задать мне вопрос, и пусть мой ответ будут вопросом для вас. Каждый из вас может задать мне по одному вопросу.
   Первым осмелился задать вопрос Мосэ. Он, набравшись храбрости, обратился к святейшему.
   –      Учитель, – сказал он, – я слышал, что вы знаете всё на свете. Поэтому разрешите мне задать вам вопрос, который мучает меня уже долгое время. От вашего ответа многое зависит в моей жизни.
   –      Конечно же, я не знаю всего в этом мире, ты заблуждаешься, только один Бог знает всё, – сказал ему святейший Догэн, улыбнувшись и выпрямив спину, – спрашивай!
   Мосэ достал из рукава свиток, намотанный на палку, и положил его перед святейшим.
   –      Что это? – спросил он его.
   Старец взял в руки свиток, достал из-за пазухи очки и нацепил на нос. Некоторое время он внимательно изучал письмена, затем положил свиток перед Мосэ.
   –      Прежде чем ответить на твой вопрос, я должен тебе ещё кое-что рассказать о своём жизни в этом монастыре.
   Он снял очки и спрятал их за пазуху. Монахи приготовились слушать.
   –      После войны я пытался здесь переосмыслить всю свою жизнь заново, – начал святейший свой рассказ, – мне хотелось понять, почему тот мир, который зарождался на моих глазах, и в который мы все так верили, рухнул в одночасье. Слава и могущество двух самых сильных супердержав мира – Японии и Германии рассеялись как дымка. Что их разрушило? – пытался я понять. Однажды мне попала в руки одна книга – Тора. И я стал её читать и перечитывать, задумываясь над её содержанием, и пришёл к выводу, что эта книга объясняет многое в происходящих разрушениях возникающих супердержав. Эта книга оказала в своё время большое влияние на написание Библии – Ветхого Завета и Святого Писания. В этой книге содержатся такие мысли, которых нет в восточных религиях. Поэтому ни одно учение, ни одна религия не может сравниться с ней в объяснение причин падения царств и разных государств. История древних евреев учит тому, что общественное развитие человечества шло всегда неправильным путём, когда на первое место выходили вопросы материального благосостояния, а не духовности. Когда-то ещё в семнадцатом веке японский философ Ито Дзинсай в своём первом свитке с названием «Значение знаков «рассуждений и речей» и «Мэн-цзы» говорил: «Четыре начала – человеколюбие, долг, ритуал, мудрость – название всех добродетелей, но не название «первоприроды»». Человек всегда отрывался от первоприроды, и за это жестоко расплачивался. В данном случае первоприродой назван Бог, а этот пергаментный свиток является текстом Торы.
   От этих слов глаза у Мосэ загорелись внутренним огнём. И он с энтузиазмом воскликнул:
   –      Так вы считаете, что этот свиток не что иное, как Тора?
   –      Подожди, – остановил его святейший, – и выслушай мои слова до конца. С этих пор я стал интересоваться иудаизмом. Живя в этом дзэн-буддийском монастыре, я постигал кое-какие другие истины, открывающие мир по-своему. Я прочитал сочинения многих еврейских богословов, прежде чем докопался до сути их истины. Прошлое всегда связано с настоящим, а настоящее – с будущем. Я ожидал твоего прихода, можешь ты в это поверить или нет. Я даже знал заранее, какой ты задашь мне вопрос.
   –      Неужели вы так хорошо изучили каббалу? – поразился Мосэ.
   Но старец оставил этот вопрос без внимания. Он продолжал:
   –      Письменная Тора написана на иврите. Но то, что попало к тебе написано на одном из диалектов древнего махарского языка, на эймалите, но ахмарской письменностью чёрных евреев Эфиопии. И это не письменная Тора, а устная. Этим диалектом владело одно из израильских колен, исчезнувших на востоке. Но вот что примечательно. Эту устную Тору не может прочитать никто. Её даже не могут понять. Она для всех сейчас – как птичий язык.
   –      Чем же письменная Тора отличается от устной? – удивился Мосэ.
   –      Устная Тора – это метод толкования письменной Торы, она передаётся из поколения к поколению в виде тайных устных сообщений или преданий. Это живое учение, которое невозможно записать никаким языком. Устную Тору ещё называют ПаРДэС, – другими словами «Божественный Сад» – Парадиз. И расшифровываются эти буквы как П – Пшат «простой смысл», Р – Рэмэз «намёк», Д –Драш «углублённое погружение в текст» и С – Сод «познание глубины тайны». В Устной Торе существует семьдесят уровней погружения. Устная Тора – это и пояснение к Тонаху, и пояснение к Лекабэль. В истории было несколько попыток записи устной Торы: и написание вавилонского Талмуда на амораэ пятьсот лет до новой эры поколением после разрушения Храма и запись раввином Иуда Анаси – «Главой». Но эти попытки не увенчались успехом. И вот, тогда прошёл слух, что одному из колен израилевых, затерявшихся на Востоке, удалось успешно записать устную Тору, да ещё так, что её текст стал своего рода ключом к познанию будущего и прошлого по системе гематрии, то есть, прочтения пророчеств по численному значению букв путём сложения. Есть предположение, что им было тринадцатое израильское колено Дана, так называемое колено змеи. И помог ему записать устную Тору не кто иной, как сам Шадим Асмадэй – Дьявол.
   При этих словах Мосэ бросило в дрожь. Он с опаской посмотрел на свиток, лежащий перед ним.
   –      Но святейший, – воскликнул Мосэ, – как можно, чтобы дьявол помог записать Тору?
   –      Дьявол пытается всё сделать для тех, кого хочет заполучить, – ответил святейший. – И уж тем более он всю жизнь охотится за сынами израилевыми. И не только за ними.
   –      Но почему?
   –      Во времена Маккавеев в восьмом веке до нашей эры раввин Иешуа бэн Леви выбросил всех чертей за пределы Израиля. И когда десять колен Израилевых были рассеяны по всему миру, то черти стали охотиться за ними, чтобы вновь овладеть их душами.
   –      Так кто же такие черти? – воскликнул Мосэ. – Это – люди?
   –      Нет, – ответил святейший, – черти – это тёмные сущности. Они бестелесны, но одухотворены, имеют волю и несут определённые идеи. И люди, попавшие в их сети, становятся проводниками этих идей, поэтому как бы сами становятся чертями. Но у каждого человека есть выбор, как до попадания в сети дьявола, так и после этого. Вы же знаете, что даже царь Самсон побывал в этих сетях.
   Хотокэ покачал головой, показывая, что ему не известна эта история.
   –      Ну, как же, – удивился святейший, – эту историю знают все, кто читал Ветхий Завет. У царя Самсона была одна слабость. Он очень любил женщин. В то время царю полагалось всего семь жён, чтобы за неделю он мог побыть с каждой. И чтобы женщины были удовлетворены. Но у Самсона было три тысячи жён. Естественно, что он не мог удовлетворить их всех. И вот тогда некоторые жёны стали гадать, ворожить и связываться с нечистой силой, чтобы она помогла им завладеть Самсоном. Так Самсон познакомился с дьяволом Асмадеем, которого посадил на золотую цепь, выкованную из составленных букв имени Господа. Асмадей не мог порвать эту цепь и помогал Самсону завоёвывать мир. Но когда дьявол освободился, то сам захватил власть. И Самсон поменялся с дьяволом местами. Тот услал Самсона в ссылку на далёкие острова, а сам в облике Самсона правил царством. Только через десять лет Самсону удалось вернуться на родину, когда его уже никто не узнавал. От расстройства Самсон умер в раннем возрасте. Ему тогда было всего ещё пятьдесят шесть лет. Со смертью Самсона исчез и Асмадей.
   Во время рассказа Мосэ сидел в задумчивости, а когда святейший Догэн закончил говорить, спросил его:
   –      Так может быть, моим отцом тоже овладел Асмадей?
   –      Всё может быть, – подумав, кивнул головой святейший и заметил:
   –      Корах в пустыне тоже восстал против Моисея. И земля расступилась и поглотила его вместе со всеми его египетскими богатствами, навьюченными на тридцати мулах.
   –      Но насколько я знаю, – возразил Мосэ святейшему Догэну, – мой отец не под землёй, а где-то в параллельном мире.
   Святейший Догэн кивнул головой в знак согласия, и добавил:
   –      В свое время Асмадей показал Самсону другие миры, куда не дойдёшь пешком, и где нет воздуха, и там живут существа, похожие на людей, но с другой кожей. Туда можно попасть, но оттуда сложно выбраться.
   –      Это и есть мир из четвёртого измерения? – спросил Мосэ.
   –      Возможно, – ответил Догэн.
   –      Но что это за такой мир? – настаивал монах.
   –      В конце главы Берешит первой книги Навина Торы есть такие строки, – молвил святейший, – «с небес стали спускаться сыны сии, которые брали в жёны дочерей человеческих, от которых рождались сверхчеловеки». Там другое время. И как написано в псалмах царя Давида: «Тысяча лет в твоих глазах как день вчерашний».
   –      Так значит, мой отец находится там вместе с дьяволом Асмадеем, который поймал его в сети мести? – воскликнул Мосэ, обращаясь к святейшему Догэну. – Но как мне его спасти? Как вызволить мне его из этих сетей?
   –      Вот ты и получил свой коан, – молвил старец. – А сейчас пусть задают вопросы два других твоих товарища, а ты помолчи и постарайся сам ответить на этот вопрос и решить, что тебе делать дальше.
   Мосэ поклонился и замолчал. Второй вопрос задал Хотокэ:
   –      Учитель, – сказал он, – вы только что указали нам путь, как спасать других людей. Скажите же мне, как можно спасти весь этот мир, который приближается к своей гибели?
   –      По твоим глазам я вижу, что ты хорошо разбираешься в знаках, – молвил Догэн, посмотрев на Хотокэ проницательным взглядом. – Ты заметил, что в мире людей происходят разрушительные процессы. И так как ты являешься приверженцем буддийской доктрины и придерживаешься учения Кэгон, то я скажу тебе некоторые вещи, которые соотносятся с твоим мировоззрением. Своим взглядом на общество и весь мир ты увидел «Знак общего» – «со-со», где в «одном содержится множество добродетелей». Эти добродетели обычно проявляются в деяниях бодхисатв. Иными словами, имеется единое, включающее в себя частное. Ты видишь, что благодеяния исчезают в делах людей, и всё больше и больше в их труде прослеживается стремление к выгоде и собственному обогащению, что разрушает их духовную составляющую. Частное доминирует над единым и общество распадается. В этом выявляется второй знак – «Знак отдельного» – «бецу-со», когда множится многообразие частного. Когда всё ярче и ярче проявляется себялюбие и нетерпимость друг к другу, что производит семена грядущих конфликтов. За этим выступает «Знак сходства» – «до-со», когда общие тенденции охватывают всё меняющееся частное и провоцирует единое к дальнейшему разрушению. Поэтому «Знак сходства» указывает, что «множество значений между собой не различаются и равным образом становятся общими». То есть, эти разрушительные тенденции приобретают характер уже единства и необратимости. За ним возникает «Знак различия» – «и-со», который показывает, что во множестве значений просматривается свой собственный знак или вид. В то время, как общие тенденции влияют на зарождение и укрепление этого вида, то различие частного всё больше разрушает структуру общего, обособляя частное и отрывая его от единого. За этим возникает другой знак – «Знак становления» – «дзё-со», указывающий на «возникновение согласно внешней причине» нечто нового, когда частное формирует уже своё другое единое. За ним следует «Знак дробности» – «э-со» – знак общего разделения и разрушения, когда «все значения пребывают в собственных дхармах и не переходят в другие».
   –      Значит, – молвил Хотокэ, – мир обречён на разрушение и уничтожение, и его уже ничем невозможно спасти?
   –      Ну почему же, – ответил старец, – если взяться за основы и очистить их от разрушительных тенденций, то процесс может пойти в обратную сторону. Но для этого, вероятно, нужно потрясение, чтобы люди поняли, что все их прежние деяния не приводят их к добродетели. Никогда нельзя отрываться от первоосновы. Вот ты спрашиваешь: «Как спасти мир»? Но как ты его спасёшь? Есть четыре основные характеристики «мира Дхармы» согласно твоему учению Кэгон, которые породили четыре направления спасения мира. Это, прежде всего, школа с доктринами Хинаяны, которая объясняется доктринами «дзи-хоккай» – феноменального уровня бытия. Затем идут школы Санрон и Хоссо со своими идеями абсолютного бытья – «ри-хоккай», объясняющие «мир Дхармы – как принцип». Следующая школа Тэндай стоит на принципе «дзи-ри мугэ хоккай», утверждающая принцип «мира Дхармы без преград между делом и принципом», определяя тождественность феноменального и абсолютного уровней бытия. И только четвёртая школа Кэгон, провозглашающая принцип «дзи-дзи мугэ хоккай» и создающая «мир Дхармы без преград между делом и делом» определяет конечную тождественность феноменов. В мире существует огромное многообразие отношений между феноменами, как и между абсолютом и феноменами. Но всё это многообразие сводится к двум видам: тождественности одного другому – «сосоку», и проникновению одного в другое – «соню». Тождественность определяет отношение феноменов с точки зрения сущностных характеристик: если есть одно, то нет другого, и это другое содержится в первом. Следовательно, утверждается единое целое и отрицается единичное. Проникновение характеризует взаимодействие «дел»: если одно активно, то все другие пассивны, поскольку их «силы» хранятся в первом. Рассуждения о тождественности и проникновении обосновываются теорией причинности. Как я знаю, теория причинности в учение Кэгон рассматривается в двух аспектах в «общем» и «особом, специальном». Первый общий аспект трактуется как возникновение из божественного «только-сознания», где обсуждается появление дел и вещей с точки зрения доктрин Хоссо. И в самом деле, возникновение жизни в этом мире – это возникновение сознания, связанного с общим сознанием. Второй особый или специальный аспект непосредственно касается проблемы тождественности и проникновения. Учение анализирует, с одной стороны, сочетание внутренне присущих и внешних причин, а с другой – непрекращаемость и неисчерпаемость возникновения «миров Дхармы». Все внутренне присущие причины имеют шесть значений и рассматриваются в двух аспектах: с точки зрения их последовательности и интерпретации смысла. Каждое значение соотносится, в свою очередь, с внешней причиной, активизирующей внутреннюю присущую причину, и в результате происходит осмысление того, что происходит в мире. Если вы поймёте эту систему зависимостей, то вы будете знать, что нужно делать, для того чтобы спасать мир.
   –      Каковы же эти шесть значений в действии? – спросил старца Хотокэ.
   –      Прежде всего вам нужно разобраться в причинах пустоты и наличии силы в мире, – молвил старец и посмотрел на нас проникновенным взглядом, – если вы разберётесь в этом, то сможете понять, что происходит в мире, и как можно влиять на действительность, а также, что такое мир, и чем являемся мы в этом мире. Но прежде всего запомните, что всё, что есть в этом мире, есть и в вас. А это – наполненность, иными словами, сила и пустота. Если вы научитесь играть с наполненностью и пустотой, поняв, как становиться пустотой или наполненностью, то сможете преодолевать все трудности, встречающиеся на вашем пути.
   Мы слушали его слова, затаив дыхание, понимая, что от его слов зависел успех всей нашей дальнейшей работы.
   –      Первое, – сказал он, – прежде всего, вам нужно понять «неожидаемую внешнюю причину пустоты и наличия силы» – «ку-урики футаэн». Её значение – ежемгновенное исчезновение, за счёт чего выявляется отсутствие «собственной природы». Это и есть «пустота». Благодаря исчезновению одних дхарм появляются другие. Это и есть «наличие силы». Кроме того, активизирующая процесс причина не привлекается извне. Второе – это ожидаемая внешняя причина «пустоты» и «наличия силы» – «ку-урики тайэн». Её значение – «наполненность». За счёт этого выявляется наличие и его антитеза – «отсутствие наличия», что трактуется как пустота. Достижение «наполненности» предполагает «наличие силы». Наполненность не реализуется сама по себе: активизирующая причина привлекается извне. Третье – это ожидаемая внешняя причина «пустоты» и отсутствия «силы» – «ку-мурики тайэн». Её значение – «приобретение или привлечения массы внешних причин». Отсутствие собственной природы есть пустота, а невозникновение внутренне присущей причины указывает на отсутствие силы. Нужна внешняя причина, чем и обусловлено её привлечение. Это – как женщина, желающая родить ребёнка, но не способная это сделать без привлечения мужчины, где влекущим началом является любовь. Четвёртое – это неожидаемая внешняя причина «наличия» и «наличия силы» – «у-урики футайэн». Её значение – «определённость» и «установленность». Неизменность вида отдельного и единичного – это его «наличие». «Наличие силы» предполагает «порождение плода» или результата. Неизменяемость предполагает отсутствие необходимости ожидать внешнюю причину извне. Пятое – это ожидаемая внешняя причина «наличия» и «наличия силы» – «у-урики тайэн». Её значение – «извлечение собственного плода», то есть, результата. Появление «плода» указывает на «наличие» и «наличие силы». Кроме того, для этого нужны внешние причины. И, наконец, шестое – ожидаемая внешняя причина «наличия» и «наличия» силы» – «у-мурики тайэн». Её значение – «постоянное следование изменениям, иными словами, вращению. Следование «другому» предполагает наличие того, что следует. Собственная «сила» здесь не функционирует, процесс осуществляется за счёт внешних причин. Из всего этого вытекает, что «плод», получаемый в результате действия «внутренне присущей причины», актуализируется шестью «внешними» причинами и характеризуется только двумя значениями: «пустотой» и «наличием». Так как то, что рождается из другого, не имеет собственного тела, своей сущности, оно и несёт значение пустоты. Если посмотреть с точки зрения внутренне присущей причины, – то это – значение наличия. В мире существует реальность причины, а не то, что благодаря ей возникает. Поэтому шесть внешних причин со всеми их значениями хранятся в «исконном сознании» и наличествуют в семенах. Таким образом, действие вещей и дел, которые представляют собой единичное, обусловлено действием или бездействием сил, в результате чего возникает иллюзорный мир, имеющий условную реальность. А силой в этом мире является искуривание семян. Поэтому твой вопрос о спасении мира тобой предстаёт в этом свете наивным и бесполезным. Как ты можешь спасти мир или построить его, когда сам мир строит тебя и спасает? Думать об этом – всё равно что предаваться безумию. Просто нужно научиться соответствовать миру, то есть, соответствовать тому высшему предназначению, для которого ты появился в этом мире. Поэтому нужно думать не о спасении мира, а только своём собственном спасении. А вот своим примером и своей праведностью ты можешь помочь миру спастись. Только так можно спасти мир от катастрофы.
   Услышав этот ответ, Хотокэ погрузился в глубокое размышление, а старец тем временем обратил свой взор на меня.
   –      Ну, что, – сказал он мне вдруг по-русски, – пришла твоя очередь задать мне вопрос. На тебя я возлагаю особые надежды, потому что после всей этой катастрофы спасётся только твоя страна. Всё в мире погибнет, только вас обойдут беды стороной. От того как вы начнёте строить свой будущий мир, зависит судьба всего человечества.
   От такой неожиданности, я пришёл в неописуемое волнение, и не мог произнести ни слова.
   Старец, перейдя на японский язык, спросил меня:
   –      Так какой у тебя вопрос?
   Я поклонился ему и сказал:
   –      Ваше святейшество, скажите, как спастись мне в этом мире и помочь спастись моим близким и другим людям?
   –      Это самый правильный вопрос, который я услышал, – сказал с улыбкой старец, – прежде всего овладей своими скрытыми силами. Но для этого тебе нужно познать себя, открыть своё собственное «я». А это не так просто сделать. Французский поэт Гийом Вийон говорил: «Я знаю всё, но только не себя». Погрузись в свою собственную вечную Вселенную, потому что всё, что есть в мире, есть и в тебе. Прозрей внутри себя. Создай вокруг себя поле. Тогда ты не только сможешь спастись сам, но и помочь другим спасти себя.
   Старец поклонился гостям, и мы поняли, что наша встреча со святым подошла к концу.
   Поблагодарив его за угощение и содержательный разговор, мы удалились.
   Этой ночью мне приснился отец Гонгэ, который говорил мне:
   «Я верю, что у каждого человека есть свой шанс в мире. Если даже после смерти он возродится в облике гада, то лишь благодаря добродетельной силе Сутры Лотоса может совершить возрождение, подобающее праведнику. Несомненно, чудотворная сила Сутры Лотоса даёт человеку возможность избежать адских страданий и возродиться на небе Тушита. И сейчас ещё встречаются люди подобные бодхисатве Дзидо. Кстати, Дзидо неоднократно виделся с моим учеником Мосэ, и некоторое время был его личным наставником и телохранителем. Это я свидетельствую».
   И я понял, что в нашем мире есть мудрецы, подобные отцу Гонгэ, профессору Онмёо-но-ками и святому Догену, которые способны предотвратить надвигающуюся на землю катастрофу и помочь человечеству выжить. А раз так, то и я могу быть причастным к осуществлению этой высокой миссии.



ДЕНЬ СЕМНАДЦАТЫЙ «Ангел-хранитель Досодзин»


   Жизнь и смерть –
   Два моря на земле –
   Ненавистны были всегда мне.
   Горе! Вот бы схлынул их прилив,
   Я мечтаю, чтоб уйти от них.

   Песнь, записанная на кото в буддийском храме Кавара XVI-3849) Манъёсю»


   Also ward vollendet Himmel und Erde mit ihrem ganzen Heer. Und also vollendete Gott am siebenten Tage seine Werke, die er machte, und ruhte am siebenten Tage von allen seinen Werken, die er machte. Und Gott segnete den siebenten Tag und heiligte ihn, darum dass er an demselben geruht hatte von allen seinen Werken, die Gott schuf und machte.

   Когда я упомянул о сне, приснившемся мне той ночью, где со мной разговаривал отец Гонгэ, я упустил одну подробность, которая объясняла многое из той мистики, которая стала происходить с нами в храме Эйхэйдзи тем вечером. Когда он говорил о бодхисатве Дзидо, то сказал буквально следующее:
   «Как-то ещё давно я встретился с моим другом, очень умным и начитанным раввином, душевным человеком, и сказал ему, что хочу научиться птичьему языку. Но он меня предостерёг, сказав, что птицы – это переносчики информации. Я очень удивился такому заявлению, потому что до этого верил и не верил в то, что вообще существует птичий язык. Он мне рассказал об еврейских обычаях, о том, что если два человека не желают, чтобы их тайна стала известна всему свету, то они предпочитают говорить в закрытом помещении. Чаще всего переносчиками их тайн становятся птицы. Вначале я ему не поверил, думал, что он меня разыгрывает. Но он убедил меня, что чаще всего птицы являются связниками Бога с человеком, и даже привёл выдержку из Торы: «Не торопись молвить слово перед лицом Бога, потому что крылатые услышат и донесут». Они же и разносят по земле небесные вести. Что касается моих учеников, то они часто получали известия с неба через святого Дзидо, которого синтоистские священники почитают как Досодзина. А вообще-то Дзидо может прийти на помощь любому человеку, оказавшемуся в опасности. Я знаю одного человека, которому Небом был ниспослан вещий сон, где он получил наставление, каким образом вырыть из земли статую Дзидо. Он вырыл её, и статуя начала ему помогать, как сам живой святой Дзидо. Один раз он даже, умерев, воскрес благодаря заступничеству Дзидо. Я этому совсем не удивился, потому что знал много всяких историй связанных, с этим бодхисатвой. В своё время народу удалось избежать эпидемии лишь потому, что вовремя была устроена буддийская церемония в честь Дзидо».
   Так вот в тот вечер, возвращаясь в свои кельи – гостиничные номера через внутренние дворики, Онмёо-но-ками спросил у нас:
   –      Почему же вы не поинтересовались свои будущим у святейшего Догэна? Он мог вам предсказать всё, что с вами случится, разложить бы всю вашу жизнь по полочкам, как принято сейчас говорить у молодёжи.
   –      Но мы не знали, что он обладает таким даром, – разочарованно воскликнул я. – Почему же вы нас заранее не предупредили, что он – ясновидец?
   –      Я бы не стал спрашивать его о своей судьбе, – заявил Хотокэ.
   –      А я бы обязательно спросил, – сказал я.
   –      А зачем? – удивился Хотокэ.
   –      Да хотя бы для того, чтобы иметь представление о том, что меня ждёт в будущем, и попытаться избежать худшего.
   Мосэ при этих словах улыбнулся и сказал:
   –      То, что вас ожидает в будущем, вряд ли вы сможете избежать. И лучше не пытаться этого делать.
   –      Почему? – удивился я.
   –      Чтобы не навредить себе ещё больше, – ответил Мосэ и засмеялся.
   –      Как это? – не понял я.
   –      Вы же знаете эту притчу, приведенную в «Стимате», – сказал Мосэ, – когда человек научился птичьему языку, и узнавал от птиц всё, что должно было происходить у него дома. Так он уберегался от грядущих событий: избежал ограбление дома ворами, затем пожара. И Бог, желающий его наказать, тогда отнял у него сына. Так что не всегда полезно знать будущее, потому что есть события, которые человек не может избежать. Не всегда нужно противиться своей судьбе, потому что можно заплатить за это втридорога.
   Я задумался.
   –      Но неужели всё, что предсказано, сбывается? – высказал я своё сомнений.
   –      Вероятно, такое происходит, – молвил Мосэ. – Вот, например, что говорится о предсказаниях по каббале. В книге Зоар, комментируя вторую главу Торы Второзакония во времена римского владычества, раввин Шимон Барёхай предсказал: «Когда Марс войдёт в созвездие Водолея, то 25-го числа месяца Элуля в самом большом римском городе падут две башни и погибнет много народа». В 1803 году другой раввин Гаон из Вильни с помощью математических выкладок и учета тысячелетнего замедления времени уточнил, что это событие произойдёт не 25-го, а 27 Элуля, что по европейскому летоисчислению соответствует 11 сентября, когда в Нью-Йорке рухнули два небоскрёба в форме башен.
   –      Но это же в Соединённых Штатах, а не в Риме, – возразил я.
   –      Сейчас евреи считают Соединённые Штаты Америки современным Римом, потому что он имеет ту же атрибутику, что имел древний Рим: Капитолий – Белый Дом, орла на гербе.
   –      Но неужели, в таком случае, все мы обречены жить и зависеть от положения звёзд на небе? – произнёс я.
   –      Не обязательно, – ответил Мосэ, – обычные люди очень зависят от положения звёзд, но также можно вывести себя из-под их влияния.
   –      Но как это можно сделать? – спросил я.
   –      Евреи, например, соблюдают субботы, и на них действует другая сила – сила Закона.
   –      А на «этих», какая сила действует? – спросил я.
   Когда я произнёс слово «эти», то все трое поняли, о ком идёт речь. Монахи переглянулись, но ничего не сказали, а профессор, пожав плечами, произнёс:
   –      Мы не знаем, какие силы действует на них. Ведь они объявили себя богами. Вероятно, на них действуют другие законы. Нам это не известно. Но мы бы очень хотели узнать что-нибудь об их жизни. Каждый год в Японии пропадают тысячи людей, притом в основном это – неженатые мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет, самые сильные и самые умные. Мы ведём статистику этих потерь и подозреваем, что их похищаются ангелы.
   –      На, может быть, они похищаются Богом? – сделал предположение Мосэ.
   –      Не похоже, – усомнился профессор. – Дело в том, что время от времени кое-кто из них объявляется и посещает свои семьи. Но что странно, сколько бы времени они не отсутствовали, всегда они появляются молодыми и в том возрасте, в котором исчезали, как будто в той сфере нет течения времени и старения. И называют они себя именами синтоистских богов. Потом они опять исчезают.
   –      И сколько уже было таких случаев? – спросил я.
   –      Около сотни, – молвил профессор.
   –      А случаев исчезновения?
   –      После войны – десятки тысяч.
   –      Как?! – от неожиданности воскликнул я. – За семьдесят лет после войны исчезло столько молодых людей? Это же огромное количество, и правительство не бьет тревогу по этому поводу?!
   –      Правительство бьёт тревогу, и не только правительство Японии, но никто ничего не может поделать. Молодые люди продолжают исчезать. Правительству остается единственный выход – скрывать эти данные, чтобы в обществе не поднималась паника.
   –      Но куда они все исчезают? – спросил я.
   –      Хороший вопрос, – похвалил профессор, – я думаю, что все они попадают в некую запредельную сферу, назовём это четвёртым измерением, в некий «мир Дхарм», где действительность протекает не так, как у нас. И мы не располагаем практически о ней никакими сведениями, но есть некие догадки и предположения. Мы думаем, что такую сферу при определённом высоком уровне технического развития можно создать искусственно, как ещё говорят, техногенно. К примеру, такое может сделать принц Канаэ, создавая свою небесную армию.
   –      Что-то в это верится с трудом, – усомнился я, – кем же могут стать там эти солдаты: ангелами или богами?
   –      При определённых условиях развития, – заметил профессор, – у любого человека есть шансы стать ангелом и богом. Всё зависит от того, на какой путь развития он встанет. Знания формируют человека, а человек обладает такими способностями, о которых обычные люди даже не подозревают.
   –      И что это значит?
   –      Это значит, что если начнётся война, то люди будут воевать уже не с себе подобными, а с ангелами и богами. Вот так на земле может произойти война богов с людьми.
   –      А знаете, в святом писании говорится: «И с небес стали спускаться сыны сии, которые брали в жёны дочерей человеческих, которые рожали сверхчеловеков», – процитировал место из святого писания Мосэ, – так что я верю, что такое может случиться.
   В это время мы подошли к гостинице и, пожелав друг другу спокойной ночи, поднялись в свои номера.
   Через какое-то время, я зашёл в номер Хотокэ, чтобы задать ему несколько вопросов по поводу слов, высказанных мне Догеном. Я спросил его:
   –      Прошлый раз я абсолютно ничего не понял из того, что святой говорил о знаках и значениях. Что это значит: «Прозрей внутри себя», «Создай вокруг себя поле»? И в какую свою собственную Вселенную я должен погрузиться? Мне также не понятны его слова, обращённые к вам, о пустоте и наполняемости, как он выразился, «наличие силы». Он посоветовал мне овладеть скрытыми силами, но как это сделать, я не знаю. Я даже не понимаю, о чём идёт речь.
   Хотокэ предложил мне сесть на стул напротив него и сказал.
   –      Конечно, мне будет трудно объяснить вам всё, что он сказал, оперируя вашими понятиями. Но как буддист, я знаю о чём идёт речь, и его объяснения мне очень пригодились, чтобы взглянуть на вещи несколько под другим углом. Поэтому я могу вам объяснить его слова, так, как понимаю сам.
   –      Я вам буду очень признателен, – откликнулся я и поклонился.
   –      Он говорил о том, что «мир Дхармы в едином сознании» является одновременно всеобщностью, целостностью и множеством, поэтому в вопросах единичного и целого обладает одновременно тождеством и различием. Если мы возьмём человека, то в нём присутствуют одновременно разные тела и души, поэтому всё это составляет его внутреннюю вселенную. Наполняясь той или иной энергией, он может становиться разными людьми. Внутри человека есть пустота и наполненность, взаимодействие которых создаёт внутреннюю разную действительность. Если человек научится внутри себя путешествовать между разными мирами, то он может во вне создавать разную реальность, губительную или благотворящую. Он может стать преступником, а может быть святым. Я знаю, что один из патриархов учения Кэгон святейший Фацзан в своём сочинении «Сокровенные записи об исследовании «Сутры о величии Цветка» – «Кэгон-кё тангэн ки» по стремлению к спасению или святости разделил все живые существа на три вида: на видевших и слышавших о знаках и значениях; способных совершать деянья освобождения на основе этих знаков и значений; и входящих в просветление через эти знаки и значения, постигнув искусство создания вокруг себя поля из пустоты и наполненности силой.
   –      И каким образом это достигается?
   –      Это достигается путём медитации, – сказал Хотокэ, – в это состояние нирваны можно попасть прямо из сансары, наполнив себя высшим знанием и мудростью.
   –      Неужели это так просто сделать? – усомнился я.
   –      Если вы постигнете суть Дхармы, то есть, суть истинной пустоты, а также суть отсутствия преград меду делом и принципом, как и взаимную и полную взаимовключаемость, то вам не составит особого труда создать вокруг себя такое поле. В этом поле вы не промокнете в воде, не сгорите в огне. Оно предохранит вас от всех опасностей этого мира. В своём поле вы обретёте своё спасение.
   –      Вы обладаете эти полем? – спросил я монаха.
   –      Думаю, что да, – ответил Хотокэ, – также, как и брат мой по вере Мосэ.
   –      Но как мне его обрести?
   –      Для этого существует много путей. И к ним приходят через разные учения.
   –      Но почему даже среди буддийских школ возникают разногласия по этому поводу?
   –      Я считаю самой совершенной школой в буддизме учение Кэгон, которое возникло позднее других на опыте предыдущих школ. Человечество как бы идет к высшим знаниям по ступенькам. Вначале было «Учение малой колесницы» – «сёдзё-кё», которое открыло нереальность «я» и утвердило путь индивидуального спасения. Затем возникло «Начальное учение великой колесницы» – «дайдзё-сикё», где провозглашались две истины: о «пустоте» и «видах дхармы» учениями Санрон и Хоссо соответственно. В них признавалось деление живых существ на категории, но не открывалась «сокровенная истина» о наличие «высшей природы» в каждом живом существе. После этого возникло «Конечное учение» – «сюкё», выраженное в доктринах школы Тяньдай и утверждающее всеобщность спасения. Эти два последних учения называются «постепенными» – «дзэнкё», которые практикуют последовательное и довольно долгое движение к просветлению. Затем следует «Внезапное учение» – «донкё», которым и является дзен-буддизм, в храме которого мы сейчас находимся. Именно поэтому, я думаю, учитель решил остановиться здесь, чтобы помочь вам скорейшим путём постичь суть нашего учения. Ведь это учение предполагает мгновенное просветление без последовательного освоения комплекса философских и догматических положений. И только после этого возникает «Учение круга» – «энкё», то есть совершенное учение, которое как раз и представляют доктрины Кэгон-сю. В нём все предыдущие учения как бы объединяются в единое движение мысли к идеалу, и всё расставляется по своим местам, обретая свои категории. С этим взглядом открывается иное виденье мира у человека, привыкшего жить своими логическими категориями. Прежде всего человек видит, что «всё пусто» – «иссай кай ку», о чём говорит учение Санрон. Затем утверждается, что «истинные добродетели не пусты» – «синдоку фуку», о чём говорит учение школы Тяньдай – «Небесной твердыни». Эти две категории соответствуют «начальному» и «конечному» учениям великой колесницы. Затем провозглашается следующая категория учением дзэн: «все знаки-виды и мысли прерываются» – «со-со кусэцу», из чего следуют учения, которые «невозможно высказать и невозможно осмыслить». И только затем следует категория доктрины Кэгон, как «круглое, светлое, наполненное добродетелями» – «эммё-гудоку». На первый взгляд это может показаться непонятным, но это и есть тот Бог в вашем понимании, чему вы, все христиане, поклоняетесь. Об этом написано множество трудов, таких как «Трактат о смысле рассуждений о школе Кэгон», «Трактат о ветках и листьях школы Кэгон» монаха Сюсё, а также, «Основополагающий смысл школы Кэгон» Гёнэна и много других сочинений. Только что, святой Догэн изложил нам суть знаков и значений, помогающих войти в состояние нирваны. А вы хорошо их помните?
   –      Да, – ответил я, – у меня хорошая память.
   –      Если вы этим вечером погрузитесь в медитацию и постараетесь осмыслить все те слова, сказанные святым Догеном, то сможете найти вход в нирвану, или как говорят по-вашему, в состояние изменённого сознания. Мир, согласно учению Кэгон, похож на вечно распускающийся цветок. Вы даже не представляете, какой стороной он может раскрыться перед вами, и истинная реальность может предстать перед вами в разных её разновидностях, обнажая своё абсолютное бытие в эманируемых манифестациях феноменального бытия, связанных между собой безграничной духовной субстанцией, этим всеобщим субстратом всех дел и вещей. Не знаю, верите ли вы в пантеизм – в учение об отождествлении Бога с природой, но на японской земле в народном представлении о боге произошёл синтез синтоистских и буддийских представлений, поэтому и получили в народе такое широкое распространения школы Тэндай и Сингон.
   –      Сегодня же попробую помедитировать, чтобы войти в состояние нирваны, как вы советуете, – пообещал я, – но всё же мне трудно представить, что я смогу из одной действительности попасть в другую, переместившись в некую закрытую сферу. Я просто не верю в это. Такого, по логике вещей, не может быть на самом деле.
   –      Ну почему же не может быть? – возразил мне монах. – Только что я вам сказал, что нирвана присутствует в сансаре, также, как и наш мир вплавлен тот мир, который вы называете потусторонний. Между ними не существует преград, потому что мир является единым целым.
   –      Очень сомневаюсь во всём этом, – сказал я, – но попытаюсь попробовать.
   Хотокэ дал мне книгу, с которой обычно не расставался, нося её в своём вещевом мешке, и посоветовал почитать её перед сном.
   Но события этого вечера помешали мне это сделать, так как раздался стук в дверь, и в комнате появился монах Мосэ. Однако, то что начало происходить с этого момента в моей жизни, только подтвердило истинность слов монаха Хотокэ. Мир стал меняться прямо на моих глазах, открывая свои тайны, о которых я даже не подозревал. Не знаю, к чему это можно было отнести, к моему прозрению и, как говорили монахи, к мгновенному просветлению, или сама жизнь открывалась мне новой стороной, но с этого времени я понял, что что-то в моём мире изменилось, и я стал совсем другим человеком. Мой кругозор начал стремительно расширяться, и я видел чудеса в их истинном свершении. Во всяком случае, мне так казалось.
   –      Срочно нужно поговорить, – сказал Мосэ, спешно закрывая за собой дверь.
   Мы с Хотокэ с удивление посмотрели него.
   –      Мне кажется, – сказал он, – что старик догадывается, что мы не всё ему говорим. Но нам нужно самим во всём разобраться, прежде чем, ему что-то рассказывать.
   –      Согласен, – ответил Хотокэ. – Нам нужно позвонить по тому телефону, который есть на визитке орнитолога Накамура, и спросить, кому он показывал фотографию съёмки замка Они-но-сиро на горе Дайсан.
   Мы, не привлекая к себе внимания, спустились на первый этаж гостиницы, и из холла по телефону Мосэ позвонили в город Майдзуру на домашний номер семьи Накамура. Трубку взяла женщина. Судя по голосу, она была расстроена, и во время разговора принималась несколько раз плакать.
   –      Госпожа Накамура? – спросил её Мосэ, когда она немного успокоилась и назвала себя. – Мы – друзья господина Накамура, тоже являемся орнитологами из общества любителей птиц. С прискорбием узнали о трагической кончине вашего супруга. Приносим вам искренние соболезнования.
   На другом конце провода были слышны всхлипывания. Женщина плакала.
   –      Скажите, госпожа Накамура, нам важно знать, посылал ли ваш муж в какой-нибудь журнал одну странную фотографию, на которой изображены развалины замка на склоне горы?
   –      О чём вы спрашиваете? – сквозь слёзы ответила с негодованием бедная женщина. – Мой муж мёртв.
   –      Мы понимаем ваши чувства, и очень скорбим с вами. Но нам важно знать это, потому что смерть вашего мужа может быть связана с этой фотографией.
   Женщина некоторое время молчала, но затем ответила. Голос у неё был уже почти спокойным.
   –      Да, – сказала она, – я видела эту фотографию и запомнила её. Он её показывал мне, а затем отослал в журнал «Асахи-графу» в отдел необычных фото. Ему обещали напечатать в этом номере, но почему-то не напечатали. Сегодня уже приходили ко мне двое в штатском и спрашивали об этой фотографии, затем забрали все их, а также плёнки, и ещё интересовались, кому он мог дарить или показывать эту фотографию.
   –      Они представились?
   –      Они сказали, что из полиции.
   –      Показали какие-нибудь документы?
   –      Нет.
   –      А какие они были?
   –      Высокого роста, в темных очках и тёмных костюмах.
   Мосэ поблагодарил женщину, ещё раз выразил соболезнование и повесил трубку.
   Мы незаметно вернулись в номер Мосэ.
   –      Ну что вы на это скажете? – спросил нас Мосэ, когда мы закрыли за собой дверь.
   –      Странно всё это, – заявил Хотокэ.
   –      Более, чем странно, – согласился с ним Мосэ. – Мне кажется, что нам нужно действовать очень осторожно, не посвящая никого в эти дела.
   –      Согласен, – ответил Хотокэ, – зачем подвергать других опасности.
   –      Зря мы отослали ту посылку отцу Гонгэ, – пожалел Мосэ. – Не нужно было втягивать его в эту историю. Боюсь, как бы он не пострадал.
   –      Об этом говорить уже поздно, – вздохнул Хотокэ, – дело сделано.
   –      Жаль, что в храме Роккакудзи нет телефона, а то бы мы позвонили ему, – сказал Мосэ.
   –      Давайте, вот что сделаем, – предложил Хотокэ, – давайте поклянёмся друг другу больше никого не втягивать в это дело, и будем разбираться в нём сами.
   Мы поклялись, ещё некоторое время говорили о странностях всего этого дела, а потом разошлись по своим номерам.
   В своей комнате я раскрыл книгу на закладке, которая было исписана почерком Хотокэ. Надписью оказалась выдержка философа Сиба Конана из произведения «Тэнтиридан» – «Беседа о законах мироздания», где говорилось: «И ангелы, и мы – существа одинаковые, от ангелов и сёгуна наверху и до самураев, торговцев, ремесленников, отверженных и даже нищих – все люди». От усталости, перенапряжения и волнений этого дня моя голова работала плохо, я перестал читать и вскоре незаметно для себя уснул.
   Утром следующего дня Мосэ рассказал нам о событиях, произошедших с ним той ночью после нашего расставания.
   А произошло следующее: когда Мосэ прочитал молитву и принял ванну, облачившись в гостиничный халат, то лёг на кровать, но, по его словам, внутренняя напряжённость не спадала. Он находился в том состоянии, о котором говорилось в Алмазной сутре, когда мысли скачут как кони, а чувства суетятся как обезьяны. Достав из рюкзака фотографию замка Они-но-сиро и поставив на ночной столик, он долго смотрел на неё, пытаясь своим шестым чувством понять тайну этого непонятного явления, но ему никак не удавалось сосредоточиться. Он собрался уже потушить свет, как к нему постучали. Открыв дверь, Мосэ увидел на пороге высокого мужчину в тёмном костюме и защитных очках.
   –      Мне нужно с вами поговорить, – сказал тот.
   Мосэ пропустил его в номер. Мужчина прошёл на середину комнаты и сел на стул.
   –      Кто вы? – спросил Мосэ.
   –      Ваш ангел-хранитель, – ответил тот.
   –      Что вам нужно? – спросил его Мосэ не очень дружелюбным тоном.
   –      Я хочу предупредить вас, чтобы вы соблюдали осторожность.
   –      О какой осторожности вы говорите?
   –      Об этой, – сказал незнакомец, встал со стула и, подойдя к ночному столику, взял в руки фотографию с видом Крепости Чертей «Они-но-сиро».
   Затем он спрятал фото во внутренний карман своего костюма.
   –      Значит, из-за того, что бедный орнитолог Накамура случайно сфотографировал ваш замок, вы его убили? – смело заявил Мосэ. – Вы и меня пришли убить, чтобы не оставлять свидетеля вашей тайны?
   Незнакомец посмотрел на Мосэ через сверкающие стёкла защитных очков и молвил:
   –      Волоска с вашей головы не упадёт, ваше высочество. Для этого я и представлен охранять вас. К тому же, вы всё это говорите, не понимая сути происходящих вещей. Орнитолог Накамура жив и находится у нас.
   Такое заявление Ангела-хранителя вызвало недоумение у Мосэ.
   –      А как же вы объясните сообщение по телевиденью об его гибели? – спросил он.
   –      Простая инсинуация.
   –      Вы хотите сказать, что ваша организация похитила орнитолога, и вместо него положила на место преступления труп, похожий на Накамуру?
   –      Если вы дадите мне слово чести никому не говорить о нашем разговоре, то я вам объясню суть происходящего.
   Мосэ, немного подумав, согласился.
   –      Я говорю вам это лишь потому, что вы являетесь сыном главы нашей Небесной империи Ямато – маркиза Канаэ. И я приставлен к вам, как ваш охранник, можете считать меня сошедшим на землю суйдзяку «аватаром» Дзидзо-босацу, божеством в вашем буддизме, являющимся покровителем детей и путников, но мне будет приятнее слышать моё синтоистское имя Досодзин. Рано или поздно вы всё равно будете с нами. Когда вы соединитесь с вашим отцом Треножником, то вряд ли кому-нибудь откроете его секреты, – сказал незнакомец и продолжил, – дело в том, что один наш молодой сотрудник решил отлучиться с нашей базы в горах в «самоволку» к своей девушке. При этом он зарыл в корнях дерева свои идентификационные документы с пропуском в нашу сферу. Возвращаясь из самовольного оставления части, он не обнаружил под деревом своего тайника. Вероятно, кто-то подсмотрел, как он делает тайник, и выкрал документы. Обшарив всю гору Дайсан, он обнаружил орнитолога, который показал ему эту фотографию. Связавшись с нашим представительством, он рассказал всё, что произошло. Наши люди похитили орнитолога прямо в горах, инсценировав автомобильную катастрофу, а на место погибшего положили нашего провинившегося сотрудника, придав ему облик господина Накамура.
   –      Так вы убили вашего сотрудника? – ужаснулся Мосэ.
   –      Отнюдь, нет, – сказал Досодзин, – просто он временно принял образ мёртвого человека. Сейчас он уже доставлен в местную больницу и, вероятно, уже ожил и вернулся к жене Накамура в образе её мужа. Пока её муж находится у нас, наш сотрудник будет выполнять все его функции.
   –      Оригинально! – воскликнул Мосэ, не веря ушам своим.
   –      А вы включите телевизор и послушайте последние известия, – посоветовал ему Досодзин.
   –      Уму непостижимо, – произнёс Мосэ.
   –      Да, – согласился с ним Досодзин, – многое, чего мы, боги, достигли, не укладывается в привычные рамки нынешних понятий человеческих. Но главное, что нам удалось, это – оживить нашу традиционную японскую религию – синто. Сейчас все должности богов заняли мы, бывшие люди, ставшие богами, прорвавшиеся посредством ускоренного технического прогресса в божественные сферы. Мы реализовали воображение и привели в действие религиозную систему наших предков. Со временем, когда ваш отец призовёт вас на службу великой империи Ямато в качестве главного министра, вы осознаете многое. Сейчас мы готовим новую революцию Мэйдзи в Японии, чтобы восстановить империю Ямато. И тогда император вновь вернётся к власти, и восемь углов света соберутся под одной крышей. И Ямато-дамаси – Японский дух, наконец-то, восторжествует во всём мире. Хорошо, что вы являетесь японцем и исповедуете две веры – синтоизм и буддизм. Ещё в семнадцатом веке священник Кэйтю в своём труде «Когансёдзё» – «Предисловие к запискам наглеца» говорил: «Не удивительное ли учение, этот синтоизм! Оно само знает своих богов и подчиняет их своему характеру, оно дружит со святостью, не поучает, не обучает, не имеет своих письмен и писаний. Из поколения в поколение передаётся летопись об «эре богов», – только она и исполняет роль Святого писания. В чём-то синтоизм одинаков с конфуцианством и отличен от буддизма, в чём-то наоборот».
   –      А что собой представляет мой отец? – спросил Досодзина Мосэ.
   –      Даже в древности не было правителя, так дорожившего честью и величием своей страны, – воскликнул синтоистский бог Досодзин. – И уж тем более его заслуга состоит в том, что эту честь он не только отстоял, но создал предпосылки для закрепления величия за нашей страной на все грядущие времена в виде божественной вечной империи Ямато! Наша маленькая Япония – слишком тесное вместилище для столь великого духа как Ямато-дамаси.
   –      И что же представляет ваша империя Ямато? – поинтересовался Мосэ. – И как вам удалось её создать и сделать невидимой для человеческих глаз?
   –      Сразу же в конце войны в Европе ваш отец, маркиз Канаэ, хотел вернуться из Германии в Японию на подводном авианосце «Рюгу» – «Дворец Морского Дракона». Гитлер успел ему передать все секреты научных достижений Германии за годы правления Третьего Рейха. Маркиз Канаэ также обладал всеми секретами Японии. Пока он добирался до Японии, война уже закончилась, и японскую землю захватили враги. Ему ничего не оставалось делать, как продолжать своё автономное плавание по миру, производя исследовательские работы в научных лабораториях, оборудованных прямо в чреве подводного авианосца. Двадцать лет он находился в положении капитана Немо – героя Жюля Верна, вынужден был прятаться и работать с секретами проигравших стран, создавая новые изобретения. Весь экипаж корабля «Рюгу» превратился в ученых. За это время им удалось сделать ряд выдающихся открытий, которые могли бы потрясти мир, если бы стали известны человечеству. Его учёные, работая в области геронтологии, открыли секреты сохранения вечной молодости и вечной жизни. Занимаясь, дальнейшими разработками секретов немецкого концерна «ИГ Фарбен-индустри», отрыли так называемый эффект невидимости, иными словами, быть не только невидимым и неощущаемым, оставаясь в том же времени в пространстве, но и научиться менять свою форму, принимать те или иные формы и даже образы людей. На нашем языке это называется «творить пузыри на воде».
   –      Значит, похищение орнитолога Накамуры каким-то образом связано с этим эффектом?
   –      Самым прямым образом, – подтвердил Досодзин. – К тому же, мы до этого строили на дне океанов наши города под куполами стеклянных пирамид, но позже, став невидимыми для всего мира, сошли на берег и стали создавать по всему свету свои базы. В это время ваш отец и попытался отыскать в Шанхае вашу бабушку еврейку, вывезенную им из Берлина. Но к тому времени она уже умерла, а её дочь, ставшая симпатичной девушкой, похожей на мать, родила от вашего отца сына, которым вы и являетесь, но ваша мать умерла во время родов.
   –      Почему же мой отец, обладая секретами вечной жизни, не спас мою мать? – спросил его Мосэ.
   –      В то время мы были ещё на пути к разгадке этого секрета и обладали только умением консервации своего тела в том возрасте, в котором находились, – ответил Досодзин. – Секрет вечной жизни нами был разгадан значительно позже, когда у нас появились свои лаборатории на земле.
   –      И что вам удалось ещё изобрести? – спросил его Мосэ, опьянённый от свалившейся на него информации.
   –      Многое, – ответил тот. – Находясь как бы в другом измерении, мы были скрыты от человеческих глаз, хотя сами пристально наблюдали за жизнью людей. Это необычное состояние как бы превращало нас в невидимых богов, недосягаемых для человека. Люди даже не подозревали о нашем существовании, в то время как мы за ними пристально наблюдали, и могли делать с ними всё, что хотели. Открыв такую область знаний, первым задумался об этической стороне этого эксперимента ваш отец – маркиз Канаэ. Для всех нас, богов, он написал кодекс чести, нечто похожее на «Бусидо» – Путь воина для самураев, только обозначил его как «Синто» – Путь бога. Каждый, кто попадает в нашу сферу обители, должен выучить его и придерживаться этого свода законов. В высших сферах есть такое понятие как клепоты, то есть оболочки преломления божественного света. Таких оболочек в природе существует несколько разновидностей, но при помощи наших научно-технических возможностей, нам удалось изобрести для себя свою собственную оболочку – клепу, в которой мы создали нашу Землю Обетованную. Вначале мы забирали у людей туда всё, что нам было нужно, но затем многое там не понадобилось. Так, например, овладев новыми видами энергии, мы научились перемещаться в пространстве со скоростью света. Исчезая в одном месте, мы можем появиться в другом месте, или, исчезнув, можем находиться в том же самом месте и наблюдать за происходящим. Для нас нет преград, мы проходим сквозь стены и даже через тела самих людей, как бестелесные духи, но также можем в пустоте вновь обрести нашу оболочку из плоти и крови. Иными словами мы научились включаться в ваш мир и также выключаться из него. Мы можем появляться где угодно и исчезать. Мы научились обходиться без той пищи, которую потребляют люди. Для поддержания нашей субстанции достаточно получения солнечной энергии. Конечно же, мы в состоянии питаться человеческой пищей, но при этом у нас может возникнуть болезнь старения, и мы начнём стариться также быстро, как вы. Достаточно нам одного вида пищи, чтобы почувствовать её вкус и насытиться от этого. Мы не создаём себе никаких удобств, потому что пользуемся всеми вашими удобствами. Наш мир растворён в вашем мире, с той лишь разницей, что мы друг другу не мешаем. Мы считаем свой мир Небом, а ваш – миром мёртвых. Потому что в нашем мире нет смерти. Мы – вечны как боги. Мы и есть боги. Когда вы перейдёте в наш мир, то поймёте его законы. Единственный недостаток нашего мира состоит в том, что мы не можем в нём размножаться. Для этого нам нужно спускаться в ваш мир, чтобы рождались дети от ваших женщин. Этих детей мы потом забираем к себе, потому что все они рождаются вундеркиндами и становятся суперменами.
   –      С небес спустились сыны сии, которые брали в жёны дочерей человеческих, рожающих от них суперменов, – произнёс Мосэ слова из святого писания и задумался.
   –      Вы тоже являетесь, одним из таких детей, – заметил Досодзин, – и должны в скором времени вознестись на небо.
   –      Пока что мне и здесь хорошо, – ответил Мосэ.
   –      Но вы по рождению – японец, – заметил ему небожитель, – к тому же ваш отец занимает самое высокое положение в нашей империи. На вас надеются многие, в том числе и ваш отец.
   –      Но моя мать – еврейка, – возразил ему Мосэ.
   –      Это ничего не значит, национальность определяется по духу. Вы – японец. Поэтому ваш долг – строительство Небесной империи Ямато-дамаси. Вы должны занять оставленную вам нишу в нашей высшей иерархии. Вы же знакомы с мыслями философа Ямагата Дайни эпохи Токугава, который говорил: «В нашей стране Востока почитаем божественный император, светел он, трудами своими создавший Путь процветания. Прекрасна его добродетель, озаряющая всё вокруг на много веков».
   В эту минуту в дверь опять постучали.
   –      Это – ваш профессор, – заметил Досодзин, – который может быть связан с американцами, а Америка очень интересуется нашими секретами, но вряд ли им удастся что-либо разузнать. Интересно послушать, что он скажет вам.
   После этих слов Досодзин исчез, словно растворился в воздухе, или иными словами, как он сам выразился – «выключился».
   Мосэ отворил дверь, на пороге и в самом деле стоял Повелитель Светлого и Тёмного Пути – Онмёо-но-ками.
   –      К тебе можно войти? – спросил он Мосэ. – Мне нужно поговорить с тобой.
   Мосэ поведал нам о том, что рассказал ему профессор в тот вечер, но об этом мы узнали только на следующий день.



ДЕНЬ ВОСЕМНАДЦАТЫЙ «Небесная империя»


   В небытие с концом уходит ныне сущий,
   И вечный мир исчезнет в пустоте,
   Как свет родится в мрачной темноте,
   В бесформенном созреет так весь мир грядущий.

   Из древних китайских книг


   Also ist Himmel und Erde geworden, da sie geschaffen sind, zu der Zeit, da Gott der Herr Erde und Himmel machte.

   Ещё одну вещь сказал мне в ту ночь отец Гонгэ, явившийся мне во сне:
   «Почему мы все так любим птиц? Может, потому, что они имеют крылья, умеют летать и похожи на ангелов. К тому же, у евреев есть теория, что Бог через птиц узнаёт обо всём, что происходит на земле. Может быть, птицы говорят на божьем языке? Я задал этот вопрос раввину, но он сказал, что отличие между ангелами и птицами весьма существенное. Птицы есть птицы, а ангелы – ангелы. Птицы похожи на нас. Они ведут такую же жизнь, как люди, имеют телесную оболочку, характер, свои привязанности и интересы в этой жизни. Ангелы же бестелесные исполнители воли Господа. Они доносят до нас то, что предназначено нам судьбой – груз бед, если мы согрешили, или дар радостей, если мы их заслуживаем. Ангел смерти обычно ставит точку в конце нашей жизни. А птицы – всего лишь живые существа, чем-то похожие на людей. Среди их есть даже такие, которые питаются нашей плотью. Обычно это происходит после великих сражений. Многие верующие считали святого Дзидо ангелом. А в одном случае женщина увидела вещий сон о том, как в её лоно проник Дзидо. После этого она зачала и родила сына, который, став подвижником, по мистическому совету Дзидо отправился жить отшельником на гору Агато, а затем обитал на горе Тайсан. Эта история – не единственная, когда женщины зачинали от неких бодхисатв. Всё же, нужно воздать должное женщинам, хотя мы и считаем их ниже себя по своему положению в обществе, но если бы не было их, то не было бы и продолжения рода человеческого. К тому же, при жизни бодхисатвам было совсем не до мысли о продолжении своего потомства, только, оказавшись на Небе, они вспомнили, что не сделали на земле главного – не оставили своего физиологического следа. Случается и такое».
   Этот сон тоже объясняет кое-что из того, что произошло в ту ночь в храме Эйхэйдзи.
   По словам Мосэ, профессор, войдя к нему, прошёл на середину комнаты и сел на тот же самый стул, на котором минуту назад сидел бог Досодзин.
   –      Мне кажется, – сказал профессор, – что вы что-то скрываете от меня. Было бы лучше, если бы вы рассказали мне всё чистосердечно, без утайки. Я же был с вами откровенен. Раскрылся перед вами. Рассказал вам всё, что знал. И мне казалось, что между нами возникли доверительные отношения, которым я очень рад, и надеюсь, что эти отношения и впредь будут оставаться такими же.
   –      Сэнсэй, – спросил его Мосэ, – можно вам задать вопрос?
   –      Конечно же, – с готовностью ответил профессор, – спрашивай всё, что хочешь знать.
   –      Скажите мне, как вы относитесь к Соединённым Штатам?
   Профессор задумался, но потом ответил с готовностью:
   –      В данный момент я считаю Соединённые Штаты единственной силой на земном шаре, способной предотвратить надвигающуюся на мир катастрофу. Благодаря Соединённым Штатам мир подошёл к черте всеобщего объединения. Всеобщая стандартизация, глобализация и демократизация делают всех нас людьми общей семьи, называемой всеобщим человечеством. Демократические ценности проникли во все уголки земного шара, соединили все народы с их разными культурами и мировоззрениями. Вместе с Соединёнными Штатами в одном направления движутся Европа, Япония, Израиль и Россия. Но последнее время Соединённые Штаты сами делают всё возможное, чтобы разрушить мир, сознательно создавая во всех уголках земли управляемый хаос. В этом они усматривают свою выгоду, думая, что если всем будет плохо, то только им будет хорошо, забывая об угрозе всей системе мировой безопасности. Не так давно ко мне приходил американец Майкл Смит и предлагал сотрудничать с НАСА. Я отказался, потому что американским правительством делается всё возможное для сохранения международной напряжённости в мире, которая позволяет ей загружать свою промышленность военными заказами. Поэтому все новые открытия, попадающие в их поле зрения, прежде всего внедряются их военными в производство новых более совершенных видов оружия. Я сказал напрямую этому Майклу, что не намерен сотрудничать с ними. Больше я его у себя не видел. В мире и так хватает напряжённости. Но есть ещё часть отколовшейся Японии, которая обособилась в опасный для человечества конклав, и своими реваншистскими настроениями, воплотившимися в ностальгии по безвозвратно ушедшим временам, готовится поменять всё в нашем устоявшемся мире. Мы не можем этого допустить. Если мы не окажем сопротивление Небесной империи Ямато-дамаси, то мир рухнет.
   –      Но может быть возникнет другой мир, более совершенный? – спросил его Мосэ.
   –      Как ты можешь такое говорить?! – воскликну профессор, негодуя. – Ведь ты по своему происхождению являешься евреем. Тебя родила еврейская женщина. Значит, ты должен быть с нами, со всем цивилизованным миром.
   –      Но грядёт другая цивилизация, более сильна, развитая и совершенная, – заметил ему Мосэ. – Как вы сможете устоять против неё?
   –      Если всё человечество объединится, то устоит, – сказал профессор. – Мы стоим на правильном пути развития. Даже на Ближнем Востоке в Палестине евреи и арабы нашли между собой общий язык и хотят установить мир. В Экклезиасте сказано, что когда это произойдёт, то наступит конец старого света и начало нового. В этом предсказании говорилось, что мир будут захвачен всего на девять месяцев арабами, после чего во всём мире будет одна религия. И мир перестанет воевать, и будет находиться в мире на вечные времена.
   –      Так, может быть, это произойдёт после того, как нас всех завоюет Небесная империя Ямато-дамаси, – возразил ему Мосэ, – и останется всего одна религия на земле – синтоизм?
   –      О чём ты говоришь?! – в негодовании воскликнул профессор. – Древние евреи ясно сказали, что это будут арабы, а не японцы.
   –      Но в те времена евреи ещё ничего не слышали об этой нации, – возразил ему Мосэ, улыбнувшись. – Японцев тогда, может быть, вообще не было. А всех живущих на востоке евреи считали арабами. Но вот мне кажется, что новая империи, о которой вы ничего не знаете и поэтому её боитесь, может завоевать мир за девять месяцев и родить новую цивилизацию. «И с небес спустятся сыны сии, которые будут брать в жёны дочерей человеческих, рожающих от них сверхлюдей».
   –      Замолчите! – вскричал профессор. – Такие ужасы не могут быть поводом для шуток. Как вы полагаете, завоевав наш мир, агрессоры оставят нас в живых? Зачем мы будем им нужны? Конечно же, часть из нас они превратят в своих рабов. Наших лучших и симпатичных женщин заберут себе. А остальных людей просто истребят.
   –      Вы так думаете, профессор? – спросил его Мосэ. – Но может быть, мы с вами мерим всё по нашим земным меркам, а там у них на небесах – совсем другая шкала ценностей. И они не будут у нас забирать того, чего им не нужно.
   –      Вот этого мы с вами не знаем, – заявил профессор, – агрессор всегда останется агрессором и будет себя вести так, как евреи вели себя, завоёвывая себе Землю Обетованную, как испанские конкистадоры, покоряя Новый Свет, как американцы, осваивая Дикий Запад. Другого закона у завоевателей не может быть.
   –      Но может быть, у них есть свой кодекс чести? – опять возразил Мосэ.
   Профессор потерял терпение, вскочил со стула и воскликнул:
   –      Вы прямо мне скажите, вы с кем?! С ними или с нами?!
   Мосэ рассмеялся и заметил:
   –      Профессор, а у вас нервы сдают. С вами уже и пошутить нельзя.
   –      Ничего себе шуточки! – воскликнул профессор, обиженно махнул рукой и вышел из номера.
   Как только профессор ушёл, тут же появился небожитель и, презрительно фыркнув, сказал:
   –      Грязный америкашка в обличии японца, а по всей своей сути – настоящий янки. Во время войны он работал в американском разведывательном центре и расшифровывал переговоры наших кораблей, когда авианосцы направлялись к островам Мидуэй для атаки. Из-за него у нас сорвалась блестяще задуманная военная операция. Япония потеряла четыре авианосца, как будто ей отсекли одну руку. Так что вина за поражение Японии в прошлой войне в какой-то степени лежит на нём.
   –      Но прошло уже столько времени, – попытался успокоить его Мосэ. – Пора уже забыть старую вражду.
   –      Пока не изменится мир в нашу пользу, мы ничего не сможем забыть. Когда подводный авианосец «Рюгу» возвращался через Индийский океан в Японию, они сбросили на Нагасаки и Хиросиму ядерные бомбы. Если бы император не объявил о капитуляции, то мы, не задумываясь, сбросили бы свои атомные бомбы на Соединённые Штаты. Но помешало предательство, и война была проиграна. Возмездие опоздало. Страну захватил враг. Всё равно мы отомстим американцам за их жестокость, а России – за вероломство.
   –      Значит, прав был профессор, – заметил Мосэ, – когда вы начнёте войну, наказывая всех, то будете действовать как агрессоры, убивая тех, кто станет на вашем пути.
   Досодзин пожалел о том, что дал волю чувствам. Он совсем не хотел оставлять плохих впечатлений у Мосэ о себе и Небесной империи.
   –      Нет, – сказал он, – никого наказывать мы не собираемся. Месть – это не наказание, а восстановление справедливости и кара за преступления. И никого захватывать мы не будем. Мы останемся в своём мире, а мир мёртвых оставим мёртвым. Единственное, что мы сделаем, это дадим Японии занять своё достойное место в мире.
   С этими словами он поклонился и исчез, выключился из действительности. Мосэ разделся, лёг на кровать и ещё долго ворочался, прежде чем заснул. Ему вспомнились слова средневекового поэта Тода Мосуя: «Опустели прежние дороги, которыми шли правители, они напоминают об огромном прошлом».
   Наутро профессор и мы, наскоро перекусив, отправились в путь. Въехав в префектуру Исикава, машина профессора, не останавливаясь, проскочила города Кага с огромной статуей богини Канон, Комацу и Матто и въехала в Канадзаву как раз в тот момент, когда по улице продвигалась длинная процессия из разряженных самураев. На дворе стояла середина июня. Жители города наслаждались последними солнечными днями перед длительным сезоном дождей – цую. Канадзава отмечала свой основной праздник Хякумангоку-мацури.
   Машина остановилась на обочине улицы, мы и профессор вышли из неё и смешались с участниками процессии. Возле нас с Мосэ оказался самурай в средневековых доспехах с двумя мечами за поясом. Он шёл в пешем строю, за ним двигался конный строй. Коней некоторых знатных всадников вели под уздцы самураи, одетые в форму оруженосцев. Глядя на монаха, пеший самурай радостно крикнул:
   –      Союз меча и чёток. Надеюсь, что ваши чётки сделаны из яшмы? Сегодня в параде принимают участие только мечи, яшма и зеркала.
   Мосэ кивнул ему, хотя его чётки стоили дёшево и были сделаны из чёрного эбонита.
   –      Одну истину мы никак не можем усвоить из минувших веков, – продолжил самурай, – никто из современных правителей не следует праведным путём премудрых государей, живших в древности. От этого проистекают все наши несчастья и следуют поражения. И сейчас они не пекутся о народном благе, помышляют лишь об утехах праздных, не заботясь о том, как предотвратить гибель нашего государства.
   –      А что вы подразумеваете под понятием «благо народа»? – спросил его Мосэ.
   –      Прежде всего, нужно дать волю государю-иноку, – сказал самурай, – и освободить его из дворцового заточения.
   –      А кто его туда заточил? – удивился Мосэ.
   –      Парламент, это американское изобретенье дьявола. Император должен сидеть на троне и управлять страной, а не прятаться во дворце от глаз своего народа и безучастно смотреть на все безобразия, какие творятся в стране. Знаете, что означает такое высказывание Ямасика: «Основа Поднебесной – государство, основа государства – народ, основа народа – государь».
   Мосэ очень удивился, услышав монархические высказывания простого ряженого участника карнавала. Раньше он ничего подобного не слышал.
   Самурай, видя, что монах никак не отреагировал на его слова, процитировал следующе выражение из «Собрания сочинений Хаяси Радзана»: «Наша империя – страна Богов. Путь Богов как раз и есть Путь правителя. После того, как однажды расцвёл закон Будды, открылся Путь Богов – Путь правителя».
   Мосэ опять никак не отреагировал на его слова.
   Я оглянулся по сторонам и увидел, что все люди имели на своих лицах маски. Даже те, кто не принимал участия в процессии, а просто стоял на обочине дороги, были в масках. Многие из них носили мечи. Я обратил внимания на старика в традиционном мужском кимоно тёмного цвета, у которого на поясе тоже висел самурайский меч.
   –      А зачем старику нужен меч? – удивлённо произнёс я вслух, обращаясь к Мосэ. – Он же не сможет даже поднять его на вытянутой руке.
   Самурай, сыпавший цитатами средневековых философов, услышавший мои слова, ответил мне:
   –      Он – ветеран второй мировой войны, один из солдат знаменитой канадзавской дивизии, покрывшей себя славой в боях за овладение самой укреплённой цитаделью англичан Сингапуром. Таких боеспособных дивизий в Японии было всего две: одна – наша, а другая – из Кумамото. Сегодня в её честь парад посетит наш бог войны Хатиман, чтобы воздать должные почести мужеству канадзавцев, громивших полвека назад врагов Японии.
   –      Неужели на параде появится Чёрный воин? – изумился Мосэ.
   –      Да, – радостно воскликнул самурай, – Вон, взгляните! Он уже мчится со всей своей конницей. Это – наш маркиз Канаэ со своим войском Небесной империи Ямато-дамаси. Видите, они приближаются к нам подобно священному ветру Камикадзе, чтобы принять участие в нашем параде.
   Я посмотрел по направлению, указанному самураем, и увидел в синем небе белое вытянутое облачко, которое приближалось с севера, разрастаясь на глазах у всех участников парада, вызывая бурный восторг. Было видно, как при приближении облака белые точки обретали очертания всадников на гнедых конях с белыми флагами за плечами. На флагах красовались два иероглифа, обозначающих слово «Хатиман» – Бог войны. Восхищённая толпа восклицала:
   –      Хатиман, бандзай! Империя Ямато, бандзай!
   Вдруг среди пёстрой толпы я увидел высокого клоуна, стоящего на ходулях, а рядом с ним троих артистов, нарядившихся в костюмы обезьяны, собаки и фазана. Я слышал, как они напевали песни о своих походах на чертей. Облако закрыло солнце, и клоун с артистами подняли свои взоры к небу. При виде приближающихся небесных всадников на их лицах застыло изумление.
   –      Надо же! – воскликнул клоун, когда мы с Мосэ оказался рядом с ним.
   По его голосу мы узнали в нём Синего дракона, посетившего нас однажды во дворе храма Роккакудзи.
   – Надо же! А я думал, что небесная кавалерия была только в Советском Союзе, – воскликнул клоун.
   Увидев Мосэ, он обрадовался. Спрыгнул с ходулей и передал их своим артистам.
   –      Рад вас видеть, – воскликнул он, пожимая руку Мосэ и мне. – Пришли посмотреть на праздник? Удивительное зрелище! Особенно этот номер с небесной конницей. Муниципалитет города Канадзавы не скупится на грандиозные представления. Это надо же сделать такое, спустить конницу с неба на землю. Должен признаться, что я во время службы в Советской Армии был тоже прикомандирован к небесной кавалерии. Были у нас такие секретные части. Нас сбрасывали с самолётов на парашютах вместе с лошадьми. Представляете?! Лошади испытывали при этом такой стресс, что у некоторых прямо в полёте разрывались сердца, да и на земле они вели себя дико, и ещё долгое время их нельзя было оседлать. Из-за такого стресса наше высшее начальство засекретило эти части. А нам, простым солдатам, было жаль лошадей. Мы-то знали, за что мы страдаем, а вот лошади… Настоящее издевательство над животными! Разве можно простую лошадь научить летать. А здесь, посмотрите, целая конница идёт так стройно, как на параде, да ещё без парашютов. Как им это удалось? Вот что значит, тщательно готовить трюк, ни то, что в нашем цирке.
   Небесная конница приблизилась к процессии, и все поразились, увидев, что все кони были крылатыми.
   –      Это надо же такое! – восхищался больше всех Синий Дракон. – Первый раз вижу лошадей с крыльями. Как им удалось вывести такую породу?
   Тут мы с Мосэ опять услышали рядом с нами голос самурая:
   –      Смотрите, смотрите! На первом коне сидит сам маркиз Канаэ – Треножник, опора императорского трона, создатель Небесной империи Японского духа Ямато-дамаси. Когда-то Хаяси Радзан в своём труде «Рон» – «Рассуждения» написал: «Император, Небо, природа, сердце и в древности и теперь на протяжении бессчётного множества веков – одно. Небо и человек – также одно».
   Я наблюдал за Мосэ, а он устремил взгляд на своего отца. Впервые он видел человека в образе бога, подарившего ему жизнь. Мужчина средних лет симпатичной наружности имел благородную осанку. От головы маркиза в разные стороны исходили лучи ореола как от святого, которых обычно изображали на буддистских иконах, но его тело, как и тела других всадников и коней, было прозрачным, подобное лёгкой дымке. Вся эта призрачная небесная кавалькада походила на белую гигантскую стрелу, острие которой являл собой сам маркиз Канаэ на белом жеребце. Стрела пронеслась над головами участников процессии и взмыла высоко в небо. Лошади из задней конной шеренги при виде своих крылатых сородичей заржали. Некоторые кони встали на дыбы, как бы желая последовать за небесными скакунами. Вытянутое облако, поднявшись высоко в небо подобно следу от реактивного самолёта, начертало на синеве кристального свода контуры синтоистских ворот Тории, а на них – огромного петуха, взмахнувшего крыльями.
   –      Бандзай! – восторженно возопила многоголосая толпа. – Десять тысяч лет Империи Ямато-дамаси! Да здравствует маркиз Канаэ, опора императорского трона! Да здравствует император!
   В это время часы на площади пробили двенадцать раз. Из-за белого облачка вышло солнце и опять ослепительно засияло. Огненный диск солнца походил на смеющийся лик богини Аматэрасу. Сияние заиграло на стальной поверхности самурайских шлемов, оружия, конной упряжи и сбруи, засверкало блестящей мозаикой, преобразив толпу в сказочную феерию.
   –      Бандзай! – громоподобно ответила на сияние дневного светила многоликая толпа улицы. – Да здравствует Японский дух Ямато-дамаси! Да здравствует богиня Аматэрасу!
   И солнечный свет отразился в тёмных зрачках каждого японца, принимающего участие в процессии. В воздух взметнулись тысячи мужских и женских рук с мечами, чётками из яшмы и зеркалами – атрибутами императорской власти.
   Пышная профессия торжественно вступила на площадь. И в тот же самый миг десятки красочно разрисованных огромных воздушных шаров отправились в небо с крыш высотных зданий центра Коринбо. В корзинах этих шаров находились симпатичные японские девушки в нарядных кимоно Кага-юдзэн, машущие разноцветными платками. Они сбрасывали на головы участников профессии конфетти и лепестки роз. Среди них мы с Мосэ разглядел лик лучезарной принцессы Ото-химэ, которая помахала нам своим голубым платком.
   – Что это?! – воскликнул Мосэ, указывая пешему самураю на летящие в небо воздушные шары.
   –      Это наш подарок небожителям, – ответил тот. – Мы посылаем им наших лучших девушек.
   – И они больше не вернуться на землю?! – в страхе воскликнул Мосэ, у которого в голове мелькнула мысль о жертвоприношении.
   –      Ну что вы такое говорите, – упрекнул его самурай. – Конечно же, они вернуться, и через девять месяцев у них всех родятся умные и сильные дети, которые начнут строить на земле нашу империю.
   –      Вот как? – удивился Мосэ.
   И ему, видимо, опять уже в который раз вспомнилось изречение из святого писания: «И спустятся сыны сии на землю. И возьмут себе в жёны дочерей человеческих, которые родят им суперменов». Но в этом случае, подумал он, дочери человеческие поднимаются в небо, чтобы от сынов сиих, небожителей, родить сверхчеловеков.
   Мы с Мосэ огляделись по сторонам, но нигде не заметили ни профессора Онмёо-но-ками, ни нашего товарища Хотокэ. Кругом были одни незнакомые лица. Тут мы увидел, что прямо над нашими головами завис один из воздушных шаров. Подняв головы кверху, мы встретился взглядом с глазами прекрасной принцессы Ото-химэ, которая плавно махала нам рукой, как бы приглашая к себе. Затем из корзины свесилась верёвочная лестница. Зрители недоумевали, зачем красавице понадобился монах и иностранец. Некоторые зеваки стали отпускать в наш адрес шутки. Принцесса Ото-химэ, свесившись по пояс из корзины, что мочи крикнула нам:
   –      Ну что же вы, господа, поднимайтесь ко мне. Мне нужно с вами поговорить.
   Многие участники церемонии, услышав такие слова красавицы, обращённые к монаху и мне, покатились со смеху. Верёвочные концы лестницы болтались возле груди Мосэ. Многие из окружавших монаха самураев с шутками стали его подсаживать. Испуганный монах обратился ко мне с мольбой:
   –      Не оставляйте меня одного!
   Он сопротивлялся, чем вызывал у толпы ещё большие приступы смеха. Затем, перестав сопротивляться, ухватился за деревянные палки лестницы. Я тоже схватил верёвочные концы, и шар тут же стал подниматься верх. Но в это время раздался ещё один возглас. Он исходил от клоуна.
   –      Почтеннейшая публика! – закричал клоун, стоя на ходулях. – Разве можно одного монаха оставлять с иностранцем и четырьмя девушками?! Давайте присоединим к нему ещё одного монаха!
   С этими словами, согнувшись, он ухватил из толпы за рукав монаха Хотокэ и, подняв его на высоту, дал тому уцепиться за лестницу. Шар быстро набирал высоту. Люди на площади, наблюдая эту сцены, покатывались от хохота. Мы: Мосэ, Хотокэ и я, испытывая смущение и страх от высоты, боялись сорваться и стали взбираться по лестнице к корзине воздушного шара. Снизу кто-то выпусти огромную стаю голубей вместе с разноцветными воздушными шариками. Птицы, пролетая мимо, обдавали нас лёгким ветерком крыльев и шелестом о поверхности поднимающихся шариков.
   На какое-то время у нас возникло одинаковое чувство нереальности. Нам вдруг показалось, что мы поднимаются в небесные чертоги к самим богам синтоистского пантеона. Внизу фигурки участником процессии становились всё меньше, а высокие небоскрёбы с высоты птичьего полёта казались игрушечными домиками. Метаморфоза увеличивающего расстояния по вертикали и уменьшающихся размеров предметов на земле как бы переносила нас в другую категорию времени и пространства. На какое-то мгновение нам показалось, что с разных сторон к шарикам стали подлетать небесные сущности и расхватывать их. Но это были не главные боги, а так – всякая местная шушера, олицетворяющая собой местные божества речушек, озёр, гор, водопадов, перевалов, лесов, болот и высоких деревьев. Главные боги находились где-то выше, на более высоких ступенях небесной тверди. Для того чтобы их достигнуть, нужно было преодолеть восьмислойные облака.
   Чем выше поднимался воздушный шар, тянущий за собой верёвочную лестницу, за которую уцепились мы, дрожащие от страха, тем интересней становились небеса. Они как бы распадались на несколько слоёв, заполненных сказочными персонажами, как разрезанный слоёный торт из прозрачного суфле. В нижних слоях суетились средневековые самураи с крылатыми знамёнами за плечами, стараясь ухватить лёгких летучих гейш с огромными поясами, завязанными бантами наподобие крыльев бабочек. Между ними проносились экзотические или сказочные животные, которые когда-то, возможно, существовали на земле, но затем обрели своё спасение от истребления в этих сферах, найдя способ вознестись на небо.
   Сверху раздался голос принцессы Ото-химэ:
   –      Ну что вы там так долго возитесь? Поднимайтесь быстрее к нам.
   Мы подняли головы и увидели свесившийся за борт корзины бюст принцессы Ото-химэ. Её длинные чёрные пряди волос развивались по воздуху, подобно запущенному змею.
   Мы стали осторожно подниматься вверх по лестнице, не в силах оторвать взгляда от расстелившейся под ними панорамы города, похожего на шахматную доску. Легкий прохладный ветерок относил воздушный шар в сторону от площади. На солнце сверкали черепичные крыши домов. Игрушечным замком, построенным из песка, выглядела древняя крепостная башня Исикавских ворот – Исикава-мон.
   Мы вдруг неожиданно для себя обнаружили, что кристальная прозрачность воздуха всё же была восьмислойной, и наш шар только что преодолел второй этаж воздушного амфитеатра. Мы, наконец, добрались до корзины воздушного шара.
   –      Добро пожаловать к нам в гости, – радужно приняла нас принцесса, – знакомьтесь, это мои фрейлины.
   И она кивнула на троих девушек, одетых в кимоно гейш.
   –      Можете выбирать любую, – продолжала она, – с этого времени они будут вам прислуживать.
   –      Нам не нужно служанок, – сказал Хотокэ, – мы – монахи, и привыкли заботиться о себе сами.
   –      Здесь просто необходимо заботиться друг о друге, – возразила ему Ото-химэ, – потому что мы находимся на небесах. Но для того, чтобы вы почувствовали себя более непринуждённо, вам следует отведать нашего небесного напитка – амброзии, который помогает нам не стареть и пребывать всегда в добром здравии и хорошем настроении.
   –      Но мы не пьём вина, – опять заупрямился Хотокэ.
   –      Это – не вино, а простой напиток, – сказала Ото-химэ. – В нём нет ни капли алкоголя.
   Я ещё на земле испытывал жажду, поэтому не стал отказываться от бокала живительного освежающего напитка, предложенного нам служанками Ото-химэ.
   Как только я отведал божественного питья, передо мной сразу же раскрылась вся небесная сфера во всей своей потрясающей красоте и таинственной мистике. Я увидел огромные дали, похожие на бездны, сплошь заполненные живыми существами, напоминающими сгустки энергии, и божествами. Все они взаимодействовали друг с другом, создавая картину некого высшего единства мира божественного и мира земного.
   Одна из фрейлин принцессы Ото-химэ приблизилась ко мне и спросила:
   –      Вы любите цветы?
   –      Да, – ответил я, – обожаю, потому что сравниваю весь мир с распускающимся цветком. Если смотреть на мир с мудростью и сочувствием, то он раскрывается как цветок из эфира, о котором нельзя сказать, сотворён он или рассеивается, ибо понятия бытия или небытия к нему неприложимы, как сказано в «Ланкаватара-сутре».
   –      Вы говорите, как буддийский монах, – рассмеявшись, заметила фрейлина, – но вы же не монах. Вы – иностранец и, наверное, не чуждаетесь женщин?
   –      Да, – ответил я, улыбнувшись, – женщин я тоже сравниваю с распускающимся цветком, и поэтому очень люблю их и уважаю. В них соединена вся красота мира. Если бы не было женщин, то и не было бы красоты в этом мире. Их красота всегда вдохновляет мужчин к творчеству, рождает неуловимую искру, которая заставляет сильнее биться сердце, где возникает подобно дуновению жизни любовь, творящая чудеса. В любой женщине есть ясность и чистота, но мужчина всегда ищет одну свою единственную и неповторимую женщину, которая захватывает всё его существо, и без которой он уже не может жить.
   –      Здесь нас – три девушки кроме нашей принцессы Ото-химэ, – сказала, смеясь, фрейлина, – и любая могла бы составить вам пару.
   –      Но у меня уже есть женщина, – грустно ответил я, – которую я люблю больше своей жизни. К сожалению, с ней случилось несчастье. Она попала в руки разбойников, и я не знаю, как её спасти. Я не могу найти её среди множества народа в этой стране.
   –      И вы даже не предполагаете, в какой части Японии она находится? – спросила сочувственно фрейлина.
   –      Я думаю, что она находится в токийском районе Синдзюку, где-нибудь в чайном квартале.
   –      Так она – гейша? – удивилась фрейлина.
   –      Нет, – ответил я, – но разбойники могут держать её в каком-нибудь публичном притоне.
   –      Вот как? – вздохнув, молвила фрейлина. – Бедная женщина! И что вы сделаете, если её найдёте?
   –      Я освобожу её и женюсь на ней. О, если б только кто-то помог мне найти её!
   –      Мы бы могли вам помочь, – сказала фрейлина, кивнув в сторону своих подруг, которые пытались разговорить Хотокэ, в то время, как Ото-химэ была занята беседой с Мосэ, – но лучше всего могла бы это сделать наша госпожа принцесса, потому что она имеет огромные возможности и большое влияние на людей. Попытайтесь с ней поговорить. А я отвлеку её от беседы с её избранником, скажу, что вы – тонкий ценитель восточного искусства. Ей будет интересно с вами побеседовать, и вы выскажете ей свою просьбу.
   Я не успел ей возразить, как фрейлина встала со скамейки, подошла к своей госпоже и представила меня ей.
   –      Этот господин, – сказала она, – большой знаток и ценитель нашего искусства, хотя он и является иностранцем.
   Я с ужасом подумал, что должен буду что-то говорить принцессе об искусстве, хотя и не считал себя его знатоком, но было уже поздно. Принцесса с благожелательной улыбкой кивнула мне и сказала:
   –      Вот оно что! Мне очень приятно встретить иностранца, который знает и любит наше искусство.
   Я поклонился принцессе и пробормотал что-то невнятное о том, что я совсем не искушён в искусстве, и уж тем более плохо разбираюсь в искусстве Востока. Но мои слова были приняты принцессой как изысканное проявление моей скромности.
   Принцесса спросила меня, знаю ли я японскую живопись, и какой художник мне больше всего нравится. Я рассказал ей, что однажды, посещая храм Кодзима-дера, увидел одну картину в стиле мандалы, которая оставила в моей душе глубокое впечатление. Эта картина, символизирующая «Духовный мир», состояла из девяти квадратов с расположенным в них множеством божеств. Её центральным образом был Будда Дайнити, похожий на богиню солнца Аматэрасу. На шёлке глубокого тёмно-синего тона золотые и серебряные линии, мягко закругляясь, обрисовывали фигуры божеств, а их бесчисленное число и мотив бесконечно круглящихся линий образовывали сложное орнаментальное построение пространства. Эта картина, непостижимая в своей бесконечной множественности божеств, в их скрытой взаимосвязи и таинственная в самой сложности своего мерцающего узора, как бы воссоздавала саму суть мироздания. А простота и ясность образа божества предлагала непосредственное с ним общение, раскрывая идею проявления Вселенной, как её материального начала, так и космической души, в каждой её мельчайшей частичке. Картина рассказывала о скрытой жизни в каждом предмете видимого мира. Я не знал имени этого художника, но его работа поразила меня до глубины души.
   Выслушав мой рассказ, принцесса Ото-химэ улыбнулась и сказала, что знает эту картину, которой уже более тысячи лет, а имени её художника никто не знает. Она также сказала:
   –      Я поражена глубиной вашего проникновенного взгляда на предметы и пониманием нашего искусства, и чтобы вас как-то поощрить, готова выполнить любую вашу просьбу.
   –      В нашего гостя есть такая просьба, – вместо меня ответила ей фрейлина, – он потерял свою девушку в нашей стране. По его словам, её похитили бандиты и держат в каком-то борделе Токио. Он просит Ваше Высочество помочь ему в её поиске.
   Я низко поклонился принцессе и сказал, что это – моя нижайшая просьба.
   –      Хорошо, – сказала принцесса Ото-химэ, – мы постараемся вам помочь отыскать вашу любимую женщину. Но как нам с вами связаться, когда мы её найдём?
   –      Я с двумя моими товарищами совершаю поездку по всей Японии, – сказал я с поклоном, – но мы постоянно духовно связываемся с нашим учителем отцом Гонгэ, настоятелем храма Роккакудзи в городке Ёсида префектуры Ниигата. Если вы сообщите ему весть, то он тут же через сон свяжется со мной и даст мне знать.
   –      Хорошо, – сказала принцесса, – мы так и сделаем.
   После этих слов наш разговор об японском искусстве стал общим. Принцесса посоветовала мне, когда я буду в Токио, посетить Национальный музей и посмотреть картину «Бодхисатва Фуген» – общепринятый шедевр японского буддийского искусства двенадцатого века, а в Киото – не обойти вниманием картину «Воскресение Будды» из храма Тёходзи, являющейся одной из вершин японской буддистской живописи того времени.
   Затем принцесса предложила нам всем ещё раз отведать божественного небесного напитка.



ДЕНЬ ДЕВЯТНАДЦАТЫЙ «Вознесение на Небо»


   Тот, кто познал истоки Пустоты,
   Поймёт, что звуков колыбель – беззвучность,
   Воистину постигнет жизни сущность,
   Отринет мир страстей и суеты.

   Из старых китайских книг


   Und allerlei Baume auf dem Felde waren noch nicht auf Erden, und allerlei Kraut auf dem Felde war noch nicht gewachsen; denn Gott der Herr hatte noch nicht regnen lassen auf Erden, und es war kein Mensch, der das Land baute. Aber ein Nebel ging auf von der Erde und feuchtete alles Land. Und Gott der Herr machte den Menschen aus einem Erdenklo;, uns blies ihm ein den lebendigen Odem in seine Nase. Und also ward der Mensch eine lebendige Seele.

   Как только мы все вместе отведали небесный напиток богов – амброзию, в глазах у нас потемнело. Неожиданно день превратился в ночь. А в тёмном небе над Канадзавой разыгрывалось артистическое представление. Внизу вся Канадзава светилась огнями, расцвеченная как гигантский персидский ковёр, и небо горело над нами алмазными звёздами. Огромная луна сияла со стороны Японского моря, как волшебный фонарь, освещая рампу с необычными декорациями. И на этой космической сцене возник сказочный замок из восьми слоистых облаков.
   –      Что это? – удивлённо воскликнул Мосэ, – показывая пальцем в строну призрачного замка.
   –      Это Небесные Чертоги Благовещих Высей – таинственная обитель небожителей, – ответила ему принцесса Ото-химэ, – место для приёма небесных гостей. В народе его ещё называют Небесный дворец. Хотите побывать там?
   Мосэ и Хотокэ пожали плечами и ничего не ответили. Я же, как страстный любитель приключений, сказал, что очень хочу осмотреть его.
   –      Вы можете побывать там, – сказала нам принцесса, – но для этого вам нужно ознакомиться с правилами дворцового этикета.
   –      А это сложно? – спросил я.
   –      Не очень, – ответила принцесса, – как и всему в мире, этому тоже нужно учиться. Я вам организую курсы по изучению дворцового этикета.
   Воздушный шар поднимался всё выше и выше. Далеко внизу осталась Канадзава со своими сияющими огнями. Оттуда из Страны Детей восходящими потоками сорвало и принесло на небо целую толпу странных человеческих фигурок. Кружащиеся в танце господа во фраках, солдаты в мундирах и дамы в пышных бальных платьях, подобно вихрю, прорвались в ночное звёздное небо и закружились в танце вокруг нашей корзины воздушного шара. Всё кругом пришло в движение. Всё летело, кружилось, танцевало под ослепительными искрами, которые рождались как бы сами собой.
   –      Что это?! – восхищённо воскликнул я.
   –      Это – сама жизнь, – ответила сияющая принцесса. – Радость жизни, наполняющая нас, чего вы, простые люди, лишены.
   Начавшийся в ночном небе Канадзавы традиционный костюмированный бал разрастался и набирал силу. Боги покидали свои покои восьмислойного дворца и устремлялись в объятия простых смертных, занесённых на небо божественным ветром Камикадзе.
   Космические патриархи – бог неба Идзанаги и богиня земли Идзанами, взявшись за руки, слетели с высшего яруса Небесного Дворца и, ворвавшись в самую середину танцующих, перемешали небожителей со смертными. Многие канадзавцы, обретшие в эту ночь крылья, устремились на небо, чтобы потанцевать в объятиях богов. Маленький бог, заброшенный в страну смерти, Сукуна-бикона, внук бога изобилия рисовых колосьев Ниниги, не найдя себе достойной пары, танцевал на спине летящей птички колибри. А две небесные принцессы Умуги-химэ – Дева-моллюск и Кисакаи-химэ – Дева-раковина с зазубринами, оживившие когда-то в древности бога О-куни-нуси, с восхищением наблюдали за крохотным мальчиком, который щелканьем каблучков и пальцев, распространял вокруг себя божественную музыку, похожую на звучание серебряных колокольчиков, вовлекая во всеобщий танец маленьких и больших богов, земных гостей и небожителей. Небесное сияние и радость жизни объединяли танцующих людей и богов в единой гармонии мироздания.
   –      Вот оно – великолепие жизни, – сказал Мосэ, восхищаясь увиденной картиной, – глядя на это представление людей и природы, вспоминаешь слова Кумадзава Бандзана из его «Малого толкования «Великого учения», где он говорит, что «светлые добродетели – это высокое именование природы человека. Природа остального множества вещей не заслуживает этого именования. А человек появляется благодаря тому, что объединяются чудесные силы энергии «ки», это – минус «ин» и плюс «ё», а также пять первоначал, освещаемых Высшей Мудростью «ри». Добродетели мироздания также проявляются благодаря человеку, и могущество божественного света также зависит от человека. Содействуя созданию тела в пять «сяку», человек достигает уровня мироздания и взращивает бесчисленное множество вещей. Таким образом, в мироздании наличествует человек, подобно тому, как в человеке имеется сердце».
   Весь небесный эфир заполнился богами и народом, всюду слышались смех и шутки. Это было настоящее небесное гуляние под звёздами. Бог луны Цукуёми взял на себя роль распорядителя торжества. Он составлял танцующие пары и руководил небесным оркестром. Бог Сусаноо следил за тем, чтобы нежный ночной ветерок, подобно вентилятору, охлаждал ласковой прохладой разгорячённые тела этих танцующих пар. Многие воины из конницы бога Хатимана, оставив своих крылатых коней, бросились к корзинам воздушных шаров с девушками, которых приглашали на божественный танец, после чего обычно уединялись с ними в этих же корзинах.
   –      А почему бы и нам не станцевать с вами? – спросила принцесса Ото-химэ, с улыбкой обращаясь к нам.
   –      Монахи не танцуют, – заявил ей Хотокэ.
   –      А жаль, – вздохнула принцесса. – Не хотелось бы пропустить такой великолепный бал в нудных умозрительных беседах. Ведь не только проза и одни будни должны существовать в нашей жизни, иногда душа требует поэзии и праздников. Ах, какая тяжёлая жизнь у монахов! Ведь счастье не только в труде, молитвах и учёбе, но также и в отдыхе и развлечениях, а главное – в торжестве любви и радости жизни, чего вы себя незаслуженно лишаете.
   Монахи ей ничего не ответили, а лишь потупили взоры. Музыка любви звучала в воздухе, наполняя собой все земные и небесные существа. Её нежные звуки проникали в моё сердца подобно тихой радости и сладостному тревожному томлению. «Вот бы всё это увидела Натали, – подумал я, – а то она неизвестно где, и неизвестно с кем. Может быть, лежит где-нибудь на кровати и плачет в подушку. А может быть, и того хуже».
   –      Для чего вы живёте в этом мире? – спросила принцесса Ото-химэ монахов. – Не для того ли, чтобы вместе с нами радоваться этой жизни и быть счастливыми? Ведь жизнь сама по себе прекрасна. Можно, конечно, намечать себе разные цели, в чём-то себя немного ограничивать, но не в такой же мере, как вы это делаете, несчастные, лишая себя всех прелестей жизни. Ведь все мы рождаемся детьми в этом мире. Детьми и остаёмся до самой смерти. И радоваться жизни – заложено в нас самой природой. Вы только посмотрите на сияние луны этой волшебной ночи. Не сама ли она с неба приглашает вас к нежности, заставляет нас любить кого-то и быть любимыми? А этот тёплый ласкающий ветер?! Не он ли зовёт вас к ласкам, чтобы нежиться в объятия любимой женщины.
   –      У нас нет любимых женщин, – сухо ответил Хотокэ.
   –      Так посмотрите вокруг. Сколько прекрасных девушек ждут, чтобы вы подошли к ним и признались в своей любви. Что может быть прекраснее любви под звёздами, когда вы ощущаете тепло нежного тела своей избранницы, сладость её губ? И какие узы могут быть крепче уз любви? Эти узы могут преодолеть и время, и пространство, и все жизненные трудности, даже саму смерть.
   –      Смерть? – удивлённо спросил Мосэ.
   –      Вот именно! – воскликнула принцесса, – вы, люди, живущие на земле, смертны по своей природе в отличие от нас, богов, живущих на небесах. Но природа наградила вас бесценным даром, которым не владеем даже мы, боги. Она наделила вас способностью рожать детей, и вечно жить в этом мире, продлеваясь через них и побеждая смерть. Что может быть прекраснее сладостных мгновений с любимой женщиной?! И что может быть счастливее тех минут, когда вы нянчитесь со своим ребёнком, который будет жить даже после вашей смерти и рожать вам детей, похожих на вас, продолжая ваш род и ваше бессмертие?! Зачем же вы сознательно стремитесь умертвить себя ещё при жизни, обрекая себя на бесплодие, лишаясь всех радостей жизни? Видите, как в этой ночи царствует любовь? Она охватила землю и проникла даже на небеса. Посмотрите, это, именно, те чудные моменты, когда боги любят людей, а люди – богов. И такого радостного соития, прилива радости и желания любить друг друга вы не найдёте при обычном дневном свете. Так примите же участие в этом упоительном торжестве любви!
   –      Мы не можем, – ответил Хотокэ на соблазнительные речи принцессы Ото-химэ. – Мы вязли на себя обет безбрачия.
   –      Несчастные! Какие же вы несчастные! – воскликнула с сожалением принцесса.
   Услышав эти слова, Хотокэ усмехнулся и сказал:
   –      Всё это – суета сует.
   –      Так говорить, как вы, это всё равно что мыслить категориями вашего философа Ито Дзисая, который любил рассуждать о значении знаков на пару с китайским философом Мэн-цзы, – со смехом сказала принцесса. – Он говорил ещё, что «если смотреть на Небо как на имеющее сердце, впадёшь в стихийные бедствия. Это будет как в учении о стихийных бедствиях ханьских конфуцианцев. Если смотреть на Небо как на не имеющее сердце, впадёшь в пустоту. Это будет как в учении сунских конфуцианцев о том, что Небо – это «ри». Но разве нельзя посмотреть на всё это радостным взглядом, без всяких сухих философствований, и просто видеть то, что видишь, и принимая участие в празднике жизни?!
   Монахи ничего не ответили, и я промолчал, но всё же был признателен принцессе Ото-химэ за то, что она как-то оживила мои мысли и чувства. Нам повезло попасть в её корзину воздушного шара. Благодаря ей мы стали свидетелями чудес открывшегося неба! Да и можно ли было оставаться спокойным, наблюдая за тем, как целая толпа жителей и живых существ из окрестностей города, подобно вихрю цветочной пыли, была поднята с земли и вовлечена в радостный круговорот веселья. Люди вместе с богами прыгали и летали, резвясь в общем хороводе и трогательно наслаждаясь своим неподдельным счастьем в ускользающей прелести мимолётного упоения под сладчайшие звуки музыки Вселенной, исполняемой хором звёзд.
   –      Так вы пропустите праздник жизни, – ещё раз сказала принцесса Ото-химэ, улыбнувшись нам.
   Монахи ничего ей не ответили, и принцесса искренне пожалела нас.
   –      Ну что же, раз не хотите веселиться, то это – ваше право, – сказав так, она вдруг оживилась и спросила монахов. – А хотите, я вас покажу Небесный дворец синтоистских богов?
   Монахи кивнули головами. Принцесса направила воздушный шар прямо к восьмислойному Небесному дворцу. Каждый из восьми этажей Небесного дворца имел свой отдельный вход. Этим он и отличался от простых наземных дворцов, потому что, чтобы попасть в свои покои, богам не нужны были ни приставные, ни внутренние лестницы, ибо божественные сущности свободно перемещались в пространстве подобно птицам, и на них в небесах совсем не действовало земное тяготение.
   –      Пока богов во дворце нет, я покажу вам их покои, – сказала принцесса.
   –      А где все боги? – наивно спросил Хотокэ.
   –      Все они принимают участие в празднике жизни, – ответила ему принцесса и предупредила, – когда я буду проводить вас по покоям дворца, соблюдайте тишину.
   –      Почему? – удивился Хотокэ. – Там же сейчас нет богов.
   –      Ошибаешься, – ответила ему принцесса Ото-химэ, – сейчас во дворце спит богиня Аматэрасу, если вы её разбудите своим шумом, то она проснётся, и на земле наступит катастрофа, люди перестанут отличать день от ночи.
   –      Это почему же? – удивился я.
   Принцесса посмотрела на меня с нескрываемой насмешкой и заметила:
   –      Если солнце начнёт вставать ночью, то какая же это будет ночь? Ночь отделяется от дня закатом и рассветом. Ещё философ Мотоори Норинага в своей книге «Сто императорских мечей» – «Гёкубо хакусё» разъяснял вам, что «народ Поднебесной в своё время был доверен богиней Аматэрасу правителю-наследнику Озаряющего восток – Адзуматэру миоя-но микото, и страна тоже доверена ему по велению Аматэрасу». С тех пор он отделяет день от ночи, а темноту от света.
   Воздушный шар подлетел к верхнему ярусу заоблачного восьмислойного Небесного Дворца. Привязав верёвкой воздушный шар к шпилю крыши пагоды, принцесса Ото-химэ предложила нам выйти из корзины и начать осмотр дворца с верхних этажей, где находились покои божественной супружеской четы Идзанаги и Идзанами.
   –      Как же мы выйдем? – удивился я. – Ведь этот дворец создан из облака и вряд ли удержит нашу плоть.
   Принцесса рассмеялась и заметила:
   –      Пока на вас действует эликсир амброзии, вы не ощутите тяжести своей плоти, она сейчас такая же лёгкая, как и эти облака.
   Оставив служанок в корзине воздушного шара, принцесса Ото-химэ, двое монахов и я ступили на небесную твердь дворца синтоистских богов. У входа в верхние покои принцесса показала нам копьё, похожее на единицу.
   Когда я выходил из корзины воздушного шара, мне показалось, что этот небесный дворец я уже раньше видел. Он был мне знакомым, как будто я бывал в нём когда-то давным-давно. Но вот только этот дворец в то время был математическим, и состоял не из пара и туманных капелек, а из цифр и знаков, значения которых я ни только не знал, но даже не понимал. Тот дворец тоже был для меня пустотой, как и этот, и порой на меня наваливалось отчаяние оттого, что я, не понимал ни смысла того дворца, ни причини его возникновения, я рисковал не закончить школу и вступить во взрослую жизнь без каких-либо мало-мальски определённых знаний.
   Да, совершенно верно! Как только я ступил на твердь небесного дворца, то тут же очутился в математическом классе школы моего далёкого отрочества. Девушка необычайной красоты, преподававшая нам математику, которую мы все называли Анной Михайловной, вызвала меня к доске, и я опять ничего не смог ответить из пройденного урока. Я походил на послушника дзэн-буддистской школы, который не был способен найти ответ на коан учителя. Да, математика для меня была всегда самым сложным предметом из всей школьной программы, потому что с самого рождения я обладал только образным мышлением, и на числа и все эти знаки смотрел как на недоступную кладезь мудрости, как на некое богатство, спрятанное в заоблачном дворце, вход в который долгое время оставался для меня закрытым. Там, за теми туманными дверями, скрывался загадочный для меня мир – страна цифр и знаков, сложных задач и теорем. Много раз я пытался взять его штурмом, но из всех моих наскоков и приступов у меня ничего не получалось. Тот мир для меня был таким же недосягаемым, как и сама прекрасная женщина, владевшая всеми этими богатствами, заполнявшими тот облачный дворец. Она была стройная и высокая, но самым поразительным в её красоте являлись её волосы. Они были какого-то огненно-яркого цвета и такие пышные, что походили на солнечные лучи. Там, где она появлялась, сразу загорался свет – свет от её яркого присутствия.
   –      Это копьё бог Идзанаги погрузил с вращением в воду, а затем вынул его, – объявила нам принцесса Ото-химэ, – это произошло тогда, когда он спустился с неба по велению верховных богов вместе со своей супругой Идзанами. Именно с острия этого копья упавшая жидкость, загустев, образовала сушу – острова Оногоро, на которые и вступили эти божества, сотворившие другие острова и весь Японский архипелаг. Создав Японию, божественная чета, обладая высокими эстетическими познаниями в ландшафтной архитектуре, сотворила горы, реки, леса и долины, водопады, поля и озёра, и заселила их своими детьми – местными божествами ками.
   Да, несомненно, математика была сродни этой сказочной стране, и я, делая первые шаги в ней, постоянно боялся провалиться в пустоту, в полное непонимание и незнание этого предмета, какие бы я усилия не предпринимал. Будучи гордой и независимой, обладая холодной северной красотой, похожей на зимний свет солнца, моя учительница являла собой совершенное существо, которое не нуждалось ни в чьём внимании и была полностью независимой и самодостаточной в отношениях с людьми. К нам, ученикам её класса, она относилась с чувством снисхождения и со всеми была одинаково благожелательна. Но ко мне она всё же проявляла какие-то особые чувства, что доставляло мне некоторое беспокойство. Иногда она, объясняя урок, ходила по рядам между партами и останавливалась возле меня. Так как я был самым высоким в классе, то сидел на задней парте, возле которой она и любила постоять особенно во время контрольных работ. Иногда она запускала ладонь в мои густые вьющиеся волосы и гладила меня по голове. Вначале мне это показалось настолько диким поступком с её стороны, что моё сердце замирало от страха и неизвестности, но со временем я привык к этому её странному поведению. Мы все знали, что за нашей математичкой ухаживает директор школы, но она отвергала все его поползновения с ней сблизиться. Директор был по совместительству учителем физкультуры, и наводил всегда в школе железную дисциплину. Звали его Павел Павлович, но своё прозвище Палк Палкович он получил не за это, а за свою прямую военную выправку и высокий рост. Среди всех учеников и учителей он выделялся как жердь и чем-то походил на единицу. Он постоянно дарил нашей математичке цветы, а та никогда их не уносила домой, а оставляла в классе на окне, поставив в трёхлитровую банку, наполненную водой. Она не принимала от него цветы, и директор просто оставлял их на её столе в классе. Поэтому в нашем классе постоянно на окне стоял букет цветов.
   –      Мы знаем из школьных учебников, – заметил Хотокэ, – что боги, произведённые на свет Идзанаги и Идзанами, стали хозяевами морей и рек, местностей и явлений природы. Но мы слышали, что маркиз Канаэ оживил этих богов, превратив их в бессмертных людей, и создал из них себе войско. Правда ли это?
   –      Сущая правда, – ответила ему принцесса.
   –      И как ему удалось материализовать эти тонкие сущности в бессмертных небожителей из человеческой крови и плоти?
   –      Очень просто. Он это сделал при помощи технического прогресса.
   Математику она преподавала нам по своей собственной женской методике. Всё непонятное она проясняла нам с лёгкостью её необыкновенно гибкого ума вроде бы вполне понятными для нас категориями, но при этом всё, кажущееся нам до этого ясным и понятным, вдруг становилось, почему-то, совсем непонятным и даже таинственным. Через её объяснения всегда открывалась некая скрытая сторона, где появившаяся грань делала вещь ещё более загадочной и необъяснимой. Может быть, это был её особый дар видения нашего мира с её отличительной логикой восприятия вещей, где, всё кажущиеся нам предельно ясным, на самом деле оказывалось не таким. В этом и скрывался её особый парадокс объяснения. Поэтому у меня всегда между моим пониманием и её знаниями возникала непреодолимая стена.
   –      Но как же ему удалось победить смерть, – спросил её Мосэ, – а потом ещё и наделить всех своих подданных помимо бессмертия особыми качествами? Мы знаем, что между жизнью и смертью есть непреодолимая враждебная стена вражды супругов Идзанаги и Идзанами. Как удалось ему разрушить эту стену и померить супругов?
   –      О какой стене вы говорите? – молвила удивлённая принцесса. – Я ничего не понимаю. Поясните.
   –      О той самой стене, которую воздвигли между собой супруги Идзанаги и Идзанами, – сказал Мосэ. – Вы же знаете историю о том, как один из сыновей богини Идзанами – бог огня Атаго в момент своего рождения поразил мать пламенем, из-за чего она попала в страну мрака «Ёми-но-куни». Идзанаги так скучал по своей возлюбленной, что отрубил голову своему сынишке Атаго священным острым мечом, при этом из крови Атаго народилось множество богов. По вашей синтоистской вере, кто бы из богов ни прикоснулся к чему-либо, обязательно, рождается какая-нибудь тварь: урод, чудовище или божество. Поэтому мир в своей одухотворённости и получается таким быстроменяющимся и непредсказуемым.
   Слух об этой её странной привычке на уроках гладить меня по волосам каким-то образом дошёл до ушей директора Павла Павловича, и он из-за этого, почему-то, невзлюбил меня. На уроках физкультуры он гонял меня до седьмого пота. Все эти складывающиеся между нами отношения, конечно же, доставляли мне массу переживаний и хлопот, но в душе мне нравилась моя учительница, и в какой-то степени я был даже в неё влюблён, но всё это никак не помогало мне овладеть её предметом. Иногда она оставляла меня после уроков и проводила со мной дополнительные занятия. Объясняя мне суть математики, и зная мою склонность к образному мышлению, она говорила: «Тебе нужно выработать в себе свой особый стиль физического мышление, где бы частное сочеталось с общим, а общее – с частным. В этом-то и кроется вся суть математики. Попытайся изолированные частные констанции связывать с неизолированными общими категориями, и тогда ты станешь не только хорошим математиком, но и превосходным физиком». «Но я не хочу ставать ни математиком, ни физиком» – возразил я ей. «А кем ты хочешь стать?» – спросила она меня. «Хочу стать путешественником, – ответил я. «Но мы и так все путешественники, – заметила она, – но если ты ещё и научишься разбираться в условностях и эмпирических корнях математических представлений, то сможешь освоить такие возможности путешествия, что весь космос станет для тебя открытой книгой, и ты научишься познавать непознанное». После таких слов у меня возникало совсем другое отношение к математике. Пытаясь овладеть математическим формулами и решать сложные задачи, я так погрузился в цифры и знаки, что по ночам в полусознательном состоянии просыпался в кровати и на подушке вычерчивал решения сложных задач. Мою мать ни на шутку обеспокоило состоянием моего здоровья. И пришло время, когда я начал делать мои первые успехи в этой науке. Как только я добился этих успехов, то тут же потерпел поражение на любовном фронте с моей учительницей. До этого я думал и надеялся, что я ей не безразличен. Но случилось так, что директору надоело безрезультатно ухаживать за Анной Михайловной, и он переключился на другую женщину. И тут же моя учительница пригласила меня пойти с ней в кино на вечерний сеанс. Я был в восторге, ожидая, что это приглашение будет иметь какое-то продолжение в наших отношениях. Но в результате этого, директор перестал встречаться с другой женщиной, и по вечерам я стал часто замечать мою учительницу в обществе директора. Они вместе совершали прогулки по вечернему городу, держась за руки уже как влюблённые. Но как ни странно, мои дружественные отношения с учительницей от этого только укрепились. Часто в тоне её бесед со мной проскальзывали материнские нотки. Продолжая меня погружать в математику, она говорила, что я прежде всего должен научиться не блуждать среди четырёх сосен, а именно, между вещами и понятиями, знаками и значениями. Она объяснила мне, что есть реальный вещественный мир и мир абстрактный, и между этими мирами существует определённая связь. Мир реальных вещей скоротечен и изменчив, поэтому, изучая его, трудно находить в нём устоявшиеся вещи, так как там постоянно чередуются рождение со смертью. А мир абстрактный неизменен и вечен, в нём тоже происходят кое-какие изменения, но в основном это касается смены идей. Создавая абстрактный мир в своём воображении, человек как бы заселяет его знаками, которые соответствуют вещам в реальном мире, но которые имеют особенность не меняться. И с помощью их, манипулируя ими, он получает возможность просчитывать те или иные события или развитие ситуаций, которые могут происходить в реальной жизни, и открывать закономерности, которые он определяет, как законы.
   –      Но сейчас то же самое происходит с человеком, изменяющим свою экосистему обитания, – высказала своё мнение принцесса Ото-химэ на слова Мосэ о метаморфозах с синтоистскими богами. – Каждый час на планете рождается три вида новых микробов из-за жизнедеятельности человека и ужасного загрязнения, которое сопровождает эту жизнедеятельность.
   –      По поводу рождения, которое является основой продления рода человеческого, нам всё понятно, – сказал, улыбнувшись Мосэ, – а вот насчёт победы над смертью индивидуума и продления времени жизни личности до бесконечности, мы бы хотели услышать поподробнее пояснения. Как маркизу Канаэ удалось победить смерть? Итак, Идзанаги решает спуститься в страну мрака, с той целью, чтобы вернуть свою умершую супругу Идзанами к жизни. Это мы знаем. Та в стране Ёми тронута намерением мужа, и просит мужа не входить в её обиталище до тех пор, пока не будет дано разрешение мужу. Однако, нетерпеливый муж врывается в подземный дворец Идзанами, чтобы лично увидеть её и узнать причину её долгой задержки. Наверняка, в его воспаленном мозгу рождаются разные картины адюльтера, и он из-за своей ревности сходит с ума, как любой любящий свою супругу муж. И тут он видит, что у его возлюбленной разложившееся зловонное тело. Испугавшись, он бежит прочь. Идзанами, оскорблённая бегством мужа, посылает за ним легион ведьм преисподней. Из головного убора муж делает им преграду в виде зарослей винограда, а из гребня – заросли бамбука. Добежав до узкого лаза из страны мёртвых, Идзанаги заваливает его огромной скалой, как бы воздвигая естественную стену между жизнью и смертью. При этом он ещё и объявляет подбежавшей к лазу супруге о расторжении своего брака. Между супругами происходит нелицеприятное объяснение, которое всегда бывает в таких случаях при разводах. Идзанами клянётся, что ежедневно будет умерщвлять по тысячи живых существ, на что Идзанаги говорит, что будет восполнять потери рождениями в полтора раза больше. Скажите, уважаемая принцесса, как маркизу Канаэ удалось помирить супругов и уговорить богиню Идзанами не творить своих страшных дел среди его избранников. Как ему удалось отделить жизнь от смерти и создать новый вид жизни – бессмертие?
   –      Маркиз Канаэ не помирил супругов. Каждый из них живёт в своих покоях на верхнем этаже Небесного Дворца, – ответила принцесса. – Муж правит миром живых, а жена – миром мёртвых. Что же касается бессмертия, то ваш отец просто открыл новое измерение, в котором нет смерти. Вернее сказать, что в этой сфере не может быть смерти, потому что она отделена от вашего земного мира особой оболочкой, через которую ничто не проникает в ту сферу кроме разве что самого человека. Правда, есть одно неудобство. Пока что мы не можем размножаться в этой сфере подобно вам, смертным. Из-за этого мы и устраиваем праздники, такие как этот, чтобы продолжить свой род. И нам это удалось, потому что численность нашего контингента в нашей сфере увеличилась до внушительного числа. Поэтому мы легко разобрали все имена синтоистских богов и существуем параллельно их миру.
   Услышав эти объяснения от учительницы, я всё же спросил её: «Так, может быть, этот ваш абстрактный мир является фальшивым миром, придуманным человеком». «Нет, – ответила учительница, – это – самый настоящий мир, но он находится в другой плоскости, и в нём действуют математические законы. Он существует полностью в плоскости человеческого разума, и поэтому развивается ускоренным темпом и делает всё новые и новые открытия. С этим развитием человек открывает новые горизонты видения мира, проникает в сложные секреты природы, создаёт новые вещи и понятия. При помощи математики мы приближаемся к пику своего развития. Мы становимся богами».
   –      Ах, вот оно что! – воскликнул Мосэ, – значит, в вашем измерении все вы являетесь фальшивыми богами.
   –      Не фальшивыми богами, а параллельными, – поправила его принцесса.
   –      Не вижу разницы, – возразил ей Мосэ. – Значит, сейчас мы находимся в фальшивом небесном дворце.
   –      Ну что вы такое говорите, – замахала в страхе на него руками принцесса, – не смейте так говорить, это самый настоящий дворец богов, тех тонких сущностей, которые созданы помимо нашей воли некой силой свыше.
   –      Неужели? – изумился Мосэ. – Значит, существует высшая сила, которая творит этот мир, а синтоистских богов можно приравнять к ангелам или бесам, в зависимости от их принадлежности к силам добра и зла?
   –      Можно и так сказать, – согласилась принцесса.
   –      Тогда чем же является войско маркиза Канаэ?
   –      Любой человек при достижении высокой степени святости, может превратиться в ангела, – молвила принцесса Ото-химэ, и соединить свою духовную субстанцию с высшей энергией тонкой сущности, при которой божество получает бессмертное тело человека, а человек обретает бессмертную душу тонкой сущности или божества. Как видите, такое соитие взаимовыгодно как для бога, так и для человека. Главным препятствием на пути такого соития стояла смерть. И преодолев её за счёт гениальных открытий в области геронтологии, маркизу Канаэ удалось соединить бога и человека. Поэтому наша религия в очень недалёком времени станет основной религией на земле.
   Когда учительница рассказывала нам, её ученикам, о значимости своего предмета, то добавила, что математика – царица наук. «Математика, говорила она, в нашем обществе является философией бытия. Или вы с этим не согласны? Если раньше математики уделяли главным образом внимание на теоретико-познавательные проблемы априорности, интуитивности, условности и эмпирических корней математических представлений, то в наше время математика охватывает своими понятиями и методами всю сумму представлений о мире и о его преобразовании. Эта наука становится для всех общим учением о закономерностях мира, включая в себя все сложные процессы и явления, такие как жизнь, разум, человеческую историю, и всё другое, что относится к области бытия». После таких слов у всех учеников школы поменялось отношение к математике, и многие мои друзья серьёзно начинали погружаться в эту науку, а кое-кто даже увлёкся квантовой механикой. Такое увлечение естественно подвигло нас к соревнованию и желанию участвовать в разных математических конкурсах и олимпиадах. В школе были такие ученики, которые, принимая участие в олимпиадах, получали высокие награды и уже официально считались одарёнными детьми. Незаметно для себя и я включился в эту гонку за право считаться одарённым. Обычно в нашей школе отбиралось три участника для межобластных олимпиад. И я, каким-то образом, удостаивался чести попадать в эту тройку. Это участие однажды и привело меня к сокрушительному поражению. В это время наша учительница, выйдя замуж за директора школы, ушла в декретный отпуск, родив ребёнка, а её муж Павел Павлович проникся ко мне особыми чувствами, вероятно, раскаявшись за прежнюю свою необоснованную ревность, когда он гонял меня в спортзале до седьмого пота. Наше главное математическое святило среди учеников в связи с переездом в другое место уже представляло на олимпиадах свою школу. Поэтому директор дал мне указание возглавить группу из трёх учеников для участия на олимпиаде, куда я и включил, в основном, своих друзей. До этого наша школа на олимпиадах обычно занимала третье или четвёртое место, но участие в олимпиаде нашей команды под моим руководством привело нашу школу к сокрушительному поражению. Мы заняли последнее место, чего никогда не случалось в истории нашего учреждения. Следует ли описывать все мои чувства и мучения от такого горького поражения, вся вина за которое легла на мои плечи? Моя учительница болела и не могла мне выразить сочувствия, впрочем, в сочувствии я и не нуждался, но её муж, как директор школы и солдафон по своему душевному складу, обрушил на меня всю тяжесть своего обвинения и презрения. Естественно такой провал отдалил меня от математики, я вновь вернулся к филологии, решив, что мир более симпатичен, когда он выражен в образах, а не в знаках. Но любовь к математике у меня всё же сохранилась в душе на всю жизнь благодаря моей любимой учительнице, которая познакомила меня с мыслями великих философов-математиков, таких как, Пьер Абеляр, Жан Даламбер, Рене Декарт, Анри Пуанкаре, Лейбниц, Исаак Ньютон и Лобачевский. Но главное, что я обрёл благодаря математики, это – полную свободу духовного самовыражения и осознание необходимости постоянного развития своей философской мысли. Я понял, что воображение и поиск новых взглядов на вещи ни в какое сравнение не идёт с застывшими мысли корифеев мудрости. Отстранённый взгляд, обращённый в будущее, помогает мне более реально смотреть на вещи и саму жизнь и открывать такие природные тайны, которые раньше были надёжно упрятаны от меня за семью печатями.
   Сказав так о религии будущего, принцесса Ото-химэ пригласила монахов спуститься этажом ниже, туда, где находились покои детей Идзанаги.
   –      На этом этаже живут боги рангом пониже, – объявила принцесса Ото-химэ тоном девушки-гида туристической фирмы, проводящей экскурсию по музею. – Как вы знаете, после пребывания в преисподней и соприкосновения со смертью Идзанаги решил произвести очищение своего тела. Омовение он совершил на берегу реки Одо на острове Кюсю. Тогда он назывался Цукусу. При этом из его одежды, когда он её сбрасывал, родилось сразу двенадцать божеств, из пояса – божество пути, из сумы – бог времени, из мужской юбки хакама – божество насыщения. Но главные божества родились тогда, когда он погрузил своё тело в воды среднего течения реки Одо. Он смыл с себя скверну и одновременно родил богов зла и божеств-избавителей от этого зла. Боги зла отбыли на землю, а боги добра поселились в этом дворце для прислуживания основным трём богам, самому дорогому семейству из пантеона богов. Вы помните, когда происходило омовение лица Идзанаги, то родилось три бога: солнца, луны и ветра – Аматэрасу, Цукуёми и Сусаноо. Из левого глаза Идзанаги родилась богиня солнца Аматэрасу, из правого – бог Цукуёми, и из ноздрей – бог бури и стихии Сусаноо.
   Сказав эти слова, принцесса Ото-химэ кивком головы указала на три двери, ведущих в глубь этажа.
   –      Их покои находятся здесь. Но прошу вас соблюдать тишину. За центральными дверями спит богиня Аматэрасу, не нарушьте её покой.
   Центральные двери были закрыты. Но даже сквозь щели в двери пробивался сильный свет.
   –      Скажите, уважаемая госпожа, – обратился к принцессе монах Мосэ, – а какое место на этом пантеоне выбрал мой отец?
   –      А вы не догадываетесь? – спросила его принцесса и хитро сощурила правый глаз.
   –      Нет, – простодушно ответил Мосэ.
   –      Ну, конечно же, он претендует на титул бога Идзанаги, – догадался Хотокэ.
   –      Не может этого быть! – вскричал ошарашенный догадкой своего товарища Мосэ.
   От волнения его возглас прозвучал так громко, что за центральной дверью, раздался грозный недовольный женский голос:
   –      Какая тварь там мне ещё мешает мне спать!
   Эти слова могли принадлежать только самой богине Аматэрасу. Принцесса Ото-химэ, при звуке этого властного голоса в ужасе схватилась за голову и зацыкала на монаха:
   –      Я же вас предупреждала говорить тихо.
   Но было уже поздно. За дверью раздался грохот, как будто огромный гигант накатил тележку с чугунными болванками. Дверь приоткрылась, и в глаза нам резанул ослепительный свет от сияющего лика богини Аматэрасу.
   –      Что вы наделали!? – воскликнула испуганная принцесса Ото-химэ, – вы разбудили саму богиню солнца и она сейчас вас всех испепелит. Это же конец света для вас. Вы сейчас же ослепните. Неужели вы не читали «Тамакусигэ» – «Драгоценную шкатулку для гребней» Мотоори Норинага, в которой он предупреждал, что нужно бояться прямого взгляда богини Аматэрасу, который может испепелить любое живое существо. Он говорил ещё, что «Богиня Аматэрасу, озаряя четыре моря и четыре стороны света, изволила родиться в нашей стране, поэтому наша страна – глава множества остальных государств, посему императорский род нашей династии озаряет этот мир. Будучи отпрысками Аматэрасу-омиками, как говорится в пророчестве о вечности неба и земли, никогда, до конца времён этот род не будут заменён другим родом. В нём будет сменяться поколение за поколением, пока существует мироздание». И ко всему этому нужно относиться с благоговением, А вы кричите, как полоумные, в её присутствии. Вы все погибните, несчастные!
   –      И в то же самое время то ли от страха, то ли от силы испепеляющего солнечного взгляда богини действие эликсира амброзии на нас закончилось, и наши тела обрели тяжесть. Пробивая нижние этажи Небесного дворца, мы как три тяжёлые гири понеслись вниз навстречу земле. А по всему небу сверкнуло яркое северное сияние, никогда ранее не наблюдавшееся на этой широте. Мы слышали несущиеся нам вдогонку слова принцессы Ото-химэ.
   –      Видите, как печально для вас закончилась эта встреча! Будьте же всегда благоразумны и осторожны при соприкосновении с высшими силами, а то ещё раз испытаете свой конец света.
   И вдруг я услышал голос отца Гонгэ. Он спокойно говорил:
   «В нашем мире постоянно происходят разные перемены. Ничто не остаётся вечным, что-то исчезает, что-то возникает. Но жизнь всегда продолжается, что бы не случилось».



ДЕНЬ ДВАДЦАТЫЙ «Перевоплощение в тонкие сущности»


   Бесформенно всё, что внешне форму имеет.
   По виду пустое – не пусто в основе наличий.
   Явь ото сна никто отличить не сумеет.
   Молчанье и слово лишены глубоких различий.

   Из древних китайских книг


   Und Gott der Herr pflanzte einen Garten in Eden gegen Morgen und setzte den Menschen hinein, den er gemacht hatte. Und Gott der Herr lie; aufwachsen aus der Erde allerlei Baume, lustig anzusehen und gut zu essen, und den Baum des Lebens mitten im Garten und den Baum der Erkenntnis des Guten und B;sen.

   Приближаясь на большой скорости к земле, мы успели заметить огромную статую богини Каннон, подсвеченную прожекторами, которая с состраданием наблюдала за нашим свободным полётом. По всей видимости, сообразил я, наш воздушный шар отнесло ветром от Канадзавы в район города Кага. Земля стремительно приближалась к нам.
   –      Только бы упасть ни на камни! – воскликнул в страхе Мосэ.
   –      Какая разница, – заметил Хотокэ, – всё равно разобьемся о землю. Соломы нам никто не подстелет.
   Внизу мы увидели залитое светом здание, похожее на фешенебельную гостиницу и даже успели прочитать неоновую надпись на рекламном указателе, сияющем недалеко от неё на дороге, «Отель Хякумангоку». Со всего маха мы шлёпнулись в бассейн горячего источника во дворе этой гостиницы. Как ни странно, но большого всплеска наше падение не вызвало. Вода лишь чуть отпрянула в стороны и немного выплеснулась за края бассейна.
   –      Что это такое? – спросил сидящий в бассейне лысый морщинистый старик с полотенцем на голове. – Что это такое?
   Лежащий недалеко он него человек, средних лет, похожий на чиновника, пожал плечами и ответил:
   –      Может быть, это – землетрясение?
   Старик поморщился и заметил:
   –      Странное землетрясение. Но я ничего не почувствовал, а у меня очень чувствительное тело. Даже когда я сплю, то слышу шаги подходящих ко мне людей. Нет, это что-то другое. Ни с того ни с сего в бассейне не может возникнуть цунами.
   Мужчина, средних лет, не знал, что ему ответить, и только покачал головой и вытер полотенцем пот со лба.
   От пережитых потрясений мы, упавшие в бассейн, не могли произнести ни слова. На какое-то время мы потеряли дар речи, сидя в горячей воде и моргая глазами, старались осознать – остались мы в живых, или отдали Богу душу. Мужчина, средних лет, вышел из бассейна и направился в раздевалку, прикрывая свой детородный орган полотенцем. Вскоре за ним последовал и старик. В бассейне кроме нас никого больше не было.
   –      Что с нами произошло? – наконец, взволнованно произнёс Мосэ, приходя в себя. – Мы живы, или нас уже нет на этом свете?
   Хотокэ, выбравшись из бассейна, снял с себя мокрое монашеское кимоно и отжал его. Ручеёк воды сбежал с его одежды в бассейн. Хотокэ немного помолчал, разглядывая свои влажные следы ног на кафельных плитках у бассейна, и ответил:
   –      Судя по тому, как на наше появление отреагировали проживающие в этой гостинице гости, мы превратились в невидимых духов-призраков. Но с другой стороны, мы оставляем после себя следы и возмущение в этой среде, а это говорит о том, что мы не умерли, а переместились в какое-то другое измерение.
   –      Я думаю, что нам нужно соблюдать осторожность, хоть мы и как-то и изменились, но среда, в которой мы находимся, осталась той же, – сделал предположение Мосэ, вылезая из бассейна, – мы не должны вступать в контакт с посторонними до тех пор, пока не поймём, что с нами произошло.
   –      Согласен, – ответил тот и, обратившись ко мне, спросил, – а вы что об этом всём думаете? Что произошло с нами?
   –      Я думаю, что произошло нечто необычное, – ответил я, – у меня такое чувство, что мы, совершая наше путешествие, на что-то налетели, и это что-то повредило нашу органическую оболочку. Мы что-то потеряли, но что-то приобрели взамен. Я бы сказал, что мы попали в катастрофу, как это случается на дорогах, но только наше путешествие было не по горизонтали, а по вертикали.
   –      Как это вы себе представляете? – спросил меня, удивившись, Мосэ.
   –      Очень просто, – ответил я, – наши учёные по представлениям Вернадского считают, что над нами существует некая ноосфера, где каким-то образом собрана вся духовная составляющая человечества. В эту сферу уносятся все наши мысли и образуют некую библиотеку памяти всей нашей ментальной жизни. Наверняка в ней существует этот восьмислойный дворец духа Ямато, как и многие другие философемы наших предков, отложившиеся в природной памяти нашей планеты. Столкнувшись с этим дворцом мы все пережили шок и, может быть, даже стресс, но какие-то силы, подобные скорой помощи, вернули нас в нашу среду, где мы очнулись после травмы, как бы в больничной палате, но ещё не совсем пришли в себя. Я думаю, что нам потребуется какое-то время, чтобы вернуться в обычную обстановку и почувствовать себя здоровыми.
   –      Вы полагаете, что мы – больные? – удивился Мосэ, услышав мои слова.
   –      После того, что мы пережили, это – не мудрено, – сказал я, – у меня создалось впечатление, что мы побывали в короткий промежуток времени сразу в трёх сферах: вначале мы были в обычной нашей среде и чувствовали себя обыкновенными людьми; затем мы переместились, подобно духам, в небеса и вошли в дворец некой духовной субстанции, почувствовав себя ангелами, приобщёнными к богам, и вот, наконец, мы опять очутились на земле, но уже в образах призраков, когда нас люди не видят, но мы всё же оставляем какие-то следы на земле.
   –      Всё это очень странно, – сказал Хотокэ.
   –      Совершенно верно, – согласился я с ним, – и меня от всего этого охватывает чувство нереальности. Я вспоминаю стихи поэтессы Хэйанского периода Митицуна-но хаха из её «Дневника эфемерной жизни» – «Кагэроо никки»:
   Если даже ветры станут дуть
   Не туда, где я хотела б очутиться,
   Унося меня куда-нибудь
   Семечком цветка, лучом чужим согретым,
   Где могла б я в образе чужим родиться,
   Я увижу то всё, что и в мире этом.
   –      Так что, куда бы мы не попали в виде духов или перевоплощённых тонких сущностей, нам всегда будет трудно освободиться из цепких объятий нашего физического мира, – продолжил я, – когда я слушаю, как вы говорите мне о своём учении Кэгон и цитируете «Сутру величия Цветка», мне на память приходят другие слова этой поэтессы, где она говорит: «Цветок расцветает в своей необычной красе, а я же исчезну бесследно подобно росе». Но, может быть, в данном случае она ошибается? Куда мы можем исчезнуть, обладая наличием в этом мире? Ко мне приходит уверенность, что мы бессмертны, что бы с нами не произошло, просто, мы можем поменять свою форму и быть не такими как раньше, как говорил Герман Гессе: «Нам в бытии отказано. Всегда и всюду путники в любом краю, все формы наполняя, как вода, мы путь нащупываем к бытию».
   –      Но всё же, переходя из одной сферы в другую мы как-то трансформируемся, – заметил Мосэ.
   –      А может быть, можно посмотреть на все вещи и с другой стороны, – выразил я предположение, – вернее, бросить взгляд на мир изнутри его самого. Ведь можно же представить, что мир состоит из сфер. И некоторые сферы находятся внутри самих этих сфер, из этого следует, что человек, присутствующий в мире, одновременно находится сразу во всех его сферах, только в одних он способен себя ощутить, а в других – нет.
   –      Древние даосы отвергали наличие единой человеческой души, – согласился со мной Хотокэ. – они полагали, что на земле в теле наличествует три души, которые управляются семью другими душами, находящимися на небе в разных сферах. Посредством этих трёх земных душ человек способен сохранять свою земную оболочку. Когда же он её теряет, то семь небесных душ могут восстановить её из разных своих сфер. Мы живём постоянно в мире во всех его частях, поэтому иногда у нас случается раздвоение, когда из одной небесной сферы мы переходим в другую. И даже на земле мы можем иметь разные тела, так сказать, своих двойников – доппельгангеров, которые управляются нашими разными небесными душами. Такое представление о мире объясняет многие метаморфозы, которые происходят с нами на земле.
   –      Это объясняет много, – кивнул я ему головой, – например, услышав ваши наставления из учения Кэгон о значениях и знаках общего, отдельного, сходства, различия, становления и дробности, а также, побывав в том дворце, я почувствовал, что во мне вновь пробудились математические мыслительные способности, которыми я обладал в школе, и которые, как я думал, навсегда утратил. Мне почему-то вспомнился спор Пьера Абеляра с Иоанном Росцелином, который по словам моей учительницы Анны Михайловны, произошёл ещё в одиннадцатом веке и разделил наших учёных на два фронта: на материалистов и идеалистов. Позднее в четырнадцатом веке этот спор перерос в учение о номинализме Уильяма Оккама, согласно которому общие понятия являются лишь обозначениями, именами множества единичных предметов. Европейцы всегда спорили о первичности вещей и понятий, и никак не могли найти правильное объяснение взаимоотношения между общим и единичным. Думаю, что таких споров на Востоке не было, так как вы считаете, что единичное входит в общее, а общее составляет единичное. Так вот, сейчас я думаю, являемся ли мы частью этих богов, или эти боги каким-то образом живут в нас, представляя собой наши небесные души?
   Рассказывая всё это монахам, я вспомнил мою учительницу математики Анну Михайловну, эту стройную симпатичную девушку, которая оставила однажды меня после уроков для дополнительных занятий в классе. Мы сидели с ней за учительским столом друг против друга, и лучи осеннего солнца играли в её огненно-ярких волосах, чем-то делая её похожей на богиню Аматерасу. Тогда я впервые понял, что она удивительно красива, во всяком случае, красивее всех девочек моего класса. Можно было подумать на первый взгляд, что её волосы были рыжими, но они имели какой-то свой необычных оттенок, который их больше приближал к золотисто-жёлтым, чем к рыжим. У меня тоже были обильные русые волосы и тоже немного вились, но я скорей считал себя шатеном из-за темноты волос, чем русым. Я бы мог её сравнил с солнцем, а себя – с месяцем, так как в то время я отражал её свет знаний. Так мы сидели друг против друга, как два неких высших небесных существа, и смотрели друг другу в глаза. Я полагал, что мог бы понравиться ей, и всё из-за того, что однажды моя мать сказала мне, что меня поцеловал Бог во время моего рождения. При этом она добавила, что мне нужно быстрее набираться ума, и не быть таким без башенным, каким я бываю, когда веду себя, как сорвиголова. Возможно, что девчонкам я нравился, но я всегда их сторонился. Не знаю, может быть, тогда, сидя напротив неё, я впервые подумал, что способен в кого-то влюбиться. Учительница впервые рассказала мне про спор Абеляра с Росцелином, и потом поведала мне много других интересных историй, случавшиеся с великими математиками и философами. Всё это она, вероятно, брала из множества прочитанных ею умных книг. Глядя на неё, я восхищался её необычной красотой, но особенно, её умом и думал, что обязательно должен поумнеть до её уровня. Она вдохновляла меня к углублённым занятиям. Позднее уже в институте я вступал в споры на семинарах с преподавателем философии, который утверждал, что женщины не склонны к философии и обладают только природной мудростью, олицетворяя собой устойчивость в обществе, а мужчины – изменчивость, так как накапливают знания и пересматривают свои некоторые духовные ценности, а женщины всего лишь их сохраняют. Это якобы получается из-за того, что природа сделала мужчину добытчиком, заставляя отдаваться поискам, а женщину – хранительницей очага, поручая ей сохранение и накопление всего найденного мужчиной. И на этой основе, как он утверждал, строится любая цивилизация. Но я полагал, что это – не так. Вспоминая свою учительницу, я поражался ясности и гибкости её ума, который позволял ей совершать собственные открытия, более глубокие по значению, чем те, которые делали мужчины. При таком уме её женская мудрость ни шла ни в какое сравнение с мужской философией. Позднее я прочитал у Ницше одну мысль, что и среди женщин встречаются такие совершенные особи, которые способны во всём превзойти мужчин. Вероятно, он имел ввиду случай с моей учительницы. Поэтому, когда мой преподаватель философии начинал говорить об интеллектуальном превосходстве мужчин над женщинами, я всегда вступал с ним в дискуссии. И в пику ему даже выбрал тему для своей диссертации «О роли японской женщины в истории развития интеллектуальной культуры в Хэйанский период», где доказывал, что женщины, создавшие совершенную литературу того времени, намного превосходили мужчин в своём умственном развитии, являясь представителями изменчивости в поисках новый философских форм, в то время как мужчины всего лишь подражали им, оставаясь на позиции устойчивости, погружая себя в религию. Я приводил в пример творчество первой писательницы Сэй-сёнагон, написавшей книгу «Записки у изголовья» и создавшей стиль, который современные литераторы назвали бы эссе, сравнивая её с творчеством не менее гениального монаха Кэнко Хоси, который в какой-то степени в написании своих «Записок от скуки» подражал ей. У меня тоже был перед собой свой наглядный жизненный пример умственного превосходства женщины над мужчинами, и я подумал, что не случайно в залах медитации буддийских храмов стоит статуя богине мудрости Каннон, а христиане строят повсеместно храмы Софии, олицетворявшей духовное совершенство в женском образе. Значит, даже в своём умственном развитии мы полностью зависим от женщин. И ещё не известно, кем является эта принцесса Ото-химэ. Я и Натали причислял к когорте высших существ, решив для себя, что приложу все силы, чтобы спасти её, чего бы это мне не стоило, если даже мне придётся заплатить за это моей жизнью.
   –      И в чём была суть того спора? – спросил меня с интересом Мосэ, когда я остановился в изложении своей мысли, задумавшись.
   –      Тогда в средневековой схоластике проходила борьба между номинализмом и реализмом, – продолжил я. – Но ещё раньше, до этого, в средневековье происходил синтез научных, философских и культурных тенденций Востока и Запада, когда Запад являлся котлом, где в великих переселениях и завоеваниях создавались современные нации и те центры образования и науки, которые усваивали, хранили и перерабатывали античное наследство, продвигая дальше всё более точное отображение мира. Арабский Восток заимствовал знания у Индии и передавал их грекам, а греки распространили их по всей Европе.
   –      Так в чём же заключалось это точное отображение мира? – спросил меня Хотокэ с улыбкой.
   –      Платон и его последователи утверждали, что существует триада: «единое», «ум» и «душа», – сказал я, – эта триада, ставшая описанием мира и его иерархией, в этой последовательности субстанций приближала представление европейцев от бесплотного непознаваемого единого к более конкретному миру. «Единое» переходило в «ум» через расчленяющие «единого» на числа и знаки, как считали пифагорейцы. «Ум» от этого становился более конкретным, богатым определениями, постижимым, размышляя о самом себе, превращаясь сам в свой собственный объект наблюдения. Ещё в своё время Пьер Симон Лаплас заметил, что «человеческий разум испытывает меньше трудностей, когда он продвигается вперёд, чем тогда, когда он углубляется в самого себя». «Душа» же приближалась к космологической схеме, спускаясь по лестнице всё менее высоких понятий к более близким земным сферам. Последователи Платона погружались в сперитуализацию конкретного, превращая конкретное в неких результат самосозерцания духа, размышляя о себе. Аристотель добавил к этому свои идеи о том, что форма существует in re. Субстанции мира – это не предшествующие формы, а формы, неотделимые от материи. Познание – это разумное познание, оно постигает рациональную гармонию мира. Субъект познания – это и есть единый интеллект, единый разум человечества. Его объект – идеи, воплощённые в космосе, как целом, но не вне космоса. Единый интеллект отличался от индивидуальной связанной с телом чувственной души своим бессмертием. Это и был разум бессмертного человека. Поэтому разумность мира постигалась единым интеллектом, а индивидуальная душа получала локальные «здесь-и-теперь» ощущения, обращая внимание только на универсалии, иными словами, общие понятия, признавая их первичными или производными по отношению к отдельным, единичным вещам, что разделяло философов на приверженцев номинализма и реализма в средневековой схоластике. С появлением Канта и Гегеля происходило разделение рассудка и разума, где познание конечного приписывалось рассудку, а познание бесконечного – разуму.
   Всё это мне когда-то говорила моя учительница математики Анна Михайловна, и вдруг я понял, что именно женщина оказывает на мужчин большее влияние, чем он – на её. И именно женщина ведёт мужчину по жизни, а не он – её, потому что для мужчины женщина является как бы самоцелью, вернее, объектом, с которым он желает соединиться. Этот вывод меня так поразил, что я вдруг понял, почему в мире всё происходит именно так, а не по-другому. Я понял, что именно женщина цепко держит мужское сознание в своих руках, и мужчине практически невозможно прожить в этом мире без женщины ни минуты. Если даже он примет целибат, уйдёт в монастырь или попытается найти спасение в пустыне, то всё равно он нигде не сможет остаться самим собой, рано или поздно женщина настигнет его и завладеет его сознанием, потому что само это сознание происходит из женщины. Вот почему перед нами возникают богини, подобные Аматерасу, Каннон и Софьи.
   –      Познание бесконечного, – продолжал я тем временем говорить, вспоминая слова моей учительницы, – как функция разума, состоит в представлении через конечное в поиске таких конечных образов, которые заставляют создавать новые бесконечные ряды при новых закономерностях. Здесь разум уже не служит рассудку, а выходит за его пределы, и создаёт новые рассудочные конструкции. Они новы и парадоксальны с точки зрения старых закономерностей множества тождественных элементов, из них возникают новые критерии отождествления элементов, их включения в объемлющие множества. Так разум углубляется в самого себя. У человечества само собой возникло понимание теории некой вероятности. Человеческий ум устремляется вперёд, но вот, в какое направление он устремляется? – об этом нам, европейцам, стоит задуматься. Теория вероятности сама по себе укладывается в рамки рассудочных конструкций, в которых разум продвигается вперёд, но переход от динамических закономерностей к статическим меняет стиль нашего размышления способом образования множеств: явления, свойства, соотношения упорядочиваются, отождествляются и включаются в объемлющее множество через свои вероятности. Ещё в большей мере разум углубляется в самого себя, когда мышление переходит к новой метрике измерений пространства.
   –      Такое движение мысли уже похоже на математику, – с улыбкой заметил Хотокэ.
   –      Так оно и есть, – сказал я, – у каждой цивилизации есть свои представления и способы отображении мира. Но что же происходит на самом деле с познанием мира у европейцев? – об этом нам, европейцам, в первую очередь надо задуматься. Я это понял впервые, попав на Восток и познакомившись с вами. Как я сейчас считаю, после многочисленных бесед об учении Кэгон, проведённых с вами, благодаря теории вероятности, у нас включается воображение в определённой степени мнительности. Поэтому европейцы не застрахованы от ошибок в своих подходах и способах мыслительной деятельности. В таком состоянии уже воображение творит мира, а не мир корректирует воображение. Я вспоминаю притчу профессора Онмёо-но-ками о повозке, которая мчится на север в княжество Чу, в то время как Истина покоится за спиной путешественников. И хотя возница, управляющий повозкой, очень умный и способный профессионал, и сундуки в повозке набиты золотом, всё равно хозяин повозки не доедет до пункта назначения. Вот здесь и происходит разделение между восточной и западной типологиями мышления.
   –      В чём же это разделение происходит конкретно? – спросил меня Мосэ.
   –      На Западе пытаются постичь Истину через воображение, в то время как на Востоке мудрецы стараются проникнуть в саму природу, и понять истинный ход её движения. С этой точки зрения как раз и примечателен спор между Абеляром и Росцелином, когда Запад ещё стоял на перепутье, соображая, каким путём ему отправится на поиски Истины.
   И я вдруг понял, что, вспоминая свои прежние мысли, мы как бы погружаемся в прошлое, и находимся уже не только в своём настоящем. Я понял, что на нас постоянно довлеет прошлое, так как мы являемся рабами прошлого, и в этом прошлом наше настоящее является нашим будущим. Поэтому если видеть картину истечения обстоятельств и трансформации их при переходе из прошлого в будущее в том далёком настоящем, то можно довольно просто понять, как применяется эта система для настоящего – «здесь и сейчас», и увидеть будущее благодаря особой системе предвидения, просчитывая все причинно-следственные связи, из которых сплетается всё наше время. Я понял, что предвидение будущего и есть математика, только действующая за порогом нашего сознания. Я понял, что меня связывало с моей учительницей математики, которая оказала на меня такое сильное влияние в самом начале моего духовного становления. Она мыслила конкретно, в то время как я и все мужчины постоянно стараются мыслить абстрактно. Но она даже во всех этих абстракциях, переходя на мужское мышление, находила конкретные моменты, которые соответствовали Истине. И тогда она говорила мне нечто похожее на то, о чём говорили мне монах, но вот только выразить это словами я тогда не был в состоянии, так же, как и осмыслить некую скрытую Истину в её объяснениях. Как правы восточные мудрецы, говоря, что нужно мыслить немыслимое и слышать неслышимое. Ведь и в простых словах иногда можно услышать, то, что не сказано, но что имеет глубочайший смысл. Когда мы сидели вдвоём в классе напротив друг друга подобно луне и солнцу, она излучала светлый свет «ян», в то время как я мерцал тёмным светом «инь», которым, может быть, было моё незнание, а может быть, скрытая интуиция ещё неискушённого ума. Я понимал тогда, что чтобы озарить свой ум её светом, я должен был сам внутренне загореться в сотни раз ярче, чем она. Только тогда я мог достичь какого-то успеха в превосходстве над ней. Но мог ли я, в своей изначальной основе превзойти женское начало – в этом я до сих пор не был уверен.
   –      Но нам всё же не понятно, – перебил мои мысли Хотокэ, – в чём же была суть спора тех двух учёных?
   –      Тенденция средневекового реализма состояла в отстаивании реальности статических универсалий, – сказал я, – а номинализм отрицал их. Росцелин называл универсалии эфемерным звуком. Возникала проблема, как словами можно обозначить весь мир, и будет ли этот мир соответствовать миру реальному, ведь по мнению Уильяма Оккама нельзя свести индивидуальную вещь только к воплощению универсалий, поэтому невозможно найти правильного объяснения взаимоотношения между вещью и понятием, между общим и единичным. Из этого следует, что конкретная вещь, рассматриваемая через универсалии, не может присутствовать в абстракциях, не может распасться на индивидуумов, принадлежащие различным множествам. Поэтому, как говорили те учёные, для науки нет необходимости принимать существование общих вещей, реально отличных от единичных, что вполне соответствует восточной концепции мышления. В конце концов, все воззрения на Западе разделились на идеалистическое и материальное понимание мира, чего не произошло на Востоке. В одном сознании мир стал восприниматься по-разному, что способствовало нарастанию всевозможных заблуждений и разделений мыслителей в обществе на сторонников и противников двух этих теорий и течений. Когда об этом я думаю, то вспоминаю слова профессора Онмёо-но-ками о расхождении путей Запада и Востока. Мне кажется, что на Востоке люди смотрят на мир несколько упрощённо, может быть, в этом и заключается вся их гениальность виденья Истины. Мир, как вы считаете, состоит из энергии, где наличествует два начала: светлое и тёмное, разделяющее всё на две разнополюсные половины, в том числе и человека – на мужское и женское начало. Что-то способствует рождению, а что-то это рождение осуществляет из пяти необходимых для этого первоэлементов: воды, огня, метала, дерева, олицетворяющего собой саму жизнь, и среды обитания – материи, иными словами, земли. Вот и вся простая схема нашего физического мира, вокруг которой и витает вся прочая абстракция. Все вещи происходят из сочетаний этих элементов, посредством которых они появляются и одухотворяются, как всё мёртвое и живое. Но самое главное в этой цепочке элементов является дерево. Это – живая структура, которая выстраивает всю нашу жизнь. Если сравнить человека с деревом, то в своей жизненной структуре мы мало чем от него отличаемся. И у нас есть свои корны и вершины, также как ствол и ветви. Мы также растём как дерево, присоединяя к своей структуре те же самые элементы, при помощи которых формируется дерево. Поэтому дерево для нас – это символ жизни. Но вот что меня поражает больше всего, то это – то, что люди стали идентифицировать себя с определёнными вещами, вернее, не с самими вещами, а с их понятиями, например, богами. Так отец Мосэ стал сравнивать и отождествлять себя с богом Идзанаги. Это настолько поразило Мосэ, что в результате его удивления мы были низвергнуты на землю и очутились в непонятном нам состоянии.
   Мосэ, услышав моё замечание, пожал плечами и ничего не ответил.
   –      Мне, вообще-то, кажется, – сказал я, – что мы с вами попали в какую-то ловушку. Какие-то сущности установили полный контроль над нами и нашим сознанием, и чтобы избавится от него, нам нужно как-то вернуться в свою прежнюю обыденную жизнь.
   –      Но как это сделать? – спросил Мосэ.
   Я впервые с удовольствием осознал, что уже монахи обращаются ко мне, европейцу, за советом, а не я – к ним.
   –      Нам прежде всего надо понять, – сказал я, – кто эти существа, которые нас окружают, и разобраться в том, какую роль каждый из них играет в этом деле. Нам нужно уяснить, кем является эта принцесса Ото-химэ, ведущая нас последнее время в нашем путешествии, какую роль во всём этом исполняет профессор Онмёо-но-ками, и кто такой возникший неизвестно откуда отец Мосэ – маркиз Канаэ. А также, что представляют собой святой Догэн, ангел Досодзин и прочие существа, встречавшиеся нам на острове Кюсю. Если мы в этом разберёмся, то поймём, что с нами произошло. Но прежде всего, мне бы хотелось знать, кто такая Ото-химэ, появляющаяся перед нами то там, то здесь?
   Монахи смотрели на меня вопросительно и, как мне показалось, о чём-то задумались.
   –      Кто она, и что желает от нас? – изменил я свой вопрос. – Может быть, она – некий дух, ведущий нас к просветлению, а может быть, фурия, подталкивающая нас к гибели. Ведь даже профессор Онмёо-но-ками ничего определённого не сказал по её адресу.
   Подумав, начал говорить Хотокэ. Он сказал:
   –      Ещё в тринадцатом веке буддийский монах Кэйсэй в собрании рассказов «Канкё-но томо» – «Друг уединения» утверждал, что духовного прозрения в основном достигают только мужчины. Он высказал мнение, что по сути своей женщина жестока, любознательна и хитра. В доказательство этого он приводил разные житейские истории. Одной из самых впечатлительных является «История о том, как женщина, испытывая глубокую злобу, превратилась в чёрта». Она убила из ревности возлюбленного, обернувшись нечистой силой. Но всё же мы, мужчины, не должны считать женщину существом совершенно бессердечным. В этом мире есть также женщины, достойные почитания. Так, в «История о духовном пробуждении монахини, обитавшей в горах провинции Сэццу» в повести этого же монаха рассказывается о том, как одна из женщин, пережив смерь мужа, в тот же день стала монахиней.
   –      Я хотел бы посмотреть в корень этой проблемы, – заметил я, – то есть, разобраться в сути наличия двух природных начал, как присутствия в мире мужской и женской доминанты в виде светлой и тёмной материи. Мне кажется, что тёмная материя в природе является доминирующей, так как покой и сохранение изменяется под действием светлой материи, которая в конце концов расходуется, отдавая свои силы, и сама приходит в состояние покоя и исчезновения. А покой и сохранение не способны сами по себе расходоваться, что и говорит о доминировании в мире женского начала над мужским. Более того, женщина сама способна творить материю – создавать человека, на что не способен ни один мужчина.
   По реакции монахов я понял, что они со мной согласны.
   –      Я ничего не имею против принцессы Ото-химэ, – поспешил оправдаться я, но мне хотелось бы знать, кто она? Она рассказала брату Мосэ об его отце, которого он сроду не видел в глаза. Но является ли он его отцом на самом деле, это хотелось бы проверить. Может быть, рассказ о нём и есть тот крючок, который мы заглотили как рыбы, попавшиеся на удочку.
   –      Но о нём мне также говорил профессор Светлого и Тёмного Пути Онмёо-но-ками, – возразил Мосэ, – к тому же, кое-что рассказал нам святой Догэн. Этого тоже нельзя сбрасывать со счетов.
   –      Видите ли, уважаемые друзья, – сказал я, – все эти истории мы никак не можем проверить. И единственное, что нам остаётся, – это поверить в них или не принимать во внимание. Я считаю, что любая история, рассказанная человеком, – вымысел. А самая ложная из всех наук – это история, которая создаётся всегда заинтересованными людьми. В любой истории всегда изначально заложено противоречие, между реальными событиями и разными выдумками, иными словами, бытием и вымыслом, между самой историей и философией. К тому же, понятие бытия часто становится центральным понятием истории философии, но всегда в этом направлении превалируют акценты, а не само содержание. Содержание не определятся ни направлением, ни каким-либо прагматическими критериями. Содержание истории – это сама философия, а философия – это познание истины, но под истиной следует понимать представление, которое полностью соответствует объекту или тем событиям, которые происходили на самом деле, но вот только описывать и интерпретировать их можно по-разному. История – это ряд отличающихся одно от другого представлений, это – смена представлений, дискредитирующая их, исключая их истинность в указанном только что смысле. Полагаться на какую-то историю, или на правдоподобность рассказа – это всё равно что, ловить дырявым сачком бабочек.
   При этих словах монахи рассмеялись и спросили меня:
   –      Так что же нам делать?
   –      Прежде всего нам нужно выбираться из этого места и обсушиться, – со смехом ответил я.
   Мы сняли с себя мокрую одежду, отжали от воды и вместе с обувью повесили сушиться на живую изгородь недалеко от бассейна. Оставшись голыми, мы опять залезли в бассейн. Но не прошло и двух минут как к бассейну, подсвеченному лампами, подошел служащий со шваброй и ведром. Увидев на живой изгороди наши развешанные пожитки, он с возмущением воскликнул:
   –      Ну, кто ещё здесь нарушает порядок?! Кто затеял стирку в общественном месте? Безобразие!
   Мы промолчали. Собрав ещё влажные вещи с кустов, банщик отнёс их администратору. Мы с ужасом осознали, что остались в том, в чём нас мать родила. Но не успели мы ещё основательно погрузиться в отчаяние, как вдруг дверь в раздевалку открылась и на пороге показалась женщина – принцесса Ото-химэ. Мы ладонями прикрыли свой срам. Увидев нас голыми в бассейне, она улыбнулась.
   –      А я вас потеряла, – сказала она.
   –      Но почему мы не разбились? – спросил её Хотокэ.
   –      Мы всё ещё живы? – спросил её Мосэ.
   –      Видите ли, мальчики, – ответила принцесса, – на вас продолжает всё ещё действовать эликсир амброзии. Правда, действие его несколько ослабло. Это, наверное, от взгляда богини Аматерасу. Поэтому вы обрели вес воробья и стали падать. Но если бы вы расставили руки в стороны и начали планировать, то спустились бы на землю подобно птицам. А вместо этого, вы собрались в комочки и летели на землю как тяжёлые гири.
   –      Но нас никто об этом не предупредил, – недовольно заметил Хотокэ.
   –      А сами вы не могли догадаться?
   –      Мы попали в очень необычные условия, – оправдывался Мосэ, – от всего увиденного у нас голова идёт кругом.
   –      Ладно, я вам помогу, – сказала принцесса, – но в этом состоянии вам придётся побыть некоторое время до тех пор, пока вы не восстановитесь.
   –      И сколько для этого потребуется времени? – спросил Мосэ.
   –      Не знаю, может быть, месяц или полтора, – ответила та, – всё зависит от ваших способностей и желания учиться –      Так долго?! – удивился Хотокэ.
   –      А чему учиться? – спросил её Мосэ.
   –      Дворцовому этикету, о котором я вам говорила перед входом во дворец.
   –      Но мы не хотим жить во дворце, – в один голос заявили оба монаха.
   Я же промолчал, и принцесса Ото-химэ посмотрела на меня таким пристальным взглядом, каким когда-то смотрела на меня моя учительница математики Анна Михайловна, пытаясь проникнуть в мои мысли.
   –      Раньше нужно было говорить, – заметила принцесса, – сейчас уже поздно что-нибудь исправить, я уже получила разрешение на вашу учёбу у верховных богов и забронировала вам номер в этой самой дорогой гостинице побережья, а номер здесь стоит двадцать пять тысяч иен в сутки с человека, плюс питание, которое вам будут приносить в номер.
   –      Почему нам еду будут приносить в номер? – удивился Мосэ.
   –      Потому что вас здесь никто не видит кроме наших людей. Я должна сказать вам несколько слов об особенностях вашего нового состояния. Вы сейчас находитесь в переходной стадии в наше измерение, поэтому вам нужно быть максимально осторожными. Вы ещё не научились владеть своей массой и энергетикой, и сейчас похожи на людей, которые ещё не могут ни только бегать, но даже ходить. Вы будете постоянно испытывать сопротивление материи в мире этого измерения. Боги утвердили программу вашего обучения. Занятия начнутся с завтрашнего дня. Каждый день к вам будут приходить наши преподаватели. Единственная наша просьба к вам, быть осторожными и не привлекать к себе внимание. Иначе жильцы отеля будут считать, что в гостинице появились призраки. И ещё. В целях безопасность, мы ограничили ваше перемещение этой гостиницей.
   –      А если мы решим её покинуть? – спросил Мосэ.
   –      У вас это не получится, потому что ваше передвижение ограничено энергетическими полями.
   –      Но это же самая настоящая тюрьма, – возмутился Хотокэ.
   –      Считайте это тюрьмой, но такие меры предосторожности приняты нами для вашей же безопасности, – заявила принцесса. – А сейчас одевайтесь.
   –      Во что? – удивились монахи.
   Принцесса хлопнула в ладоши и из раздевалки вышла служанка, та самая, которая летела с нами на воздушном шаре. Она держала в руках наши рюкзаки и три халата юката с гербами сливового князя Маэда провинции Кага и логотипом гостиницы «Хякумангоку». Поклонившись, она положила перед бассейном эти вещи, и обе женщины удалились.
   Переодевшись в халаты, мы прошли в раздевалку, и вышли в коридор гостиницы. В небольшом холле нас ожидали принцесса и служанка. Несколько отдыхающих гостей, расслабившись, сидели в механических массажных креслах. Женщины повели нас в специально снятый для нас номер под названием «Ракуэн» – «Райская обитель».
   Гостиница поразила нас своим великолепием. В центральном холле был устроен настоящий водопад с фонтанами, коридоры утопали в мягких ковровых дорожках. Весь интерьер гостиницы был выдержан в изящном старинном вкусе. Каждый номер вместо цифры имел своё название, например, «Грот уединения», «Небесное спокойствие», и его обслуживала отдельная служанка, которая раздевала и одевала гостей, готовила им ванны, разбирала и убирала постели. Одним словом, находилась в полном распоряжении гостей. По-видимому, здесь останавливались весьма небедные люди.
   Поднявшись на лифте на пятый этаж, мы с женщинами вступили в отведенные нам покои. В нашем номере имелись две божницы: одна – буддийская, другая – синтоистская.
   Объясняя распорядок дня, принцесса рекомендовала нам меньше кушать и больше поститься, если мы хотим быстро привыкнуть к своему новому состоянию.
   –      Со временем, – объяснила она, – наши люди вообще перестают питаться человеческой пищей и получают жизненную энергию напрямую от солнца. При этом они так овладевают солнечной энергией, аккумулируя её в себе, что превращаются полностью в энергетический сгусток, в таком состоянии они не только обретают бессмертие, но и приобретают такие физические возможности, которые не снились смертному человеку.
   –      И всё же, – спросил её Мосэ, – кто мы? Люди, призраки или боги?
   –      Пока что вы ещё люди, – ответила принцесса, – но уже сделали первый шаг в сторону богов. Сейчас всё зависит от вашего обучения.
   –      Но мы не хотим становиться богами, – возразил ей Мосэ.
   –      Ой, так ли это? – засмеялась принцесса. – От кого я это слышу? От монахов и праведников, цель которых – стать буддами и иисусами-христами, иными словами, богами.
   Мы не нашли слов, чтобы возразить принцессе.
   Вскоре принцесса попрощалась с нами и ушла. Служанки принесла нам вегетарианский ужин. Поужинав, мы стали укладываться спать. Я нашёл в ящике своего ночного столика библию на английском и японском языках. Открыв наугад страницу, я прочитал начало пятьдесят седьмой главы Книги пророка Исаии: «Праведник умирает, и никто не принимает это к сердцу…»
   –      Так что с нами произошло? – спросил Мосэ у Хотокэ. – Неужели мы все умерли?
   Хотокэ ничего не ответил и покачал головой. И лишь через какое-то время, подумав, произнёс:
   –      Философ Накаэ Тодзю в своих трудах под заглавием «Тюёкай» – «Толкование «Срединного пути»» пишет: «Поскольку светлые добродетели не искажаются, а держатся по центру, их называют средними. Хотя говорят, что среднее существует в намерениях, поскольку оно составляет единое с Великой Пустотой и Великим Пределом, оно – не только исконная сущность нашего тела, но и исконная сущность бесчисленного множества вещей мироздания». Зачем нам задумываться о том, кем мы стали, ведь в принципе мы не изменились и продолжаем оставаться самими собой. А это – главное.
   С этими словами мы и легли спать.
   Наутро в нашем номере появился учитель – человек средних лет в тёмном костюме и в защитных очках. Всем своим видом и манерой поведения он походил на Ангела-хранителя, который представлялся уже нам в центре дзен-буддизма – храме Эйхэйдзи. Поклонившись, учитель сказал:
   –      Заглянуть в сущность мира и увидеть существо, которое мы собой представляем не так и просто. Но за это время, которое вы будете находиться здесь, мы попробуем это сделать вместе. Я буду преподавать вам небесные науки. И начну мой первый урок с разъяснения «Науки проникновения в высшие сферы». Вы, вероятно, слышали о земной науке «Ниндзюцу», так вот, эта наука связана с физическим миром, но, чтобы во что-то проникнуть в духовном мире вам нужно овладеть Искусством постижения Истины, или как в древности называли это искусство «Прозрение Истины» – «Госин-цзюцу» или по-китайски «Учжэнь-шу». Вы уже кое какие основы знаете, владея учением Кэгон, но я думаю, что истинного устного учения о постижении Истины, вам вряд ли удавалось слышать от представителей Неба. А Истину нужно знать для того, чтобы мочь оседлать ветер и переноситься на огромные расстояния, путешествовать в пространстве и времени, и менять свои сферы обитания, в то время как простые ниндзя могут всего лишь скакать по деревьям и перепрыгивать с одной крыши домов на другую. Этой наукой проникновения овладевают высшие сущности, да ещё, солдаты Небесной империи маркиза Канаэ. Это и есть, так называемая, основа основ вхождения в другое измерение. Этой наукой и её техникой владели когда-то самые выдающиеся мудрецы и даосы, обретшие бессмертие. Они были способны омолаживать себя, совершать путешествия на далёкие расстояния по земле, а также уноситься в другие сферы инобытия. Они с лёгкостью постигали Истину и умели предвидеть будущее, так как постоянно перемещались то в прошлое, то в будущее. Они были настоящими покорителями времени и пространства. Как они это делали? – спросите вы. Очень просто, они знали некоторые секреты преодоления рубежей и проникновения в скрытые сферы. Одной из таких сфер является этот физический мир. Вы даже не представляете, как трудно в него попасть и осуществиться. Но когда человек в него попадает, он обретает шанс продляться вечно, и постигать такие природные тайны, которые способны превращать его в бога. Одним из патриархов этого учения был китайский мудрец Чжан Бодуань. Он говорил, что свет и тьма с лёгкостью меняют друг друга, и нельзя с точностью рассчитать, будет ли жизнь долгой или короткой. Можно легко научиться понимать знаки и значениям, но противостоять судьбе значительно тяжелее, чем избегать последствий совершённых деяний. Если не будешь вглядываться в себя, чтобы быстрее достичь пробуждения, то тебе останется только ждать своего конца. Поэтому Лаоцзы и Шакьямуни своим учением о природной сущности преподали людям искусные методы для обретения пробуждения, направляя людей на путь совершенствования и избавления от рождения и смертей.
   Говоря так, учитель поднялся над полом и повис в воздухе, наглядно демонстрируя своё мастерство преодоления земного тяготения.
   –      Последователи Шакьямуни при этом считают за наиглавнейшее пустоту и покой, которые приходят вслед за мгновенным пробуждением и совершенным проникновением в реальность, – продолжал говорить учитель.
   И в то же самое время, мы трое вдруг очутились в настоявшей пустоте, где не было ни стен гостиницы, ни ветерка, залетающего к нам в номер через открытое окно. Мы не слышали никаких звуков, доносящихся с улицы.
   –      Благодаря этому, – говорил учитель, – вы можете достичь другого берега, я имею в виде нирвану. А пока следствия прошлых привычек и аффектов ещё не исчерпались, вы имеете время позаботиться о благе всех живых существ. Последователи Лаоцзы считают истинным методом совершенствования плавку и пестование исконной природы и утверждают, что если обрести их осевой стержень, то можно немедленно взойти на место совершенного мудреца. А если не узришь свою изначальную сущность, то останешься в трясине иллюзий и заблуждений.
   Сказав это, вдруг наш учитель преобразился в седого лысого даосам в желтой рясе, перепоясанной чёрной верёвкой. Его густая белая борода свисала ниже груди. Эта метаморфоза поразила меня настолько, что я не удержался и воскликнул:
   –      Надо же такое?!
   Но учитель, не обращая внимания на мои слова продолжал говорить:
   –      Как я вижу, что вы все – не новички в этом деле, и знаете достаточно, чтобы меня понять, поэтому я буду вам буду говорить понятными вам категориями.
   –      Но я могу кое-что не понять, – воскликнул я, – поэтому говорите для меня яснее и понятнее.
   Даос поглядел на меня с насмешливым видом и продолжил:
   –      Во временя Чжоуских перемен, когда была написана книга перемен – «И-цзин», вошедшая в конфуцианское Пятикнижие, как основа нумерологической методологии китайской философии и даосской алхимии, были исчерпаны все возможные знания о принципах и природной сущности и жизненности. Лусские речи Конфуция содержат наставления о «незамутненности мысли» и «неподдержании крайностей». Этот мудрец достиг познаний тайн природной сущности и жизненности. Но не происходит ли так, что его слова толкуют поверхностно и не понимают во всей полноте их глубокого смысла?
   Задав такой вопрос, учитель превратился из даоса в самого Конфуция, одетого в конфуцианскую одежду с круглой шапочкой и квадратными сандалиями.
   –      А он тем не менее желал исправить человеческие нравы, – вещал он, говоря о себе в третьем лице, – претворить в жизнь нормы гуманности, долга-справедливости, ритуала и музыки, почему обычно и не раскрывал суть Дао-Пути Недеяния, предаваясь искусству взыскания воли Неба и рассмотрению образов перемен, выраженных в триграммах и гексаграммах «Книги перемен», соединяя воедино в своих доказательно аргументированных речах сущностную природу и закон.
   При этих словах Мосэ вдруг ударил себя по лбу и вскрикнул, обращаясь к Хотокэ:
   –      Я всё понял! Я понял, как нам нужно рассматривать и читать те знания, которые мы получаем из-под корней деревьев. Мы ни разу не пробовали прочитать их через «Книгу перемен».
   –      И что из этого следует?! – воскликнул я, спросив его.
   –      Тогда всё становится понятным, – горячо ответил он мне, – деревья рассказывают нам, как можно обрести бессмертие. Тогда становится понятным, почему Ева, вкусив от древа познания, передало его Адаму, и почему Бог отлучил их, ещё не подготовленных, от древа жизни, не дав им бессмертия, и изгнал из своего рая.
   –      Значит, – воскликнул я, испытав некое просветление, – некие высшие силы, а может быть, сам Бог всё ещё продолжает лепить из нас некий сосуд из глины, чтоб заполнить его своей мудростью, но человек несовершенен, поэтому он не может обрести бессмертие. Бог ещё не желает обжигать в своей печи этот сосуд, и придать ему законченный вид. Поэтому и не допускает человека до древа жизни.
   Хотокэ понимающе кивнул мне, но ничего не ответил. А тем временем учитель стал преобразовываться на наших глазах в других философов, имена которых называл:
   –      И так можно говорить вплоть до примеров Чжуанцзы, возгласившего «необременение сущим», «беззаботное странствие», а также Мэн-цзы, любившего «пестовать безбрежную пневму». Ведь и речи этих мудрецов хотя и различаются, но близки по смыслу. Когда же пришло время Вэй Бояня, но он соединил воедино принципы Перемен и Дао-Пути и создал трактат «О единении триады», чтобы пояснить функции великого киноварного эликсира. Танский государственный наставник Хуэйчжун в своих «Изречениях» использовал слова Лаоцзы и Чжуанцзы, дабы выявить начала и концы Пути-Дао. Если это так, то хотя и можно выделить три учения, тем не менее их пути возвращаются к одному тому же.
   Учитель ещё долго говорил об истории возникновения учения «Госин-дзюцу», производя с собой и с окружающей средой разные метаморфозы, которые оказали на нас большое впечатление, но так и не приступил к раскрытию самого учения в этот день. Когда он закончил лекцию, мы спросили его, какое оказало влияние то учение на формирование нового человека, создаваемого маркизом Канаэ, и что принесло его небесной империи разработка этого учения. И вот что он нам рассказал:
   –      Создание нашего центра началось в июне тридцать седьмого года, когда был сформирован новый кабинет, возглавляемый князем Коноэ Фумимаро, занявшем пост премьер-министра. Он и поручил вашему отцу маркизу Канаэ организовать сверхсекретную службу под названием «Небесный Взор» – «Тэнсэкко», которая подчинялась только ему лично и императору. Эта служба занималась в первую очередь технической разведкой и промышленным шпионажем, а с начала войны действовала как независимое подразделение разведки, схожее по своим функциям с немецким Абвером, возглавляемым тогда адмиралом Канарисом. Кстати, и у отца Мосэ воинский чин тогда тоже был адмиральский. И это неспроста. Потому что любая сильная держава имеет выход в моря и океаны. При помощи подводных лодок можно невидимо попадать по воде в любой уголок земного шара, высаживать агентуру и собирать разведывательные данные. Да, у служб Канаэ и Канариса всегда было много общего, но в отличие от немцев, о работе японской разведки «Небесного Взора» знали только два человека, не входящие в эту службу: император Хирохито и князь Коноэ. Поэтому эту организацию не раскрыли американцы даже после поражения Японии и капитуляции императорской армии.
   –      Но как такое могло случиться? – удивился Мосэ. – Неужели эта разведка не оставляла после себя никаких следов?
   –      Железная дисциплина и воспитание высокого патриотического духа делали «Небесный Взор» вне всякой конкуренции с другими разведками мира, – продолжил свой рассказ учитель. – Тэнсэкко был неуловимым и невидимым глазом императора. Император и князь Коноэ знали всё, что происходило в мире, и управляли миром при помощи этой разведки, как говорили в старину, «из-за занавески». Многие тогда видели, что что-то происходит, а что и кто к этому причастен, понять не могли. Агенты разведки Тэнсэкко с самого начала своей деятельности обезличивали себя и получали имена героев, погибших в боях, и вознесённых на синтоистские алтари в качестве богов. Вы знаете, что в то время Япония уже вела войну в Китае, и смерть героев порождало в синтоистских святилищах всё новых и новых богов. Так после шанхайской операции трое солдат японских инженерных войск – Эносита, Китагава и Сакуэ, взорвавшие с помощью одной большой мины китайское укрепление, погибнув, стали богами. Этими именами были названы трое наших разведчиков из «Небесного Взора». Духи героев обрели божественную сущность, а затем воплотились в живых богов мести. Их так и называли симпэй – боги-солдаты, или боги-солдаты живого бога, то есть нашего императора. Главенствующую роль тогда стали играть храмы Исэ, Касивара и Мэйдзи, а храм Ясукуни стал святилищем погибших солдат, ставших богами, при помощи которых наша страна богов Япония начала осуществлять принцип «хакко итиу» – «Восемь углов под одной крышей», и божественная японская раса стала доминирующей в Азии, начав Великую восточноазиатскую войну – «Дайтоа-сэнсо». Впервые в истории Япония бросила вызов белой расе для того, чтобы переустроить мир и создать новую азиатскую цивилизацию в виде «Сферы совместного азиатского процветания».
   –      Но Япония всё же проиграла эту войну, – заметил Мосэ.
   –      Только из-за предательства, – подумав, ответил учитель. – Если бы не было предательства, то мы бы тогда победили. Высадка американцами десанта девятнадцатого апреля сорок пятого года на Иводзима показал высокий дух японских солдата и начало самого ожесточённого и кровопролитного сражения сухопутных сил на Тихом океане. Целый месяц двадцати трёх тысячный гарнизон наших героев противостоял сто десяти тысячной армии американцев. Американцы имели сорокакратное превосходство в авиации. Против наших героев действовало более шестьсот военных кораблей, из них двадцать восемь авианосцев. В плен попало только двести двенадцать японцев. С обеих сторон потери были равными. Мы потеряли двадцать одну тысячу человек, столько же американцы. И американцы поняли, что им не выиграть войну. Потому что Япония срочно провела мобилизацию, и численность вооружённых сил достигла семи с половиной миллионов человек. За пределами Японии находилось всего три с половиной миллиона. Армию с таким боевым духом Соединённым Штатам невозможно было победить, тем более, что на суше, в воздухе, на море и под водой сражались камикадзе. Им нужно было сломить наш дух. Вот тогда Соединённые Штаты вынудили вступить в войну Советский Союз, с которым у нас был подписан договор о ненападении. Советский Союз напал на нас, нанеся удар в спину. Американцы для устрашения сбросили на Хиросиму и Нагасаки две атомные бомбы. И это случилось в то время, когда из Германии с секретным немецким оружием шел наш самый большой подводный авианосец с адмиралом Треножником – Канаэ. Он шёл с оружием возмездия, но не успел. У императора сдали нервы. И он совершил предательство по отношению к японскому народу, выступив по радио со своим высочайшим рескриптом о капитуляции. Ещё в восемнадцатом веке Камо Мабути в своём произведении «Камо-но сокасю» – «Сочинения Камо Мабути» предупреждал японцев: «В раннюю эпоху всё шло по воле божественных небесных предков, императорская власть олицетворяла отвагу, а подчиненные – преданность и поклонение правителю. В среднюю эпоху государственные люди образовали много властей, и подчинённые разделились на слуг письма и слуг силы. Письмо стало считаться благородным, а сила – низшим. Так Путь императорских предков пришёл в упадок, а души людей потеряли усердие». Маркиз Канаэ явился в наш мир, чтобы восстановить дух японцев.
   –      А что это был за подводный авианосец? – спросил учителя Хотокэ.
   –      О, тогда это был превосходный корабль! – восхищённо воскликнул тот. – Строго засекреченный. Впрочем, и сейчас о нём мало кто знает. Ещё в начале войны военное министерство планировало к сорок пятому году построить двадцать подводных авианосцев с двумя самолётами на борту. Но из них было построено всего два. Остальные деньги ушли на строительства этого секретного подводного авианосца, которой получил название «Рюгу» – «Дворец морского дракона». Он размещал на борту двадцать самолётов и имел экипаж в пятьсот человек. Аналога такому кораблю до сих пор нет в мире. В автономном плаванье под водой он мог находиться до одного года, в этом корабле тогда воплотились все самые последние мировые достижения военной техники. На корабле имелись научно-исследовательские лаборатории, на ходу корабль постоянно сам себя усовершенствовал. Команда корабля называла тогда вашего отца маркиза Треножника «Канаэ» – синтоистским богом равнины океана Сусаноо. Так оно и было. «Рюгу» шёл на помощь своей стране, чтобы нанести атомный удар по американским войскам и изменить ход войны на океане, но не успел. Император капитулировал, перестав быть живым богом, князь Коноэ покончил жизнь самоубийством. Япония была захвачена американской оккупационной армией. О существовании корабля в Японии кроме князя знал только один человек – император Хирохито, который хранил эту тайну до самой смерти. Адмирал Канаэ и весь экипаж корабля «Рюгу» поклялись не сдаваться, а довести начатую войну до конца.
   –      Но с кем они решили воевать? – удивлённо спросил Мосэ. – Война-то уже была проигранной.
   –      Маркиз Треножник это понимал. Он и его команда решили при помощи технического прорыва стать самым совершенным военным кораблём в мире. Он и тогда уже был самым совершенным, но они решили не останавливаться на достигнутом, и все члены экипажа стали учёными. Команда располагала данными секретных научных разработок Третьего Рейха. Практически все секреты Германии были вывезены кораблём «Рюгу» из побеждённой страны-союзницы, с тем, чтобы они не достались врагу. Гитлер сам передал Канаэ эти секреты. Треножнику оставалось только довести эти разработки до конца. Научная работа закипела на корабле. Часть экипажа занималась жизнеобеспечением подводного авианосца и в разных частях света осуществляла связи с материками при помощи гидросамолётов и небольших подводных лодок. Другая же часть, не отрываясь, проводила научные исследования и делала открытия: одно за другим. Сам корабль, можно сказать, перестраивался и совершенствовался под водой, не поднимаясь на поверхность, попутно создавая свои подводные базы на дне мировых океанов в виде стеклянных пирамид. Его учёные работали над созданием новых технологий, служба обеспечения и наземная агентура в разных странах трудилась в области научного и промышленного шпионажа. Наш подводный корабль, превратившийся в засекреченный транспорт между подводными городами учёных, осуществлял общую связь подводной империи, строил летательные аппараты в виде дисков, создавая свою небесную империю. Многие учёные в мире даже не подозревали, на кого они работают. Маркиз Треножник сделал прорыв в науке, он открыл явление «невидимости», когда можно было не только оставаться невидимым самому для окружающего мира, но и делать невидимым всё то, что ему принадлежало. Так стали возникать невидимые заводы и военные базы маркиза на суше не только в самой Японии, но и по всему миру. Один научный прорыв следовал за другим, потому что маркиз обрёл поистине божественные возможности. Он изобрёл способы молниеносного перемещения в пространстве, открыл новые виды энергии и, наконец, победил само время. Он проник в секреты бессмертия. Такой успех в науке гарантировал ему преданность его приверженцев, потому что вместе с ним и его приближённые люди становились богами, которым стали подвластны и материя, и время, и пространство. На земле рождалась новая цивилизация сверхчеловеков. Пятьсот членов экипажа военного корабля «Рюгу» и столько же его агентов на материках, превратились в мозг непобедимой армии Небесной империи, насчитывающей огромную рать новых существ, в которых превращались люди. И это притом, что сама Япония находилась в полном подчинении и зависимости от Соединённых Штатов. Маркиз Канаэ решил изменить статус-кво в мире и возвысить свое родину до ведущей державы на планете. Этим вы можете объяснить тот гигантский скачок в области научно-технической революции, который совершила Япония после войны.
   –      Но к чему это всё приведёт? – спросил учителя встревоженный Мосэ.
   –      К тому, что Япония станет владычицей мира. После поражения Соединённых Штатов и Европы настанет очередь России и Китая. Вот тогда Япония по-настоящему осуществит принцип «хакко итиу» – соберёт восемь углов под одну крышу. И на земле настанет время одной религии – синтоизма.
   –      Вы опять готовите войну? – спросил его Хотокэ.
   –      Ещё мудрые римляне в своё время говорили: «Хочешь мира, готовь войну».
   –      Мы – мирные монахи, – заметил учителю Мосэ, – нам совсем не интересна война. И мы не желаем принимать в ней участия.
   –      Это вы зря так говорите, – ответил учитель. – Как раз религиозные деятели и становятся отличными военачальниками, и даже в каком-то смысле фанатиками своего дела. Религия и война неотделимы друг от друга, потому что они олицетворяют собой движение идеи.
   –      Но в нашем представлении религия должна служить установлению счастья на земле и мира для людей, – возразил ему Хотокэ.
   –      Вы правы, – согласился учитель, – но для этого нужно объединить весь мир, собрать его под одну крышу. Если хорошо поразмыслить, предназначение мужчины на земле и заключается в стремлении объединить мир в единое целое. Ведь мужчина тем и отличается от женщины, что имеет в себе активное начало, кто, как ни он, может возложить на себя эту миссию. Если вы это осознаете, то вам совсем нетрудно будет понять, что по своей натуре природа и Бог создали мужчину как воина. И по степени ценности его воинское искусство и дух превосходят все другие искусства и занятия на земле. Тем более что воинское искусство сейчас должно сочетаться с умом и учёностью, где умственный труд находится в гармонии с физическим. Современный воин должен не только упражнять своё тело, но и ум и дух. Физическое, умственное и психическое совершенствование делают его непобедимым. Мы могущественны своей силой, умом и духом. Если этих трёх составляющих качеств нет в мужском характере, то он – слабак – «ёвамуси» – «слабое насекомое». Каждый воин должен быть религиозным. Ему нужно верить в высшие силы, которые помогут ему преодолеть все препятствия. Если умом учёного и умом воина овладевают какие-то помыслы, то они оба ищут путь к разрешению проблемы и достижению цели. Но если они оба охвачены благородными устремлениями, то поневоле их устремления вознесут их души к небу, к той бесконечной цели, с какой не сравнится не одна другая цель существования человека на земле. И вы, как монахи, должны это понимать.
   –      Но вознесение на небо тоже бывает разным, – заметил ему Мосэ. – Помимо синтоизма, существует ещё множество религий. Я могу вам возразить, спросив вас, чем иудаизм хуже синтоизма?
   –      Вся разница состоит в том, – ответил учитель, – чьим интересам отвечает эта религия. Иудаизм – для евреев, а синтоизм – для японцев. Синтоизм провозглашает японцев божественной расой, так же, как иудаизм считает евреев богоизбранным народом. Никто из других народов не может считать себе равными нам, японцам. Так же, как у евреев, любой представитель других народов, даже адепт их религии, будет для них гой.
   –      Но есть и ещё одна разница, – возразил ему Мосэ. – Дело в том, что в мире есть много заблуждений, но Истина может быть только одна. Есть много религий и представлений о Боге, но истинной религией должна быть тоже одна среди многих религий.
   На этой не очень согласованной ноте наш первый урок в четвёртом измерении закончился. Учитель, вежливо откланявшись, удалился. Оставшись одни, мы переглянулись.
   –      Что вы обо всём этом думаете? – спросил Мосэ.
   –      Им как-то нужно помешать развязать новую войну, – сказал Хотокэ.
   –      Я согласен, – ответил я.
   –      Но как это сделать? – спросил Хотокэ.
   –      Что-нибудь придумаем, – молвил Мосэ. – Сейчас главное для нас – узнать их получше. Может быть, мы сможем их переубедить. Я понял, что они хотят сделать из нас небесных воинов. Но нам-то это не нужно, не так ли?
   Мы некоторое время смотрели в окно на моросящий дождь. Начался сезон «цую» – период дождей, который в Японии обычно продолжается больше месяца – самое мистическое время, когда земля и небо соединяются через дождевые потоки особой таинственной связью, влияющей на всю труднообъяснимую земную действительность. Мы вкусили уже достаточно плодов от древа познания, однако, нам предстояло ещё отведать плодов с древа жизни, чтобы обрести бессмертие.



ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ «Страж Небесной империи»


   Полезное с виду – никому не приносит пользы.
   Лишённый заслуг наивысших достоин отличий.
   Плод сам собой, созревая, становится спелым,
   И вовсе не важно, кто выращивал древо.

   Из древних китайских книг


   Und es ging aus von Eden ein Strom, zu wassern den Garten, und er teilte sich von da in vier Hauptwasser. Das erste hei;t Pison, das flie;t um das ganze Land Hevila; und daselbst findet man Gold. Und das Gold des Landes ist kostlich; und da findet man Bedellion und den Edelstein Onyx. Das andere Wasser hei;t Gihon, das flie;t um das ganze Mohrenland. Das dritte Wasser hei;t Hiddekel, das fliesst vor Assyrien. Das vierte Wasser ist der Euphrat. Und Gott der Herr nahm den Menschen und setzte ihn in den Garten Eden, dass er ihn baute und bewahrte.

   Проснувшись утром в своём номере, мы обнаружили сидящим посреди комнаты в позе лотоса нашего вчерашнего учителя. Увидев, что мы отошли ото сна, он улыбнулся и сказал:
   –      Очень долго спите. Так вы проспите всю свою жизнь. По утрам нужно вставать рано, потому что человек с первыми лучами солнца вбирает в себя жизненную энергию «ян», которая может продлять человеческую жизнь бесконечно. Какую энергию вы получаете утром, с такой энергией и проживаете весь день. Это – как эликсир жизни, получив его, вы можете даже не принимать пищу.
   Мы тоже сели в позу лотоса и прочитали свои утренние молитвы. После чего, учитель нам сказал:
   –      Я – представитель неба, а вы, трое, являетесь представителями земли. Каждый из вас носит своё имя. Так постарайтесь же соответствовать вашим именам! Каждый из вас имеет свой духовный источник знания, который является вашим основным субстанциональным питанием. Хотокэ носит имя Будды, заботящимся о спасении человека, но прежде всего самого себя. Мосэ – Моисей, который печётся о спасении людей и выживании своего народа. Его аналог на Востоке – Конфуций. А вам, – учитель обратился ко мне, – здесь дали имя Христос, который впервые пришёл в мир два тысячелетия назад для того, чтобы спасти его. Поэтому, начиная какое-то дело, вы мысленно как бы воплощаетесь в носителей этих имён, и невольно помните о своём предназначении на земле.
   –      А кто же вы? – спросил я его, набравшись смелости.
   –      Зовите меня Бессмертным или Лаоцзы, как вам угодно, – я пришёл к вам, чтобы принести вам небесные знания и обучить искусству обретения бессмертия.
   –      Но чем ваши знания лучше знаний буддистов? – задал я ему вопрос, на который, в общем-то, знал уже ответ.
   –      Знание даосов совершеннее знаний буддистов, – сказал учитель, – хотя бы потому, что оно дарует человеку физическое бессмертие, а искусство внутреннего преобразования «Найтан-дзюцу», или как его называют китайцы «нэйдань» – «Внутренняя алхимия», позволяет даосу путешествовать между мирами, сохраняя свою телесную оболочку, в то время как буддисты постоянно стремятся покинуть физический мир, уделяя внимание только одному своему духовному совершенствованию. Я не спорю, конечно же, учение буддийское Кэгон тоже освоило искусство небесного проникновения, но обычно буддисты совершают мгновенные дальние путешествия мысленно, так сказать, духовно, оставаясь телом в одном месте, в то время как мы это делаем телесно и существенно присутствуем в том месте, куда уносимся, ибо владеем искусством внутреннего преобразования «нэйдань» – трансформации, что позволяет нам совершать телепортацию.
   –      Судя по названию, это – китайское искусство, – заметил я, – неужели у вас не нашлось своего национального учения?
   –      В нашей стране нет ничего своего японского, – сказал он, – всё знания заимствованы из Китая, но японцы, усваивая что-то чужое, так досконально их изучают и преобразовывают, что в учениях открываются новые грани, доселе незамеченные никем. С помощью этих «чужих» знаний нам удалось создать свою Небесную империю. Китайский путь «Дао» преобразился в японское искусство «до», появились наши собственные виды мастерства. По своей сути, мы, японцы, тоже все являемся даосами, хотя можем быть буддистами и синтоистами. Даосизм силен тем, что, преобразовывая в себе бессмертный дух, не забывает о создании своей бессмертной телесности, ибо мы, как даосы, знаем, что дух без тела сам по себе не может существовать. И если дух обретает способность воссоздавать своё тело в любом пространстве и времени, то этим он обеспечивает себе истинное бессмертие. Искусство внутреннего преобразования способно совершать и внешние преобразования, иными словами, творить чудеса. Приведу только один пример из истории, когда даос превзошёл буддиста в своём мастерстве перемещения, которое приводится в трактате «Ле сянь цюань чжуань» – «Полном собрании жизнеописания бессмертных». Даос Чжан Бодуань дружил с буддийским монахом Динхуэем по прозвищу «Сосредоточенный в Мудрости», который имел способность чудесным образом за несколько мгновений преодолевать огромные расстояния. Однажды друзья поспорили, кто из них в этом искусстве преуспел больше. Дело было зимой, и они решили отправиться за тысячи километров на юг в Янчжоу, чтобы полюбоваться цветущими яшмовыми гортензиями сорта Цюнхуа и сорвать по цветку на память. Погрузившись в медитацию, они отправились в путешествие, преодолев быстро это расстояние, погуляли в парке, а затем вернулись обратно. Но Чжан Бодуань чуть замешкался с возвращением. Динхуэй возликовал, считая, что опередил Чжан Бодуаня, но радовался этому недолго, так как вскоре увидел своего друга с цветком в руке, сам же он из путешествия ничего не смог принести. Ученики спросили даоса о причине неудачи его друга. И тот сказал: «Когда я изучал искусство «нэйдань», то совершенствовал как природную сущность – «син», олицетворявшую золото, так и свою жизненность – «мин», олицетворявшую киноварь. Когда я собираю себя воедино, тогда имею материальное тело – «син», когда рассеиваю, то становлюсь эфиром «ци». Когда я прибыл в Янчжоу, то был лишь истинным духом, но там обрёл материальное тело. Таков дух «ян». Монах благодаря своей тренировке достиг результата быстро, ведь он не имел его материального тела или тени. Таков дух «инь». Дух не способен передвигать вещи».
   –      Но скажите, – настаивал я, – что имеют в себе даосы такого, что не имел бы смертный человек? И мне не понятно, как можно родиться, прожить всю жизнь и в конце жизни избежать смерти? Ведь в нашем физическом мире любое рождение заканчивается смертью.
   –      Это бывает не всегда, – ответил учитель, – ещё в древнем Китае существовало учение о бессмертии, в которое верили древние люди, и не беспочвенно. Наши очень далёкие предки научились не умирать и жить вечно. Возможно, что и сегодня они всё ещё живут с нами рядом, но мы не знаем о них, потому что они своим бессмертием не хвастаются.
   –      Но как же так?! – не поверил я.
   –      Всё очень просто, – произнёс он и улыбнулся, – по свидетельству Цзычаня, жившего две с половиной тысячи лет назад, люди уже знали о разных душах «хунь» и «по», обитающих в теле человека. Притом души «хунь» отождествлялись с активным началом «ян», то есть, с эфиром «ци» в её модусе жизненной силы и энергии, а души «по» ассоциировались с оформленной телесностью «син». Я уже говорил, что у каждого обычного человека имеются три небесные души «хунь» которые превращаются в божественную троицу – дух «шэнь» и продолжают существовать после смерти человека ещё какое-то время в зависимости в своей продолжительности от того, какой интенсивной жизнью жил человек. Но потом этот дух всё равно растворяется в небесном эфире. И есть ещё семёрка душ «по», связанных с его телесностью, которые после смерти растворяются в земном эфире. Тело выступает единственной нитью, связывающей все эти души воедино. В любом случае, после смерти обычного человека эти души впадают в депрессию и гибнут. Поэтому чтобы сделать бессмертным дух, нужно сделать таковым и тело. А это – не простая задача.
   –      В этом я и не сомневаюсь! – воскликнул я. – Но как осуществить эту задачу?
   –      Это – просто, – ответил учитель, – нужно сделать так, чтобы наше тело не превратилось в труп. А для этого, как выразился один учёный, необходимо, чтобы возникла возможность обретения бессмертия как неорганического во времени существования нашей психосоматической душевно-телесной личности. Это бессмертие сопряжено с повышением статуса личности через единение с Дао как субстанциональной, нормативной и генерирующей основой космоса. Бессмертный способен как бы изымать себя из какой-то определённой действительности и пребывать одновременно во многих созданных им телах. Кое-кто, например, такие философы как Чжуанцзы, рассматривали жизнь и смерть как бесконечный процесс перемен. А поэт Цзя И в своей оде «Птица смерти» замечает «Жизнь – как плаванье по теченью, смерть – всего только отдых в пути». А другой поэт Сяо Тун говорит ещё яснее:

   Можно Небо и Землю с пылающим горном сравнить,
   И на их превращения как на работу смотреть,
   Где рождается жизнь и плетётся всей сущности нить,
   На углях ян и инь бурлит в чане кипящая медь.
   То погаснет, то вновь разгорится огонь в глубине,
   Переплавкам Вселенной нет счёта и нет постоянств,
   Мириады вещей и существ возникают вовне,
   Заполняя собой пустоту мириады пространств.
   Человек появляется в мире невольно как нить,
   Что скркпляет собой две крайости – жизнь и смерть,
   Так зачем нам о чём-то на свете бурлящим тужить,
   Глядя, как вращается непрестанная круговерть?
   После смерти изменится всё, станет чем-то иным,
   Дорожит своей жизнью и всех презирает глупец,
   Тот же, кто глубже видит, в себе сердце держит пустым,
   Сущее не обратится в ничто, – считает мудрец.

   Прочитав это стихотворение, учитель продолжил:
   –      Если смотреть с такой точки зрения на нашу жизнь в космосе, то смерти, как абсолютному небытию, нет места в мире. Весь процесс перемен является бесконечным путешествием, или, как говорят древние философы, «беззаботным скитанием» – «сяо яо ю», к которому не применима категория цели или целеполагания. Мы проходим все через бесконечные трансформации, но, получив бессмертие и став «божественными людьми» – «шэнь жэнь», мы не погибнем даже при мировых катаклизмах. Мы превращаемся в людей, обретающих Дао и получающих статус астральных мудрецов. В нас возникает способность творить чудеса через сущностное слияние с космическими силами. Говоря сегодняшним вашим научным языком, все люди, живущие на земле бессмертны, но вот только жизнью они пользоваться не умеют, даже их науки превращают всё в отстранённые символы и знаки, и они мыслят мёртвыми математическими категориями, утеряв всякие связи и с живой мыслью и мудростью. Так вот, я хочу вам сказать, что мудрецы бессмертны по природе, как бы субстанционально, являясь элементами единого потока трансформаций в изначальном единстве мира уравненного сущего. Но как индивиды, единичные и неповторимые, они способны переходить в иную форму существования, при этом кое-кто из них способен возвращаться в ту же среду и в то же измерение, где они возникли и существовали до этого. Все мы в пассивном состоянии являемся объектом трансформации. Но в силу обращения к даосской психотехнике, о которой говорит Чжуанцзы, мы обретаем прозрение и достигаем единства с сущностными механизмами процесса перемен, и мы способны, как опытные пловцы овладевать бурунами и потоками за счёт знания закономерностей течения, поэтому мы можем приподняться над действительностью и из объекта трансформации стать объектом процесса, иными словами, влиять на эту действительность, обретя бессмертие и выведя себя за границы перемен времени и пространства. Обычному человеку это сложно понять, но мы способны, трансформируя свою психофизическую природу, обретать способность творить чудеса. Мы как бы вступаем в гармоничное слияние с природой, воруя у неё то, что нам нужно, а именно продление нашей жизни в физическом мире, благодаря нашему бессмертию. Это не только продление долголетия, но и с помощью особых просветлённых состояний сознания мы полностью выходим за рамки жизни и смерти. Мы становимся настолько пластичными, что благодаря нашему внутреннему чутью в вечно меняющейся системе перемен Вселенной, следуя собственной природе и Дао, находим те соответствия вечности, которыми обладает природная первозданность, вечно меняющаяся, но вечно сохраняющаяся в своей изначальной чистоте. Эта чистота, согласно своей самодостаточности, делает наше тело и дух неразделимыми, подобно огню или сгустку очищенной энергии внутренним пыланием материи. Ведь так важно в физическом мире разбираться в понимании соотношения духа и тела. Ещё Го Хун в своём философском трактате «Баопу-цзы» говорил, что тело и дух – как плотина и вода. А Хун Тань замечал, что когда воск истает, то свеча перестаёт гореть, поэтому гибель тела приводит к гибели духа. Поэтому так важно научиться нам превращаться в энергетический сгусток, который не теряет своей жизненной энергии, и уметь красть её из космоса. Эта жизненная энергия, назовём её эфиром или жизненной силой дыхания, индусы зовут её праной, является сущностной основой нашей жизни. Философ Ван Вэнь-лу говорил:

   Дух, жизненный, живёт в природе, как дитя эфира.
   Эфир же – матерь духа, что подобно телу с тенью,
   Ведь тело – лишь жилище духа и частичка мира,
   А дух есть тела господин в основе сотворенья.
   И если дух уходит, эфир тоже исчезает,
   Уходит дух в эфир, когда хозяин в беспокойстве,
   Дух – в теле, когда хозяин в покое пребывает,
   Эфир и дух едины, что заложено в их свойстве.

   – Поэтому, – продолжал учитель, продекламировав очередное стихотворение, – чтобы сохраняться вечно, человек должен всегда сохранять в себе присутствие духа. А для этого нужно найти путь обретения жизненного эфира. Это и есть Дао. Ведь дух является производным от эфира, а так, как существует первенство духа над телом, то есть зависимость от жизненной среды, человеческий дух должен постоянно сливаться с этим эфиром, чтобы продолжать своё наличие в физическом мире, где человеческая личность и сущность наличествуют как психосоматическая целостность, то есть, имеет своё собственное психо-телесное наличие. И вот что говорится в даосском сочинении «Юань ци лунь» – «О безначальном эфире»: «Тело обретает Дао, и дух также обретает Дао. Тело обретает состояние бессмертного, дух также обретает состояние бессмертного».
   Услышав эти слова, я не выдержал и в отчаянии воскликнул:
   –      Но, учитель, мы обрели дух бессмертного, но где же наши тела?! И почему нас никто в гостинице не видит? Нужен ли нам этот дух, если мы не способны вернуть себе наши тела? Какая же жизнь в физическом мире может быть без тела?! Если мы умерли, вы нам так и скажите, а не водите нас за нос.
   От этого моего требования учитель рассмеялся и сказал:
   –      Но вы же стоите на пути обретения бессмертия, а для того чтобы скорректировать ваше тело, вам нужно вначале скорректировать ваш дух. Обрести ваши тела вы можете в любую минуту, но сможете ли вы при помощи их продлить свою жизнь и обрести бессмертие? Ведь когда вы засыпаете, вы как бы расстаётесь со своим телом и обретаете лишь дух. Во сне ваше тело всегда невесомо, но как только начинаете просыпаться, ваше тело тут же обретает тяжесть. Ведь это так?
   Кивком головы я подтвердил правильность его суждения.
   –      Так вот, – продолжал говорить учитель, – человеку дан сон, чтобы он во сне корректировал своё тело, давал ему отдых. Ведь при наличии неразделимости духа и тела, каким будет ваш дух, таким и станет ваше тело. Тело мы, даосы, считаем колесницей духа. Приведу лишь одну цитату из «Хуан-ди нэй цзина» «Внутреннего трактата Жёлтого императора»: «Сердце – это чиновник государя, из него исходит свет духа. Если тело повреждено, то дух его покидает, если дух его покидает, то наступает смерть». Если вы хотите обрести вечную жизнь, то вам предстоит пройти через то, через что когда-то прошёл ваш почитаемый пророк и спаситель Иисус Христос, чтобы понять одну истину, которая заложена в нашем трактате «Сицзы чжуань»: «Величайшей благой мощью космоса является жизнь», иными словами способность к порождению и перерождению. Иисус Христос пришёл к вечной жизни через смерть, как вы говорите, «смертью смерть поправ». Поэтому я прошу вас не считать данное ваше состояние смертью. Считайте его сном. Просто, вы поднялись на ещё одну более высокую ступень своего духовного развития. Но сейчас вы находитесь в переходной стадии, которая называется целомудрием. После этой стадии вы опять вернёте себе свои тела. Что эта за стадия, я думаю, вы вскоре поймёте. А сейчас я хочу закончить с вами мой очередной урок.
   –      Но позвольте задать только один вопрос, – воскликнул я, – вы говорите о какой-то лестнице или градации совершенства. А сейчас на какой ступеньке этой лестницы мы находимся?
   Учитель объяснил мне, что существует некая степень духовного восхождения, где вначале стоят люди-автоматы, проживающие свою жизнь, ни о чём не думая. Таких людей можно назвать рабами «ну бэй». Далее следуют обыкновенные люди «мин жэнь», которые время от времени о чём-то задумываются, но вникать в какие-то серьёзные вещи и дела у них просто нет времени. На третьей ступеньке стоят добрые люди «шань жэн», понимающие, что от их дел зависят судьбы многих живущих рядом с ними людей. Ещё выше стоят мудрецы «сянь жэнь», которые начинают понимать мир и вникать во многие вещи, объясняющие им их жизнь. На пятой ступеньке стоят «совершенномудрые» – «шэн жэнь», пришедшие к мысли, что им нужно выбрать свой путь духовного движения. На шестой – находятся люди Дао «Дао жэнь», вступившие на путь духовного развития. Выше их стоят бессмертные – «сянь жэнь», открывшие секреты бессмертия и совершенствующие своё тело и душу. Далее идут истинные люди – «чжэнь шэнь», способные творить чудеса и участвовать в трансформации мира. И на последней ступени стоят божественные люди – «шэнь жэнь», уничтожившие полностью в себе эфир «инь» и создавшие новое тело, состоящее из чистого «ян», пришедшее в гармонию с вселенным миропорядком.
   –      Так какое же место занимаем мы?! – опять воскликну я, не в силах удержаться.
   –      Вы всего лишь мудрецы, и стоите на четвёртой ступеньке восхождения к совершенству, – улыбнувшись заметил учитель, и после чего откланялся.
   После завтрака, который принесла нам другая наша знакомая по воздушному шару служанка, мы втроём отправились в закрытый бассейн с горячим источником. Уходя, монахи попросили служанку принести им от администратора их монашескую одежду, снятую банщиком с живой изгороди.
   –      Зачем она вам? – удивилась служанка. – Ведь у вас имеются гостиничные кимоно.
   –      Мы не можем в них совершать молитвы, – пояснили монахи.
   В бассейне, наполненном горячей водой из источника, сидело уже несколько человек. Мы осторожно, не поднимая всплесков, опустились в воду, и услышали отрывок разговора двух мужчин среднего роста и неопределённого возраста. Один из них говорил:
   –      Я слышал, что у христиан первую благую весть, которую услышали люди на земле, была весть, принесённая с неба ангелами. Ангелы пели: «Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение». И их Иисус Христос завещал им при входе в любой дом говорить: «Мир дому сему». И много раз Сын Божий говорил своим ученикам: «Мир оставляю вам, мир мой даю вам. Мир вам». А наши синтоистские боги всегда враждовали между собой.
   –      В характере у нас, японцев, всегда было свойство – быть твердыми и воинственными, – сказал его собеседник, погружаясь в воду по самые плечи. – Ещё в то время, как богиня солнца Аматерасу и бог луны Цукуёми добросовестно исполняли свои обязанности во вверенных им пространствах, бог равнины океана Сусаноо беспрестанно плакал, что стало причиной большой засухи, пересохли реки и моря и вся зелень на земле увяла. Он очень хотел увидеть свою мать в стране мёртвых и скучал по ней. За его нытьё властитель неба Идзанаги прогнал сына Сусаноо на землю в селение Авадзи. Перед тем как уйти из страны богов Сусаноо решил посетить свою старшую сестрицу богиню Аматэрасу, чтобы оставить о себе память. Вначале сестра не хотела встречи с братом, но потом поддалась на уговоры и получила в подарок меч, который разжевала и выпустила железный пар изо рта, родив множество женских божеств. Многие японки произошли потом от этих божеств, поэтому почти все они имеют железный характер. Сусаноо же, получив в подарок от сестры ожерелье из яшмы, произвёл на свет множество мужских богов. Японцы, рождённые от этих богов, тоже получили в наследство от них твёрдый характер, подобный камню, и если уж они раскалываются, то подобно яшме, как герои, защищавшие во время войны остров Иводзиму.
   –      Да и сам наш бог Сусаноо был сущим дьяволом и гулякой, что тоже сказалось на нашем характере, – смеясь, заметил один из мокнущих в ванне, услышав разговор двух друзей. – Вы только вспомните, как Сусаноо предался буйству и уничтожил межевые насыпи на рисовых полях своей сестры Аматерасу, загадил её жилище, и чтобы вывести её из терпения заживо освежевал пегого коня, а его шкуру бросил в ткацкую мастерскую, где изготовлялись одежды для небесных богов. Ведь из-за этого Аматерасу удалилась в горную пещеру и погрузила весь мир во мрак бесконечной ночи. От моего отца я слышал, как они вели себя на вражеской территории в Китае во время войны. Их поведение было нисколько не лучше нашего бога Сусаноо.
   –      Всё это происходит оттого, что мы живём на островах, открытых всем стихиям ветров и волнам цунами, – заметил четвёртый отдыхающий в бассейне, похожий своим видом на профессора университета.
   Протерев запотевшие стёкла очков мокрым полотенцем, он продолжил:
   –      Вы только посмотрите, не проходит ни одного года, чтобы где-нибудь в нашей стране не происходило природного катаклизма. В одном месте вулкан уничтожает целое горное селение. В другом – цунами, как корова языком, слизывает целый рыбацкий посёлок. В третьем – из-за дождей сползёт целая гора и хоронит под собой небольшой город. В четвёртом – тайфун рушит всё дома и погребает жителей под их обломками. В пятом – землетрясение не оставляет камня на камне от построек, а пожары довершают дело, и так до бесконечности. То нас трясёт, то заливает, то сдувает с земли, а то вообще все мы проваливаемся под землю. Естественно, такая среда обитания накладывает на наш характер свой отпечаток. Мы не только привыкаем к экстремальному выживанию, но и сами несём в себе разрушительное начало. Возьмите хотя бы прошлую войну, когда японцы наводили страх не только на всю Азию, но и на Европу и Соединённые Штаты. И всё потому, что у нас мало земли под солнцем, а наш дух требует больше пространства и больше света. Наша внутренняя тьма подталкивает нас к обретению света. И недаром в нашей религии богиня Аматерасу скрывается от взоров богов, как это делает сейчас. Это она делает для того, чтобы мы засветились своим внутренним огнём.
   И отдыхающий мужчина профессорского вида кивнул на окно, за которым лил дождь, было пасмурно и почти темно, как ночью.
   –      И боги пытаются её извлечь из горной пещеры пением петухов, плясками голых женщин и смехом. Мы, японцы, привыкли петь в темноте, подобно нашим петухам, плясать и веселиться. И чем гуще становится вокруг нас тьма, тем сильнее наше веселье. Так уж мы устроены. Но, в конце концов, наши надежды оправдываются и наши желания осуществляются. Стоило нам в тринадцатом веке всем разом помолиться, как мы своим духом вызвали священный ветер камикадзе, разметавший корабли монголов армии Хубилая.
   –      Да, этот так, – ответил ему худой долговязый мужчина, – сила нашего священного духа, несомненно, велика. Ни у одного народа нет такого духа как Ямато-дамаси – Японского Духа.
   –      И такого множества богов, – улыбнувшись, заметил мужчина профессорского вида. – Недавно я был приглашён одним моим коллегой в японский ресторан «Сэкитэй» – «Каменный фонарь», что находится недалеко от канадзавской мэрии. Ресторан мне очень понравился, интерьер выдержан в строгом старинном традиционном стиле, кухня великолепная, но и цены соответствующие. Так вот, мы сидели с товарищем на втором этаже, и мне пришлось отлучиться по малой нужде в туалет. И представьте себе моё изумление, когда в этом туалете я обнаружил синтоистский иконостас с именем туалетного божества. Записав его имя, я спросил у хозяина ресторана, чем занимается в его ресторане этот бог. И он ответил, что бог, не помню его имени, помогает клиентам этого заведения справлять в туалете нужду и облегчаться. Представляете? Да, где ещё в мире вы найдёте такую религию?
   Купающиеся постояльцы гостиницы рассмеялись.
   –      Интересно знать, в каком мире обитает туалетный бог? – спросил с улыбкой худой долговязый мужчина.
   –      Ну, конечно же, он не из «Равнины высокого неба» – «Такама-га-хара», – молвил старик, – где живут родственники богини Аматерасу. Я думаю, что боги из Верхнего мира не справляют нужды. Они выше низменных земных инстинктов.
   –      По-вашему выходит, что он живёт в Среднем мире? – спросил его профессор с улыбкой, – в «Срединной стране Тростниковой равнины» – «Асахара-но нака-цу куни», где протекает наша с вами повседневная человеческая жизнь?
   –      Я думаю именно так, – смеясь, ответил ему старик, – потому что в Низшем мире в Стране мрака – «Ёми-но-куни» он тоже жить не может, так как мёртвые нужду тоже не справляют.
   –      Интересно знать, а сам этот бог справляет нужду или нет? – спросил, смеясь, худой долговязый мужчина.
   –      Вряд ли, – подумав, решил профессор, – боги живут вечно, потому что у них в организме происходит особый обмен веществ. С научной точки зрения, тот, кто питается пищей, стареет, и, в конце концов, умирает, а тот, кто живёт на одной солнечной энергии, может прожить вечно. Это доказано практически. Возьмите, хотя бы, растения. Если их постоянно заряжать солнечной энергией и подпитывать водой и минералами, то они могут расти вечно.
   –      Но деревья всё же гибнут от старости, – возразил ему старик.
   –      Деревья – слишком большие растения, – заметил профессор. – Их масса подвержена влиянию внешней среды. А боги невидимы, вся их масса состоит из одной энергии. И на них действует только закон сохранения энергии. Боги – вечны. Они – невидимы и бестелесны. Мы их практически не ощущаем.
   –      А мне кажется, что вчера в этом бассейне купались три божества, – заявил старик, – когда они плюхнулись в воду, то круги пошли по воде. К тому же я слышал их дыхание. У меня очень обострённый слух. Даже когда я сплю, и кто-то решит подойти ко мне, то я во сне слышу его шаги.
   При этих словах мы переглянулись, осторожно выбрались из бассейна и вышли в раздевалку. Там никого не было. У кабинок стояли электрические весы. Не говоря ни слова друг другу, мы взвесились на весах. Вес Мосэ составлял пятнадцать граммов, Хотокэ – четырнадцать, а мой – аж двадцать граммов.
   –      Удивительно, – воскликнул Мосэ, – с таким весом мы можем летать как воробьи и передвигаться как космонавты на луне.
   –      Нужно попробовать, – согласился с ним Хотокэ.
   Он оттолкнулся от пола, чтобы подпрыгнуть вверх, и вдруг сорвался с места с такой скоростью, что больно ударился головой о потолок.
   –      Осторожно! – вскричал Мосэ. – Принцесса Ото-химэ была права, в нашем новом состоянии, мы ещё не научились толком ходить.
   Хотокэ, потирая ушибленную макушку, заметил:
   –      Вот так начинаешь понимать слова Ито Дзинсай, жившего триста лет назад и написавшего «Вопросы молодых»: «Если считать «ри» источником появления бесчисленного множества вещей, тогда придёшь к учению Лао-Цзы и Будды, и тогда мы сами должны впасть в пустоту. Ведь только мудрые знают о едином великом живом веществе мироздания, и знаком «ри» его невозможно выразить». Мы и в самом деле живём в пустоте, но только наша пустота ограничена стенами и потолком, на которые мы натыкаемся, из чего, всё же, следует, что мы обладаем телами, хотя другие их не видят. Так что этот мир намного сложнее нашего представления о нём.
   В эту минуту в раздевалку вошёл молодой статный мужчина и стал раздеваться догола. Сняв с руки часы, он положил вещи в корзину верхнего яруса шкафа, подошёл к весам и взвесился. Монахи заглянули через его плечо на табло весов и ахнули. Он весил всего три целых и четыре десятых грамма. Мужчина крякнул и недовольно покачал головой:
   –      Нужно похудеть, – сказал он. – Набрал лишний вес.
   Мы молчали. Вдруг мужчина обернулся к нам и спросил:
   –      Ну, как, ребятки, привыкаете к новой жизни?
   –      Вы нас видите? – спросил испуганно Мосэ.
   –      Как себя самого, – ответил тот.
   –      Но нам кажется, что другие нас не видят, – робко заметил Хотокэ.
   –      Правильно, – ответил мужчина, – они не могут нас видеть. Для того, чтобы им нас видеть, нам нужно набрать человеческий вес.
   –      Мы можем набрать наш вес только через месяц, – сокрушённо заметил Мосэ, – до этого времени мы будем оставаться невидимыми.
   –      Ерунда, – ответил тот, – я могу набрать свой вес за одну секунду. Тут, просто, дело в умении и привычке.
   –      Неужели? – удивились монахи.
   –      Легче простого, – ответил мужчина, – смотрите.
   Мужчина напряг все свои мышцы и после того опять встал на весы. На этот раз его вес составлял семьдесят пять килограммов.
   –      Видите, как это просто, – сказал он нам, – нужно только научиться управлять своей энергией.
   –      Значит из одного измерения, вы можете свободно переходить в другое? – спросил его Мосэ.
   –      Проще простого. Можно сделать видимым и осязаемым не только всего себя, но также и часть своего тела. Например, вот это место, – сказал он и показал с улыбкой на свой орган деторождения.
   –      Кто вы? – спросил его Хотокэ.
   –      Я работаю в этой гостинице охранником, – пояснил тот. – Присматриваю за гостиницей, а заодно – и за вами.
   –      Вы работаете на Тэнсэкко? – догадался Мосэ.
   Тот кивнул головой и добавил:
   –      Вообще-то обслуживающему персоналу не положено посещать бассейн вместе с клиентами. Тогда я превращаюсь в невидимку и иду сюда. Наши возможности дают нам массу преимуществ. Хотите посмотреть женское отделение?
   –      Но мы – монахи, – запротестовал Хотокэ, – и нам не положено интересоваться наготой женского тела.
   –      А я не монах, – мужчина засмеялся и молвил, – в нашей системе практически нет женщин. Когда мы вырываемся на волю, то смешно не использовать такую возможность. Вы как хотите, а я пошёл к женщинам.
   Мужчина взял полотенце и, как был голым, направился в коридор.
   –      Вас обнаружат по полотенцу, – заметил ему вслед Мосэ.
   Мужчина, повернувшись, улыбнулся.
   –      Я вижу, вы – новички в этом деле. Все вещи, которые соприкасаются с нами, под действием нашего энергетического поля становятся невидимыми для людей.
   Мужчина вышел в коридор. Я и Мосэ, повинуясь неодолимому чувству любопытства, последовали за ним. Хотокэ остался в раздевалке.
   В женском отделении в бассейне сидели две женщины: одна – молодая и тощая, похожая на студентку, другая – женщина средних лет, очень симпатичная. Мы с монахом застыли у порога, наблюдая за фигурками женщин, сидящих в воде. Две женщины находились в грациозных классических позах, словно только что сошли с картины «укиё» художника Утамаро. Охранник гостиницы осторожно спустился в бассейн и подошёл к симпатичной женщине. Мы видели, как он прикоснулся кончиками пальцев к соскам её грудей, провёл ногтем по изгибу её шеи. У женщины дрогнули ноздри, она посмотрела на девушку, та скромно потупила взор. Женщина отвернулась, чтобы не смущать девушку. Охранник сзади обнял её за плечи и провёл рукой по бёдрам. Женщина издала глубокий вздох. Девушка, глядя на голую спину женщины, отодвинулась в дальний угол бассейна и застыла в напряжённой позе. Мы с Мосэ находились в такой же позе, у нас перехватило дыхание. Охранник обнял женщину со спины и прижался к ней. Та лишь ахнула и застонала, закрыв глаза. Минут десять продолжался её экстаз, после чего она открыла глаза, ласково посмотрела на перепуганную девушку своим томным взором и почти шепотом спросила её:
   –      Как тебе это удалось сделать?
   Та выскочила из бассейна, как ошпаренная, и скрылась в раздевалке.
   Глядя ей вслед, женщина улыбнулась и заметила:
   –      А всё же она диковатая. Но как ей удалось довести меня до оргазма! Вот, чертовка!
   Охранник осторожно выбрался из бассейна и, приставив палец к губам, махнул другой рукой нам, подавая знак, чтобы мы следовали за ним. Мы вместе на цыпочках удалились из женского отделения. Мы с Мосэ шли как на ходулях, от возбуждения ноги нам едва повиновались.
   –      Вот уж истинно происходит то, о чём говорил китайский философ Чжоу И в своём трактате «Сыци шанчжуань», – прошептал Мосэ, – «чистые «ци» становятся вещами, блуждающие души производят изменения».
   Пройдя через раздевалку мимо одевающейся второпях испуганной девушки, мы с охранником вышли в коридор. В холе никого не было, и охранник, расхохотавшись, предложил нам сесть в массажные кресла, включив вибраторы.
   –      Ну, как? – спросил он нас, улыбаясь. – Не правда ли, наше состояние даёт нам ряд преимуществ перед людьми. Правда, иногда люди пугаются нашей исключительности, не в силах понять эти чудеса и дать им объяснение. Как видите, иногда Небо даёт святым, покинувшим бренный мир, ещё один шанс продолжиться после их смерти, послать из вечности какой-нибудь женщине своё семя, которое та получает во время сна и беременеет. Женщины, собственно говоря, для этого и предназначены, чтобы рожать детей. От того, что им всё время приходится заботиться о детях, женский характер весьма отличается от мужского. Обычно женщины себялюбивы, эгоистичны, тщеславны и хитры. По своей природе характером они очень напоминают лис. Не даром в древности много историй было посвящено лисицам. В начале двенадцатого века очень даровитый и плодовитый писатель Оэ-но Масафуса в своём сочинении «Кобики» – «Записках о лисьих чарах» рассказал несколько удивительных историй о лисах, которые произошли в том же году в Киото. Так, одна лиса устроила пиршество перед воротами императорского дворца, а затем, превратившись в юную придворную, прокатилась в экипаже. Иногда женщина, если она даже является оборотнем, желает близости с мужчиной. Что же говорить о нас, мужчинах?!
   – Но мне казалось, – заметил я, – что святые в какой-то степени обладают целомудрием. До этого я считал, что само их нахождение на небесах заставляет их избегать физических контактов с женщинами.
   Охранник, услышав эти слова, расхохотался.
   –      Всё это – общепринятое заблуждение, – заявил он, – философ Ван Мин говорил: «Дао управляет жизнью. Если бы Дао исчезло, то всё сущее не смогло бы жить. Если бы всё сущее не смогло жить, тот в мире не осталось бы ни одного рода существ, и ничего невозможно было бы передать потомкам. Если бы всё сущее не смогло жить и передавать жизнь потомкам, то настала бы погибель». Как тогда бы дух оплодотворял материю? Нет сама жизнь исключает из себя идею целомудрия, когда речь идёт о безбрачии.
   –      Что же тогда, по-вашему, целомудрие? – с удивлением спросил я.
   –      Этот же философ Ване Мин поясняет ложное понимание целомудрия, которое принято у людей: «Целомудренный мужчина – это тот, кто не распространяет своё семя, а целомудренная женщина – это та, кто не превращает его в новую жизнь. Если бы мужское и женское начала не вступали бы в союз, то все роды живых существ исчезли бы. Так соблазнённые ложным и обманчивым названием «целомудрие» два человека нарушают волю Неба и Земли и страдают, будучи лишены потомства. Это безусловно великое зло для мира».
   –      Но что же тогда истинное целомудрие? – спросил я у охранника.
   –      Истинном целомудрием, – ответил он, – является сохранение своей духовности в чистоте. Но в своём истинном смысле, это прежде всего сохранение в себе объективного и вневременного духа, создание в себе некой твердыни – надёжного мира истинного и законного, нисколько не отрицающего богатств своего воображения и чувствительности своей интеллектуальной совести, подвергающих всё сомнению, и испытывающих на прочность даже законное с виду и непреложное. Для этого нужно прежде всего воспитать в себе чуткую совесть, способную интуитивно чувствовать правду, свободную от всякого рода догм и сообществ, и в своём стремление к познанию отстаивать истину и служить ей. Задавая вопросы об истинном целомудрии, вы стоите на правильном пути, потому что само слово «целомудрие» означает очищение или сохранение чистоты как ценность высшего единения с истиной, и прежде всего духовной, или как мы говорим, небесной. Даосы рассматривают целомудрие как условие для обеспечения себе духовного брака с небесным бессмертием. Вы постигли искусство проникновения в духовные небесные сферы, и сейчас вам предстоит освоить искусство трансформации, которая осуществляется посредством этого духовного брака. Говоря о небесном целомудрии, вы должны иметь представление о недуальной двуполярности человеческого существа как органического единства духовного и физического начал, от которых зависит два пути обретения бессмертия. Первый путь – это совершенствование тела: гимнастика, дыхательные упражнения, макробиотика и прочее. Второй путь – совершенствование духа: медитативное созерцание, техника визуализации и так далее. Одно совершенствует природную сущность, так называемое сознательно-рациональное психическое начало «син». Другое развивает жизненность «мин». Психотехника, которой занимаются буддисты, направлена исключительно на совершенствование сердца «кокоро» или, так называемой, природной сущности «син», посредством которого можно трансформироваться в космический дух. Но буддисты игнорируют эфиро-энергетическое витальное начало в человеке «мин», которое оформляет в нём его астральную телесность. Прежде чем, что-то в этом понять, вам нужно разобраться в самом вашем теле и уяснить, какие процессы в нём происходят, и как одно взаимодействует с другим. В каждом человеке есть два начала, одно мужское и одно женское. Без этого человек не может существовать. В нас одновременно живут мужчина и женщина. Одна сущность пользуется энергией ян, другая – инь. И эти сущности постоянно взаимодействуют. А целомудрие заключается в том, чтобы эти сущности не смешивались, а существовали в своей разделённой чистоте, потому что сущность инь постоянно рождает форму, а другая сущность её заполняет энергией. Когда эти сущности смешиваются, то происходит распад личности, человек не понимает, кто он, мужчина или женщина, какой энергии он должен отдать предпочтение, и чем заполнять себя, чтобы в нём сохранился энергетический баланс. Ведь только поэтому сохраняется наш природный баланс, и этим мужчина отличается от женщины, а женщина – от мужчины. И когда они оба входят в соитие, то обретают гармонию и внутреннее равновесие. Поэтому никто не может обходиться без секса, а воздержание отрицательно действует на психику человека. Вы, монахи, соблюдаете целибат, что вас психически и физически разрушает.
   –      Но я не соблюдаю целибат, – возразил я.
   –      Вот и прекрасно, – ответил охранник, – только тот, кто активно занимается любовью, способен достичь бессмертия. Но в даосской практике этот процесс протекает внутри самого человека между его мужским и женским началами, когда он совершает внутри себя взаимодействие этих двух энергий, похищая из космоса дополнительную энергию, которая подпитывает его телесность и духовность.
   –      Как это? – удивился я.
   –      Это уже дело психотехники, которой и занимаются даосы, – пояснил мне охранник. – При помощи этой психотехники обретается бессмертие, которое имеет тройственную градацию. Самая высшая из них – это небесные бессмертные «тянь сянь», которые возносятся на небо и поселяются в астральных покоях, заняв места и ниши между другими небесными сущностями. Ниже их стоят земные бессмертные, «ди сян», нашедшие свои убежища в малодоступных местах на земле. Кое-кто из них продолжает даосскую практику для вознесения на небо. И ещё ниже находятся так называемые бессмертные, освободившиеся от своего трупа, обретшие земное бессмертие через смерть и воскрешение. К их разряду принадлежит ваш Иисус Христос, смерть поправший своим воскресением, которого вы, христиане, обожествили, и через него соприкоснулись с вечностью, обретя в своей вере бессмертную душу.
   При этих словах охранник пристально посмотрел на меня, и я не нашёлся, что ему сказать.
   –      В нашей же практике Небесной империи, в силу сложившихся обстоятельств, принята пятеричная классификация, – продолжил он, – самые низшие наши бессмертные превратились в демонов «гуйсянь». Это – те, которые получили наши знания, но стали дезертирами и решили самостоятельно изучать Дао, пользуясь нашими источниками получения небесных знаний. Хоть они и преданные Дао люди, но больших результатов в своей духовной практике не достигли, поэтому они скрываются от нашей жандармерии в этом мире, а иногда даже сколачивают банды, чтобы заниматься тёмными делами. Несомненно, мы с ними боремся и справедливо их наказываем. Но их нам трудно выловить, часто они маскируются под людей, сохраняя свою жизнь в виде призрака или демона, но чистого и духовного по своей природе. Они занимаются гаданием, ворожбой, приворотами и разными видами магии. Ко второму разряду принадлежат люди бессмертные – «жэнь сянь». Вероятно, вас уже зачислили в их когорту. Это – даосы, накопившие большую силу «дэ», творящие благо, избегающие болезни и способные продлевать свою жизнь до бесконечности.
   –      Неужели мы уже достигли этой степени?! – обрадованно воскликнул я.
   –      Не знаю, – ответил охранник, – но, вероятно, вы уже стоите на этом пути. Выше вас находятся земные бессмертные, к которым причисляю себя я. Эти люди взяли за образец Небо и Землю, чтобы действовать сообразно механизму вселенских метаморфоз с ритмом небесных светил. Мы вернули свои эфирные энергии в киноварные поля, созданные нами нашей психосоматической практикой при помощи внутренней алхимии «нэйдань», и произвели в них, так называемые, свои поля и свои снадобья бессмертия, в которые погружаясь и которые потребляя, можем сохранять вечно своё постоянное телесное состояние и совершать духовные трансформации. Выше нас стоят святые божественные бессмертные – «шэнь сянь», к числу которых принадлежит ваш отец марких Канаэ.
   Сказав это, охранник кивнул головой Мосэ.
   –      Эти люди, – продолжал он, – полностью уничтожили в себе эфир инь и создали новое тело, чем-то напоминающее плазму, состоящую из чистого ян. Они пришли в гармонию с вселенским миропорядком.
   –      Но так ли это?! – вдруг неожиданно для себя возразил я, вспомнив о желании маркиза взять на земле реванш.
   На мою реплику охранник никак не отреагировал, продолжая:
   –      И наконец, высший ранг квалификации наше империи – это небесные бессмертные «тянь сянь», сила «дэ» которых полностью соединилась с «дэ» космоса, и которые по призыву Неба стали высшими небесными чиновниками в божественной иерархии небес.
   –      Но как вам этого удалось достичь? – изумлённо спросил я.
   –      Наше учение позаимствовало некоторый опыт у буддийской школы Кэгон, – сказал охранник, – ведь в нашей истории даосизм и буддизм всегда шли рядом, помогая друг другу, и не в коей мере не враждовали и только взаимно обогащались, влияя друг на друга. Четыреста лет назад было основано несколько синкретических школ с общей даосской доминантой в виде «синь-фо» – бессмертных будд, в которых положения буддийских доктрин воспринимались исключительно через призму даосской традиции. На их базе и строилась внутренняя алхимия «нэйдань», создавая способы обретения бессмертия. Так знаменитый даос Ли Даочунь в своём трактате «Жаба белого нефрита» разработал по буддийскому образцу три колесницы обретения бессмертия. Из них высшая и единственная колесница полностью соответствовала Дао. Вас уже, наверное, познакомили с терминологией даосизма, так вот, в этом учении Великая Пустота является треножником, а Великий Предел – печатью. Основанием эликсира мы считаем чистоту, а матерью эликсира – Недеянье. Свинец и ртуть у нас значится, как природная сущность и жизненность «син – мин», вода и огонь – как сосредоточенность и мудрость, соединение воды и огня – как воздержание от желаний, а взаимодействие металла и дерева – как единение природной сущности и чувств. Да, что я всё это вам рассказываю, вы, наверное, это уже знаете.
   –      Нет ещё, – признался я, – нас только начали обучать этому.
   –      Тогда вам нужно быстро привыкать к нашей лексике. Потому что «купанием эликсира» у нас считается «омовение ума от тревог», а «сокровенная застава» – это центр, где рождается «бессмертный зародыш» – «сян тай», то есть, где создаётся отсутствие тела вне себя – «шэнь вай у шэнь», иными словами, отсутствие неодухотворённого тела, воспринимаемого как объект, отличающийся от психики субъекта.
   –      Всё это – очень сложно, – сказал я, – все эти метафорические и космологические символы, связанные с процессом обретения бессмертия, наверное, указывает на единосущность нашего нового Я с реальностью как таковой, но мне бы хотелось, все же, знать конечный результат. Что даёт эта психосоматическая даосская практика человеку, и чего он может добиться с её помощью?
   –      Занимаясь практикой внутренней алхимии «нэйдань», даос, прежде всего, достигает три цели. Это – бесконечное продление жизни как единого психосоматического целого, соотносимого с макрокосмосом; обретение нового сакрального статуса личности, как особое совершенное психическое состояние, и, наконец, получение особых сверхъестественных способностей.
   –      А как ваше учение соотносится с синтоизмом? – спросил я.
   –      Синтоизм мы берём за кальку, за пространство, где выстраиваем нашу Небесную империю, – сказал охранник. – Ведь во Вселенной очень много империй, и в каждой звёздной системе построены свои конструкции для реализации собственных идей.
   Мы с Мосэ задумались и некоторое время молчали. Наконец, осмелившись, Мосэ спросил охранника:
   –      Скажите нам, в каком мире мы находимся?
   Охранник пожал плечами, затем, немного подумав, ответил:
   –      Я не учёный, я – простой функционер. Мне трудно по-научному вам объяснить, что это за мир. Я знаю лишь, что нашей синтоистской религии присуще трехчленное деление мироздания.
   –      Это мы знаем, – сказал Мосэ, – так в каком мире мы сейчас находимся? На «Равнине высокого неба», а «Срединной стране Тростниковой равнины» или в «Стране мрака»?
   –      Мне кажется, что наш адмирал маркиз Канаэ открыл четвёртый мир, – молвил охранник.
   –      Четвёртое измерение?! – воскликнул я.
   –      Не знаю, – подумав, ответил тот. – Может быть, и четвёртое измерение. Но этот четвёртый мир, идеальный, у нас называется «Токоё-но куни» – «Страной вечного мира и вечной жизни». Это – страна бессмертных, обретших наряду с вечной жизнью сверхъестественные способности. Кстати, рассказы о путешествиях в эту страну героев описаны в древних японских произведениях «Нихонги» и «Манъёсю».
   –      Мы читали эти произведения, – сказал Мосэ, – по ним получается, что «Токоё-но куни» является разновидностью рая, местом, где человеку предлагается некое идеальное блаженное существование.
   –      Насчёт блаженного состояния, я не знаю, – заметил охранник, провожая грустным взглядом выбежавшую из женской раздевалки девушку, – но то, что в нашем раю женщины – на вес золота, это я вам скажу точно. Там так не порезвишься.
   –      Значит, мы только что выдели совокупление бога со смертной женщиной? – молвил я, улыбнувшись. – А вдруг эта женщина замужем, и после вас родит ребёнка, то его будущий отец фактически не будет приходиться отцом ребёнку.
   Охранник отмахнулся рукой.
   –      Всё это не так важно. Дети и есть дети, от кого бы они ни были произведены на свет. Сейчас это не столь важно. Посмотрите на многие японские семьи. На каждом шагу встречаются такие семьи, где дети совсем не похожи на родителей. Кто их отцы? Этого никто не знает. Да и современные родители не забивают себе голову такой ерундой. Трагедия заключается в другом. Нам, солдатам Небесной империи, приходится, как кукушкам, подбрасывать своих детей в чужие гнёзда. Наш правитель Треножник – маркиз Канаэ готовит из нас армию завоевателей и считает, что в ней нет места женщинам, и что женщины понизят нашу боеспособность. Если бы он позволил нам брать красоток с земли, то у нас не было бы сейчас такого нервного перенапряжения среди солдат.
   –      Но насколько я знаю, у вас всё же есть женщины в вашем мире? – заметил Мосэ. – Мы даже знаем некоторых из них. Так, например, одна их них – принцесса Ото-химэ, и ещё три служанки с воздушного шара, которые устроились в эту гостиницу горничными, чтобы сторожить нас.
   –      Принцесса Ото-химэ во время войны служила на подводном авианосце «Рюгу» медсестрой и была любовницей маркиза Канаэ. А эти трое горничных работали там же официантками в офицерской столовой. Когда была создана наша «Страна вечного мира и вечной жизни» – «Токоё-но куни» – Небесная империя, то они остались с нами, не изгонять же их оттуда. Они заняли подобающие им места среди божеств нашего пантеона богов.
   –      И много в вашем пантеоне таких женщин? – полюбопытствовал Мосэ.
   –      Не более пяти сотен.
   –      Не мало, – заметил Хотокэ.
   –      О чём вы говорите? – возмущённо воскликнул охранник. – Пятьсот женщин на пять миллионов мужчин. По одной женщине на десять тысяч мужчин.
   –      Но, тем не менее, вы нашли возможность приставить к нам четыре женщины, – заметил Мосэ.
   –      Случай исключительный, – сказал охранник, – вы же приходитесь сыном нашему небесному адмиралу.
   –      Что-то папаша не очень желает встретиться со своим сыном, – с иронией заметил Мосэ.
   –      Так вы ещё не знаете? – оживился охранник. – На днях ваш отец вместе со своими министрами проведёт в этой гостинице совещание. К нему уже все готовятся. Так что у вас будет аудиенция с вашим почтенным батюшкой.
   Это новость несколько взволновала Мосэ.
   Мы распрощались с охранником и поднялись в свой номер, где уже находился Хотокэ. На наших кроватях лежала выстиранная, отутюженная монашеская одежда и мои пожитки. Переодевшись, мы помолились и решили совершить прогулку за пределами гостиницы. Взяв с собой дождевые зонтики, мы вышли в сад, разбитый перед гостиницей. Дождь шёл, не переставая, с листьев деревьев капала вода. Быстро промочив ноги, мы дошли до конца сада. Дальше начиналась дорога, ведущая в город Кага. Мы, не сговариваясь, направили свои стопы по этой дороге, но не прошли и десяти шагов, как дорогу нам преградила невидимая стена. От внешнего мира нас ограждала гладкая, совершенно прозрачная поверхность, совсем не похожая на стекло. Но это была твёрдая преграда, о которую можно было разбить голову. Мы ощупью постарались определить её границы и пришли к выводу, что эта стена окружала всю гостиницу. И у нас возникло жуткое чувство, что кто-то нас посадил под гигантский стеклянный колпак.
   –      Нам отсюда не выбраться, – боязливо промолвил Хотокэ, – похоже, что мы попали в самую настоящую тюрьму.
   Мосэ покачал головой и задумался. Мы прошли ещё немного по дороге молча.
   –      Не плохо было бы нам связаться с кем-либо из внешнего мира, – подумав, молвил я.
   –      Мы можем из гостиницы позвонить кому-нибудь по телефону, – сказал Хотокэ.
   –      Отцу Гонгэ мы позвонить всё равно не сможем, – заметил Мосэ.
   –      Может быть, как-то связаться с профессором Онмёо-но-ками, – предложил Хотокэ.
   –      Дело в том, что мы попали в самый центр столкновений интересов, – подумав, ответил Мосэ. – Профессор Онмёо-но-ками представляет интересы ЦРУ. Синий Дракон – представитель русской разведки, а Летающий Заяц защищает интересы Вселенной.
   –      С чего ты взял? – удивился Хотокэ.
   –      Дошёл своим умом, – ответил Мосэ.
   Хотокэ задумался, а потом произнёс:
   –      Может быть, ты и прав, – ещё в Канадзаве во время праздника ко мне подошёл Синий Дракон и вёл со мной довольно странные речи, смысла которых я до сих пор не понял. Он намекал мне, что я могу попасть в некое странную область, из которой бы мог посылать ему вести о том, что со мной там происходит, и каково устройство небес. Я тогда думал, что он не совсем в своём уме, потому что истолковал его намёк, как о предсказании моей скорой смерти и связи с ним из потустороннего мира. Сейчас мне понятны некоторые его намёки. К тому же он помог мне попасть к вам в корзину воздушного шара, чего, как мне показалось, не очень хотела принцесса Ото-химэ. Увидев меня, она тогда сделала очень недовольное лицо.
   –      По-видимому, ты прав, – согласился Мосэ. – Как бы там ни было, но мы оказались в фокусе многих интересов, поэтому, чтобы не навредить ничему, нам нужно быть предельно осторожными и не торопиться с решениями. Присмотримся ко всему, а потом решим, как нам поступать дальше.
   –      Согласен, – ответил Хотокэ.
   Мы вернулись в гостиницу и опять поднялись в свой номер. В этот день мы отдыхали, и у нас не происходило каких-либо знаменательных событий.



ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ВТОРОЙ  «Высшие знания»


   Теперь, когда известно мне,
   Что мир наш суетный и бренный,
   Никчемный и пустой и тленный,
   Всё больше, всё сильней
   Я тяжкой скорби преисполнен.

   Омото Табито песнь 793 (книга 5)


   Und Gott der Herr gebot dem Menschen und sprach: Du sollst essen von allerlei Baumen im Garten; aber von dem Baum der Erkenntnis des Guten und des B;sen sollst du nicht essen; denn welches Tages du davon isst, wirst du des Todes sterben.

   В гостинице я прилёг на татами и на некоторое время погрузился в непродолжительный сон. Во сне я вдруг опять увидел отца Гонгэ, который мне говорил:
   «Мне кажется, что на свете всё же существуют райские птицы. И возможно, что у райских и земных птиц язык общий, поэтому они и понимают друг друга. А раз так, то они общаются между собой и делятся всякими сплетнями. Небесные слухи они передают на землю, а земные слухи – не небо. И всё, что становится известно им, доходит до самого Господа Бога. Вот почему тогда раввин предупредил меня, чтобы я не изучал птичий язык. Но я по своей натуре, исследователь, поэтому вряд ли буду его слушать. Всё, что касается тайны, у меня пробуждает такой интерес, что вряд ли я остановлюсь на полпути.
   Я пришёл к уверенности, что можно установить с птицами контакт, научившись понимать их язык. А то, что язык у них существует, я был уже уверен. Птицы живут на земле намного дольше людей, так, неужели они должны быть глупее нас. Не думаю».
   Когда я открыл глаза, то вдруг мне пришла в голову мысль, что, может быть, Мосэ и Хотокэ ни какими не являются монахами. Может быть, они и есть те райские птички, которые стараются узнать что-то на земле для того, чтобы это передать на небесах. Я посмотрел на спящий рядом со мной монахов, и попробовал их представить в своём воображении в образе райский птичек. От этого мне сделалось смешно.
   «Ну, какие они райские птички»! Их трудно было представить даже земными птицами, хотя они и обладали искусством перемещения в пространстве.
   Обед принесла нам в номер служанка. Мы предложили ей разделить с нами нашу трапезу. Она сказала, что бессмертные питаются воздухом. Хотокэ попросил служанку присесть, та села на краешек кресла.
   –      Как вас зовут? – спросил её Хотокэ.
   –      Меня зовут Оцу.
   –      Скажите, госпожа Оцу, вам, как женщине живётся и хорошо ли живётся в Небесной Империи.
   Служанка потупила взор и некоторое время сидела молча, не поднимая глаз и не произнося ни единого слова. Затем она молвила:
   –      В Небесной Империи женщина лишена счастья материнства, потому что женские божества потеряли способность размножения. Поэтому боги предпочитают земных женщин небесным.
   Мосэ и Хотокэ переглянулись.
   –      Вероятно, поэтому, ваш небесный владыка предпочитает не брать женщин на небеса, – сделал я предположение.
   Служанка Оцу, оставив без внимания мою реплику, продолжала говорить:
   –      Чем больше человек находится в нашем измерении, тем больше он теряет связи с землёй. Вначале человек перестаёт есть и пить, затем начинает жить за счёт только одних солнечных лучей. От солнца он заряжается как батарея, затем со временем он теряет вес и становится сам сгустком солнечной энергии. Проходит ещё какое-то время, и человек делается невидимым, он превращается в дух, подвижную лёгкую субстанцию. При тренировке он может восстановить своё тело, и даже более того, сделать свои мышцы железными. Но после напряжения и концентрации, всегда следует расслабление и исчезновение из реального мира. В нашем измерении человек обретает бессмертие. Имея своё тело и душу, он может их поддерживать вечно. Но хорошо ли это? В Небесной империи женщина живёт без любви, потому что она не может отдать своё тело для рождения ребёнка. Когда обычная женщина рождает ребёнка, то она стареет и в конечном итоге умирает. Мы не способны на это. Мы должны существовать как ангелы, но не как женщины, поэтому Небесная Империя создаётся мужчинами и только для мужчин – сильных, вечных и непобедимых. Там нет нужды в женщине, там женщинам нет места, потому что не может быть размножения. Там существует только армии и легионы воинов. И семьи там не могут существовать. Поэтому и нет детей, этих крохотных созданий, которых нужно воспитывать и ради которых стоит жить. Все мы, женщины, попавшие на небеса, несчастные создания, потому, что мы никому там не нужны. Не нужны мы и на земле никому, так как утратили способность деторождения. Поэтому лучше бы нам умереть. Но мы бессмертны. В этом заключено всё наше самое большое несчастье. Нужны ли нам знания, если мы не можем пользоваться своим телом? Зачем нам небо, если наша обитель – земля.
   Сказав так, служанка замолчала и потупила взор, наполненный страданием. Наступило неловкое молчание. Никто из нас не мог подобрать слова, чтобы её как-то успокоить, к тому же мы не очень представляли те реалии, которые существовали на небесах. Я молчал. Мосэ и Хотокэ тоже больше ни о чём не отважились её спрашивать. Она встала с кресла, поклонилась и молча вышла из номера.
   Когда она вышла, Мосэ вздохнул и глубокомысленно заметил:
   –      Как сложно всё в нашем необъятном мире. Когда я читал «Записи размышлений в старости» философа Сато Иссай – «Гэнситэцу року», жившего более двухсот лет назад, то обратил внимание на одну его мысль. Он говорил: «То, что касается души, называется знанием. Знание – это знание действия. То, что касается тела, называется действием. Действие – это действие знания». Вначале эта мысль показалась мне странной, но сейчас я понимаю её сокровенный смысл. Дело в том, что наша душа всегда обладает информацией о всей нашей деятельности, как настоящей, так прошлой и будущей. Наша душа, вселяясь в тело, начинает творить посредством этой деятельности своё предназначение. А это значит, что в нашей душе с самого начала заложена та информация, которая нас понуждает к нашим действиям. Что бы в мире не происходило, мы всегда будем оставаться сами собой и идти тем путём, который нам предначертан небесами.
   Мы некоторое время помолчали, затем Мосэ спросил у Хотокэ:
   –      Что ты об этом думаешь?
   Хотокэ помолчал немного и глубокомысленно молвил:
   –      Весь мир – иллюзия. Когда я иду по улице и закрываю глаза, это не значит, что я попадаю в темноту. Идя с закрытыми глазами, я рискую столкнуться с прохожими или попасть под колёса автомобиля. Это и есть иллюзия темноты. Наша жизнь – это тоже иллюзия. Когда мы спим, то видим сны. И чем эти сны отличаются от того, что мы видим в жизни? Лишь нашим состоянием бодрствования. Когда мы смотрим телевизор и видим какую-то замечательную пьесу, то мы становимся зрителями, и даже участниками этой пьесы. Это и есть иллюзия в самом чистом виде. Наша семья, работа, наши друзья и все наши связи есть ни что иное, как иллюзия. И вся происходящая вокруг нас действительность – тоже иллюзия, и чтобы попасть из одной иллюзии в другую, нужно только перестроиться.
   –      Но тогда нет реальности! – воскликнул Мосэ.
   –      Её нет, и не может быть, потому что реальность текуча. Весь мир – это исход от какой-то первоначальной точки. Поэтому мир текуч, неуловим и необъятен. А раз так, то и мы с тобой представляем летучие тени, которые проносятся по этой иллюзии, не задерживаясь и не оставляя после себя никаких следов. Так или иначе, мы с тобой являемся тоже тонкими сущностями, и для нас сейчас самое важное, это понять этот мир. Когда мы его поймём, то мы решим, как нам поступать дальше. И в этом нам подскажет наше врождённое знание. Как сказал мудрец Накаэ Тодзю, живший в первой половине семнадцатого века в своём «Толкование Великого учения»: «Врождённое знание присуще сердцу, оно выходит за пределы того, что имеет форму в мироздании, оно сливает воедино духов и божеств, счастье и беду». Поэтому на нужно довериться нашему будущему, и стойко принимать всё, что посылает нам наша судьба.
   Вскоре после обеда появился учитель технологических дисциплин, представившийся монахам как бог Ямато-дакэ, хранитель священного меча.
   –      Почему вас назвали таким именем? – спросил учителя Мосэ.
   –      Для того чтобы ответить на ваш вопрос, – сказал учитель, – мне придётся сделать краткий экскурс в послевоенную историю нашей организации. Дело в том, что после поражения Японии, единственное судно, которое не капитулировало, был самый большой современный подводный авианосец «Рюгу».
   –      Это мы уже знаем, – заметил Хотокэ, – А скажите, учитель, что это был за корабль?
   –      Аналогов таким кораблям не было в мире, ни до, ни после его строительства, – сказал Ямато-дакэ. – Главное, что поражало нас всех, это оригинальность конструкции. Корабль напоминал подводную лодку с плоской расширенной крышей, как у авианосца, и невысокой капитанский рубкой на остром выдающимся вперёд носу. В подводном положении эта рубка могла придавать устойчивость движению корабля, но могла также полностью входить в корпус, как перископ. Имелись задние и передние торпедные аппараты. Кроме того, после всплытия самолёты не нужно было поднимать на палубы, потому что по бокам авианосца имелось четыре выдвигающихся из корпуса агрегата, снабжённые пятью катапультами каждый, которые могли одновременно выстреливать сразу все самолёты. Так что на поднятие в воздух двадцати самолётов с авианосца требовалось всего несколько минут. Затем после выполнения задания самолёты самостоятельно садились на палубу и быстро опускались вниз, все люки автоматически задраивались, и авианосец погружался под воду. Он мог неожиданно появляться в любом месте океана, производить стремительную атаку и также быстро исчезать. Вся конструкция авианосца была продумана до мелочей. Если бы нам во время войны удалось наладить производство таких подлодок, то Соединённые Штаты были бы наголову разбиты на всех морях и океанах.
   –      Но этого не произошло, – констатировал Мосэ.
   –      Итак, почему вас назвали богом Ямато-дакэ? – повторил свой вопрос Хотокэ.
   –      После войны я возглавил промышленную разведку, – сказал бог, – и собрал все документы для создания нашего священного меча. События после войны развевались как по сценарию нашей синтоистской истории. Над Японией воцарился мрак. Помните, это случилось после того, как богиня Аматерасу спряталась в горной пещере. Маркиз Треножник через своих представителей собрал совет для того, чтобы выманить богиню из убежища. И вот тогда все японцы запели перед американцами как петухи в один голос: «Нам нужен Император! Нам нужен император! Мы не можем жить без императора!» И американцам ничего не оставалось, как оставить императора Хирохито в покое. Это было нашей первой победой. Над Японией взошло солнце в лице богини Аматерасу – белое знамя с сияющим красным ликом. Затем начинается период нашего восхождения к небесам и превращения в богов.
   –      Но разве можно при помощи технического прогресса стать богом? – изумился Мосэ.
   –      Всё началось с того момента, когда наш капитан «Рюгу» похитил у американцев секрет эсминца «Элдриджа», так же, как в своё время бог Сусаноо из хвоста восьмиглавой змеи извлёк знаменитый меч. Так нам достался секрет маскировки с помощью пульсирующих силовых полей.
   –      Что это за история? – спросил Мосэ.
   –      Дело в том, что во время второй мировой войны в Филадельфии американским военно-морским силам удалось в обстановке строжайшей секретности создать мощное силовое поле, вследствие чего военный корабль исчез из поля зрения и на несколько секунд путём телепортации переместился из Филадельфии в Норфолк, а затем возвратился обратно. Вследствие этого эксперимента весь экипаж эсминца сошёл с ума.
   –      Мы об этом читали в журналах, – сказал Мосэ.
   –      Да, действительно, – сказал Ямато-дакэ, – в журналах в своё время много писалось об Единой теории поля Альберта Эйнштейна, который работал на американцев. В 1925-1927 году он создал вариант своей Единой теории поля для силы тяготения и электричества. Результаты появились в немецких научных журналах того времени. Позже при Гитлере техническая разведка Абвера, заинтересовавшись этой теорией, заслала в окружение Альберта Эйнштейна своих агентов. И в 1940 году, когда американцы начали работать над этим проектом, немцы были в курсе всех экспериментов. Вы же знаете, что японская разведка тесно сотрудничала с немецкой. Благодаря немецкому профессору Отто Кюну и его дочери Руфи, которые жили в небольшом домике, откуда была видна гавань Пирл-Харбора, 7 ноября 1941 года во время налёта нашей авиации на американский военный флот, мы хорошо знали всю происходящую обстановку на рейде. Руфь, наблюдавшая в бинокль за бойней, сообщала отцу о потерях американцев, тот световыми сигналами посылал сообщение в сторону японского консульства вице-консулу Окудо Отодзиро, а оттуда сведения передавались по рации командующему японским флотом. Благодаря немцам, нападение в Пирл-Харборе прошло очень успешно. Подобное сотрудничество осуществлялось и в Соединённых Штатах. Там, где японцы не могли проникнуть из-за цвета своей кожи, работу для них выполняли немцы. В окружении Альберта Эйнштейна был один немец, работающий под еврея, который до самой смерти оставался с ним. И даже когда Германия и Япония капитулировала, он продолжал работать на нас из своих политических соображений, и ещё из-за чувства мести и жажды возмездия за проигранную войну. Смею вам заметить, господа монахи, что месть является одним из самых сильных чувств человечества, которая движет созидательными силами и изменяет мир. Эйнштейн за несколько месяцев до своей смерти сжигал документы, касающиеся некоторых хорошо проработанных им теорий, полагая, что человечество не созрело для них и без этих теорий будет чувствовать себя лучше.
   Ямато-дакэ принял многозначительный вид и продолжил:
   –      Но он ошибался в том, что уничтожил свои секреты. Все эти документы уже давно были отсняты на микроплёнку и переданы начальнику японской императорской разведки Тэнсэкко маркизу Канаэ. Маркиз Канаэ уже давно собирал сведения о всяких химических превращения, достижениях в ядерной физике и о работах с силовыми полями. Ещё в то время, когда генералу Лесли Гровсу было поручено руководство создания атомной бомбы, и он ездил по американским фирмам «Дюпона», «Кодака» и «Эллис – Чалмерс» с портфелем набитым секретной документацией, содержание этих бумаг уже было достоянием маркиза Канаэ. И он потешался над тем, когда позднее Гровс, стараясь скрыть работу над атомным проектом, распространял дезинформацию, что в лабораториях фирмы «Дюпон» якобы в строжайшей тайне разрабатывается новый вид нейлона. Треножник был в курсе многих секретов того времени, он собирал у себя все разработки не только в Германии и Соединённых Штатах, но и во Франции. Был хорошо знаком с патентами Жолио-Кюри, Андре Эльброннера и Альфреда Эскенази. Эти научные данные потом помогли ему по ускоренной и упрощённой французской программе всего за несколько месяцев на своём подводном судне изготовить несколько десятков атомных бомб. С ними он спешил на помощь японской армии, но опоздал, император огласил высочайший рескрипт о капитуляции. Маркизу Треножнику ничего не оставалось, как продолжать борьбу в одиночку. В это время он и разработал проект «Божественного меча», который помог нам всем подняться на небо.
   –      И что же это был за проект, – с интересов спросил Хотокэ.
   –      Божественный меч отливался из сплава физики, химии, электроники, теории Единого поля, квантовой механики и математики, и прочих фундаментальных и прикладных наук. Он явился первой ступеней создания небесной науки. Затем была вторая ступень – создание Яшмового Ожерелья.
   –      А это что за проект? – спросил его Мосэ.
   –      О, это был проект тысячелетия! – восхищён воскликнул учитель. – Ещё до войны у нашего тогдашнего правительства была одна самая секретная база, которая располагалась на одном из островов архипелага Тисима, который мы называли Тысячей Островов или Яшмовым ожерельем, и который сейчас русские называют Курильскими островами. Так вот, на острове Мацува возле горы Фуёо с высотой тысяча четыреста восемьдесят пять метров расположилась самая секретная база нашей империи. От Симушира это – третий большой остров на север. Севернее его в ста километрах находится остром Сяккотан. Практически эта база была самой неприступной с моря и воздуха и самой засекреченной лабораторией в мире. К этой базе с полным правом можно отнести слова нашего знаменитого учёного семнадцатого века Каибара Эккэна, который в своих «Записках великих сомнений» – «Дайгироку» как-то написал: «Если человек в древности чего-то не знал, то он глубоко переживал, стыдился этого. Вероятно, ради умения познать сущность вещей и духовного просветления учёные мужи долгое время отдавали все свои силы, и всё больше узнавали об окружающих их вещах. Шаг за шагом они проникали в сущность того, что видели и слышали в мироздании. Постигали «ри», увы, множества явлений, и если не оставалось ничего, чего бы они не узнали, в чём бы сомневались, то не достигали ли они благодаря этому для себя радости? И заслуга обладания такими широкими знаниями достойна уважения».
   Сказав это, он посмотрел, почему-то, с осуждением и продолжил:
   –      Яшмовое Ожерелье создано из сплава теории чисел и науки о сжатия и расширения материи. Овладев им человек, приобретал физические возможности перемещения в пространстве, изменения своей формы и превращения в невидимку. После этой ступени человек мог через постижение тайн Небесного Зеркала обрести способность астральных превращений и обретения бессмертия.
   –      А разве существует такая наука? – спросил учителя Хотокэ.
   –      Да, – ответил тот, – это наука о Божественном Зеркале. Она создана на базе теории отражения и превращения тонких сущностей. Итак, в то время, когда появилась наша особая небесная наука, возникшая из трёх скачкообразных ступеней развития научной мысли, из трёх прорывов в сферу небесных знаний, встал вопрос о создании Небесной империи и заселения её высшими сущностями. Возникла проблема с подбором кадров и созданием общей идеологии. Треножник, в силу своей принадлежности к японским духовным ценностям, объявил основной религией Небесной империи синтоизм и стал набирать самых лучших юношей страны в школы для обучения небесным наукам, после чего они получали имена синтоистских богов, и каждый из них занимал соответствующее место в божественном пантеоне синтоизма.
   –      А как проводился такой отбор? – спросил Мосэ.
   –      Всё зависело от возможностей учеников и их успехов в обучении. Способные ученики занимали высшие ранги пантеона, ученики со средними способностями занимали промежуточную нишу, а не очень способные ученики становились мелкими местными божками и расселялись по всей стране в синтоистских храмах. Поэтому самым значимым в нашей работе является обучение, как и в простом мире. Не освоив одну из наших ступеней наук, вряд ли можно подняться на другую. Знание Божественного Меча, открывает дорогу к познанию Божественного Яшмового Ожерелья, а через постижение Яшмового Ожерелья можно проникнуть в тайны Небесного Зеркала.
   –      И что для этого нужно? – спросил Мосэ.
   –      Для этого нужен совершенный интеллект, – сказал Ямато-дакэ, – овладев Божественным Мечом, вы можете овладеть Божественным Яшмовым Ожерельем. Овладев Яшмовым Ожерельем, вы можете овладеть секретами Божественного Зеркала. А, овладев всеми этими секретами, вы приобретаете бессмертие и превращаетесь в бога.
   –      Всё это сложно, – заметил Мосэ. – Разве мы сможем постичь все это своим несовершенным умом?
   –      Любой интеллект связан с материей, – сказал учитель, – ему присуща та же особенность, которая свойственна телесным силам. Главная причина, по которой небесная наука недоступна для начинающих, это, во-первых, трудность и глубина предмета. Во-вторых, иногда врождённых интеллектуальных способностей недостаточно для занятия этим предметом, и развить их в полной мере удаётся не каждому. В-третьих, необходима обширность предварительных знаний. В-четвёртых, нужно обладать высокими нравственными качествами и уравновешенным характером. И в-пятых, необходима концентрация. Поэтому погоня за пропитанием и уж тем более за тем, что сверх необходимого, отвлекает человека от учения. Поэтому мы создаём для учеников особые условия. Мы их кормим и ограничиваем их в передвижении.
   –      Как нас? – спросил Мосэ.
   –      Намного жёстче, – ответил Ямато-дакэ, – для вас созданы особые условия, потому что вы приходитесь сыном Треножнику.
   –      Но как вам удаётся содержать такую огромную армию богов? – удивился Хотокэ. – Ведь всех их нужно кормить, одевать, обеспечивать всем необходимым для жизнедеятельности.
   –      Сразу видно ваш образ мышления людей трёхмерного измерения, – улыбнувшись, заметил Ямато-дакэ. – Все эти проблемы мы решили сразу же после войны благодаря тем немецким и японским секретам, которые не попали в руки союзников. Дело в том, что Германия и Япония во время войны готовились к длительной блокаде, и поэтому имели массу научных разработок, помогающих выжить не только в автаркии, но и свести всякое своё потребление к минимуму. Так, например, огромный германский трест «ИГ Фарбен-индустри» был набит необыкновенными секретами и учёными, вызывающими удивление. Часть этих секретов была настолько важна для Германии, что она создала специальное бюро сверхсекретной информации, куда отбирались очень перспективные научные разработки, которые Германия была неспособна освоить во время войны из-за недостатка времени, средств и людских ресурсов. Всю эту документацию Гитлер перед гибелью Германии передал через маркиза Канаэ японскому императору. И эта документация стала той базовой площадкой технологического скачка Треножника на небо и создания Небесной империи.
   –      Что же это были за секреты? – спросил Хотокэ.
   –      Это были материалы легендарного алхимика XX-го века Фульканели, особо засекреченные исследования по органической химии Вальтера Реппе, создавшего свою «химию Реппе». Кстати, о своих сверхсекретных разработках Реппе из-за чувства мести ничего не рассказал ни американцам, ни англичанам. Он был большим патриотом и вообще яростно протестовал против разглашения немецких секретов, считая духовный демонтаж немецкой нации, самым большим поражением Германии. Таких учёных как Реппе в Германии были тысячи и многие из них предпочли, чтобы их изобретения канули в Лету, нежели попали в руки врагу. Гитлер после передачи секретных материалов маркизу Канаэ всё остальное приказал сжечь в бункере осаждённого Берлина. Поэтому основой строения империи Канаэ стали такие секреты, не попавшие в руки американцев, как усовершенствованная проектная документация межпланетной ракеты со световым двигателем Зенгера, секретные исследования австрийского профессора Шварцкопфа, освоившего метод порошковой металлургии на австрийском заводе «Рейтте». Профессор Шварцкопф, занимаясь методом «спекания» металлического порошка при высокой температуре, открыл секрет сверхпрочных соединений, которые в течение всей своей жизни так и не разгласил никому, что позволило в лабораториях маркиза Канаэ создать материалы сверхпрочных соединений, которым не страшны никакие воздействия. Из этих материалов он создал свой небесный флот, способный невидимо перемещаться в космическом пространстве, в воздухе и под водой. При этом были использованы сверхсекретные разработки учёного Бертольда, крупнейшего специалиста в области испытания не разрушаемых металлов и материалов посредством гамма-лучей, и Альбертса, крупнейшего специалиста в области синтетического бензина, сделавшего открытия в области превращения материи, синтезировавшего жидкий сверхчистый уран, о которых до сих пор ничего не знают учёные на земле.
   –      Удивительно! – воскликнул Мосэ. – Удивительно, что Небесная империя достигла такого технического прогресса.
   –      Ещё бы, – согласился с ним Ямато-дакэ, – мы получили очень хорошее стартовое начало. Помимо полного собрания томов необыкновенного немецкого труда «Арийская физика» и сверхсекретные приложения к ним Гитлер передал также маркизу Канаэ секретнейшие разработки акустики и локации четвёртого измерения, разработки, кажущиеся в то время бредовыми, но которые впоследствии помогли Канаэ ни только проникнуть в это измерение, но и освоить его. Дело в том, что немцы отставали в разработках радиолокации от англичан и американцев, но шли они своим собственным путём, создавая приборы ночного видения, которых не было у союзников. Случайно в своих пограничных исследованиях они наткнулись на то, что у нас называются «границами параллельного мира», ставшего основой создания Небесной империи адмирала Канаэ. Этой областью науки стал заниматься великий учёный Геринг, родившийся в том же месте и в тот же день, что и прославленный маршал авиации. Узнав о работах своего астрального двойника гениального химика и физика с той же фамилией, маршал Геринг предоставил ему практически неограниченные возможности. Вначале учёный Геринг хотел воспроизвести химическим путём нити паутины, чтобы с помощью её попытаться спасти Германию. Он планировал из этой паутины соткать пуленепробиваемые жилеты для солдат и парашюты, которые позволяли бы медленно опускать на землю любые грузы, вплоть до самого тяжёлого танка. В своих исследованиях он даже уничтожил единственную в мире перчатку из паутины, которая хранилась в одном из немецких музеев. И его усилия оказались не напрасными, при синтезе своих исследований через двойную призму химии и физики, он открыл ту сферу геомагнитных полей, которая окутывает всю землю как паутиной. Идя по пути этого исследования, он сделал потрясающее открытие, что при определённом воздействии электромагнитных полей на геомагнитные по Единой теории полей Эйнштейна, можно добиться эффекта, когда все объекты на земле исчезают и попадают как бы в другое измерение. Будь тогда у немцев технические возможности для осуществления этого проекта, Германия стала бы недосягаемой для бомбардировщиков союзной авиации. Дело в том, что в то время вся промышленность у немцев находилась под землёй, но города с населением оставались на поверхности, и ковровые бомбардировки отрицательно влияли на дух немецкого народа. Чтобы защитить города от налётов союзной авиации один немецкий учёный предлагал даже уничтожать вражеские бомбардировщики, летящие на небольшой высоте, искусственным рудничным газом. Для этого нужно было образовать облака из рудной пыли во взрывчатых пропорциях с воздухом, чтобы самолёт, проникая в эти облака, взрывал их и уничтожал сам себя. Этот проект не был доведен до конца, так как в нём отпадала надобность, если бы удался проект гениального учёного Геринга. После капитуляции Германии учёный Геринг скрывался в Южной Америке, где был обнаружен службой Тэнсэкко и привлечён к сотрудничеству. С его помощью маркизу Канаэ удалось создать паутину невидимости вокруг своих баз на земле, куда никто не может проникнуть без соответствующих устройств-ключей.
   Сделав эти объяснения, учитель на минуту задумался, а затем сказал следующие слова:
   –      Но главным нашим достижением мы всё же считаем мы, всё же, считаем наше внутреннее духовное переустройство и переоценку тех ценностей, которые приняты в современном мире. Ещё триста лет назад наш философ Огю Сорай в своём «Толковании имён» – «Бэммэй» говорил: «Издревле мудрый просвещенный правитель правит Поднебесной по законам Небес, правит и поучает, поклоняясь Пути Небес. Нет никого, кто мог бы не почитать Путь мудрых и законы «Шестикнижия», кто мог бы не поклоняться Небесам. Такова первая заповедь мудрых. Учёный муж должен прежде всего усвоить эту заповедь и лишь тогда сможет говорить о Пути мудрых».
   Я видел, как Мосэ и Хотокэ, слушали рассказ Ямато-дакэ, затаив дыхание, и сам вспоминал наше нечаянное проникновение на секретную базу маркиза Канаэ на горе Дайсан в префектуре Тоттори.
   –      Одним словом, – продолжил бог Ямато-дакэ, – немецкие секреты и патенты дали маркизу Канаэ множество преимуществ перед врагами. Он смог не только укрыться у них под носом, но и произвести Японии экономическое чудо, подбрасывая той или иной фирме из загашников побеждённой Германии практические изобретения, позволяющие экономить горючие, сырьё и применять новые химические продукты, тысячи различных образцов которых выпускались огромными германскими заводами. Среди них: клейкие материалы, пластики, медикаменты (в том числе лекарства от амёбной дизентерии), флуоресцентные немигающие лампы, электрические радиаторы с вентилятором, пенопласты, поглощающие ультразвуки и позволяющие таким образом обнаруживать подводные лодки. Пенопласты нашли своё применение в звукоизоляции. Список немецких изобретений огромен. Но многое осталось в тайне и неизвестно простым людям, живущим на земле. Маркиз Канаэ вовремя закрыл ящик Пандоры, чтобы не смущать людей и припасти кое-что ко дню возмездия, когда Япония покарает своих врагов и восстановит справедливость на земле, сделав Великую Японскую империю владычицей мира, а синтоизм, единственной религией, которой будут поклоняться все люди на земле.
   Этими словами бог Ямато-дакэ закончил свой урок с монахами.
   Я пребывал в неком раздумье после того, как на меня обрушились все эти новые известия и открытия. Мне хотелось где-нибудь уединиться и побыть одному, чтобы всё это переосмыслить. Я вышел из нашего номера и отправился в просторный холл на первом этаже, где со стены струился поток воды, изображающий водопад, а вокруг росли пальмы и другие экзотические деревья. В одном из кресел я вдруг увидел Майкла, читающего газету. Подойдя к нему, я поздоровался.
   Он с удивлением посмотрел по сторонам, как видно, не заметив меня. Я спросил его:
   –      Что вы здесь делаете?
   По-видимому, Майкл узнал мой голос, и тут же мне ответил:
   –      Не ожидал я, что вы достигнете такого искусства становиться невидимым. Как видно, общение с монахами пошло вам на пользу. Это же надо случиться такому! Наши секретные лаборатории тратят огромные деньги, чтобы освоить это искусство, а вы за несколько дней им овладели. Поздравляю вас, и спешу признаться, что завидую вам. С этими способностями вы сейчас можете сделать блестящую карьеру. Ну, я понимаю, что монахи с их тысячелетними традициями и отличной школой саморегуляции за столь долгое время накопили глубокие тайные знания, позволяющие им творить чудеса. Но вы же не японец, а русский, и насколько я понимаю, в вашей православной религии нет того материала и тех знаний, на базе чего можно развить искусство творить чудо.
   –      Вы ошибаетесь, – ответил я, – православная духовность не только не уступает восточным мистическим учениям, но и превосходит их все, вместе взятые. Потому что на Востоке только стремятся к просветлению, а у нас с самого начала знают прямой путь к святости. Ведь наша церковь не навязывает никому своего учения, она держится от всякой миссионерской деятельности, подобной вашей англиканской церкви, как бы в стороне. Но идеи Православия, благодаря своей добродетели и правильности, последнее время всё больше и больше овладевают умами народов всей земли, потому что наша духовность обращена не наружу, внутрь себя. Для того, чтобы улучшить мир, мы стараемся, прежде всего, улучшить себя.
   –      Но мироустройством занимается всё же моя страна, – заметил Майкл.
   –      И что ваше мироустройство приносит человечеству? – спросил я и тут же ответил. – Одни войны, хаос, разрушение и деградацию человеческой нравственности. Нельзя строить мир, не построив и не очистив себя, тем более, нельзя строить мир при помощи создаваемых ситуаций, когда гибнут многие люди. Своим мироустройством вы только приближаете современную цивилизацию к гибели.
   Услышав эти слова, Майкл усмехнулся и заметил:
   –      Со своими взглядами вы вряд ли переустроите этот мир, где нужны твёрдая воля и ясность своих целей. Пока что моё государство успешно утверждает в мире свой миропорядок.
   –      Но чем успешнее вы его утверждаете, тем быстрее совершится всемирная катастрофа, – рассмеявшись, сказал я, – и ваша страна погибнет и везде установится хаос, разве что кроме России.
   –      Почему это? – удивился Майкл.
   –      Потому что, как говорил Сталин: «Наше дело правое, и мы победим».
   –      Вряд ли вы победите нас с нашей-то мощью, – опять усомнился Майкл.
   –      А мы и не собираемся вас побеждать, – заметил я, – вы сами себя и уничтожите своим же оружием. Потому что оружие в руках безумцев опасно прежде всего для них самих. А наша оружие – это наша духовность и правда.
   –      Ну, это как сказать, – возразил опять мне Майкл, – я считаю вашим самым высокодуховным писателем Льва Толстого, которого ваше же церковь сама и отлучила от себя. Где же здесь логика? Поучается какой-то парадокс. Мы, англосаксы, любим его и пристально следим за разногласиями вашего великого писателя с вашей церковью, переводим и печатаем все его произведения, и ничего не можем понять. В чём же состоит этот парадокс?
   –      А в том, – ответил я ему, – что наше внутренне всегда борется с нашим внешнем, в этом и есть наша сила. В России, как нигде, популярна евангельская пословица о человеке, видящем щепку в чужом глазу, и не видящем бревно в своём. Суть наших внутренних переживаний намного выше и значимее той сути, которая происходит в мире. Русский человек очень часто раскаивается в своих поступках, какими бы они не были, и намного глубже чем другие жалеет ближнего, может быть, потому что краеугольным камнем в его мироощущении является любовь. Вспомните хотя бы одно из произведений Льва Толстого, хотя бы «Благо любви», где он призывает всех людей любить друг друга, а не ненавидеть. Он так и говорит: «Ради вашего блага, сделайте одно благое дело: усомнитесь в той, кажущейся вам столь важной внешней жизни, которой вы живете, поймите, что, не говоря уже о личной славе и богатстве, все те воображаемые вами устройства общественной жизни миллионов и миллионов людей, все эти ничтожные и жалкие пустяки в сравнении с той душой, которую вы сознаете в себе в этот короткий миг жизни между рождением и смертью и которая не переставая заявляет вам свои требования. Живите только для нее и ею, тою любовью, к которой она зовет вас, и все те блага и вам, и всем людям, о которых вы только можете мечтать, и в бесчисленное число раз больше приложатся вам».
   Услышав эти слова, Майкл не нашёлся, что мне ответить. Тогда я спросил его:
   –      Зачем вы сюда прибыли?
   Он некоторое время молчал, может быть, обдумывая мои слова, затем ответил:
   –      Нам стало известно, что здесь собираются некие силы, неподвластные нам, и говорят о будущем переустройстве мира. У них здесь проводится какой-то их съезд. Как знаете, нам это не очень нравится. Поэтому я был бы вам очень признателен, если бы вы при нашей будущей встречи, познакомили меня с тем, что здесь происходит.
   –      Вы нашли Натали? – спросил я его, пропустив мимо ушей его просьбу.
   –      О ней ничего не известно, – сухо ответил он, – до сих пор она считается среди безызвестно пропавших.
   –      Но вы хотя бы проверили все притоны в Токио? – спросил я, едва скрывая своё раздражение.
   –      О чём вы говорите! – сердито воскликнул Майкл. – Моя жена не может оказаться в притоне.
   Я был настолько раздосадован, что не мог больше с ним ни о чём говорить, и покинул его.



ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТИЙ «Отец Небесный»


   До чего противны мне
   Те, кто корчат мудрецов
   И вина не пьют.
   Хорошо на них взгляни –
   Обезьянам все сродни.

   Отомо Табито «Манъёсю» (III-344)


   Und Gott der Herr sprach: Es ist nicht gut, dass der Mensch allein sei; ich will ihm eine Gehilfin machen, die um ihn sei. Denn als Gott der Herr gemacht hatte von der Erde allerlei Tiere auf dem Felde und allerlei Vogel unter dem Himmel, brachte er sie zu dem Menschen, dass er sah, wie er sie nennte; denn der wie Mensch allerlei lebendige Tiere nennen wurde, so sollten sie hei;en.

   Мне нужно было успокоиться и взять себя в руки. Я опять увидел сидящего в холле охранника и подошёл к нему. Вероятно, он наблюдал за мной, когда я говорил с американцем.
   –      А знаешь, – сказал я ему, – у меня есть дочь, но я её ни разу не видел. Она живёт в Америке с этим человеком, и этот американец считает её своей дочерью, и даже не знает, что настоящим отцом являюсь я. Женщина же, которую я любил и люблю, и которая родила мне дочь, исчезла.
   На этот раз охранник не рассмеялся, а лишь вздохнул, сказав:
   –      Бывает и такое. У меня самого есть два взрослых сына, и моя жена тоже исчезла.
   –      Как, – спросил я его участливо, – её похитили?
   –      Нет, – ответил он, – она сама исчезла.
   Мы помолчали некоторое время, и он рассказал мне такую историю:
   –      Это случилось в то время, когда я сдавал экзамены в университет, но не сдал, и решил от огорчения немного рассеяться, поехал на Хоккайдо охотиться в леса. Доехал на поезде до города Асахигава и пошёл по направлению самой высокой горы Асахи. Там такие горные кряжи, покрытые лесами, где не ступала ещё нога человека. Вообще-то, Япония – самая настоящая лесная страна. Весь народ живёт в больших городах, на побережье или на равнинах, а все горы, которых в стране предостаточно, практически безлюдны, и встречаются такие дебри зарослей, через которые не продерёшься, – самые настоящие джунгли. Я люблю такие места. Даже здесь в паре километров от нашего места есть такие леса, а уж что говорить о Хоккайдо, который практически не заселён. Так вот, пробираюсь я по лесным чащобам, вдруг вижу стоит среди зарослей на полянке домик, очень симпатичный, черепичная крыша, уютный дворик, одним словом, строение новое, но сделанное в старинном стиле. Домик стоит возле пруда одной горной речушки, но я заметил, что нет проводов, как будто об электричестве хозяева забыли. У входа во дворик стоит небольшой пристрой в виде сарая. Сейчас мне трудно сказать, в каком месте этот домик находится, потому что я попал туда, заблудившись в горах. Стоял уже вечер, и солнце клонилось за горизонт. Я подошёл к воротам и два раза ударил в ладоши и крикнул: «Ой-Ой!», чтобы привлечь внимание хозяев, но никто из ворот не вышел. Я толкнул двери, и они открылись. Внутренний дворик был сделан в стиле китайской садовой архитектуры с рукотворной горкой и маленьким прудом, где плескались карпы. Я ещё раз позвал, но никто мне не ответил, тогда я зашёл в ажурную беседку и стал любоваться водяной гладью, где плескались рыбы. Прошло некоторое время, стемнело, из-за горы появилась полная луна. Вдруг хлопнула дверь и из дома вышла красивая девушка в лёгком кимоно, она меня не заметила, а я застыл, очарованный её красотой, и не мог произнести ни слова. Её фигурка и все движения были исполнены такой грацией, а лицо сияло зеркальной ясностью, да так, что я не мог оторвать от неё глаз. Вся она была как жемчуг, купающийся в лучах луны, и я сразу же в неё влюбился. Она же поставила возле пруда горшочек с белой лилией и вдруг запела:

   Живу я здесь вдали от мира как цветок беспечный,

   Никто меня здесь сорняком плохим не называет,

   Средь синих гор и белых облаков я вижу вечность,

   И наслаждаюсь счастьем, что простор мне раскрывает.

   Но вдруг её взгляд омрачился, так как она заметила меня. Смутившись, она быстро убежала в дом и послала ко мне служанку, которая спросила меня, что я здесь делаю, и почему я так поздно пришёл к её госпоже. Я ответил, что заблудился в горах, и хотел бы переночевать в сторожке, чтобы утром отправиться дальше. Служанка передала мои слова госпоже, и та, принарядившись, вышла ко мне и предложила разделить с ней ужин. Эта ночь растянулась на целых двадцать лет, самых счастливых в моей жизни. У меня родилось два сына, я жил в этой глуши, совсем не видя людей, и забыл о мире, который жил своей жизнью где-то за воротами этого поместья и дремучими лесами. Сыновья подросли и ушли из дома. Они уехали куда-то учиться, а мы с супругой продолжали купаться в лучах солнца и плавать в нашем волшебном пруду. И вот однажды я предложил моей супруге выбраться в свет, и повёз её на горячие источники Натоя в префектуру Исикава, бывшую резиденцию императора. Мы остановились в придорожной гостинице и однажды вечером поднялись в горы. С высокой скалы, стоя у обрыва, мы любовались великолепием природы, открывшейся перед нами. Сияла ослепительная луна на фоне синих гор, по небу проплывали белые облака, и моя жена вдруг сорвала при свете луны горную лилию, поднесла к лицу и произнесла стихи:

   Вновь в сердце у меня воспоминание проснулось

   О белых облаках в горах, несущих меня в вечность,

   И с вечным счастьем в душу наслаждение вернулось,

   Простор влечёт меня неумолимо в бесконечность.

   После этих слов она шагнул к пропасти, и я не успел удержать её, она исчезла в бездне. Я с ужасом видел, как её белое платье исчезает в темноте пропасти, и какое-то время мне даже показалось, что она превратилась в журавля, взлетела и скрылась из вида. В отчаянье я облазил все горы, обследовал каждый выступ на скале, но нигде не нашёл её. Она исчезла бесследно как небесная фея, также, как и мои сыновья. Иногда мне кажется, что вся прожитая с ней моя счастливая жизнь была сном, и в этом, чем дальше я жил, тем больше убеждался. Когда я захотел вернуться в то место, где мы прожили с ней двадцать лет наше совместной жизни, то не нашёл его, как будто оно затерлось в лесах в подножия горы Асахи. Я в такое даже поверить не мог, но потом стал думать о том, что это место где-то есть, и в него можно попасть, только войдя в определённое состояние своих чувств. И вдруг я понял, что всё в нашей жизни и в нашем мире мы постигаем только благодаря нашему внутреннему настрою. Почему мы видим этот мир так, а не иначе? Да потому что настраиваемся на какую-нибудь волну восприятия, которая открывает перед нами определённую сферу, куда просто так невозможно проникнуть. Ведь все дали пространства и всё бегущее время лежать внутри нас, а не снаружи. Мы видим то, что хотим видеть, и желаем слышать то, на что настраивается наша душа. Все дали и все времена находятся в нас или рядом с нами. Стоит только протянуть нам руку, и мы можем коснуться любой звезды на небе. Стоим только подумать о чём-то и чего-то захотеть, и любая фантазия сбывается. Для нас не существует ни дальних расстояний, ни бесконечных времён. Всё живёт в нас, и всё наполнено нами. В мире нет никакой дистанции и отделённости от нас. Это мы отдаляемся от всего, обосабливаясь в себе. Мы можем быть маленькими и ничтожными, но можем также и возрасти до необъятных размеров и охватить собой весь мир. Но здесь нужно понять, что малое удаление от предмета ещё не близость, а большое расстояние – не даль. Ведь можно уснуть глубоким сном, и человек, который будет находиться рядом и громко говорить, не будет услышан, и наоборот, если сознание сконцентрировалось на каком-то человеке, и он будет находиться за тысячу километром, но его мысли и его голос всё равно можно услышать.
   И в этот самый момент я услышал вдруг голос отца Гонгэ, вещающего мне из храма «Роккакудзи»:
   –      Нужны ли человеку небесные знанья? Как-то мне в голову пришла странная мысль. Я подумал, а не случится ли так, что как только мы сможем понимать язык птиц и войдём с ними в общение, то они нам порасскажут такое, чего нам лучше всего не знать. Мы же ничего не знаем о том, что творится на небесах. И потом, не раскаемся ли мы, услышав от них такие вещи, какие нам лучше всего было бы не слышать. А если они вообще начнут осуждать нас и нашу жизнь, что тогда? Не спорить же с ними. Нет, уж лучше вообще не слышать некоторые вещи о себе. Мало ли что у нас в жизни происходит! Мне кажется, что истинно святой человек, живущий на земле, не может быть ханжой. Монах Сайгё, живший в двенадцатом веке и написавший произведение «Сэндзёсё» – «Избранное», обменивался поэтическими посланиями с куртизанкой Эгути, а когда направился на поклонение в храм Тэннодзи, то из-за дождя вынужден был заночевать по пути в доме Эгути со всеми вытекающими последствиями. Да что и говорить, некоторые монахи не чурались связями с женщинами. Ещё Минамото Акиканэ, живший приблизительно в то же время, своё произведение «Кодзидана» – «Беседы о делах древности» начинает рассказом о любовной связи монаха Докё с императрицей Сётоку.
   Голос отца Гонгэ неожиданно прекратился, и я как бы очнулся, придя в себя, и увидел перед собой охранника. Я подумал: «Что это было? И были ли это досужие рассуждения отца Гонгэ, обращённые ко мне или что-то другое? И почему его мыли достигли меня даже в этой закупоренной от внешнего мира сфере»?
   А тем временем охранник продолжал развивать свои мысли:
   –      Расстояния для человека с его мыслительными способностями являются относительной эфемерностью, но тут же встаёт вопрос: как дальнее приблизить к себе настолько, чтобы можно было его объять? Я думаю, что, просто, нужно найти вход в эту близость. И тогда дальнейшее расстояние свернётся и превратится в кратчайшую дистанцию. Близость налагается на дальность и преобразует её. Будущее видится уже как прошлое, а ещё не сделанная работа превращается в результат. Вы скажите, что это абсурд, но это только выглядит как абсурд, потому что всё, что ещё не совершилось, уже совершилось, это – парадокс времени, потому что время очень быстро растягивается и быстро сжимается, всё зависит от изначальной установки, так называемого предварительного входа. Иногда мне кажется, что мы постоянно рождаемся в этом мире лишь тогда, когда начинаем о чём-то думать, но истинного нашего рождения ещё не произошло, потому что в мире для нас нет ни смерти и ни рождения, так как наше присутствие в мирах вечно, покидая один мир, мы тут же возникаем в другом, а в ходе нашего продления всего-то происходит только подготовка к новому рождению. И истинного нахождения в этом мире никогда не случится, потому что, мы уже прожили свою жизнь, и ушли из этого мира. Да-да, мы были у нём и раньше, мы были в нём и позже, в нашем будущем, которое ещё должно произойти, и всё это из-за текучести времени. Мы все – вечные страннике и в прошлом и будущем. Мы наличествуем в этом мире всегда. Не смотрите на меня как на сумасшедшего, лучше попробуйте ощутить себя, ведь в данный момент вы представляете собой пустоту. У вас нет ни тела, ни формы, ни содержания, а есть только одно чувство присутствия в этом мире, как во сне. Ведь когда вы спите, вы не ощущаете своего тела. Когда-то и я уже прошёл через ваше состояние. Вначале я испытал страх, а потом – чувство потрясения, но со временем привык к этому состоянию. А потрясение заключалось в том, что я как бы ощутил, что вывернул весь мир наизнанку и сразу же увидел все входы в иные миры и выходы из них. Ведь все эти миру расположены вокруг нас в форме ёмкостей, похожих на сосуды или бутыли с горлышками, с прозрачными или замутнёнными стенками. И сейчас вы находитесь в одной из таких ёмкостей, что ещё можно назвать сферой. Вы покинули свои тела, вышли из своего ранее наличествующего существа и обрели некое прозрачное и аморфное состояние, которое не является ни вашим телом и ни вашей душой. Но это состояние является вашей сутью, вашим, так сказать, постоянно меняющимся эго, вашим «я», приспосабливающимся к той среде, в которую вы попадаете. Вы являетесь определённой данностью, способной превратиться в любую вещь. Вы можете стать стаканом и одновременно вином в этом стакане, а также тем веселящимся существом, рождённым чувством опьянения или очарования, как вам угодно буден назвать, которое порождается вином в этом стакане, потому что то, что в вас входит, и то, что наполняет ваше существо, и есть ваша суть. Но прежде всего вы сами являетесь чашей с наполнением того, что вливается в вас. Если вы умеете управлять своими чувствами, то вы становитесь универсальной чашей, порождающей те вещи и такие состояния, которые можете выплёскивать из себя, будь то опьянение радостью и печалью, горем, страхом, любовью, ненавистью или жадностью. У нас на Востоке это называют душами «по», которые отягощают наше пребывание в эфире, но есть ещё души «хунь», которые нас делают легкими, подвижными и летучими, это – наши представления о мире, наши фантазии и возвышенные устремления. Благодаря им мы преобразуемся в сгустки мысли и способны с лёгкостью покрывать огромные расстояния, а также переноситься в другие времена. Путешествуя через расстояния и времена, мы постоянно меняемся и никогда не остаёмся самими собой. Мы как бы постоянно вытряхиваемся из своего былого существа, и всегда готовы к новому обновлению. Вы даже не представляете, какие возможности заложены в нас, что таится и существует внутри нас, и благодаря этом мы можем творить любые чудеса. В нас есть некая тайна, и эта тайна называется проникновенностью. Мы называем это искусством ниндзюцу, оно состоит из трёх частей: сближение, преодоление границ и вхождение. Сближение – это не только преодоление расстояния, но и близость к тому или нечто такому, что мы называем вещью. Расстояние всегда возникает между одной вещью и другой. Но прежде чем это понять, нужно определить: а что такое вещь, и является ли сам человек вещью? Вещь – это объем, чем-либо заполненный. Если этот объём ничем не заполненный, то и вещи нет, а есть просто пустота. Вещь создаётся из ничего, так же, как и человек, но всё же в этом ничто должно существовать нечто, иначе вещь не возникнет. Но что такое нечто? Это – предпосылка чего-либо, то есть, самой вещи. Любая вещь возникает от приятия в себя чего-либо. То, что в неё входит и создаёт объём. Так и получается вещь, состоящая из формы и содержания. Для того, чтобы проникнуть в вещь, нужно преодолеть её границы, другими словами стенки той ёмкости, в которой заключена вещь. Но такое проникновение может убить саму вещь, поэтому для преодоления границ нужно знать код или обладать ключом проникновения, а для этого нужно понимать, из чего состоит вещь, видеть её суть. Только после этого можно проникнуть в неё безболезненно и слиться с ней. Ведь каждая вещь сама в себе обособлена от всего прочего и имеет свою самостоятельную данность. И если мы поймём её устройство, то при помощи мысли можем войти в ней своей энергией. И эта вещь уже будет принадлежать нам, мы сами уже можем стать этой вещью, потому что она будет одарена нашей самостью. Так можно мысленно войти в камень и стать этим камнем, а затем подняться в воздух и нанести его тяжестью удар нашему противнику. Или войти в тело малолетнего ребёнка и его голосом провозгласить какую-либо философскую мудрость. Человек практически может стать любой вещью, если сумеет наполнить её собой, но самое трудное для человека – это стать самим собой, обрести собственную самость. Любой сосуд можно наполнить своим дыханием, в любую вещь можно вдохнуть свой дух, но не всё можно одарить своей душой, потому что душа у человека единственная, и дана ему в вечное пользование. Только душа делает человека самостоятельным от всего мира, и она наделяет его особенными качествами и всевозможными свойствами, обособляя его от всех предметов в мире. Поэтому можно сказать, что каждая вещь и каждый предмет имеют свою душу. И если человек способен понять эту душу, то он может стать этим предметом или этой вещью. Поэтому можно сказать, что вся суть искусства ниндзюцу заключается в проникновении в чужую душу.
   Он некоторое время помолчал и продолжил:
   – Искусство «ниндзюцу» я стал изучать после потери моей жены, потому что для меня душа моей жены всегда оставалась загадочной. Иногда в её глазах я видел такую грусть, что не находил себе места, всеми силами стараясь её развеселить. Женское начало, как я думаю, всегда тоньше мужского, поэтому женщины обычно совершеннее нас, мужчин. Женщины всегда несут в себе некую благость, исходящую из глубинной сути самой природы. Даже освоив многие секреты искусства проникновения, я так и не смог отыскать мою супругу, видно, она удалилась в более тонкое измерение, недосягаемое для меня в настоящее время. Но я не теряю надежды найти её. Для этого я и буду продолжать совершенствовать себя, чтобы стать способным проникать в более утончённые сферы мироздания.
   Сказав это, он опять задумался, а я увидал моих компаньонов-монахов Мосэ и Хотокэ. Поблагодарив охранника за его любезное объяснение великой тайны искусства проникновения – «ниндзюцу», я поклонился ему и собрался присоединиться к своим товарищам. Охранник доброжелательно кивнул мне и сказал мне:
   –      Если будут возникать какие-либо вопросы, обращайтесь ко мне. Я вам раскрою все тайны.
   Я ещё раз поблагодарил его, и в задумчивости оправился к моим друзьям.
   Проходя по коридору мимо большого холла, я и мои спутники Мосэ и Хотокэ заметили рядом с регистрационной стойкой вывешенный на стене транспарант из шёлка с выведенными искусным каллиграфом словами: «Приветствуем участников съезда ассоциации фокусников». А рядом с дверью одного их залов приёма мы увидели табличку: «Банкет ассоциации фокусников». После купания в горячем источнике я с монахами нашли у себя в номере три пригласительных билета на этот съезд.
   Появившаяся ближе к вечеру молодая служанка по имени Коо, знакомая ещё со времени путешествия на воздушном шаре, принесла нам старинные мужские самурайские костюмы и мечи.
   –      Зачем это? – спросил её Мосэ.
   –      Так будут выглядеть все участники съезда, – ответила она.
   –      Зачем нам идти на съезд ассоциации фокусников? – удивились монахи.
   –      Там будет ваш отец, – сказала служанка, обращаясь к Мосэ.
   –      Разве он фокусник? – удивился Мосэ.
   –      Так написано для конспирации, – пояснила нам служанка, – а в зале пройдёт собрание богов во главе с вашим отцом.
   –      Вот оно что?! – задумчиво произнёс Мосэ.
   –      Но мы отказываемся надевать самурайские одежды, – решительно заявил Хотокэ, – потому что мы – монахи.
   Служанка поклонилась им и, ничего не сказав, вышла из номера. Когда она ушла, я сказал:
   –      Может быть, нам стоит переодеться в самурайские одежды, ведь для того чтобы проникнуть в какой-то предмет, нужно понять его душу. А мы здесь находимся для того, чтобы узнать все тайны и секреты этого странного невидимого мира. Как я понимаю, эти наряды, которые мы наденем, тоже станут невидимыми от прикосновения к нашим невидимым телам. И никто из обычных людей не заподозрит, что вы нарушили закон сандхи, сменив одежду. К тому же, к этому нужно отнестись так же просто, как к маскараду. Мы же с вами хотим исследовать эту новую реальность, в которую мы проникли, узнать, почему в нашем мире возникают такие пустотные ёмкости, в которые можно попасть и почувствовать себя не так, как в нашем физическом мире, где мы все обладаем телами, наконец, понять, что такое настоящее бытие, и как оно проявляется в разных пространствах и временах. Это же удивительно, что мы проникли в некую сферу, отделившуюся от нашей реальности и живущую по своим законам. Нам обязательно нужно её исследовать, тогда мы поймём, что происходит вокруг древних деревьев в вашей стране.
   Монахи ничего мне не ответили, но я почувствовал, что внутренне они согласились со мной.
   К указанному в пригласительном билете времени Мосэ и Хотокэ, одевшись в своё монашеское платье, подошли к двери зала приемов. У дверей стоял знакомый нам охранник, который, как мне показалось, подмигнул мне. Взяв пригласительные билеты, он пропустил нас в зал и, поклонившись, сказал:
   –      Гости ещё не прибыли. Найдите на столах свои карточки рассадки, садитесь и подождите всех.
   Мы прошли в зал, в середине которого буквой П были расположены два десятка маленьких низких столиков, накрытых богатым угощением. Возле каждого столика на татами лежала жёсткая подушка дзабутон. Найдя свои места в конце стола, мы опустились на дзабутоны, огляделись и приготовились ждать. Время шло, но никто из гостей не появлялся. Зал для приёмов своим интерьером напоминал старинную усадьбу эпохи Мэйдзи, когда было модным смешение японского и европейского стилей. Одна сторона зала имела токонома (углубление для картин) с висящей картиной какемоно, изображающей одну из картин художника Хокусая из серии «36 видов Фудзи». Другой конец зала представлял собой европеизированный уголок английского дома с бронзовыми часами на камине, книжным шкафом с рядами старинных книг в кожаных переплётах, креслом качалкой на полированном паркете и ломберным столиком. Рядом с токонома располагались три почётные места. Наши места находились ближе к границе, где заканчивался японский пол, уложенный татами, и начинался паркетный пол. Границей двух миров служил паз в полу, по которому могла двигаться перегородка, отделяя японский зал от европейского. В моей голове пронеслась мысль, что не случайно для банкета был выбран именно этот зал, подчёркивающий разительный контраст между культурами Востока и Запада. Не успели мы ещё обменяться мыслями, как каминные часы начали звонить. На седьмом ударе, вдруг, словно по команде, все места на дзабутонах оказались занятыми людьми в самурайских одеждах с мечами. Как будто произошла молниеносная заставка картинки во времени. И за одну секунду зал преобразился, наполнившись людьми. От такого резкого изменения в пространстве я и монахи вздрогнули.
   Во главе стола восседал мужчина средних лет импозантной наружности, являющийся ни кем иным, как самим маркизом Канаэ, адмиралом императорского флота, сёгуном и создателем Небесной империи четвёртого измерения.
   При виде этого человека, как я заметил, дрожь пробежало по телу Мосэ, потому что это был именно тот человек, который дал ему жизнь. Я вдруг вспомнил высказывание философа Накаэ Тодзю семнадцатого века, который в своей работе «Вопросы и ответы старика», прочитанной мне в библиотеке отца Гонгэ, говорил: «Если наше тело получает долю отца и матери, значит, тела отца и матери получают долю «ки» мироздания, а мироздание получает долю «ки» Вселенной Пустоты, что наше тело искони является превращённым телом Великой Пустоты – божественного света».
   В это время в зале почувствовалось движение, все эти сидящие в позе лотоса как бы ожили, и маркиз Канаэ, обращаясь к присутствующим, произнёс:
   –      Господа небожители, позвольте мне представить вам моего сына, который вступил в наше отечество.
   Мосэ поклонился.
   Марких Канаэ продолжал говорить:
   –      Надеюсь, что мой сын и впредь будут проявлять уважение к нашим древним традициям. Как сказал великий наш философ Кумадзава Бандзан в своём труде «Кокё сёкай» – «Малое толкование «Книги о сыновней почтительности»: «Сыновья почтительность – это божественный Путь Великой Истины, внутренняя добродетель творения; наличествуя в человеке, она является источником всего доброго в нём, источником ста деяний – поэтому она основа добродетелей».
   Все присутствующие кроме маркиза ответили на поклон Мосэ рукоплесканьем. Когда овация стихла, маркиз обратился к сыну со словами:
   –      После приёма прошу тебя остаться. Я хочу поговорить с тобой.
   Мосэ опять склонился в поклоне. Маркиз кивнул ему головой, а затем обратился к остальным:
   –      Надеюсь, вы все простите нас за конспиративное объявление о проводимом здесь съезде фокусников. Конечно же, мы не фокусники и ни артисты, а боги. Боги, собравшиеся здесь, чтобы решить судьбу этой планеты.
   Все присутствующие склонили головы.
   –      Сегодня мы должны решить, – продолжал маркиз Канаэ, – будет ли этот мир храмом богов или ярмаркой тщеславия, балаганом, кабаком с бесконечным карнавалом человеческих пороков. Миром созидания и совершенствования человека или миром его деградации и вырождения.
   –      У людей всегда была слабость к карнавалам и гулянкам, – сказал сидящий справа от маркиза бог бури и водной стихии Сусаноо, – лень, сибаритство и жажда наслаждений – в крови у людей. Для карнавалов существуют праздники, но сейчас англо-саксонская модель мира, создавшая в мире общество потребления богатых стран, ведёт всё человечество к гибели. Обжорство и тупость стали национальной американской болезнью. Но их обжорство и духовная деградация поразили также весь мир. Европейская цивилизация, находящаяся под англо-саксонским владычеством, с каждым днём превращается всё более и более в тупое уродливое разжиревшее чудовище, напоминающее свинью с острыми когтями и клыкастыми зубами. Я думаю, что уже пришла пора положить этому конец.
   –      С падением коммунистической цивилизации, – заметил бог лунного света Цукуёми, – противостояние между коммунизмом и капитализмом, сменилось противостоянием христианства и ислама. Борьба с морально-этического уровня, когда речь шла о равноправии, о честном распределении благ между людьми, переместилась на духовно-религиозный уровень, породивший новые несчастья для человечества. Отчаявшиеся мирным путём обрести справедливость люди перенесли свои устремления на военные действия. Возникло новое массовое помешательство общества – терроризм и борьба с терроризмом, что в конечном итоге означает партизанскую войну и карательные мероприятия.
   –      Убийство стало нормой жизни и такой же профессией как выращивание риса, – подал со своего места бог плодородия Ниниги.
   –      Но главная пропасть, куда скатывается человек, – заметил бог небесного центра Амэ-но-минакануси, – это потеря им всяких ориентиров. Человек не знает куда двигаться, он подошёл к рубежу, за которым нет движения, он просто не знает как, ему дальше жить и развиваться. Поэтому он ведёт сейчас бесцельный образ жизни. Поэтому так сильна в мире наркомания. Человек желает переместиться в мир грёз и покончить со своим тленным существованием на земле.
   –      Должен сказать, что существующий мир стал очень опасным и заразительным, – заметил бог глубины небес Амэ-но-токотати. – Исламская цивилизация сейчас вырождается в религию самоубийц и террористов, христианская англо-саксонская цивилизация, поразившая мир своей охлократической псевдо-культурной болезнью, всеми мыслимыми и немыслимыми человеческими пороками, на наших глазах разлагается, превращаясь в смердящий труп мистера-леди. Но она заражает своей болезнью не только христианский мир, но и все буддистские страны. Её тлетворное влияние проникает в саму Японию. Я думаю, что этому пора положить конец.
   –      Да, – поддержал его бог Сусаноо, – мы должны вмешаться в положение вещей и изменить мир, иначе он погибнет.
   –      Но как мы можем изменить этот мир? – спросил всех маркиз Канаэ.
   –      Уничтожить всё больное, и оставить только всё здоровое, – воскликнул бог Сусаноо.
   –      Но, может быть, больного ещё можно как-то вылечить? – возразил ему маркиз Канаэ.
   –      От больного можно заразиться самим, – возбуждённо воскликнул бог Сусаноо. – Уж лучше сразу отсечь больной орган. Вы посмотрите, сколько людей расплодилось на планете. Уже давно не было больших войн, если так будет продолжаться дальше, то скоро на земле будет столько народу, что яблоку упасть будет негде.
   Многие боги закивали головами.
   –      Так что вы предлагаете? – спросил их маркиз Канаэ.
   –      Пора создавать новую цивилизацию, единую для всего человечества с единой религией, – заявил бог Сусаноо.
   Боги опять закивали головами.
   –      И как вы это полагаете сделать? – спросил маркиз Канаэ.
   –      Покончим с человечеством, оставив на земле только нас, богов, – предложил Сусаноо.
   –      Но в таком случае погибнут все женщины, – возразил ему сластолюбивый бог луны Цукуёми. – Может быть лучше на всех мужчин наслать какую-нибудь мужскую болезнь. Все мужчины вымрут и нам достанутся женщины.
   –      Но тогда вымрут на земле все философы, возразил ему бог равнины высокого неба Такэмо-но-хара, склонный к философии, – и мы потеряем возможность наслаждаться их учёными трактатами.
   –      В этом случае погибнет также и весь японский народ, – поддержал его маркиз Канаэ, – а я против этого, потому что считаю себя патриотом.
   –      Что же нам в таком случае делать? – спросил бог Цукуёми, разводя руками.
   –      Нам нужно срочно как-то сократить население земли, – предложил владыка небесного центра Амэ-но-минакануси, – а то развелось столько никчемных людей на земле, которые даром коптят небо и загрязняют окружающую среду, особенно курильщики.
   –      Это мы, конечно, можем сделать, – сказал бог Сусаноо, – стоит нам только устроить на земле серию землетрясений, вызвать огромные цунами, обрушить ливневые дожди, и мы быстро сможем сократить население земли. Но лучше всего, попросить богиню Аматэрасу, чтобы она растопила ледники на полюсах. И вот тогда таких стран как Голландия и Бельгия вообще не будет на географической карте.
   –      Но от этого пострадают женщины и невинные люди, – заметил милосердный бог луны Цукуёми.
   –      Женщины и невинные люди и так страдают от войн, развязываемых самими людьми, – возразил ему буйный бог Сусаноо.
   –      Но тогда будут затоплены и многие японские города, находящиеся на побережье, – заметил маркиз Канаэ. – Нет, этот проект нам не годится.
   –      Может быть, поразить их огнём с неба? – предложил скромный и немного придурковатый бог огня Кагуцути, но на его никто из богов не обратил внимания.
   –      Ничего не поделаешь, – подал свой голос умный бог-посланник Тикамикадзити, однажды уже вернувший землю в управление богов, – придётся нам опять прибегнуть к традиционному японскому искусству ниндзюцу. Зачем нам богам вмешиваться в людские дела? Вскоре они сами друг друга перебьют. Нам нужно только им в этом незаметно помочь.
   –      Как это ты хочешь сделать? – спросил его бесцеремонный бог Сусаноо.
   –      Очень просто, – ответил хитрый бог, – человечество стоит сейчас на гране войны в своём противостоянии. Нужно только легонечко подтолкнуть противников в жестокие объятия друг друга.
   –      А кто противники? – спросил не очень далёкий бог О-куни-нуси.
   –      Как кто? – воскликнул Тикамидзути. – Противниками являются наши заклятые враги Америка и Россия. Нужно сделать так, чтобы между ними началась третья мировая война. На стороне России примет участие Китай, а союзником Америки будет в будущей войне Европа. В войну нужно ещё втянуть и арабский мир. Когда они покончат друг с другом, тогда нам нужно будет напасть на всех и одним разом положить им конец. Пощадим только Германию и Италию, как наших бывших союзников.
   –      Но, если в эту войну будет втянута Япония, что тогда? – спросил его маркиз Канаэ.
   –      Нужно добиться, чтобы при любых обстоятельствах Япония оставалась нейтральной. Потом, когда всё кончится, мы поднесём ей весь мир на блюдечке, – молвил хитроумный бог.
   –      У кого ещё есть мнения? – спросил маркиз Канаэ.
   Больше никаких мнений у богов не было.
   –      Тогда прошу голосовать за развязывание третьей мировой войны, – объявил маркиз.
   Все боги проголосовали «за», при одном воздержавшемся боге ночной тишины Цукуёми, которому не нравились потрясения и бури, к тому же он очень почитал земных женщин и жалел, что в первую очередь от войны пострадают они.
   Когда голосование было закончено, все боги поклонились маркизу Канаэ и как по мановению волшебной палочки исчезли, даже не притронувшись к еде на столах, стоявших перед ними.
   Маркиз Канаэ устремил свой взор на монахов, которые сидели молча, словно проглотили языки. Мне показалось, что он не обратил на меня внимания, или всем своим видом показал, что не замечает меня.
   Затем маркиз кивнул в нашу сторону и сказал:
   –      Я бы хотел поговорить с сыном.
   Мы с Хотокэ тут же поднялись и, поклонившись, вышли из зала. После этого Мосэ позже рассказал нам, что происходило дальше.
   Маркиз Канаэ, встав со своего места, приблизился к столику сына и сел напротив него, подстелив под себя дзабутон.
   –      Вон, какой большой ты вырос? – сказал он, приласкав его отеческим взглядом.
   –      Отец, – возбуждённо сказал Мосэ, – неужели ты допустишь третью мировую войну?
   Маркиз Канаэ грустно покачал головой и молвил:
   –      А что я могу сделать?
   –      Но ты же у них старший, – возразил ему Мосэ. – Ты можешь предотвратить эту никому ненужную бойню. Ты можешь повлиять на их решение.
   Маркиз опять грустно покачал головой и ответил:
   –      Это тебе так кажется. Чем выше стоит человек на иерархической лестнице, том меньше он сам может что-то решить или на что-то повлиять. Чем выше поднимаешься, тем меньше выбора. Любой правитель – заложник своей системы, раб своего двора. Ничего я не могу сделать. В семнадцатом веке ещё Муро Кюсо в своём «Трактате о не бегущих» говорил: «Господин знатен за счёт незнатных, за счёт народа. Народ и я – каждый сам по себе; приходит народ и спрашивает у меня работу, я обещаю её предоставить; за это народ почитает меня и делает господином; став господином, я тружусь на благо народа и выполняю обещание». Так и с моими богами, я ничего не могу поделать.
   –      Но у тебя такая мощь, – воскликнул Мосэ. – Ты же – бог. И тебе многое подвластно.
   Маркиз печально посмотрел на Мосэ и протянул ему свои руки.
   –      Я рад, что ты со мной. Я знал, где ты живёшь, наблюдал за твоей жизнью, но не мог появиться возле тебя, потому что не имел такой возможности. И вот, наконец, я обрёл тебя.
   –      Я тоже рад встречи с тобой, – сказал Мосэ. – Наконец-то я увидел своего отца. Мне бы так хотелось увидеть мою мать.
   –      Она умерла и находится в стране тьмы, – сокрушённо сказал маркиз, – там находятся два дорогим мне человека – твоя бабушка и твоя мать, которых я любил одинаково. Для меня они слились в один образ, потому что они походили друг на друга, как две капли воды. В жизни, наверное, у каждого человека встречается образ, который на всю жизнь становится для него священным. Что бы ни менялось, этот образ навсегда остаётся в сердце. Как жаль, что я не успел запечатлеть этот образ в бессмертии. Если бы мне удалось к тому времени сделать своё открытие, то твоя бабушка и твоя мама были бы живы. Ты ещё мне дорог как память о двух самых любимых мной женщинах.
   От этих слов у Мосэ вдруг возникло сильное чувство жалости к своей матери, которую он никогда не знал и даже не видел, и которая ради его жизни пожертвовала своей жизнью. По щеке Мосэ скатилась слеза.
   –      Отец, – вдруг сказал Мосэ маркизу Канаэ, – я чувствую себя не японцем, а евреем. Ведь моя мать была еврейкой. Она дала мне свою кровь, смешанной, конечно, с вашей. Но она, в отличие от вас, составляла мой организм по клеточке, отдавая себя мне девять месяцев, и поэтому я чувствую к ней любовь, нежность и великую благодарность. Став буддистским монахом, я постоянно помнил, что рождён еврейской женщиной, и меня неодолимой силой тянуло к её религии – иудаизму. Я достал Тору и с благоговением прочитал её. И с тех пор я стремлюсь каждый день найти то, что бы меня разуверило в истинности этой веры, и не могу найти. Я постигаю мудрость буддистских трактатов, но сквозь них проступают строки священной Торы. Я стараюсь настроить себя на просветления, но вместо этого я испытываю ужасный страх перед единым Всевышним, который выше всей этой мудрости, придуманной человеком, которую я насильно пытаюсь втиснуть в свою голову. Ведь в истинной вере существуют теологические принципы, которые видит даже слепой, и которые могут быть понятны любому человеку без исключения. И главный из них – состоит в том, что Бог – един, и только ему нужно поклоняться. Остальные же боги на его фоне смешны и беспомощны. Вот вы провозгласили себя богами. Я допускаю, что вы в сотни раз умнее и в тысячу раз сильнее современного человека, потому что вы далеко ушли в знаниях и высоко поднялись в могуществе. Я даже допускаю, что вы обрели бессмертие. Но стоит ли человеку поклоняться вам? Ведь над вами есть ещё большая сила, одно дыхание которой развеет вас по Вселенной и превратит в простые атомы, пусть даже вечные и живые. Я не верю в многобожие, но преклоняюсь перед единым Богом, которому мы все должны поклоняться. И тот, кто не понимает этого, глубоко заблуждается. Выйдя из этой гостиницы, я хочу снять рясу буддистского монаха и принять иудаизм. И уж никогда я не буду поклонником синтоизма. Мне вспоминаются строки из трактата «Такудан дзацуроку» – «Различные записи о научных беседах» философа Сато Наоката: «Люди, не знающие разумных оснований бытия, почитают того глупого Будду, который благоволит к мертвецам. Точно также и обстоит дело с почитанием прославленных синтоистских храмов в нашей стране. Благоволение получают живые люди, после же смерти никакого благоволения к ним нет. Почитать мудрых – значит почитать их слова и деяния. Просить приверженцу ереси у Будды и японских божеств помочь излечить болезнь и ниспослать богатство и счастье – это несусветная глупость. Странно, что отсутствует желание разыскать живого праведника – мудреца, вместо того потчуют умерших, от коих толку нет!»
   Сказав такую прочувствованную речь, Мосэ замолчал и склонил голову. Он ждал, что его отец будет возражать, спорить с ним, переубеждать. Но отец молчал, не произносил ни слова. Мосэ поднял взгляд и вдруг увидел, что у маркиза Канаэ, адмирала императорского флота, сёгуна Небесной империи, провозглашённого самым сильным богом синтоистского пантеона, по щекам катились слёзы.
   –      Отец, вы плачете? – изумился Мосэ.
   –      Нет, мой милый, – ответил тот, – я вспоминаю твою мать и бабушку. И чем чаще их вспоминаю, тем сильнее ненавижу Гитлера. Я помог спастись твоей бабушке, вывезя её из Германии от уничтожения вместе с малюткой, которую она ещё не родила. Я полюбил её, но из-за своих политических заблуждений не уберёг. Она умерла, оставив после себя дочь. Когда я увидел её дочь, которая была рождена от какого-то несчастного человека, сгинувшего в фашистских лагерях, я влюбился в неё. В глазах твоей матушки и бабушки была такая печаль, которая разрывала мне сердце. Ты представить себе не можешь печальной красоты, таящейся в глазах женщины, как будто бы весь мир заключен в этих радужных оболочках глаз, вся трагедия вселенной, всё счастье, вся боль и вся радость. Как жаль, что этих глаз больше не вернёшь и не обессмертишь. Они ушли, растаяли, растворились в космосе. По сравнению с этим всё остальное – это такие мелочи. Каким я был безумцем, что тогда не понимал всего этого. Я стремился стать сверхчеловеком, хотел преодолеть все границы, открыть новый мир и подняться на небеса. Я страстно желал стать богом. И вот всего я добился, я создал небесную империю, но зачем это, для чего я это делал? Когда я потерял твою бабушку, я должен был это уже тогда понять. Но я и тогда не образумился, и когда влюбился в твою мать, то Господь наказал меня за тщеславие и гордыню. Он лишил меня во второй раз сокровища, без которого и жизнь мне не дорога. Да всё, что ты сказал, всё правильно. Ещё когда я вывез мать твоей матери из Германии, она подарила мне Тору, которую я потом прочёл. И я тоже нашёл, что это самая умная и самая правильная книга из всего, что можно найти в мире.
   Мосэ с удивлением смотрел на отца, широко раскрыв глаза.
   –      Но отец, – вскричал он, – зачем же тогда вы придерживаетесь синтоизма?!
   –      Ничего я не придерживаюсь, – сокрушённо ответил тот, – разве можно верить всему этому бреду, извлечённому из детских сказок. Синтоизм – это одна из разновидностей шаманизма. Он достался нам от наших диких предков, которые верили в разные антропоморфные силы природы, находясь на своём первобытном уровне. Впрочем, все народы проходят в своём развитии через эту стадию, просто сознание нашего народа закостенело в нашей древности, и мы, привыкнув к легенде о своей божественной избранности, никак не можем расстаться с ней. За наши заблуждения мы уже расплатились во второй мировой войне. Я давно знал и верил, что Бог – един, и только Ему одному нужно поклоняться. Бог – бестелесный, он свободен от недостатков и аффектов, и не подобен ничему из сотворённого. Бог создал видимые и невидимые сущности. То, что мы достигли своим техническим прогрессом, это – ничто, это – фокусничество. Мы продлили свою жизнь, и вроде бы обрели бессмертие. Мы научились менять свою живую структуру, превращаясь в бестелесную энергетическую субстанцию, мы обрели силу и умножили её многократно, мы проникли во многие тайны науки, но мы ни на шаг не приблизились к Всевышнему. Кем мы стали? – спросишь ты. Мы стали фокусниками, искусственными богами. Мы сами из себя сделали богов. Это и есть фокус, так что ты присутствовал сегодня здесь на самом настоящем съезде фокусником. Ты можешь мне возразить, сказав, что мы освоили небеса. Ничего мы не освоили кроме пустоты. Мы просто открыли себе ещё одни эфир этого мира, где при определённых условиях научились производить колебания и разделять Единое поле, которое открыл Эйнштейн, на множество полей. Человечество уже приближается к этой разгадке. Оно идёт за нами по пятам, но это не значит, что человечество скоро попадёт в сонм богов. Просто оно откроет ещё одно измерение. И всё. Оно приобретёт ещё одно чувство. И не более. Оно получит ещё одну возможность. Всего лишь. Да, мы отличаемся от вас, но ненамного. Технический прогресс ещё не подразумевает духовного роста. Совершенствуясь технически, человечество нисколько не умнеет. От высокой просвещённости до дикости вас отделяет всего лишь один шаг такой же, как и нас от вас. По большому счёту, мы – такие же дикари, как и вы, только не все из нас это понимают.
   –      Отец, но почему вы не скажите всё это своему окружению?
   –      Это разрушит все их моральные устои и духовные ценности, – сказал маркиз Канаэ. – Если я им скажу, что они ничем не отличаются от дикарей и как боги, и в этом мире ничего не значат, как и их боги, которым они поклоняются, то Небесная Империи рухнет в один день. И вот тогда-то уж точно они устроят светопреставление.
   –      Но как же быть?
   –      Самый гнетущий вывод из всей нашей истории можно извлечь один – нашим миром руководит до сих пор сильное чувство мести и жестокости. Оскорблённое самолюбие одного народа, не может простить обиду другому, в результате происходят постоянные войны с всё нарастающей жестокостью. Чем быстрее развиваются наука и техника, тем ожесточённее становится человеческое сердце в истреблении себе подобных. Вот почему я всегда был противником раскрытия наших секретов людям. Чем сильнее станут люди, тем изощрённее будут их средства самоуничтожения, и тем быстрее они закончат своё существование на этой планете.
   –      Но, как только что я слышал, – молвил Мосэ, – боги хотят развязать на земле третью мировую войну.
   –      Я постараюсь это предотвратить, – молвил маркиз Канаэ.
   –      Но как?! – воскликнул Мосэ.
   –      Пока ещё не знаю, – сказал Треножник. – Правда, у меня припасено одно секретное оружие на всякий случай. Когда я разрабатывал схему геомагнитных полей при разделении Единого поля для маскировки наших объектов на земле, то нашёл одно странное место, выхода на поверхность незнакомого нам электромагнитного поля в районе островов Окинава. Я сделал открытие, о котором никому ещё не говорил. Если нарушить это электромагнитное поле, то оно может создать веерное замыкание по всей планете, и созданное нами измерение, настроенное на волну соединения с землёй и миров людей, разъединится. Возникнет эффект разделения измерений. И вся наша Империя останется в одном измерении, а земля будет жить в другом. Мы потеряем способность присутствия на земле, потому что колебания наших энергетических тел не сможем совместить с человеческими телами.
   –      И что произойдёт? – спросил Мосэ.
   –      Наш параллельный мир отсоединится от вашего мира навсегда. То есть, мы так же, как и вы, будем жить на этой планете, но, нигде не пересекаясь и не сталкиваясь. Наше мироощущение как бы сойдёт в своей настройке с вашей волны.
   –      И мы разъединимся навсегда?
   –      Навечно. Мы будем жить и развиваться с одной скоростью, вы – с другой.
   –      И всё это может произойти от нарушения одного электромагнитного поля? – удивился Мосэ.
   –      Да, – ответил маркиз Канаэ, – изменение произойдёт необратимое.
   –      Вы останетесь жить на этой же земле?
   –      Да, – ответил Треножник, – мы будем ходить по одной Земле, пользоваться одним пространством, но вся растительность и весь животный мир у нас будут другие, развивающиеся в нашем диапазоне и в нашей системе колебания. Единственное, что нас будет соединять, это неживая природа элементарных частиц – земля, камни, вода, воздух. Но мы будем жить в нашем измерении очень долго. По вашим меркам – вечно. Так что, я бы хотел, чтобы ты остался со мной.
   –      Я не могу, – ответил Мосэ.
   –      Но ты обретёшь бессмертие.
   –      Если я обрету долгую жизнь за счёт гибели других людей, то это мне не надо. В этом отношении лучше я буду придерживаться Торы. К тому же я хочу оставаться смертным и умереть на этой земле среди тех людей, к которым я привязан.
   –      Может быть, ты и прав, – вздохнув, молвил маркиз Канаэ. – После смерти императора Хирохито я разговаривал с новым японским императором, предлагал ему возглавить Небесную империю богов. Но он отказался, сославшись на то, что Япония изменилась и сейчас ей совсем не нужна мировая гегемония, тем более через насилие. Япония стала мирной и процветающей страной, сказал он. Ей больше не нужны потрясения. Получается, что я напрасно создал свою империю и заселил её богами. Японцам, как я понял, она совсем не нужна.
   –      А как называется то место, о котором вы говорили? – спросил Мосэ. – Как его найти?
   –      На Окинаве растёт известное странное дерево с веерными корнями под названием Сакисима-суоноки-ханкон. Недалеко от этого дерева выходит на поверхность электромагнитное поле. Определить его просто. Если ты вытащишь из кармана ключи или какие-нибудь металлические предметы, то они будут стоять на ладони и не падать. Если на этом месте произвести электронный взрыв, то начнётся реакция, о которой я тебе уже говорил. Я говорю тебе на всякий случай. Если вдруг я никому не смогу доверить это поручение, то произвести взрыв придётся вам.
   –      Спасибо, отец, – сказал Мосэ. – Надеюсь, что вместе мы не допустим на земле третью мировую войну.
   –      Но этот взрыв нас разлучит навечно, – вдохнув, произнёс маркиз.
   –      Зато мы спасём миллионы людей на земле, – с радостью сказал Мосэ.
   –      Пора прощаться, – молвил отец.
   –      Нам нужно выбраться из этой гостиницы, помоги нам, – попросил его Мосэ.
   –      Хорошо, я распоряжусь, чтобы вас выпустили, – сказал тот, – будьте осторожны. За вами будет сейчас вестись слежка, как, впрочем, и велась всё это время. Чтобы оттянуть время от начала войны, я скажу своим людям, что я дал вам задание. Вы продолжите получать некоторые знания от деревьев, возле которых американцы установили свои электронные ловушки. Эти знания содержится ключ к расшифровке вашего будущего. И пока вы не добудете их все, то война на земле не начнётся.
   –      Спасибо, отец, – молвил Мосэ. – Я тебе благодарен за всё. Но позволь мне спросит, что это за знания?
   –      Это – одно из древнейших учений познания грядущего на древнем диалекте языка одной погибшей цивилизации, существовавшей до всемирного потопа. Говорят, что это учение и в самом деле обладает таким свойством, открывает правду о прошлом и будущем.
   Отец и сын горячо обнялись, после чего отец исчез, как будто растаял в воздухе. Так произошла встреча Мосэ со своим отцом.



ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТЫЙ «Возвращение в мир»


   Ах, сколько ни гляжу, не наглядеться мне –
   Прекрасны воды рек, что в Ёсину струятся.
   Конца им нет.
   И так же без конца
   К ним буду приходить и любоваться!

   «Манъёсю» (1-37)


   Und der Mensch gab einem jeglichen Vieh und Vogel unter dem Himmel und Tier auf dem Felde seinen Namen; aber f;r den Menschen ward keine Gehilfin gefunden, die um ihn w;re.

   После встречи с богами и разговором с охранником мне захотелось побыть одному и осмыслить всё происходящее в моей новой реальности. Я понимал, что этот мой новый духовный опыт может обогатить меня новыми знаниями, для этого я и пустился в дальние странствия. Как только я подумал о странствиях, тут же услышал голос отца Гонгэ, вещающего мне из храма «Роккакудзи»:
   «Я всегда восхищался перелётными птицами, которые на зиму улетают в жаркие страны, а летом возвращаются на свою родину. Гуси-лебеди – герои некоторых русских сказок. Но знает ли человек что-нибудь об их образе жизни и мышлении? Очень сомневаюсь. Меня всегда удивляло, как эти птиц, улетая за тысячи километров, возвращаются именно в свои места обитания без карт, компасов, указателей с названием мест. Несомненно, для этого нужно обладать разумом. Не всякий человек так просто отыщет свой дом, если вдруг его кто-нибудь каким-то чудом забросит за тридевять земель в чужие страны и разрешит передвигаться только по воздуху. Конечно, у нас есть лётчики, которые хорошо ориентируются по ландшафту местности. Но вряд ли они обходятся без карт. Перелётные птицы тоже живут своим обществом, которые мы называем стаями. Они как-то договариваются между собой о разделении местности, о выборе своих вожаков. Передают друг другу какую-то информацию. Как они это делают? Наверное, с помощью своего языка, который по звучанию похож на журавлиный клёкот. Почему же мы не верим в их разум и считаем их по своему развитию ниже себя?
   Мои ученики тоже любят птиц, уважали их, потому что сами умеют летать и возноситься на небо. М-да, пути Господни неисповедимы. Как им только удалось подняться на это небо? Правда, я знаю одну историю о монахе Ёсё, который ежедневно съедал только одно просяное зёрнышко и мог свободно летать по небу. Но мои ученики питаются как все прочие монахи и съедают нисколько не меньше других. Я-то уж это знаю».
   Услышав его голос, я подумал: «Что это? Напутствие мне или его мысли вслух о своих учениках, отправившихся в путешествие, по которым он соскучился»? Я привык общаться с отцом Гонгэ на расстоянии, и каждый раз, слыша его голос, старался понять, что он своими речами хотел мне сказать. Я тоже был в путешествии, как, впрочем, и все люди, странствующие по дорогам своей жизни. Но рано или поздно все они, эти люди, возвращаются к себе в своё отечество. Может быть, это отечество, которое и находится внутри каждого человека, и есть его дом, его самость, его внутренняя скрытая суть?
   Я опять вспомнил о разговоре с моим охранником – Ангелом хранителем, который немного приоткрыл мне тайны искусства проникновения «ниндзюцу». Так что же такое вещь? И как мы становимся вещью, преобразуясь в нечто внутри своей самости. Ведь чтобы разобраться в вещах и начать понимать их, нам нужно вначале проникнуть внутрь себя и понять, что мы собой представляем, и какой вещью являемся мы сами, а также, каким содержанием мы себя наполняем? Вероятно, это зависит от того, что мы в себя приемлем, а затем это приемлемое настолько осваиваем, что оно превращается в наше собственное содержание. Оно как бы обособляется от приемлемого, и обретает самостоятельность, свою самость, то есть, нашу собственную позицию. Ведь так все вещи и получаются в мире, и поэтому они так непохожи друг на друга. Вещи как бы создают сами себя. Но создавая себя, они обретают свои формы, которые защищают своими границами, и стают уже непроницаемыми. Поэтому задача искусства «ниндзюцу» состоит в том, чтобы преодолеть эти границы и проникнуть в вещи, раствориться в них, или растворить их в себе. Вот – самый главный секрет ниндзюцу. При помощи которого можно самому преобразиться, поменять свою форму, превратиться в другого человека, стать храмом или плывущим облаком. Но из чего можно создать себя? Евреи создавали големов из глины. Всё в мире кем-то и чем-то создано. Но кто создал нас? Или мы сами себя создаём? Если мы самостоятельны, то значит, создаём себя сами. Ведь и так можно подумать. Но мы создаём себя, на что-то нацеливая, беря что-то за основу, именно это и составляет нашу предметность, наше собственное вещение. Но чтобы понять, что есть в нас вещественного, нам, я думаю, необходимо уяснить для себя, чем мы являемся, и что в нас есть наше, а что – чужое, привнесённое в нас. Ведь самое сильное в нас – это мы сами, без всяких примесей, а именно, наша собственная природа, полученная нами из самого нашего существа, нашей сущности и сути. И чтобы понять это, нужно очистить себя до чистоты собственного «я».
   И вдруг я вспомнил, как однажды сочинил стихи. Стихи, мне кажется, получились неплохие.

   У человека нет имени,
   Так, как имя его забывается,
   У человека нет времени,
   Так как время его сокращается.

   Нет у него и материи,
   Так как он постоянно меняется.
   Человек свыкся с потерями,
   Так как сам постоянно теряется.

   Человек не имеет вечности,
   Так как тело его истощается,
   Он проводит всю жизнь в беспечности,
   Хотя сам всем всегда возмущается.

   Человек не имеет пространства,
   Так как вечно перемещается,
   У человека нет постоянства,
   Так как он всегда обновляется.

   Человек живёт в обновлении,
   Но внутри себя не меняется,
   Он вечен в своём становлении,
   Поэтому и сохраняется.

   И тут сразу же стало мне всё ясно. Для того чтобы не быть в чьих-то руках игрушкой, мы должны всегда оставаться самими собой. Только это может нас спасти. Ведь мы являемся вещью в самой себе, на что намекал Иммануил Кант. Мы сами можем наполнить себя своим содержанием, и только тогда это содержание будет самым чистым и не поддающимся изменениям. Вероятно, именно так создают себя все боги. Мы все создаём себя в виде сосуда, чтобы войти в своё собственное существо. И наше существо никто не может создать кроме нас самих. Мы создаём себя, чтобы выражать собственную самость. Мы обретаем форму лишь для того, чтобы хранить своё содержание. Но вот что касается других вещей, то нам всегда трудно их понять, разобраться в их сути. Почему так происходит? Мы сами часто видим только формы вещей, но не существо самой вещи, поэтому мы не можем понять или проникнуть в эту вещь, мы не видим суть её произведённости, для нас она остаётся как бы потаённой. Прежде всего нужно понять, наполнена ли вещь своей сутью или чем-то чужим и заимствованным. Если это наполненность заимствованная, то это уже легче, но если вещь таит в себе свою собственную суть, то тогда необходимо раскрыть тайну, что всегда составляет трудность. Раньше мне казалось, что я легко проникаю в чужие головы и читаю их мысли, но сейчас я понял, что чем сложнее вещь в своём внутреннем устройстве, тем труднее в неё проникнуть. И тут я понял, как нужно проникать в труднодоступные места чего-то неясного. Для того, чтобы проникнуть туда, куда невозможно проникнуть, нужно просто самому расслабиться или растворить до пустоты, и впустить то в себя то, во что невозможно приникнуть. Это всё равно, что быть гибким, как говорится в пословице: «Для того, чтобы победить сильного, нужно стать слабым и гибким». И тогда проникновенье обеспечено. Сильное проникает в тебя, и ты овладеваешь этим сильным. Это оружие обычно применяют женщины. Всё слабое и гибкое выживает, всё сильное и твёрдое гибнет.
   Выведя для себя этот закон, я подумал, что мне нужно им поделиться с монахами, Может быть он поможет нам раскрытию нашей общей тайны, ради которой мы пустились в это путешествие. Решив так, я отправился в наш номер.
   Когда я вернулся в номер, Мосэ спокойно сидел в позе лотоса, а Хотокэ не находил себе места от волнения. Первыми его словами были:
   –      Мы должны предотвратить эту войну, во что бы то ни стало. А для этого нам нужно срочно выбираться из гостиницы и что-то делать. Но как это сделать?
   Мосэ ему не ответил, всё ещё оставаясь под впечатлением от разговора с отцом.
   Тогда я вступил в разговор, решив поделиться с ними своими мыслями о нашем настоящем положении:
   –      Можно конечно пойти на крайности, сказал я, улыбаясь, – например, навести ужас своими действиями на постояльцев гостиницы, устраивать полтергейст, гадить повсюду, приставать к женщинам, как это делал тот охранник, щипать их за мягкие места. В общем, никому не давать здесь спокойно жить. Тогда администрация гостиницы сама нас выселит отсюда. Но это -не выход. Нам нужно понять, что с нами происходит, и самим постараться выйти из этого заколдованного места, иначе всем нашим способностям – грош цена. Давайте, трезво оценим нашу обстановку. Мы попали в некую сферу, откуда не можем выбраться. Поэтому не лучше ли нам разобраться, что такое представляет сбой эта сфера, и как подобрать к ней ключи для нашего спасения, чтобы раскупорить её и освободить себя от всех этих чар, под которыми мы находимся. Нам следует понять взаимосвязи нашей субстанции и этого местопребывания, ведь если философски рассуждать, то в этом мире и всех других мирах мы чем-то себя заполняем, так сказать, во что-то вносим наше содержание, но каково наше содержание? Ведь от содержания зависит и форма. И как наша форма кооперируется с формами внешнего воздействия? Ведь любая сфера – это сосуд или чаша, заполняющаяся содержанием. Она состоит из оболочки и что-то в себя вмещает, удерживает в себе. Не так ли? Но прежде всего она удерживает в себе пустоту, которая способна вмещать в себя что-либо. Так вот нам нужно понять, как эта внутренняя пустота соотносится со внешней пустотой, и поняв это мы разрушим оболочку и выберемся наружу, станем свободными. Нам нужно понять секрет искусства того создателя, который формирует эту внутреннюю пустоту, какими правилами он руководствуется, улавливая эту пустоту, и преобразуя её по своим законам в магическое волшебство, в то состояние, где пустота начинает творить в своей ёмкости нечто преобразованное, согласно своим правилам. Это и есть таинство мании и любой мистики. Любая пустота может вместить в себя любую ёмкость, заполненную содержанием, от чего и возникают в мире вещи. Но вот мне не понятно, как вещи могут преображаться настолько, теряют не только свою форму, но и сами обретают пустотность, что происходит с нами в настоящее время.
   –      Для того чтобы это понять, сказал монах Хотокэ, – вам нужно углубиться в изучение нашего буддийского учения Кэгон-сю, которые китайцы называют Хуаянь-цзун. Основателем и систематизатором его доктрин был танский монах седьмого века Фацзан, известный под именем Сяньшое.
   –      Интересно было бы познакомиться с этим учением, – сказал я, – возможно, оно поможет нам выбраться отсюда, и мы будем знать, что делать.
   –      Ничего не нужно делать, – сказал, придя в себя Мосэ. – Завтра мы сможем уйти отсюда спокойно. Нас отпустят.
   –      Это пообещал тебе отец?
   –      Да, он так и сказал мне, завтра вы выйдете из этой гостиницы.
   –      О чем вы говорили ещё?
   –      О спасении мира.
   –      Но они же хотят начать мировую войну.
   –      Мой отец этого не хочет. Наоборот, он сделает всё возможное, чтобы её предотвратить.
   Хотокэ с удивлением воззрился на своего собрата по вере. Мосэ вкратце рассказал ему о плане своего отца, то, о чём они говорили. Свой рассказ он закончил словами:
   –      Мой отец изучил некие тайные знания и верит, что они несут в себе самое истинное и правильное учение в мире. С этого дня я снимаю одежду буддистского монаха и выхожу из этой веры.
   –      Как? – воскликнул со страхом Хотокэ. – Ты хочешь отречься от того, во что верил всю свою жизнь.
   –      Пришло время, – спокойно молвил Мосэ, – я должен обрести истинную веру, во что верили и верят моя мать и мой отец. Я должен присоединиться к своему народу и спасти его.
   –      Но кто – твой народ? Японцы или евреи?
   – Мой народ – тот, кто живёт на земле и на небесах. Но главное сейчас для нас – предотвратить эту войну.
   –      Я вижу, ты сходишь с ума, – вздохнув, молвил Хотокэ. – Я надеюсь, что ты хорошо подумаешь и изменишь свое решение выйти из нашей веры.
   Мосэ покачал головой и, подумав, молвил:
   –      Сейчас я только что узнал своего отца, у которого была очень сложная жизнь. И он умом, а не сердцем, пришёл к выводу, что единобожие и есть истинная вера. Я ни разу не видел моей матери, и никогда её уже, возможно, не увижу, но я ей очень благодарен за то, что она подарила мне жизнь и назвала меня этим именем. Она своим сердцем как бы предчувствовала мою судьбу, и поэтому дала мне имя Моисей. Моисей вывел евреев из Египта, обратил их к Богу. Сорок лет водил их по пустыне, чтобы они забыли о своём рабстве. Ничего не делается на земле без воли Господа. Моисей спас свой народ от гибели и дал ему скрижали с десятью заповедями, полученные от Бога. Нечто подобное предстоит сделать и мне.
   Хотокэ молча выслушал Мосэ, кивнул ему головой и сказал:
   –      Поступай, как знаешь. Я же со своей стороны буду оказывать тебе любую помощь.
   –      До конца света у нас осталось совсем мало времени, за который мы должны все деревья, где американцы установили свои электронные ловушки, отключить их и пресечь проникновеннее в наш мир тонких сущностей из других измерений. И мой отец нам в этом поможет. Если же этого не произойдёт, то эти гости, проникающие в наш физический мир неизвестно откуда, развяжут войну с нами, заручившись поддержкой враждующих в нашей среде сторон. Как мы знаем, ещё много таких ловушек стоит у древних деревьев в Японии, пока мы их все не отключим, миру грозит уничтожение. Нам придётся проделать долгий путь, обойдя всю Японию. Последнее дерево растёт на острове Окинава, там же находится и электромагнитное поле, которое мой отец должен привести в действие для разъединения параллельных миров, если не сможет предотвратить вмешательства своих богов в третью мировую войну. Поэтом нам нужно торопиться.
   Перед сном впервые Мосэ и Хотокэ молились порознь. Хотокэ читал молитву из буддистской сутры, а Мосэ, за неимением под рукой Торы, читал псалтырь из Ветхого завета христианской Библии.
   Слушая их молитвы, я вспомнил изречение японского философа семнадцатого века Сато Наоката, который в своём труде «Такудан дзакуроку» – «Различные записи о научных беседах» сказал: «Мудрецы и благородные мужи только исчерпывают человеческое естество и редко молятся Небу… Молитвы мудрых и благородных мужей обязательно происходят в сердцах, ведь в их сердцах нет корысти… Что касается простых людей, то, когда у них нет корысти и они прямодушны, молитвы их должны быть услышаны».
   На следующий день в гостинице появился Ангел-хранитель из Небесной Империи и объявил нам, что мы должны выписаться из гостиницы и отправится по заданию маркиза Канаэ на поиски священных знаний с истинными толкованиями прошлого и предсказаниями будущего, которые проявлялись возле вековых деревьев.
   –      С этого времени, – объявил Ангел-хранитель, – гостиница разблокирована, а ваши монахов обретают естественную тяжесть и видимость.
   Ангел также предупредил нас, что длительное пребывание в другом измерении не проходит для неподготовленных людей бесследно, от воздействия магнитных полей иногда проявляются рецидивы самовольного перехода тела в иное состояние. Человек может внезапно исчезнуть для окружающих, а потом появиться вновь. Сам человек не чувствует своего перехода, но окружающие могут реагировать на это по-разному.
   Когда я попросил его объяснить мне причины тих метаморфоз, он улыбнулся и почему-то процитировал высказывание вспомнившего мне недавно философа Сато Наоката из того же труда «Такудан дзакуроку» – «Различные записи о научных беседах»: «Мирской человек-еретик, отвернувшись от «ри», благосклонен к изменениям «ки», а если говорить о божественном свете, то этот человек исполнен благодарности за то, что во всём можно полагаться на «ки»».
   Я подумал, что, возможно, этот охранник контралирует мои мысли.
   Выслушав объяснения Ангела-хранителя, Мосэ попросил его достать ему гражданскую одежду, что тот выполнил незамедлительно, купив её прямо в бутике гостиницы.
   Собрав свои вещи, я с монахами покинул гостиницу. Ангел-хранитель, оплатив наши счета пребывания, исчез.
   На улице шёл дождь, но у меня и монахов было приподнятое настроение, потому что почти недельное наше заточение в гостинице закончилось. Мы, добравшись до вокзала города Кага под открытыми зонтами, сели на поезд, идущий в Канадзаву.
   Едущие в вагоне пассажиры с сумрачным видом читали газеты «Асахи» и «Ёмиури». На панели над выходом из вагона монахи прочитали новости, передаваемые бегущей строкой: «Очередное обострение между Востоком и Западом. Ввод российских войск в Белоруссию, Украину и Грузию. Сегодня японское правительство объявило о своём нейтралитете в возникшем международном противостоянии. Соединённые Штаты и Россия готовятся к войне. Сбит гражданский самолёт компании «Эр Франс», пролетавший над нейтральными водами. Американский авианосец «Авраам Линкольн» отправился из Персидского залива к берегам России».
   –      Что происходит? – спросил Мосэ пожилого соседа в очках, сидящего от него через проход, судя по виду, пенсионера.
   –      Вы что с луны свалились? – удивился тот. – Не знаете, что мы стоим на гране третьей мировой войны? Я так и думал, что этим кончиться. Америка в своих геополитических устремлениях так далеко зашла, что у России и Китая кончилось всякое терпение. Китай срочно проводит мобилизацию. Северная Корея нацелила свои ракеты с ядерными боеголовками на Японию. И хотя мы объявили сегодня о нейтралитете, кто знает, чем всё это может кончиться.
   От такого сообщения я, Мосэ и Хотокэ почувствовали себя ошарашенными.
   –      Что же происходит на самом деле? – спросил взволнованный Хотокэ своего товарища. – Ты же сказал, что твой отец не допустит развязывания войны.
   –      Не знаю, – молвил расстроенный Мосэ, – мир сам по себе очень опасный из-за накопившегося оружия, да и международное положение всегда было напряженным. Может быть, во всём этом ещё нет вмешательства богов?
   –      Ты так думаешь? Вспомни-ка нашу историю, когда император Хирохито объявил о капитуляции, то японская армия вначале не хотела его слушать и желала продолжать военные действия. А твой отец, в самом деле, держит всю свою армию под контролем в Небесной империи?
   –      Не знаю, – откровенно ответил Мосэ. – Но я бы хотел на это надеяться.
   На вокзале города Канадзавы нас к большому нашему удивлению встретили Повелитель Светлого и Тёмного пути Онмёо-но-ками по прозвищу Красная Птица, работающий на ЦРУ, и Синий Дракон, представляющий русскую разведку. Монахам сразу же бросилось в глаза, что отношения между двумя коллегами натянуты.
   –      Откуда вы узнали, что мы прибываем в Канадзаву? – с удивлением спросил я у Красной Птицы.
   Профессор Онмёо-но-ками, указывая взглядом на кулоны, подаренные нам ещё в Ибусуки, сказал:
   –      Это радио-маячки, которые фиксируют по спутнику ваше передвижение в Японии. Они заработали только сегодня утром. Где вы были? Вы, должно быть, были в области четвёртого измерения, через которое не приходили наши сигналы?
   –      Мы жили в гостинице «Хякумангоку», – сказал Хотокэ.
   –      Откуда нас выставили как неспособных учеников, – перехватил инициативу разговора Мосэ, незаметно толкнув локтем своего товарища.
   –      Я так и знал, – воскликнул профессор, – мы вас искали по всей Японии, – думали, что эти существа унесли вас с собой в открытый космос. Нам докладывали, что с этой гостиницей не всё в порядке. Служащие жаловались на плохую сотовую связь. Говорили, что в гостинице у постояльцев не работают сотовые телефоны. Но мы не придали этому значения, потому что по всей Японии есть такие аномальные места, чрез которые не проходят радиоволны. Вот где нужно было вас искать. Что вы там делали?
   –      Мы ничего не помним, – ответил Мосэ.
   – Неужели они стерли вашу память? – с сожалением воскликнул Синий Дракон.
   –      Может быть, – согласился Мосэ. – Пока нас не было, здесь тоже произошло много событий, как нам кажется.
   Красная Птица и Синий Дракон переглянулись.
   –      М-да, – ответил профессор, – дела в мире обстоят неважно.
   –      Можно сказать, пахнет грозой, – согласился Синий Дракон и вызывающе подмигнул профессору. – Из союзников за это время мы почти превратились во врагов.
   –      Но я надеюсь, что пока джентльменское соглашение между нами действует? – произнёс профессор, обращаясь к клоуну.
   –      Ну, разумеется, – подтвердил тот.
   –      Поэтому мы сразу же хотим предупредить вас, что за вами сейчас ещё охотятся якудза. Эти бандиты вбили себе в голову, что могут поживиться через вас секретами тайного оружия.
   –      Как и вы, – улыбнувшись, сказал я.
   Профессор и клоун поморщились, услышав эту реплику, однако профессор заметил:
   –      Мы – это другое дело. Мы – государственные структуры. От нас это оружие не попадёт ни к кому.
   –      Другими словами, оно не будет иметь широкого хождения, – поправил его Синий Дракон.
   –      Откуда нам знать, что вы ни направите это оружие друг против друга? – молвил Мосэ. – Как мы видим, вы уже стоите на гране войны. Мы слышали, что Япония объявила о нейтралитете. Поэтому было бы справедливым прекратить нам, гражданам Японии, всякие отношения с вами.
   При этих словах оба разведчика застыли в напряжённых позах. Однако Мосэ, улыбнувшись, продолжил:
   –      Но мы этого не сделаем. Более того, мы хотим помочь вам избежать третьей мировой войны. Положение намного серьёзнее, чем вы думаете. Как мы поняли, небожители решили разрушить мир или подчинить его себе.
   Оба разведчика от такого заявления побледнели. Тем временем Мосэ продолжал говорить:
   –      Насколько нам стало известно, в скором времени на земле не будет ни Америки, ни России. Исчезнут также Китай, Великобритания, Франция и ряд других европейских стран.
   –      А кто же останется?
   –      Останутся Япония и её союзники по второй мировой войне – Германия и Италия. Останется ещё Испания и Латинская Америка. Остальные страны всё будут уничтожены вместе с арабским миром, который сейчас мутит воду.
   –      Что же вы собираетесь делать? Как вы собираетесь нам помочь? – в один голос спросили профессор и клоун.
   –      Пока мы получаем тайные знания от деревьев, всё будет тихо, они не начнут войну, но через сорок дней, если ничего не изменится, и вы с ними не договоритесь, то мир не избежит катастрофы, – сказал Мосэ.
   –      А зачем им эти тайные знания? – удивился Онмёо-но-ками.
   –      Мы этого не знаем, – ответил Мосэ. – Может быть, они решили до конца проникнуть в эти знания и дополнить свои пробелы в том, чего они ещё не знают. Но пока они этим занимаются, у всех нас есть шанс сохранить мир. Главное сейчас – не поддаваться на провокации, которые могут быть устроены ими. Вы передайте своим правительствам соблюдать осторожность.
   Разведчики послушно кивнули головами.
   –      А сейчас извините, господа, нам нужно срочно отправляться на полуостров Ното по поручению самого адмирала Канаэ.
   Онмёо-но-ками понимающе кивнул головой. Мосэ и Хотокэ распрощались с разведчиками и направились к билетной кассе.
   Купив билеты до конечной станции полуострова Ното, монахи сели в небольшой поезд местной линии, состоявший из двух вагончиков. Им нужно было добраться до ежового дерева в синтоистском храме Камамия. День был дождливый, поэтому пассажиров в вагончике было немного: два-три человека. На одной из сельских станций в вагончик вошли двое старичков в дождевых накидках и уселись рядом с монахами. Они продолжали разговор между собой, начатый ещё на станции, который заинтересовал монахов.
   –      Что ни говори, а войны всегда губительно сказываются на урожаях, – сказал один старичок, довольно бодрого вида. – Во время войн ухудшается экология. А раньше, сколько посевов крестьян вытаптывалось солдатами? Они-то, эти солдаты, воюют между собой в своё удовольствие, и им ничего не делается. Они совсем не думают о том, родит земля что-нибудь после них или нет, умрут с голода крестьяне или нет. Солдат всегда найдёт себе пропитание. У кого в руках меч, тот голодным не бывает. Вероятно, никогда не осуществится мечта нашего мудреца Мотоори Норинага, которую он высказал в своей работе «Гёкубо хакусё» – «Сто императорских мечей», говоря, что «самая большая мечта – родиться в стране Якусуни и жить умиротворённо. Многие тысячелетия будет длиться мир в стране Якусуни, созданной по велению Аматэрасу.
   –      Ты прав, – согласился с ним старик со слезящимися глазами. – Не пойму, что народу неймётся, никак не могут прожить без войны. Только залечат свои раны, и опять руки чешутся друг другу лбы расшибать. Вот какая напасть! От их войн гибнут растения, деревья, животные, а им – хоть бы что. Не успокоятся, пока весь мир не разрушат.
   –      Справедливо сказано, – заметил старик-бодрячок, – землю уже разрушили всю, сейчас добираются до неба. Запускают разные ракеты, космические корабли. А эти придурки, которые проиграли прошлую войну, так ещё лучше учудили, обособились ото всех, создали свою герметизированную сферу, и объявили себя богами. Смех и только! Как это люди могут стать богами? Не смешили бы нас.
   –      Так эти псевдо-боги ещё и захватили наши места на земле. Раньше люди строили для нас храмы и врата Тории, делали нам жертвоприношения. А сейчас эти неучи, которые совсем не разбираются в сущности тонких материй, прогнали местных богов, жрут от пуза дары, которые предназначаются нам, воруют из копилок у священников деньги, пропивают их в кабаках, обольщают всех прихожанок подряд. Да ещё имеют наглость заявлять, что отныне хотят завладеть всем миром и подчинить себе не только всех людей на земле, но всех богов на небе. Они не только разрушают небеса, изгоняя оттуда истинных богов, но ещё и вмешиваются в дела людей, учат, как им жить. Ну и уж совершенное нахальство – это то, что они сами собираются подтолкнуть людей к войне, забывая основной закон Неба о том, что небожители должны оберегать людей, у которых и так короткая жизнь.
   –      Я слышал, что ими заправляет какой-то адмиралишка недобитый с прошлой войны.
   –      Даже не бывший император. Вот потеха! Позор, да и только!
   –      Говорят, что они достигли неба при помощи своих хитроумных машин.
   –      Люди и есть люди. Мнят себя богами, а сами-то даже не знают, кто такие боги.
   –      Надо проучить их, – сказал старик-бодрячок, – как только они начнут войну с людьми, нужно показать им силу природы над силой человеческой науки и техники.
   –      Если нам по-настоящему взяться за это дело с разрешения Всевышнего, – молвил плачущий старичок, – то мы расколем не только все их космические дредноуты, но и их герметичную сферу, откуда они будут сыпаться, как вши из прохудившегося мешка.
   –      Это уж точно! – воскликнул старик-бодрячок. – Нужно их вернуть в лоно истинных земных знаний, чтобы они с уважением опять стали относиться к достоинствам знаний небесных. Помнишь как говорил представитель «Исэ-синто» Докай Эндзю в своих трудах «Ёфукуки» – «Запись о возвращении света»: «Любой человек, кем бы он ни был, если заглянет в свою душу, как в зеркало, то убедится, что его душа и есть Амэ-номинакануси-но ками, то есть Аматэрасу-о-миками».
   Поезд остановился на маленькой станции посреди рисового поля, залитого водой. Оба старичка поспешно вышли из вагончика под дождь, надвинув по самые брови капюшоны своих плащей.
   Монахи переглянулись.
   –      Кто это был? – спросил Мосэ своего товарища.
   –      Судя по виду и их словам, это были не кто иные, как самые настоящие боги. Старик в зелёном дождевике, вероятно, бог плодородия Ниниги, а тот, что был в серой накидке, наверное, никто иной, как бог дождя Исоноками.
   –      Надо было с ними поговорить, – поздно спохватился Мосэ. – Они могли бы нам порассказать много интересного.
   –      Значит, всё же есть настоящие синтоистские боги, – молвил Хотокэ, – которых, как говорят в нашем народе, хоть один раз в жизни да можно увидеть.
   –      Да, – согласился Мосэ, – Господь создал видимый и невидимый мир.



ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ПЯТЫЙ  «Ситноистские боги и перемена веры»


   Тому, в чьей душе угнездилась злоба,
   Бессмертия не обрести;
   Слабому духом вовек не постичь
   Истинного Пути.

   Из древних китайских книг


   Da lie; Gott der Herr einen tiefen Schlaf fallen auf den Menschen, und er schlief ein. Und er nahm seiner Rippen eine und schloss die Statte zu mit Fleisch. Und Gott der Herr baute ein Weib aus der Rippe, die er vom Menschen nahm, und brachte sie zu ihm. Da sprach der Mensch: Das ist doch Bein von meinem Bein und Fleisch von meinem Fleisch; man wird sie Manning hei;en, darum dass sie vom Manne genommen ist.

   Когда я ехал в вагоне поезда, то думал о своей возлюбленной, затерявшейся где-то в борделях Токио. Я страдал оттого, что не мог ей помочь, переживая за её судьбу, но то, что больше всего мучило меняя, это было моё бессилие, потому что всю жизнь я стремился к ней, и никак не мог её обрести, и я понимал, что только в ней заключено всё богатство моей души, потому что именно она представлялась мне моим домом. Да, я был духом, а она была моей душой. И тут мои мысли перескочили сами собой на духовно-философский уровень.
   Я подумал, что всё в этом мире является пустотой, в конечном счёте, и я и она состояли из пустоты, как считали мои спутники-буддисты. Но моя и её виды пустоты были разными. Ведь душа, как и дух, также состоит из пустоты, но между этими двумя сущностями есть различие. Мне почему-то давно уже казалось, что дух имеет мужское начало, а в душе с самого её зарождения заложено женское начало. Почему я так думал? Да потому, что сравнивал в нашей действительности мужчин и женщин, и считал, что женщины по своей сути обладают душой, а мужчины являются олицетворением духа, ибо женщины несут в себе постоянство, а мужчины – переменчивость. И это предусмотрено самой природой. Правда, наше общество с его постоянно меняющейся культурой всё больше и больше отдаляется от своего природного начала, которое зарождалось как душа – как накопление духовных ценностей, и поэтому у нас идёт постоянный перекос в сторону изменчивости, а то, что не накапливается, быстро рассеивается, растворяется и самоуничтожается. Именно эта тенденция и ведёт сейчас наш человеческий мира к самоуничтожению. Мужчины, в силу своей изменчивости и постоянного движения в некуда, изобрели философию, которая стала постепенно размывать его моральные устои и уже давно не создаёт его духовных накоплений, в то время как женщины, сохраняя свою природную мудрость, считают философию абсолютно пустым занятием. И они правы. То, что постоянно движется и не стоит на месте, вырождается, как это раньше случилось с кочевниками. И только то, что ведёт оседлый образ жизни, создавая традиции и накапливая духовный багаж, может процветать и развиваться. Но, к сожалению, женщины, потеряв свою ведущую роль в обществе, стали воспринимать наш мир в мужских категориях, и они тоже поддались тлетворной тенденции изменчивости, разрушая свою женскую суть – постоянство. Это и может привести нас к полному краху нашей цивилизации и гибели человечества.
   И тут я вдруг вспомнил одну беседу с настоятелем храма Роккакудзи отцом Гонгэ. Он говорил, что женщины чем-то похожи на птиц, потому что они вечно находятся в полёте: в полёте своих мыслей, страстей и желаний, перемены настроения. И так как по версии христиан Бог их создал из плоти мужчины, вернее, из его ребра, то женщины навечно привязаны к мужчине, но они всё же являются «летающим ребром», так как, постоянно находятся в движении, и даже, оставаясь на своём месте, уже не принадлежат мужчине, так как всегда принадлежат только самим себе.
   Я вспомнил слова отца Гонгэ о том, что в Японии перед синтоистскими храмами стоят ворота в виде птичьего насеста, а сам синтоистский храм похож на куриное гнездо, где главным божеством всё же является женщина богиня Аматерасу, олицетворяющая собой солнечное тепло, которое насыщает всё вокруг себя живительной витальной энергией. И женщина для нас – это как солнце, которое, даже прячась от нас за облаками, заполняет рассеянным светом весь наш мир. И для меня моя возлюбленная Натали являлась такой же богиней Аматерасу, как для японцев их божество, и находясь где-то в неведомом месте, она освещала мне дорогу, по которой я шёл.
   Глядя на синтоистские врата Тории, я думал, что люди проходят через них и общаются с богами, как с женщинами, потому что женщины, как и боги, являются порождением всего живого, в том числе и богов. И поэтому так или иначе, общаясь с богами, люди общаются с женским началом, узнают от него о своём будущем, просят у него помощи. И ещё, я всегда подозревал, что женщины каким-то образом связаны с птицами. В Древнем Риме при храмах жили жрицы-вещуньи, которые по полёту голубей могли предсказывать будущее. В какой-то степени птицы были атрибутами женщин, может быть потому что голубки очень походили на женщин и обладали той же летучей мудростью, что и птицы.
   Я всегда подозревал, что женщины знают о природе больше, чем мужчины, потому что ближе стоят к ней. Еврейские раввины утверждают, что люди через птиц могут общаться с небом. Во время крещения Иисуса Христа с неба спустился Святой Дух в образе голубя. Так кто такие птицы? Неужели они и есть наши посредники между небом и землёй, такие же, как и женщины? Только с виду кажется, что женщины просты в мыслях и не способны к глубоким размышления, но это не так, потому что сама структура женского организма позволяет им просто и без лишних затрат находить истину, открывать такие пути к истине, которые и не снились мужчинам, потому что у них – свой мир и своя вселенная.
   Как-то отец Гонгэ признавался мне, что есть люди, которые обходятся без посредников в общении с Богом, потому что напрямую связаны с ним. Он так и говорил: «Возможно, к таким людям и относятся мои ученики. Если уж говорить серьёзно, то так и быть, открою вам одну тайну. Я никогда не требовал от своих учеников внешнего благочестия, потому что знал, что все их устремления были направлены на поиски Истины. Может быть, они ни так старательно молились и ни столько времени проводили за чтением сутры, как это делали другие монахи, но у них была своя цель, к которой они шли неотступно. Я уважал их устремления, и старался им не мешать. Помните одну из наших известных историй? Когда преподобный Дарума, один из столпов буддизма, посетил некий монастырь, то увидел, что его монахи добросовестно творят молитвы и читают сутры. Только в одной келье он увидел, как два старых монаха играют в шашки. От недоумения Дарума не нашёл слов, чтобы выразить своё отношение к увиденному. К тому же в их келье не было ни образов Будды, ни святых писаний и сутр. Поведение двух выживших из ума стариков явно отличалось от благочестивой атмосферы всего монастыря. Выйдя из этой кельи, Дарума расспросил святую братию о поведении старцев, а те выразили ему своё негодование и презрение, говоря, что смолоду эти монахи только и делали, что резались в шашки. Ради своей игры они всегда пренебрегали всеми занятиями и обрядами и, по мнению многих, эти два любителя шашек понапрасну ели монастырскую пищу. Но мудрый Дарума не всегда полагался на чужое мнение и понимал, что на свете не всё так просто. Он вернулся в келью старцев и увидел чудо, нечто сверхъестественное, то, что не могла ранее узреть монастырская братия, потому что суетно и дотошно занималась исполнением ритуалов и вопросами внешнего благочестия. Дарума увидел, как один из старцев, сделав ход, растворился в воздухе, в то время как другой старец материализовался в пространстве и начал обдумывать свой ход. Дарума понял увиденное как откровение, доказывающее святость старцев и правильность избранного ими пути к Истине. Дарума приблизился к старикам, попросил их объяснить ему смысл этой игры и узнал, что белые шашки олицетворяют добро, а чёрные – зло. Если выигрывают белые шашки, то побеждает добро, ну, а если выигрывают чёрные – побеждает зло. Старцы не могут повлиять на ход игры, они лишь наблюдают за ней, и в зависимости от результата печалятся или радуются. От них ничего не зависит в мире происходящего, а их мудрость состоит в том, чтобы узреть неизбежную истину, которая, по их мнению, как бы похожа на шар, таящий в себе тайну. И разобраться в этой тайне – это всё равно, что разобрать сферическую поверхность шара на простейшие элементы, которые являются более сложными и менее совершенными как геометрические фигуры, которые сами по себе не могут ни на йоту приблизить к самой Истине, а только удаляют от неё.  Возможно, мои ученика в своих умозрительных беседах о добре и зле тоже уподоблялись этим старцам.
   Но тут я опять подумал: «А, может быть, я ошибаюсь в своих представлениях о том, что мужчины являются главной движущей силой развития человеческого общества. Может быть, этой силой являются женщины, а мы, мужчины, являемся теми самыми кусочками, отколовшимися от шара, которые переоценивают свою значимость в этом мире, движутся неведомо куда, ак-то взаимодействуют между собой, забывая о том, что откололись то они от женского начала, котором и является женщина, творящая в этом мире жизнь. И нам ничего не остаётся, как двигаться и постоянно изменяться, в то время как женщины, находясь в состоянии постоянства и покоя, определят всю нашу дальнейшую судьбу и саму нашу жизнь».
   Поезд остановился. Я, Мосэ и Хотокэ вышли на станции недалеко от синтоистского храма Камамия. Храмовые врата Тории были сделаны из бетона. В храме жило божество, носившее название Такэминаката-но-микото, которое в древние времена при помощи серпа прогнало из этой местности опасных ядовитых змей. В честь его и был воздвигнут храм, который в народе назывался Камамия – Дворец Серпа. Увидев у врат храма мокнувшего под дождём бога, мы спросили его, настоящий ли он бог или «нисэ-ками» (фальшивый бог), как было принято сейчас различать их в народе.
   Услышав эти слова, божество обиделось.
   –      Что вы себе позволяете! – воскликнуло оно, подбоченившись, – приходите сюда, неизвестно для чего, да ещё оскорбляете хозяев этого места! Что это ещё за манера поведения такая?!
   Мы извинились.
   –      Мы только что в поезде слышали разговор о том, что старых богов согнали новые боги и заняли их места, – виновато объяснил ему Мосэ. – Не обижайтесь на нас. Мы просто хотели знать, относитесь ли вы к богам старой формации или новой.
   –      Неслыханная дерзость! – опять негодующе воскликнуло божество. – Пусть только кто-нибудь приблизится к моим владеньям, чтобы занять моё место, я его враз разделю пополам вот этой секирой.
   Сказав так, божество вынуло из-за пазухи остро отточенный серп. Я и монахи боязливо попятились.
   –      Мы пришли не за этим! – воскликнул Хотокэ. – Мы хотим только взглянуть на ежовое дерево, которое в народе называют ещё Камамия-но-во-табу.
   –      А-а, – сразу смилостивилось божество, – значит, вы пришли посмотреть достопримечательность? Ну, тогда проходите. Оно там растёт во дворе. Хорошо, что вы ещё чтите местных богов. Как говорил Кумадзава Бандзан почти четыреста лет назад в своём труде «Некоторые проблемы «Великого учения»: «В благословенную эру императоров – потомков Аматерасу было добродетельное правление. Сейчас, говоря о добродетельном правлении, нужно сказать, что, если мы хотим создать цивилизованное государство, нам необходимо возродить Путь Богов».
   Божество осталось стоять у ворот на страже своего дома. Мы с монахами прошли во двор и увидели очень странное дерево вышиной в шестнадцать метров и в обхвате более семи с половиной метров. Возраст его составлял более четырёх с половиной сотен лет. Весь его ствол был утыкан иголками как у ежа. Местами кора с дерева была содрана, и отовсюду из ствола торчали пробивающиеся плоские отростки, похожие на стебли травы только большого размера. Из-за этого дерево походила на палицу, утыканную гвоздями.
   Монахи произвели обряд очистительной медитации и постижения проникновенных знаний, после чего, вернувшись к хозяину дома, спросили, смогут ли зайти в его храм немного обогреться и обсушиться. Божество оставило свой пост и радужно проводило нас к своей пагоде.
   –      Как нам повезло! – воскликнул Мосэ, – что мы встретили настоящего синтоистского бога. В народе говорят, что каждый человек может хотя бы один раз в своей жизни увидеть настоящего бога. Сегодня мы двух уже видели в поезде, а вы, выходит третий. Поистине, полуостров Ното священный, где живут настоящие боги.
   Слова, сказанные Мосэ, понравились божеству, и он, сдержанно улыбнувшись, ласково заметил:
   –      А знаете, меня не каждый человек может увидеть. Большинство из моих прихожан – крестьяне. Живут они в окрестных деревнях. По праздникам приходят ко мне поклониться, но мало кому я являюсь в видении, и уж тем более ни с кем не могу поговорить по-человечески. Я и о вас думал, что вы меня не видите. А когда вы со мной заговорили, то удивился. Извините, что вас напугал серпом.
   –       Ну что вы?! – воскликнул Мосэ. – Это вы нас извините за бестактный вопрос.
   –      Я вас понимаю, – сказало божество, – сейчас много всякого говорят как среди простого люда, так и среди богов. Уже четверть века нас терроризируют эти прохвосты. Изгоняют нас из наших храмов, кого-то подчиняют себе, кому-то сами подчиняются. Но ко мне ещё никто не отважился сунуться. Все знают, что у меня крутой нрав. Что случиться не по мне, так я сразу же серпом по одному месту…  Ну, вы понимаете, по какому…
   И взгляд божества опустился на уровень промежностей монахов, у которых пробежали мурашки по спине.
   –      Настоящий бог – бестелесный, – продолжало божество Такэминаката-но-микото, – он может появиться перед человеком только в виде святого образа. Вот, как я перед вами. Вы можете подойти ко мне и пощупать меня. Кроме пустоты и тонкой материи вы ничего не ощутите, потому что я являюсь истинно тонкой сущностью. И уж тем более я не способен иметь близких отношений с земными женщинами, которых, как я слышал, имели над небом Канадзавы эти проходимцы. Говорят, что они могут даже создавать в небе Небесный дворец посредством своих технических изобретений и голограмм. Цирк и только! У них даже есть одна женщина, обладающая таким пирокинезом, из-за которого к ней никто не может приблизиться. Поэтому её держат в этом дворце в тёмной комнате и постоянно накачивают какими-то наркотиками, чтобы она спала. И дали ей имя нашей богини Аматерасу. Уроды!
   –      Так вы полагаете, что все небеса, устроенные адмиралом Канаэ, подделка? – спросил осторожно Хотокэ.
   –      Театр! Балаганное представление и не больше, – ответило божество.
   –      А как же быть с их стихией воздуха, божественным ветром, духом жизни, их бессмертной основой, совершенным интеллектом, эманирующегося из божественного разума, который нисходит на пророков и помогает им делать открытия, их воля к победе? – спросил Мосэ.
   Божество рассмеялось злым смехом:
   –      Ха! – воскликнуло оно. – Они ничего своего не придумали. Всё стащили у других. Самые лучшие секреты захапали себе. Небеса у нас своровали себе для декораций, даже отобрали у нас наши имена, а многих из нас изгнали взашей из наших мест. Я вам уже об этом говорил. Все они обладают животной душой, животным разумом. А что касается до их бессмертия, то это спорный вопрос. Бог, который жрёт от пуза, вряд ли может обрести бессмертие. Я очень сомневаюсь в этом.
   –      Но я слышал, что они переходят на солнечную энергию, – заметил Хотокэ.
   –      Вот ещё! – зло воскликнуло божество. – Питаться нужно не солнечной энергией, а той, которая поступает нам из центра мироздания.
   –      Что это ещё за энергия? – удивился Хотокэ.
   –      Не знаю, – ответила божество, – я живу за счёт её, но не знаю, что это такое.
   –      Как же так? – удивился Хотокэ.
   –      Вот вы пользуетесь электроэнергией, – привело пример божество, – у вас есть всякие электрические приборы, а сами до сих пор не можете понять сущности этого явления. Ведь так?
   Хотокэ не нашёлся, что ему ответить.
   –      Так и у нас у богов, – ответило божество, – мы пользуемся этой энергией, а не знаем, что это такое.
   –      А я знаю, – ответил Мосэ, – об этой силе говорится в Торе: «ты постигнешь то, что следует за Мной, уподобляется Мне, что необходимо проистекает из Моей воли». Эта сила возникает от любви Господа, Бога нашего всем сердцем нашим.
   Божество удивлённо вытаращило глаза на Мосэ.
   –      Это то, – продолжал Мосэ, обращаясь к Хотокэ, – о чём говорится в святом писании как «под крылами Бога», что подразумевается «под его покровительством». Когда Исаия увидел серафима, то о нём говорилось так, «двумя крылами прикрывает он лицо своё, двумя другими он прикрывает ноги свои, и двумя летает». Вот только сейчас я, встретившись с синтоистским божеством, понял, о чём идет речь. В первом случае, когда крыльями скрыто лицо являет собой причину его скрытого бытия, во втором случае, когда крыльями прикрыты ноги, говорится о влиянии его на низший мир, и в третьем случае о полете крыльев, подразумеваются ангелы как некие интеллекты, отделённые от материи. Они имеют изменчивые облики, в которых являются пророкам и порождены силой воображения человека как телесные формы, но они не материальны, как это божество Такэминаката-но-микото.
   Затем он обратился к своему собрату Хотокэ, сказав:
   –      Помнишь как говорил философ девятнадцатого векам Нагата Хироси: «Причём в то время, как среди чжусианцев были мыслители, делавшие акцент на рационалистических моментах, подчёркивая, например, что божество – честно, а потому, если человек честен, то божественный свет оказывает на него воздействие, или же если моральные добродетели у человека – истинные, то, творя добро, он получает покровительство божеств, иначе говоря, в то время, когда такие учёные проповедовали отказ от поклонения сомнительным божествам, Хакусэки, напротив, сделал предметом своих размышлений главным образом самих духов и божеств и такие идеи на первый план не выдвигал».
   Хотокэ напряг свой разум, чтобы понять своего собрата. А божество только моргало и смотрело то на Мосэ, то на Хотокэ.
   –      Мы можем описать господина Такэмиката-но-микото как телесное существо, – продолжал говорить Мосэ, – чтобы простые люди сами могли представить его как некого героя, имеющего определённые достоинства и достижения. Но он не материален, потому что существует только в нашем воображении, как идея, которая нас осенила только сейчас и именно в этом храме. Господин Такэмиката-но-микото мог, как серафим, иметь крылья, но он предстал перед нами с серпом в руках, способным отсечь наши органы деторождения. И предстал он нам так не случайно, а для того, чтобы подтолкнуть нас к решению какой-то загадки. И послан он нам тоже из глубины мироздания от самого Господа Бога, хотя сам Такэмиката-но-микото об этом не догадывается, и даже не подозревает, кем он нам послан.
   Божество быстро-быстро заморгало, но так и ничего не произнесло.
   –      Так вот, – продолжал Мосэ. – Господь Бог из глубины своего мироздания создает нам все условия для существования, но кроме этого, он ещё и управляет нами через таких ангелов и божеств, как этот странный господин с серпом. Весь путь, который мы уже прошли до этого, был путь к Богу. Но кроме этого мы ещё являемся и его орудием, его маленькими частичками, которые должны оправдать своё предназначение. Ведь, так? Мы являемся теми кирпичиками, из которых он строит мир. Ранее люди представляли, что ангелы имеют крылья, потому что думали, что полёт птицы самый быстрый в мире, но сейчас-то всё изменилось. Мы знаем с вами о скорости света, но ещё стремительней скорости света наш интеллект. Бог со своих небес из глубины мироздания из своего внепространственного и вневременного укрытия метнул нам господина с серпом, чтобы мы об него запнулись, и вовремя обнаружили то, что было до этого скрыто от наших глаз.
   Бедный Такэмикато-но-микото, ничего не понимая, стал шарить глазами по полу пагоды, пытаясь найти то, о чём говорил этот странный монах.
   –      Ты хочешь сказать, – спросил его Хотокэ, – что в эту минуту ты слышишь Бога, а Бог слышит тебя?
   –      Именно так! – воскликнул Мосэ. – И это произошло благодаря этому странному божеству. Через него же я понял, что всё, что мы делаем, это и есть тот путь, по которому мы должны пройти, подчиняясь воле Всевышнего. Сейчас я уже знаю, чего хочу, и что буду делать. Существует большая разница между прямым описанием предмета и косвенным указанием на его существование посредством вещей. Но эти вещи могут быть удалены от сущности предмета. Также существует разница между происходящим и действием, которое вызывает это происходящее, и которое, на первый взгляд, как бы не имеет к нему никакого отношения. Но в конечном итоге это действие является одновременно причиной и следствием этого происходящего.
   Божество продолжало таращить глаза на Мосэ и ничего не говорило. Глядя на него, Мосэ вдруг рассмеялся и возопил:
   –      Открой, Господи, очи твои и воззри!
   Он тут же взял себя в руки и, согнав с уст улыбку, продолжил:
   –      В этой фразе, тоже взятой из святого писания, говорится не о чувственном восприятии, а об интеллектуальном постижении. Те истины, которые открываем мы, известны Богу, и он радуется, что мы их постигаем. Поэтому через наш интеллект мы и связаны с Богом.
   Мосэ встал и поклонился в пояс лупоглазому божеству с серпом. Затем воскликнул:
   –      Я благодарен Господу за то, что в лице этого господина он указал мне на Его Провидение.
   Затем он поблагодарил божество и, простившись с ним, вышел из пагоды. Хотокэ и я последовали за ним.
   По дороге на вокзал Хотокэ сказал своему товарищу:
   –      Мне показалось, что в этом храме ты испытал какое-то просветление –  сатори, но я так и не понял ничего.
   Мосэ некоторое время шёл молча, но затем ответил своему другу:
   –      Ты знаешь, после того как я одолею изучение Торы и проникну умом и сердцем в совершенные знания, останусь с отцом, чтобы помочь ему просветить его заблудший народ и донести до него слово Божье.
   –      Но если миры разъединятся, и ты останешься в том измерении? Тебе не страшно? Это же подобно смерти.
   –      Значит, такова моя судьба, – грустно ответил Мосэ.
   –      Я бы не хотел с тобой расставаться, – признался ему Хотокэ.
   –      Что поделаешь, – ответил тот, – рано или поздно наши пути разойдутся. Ты пойдёшь своей дорогой, а я – своей. Дорогу для нас выбирает Господь.
   С неба лились потоки воды. Через некоторое время мы, промокшие до нитки, сели на поезд, возвращающийся в Канадзаву. Народу в вагончике было по-прежнему немного – три-четыре человека.
   Сидя возле окна и обозревая унылый пейзаж, поливаемый водой, Мосэ вдруг сказал нам с Хотокэ:
   –      Мне почему-то сейчас вспомнилась фраза Хаяси Радзана из его работы «Три рассуждения человека»: «Будда представил горы, реки, землю бренным, человеческую мораль – как призрачную и, в конце концов, лишил всех чувства долга. Господин покидает подданного, отец бросает сына, и так вот ищут Путь!»
   Затем он обратился с вопросом к Хотокэ:
   –      Ты, наверное, помнишь произведение Кэнко Хоси «Записки от скуки» – «Цурэдзурэгуса»?
   Хотокэ молча кивнул головой.
   –      Ты давеча спросил, почему я оставляю буддизм и перехожу в иудаизм. Ты тогда ещё заметил, что оба учения поклоняются Закону. Но вот только Законы эти разные. Так вот, то литературное произведение XIV века заканчивается рассказом, в котором восьмилетний мальчик спрашивает своего отца, кто такой Будда.  И отец ему отвечает, что Буддами становятся люди. «А как они делаются Буддами?» – продолжает интересоваться сын. «Становятся благодаря учению Будды», – уточняет отец. «А того Будду, который обучал Будд, кто обучал?» – спрашивает мальчик. «Он тоже стал Буддой благодаря учению прежнего Будды», – ответил отец – «А вот самый первый Будда, который начал всех обучать, – как он стал Буддой?»  Отец не знал, что ответить и рассмеялся, сказав сыну: «Ну, привязался ты ко мне со своими вопросами. Не знаю, откуда он взялся, может быть, свалился с неба, а может быть, из земли выскочил». Так вот, ещё тогда люди полагали, что человек не может стать богом, а бог не может быть человеком.
   –      Почему? – удивился Хотокэ.
   –      Как бы тебе это объяснить, – Мосэ почесал затылок и продолжил, – ну, сделаем такое качественное сравнение. Ты понимаешь, чем солнце отличается от луны?
   Хотокэ кивнул головой.
   –      Так вот, солнце светит неустанно, не прекращая своего свечения ни на минуту. По долготе своего воздействия на нас оно кажется нам вечным. Луна же, как бы живёт его отражённым светом. Она рождается, набирает по фазам яркость свечения, а потом также медленно теряет её, и исчезает из нашего вида. Так и человек, рождаясь, он растёт, достигает своего расцвета, а потом умирает. Затем появляется другой человек, который несёт в себе тот же свет, и так проходят смены поколений. В каждом из нас горит божественный свет, которого, быть может, мы не замечаем. Эти фазы луны можно отнести как к физическому взрослению человека, так и к духовному. Вначале он ребёнок, мало чего смыслящий в этом мире, со временем он обретает развитый ум, способный наполниться мудростью и божественными знаниями, а затем он, старея, опять впадает в слабоумие. Человек никогда не может стать богом, также как луна никогда не станет солнцем. Рождаясь, человек обязательно должен умереть. Ещё Муро Кюсо триста лет тому назад говорил в своей работе «Суругадай дзацува» – «Беседы в Суругадай»: «Буддизм рассматривает всё в мире как сон, как нечто преходящее, не делает различий между истинным и ложным, рушит все моральные нормы и пять постоянств».
   Хотокэ задумчиво смотрел в окно на унылый пейзаж, даже бамбуковый лес, напитанный дождём, не вызывал чувства радости.
   –      А сейчас представь Всевышнего, находящегося в глубине мироздания. Он творит вокруг себя мир, одухотворяя материю, зажигает для нас фонари, которые светят также, как солнце, распространяет по всему миру знания, которые мы улавливаем нашим несовершенным умом.
   –      Какого же размера должно быть это существо, которое создало весь этот мир? – вдруг задал вопрос Хотокэ.
   –      Дело здесь не в размерах, – молвил, подумав, Мосэ, – а в потенциальных способностях этого Высшего Существа. Сам человек небольшого роста, но и он способен выстроить дворец или здание огромных размеров. А представь себе, если бы этот человек обладал бессмертием, сколько бы городов он мог построить только на одной земле. К тому же, рожая детей, этот человек может получать себе помощников в своём строительстве. Я думаю, что и мы с тобой рождены Всевышнем, чтобы помогать Ему отстраивать этот мир и улучшать его.
   Вдруг недалеко от себя монахи услышали возглас пожилого крестьянина, читающего газету «Хоккоку-симбун».
   –      Ба! – воскликнул он. – Американцы опять оккупировали Филиппины. А русские ввели снова свои войска в Монголию. Нет, что ни говорите, а быть войне. У меня такое же чувство, какое было перед второй мировой войной, когда опасность нам дышала в спину.
   Монахи прекратили свою беседу и прислушались.
   Молодой парень, сидящий недалеко от пожилого крестьянина, услышав его замечание, улыбнулся и сказал:
   –      Ну что же делать. Вы повоевали в своё время, так и нам хочется повоевать. Пришло наше время менять политическую карту мира.
   –      Типун тебе на язык! – воскликнул крестьянин. – Ты даже не представляешь, что такое война. На войне гибнут люди, и ты можешь сложить свою дурную голову ни за что. А войны сейчас будут ещё более разрушительные и ужасные, чем раньше. Я жил ещё ребёнком в Токио во время войны и выжил лишь благодаря тому, что меня эвакуировали сюда. Вся столица дымилась в развалинах от американских бомбардировок. Остались только два нетронутых места: императорский дворец и театр Кабуки. Американцы их не разбомбили потому, что хотели с кем-то подписать капитуляцию, да ещё любили театр, полагая, что будут посещать его после оккупации нашей страны.
   Пристыженный парень молчал. Вместо него в разговор вступила женщина средних лет, сидящая недалеко от крестьянина.
   –      Молодёжь ничего не понимает в жизни, – сказала она, – у меня у самой двое таких сыновей растут. Ничего им делать не надо, всё получают готовенькое. Играют в свои компьютерные игры и смотрят на весь мир, как на большую игру. Хорошо, хоть Япония объявила о своём нейтралитете.
   –      Надолго ли? – молвил крестьянин, помахав газетой. – Если дела в мире будут развиваться как сейчас, то и нам не избежать войны.
   Поезд остановился возле небольшого поселка, в вагон село сразу семь человек, едущих в город. Среди них монахи увидели того самого старика со слезящимися глазами в серой непромокаемой накидке, которого раньше они приняли за бога дождя Исоноками. Идя по проходу между сидениями, он вдруг остановился возле маленького мальчика, на которого раньше монахи как-то не обратили внимания. А не обратили они внимание на него потому, что он был слишком мал. Мосэ показалось, что он уже где-то раньше видел этого малыша. И вдруг он вспомнил, что именно этот малыш во время карнавала в небе Канадзавы отплясывал чечётку на маленьком бубне, да так, что весь мир затаил дыхание, наблюдая за его мастерством. Старик, поклонившись мальчику, сказал:
   –      Извините, что и сегодня скрыл от вас божественный лик богини Аматерасу.
   –      Ничего страшного, – воскликнул бойкий малец, – я же понимаю, это – ваша работа.
   –      Недавно видел вашего дедушку. Мы ехали с ним в этом же поезде. Он сказал, что в этом году есть хорошие виды на урожай риса.
   –      Благодаря вашей тени (О-кагэ-сама-дэ), – пропищал юнец и поклонился старику.
   –      Чем мы обязаны вашему появлению? – любезно спросил его старик.
   –      Да вот, прибыл на землю, услышав, что множеству народа предстоит отправиться из этого мира в страну Тьмы к госпоже Идзанами.
   Монахи испуганно переглянулись.
   –      Кто это, как ты думаешь? – шёпотом спросил Мосэ своего товарища.
   –      Полагаю, – тихо ответил тот, – что это маленький бог Сукуна-бикона, заброшенный когда-то в страну смерти, внук бога плодородия Ниниги. В народе его зовут «бог, обладающий маленьким именем», а ещё «маленький муж» или «молодой человек». О нём было написано в старинной рукописи «Кодзики», что его матерью является богиня Камимусуби, женщина, породившая богов. И отец его из высшей аристократической знати, ещё в анналах древней истории «Нихонсёки» было написано, что его отец сам Такамимусуби. Так что, несмотря на его малый рост, происхождение у него весьма благородное.
   –      А как он попал в мир тьмы? – спросил Мосэ.
   –      Это удивительно, что он попал туда, – прошептал Хотокэ, – но Сукуна-бикона-ками – самый живой бог на небесах. Он своего рода живчик, сперматозоид, который может проникнуть в любое место. Это – бог особой породы богов мусуби, которые порождают всё живое как боги брака, рождения, земли. Когда-то он в крошечной лодке из стручка растения кагаимо прибыл на гребне волны в провинцию Тоса. В то время мальчуган помогал богу О-куни-нуси в устройстве государства и поднаторел в разрешении всяких щекотливых дел. Сам он, как видишь, мал и может пролезть в любую дырку, связать и развязать любой узел. Как советник, он просто незаменим для любого государя. А попал он в страну тьмы по своей глупости. Прогуливаясь по лугу, он взобрался на верхушку просяного колоса, упругий стебель разогнулся и забросил его в «дальнюю страну», как принято называть в народе страну смерти.
   –      Вот бы мне поговорить с ним, – прошептал Мосэ.
   –      Это зачем ещё? – удивился Хотокэ.
   –      Узнал бы о судьбе моей матери и бабушке в стране тьмы. Может быть, он что-нибудь знает о них.
   В это время в вагон вошёл кондуктор и стал проверять у всех билеты. Проверив билеты у монахов, кондуктор прошёл мимо старика и мальчика, как мимо пустого места.
   –      Он их совсем не видит, – высказал предположение Хотокэ.
   –      Этого и следовало ожидать, – согласился с ним Мосэ, – они же – тонкие сущности – ангелы, иными словами. Но меня сейчас занимает другое. Почему мы их встретили на нашем пути? Это какой-то знак нам Всевышнего. Может быть, он послал их нам, чтобы мы поторопились? Судя по всему, война вот-вот может разразиться.
   Кондуктор, проверив у всех билеты, вышел из вагона. Пассажиры вновь заговорили между собой. Старец, продолжая прерванный кондуктором разговор, спросил мальца:
   –      Стало быть, вы хотите стать для этих людей поводырём в страну Тьмы?
   –      Нет, – улыбнувшись, ответил мальчуган. – Дорогу туда они найдут сами, потому что трудно с неё сойти, если кто-то отправился туда. Да и заблудиться по пути туда невозможно.
   –      Вот оно что! – воскликнул бог дождя Исоноками. – А, понял, вы прибыли сюда, чтобы дать им некоторые советы, чтобы первое время они не чувствовали себя одиноко.
   –      И это не угадали, – заливаясь смехом, сказал бойкий Сукуна-бикона. – Уж где-где, а там они одиноко себя не почувствуют. Потому что у них там столько родственников, что многие из них даже предположить не могут, сколько там находится их прабабушек и прадедушек. Одним словом, все их родственники там соберутся.
   –      Но тогда зачем вы сюда прибыли? – удивился Исоноками.
   –      Я хотел бы понять, почему люди так стремятся отправиться в Страну Тьмы (Ёми-но-куни).
   Поезд остановился на очередной станции и слезливый бог дождя Исоноками, клянясь и извиняясь, заспешил к выходу, боясь не успеть сойти. При этом, проходя мимо нас, и как бы обращаясь к нам, он воскликнул слова Хирата Ацутанэ из труда «Кодотайи»: «Пора без всяких колебаний распроститься со смрадным буддийским душком и воспринять великий дух Ямато, дух нашей священной страны, и поскорее неуклонно и навсегда воспитать в себе истинную, чистую и прекрасную душу Ямато!»
   Как только Исоноками сошёл на остановке, Мосэ решительно встал со своего места, и, не говоря ни слова своему другу, подошёл к «маленькому мужу» и поклонился.
   –      Извините меня великодушно, – сказал Мосэ, – за мою бестактность и нарушение вашего покоя. Но мне очень нужно с вами поговорить.
   Маленький бог посмотрел на Мосэ с удивлением и молвил:
   –      А разве вы меня видите? Кто вы?
   –      Ваш покорный слуга, молодой человек. Я – простой монах и обрёл способность видеть богов сравнительно недавно, а проще сказать, только сегодня утром. Вы являетесь, четвёртым богом, кого я уже сегодня увидел.
   –      Вот как? – смеясь, произнёс Сукуна-бикона, – а что вам нужно от меня.
   –      Я знаю, что вы были в стране мёртвых и недавно из неё вернулись, – продолжал Мосэ. –  Наверняка, вы встречались там с моей матерью и бабушкой. Моя мать умерла при моих родах, я её даже не видел, но я хотел бы знать, хорошо ли там ей?
   Маленький бог рассмеялся и воскликнул:
   –      Вы шутите! Как я могу знать всех умерших в стране тьмы? Вы даже не представляете, что это за огромная страна. Она намного больше, чем все материки, вместе взятые на этой планете. Вы только представьте, на земле сейчас рождается каждую секунду два с лишним человека, и чуть поменьше умирает. Но родившиеся всё равно умирают рано или поздно. Они все попадают в эту же страну. А сейчас представьте себе, сколько человек туда переселилось за всю историю человечества. То-то оно! Я, конечно, многое могу, но я не Всемогущий Бог, наверное, только ему под силу знать, сколько человек умерло с тех пор.
   –      Но как вы сами туда попали? – удивился Мосэ.
   –      Я человек маленький, – ответил мальчик-с-пальчик, – в любое отверстие пролезу. Если нужно, то могу сделаться размером с муху. Мы же знаете, что муха на зиму может умереть, а весной, пригретая солнцем, опять ожить. Так и я. В этом мире, чем меньше организм, тем он живучее. Люди часто гибнут из-за своего большого роста. Человек умирает, а черви, живущие в нём, продолжают жить и поедать его.
   –      А зачем вы вернулись в наш мир? – спросил Мосэ, хотя и помнил его ответ богу Исоноками.
   Сукуна-бикона посмотрел на Мосэ испытывающим взглядом, а затем ответил:
   –      Вам я могу сказать истинную правду моего появления в этом свете. Я думаю, что вы не разболтаете другим богам истинную причину моего появления здесь.
   –      Разумеется! – воскликнул Мосэ.
   –      Я прибыл сюда, чтобы успеть получить полагающуюся мне должность. Вы, наверное, знаете, что богу О-куни-нуси я помогал создавать устои справедливого государства. И после моей помощи у людей долго продолжался на земле Золотой Век, пока они не разрушили все устои государственности и моральных ценностей. Сейчас все они докатились до своей гибели. Старый мир рушится, приближается время становления новой цивилизации. Сейчас, как я понимаю, сталкивается три, а может быть даже четыре мира: мир людей, мир богов и мир маркиза Канаэ с его Небесной империей небожителей. Кто выйдет из него победителем – пока неизвестно. В таких ситуациях я предпочитаю тактику ожидания. Как только победит новая цивилизация, я предложу её правителю свои услуги по устройству государства. Но мне кажется, что при таких делах все люди перекочуют в страну Ёми-но-куни.
   –      Так вы не знаете, у кого мне можно справиться о моей матери? – спросил Мосэ.
   –      Я думаю, что лучше всех может знать об этом богиня загробного мира Идзанами.
   –      Моя мать – еврейка.
   –      Ну, тогда я не знаю, – развел руками в стороны Сукуна-бикона. – Идзанами отвечает только за японскую страну тьмы.
   Поезд прибывал на вокзал Канадзавы. Снаружи быстро темнело. Увидев огни приближающегося здания вокзала, маленький бог, извинившись, превратился в муху и вылетел в полуоткрытое окно вагона наружу.
   Мосэ вернулся на своё место к нам. Поезд остановился. Я и монахи вышли на перрон вокзала. Яркими огнями горела вечерняя Канадзава.


ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЙ «Первая женщина»


   Не поведав ни о чём
   Даже матери своей родной, –
   Будь что будет, –
   Своё сердце отдаю
   Я во власть твою, любимый мой.

   «Манъёсю» (Х1-2537)


   Darum wird ein Mann Vater und Mutter verlassen und an seinem Weibe hangen, und sie werden sein ein Fleisch. Und sie waren beide nackt, der Mensch und das Weib, und sch;mten sich nicht.

   Когда я ехал в поезде, то думал с мукой в сердце о своей возлюбленной Натали. Как так получилось, что она была продана какими-то бандитами в бордель, и мужики ею пользовались как какой-то вещью? Я ещё раз подумал, что наша цивилизация, построенная на патриархате, имеет все основания быть уничтоженной, потому что благодаря своей силе одна часть человечества, а именно, мужчины построили эту цивилизацию на насилии и частной собственности, а другую часть человечества –  женщин – превратили в товар. Они в продолжении всей своей истории рассматривали женщин как свою личную собственность, приравняв их к вещам и сделав их объектами своих манипуляций. И женщины потеряли не только свою свободу, но и свою интеллектуальную самостоятельность, начиная воспринимать мир мужскими мерками и смотреть на природу и всё окружающее мужским взглядом с его извращёнными категориями. Женщины отказались от своей женской природной мудрости, переориентировавшись на мужскую философию. Произошло нечто поразительное, когда мужчины вдруг смотрели на женщин не только как на своих соратниц, но, померившись с ними силами, определили их в разряд низших существ, и стали с призрением к ним относиться, приравнивая их мыслительные способности к своему интеллекту. Но женщины всё же продолжали оставаться вещью в себе, такими, как их создала природа, и которая ждала их часа пробуждения. Я попытался сосредоточиться и посмотреть на женщин отстранённым взглядом, и найти в их духовной составляющей тот элемент, который их определял, как мужскую противоположность мужчин, но тут опять вдруг услышал голос отца Гонгэ, который вещал мне на ментальном уровнен такие мысли: «Мне сложно сказать, как мои ученики относились к женщинам, потому что в разговорах с ними я никогда не затрагивал эту тему. Но я думаю, что они не были ханжами, потому что истинный монах понимает красоту. Чтобы подтвердить истинность моих слов, сошлюсь на пример. Тот же монах Сайгё в шестом свитке своего произведения повествует, как однажды святой Сёку, живший в десятом веке, отправился в весёлый квартал, дабы лицезреть там бодхисатву Фугэн в его плотском облике. Сёку видел перед собой танцующую Эгути, но всякий раз, как он закрывал глаза, перед ним вставал облик бодхисатвы Фугэн. Сёку ощутил в своём сердце истинное благоговение, а куртизанка тут же на его глазах внезапно умерла. Несмотря на то, что святость и женщина не всегда бывают совместимы, однако именно в женщине Всевышний собрал всю красоту мира. Мой любимый ученик Мосэ даже нашел себе подругу Митико, дочь банкира Абурауси – Жирной Коровы. Он собирался на ней жениться, но его каким-то ветром занесло в Небесную империю своего отца маркиза Канаэ – Треножника – Опоры императорского трона».
   Я очнулся и отвлёкся от своих мыслей, тем более, что мы уже прибыли в Каналзаву. В Канадзаве профессор Онмёо-но-ками помог нам устроиться на ночлег в студенческое общежитие в университетском районе Какума-кампус. Там мне с монахами выделили маленькую комнатку. Вымокшие и усталые мы добрались до своего ночлега и тут же стали укладываться спать, развесив в комнате свою одежду для просушивания. Как только мы легли под свои футоны (стеганые одеяла) в дверь раздался стук.
   –      Кого ещё чёрт нам принёс? – недовольно пробурчал Мосэ, вставая с постели и направляясь к двери.
   У порога их комнаты стояла симпатичная студентка. Увидев Мосэ в одних трусах, она рассмеялась, а Мосэ смутился.
   –      Чем обязан столь позднему визиту? – спросил он девушку не очень приветливо.
   Она подавила смешок и, поклонившись, спросила:
   –      Вы наши новые соседи?
   –      Только на одну ночь, – ответил он.
   –      Это не важно, – ответила она. – Всё равно мы рады, что вы поселились с нами рядом.
   На любезность девушки Мосэ ответил своей банальной любезностью.
   –      На студентов вы не похожи, – заметила она, – староваты для студентов.
   –      Мы – монахи, – представился Мосэ.
   –      Это ничего, – улыбнувшись, сказала она, – пережить можно, просим к нам в гости на чай.
   Мосэ вначале хотел отказаться, но, подумав, решил, что чашка горячего чая не повредит на сон, грядущий, после трудного дня, проведённого в мокрой одежде. Повернувшись к Хотокэ, он спросил:
   –      Нас приглашают в гости. Ты пойдёшь?
   –      Какого чёрта! – недовольным сонным голосом пробурчал Хотокэ из-под футона и тут же уснул.
   Мосэ спросил у девушки номер комнаты и сказал, что придёт через несколько минут. Посмотрев на свою мокрую одежду, развешанную в комнате, он покачал головой и вытащил из рюкзака новенькое, упакованное в пакет кимоно-юката, подаренное ему Ангелом-хранителем при выписке из гостиницы. Кимоно было расписано гербами княжества Кага с логотипами гостиницы «Хякумангоку». Надев его, Мосэ, прежде чем отправиться в гости. Обратился ко мне сказав:
   –      Философ Сюндай ещё в семнадцатом веке сказал в своей работе «Бэндосё»: «Испытывать любовь, глядя на красивую женщину, это естественное человеческое чувство, не заслуживающее упрёка, и лишь благородный не обращает внимания ни на кого, кроме своей жены». Так как у нас с вами нет жён, то может быть мы посетим местных красавиц и немного развлечёмся сами и развлечём их, конечно, в рамках пристойности.
   Я не возражал, и мы вместе отправились в поисках наших ночных приключений.
   В комнате, которая располагалась рядом по коридору, Мосэ обнаружил трёх девушек и двух парней, сидящих прямо на циновке рядом с низким столиком, заставленным бутылками пива разных марок: «Асахи», «Саппоро» и «Кирин».
   –      Пиво будете? – спросила пригласившая его девушка.
   Вначале Мосэ хотел отказаться, но потом вспомнил, что порвал со своим монашеством и переменил веру. А по иудаизму употребление вина не воспрещалось. И он кивнул головой. Я тоже согласился выпить, так как моя вера не запрещала мне употребление крепких напитков, и девушка налила нам полные кружки пива «Кирин». Девушку звали Митико. Рассмотрев наши кимоно-юката один из парней с жиденькими усами, улыбнувшись ехидно, спросил Мосэ:
   –      Вы останавливались в гостинице «Хякумангоку»?
   –      Да, – подтвердил Мосэ, – мы со своими товарами я прожили там целую неделю.
   –      Ого! Это же дорогое удовольствие жить в гостинице «Хякумангоку». Я там ни разу не останавливался, но видел, как часто её рекламируют по телевидению для богачей, – осуждающе покачал головой парень, – я слышал, что там номер в сутки стоит тридцать тысяч иен. Откуда у монахов такие деньги?
   –      Таких денег и у нас никогда не было, – сказал Мосэ, – вы же знаете, что монахи нищие и живут одним подаянием. За нас платили.
   –      А! – воскликнула девушка с короткой стрижкой. – Я слышала, что в этой гостинице завёлся полтергейст. Мне об этом рассказывал дядя. Вы, наверное, там жили, чтобы успокоить его.
   –      Как интересно! – не дав ответить монаху, воскликнула другая девушка, у которой волосы были завязаны на затылки и болтались в виде хвостика. – Страсть как люблю слушать всякие ужасные истории. Расскажи нам.
   –       А что нам рассказывать, – сказала подруга, – весь город говорит, что в Кага завёлся полтергейст. И что интересно. Он поселился ни где-нибудь, а в самой дорогой гостинице города. По вечерам он забирается в бар, и сам наливает себе вино и саке. Многие постояльцы видели, как у них со столов исчезали бутылки с пивом и закуска.
   –      Что-то такое я тоже слышал, – сказал безусый парень с круглым лицом и оттопыренными ушами, – говорят, что этот полтергейст перетрахал всех женщин в гостинице. И даже когда там останавливаются молодожёны, он начинает приставать к молодой жене. Обнимает её в ванной, когда она моется, пристраивается к ней ссади. Та-то думает, что это делает её муж. Позволяет ему всякие вольности с собой, а когда оборачивается, то никого рядом не видит, а тут ещё слышит голос своего мужа из соседней комнаты, который спрашивает её: «Не потереть тебе спинку?» С ней начинается истерика.
   –      А моя подруга Тосико с литературного факультета недавно рассказала мне, – начала говорить Митико, – как она тоже останавливалась в этой гостинице.
   –      Это та воображала, у которой отец депутат парламента? – перебил её усатый парень.
   Митико кивнула головой и продолжила:
   –      Та самая. Так вот, она мне сказала, что сразу же после одной сцены, которая случилась на её глазах в бассейне горячего источника, она тут же выехала из гостиницы. Представляете, сидит она в горячей воде рядом с одной женщиной и вдруг видит, как кто-то залезает в воду. Самого призрака она не видит, а чувствует только его присутствие. То, что он вошёл в воду, она поняла по кругам, которые пошли по воде. Как будто речной бобёр поплыл. Представляете?! А она такая трусиха, что сразу стала держаться ближе к женщине. Мало ли что может произойти, вдруг кто-то цапнет её из воды. Может быть, в гостиницы живут крысы и тоже купаются в горячем источнике, подумала она вначале. Так вот, кто-то невидимый подплыл ближе к их месту купания и встал между ними. Она очень чувствительная девушка, и даже слышала рядом с собой дыхание мужчины. Сначала он коснулся её грудей. Она отшатнулась от него, и тот начал приставать к её соседке. Он как бы развернул ту женщину к себе спиной и стал её домогаться. Вокруг женщины и этого призрака хлюпала вода. Представляете? Тосико замерла, даже пошевелиться не могла от страха. А женщина уже начала стонать, испытывая оргазм, а затем повернулась к ней и спросила, как ей удалось это сделать. Представляете? Она приняла Тосико за лесбиянку, эту скромницу, которая до сих пор ещё девственница. Бедная Тосико еле живая выбралась из ванной и едва унесла ноги, чуть не голая бежала через всю гостиницу. Тут же собрала в номере свои вещи и выписалась. Представляете, чего она натерпелась.
   –      А я слышал, что некоторые женщины, после того как останавливаются в этой гостинице, беременеют, – сказал круглолицый парень и засмеялся, добавив. – Поэтому, наверное, эта гостиница сейчас пользуется таким спросом у женщин. Многие из них мечтают переспать в ней с полтергейстом.
   –      Вот ещё! – воскликнула девушка с короткой стрижкой. – Я бы ни за что на свете не хотела виртуального секса. Представляете, находиться в чьих-то объятиях и не видеть даже его лица. А, может быть, он какой-нибудь урод, или ещё хуже – дьявол. Что тогда?
   Парень, державший её за руку, играючи повалил её на пол и стал тискать, приговаривая: «Я – чёрт. Боишься меня? Сейчас я тебя изнасилую». Девушка, смеясь, отбивалась от него, восклицая: «Какой ты чёрт. От чёрта у тебя есть только одна эта козлиная бородка».
   Мосэ медленно потягивал из кружки пиво, наблюдая, как парень с усами, дурачась, тискал девушку с короткой стрижкой, в то время как круглолицый держал свою руку на коленке своей соседки, обхватив её за талию, и что-то нашептывал ей на ушко.
   Любовные игры парней с девушками стали нас возбуждать. И я вдруг вспомнил слова средневекового мыслителя Сато Наоката: «Будда – пустой доктринёр, поскольку безразличен к делам и вещам». И тут же подумал, как трудно монахам даётся обе безбрачия, когда вокруг них происходят такие вещи.
   Компания уже выпила изрядное количество пива. Пустые бутылки стояли лесом прямо возле двери. Начав разговор с полтергейста, студенты перешли на тему секса и, не стесняясь, говорили такие вещи, которые меня коробили, и которых Мосэ, вероятно, впервые слышал в своей жизни. От этих разговоров девушки и парни возбуждались. И чем больше было выпито, тем откровение становились ухаживание парней за девушками, которых они целовали взасос. Неожиданно я заметил, что на Мосэ накатывает какая-то незнакомая ему волна возбуждения. Я видел, что глаза Митико отливали лучезарным блеском, и, подливая пиво ему в кружку, она, как бы случайно, касалась его. Дрожь пробегала по его телу, то ли от её прикосновений, то ли оттого, что он продрог от мокрой одежды, которую не снимал весь день. На некоторое время разговор, перестав быть общим, разбился на группы. Студенты говорили об университетских делах, о том, что хотели бы провести демонстрацию против развязывания новой мировой войны, а заодно и выступить за социальную справедливость, в защиту прав угнетаемых капиталистами трудящихся классов и народов.
   Я начал скучать. Улучив момент, Митико повернула свой прекрасный лик в сторону Мосэ и полушутя – полусерьёзно сказала ему, что мечтала всю свою жизнь соблазнить монаха.
   –      Зачем же стало дело? – спросил он её.
   –      Но разве монаха можно соблазнить? – удивилась она.
   Мосэ, рассмеявшись, в шутку сказал:
   –      Меня можно. Я уже не монах. Порвал с монашеством. Исповедую другую веру.
   –      Вот как?! – воскликнула она. – А какую религию ты исповедуешь?
   –      Иудаизм.
   –      Как интересно! –  опять воскликнула она. – Я бы хотела больше узнать об этой религии. И если мне она понравится, то стать иудейкой.
   –      Вера не есть декларируемая форма, – ответил он ей. – Она является содержащимся в уме представлением, в истинности которого он убеждён. И если это представление содержит внутреннее противоречие, то оно не может быть не только считаемым правильным, но и мыслимым вообще и считаться предметом веры. Всё, что содержит в себе противоречие, не имеет права на интеллектуальное представление. Чтобы поверить во что-то, вначале нужно понять, во что ты веришь.
   –      Какой ты умный! – похвалила его Митико, и, кивнув на студентов, добавила, – не то, что мои сверстники. Они – сущие оболтусы.
   Парень с усиками и девушка с короткой причёской встали и, не прощаясь, вышли из комнаты. Девушка с хвостиком, сидела на коленях у парня с растопыренными ушами. Они целовались.
   Митико положила свою руку на плечо Мосэ и, улыбаясь, спросила его:
   –      Сколько времени у тебя не было женщины?
   –      Тридцать пять лет, – ответил тот.
   –      Так значит ты девственник? – восхитилась она. – Неужели ты всю свою жизнь ни разу не был с женщиной?
   –      Я же был монахом, – ответил тот.
   –      Как здорово! – воскликнула она. – Когда я это слышу, то вся начинаю дрожать. Чувствуешь, как у меня колотится сердце?
   Мне было неудобно слушать их легкомысленные речи, и я прикинулся сонным, развалившись на бутоне.
   Митико, взяв руку Мосэ, положила её на свою грудь. Мосэ почувствовал, как нижняя часть его тела немеет. Вторая пара тоже исчезла из комнаты, не сказав ни слова. Мосэ охватило такое возбуждение, то он схватил Митико в объятия и стал целовать. Он впервые в жизни целовал девушку. Повалив её на татами, он обнажил её грудь и прикоснулся губами к соскам.
   Я хотел уйти, но побоялся помешать им, и продолжал лежать, прикинувшись сонным. Из-под смеженных век я видел всё, что происходило в комнате, оставаясь сторонним наблюдателем.
   Тело Митико содрогнулось от этого соприкосновения. Развязывая его пояс кимоно, она ловким движением стянула с себя кофточку. Бюстгальтера на ней не было. Она притянула к себе Мосэ и прошептала ему на ухо:
   –      Не могу больше терпеть. Возьми меня. Ты и так меня весь вечер возбуждал.
   Мосэ не очень представлял, как он может её взять. И Митико всё сделала сама. Когда они уже вошли друг в друга, Митико простонала:
   –      Что я делаю? Нам надо было как-то предохраниться. А то я такая, что стоит мне только постоять рядом с мужчиной, как я тут же беременею.
   Я закрыл глаза, не стал больше смотреть на эту картину соблазнения буддийского монаха, и тут же в мыслях, почему-то, вспомнил фразу одного радикального критика феодализма середины восемнадцатого века Андо Сёэки, который говорил: «Нет буддистских законов продажных монахов, которые, создав рай и ад, кормятся людскими благодеяниями, – нет обманутых и запутанных поучениями ложного себялюбия. Нет законов продажных монахов – нет и прохвостов вроде отшельников, которые не пашут, а живут подаянием, нет воришек из синто – нет и бездельников, живущих плутовством и торговлей молитвами, нет толстопузых бонз и синтоистских обманщиков – нет и бессмысленных расходов на создание их храмов». Я подумал, что любовь к женщине и телесная близость с ней – это самое ценное, что имеет мужчина в жизни, которое всё остальное в мире превращает в никчемный мусор и глупость.
   Я слышал, как Мосэ набросился на девушку как тигр на добычу, и его копившаяся годами сила дала себе выход. Из монаха он превращался в сильного мужчину, и ему было это приятно. Снова и снова он набрасывался на бедную девушку, но постепенно он каким-то чувством понял, что ей нужно, и сделался с ней таким нежным, что она совсем растаяла в его объятиях. Каждый раз после насыщения она восклицала: «Как здорово!» Но через несколько минут они опять сплетались в любовном объятии. Сколько было таких соитий за эту ночь, прерываемые коротким сном, они не могли сказать, потому что потеряли счёт времени. Да и я в конце концов, уснул под их любовные стоны. Я был рад, что они были счастливы. Когда же я проснулся, то в темноте услышал их приглушённый шёпот. Митико после очередного насыщения полностью обессиленная откинулась на спину и сказала:
   –      Всё! Больше не могу. Такого у меня ещё ни с кем не было.
   –      И у меня тоже, – ответил Мосэ.
   Митико прижалась к нему всем своим телом и молвила:
   –      Кажется, я тебя люблю.
   –      Ты у меня – первая женщина в моей жизни, – сказал он ей.
   –      А меня были мужчины, – призналась она. – Но ты тоже у меня первый, с кем я почувствовала себя женщиной.
   Мосэ поцеловал её в лоб и заметил:
   –      Но ты намного моложе меня.
   –      Только сейчас я поняла, кто мне нужен.
   –      И кто же? – спросил её Мосэ.
   –      Ты. Только один ты, с кем я могу быть по-настоящему счастлива. И я тебя никуда больше не отпущу и никому не отдам.
   –      Но у меня есть долг, который я должен выполнить, – заметил Мосэ.
   –      Какая разница, – засмеялась Митико, – ты можешь выполнить его вместе со мной. Я помогу тебе во всём, что ты будешь делать.
   –      А как же учёба в университете?
   –      Не беспокойся. Я – вольная птица, что хочу, то и делаю.
   –      Пока что я вижу, – заметил Мосэ, рассмеявшись, – что ты – просто избалованная птичка, которая выпорхнула из родительского гнезда.
   –      Но я не выпущу своего счастья из рук.
   Сказав так, Митико притянула голову Мосэ к своей груди.
   –      Ты можешь ни о чём не беспокоиться, – сказала она. – Ты даже не представляешь себе, насколько я богата. И университет для меня – это только развлечение.
   –      Может быть, и я – для тебя развлечение? – спросил её Мосэ.
   –      Ну, что ты такое говоришь, – воскликнула она обиженно, – я сейчас поняла, что ты для меня – всё. Я даже могу за тебя умереть, если это будет нужно. Я всё тебе отдам вместе с собой, только не покидай меня. Я хочу быть с тобой вместе везде и всегда, и никогда не расставаться. Ты веришь в любовь с первого взгляда?
   –      Не знаю, – откровенно ответил Мосэ, – я же тебе сказал, что до этого был монахом и старался держаться от женщин подальше. Сейчас я хочу начать новую жизнь. Я сменил религию.
   –      Я тоже хочу начать новую жизнь, – сказала Митико, – и принять любую религию, какую ты хочешь.
   –      А во что ты веришь? – спросил её Мосэ, и тут же не дожидаясь её ответа сказал. – Японский философ Муро Кюсо в своих «Беседах в Суругадай» – «Суругадай дзацува» полагал так: «Те, кто восхваляет чудотворную силу синтоистских богов и Будды, клевещут на мир и обманывают народ. Они – государственные преступники, их дело – великое зло для Поднебесной».
   –      Я – атеистка, – ответила она, – как и все студенты в нашем университете. Атеизм и социализм – это основное увлечение нашей молодёжи. Мы выступали против института монархии в нашей стране. Императора я тоже считаю пережитком прошлого. К тому же наш император ничем не управляет, сидит в своём дворце, как игрушка, которую один раз в год показывают людям, когда он выходит на балкон поздравить всех с Новым годом и пожелать счастья. Потом он опять исчезает в своих покоях на целый год. Зачем нам нужна такая дорогая игрушка. Мы хотим республики, и ещё хотим установить в стране социализм, чтобы все богатства были разделены между всеми поровну и принадлежали народу.
   –      Но в России был уже социализм, – возразил ей Мосэ, – однако народ там от этого не стал жить лучше.
   –      У нас будет другой социализм, – заявила Митико, – более справедливый и гуманный.
    –      Я думаю, что нужно не создавать какой-то утопический строй, и навязывать его другим, – заметил Мосэ. – Нужно попытаться вначале исправить себя, постараться разобраться в этом мире и понять своим умом и сердцем, что тебе ближе и лучше. И когда другие убедятся, что ты чего-то можешь добиться, что-то открываешь для себя, иными словами, что-то значишь, вот тогда-то, может быть, люди по своей воле пойдут за тобой туда, куда идёшь ты. Но в жизни всегда можно ошибиться, и пойти не в ту сторону, куда тебе надо. Иногда люди это осознают уже в конце своего пути. Совсем недавно я видел моего отца, который это понял.
   –      А мой отец до сих пор не может это понять, – вздохнув, сказала Митико. – Он упрямый как осёл, стоит на своём, и ни с места. Он верит в мир денег и глобализацию, как будто это – единственное, ради чего живет человек. Поэтому я и уехала из дома, поступив в этот университет. Изучаю социологию.
   –      А кто твой отец? – спросил её Мосэ.
   –      Мой отец директор Всемирного банковского консорциума. Может быть, слышал, его ещё называют в народе Абурауси (Жирная корова). Но ему больше бы подошла кличка Золотой Телец или Мешок с Деньгами. Он считает, что управляет не только мировыми финансами, но и всем миром. А кто твой отец?
   –      Маркиз Канаэ.
   Услышав эту фамилию Митико, пристально посмотрела в глаза Мосэ и спросила:
   –      А ты не шутишь?
   –      Да, какие уж тут шутки, – ответил он.
   –      Вот здорово! Поверить этому не могу, – восхищённо воскликнула Митико. – Значит, я только что сейчас переспала с сыном бога? То-то я почувствовала в тебе такую силу, на которую не способен ни один смертный мужчина.
   –      Уверяю тебя, что я – смертный человек, – сказал Мосэ.
   –      Но маркиза Канаэ в народе называют Треножником, опорой императорского трона, главным божеством нео-синтоизма. Наверное, никто его не видел в глаза. Я вообще его считала легендарной, выдуманной личностью. Он – как вымышленный герой, посредством которого дурачат народ.
   –      Нет, – молвил Мосэ, – маркиз Канаэ существует и является реальной личностью. Не далее, как вчера, я виделся с ним в гостинице «Хякумангоку». И знаешь, он мне признался, что не верит в синтоизм, и хотел бы помешать развязыванию третьей мировой войны.
   –      Мой отец тоже не хочет войны, – сказала Митико, – он считает, что на войне сейчас не заработаешь, а только потеряешь деньги. Но мне не нравится, когда кто-то смотрит на весь мир через призму чистогана. А во что верит твой отец?
   –      Он полагает, что в мире всё же есть истинная религия, которая может связать всё человечество в единое целое.
   –      И какая это религия? – с интересом спросила Митико.
   –      Самая первая религия, провозгласившая единобожие – иудаизм. Многие религии, возникшие после неё, так или иначе, эту истинную веру использовали в своих интересах, привносили в неё свои изменения, подгоняли под свой образ жизни или свою философию. Но только в иудаизме есть основы веры в Господа, которые никем не оспариваются, и ещё неопровержимые доказательства тех событий, которые происходили с нашим человечеством тысячи лет назад. Ты только вообрази себе, целый народ со своей самобытной культурой и своим Богом жил в рабстве в Древнем Египте. О нём есть свидетельства во всех источниках древней мировой литературы. Это ни «Кодзики», и не «Манъёсю», написанные неизвестно кем о каких-то там богах. И вот этот народ решил осуществить свои исход из чужой страны, из рабства, которое мешало ему жить, развиваться и занять в мире достойное себе место. И Бог начал им помогать. Он совершал чудеса для этого народа. Производил казни в Египте тех, кто мешал выходу этого народа, сделал им проход через расступившееся море, а затем уничтожил конницу преследователей. Шестьсот тысяч человек увёл в пустыню и кормил их хлебом шесть дней в неделю. Бог говорил с их проводником Моисеем. А затем сделал так, что весь народ мог услышать Божественное слово. Пламя горело на горе сорок дней. И народ видел, как Моисей входил в него и выходил, слышал, как были произнесены десять заповедей. В их числе была произнесена заповедь освещения субботы, которую сам Бог повелел исполнять в благодарность за посылаемую им небесную манну в течение сорока лет блуждания по пустыне. Чтобы никто не усомнился в правдивости происходящего, Всевышний собственноручно начертал слова заповедей на двух каменных скрижалях, которые потом Моисей поместил в ковчег. Руководствуясь этими заповедями, человечество живёт уже тысячи лет.
   –      И нарушает их постоянно, – заметила Митико, смеясь.
   –      Это уже другая проблема, – улыбнувшись, согласился с ней Мосэ.
   –      Какие ещё могут быть доказательства истинности этой веры? – спросила Митико.
   –      Как говорят, есть ряд самоочевидных вещей, которые не требовали бы доказательств, если бы не появились люди, отрицавшие их в силу заблуждений и предвзятых мнений. Чтобы познать какую-то вещь, люди всегда изыскивают атрибуты. Но сущностные атрибуты не приемлемы для Бога. Ибо, как говорят, если атрибут не тождественен сущности, привносит в неё множественность. А где возникает множественность, там всегда случается путаница и появляется хаос.
   –      Но тогда, что такое Бог? – спросила Митико.
   –      У Бога нет определения, – ответил ей Мосэ. – Потому, что Бог не делим и неотъемлем от нашего мира. У Бога нет качества, потому что качественность наличествует только у множественности. У Бога нет относительности, поскольку весь мир проникнут Богом. Единственно, чем обладает Бог, это совершенством и движением, потому что он воздействует на наш мир, улучшая его, и на нас с тобой.
   –      Значит, Бог есть в тебе и во мне? – спросила Митико.
   –      Разумеется, – согласился Мосэ, – потому что мы с тобой составляем частичку его мира.
   Митико нежно прижалась к груди Мосэ и сказала:
   –      Как бы я хотела родить от тебя ещё одну частичку этого мира. Я тоже хочу исповедовать эту религию. Она мне по душе. И я хочу быть всегда рядом с тобой. Только, ради Бога, не отвергай меня. Я буду твоей преданной подругой, если хочешь, женой или просто рабыней. Не прогоняй меня.
   Мосэ встал и сказал ей:
   –      Хорошо, идём со мной.
   Митико повиновалась ему. Затем он разбудил меня и представил мне Митико, как свою супругу, после чего мы втроём направились в нашу комнату, где он познакомил её со своим товарищем Хотокэ. Тот удивился, но ничего не сказал.
   Настало утро. Втроём они покинули студенческое общежитие.



ДАДЦАТЬ СЕДЬМОЙ ДЕНЬ «Белый Тигр и возвращение домой»


   Если беда случится,
   Я везде буду вместе с тобою,
   Даже в склепе
   Средь гор Хацусэ,
   Так не бойся же, мой милый.

   «Манъёсю»(из раздела ХVI) Предание о песне любящей девушки


   Und die Schlange war listiger denn alle Tiere auf dem Felde, die Gott der Herr gemacht hatte, und sprach zu dem Weibe: Ja, sollte Gott gesagt haben: Ihr sollt nicht essen von den Fruchten der Baume im Garten? Da sprach das Weib zu der Schlange: Wir essen von den Fruchten der Baume im Garten; aber von den Fruchten des Baumes mitten im Garten hat Gott gesagt: Esst nicht davon, r;hrtest auch nicht an, dass ihr nicht sterbt.

   Перед тем как покинуть студенческое общежитие мы вчетвером зашли в кафе позавтракать. Митико заказала нам обильный завтрак и расплатилась с официантом за всех нас свой золотой банковской картой, на которой, как она сказала «лежит денег немерено». В кафе каждый столик был рассчитан на двух посетителей, поэтому мы с Монахом Хотокэ сели за один столик, а влюблённая парочка – за другой. Мосэ и Митико после бурно проведённой ночи были всё ещё на подъеме чувств, и о чём-то шептались, а я чувствовал, что не выспался, зевал и всё ещё никак не мог прийти в себя. Только Хотокэ, выспавшейся, был спокоен и чувствовал себя превосходно.
   Мне вдруг пришла в голову мысль, и я думал о том, что Митико могла бы мне помочь в поисках моей Натали. Раз Майкл отказался искать свою жену, значит, мне самому нужно позаботиться о поисках мою возлюбленную, и в этом мне может помочь Митико со своими связями, тем более, что её отец, наверняка, связан с якудзой.
   Наблюдая за близкими отношениями между Мосэ и Митико, я сказал Хотокэ:
   –      У Мосэ, как я вижу, началась новая жизнь.
   Монах Хотокэ грустно усмехнулся и ответил:
   –      Рано или поздно с ним должно было это случиться.
   –      Женщина всегда меняет нашу жизнь, – задумчиво произнёс я, – после встречи с любимой женщиной мы всегда становимся другими. Вроде бы женщины такие же как мы существа, но всё же в них есть что-то такое, что обычно, как говорят кочевники, выбивает нас из седла, или как говорят ещё железнодорожники, сводит нас с колеи. Так что же представляет собой женщина?
   –      А что вообще представляет собой человек? – уже Хотокэ задал мне вопрос, улыбнувшись.
   –      Ну человек – это – вещь в себе, – сказал я, подумав, – а женщина – это вдвойне вещь в себе. Иногда я смотрю на человека и сравниваю его с сосудом, или чашкой, в которые вливается какое-то содержание, как жидкость или эфир. Ведь все мы чем-то постоянно наполняемся, и вот я думаю, что же является нашей сущностью? Является ли сущностью это наше содержание, или же стенки и дно самого нашего сосуда, которое и есть наше тело? То, что мы в себя вмещаем, это – одно; а то, что позволяет нам в себя вмещать что-то, это – другое. Так кто же мы есть на самом деле? Вот я смотрю на Мосэ и на Митико. Это абсолютно разные люди и по своему строению, и по своему содержанию. Мосэ наполнен разными идеями, а Митико наполнена страстным желание жить и наслаждаться жизнью. Оба они такие разные, но что-то очень сильное их соединяет. Может быть, это – зов природы, любовь, желание продлиться, оставить свою частичку в этом мире. В таком случае, женщина является сосудом, а мужчина наполняет её жизнью, ведь без мужчины женщина не может родить ребёнка. Как в этом мире всё взаимосвязано! Благодаря им обоим в пустоте образуется форма, которая потом наполняется содержанием. И это содержание тоже является мистикой. Одни женщины рождают святых, а другие – злодеев и преступников. Почему так происходит? Может быть, мир не может обходиться без противоположностей? И от чего зависит наполнение человека определённым содержанием? Чем мы себя заполняем? И почему, заполнив себя одним, мы вдруг становимся совсем не тем, что в нас входит? Конечно же, мы как бы по принуждению заполняемся разными культурными цивилизационными ценностям, как чаши с вином, которые начинают бродить в нас и превращают нас своим опьянением в рабов этой цивилизации, делают нас какими-то ничтожными существами, не допускающими даже в своих последующих мыслях допущения, что мы являемся сами вещами в себе, мы уже становимся как бы производными этой цивилизации, и не видим уже других путей существования, как только существования как носителей этой цивилизации, определяющей действительность. Но почему мы всегда стаём рабами чего-то? Почему мы никогда не бываем свободными от всех и всего? Почему нами все манипулируют в этом мире? А мы ещё и рады попадать под влияния разных идей. Я с восхищением смотрю на Мосэ, который только что порвал все эти связи со всеми учениями, правда, он ещё не полностью освободился от тлетворного влияния этих идей, но он уже стоит на правильном пути. Он возвращается к своей природе. Он полюбил женщину, и в настоящее время счастлив. Ничто нас не делает такими счастливыми, как любовь к женщине, потому что всё, что не связано с нашей природой, есть ничто и пустота. А самое важное и потаённое в природе – это вещественность самой вещи, о чём мы всегда забываем. Ведь существо вещи никогда не даёт себя знать, оно находится внутри нас или внутри чего-то другого, что является вещью, и его не выразить словами. У нас только создаётся иллюзия, что мы способны понимать суть вещей. Но это ведь не так?
   Сказав это, я посмотрел прямо в глаза улыбающегося Хотокэ. В глубине его зрачков, я как бы видел всю таинственность тех знаний, которые были скрыты от меня, и которые могли помочь мне обрести Истину. Мне казалось, что его знания полновесны, и что он знает о сути вещей всё. Я чувствовал, что мне не хватает некой проникновенности для понимания вечности, в которой и упрятана настоящая Истина о сущности всех вещей.
   Подумав, монах Хотокэ сказал:
   –      Вы хотите знать, почему человек живёт иллюзиями и не может видеть истинную суть мира? Почему любая вещь скрывает от человека свою явленность, или он просто упускает возможность составить о ней своё представление? Но человек может лишь упустить тот образ, который уже перед ним предстал, но составить вообще какое-то представление о том, что он не знает, ему очень трудно, потому он иногда и не видит явные проявленные вещи, и это происходит именно потому, что они не высверлились в его представлении в своём привнесённом с собой свете. Об этом уже многие ваши европейские философы догадываются, но вот только ничего не могут сделать для того, чтобы этот истинный свет высветлился у них в их реальном представлении. Для этого, вероятно, нужно им всё же обратиться к восточным знаниям, к самым восточным, к тем, которые не были занесены на буддийский Восток индийской философией. И такие знание есть. Это – учение «Хуаянь», на нашем японском языке звучит как учение «Кэгон», которое разрушает все преграды – «мугэн», когда нет преград между абсолютным и феноменальным уровнями бытья, и когда открывается единая, полная и всеохватывающая все общности целостность, поникающая в единое сознание, которому подчиняются все миры. Об этом учении есть трактат «Сутра о Величии Цветка», которую даже монахи не все понимают, так как для понимания изложенных там истин, нужны соответствующие знания.
   –      Тогда научите меня им! – воскликнул я с нескрываемым воодушевлением.
   –      Что же такое вещь как вещь, – сказал монах Хотокэ, глядя на Митико, – если её существо не может наблюдателю пока явиться? К вам, наверное, вещь никогда не подступала достаточно близко, чтобы вы научились обращать на неё внимания как вещь на вещь.
   –      Почему же, – сказал я, – я был достаточно близок с женщинами, чтобы обратить на них внимание, я даже входил в них, но это нисколько не открыло мне их внутренней сущности. Я даже сравнивал женщин с чашами и сосудами, которыми и мы с вами являемся, но понять их ёмкость я был не в состоянии, тем более, когда начинал думать о них, как о центре Вселенной, которая зарождает в себе жизнь. Любая женщина таит в себе тайну не только духовную, но и физическую. Каким образом она рождает в себе живое существо и дарит ему весь этот мир – для меня это оставалось всегда загадкой. Проникнуть во внутренний мир женщины – это равносильно проникновению в центр всей Вселенной. Это, вероятно, и есть вещь в себе, как пустота в пустоте, но только их женская пустота более необъятная, чем наша мужская. Поэтому даже телесная близость с ними не в состоянии открыть их внутреннюю тайну. Познать их тайну – это всё равно, что украсть самую высшую драгоценность из Небесной сокровищницы.
   Услышав эти слова, монах Хотокэ улыбнулся и сказал:
   –      Для этого и служит «Учение о Величие Цветка». Вникая в это учение, человек как бы проникает в изначальную сущность мироздания, в так называемое изначальное тело – «хонтай», содержащее в себе «всё сущее, включающее десять тысяч дел и вещей», как говорится в сутре, и где находятся все миры, разнообразные по знакам. Они и создают пёструю картину окружающего человека мира, однако все они являются проявлением одного единого сознания. И чтобы постичь это единое, нужно понять наличие миров друг в друге и их тождественность. Это трудно представить, но всё вы попытайтесь. Для этого необходимо Единое разложить на троицу. И вы увидите одновременное взаимозависимое возникновение миров, проникновение их друг в друга и присутствие одного в другом. Если вы это поймёте, то сможете существовать одновременно с другими мирами. Вы увидите сразу все причинно-следственный связи этих миров, и научитесь воспринимать свой мир, как отражение другого мира, а другой мир – как отражение вашего собственного мира. Вы правильно сказал, что женщина и мужчина – это два разных противоположных мира. Это как два зеркала, обращённые друг к другу. И всматриваясь в мир отражённый в противоположном зеркале, вы видите свой мир. Ибо все миры противостоят друг другу, и это не только мир женщины и мир мужчины, но также и все другие миры взаимно проникают друг в друга и содержатся друг в друге. И взаимодействие с этими мирами может происходить как словесно, так и невербально, как в молитве, обращённой в к другому миру.
   При этих словах в вдруг внутри себя услышал голос отца Гонгэ, который вещал мне на ментальном уровне:
   «Моим ученикам часто помогали молитвы. Мне кажется, что из многих смертельных опасностей они выходили невредимыми благодаря этим молитвам. Я верю, что сила буддийской молитвы всегда была высока. Стоит только обратиться к нескольким случаям, чтобы понять, что силой молитвы можно вершить великие деяния. Так у одного набожного человека украли лошадь. Он обратился с молитвой к божествам-покровителям храма Гангодзи, и в результате сам вор, влекомый неведомой силой, верхом на украденном коне прискакал прямо к дому потерпевшего. В другой раз был украден храмовый стяг, и буддийские монахи обратились к богине Каннон с мольбой о помощи. Вскоре появилась какая-то женщина и возвратила полотнище. А случай со слепым? Помните? Когда он молил о выздоровлении божеств-покровителей храма Гангодзи, мольбы были услышаны, и слепой прозрел. Другой же человек, укравший сокровища, принадлежащие буддийскому храму, ослеп. Похожая участь постигла человека, который собирал масло из светильников храма Гангодзи и продавал его на базаре, наживаясь на этом. Вскоре он умер. Небо само воздаёт за добро и наказывает за зло. Если кто-то молится и творит добро, то даже смерть его не берёт, как в том случае, когда хотели похоронить останки человека, но оказалось, что язык его продолжает произносить слова сутры, и не подвержен тлению. А все люди, притесняющие монахов и религиозных подвижников, обречены на преждевременную смерть. Так происходит и с теми, которые злословят по поводу монахов, у них навсегда искривляется рот. А тот, кто одалживает из храмовой казны и не возвращает долг, перерождается в облике быка и низвергается в ад. О том, что за плохие деяния Небо наказывает, знаем не только мы, японцы, но и китайцы. Так в ханьском Китае было создано произведение «Мин баоцзи», где говорится, что один жадный человек построил дом, но отказался платить строителям, за что впоследствии переродился в образе быка. А дочь, которая воровала у отца с матерью железо, в следующем рождении обрела облик овцы. Её родители не знали, что их дочь стала овцой, зарезали её и приготовили лакомое блюдо».
   Кто-то рядом со мной заговорил, и я очнулся, голос отца Гонгэ перестал звучать.
   Завтрак наш закончился, и нам нужно было отправляться в дорогу. На улице продолжал идти дождь, не переставая. Я. Мосэ, Хотокэ и Митико сели в такси и направились к каменным стенам Канадзавского замка.
   Сам замок был разрушен ещё во времена революции Мэйдзи, когда императорские войска осаждали в нём самурайскую гвардию князя Маэда, преданного сторонника сёгуната семьи Токугава, правившей Японией более четырёх сотен лет. Долгое время на территории замка располагались корпуса Канадзавского университета, но после того как университет переехал в район Какума-кампасу, там стали воссоздавать музейные памятники исторической архитектуры средневековья. Там же находилось одно из деревьев, указанных на карте профессором Онмёо-но-ками Повелителя Светлого и Тёмного Пути.
   Проникнув за высокие каменные стены, я, монахи и девушка быстро отыскали вечнозелёный дуб, который в народе называли «Стройная фигура дерева, заставляющее танцевать сердце» или попросту «Дуб на развалинах канадзавского замка». Высота дуба была восемнадцать метров, а в обхвате он составлял не более трех метров. В народе ходила молва, что этот дуб лично посадил князь Маэда.
   Никакого божества мы у дерева не обнаружили, но когда монахами был проведён акт освящения, то нас окружил с десяток молодых парней в чёрных плащах и тёмных очках. На студентов они не походили. А по манере поведения их можно было принять за якудза. Одного из них мы уже видели раньше. Это был тот самый бандит, с которым мы столкнулись в ресторане, после того как пересекли мост, соединяющий острова Кюсю и Хонсю. Тогда нам удалось уйти от погони на машине профессора Онмёо-но-ками. Бандит, которого звали Тора – (Тигр), подошёл к нам и, не говоря ни слова, схватил девушку за руку и отбросил к своим дружкам. Те скрутили девушке руки и приставили к её горлу нож.
   –      Что вы искали под этим деревом? – спросил Тора монахов.
   –      Ничего, – ответил Хотокэ.
   –      Если вы нам сейчас же не скажите правду, то мы на ваших глазах изнасилуем вашу девку и перережем ей горло.
   Мосэ молча протянул главарю банды листок бумаги, абсолютно чистый. Тот, посмотрев на него, как баран на новые ворота, спросил:
   –      Что это?
   –      Это – то, на чём запечатлена вековая мудрость, – спокойно сказал он, – её может прочитать только тот, кто способен в невидимом увидеть видимое. Если вы не можете ничего здесь прочитать, то о чём с вами мы можем говорить?
   –      Ты что, издеваешься над нами? – заорал бандит. – Так мы сейчас вас быстро всех прикончим, и пикнуть не успеете. Ты лучше скажи, что это всё значит? Что вы искали под деревом? И сколько это стоит?
   –      Для вас то, что мы искали, не имеет никакой ценности, потому что, чтобы что-то оценить, нужно хотя бы знать элементарные вещи, – сказал Мосэ, – я думаю, что вы не имеете отношения ни только высшим знаниям, но и не владеете простыми элементарными знаниями. Вы – бандиты. Но если бы вы смогли хотя бы понять то, чем мы занимаемся, то это, возможно, спасло бы ваши души.
   –      Ты видишь, он издевается над нами, – сказал бандит, держащий Митико за руки. – Давай займёмся девкой.
   –      Я думаю, – молвил Мосэ, – что эта идея не очень понравится Абурауси.
   –      Ты знаешь Абурауси? – удивился Тора.
   –      Я сам не знаю его, – сказал Мосэ. – Но девушка его прекрасно знает. Она – его дочь.
   Такое заявление магически подействовало на бандитов, приведя их в замешательство. Они переглянулись. Двое парней, державших за руки девушку, тут же её отпустили. Однако один из свиты главаря крикнул:
   –      Ты ему веришь? Он же берёт нас на пушку.
   Один из бандитов стащил с Митико рюкзак, порывшись в нём, нашёл её водительские права и показал Тора.
   –      Ты на самом деле дочь Абурауси? – спросил Тора девушку.
   –      Да, – ответила Митико, – вы дорого поплатитесь за такое обращение со мной.
   –      Но мы же не знали, кто ты такая, – оправдывался Тора. – Что ты с ними делаешь?
   –      Это не вашего ума дело, – смело заявила та.
   –      А что вам, собственно, нужно? – спросил бандитов Мосэ.
   –      Мы действуем по поручению её отца, – ответил Тора.
   –      Как?! – услышав эти слова, воскликнула Митико. – Мой отец как-то связан с бандитами? Вот, по истине, чего я никак не ожидала.
   –      Мы должны для него выкрасть какие-то секреты, – продолжал говорить Тора, не обращая внимания на слова девушки. – Что это за секреты, мы сами не в курсе. Но что-то связано с мощным оружием.
   –      И что это за оружие? – спросил Мосэ.
   –      Это оружие дает власть над всем миром, – ответил тот с раздражением. – Не делайте вид, что вы ничего не понимаете. Мы знаем, что вы оба имеете какую-то причастность к секретам. Мы не слепые и видим, что наш мир наполнен летающими тарелками и разными неопознанными объектами. Военные министерства всех стран скрывают от людей всякую информацию о них, но всё равно кое-что нам известно из-за утечки информации. Странные вещи происходят, никто ничего не знает, но все об этом говорят.
   –       Нам ничего не известно о летающих тарелках, – сказал Мосэ. – Я слышал, что ими пользуются пришельцы из космоса.
   –      Хватит врать, – вскричал Тора, – мы-то уж знаем, что это не так. Пришельцам из космоса нужно лететь до нашей звезды миллионы лет. На такое расстояние и вечной жизни не хватит.
   –      Может быть, вам нарисовать схему летающей тарелки? – с иронией спросил Хотокэ. – И вы построите свою тарелку.
   –      Нарисуй, – сказал зло Тора, – если сможешь, а мы на тебе её испытаем.
   –      Вы серьёзно полагаете, что мы обладаем секретом тайного оружия? – спросил Мосэ.
   –      Иначе бы все за вами не охотились? – сказал Тора.
   –      А кто за нами охотится? – удивился Мосэ.
   –      Американцы, русские, евреи, вместе с японскими спецслужбами и агентами Жирной Коровы – Абурауси.
   –      Но зачем мы понадобились Абурауси?
   –      Все понимают, что те, кто получит секрет этого оружия, будет владычествовать всем миром.
   –      Понятно, – сказал Мосэ. – Но пока что и мы не знаем этого секрета.
   –      Мы бы хотели получить его первыми, – грозно заявил Тора. – Наши люди будут постоянно следить за вами. Если этого не произойдёт, то мы не сможем гарантировать вам безопасность.
   –      Это угроза? – спросил Мосэ.
   –      Понимай, как хочешь, – сказав эти слова, Тора бросил к ногам монахов чистый лист бумаги, который передал ему Мосэ, и вместе со своим сопровождением покинул поляну.
   После встречи с бандитами Мосэ связался по телефону с Онмёо-но-ками и сказал, что освящение деревьев стаёт не безопасным занятием при вмешательстве в него банды якудза.
   –      Я постараюсь как-то обезопасить вас, – успокоил его Онмёо-но-ками и добавил, – пока вы делаете вашу работу, у нас есть шанс договориться с ними и избежать войны.
   –      Но возле дуба в Канадзавской крепости мы не встретили богов, или какого-то присутствия маркиза Канаэ. Однако на нас наехали бандиты, связанные с банкиром Абурауси. Если бы с нами не была дочь банкира, то вряд ли мы остались бы в живых.
   Мосэ почувствовал, как на другом конце провода, произошло замешательство.
   –      Откуда взялась дочь Абурауси? – с раздражением спросил профессор.
   –      Я познакомился с ней в общежитии, куда вы нас поместили.
   –       Но почему она с вами?
   –      Она – моя девушка.
   –      У монаха – девушка? Час от часу не легче.
   –      Я уже не монах, – ответил Мосэ.
   –      Может быть, ты уже с ними заодно? – спросил профессор.
   –      С кем, с ними? – уточнил Мосэ.
   –      С твоим отцом из Небесной империи? А может быть, ты переметнулся к якудзе и их крестному отцу Абурауси?
   –      Я – сам по себе, – сухо ответил Мосэ.
   –      Но девушка может оказаться шпионкой своего отца, – заметил профессор.
   –      У меня уже голова кругом идёт от всего этого, – заявил Мосэ. – Мне кажется, что вокруг меня крутятся одни шпионы. Шпионкой больше, шпионкой меньше – какая разница? У меня с ней личные отношения, и я не хочу, чтобы кто-то в них вмешивался.
   Сказав это, Мосэ повесил трубку.
   –      Что случилось? – спросила его обеспокоенная Митико.
   –      Ничего особенного, – успокоил он её. – Просто нам нужно собрать для моего отца некоторые данные о знаниях, проявляющихся в непосредственной близости от этих деревьев, где американцы установили свои электронные ловушки.
   –      Зачем? – удивилась она.
   –      Это оттянет начало войны.
   –      Каким образом? – опять удивилась она.
   –      Мне это трудно объяснить, но пока мы их ищем, войны не будет.
   –      Но тогда эти поиски можно растянуть на вечность.
   –      Не выйдет, – ответил Мосэ, – мы можем это оттянуть только на сорок дней.
   После посещения Канадзавского замка монахи и девушка отправились на вокзал железной дороги. На вокзале Митико увидела несколько студентов университета. Те обратились к девушке:
   –      Мы все собираемся на антивоенную демонстрацию, – сказал ей высокий парень, – а ты куда едешь?
   –      Спасать мир от войны, – заявила она и засмеялась.
   Я, монахи и Митико сели в поезд, отправляющийся на север, и через час прибыли в соседнюю префектуру Тояма. Добравшись на такси до города Нагами, находящегося у основания полуострова Ното, они быстро отыскали храм Дзёонитидзи (Храм Поднимающегося Солнца), рядом с которым находилось огромное дерево итёо из породы ильмовых высотой тридцать пять метров, а диаметре – одиннадцать метром. Возраст дерева составлял тысячу пятьсот лет. В народе его называли Мусу-но-гютю-о-ситагаэру-кодзю, что в переводе означало «Старое дерево, снабжённое бесчисленными молочными столпами». Что означает это название, никто из местных жителей не мог объяснить, но само дерево представляло собой огромную глыбу, устремлённых вверх сросшихся небольших стволов, напоминающее вытянувшийся вверх клубок змей.
   Совершив освещение дерева, путники-монахи, не встретив никого из богов, отправились со мной и Митико в свою родную префектуру Ниигата, где находился их город Ёсида с храмом Роккакудзи. При этом Мосэ, прокомментировал исчезновение местных богов так:
   –      Ещё в семнадцатом веке философ Сюндай в своём трактате, построенном в форме диалогов, «Тэйгаку монто» – «Учение о мудрости» говорил: «Держись подальше от духов, не поклоняйся им, не приноси жертвы – это абсолютно равнозначно. И не устанавливай статуй богов и будд, не развешивай в доме амулеты, не носи их на себе. Постоянные молитвы ни к чему не приведут».
   По дороге монахи вместе со мной добыли ещё один свиток в районе горячих источников у синтоистского храма Мацуу-дзиндзя, где нас застала ночь. Там росло огромное дерево кэяки (дзельква пильчатая), имеющее название «Мацу-но-яма-но-о-гёяки» высотой тридцать метром и в обхвате четырнадцать метром в возрасте около двух тысяч лет. Хотокэ обратив внимание на то, что дерево в темноте светилось синим светом и походило на тело сияющего Будды, истолковал этот знак по-своему.
   После того, как мы нашли гостиницу для ночлега, и разместились в ней, Хотокэ, позвав в свою комнату меня и Мосэ, сказал ему:
   –      С нами не должно быть женщины. Она принесёт нам несчастье.
   –      С чего ты взял? – удивился Мосэ.
   –      Ты обратил внимание на синие свечение дерева? – задал вопрос Хотокэ.
   –      Да, обратил, – ответил его друг, – и что из этого?
   –      А то, что это дерево своим стволом напоминает тело Будды. И это свечение было не случайным. Его можно истолковать, как предзнаменование беды, и ещё напоминание нам, чтобы мы не сходили с пути истины.
   –      На что ты намекаешь?
   –      Разве не понятно? Ты связался с женщиной. А она принесёт нам горе.
   –      Пока что она помогла нам избежать неприятностей с бандитами, – возразил ему Мосэ.
   –      Но из-за неё ты перестал быть монахом, – упрекнул его Хотокэ.
   –      Это не так, – опять возразил Мосэ, – монахом я перестал быть не из-за неё. С монашеством я покончил раньше, когда понял, что жизнь свою нельзя тратить на бесполезные вещи. И уж тем более не нужно лишать себя того, чего Бог ни только не запретил нам, а наоборот, своими словами «живите и размножайтесь» дал понять, что в любви и продлении своего рода состоит наша первоочередная задача, наше предназначение в жизни.
   –      Допустим так, – согласился с ним Хотокэ, – но не забывай, что даже еврейский Бог учил священников, что перед тем как общаться с ним, они должны были очистить себя от связей с женщиной, молиться и поститься. Иначе он жестоко наказывал за грехи тех, кто соприкасался с ним, будучи нечистым. И когда нам поручена великая задача – спасение этого мира, нам лучше всего остерегаться связей с женщиной.
   –      Почему? – опять не понял Мосэ.
   Потому что женщины никогда не имели ясного представления о Боге, об устройстве небес, о законе. Женщина вообще не обладает даром миропонимания. Она может следовать за мужчиной как нитка за иголкой. Какую модель мира ты ей предложишь, ту она и примет. В любой из этих моделей мира она прежде всего будет искать свой интерес. Если этот мир будет соответствовать её интересам, каким бы он не был несправедливым, она его не только примет, но и будет защищать.
   – Но если рядом с нами не будет женщины, – возразил ему Мосэ, – как мы сумеем продлиться? Да и будет ли нужен нам этот мир без женщины?
   Хотокэ ничего не смог ему ответит, и Мосэ ушел в номер, где его ждала Митико. Я тоже не знал о чём я буду говорить с ним, после такого неожиданного для меня заявления Хотокэ о женщинах, простился и удалился в свой номер.
   На следующий день мы вчетвером прибыли в родной город монахов Ёсида в префектуре Ниигата. Оставив девушку в гостинице, Мосэ и Хотокэ и я явились к нашему духовному отцу настоятелю храма Роккакудзи господину Гонгэ. В храме за наше отсутствие ничего не изменилось. По-прежнему во дворе стояло огромное дерево кэяки, распростёршее свои промокшие под дождём ветви к небу. Также в сени дерева манила их своим уютом хижина, где монахи прожили долгие счастливые дни своей жизни, постигая божественные истины. Увидев своих воспитанников и меня, бедный старик обнял нас и прослезился.
   –       Совсем не получал о вас никаких новостей, – сказал он, усаживая нас на дзабутоны за низенький столик напротив себя, – последние вести мне передал капитан Тако (Осьминог), который видел вас в порту Нима, забирая своего сына из госпиталя. Затем вы прислали мне посылку, содержимое которой я надёжно спрятал.
   –      Вы зарыли контейнер под дерево? – спросил его Мосэ.
   –      Ну что ты такое говоришь, – засмеялся отец Гонгэ, – я вижу, что ваше путешествие не очень научило вас уму-разуму. Если хочешь, чтобы ваш клад нашли, то зарой его под деревом. Нет, я – не дурак.  Я же вас учил, чтобы хорошо упрятать вещь, её нужно запрятать в самой себе. Вон стоит ваша тайная вещь.
   И старик жестом указал на священный алтарь. Его ученики ничего не увидели. Тогда отец Гонгэ подошел к алтарю и взял одну из статуэток Будды и поставил перед ними на столик. Мосэ взял статуэтку в руки и удивился её тяжести.
   –      Оболочку я сделал свинцовую, – пояснил отец Гонгэ, – потому что контейнер давал высокий радиоактивный фон. Не знаю, что это за вещь, но думаю, что за ней могут охотиться многие. Я снабдил её секретным замком, вот здесь.
   Отец Гонгэ нажал на голову Будды в области переносицы, где должен был находиться третий духовный глаз, и произошло чудо. Голова Будды раскрылась, и монахи и я исчезли, как будто растворились в воздухе.
   –      Что происходит? – взволнованно воскликнул отец Гонгэ. – Куда вы девались.
   И вдруг он услышал рядом собой голоса своих учеников, звучащие из пустоты.
   –      Никуда мы не делись. Мы сидим рядом с тобой.
   –      Просто мы стали невидимыми. С нами такое уже бывало. Так вот что означает этот предмет!
   –      Это – ключ, открывающий двери в четвёртое измерение.
   –      Но почему тогда я не попадаю в ваше измерение? – придя немного в себя, спросил отец Гонгэ.
   –      Потому что вы не прошли соответствующей подготовки.
   –      Вы можете вернуться из этого измерения? – спросил учеников Гонгэ.
   –      Вероятно, нужно просто закрыть этот контейнер, – сделал предположение из пустоты голос Мосэ, – или отдалиться от него на расстояние недосягаемости его действия.
   –      Может быть, вы сами это сделаете? – сказал отец Гонгэ, с опаской отодвинувшись от столика.
   Фигурка Будды с открытой головой и контейнером внутри исчезла со стола. А через мгновение мы с Хотокэ и Мосэ появились на тех же местах, на которых сидели раньше. Мосэ держал в руках цельную фигурку Будды.
   –      Чудеса, да и только! – воскликнул потрясённый отец Гонгэ. – Значит, в четвёртое измерение можно попасть при помощи технического приспособления. Как далеко ушла наука!
   Его ученики тоже были несколько возбуждены этим открытием. Глядя на них, отец Гонгэ задумался, затем глубокомысленно заметил:
   –      Технический прогресс ещё не означает духовного роста человека. Чаще всего достижения в технических областях приводит к обратному эффекту. Я имею в виду деградацию человека, обнищание его духовной жизни, а, в конечном итоге, его внутреннюю пустоту. Нельзя только за счёт внедрения машин в свою жизнь приблизиться к Богу. Я считаю, что чем дальше идёт человек по пути технического прогресса, тем мудрее и осторожнее ему нужно быть в использовании своих возможностей, и тем внимательней он должен относиться к своему духовному росту и приближению к Богу в постижении Его истин. Вы знаете, что мы стоим на гране войны?
   –      Ещё бы не знать! – воскликнул Мосэ. – Мы как раз прилагаем все усилия, чтобы помочь человечеству избежать её.
   –      Что же вы для этого делаете?
   Мосэ и Хотокэ рассказали своему духовному отцу без утайки обо всех своих приключениях, случившихся с ними после того, как мы покинули храм. Рассказ о событиях Хотокэ дополнил своими словами, обвинив Мосэ в отступничестве от веры и его связи с женщиной. Отец Гонгэ выслушал его внимательно, нахмурив брови, сказал:
   –      Только Господь знает, где мы ошибаемся, а где идём верным путём. Всем нам свойственно желание двигаться к совершенству. Однако в своём движении мы не должны забывать, что мы никогда не достигнем совершенства, тождественного Господу, также как мы не способны полностью уподобиться Богу.
   –      Но, учитель, – воскликнул удивлённо Хотокэ, – раньше я от вас не слышал таких слов. Раньше вы проповедовали только буддистские ценности, а сейчас, сказанное вами похоже больше на христианство или иудаизм.
   Мосэ тут же парировал слова Хотокэ, сказав:
   –      Ещё наш философ Кумадзава Бандзан в семнадцатом веке говорил: «Остриженные из рода Будды разрушают человеческую мораль, когда угрожают людям вращением в кругу перерождений. У Пути Неба нет круга перерождений. Говорить о вращении в круге перерождений – значит вводить в заблуждение». Я не отвергаю учение Будды, а напротив, хотел бы дополнить его знания видением мира других светлых голов. Ведь именно сейчас вся наша наука и все наши религии должны объединиться перед опасностью исчезновения всей нашей цивилизации.
   Хотокэ тут же хотел вступить в спор с Мосэ, но его опередил отец Гонгэ, заявив:
   –      Многие вещи нельзя говорить неподготовленному слушателю, потому что он может истолковать их неправильно. То, что я вам раньше не говорил, не означает, что я об этом не думал. Когда отец Мосэ, маркиз Канаэ, отдал мне на воспитание своего сына, вместе с ним я получил от него некоторые вещи матери ребёнка. Среди них были Тора, Талмуд и некоторые другие иудейские книги, которые я начал изучать тогда, когда Мосэ только учился ходить. Те знания, которые я почерпнул из этих книг, полностью перевернули всё моё мировоззрение. Продолжая исповедовать буддизм, потому что все мои прихожане – буддисты, я пытался донести до них в той или иной форме слово Божье. Кроме этого я сам старался осмыслить буддизм с тем, чтобы найти точки соприкосновения двух мировых религий. Мой опыт был не первым в истории человечества. Активно пыталось синкретизировать христианство и буддизм в своих целях руководство Третьего Рейха в Германии. Но это привело его к краху. Я же хотел просто понять, что есть общего между двумя этими учениями: единобожием и стремлением к совершенству. И понял главное, что причина, по которой мы не можем понять Божественную сущность, заключена в нас самих, привыкших всё мерить в этом мире своими человеческими мерками. Многие священники, если они вообще не стоят на позициях язычества и шаманизма, приписывают Богу сущностные атрибуты, свойственные самому человеку. Возможно, когда-то Господь и снизошёл до людей, чтобы говорить с ними на их языке, но это не значит, что он мыслит и творит мир людскими категориями. Когда мы говорим о совершенстве Божественной сущности, то мы не можем говорить ни о каких сущностных атрибутах, кроме разве что, атрибутов действия как проявления этой сущности. При этом разные действия отнюдь не указывают на различные аспекты сущности, ибо их общий источник – сама сущность. Всё, что происходит в мире, и является проявлением атрибутов действия божественной сущности, которые мы можем называть по-разному, это – давать им свои имена, вкладывать в них свой смысл. Но от этого только будут рождаться и множиться наши заблуждения. Сущность же останется по-прежнему для нас непонятной и необъяснённой. Стремление к этой божественной сущности вполне понятно, но подмена самой этой сущности собой или чем-то другим – очередное заблуждение. Это я понял из Торы. И это понял также твой отец.
   Сказав эти слова, отец Гонгэ выразительно посмотрел на Мосэ.
   –      Вы видели моего отца? – взволнованно спросил его тот.
   –      Да, – ответил ему отец Гонгэ, – он и попросил меня отправить тебя в это путешествие.
   –      Но для чего? – удивился Мосэ.
   –      Для того чтобы ты кое-что понял и помог ему исправить его ошибку.
   –      Какую ошибку, отец Гонгэ? – затаив дыхание, спросил Мосэ.
   –      В своё время он возомнил себя богом и создал себе свой мир, который поместил на свои небеса.
   –      Вы имеете в виду его Небесную империю неосинтоистских богов? – опять спросил Мосэ.
   –      Да, – ответил отец Гонгэ, – и сейчас он не знает, что с ней делать. Его империя становится неуправляемой, а он сам –   заложником в руках своего окружения.
   –      Я это тоже понял, когда встречался с ним в гостинице, – молвил Мосэ, – возникают вопросы: что будет дальше? Что нам делать дальше? Как быть?
   –      Вопросы сложные. Но мы должны повлиять на ситуацию. С одной стороны, предстаёт наш мир, который сам катится в бездну. Христианские и мусульманские страны ведут агрессивную политику и вооружаются ядерным оружием. Глобализация и американский образ жизни поразил весь христианский мир подобно болезни своими мнимыми ценностями, заполнив киберпространство рекламой, сексом, насилием, лживой демократией, скрытыми видами духовной наркомании через телевидение и Интернет. Это именно то пространство, которое должно быть отдано божественным истинам. Мусульманский мир хоть духовно и сильнее христианского, но тоже идёт к своей гибели из-за своей непримиримости и агрессивной экспансии. В результате этого судьба человеческой цивилизации стоит под вопросом: останется ли прежний мир господствовать на земле, или пришёл ему конец? С другой страны Небесная империя смотрит на этот мир, как когда-то конкистадоры рассматривали открытую ими Америку, готовя свои корабли к её покорению. Они сравнивают наше современное общество с вырождающимся племенем индейцев. Мы все знаем, что произойдёт после завоевания нас ими. Мужское население будет истреблено. Останутся только приспособившиеся к ним люди. Женское население достанется им, родится новая цивилизация с новой религией. Эта цивилизация будет такой же жестокой и глупой, как предыдущая. Мир не изменится, а станет только ещё опаснее и глупее. Новое общество ни на шаг не приблизится к Богу. И кончится всё тем, что Всевышний, отчаявшись исправить человечество, разрушит эту планету и развеет её куски в космосе.



ДЕНЬ ДВДЦАТЬ ВОСЬМОЙ «Разногласия Будды и Моисея»


   О, пускай мне говорят
   О сокровищах святых,
   Не имеющих цены.
   С чаркою одной, где запенилось вино,
   Не сравнится ни одно!

   Отомо Табито (III-345) «Манъёсю»


   Da sprach die Schlange zum Weibe: Ihr werdet mitnichten des Todes sterben; sondern Gott wei;, dass, welches Tages ihr davon esst, so werden eure Augen aufgetan, und werdet sein wie Gott und wissen, was gut und b;se ist. Und das Weib schaute an, dass von dem Baum gut zu essen w;re und da; er lieblich anzusehen und ein lustiger Baum w;re, weil er klug machte; und sie nahm von der Frucht und a; und gab ihrem Mann auch davon, und er a;.

   Когда отец Гонгэ выслушал новость о том, что его монах Мосэ собирается жениться, он отнёсся к этому вполне спокойно, сказав буквально следующее:
   –      Как-то я смотрел по телевизору передачу о животных. И в ней один орнитолог рассказывал, что попугайчики, живя в паре, настолько привыкают друг к другу, что когда один из них умирает, то другой не может перенести разлуку до такой степени, что не желает жить дольше. И делает всё возможное, чтобы погибнуть. Услышав это, я подумал, а ведь это, может быть, именно то случай, который приключился с моим Ричиком. Когда не стало Чарли, то он бросился в темноте под ноги моей сестры, чтобы свести счёты с жизнью. Бедный Ричик! Мне нужно было купить ему подругу. Какой я кретин, что раньше этого не понял! Если бы Ричик получил себе подругу так же как мой ученик Мосэ, то, может быть, он не ушёл бы в мир иной. Это нас людей ничто не может удержать на нашей земле, а вот другие существа любят жить в нашем мире, когда любят друг друга и радуются самой жизни.
   –      Но как же быть тогда с представлениями о нашем учении? – воскликнул взволнованный брат Хотокэ. – Неужели монашеские общины сангхи ошибаются по всему миру. А как же наши бодхисатвы и Будды? Ведь все они верили в учение о четырёх благородных истинах. Они полагали, что существуют страдания, и есть их причины. Они разработали целую систему о состоянии освобождения от страданий, и нашли пути к освобождению. Все несчастия, которые случаются на земле, происходят от страданий. И только освободившись от них, человечество может быть счастливым.  Всё так просто: страдание и освобождение – это субъективные состояния и одновременно некая космическая реальность. Из-за того, что мир потребления превратился в мир сплошных желаний, люди всё больше и больше становятся несчастными. Зло поразило общество в виде наркотиков, проституции, бандитизма и терроризма. Раньше под страданием подразумевались простое состояние беспокойства, внутренняя напряжённость, иными словами, эквивалентное желание, самым сильным из которых, была плотская любовь, страсть овладения возлюбленной. И это всё выражалось в космосе определённой пульсацией дхарм и возмущением ауры, состоящей из них. Сейчас же вся эта аура вокруг земли пропитана людским пороком и всеобщей деградацией. И чтобы освободится от всего этого зла современному человеку нужно порвать всякие связи с этим миром. Ещё будды считали, что освобождение, как нирвана, было нашим состоянием не связанности личности с внешним миром, что способствовало прекращению волнения молекул космоса, дхарм.
   –      Для нас было бы счастьем, если бы воины Небесной империи исповедовали буддизм и вошли в состояние этой не связанности с нашим миром, не вмешивались бы в наши дела, – заметил отец Гонгэ.
   –      Но как же быть с нашим учением? – продолжал говорить Хотокэ. – Ведь мы отрицаем потусторонность освобождения, так же, как и душу, как неизменную субстанцию. И мы считаем, что человеческое «я» отождествляется с совокупным взаимодействием определённого набора дхарм. Вот перед нами сидит наглядный пример.
   И Хотокэ осуждающе указал взглядом на своего товарища.
   –      До путешествия он был монахом и отрицал всякие связи с женщинами. Но по возвращению домой он стал другим, решил жениться. Душа его изменилась. Она находится под воздействием возмущения дхарм. То, что вы говорите, учитель, странно слышать моему уху. Раньше вы не противопоставляли субъект и объект. Вы считали, что нет противопоставления духа и материи, нет Бога как творца и безусловно высшего существа. А сейчас вы говорите совсем по-другому. Как вас понять? Ведь всё у нас было связано в стройную единую систему взаимопроникновения. Мы жили в этом космосе, дышали этим космосом и зависели от него, также, как и космос зависел от нас. Мы проникали в космос, и он проникал в нас. От нас зависело успокоение космоса и вхождение в нирвану. Мы могли влиять на мир и управлять своей судьбой, а сейчас выходит, что мы никаким образом не можем повлиять на мир, и судьба сильнее нас. А как же быть со свободой выбора?
   Но, тут же вставил своё слово Мосэ:
   –      Не нужно всё воспринимать буквально. Ведь ещё Сато Наоката в семнадцатом веке в своих трудах «Такудан дзакуроку» – «Различные записи о научных бедах» говорил: «Просьба к японским божествам и Будде о защите, об очищении от дурных дел и несчастий, моления о богатстве и счастье, обращение к духам и божествам о милости – всё это выглядит как подстилка в мелких местах. За пределами желаний нашего единого сердца нет ничего, достойного просьб».
   Отец Гонгэ внимательно выслушал обоих своих учеников и спокойно сказал:
   –      Свобода выбора остаётся, но также остаётся и колесо судьбы, которое сделает свою работу, и всё происходит в своё время, определённое Всевышнем. Нашу жизнь можно сравнить с коридором, по которому идёт человек. С потолка этого коридора, свисают гирлянды, которые неминуемо будут встречаться на его пути. Благодаря свободе выбора, он может временно избежать встречи с этими гирляндами, но рано или поздно он всё равно встретится с ними. Если висит перед ним гирлянда богатства, то он может сорвать её в юности, быть богатым, а потом обеднеть, а может сорвать её в старости и умереть богатым. Жизнь каждого человека предопределена судьбой. Если монаху Мосэ суждено оставить после себя потомство на земле, то это неизбежно, как и то, что монах Хотокэ умрёт бездетным.
   Сказав эти слова, отец Гонгэ вдруг изменился в лице. По его виду можно было подумать, что он только что заглянул в будущее. Но Хотокэ на это не обратил внимания. Он вскричал:
   –      Но я верю, что наша судьба полностью зависит от нас, и в этом меня трудно переубедить.
   –      Дорогой мой, – ответил ему отец Гонгэ, – в этом мире не всё так просто. Существуют такие невидимые связи, о которых мы даже не догадываемся. Уж поверь мне. Есть много открытий ученых о физических свойствах времени, через которые будущее может влиять на настоящее. Существует концепция обратного течения времени. Так как наша Вселенная представляет собой единое целое, то могут существовать мгновенные связи через время. Такой прострел во времени как бы позволяет собирать воедино все части этого целого, помогает чувствительным натурам ощутить целостность нашего мира. Ведь будущее уже существует во Вселенной, даже когда оно ещё не проявилось. Это – как снятая кинолента, просмотренная нашим Всевышнем, который знает уже конец этого фильма. В то время как этот фильм в нашем кинотеатре реальности прокручивается ещё на середине киноленты. Но Богу уже известно всё, что должно произойти. Потому что это событие уже есть во времени, до которого ты ещё не дожил. Это и есть судьба.
   –      Вы хотите сказать, что Бог пишет для нас весь сценарий нашей жизни заранее? Так, неужели от судьбы никак нельзя уклониться? – воскликнул Хотокэ.
   –      Возможно, есть какой-то процент неопределённости будущего. И в пределах этой неопределённости может происходить небольшое исправление, иными словами, отклонение от курса. Наше сознание может фиксировать только настоящее. Мы все привязаны к материи, к так называемым дхармам в твоём понимании. Мы не можем обходиться без материи. А по закону её сохранения, хоть материя и имеет свою бесконечность во времени и пространстве, но всё же она ограничена в составляющих её элементах и формах движения. И в каждом её моменте движения, в её акциденции уже заключено и прошлое, и настоящее, и будущее. И вот я подхожу к главному – к нашему сознанию. Если эта материя достигла степени самоотражения, если она возвысилась до уровня самосознания, то она может видеть саму себя во всех её главных измерениях. Древние арамейские мудрецы записали устную Тору на своём сокрытом языке, которую никто пока ещё не может прочитать. Говорят, что, если кто обретёт способность читать её особым способом, тот будет способен узнавать будущее всей Вселенной. В ней есть всё: настоящее, прошлое и будущее. Но пока никто не может открыть этот способ. Профессор Онмёо-но-ками не может этого сделать, потому что не обладает этим даром, а маркиз Канаэ, смог бы это сделать, но не владеет самой Торой арамейских мудрецов. Я думаю, что если человечество откроет секрет этого тайного чтения, то избежит многих бед, которые могут обрушиться уже в скором времени на наши головы. Нам нужно найти ключ к разгадке Великой Тайны, иначе мы погибнем. Нам необходимо познать принцип нерушимости мира. Для этого мы должны не воевать, а объединиться, чтобы выжить. Если мы узнаем механизм прочтения тайны до начала войны, то мы спасём нашу цивилизацию. Сейчас будущее и прошлое на земле видят немногие, но они молчат, не делятся с нами своей тайной, из-за своих мелочных эгоистических интересов наживы или желания прославиться, скрывают от людей то, что произойдёт с нашим миром завтра. От незнания будущего наш мир погибает. И если мы узнаем секреты, то спасем его. Ещё есть немного времени до начала третьей мировой войны. Знаете, что сказал наш философ Каибара Эккэн в семнадцатом веке в своём труде «Дайгироку» – «Записки великих сомнений»?
   Когда отец Гонгэ задал этот вопрос он посмотрел, почему-то, на меня. Я покачал головой, и он произнёс:
   –      Он сказал очень мудрую вещь: «В учениях сунских конфуцианцев беспредельное полагают основой «великого предела», небытие полагают основой бытия, «ри» и «ки» разделяют и полагают как два начала; «ин» и «ё» полагают не существующими в Пути, считают материальными орудиями. В этом учении «первоприроду» мироздания и «первоприроду» «ки» рассматривают раздельно, как два начала, «первоприроду» и «ри» полагают как отсутствие смертей и рождений. Всё это – от влияния учений Будды и Лао-Цзы, а не от учения наших первых совершенно мудрых конфуцианцев…  А судят ли о законах, оберегающих сердце? Говорят – «Главное – покой». Говорят: «Занимайся медитацией». Говорят: «В молчаливом бдении медитации просветляешь сердце». Обращаясь к небесному «ри», сидячее бдение полагают средством обеспечения спокойной жизни, средством оберегания сердца. Стремятся к покою и не могут различить, когда покой и когда движение… Далее, рассуждая о сущности сердца, полагают его пустым духом, недоступным восприятию. Рассуждая о небесном «ри», полагают его высшим началом. Такова суть учений Будды и Лао-Цзы, но не того, чему учат Конфуций и Мэн-цзы.  Вообще, если судить о том, чему учили сунские конфуцианцы, то, по их словам, их предшественниками были Конфуций и Мэн-цзы, тогда как на самом деле они ведут свою преемственность от Будды и Лао-Цзы». Это мудрое замечание распространяется и на наше время, когда мы извращаем все древние учения, из которых вымывается истина. Мы перестаём видеть божественный свет, хотя считаем себя мудрецами и святыми. Почему так происходи? Я не знаю, может быть, и в самом деле приближается конец света.
   –      А я вижу вещие сны, – вдруг признался Хотокэ, – но я не могу рассказывать их никому. Боюсь, что они сбудутся. И они к моему ужасу всегда сбываются. Иногда это бывают какие-то мелочи, которые происходят потом не очень скоро, но они обязательно происходят. Я не очень понимаю их временной масштаб. Иногда за доли секунды во время короткого сна я вижу гигантские интервалы времени. Я не знаю, относятся ли эти сны к памяти далёкого прошлого, которое происходило ещё до моего рождения, или это – сны о будущем. Но я постоянно вижу войны и море крови.
   –      Отец Гонгэ, – заёрзал Мосэ на своём месте, – нам надо спешить. Нам нужно как можно быстрее собрать все сведения знания, которые нам под большими деревьями, и передать маркизу Канаэ. Он прочитает их и передаст знания о будущем человечества. Я могу стать посредником между отцом и всеми людьми. Нам надо срочно отправляться в путь.
   –      Ты торопишься стать мессией, – улыбнувшись, заметил отец Гонгэ. – А как же свадьба?
   –      Да, отец Гонгэ, – ответил тот, поклонившись, – со свадьбой можно повременить, пока есть возможность общения с областью четвёртого измерения, иными словами, ход, соединяющий два мира, нам нужно им воспользоваться и получить хоть какие-то знания о будущем, которые помогут сохранить наш мир.
   –      Но нам также надо понять, – поддержал его Хотокэ, – что представляет собой Небесная империя его отца. Как она возникла? И почему они в своём развитии ушли вперёд в своей науке, обогнав нас на века?
   Отец Гонгэ задумчиво покачал головой и молвил:
   –      Прошлый двадцатый век принёс человечеству много открытий, которые до сих пор мы не можем осмыслить. Так учёный Фридман, анализируя выведенные Эйнштейном уравнения общей теории относительности, сделал открытие, что эти уравнения имеют решения. Они полностью описывают замкнутый мир. Иными словами, от гравитации в отдельных участках Вселенская материя может «схлопнуться», образовав замкнувшееся пространство. По-видимому, ряд таких пространств образовался и на земле, которые нашёл маркиз Канаэ и освоил.
   –      Но что собой представляют эти пространства? – спросил с интересом Мосэ.
   –      Само наше утверждение, что Вселенная бесконечна во времени и пространстве, говорит о нашем невежестве, о том, что мы не понимаем каких-то физических законов. Как если бы мы были червями и ползали бы по мячу, подвешенному в воздухе. И нам бы казалось, что, куда бы мы не ползли, наш путь бесконечен. Потому что в своем двухмерном пространстве мы шли бы по замкнутому кругу. И чтобы открыть трехмерность, нам следовало бы преодолеть своё восприятие пространства. И вот когда бы мы его преодолели, то мир бы захлопнулся в сферу трёхмерного пространства. Так и сейчас, живя на земле, мы не догадываемся о существовании другой сферы, куда уже переселился маркиз Канаэ со своим небесным войском.
   –      Но как он его нашёл? – воскликнул Мосэ.
   –      В нашей современной физике есть много теорий, и одна из них – теория процессов завязывания в единый узел макро и микромиров. Теория, так называемого, осмысления возможности космологического подхода к теории элементарных частиц. В этой теории важна гравитация. Раньше специалисты считали, что есть смысл учитывать гравитацию только в астрономии и небесной механики. Но насколько я понимаю, учёные маркиза Канаэ, экспериментируя с микромиром и Единым энергетическим полем, создали атомы больше обычной массы, которые повели себя иначе, чем те, из которых состоит наша земная материя. Они «схлопнули» на земле сферы некого пространства, которые образовали, свернувшись «в бараний рог», своего рода герметические ниши. Эти ниши отделены от нашего пространства и реальности. Время в них протекает совсем по-другому. Они живут по космическим часам. Поэтому имеют возможность оторваться от нас в своём развитии. Маркиз Канаэ также использовал открытия академика Маркова, который математически доказал, что замкнутую сферу можно пробить внесением в неё электрического заряда, и она уже не будет полностью замкнутой. Эта сфера может установить некий тонкий проход из одного мира в другой. В одном мире время будут протекать медленно, а в другом, замкнувшемся в сферу, – очень быстро. Мне кажется, что вы имеете сейчас в своих руках отмычку в мир четвёртого измерения, куда переселился маркиз Канаэ со своими людьми. Имея такую вещь в руках, можно совершать мгновенные путешествия не только в пространстве, но и во времени. Через эту горловину можно перескочить в любое место на земле. И, находясь в нём у открытой двери, наблюдать всё, что происходит в нашем мире, оставаясь невидимым для нас. Только что вы исчезали в этой комнате, но я мог с вами общаться. Что вы при этом ощущали?
   –      Ничего особенного, – ответил Мосэ, – мы чувствовали, что продолжаем находиться в этой комнате. Мы видели вас, отец Гонгэ, также хорошо, как видели друг друга.
   –      Вы, я думаю, понимаете, – воскликнул настоятель храма, – что ваше нахождение в том измерении как бы накладывается на наш мир. Но вы меня видели, а я вас – нет. Вы сделались на какое-то время неким фантастическим демоном Максвелла, который проникал во все миры, и мог один мир обозревать в другом. Из своей закрученной сферы вы можете наносить нам вред, и мы будем абсолютно беспомощными перед вами. Вы не только способны управлять нашим миром, но и можете его просто уничтожить. Вот в чём таится опасность Небесной империи маркиза Канаэ. Об этом явлении нам предсказывал ещё астрофизик профессор Фрэд Хойл в своей книге.
   Отец Гонгэ встал со своего места, подошёл к книжному шкафу и, взяв одну из книг, начал читать:
   –      Вот что он пишет: «Люди – лишь пешки в огромной игре, проводимой чуждым нам разумом, контролирующим каждый шаг человечества. Этот чуждый нам разум происходит из другой Вселенной с пятью измерениями, его законы физики и химии полностью отличаются от наших. Он научился раздвигать барьеры времени и пространства, ограничивающие нас».
   –      Вы полагаете, что он предположил возможное появление Небесной империи? – спросил его Хотокэ.
   –      Трудно судить, что он имел в виду, – молвил отец Гонгэ. – Возможно, он предполагал нечто другое – существ с иным интеллектом, а не тех, кто по умственному развитию остаётся на нашем с вами уровне, а в техническом приближается к богам.
   –      Может быть, он имел в виду ангелов? – сделал предположение Мосэ.
   –      Возможно, – согласился с ним отец Гонгэ, – во всяком случае, он выдвинул такую гипотезу, что эти сверхразумные существа настолько отличаются от нас, что представляется совершенно невозможным понять или описать их человеческими понятиями. Похоже, что эти существа полностью лишены таких физических ограничений, как тела, и больше похожи на чистый разум. Они достигают любой точки Вселенной за считанные мгновения. Эти сущности находятся повсюду – на небе, на море, на земле. Они находятся здесь несметное количество сезонов, и возможно, контролируют эволюцию гомо сапиенс.
   –      Но, может быть, эти существа посланы нам Богом? – вдруг воскликнул Мосэ. – И не допускаете ли вы мысль, что посредством этих существ Всевышний управляет нами, направляя нас на нужный ему путь?
   –      Вполне вероятно, – ответил отец Гонгэ, – если эти существа рассматривать как проявление Божественной воли.
   –      Но в таком случае, кто такой Бог? Каков он из себя? – спросил Хотокэ.
   –      С такой же просьбой когда-то Моисей обратился к самому Богу, – сказал отец Гонгэ. – Он тоже хотел познать Божественную сущность и попросил его: «Дай мне увидеть славу Твою». На его просьбу Бог ответил ему: «Лица моего не можно видеть». И попросил его Моисей: «Дай мне знать пути Твои, дабы знал я Тебя». И ответил ему Бог: «Я проведу пред тобой всю благость Мою». И дал возможность Моисею и другим людям, живущим на земле, постичь всё сотворённое им. И видел Моисей ангелов, а другие люди видели его проявления как богов Вишну и Шива, но только евреи поняли, что это – эманации единого божества, которому давали множества имён, но видели в них только сотворённые божественные атрибуты действия единого Всевышнего. Двенадцать из этих проявлений было милосердием, и только одно – наказанием. И познали евреи тайное имя Господа из самой сферы божественных тайн. И имя ему – Тетраграмматон.
   –      Я впервые слышу это имя, – воскликнул Хотокэ.
   –      И я тоже, – сказал Мосэ.
   –      Писание нам говорит: «В тот день Господь един и имя его едино». А это значит, что наступит время, и люди постигнут Его единство и освободятся от необходимости описывать Его множеством имён. Так что останется лишь Его единственное сущностное Имя.
   –      И это имя Тетраграмматон? – с удивлением произнёс Мосэ.
   –      Да, мой сын, – ответил ему отец Гонгэ.
   –      Но что оно обозначает? – удивился Мосэ.
   –      Как вы знаете, у Бога много имён, которые характеризуют проявление Его действий и влияния на нас и наш мир. Но истинную сущность Бога необходимо исключить от ложного представления о Его телесности, аффектах, изменчивости или какой-то лишённости, а также как переход из потенции в акт, одним словом, уподобления чему-либо сотворённому Им. Нужно учесть, что Творец не может быть частью чего-то. Между Богом и сотворённым не может быть подобия, а значит, люди не всегда понимают толкование сущностных атрибутов, связанных с Господом, ибо Бог сам по себе необходимо-сущ, сам по себе является причиной своего бытия, сам по себе тождественен своей сущности. Категории его бытия вряд ли могут поддаться нашему пониманию, потому что Вседержитель в отличие от людей существует не похожим в их понятии существованием, един не их единством, живёт не их жизнью и имеет мощь, о которой не имеют представления люди. Из-за своей ограниченности человеческого ума человек не способен понять глубину той пропасти, которой он отделён от Бога. Вряд ли когда-нибудь человек сможет познать всю глубину Божественной сущности, единственное, что ему остаётся, это со страхом и благоговением взирать в небо и, полностью понимая своё бессилие, что-нибудь узнать о Всевышнем, молчать. Даже в Писании сказано: «Молчание – Тебе хвала». Поэтому и появилось такое имя Всевышнего, как Тетраграмматон, не содержащее в себе пустоту. Ибо, что мы знаем о Всевышнем, давая Ему имена? Во всех этих названиях сквозит пустота наших знаний о Нём.
   –      Но что означает то имя? – теряя терпение, воскликнул Мосэ.
   –       Тетраграмматон даёт ясное, беспримесное обозначение сущности Бога. Во времена Храма у евреев существовала эзотерическая традиция, связанная с этим именем и налагались некоторые ограничения на его произнесение. Эта традиция относилась к сокрытию выраженного им понятия, сопряжённого с защитой сферы Божественных тайн. В Талмуде были упомянуты ещё два других эзотерических имени, состоящих из двенадцати и сорока двух букв. Но самое непосредственное имя является именно это, выражающее понятийное представление о сущности Бога. Прочитав его смысл, вы сможете заглянуть в самую сердцевину Божественной тайны.
   –      Какой тайны, учитель?! – возбуждённо воскликнул Мосэ, которому показалось, что он стоит на пороге великого открытия. И ещё мгновение и он постигнет нечто-то такое, о чём не смел даже мечтать.
   –      Вы поймёте тайну прошлого, настоящего и будущего, – сказал отец Гонгэ.
   –      Но как? – вскричал его ученик.
   Отец Гонгэ встал со своего дзабутона, опять подошёл к книжному шкафу и взял рукопись. Положив её на стол, он сказал:
   –      Вся тайна заключена в этом свитке, который вы мне прислали вместе с контейнером. Я думаю, что этот свиток написан той же рукой, что и скрижали с десятью заповедями.
   Оба монаха, услышав эти слова, остолбенели.
   –      Дело в том, – продолжал говорить отец Гонгэ, – что Всевышний общается с нами через определённые символы. Назовём эти символы буквами. Я не знаю, кем и когда были сделаны эти письмена, но мне кажется, что в них содержится вся тайна человечества, всё его прошлое, настоящее и будущее. Тора говорит на языке людей, но в ней есть определённый смысл, скрытый от глаз непосвящённого. Знающий человек, читая Тору, прочитывает символы божественного провидения, которые говорят ему о многом, в том числе и о нашем будущем. Имя Господа – Тетраграмматон, – является ключом к разгадке этого письма, и обозначает тайну прошлого, настоящего и будущего. В этом же свитке содержатся знания какой-то более развитой цивилизации, которая владеет такими тайнами, которые раскроются нам, только после прочтения этого трактата.
   –      Но как происходит узнавание тайны? – прошептал Мосэ, затаив дыхание.
   –      Всевышней из Своей божественной сферы посылает нам символы – буквы, которые, попадая в человеческую среду, реализуются в события. Здесь, – отец Гонгэ положил на свиток свою руку, – в этих записях, написанных буквами Вседержителя, есть всё о нашем мире. Этот божественный манускрипт можно сравнить с сугробом снега, состоящего из снежинок, каждая из которых посредством своего особого рисунка несёт в себе информацию. И тот, кто её прочитает, узнает тайну Бога о нас и о всём мире. И я думаю, что эти записи появились у нас не случайно, потому что мы, всё человечество, подошло к краю пропасти, за которым простирается наша гибель.
   –      Но, учитель? – воскликнул Мосэ. – Как нам прочитать эти письмена?
   –      Этого я не знаю, – ответил тот, – но я могу вам открыть ещё одну тайну. За этими письменами гоняется всю свою жизнь Повелитель Светлого и Тёмного Пути Онмёо-но-ками. Ещё в эпоху Хэйан он создал при императорском дворе ведомство светлого и тёмного начала Онмёо, основанное на принципах китайского учения об «инь» и «ян». Чиновники этого ведомства, которых называли оммёдзи, занимались астрологией, изучением календаря, гаданием и прорицательством. Онмёо-но-ками при помощи даосизма обрёл бессмертие, но он предсказывал будущее не всегда правильно, поэтому часто попадал у императоров в опалу. Тогда всю свою долгую жизнь он посвятил изучению астрологии и пришёл к выводу, что о будущем человечества может знать только сам Бог. Представляю, какую ценность составляет для него этот свиток.
   –      Но этот свиток нужно вернуть маркизу Канаэ, – заявил Мосэ. – Ведь это его собственность.
   –      Не возражаю, – ответил отец Гонгэ, – Тем более сам Онмёо-но-ками вряд ли когда-нибудь сможет его прочитать.
   –      Учитель, нам нужно спешить, – засобирался Мосэ, – а то от незнания нашего будущего, на земле может начаться война, в которую вмешаются воины Небесной империи.
   –      Подожди, – жестом остановил его отец Гонгэ, – война подождёт, сегодня мы должны поженить сына капитана Тако юного Исаму с его невестой Юкико. Вы не можете просто так уйти из города, не побывав у них в гостях. К тому же я бы хотел увидеть твою невесту. Как раз на свадьбе и устроим твои смотрины (миай). А эти вещи спрячь у себя.
   С этими словами отец Гонгэ подвинул к краю стола, где сидел Мосэ, чудотворную фигурку Будды и Божественные Письмена. После того, как Мосэ спрятал эти вещи в свой рюкзак, монахи вышли, чтобы сделать приготовления для нашего дальнейшего путешествия. Я же остался с отцом Гонгэ наедине и спросил его:
   –      Судя по вашим словам, вы, как будто бы, уже исповедуете христианство или иудаизм, а не буддизм. Вы что же, переменили ваши воззрения.
   –      Ни в коем разе, – добродушно рассмеялся отец Гонгэ, – я сказал моему ученику Мосэ то, что он хотел услышать, ведь это он поменял воззрения. А я не хочу на него влиять, потому что каждый человек выбирает в этом мире свой путь. Главное, чтобы я хотел, это то, чтобы он не потерял способность видеть божественный свет, льющийся к нему из Небесной Сокровищницы.
   –      И что же это за свет такой? – спросил я его.
   –      Это свет, – сказал он, – благодаря которому человек обретает свою человечность.
   –      И в чём же заключается человечность человека?
   –      Я думаю, – произнёс он, немного подумав, – что человечность сама по себе является содержанием в человеке некой основы, которая превращает абстрактное существо в человека. Эта основа является, при ближайшем рассмотрении, пустотой, но пустотой не простой, ибо она наполняет человека неким содержанием чего-то такого, что отличает нас от других простых существ, так как наполнение происходит из определённого источника некой мудрости и способности нас адаптироваться к возникаемым обстоятельствам, но не просто адаптироваться, но и менять среду и эти обстоятельства в свою пользу. Это можно назвать выживаемостью, но выживать могут любые организмы, в нас же заложены некие возможности выживать там, где вообще нет жизни в том понимании, к которому мы привыкли.
   –      О чём выговорите? – спросил я, приходя в некоторое возбуждение, так как понимал, что он затронул тему, которая меня очень волнует.
   –      Это – пустота, – ответил он, – но пустота, имеющаяся в человеке, которая обладаем свойством воспринимать и удерживать в себе нечто божественное, а именно, те знания, которые способны продлевать его существование в вечности. Дело в том, что пустота никогда не бывает пустой, и чем чище очищается внутри себя человек, тем более чистая входит в него субстанция. Любая мудрость, которая входит в голову человека подобна вину, потому что она его пьянит, а опьянение уже преобразует человека, меняя всю его структуру. Опьянение – это и есть вмещение в человека новой уже изменённой пустоты и замещение того, что являлось пустотой прежней. С этой точки зрения, все мы являемся чашами вина. И наша внутренняя ёмкость не терпит полого пространства, потому что наша внутренняя чаша, по своей структуре, является приемлющий ёмкостью, насыщающейся каким-то вмещением, хотя бы тем эфиром, который является не чем-то абстрактным, а конструированным сгустком энергии, своего рода настоянным вином на опыте прошлых энергетических изменений, податливой субстанцией, которая преображается посредством разных состояний энергетической материи. Ведь и эфирный свет бывает разным.
   –      И всё же, что же мы в себя вмещаем? – спросил я его, затаив дыхание.
   –      Мы вмещаем в себя эфир, некую божественную субстанцию. Являясь чашей, мы заполняем себя тем эфиром, который кажется нам приятным. Он может рождаться в нас даже от звучания чудесной музыки. Когда мы воспринимаем этот эфирный напиток, некое подобие небесного вина, мы его в себе и содержим, потому что то, что в нас вливается и каким-то чудом удерживается, напитывает нашу сущность. Оно становится уже нашим собственным напитком, и даже при выливании его из нас, оно остаётся с нами. Это – как обретение жизни. Когда мы передаём кому-либо свою жизнь, мы остаёмся живыми. Но, передавая жизнь, как и наши знания, мы кого-то одариваем ими, и сами не опорожняемся. Из этого и состоит наша человечность. Мы как бы являемся виночерпием, разливаем свой эфир гостям, получая его в себя из ничего. И благодаря этим подношениям, мы сами обогащаемся.
   –      Но всё же из какого источника мы получаем этот эфир? – продолжал я его спрашивать.
   –      В этом эфире присутствует истина, которая, несомненно, имеет своё небесное происхождение. Ибо готовится этот амброзийный напиток богами на небесах, где соединяются, как минимум, два компонента: земля и небо, поэтому этот напиток обладает привкусами земной любви и небесной мудрости, которые вместе с напитком проникают в нас. И это даёт нам бессмертие. Напиток бессмертных, этот эликсир жизни, не только удаляет нашу жажду, но и приносит нам радость вечной жизни, потому что всегда несёт в себе божественный свет, который дарует нам не только просветление и святость, но и способность обретения неисчерпаемых возможностей. Ведь очень легко превратить нашу жизнь в вечный праздник, ибо бессмертный напиток содержит в себе только радость. Этот дар небесный, разливается высшими силами для наполнения мира гармонией и совершенством, что стаёт смыслом жизни всех существ, способных воспринимать его и склонных к насыщению им. Этот дар соединяет смертных с бессмертием, и в этом единении обязательно участвуют небо и земля. Именно поэтому этот божественный эфирный напиток объединяет всех нас во взаимной принадлежности к вечности и является главной драгоценностью Небесной Сокровищницы.  Это и есть то сокровище святых, которое не имеет цены.
   Когда он договорил до конца эту фразу, появились Мосэ и Хотокэ. Мы все вчетвером отправились на свадьбу сына капитана Тако, прихватив из гостиницы Митико, невесту Мосэ.



ДЕНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ «Рыбацкая свадьба»


   Тех, кто корчит мудрецов
   И молчание хранит,
   С тем, кто пьёт вино
   И всплакнуть порой спьяна,
   Не сравню я никогда!

   Отомо Табито (III-350) «Манъёсю»


   Da wurden ihrer beiden Augen aufgetan, und sie wurden gewahr, dass sie nackt waren, und flochten Feigenbl;tter zusammen und machten sich Schurze. Und sie h;rten die Stimme Gottes des Herrn, der im Garten ging, da der Tag k;hl geworden war. Und Adam versteckte sich mit seinem Weibe vor dem Angesicht Gottes des Herrn unter dem Baume im Garten.

   Когда мы шли на свадьбу, отец Гонгэ на ходу похлопал Мосэ по плечу и сказал:
   –      Мне вспоминается случай: один преподобный монах, одураченный лисой, пригласил её на буддийскую церемонию. В другой раз лису, обернувшуюся женщиной, насмерть загрызла собака. Нам, монахам, лучше всего не связываться ни с женщинами, ни с лисами, от подобных связей никогда ничего путного не получается кроме детей и неприятностей. Вспомни хотя бы случай с монахом Кумэ, которому довелось увидеть белые ноги женщины, стирающей бельё. После этого монах потерял святость и свалился с Неба.
   На свадьбу Исаму и Юкико собралась добрая половина городка Ёсида и все моряки из ближайших рыбацких деревень. Капитана Тако и его отца все в округе ценили и уважали. После свадебного обряда в синтоистском храме и регистрации в мэрии молодожёны приехали на лимузине к праздничным столам, накрытым по-европейски под навесами прямо на берегу моря, где их встретили радостными возгласами и шутками ожидающие гости. Дождь продолжал идти, но под навесами было сухо и уютно. Все стали рассаживаться по местам. Отец Гонгэ, Хотокэ, Мосэ с Митико и я были посажены на почётные места. Невеста Юкико была в европейском белом свадебном платье, а Исаму в чёрном костюме, белой рубашке с галстуком, но за столом многие пожилые гости сидели в японских одеждах кимоно. Глаза влюблённых Мосэ и Митико, встречаясь с глазами молодожёнов, горели одним и тем же огнём. Мосэ, глядя, как целуются молодожёны, нежно шепнул Митико:
   –      Я бы хотел быть твоим мужем.
   Митико радостно засмеялась и спросила Мосэ:
   –      Можно ли это считать официальным предложением?
   Мосэ кивнул в ответ и спросил:
   –      Какой будет ответ?
   –      Согласна, – смеясь, ответила Митико и сжала под столом его руку. – Мне нужно сообщить о твоём предложении отцу. Хоть я и ненавижу его, за его связи с бандитами, но всё же он – мой отец.
   –      Когда сыграем свадьбу? – спросил её Мосэ.
   –      Как только я переговорю с отцом. Сегодня же мы можем отправиться в Токио.
   –      У меня есть ещё одно незаконченное дело,– сказал Мосэ. – Нам нужно с Хотокэ и русским миссионером отправиться на Хоккайдо, после чего я вернусь в Токио, и мы отпразднуем нашу женитьбу.
   –      Согласна, – опять, смеясь, ответила Митико и снова пожала под столом руку Мосэ.
   Гости между здравницами говорили о надвигающейся войне и о дурных предзнаменованиях. Сидящий недалеко от нас пожилой рыбак, опрокинув в себя очередную рюмку саке, сказал:
   –      На небе стали появляться летающие тарелки. Это тоже признак приближающейся войны.
   Его замечание поддержал отец капитана Тако, вспомнив, что перед второй мировой войной матросы японского императорского флота тоже частенько видели в небе над морем неопознанные летающие объекты, но принимали их за разведывательные самолёты британцев и американцев.
   Два матроса с рыбацкого траулера «Ансуй-мару», услышав эти слова, в один голос заявили, что были свидетелями того, как в открытом Японском море, выбирая сети, они увидели в небе гигантскую сигару, двухкилометровой длинны. Из её носа, подобно колечкам дыма, выплывали круглые сверкающие предметы, похожие на тарелки. Они насчитали их до пятидесяти штук. Потом внезапно сигара исчезла в небе, растворилась как в тумане.
   –      А вам, случайно, это не привиделось? – спросил их капитан Тако, знающий этих моряков, как любителей употребления саке даже во время рыбной ловли.
   –      Что вы такое говорите?! – запротестовали они. – Какое там привиделось! Мы видели всё от начала до конца своими собственными глазами. Вначале в небе висела сигара раз в десять больше дирижабля. Потом начала дымиться блестящими серебряными кольцами. И, в конце концов, исчезла, словно растаяла.
   Капитан Тако покачал головой и заулыбался. Все сразу же поняли, что он не поверил ни одному слову матросов. Но за матросов вступился его отец. Старик провёл ладонью по своей лысой голове, крякнул и сказал:
   –      То, что она исчезла в небе, можно объяснить.
   Взгляды всех присутствующих устремились на него.
   –      Сразу же после капитуляции нашу подводную лодку взяли в плен прямо возле берегов Соединённых Штатов, – начал свой рассказ старик. – Когда мы узнали, что война кончилась, то хотели уйти в Японию, но американцы нас засекли в своих водах и атаковали глубинными бомбами. Нам пришлось всплыть. Наш экипаж сняли с подводной лодки, а её отконвоировали в Норфолк на свою военно-морскую базу. Мы же попали в лагерь для военнопленных близ местечка Сайтбич. Там был ещё один лагерь, который охранялся особо тщательно, и в нём находились, кто бы вы думали, – американские матросы, сошедшие с ума. Бедняги, они походили на свиней, гадили под себя и тут же жрали свои экскременты. Вначале мы думали, что бедняги сошли с ума во время атак наших камикадзе, которые наводили ужас на моряков их тихоокеанского флота. Но потом капитан Мацуда, знавший английский язык, подружился с их офицером, который, защищая честь американского флота, рассказал ему странную историю. Оказывается, эти моряки работали на тральщиках и кораблях в Атлантике по размагничиванию магнитных мин, изобретённых немцами ещё в тридцатых годах. У их технарей была даже своя Магнитная лаборатория в Массачусетском технологическом институте. Работы были поставлены основательно. Их подразделение имело даже специальные суда со стержневыми магнитами, размещёнными на дне по всей длине корабля, которые действовали при помощи мощных генераторов. Эти сошедшие с ума матросы были участниками одного эксперимента, когда два таких намагничивающихся корабля взяли их эсминец в клещи и стали с некоторого расстояния воздействовать на него разными электрическими полями. Через некоторое время их эсминец начал постепенно исчезать в каком-то прозрачном тумане, пока от него не остался один только след на воде. Когда поле отключили, то корабль снова появился из прозрачного тумана, но весь экипаж эсминца сошёл с ума. А некоторые матросы вообще исчезли с корабля. Один из них испарился, сидя за рюмкой в баре. Представляете? После этого рассказа, если во всё это поверить, то уже не надо ничему удивляться.
   Рассказ старика произвёл на гостей впечатление. Многие из них стали приводить свои случаи из жизни о случайных встречах с НЛО и проявлениях разных чудес, которые не поддавались объяснению. Так один из гостей рассказал о том, как его похитили пришельцы из космоса, которые даже говорили по-японски. Однако сидящий рядом с ним сосед поднял его на смех. Он прямо в лицо ему заявил:
   –      Ну, ты и скажешь! А ты не спрашивал пришельцев, в какой школе они изучали японский язык?
   –      Наверное, в космической школе, – поддержал его шутку его сосед.
   Другой рыбак вмешался в их разговор со своим рассказом:
   –      А вот мой родственник из Матто рассказывал, что как-то ночью он возвращался из Ниигаты домой. И чуть было не налетел на летающую тарелку, припаркованную прямо на шоссе на полосе движения. Вначале он принял её за машину, но она была абсолютно круглая, как диск. Он едва успел затормозить. Но, что удивительно, когда он нажал на тормоза, и машину при большом пути торможения всё ещё несло на тарелку, в последний момент она подпрыгнула и вертикально взмыла в небо и так оставалась некоторое время вверху. И тут он увидел в кустах пришельца, который был в костюме космонавта серебристого цвета. Этот пришелец вышел из машины, чтобы помочиться в кустах, и мой родственник чуть было с ним не столкнулся.
   –      А что было дальше? – спросили его гости.
   –      Дальше? Он сел в свою тарелку и улетел.
   –      А как он это сделал?
   –      Так же, как и мы садимся в наши машины, – ответил тот.
   Многие за столом, услышав этот ответ, рассмеялись. В дальнем конце стола коренастый мужчина, крестьянин из ближайшей деревни, дальний родственник капитана Тако, сказал:
   –      Вы можете мне не верить, но на нашей ферме два месяца подряд жил невидимый Странный Дядя (Хэнна-одзисан), мы так в деревнях называем чертей. Вначале у нас в коровнике стал тухнуть свет. Мы ничего не могли понять. На щитках срабатывала защита, и свет гас. Потом в нашем доме стали происходить разные непонятные происшествия. На кухне посуда вылетала в окно. Ночью, когда мы ложились спать, какая-то сила вырывала из-под голов подушки, а то и сами футоны срывались с нас с такой силой, что мы диву давались. Позже мы услышали голос. Обычно он хохотал зловеще: ха-ха-ха, или говорил нашими голосами нам же какие-то гадости. Однажды у нас в кухне упал холодильник, в другое время – трельяж. Что мы только не делали, как во время праздника сэцубун выгоняли чёрта из дома горохом, но ничего не помогало.  Местный священник из храма Мёходзи предложил нам в коровнике на притолоке оставить шахматы го, что мы и сделала. Через некоторое время доска и коробка с камешками исчезли, и сразу же всё улеглось, странные происшествия прекратились. Вероятно, Хэнна-одзисан увлёкся игрой в «го».
   –      Во втором году правления императора Тэммэй (Небесного Света) черти так расшалились в стране, что Будда Канбэ-но-син-сяка из храма Тэнтакудзан-рёкодзи (Храм Сияния Дракона на Горе Небесного Болота) послал Синего Дракона на их усмирение, – заметил местный учитель Такаки, сидящий недалеко от монахов и пожелавший блеснуть своей эрудированностью. – Последнее время в Японии тоже участились случаи шалостей нечистой силы. По научному их называют полтергейстом. Наверное, пришла пора принимать какие-то меры, чтобы опять «лечить» всю страну.
   Другой крестьянин рассказал, что в горной деревне Таками-мура в верховьях реки Синано живёт колдун по прозвищу Сири-махоцуки (Задница-чудесница), человек очень нелюдимый, к тому же, страдающий бессонницей, который делает по ночам людям всякие пакости. Он превращается в призрак и наводит страх на жителей деревни: напускает им в постели змей или поливает водой. А когда очень зол, то подбрасывает им в еду всякие нечистоты. Из-за этого ужаса многие сельчане уже перебрались в город.
   Сын капитана Тако, молодой супруг Исаму тоже рассказал гостям свой случай его похищения с судна Морским Драконом, многие уже слышали этот рассказ, но так никто ему и не поверил.
   Слушая эти рассказы о чудесах, отец Гонгэ, сидящий рядом со мной, усмехнулся и сказал мне:
   –      Ну как? Нравятся вам рассказы моих соотечественников?
   Я пожал плечами и ответил:
   –      У меня на родине тоже рассказывают всякие небылицы. Но это ещё ничего не значит.
   Услышав моё замечание, отец Гонгэ рассмеялся и сказал:
   –      Наш известный мыслитель Ито Дзинсай в своих дневниках «Дзинсай никки» – «Дневник Дзинсая» говорил: ««Человек думает, что в Поднебесной нет ничего вне «ри», и невозможно до конца постичь «ри»». Но в этих чудесах можно увидеть «ри», потому что все события и вещи в действительности как раз и проявляются посредством «ри», как готовые конструкции некой животворящей идеи. Вам, с западным мышлением, это трудно понять, потому что вы стараетесь всё разделять при анализе вещей, чего делать нельзя, ибо эта животворящая идея создаёт все вещи и управляет всеми событиями. Всё, что ни происходит в мире, так или иначе связано с этой животворящей идеей или мыслью. Эта животворящая мысль проявляется по-разному, и это зависит от того, по отношению к чему она проявляется. Здесь важно определить источник её возникновения, то есть, отчего она исходит, и какое происхождение она имеет, небесное или земное, а также нужно понять и сами стороны взаимодействия, и в направлении чего это возникает, даваемого или дающего: смертного или бессмертного. Ведь пребывание чего-то – это не просто постоянство чего-то наличного. Пребывание – это движение к выявлению. Это – акт сотворения, рождения из ничего в определённом месте пространства. Оно есть проявление некой сути, выявленного из общей взаимопринадлежности в виде какого-то феномена, находящегося до времени в потаённости. В возникновении животворящей идеи одновременно присутствует четыре стороны: потенция производящих небесных и земных сил, а также готовность к самореализации производимых феноменальных и божественных возможностей в их горних и дольных устремлениях.
   Я попытался осмыслить его слова, и некоторое время сидел молча.
   Потом я заметил, что, слушая эти рассказы, отец Гонгэ улыбался и тоже молчал, а когда общий разговор за столом разбился на общее обсуждения странных явления группами, и каждый гость за столом стал высказывать своим соседям своё мнение, отец Гонгэ, повернувшись к нам, его воспитанникам, и девушке стал негромко говорить:
   –      Всё это напоминает мне случай из моего детства. Семья у нас была большая. Сестры спали в одной комнате, а братья – в другой. Мы, мальчишки, были тогда большими проказниками и подшучивали над сёстрами. Обычно они шли в о-фуро (ванную) после нас, постелют на циновках свои матрасы и футоны (стеганые одеяла) и идут с полотенцами купаться. А мы в это время под их простыни клали нитки. Напутаем их кругами, а концы протянем в нашу комнату. Когда они вернутся и улягутся спать, то мы в темноте начинаем тихонько тянуть за эти концы. Нитки начинают их щекотать. Им кажется, что кто-то в их постелях ползает. Они зажигают свет, осматривают свои простыни, но ничего на них не находят. Ложатся опять спать, а мы принимаемся за своё дело, те опять начинают искать несуществующих насекомых. Мы веселимся, лежим и хихикаем в своей комнате. Так и эти люди, пытаются найти то, о чём у них даже нет ни малейшего представления, потому что, от параллельного мира они тоже отделены простыней. Как бы они не пытались разглядеть то, что происходит рядом с ними, они ничего не увидят кроме белого полотна этой простыни.
   –      Но может быть, им объяснить истинное положение вещей? – спросил его Мосэ.
   –      Зачем? – улыбаясь, произнёс отец Гонгэ, – Вы хотите, чтобы они все сошли с ума, когда узнают это истинное положение дел, как те матросы с американского эсминца, побывавшие по ту сторону границы, разделяющей наши миры?
   Ни Мосэ, ни Хотокэ не нашли слов, чтобы возразить ему. Я тоже промолчал.
   –      Вот видите, – продолжал отец Гонгэ, – для того, чтобы пройти Великие Врата, разделяющие параллельные миры, нужно быть очень подготовленным человеком.
   –      В таком случае, и мы не очень подготовлены для этого, – заметил Мосэ.
   –      Я подозреваю это, – кивнул головой отец Гонгэ, – то, что вы на короткое время переместились в некое неведомое для вас пространство, это ещё ничего не значит. Важно то, что вы там увидите, и как сможете это пережить.
   –      Но что может быть там такого необычного, – возразил ему Хотокэ, – что может нас поразить так, чтобы мы после этого сошли с ума?
   –      Не скажи, – ответил ему отец Гонгэ. – Как попадёте туда, вы столкнётесь с тем, о чем не имеете никакого представления. Вам нужно будет привыкнуть к таким явлениям как дематериализация, материализация и депортация через преграды и огромные расстояния. Перед вами откроются такие знания и технологии, к которым даже не приблизилась наша наука. Вы встретитесь с высокоразвитой цивилизацией, сосуществующей с нами на земле. Наша наука в своих знаниях только предполагает, какого уровня они достигли в своей технологии, и как далеко продвинулись. Вам предстоит испытать всё на своей собственной шкуре, чего бы я ни хотел для себя лично. Но и это не главное. Там вы выйдете на иную форму жизни, узнаете о существовании неких тонких структур. Наши экстрасенсы говорят, что видят эти структуры и даже описывают их. Иногда они залетают в наше пространство. Связанные с полтергейстом, они имеют антропоморфные формы. Но есть также и змееподобные и шарообразные сущности, которые перемещаются по воздуху. Некоторые сущности имеют форму животных, но не похоже ни на одно животное, известное нам, скорее они состоят из некой комбинации, напоминающих нам страшные персонажи мифов.
   –      Отец Гонгэ, вы нас пугаете, – сказал Мосэ.
   –      Вы решили отправиться в тот мир по своей собственной воле, – заметил отец Гонгэ. – Другое дело, если душа переселяется в тот мир. Тут уж ничего не поделаешь. Умирая, человек понимает, что расстаётся с жизнью навсегда и готов к любым переменам, поэтому он так не пугается, как можете испугаться вы, надеясь вернуться в этот мир. От такого испуга можно сойти с ума. Лучше всего – заранее ко всему приготовиться.
   –      Но что нас может там ожидать, отец Гонгэ, – спросил учителя Хотокэ.
   –       Не знаю, – ответил тот. – Но думаю, вы встретите там много чего непривычного. Уже сейчас некоторые исследователи-учёные склоняются к мысли о присутствии на земле неких сущностей, построенных на других началах, а не на хорошо знакомой нам биологической основе. Есть учёные, которые утверждают, что на Земле помимо биологической формы жизни существует и полевая форма. Есть существа, чьи тела построены не на известном нам молекулярном уровне, а на уровне элементарных частиц. Такие существа, представляющее собой поле или состоящее из элементарных частиц, наделены свойствами, выходящими за рамки восприятия человеческих чувств и совершенно непривычные для человека, с точки зрения его опыта. Такая тонкая сущность свободно проникает сквозь тела и другие предметы, пропускает через себя свет, иными словами, не воспринимается органами зрения человека. Способы потребления энергии из окружающей среды этого существа отличаются от наших способов. А раз так, то и образ жизни, и цели самого их бытья должны отличаться значительно от наших тоже. Если они устроены не так, как мы с вами, и состоят из более разряженной материи, то могут сохраняться значительно дольше в пространстве, нежели мы.
   –      Речь идёт о вечности? – спросила Митико, которую тоже захватил рассказ отца Гонгэ.
   –      Во всяком случае, речь может идти об очень длительном времени, – продолжал отец Гонгэ, – за миллиарды лет своего бытия эти существа способны были достичь венца совершенства. Они живут своей жизнью среди нас, будучи невидимыми, а мы – своей.
   –      А может быть, это – души умерших людей? – С интересом спросила Митико.
   –      Или ангелы, – высказал своё предположение Мосэ.
   –      Всё может быть, – согласился с ними отец Гонгэ. – Души мёртвых или ангелы – какая разница для нас? Назовём это общим словом «тонкие сущности». Здесь важно другое. Теолог Иоанн Дамаскин писал, что ангелы являются разновидностью мыслительного света. Они не нуждаются в языке и слухе и передают друг другу свои мысли и пожелания без помощи произносимых слов. По естеству своему они не имеют вида и образа и подобны телам, не имеющим измерения, но мысль им всегда присуща. Ангелы, как пишет он, не сидят на одном месте, подобно телам так, чтобы принимать какой-либо образ или вид. Но они прибывают мгновенно в то место, где возникает мысль о них или о какой-то сути вещей или дел, к чему они причастны. Там они помогают оформить эту мысль и привести объект к нужному решению. Ангелы – своего рода помощники на ментальном уровне. Они принадлежат к высшему совершенному разряду. Что же касается душ умерших, то, возможно, они блуждают в своём эфире в поисках своего совершенства. Но это так, мои предположения.
   –      Но позвольте, учитель! – воскликнул Мосэ. – Тогда речь идёт о двух видах полтергейста, как инициации активизации в пространстве неких тонких сущностей. С одной стороны, речь может идти о структурах, возникших под воздействием человека. А с другой стороны, тонкие сущности могут возникать в силу процессов самоорганизации и структурирования пространства. Так, например, колдуны, используя определённые кодовые символы, могут выработать свои приемы воздействия на энергетику эфира, известные магической практике. Верующие могут своей духовной творческой энергией создавать богов, которые способны существовать и наличествовать в эфире благодаря их духовной подпитке и заряжаться от их молитв. Наконец, маркиз Канаэ способен создавать свои киберпространства, и заселяя ими своими воинами, способными менять свою молекулярно-биологическую структуру на духовно-полярную форму или разряжённую материю элементарных частиц при помощи особой технологии. Но наверняка есть в природе тонкие сущности, возникшие без участия в них человеческого фактора. Те же ангелы, которых посылает нам небо, не что иное как проявление чьей-то воли, если не воли Самого Всевышнего. Так что наш мир может быть построен также непросто, как спечён этот свадебный пирог.
   И Мосэ показал на свою тарелку, где лежал слоёный кусок пирога, начинённый рисом, яйцами, морковью, луком, петрушкой и разными специями.
   Отец Гонгэ улыбнулся и сказал:
   –      Ты прав, Мосэ, наш мир не одномерен и намного сложнее начинки этого пирога. Тем более сложен наш живой органический мир. Когда-то наш Творец привёл мир в движение, а любое движение порождает энергию, которая проявляется в электричестве. Что такое электричество? – никто не знает. Мы им пользуемся, создаём на его счёт разные версии, но потом оказывается, что не учли одного, другого, третьего, и так до бесконечности. До сих пор мы не можем ухватить сути этого явления. Может быть, электричество и есть проявление божественной силы, которую мы не в состоянии постичь своим умом.
   –      Но мы все знаем, что такое электричество, – возразила ему Митико, – любой человек может сунуть пальцы в розетку и почувствовать его.
   Отец Гонгэ и его воспитанники, услышав её слова, рассмеялись.
   –      Один российский учёный, – продолжал отец Гонгэ, – развевая известные физические представления об электрослабых взаимодействиях, разработал концепцию гипотетических частиц – микролептонов. Его теория о свойствах микролептонного газа получила экспериментальное подтверждение и через его концепцию обретает осознание многих парапсихологических явлений. Им доказано, что тонкие сущности могут формироваться на основе микролептонных частиц и газа. Другой российский учёный, изучая свойства нейтрино, сделал открытие, что небесные тела и Землю окружает тонкий слой нейтриносферы. А поскольку в ней наблюдаются макроскопические интерференционные и квантовые эффекты – образование квазиатомов, то она является именно той средой, где рождаются тонкие сущности. Есть и ещё один российский учёный, занимавшийся разработкой концепции «биоплазмы», который доказал, что любое физическое тело биологического организма пронизано некой «холодной плазмой», структурой, построенной на электронно-протонной основе. Многими учёными доказано, что одного биохимического материала, из которого построен наш мозг, не достаточно для того, чтобы он мыслил. Процесс мышления совершается на уровне биоплазменной структуры. Само физическое тело биоплазменного объекта строится на основании программы, которое несёт такое биоплазменное образование. Это и есть животворящая идея.
   Сказав последнее предложение, отец Гонгэ посмотрел в мою сторону.
   –      Можно сказать, что биологическое тело – вторично, ибо оно производно от биоплазмы? – с удивлением воскликнул Мосэ.
   –      Вот именно, – обрадовался отец Гонгэ, видя, что воспитанники понимают, к чему он клонит.
   –      А это значит, – продолжил свою мысль Мосэ, – что возможно существование биоплазменных образований, этаких тонких систем, свободных от возводящих их обычно биологических тел?
   –      Вот именно, – опять обрадовался отец Гонгэ прозорливости своего ученика.
   Митико, слушая их, хихикнула и заметила:
   –      Как мужчины всё стараются усложнить, не проще было бы сказать, что речь идёт о душах, отделившихся от тел.
   –      И так можно сказать – похвалил её отец Гонгэ, – но речь идёт не только о душах. Эти биоплазмоиды, являющиеся бестелесными сущностями, могут также являться носителями информации более сильной сущности. Вы имеете в виду ангелов и Бога? Так бы просто и сказали.
   Отец Гонгэ с улыбкой кивнул головой, но Хотокэ тут же задал вопрос:
   –      Но как удаётся учёным маркиза Канаэ, сохраняя биоплазменную субстанцию человека, выводить из видимости само тело?
   –      Я думаю, – ответил отец Гонгэ, – что они делают это при помощи своей технологии, используя теорию Единого поля Эйнштейна. Они помещают человека в соответствующее поле, которое растворяет в пространстве молекулярную субстанцию физического тела человека, перемещая её на полевой уровень. После чего их биоплазма вновь реализует в действительности их физическое тело, так как вы только что пришли к выводу, что тело является производным биоплазмы.
   –      Но может ли такое происходить в нашем мире, – засомневалась Митико, – мне всё же не понятно, куда деваются тела?
   Трое мужчин переглянулись и обменялись улыбками. Митико же, поджав губки, обидчиво сказала:
   –      Наверное, мы меня считаете круглой идиоткой?
   Все трое мужчин принялись уверять девушку в обратном.
   –      Совсем нет, – сказал ласково отец Гонгэ, – наверняка, сидящие за этим столом люди даже не подозревают, о каких материях мы с вами говорим. Я думаю, что тела при данном переходе попадают в схлопнувшееся пространство, открытое маркизом Канаэ. Эти пространства, оставляют проход в наш мир, поэтому, находясь там, они могут из запредельного пространства обозревать нас и делать с нами всё, что им заблагорассудится.
   –      Я уже говорила своим друзьям, – сказала Митико, – что мне бы не хотелось, чтобы кто-то из той запредельной сферы «трахал» меня, а потом бы я забеременела, как дева Мария от Святого Духа.
   Мужчины рассмеялись, а Мосэ при этом заметил:
   –      Я бы тоже этого не хотел.
   –      Но как же быть тогда с религиями? – задала вопрос священникам Митико. – Если то, что вы говорите верно, то вам нужно признаться, что вы все ошибаетесь, веря во что-то мистическое. Другое дело мы, студенты. Мы изучаем разные науки, полагаемся только на научный метод, и ни во что не верим кроме материализма и социализма.
   –      В том, что мы верим в какие-то свои ценности и при этом изучаем мир, нет никакого противоречия. Чем больше мы изучаем этот мир, тем больше понимаем, что в мире не всё так просто.
   –      Но почему тогда на нашей земле столько религий, и они не могут договориться между собой? – не унималась девушка. – Наверняка, каждая из этих религий имеет свои погрешности.
   –      Каждая из религий направлена на определённый объект постижения, – ответил ей отец Гонгэ. – Буддисты стараются погрузить себя в состояние нирваны, иными словами, поместить себя в спокойный эфир, состоящий из дхарм, чтобы чувствовать колебание других мировых сфер. Посредством высокой чувствительности тонкой материи они не только постигают мир, но и управляют им, успокаивая возмущённую материю. Шаманство и синтоизм изучают мир подвижных тонких сущностей, а иудаизм, христианство и ислам направляет свои усилия на постижение первооснов зарождения Вселенной, пытаясь понять сущность единого и всемогущего нашего Творца. Философ Хаяси Радзан в своё время в своей рукописи «Синто дэндзю» говорил: «Хаос – это круг чего-то одушевлённого. Когда земля и небо были закрыты, и мрак и свет не разделены, хаос был как кругленький цыплёнок. В нём был заключён закон духа, но он ещё не проявился. Он отделился и открылся, и множество вещей родилось между небом и землёй. Если сравнить с человеком, то это как мысль, которая возникает и появляется в человеке. Она подобна росинке, хотя также как Вселенная, появляется лишь после того, как проходит месяц за месяцем. Если же сравнить с душой человека, то хаос – это когда в счастливом разуме соединены покой и движение, когда не дали пока ростков ни желания, ни заботы. Бог появляется из нерасчленённости, после того как начинается этот мир. А потом нет у него ни начала, ни конца. Человеческая душа подчинена тому же закону».
   В эту минуту они заметили, как со стороны города к их свадебным навесам на берегу моря подъехал автомобиль «Субару», из которого вышел профессор Онмёо-но-ками и направился к ним с букетом цветов.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЫЙ «Путешествие во имя спасения мира»


   Если в мире суеты,
   На дороге всех утех,
   Ты веселья не найдёшь,
   Радость ждёт тебя одна –
   Урони слезу спьяна.

   Отомо Табито (III-347) «Манъёсю»


   Und Gott der Herr rief Adam und sprach zu ihm: Wo bist du? Und er sprach: Ich h;rte deine Stimme im Garten und f;rchtete mich; denn ich bin nackt, darum versteckte ich mich. Und er sprach: Wer hat dir's gesagt, dass du nackt bist? Hast du nicht gegessen von dem Baum, davon ich dir gebot, du solltest nicht davon essen?

   Когда профессор Онмёо-но ками ещё направлялся к нам, отец Гонгэ сказал мне:
   –      Если уж говорить о небесных тайнах, то у меня зародилось такое мнение, что птицы иногда знают больше, чем люди, особенно, если это касается каких-то несчастий. Однажды, когда ещё были живы мои попугайчики Ричик и Чарли, я проснулся от какого-то шума в комнате. Включив свет, я увидел сидящих на ковре недалеко от моей кровати птичек. Они выбрались из своей клетки на кухне и притопали ко мне в комнату. Я принёс с кухни их клетку и загнал их. Как только я это сделал, весь дом заходил ходуном. Произошло землетрясение и довольно сильное. Птицы чувствовали приближение его и решили меня предупредить. Умницы! А мы говорим, что они ничего не соображают. Я читал, что гуси в своё время спасли Рим от варваров. А вороны у лондонцев являются неприкосновенной птицей, охраняющей Тауэр. Думаю, что это всё неспроста. Возможно, что птицы умнее и чувствительнее нас. Они быстрее нас понимают, откуда исходит опасность. В этом отношении мои ученики были похожи на птиц. И профессор Онмёо-но ками, наверное, тоже обладает какими-то небесными знаниями, не даром его называют Красная Птица.
   Профессор Онмёо-но-ками подошёл к молодожёнам, поздравил их и вручил невесте букет цветов. Исаму и Юкико пригласили его к столу. Повелитель Светлого и Тёмного Пути расположился на скамейке рядом с монахами и девушкой. После первых приветственных слов профессор с озабоченным лицом сообщил монахам, что мир стоит на пороге войны. Над Южно-Китайским морем сбит американский гражданский самолёт. Ответственность за это происшествие не взяли на себя ни Тайвань, ни Китай. В этих странах срочно проводится мобилизация, а военный флот Соединённых Штатов переведён на военное положение. Есть, подозрение, сообщил профессор, что самолёт был сбит НЛО.
   –      Но что вас привело сюда? – спросил его обеспокоенный Мосэ.
   –      Дело в том, – ответил тот, – что американцы захватили двух небожителей – воинов армии маркиза Канаэ из Небесной Империи. Одного взяли в госпитале Хиросимы, появившегося неизвестно откуда с торпедой кайтэн, а другого похитили прямо в офисе одной компании города Майдзуру. Им оказался орнитолог Накамура, снявший на камеру в предгорьях Дайсан странную крепость, которую никто не может обнаружить. Во время гипноза оба задержанных сознались, что являются воинами Небесной империи. Я бы хотел, чтобы вы поехали со мной.
   –      Но для чего? – удивился Мосэ.
   –      Вы уже имели контакт с людьми Канаэ, мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали на допросе и помогли нам разобраться, где они лгут, а где говорят правду. Сейчас их обоих доставили военным самолётом на нашу базу на Хоккайдо. Мне позвонили, и я поехал туда на машине и попутно хотел вас захватить с собой прямо с этой свадьбы.
   –      Но нам нужно ещё обследовать несколько деревьев и отключить от них американские нейтронные ловушки, – сказал Мосэ.
   –      Я помогу вам это сделать, – ответил тот, – а сейчас нужно собираться в дорогу.
   –      Но мы поедем только после свадьбы, – твёрдо заявил Мосэ и добавил, – и ещё после того, как я провожу свою невесту в Токио.
   Профессор недовольно поморщился, покосился на девушку, но ничего не сказал.
   –      А что вам рассказали ваши пленные? – спросил его Хотокэ.
   –      О! – воскликнул профессор, – я присутствовал на их предварительном допросе, и они порассказали нам о своём мире много интересного. Скажу вам откровенно, есть такое, от чего волосы на голове становятся дыбом.
   –      А почему их увезли на Хоккайдо? – спросил Мосэ.
   –      Они утверждают, что их главные базы расположены на том острове. С помощью их мы хотим обследовать места, чтобы обнаружить признаки этих баз или уличить их во лжи.
   –      И каков же их мир? – спросил я. – Что они говорят?
   –      Они нарисовали нам картину странных противоречивых понятий, в которых нам трудно разобраться без вашей помощи. От всего этого у наших учёных голова идёт кругом, а кое-кто уже стоит на грани помешательства. Их мир, насколько мы поняли из их слов, обладает некими взаимоисключающими свойствами, что проявляется в невероятных по своей особенности феноменах. В том мире существует своя логика, не имеющая ничего общего с нашей логикой. Поэтому наличие этих взаимоисключающих проявлений в их мире и есть то единственное свойство, выявленное нами, которому не сопутствует другое, которое исключало бы его. Понимание такой особенности этого необычного феномена затруднено ещё тем, что мы не можем найти никаких аналогий в нашем мире. Мы не способны описать его в терминах позитивного знания. Скажите вот, можно ли описывать предмет как шар, одновременно подразумевая, что это пирамида, замечая при этом, что этот предмет тёмный и в то же время светлый? Как видите, здесь бессильна наша человеческая логика. То, что они описывают, выходит даже за пределы тригонометрии Лобачевского. Это можно сравнить с нашим приёмом антиномии, когда объект характеризуется набором качеств, исключающих друг друга. Но антиномия больше подходит к мистике, а не к науке. Один словом, их мир представляет собой замкнутую сферу, где происходят явления, лежащие за пределами нашей обыденности и повседневного опыта. Но их закрытый мир соприкасается ещё с одним миром, который вообще расположен за чертой реальности нашего мира, и окутан туманом мистики даже для них самих. Представляете? Но, тем не менее, они, сохраняя связи с нашим миром, пробили ещё проход в тот другой мир, лежащий за пределами пребывания сущностей, которые ничего общего не имеют с человечеством и существуют сами по себе.
   –      Вот как, – воскликнул отец Гонгэ, – значит, они стали промежуточным звеном между людьми и богами?
   –      Выходит, так, – ответил профессор, – У них такой уровень знаний и возможностей, превосходящий наш в тысячи раз, что не позволяет нам понять их обыденные вещи. К тому же и время у них там течёт по-другому, как будто они имеют какой-то ускоритель времени. И они способны ускорять время или останавливать его.
   –      Это уже из области какой-то невероятной фантастики, – заметил отец Гонгэ.
   –      Я и говорю, – согласился с ним профессор, – что многое, происходящее в их мире, не поддаётся нашему пониманию.
   –      Можно сказать, что они откупорили бутылку, в которой сокрыт иной мир? – спросил отец Гонгэ.
   –      Можно и так выразиться, – кивнул головой тот, – что бы там ни было, но за границами их мира пребывают сущности, которые, как считают даже люди маркиза Треножника, сопутствуют этим взаимоисключающим явлениям и даже порождают их. При этом никто не знает, пребывают ли эти сущности постоянно в нашем физическом мире или они – пришельцы из параллельных миров, иных миров и иных Вселенных. Не понятно также, являются ли эти параллельные миры частью нашего многомерного мира.
   –      Но в таком случае, что говорят ваши учёные? – спросил его я.
   –      Вы же знаете, что у нас сейчас возникла даже квантовая математика, проецирующая явления, происходящие в квантовой физике. Учёные этой отрасли науки используют накопленные знания о теории Единого поля Эйнштейна. Они математически создали несколько удивительных моделей, доказывающих, что реальность имеет не три измерения и со временем даже четыре, а значительно больше, в зависимости от того, на сколько полей можно разделить Единое поле нашего пространства и времени. В связи с этим возникают несвязные между собой абсурдные явления, которые пронизывают весь наш многослойный мир, и часто до нас доходят только отзвуки и тени тех событий, которые не доступны восприятию реальности нашего мира, ибо они кроются за порогом наших измерений. Многие действия запредельного мира для нас нелогичны и лишены смысла, а явления, проявляющиеся в нашем мире, не поддаются нашему пониманию с точки зрения физических законов, особенно те, которые исключают противоположные качества.
   Профессор с горечью взял со стола рюмку саке и выпил её одним духом. Затем он продолжил свой рассказа:
   –      Когда мы вывели из состояния гипноза наших военнопленных, то выяснилось, что они не только ничего не помнят о том, что говорили, но и по их виду даже не имеют причастности ко всей этой тайне. Вся эта информация спрятана даже от них самих в глубине их памяти и каким-то образом закодирована. В то время, как мы работали при помощи гипноза, датчики, прикреплённые к их голове, зарегистрировали такой мгновенный всплеск энергии, говорящий о большой интенсивности излучения, что их головы могли разорваться как электронные бомбы. И уже через мгновение излучение это резко падало до уровня общего тона. А приборы не зарегистрировали никакого повышения температуры их тел.  Как будто из глубины их мозга рождался энергетический взрыв, и моментально гасился. Во время этого мгновенного всплеска наши электронные приборы не способны считывать их огромный объём информации. Такие процессы могут происходить только во Вселенной во время общения межгалактических цивилизаций. И свойства их биологического строения никак не соответствуют реальностям мира, в котором мы существуем.
   –      Я думаю, – сказал отец Гонгэ,– что любой человек, живущий на земле, является космическим существом и содержит в себе такие потенциальные возможности, о которых мы с вами ещё не подозреваем. Мне даже кажется, что в нём скрыт весь этот многослойный мир, присущий теории Единого поля Эйнштейна. И прежде чем изучать окружающий мир, нужно пристальней изучить самого человека.
   –      Не спорю с вами, – сказал профессор, – мне самому удалось открыть в себе такие способности, о которых я не знал, но субъективный мир – это одно, а объективный мир – совсем другое.
   –      Не нахожу разницы, – возразил ему отец Гонгэ, – всё, что есть в этом мире, присуще и нам.
   –      Но у нас есть свой привычный мир, – настаивал на своём профессор, – который нам совсем не хочется менять. Когда какой-то феномен врывается в нашу жизнь подобно протуберанцу, исходящего из иного измерения или иного мира, то у нас возникает первое желание – защитить наши материальные и духовные ценности.
   –      Но, – продолжал возражать отец Гонгэ, – от такого вмешательства потусторонних сил наши возможности в мире станут шире, и мы увидим такие грани этого мира, какие не могли и представить себе раньше. Контакты раздвинут наши духовные горизонты, заставят нас посмотреть на некоторые обыденные для нас вещи совсем по-другому.
   Профессор замолчал, задумчиво окинул взглядом подвыпивших гостей, продолжавших веселиться за свадебным столом сына капитана Тако, а затем молвил, обращаясь к отцу Гонгэ:
   –      А вы сами спросите у простого народа, нужно ли им знать больше того, что они знают, и подумайте, не кончится ли их счастье и душевный уют в ту самую минуту, когда они увидят всю бездну этого мира. Я слышал, что многих пугает бездонное звёздное небо, когда они подолгу в него смотрят. А тут, с вторжением иного мира, их реальность может быть разорвана на части.
   –      Не знаю, – сказал отец Гонгэ, – может быть, вы и правы. Но я думаю, что любая полнота реальности антиномична и таит в себе тайны, которые, открываясь, порождают в неискушённом человеческом уме страх, переходящий в ужас, перед всеми новыми и необычными открытиями. Человеку всегда присуще стремление искать ответы на возникающие вопросы, чтобы быть уверенным в себе и освобождаться от всех неясностей, прояснять любую неопределённость. Естественно, что перед лицом испытаний у нас возникает волнение и напряжённость. Но мы не можем вечно оставаться в неведении. Нам необходимо познать этот мир, чтобы мы смогли правильно повести себя, когда на наши головы свалятся с неба все напасти раскрывшихся тайн. Чтобы нас не охватил животный страх, и мы, как дикари, не стали бы бросаться с каменным топором против лазерного оружия, которое может нас уничтожить. Сейчас непонятное угрожает нам, а неизвестное может принести гибель. И всё неведомое мы не должны считать своим врагом и начинать с ним бороться, не рассчитав своих сил. И лучше будет всё понять в этом мире, и приспособиться к нему. Тем более мне, священнику, странно говорить вам, учёному, о пользе знаний о грядущем. В детстве дети боятся темноты, но мы с вами – духовно зрелые люди, сознающие, что вынуждены жить рядом с тайной, похожей на тьму, в которую можем и не проникнуть, но, тем не менее, способны побороть в себе чувство страха перед ней. Надеюсь, что в своей деятельности вы будете руководствоваться здравым смыслом и не сделаете того, что нас всех может погубить.
   После этих слов профессор, монахи, я и девушка услышали, что молодожёны начали прощаться с гостями. Свадебный обед подходил к концу, их уже ожидал автомобиль, на котором они должны были отправиться в аэропорт, чтобы вылететь в свадебное путешествие ближайшим самолётом на остров Окинава. Пожелав молодожёнам счастья, и проводив их в путь, гости стали прощаться с капитаном Тако и его отцом.
   Профессор, посадив нас и девушку в автомобиль, отправился на железнодорожную станцию, откуда Митико должна была отбыть в Токио. При расставании сопровождающие тактично оставили влюблённых Мосэ и Митико одних на перроне. Я стоял ближе всех к ним на перроне, и поэтому невольно слышал, о чём они говорили. Мосэ поцеловав Митико, извинился.
   –      За что ты извиняешься, – удивилась Митико.
   –      Видишь ли, дорогая, – ответил тот, – мечты у женщин и мужчин разные. Мечта женщины – обрести жениха, родить детей и обрести семейное счастье. Мечта мужчины – та же самая, но кроме этого он хочет обрести ещё что-то, может быть, весь мир, а, может быть, Бога. Иногда эта мечта разбивает мечту женщины и делает для неё её счастье недосягаемым. Мужчины становятся монахами или уплывают на кораблях за моря и океаны, чтобы открыть новый мир, оставляя женщин и детей в одиночестве.
   –      Но почему так происходит? – с грустью спросила Митико.
   –      Потому что мужчина – вечный скиталец. Он обретает мир и покой в странствиях и никогда не ценит того счастья, которое имеет. Женщина же обретает счастье и покой рядом со своим мужем. Так уж повелось. В этом мужчина отличается от женщины.
   –      Я бы никогда не хотела с тобой расставаться, – сказала Митико, протянув к нему свои губы для поцелуя.
   –      Я – тоже, – поцеловав её, сказал Мосэ.
   –      Обещай сделать мне один подарок, – попросила его Митико.
   –      Какой? – спросил Мосэ.
   –      Подари мне ребёнка, чтобы при нашем расставании я так не скучала по тебе.
   –      Обещаю, – прошептал Мосэ, прижимая её к себе.
   В самый последний момент, когда она уже садилась в поезд, я не выдержал, подбежал к Митико и сбивчиво попросил её хоть что-то о моей возлюбленной, помочь мне отыскать Натали в борделях её отца. Услышав эти слова, Митико округлила глаза, и, мне кажется, ничего не поняла. Но времени для объяснений уже не было. Поезд тронулся. Митико запрыгнула на подножку и помахала Мосэ рукой на прощание. Мосэ смотрел вслед поезда до тех пор, пока он не исчез из вида в пелене дождя. Затем он подошёл ко мне и спросил, что я хотел сказать Митико. Я ему ответил, что попросил её помочь мне в поисках моей исчезнувшей возлюбленной. Мосэ спросил:
   –      А ты это не мог сделать раньше? Мне показалось, что она совсем не поняла, о чём ты её просишь.
   Я пожал плечами и огорчённо вздохнул.
   –      Ладно, – сказал Мосэ, – при случае я ей передам всё, и попрошу от себя лично помочь тебе.
   Я его поблагодарил, и затем мы вернулся к машине, где нас ожидали профессор, отец Гонгэ и Хотокэ. Отец Гонгэ, сославшись на дела, простился со нами и профессором на вокзале. Я, Мосэ и Хотокэ, сев в машину Повелителя Светлого и Тёмного Пути, отправились навстречу новым приключениям.
   Через некоторое время машина профессора Онмёо-но-ками с государственного шоссе, идущего вдоль реки Агано-гава, свернула на просёлочную дорогу, поднимающуюся в гору. Оставив машину на поляне, мы с профессором, раскрыв зонты, пошли по мокрой земле к буддистскому храму с названием Сёгунтёбёдодзи (Храм равенства кургана генерала).
   Рядом с ним мы увидели огромное омытое дождём тысячелетнее дерево двадцати девяти метров высотой и тринадцати метров в обхвате – генеральскую криптомерию. На расстоянии в нескольких десятков сантиметров от земли дерево разветвлялось на несколько огромных стволов, являвшихся как бы самостоятельными деревьями. Огромный средний ствол был сломан тайфуном на тридцать седьмом году правления императора Сёва и высился вытянувшимся вверх пеньком, на макушке которого был сооружён небольшой макет храма. Недалеко от дерева покоился в могиле прах известного генерала правительства сёгуната семьи Токугава некого Хираи Сигэки. При дневном свете казалось, что всё огромное дерево окутано прозрачным туманом зеленоватого оттенка и проступало сквозь пелену дождя некой монолитной массой, сотканной из прозрачной тончайшей ткани.
   После того, как монахи совершили возле дерева свой обряде, Повелитель Светлого и Тёмного Пути признался, что после ареста людей маркиза Канаэ под всеми этими деревьями были установлены новые более усовершенствованные вакуумные ловушки с электромагнитными уловителями – своего рода капканы, для поимки сущностей из другого измерения. Но так до сих пор в них никто не попался.
   –      Но вы абсолютно ничем не рискуете, – уверил их профессор, – ни ваша жизнь, ни ваше здоровье не подвергнется опасности. К тому же, как видите, и я нахожусь с вами рядом.  Всё, что от вас требовалось раньше, это привлечь внимания к себе тонких сущностей. На юге вам везло, несколько таких контактов мы запечатлели на видеоплёнку. Но до сих пор с нами никто не выходил на контакт, поэтому мы решили изменить метод и действовать более решительно.
   –      Наверное, поэтому последнее время синтоистские боги перестали с нами общаться, – высказал своё мнение Хотокэ.
   –      А, может быть, им надоела с вами игра в прятки, – заметил Мосэ – или они начали опасаться вашей охоты за их секретами.
   –      Всё может быть, – задумчиво произнёс профессор, когда мы возвращались к машине.
   Некоторое время профессор вёл свою машину на север, по побережью Японского моря молча, о чём-то сосредоточенно размышляя. Я сидел рядом с ним, а монахи расположились на заднем сидении и разглядывали унылые поблекшие под дождём сельские пейзажи. Тишину нарушали только работающие дворники на ветровом стекле машины. Проехав городок Мураками, мы пересекли границу префектуры Ниигата, и мчались уже по побережью префектуры Ямагата. Дождь лил уже не так сильно, а временами даже прекращался. От порта Саката, профессор повернул на дорогу, ведущую вглубь острова. Доехав до городка Обанадзава, Повелитель Светлого и Тёмного пути сверился с картой, и определил расположение дерева под названием Обаботайдзю. Это была огромная липа высотой в двадцать один метр и в обхвате шесть с половиной метров. Она имела возраст более пяти веков и находилась прямо в городе. Профессор и монахи вышли из машины и увидели кучку людей, толпившихся возле дерева. Некоторые женщины стояли вместе с детьми и смотрели на липу.
   –      Что здесь происходит? – спросил профессор одну женщину, смотревшую на дерево.
   –      Странные вещи стали происходить в нашем городе, – ответила она, почему-то, тихим голосом, почти переходящим на шепот, – многие это связывают с этим деревом. Недавно учёные установили на ней какую-то антенну и объяснили нам, что она будет принимать сигналы со спутников. Два дня назад вечером в дерево ударила молния, и оно всё осветилось странным зеленоватым светом и окуталось таким же туманом, а наутро расцвело. Странное дело, но в такое время года липы уже не цветут, а тут оно покрылось необычными цветами. Видите? Эти цветы похожи на лилии или трубочки с крем-брюле.
   Профессор и монахи очень удивились. Такие цветы они видели впервые в жизни.
   –      Но и это ещё не всё, – продолжала словоохотливая женщина, – из этих цветов стали вылетать мотыльки, как будто сами цветы порождали их. Эти мотыльки ночью в темноте горят как светлячки и чем-то похожи на эльфов из английских сказок.
   –      А вчера моя родственница видела такую же бабочку уже взрослой, – вмешалась в разговор другая женщина, стоявшая рядом с ними. – Моя родственница живёт в деревне недалеко от города. Она шла по своему полю и вдруг видит, подлетает к ней огромная бабочка с человеческий рост и спрашивает её, где ей можно достать сахара или патоки, на крайний случай сладкого картофеля – батата. Моя родственница растерялась и не знала, что ей ответить.
   –      А вы ничего не путаете? – спросил её удивлённый профессор. – Может быть, ей привиделось?
   –      А что здесь путать, – рассердилась женщина, – моя родственница пока ещё не выжила из ума. И я ей верю. Когда она пришла в себя, то сказала этой бабочке, что можно купить в деревенской лавке шоколад. И знаете, что эта бабочка заявила ей? Она сказала, что не любит шоколад, и принципиально его не ест. Вот какие они привередливые.
   Профессор пожал плечами, ничего не ответив ей. Когда мы остались одни, и люди более-менее разошлись, профессор задумчиво произнёс, как бы обращаясь к нам:
   –      В своё время философ Ямагата Банто в своих записках «Юмэ-но сиро» – «Замок сновидений» говорил: «Гармония света Неба и Солнца, тьмы Земли и Влаги порождают различные существа. Те, которые имеют рот для еды, но не имеют другого отверстия, не могут отправлять свои потребности, такие уже не рождаются вторично. Среди множества существ те, кто обеспечен для всяких нужд, кому легко жить. Они постоянно рождаются один за другим. Появляются и такие, что живут во влаге, и среди всего сущего самое выдающееся – человек». Но что это за существа, которые рождаются в этой деревне, нам предстоит выяснить. Раньше ничего подобного здесь не было. Нужно бы отключить все эти ловушки, которые могут их привлекать к себе.

   Он указал место монахам, где предположительно были установлены эти ловушки и присыпаны землёй. Монахи взяли из багажника машины лопаты и принялись рыть. Я стоял в стороне и смотрел за их работой. Вначале я тоже хотел присоединиться к ним, но Хотокэ сказал, что я не обрёл достаточно духовных сил, чтобы противостоять всем неожиданностям, и попросил меня держаться в стороне. Земля под деревом была сухая. Люди, оставшиеся возле нас, спокойно смотрели на их работу и не вмешивались. Когда монахи вырыли контейнер с ловушкой, к нам подошёл полицейский и спросил, что мы здесь делаем. Профессор тут же отозвал полицейского в сторону и показал своё удостоверение, сказав, что эти трое – сотрудники его института.
   –      Так вот оно что! – воскликнул сердито полицейский. – Значит, это вас, сотрудников агентства НАСА, мы должны винить в том, что происходит в нашем городе и в окрестностях.
   –      А что такое? – удивился профессор.
   –      Поставили на дерево свою антенну, и нос не кажете, ничего не знаете, что происходит в городе. Эти самые бабочки весь сахар похитили в городе. Они такие настырные, что проникают сквозь стены в закрытые помещения, воруют сахар и уносят в свои тайники. Недавно мы один такой нашли в заброшенном сарае. Благо, если бы они ели этот сахар, а то складывают его в пустые бочки, добавляют дрожжей, и когда эта масса начинает бродить, подключают к ней электроды и заряжаются энергией.
   –      Как вы это узнали? – удивился профессор.
   –      Это нам объяснил учитель химии из средней школы, который нашёл этот сарай.
   –      Удивительно! – воскликнул профессор.
   –      Ещё бы! Последнее время мы только и делаем в этом городе, что удивляемся всему, – ворчал полицейский, – вчера пресса нас буквально атаковала со всех сторон. А сегодня все журналисты поехали в город Хигасинэ, что лежит по пути в нашу префектурную столицу Ямагата. А что произошло там? – в испуге спросил профессор.
   –      А там появились огромные святящиеся навозные жуки в космических шлёмах на головах – кабутомуси. Те заняты тем, что собирают по всей округи экскременты. Но с этим ещё можно смириться, ведь дерьмо – это не сахар, не продукт, который нам ничего не стоит. Крестьяне в окрестностях Хигасинэ даже довольны появлению таких насекомых, которые бесплатно чистят им нужники, коровники и свинарники. Но их тоже настораживает тот факт, что навозные жуки растут, увеличиваются в объёме. А вдруг они вырастут до размеров наших домов, ведь тогда их не прокормишь одним навозом, и они начнут жрать нас самих.
   Профессор, извинившись, сказал полицейскому, что они очень торопятся, и что он лично позвонит в агентство НАСА и попросит прислать в их город группу сотрудников для исследований всех этих странных явлений и загадочных происшествий.
   Сев в машину, профессор срочно отправились с нами в город Хигасинэ, находящийся в двадцати километрах от города Обанадзава. Ведя машину на большой скорости, путники увидели в небе самолёт «Боинг», снижающийся на аэродром аэропорта Ямагата, расположенного недалеко от города Хигасинэ. Глядя на Боинг, профессор высказал свою мысль вслух:
   –      Не плохо было бы прямо отсюда вылететь на Хоккайдо. Но, сейчас мы не можем этого сделать, потому что мне хотелось бы посмотреть на другие деревья, где мы установили вакуумные электромагнитные ловушки. Мне кажется, что сейчас это важнее, чем третья мировая война.
   –      Вы связываете появление этих бабочек и жуков с вашими ловушками? – спросил его Хотокэ.
   –      Всё может быть, – уклончиво ответил тот.
   –      Значит, вы признаёте свою ответственность за появление этих необычных насекомых на земле? – спросил его Мосэ.
   –      Поэтому я и хочу разобраться сам во всём этом деле, – мрачно молвил профессор.
   Он хранил молчание до самого приезда в город.
   В городе Хигасинэ профессор и монахи быстро отыскали городскую начальную школу, во дворе которой росло гигантское дерево кэяки (дзельква зубчатая) под названием Кабутомуси-кэсин (Воплощение жука-рогача).  Дерево в тридцать пять метров высотой и в двенадцать с половиной метров в обхвате представляло собой самое старое дерево Японии из этой породы, имеющее возраст тысячу лет, и походило по форме на гигантского рогатого жука. На высоте пяти метров огромный ствол дерева разветвлялся на два толстых отростка, поднимавшихся в небо, подобно рогам насекомого. Из ствола пробивалось множество тонких веточек с листочками. На стволе дерева виднелось несколько дупел разного размера, из которых вылетали жучки странного вида с головами, напоминающими скафандры с рожками космонавтов. Возле дерева на площадке играли детей. В руках и в коробочках они держали этих странных жучков.
   Профессор, подойдя к учителю, представился и спросил, что происходит с детьми, и почему они так заинтересовались этими жуками. Молодой учитель рассказал им, что несколько дней назад в дерево ударила молния среди бела дня, и из дупел полезли эти существа, мало похожие на обычных насекомых.
   –      Почему? – удивился профессор.
   –      Потому что эти жучки разговаривают и общаются с детьми, чего он раньше не наблюдал с обычными насекомыми, – пояснил учитель.
   –      Но как это происходит? – удивился профессор.
   –      Вначале я не обратил на это внимание, – начал свой рассказ учитель, – видел, что они ловили жучков, садили в спичечные коробки и приносили на занятия в класс. Но потом я заметил, что они стали с ними возиться так же, как это делали раньше с игрушками «тамаготи»: во время урока открывали коробки и выпускали их на парты, прикладывали к своему уху, садили себе на головы. Это меня начинало раздражать, и я уже хотел запретить им это общение, как вдруг заметил, что их успеваемость резко повысилась. Ученики не только хорошо усваивали объясняемый мной материал, но и показывали мне удивительные знания. Впервые за всю историю школы все ученики стали выполнять контрольные задания с высшей отметкой. Я попытался разобраться в причинах этих успехов, и с удивлением узнал, что жуки передают им каким-то образом свои знания и способности к обучению. После уроков я попросил несколько учеников остаться и показать мне своих жуков. Они это охотно сделали, и я к своему удивлению увидел, что эти жуки способны разговаривать с нами так же, как это делаете вы. Голос их очень тихий, чуть громче жужжания, но разобрать слова можно, если ближе подносить к уху. У них есть небольшой акцент, как у иностранцев, но понять их можно. После занятий поздно вечером, я сам поймал несколько жуков и принёс домой. Сейчас с их помощью я пытаюсь ускорить написание моей научной диссертации.
   Без всяких комментариев и лишних слов, профессор попросил монахов вырыть из-под дерева контейнер с ловушками, и мы быстро уехали вместе с ним из города.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ПЕРВЫЙ «Нашествие тонких сущностей»


   Как непрочен этот мир,
   В нём надежды людям нет!
   Также как плывут
   Годы месяцы и дни
   Друг за другом вслед,
   Всё меняется кругом,
   Принимая разный вид.

   «Манъёсю» (V-804) «Поэма сожаления о быстротечности жизни»


   Da sprach Adam: Das Weib, das du mir zugesellt hast, gab mir von dem Baum, und ich ass. Da sprach Gott der Herr zum Weibe: Warum hast du das getan? Das Weib sprach: Die Schlange betrog mich also, da; ich a;. Da sprach Gott der Herr zu der Schlange: Weil du solches getan hast, seist du verflucht vor allem Vieh und vor allen Tieren auf dem Felde. Auf deinem Bauche sollst du gehen und Erde essen dein Leben lang.

   Перед тем как расстаться, отец Гонгэ успел сказать мне:
   –      Когда я говорил вам о птичьей мудрости, я имел в виду нечто большее. Эти тонкие существа, начинающие проникать в наш мир, я думаю, будут поумнее птиц. И так как с птицами у них есть нечто общее, хотя бы скорость передвижения, то присмотритесь к ним внимательнее. Иногда мне кажется, что птицы мудрее нас. Во всяком случае, они не пытаются перестроить весь мир под себя. Разумеется, они вьют гнёзда, чтобы воспитывать своих птенцов. Если им холодно, то улетают на зиму в тёплые страны, а потом возвращаются на свои места. Во всяком случае, экологическое равновесие в природе они не нарушают.  И у них, вероятно, сильно чувство родины, но они никогда не захватывают себе лишней территории и не проводят по земле границ со вспаханными полосами. Они живут в своём цельном мире, а мы все пытаемся отвоевать себе этот мир у кого-то, при этом разрушая его.
   Машина профессора неслась по тринадцатому шоссе на север в сторону префектуры Акита. Солнце село за горами на западе и начало быстро смеркаться. Сумерки сгущались, и профессор включил фары, которые освещали кусок петляющей дороги и расступающиеся кромки леса. Иногда нам на встречу проносились автомобили, ослепляя своими фарами. Из открытых боковых стёкол в машину врывался свежий аромат ночного леса. Вглядываясь в очищенное от туч небо, где ярко сияли омытые дождём звёзды, Мосэ спросил профессора, что он думает о сосуществовании параллельных миров, на что тот высказал свою собственную гипотезу:
   –      Бог создал мир за шесть дней. Но при этом он перестарался в своем творчестве и произвёл на свет много лишнего. Вероятно, поэтому наш мир получил свою теневую сторону в виде самого антипода Творца Вселенной – сатаны, властителя ада, исчадия зла. По-видимому, в борьбе за власть, князь ада устроил Большой взрыв, от которого Вселенная разлетелась во все стороны. Из трёхмерного мир превратился в четырёхмерный, иными словами, первоначальная материя пришла в движение и создала новое понятие, такое как время.
   –      Вы полагаете, что время и есть последствие продолжающегося взрыва Вселенной? – уточнил Хотокэ.
   –      Вот именно, – согласился с ним профессор, – любое движение небесных тел определяет во Вселённой время. А это значит, что материя находится в постоянном движении и не может остановиться.
   –      Гениально! – воскликнул Мосэ. – Как точно сказано: «Движущаяся материя создаёт время».
   –      В этом и состоит суть теории Эйнштейна, – заметил профессор. – Весь мир связан через это движение.
   –      Тогда вы сами себе противоречите, – высказал свою мысль Мосэ. – По-вашему выходит, что, если сатана привёл в действие часовой механизм адской машинки, взорвав Вселенную, значит, он является движущим началом, а не Господь Бог.
   –      Здесь нет никакого противоречия, – пояснил профессор, – Бог создал сатану, чтобы тот взорвал мир и начал отсчёт времени. Всевышний этим шагом инициировал отсчёт времени и начало созидательного творчества и разрушения, а также исходную точку борьбы добра и зла.
   –      Но, может быть, при помощи взрыва сам Господь и создал этот мир? – выразил своё мнение Хотокэ.
   –      Может быть и такое, – не стал возражать ему профессор, – как всё произошло на самом деле, мы, к сожалению, не знаем. Но, как бы там ни было, с рождением движения начался во Вселенной отсчёт времени.
   В это время в открытое боковое стекло в машину залетел светящийся жук и сел на спинку кресла водителя. Мосэ и Хотокэ в страхе застыли на заднем сидении, не смея пошевелить ни ногой, ни рукой. Между тем профессор продолжал вести машину и развивать свою гипотезу, а я, сидя рядом с ним, с интересом слушал его:
   –      От этого взрыва образовалось множество космической пыли: звёзды, планеты, кометы и метеориты, а также всевозможные излучения, порождающие тонкие сущности. Эти излучения и создают разные измерения. И таких измерений, по-видимому, столько же, сколько самих излучений. Поэтому наша Вселенная имеет многомерное устройство, и человек не всегда способен почувствовать все эти измерения.
   При этих словах светящийся жук зашевелил усиками и поднял голову, похожую на космический шлём космонавта.
   –      Расчёты учёных агентства НАСА, доказывают, – продолжал между тем говорить профессор, – что Вселенная, вероятно, состоит из двух наложенных один на другой и очень слабо связанных и почти прозрачных друг для друга миров. При этом один мир является как бы тенью другого мира. Во время их образования, когда их связывало единое взаимодействие, разные виды материи сосуществовали, составляя какие-то части единого мира. После взрыва Вселенной, плотность материи снижалась, гравитационные силы ослабевали и формировались из разных веществ два независимых друг от друга мира. Один мир конструировался в тяжёлое вещество, а другой преобразовался в лёгкий энергетический субстрат. Всё в этих мирах образовывалась по подобию своего окружения. Как говорил мудрец Мигава Киэн двести лет назад в своей работе «Мэйтю» – «Категории»: «Птицы живут в лесах, а потому крылья их подобны листьям деревьев, звери живут в полях, а потому шерсть их подобна травам, рыбы живут в воде, а потому чешуя их подобна ряби».
   Светящийся жук подпрыгнул и уселся на плечо профессора.
   –      Иными словами, – продолжал профессор, – вполне возможно, что рядом с нами, в том же пространстве и в том же времени существует параллельный мир-невидимка, в точности такой же, как наш, а, может быть, совсем не похожий на наш. Ведь, несмотря на тождественность физических законов, реальные условия отличаются даже на соседних планетах, а тут речь идёт о мирах, расставшихся более двадцати миллиардов лет назад. За это время могла измениться вся однородная структура материи, приобретя новые качества и подчиняясь иным физическим законам. Но всё же мы можем видеть иногда блики того параллельного мира, как миражи в пустыне или видения в ночи. Иногда это бывает картинка красивой женщины, вырисовывающейся в тумане, или руки, производящей, какое-то действие. То, что мы называем полтергейстом. Весь мир вокруг нас наполнен загадочными и таинственными существами. Наш глаз их не видит, а фотокамера фиксирует. В природе возможен вариант многомерного построения пространства, в котором на нашу долю приходится только четыре координата.
   –      И какие же остальные координаты? – поборов страх, произнёс Мосэ, не отрывая глаз от светящегося жука.
   –      Вероятно, нам стоит представить пространство не как пустоту, – ответил профессор, – а как флюидный эфир, заполненный электромагнитными излучениями. Когда-то мы не допускали мысли, что можем преобразовывать свою речь в электромагнитные волны и посылать её на далёкие расстояния. Сейчас мы можем уже передавать картины. Время приближает нас к возможности нашей телепортации. Наши технические возможности расширяются с каждым днём, и вскоре мы будем способны проникать в иные измерения.
   –      Но пока что, с вашей помощью, профессор, – заметил с укором Хотокэ, глядя на святящегося жука, – существа из других измерений проникают в наш мир.
   –      М-да, – кивнул головой профессор, – случаются и в нашей практике ошибки. Что поделаешь?! Мне вспоминаются слова одной хиромантки из Калифорнии, некой Рут Драун. Она говорила, что флюидоподобное жизненное поле протекает через всю Вселенную, проявляя энергию, выражает себя через все формы, каждая из которых имеет различную степень вибрации, и тем самым порождает некоторые элементы и субстанции, из которых построен материальный мир. Мне кажется, что наша задача сейчас состоит в том, чтобы почувствовать вибрации того мира и определить своё место в нём. Нужно только нам самим просветиться до возможности восприятия этого мира. Ведь не даром ещё четыреста лет назад наш мудрец Накаэ Тодзю в своём свитке «Благие речи учителя Тодзю» говорил: «Когда высветляешь светлую добродетель, то, делая врождённое знание зеркалом, породнишься с пятью правилами поведения. Наши желания устранятся. Если, делая врождённое знание зеркалом умения, семенем, сроднишься с пятью правилами поведения и устранишь свои желания, то возвысишься до светлой добродетели исконной сущности».
   Неожиданно светящийся жук чихнул и, обернувшись к обомлевшему Хотокэ, сказал голосом Мосэ:
   –      Что-то сквозит. Ты не смог бы прикрыть ветровое стекло?
   Хотокэ повиновался, как под гипнозом. Светящийся жук перескочил с плеча профессора на потолок кабины автомобиля. Профессор произнёс: «Будьте здоровы!» Жук ответил ему голосом всё того же Мосэ: «Спасибо» и принялся лапкой раскручивать плафон лампочки салона. Отвинтив её и держа на весу, другой лапкой он вывернул лампочку, и всунул в цоколь половину своего тела, затем ещё одной лапкой щелкнул переключателем. От подзарядки яркость его тела стала постепенно увеличиваться и достигла освещённости электрической лампы.
   Профессор, не оборачиваясь, сказал:
   –      Вы не смогли бы потушить свет, а то дорога идёт на спуск, плохо видно.
   –      Одну минуту, профессор, – ответил ему светящийся жук голосом Хотокэ, – сейчас я выключу свет.
   Поспешно вынув заднюю часть туловища из цоколя, светящийся жук, переключил рубильник, завинтил лампу, прикрутил на место плафон и опять обратился к Хотокэ голосом Мосэ:
   –      Что-то душновато. Ты не смог бы открыть окно?
   Хотокэ открыл окно. Светящийся жук поблагодарил и, вылетев наружу, скрылся в темноте подобно простому светлячку.
   От всего увиденного Мосэ и Хотокэ прошиб пот. Хотокэ поспешно закрыл окно и попросил профессора включить кондиционер. Монахи ехали некоторое время молча. Я сидел рядом с профессором и не видел всего того, что происходило за моей спиной, только потом я узнал со слов монахов, что случилось в салоне автомобиля, и вначале даже этому не поверил. Но последующие события подтвердили правдивость их рассказа. И я уже ничему не удивлялся.
   Профессор благополучно преодолел спуск, требующий его внимания, и вновь заговорил:
   –      Так как наши параллельные миры наложены друг на друга и взаимно проникновенны, то я допускаю мысль, что мы можем не только иногда видеть изображение другого мира, но и проникать в него сами. Вы только представьте, сколько людей исчезло на земле, не оставив после себя никакого следа. Вполне вероятно, что все они попали в запредельные пространства. Агентство НАСА занимается этим феноменом и регистрирует все случаи исчезновения людей, а также их невольной телепортации и похищения существами из другого измерения. Я имею в виду не только вознесение людей в сферу Небесной империи маркиза Канаэ, но и другие случаи мгновенного перемещения в пространстве и путешествия во времени. При этом у всех людей обычно всё стирается из памяти, и они ничего не помнят.
   Неожиданно перед фарами машины возникла светящаяся спина человека, идущего по дороге. Профессор не успел на большой скорости затормозить и со всего маха врезался в человека, который, перелетев через кабину автомобиля, упал сзади на дороге и остался лежать на шоссе, распластавшись ничком. Когда машина остановилась, профессор, монахи и я выскочили и бросились к человеку, лежащему на дороге. Но, не успев ещё приблизиться к нему, мы увидели, как человек неожиданно поднялся, распустил крылья и взлетел в воздух. Его тело и крылья светились голубоватым светом. От этого вида мы застыли на месте.
   В небольшой городок Омагари префектуры Акита мы прибыли поздно ночью. Жители городка уже спали. Найдя недалеко от пришедшего в упадок храма богини Каннон старую криптомерию под названием Баба-суги (Старушечье древо), монахи свой обряд очищение дерева и отключили нейтронную ловушку. Наблюдая за их работой, профессор рассказал им, что в этой местности есть поговорка с пожеланием долголетия: «Ты – до ста лет, я – до девяносто девяти…», но тут же со смехом пояснил, что стариковского дерева в округе нет, так как жители понимают, что старухи живут всегда дольше стариков. Возраст криптомерии составлял тысячу двести лет. Высотой она было семнадцать метров, а в обхвате десять с половиной метров.
   Осматривая дерево, профессор обнаружил, что на некоторых ветвях росли светящиеся яблоки. Мосэ попытался палкой сбить одно из них и к своему удивлению заметил, что яблоко отделилось от ветки и плавно подлетело к нему. От страха у Мосэ ноги приросли к земле. Хотокэ и профессор тоже не могли тронуться с места, стояли как парализованные. Я впервые столкнулся с проявлением реального чуда, происходящем на моих глазах, и почувствовал, как по спине у меня пробежали мурашки. Остановившись в полуметре от его лица святящееся яблоко, оказавшееся плазменным шаром, зависло в воздухе. Затем часть сферической поверхности раздвинулось, и из отверстия раздался приглушённый металлический голос, похожий на голос робота.
   –      Что тебе нужно? – проговорил шар.
   Мосэ, привыкший за последние несколько часов к разным чудесам, всё же растерялся, и не сразу обрёл дар речи, чтобы вступить в контакт со странным существом.
   –      Что тебе нужно? – повторил шар.
   –      Вы откуда? – только и смог произнести Мосэ.
   –      Оттуда же, откуда и ты, – ответил находчивый шар.
   –      Но здесь – мой дом, – поборов страх, заявил Мосэ.
   –      И мой тоже, – ответил шар, – однако я не бросаю в тебя палками.
   –      Извините, я принял вас за яблоко, – смутил Мосэ, – если бы я знал, что вы являетесь живым, а не растительным существом, то никогда бы не поднял на вас руку. Долгое время я был буддистским монахом. И нам запрещена пища животного происхождения.
   –      Значит, ты полагаешь, что я – животное? – спросил его шар.
   –      Но я не знаю, кто вы, – ответил Мосэ. – Так я вас назвал потому, что вы являетесь живым существом.
   –      Да уж, более чем живым, – заметил шар. – А что на земле много людей, питающихся живыми существами?
   –      Хватает, – ответил Мосэ и заметил, – но вам не грозит стать их пищей.
   –      Это почему же? – удивился шар.
   –      Люди очень брезгливы и привередливы, – ответил Мосэ, – обычно они употребляют только ту пищу, к которой привыкли, предварительно убив живое существо.
   –      Значит, живьём они никого не едят? – спросил шар.
   –      Но разве что устриц, – заметил Мосэ.
   –      Бедные устрицы, – вздохнул шар, – им, наверное, не очень приятно, когда их съедают живыми.
   –      Вы правы, – согласился с ним Мосэ.
   –      А людей живьём никто не съедает? – спросил его шар.
   –      Съедают, – ответил Мосэ. – На земле полно хищников: крокодилов, тигров, волков. Эти съедают всё, что движется.
   –      А их кто съедает?
   –      Они сами съедают друг друга.
   –      Жестокий мир, – глубокомысленно заметил шар.
   –      Что и говорить, – вздохнул Мосэ.
   С дерева слетело ещё несколько шаров и зависло возле головы монаха. Мосэ почувствовал, что страх возвращается и пронизывает в его тело. Поэтому он поспешил проститься с пришельцами, сославшись на то, что у него полно дел, и ему необходимо идти. Шары не возражали. Оторвав ноги от земли, Мосэ устремился к машине. За ним вприпрыжку бежали мы: я, Хотокэ и профессор.
   Машина рванулась с места и устремилась по дороге на север в префектуру Аомори.
   Вокруг стояла непроглядная ночь. Необъяснимый страх поселился в наших сердцах. Мы стремились уехать из одного странного места, чтобы столкнутся с новыми загадками в другом месте. Страх гнал машину профессора на северо-восток страны к побережью Японского моря. Профессору и нам, казалось, что горы и леса, погруженные в темноту, уже заселены неведомыми существами, которые не только осваивают пространство, но и изучают человека, его образ жизни.
   Для чего? – вставал вопрос.
   Когда на горизонте в конце долины показались огни города Акита, столицы префектуры, мы немного успокоились. Въехав в ночной город, залитый неоновым светом, профессор заправил машину на автозаправочной станции и предложил монахам следовать дальше, не останавливаясь в гостинице. Те огласились. Перекусив в ночной закусочной, путники направились на машине из города Акита на север вдоль морского побережья. Возле городка Сёва дорога пошла по берегу залива Хатирогата, а затем у городка Носиро вновь вышла к побережью моря. Далее путники ехали по узкой ленте побережья параллельно полотну железной дороги, выписывая все повороты берега, прижатого к воде плоскогорьем Сироками. После порта Адзиказава открылась широкая долина реки Ивакиямагава, являющейся основанием полуострова Цукэн-ханто северной конечности центрального острова Японии Хонсю. До города Канаги оставалось не более двадцати километров.
   Всю дорогу профессор говорил безостановочно по двум причинам: во-первых, чтобы поддержать ослабевший дух монахов, и, во-вторых, чтобы обрести собственное душевное равновесие.
   –      Свалившиеся на нас чудеса, – говорил он, – лучше всего рассматривать, памятуя имя Господа. Поскольку, если дистанцироваться от Господа и рассматривать всё происходящее только умозрительно, не простираясь дальше небесной сферы и имманентных ей сил, то можно впасть в тихий ужас и забыть, что мы все находимся под защитой трансцендентно существующего Бога, без воли которого и волоса не должно пасть с нашей головы.
   Мосэ, услышав эти слова, невольно улыбнулся.
   –      Сэнсэй, – спросил он его, – а что вы подразумеваете под «Именем Господа»?
   –      Имя Господа, – ответил тот, – кроме его буквального значения может указывать на самого Бога или Его слово и повеление.  «Слава Господня» часто обозначает сотворённый им свет, иногда самого Бога или хвалу Ему, возносимую людьми. Истинное возвеличивание Господа состоит в интеллектуальном постижении Его величия. Возможно, что все напасти, с которыми мы только что столкнулись, посланы нам специально Всевышнем, чтобы мы постигли величие Божье и восславили Его.
   Бросьте, учитель, – сердито воскликнул Мосэ, – приписывать Богу то, что сделали вы и ваши сотрудники из Агентства НАСА по своей собственной глупости. Вы расставили свои вакуумные электронные ловушки в самых уязвимых местах, где и так снята всякая защита от проникновения в наш мир тонких сущностей, так вы ещё постарались своими приборами не только распахнуть перед ними двери нашего измерения, но и силой затащить их к нам. Не знаю, может быть, завтра мы уже не найдёт этот мир таким, каким он был вчера. И всё это по вашей милости, а не по милости Господа. Своими экспериментами вы поставили наш мир на грань катастрофы.
   –      Но мы же хотели сделать как лучше, – возразил ему профессор, – перед нами открывалась отличная возможность сделать прорыв в наших технологиях и перескочить в нашем развитии сразу на несколько ступенек вперёд.
   –      И чего вы добились? – спросил его Мосэ. – Наш мир начал наполняться разными уродцами, которые бесцеремонно вторгаются в нашу жизнь, а мы даже не знаем, кто они.
   –      Ну, в исследовательской работе случаются и ошибки, – оправдывался профессор. Не без этого. Зато у нас появилась возможность расспросить их, что делается за гранью нашего мира, чем живёт Вселенная. Как видите, они уже идут на контакт с нами. Вы только представьте, что мы уже завтра через них обретём знания обо всей Вселенной. Ради этого можно и рискнуть нашей безопасностью. Наше время начинает ускоряться. Сейчас наша жизнь может походить на полёт космического корабля, когда его экипаж получает знания о новых цивилизациях и приобретает такой размах крыльев, при помощи которого мы можем встать в один ряд с самыми высокоразвитыми существами во Вселенной. Это как отправление в будущее, бросок сквозь время, согласно теории Эйнштейна о способностях гравитации искривлять пространство. При помощи наших электронных ловушек мы как бы создали на земле новые очаги гравитации, в которые попадают все эти сущности, которые мы начнём с завтрашнего дня изучать.
   –      Пока что с сегодняшнего дня они изучают нас, – хмуро заметил Мосэ.
   –      Ну что же, – молвил профессор, – кое-кому пришлось набить себе на голове шишку, прежде чем открыть закон всемирного тяготения. Но представьте, а вдруг мы установили коридор с миром по ту сторону Вселенной. Возможно, через него мы сможем побывать в том мире и вернуться обратно. Мы сможем побывать в своём будущем, а может быть даже и в прошлом.
   –      Учитель, вы хотите создать машину времени? – спросил профессора Хотокэ.
   –      А почему бы и нет? – с энтузиазмом ответил тот. – Вы только представьте, если с их помощью мы научимся управлять гравитацией, то сумеем решить сразу четыре задачи: искривить пространство, пробить в нем брешь, придать одному из прохода высокую скорость, а другой – удерживать на месте. Тогда в движущейся части время замедлится, а в неподвижной убежит вперёд. Получится машина времени.
   –      Всё это – гипотезы, – сказал Мосэ. – Но сегодня мы столкнулись с иной реальностью, и нам нужно срочно решать, что делать дальше.
   –      Почему ты всё видишь в тёмном цвете? – спросил его профессор. – Пока я не вижу особых причин для волнений. Более того, сегодня мы поняли, что существуют другие миры с отличающейся от нас формой жизни и интеллекта. Эти существа имеют внеземную цивилизацию. Раньше мы строили только гипотезы, а сегодня уже знаем точно, что их обитатели отличаются от нас по внешнему облику. Вы только вспомните, сколько было дискуссий учёных из ряда стран в университете Васэда по поводу загадки возникновения шаровых молний. Чего только мы не придумывали в своих теориях: и о неизвестной науке форм существования плазмы, и о сгустках сжатого ионизированного газа. А несколько часов назад ты разговаривал с одним из представителей шаровых молний и убедился не только о разумном поведении этого плазмоподобного образования, но и оценил качество его интеллекта. В своё время ещё Циолковский строил догадки о том, что материя не сразу появилась такой плотности, какую мы имеем сейчас. Были стадии несравненно более разряжённой материи. Она могла создать существа, нам сейчас недоступных, невидимых. Сзади нас тянется бесконечность времени. Сколько было эпох, сколько случаев для образования разумных существ, непостижимых для нас! Вот и настало время, когда мы не только их увидели, но и можем общаться с ними.
   –      Сейчас нельзя предположить, – заметил Хотокэ, – что может случиться от этого общения.
   –      И ты – туда же! – обиженно воскликнул профессор. – Все мы рано или поздно сольёмся в единый уникум. Вы знаете, что однажды Циолковский в беседе с Чижовским заметил следующее: «Неужели вы думаете, – сказал он, что я так недалёк, что, допуская эволюцию человечества, оставлю его в таком виде, в каком человек пребывает теперь: с двумя руками, двумя ногами?  Нет, это было бы глупо. Эволюция есть движение вперёд. Человечество, как единый объект эволюции, тоже изменяется, и, наконец, через миллиарды лет превращается в единый вид лучистой энергии…»
   –      Я бы не хотел становиться таким шариком, с которым разговаривал три часа назад, – заметил Мосэ.
   Машина профессора въезжала в сонный город Канаги, где находилось ещё одно дерево с установленной электромагнитной вакуумной ловушкой. Это дерево было разновидностью породы кипариса хиба под названием «Гигантский Кипарис города Кираити, Выбросивший в Небо Двенадцать Стволов».



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ВТОРОЙ «Ошибка Агентства НАСА»


   С той поры, как в мире есть
   Небо и земля,
   Говорят, передают
   С давних пор из века в век, что не вечен этот мир,
   Бренный и пустой.
   И когда подымешь взор
   И оглянешь даль небес,
   Видишь, как меняет лик
   Даже светлая луна.

   Отомо Якамоти «Манъёсю» (ХIХ-4160)


   Und ich will Feindschaft setzen zwischen dir und dem Weibe und zwischen deinem Samen und ihrem Samen. Derselbe soll dir den Kopf zertreten, und du wirst ihn in die Ferse stechen. Und zum Weibe sprach er: Ich will dir viel Schmerzen schaffen, wenn du schwanger wirst; du sollst mit Schmerzen Kinder geboren; und dein Verlangen soll nach deinem Manne sein, und er soll dein Herr sein.

   Когда мы ещё подъезжали к городу Канаги, я вдруг услышал в моей голове голос отца Гонгэ, который говорил: «Поразительны чудеса природы! Если мы возьмём птиц или людей, то удивимся разнообразию их видов. Есть такая птица страус, которая может убить человека одним ударом своей лапы, и есть маленькая птичка колибри чуть побольше мухи. Интересно знать, как размножается колибри? Несёт ли она яйца, и какого они размера? Хищные орлы очень отличаются от куриц, несущих нам яйца, но почти все петухи имеют бойцовский характер. Почему так? У южноафриканского альбатроса размах крыла более двух метров, а воробей, имеющий маленькие крылья, летает не хуже его. Мне больше всего нравятся голуби и волнистые попугайчики. Говорят, что языки у птиц отличаются. Ворон, живущий на Сахалине, каркает совсем не так, как его собрат в средней полосе России. Люди тоже отличаются между собой ростом, внешностью, цветом кожи, мыслями и языками, на которых высказывают эти мысли. Есть гиганты двух с половиной метров и карлики, которых, почему-то, любят показывать людям в каких-нибудь концертных программах или в цирке, как животных. Откровенно скажу, что мне очень не нравится такой извращённый вкус современного общества.  Живёт такой народ – пигмеи, которые выглядят как карлики, но охотятся на хищников, а по своей врождённой смекалке превосходят многих европейских следопытов. Так что и у людей много родов и разновидностей. Представляю, каким может быть разнообразным мир тонких сущностей, которые способны само-конструироваться и придавать себе форму, какую им заблагорассудится. Вот где открывается широкое поле деятельности для воплощения любой фантазии».
   Найдя в ночном пригороде Канаги местечко под названием Кираити, мы обнаружили кипарис сорта хиба под народным названием Кираити-но-дзюниппон-ясу. Профессор, монахи и я были поражены, увидев, что двадцатиметровое дерево толщиной в пять с половиной метров было охвачено зеленоватым светящимся туманом. Все его двенадцать стволов, растущих из одного корня, плодоносили маленькими огненными змейками, которые сыпались на землю, подобно искрам. От страха у нас перехватило дыхание, мы увидели, что змейки быстро приобретали форму людей одних и тех же видов. Среди них были девочка с биноклем, женщина в красном платье, старик с тросточкой, молодой парень с бутылкой пива, мальчик на велосипеде, старуха с пакетом продуктов, симпатичная девушка с раскрытой книгой, мужчина с малышом на руках, мамаша с коляской, в которой лежал пятимесячный ребёнок, и комнатная собачка. Обретая эти формы и превращаясь в людей, новоявленные близнецы разбредались в разные стороны.
   Несколько минут мы не могли произнести ни единого слова. Наконец, обретя дар речи, Мосэ произнес:
   –      Это уже очень серьёзно. Вам не кажется, профессор?
   Тот ничего не ответил. Монахи быстро направились к дереву и совершили обряд очищения дерева, отключив электронную ловушку. Как только они отошли от дерева, то мы все увидели, что с веток стали падать змейки, превращающиеся в некое подобие самих нас. Несколько профессоров и монахов, являющихся точной копией Повелителя Светлого и Тёмного Пути, а также Мосэ и Хотокэ, а также доппельгангеров, похожих на меня, поправляя галстуки и пояса и одёргивая складки одежды, и расстёгивая воротники курток, деловито расходились от дерева в разные стороны.
   Я, монахи и профессор бросилось к машине. Заскочив в кабину, мы захлопнули двери. Профессор, переключив скорость, нажал на газ, и машина рванулась с места по спящему городу, где уже сотнями прогуливались девушки с раскрытыми книгами, мамаши с колясками, молодые люди с бутылками пива; похожие друг на друга мальчики катались на одинаковых велосипедах; бегали комнатные собачки; шли старухи с сумками и старики с тросточками. Наша машина неслась по ночному городу, давя всех одинаковых прохожих, встречающихся на нашем пути. Нам казалось, что это не люди, а призраки, спустившиеся с неба.
   Только выбравшись из города, мы все четверо смогли перевести дух.
   –      Ну, что на это скажете, учитель? – спросил Мосэ профессора с ноткой ехидства. – Вам не кажется, что пора этому положить конец? Вы заметили, что это дерево клонировало и нас с вами? Если так пойдёт дальше, то скоро японцев станет больше чем китайцев и жителей Индии, вместе взятых. Я уже не говорю о численности европейцев. Но хорошо ли станет в нашем мире оттого, что численность таких японцев превысит всё имеющееся население земного шара? Поумнеет ли от этого наше человечество? Ещё Сиба Конан полторы сотни лет назад в своём труде «Харунамисо Хикки» – «Записки из башни Весенняя волна» говорил: «Наша страна, Япония, возникла совсем недавно, поэтому и ум у нас поверхностный и мысли неглубокие. Со времён Дзимму прошло немного лет, в этом причина того, что мы не можем сравниться с европейцами».
   Профессор, держа одной рукой руль, другой вытирал со лба струящийся пот. Откашлявшись, он, наконец, смог говорить.
   –      Ну что я могу сказать? – молвил он. – Признаю. Вышла явная ошибочка с нашим экспериментом. Мы никак не ожидали, что такое может получиться.
   –      Как же сейчас вы будете регистрировать своих двойников? – спросил его Мосэ. – И как иммиграционная служба сможет отличить их от вас. Они, наверное, мыслят и говорят также, как и вы. А вдруг все они являются более продвинутыми в интеллектуальном отношении, чем вы. Что тогда? Агентство НАСА наймёт на работу их, а вас уволит.
   –      Я могу обойтись без Агентства НАСА, – пробурчал профессор. – А вот Агентство НАСА сможет ли обойтись без меня в этой ситуации? Я думаю, что вряд ли. Ещё не известно, какими формами жизни они пользовались раньше. Не исключено, что их формы жизни, основаны на совершенно других физических процессах, чем белковая жизнь, привычная для нас. Вероятно, разум может возникать в гораздо более широком диапазоне условий, чем это считалось до недавнего времени.
   –      Но, вы можете объяснить мне, что произошло? – спросил с испугом Хотокэ, забившийся в угол салона машины на заднем сидении.
   –      Я полагаю, что мы проявили нашими приборами новый электромагнитный феномен, – сказал профессор, сосредоточенно вцепившись в баранку руля. – Этот феномен по своей природе способен регулировать лучи своей электромагнитной энергии на любую частоту – от УВЧ-радиосигналов, которые мы применяем в космонавтике, до самых низких частот, которые могут быть приняты специальными системами, и даже до сверхнизких частот, идентичных магнитным полям. Я предполагаю, что феномен является невероятно гибким и способным, помимо оперирования электромагнитными полями за пределами нашего восприятия, настраиваться также на волну наших частотных колебаний и проявляться во всей своей полноте в реальной действительности. Если раньше феномен в большей части был невидим для нас и состоял из одной энергии, то сейчас, научившись настраиваться на наш диапазон, он обрёл возможность материализовываться в те виды материи, которые встретил у нас, впервые проникнув в наш мир. Так в префектуре Ямагата, увидев первыми бабочек и жуков, он принял их форму. В префектуре Акита обрёл форму фруктов – апельсинов и яблок. А в этой префектуре Аомори, его внимание привлекли определённые люди, в форме которых он и стал проявляться. Если он нащупал нашу частоту жизни, то вряд ли он так просто отстанет от нашего мира.
   Профессор, сказав эти слова, сокрушённо вздохнул, и затем продолжил:
   –      Но самое ужасное для нас это – то, что он в любое время может исчезать из нашего поля зрения, изменяя работу своих частот, и быть практически неуловимым. Он способен принимать любую форму от маленькой мушки до самолёта. Вы видели своими собственными глазами, как он принимает формы живого существа. Может стать нами, смешаться с нами или затеряться среди нас, а может превратиться в гигантских динозавров и начать пожирать нас. И с этим феноменом никто ничего не сможет поделать. Ему невозможно противостоять, потому что он является представителем некой таинственной цивилизации, и прибыл к нам из другого пространственно-временного континуума нашего мира, где жизнь, материя, энергия существенно отличается от наших. Поэтому наш дом перестал быть только нашим. Но здесь возникает ещё одна проблема. Мне почему-то вспомнились слова нашего мудреца Араи Хакусэки, сказанные им ещё триста лет назад в его работе «Рассуждения о духах и божествах», где он говорит: «В домах, в которых накапливаются добрые дела, обязательно будет много радости, в домах, где накапливаются недобрые дела, обязательно будет много несчастий». Наш современный мир, скажем так, не очень не очень отличается добрыми делами, так не будут ли множится несчастья с такой же прогрессией, как увеличивается население Японии»?
   –      Но может быть ему сможет противостоять маркиз Канаэ с его Небесной империей? – спросил профессора Мосэ.
   –      Вряд ли, – выразил свои опасения тот, – маркиз Канаэ ушёл в своих знаниях от нас не так далеко по сравнения с этим феноменом, развитие которого может исчисляться миллионами лет.
   –      Только сейчас начинаешь понимать истинный смысл пословицы: «Не буди лихо, пока оно тихо», – заметил я.
   Проскочив городок Госёговара, наша машина профессора выехала на шоссе, ведущее к столице префектуры Аомори. На востоке уже светало.
   –      Сейчас нам срочно нужно попасть в Саппоро, где через три часа начнётся совещание Агентства НАСА о сложившейся обстановке в Японии. Нам нужно выяснить, как мы сможем быстро попасть туда. Есть три пути: переправится на пароме из Аомори в Хакодатэ, сесть на поезд и проехать через туннель или вызвать вертолёт.
   Как только мы въехали с разъезда на дорогу, ведущую к городу, на нашу машину внезапно опустилась густая мгла. Мы все четверо потеряли сознание, а когда мы очнулись, наша машина находилась совсем в незнакомом месте на берегу моря. Двигатель работал, только лак, которым был покрыт автомобиль, стал прозрачным, как будто по нему кто-то прошёлся пламенем сварочного аппарата.
   –      Что за дьявольщина?! – выругался профессор, осматривая машину. – Где мы находимся?
   Мосэ и Хотокэ пожимали плечами. Я не знал, что сказать.
   –      Ещё не хватало, – ругался профессор, – чтобы нас занесло на край света. В истории были такие случаи. В 1958 году некий адвокат Джерал Видал из Буэнос-Айреса вместе с женой и двумя приятелями на двух автомобилях возвращались домой после пикника за городом. Приятели ехали впереди, а семейная пара – за ними. Перед городом друзья потеряли машину, следовавшую за ними. Подумав, что у тех случилась авария, вернулись, но машины юриста нигде не оказалось. Она пропала, как сквозь землю провалилась. Заехали к ним домой, на всякий случай, и там – никого. Лишь через двое суток им позвонил из Нью-Мексико аргентинский посол и сообщил, что с семейной парой всё в порядке. Представляете? Как они туда попали, никто объяснить так и не смог, а расстояние между этими городами пять тысяч километров и десятка два границ по суше. Не хватало и нам сейчас очутиться где-нибудь на берегу аргентинского залива.
   Профессор посмотрел на часы и заметил, что прошло не более пяти минут после того, как они ехали по дороге к городу Аомори.
   Солнце вставало из моря, окрашивая воду в красно-кровавый цвет. Нарождался новый день. Недалеко от берега пролегало шоссе, тянувшееся на северо-восток, за ним – полотно железной дороги, а дальше вставали горы. Хотокэ заметил далеко в море катер, движущийся на юго-запад. Всматриваясь в него, Мосэ с облегчением воскликнул:
   –      Вижу японский флаг. Так что успокойтесь, профессор. Мы всё ещё находимся в Японии.
   Сев в машину, мы отправились на северо-восток. Проехав пять километров, мы увидели мост и указатель въезда в посёлок Сираой. Найдя по карте имя этого посёлка, профессор и монахи удивились. Оказалось, что за пять минут мы преодолели расстояние почти в двести километром и оказались на берегу острова Хоккайдо.
   –      Непонятно, – удивлялся профессор, – как мы проскочили города Хакодатэ и Муроран. Как будто какая-то неведомая сила сама нас подтолкнула ближе к Саппоро. Перелететь такое расстояние за несколько минут можно только на сверхзвуковом истребителе.
   До посёлка Томакомай профессор рассуждал о парадоксах соприкосновения временных векторов разных миров и о возможностях преодоления временно-пространного континуума путём попадания в туннель, соединяющий эти миры коротким коридором из разных измерений. После Томакомая шоссе пошло на подъём, удаляясь от моря вглубь острова. Возле городка Мотосэ мы проехали мимо аэропорта, куда приземлялся небольшой самолёт местной авиалинии. Проехав небольшие города Энива, Хиросима и Тоёхира, мы стали приближаться к окрестностям города Саппоро с восточной стороны. В это время профессор, обернувшись к монахам, сказал:
   –      До начала конференции ещё уйма времени. Вы не возражаете, если мы проскочим ещё к одному месту, где мы установили на дереве вакуумную электромагнитную ловушку? Это место находится в двадцати километрах от нас. Совсем недалеко.
   Монахи не возражали. Профессор свернул на дорогу, идущую вдоль узкоколейки на юг в сторону горячих источников Дзёдзанкэй. По обе стороны дороги тянулись возделанные поля.
   Через полчаса, когда машина уже подъезжала к комплексу гостиниц на горячих источниках, наше внимание привлёк огромный столб зеленоватого тумана, уходящего высоко в небо и имеющий форму гигантской головы дракона, обращённой к солнцу.
   –      Что это? – воскликнул Хотокэ.
   –      Уж ни над вашим ли деревом клубится этот протуберанец? – спросил Мосэ профессора.
   Тот, не произнося ни слова, продолжал сосредоточенно вести машину. Навстречу нам попадались овцы с белой шерстью, бредущие по дороге кучками и по одиночке. Профессор снизил скорость и ехал медленно, стараясь не задавить овец. Через несколько минут выяснилось, что именно над деревом под названием Коганэю-кэйбудо-но-кацура, или как проще его в народе называли, Рэйсэн-но-фукакукодзю (Старое дерево, углублённое в духовный источник), поднимался этот зеленоватый столб тумана. Коричное дерево кассия, имевшее возраст семьсот лет стояло в тумане на пригорке обнесённое парапетом, выложенным из камня. Оно было восемнадцати метров в высоту, в обхвате – девять метров. Из-за густого зеленоватого тумана, окутывающего столбом дерево, едва угадывались в лучах утреннего солнца только его контуры. Овцы толпились вокруг него сплошным гуртом.
   –      Безобразие! – воскликнул нервно профессор, – куда смотрят пастухи, нагнавшие столько овец на горячие источники.
   Вскоре столб тумана стал густеть прямо на наших глазах, совершая при этом круговые вращательные движения. Раскручиваясь, он всё больше походил на смерч. Монахи заметили, что из этого столба выскакивали по одиночке овцы. С ускорением движения, овцы стали выпрыгивать из него группами. Было видно, что несколько овец смерч увлёк своим круговым движением вверх, и они вращались уже на высоте нескольких сот метров.
   –      Боже правый! – в ужасе воскликнул профессор, – что делается-то?!
   –      Это значит, – заметил Мосэ, – что первой, кого феномен увидел в этом мире, была овца.
   –      Надо обо всём этом сообщить на заседании Агентства НАСА, которое через полтора часа начнётся в гостинице “Excelsior–plaza”, – сказал профессор. – Может быть, учёные с мировыми именами дадут какие-то свои объяснения этому феномену.
   Одна из овец, ближе всех находившаяся к ним, повернула голову в их сторону и спросила:
   –      Если речь пойдёт о нас, то не могли бы вы нас пригласить на это заседание? Нам было бы интересно заслушать ваши научные доклады.
   От неожиданности профессор и монахи чуть не сели прямо возле машины на землю. А мои ноги онемели, и я некоторое время не мог сдвинуться с места. Мы даже предположить не могли, что овцы нас внимательно слушают. Нам стало не по себе, когда мы увидели и услышали, как другая овца, стоявшая рядом с той, что задала вопрос, произнесла:
   –      Что-то люди не очень гостеприимно встречают нас. Они столько времени ждали контактов с представителями внеземной цивилизацией, а когда наступило это время, то они делают вид, что им и дела до нас нет.
   Не говоря ни слова, монахи с молитвами устремились к дереву, чтобы разом покончить с этим делом и унести ноги подальше от этих странных говорящих овец. Профессор, чтобы не оставаться одному, схватился за мою руку. Держась за руки, мы вошли в плотный туман и почувствовали тошноту и нестерпимую головную боль. Нас мотало из стороны в сторону, как во время сильного шторма. Серебристо-зеленоватый торнадо грозил нас в любую минуту сорвать с места и увлечь в воздух вместе с летающими вокруг овцами. Монахи сделали последние усилие и скачком достигли ствола кассии, ухватившись за ветви. Только на секунду профессор отпустил мою руку и тут же крутящийся вихрь тумана подхватил его и вместе с овцами, вращая против часовой стрелки, унёс ввысь в небо.
   Монахам с большим трудом удалось совершить обряд очищения дерева, но электронной ловушки не нашли. Когда они одной рукой копались в земле, стараясь отыскать ловушку и держась другой за ветви, чтобы их не втянуло в воронку вихря, то ощущали на своих спинах удары от мягких тел и жестких копыт овец, выпрыгивающих прямо из середины сросшихся у корня ветвей коричного дерева кассия. Выскочив их туманного вихря, подобно овцам, мы увидели профессора без пиджака, весящего на подтяжках на ветвях ильма в двадцати шагах от клубящегося столба, и поспешили ему на выручку. Сняв перепуганного профессора с дерева, мы услышали слова его отчаяния.
   –      Я не могу отключить эту вакуумно-электронную ловушку усовершенствованного типа, – сокрушённо воскликнул он, – с прежними ловушками было проще, они собирались по старой системе. А здесь мы перемудрили с электроникой, так как уже не закапывали их в землю, а прикрепляли к стволам деревьев, с устройствами, которые их делали невидимыми, чтобы никто из прохожих не обращал на них внимание. И вот результат – сейчас система дистанционного управления ими не действует. Как видно, создаваемое зелёным туманом поле, мешает проникновению сигнала к устройству отключения, а это значит, что процесс с этой минуты на земле стал неуправляемым. Какой ужас! Представляю, что твориться сейчас по всей Японии, там, где мы поставили свои ловушки. Через какое-то время вся эта мразь, заполнит землю и человечество погибнет.
   –      Но что же можно поделать? – спросил его Мосэ. – Мы уже проникали в этот зелёный туман, но не нашли её. Можно ли как-то вручную отключать её и другие ваши ловушки.
   Профессор посмотрел на небольшой аппарат переключения дистанционного управления и со злостью бросил его на землю.
   –      Всё предусмотрели, а этого не учли, – с досадой заявил он, – система сделана так, что механически её никак не отключишь. Вы же знаете, что у нас в Агентстве НАСА делают технику на гране фантастики, но когда нужно использовать её в экстремальных ситуациях, то она оказывает такой же плохой, как и простая.
   –      А где расположено принимающее устройство на дереве? – спросил Хотокэ, поднимая с земли аппарат.
   –      Оно обычно прикреплено к стволу дерева на уровне человеческих глаз и замаскировано под нарост размером с ноготь большого пальца. Обычно при выключении системы на панели переключателя загорается красная лампочка. С прошлыми деревьями всё обошлось, я смог отключить ловушки. Вы отключали старые ловушки, а я отключал новые этим пультом, и всё вроде было нормально, кроме последнего дерева.
   –      Это когда оно стало копировать нас? – спросил я его.
   –      Да, – ответил профессор.
   –      Но почему вы ничего не сказали нам? – произнёс Мосэ.
   –      Не хотел лишний раз загружать ваши головы всякой ерундой, – уклончиво ответил профессор.
   Не говоря ни слова, Хотокэ и Мосэ опять вошли в туманный торнадо. Через некоторое время они вышли из тумана, держа аппарат с загоревшейся красной лампочкой. Туман заметно поредел и уже не вращался подобно торнадо. Вскоре он вообще исчез. Профессор и монахи вздохнули с облегчением, со всех сторон на них глядели удивлённые овцы.
   –      Вам это удалось! – радостно воскликнул профессор и тут же засуетился.  – Нам нужно срочно отправляться в Саппоро в гостиницу “Excelsior–plaza”, где меньше чем через час начнётся экстренное заседание Агентства НАСА.
   Профессор побежал к машине, достал сотовый телефон и стал кому-то звонить. Затем все трое сели в машину и поехали в город.
   По дороге профессор с возмущением говорил:
   –      Какие бесстыжие овцы! Это надо же такое придумать?! Захотели присутствовать на учёном совете Агентства НАСА. И что они хотели узнать? Говорят, что дела нам до них нет. Нахалы! Откуда они только взялись? Мы поставили на ноги весь научный мир планеты. Сегодня сюда съехался весь свет научной мысли Америки, Европы, Азии и Африки. Все только и заняты этими нежданными гостями, привалившими к нам неведомо откуда. Это надо же такое!
   –      Но почему овцы? – спросил Хотокэ.
   –      Этому можно найти тысячи объяснений, – ответил ему профессор, –  у древних египтян овцы считались носителями душ, а душой царя загробного мира был баран, бог Амон с туловищем человека и головой овцы вообще олицетворял собой властителя людских душ. Если полагаться на древнюю науку, то овцы и бараны в древности были не только мыслящими существами, но обладали особой склонностью к созерцательному спокойствию. По-видимому, и это дерево имеет какое-то отношение к их появлению. Потому как само название этого дерева, «Погружённого в духовный источник», говорит само за себя. Вспомните, хотя бы, писателя Мураками Харуки, который упоминал в своих произведениях Мудрую Овцу, вселяющуюся в человека, который после этого становился гением. Нет, всё это неспроста, если задуматься, как говорят, нет дыма без огня.
   –      Но профессор, – заметил Мосэ, – что же мы будем делать со всеми этими умниками, расплодившимися за это утро в таком количестве? Ведь на мясо их не пустишь, как-то не этично употреблять в пищу своих собратьев по разуму. Мы ещё не знаем, чем плодоносят другие деревья, где стоят ваши электромагнитные ловушки. Вы только представьте, если на свет появится говорящие свиньи, коровы, куры и прочие животные. Тогда уже и вам, мясоедам, придётся отказаться от потребления мяса и стать вегетарианцами.
   –      Это было бы справедливо, – поддержал его Хотокэ, – есть мясо животного. Когда Будда читал свои проповеди, то к нему вначале пришли слушать двенадцать животных, которые в последствии дали название года двенадцатилетнего цикла восточного календаря. Кроме этого, человек умирая, может переродиться в одно из этих животных. И как можно есть самого себя?
   –      Ты говоришь, что мы будем делать с этими умниками, – ответил профессор, обращаясь к Мосэ, – этих овец, я думаю, мы в пищу не будем употреблять. Они найдут свою нишу в нашем обществе. Ведь сейчас наше общество настолько развито, что не требует от каждого своего члена изнурительного физического труда. Сейчас уже нет необходимости кормиться своими руками, что-то производя. Возьмите хотя бы нашу интеллигенцию, чем она отличается от овец или баранов, им уже совсем не нужны руки, если они имеют хорошо подвешенный язык. Сейчас в нашем обществе можно прожить неплохо, имея лишь способность хорошо говорить. Скажите мне, что производят учителя, кроме своего бля-бля-бля – блеяния. А политики или дипломаты?  Вот видите?! Они ничем не отличаются от овец и баранов. И не обязательно иметь руки и ноги, сейчас достаточно одних ног и язык для преуспевания в жизни.
   –      Ну, я ещё могу представить учителя в образе овцы, который преподаёт детям, – улыбнувшись, заметил Мосэ. – но я совсем не представляю, как будет овца присутствовать в таком обличии на официальном приёме или дипломатическом рауте. Там по протоколу все должны быть во фраках или смокингах. Мне также трудно представить заседание в парламенте, где будут дебатировать козлы, овцы и бараны.
   –      Ну почему же, – ответил ему профессор, – это – дело привычки. Протокол можно изменить, а баранов и овец в наших парламентах и без них хватает.
   Машина профессора подъезжала к гостинице “Excelsior-plaza”, на фронтоне которой висели многие флаги стран мира, и красовалась вывеска: «Приветствуем всемирный конгресс поваров»!
   Увидев эту вывеску, Мосэ заметил профессору:
   –      Как я вижу, мир не очень обеспокоен происходящими событиями, если в такое время проводит конгресс поваров.
   –      Как бы не так! – воскликнул профессор.  – Это и есть наш съезд учёных со всего мира на заседание НАСА. А чтобы не будоражить общественность и не привлекать к себе внимание, мы решили дать ему такое название.
   –      Всё понятно, – молвил Хотокэ, смеясь, – На съезде фокусников мы уже были, а сейчас побываем на съезде поваров.
   –      Логично, – пошутил Мосэ. – Эти учёные вначале заварили кашу, а сейчас собрались здесь, чтобы всем миром её расхлёбывать.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ «Встреча учёных с овцами»


   Жизнь и смерть –
   Два моря на земле –
   Ненавистны были мне всегда.
   О горе, где схлынет их прилив,
   Я мечтаю, чтоб уйти от них.

   «Манъёсю» (ХVI-3849)


   Und zu Adam sprach er: Dieweil du hast gehorcht der Stimme deines Weibes und hast gegessen von dem Baum, davon ich dir gebot und sprach: Du sollst nicht davon essen, verflucht sei der Acker um deinetwillen, mit Kummer sollst du dich darauf n;hren dein Leben lang. Dornen und Disteln soll er dir tragen, und sollst das Kraut auf dem Felde essen. Im Schweisse deines Angesichts sollst du dein Brot essen, bis dass du wieder zu Erde werdest, davon du genommen bist. Denn du bist Erde und sollst zu Erde werden.

   И тут опять в голове у меня зазвучал голос отца Гонгэ, как будто дающим мне какую-то подсказку. Он вёл свой разговор, почему-то, о времени: «По всей видимости, говоря, что нельзя двигаться во Времени, мы ошибаемся. Каждый из нас живёт в своём времени. Кто-то живёт настоящим, кто-то – прошлым, а кто-то – будущим. Птицы и люди тоже находятся в разных временных измерениях. Когда летит птица, то время у неё движется быстрее, чем у человека, идущего по дороге. Иногда случается так, что человек опережает своё время. Об умерших людях говорят: «пришло его время». Интересно, что они имеют в виду? Когда человек обретает славу или власть, о нем тоже говорят: «пришло его время». О каком времени идёт речь? У моих умерших попугайчиков Ричика и Чарли было своё время на земле. Интересно, какое время у них течёт сейчас. Мосэ и Хотокэ тоже имеют своё время на земле, но они и сейчас продолжают жить, возможно, в своём времени и своём измерении. Так что же такое время»?
   Я так и не понял о чём говорит отец Гонгэ, но, по-видимому, мне нужно было связать время с нынешней обстановкой.
   Профессор Онмёо-но-ками, выйдя из машины, передал ключи швейцару гостиницы в ливрее, чтобы тот поставил её на стоянку, и вместе со мной и монахами вошёл в вестибюль. Огромный холл, интерьер которого был выдержан в бежевых тонах, поразил меня и монахов своим великолепием, мягкие ковры глушили шаги также умиротворённо, как в гостинице «Хякумангоку» города Кага. Всё здесь сияло стерильной чистотой, дышало роскошью и пахло изумительными ароматами цветов, поставленных в дорогих фарфоровых вазах. Несколько клерков гостиницы, в строгих форменных костюмах, предупредительно бросились к ним на встречу с желанием услужить.
   Профессор сказал служащим, что он с его путниками является участниками конгресса поваров, и попросил нас отвести на заседание, которое только что началось. Портье без лишних вопросов проводил нас по широкой лестнице на второй этаж в большой конференц-зал, где собралось около двух сотен научных светил со всего мира, и уже вовсю шла дискуссия. Все они спорили о мироздании.
   Глядя на них, профессор сказал нам с еле скрываемой иронией:
   –      О чём они спорят?! Ещё триста лет назад наш известный философ Ито Дзинсай в своей работе «Значение знаков «Рассуждений и речей» и «Мэн-цзы»» говорил: «Если нельзя сказать, что мироздание сотворено и имеет начало и конец, то нельзя с уверенностью говорить и о том, что нет начала и конца и нет творения.  А что есть «ри», как постичь «ри», этого не могут знать даже мудрецы. Что же говорить об обыкновенных учёных мужах?! Поэтому они считают за благо не рассуждать об этом».
   Когда мы вошли в зал, на трибуне выступал известный учёный-биолог из Бразилии Антонио де Кейрош. Он говорил:
   –      Самая продолжительная форма жизни на земле – деревья. Иногда их возраст достигает двух с половиной тысяч лет. Долголетие, которым не может похвастаться ни один другой организм на планете. Деревья – это идеальный вид сбора живой информации обо всём, что происходило на земле до нас. По срезу колец ствола можно определить, какой год на земле был благоприятный, а какой – нет. Я думаю, что у нас больше нет на земле ни одного другого примера с такой продолжительностью жизни биомассы, которая бы существовала тысячелетия, не умирая. Таких долгожителей в Японии много, потому что, нужно отдать должное этому народу, он любит деревья, бережёт их и умеет ухаживать за ними. Многие из этих деревьев объявлены в этой стране синтоистскими богами. Люди, прикасаясь к ним, получают жизненную энергию. Замечено, что люди, живущие возле старых деревьев или в лесу, живут дольше, чем те, которые освоили открытые пространства. Возможно, что деревья делятся с людьми своей энергией, передавая им также, каким-то путём, информацию о тайнах долголетия. Неслучайно феномен, проникший в наше измерение, выбрал именно деревья, в которых заложена вся информация о последних двух тысячелетиях жизни на земле.
   –      А мне кажется, что он вышел на деревья потому, что там были установленные Агентством НАСА вакуумные электромагнитные ловушки, – перебил его выступление французский учёный-электронщик Анри Брийон. – которые и выловили их из другого измерения.
   –      Нужно учитывать все факторы, – примирительно заметил американский учёный Генри Блек, – возможно, при сочетании всех этих факторов феномен и проявился в нашей реальности.
   –      Как бы там ни было, но сейчас в нашей стране двадцать семь деревьев фонтанируют неизвестную нам энергию, выбрасывая в наш мир тысячи тонких сущностей, о которых мы ничего не знаем, – воскликнул японский учёный Каваками из университета Васэда.
   –      Не двадцать семь, – поправил его председатель чрезвычайной комиссии Агентства НАСА Артур Грегори, – о уже двадцать шесть. Один из фонтанов час назад был потушен членом учёного совета Агентства НАСА, нашим известным профессором Онмёо-но-ками.
   Все учёные, находящиеся в зале, зааплодировали. Профессор поднялся со своего места и скромно поклонился залу.
   –      Уважаемый господин Онмёо-но-ками, – обратился к нему Артур Грегори, – расскажите нам, как вам удалось это сделать? Сегодня утром, до вас уже было несколько попыток отключения фонтанирующей энергии феномена, но все они кончились трагедией. Несколько человек, попавших в этот туман, просто пропали. Поэтому полиция, сейчас оцепила все эти деревья в стране, и никого к ним не подпускает.
   Профессор встал и начал говорить со своего места:
   –      Если быть точным, то мне удалось отключить только в четырёх местах фонтанирующую энергию феномена. В префектуре Ямагата, где проявлялась тонкая сущность в виде мотыльков и жуков, в префектуре Акита, где я столкнулся с шарами, и в префектуре Аомори. Там феномен клонировал людей. На Хоккайдо у дерева кассия под названием «Древо, погружённое в духовный источник», энергетический фонтан отключили двое моих спутников Мосэ и Хотокэ, монахи, принимающие участие в нашем секретном проекте под названием «Ловушка для духов». Им удалось проникнуть в середину электромагнитного сверхпотока и отключить ловушку.
   При этих словах учёные опять зааплодировали. Мосэ и Хотокэ не стали вставать с мест, а только скромно опустили головы.
   –      На месте этого энергетического фонтана осталось стадо овец численностью несколько тысяч голов, – продолжал говорить профессор, – которые выскочили из того электромагнитного сверхпотока и являются воплощением проникших в наш мир тонких сущностей. Они прекрасно говорят на наших языках и, как мне показалось, владеют всей информацией о нашей жизни. Кстати, овцы спрашивали, не смогут ли они присутствовать на нашей конференции.
   –      Это ещё раз подтверждает мою гипотезу, – воскликнул бразильский учёный, – что эту информацию они считали с деревьев, как из базы данных компьютера.
   –      Но что мы будем делать с этими овцами? – спросил ученых председатель чрезвычайной комиссии Артур Грегори.
   –      Всех их нужно переловить и срочно отправить на скотобойню, – заявил учёный из университета Васэда.
   –      А вам их не жалко? – задал ему вопрос Антонио де Кейрош. – Ведь, судя по тому, что они могут общаться с нами, можно судить, что у них есть разум и они обладают душой. Уничтожив их, не станем ли мы все душегубами?
   –      Я вижу, что вы ещё не в курсе того, что произошло сегодня утром в курортном городке Югавара префектуры Канагава, – заметил учёный Каваками, – мне только что позвонили из университета и рассказали об ужасном происшествии и о других безобразиях, которые творятся в Токио.
   Взоры всех учёных обратились на японца.
   –      Этим утром полиция нашла на берегу залива Сагами в разных местах три обезглавленных мужских трупа.
   –      Ну и что? – спросил его председатель чрезвычайной комиссии Артур Грегори. – Америку такими вещами не удивишь.
   –      А то, что несколько учёных-физиков из нашей лаборатории, изучающие загадки шаровых молний, поехали в город Югавара, чтобы осмотреть там дерево породы бякусин возле буддистского храма Дзёгандзи. Из-за необычной формы дерево там называют «Поднимающимся в небо и крутящимся влево». Ему более восемьсот лет и растёт оно очень странно, как будто извивается винтом вверх. А недавно курортники заметили, что это дерево скрыл столб тумана зеленоватого оттенка, который тоже раскручивается влево и поднимается на высоту более ста метров. Наши учёные ещё не знали, что Агентство НАСА установило на нём вакуумную электромагнитную ловушку. Они думали, что это – какое-то природное явление. Двое коллег вместе с моим близким другом профессором Миура приехали сегодня в тот город. В то время, как я летел в Саппоро, они подошли к дереву. Один из них зашёл в туманный столб и исчез, словно испарился. Мой друг с товарищем прождали его более четверти часа, кричали ему, но из тумана никто не выходил. Войти туда они побоялись. И вот вдруг видят, выходит оттуда человек, очень похожий на их коллегу, но этот был не он. Товарищу моего друга бросилось в глаза то, что голова того человека походила на студень или желе. Миура подошёл к этому человеку и спросил, не видал ли тот в тумане их товарища, и объяснил ему, что они очень беспокоятся, как бы с ним чего не случилось. И знаете, что он им ответил? Он сказал: «Ничего страшного. Ваш друг передаёт вам большой привет, и уходить оттуда не собирается, потому что ему там очень понравилось». Мои коллеги опешили от такого ответа, и стали возмущаться, говоря, как же можно так жестоко с ними шутить. В конце концов, сказали они, это не вежливо заставлять их ждать и беспокоиться. На что им незнакомец сказал: «Вы не беспокойтесь, а лучше сами ступайте туда и убедитесь, что там и вам будет хорошо». Коллеги не поверили. И тогда, знаете, что сделал незнакомец? Он просто широко раскрыл рот и откусил Миуре голову. Его товарищ пустился со всех ног прочь, прибежал в полицию и рассказал им всё, что видел. Полицейские ему не поверили бы, если бы не знали уже о трёх других обезглавленных трупах. Сев в машины, они прибыли на место происшествия. Видят, обезглавленный Миура лежит на траве, а рядом с ним стоит человек со студенистой головой. Они наставили на него оружие и приказали сдаться. Тот спросил их, что означает слово «сдаться полиции». Полицейские подумали, что он над ними издевается. Но они продолжали вести с подозреваемым переговоры, спросив его, не он ли обезглавил учёного. Тот этого не отрицал. И знаете, что он заявил им? Он сказал, что форма в этом мире ничего не значит, она как пузырь на воде. «Миура, –  сказал он, – бессмертен, ибо его освободившаяся субстанция уже соединилась с носителем единой энергии». Он так и сказал им: «Рано или поздно вы все изменитесь, у вас не будет ни ног, ни рук, ни головы. Эволюция изменит всё человечество, как объект природного совершенствования, и через какое-то время все люди превратятся в единый вид лучистой энергии». Представляете, он такое сказал.
   –      Это похоже на высказывание Циолковского, – заметил академик из России Андрей Ильич Иванов, – может быть, он и прав, ведь что такое человек? Сущность человека заключена в его душе, а не в его теле.
   Учёный Каваками возразил своему русскому коллеге, сказав:
   –      Мы здесь на Востоке не отделяем душу от тела, потому что мир нельзя рассматривать однобоко, как это делают материалисты или идеалисты. Мы всегда смотрим на мир вкупе, и видим его целостным и неделимым. Ещё двести лет назад один наш философ Сюндай в своём сочинении «Тэйгаку монто» – «Учение о мудрости. Диалоги» говорил: «В одних учениях мудрых говорится, что в глубинах человеческой души лежит добро и зло, в других – что это совсем не так. Учение мудрых есть искусство войти в душу извне. Правителем становится тот, кто, управляя делами, соблюдает этикет первых правителей, кто имеет образ мудреца. И нет нужды спрашивать его о душе».
   –      И что сделали полицейские? – спросил его председатель.
   –      Они попытались его схватить, но одному из них он тоже откусил голову, – сообщил Каваками, – те пару раз выстрелили в него, и он исчез.
   Рассказ японца произвёл на учёных гнетущее впечатление.
   –      Сейчас вы видите, – сказал Каваками, – чем могут закончиться контакты с этими пришельцами. Я думаю, что вы сами решите, что всех этих овец, как представителей того мира, нужно срочно переловить и отправить на живодёрню.
   На этот раз, уже никто не возражал. Многие учёные задумались, сознавая всю серьёзность создавшегося положения.
   –      Но и это ещё не всё, – продолжал говорить Каваками. – Когда я утром вылетал из Токио, там творилось нечто невообразимое, можно сказать, возникла самая настоящая паника.
   –      В чём дело? – опять заинтересовался председатель Грегори, выражая на своём лице беспокойство.
   –       В префектуре Тиба на самой границе с Токио в квартале Хатимантё города Итигава в десяти минутах ходьбы от вокзала растет так называемое «Тысячествольное дерево гинкго», которое несколько дней назад зацвело необычным цветом, а из его цветков стали вылетать прозрачные стрекозы. Как понимаете, это были не обычные стрекозы, потому что для стрекоз сейчас сезон ещё не наступил. Эти стрекозы, как выяснилось сегодня, ищут молодых мамаш, кормящих грудью младенцев, и ночью, когда мать засыпает, присасываются к их грудям и кормятся молоком, а наутро рядом с матерью оказываются два младенца-близнеца, да таких, что мать не может их отличить. Ни она, ни врачи не могут определить, где настоящий ребёнок, а где клон. Многие матери, боясь потерять своих детей, стали прятать клонов и не придавать эти случаи гласности. Представляете, что нас ждёт в будущем, когда пришельцы будут проявляться в качестве наших детей? И это ещё не всё.
   –      Час от часу не легче! – воскликнул Артур Грегори.
   –      В самом Токио в районе Эдогава-ку зелёный столб тумана окутал сосну, возраст которой составляет пятьсот лет, это возле буддистского храма Дзэнъёдзи (Храм Воспитания Добродетели). Так вот. Из тумана, окутавшего сосну, выскакивают руки и уносятся прочь. Это было бы ещё ничего, но эти руки творят в Токио такие безобразия, от которых эдосцы впадают в панику.
   –      А что они делают? – спросил его Артур Грегори.
   –      Что делают? Я сейчас вам скажу, что они делают, – произнёс бледный учёный, у которого от расстройства дрожал голос, – они срезают волосы на головах мужчин и женщин. Но делают это так ловко и быстро, что те не успевают опомниться.
   –      Это уже не похоже на проделки маркиза Канаэ, – заявил учёный из Англии сэр Вильямс Уайт. – Ещё Джон Митчелл и Роберт Рикард в своей книге «Странные явления» сообщали, что с мая 1876 года тонкие сущности, которых тогда английская пресса назвала «невидимыми демонами» терроризировали город Нанкин. Китайцы, носившие косы, ходили по улице, прикрывая головы руками, потому что всё это жаркое время невидимые сущности отрезали у людей волосы.
   –      Хоть не головы, и то уже – хорошо, – вставил свою реплику председатель Артур Грегори.
   –      Хорошего в этом мало, – возразил ему Вильямс Уайт, – потому что такое же случилось в Лондоне в первой половине 1922 года. Там сообщалось в газетах, что «женщин среди дня хватали невидимые руки и буквально на глазах у свидетелей обрезали им волосы».
   –      Хорошо, хоть не насиловали, – опять вставил свою реплику Артур Грегори.
   –      Подобные истории время от времени происходили в Соединённых Штатах, Канаде, Англии, Шотландии, Германии и Скандинавских Штатах, – продолжал говорить Вильямс Уайт, – причём, в большинстве случаев выстриженные волосы тотчас исчезали.  Я сам занимался изучением этой проблемы.
   –      И какие были ваши выводы? – спросил Артур Грегори.
   –      Мы тогда полагали, что какие-то невидимые небесные птицы стригут у людей волосы, чтобы строить гнёзда для своих птенцов. Но сейчас я вижу, что эта проблема лежит намного глубже.
   –      В Японии тоже случалось такое, – заметил со своего места академик Иванов, – во второй год правления императора Тэммэй, в то время у нас в России правила Екатерина Вторая, по всей Японии происходило нечто подобное, когда невидимые руки выстригали у всех мужчин на голове волосы. Ну ладно, если это происходило с самураями, они всё равно брили лбы, но это случалось также и с простыми крестьянами, которые не имели права носить такие причёски. Тогда это считали проделками чертей, и даже случился бунт, кончившийся тем, что всех чертей изгнали из страны, и эти чудеса сразу же прекратились. Об этом ещё писал наш известный в научных кругах писатель в своей книге «Страна детей».
   –      Подобных случаев много описано в нашей истории, – согласился с ним Вильямс Уайт, – но чаще всего мы не обращали внимания на эти свидетельства. В газете «Нью-Йорк таймс» от декабря 1922 года было сообщение о происшествии на борту немецкого парохода «Брехзее», вошедшего в датский порт Хорсенс. Один из пассажиров на глазах капитана подвергся нападению неизвестной сущности. Прямо на глазах всех у жертвы возникла на лбу рана размером в четыре дюйма, а позже, когда врач осмотрел его, то обнаружил глубокие раны под его нетронутой одеждой. Другой случай. В сентябре 1957 года в американском городе Атланта тонкой сущности не понравилось на концерте выступление молодого пианиста Джона Рида, и она с шумом захлопнула крышку рояля, повредив ему четыре пальца.
   –      Ещё до создания маркизом Канаэ своей Небесной империи многие люди связывали подобные проявления этого феномена с появлением летающих тарелок, – заметил немецкий учёный Рудольф Бохольт, – в разные времена у разных народов их именовали небесными каравеллами, колесницами богов, огненными щитами и даже тайным германским оружием. Даже в индийском эпосе «Махабхарата» есть такие строки: «Летающие машины имели форму сферы и передвигались по воздуху с помощью ртути, которая, создавая сильный ветер, толкала машину. Люди, сидящие в машине, могли преодолевать огромные расстояния за очень короткое время».
   –      Вот, слышите?! – обрадовано воскликнул председатель комиссии Артур Грегори, – мы гордимся своими техническими достижениями и научным прогрессом. А всё это уже было тысячи лет назад. И нам нужно быть осторожнее в наших исследованиях и экспериментах, а то видите, что получилось из-за нашей непродуманной деятельности. Выпустили джина из бутылки, а сейчас не знаем, как его обратно загнать.
   –      Может быть, обратиться нам за помощью к маркизу Канаэ? – подал голос со своего места Мосэ.
   Все учёные обратили на него свои взоры.
   –      Сначала мы попытаемся обойтись собственными силами, – поморщившись, заявил Артур Грегори. – Я думаю, что решение этой проблемы посильно агентству НАСА. В настоящее время нами продолжаются разработки системы противоракетной обороны с элементами космического базирования, известной под названием «Стратегическая оборонная инициатива». Одной из прикладных задач этого многопланового многоцелевого проекта, включающего и интеллектуальную гонку, является контроль пространства и уничтожения околоземных, воздушных и космических целей вероятного противника. Я думаю, что мы что-нибудь придумаем, чтобы обуздать эту силу.
   –      Но вы можете очень долго думать, и ни к чему не прийти, в то время, как они уже откусывают головы нашим людям, – возбуждённо воскликнул Мосэ.
   –      Успокойтесь, молодой человек, – хладнокровно молвил председатель, – не нужно пороть горячку. Вы здесь находитесь не для того, чтобы давать нам советы. Мы пригласили вас всего лишь в качестве консультанта для работы с нашими военнопленными Небесной империи маркиза Канаэ. Не забывайте, что мы собрались здесь, чтобы принять взвешенное решение. И проникновение в тайны маркиза Канаэ для нас также важно, как и усмирение буйствующей энергии незнакомого нам феномена.
   –      Но вы хотя бы отпустите людей Канаэ на свободу, – не унимался Мосэ. – Это может быть проявлением вашей доброй воли по отношению к Небесной империи, и первым шагом к началу сотрудничества с ними в общей борьбе против пришельцев.
   –      О чём вы говорите, молодой человек? – раздражённо заметил председатель комиссии. – Вы не представляете того, о чём вы говорите. Выпустить их так просто, не выпотрошив из них все секреты и тайны, которые они знают? Вы – просто сумасшедший. Мы гонялись за ними более пятидесяти лет. И вот, когда они, наконец-то, попались в наши руки, мы их просто так отпускаем на волю? Но это же глупость! Нет, молодой человек. Вы что-то не понимаете. Сядьте на место. Когда нужно будет, мы спросим ваше мнение. И не считайте себя умнее других.
   Мосэ бессильно опустился на стул. Хотокэ повернулся к профессору Онмёо-но-ками и сказал:
   –      Ну, хоть вы вмешайтесь в это дело. Скажите им, что пришла пора прекращать эту бессмысленную болтовню и начинать действовать. Иначе может быть поздно.
   Профессор беспомощно развёл руками и заметил:
   –      Ну что я могу сделать? Я же не председатель комиссии, а один из рядовых учёных, которые собрались здесь, чтобы выработать какие-то решения.
   –      Военнопленных нужно освободить, – твёрдо заявил Мосэ.
   –      Вы уже высказали своё мнение по этому поводу, – ответил ему профессор, – но вас никто не поддержал.
   Мосэ замолчал, угрюмо обводя взглядом собравшихся в зале учёных. В это время выступающие продолжали приводить разные примеры из наблюдений за проявлениями феномена и других необъяснимых явлений. Китайских физик Ли Хуацзян сообщил, что в августе 1987 года в уезде Шэнси провинции Чжэцзян наблюдали, как по небу по направлению с северо-запада на юго-восток пролетел предмет, напоминающий волчок. Там, где он проследовал, на небе выступила светлая полоса, а на земле произошёл неожиданный перебой в электроснабжении. Представитель американского космического агентства Джон Райт рассказал, как осенью 1960 года бомбардировщики авиабазы Тревис в северной Калифорнии были приведены в состояние боевой готовности для атаки на СССР. Это случилось после того, как радарные системы обнаружили летящие через полюс в сторону США многочисленные «цели». Но потом «цели» неожиданно исчезли с экранов. Мир в то время, по словам Райта, был на грани начала третьей мировой войны.
   Выслушав его доклад, французский астроном и уфолог Франсуа Будэ обратился к представителю американского космического агентства с просьбой рассказать учёным, что произошло в июне 1948 года в пустыне Мохаве штата Калифорния с инопланетным кораблём, когда были обнаружены шестнадцать мёртвых существ ростом от девяноста до ста двадцати сантиметром. На что Джон Райт ответил, что это закрытая информация, и учёным в неё нос совать не следует.
   Такое резкое заявление военного научного деятеля несколько покоробило присутствующих ученых. И чтобы сгладить неприятный осадок, оставшийся у них от заявления Джона Райта, Артур Грегори предложил выслушать показания пленников из армии Небесной империи маркиза Канаэ. Охрана в штатском тут же вывела на сцену двоих людей, один из которых был знаком монахом со времени их встречи в предгорьях Дайсан. Это был орнитолог Накамура. Артур Грегори представил Накамуру как самовольщика, а второго молодого парня – как дезертира, симулирующего помешательство. Мосэ и Хотокэ тоже были приглашены на сцену в качестве консультантов. Учёные собрались уже задавать вопросы военнопленным, как их опередил сам председатель. Первым и единственным вопросом Артура Грегори были слова, обращённые к военнопленным:
   –      Любезные, – ласково спросил он их, – вам, наверное, уже известно, что творится на земле. Вот-вот по вашей милости должна разразиться третья мировая война, но сейчас это – не главное. Всё наше внимание приковано к другой проблеме, к выходам неизвестной энергии в наш мир. Признайтесь, ведь к этому приложил руку ваш маркиз Канаэ, старая каналья, решивший напустить на нас страх, и взять потом нас голыми руками. Но он не на тех напал. Мы то уж знаем, чьих рук это дело. Нас просто так голыми руками не возьмёшь.
   При этих словах, вдруг в зале пронёсся ветерок, как будто кто-то включил сильный вентилятор. Неожиданно из-под председателя кто-то невидимый выдернул стул, и он со всего маха грохнулся на пол.
   –      Вот видите?! – заорал он, вскакивая, – Это они пользуются какой-то силой, чтобы напустить на нас страх.
   Повернувшись к двери, он крикнул:
   –      Охранники, схватить их!
   Двое человек бросились к военнопленным и скрутили им руки. Но здесь я увидел, как на моих глазах происходит чудо. Многие ученые за несколько секунд оказались наголову обритыми. Волосы от их голов летели по залу в разные стороны. Как будто невидимая рука за доли секунд гигантской электрической машинкой прошлась по их головам и состригала все их шевелюры, прически и остатки растительности. У председателя, как и всех других учёных, голова стала такой же лысой и круглой как у монахов. Охранники выпустили военнопленных и схватились за свои головы руками. Вместо модных причёсок они ощутили лишь гладкую поверхность своих черепов.  Изумленные учёные смотрели друг на друга и не верили своим глазам.
   И тут произошло ещё одно чудо. Мосэ вынул из своего мешка статуэтку Будды, и в то же мгновение монахи и военнопленные исчезли, испарились, как будто их и не было в зале.
   –      Что происходит?! – заорал председатель комиссии не своим голосом, глядя на лысых охранников, на шеях у которых появились, неизвестно откуда, медальоны. – Где военнопленные и монахи-консультанты? Их похитили на ваших глазах! Что вы за охранники?! За всё мне ответите! Под трибунал отдам!
   Но в эту минуту всех ожидала ещё одна неожиданность. Двери конференц-зала распахнулись, и в них ворвалось огромное стадо овец, под руководством барана, который, приблизившись к лысому председателю комиссии, произнёс на чистом английском языке:
   –      We are arrived. We want to participate in your conference too.
   (Мы прибыли и хотим тоже присутствовать на вашей конференции.)
   Профессор Онмёо-но-ками, сидящий рядом со мной, схватился за голову и сказал:
   –      Поистине, началось светопреставление! Вот к чему нас привела европейская наука! Ещё двести лет назад философ Аидзава Сэйси в своём труде «Кагаку дзигэн» – «Простыми словами для непосвящённых» предупреждал нас: «В новое время появилась голландская наука. Нельзя не признать полезным для государства то, что она рассказывает о положении в различных странах, о пользе применения огнестрельного оружия и военных кораблей. Но в большинстве случаев, прикрываясь именем сунского конфуцианского учения о постижении «ри», обманывают людей. Его приверженцы выясняют наличие этого «ри» у каждой былинки и каждого деревца, но совершенно не касаются человеческих дел. Они считают мироздание мёртвым, кое-как разглядев его формы, не ведают о его душе. Они рассуждают только об этом «ри» мироздания, но ещё не постигают «ин» и «ё» (положительного и отрицательного начал), деяний и преображений духов и богов, того, что не поддаётся познанию. Тем самым они не ведают, что действуют вопреки воле Небес, и не почитают богов. «Путь богов» синто, созданный мудрыми, и проповедь учения о «ри» отличаются, как люд от горящего угля. Но грубые западные варвары по своей природе наделены искусностью и сообразительностью, подобно тому, как птицы вьют гнёзда, а пчёлы строят соты. Они достаточно хитроумны, чтобы поразить простаков. Они и на мироздание смотрят как на игрушку, рассуждая о нём, исходя из своих скудных знаний, язык их подобен звучащей части музыкального инструмента – так они расхваливают свои толкования. Иными словами, разглагольствующие о так называемом «ри» заставляют людей богохульствовать, пренебрежительно относиться к Небу».



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТЫЙ «Побег военнопленных»


   Как скалы, вечная
   Пещера здесь и ныне
   Осталась, как была в те старые года
   И люди, что в пещере этой жили,
   Увы, не возвратятся никогда.

   Монах Хакуцу о пещере Михо «Манъёсю» (111-308)


   Und Adam hie; sein Weib Eva, darum dass sie eine Mutter ist aller Lebendigen. Und Gott der Herr machte Adam und seinem Weibe Rocke von Fellen und kleidete sie. Und Gott der Herr sprach: Siehe, Adam ist geworden wie unsereiner und wei;, was gut und b;se ist. Nun aber, dass er nicht ausstrecke seine Hand und breche auch von dem Baum des Lebens und esse und lebe ewiglich! Da wies ihn Gott der Herr aus dem Garten Eden, dass er das Feld baute, davon er genommen ist, und trieb Adam aus und lagerte vor den Garten Eden die Cherubim mit dem blo;en, hauenden Schwert, zu bewahren den Weg zu dem Baum des Lebens.

   От всего этого увиденного в конференц-зале мне стало не по себе. Я подумал, что ещё пройдёт какое-то время и я сойду с ума. Как мне не хватало в эту минуту успокоительных слов отца Гонгэ. Как только я так подумал, то тут же внутри себя услышал голос настоятеля храма, который говорил:
   «Успокойся, и попробуй взглянуть на все эти чудеса с высоты птичьего полёта. Когда возникают проблемы, то лучше их рассматривать всесторонне, так сказать, со всех сторон, но лучше всего посмотреть на них сверху, откуда мир выглядит объёмней и вместительней. У всех нас должен быть птичий взгляд на вещи. Только тогда, когда мы видим все вещи объемно, мы способны проникать в их суть. Но для того, чтобы иметь такой взгляд, нужно впустить в свою душу небеса, и тогда она очищается до пустоты и способна будут принять в себя всё, что есть в мире, и даже то, чего в мире нет и что кажется нам непонятным. Человеку желательно иногда превращаться в птицу. Почему мы, люди, так хотим научиться летать? Почему нас так тянет в небо? Конечно, не все люди хотят быть птицами. Если бы на земле не было желающих научиться летать, то у нас вряд ли появились лётчики. Но лётчик – это ещё не птица. Это – так себе, нечто среднее между курицей, которая освоила летательный аппарат, и колбасой, парящей в небе при помощи парашюта. Но я знаю людей, которые по-настоящему являются птицами, которые могут свободно летать в воздухе на своих крыльях. Для того, чтобы стать по-настоящему лёгким и подвижным, нужно освободиться от всего, и как бы превратиться в пустую чашу, как говорил Мартин Хайдеггер, которая способна принять в себя всё, что может в неё влиться или войти.  Ведь и содержание чаши может состоять из эфира, где присутствуют и небесное, и земное, также, как и божественное и человеческое. Чтобы стать лёгким и парящим, необходимо одновременно проникнуться всеми этими свойствами, позволяющим человеку быть ангелом, потому что ангелами не рождаются, а просто стают. Это и есть пребывание одновременно на земле и на небе. Ведь пребывание в каком-то месте – это уже не только постоянство чего-то наличного. Пребывание – это событие. Оно включает в себя проявление в себе одновременно тех свойств, которыми проникается человек и как бы полностью меняется, становясь неким осуществлением иной тожественной чему-то сущности, неся в себе начала земли и неба, которая трансформирует ясность собственной сути в новом становлении. Только, единясь в определённой взаимопринадлежности, можно выйти из своей потаенности, проявиться отдельным феноменом в физическом мире. Чтобы стать какой-то вещью, нужно захотеть быть этой вещью. Например, если ты хочешь стать ангелом, превратись в него. Для этого нужно-то всего собрать в себе всё ангельское. Становление любой вещи происходит в её овеществлении. Это известно всем. И вы все столкнулись с наглядным примером, некие сущности из космоса решили стать чем-то, и они стают этим чем-то на ваших глазах. Это и есть пример наглядной трансформации и трансцендентальности. Такие трансцендентности свободно могу производить даосы. Но и ты способен на такое. Помни об этом! Не отрывайся от моих монахов. Оставь профессора и подойди к моим ученикам»!
   Я встал с места и направился к сцене где восседало правление конференции из избранных учёных вместе с председателем. И в какой-то момент я увидел монахов и военнопленных, вероятно, приблизившись к ним в поле действующего аппарата, силу которого уже проверял на себе. Я присоединился к Мосэ и Хотокэ.
   Как только Мосэ и Хотокэ сделались невидимыми для учёных, то они поняли, что пленников также никто не видит. Мосэ, подбежав к Накамуре, схватил его за рукав и воскликнул:
   –      Нам срочно нужно отсюда убираться, пока нас не схватили.
   Тот с удивлением посмотрел на Мосэ и спокойно ответил:
   –      Если мы преодолели часовой рубеж времени, то нам уже ничего не страшно. Мы находимся в другом измерении.
   –      Что это значит? – удивился Мосэ.
   –      Это значит, что их время для нас остановилось. Мы как бы выпали из рамок их времени.
   Мосэ посмотрел в зал и увидел некоторое странное повторение одних и тех же действий. Я тоже ничего не понимал, что происходит. Только что зал был полон овец, и вдруг их ни стало, чопорные учёные по-прежнему продолжали сидеть на своих местах и с интересом слушать слова председателя комиссии Артура Грегори, который говорил, обращаясь к военнопленным, которых уже не было на сцене:
   –      Любезные, вам, наверное, уже известно, что творится на земле?
   Мосэ озирался по сторонам, ничего не понимая. Хотокэ, как и я, тоже таращил глаза в зал, слабо ориентируясь в происходящих событиях.
   –      Что происходит? – воскликнул Мосэ, обращаясь к Накамура.
   –      Я вижу, что вы – новичок в этом деле, – рассмеялся Накамура, – происходит то, что и должно происходить при смещении времени. Они живут по своему времени. А мы сейчас находимся в другом измерении, и у нас время течёт быстрее, чем у них. Поэтому мы для них и невидимы. Но при перемещении из одного состояния в другое происходит парадокс возврата времени. Это как эхо, возвращённое к источнику. Но скоро это пройдёт, и вы привыкнете жить в своём времени, одновременно присутствуя в их действительности.
   Нам казалось, что окружающая действительность течёт не непрерывно, а какими-то скачками с остановками. Мы заметили, что председатель комиссии Артур Грегори замер на какое-то время, а затем продолжал говорить. Его слова звучали набатом и били мне по мозгам.
   –      Вот-вот по вашей милости должна разразиться третья мировая войн, но сейчас это – не главное.
   И вдруг опять наступила пауза и действие застыло на одном месте. У меня от всего этого увиденного закружилась голова, но меня тут же подхватил под руку Накамура, сказав при этом:
   –      Только не нужно падать в обморок. Скоро это пройдёт, и вы привыкните к своему необычному состоянию. В это время Хотокэ и Мосэ тоже ощущали головокружение и еле удержались на ногах.
   –      Всё наше внимание приковано к другой проблеме: к входам неизвестной энергии в наш мир.
   Вещал Артур Грегори. Накамура спросил Мосэ:
   –      Так значит, это вы стянули у меня мой пропуск и документы в предгорьях Дайсана?
   –      Мы просто случайно обнаружили контейнер под деревом, – оправдывался Мосэ. – И мы не знали, что он кому-то принадлежит.
   –      А я потом из-за вас никак не мог вернуться на базу. Не представляете, сколько я натерпелся. Мне даже пришлось стать мужем госпожи Накамура и ходить в его контору до тех пор, пока они меня не раскусили. Когда они меня арестовали, то я, не имея пропуска в другое измерение, не смог исчезнуть. Вы не хотите мне вернуть то, что мне принадлежит?
   –      С удовольствием, – ответил Мосэ, передавая Накамуре фигурку открытого Будды и рукопись на незнакомом языке.
   –      Признайтесь, ведь к этому приложил руку ваш маркиз Канаэ, старая каналья, решивший напустить на нас страх и взять нас потом голыми руками.
   Продолжали мы слышать голос Артура Грегори. Мосэ обратился к Накамуре:
   –      Но у меня есть одна просьба к вам. Не смогли бы вы нас препроводить к маркизу Канаэ, моему отцу.
   –      Так вы и есть сын Канаэ? – спросил его Накамура. – Я слышал много о вас. Рад познакомиться.
   –      Взаимно, – ответил Мосэ.
   –      Конечно же, я вас доставлю к нему, – молвил Накамура, – не оставлять же вас с ними. А то и у вас могут здесь возникнуть неприятности.
   Мосэ поблагодарил Накамуру.
   –      Но он не на тех напал. Мы-то уж знаем, чьих рук это дело. Нас просто так голыми руками не возьмёшь.
   Всё ещё вещал председатель комиссии. Мосэ спросил Накамуру:
   –      Скажите, а что случилось с настоящим орнитологом Накамура?
   При этих словах его собеседник как будто о чём-то вспомнил, провёл ладонью по лицу, и обличие его изменилось. Это был уже совсем другой человек. Он превратился в молодого и довольно симпатичного юношу.
   –      Бедный Накамура, – молвил юноша, – сейчас он находится у нас, но я не знаю, что с ним будет дальше. Отпустят его к жене, или он останется у нас – решать начальству. А меня зовут Амэ-но-коянэ (дитя небесной кровли). Это имя мне присвоили в честь бога Амэ-но-коянэ-но микото – бога, возносящего молитвы в то время, как богиня Аматэрасу пряталась в гроте. Я являюсь пилотом летающей тарелки. На земле у меня была невеста, я сбежал со своей базы к ней на свидание, а, вернувшись, не нашёл под деревом паспортного ключа. Всё, что начальство сделало, это оставило меня на земле в образе Накамуры. Я пробовал в таком виде появиться перед своей невестой, так она меня прогнала, да ещё и высмеяла. Не поверила. И от начальства мне ещё влетит за самовольное оставление базы.
   В это время в зале почувствовалось движение воздуха, как будто кто-то включил мощный вентилятор. Хотокэ побледнел и упал в обморок. Падая, он ударился головой о ножку стула, на которой сидел Артур Грегори. Стул вылетел из-под председателя, и тот со всего маха грохнулся на пол. Второй военнопленный подбежал к Хотокэ и стал его приводить в чувство.
   –      А кто он? – спросил Мосэ Амэ-но-коянэ, указывая на военнопленного.
   –      Матрос с субмарины. За его заторможенный вид ему дали имя Омоиканэ – бог размышления в честь сына бога Такамимусуби. Некоторое время он был вне себя, страдал от ностальгии, поэтому и дезертировал из армии маркиза Канаэ. Но его здесь оставлять нельзя. Давайте возьмём его с собой, – сказал пилот и, повернувшись к Мосэ и своему коллеге, приказал, – держитесь все рядом, не отходите от меня далее пяти метров, иначе выйдите из поля действия прибора, то есть, из границ невидимости.
   В это время председатель комиссии Артур Грегори поднялся с пола и заорал:
   –      Вот видите! Это они пользуются какой-то силой, чтобы напустить на нас страх.
   Затем, повернувшись к двери, он крикнул:
   –      Охранники, схватить их!
   Здесь время как бы перескочило, и Мосэ увидел в воздухе слабо проступающую в очертаниях и быстро мелькающую руку с машинкой, которая стригла волосы на головах всем учёным. Волосы тут же опадали им на плечи, но учёные застыли в испуге и не могли пошевелиться. Рука переместилась и быстро сбрила волосы на головах охранников и председателя комиссии, который заорал во всю глотку:
   –      Что происходит?!
   Мосэ снял с себя и Хотокэ медальоны, которые по спутнику определяли местонахождения объекта наблюдения, и нацепил их на шеи подстриженных охранников. Артур Грегори между тем орал на них:
   –      Где военнопленные и монахи-консультанты? Их похитили на наших глазах! Что вы за охранники! За всё ответите! Под трибунал отдам!
   Звучание голоса председателя казалось нам глухим и низким по тону, как будто кто-то прокручивал звуковую дорожку на малой скорости, в то время как голос Амэ-но-коянэ звучал звонко и весело. Пилот летающей тарелки сказал Мосэ:
   –      Нам пора отсюда выбираться.
   Но в эту минуту двери конференц-зала распахнулись, и в них стали входить овцы во главе с бараном, который, приблизившись к лысому председателю комиссии, произнёс по-английски:
   –      We are arrived. We want to participate in your conference too. (Мы прибыли. Мы тоже хотим присутствовать на вашей конференции).
   Двое небожителей, двое монахов и я покинули сцену конференц-зала и стали пробираться к выходу, расталкивая овец. Спустившись в холл, мы увидели, что овцы к ужасу служащих и портье разбрелись по всей гостинице, и даже проникли в бар, где за стойками стали заказывать себе горячительные напитки. Выйдя на улицу, Мосэ спросил Амэ-но-коянэ, каким транспортом нужно ехать к маркизу Канаэ – взять автомобиль, или отправиться на поезде. Услышав его слова, пилот летающей тарелки и матрос субмарины рассмеялись.
   –      Мы пользуемся при передвижении индивидуальным способом – телепортацией, – объяснил ему Амэ-но-коянэ. – Но для этого нам нужно всем взяться за руки.
   –      Как?! – воскликнул восхищённо Хотокэ. –  Неужели осуществилась мечта нашего философа Осио Тюсай, который ещё полтораста лет назад в своём трактате «Сэнсин дото ки» – «Записи о глубинах чистой души» говорил: «Небеса – это наша душа. Душа – средоточие всего сущего. Пространство вне нас есть субстанция нашей души».
   Он вынул прибор, который отец Гонгэ упрятал в фигурку Будды, и настроил его на перемещение. Затем двое небожителей и я с монахами взялись за руки и через мгновение вдруг очутились в предгорье, которое, несмотря на лёгкий туман, показалось Мосэ знакомым. Внизу расстилалась живописная долина, поливаемая дождём. Рядом с нами я увидел строение, похожее на ангар.
   –      Где мы находимся? – спросил Мосэ у пилота Амэ-но-коянэ.
   Тот улыбнулся и ответил:
   –      Я думаю, что это место должно быть вам хорошо знакомо. Мы находимся в районе горы Дайсан, где вы нашли мой пас-ключ.
   –      Но этого ангара мы раньше не видели, – заметил Мосэ.
   –      Так и должно быть, – сказал тот. – Он невиден для простых смертных, так же, как и наша база в этом районе.
   –      Они-но-сиро (Крепость чертей)? – спросил Мосэ.
   Пилот кивнул головой.
   –      Мы были рядом с вашей базой, видели её, но не входили.
   –      И хорошо сделали, что не вошли, – похвалил нас Амэ-но-коянэ, – иначе бы тут же распались на молекулярном уровне, и вас не смог бы собрать после этого даже Всевышний.
   Мы с небожителями вошли в ангар, где стояла летающая тарелка.
   –      Ух, ты! – восхищённо воскликнул Мосэ. – Сколько раз я слышал о летающих тарелках, но впервые вижу её живьём.
   Амэ-нэ-коянэ при помощи прибора привёл её в действие.
   Летательная тарелка включила по периметру свои бортовые огни и открыла дверцу. Небожители и мы вошли в неё и уселись на пяти удобных крутящихся кресла. Летающая тарелка вылетела из ангара и поднялась в небо, пробив толщу облаков. Прозрачная сфера открывала перед нами не только круговой обзор, но и вид движущихся облаков, над которыми мы пролетали. Яркое солнце заливало внизу огромную белую воздушную нескончаемую реку, которая, обтекая вершины гор, двигалась с запада на восток. Вершина горы Дайсан выступала из облачного моря под ними во всём своём великолепии. Пилот связался с центром и доложил о том, что приступил к исполнению своих обязанностей. Обрисовав вкратце положение дел, запросил, что делать ему с нами.
   В это время сидящий рядом со мной Мосэ задумчиво произнёс:
   –      Вот как получается. Двести лет назад Мигака Киэн писал в своём первом свитке записей «Мэйтю» – «Категории»: «Все люди – и изнутри, и извне – под зорким оком Неба и богов, и когда мы совершаем недостойное, то непременно испытываем страх, поскольку идём против воли богов».
   Пилот, обернувшись к нам, сказал, что ему велели доставить нас на борт авианосца «Рюгу», где сейчас находится маркиз Канаэ.
   Летающая тарелка сорвалась с места и на большой скорости понеслась на север. По северной конечности острова Хонсю проходила граница облачного фронта, двигающегося с материка в глубь Тихого океана. Весь Хоккайдо был залит солнечным светом. Внизу раскинулся ландшафт огромного северного острова, пестрящего мозаикой зелёных, голубых, красных и коричневых цветов. Мосэ и Хотокэ увидели впереди по курсу огромную зависшую в небе сигару.
   –      Это и есть наш авианосец «Рюгу», – сообщил им Амэ-но-коянэ.
   –      Но учитель нам рассказывал, что авианосец «Рюгу» является подводной лодкой с катапультами, выстреливающими самолёты, – заметил Хотокэ.
   Пилот рассмеялся и сказал:
   –      Когда-то, после второй мировой войны, таким он и был. Но наша техника не стоит на месте. У нас время течёт быстрее, чем на земле.
   –      Это не укладывается в нашем понимании, – заметил Мосэ. – Если у вас время течёт быстрее, а на земле тянется медленнее, то вы и должны стареть быстрее, а люди на земле – жить вечно. А на практике получается, как бы, наоборот. Это мне совсем не понятно.
   Услышав эти слова, Амэ-но-коянэ оживился и, повернувшись к Мосэ, увлечённо заговорил:
   –      У вас устаревшие взгляды на время. Впрочем, это – не ваша вина. Основополагающие законы Вселенной просты и скоро вы, я думаю, их откроете. Чем быстрее вы движетесь, тем заметнее обгоняете время. При очень высокой скорости, вы как бы выпадаете из временных границ. Ещё древний философ и любитель парадоксов Зенон Элейский говорил, что времени не существует, потому что нет движения. И он это доказывал на примере летящей стрелы, которая сама по себе находится в покое. Это утверждение казалось абсурдом бы, если бы мы оставили без внимания высказывание другого философа Прокла, который утверждал, что время не подобно прямой линии, безгранично продолжающейся в обоих направлениях. Движение времени соединяет конец с началом, и это происходит бесчисленное число раз. Благодаря этому, время бесконечно. Древние мудрецы сделали для вас открытие, на которое никто не обратил никакого внимания, ибо вы истолковали их высказывания превратно и весьма примитивно. Человеческая мысль пошла совсем в другом направлении, придумав ложную систему развития времени по спирали. Скажите, мне, что в природе развивается по спирали? Какой-то абсурд! Всё может существовать только в замкнутом пространстве. Вы разрушаете это замкнутое пространство, и рушится вся система. Главное в обретении бессмертия – это закольцевать время. Если вы сходите с этого кольца, то тут же гибнете.
   –      Но позвольте, – возразил ему Мосэ. – Если время движется по кругу, то оно всё равно движется.
   –      Смотря как посмотреть на это, – молвил Амэ-но-коянэ, – можно также сказать, что время в закольцованном виде остановилось, тем более, если это время протекает на определённой частоте и в определённом измерении. Мы вечны, пока мы находимся в своей сфере, но как только мы перемещаемся на землю, мы становимся такими же смертными, как вы.
   –      Почему? – удивился Мосэ.
   –      Потому что у вас невозможно убежать от времени, ибо оно в вашем физическом мире, как вы говорите, вращается по спирали и влечёт вас к смерти. Ваша система раскрыта для всей Вселенной, поэтому она уничтожаема и недолговечна. Пришельцы, попавшие в вашу среду, не могут в ней жить долго, их телесная основа изнашивается, а освободившаяся духовная энергия вновь возвращается в ту сферу, которая настроена на их измерение на определённой частоте.
   –      Вот оно что! – воскликнул Мосэ. – Значит, пришествие в наш мир тонких сущностей не долговечно. Поэтому они так не дорожат полученной ими формой. Рано или поздно они покинут мир. Так что в словах пришельца из префектуры Канагава, откусившего головы профессору Мураками и полицейскому, есть доля правды. Но, почему тогда они вторглись в наш мир?
   –      Они не вторгались в него, – молвил Омоиканэ, – это вы их насильно завлекли в него своими ловушками. Вот они и ищут способы приспособиться к вашей действительности. За это они вас и не очень жалуют.
   –      Значит, – молвил задумчиво Мосэ, – эту мировую катастрофу люди вызвали сами?
   –      Разумеется, – ответил Омоиканэ, – и по вашей собственной глупости.
   Летающая тарелка приблизилась к огромной двухкилометровой сигаре и влетела к её разинутую пасть.  Амэ-но-коянэ припарковал аппарат на отведённой стоянке и вместе с нами и матросом субмарины предстал перед дежурным офицером, который сопроводил нас в офицерскую кают-компанию.
   Обозревая летающую сигару изнутри, Мосэ с тень. Иронией произнёс:
   –      Когда смотришь на всё это, то вспоминаются слова философа Када Адзумамаро из «Нихон сёки камиё кан токи», которым уже триста лет: «Небеса – благородны, земля – презренна, сюзерен – это небо, вассал – это земля. Такому же закону подчинены отец и дети, муж и жена. Боги небес благородны, боги земли презренны. Не будь различий между старшими и младшими, благородными и презренными, не было бы и пути».
   На корабле это совещание маркиза Канаэ шло с высшим генералитетом Небесной империи. Нас повели прямо на совещание. За овальным столом сидело два десятка небожителей, обсуждая сложившуюся на земле обстановку. Мы все пятеро предстали перед высшим руководством небожителей. Маркиз Канаэ, увидев своего сына, встал с председательского кресла, подошёл и обнял его.
   –      Вот – наш герой, – сказал он, указывая на своего сына, – который вернул нам из людского плена двух наших людей, а также спас наши секреты. Я думаю, что он достоин самой лучшей похвалы.
   Затем маркиз Канаэ, повернувшись к своему сыну, сказал:
   –      Я горжусь тобой. Добро пожаловать в нашу семью!
   Мосэ скромно опустил глаза. Затем маркиз Канаэ обратил свой взгляд на матроса субмарины Омоиканэ и спросил его:
   –      А ты? Почему ты дезертировал из армии Небесной империи? Это единственный случай в истории нашей империи, когда воин покинул своё войско. Ты, наверное, хорошо знаешь нашу пословицу: «Позор солдата – позор корабля. Позор корабля – позор империи».
   Омоиканэ смело посмотрел в глаза высшего руководства и молвил:
   –      Моё дезертирство я не считаю позором.
   Услышав эти слова, руководство ахнуло от неожиданности.
   –      Поясни свои слова, – строго приказал ему маркиз Канаэ.
   –      Мы создали великую Небесную империю, которая даровала нам бессмертие и небеса, – сказал с достоинством Омоиканэ, – я понимаю, что все мы должны быть счастливыми в ней. Что может быть больше счастья, чем обретение вечной жизни?! Для простых смертных – это мечта всей их жизни. Но вы видите перед собой несчастного небожителя. Потому что я очень люблю земную жизнь. Вы спросите меня, что хорошего в земной жизни? Где человек часто болеет, иногда бедствует от нищеты и голода, где чувствует себя несчастным потому, что не может реализовать все свои желания. Человек, у которого жизнь коротка и ограничена во времени его рождением и смертью, разве можно завидовать смертному человеку? А вот вы видите перед собой небожителя, который завидует смертному человеку и страстно желает жить так же, как живут смертные люди. Вы спросите, почему? И я вам отвечу. В этой огромной Вселенной, которая нас окружает, Бог создал рай, который находится на Земле. Этот рай и есть сама Земля. И нет места краше во всей Вселенной. Всевышний не изгонял человека из рая. Те, которые читали Святой писание, совсем не поняли иносказания, которое сокрыто в том свидетельстве. Человек сам себя изгнал из рая, обретя смерть. Физический мир – это самый прекрасный мир, мир радости и наслаждения. Человеческая жизнь на земле – это самый лучший период времени его вечного существования, который даётся каждому существу, проявившемуся в физическом мире. Поэтому покидать его раньше времени, я считаю, не только грешно, но и глупо. Нам всем даётся тело один раз, как подарок Всевышнего. Нам даётся один шанс сыграть на земле в увлекательнейшую игру и довести свою роль до конца. И вдруг от всего этого нужно отказаться добровольно, променяв это на замкнутую сферу, в которой и так мы будем вечно пребывать в силу бессмертия наших душ по закону неуничтожимости энергии. Ведь все мы – путешественники в космосе. Кто-то путешествует в закрытом тесном космическом корабле, а кто-то на прекрасной планете, где царит такое разнообразие жизни, какое не снилось ни одному инопланетянину. Конечно же, живя в этом физическом мире, мы изнашиваемся, иными словами, снашиваем свою оболочку, стареет наше тело, и мы умираем, рассыпаемся в прах. Таков финал нашей жизни на земле. Но чем мы не довольны? Скажите мне. Тем, что не имеем вечного тела? Но одна и та же оболочка может надоесть человеку, как если бы он постоянно носил один и тот же костюм, и не имел смены в своём гардеробе. Наше тело хрупко и тленно, но наша душа вечная! Придёт моё время, я и так вознесусь на небо. А пока не пришло моё время, я хочу оставаться на земле смертным человеком. Поэтому я добровольно отказался от небожительства и дезертировал из Небесной империи на землю.
   –      Значит, ты хочешь променять бессмертие на смертную жизнь? – с укором спросил его правый министр.
   –      Жизнь человека сама по себе бессмертна, – возразил ему Омоиканэ, – потому что она закольцована рождением и смертью. Душа, проживая жизнь в какой-то форме, обретает новый опыт и совершенствуется. Человек, живя в своём времени, тоже обретает бессмертие, потому что его жизнь от начала до конца каждое мгновение переживает одно и то же движение от рождения до настоящего времени. А когда это время кончается, то рождение и смерть закольцовывают его жизнь, и он, уходя в другое измерение, уносит с собой вечную память о своей вечной жизни.
   –      Послушать его, так вообще можно свихнуться, – выругался правый министр, – и потерять всякое понятие о категориях вечных и преходящих ценностей. Давайте лучше послушаем второго штрафника. Пусть он нам расскажет, как попал в лапы полиции.
   –      А почему ты сбежал в «самоволку»? – спросил маркиз Канаэ пилота Амэ-но-коянэ.
   –      Вы же знаете, что у меня есть на земле краля, без которой я не могу жить, – оправдывался пилот. – Мне всё нравится в Небесной империи, кроме того, что здесь нет женщин.
   –      Если здесь появятся женщины, то армия перестанет быть армией, а превратиться в бордель, – строго заявил левый министр. – Мы здесь находимся для того, чтобы постоянно исполнять свой долг, а не тискать красавец в постелях.
   –      Я предлагаю отправить штрафников на Небесную гауптвахту, – предложил центральный министр.
   –      Подождите, – остановил его маркиз Канаэ, – мы им ещё придумаем наказание. А сейчас пусть они пока посидят на скамейке и подождут наше решение. А мы тем временем вернёмся к обсуждению ситуации, сложившейся на земле.
   Маркиз Канаэ сделал знак, и дежурный офицер внёс две скамейки. На одну из них сели штрафники, на другую – мы, их гости.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ПЯТЫЙ «Совет небожителей»


   Этот жалкий бренный мир
   Полон скорби и тоски.
   Ах, цветы, что в нём цветут,
   Быстро в нём меняют цвет,
   Люди смертные земли –
   Жалок их недолгий век.

   «Манъёсю» (ХIХ -4214)


   Und Adam erkannte sein Weib Eva, und sie ward schwanger und gebar den Kain und sprach: Ich habe einen Mann gewonnen mit dem Herrn. Und sie fuhr fort und gebar Abel, seinen Bruder. Und Abel ward ein Sch;fer; Kain aber ward ein Ackermann. Es begab sich nach etlicher Zeit, dass Kain dem Herrn Opfer brachte von den Fruchten des Feldes; und Abel brachte auch von den Erstlingen seiner Herde und von ihrem Fett. Und der Herr sah gn;dig an Abel und sein Opfer; aber Kain und sein Opfer sah er nicht gn;dig an. Da ergrimmte Kain sehr, und seine Gebarde verstellte sich.

   Сидя на совете небожителей, я старался разобраться в том, что же всё-таки происходило в мире. Почему наш мир, до этого такой простой и понятный, вдруг на наших глазах начал превращаться в какое-то подобие кошмара. Всё, что происходило сейчас в мире, вело к хаосу и общему перемешиванию. Вещи и понятия на моих глазах распадались, и всё происходящие становилось какой-то сплошной мистикой. Само понятие «вещь» уже не было вещью. Потому что любая вещь имеет свои определённые свойства, а то, что вторгалось в наш мир, уже нельзя было назвать вещами. Это были какие-то меняющиеся явления и феномены. Но ведь сама вещь является результат чего-то, и, именно, она есть результат явленной реальности. И разве можно назвать то, что сейчас происходит, вещами? Ведь присутствие чего-то необычного – это ещё не вещь.
   Я окинул взглядом сидящих вокруг меня богов и полубогов и подумал о том, что же всё это представляет собой? Откуда всё это взялось. И откуда продолжает браться? Мир сам по себе как бы дематериализуется. Это уже не сущее, а некое становление какой-то непонятной сущности. Вещь сама в себе сейчас превращается в вещь самой из себя. Это уже не предмет, а некое противостояние самому предмету, противостояние нашему представлению о предмете.
   Я задумался, слушая голоса богов.
   Но что таится во всём этом? Где тот сущностный исток, который несёт в себе такое изменение мира? Где же эта основа веществования вещей, которая рождает присутствие всего этого необычного? Что сейчас влияет на наш мир больше всего: небо, земля, человек с его воображением или нечто божественное, решившее перечеркнуть все границы дозволенных изменений в природе? Ведь мы раньше жили так просто на земле. Земля нас растила, носила на себе, хранила воды и камни, растения и животных. Небо давало нам свет солнца, звёзды и луну ночью, посылало дожди и радовало нас синеющей глубью эфира и причудливыми облаками. У нас был мир, самый совершенный во всей Вселенной. У нас был рай, из которого нас кто-то исторгает. Но кто это: люди, боги или космические существа, которые прибыли к нам, чтобы захватить наш мир? В природе появилось нечто такое, что превращает наш мир во что-то ужасное. Кто эти посланцы божественности, которые являются неким изъятием себя из всякого сравнения с присутствующим?  Зачем они здесь появились? У нас и так хватало своих чудес. Зачем нам ещё и это? А может быть, мир уже умер? И всё, что происходит вокруг, ничто иное, как конец света, так сказать, светопреставление, театр абсурда. Поэтому и появилось в нём такое множество странных актёров. Ведь смерть имеет своё лицо, которое мы ещё не знаем, потому что ещё не переживали смерть. Так что же такое смерть? Кто-то сказал, что смерть как ковчег Ничто хранит в себе существенность бытья. Интересные слова! Но это всего лишь слова. Смерть, возможно, есть более чудовищная вещь, за границей которой уже нет никакого бытья. Мы же ещё пока живые существа, и должны реагировать на всё непонятное, исходя из наших собственных представлений о мире. Но какие сейчас могут быть представление о мире, когда сам мир меняется с такой бешеной скоростью?
   Мне вдруг вспомнились слова отца Гонгэ, который говорил о безысходности положения так: «В мире не бывает безвыходных положений. Так считает большинство. Но есть и такие, которые полагают, что сам мир находится в безвыходном положении. И таких людей с каждым днём становится всё больше».
   А тем временем на совете маркиза Канаэ происходили свои события.
   –      А сейчас, – предложил маркиз Канаэ своим небожителям, – давайте поговорим о нашем участии в делах людей.
   Небожители согласно закивали головами. Маркиз Канаэ медленно и размеренно начал говорить:
   –      Первой изначальной доктриной нашей Небесной империи была доктрина мести и жажды реванша. Вполне ясная и исторически оформившаяся доктрина человечества, присущая всем странам и народам без исключения. Эта людская доктрина, выношенная всей историей существования человечества, очень проста: «Если тебя побили, накопи силы, и отплати за все свои обиды своим врагам». Вся наша история проникнута этим законом, управляющим нашими отношениями с соседями с начала зарождения человечества. Сильный уничтожал слабого, или порабощал его. Раб набирался сил, чтобы окрепнуть и сразиться со своим угнетателем.  При этом слабые стремились к равенству, а сильные – к гегемонии. Так выглядит изнанка любой демократии и сегодня. Так построена вся международная политика и дипломатия. На этом фундаменте создавались или разрушались империи. Такой людской закон царил на земле между соседями, странами и политическими блоками издревле и царит сейчас. Издревле велись войны, уничтожались города, культуры, цивилизации, целые народы. Издревле люди совершенствовали своё оружие и гонялись за чужими секретами, чтобы стать сильнее других и доминировать в мире. И наша империя было изначально построена на этой же основе. Ведь даже с философской точки зрение на эту проблему можно посмотреть так, как в своё время на неё смотрел наш излюбленный философ семнадцатого века Огю Сорай в своём труде «Бэндо» –      Толкование пути: «Учение Первых правителей опирается на вещественное, а не на «ри». Кто в своём учении опирается на вещественное, тот свершает деяние. Тот, кто в своём учении опирается на «ри», тот занимается разъяснением слов. Вещественное – это то, в чём собрано всё. Поэтому то, что становится деянием, познаётся навеки и глубоко. Для чего же тратить время на слова! То, что выражается словами, всего лишь малая частица «ри». Кто не творит деяние, а ясен в рассуждениях, тот не знает глубоко вещей. А потому ничтожно мало на земле тех, кто бы творил, не опираясь на деяние. Это не только Путь Первых правителей, это Путь всех, кто причастен к деянию».
   Сидящие за столом боги согласно закивали головами.
   –      Мы, будучи людьми, создали эту империю мести, чтобы отобрать у русских острова и разрушить мировое господство американцев.
   Боги опять закивали головами.
   –      Но мы стали небожителями, – продолжал говорить маркиз Канаэ, – мы стали сильнее людей, живущих на земле, и мы можем с ними делать всё, что захотим: перекраивать их границы, изменять судьбы народов, и даже способны всех их одним махом уничтожить. Мы стали для них недосягаемы. Но изменились ли мы с вами духовно?
   Боги молчали.
   –      Нет, – молвил маркиз, – мы остались такими же жестокими и кровожадными, как люди. У нас не появилось ни небесного благородства, ни присущей небожителям добродетели и милосердия.
   Многие боги, слушая своего предводителя, округлили глаза. На их лицах можно было явственно прочитать вопрос: «О чём он говорит»?
   Но маркиз Канаэ продолжал говорить, не обращая внимания на их реакцию.
   –      Люди погрязли в своей глупости настолько, что если мы не вмешаемся, то через неделю их мир может прекратить своё существование.
   –      Их нужно быстрее захватить! – воскликнул с нетерпением бог Сусаноо. – Ещё одни наш философ Аидзава Сэйси полтора столетия тому назад сказал в своей работе «Синрон» – «Новые рассуждения» так: «Не могут быть вещи сильнее неба. А раз так, то надо уважать мудрых за их талант, почтительно служить старшим, не омертвлять законы Неба, побуждать народ к почтению и трепетному повиновению. Когда народ почитает небеса и трепетно им повинуется, тогда он не впадает в грех обмана небес».
   Маркиз Канаэ жестом остановил его.
   –      Что вы собираетесь захватывать? – спросил он своего правого министра. – Через несколько дней на земле разразится третья мировая война, которая положит конец существованию всего человечества. Перед самым своим концом люди совершили ещё одну, и надеюсь, последнюю свою глупость: гоняясь за нашими секретами, они установили на нас свои вакуумные электромагнитные ловушки, думая, что кто-нибудь из нас в них попадётся. И установили они их в самых опасных местах на земле, где стоят тонкие перепонки между мирами разных измерений. Там растут многовековые деревья, которые являются биологическими стержнями проводников между прошлым и будущем. Естественно, что эти ловушки пробили бреши в перепонках между мирами, и на землю хлынули тонкие сущности из разных измерений. Какой это будет мир через две недели, я думаю, что даже самому Богу не ведомо. Вот что натворили люди.
   –      Но можно ли спасти этот мир? – озадаченно спросил Сусаноо.
   –      Если спасать этот мир, то нужно спасать и людей, – ответил ему маркиз Канаэ. –  Но зачем спасать людей, если вы всё равно собираетесь их убивать? А как же иначе вы завоюете их мир?
   Боги задумались.
   –      Нам нужно решить, – сказал маркиз Треножник после некоторого молчания, – стоит ли нам делать людям благодеяние, чтобы потом их уничтожать.
   –      Но вместе с людьми погибнут все женщины! – воскликнул сластолюбивый бог лунного света Цукуёми. – А если погибнут женщины, то, что останется прекрасного ещё в этом мире?
   –      Нам нужно помочь людям избежать этого несчастья, – молвил центральный министр Идзанаги.
   –      Если мы примем такое решение, – молвил маркиз Канаэ, то после этого наше вмешательство в людские дела будет, с точки зрения небесной этики, не совсем нравственным.
   –      А, чёрт с ними, – махнув рукой, заявил бог Сусаноо, – пусть живут, как хотят. Не будем вмешиваться.
   –      Лишь бы женщины не пострадали, – поддержал его бог лунного света Цукуёми. – Пока они будут жить на земле, будет продолжаться и сама жизнь.
   –      На этом и порешим, – с облегчением заключил маркиз Канаэ.
   Все боги одобрительно закивали головами.
   –      Есть одна техническая деталь, – заметил маркиз Треножник, – дело в том, что сами люди не могут отключить эти ловушки, потому что возникшие вокруг деревьев энергетические поля расщепляют их на атомы или уносят в сферу другого измерения. Мы не можем отключить, потому что нас сразу же вовлечёт в эти ловушки. Что будем делать?
   Боги молчали.
   –      Может быть, попробуем мы? – робко сказал Мосэ со своего места. – Одну такую нам уже удалось отключить на Хоккайдо.
   Все взгляды богов устремились на монахов.
   –      Мы это знаем, – заметил маркиз Треножник, – но это не безопасно для вас.
   –      О какой безопасности может сейчас идти речь?! – воскликнул Мосэ, – когда весь наш мир стоит на грани гибели.
   –      И это верно, – согласился маркиз.
   –      Тогда нам нужно срочно отправляться на землю, – воскликнул Мосэ, – время не ждёт.
   –      Это верно, – опять согласился маркиз, – каждый час в наш мир врывается по миллиону тонких сущностей, которые уже начали разрушение всей экосистемы планеты, меняя её структуру по своему усмотрению.
   Мосэ и Хотокэ соскочили со своих мест. Я тоже встал.
   –      Ну, раз так, – сказал маркиз, – то другого выхода нет. Амэ-но-коянэ и Омоиканэ будут сопровождать вас в вашем героическом предприятии. И помните наши благородные принципы старины, о который ещё говорил почти четыреста лет назад наш мудрец Ямагата Соко в своих рассуждения: «В общем, дело благородного мужа – контролировать себя. Обретя господина – быть верным ему до конца, как предписано законами; в отношении с товарищами – быть полностью искренним; быть сдержанным в личной жизни и следовать только долгу. Поэтому ты сам должен общаться с людьми так, чтобы не нарушать принципов отношений между отцом и сыном, старшим и младшим братьями, мужем и женой. Хотя это – правила поведения человека, при соблюдении которых людской род никогда в Поднебесной не исчезнет, крестьяне, ремесленники и торговцы, не имея свободного времени из-за занятий свободными профессиями, не могут полностью постичь в свой повседневной жизни этот Путь. Благородный муж, не снисходя до дел, которыми занимаются крестьяне, торговцы и ремесленниками, посвящает себя исключительно этому Пути и сразу же наказывает тех из трёх сословий, кто нарушает правила человеческого поведения, тем самым он поддерживает справедливость правил поведения в Поднебесной, установленных Небом. Мыслимо ли, чтобы такой благородный муж не обладал добродетельными знаниями культуры и военного дела».
   Пилот летающей тарелки и матрос субмарины вскочили с лавки и поклонились, присоединившись к нам. Маркиз отечески обратил на них свой взор и сказал:
   –      Берегите себя. Ну, а мы с нашей небесной армией займёмся уничтожением телесных оболочек тонких сущностей с тем, чтобы вернуть их обратно в свои измерения.
   Солдаты и мы поклонились, собираясь уходить, но маркиз задержал их.
   –      Кстати, – обратился он к нам, – благодарю вас за то, что вы вернули нам наши тайные писания. В них засекречено всё будущее человечества.
   –      А что это такое? – спросил его Хотокэ. – И как они к вам попали?
   –      Это очень странная история, – молвил маркиз Канаэ, – когда мы только осваивали эту сферу, которая до нас пустовала, единственное, что мы нашли в этой пустоте, были эти письмена. Мы до сих пор не можем объяснить, откуда они взялись. Мы только поняли, что они имеют природное происхождение и представляют собой своего рода разъяснение по эксплуатации этого измерения.
   –      Но кто их вам подбросил? – изумился Хотокэ.
   –      Этого мы тоже не можем понять, – пояснил маркиз, – у нас есть догадка, что это попало сюда так же, как в своё время евреям были подброшены Божьи письмена, начертанные потом на скрижалях.
   –      Вы полагаете, что в ваше измерение положил это наставление сам Бог.
   –      Да, – ответил маркиз Канаэ, – и это не только наставление, но и знания о будущем, что налагает на нас дополнительную ответственность за вас, живущих на земле.
   –      Вы знаете о том, что произойдёт у нас на земле? – изумился Хотокэ. – Так почему вам не дать эти знания нам, чтобы мы могли избежать ошибок в будущем?
   –      Человеческий язык не адекватен Божественной реальности, – молвил маркиз Канаэ, – и он отличается от божественного языка тем, что в силу своей внешней значимости, соотнесённой со сферой чувственного восприятия человека всего окружающего мира и его особой логической структуре, не способен понять то, что предначертано ему Божьей волей. Наверное, вы слышали пословицу: «Пути Господни неисповедимы». Так вот, мир, созданный Господом Богом, выходит за рамки одной нашей Вселенной, которую, учитывая это замечание, можно рассматривать без каких-либо границ в пространстве и времени. Безграничная Вселенная не обязательно должна была возникнуть в одной точке. Но это не противоречит утверждению о сотворении мира Вседержителем, ибо та часть мира, в которой находится человечество, могла возникнуть именно от Большого Взрыва, когда в самом начале эта часть космической материи концентрировалась в одной точке. Человеческий ум не способен постичь все премудрости нашего Творца. Но для нас существует скрытый свод законов, определяющий эволюцию Вселенной с самого начала. Эти законы предопределены Богом, который пока не вмешивается в естественные процессы, чтобы изменить их.
   –      Так что же нам остаётся делать? – возбуждённо воскликнул Хотокэ. – Если всё предопределено заранее, то нам остаётся лишь уповать на судьбу?
   –      Нет, – ответил Треножник, – отнюдь, от свободной воли каждого субъекта зависит в конечно счёте качественное состояние всего общества. Поэтому любое движение индивидуальной воли в среде общества можно рассматривать как некую наметившуюся тенденцию в основе постоянного усреднённого показателя качества всего человечества. Поэтому свободная воля и моральная ответственность каждого из нас предопределяет в итоге не только состояние общества, но и исход того или иного события, как некий вектор, определяющий общую судьбу нации или человечества в целом.
   –      Но если вы всё знаете, что произойдёт в будущем, то, прошу вас, намекните хотя бы на будущий исход всего, что связано со мной и этим миром.
   Маркиз Канаэ посмотрел на Хотокэ грустным взглядом и молвил:
   –      Наступит конец света.
   –      Но что произойдёт, – содрогнулся Хотокэ от этих слов.
   –      Отец спустится на землю, а сын поднимется на небо. В одном месте встретятся Красная Птица, Чёрный Воин, Белый Тигр и Синий Дракон. А у чёрта отпадут рога, ибо он потеряет свою силу. В мир придёт новый пророк, который свяжет старый и новый свет. Родится новая вера и начнётся новая земля.
   –      Что это значит? – воскликнул Хотокэ.
   –      Сам увидишь, – молвил Треножник.
   Когда Маркиз Канаэ с благословением отпускал нас, будущих героев совершать свои подвиги, то, прощаясь с сыном, обнял его и сказал ему шёпотом:
   –      Вот видишь, сегодня я одержал свою большую победу, я превратил небожителей из завоевателей вашего мира в защитников людей.
   –      Спасибо, отец, – с благодарностью произнёс Мосэ, – ты поступил так же, как поступил бы мудрец Муро Кюсо, который в своём трактате «О небегущих» говорил: «Государство не даётся Небом, не даруется правителю и даже не может принадлежать кому-то одному – оно даётся лишь народу».
   Солдаты Небесной империи и я с монахами в тот же час сели в летающую тарелку и стартовали на землю. Пролетев Сангарский пролив и полуостров Симакита, летающая тарелка вошла в полосу плотных облаков. Над Японией по-прежнему продолжался период дождей «цую». Пролетев некоторое время над пеленой дождя, летающая тарелка приземлилась в районе станции Сива, южнее города Мориака префектуры Иватэ.
   По словам жителей уезда Сива, огромный столб зеленоватого тумана поднимался над шестнадцатиметровым японским тополем породы кацура, цветущего маленькими красными цветочками. Это дерево находилось возле буддистского храма Рюгэндзи (источника Дракона), и по свидетельствам местных крестьян родило дракона, который оживлял мертвецов. Притом, мертвецы, покоящиеся в семейных захоронениях на деревенских кладбищах, восставали из кремированного праха. Родственники покойных, встречая их у себя дома, не знали, радоваться им или опасаться вампиризма своих воскресших родных.
   Нам не попался ни дракон, ни воскресшие мёртвые. Впрочем, мы не смогли бы обнаружить среди живых людей мёртвых, если бы даже такие попадались нам, потому что до этого не видели их в лицо. На всякий случай монахи отключили вакуумную ловушку, и столб тумана рассеялся.
   После этого летающая тарелка отправилась на юг в столицу префектуры Мияги город Сэндай.
   Там странный туманный столб окутал семнадцатиметровое дерево гинкго, называемый в народе Никатакэ-но-итёо (Дерево гинкго молодого бамбука) или Нюгинко-но-сиромаю (Белые бровки молочного гинкго). Монахи увидели, как по городу в воздухи носились самые настоящие женские груди с накрашенными глазами, подведёнными бровями и маленькими ртами вместо сосков. Подлетая к мужчинам, женские груди подмигивали и предлагали им себя с такими словами:
   –      Милок, давай поцелуемся. А, может быть, ты пососёшь меня? Я – сладенькая. Можешь пощупать меня руками, ни у кого из женщин нет таких грудей.
   Груди говорили мужчинам разные скабрезности, продолжая вести разговоры в этом ключе, но с таким искусством обольщения и остроумием, на какие не были способны простые шлюхи. Поэтому, если вначале мужчины шарахались от них как от чего-то непривычного, то потом всё же вступали в легкий флирт, целовались, и всё кончалось тем, что груди делали мужчине минет, проглатывали семя, беременели, рожая другие женские груди, которые были ещё привлекательнее, совершенствуя истинный идеал женской красоты в понимании мужчин.
   Я с монахами видел на улицах города Сэндай интересные сценки, когда мужчины, потеряв над собой всякий контроль, на виду у детей целовались с женскими грудями взасос, при этом груди от удовольствия выделяли абрикосовый сок, которым мужчины тут же утоляли жажду. Женские груди не оставляли без внимания и детей, кормя их свежим молоком или каким-нибудь фруктовым соком.
   Когда монахи отключили электромагнитную ловушку, и туман рассеялся, мы увидели тридцатиметровое дерево гинкго, восьми метров в обхвате, возраст которого составлял более тысячи лет. С дерева свисало подобно сталактитам множество отростков в виде отвратительных отвислых старушечьих грудей, которые пользовались большим успехом у молоденьких девушек. Молоденькие девушки пытались сцеживать из этих отростков сок и выпивали его для того, чтобы у них вырастали красивые груди. Издревле женщины города Сэндай славились своими красивыми грудями.
   Когда монахи сделали своё дело, многие мужчин остались недовольны их действиями, однако все женщины приняли это известие с энтузиазмом, потому что мужское семя жителей города перестало уходить на сторону.
   Далее путь нашей летающей тарелки лежал в префектуру Фукусима, где находилось сразу два дерева с поставленными агентством НАСА ловушками: криптомерия Сугидзава-но-осуги и вишня Михара-но-такэдзакура. Первое дерево находилось в районе предгорья Адатара в местечке Сугидзава посредине пустынного поля, и не особенно выделялась ни возрастом, ни размерами среди сотен тысяч других криптомерий Японии.
   Недалеко от дерева стоял покинутый крестьянский дом с развивающимся на шесте матерчатым карпом, забытым ещё с праздника мальчиков танго-но-сэкку. Судя по форме, криптомерия, растущая на открытом месте, была не вытянутая ввысь, а раздавшаяся вширь, потому что столб тумана не полностью скрывал ветви дерева. Некоторые ветки топорщились из тумана, и вся композиция напоминала фигуру вставшего на ноги гигантского зеленоватого ёжика.
   Я с монахами и солдаты, присмотревшись к дереву, поняли, в чём заключается его чудо, время от времени, от ветвей отделялись фигурки больших рыб, напоминающих карпов, и уплывали по воздуху в разные стороны. Монахи не стали долго ломать себе голову над загадкой летающих рыб, вошли в туман, отключили ловушку, и отправились к другому дереву. По дороге летающая тарелка несколько раз чуть ни столкнулась с летающими рыбами, парящими в воздухе по их курсу.
   В пятнадцати километрах от города Корияма расположена станция Михару, куда и приземлилась летающая тарелки с нами. Монахи быстро нашли старую вишню сакуру, возраст которой составлял около семисот лет. Столб нежно-розового тумана окутывал тринадцатиметровое дерево в девять с половиной метров в обхвате.
   Несмотря на середину лета и сезон дождей, вишня стояла вся в цвету, что само по себе было уже ненормально. Ветви с цветами подобно струям розового водопада уступами ниспадали вниз. За такую форму цветения дерево получило название Михару-но-такэдзакура (Сакура из Михару в виде водопада). Человек десять прохожих под зонтиками стояли возле проволочной ограды и любовались летним цветением.
   Мосэ и Хотокэ приблизились к этой кучке людей и ощутили божественный аромат, но кроме этого они увидели, как с веток ниспадают вместе с цветами полоски прозрачного эфира с электронными иероглифами, слагающимися в стихи. Кучка людей с восхищением прочитывала их, наслаждаясь небесной эстетикой общения с тонкими сущностями.
   Мосэ и Хотокэ очень не хотелось лишать их эстетического наслаждения, но они дали обещание маркизу Канаэ потушить все источники фонтанирования из потустороннего мира тонких сущностей. И им ничего не оставалось делать, как перелезть через проволочную ограду и отключить электронную ловушку. Самое красивое дерево Японии потеряло часть своей прелести. Монахи вернулись к летающей тарелке, и мы отправились дальше.
   Пролетев над префектурой Тотиги, мы попали в местечко Ёкомуро префектуру Гумма, где росло редкостное дерево торрея, из которой в древности делали доски для игры в го.
   Двадцатипятиметровое дерево, восьми метров в обхвате, имело название Ёкомуро-но-огая и находилось также в объятиях зеленоватого тумана молекулярного смерча, который производил на свет фиги в форме скрюченных пальцев, когда между средним и указательным пальцами просовывался больной. Такие конфигурации носились в округе по воздуху и вызывали раздражение местных жителей, потому что единственно для чего они расправлялись, это – чтобы влепить кому-нибудь со всего лёта в лоб сильный щелчок. Монахи без сожаления отключили ловушку и на этом дереве, избавив местных крестьян от постоянных шишек на лбу.
   После префектуры Гумма мы последовали в префектуру Сайтама, где росло два дерева: Окосэ-но-умэбаяси-но умэ (Слива из сливовой рощи Окосэ) и Усидзима-но-фудзи (Глициния острова тельцов). Отключить ловушку на сливе семиметровой высоты монахам не составило труда, тем более, что её окутывало лёгкое облачко, источавшее из себя, к общей радости, всех живущих вокруг крестьян жестяные банки с лёгкой вкусной пьянящей настойкой «умэсю». А вот со вторым деревом им пришлось повозиться. Само дерево глициния говорило человеческим голосом. То есть из глубины столба желто-зеленоватого тумана слышался загробный человеческий голос, предвещавший всем людям, живущим в округе несчастья за их грехи. Совсем неожиданно для себя Мосэ увидел недалеко свою невесту Митико, всю в слезах.
   –      Как ты здесь оказалась? – воскликнул Мосэ, увидев её. – И почему ты плачешь?
   Девушка, встретив Мосэ, обрадовалась, и, уткнувшись в его грудь, расплакалась.
   –      В Усидзима находится поместье моего отца, – сквозь слёзы произнесла она. – С ним и с его людьми случилось несчастье.
   –      Что произошло? – спросил Мосэ, успокаивая девушку.
   –      Я поехала в Токио, чтобы встретиться с ним и рассказать о нашей будущей свадьбе, но не нашла его в городской квартире. Служанка сказала, что он уехал в поместье. Я тут же села не электричку и приехала к нему. Ты не представляешь, в каком виде я его нашла.
   Митико, произнеся последние слова, снова разрыдалась.
   –      Да что такое случилось?! – воскликнул перепуганный Мосэ, теряя терпение. – Ты, наконец, мне скажешь, что произошло?
   –      У моего отца выросли рога, – сквозь слёзы выдавила из себя девушка. – Ты представляешь, мне скоро венчаться, а у него – рога. Как он будет присутствовать на моей свадьбе?
   Невеста Мосэ опять залилась слезами.
   –      Но постой, – утешал её Мосэ, – наверное, делу можно помочь. Спилить их, наконец.
   Это предложение ещё больше расстроило девушку.
   –      Ты его совсем не видел, иначе бы так не говорил?
   –      Но почему?
   –      Потому, что у него лицо превратилось в самую настоящую рожу, какие бывают у чертей. Он стал настоящим чёртом, только без копыт. И всё из-за этого проклятого дерева, которое растёт в нашей усадьбе. Это очень старая глициния, которой отец дорожил. Знаешь, она растёт как гигантский бонсай, вся извивается и имеет историческую ценность. Он специально огородил её бамбуковыми решётками и сверху протянул поперечные жерди, чтобы поддерживать ей ветви.  Получилось нечто похожее на беседку, где он любил проводить вечера и пить мятный чай на европейский манер. Но вдруг однажды вечером, ни с того ни с сего, возникло свечение над глицинией. А потом образовался туман, который начал вращаться против часовой стрелки. Мой отец решил зайти в беседку, чтобы забрать посуду, а когда вышел, то все домочадцы ахнули. У него вместо лица была рожа, а на голове выросли рога. Его охранники, сунувшиеся в эту беседку, вышли тоже с рогами и отвратительными рожами. Но они-то – ладно, Бог с ними, у них и так рожи были всегда зверскими. Но как я сейчас своего отца покажу гостям, которые придут на нашу свадьбу?
   Митико опять заплакала.
   –      А можно увидеть твоего отца? – спросил Мосэ.
   –      Он заперся у себя в кабинете, и никого к себе не пускает, – ответила Митико. – К тому же у него сейчас находится врач, какое-то известное светило медицинского мира. Не знаю, что делать. Свадьбу, наверное, придётся отложить. Как я с ним появлюсь в церкви?
   –      Но мне обязательно нужно переговорить с твоим отцом, прежде чем отключить вакуумную электромагнитную ловушку, установленную Агентством НАСА, – заметил Мосэ. – Ты же не хотела бы, чтобы я стал таким же рогатым?
   –      Не дай Бог! – воскликнула Митико. – Но почему люди из агентства НАСА не спросили нашего разрешения, установив свои приборы на нашей территории? – возмутилась Митико. – И даже не предупредили нас.
   –      Они никогда не спрашивают и никого не предупреждают, – заметил Мосэ. – Уж такая это организация.
   Оставив нас с Хотокэ и пилотов летающей тарелки возле дерева, Мосэ с Митико направились в сторону роскошного особняка, родового поместья Абурауси (Жирной коровы, или Золотого Тельца, как его именовали в высших финансовых кругах). Уходя, Мичико, повернувшись в нашу сторону, сказала мне и Хотокэ, указав в сторону поместья своего отца:
   –      Когда закончите со своими делами, подходите в нашу усадьбу и подождите нас в саду. Как только мы переговорим с моим отцом, то тут же спустимся к вам.
   Потом Мосэ нам рассказал, что когда они подошли к дому, то увидели выходящего человека, хорошо одетого, который направлялся к дорогой машине.
   –      Это и есть доктор, – сказала Митико и, помахав ему рукой, крикнула, чтобы он их подождал.
   Подойдя к доктору, Митико представила ему своего жениха и спросила, каково состояние отца. Доктор, разведя руками, сказал:
   –      Современная медицина в этом случае бессильна. У нас нет таких знаний, чтобы даже понять, что с ним происходит. Вы же видите, что весь мир рушится на наших глазах. Всё встаёт с ног на голову. Все наши накопленные историей знания уже ничего не стоят. Рождается какой-то новый сумасшедший мир. От всего этого можно просто свихнуться.
   –      Но хотя бы скажите ваши предположения, – настаивала Митико, – что может с ним быть.
   Доктор подумал и, почесав затылок, молвил:
   –      Полагаю, что мы имеем дело с какой-то формой неизвестной нам болезни, распространившейся от вашего дерева. Эта болезнь очень заразная. Но что странно, заболевание носит избирательный характер.
   –      Вы хотите сказать, что ею может заболеть не каждый человек, – спросил Мосэ доктора.
   –      Вот именно, – ответил тот, – в основном ею заражаются очень богатые люди и только мужчины. В медицинском мире ей дали уже название – «Болезнь золотого тельца» или «усидзимская лихорадка».
   –      Вы хотите установить здесь карантин? – спросила Митико доктора.
   –      В этом уже нет необходимости, – ответил ей доктор, – потому что вряд ли найдётся такой дурак, который бы полез в этот туман, к тому же эта болезнь уже стремительно распространилась по всему миру. Как у нас говорят, джин успел вырваться из бутылки. У нас не хватило сил его запереть. Вы же знаете, активность всего нашего делового мира и неподконтрольность сильных мира сего. Их всех нужно было бы посадить под карантин. Но они – выше всяких запретов, и законы этого мира для них не писаны, а в результате, они же сами и пожинают сейчас свои плоды. Когда ваш отец заболел, то он отправил своих доверенных лиц в Токио решать срочно какие-то неотложные банковские дела. Те, несмотря на то, что сами уже заразились от вашего отца, поехали и заразили добрую половину банкиров Токио, те, в свою очередь, сделали то же самое со всеми своими богатыми клиентами. И пошло, поехало. Сейчас почти все, кто держит в банках свои деньги, превышающие сумму в один миллион долларов, превратились в рогатых чертей. Поистине, как говорил когда-то Исида Байган в произведении «Сайка рон» – «О ведении дел»: «Что твоё – то твоё, что чужое – то чужое; получи то, что давал в долг, верни то, что взял взаймы; даже в самой малости не действуй исподтишка. Это и есть добропорядочность».
   –      Вы хотите сказать, что сейчас рогатые создания управляют всем миром? – удивлённо спросил Мосэ.
   –      Вот именно, – молвил доктор, садясь в машину, – я и говорю, что мир сошёл с ума. Сегодня нами управляют рогатые быки, черти, слуги Золотого тельца, а завтра неизвестно, кто будет управлять? Время так ускорилось, что за один час могут произойти такие события, которые раньше развивались в течение десяти, а, может быть, и ста лет.
   –      Что вы имеете в виду? – спросил его Мосэ.
   –      А вы что, не слышали? Весь мир поразил финансовый кризис. Валюта превратилась в простые бумажки, а золото – в простой никому не нужный металл. Всё обесценилось. Я и говорю, мир рехнулся. Появились какие-то новые ценности, каких у нас никогда не было.
   Захлопнув дверцу машины, врач умчался в сторону Токио.
   Ошарашенный Мосэ посмотрел на Митико, ничего не понимая. Та пожала плечами и повела Мосэ в дом, чтобы познакомить со своим отцом.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЙ «Золотой Телец – Жирная Корова»


   Как в буддийском храме здесь,
   Женский чёрт голодный есть,
   Говорит он: Омива –
   Чёрт мужской, такой, как я,
   Мужем сделаю его и рожу ему дитя.

   На песнь придворного Икэдаответ Омива Окимори «Манъёсю» (ХVI-3840)


   Da sprach der Herr zu Kain: Warum ergrimmst du? und warum verstellt sich deine Geb;rde? Ist's nicht also? Wenn du fromm bist, so bist du angenehm; bist du aber nicht fromm, so ruht die Sunde vor der T;r, und nach dir hat sie Verlangen; du aber herrsche ;ber sie. Da redete Kain mit seinem Bruder Abel. Und es begab sich, da sie auf dem Felde waren, erhob sich Kain wider seinen Bruder Abel und schlug ihn tot. Da sprach der Herr zu Kain: Wo ist dein Bruder Abel? Er sprach: Ich wei; nicht; soll ich meines Bruders H;ter sein? Er aber sprach: Was hast du getan? Die Stimme des Bluts deines Bruders schreit zu mir von der Erde.

   Когда Мосэ с Митико ушли от нас, я погрузился в размышления и думал о конце света. Даже сюда доходили мысли отца Гонгэ, который как бы говорил со мной, и я слышал его голос:
   «Многие люди боятся конца света. Но мир не может кончиться. Если кончится один свет, то начнётся другой, просто он будут светить иначе. Не может кончиться работа жизнь. Творец наш – вечен. Своих любимых чад он переводит из одного мира в другой. На небесах у него всё продумано. Не знаю, были ли мои ученики святыми, но всё же должен вам признаться, что от обоих монахов исходит какой-то таинственный свет. Помните? В произведении «Рёики» монаха Кокая из храма Якусидзи говорится о таинственном буддийском монахе по имени Гангаку. Гангаку жил в храме Такамия-дэра, расположенном в провинции Ямато. По утрам он выходил из обители и направлялся в деревню, к вечеру же возвращался в обитель. Оставалось только гадать, когда он предаётся молитве и исполняет обряд. Только однажды любопытному послушнику удалось увидеть, как ночью келья монаха озарилась сиянием. Это был несомненно признак святости, и, надо думать, Гангаку в это время читал молитву. Как ни странно, но порой мне самому казалось, что хижина моих учеников, в котором они предавались созерцанию, озарялась чудесным блеском и наполнялась удивительным ароматом. Иногда я замечал, что сияние исходит из ртов моих учеников, когда они читали сутру. Может быть, и в самом деле, мои ученики были святыми. Ведь когда-то такое же происходило с монахом Гикаку, ставшим святым. И он поведал своим ученикам, что экстатическое состояние позволяет ему иногда проникать взглядом сквозь стены и даже обходить весь монастырь сквозь закрытые двери и ворота. Впрочем, монах в силу своей скромности приписывал чудотворную силу не себе, а сутре Ханнясингё, которую он декламировал. Мне кажется, что свет и есть наша жизнь».
   А тем временем, как позже рассказал нам Мосэ, Митико ввела Мосэ в роскошную гостиную, где царил полумрак, так как окна были завешаны плотными шторами, и просила подождать. На стене весел плоский экран большого телевизора, который был включён. Мосэ уже давно не смотрел телевизор и поразился скорости, с какой передавались сообщения со всего мира. Весь мир был буквально заполнен сенсационными новостями, но самые интересные события происходили в Японии. Диктор сообщил об обвале курсов мировых валют и попросил дать объяснение происходящей катастрофе видного банкира, который появился на экране в обличье чёрта с рогами и прокомментировал последние события как заговор учёных. Затем показали говорящую овцу, которая отстаивала свои права, ссылаясь на то, что сексуальные меньшинства добились своих прав, а мыслящие существа – агнцы, обладающие высокими моральными устоями, должны бороться за достойное место в обществе, на которое претендует это человеческое общество, чтобы называться демократичным и цивилизованным.
   Мосэ, слушая эти новости, хмыкнул и скал сам себе:
   –      Прав был мудрец Ито Дзинсай, утверждавший в своём дневнике, что «если в человеческих делах принимать решения, опираясь исключительно на «ри», то жестоких сердец будет много, а сердец великодушных и сострадательных – мало».
   После этого последовало небольшое интервью с сущностью, откусившей голову старику. Эта сущность утверждала, что старик сам по себе вскоре бы непременно умер своей смертью, но сущность забрала его мозг, и этим подарила ему вечную жизнь. Сейчас этот старик может ни о чём уже не беспокоиться, вечная и спокойная жизнь ему обеспечена. Это – всё равно что, если бы ему пересадили голову на питательную биомассу, живущую вечно. «О такой судьбе любой человек, живущий на земле, может только мечтать», – заявила сущность в конце своего интервью. Далее пошли сообщения, в которых говорилось о летающих рыбах, чувствующих себя под дождём, как в своей родной стихии, о цветах, никогда не вянущих и способных целовать женщин взасос, о металлических банках, которые вырабатывают в себе сладкое вино сливовицу и способны стать умными собутыльниками для выпивох.
   В это время в гостиную вошёл отец Митико господин Абурауси и со злостью выключил телевизор.
   –      Смотреть не могу на всё это безобразие, – с раздражением воскликнул он, мотнув из стороны в сторону головой с рогами, как разъяренный бык на корриде.
   Митико была права, Абурауси обладал не только гнусной отталкивающей рожей, но в полумраке был похож больше на чёрта, чем на человека. От неожиданности Мосэ испугался, и некоторое время не мог произнести ни слова. А тем временем Золотой Телец продолжал говорить:
   –      Что сотворили с миром эти учёные?! Мы в них столько вложили денег, построили им университеты, создали научно-исследовательские институты и лаборатории, финансировали такую огромную и дорогостоящую организацию как агентство НАСА. Всё надеялись, что они нам помогут приумножать наши богатства, будут способствовать развитию нашей промышленности, осваивать космос. А получилось то, что они привели к гибели весь мир. Вы только посмотрите, что делается кругом. Какой только гадости не появилось на земле, и всё – по их милости. Сейчас эти придурки, выжившие из ума, решили по своему усмотрению изменить систему ценностей на земле и установить свою градацию. Золото для них – уже не золото, а доллары – туалетная бумага. Представляешь? Одним махом решили похоронить все наши банки и хранилища с золотом, обескровить нашу общественную систему жизнедеятельности.
   –      Что ж поделаешь, – вздохнув, произнёс Мосэ, – ещё триста лет назад Исида Байган в своей книги «Хито монто» – «Диалог города и деревни» говорил: «Торговцы трудятся, чтобы извлекать доходы. Извлекать доход – для торговцев честное занятие. Если нет дохода, то нет пути для торговцев».
   Услышав эти слова, Абурауси воскликнул в сердцах:
   –      Это всё ерунда! А вот то, что они пустили наш поезд под откос, это – уже совсем другое дело.
   –      Да что произошло?! – воскликнул встревоженный Мосэ.
   –      Как? Разве ты не знаешь? – удивился Абурауси. – Недавно учёные со всего мира собрались в гостинице «Excelsior-plaza» города Саппоро на совещание, чтобы решить, что делать с тонкими сущностями, ворвавшимися в наш мир.
   В самый разгар дискуссии к ним в конференц-зал ворвалось огромное стадо овец и баранов и стало склонять их на свою сторону. Конечно же, небесных овец можно понять, потому что их показатель IQ в тысячи раз выше человеческого. Они могут хоть кого переубедить. А наши учёные развесили уши и слушали их с раскрытыми ртами, пока полностью не подпали под их влияние. И знаешь, что они постановили?
   Мосэ покачал головой.
   –      Они решили, что с сегодняшнего дня в мире все деньги отменяются.
   –      И что же они предложили взамен им? – с интересом спросил Мосэ.
   –      Они рассуждали так: «Человеческая цивилизация в погоне за материальными благами зашла в тупик и достигла своей критической точки развития, создав общество потребления, после которой наступает уже полное разложение и смерть. Поэтому, чтобы продолжать двигаться вперед, нужно изменить векторы устремлений общества и развиваться в духовном направлении. А для этого нужно изобрести новую единицу ценностей».
   Мосэ, услышав эти слова, чуть не подскочил на месте и не вскрикнул: «Здорово!», но вовремя опомнился и взял себя в руки, вспомнив, что Абурауси является апологетом материальных, а не духовных ценностей.
   –      Что же это за единица? – спросил Мосэ Золотого Тельца.
   –      Ты даже представить себе не можешь, что они придумали, – с ожесточением произнёс тот. – Вначале они стали рассуждать, что материальные блага трудно поровну распределить среди всех людей, да это и невозможно, потому что рано или поздно у одних их будет больше, чем у других. Поэтому они решили отдать предпочтение тому, что «вор не украдёт и тля не съест», как говориться в Библии. «Не копите богатства земные, а копите богатства небесные», кажется, в ней тоже такое сказано. Так вот, решили они взять за единицу ценности нечто нематериальное, одним словом, духовное. Думали-думали и придумали, нечто такое, отчего, как говорят в народе, крыша может поехать. Вначале они спросили учёных, кто от корки до корки прочитал Тору. Оказалось, что из всех учёных нашёлся только один человек, который прочитал Святое Писание от начала до конца. Поэтому кое-кто из людей предложил прочтение Торы взять за критерий неких затрат на приобретение знаний, иными словами, за единицу интеллектуального труда. Получилось, что один человек стоил шесть Тор, другой – две Торы. А у третьего всех накоплений набиралось и всего ничего – на половину Торы. Но по поводу введения этой единицы разгорелась ожесточённая дискуссия. Христиане заявили, что у них есть своя единица интеллектуальной собственности – Библия, которая сопоставима с Торой так же, как английский фунт стерлингов с американским долларом. Мусульман отодвинули на самое низкое место, определив их интеллектуальную собственность в такой градации, что одна Тора равна десяти Коранам. А у буддистов святые свитки вообще пошли за сущую мелочь. Одним словом, люди, споря из-за своих религиозных убеждений, переругались вдрызг. Тогда вмешались овцы и предложили унифицировать единицу интеллектуальной собственности, предложив взять за отправную точку некое абстрактное понятие, такое, как ангел. Люди сразу же согласились с ними. Ангелом стала называться одна из каких-нибудь интеллектуальных способностей человека. Например, ангел математики, ангел астрономии, ангел квантовой механики.
   –      Ангел литературы, – подсказал Мосэ.
   –      Вот именно, – продолжил Абурауси. – сразу всё как бы стало на свои места. Человек от рождения получал одного ангела хранителя – его первоначальный разум, как при ваучерной приватизации Чубайса в России в конце прошлого века. Затем человек начинал наращивать свою ценность за счёт присоединения к себе других ангелов. И в конце жизни он приобретал себе пенсию, ну, скажем, в размере двадцати ангелов. В зависимости от своей духовной цены он получает почёт и пользуется материальными благами в обществе. Чем больше он знает, тем больше получает всяческих благ.
   –      Но как узнать, что человек имеет, скажем, пятнадцать ангелов? – искренне удивился Мосэ. – У него же на лбу это не написано. Значит, ему нужно будет выдавать какие-то свидетельства, а это чревато обманом и подделками. Если я захожу в ресторан и показываю официанту, что у меня в кошельке тысяча долларов, то он знает, что может обслужить меня на эту сумму, которую я ему потом оставлю. А как быть с теми, у кого в голове сидят пятнадцать ангелов. Какую плату официант получит с такого клиента?
   – Об этом я скажу позже, – прервал его Абурауси и продолжил. – Когда учёные стали подсчитывать свою личную ценность, то оказалось, что предел людей не превышает тридцати– пятидесяти ангелов, в то время как самая завалящая овца способна предъявить свой показатель до ста тысяч ангелов. Это значит, что мы, люди, автоматически становимся рабами сверх интеллектуальных овец. Игра уже идёт не на нашем поле. Ты меня понимаешь?
   Мосэ послушно кивнул головой.
   –      Обработав учёных, – продолжал Абурауси, – овцы вынудили их принять билль об изменении ценностей на земле, и те упразднили деньги. Возникла экономическая система очень близкая по своей структуре к социалистическому строю безденежного распределения материальных благ. После этого-то и разразился мировой финансовый кризис, деньги обесценились, мировые фондовые биржи рухнули. Люди сейчас переводят все свои сбережения в ангелы. Я, самый богатый человек на земле, стал в одночасье практически нищим, и обладаю всего четырьмя ангелами. Правда, мои ангелы больше похожи на чертей. Это – четверо моих верных охранников.
   –      Так всё же, что это за единица ценности такая? – спросил его Мосэ. – И как ею пользуются люди?
   –      По их правилам, это такая единица, которая никогда не отнимается у человека, и практически, человек, обладая этим состоянием, не может разориться. Он может только обогатиться. Оmnia mea mecum porto. «Всё своё ношу с собой». В зависимости от наличия ангелов человек может пользоваться благами общества, получая их по своим способностям. Они считают, что это справедливее денег. Овцы всё оформили технически. После десяти ангелов вокруг головы человека возникает слабое свечение подобно ореолу святого. У тебя достаточно яркое свечение, я думаю, что твой ореол стоит несколько десятков ангелов.
   –      Над моей головой сияет ореол? – удивился Мосэ.
   –      А ты давно на себя смотрел в зеркало? – вопросом на вопрос ответил ему Золотой Телец.
   Мосэ встал с дивана и подошёл к зеркалу и увидел в нём отражение своего лица, а над головой сверкало сияние, напоминающее солнечную корону. Для него такое необычное состояние было в новинку.
   –      Некоторые учёные обладают такой яркостью своих ореолов, что ночью их головы светятся подобно электрическим лампочкам, – продолжал Абурауси, – недаром раньше их называли светилами науки, энергия их мозга сейчас вырывается наружу. А известные иудейские раввины сияют как прожекторы, потому что получают свет напрямую от Бога. Знаете, есть слова одного поэта: «И в нас горит извечный свет, свет для которого истленья нет». Но что делать тому человеку, у которого мало этого света? Что делать нам, простым смертным, которые не обладают таким нимбом? Мы ничего не имеем кроме своих обесценившихся денег. Это не справедливо.
   Мосэ молчал, не произнося ни единого слова. Абурауси, не дождавшись от него признаков сочувствия, продолжил:
   –      У меня имеется к тебе просьба как к будущему моему зятю. Митико мне сказала, что скоро вы поженитесь. Я хочу тебя попросить, как духовное лицо, поехать вместе со мной в Токио прямо сейчас. Я попытаюсь спасти кое-что из своего состояния, которое в будущем может стать вашим наследством. Я хочу получить от тебя несколько советов.
   Мосэ задумался, потом ответил:
   –      Не знаю, помогут ли вам мои советы. Я сам не понимаю уже, что творится в этом мире. Я могу вас сопроводить до Токио, но потом мне нужно будут двигаться дальше, чтобы исполнить свою миссию. У нас очень мало времени.
   Абурауси тут же позвал свою дочь и приказал ей, чтобы она срочно собиралась в дорогу. Мосэ отправился к фонтанирующему потусторонней энергией дереву Усидзима-но-фудзи. С Хотокэ он вошёл в беседку, наполненную серебристым желто-зеленым туманом, и вместе они отключили вакуумную электронную ловушку. Туман рассеялся, и они вышли из беседки, к огромной своей радости, не изменившимися, сохранив своё человеческое обличье. Затем Мосэ объяснил Хотокэ, мне и лётчикам ситуацию со своим будущим тестем, и попросил их лететь в Токио и подождать в районе Синдзюку на небоскрёбе банка «Усидзима-гинко», принадлежащего отцу Митико.
   Я тут же подумал о том, что с помощью Митико и её отца смогу быстро отыскать мою возлюбленную Натали в Токио, и поэтому попросился поехать с ними в их машине. Отец и Митико не возражали.
   Хотокэ, Омоиканэ и Амэ-но-коянэ сели в летающую тарелку и скрылись в небе за пеленой туч, оплакивающих старый мир и обильно посылающих на землю потоки небесных слёз.
   Отец Митико отошёл, и я тут же изложил ей свою просьбу о помощи в поисках Натали. Митико согласилась сделать всё от неё зависящее. Через несколько минут к нам подъехал лимузин, за рулём которого сидел водитель – рогатый чёрт со свирепой рожей. Из машины вышел такой же рогатый чёрт – отец Митико. Мы все поместились в огромный автомобиль и тут же поехали. Машину, сорвавшись с места, устремилась в сторону Токио. Все сорок километров от Касукабэ и Нода до Токио машину обгоняли пролетающие по воздуху разные тонкие сущности, принявшие формы рыб, женских грудей, фиг, мотыльков, апельсинов, жуков и пивных банок.
   –      Куда они все спешат? – удивился Мосэ, глядя на них.
   –      В столицу, – ответил ему отец Митико, – там открываются для них, как, впрочем, и для людей большие возможности. Вот они и стремятся занять своё место под солнцем.
   –      А почему среди них я не вижу овец с острова Хоккайдо? – поинтересовался Мосэ.
   –      Овцы и быки особые существа, – заметил Абурауси. – Они стоят особняком в ряду животных. Не случайно евреи в древние времена, терявшие веру в Бога, начинали поклоняться быкам. А Иисус Христос сравнивал своих последователей с овцами.
   –      В этом есть что-то, но я думаю, древние евреи относились с пристрастием к этим животным по другой причине, – заметил Мосэ, сидящий рядом с Митико, – мне кажется, что поклонение быку пришло к евреям из Древнего Египта. Там бык олицетворял богатство и процветание, иными словами, материальные ценности. И до сих пор богатеи у нас поклоняются золотому тельцу. И как только евреи теряли веру в Бога, они тут же создавали себе золотого тельца. Так и случилось с еврейским народом возле Синайской горы, когда Моисей с электронными скрижалями Господа спускался к ним после сорока дней своего отсутствия. Евреи просчитались со временем и думали, что Моисей умер от голода на горе. Поэтому они соорудили себе золотого тельца для поклонения. И Моисей, увидев это, от отчаяния разбил божественные скрижали. Так что образ быка, я думаю, связан непосредственно с материальным миром, в котором мы погрязли настолько, что совсем забыли о духовных ценностях. Вы только посмотрите, чем заполнено наше киберпространство, (стоит посмотреть только телевизор), повсюду реклама, работающая на общество потребления, призывы к наслаждению и обжорству, сексу и насилию, как возвращение в бездуховное прошлое. Помните, какой был лозунг у римлян: «Хлеба и зрелищ!» И никто ничего не говорит о Боге, о высших небесных ценностях. Вероятно, поэтому среди жителей на земле так стремительно распространилась «усидзимская лихорадка», о которой мне только что рассказал ваш врач. Люди всё больше и больше превращаются в чертей, и это не удивительно, что на физическом уровне с ними происходят такие метаморфозы, поэтому сейчас они так тянутся к новым ценностям и решают вести счёт своим жизненным накоплениям ни в миллионах долларов, а в интеллектуальных ангелах. Ведь ещё Исида Байган в своих записях «Сайка рон» – «О ведении дел» говорил: «Бережливое использование богатства – залог любви к людям. Бережливость не относится к прочим обязанностям, это – желание восстановить изначальную добропорядочность. Добропорядочное поведение несёт в мир единую гармонию и делает всех братьями. Бережливость распространяется не только на материальные блага, но и учит ни в чём не поступать непорядочно, стремлению во всём исправлять свою душу».
   Абурауси сидел задумчиво, ничего не отвечая, и только смотрел в окно. Машина пронеслась через посёлок с названием Косигая.
   –      А что касается овец, – продолжал Мосэ, – то мне трудно предположить, почему древние люди часто причисляли овцу к духовному миру, может быть потому, что стадо овец послушно идёт за своим вожаком. А, может быть, оттого, что ещё древние египтяне олицетворяли её с душой. Когда евреи делали жертвоприношение, то они за любую живность платили по одной мере, за быка давали пять мер, а за овцу – четыре. Эти два животных были как бы равноценными.
   –      Но почему тогда овца стоила дешевле быка? – спросил Абурауси.
   –      Не знаю, – ответил Мосэ, – может быть потому, что овцу нужно было нести к алтарю на плечах, а быка вели за верёвку. Но евреи делали свое одеяние тфилин всегда из бычьей кожи, а накидку толид – из овечьей. Так что два этих животных издревле являлись символами связи с материальным и духовным мирами.
   –      Наверное, поэтому сейчас овцы воюют с быками за лидерство в управлении миром, – усмехнувшись, молвил Абурауси, – но я-то принадлежу к быкам.
   Митико не вмешивалась в разговор жениха и отца, но внимательно слушала всё то, о чём они говорили. Некоторое время мы ехали молча. Когда машина проехала небольшой городок Сока, и начались пригороды Токио, Абурауси вдруг, вздохнув, произнёс:
   –      Что же будет с нами и со всем миром?
   Улыбнувшись, Мосэ заметил:
   –      Может быть, нам стоит спросить о будущем у какого-нибудь гадателя? Ещё Огю Сорай четыреста лет назад в своей книге «Бэммэй» – «Толкование имён» говорил: «Гадатель – это тот, кто передаёт слова божеств… Раз есть божества, есть и гадание».
   Затем он опять рассмеялся и сказал:
   –      Как писал в Вавилонском Талмуде раввин Акива: «Нет травинки внизу, у которой не было бы своего ангела наверху, который её бьёт и говорит: "Расти!"
   На это я ему заметил:
   –      Польские евреи из Хэлэма говорят: «Человек не двинет пальцем внизу, пока об этом не объявят наверху». А белорусские евреи из Слободки считают: «Всё, что человек совершает внизу, – это сразу же превозносится наверху». Так как понимать? Небо нами руководит, или мы – небом?
   –      Откуда вы это знаете? – удивился Мосэ.
   –      Я же тоже читал Тору и Библию, – ответил я, – «ноблес оближь», как говорят французы, «положение обязывает».
   Тут в разговор вступил Абурамуси. Он сказал:
   –      Вот Митико мне не верит, но я должен признаться, что обладаю вечной жизнью. Когда-то, в своё время, я не только изучал многие науки, но некоторое время увлекался даже иудаизмом, был верным его последователем.
   Такое заявление нас с Мосэ удивило.
   –      А почему же вы от него отошли? – удивился Мосэ.
   –      Наверно потому, что стал поклоняться Золотому Тельцу, – серьёзно молвил Абурауси. – Ты же знаешь некоторые положения о вере, где мысль, действие, речь не всегда бывают в соитии. О сути заповедей в «Пасхальной годе» сказано про четырёх сынов: мудреце, злодее, простаке и не умеющем задавать вопросы (дураке). Ты не задумывался, почему злодей стоит не на последнем месте, а лишь на втором?  Мудрец и злодей в своих действиях равнозначны, только у мудреца его действия направлены к Богу, а у злодея – на дурные помыслы. Но в мире людей всё взвешено. Бог не судит дела людские в их оторванности, а зрит пути жизни, по которым они идут. Сейчас я понимаю, почему открылись Небесные врата Господа, и на землю хлынули все несчастья. В восьмидесятых годах прошлого столетия они тоже открывались. Тогда мир изменился, в России рухнул сатанинский строй, а сейчас они открылись затем, чтобы люди поняли, что жить дальше так нельзя, и что мы должны стать лучше. Внутренняя работа пробуждает свет. Говорят ещё: «Дети, деньги и длина жизни – если двух много, то одного мало». В этом мире всё уравновешено. Спасибо, что вы оба поехал со мной. Беседа с вами помогает мне многое осмыслить. Сейчас я знаю, как мне жить дальше. Хоть я и являюсь быком, но у меня есть возможность также стать овцой. Возможно, равновесие в человеке этих двух начал и помогает нам, делая одно, не забывать о другом. Не даром евреи, чтобы об этом помнить всегда, носят на себе тфилин и толид.
   Машина Абурауси въехала в Токио, в районе Синдзюку подкатила к небоскрёбу банка «Усидзима-гинко», принадлежащего Золотому Тельцу. Солнце уже село и район Синдзюку заливало море неоновых рекламных огней. Только один небоскрёб Золотого Тельца на фоне искусственного света стоял тёмным столбом. Двери в фойе небоскрёба открыл охранник Золотого Тельца с рожей чёрта. Абурауси, Митико, Мосэ и я прошли к лифту и поднялись на крышу небоскрёба, где размещался бассейн и теннисная площадка. Летающей тарелки на ней не было. Мосэ забеспокоился и, подойдя к монокуляру, стоящему на углу плоской крыши, и опустив монетку в автомат, пытался рассмотреть в небе летающую тарелку. Дождь кончился. Небо местами очистилось, и через прорехи облаков проглядывали звезды. Столица до горизонта была залита электрическим светом. Неоновая реклама мигала, скакала, перемещалась, устраивала карусели и американские горки при помощи лазерных лучей, рассекавших небо. Электрический свет бесновался на огромном пространстве подобно шаровым молниям, посылая в небо протуберанцы искусственного света, отражающегося на облаках, по сравнению с которым, проглядывающие звёзды казались бледной россыпью крошек. Недаром этот бушующий неоновый свет привлекал к себе словно комаров и ночных бабочек тучи тонких сущностей. Все они кружили над городом, выбирая места, куда бы приземлиться, пристроиться и весело провести время. Мосэ разглядывал город, я стоял рядом. Вдруг мы услышали за нашими спинами голос Абурауси:
   –      Бог создал мир за шесть дней, – сказал тот, – на седьмой день он даровал покой всему миру, решив отдохнуть. Пока он почивает, Его творения развлекаются и проводят время в праздности, совсем забыв, для чего он их создал. Но, может быть, и такое: он не почивает, а занят строительством других вселенных, и ему пока нет дела до нас, ибо он удалился, занят работой и не видит, что делается за его спиной. Есть поговорка: «Кот – из дома, мыши – в пляс».
   –      Не знаю, – но вместо Мосэ ответил я. – Мне кажется, что Всевышний никогда не забывает о своём творении. Как говорил один немецкий поэт: «Нам не постигнуть, что творит Господь, всё сызнова Горшечник лепит нас, податливую переминая плоть, а для обжига всё не приходит час». Человек с Богом схож лишь в одном. В Боге разум, разумеющий и разумеемое тождественны, также как в человеческом интеллекте, потому, что в природе человека заложено творческое начало, которое делает его мыслительный орган или, другими словами, думающее устройство актуальным. Умозрительная работа так называемого интеллекта имеет два направления. С одной стороны, эта работа приводит в действие потенциально постигаемого, по сути говоря, абстрагирует формы вещей от его материального субстрата. А с другой стороны, само это действо, заключённое в природе интеллекта, преображается из потенции в акт, в силу того, что абстрагируемые формы вещей становятся физическими формами. Творец Бог и творец писатель, мыслитель или инженер все чем-то схожи между собой. Но не нужно забывать, что Создатель не только творит нас, но и при помощи нас создаёт разные культурные и духовные ценности, и если мы об этом забываем, то он нам напоминает о своей воле.
   –      Ты хочешь сказать, что все эти тонкие сущности являются проявлением Божественной воли нашего Творца? – воскликнул удивлённо Абурауси. – Но зачем Господу подвергать нас таким испытаниям?
   –      Может быть, чтобы мы поняли, что если мы не изменимся, то нам грозит гибель и полное уничтожение. Ибо божественный разум обладает чистой актуальностью, и он творит этот мир по своему усмотрению.
   И тут же без всякого перехода я изложил Абурауси свою просьбу помочь мне найти мою возложенную Натали, которая где-то в этом городе томится и насильно удерживается в бордели.
   Услышав эти слова, Абурауси удивился и спросил, кем она мне приходится.
   Я сказал, что она была моей невестой, но потом мы расстались, так как меня занесло в Японию, а она от тоски вышла за муж за американца и родила ему моего ребёнка. Я рассказал ему всю мою историю, и сказал, что по моим предположениям, она находится в бордели у самого Абурауси, и я хотел бы её получить и жениться на ней, так как её американский муж отказался от неё.
   Абурауси посмотрел на меня своим суровым взглядом и молвил:
   –      Ладно, я поищу её, если найду.
   В этот момент с неба бесшумно опустилась на теннисную площадку летающая тарелка. Из неё вышли Хотокэ, Омоиканэ и Амэ-но-коянэ. На вопрос Мосэ, где они задержались, Хотокэ рассказал, что они проделали за это время большую работу. Им удалось отключить вакуумные электромагнитные ловушки в префектуре Тиба на дереве Сэнбон-итё (Тысячествольное гинкго), клонирующем близнецов. Затем они перенеслись в префектуру Канагава близ курортного городка Югавара, где дерево под названием Дзёгандзи-но-бякусин плодило сущности, откусывающие головы, и перекрыли источник потусторонней энергии. И по возвращении в столицу, они попутно привели в состояние покоя сосну в самом Токио в районе Эдогава-ку у буддистского храма Дзенъёдзи, которая порождала тысячи проворных рук, заполонивших столицу.
   Хотокэ сказал, что они устали и хотели бы отдохнуть перед новым трудовым днём. Абурауси, услышав такое заявление, обрадовался и предложил нам кров на ночь и ужин в честь помолвки его дочери и Мосэ.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ СЕДЬМОЙ «Помолвка Моисея»


   В непрочном бренном этом мире
   Молва людская велика,
   Что ж, в будущих мирах
   Мы встретимся, мой милый,
   Пусть нынче счастье нам не суждено!

   Окура о принце Оцу (IV-541) Манъёсю»


   Und nun verflucht seist du auf der Erde, die ihr Maul hat aufgetan und deines Bruders Blut von deinen H;nden empfangen. Wenn du den Acker bauen wirst, soll er dir hinfort sein Verm;gen nicht geben. Unstet und fl;chtig sollst du sein auf Erden. Kain aber sprach zu dem Herrn: Meine Sunde ist gro;er, denn da; sie mir vergeben werden m;ge. Siehe, du treibst mich heute aus dem Lande, und ich muss mich vor deinem Angesicht verbergen und muss unstet und fl;chtig sein auf Erden. So wird mir's gehen, dass mich totschlage, wer mich findet. Aber der Herr sprach zu ihm: Nein; sondern wer Kain totschlagt, das soll siebenfaltig ger;cht werden. Und der Herr machte ein Zeichen an Kain, dass ihn niemand erschl;ge, wer ihn f;nde. Also ging Kain von dem Angesicht des Herrn und wohnte im Lande Nod, jenseits Eden, gegen Morgen.

   Стоя на крыше небоскрёба «Усидзима-гинко» и глядя на всё великолепие вечернего Токио, сияющего бушующем морем рекламы тысячи огней, я как бы на некоторое время выпал из реальности, погрузившись в свои размышления. Земля и небо, божества и смертные – всё смешалось на этой высоте небоскрёба, всё стало как бы единым конгломератом и слилось друг с другом, и каждая вещь, находящаяся в этом гигантском пространстве, обрела способность отражать в себе сущность всех других вещей, противостоящих друг другу. Это зеркальное отражение небоскрёбов, стоящих сверкающими столбами вокруг здания Абурауси, множило все другие небоскрёбы до бесконечности, как некие огромные зеркала, направленные друг на друга. И эта зеркальность, освещая другую зеркальность, давала возможность всем предметам, попадающих в поле их зрения, ещё раз проявиться и проявить своё собственное существо многогранно в других отражениях. Возникал какой-то чарующий новый мир зеркал, где свобода отражения рождала всеобщую взаимо-проникновенность и взаимо-принадлежность.
   Смотря на все эти бушующие блики, я начал пьянеть и, почему-то, вспомнил одну из наших бесед с отцом Гонгэ о взаимопроникновении времён. Настоятель храма Роккакудзи мне говорил: «Когда я задумываюсь о времени, и переходе нас из одного состояния в другое, то мне, почему-то, приходят на ум разные мысли, связанные с другими понятиями окружающего мира. Я думаю, что понятие времени намного сложнее, чем мы себе его представляем. Такие мысли не только мне одному приходили в голову. Немецкий математик и физик Герман Минковский ещё в начале двадцатого века говорил, что понятия пространства, самого по себе, и времени, самого по себе, осуждены на отмирание и превращение в бледные тени, и только своего рода объединение этих двух понятий сохранит независимую реальность. Вспоминая эти слова, я представляю ночь, костёр и мальчика у костра, который держит в костре конец палки. Затем он отходит в темноту и начинает ускоренно вращать эту палку по кругу. И в темноте возникает огненный круг. Но что это за круг? Это – всего лишь маленький уголёк, тлеющий на конце палки. Может быть, этим горящим угольком выписан искусным Творцом и весь наш мир, суть которого мы никак не можем ухватить. Однажды Эйнштейн сострил по поводу учёных, желающих открыть четвёртое измерение, такой шуткой: «Когда не математик слышит о четвёртом пространстве, его охватывает мистическое чувство, подобное чувству, возбуждённому театральными приведениями».
   Что же такое реальность? Может быть, это – игра нашего воображения, а может быть, отражение зеркальности всех вещей, противостоящих друг другу в своей обособленности и похожести друг на друга? Кто-то из великих уже говорил о событиях зеркальной игры как едино-сложенности земли и неба, божеств и смертных. Но он так и ни к чему не пришёл, и в конце концов сказал, что как только человеческое познание начинает требовать объяснений, оно не поднимается над существом мира, а проваливается ниже существа мира. Отлично сказано, он это всего лишь отговорка! Если б он тогда разгадал эту тайну, то, может быть, наш мир не дошёл до такого состояния.
   Я оглянулся на моих спутников, которые о чём-то говорили и подошёл к ним.
   Абурауси предложил нам спуститься с крыши небоскрёба и поужинать в каком-нибудь ресторане, расположенном в районе Синдзюку, но прежде всего мы должны немного отдохнуть и привести себя в порядок. Он сказал, что уже забронировал для нас номера в гостинице «Кэйо», которая находится в двух шагах от его здания. Эта гостиница тоже была небоскрёбом. Абурауси проводил нас до неё лично и оплатил наше пребывание в ней. На отдых и на сборы он дал нам всего один час. Все наши номера были одноместными.
   Как только я поднялся в свой номер, то тут же раздвинул шторы на окне. Окно было во всю стену, и за окном внизу лежал тот же ночной Токио, блистающий тысячами разноцветных огней. Я разделся и наполнил ванну горячей водой. Я уже хотел погрузиться в воду, как раздался музыкальный звонок в дверь. Мне пришлось открыть дверь прямо в лёгком кимоно «юката». На пороге стояла Натали. Она нисколько не изменилась, только черты её лица приняли ещё более женственные очертания. Мы тут же обнялись.
   –      Наконец-то ты нашёл меня, – сказала она и заплакала.
   –      Ты извини меня, что я не уберёг тебя тогда на судне.
   –      Самом виновата, – ответила она, – нужно было спуститься в кубрик.
   –      Ни в чём ты не виновата, нужно сообщить Майклу.
   –      Я уже с ним связывалась через американское посольство, – вытирая слёзы произнесла она, – но после того, как он узнал, что я попала в руки якудза, потерял ко мне всякий интерес. Он сказал, что лучше бы я утонула, и что он не может считать меня своей супругой после того, как я побывала в публичном доме. Ещё он сказал, что он не признает меня живой и не даст подтверждения на восстановления моих документов, а о моей дочери я должна забыть.
   –      Он, что, с ума сошёл?
   –      Американцы все такие, они смотрят на женщину как на вещь. Ну, может быть, не все, но Майкл такой эгоист, что другого такого не сыщешь. Такое уж у него воспитание богатого сыночка.
   –      Ты же ни в чём не виновата, что попала в беду. Ну ладно, не будем об этом говорить. А дочь у него нужно забрать, она им не принадлежит, потому что она только твоя и моя.
   –      Этого невозможно сделать, потому что американцы не выдадут ребёнка никому, у них такие законы. И я некогда не смогу увидеть мою дочь. Кстати, она сейчас находится в Японии. Отец Майкла привёз её с собой, так как у него какие-то дела с японскими партнёрами. Когда рухнули все финансовые рынки, он пытается сохранить какую-то собственность в этой стране. Они сейчас должны находиться в Киото, и Майкл уехал туда.
   –      Я верну нашу дочь, – твёрдо заявил я, – и мы с тобой поженимся. Я тебя уже никогда не потеряю, мы вместе воспитаем нашу дочь в православии и будем жить всегда в России. Потому что самая лучшая страна в мире – это наша родина.
   Натали грустно улыбнулась и, уткнувшись головой мне в плечо, вдруг, неожиданно спросила меня, при этом её голос прозвучал как-то нерешительно:
   –      А ты-то ко мне как относишь? Ведь я побывала в таком месте, где лучше не быть не одной женщине в мире.
   –      О чём ты говоришь?! – воскликнул я. – Ты всегда будешь для меня самой чистой и самой прекрасной и любимой женщиной в мире.
   Я был поистине счастлив, что наконец-то обрёл свою Натали.
   Время, данное нам Абурауси на отдых и сборы прошло, и мне нужно было идти на помолвку Моисея и Митико. Я сказал Натали, чтобы она подождала меня в моём номере, оделся и спустился вниз, где меня уже ждали мои спутники Митико и Абурауси. Все мы последовали за ним. Недалеко от банка «Усидзима-гинко» открылся новый ресторан под названием «Космическая кухня» («Утюрёри»), куда и направили свои стопы мы, приглашённые. При входе в ресторан Абурауси попросил метрдотеля накрыть столик на шесть персон, чтобы отметить помолвку своей дочери. Тот снял сканером личную стоимость каждого клиента и сообщил, что они могут рассчитывать на ужин, общей стоимостью в тысячу шестьсот семьдесят восемь ангелов. При этом Митико стоила всего два ангела, Абурауси – четыре, Мосэ – сорок девять, Хотокэ – тридцать три, Омоиканэ ценился в тысячу двести ангелов, а Амэ-но-коянэ – четыреста. Получалось, что не Абурауси приглашал на ужин всех, а его приглашали другие.
   Услышав это, Мосэ улыбнулся, подмигнул нам и сказал: «Ещё триста лет назад Исида Байган в своём труде «Сайка рон» – «О ведении дел» говорил: «Раз бедность и богатство даны Небесами, надо обходиться тем, что дано. Следует жить без излишеств и нужды, сообразно своему положению».
   После такого заявления у Золотого Тельца совсем испортилось настроение. Метрдотель проводил нас в большой зал, в котором было уже полно народа, и усадил за столик на шесть персон, который был стремительно сервирован и накрыт расторопными официантами. Я тут же погрузился в мысли о Натали и почти не смотрел по сторонам. Когда же гости расселись, Мосэ к своему большому удивлению обратил внимание на обслуживающий персонал. Возле каждого столика стоял официант, являющийся точной копией того гостя, которого он обслуживал.
   –      Что здесь происходит? – спросил он шёпотом Митико, сидевшую от него по правую руку.
   Та удивлённо окинула взглядом зал и, улыбнувшись, пожала плечами.
   –      Не понимаю тебя, – ответила она ему. – Всё – как обычно.
   –      Ты видишь официантов? – спросил он её.
   –      Да, – ответила она. – И что?
   –      Они все похожи на своих клиентов, – заметил Мосэ.
   Митико рассмеялась и ответила:
   –      Это тебе только так кажется. Я давно поняла, что вы, мужчины, невнимательны к мелочам. У вас все люди всегда одинаковы.
   Мосэ не стал обсуждать с ней больше эту тему, повернулся к Омоиканэ, сидевшего от него слева, и спросил шепотом:
   –      Любезный, вы не объясните мне, почему официанты похожи в этом ресторане на своих клиентов?
   –      Разве вы не видите, – удивился тот, – что в этом ресторане официантами работают тонкие сущности. Чтобы не забыть, кого они обслуживают, тонкие сущности принимают образ своих клиентов. Вы обратите внимание на очертание их фигур. Посмотрите, явственно видны только их руки, остальное тело обозначено несколько расплывчато, как будто они все обтянуты газовыми шарфами. Это потому, что они поспешили и проявились в этом мире в форме тех предметом, которые, как говорят, попались им под руку. В данном случае эти сущности от дерева Дзэнъёдзи-но-ёго-но-мацу, растущего в токийском районе Эдогава-ку, приняли форму рук. Вероятно, уже потом, тонкие сущности поняли, что этим миром владеют люди, а может быть, наоборот, они уяснили, что руки – это то, что отстраивает этот мир. Но сейчас чтобы приспособиться и не отличаться от людей, им приходится силой своей воли как бы дорисовывать человеческое тело вокруг своих рук, создавая дополнительную субстанцию при помощи своей энергии. Не простая у них жизнь, должен вам сказать. Обладая показателем IQ в несколько десятков тысяч ангелов, они вынуждены наниматься на чёрную работу в качестве официантов, грузчиков или простых рикш.
   Абурауси поднял бокал шампанского и провозгласил тост за здоровье обручённых – своей дочери Митико и будущего зятя Мосэ. Гости поддержали этот тост и выпили.
   Я пригубил бокал, осмотрелся и вдруг заметил, что не только у официантов, но и у некоторых гостей, сидящих за столами, фигуры казались немного размытыми, и проступали как в тумане. Я обратил внимание на двух сидящих посетителей. Один из них был с рогами, а другой сидел подобный расплывшемуся туману и держал в руке чётко видимую жестяную банку со сливовой настойкой «умэсю». Прозрачный постоянно подливал Рогатому в бокал вина, и уговаривал его продать за пять ангелов банковский офис «Сумитомо» на центральном проспекте Мару-но-ути. Тот, уже изрядно подвыпив, говорил, что может продать офис только вместе с акциями банка за десять ангелов. Но Прозрачный не соглашался, ссылаясь на то, что эти акции в мире уже ничего не стоят.
   В углу у окна трое молодых учёных с ореолами вокруг голов любезничали с красоткой, имевшей превосходную чётко обозначенную грудь, которая почти выскакивала из глубокого декольте. При этом одна из грудей открывала глаза и подмигивала самому симпатичному молодому человеку.
   За другим столиком сидел полупрозрачный клиент с жёлтой головой, похожей на апельсин. Он рассказывал двум учителям средней школы, пришедших в ресторан с жёнами, о доходчивой методике преподавания детям теории Единого поля Эйнштейна.
   Затем я посмотрел в другую сторону и обомлел, увидев человека с тремя головами, сидевшего с журналистом из газеты «Асахи». Три головы чётко вырисовывались в пространстве. Одна голова была в фуражке полицейского, другая с умным лицом – в очках, а третья – стариковская – с белой бородой. Я сразу же вспомнился, что Мосэ говорил нам о выступлении по телевизору и рассказе учёного из университета Васэда, поведавшего на конференции в Саппоро о своём бедном друге, у которого тонкая сущность откусила голову. Я подал знак Мосэ и кивком указал на этого человека. Он посмотрел в то направление и ему стало не по себе. Повернувшись к Митико, он попросил её обернуться и посмотреть вокруг. Когда она это сделала, Мосэ спросил её, видит ли она трёхглавого мужчину. Митико не на шутку встревожилась и заявила, что у него начались галлюцинации от переутомления.
   –      Поэтому, – добавила она шепотом, – не будет ничего страшного, если мы с тобой немного потанцуем и исчезнем по-английски, не прощаясь ни с кем, и пораньше ляжем спать. Я и так весь день только и мечтала о том, чтобы оказаться с тобой в постели.
   Мосэ согласился и, пока они ждали начала музыкальной программы, обратился с вопросом к Омоиканэ:
   –      Любезный, – сказал он, – вы не объясните мне, почему я вижу трёхголового мужика, а моя невеста – нет?
   Я прислушался к их разговору.
   –      Это очень просто, ответил тот, – вы видите действительность как бы из другого измерения. При этом скорость света воспринимается вами совсем по-другому, нежели вашей невестой.
   –      Но отчего это? – удивился Мосэ.
   –      Дело в том, что физически это можно объяснить так, Митико как бы находится внутри некого светового конуса, очерченного мировыми линиями света. Вы же видите поверхность конуса прошлого, лежащего в той области, где время отрицательно. Поэтому вы совсем по-другому воспринимаете световые лучи, и видите истинную суть происходящих событий. Этот зал наполнен тонкими сущностями, которые обычным людям кажутся такими же, как они сами, и только мы с вами можем определить, кто рождён в этом измерении, а кто является пришельцем. Однако нас с вами это не должно касаться, потому что у нас есть особая бригада, которая занимается отловом тонких сущностей. Наша задача – уничтожение источников выброса в наш мир энергии других измерений.
   Квартет музыкантом начал исполнять танго. Мосэ и Митико встали из-за стола пошли танцевать. В воздухе кружили светящиеся бабочки, электронные жуки, проплывали рыбы. Мелодия танго завораживала, располагала к расслаблению, к неге и любви. Митико, положив руки на плечи Мосэ, прошептала:
   –      Я хочу тебя, и пусть весь этот мир катится к чёрту.
   –      Но милая, – молвил Мосэ, – этот мир принадлежит нам, и мы должны за него бороться.
   В это время музыка прервалась, и в зале появились солдаты маркиза Канаэ под предводительством самого бога Сусаноо.
   –      Всем оставаться на местах! – властно приказал он. – Проверка документов.
   Документы патруль ни у кого не проверял. Они просто подходил к тонким сущностям, и на месте расстреливали из электронных пушек их физические формы. Так они прикончили трёхглавого субъекта, сидевшего с журналистом из газеты «Асахи». При этом все три головы упали на стол перед журналистом и стали отчаянно ругаться. Бедный журналист не знал, что с ними делать. Солдаты Сусаноо поместили эти головы в специальный контейнер, убеждая их, что через некоторое время соединят головы с их телами.  Затем они размазали по стенке желтоголового умника, объяснявшего учителям средней школы методы преподавания детям теории Единого поля Эйнштейна. Красотку с подмигивающими сосками увели с собой. Прибили собеседника банкира с жестяной банкой сливовицы и всех меняющих свой образ официантов ресторана. Перестреляв всех летающих по залу тонких сущностей в образе жуков, мотыльков и рыб, они ушли.
   Перед своим уходом бог Сусаноо подошёл к столику гостей, отмечающих помолвку Мосэ и Митико, извинился за причинённые неудобства и пожелал будущим молодожёнам счастья.
   –      Почему же вы не трогаете рогатых? – нахально спросил его Абурауси. – Может быть, вы и меня с ними за одно поставите к стенке?
   –      Нам даны указания, – сухо ответил ему бог Сусаноо, – не трогать быков и овец. Потому что все рогатые оборотни – бывшие люди, а небесные овцы включены учёными в список интеллектуальной элиты землян.
   После избиения тонких сущностей Митико уже не хотелось танцевать, и она заявила отцу, что идёт спать, попросив Мосэ проводить её до небоскрёба отца. Я тоже не хотел оставаться и, сославшись, на усталость, присоединился к ним, чтобы вернуться в гостиницу. Оставшаяся компания продолжала вечер без виновников торжества.
   Мы с Мосэ и Митико шли по улицам района Синдзюку, где кипела ночная жизнь. Повсюду гремела музыка, на многих этажах светились окнами тысячи кафе, ресторанов и забегаловок, где токийцы продолжали веселиться, как будто в мире ничего не произошло. На встречу нам попадались девушки ослепительной красоты. Некоторые из них подмигивали Мосэ, но он не обращал на них внимания.
   Глядя на ночных красоток, Мосэ сказал мне:
   –      Наш известный мыслитель Сюндай, писавший триста лет назад знаменитое сочинение «Бэндосё» как-то сказал: «Испытывать любовь, глядя на красивую женщину, это естественное человеческое чувство, не заслуживающее упрёка, и лишь благородный не обращает внимания ни на кого, кроме своей жены».
   –      Глядя на всё это, трудно поверить, что мир стоит на гране катастрофы, – заметила Митико.
   Мосэ задумчиво кивнул головой, глядя на небо, где зависла огромная сигара, из которой вылетали подобно кольцам дыма летающие тарелки. Солдаты Небесной империи в ночном небе Токио вели охоту за тонкими сущностями.
   –      Мне кажется, – продолжала говорить Митико, – что мужчины не всегда понимают, что происходит в мире.
   Услышав эти слова, Мосэ с удивлением спросил её:
   –      А разве женщины думают не также как мужчины?
   –      Совсем нет, – ответила Митико. – Вот вы, мужчины, в поисках иноземных форм существования жизни, пробили оболочку нашего мира и не знаете, как её залатать. Женщины бы никогда не сделали такого безрассудства. Они живут в своих границах, ценят то, что имеют, и защищают свой мир, как могут. Только что я слушала за столом ваши умные речи. О чём вы только не говорили, о параллельных мирах, и микро и макромире, о Боге, о предназначении человека в этом мире. Из всего сказанного вами, я поняла только одно, что вы ничего не знаете.
   –      о, дорогая, – удивился Мосэ, – если мы не знаем, то кто же знает? Может быть, ты?
   –      Конечно же, не я, – ответила Митико и рассмеялась, – куда уж мне знать всё с моим самым низким показателем в два ангела по вашей новой интеллектуальной шкале ценностей. Но всё же, вы называете Бога причиной мира, а ещё как вечное следствие вечной причины. А ещё вы говорите о Боге, как о Деятеле, желая этим подчеркнуть сотворенность мира. Однако вы говорите так не в связи с вечностью мира, а просто хотите охватить различные виды причинности, такие как деятельную, формальную и целевую. Двигаясь от следствия к причине, рассматривая всё сущее, вы пытаетесь прийти к Первопричине, говоря о Боге как о Перводвигателе, форме всех форм и цели целей. Но при этом вы учитываете только один акт Господа – акт миротворчества, забывая о том, что Бог может быть помимо Творца ещё и Разрушителем.
   –      Браво, – воскликнул Мосэ, – я бы никогда не подумал, что твой интеллектуальный показатель равен всего двум ангелам.
   Митико рассмеялась, признавшись, что никогда не думала об этой глупости.
   –      Единственными ангелами, которыми я обладаю, – сказала она, смеясь, – это – ангел жизни, и ангел рождения.
   Затем, также смеясь и поддразнивая Мосэ, она сказала:
   –      Вы, мужчины, не там ищите Бога.
   –      А где его нужно искать? – с улыбкой удивился Мосэ.
   –      Но только не в космосе, – сказала она, смеясь, – космос – изнанка мира. Вы пытаетесь наделить Бога какой-то формой, очеловечить его, придать ему такие черты или размеры, которыми сами обладаете или видите вокруг себя. Но это не так.
   –      А как? – обалдело спросил Мосэ.
   Мы подошли к небоскрёбу её отца и остановились у входа, я стал с ними прощаться, в моём номере меня ждала Натали. Перед тем как они вошли в фойе, я не удержался и спросил, обращаясь к Митико:
   –      Так где же нужно искать Бога?
   –      В нас самих, – ответила она, засмеялась и, схватив за руку Мосэ, потащила его в фойе, добавив на ходу. – Вернее, в нас, в женщинах.
   Я побежал к своей гостинице, стоявшей напротив здания её отца, где ждала меня моя женщина, моя несравненная Натали.
   Шторы на огромном окне моего номера были распахнуты, и неоновый свет горящей огнями столицы освещал кровать, на которой лежала Натали, ночной столик, стулья, зеркало и картины на стене. Когда я вошёл, Натали встала и ловкими движениями стала развязывать галстук на моей шее, в то время как я сорвал с неё блузку, говоря на ходу:
   –      Бога нужно искать в наших любимых женщинах, которые делают нас бессмертными, рожая нам наших детей.
   Натали рассмеялась, слушая мои слова, и высказала свою точку зрения:
   –      Бога надо искать в микромире, который объемлет весь этот мир.
   –      Ты так думаешь?! – воскликнул я, задыхаясь от волнения.
   –      Да, – ответила она, расстегивая пуговицы моей рубашки. – Вы, вот, физики, дробите вещество на мелкие части: молекулы – на атомы, атомы – на ядра и электроны, ядра – на протоны, нейтроны и другие элементарные частицы. Потом вдруг открываете, что эти элементарные частицы ещё элементарнее тех, что они составляют. И так до бесконечности. Вы не можете понять, что этот мир спрятан в другом мире, находящемся глубоко в нас.
   Я, придя от этих слов в большое возбуждение, сорвал с неё одежду и, встав на колени, стал целовать её живот и груди.
   – Прежде, чем обрести нашу форму, – продолжала говорить она, возбуждаясь тоже от нахлынувших чувств, –  мы пребываем растворёнными в том мире, мире энергии, ища выход в любви, в страсти, в самопожертвовании. Всевышний даёт нам форму, и мы наполняем её своей жизнью и энергией, становясь вначале семенем, а потом плодом. Попадая в этот мир, мы не думаем о том, откуда мы пришли. Но все мы выходим из одного места, из врат рождения нашего Создателя.
   Я повалил Натали на кровать и вошёл в её врата рождения, сбросив ей своё семя для рождения новой жизни.
   До самого утра мы с Натали лежали в объятиях друг друга, предаваясь неге и ненасытной страсти, а когда над столицей забрезжил рассвет, и нужно было уже расставаться, Натали сказала мне:
   –      Я уже родила тебе дочь, рожу тебе ещё и сына. Он будет в этом мире продолжателем твоего рода.
   –      Ты уверена, что это будут не девочка? – спросил я её, обнимая.
   –      Я знаю, что я говорю, – ответила она, смеясь.
   Рано утром я отправил её с вокзала в город Ниигата поездом «синкансэн», чтобы она добралась до храма Роккакудзи отца Гонгэ в горах Синано и дождалась моего приезда. Затем я вернулся в гостиницу и вместе с Мосэ, Хотокэ, Омоиканэ и Амэ-но-коянэ отправился на небесном корабле на юг в префектуру Яманаси, где находилось два дерева, с установленными ловушками.
   Когда мы садились в наш звёздный экипаж, Мосэ в приподнятом настроении сказал:
   –      Когда-то давно Исида Байган в своих диалогах города и деревни говорил: «Вселенная порождает всё сущее и создаёт сердце. Всё сущее порождает другое сущее и, имея сердце, создаёт сердце. Но сердце это исчезает, скрываясь в людских желаниях, и потому через сердце возвращаешься к сердцу Вселенной».
   Пролетая над горами с остроконечными вершинами, освещёнными розовым утренним светом, Мосэ, сидевший рядом со мной, сказал Хотокэ:
   –      Сейчас я знаю, где нужно искать Бога.
   Тот с удивлением посмотрел на товарища и спросил:
   –      И где же?
   –      Искать его нужно в нас самих. В нас заключён весь этот мир, – ответил он, кивая на открывшуюся пред нами панораму пробуждающегося утра. – В нас находятся небеса и небесные сферы. А то, что мы видим, есть отражение того внутреннего мира, который заложен в нас. И в этом мире мы несёмся подобно Всаднику небес, потому что мы сами составляем частицу этого Всадника. Мы несём его энергию и выполняем его волю.
   –      Ну, что же, – ответил ему с улыбкой Хотокэ, – в этом смысле бог, как перводвигатель небесных сфер, именуемый «Всадником небес», не противоречит идеи трансцендентного Бога по отношению к небесным сферам и всему мирозданию, которым он управляет.
   –      Вот именно, – воскликнул Мосэ, – в святом писании есть такое выражение «всадник Аравот». Согласно талмуду, Аравот – высшие небеса, где находятся сокровищницы тех или иных земных вещей. И эти небеса запрятаны глубоко внутри нашего мира. И эти небеса находятся не в космосе, а в нашей материи, в воздухе, который мы с тобой вдыхаем, в нас самих. Эти небеса не только творят вещи и создания в дольном мире, но и осуществляют движение небесных сфер и космических тел. Эти небеса порождают мириады живых существ, контролируют их круговорот в мире, осуществляют выброс энергии в этот мир и создают особую данность, называемую горним светом.
   –      Но что такое живой мир? – спросил Хотокэ товарища.
   –      Это то, что под нами, – сказал Мосэ, – показывая на зелень живописной долины, расстилавшуюся под ними.
   Наша летающая тарелка стала снижаться. Оба дерева находились в районе Бугава-мура «Деревня Военной Реки». Приземлившись, путники вышли из летающей тарелки и увидели в деревне Бугава множество красивых девушек. Девушки выглядели такими красавицами, что от их лиц и фигур трудно было оторвать глаз.  Крестьяне ходили по улицам смущёнными, и на вопрос монахов, что происходит в деревне, только разводили руками. Многие девушки не походили на японок и имели светлые волосы. В конце концов, жители деревни рассказали, что одно «дерево рожает светленьких девушек, а другое – смугленьких». Смуглых девушек рождала сосна под названием Банкюин-но-майдзуру-мацу «Сосна танцующего журавля в монастыре десятитысячного отдыха», имеющая размеры около восьми с половиной метров вышиной и более четырёх метров окружности. А светленьких блондинок рождала сакура под названием Яматака-синдай-дзакура «Вишнёвая божница высокой горы», имеющая два с половиной метра высоты и одиннадцать метров в окружности. Возраст этой древней сакуры, составлял около двух тысяч лет.
   Пока монахи отключали ловушки возле сосны, из зеленоватого тумана выскакивали девушки с разной смуглостью кожи и с визгом разбегались по лесам. Среди них встречались даже симпатичные негритянки. Омоиканэ и Амэ-но-коянэ, забыв не только о своём летающем аппарате, но и обо всём на свете, бросились их ловить. Когда насытившиеся и удовлетворённые они вернулись из леса, то сказали монахам, что вряд ли таких красоток будут уничтожать их товарищи. На земле красота скоротечна, и ни у кого из их коллег не поднимется рука убить вечную красоту.
   Возле сакуры оказалась только одна девушка красавица со светлыми волосами, очень похожая на Митико. Когда Мосэ проходил мимо неё, она окликнула его и, подмигнув одним глазом, как это делают цыганки, сказав:
   –      Хочешь, я отвечу на все твои вопросы?
   Мосэ задержался возле неё и спросил в свою очередь:
   –      На какие же вопросы ты хочешь ответить?
   –      На любые, – ответила она, – если хочешь знать, то даже скажу тебе о предназначении людей на этой земле.
   –      Интересно, – согласился тот, – скажи.
   –      Ты, наверное, думаешь, что люди – самые умные существа на земле? – с улыбкой спросила она.
   –      Уже так не думаю, – ответил Мосэ.
   –      Да, брось, не хитри, – продолжала она его поддразнивать, – ты только так говоришь, а в душе по-прежнему считаешь себя самым умным на планете. Я знаю вас, людей, особенно мужчин. Вы – все такие.
   Мосэ пожал плечами, хитро подмигнул ей и доверительно спросил:
   –      Я вижу, ты – умная женщина. Ты, наверное, из тех тонких сущностей, которые знают всё обо всём и всех на свете. Так скажи мне, что вы о нас думаете там, в своём измерении? Каково наше предназначение на земле?
   Девушка хитро улыбнулась и ответила:
   –      Вы, мужчины, считаете себя царями природы, властителями этого мира. Так вот, я скажу тебе всю правду о том, что думаем о вас мы, жители другого измерения. За всю историю эволюции на планете Земля Всевышним было создано более миллиарда разновидностей живых существ. Даже сейчас на земле обитает четыре с половиной миллиона разновидностей живых существ, два миллиона из которых являются насекомые. Вес общей биомассы всех живых существ на земле в сухом виде составляет 2,4 десять в двенадцатой степени тонн. Из всех функций, которые живые существа осуществляют на земле, связанных с физикой, химией, геологией, энергетикой, газообразованием, окислением, переносом, обогащением, почвообразованием, накоплением биомассы, утилизацией отходов разложения и так далее, мужчина имеет одну единственную и главную функцию, которая называется деструкцией, или иными словами, разрушительством.
   –      Но, – запротестовал Мосэ, – помимо того, что мы разрушаем, мы ещё и созидаем.
   –      Что касается созидания, – возразила ему светлая тонкая сущность, – то это относится к женщине, благодаря которой вы и существуете в этом мире.
   Мосэ не смог ей возразить. Подарив ему очаровательную улыбку, красавица повернулась и ушла в сторону деревни. Я стоял рядом с Мосэ, смотрел на удаляющуюся красавицу и думал о моей Натали.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ВОСЬМОЙ «Шапито Синего Дракона»


   И я когда поднял взор свой
   К далёким небесам,
   Серп, лунный, яркой белизной,
   На небесах предстал.
   И солнца полуденный луч
   Вдруг потерял свой блеск,
   И ночью яркий свет луны
   Сиять нам перестал.

   Придворный Акахито о горе Фудзи (VIII век н.э.)


   Und Kain erkannte sein Weib, die ward schwanger und gebar den Henoch. Und er baute eine Stadt, die nannte er nach seines Sohnes Namen Henoch. Henoch aber zeugte Irad, Irad zeugte Mahujael, Mahujael zeugte Methusael, Methusael zeugte Lamech. Lamech aber nahm zwei Weiber; eine hie; Ada, die andere Zilla. Und Ada gebar Jabal; von dem sind hergekommen, die in Hutten wohnten und Vieh zogen. Und sein Bruder hie; Jubal; von dem sind hergekommen die Geiger und Pfeifer. Die Zilla aber gebar auch, n;mlich den Thubalkain, den Meister in allerlei Erz-und Eisenwerk. Und die Schwester des Thubalkain war Naema. Und Lamech sprach zu seinen Weibern Ada und Zilla: Ihr Weiber Lamechs, h;rt meine Rede und merkt, was ich sage: Ich habe einen Mann erschlagen f;r meine Wunde und einen J;ngling f;r meine Beule; Kain soll siebenmal ger;cht werden, aber Lamech siebenundsiebzigmal. Adam erkannte abermals sein Weib, und sie gebar einen Sohn, den hie; sie Seth; denn Gott hat mir, sprach sie, einen andern Samen gesetzt f;r Abel, den Kain erw;rgt hat. Und Seth zeugte auch einen Sohn und hiess ihn Enos. Zu der Zeit fing man an, zu predigen von des Herrn Namen.

   Смотря вслед удаляющейся красавицы, я подумал, что единство мира держится на неком сцеплении, где одно измерение не может обходиться без другого, однако, и они отделены друг от друга границами. Это сцепление и рождает зеркальную игру всех противоположностей из других измерений, и тогда противоположности начинают проникать друг в друга, как мужчины проникают в женщин. Они как бы вверяют друг другу свою сущность, и от этого происходит великое единение. Тёмная ночь и маленький уголёк, вращающийся в темноте по кругу. Зеркальная игра мира, вращающая этот хоровод, рождает видимость, явственность и реальность. Сияющий круг в пустоте ночи в этой игре выявляет нечто своё, свою самость и своё окружение. И это окружение уже обретает некий смысл, некую отправную точку, творящую гармонию тьмы и света. И в этом уже заключена определённая мысль, при помощи который человек способен уже вершить формы и наполнять их содержанием, не важно, каким, ведь и фантазия природы порождает миры так же, как это делает человеческое воображение.  И всё это уже становится некими мирами, средой возникновения идей и вещей, способных при своей лёгкости преобразовываться в податливые существа или вещи. Происходит своего рода акт веществования, где задействованы только маленький горящий уголёк и тёмное пространство.  Так и рождается мир в овеществлении пустоты маленьким импульсом энергии. Рождается и время отсчёта развития этой новой действительности. Вещи возникают из ничего и затем возвращаются в ничто, чтобы потом вновь осуществиться в рамках зеркальной игры многих измерений и соразмерностей.
   Я окинул взглядом просторную живописную долину, зажатую между гор, и её вид наполним мне чашу, гигантскую чашу, заполненную жизнью. Это был уже совсем другой пейзаж, отличный от того, что я видел на крыше небоскрёба в Токио, где зеркальные огромные коробки противостояли друг другу. Здесь было всё совсем другое – другой мир, более явленный и просторный, осязаемый и лишённый всякой абстрактности. Это был мир, в котором и дышалось легко и находиться было приятно. Этот мир чем-то напоминал мне мою родину.
   И тут я вдруг сделал открытие, открыл для себя ещё одну истину в том, что единство мира допускает сцепление разных измерений и соразмерностей в том случае, если долгое время эти соразмерности противостоят друг другу. Но для того, чтобы в них проникнуть, нужно войти в более высокое измерение, которое могло бы охватить сразу все другие измерения более низкого порядка, но для этого нужно приподняться над ними, чтобы раздвинуть свои горизонты видения.
   Таким образом, сцепление, которое соединяет собой два разных измерения превращаются как бы зеркальную игру друг с другом. И я понял, что увидал новую реальность, и понял, как можно самому вещить мир. Просто нужно дать возможность некой внутренней силе проявиться и с помощью её дать из внутреннего измерения пребыть тому, что в нём спрятано, позволить прибыть пребыванию того, что ты желаешь. Ведь, допуская желаемую вещь к осуществлению, мы просто впускаем её в мир. Я очень хотел, чтобы моя возлюбленная Натали не погибла, я очень хотел её найти и встретиться с ней. И моё желание осуществилось. Как это произошло – мне не известно, вероятно, на это были причины и тайная помощь высших сил. Ведь любое время можно повернуть вспять, ну, может быть, не вспять, но привести его к благоприятному исходу, если очень захотеть. Ведь в нас заложены огромные силы и способности, ибо мы обладаем божественным даром творить – веществовать вещи из ничего. Если мы задумываем что-то, то божественные силы к этому прислушиваются, и если мы соответствуем их критериям, то они помогают осуществлению этих желаний.  Кто-то сказал: «Думая о вещи как вещи, мы щадим существо вещи и отпускаем ее в область, откуда она осуществляется». Как это верно сказано! И ещё он сказал, что шаг из одного мышления в другое – это не простая смена обстановки, а некое изменение внутри собственного существа. То, что становится вещью, это – некая данность, которая возникает как в глубине нашего сознания, так и в высшей скрытой области непроявленности, которая напрямую связана с нашим сознанием, и ждущая своего времени проявиться. Но для этого время должно шагнуть к этой вещи, если даже ему придётся немного шагнуть вспять.
   И тут я вспомнил одну беседу, которая состоялась между мной и отцом Гонгэ, когда мы говорили о времени, начинающем течь вспять. Настоятель храма Роккакудзи говорил мне:
   «Приближаясь к своей старости, мы становимся детьми. Мы вновь впадаем в то счастливое состояние, когда мир открывается перед нами своими необычными гранями, и мы начинаем видеть всё по-новому, по-другому с той свежестью впечатлений, которая бывает у человека, когда он видит какую-нибудь сторону жизни или события впервые. Очень важные для себя открытия люди делают обычно в детстве и в старости. Но если в детстве они только открывают мир и видят его форму, то в конце жизни человек зрит уже в содержание, и понимает ту суть, которая была от него сокрыта всю жизнь. Время открытий, возвращаясь, становится временем озарения.
   Человеческая жизнь – как сон, всё проносится мимо нашего сознания, но вот только изменить во сне мы ничего не можем. Поэтому иногда нам и снятся вещие сны.
   Мои ученики любили поспать, особенно днём, но я не тревожил их сон и относился к их дрёме с пониманием, потому что считаю большим преступлением прерывать человеческий сон. Я считаю, что прежде чем спящего тревожить, нужно подумать о том, а вдруг человек в эту минуту видит вещий сон и перед ним открывается будущее. Вы верите в вещие сны? А я верю.
    В истории есть множество случаев, когда вещие сны сбываются. Например, аристократу Фудзивара Канэиэ приснился удивительный сон, как будто он проходит мимо городской заставы во время сильного снегопада, и вся дорога у заставы, покрытая свежим снегом, ослепительно бела. Канэиэ пытался истолковать загадочный сон, но не смог. На помощь ему пришёл Оэ-но Масахара, который утверждал, что сон предвещает назначение Канэиэ регентом, поскольку застава по-японски «кан», а белизна, поразившая героя в сновидении, – «хаку», из чего следует по законам японской фонетики слово «кампаку» – регент. В том же году Канэиэ получил по указу императора этот высший государственный пост.
   Другой случай, когда Бан Ёсио, живший в девятом веке, увидел сон, что между его чреслами зажаты храмы Тодайдзи и Сайдайдзи, а вскоре он из провинциального безвестного чиновника стал императорским советником, а потом в порыве честолюбия совершил преступление. Так что все вещие сны рано или поздно сбываются. И только то, что мы задумываем в жизни, не всегда сбывается».
   Нам нужно было дальше отправляться в дорогу. Погрузившись в наш небесный экипаж, мы полетели на юг.
   Наша летающая тарелка с пятью путниками летела из префектуры Яманаси к основанию полуострова Идзу к двум другим деревьям, источающим потустороннюю энергию. Пролетая над горой Фудзияма и любуясь её правильными пропорциями, напоминающими обнажённую грудь женщины, Мосэ заметил недалеко на берегу озера её маленькую искусственную копию в форме большого шатра цирка-шапито, а рядом с ним стояло множество машин на автостоянке Парка развлечений. Он обратил наше внимание на это место и сказал, что до этого полагал, что в этом быстро меняющемся мире, где каждую минуту происходят чудеса, уже ничем невозможно удивить человека. Но сейчас он понял, что ошибся, видя с высоты птичьего полёта, как много людей устремляются к месту представления, разыгрывающегося под крышей этого шатра. Мы тут же вспомнили, что Синий Дракон где-то на восточном побережье странствует со своим передвижным цирком, и подумали, что было бы не плохо встретиться с ним и узнать его мнение о происходящих в мире событиях.
   Мосэ повернулся в сторону Амэ-но-коянэ и попросил его приземлиться возле шатра. Тот, не говоря ни слово, резко посадил летательный аппарат прямо на крышу шапито. Скатившись по брезенту вниз, мы втроём вошли внутрь цирка, где все места были полностью заняты детьми и их родителями.
   Пробегая взором по рядам зрителей, я вдруг увидел европейское лицо и маленькую девочку-европейку, сидевшую возле него рядом. В том европейце я узнал Майкла, а девочка, находящаяся рядом с ним, вероятно, была дочерью Натали и моей тоже. Я тут же пришёл в большое возбуждение, так как впервые в жизни видел свою родную дочь. Я направился к ним, монахи последовали за мной. Но я до них так и не дошёл.
   Стоя в проходе, мы увидели детскую труппу, показывающую фокусы. Это были не лилипуты, а самые настоящие дети, которые пытались наглядно объяснить другим детям некоторые законы мира, показывая им фокус. Суть этого фокуса состояла в том, что, дав огромному слону попить из кружки воды, они принялись запихивать его в эту самую кружку, и не безуспешно. Как они объясняли, это был не фокус и не иллюзия, а самая настоящая реальность, ибо люди до сих пор не знали, что основной истинный мир скрыт под внешней оболочкой кажущегося реальным мира, и что настоящая жизнь протекает внутри всего видимого нами, а не снаружи, которая является изнанкой реальности. Взрослые качали головами, ничего не понимая, а дети с восхищением восклицали: «Браво!» и хлопали в ладоши.
   –      Что здесь происходит? – спросил Мосэ у стоявшего возле арены клоуна с красным носом.
   –      Светопреставление, – ответил он просто.
   –      Но разве такое может происходить без обмана! – воскликнул Хотокэ, – ведь ещё философ Миура Байэн две с половиной сотни лет назад в своём писании «Дзэйго» – «Красноречие» говорил: «Человек мудр, но раз он человек, то не достигнет Неба, поэтому я считаю своим наставником мироздание».
   –      Вероятно, он ошибался, – смеясь, ответил клоун с красным носом.
   –      Но кто эти артисты, – изумился я, – творящие такие чудеса?
   –      Все они – мои новые воспитанники, с которыми я продолжаю строить Страну Детей, – ответил он скромно и продолжил, –  и никакие это не чудеса, просто, хорошие знания физики и умение использовать её законы на практике.
   –      Не может быть, – не поверил я ему, – здесь, наверняка, не обходится без надувательства.
   –      Никакого надувательства, – ответил клоун, – просто, если вы хорошо знаете физику, то сами поймёте, что внутренний мир по весу тяжелей внешнего. Потому что во внутреннем мире столько натолкано всего, что вы и представить себе не можете. И если вы будете взвешивать внешнюю оболочку видимого мира, то он окажется легче, чем то, что в нём спрятано.
   –      Но это не логично? – возразил ему я.
   –      Вы привыкли смотреть на мир под углом только своей логики, но многого вы не знаете. Поэтому ваша логика ничего не стоит. Ваши учёные пришли к выводу, что Вселенная по весу тяжелее, чем должна быть, но из этого открытия не сделали никаких выводов.
   –      Извините, но я Вселенную не взвешивал, – признался я, – поэтому мне трудно поверить в то, что вы говорите.
   –      Посмотрите, как дети реагируют на представление, и как это делают взрослые, и вы тут же поймёте, кто из них в будущем будет делать открытия, познавая этот мир, а кто так и останется со старыми взглядами на мир. Они не смогут из одного мира извлечь другой.
   –      Вы намекаете на то, что одна Вселенная запрятана в другую Вселенную? – спросил я его, не сводя глаз с моей дочери.
   –      Вот именно, – ответил клоун.
   –      И эта Вселенная находится в кружке у этих детей?
   –      Совершенно верно, – ответил обрадованный клоун.
   –      Но как она помещается в этой кружке? – удивился я.
   По лицу клоуна пробежала тень разочарования.
   –      Та Вселенная спрятана не в их кружке, а в элементарных частицах нашего мира, – попытался он объяснить мне, как непонятливому зрителю, суть фокуса, – и чтобы познать, что происходит внутри этих частиц, необходимо овладеть совсем другой логикой. Разве вы не знаете, что закон сохранения массы материи отменён последним постановлением физиков, потому что они обнаружили, что масса целой частицы, оказывается меньше масс тех частиц, которые получаются из неё в результате реакции деления. Ещё Эйнштейн доказывал, что масса и энергия эквивалентны, и недостача массы может быть восполнена выделением соответствующего количества энергии. А это говорит о том, что каждая элементарная частица нашего мира как бы состоит из остальных, несмотря на то, что размеры и масса этих остальных во много раз превышает размеры и массы самой частицы.
   –      Уму непостижимо! – воскликнул я, – По-вашему, выходит, что более огромный мир заключён в малом?
   –      Совершенно верно! – обрадовано воскликнул клоун. – Наконец-то вы меня поняли.
   –      Я только сейчас понял, что хотела сказать мне моя невеста Натали, когда говорила, что Бог заключён в нас, – воскликнул я, возбуждённый осенившей меня идеей. – Это как раз доказывает существование Бога единственного и не телесного, вечную и неизменную сущность Творца. Но как умудряется Всевышний прятать от нас другую Вселенную?
   Стоящий рядом со мной Мосэ, и слышавший весь наш разговор, заметил:
   –      Ещё четыреста лет назад Ито Дзинсай в своём первом свитке «Вопросы молодых» говорил: «Путь не ждёт – есть человек и нет человека, он изначально самосущий, он наполняет мироздание, проникает в человеческую нравственность. Путь не может быть таким, как время, не может существовать, как место. Как же он, циркулируя через «первоприроду» и через каждого человека, потом будет так оставаться»?
   –      Наше воображение пасует, когда речь заходит о кривизне четырёхмерного пространства-времени, – сказал клоун. – Вселенная постоянно находится в движении. Всевышний то собирает её в своём кулаке, то распыляет по всему пространству. Мы не знаем, зачем он это делает, может быть, Он месит тесто для того, чтобы испечь прекрасный пирог. Мы своими мыслительными потугами можем только предположить, что раскачивается какой-то большой маятник Вселенной, которая от точки своей сингулярности (состояния бесконечной плотности) следует к некоторому пределу своей распылённости, после чего её расширение сменяется сжатием. Нам не понятен этот процесс. Но когда Вселенная сжимается в невообразимо плотный комок, в точку, тогда макромир переходит в микромир. Это и пытаются показать зрителям мои артисты.
   В это время детям наконец-то удалось запихать слона в кружку. Один из них, мальчуган со смешным хохолком на голове, взяв чайную ложку и размешав содержимое, одним глотком выпил всё, что в ней было. По рядам пробежал восхищённый шёпот.
   –      Он выпил слона! Слон исчез! Куда же он делся? Не в животе же он у него.
   Мальчуган, выпивший слона, погладил живот, блаженно закатил глаза к небу и вдруг, широко открыв рот, выпустил слона наружу. Произошло нечто невообразимое. Изо рта мальчика выплеснулась струйка зеленоватого тумана, которая, достигнув арены цирка, стала мгновенно материализовываться в огромного слона. Слон встал на задние лапы, поднял хобот и победно протрубил. Музыканты, сидящие на оркестровом балкончике, ударили в барабаны. Публика разразилась бурными аплодисментами. От восторга кричали и взрослые и дети:
   –      Браво! Браво! Да здравствуют артисты! Да здравствует Страна Детей!
   Слон, сделав почётный круг по арене, скрылся за кулисами. Дети стали кланяться публике, которая бросала им цветы и выражала бурный восторг.
   –      Вот видишь, – сказал мне клоун, – у взрослых, которые подобно детям способны радоваться чудесам, открывается новое сознание, и они начинают понимать суть происходящих в мире явлений. Они убеждаются, что те их мысли и та их фантазия, которыми они раньше не могли поделиться с другими, боясь быть осмеянными, осуществляется на их глазах. И они видят свой мир уже по-другому. И взрослые начинают ценить в своей душе то детское сознание, которое до их пятилетнего возраста открывало им истину этого мира, от которой потом они отдалились. И эти открытия помогают им стирать грани между их реальным миром, где они живут, и миром истинным, к которому они стремятся. Нужно всего-то маленькое усилие, чтобы преодолеть эту грань, и тогда сказка становиться былью, а желание – реальностью. Это – время, когда фантазия осуществляется.
   –      Я вас знаю, – вскричал я, хватая его за рукав, – вы – Синий Дракон, который прибыл сюда из России. Вы – русский, и поймёте меня, как русского. Поэтому прошу вас, помогите осуществиться моему страстному желанию соединиться с моей дочерью. Это – не фантазия, а реальность и моё желание исправить в моей жизни мою ошибку. Я знаю, что вы способны это сделать, помочь мне. В амфитеатре вашего цирка сидит моя дочь, она пока ещё не знает, что я её отец. Американец был женат на моей возлюбленной, от которой у меня её дочь, но затем американец, когда жена попала в беду, просто вычеркнул её из своей жизни. Её мать, моя возлюбленная, сейчас находится в храме Роккакудзи в префектуре Ниигата и хочет соединиться с дочерью. Если бы вы смогли каким-то чудом переместить эту девочку без риска для её здоровья, я б их забрал и увёз в Россию. И там, на нашей родине, стало б на одну счастливую семью больше. Так помогите же мне осуществить мою мечту!
   Клоун посмотрел на меня удивленными глазами, и вероятно, увидел в моих глазах всю боль и надежду, которую я испытывал. Он кивнул головой и сказал просто:
   –      Хорошо, я попробую.
   Тем временем представление на арене продолжалось. Дети делали изумительные чудеса, которые осуществлялись на наших глазах.
   –      Но эти дети, вероятно, являются тонкими сущностями из другого мира, – высказал своё предположение Мосэ.
   –      Кем бы они ни были, но, прежде всего, они – дети, – заметил клоун, – и они находятся под моей защитой. Я знаю, что на них охотится целая армия небожителей, но я выдал им всем паспорта на российское гражданство, и они уже находятся под зашитой России. Многие из детей переправлены мной в Россию. И там, на огромных просторах, начинается с их помощью новое духовное возрождение огромной страны, которая станет в скором будущем колыбелью культуры нового мирового Отечества. Эти милые создания несут с собой сокровенные знания, которыми обладают только дети, и то в определённом возрасте, когда наш серый, будничный мир, погрязший в скудости и однообразии своего существования, ещё способен озаряться манящим внутренним свечением, мерцанием чудесного света, таящимся в самых обыденных вещах и событиях. Эти создания начали на земле строительство нового Отечества – Страны детей. И эта страна объединит всё человечество, сделает наше общество справедливым и счастливым.
   –      Как это интересно! – воскликнул Хотокэ. – Дети предоставлены самим себе. Ведь – это замечательно, когда в их воспитание не вмешиваются взрослые люди! Над ними нет ни начальников-воспитателей, ни руководителей, ни монархов. Они построят абсолютно новое свободное общество. Никто не будет им навязывать свои истины, никто их не будет принуждать исполнять не их правила. Поистине, ими будут управлять небеса. Мне вспоминаются слова мудреца Сато Иссай, написавшего в своей книге «Гэнси року» – «Записи раздумий»: «Люди земли принадлежат Небесам. Небеса растят их, дают каждому своё место. Это возложено на монарха, и тот, порой ошибочно полагая, что «люди земли принадлежат мне», грубо обходится с ними.  Такой монарх грабит то, что принадлежит Небесам».
   –      Всё это так, – сказал Мосэ, – но как они попали к нам на землю?
   –      А как к нам попадают гении? – спросил его клоун. – Это как свет, который пробивается к нам неизвестно откуда.
   –      Но как вы объясните мне это?
   –      Очень просто. Искривлённое трёхмерное пространство может быть разомкнутым, а может быть замкнутым. Всё зависит от обстоятельств. Если плотность материи будут ниже некой критической величины, то мир окажется незамкнутым, сможет расширяться до бесконечности. И луч света, выпущенный из какой-либо точки внутри него, никогда не вернётся назад, разве что отразится, натолкнувшись на какую-нибудь преграду. Если же плотность вещества превышает некоторое критическое значение, то пространство оказывается замкнутым. Оно будет то расширяться, то сжиматься, не выходя всё-таки за некоторые пределы. Но если это – многомерное пространство, то свет, направленный в одну сторону, может облететь всю плоскость и вернуться с другой стороны, так и не вырвавшись наружу.
   В это время из-за занавеса выскочил мальчуган с оттопыренными ушами. Он весело рассмеялся и вытащил из-за пазухи ту же кружку, из которой хохлатый мальчишка выпил слона. Он подбросил кружку в воздух, и та зависла на высоте под самым куполом над зрителями.
   –      Ребята, дамы и господа! – воскликнул он звонким голосом. – Не хотите ли вы совершить экскурсию со мной в центр нашей Вселенной?!
   –      Хотим! – закричали дети.
   Взрослые испуганно молчали.
   –      Представление без обмана! – торжественно провозгласил мальчуган с оттопыренными ушами.
   Воздев руки кверху, он развёл их в стороны. И вдруг на глазах всех кружка, перевёрнутая кверху дном, стала расширяться до неимоверных размеров, опускаясь вниз и накрывая весь амфитеатр вместе со зрителями. Вскоре она раздулась до размеров самого шатра, и всё продолжала расширяться, создавая всё более обширное пространство. Людям казалось, что они сидят на маленьком пяточке, который все больше уменьшался с увеличением пространства. Свет постепенно тускнел. И с наступлением темноты начали зажигаться повсюду маленькие огоньки. Они походили на крохотные звёзды, туманности, галактики. Зрителям казалось, что они несутся на звездолёте по бескрайней Вселенной. Проносясь мимо очередной звезды, кто-нибудь из зрителей вскрикивал, и всякий раз тут же со всех сторон отвечали ему радостные возгласы и замечания, отмеченные детским восторгом открытия:
   –      Вот оно как оказывается! Внутренний мир подобен миру внешнему.
   Мосэ не выдержал и обратился к клоуну, стоящему рядом с ним:
   –      Но что это такое? Где мы находимся?
   –      В потустороннем замкнутом мире, – ответил ему клоун. – В мире, в которым небо сворачивается в овчину.
   –      Уму не постижимо! – воскликнул Мосэ.
   –      Удивительные вещи происходят в таком замкнутом мире, –  продолжал говорить клоун. – Здесь время ускоряется, а пространство собирается в точку. Мир как бы выворачивается наизнанку, и вся реальность перепрыгивает из одной поверхности внутрь этой скручивающейся Вселенной в иное измерении некого потустороннего мира, антипода того, что было до начала сжатия.
   –      Неужели в нашем мире может произойти такое? – удивился Мосэ.
   –      Не только может произойти, – уточнил клоун, – но уже оно началось.
   –      Что началось? – с испугом спросил кто-то из взрослых зрителей.
   –      Началось сворачивание нашей Вселенной. Пока мы сидим в этом шапито, в мире, может быть, уже началась третья мировая война. И весьма возможно, что только что Соединённые Штаты и Россия обменялись ядерными ударами, а Россия заодно засыпала ядерными ракетами и всю Европу.
   –      Но зачем она это сделала? – удивился один из японцев.
   –      Все эти страны входили в НАТО и являлись союзниками Соединённых Штатов. Возможно, что на земле кроме Японии не осталось не одного крупного города. Весь цивилизованный мир может оказаться в руинах и развалинах.
   –      Но почему не пострадала Япония? – удивились сидящие в амфитеатре.
   –      Потому что она объявила о своём нейтралитете, и находится под защитой Небесной империи маркиза Канаэ.
   –      А что с Китаем?
   –      И Китай может оказаться под разрушительным ракетным ударом Соединённых Штатов.
   –      Но кто тогда уцелеет ещё кроме Японии? – с ужасом спросил из первых рядов.
   –      Страны Латинской Америки, Африка и часть Азии.
   –      Не много, – со скорбью заметили зрители.
   –      Этого и следовало ожидать, – ответил клоун, – но в России может сохраниться почти вся Сибирь и тундра, куда ракеты даже не долетят. Там разместятся мои новые друзья, которые начинают строить Страну детей и создавать новый мир. Время уже ускорило свой бег, потому что началось сжатие мира. Им нужно успеть построить Страну детей до тех пор, пока всё не сплющится до размеров точки.
   –      Но что это за мир такой? – удивилось взрослые.
   –      Это – мир, который создали вы, отцы и матери этих детей, – сказал клоун и показал на детей, сидящих на представлении, – в трёхмерном мире изоляция может выглядеть в виде такой сферы, радиус свободы которой постепенно всё уменьшается, оставляя лишь единственный выход – переход в иной мир.
   –      Значит, люди превратятся просто в энергию, а кое-кто из них успеет обрести бессмертные души? – спросил Мосэ. – А может быть, некоторые люди переродятся ещё раз на земле? Но где же тогда наш реальный мир?
   –      Полностью замкнутый мир никоим образом не проявляет себя во вне. Из него не проникают наружу никакие световые лучи. Снаружи он не представляет для нас ничего. Он не имеет ни размеров, ни массы, ни электрического разряда. Мы не видим этот мир и никак его не ощущаем.
   –      Значит, мы не видим их мир, а они – наш, – сказал Мосэ.
   –      До той поры, пока кто-то не пробивает в этих мирах брешь, – заметил клоун, – и вот тогда одной стороне предоставляется возможность выхода в иной мир. При этом средняя плотность материи в замкнутом пространстве меньше критической. И полностью замкнутого мира в этом случае не получается. Он получается уже не замкнутым. Полная масса и полный электрический заряд уже не равны нулю. У луча света есть возможность, если не вырваться наружу, то извне попасть внутрь. Между двумя мирами получается нечто коридора, по которому они могут сообщаться между собой. Мы через этот коридор открываем для себя иной мир, а они, по сути дела, обретают мир, который им был ранее недоступен.
   –      Так мы, в самом деле, сейчас очутились в антимире? – ужаснулся кто-то из толпы. – Но сможем ли мы вернуться в наш мир.
   –      Будьте спокойны, – сказал клоун, – мои ребята совершают путешествия в антимир каждый день, и каждый день возвращаются обратно.
   –      Но если в нашем реальном мире уже идёт война, – воскликнул кто-то, – то как же нам быть?
   –      Пока там войны ещё нет, – сказал клоун, – потому что мы, попадая в антимир, как бы проникаем в будущее. Давайте вернёмся в прошлое, в котором война ещё не началась.
   –      Но кто мы по отношению того мира? – спросил один маленький мальчик клоуна. – Изнанка или лицевая сторона.
   –      Если мы будем считать себя лицевой стороной, то они для нас – изнанка, также, как и мы – для них.
   –      Из ваших слов я понял, – сказал его отец, – что в мироздании существует как бы два противоположных мира: мир и антимир. Они находятся в какой-то взаимосвязи. Но кто управляет всем этим? Кто стоит у пульта этих миров? Можно увидеть самого Бога?
   –      Трудно сказать, – молвил клоун. – Ибо наши знания столь ничтожны, что мы можем только строить предположения. Если взять во внимание органическую целостность и единство мироздания, то связь микро и макрокосмоса можно рассматривать как дыхание Всевышнего во Вселенной, при помощи которого Он имманирует свою живительную энергию во все миры. Творец в том и другом мирах создаёт также некие существа и сущности, подобные человеку, наделяя их рациональной способностью и отдавая им свою мыслительную энергию, чтобы эта имманентность являлась в пространстве проводником его божественной трансцендентности.
   –      Но, может быть, в этих двух мирах существуют два независимых друг от друга начала? – спросил его другой мальчик более старшего возраста. – И они ведут борьбу между собой, завоёвывая то или иное пространство?
   –      Это – чушь! – воскликнул клоун. –  Это противоречит идее целостности и единства мироздания. Если бы существовало два бога, то каждый из них ограничивал бы другого, а это противоречило бы тому, что Бог – всемогущ. К тому же, при наличии двух богов, каждый бы имел два аспекта, один из которых был бы частным, а другой – общим, что недопустимо для единого Бога. Воля Бога не имеет субстрата, а два бога не могут обладать независимой волей. Поэтому Бог необходимо сущь и единствен. И, наконец, если первый бог может обойтись без второго, то второй излишен, если он не может, а это значит, что первый не всемогущ.
   –      И всё же трудно представить Бога без определённого образа, – заметил сказал уже отец старшего мальчика.
   –      Но Бог бестелесен, – молвил клоун, – как нам не трудно это представить, но мы должны сказать, что если бы Бог был телом, то божественность констатировалась бы либо одним из его атомов, тогда остальные были бы излишни, либо всеми его атомами, и тогда было бы много богов. Бог не подобен ничему, а всякое тело подобно другим телам, ибо любое тело имеет размер и свою конфигурацию, которое нисколько не предпочтительнее других тел. Поэтому Бог не может иметь тело.
   –      Но в таком случае может ли обладать бессмертием кто-либо помимо самого Господа Бога?! – воскликнул уже Мосэ. – Так как иная другая субстанция так или иначе принимает какую-нибудь форму, а раз так, то рано или поздно эта форма уничтожается. Так какая существует взаимосвязь между жизнью и смертью, бытием и небытием, миром и антимиром?
   –      Совершенно верно, – похвалил его клоун, – ты взошёл в своем понимании уже на высокую ступень постижения этого мира. Мир не может существовать вечно, так как он сотворён Богом. Если бы мир существовал вечно, то и число людей было бы в нём бесконечно и существовало актуально бесконечное число бессмертных душ. Но это не так. Поскольку мир не является необходимо сущим, его существование не предпочтительней небытия, но поскольку он уже создан Богом, то ему ничего не остаётся, как существовать. С точки зрения критерия допустимости, всё сущее может быть иным и нынешнее состояние не предпочтительнее, чем любое иное. Значит, Бог избирает для нас эту возможность. Никакая субстанция не вечна, ибо она не может существовать без акцентов, и число сменяющихся во времени акцентов должно быть конечным. Атомам самим по себе не свойственно ни соединяться, ни разъединяться, следовательно, их соединение и разъединение определяется внешней силой. Цепочка причин, породивших вещь, не может уходить в бесконечное прошлое. И, наконец, последнее, всякая изменяющаяся вещь свидетельствует о внешней силе, изменяющей и совершенствующей её. Такая же сила должна быть и у мира в целом.
   –      Значит, всё, что происходит на земле, – воскликнул Мосэ, – происходит не без Божьего промысла?!  И мы с Хотокэ занимаемся бесполезным делом, пытаясь отключить все источники потусторонней энергии? Значит, напрасно стараться предотвратить третью мировую войну, раз она уже запланирована Всевышнем?
   –      Ничего ты не понял, – молвил клоун, – откуда тебе известно, что ты не выполняешь волю Бога? Может быть, он как раз через тебя и даёт миру последний шанс одуматься и поступить так, как ему бы хотелось – не разрушать того, что он создал.
   После этих слов звёзды, туманности и галактики, окружавшие зрителей, вдруг начали уменьшаться в размерах и тускнеть, превращаясь в простые пылинки. Откуда-то сверху появлялся свет, как будто мощная рука переводила реостат на полную мощность. Границы кружки стали проступать, пространство сокращаться, и, наконец, кружка, уменьшаясь в размерах, выпустила из своих объятий арену и амфитеатр цирка и всех зрителей, оказавшись высоко вверху под самым куполом шатра. Затем она стала медленно падать, набирая скорость, и, в конце концов, была поймана рукой лопоухого мальчугана.
   Публика разразилась оглушительными аплодисментами.
   –      Неужели за всё это время прошло несколько секунд? – восхитился Мосэ. – И пока эта кружка находилась в воздухе, мы успели побывать в антимире и обсудить все вопросы мироздания?
   Клоун улыбнулся и снял накладной нос. И в тот же момент Мосэ и Хотокэ признали в нём Синего Дракона, того самого русского, который сидел на дереве кэяки в дворике храма Роккакудзи.
   Но тут вдруг все услышали истошный вопль американца Майкла:
   –      Со мной рядом на представлении сидела дочь, и она исчезла! Куда она делась? Она была здесь, когда горел свет. Потом свет потух, а когда загорелся, её уже не было на месте. Верните мне девочку!
   Клоун только развёл руками, сказав:
   –      Вероятно, ваша дочь осталась в другом измерении. Может быть, ей там понравилось. Но вы не переживайте, как только она захочет вернуться, она тут же окажется подле вас. Без своего желания там никто не задерживается.
   Эти слова ещё больше разозлили Майкла, и он, выскочив на арену, стал ругаться последними словами. Клоун же, повернувшись к нам, сказал, не обращая внимания на его крики:
   –      А вам пора отправляться в путь и довести дело до конца. Время не ждёт, и вы можете не успеть. Тогда произойдёт необратимая катастрофа. И мир погибнет.
   Я поблагодарил клоуна, и он мне шепнул:
   –      Девочка уже у матери.
   –      Но что происходит? – озабоченно воскликнул Мосэ. – Что произойдёт, если мы не успеем?
   –      Время начинает ускоряться. А это – признак приближающегося конца света. Если вы вовремя не отключите все источники потусторонней энергии, то скоро произойдёт внутренний взрыв, и на месте земли образуется чёрная дыра, которая начнёт затягивать в себе вначале солнце, а затем ближайшие звёзды, галактики и всю нашу Вселенную. На какое-то время мы станем центром всего нашего мира. Через нашу землю втянется вся масса Вселенной, мир извернётся, и мы уже станем микромиром того, вырвавшегося на свободу антимира, который превратится в макромир. Но это произойдёт не по Божьему плану, потому что, я думаю, не пришло ещё время нашего всемирного сворачивания. Всё это похоже на мошку, которая залетела Господу в горло, от которой у него перехватило дыхание, и он начнёт откашливаться, переменив выдох на вздох. И чтобы человечество не стало этой мошкой, вам нужно пошевеливаться, и спасать человечество.
   Мы тут же направились к выходу из цирка и, выйдя из шатра, помахали руками летчикам летающей тарелки. Те спустили аппарат на землю, забрали нас, и мы отправились прямым курсом на восток к основанию полуострова Идзу.



ДЕНЬ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЫЙ «Последнее послание учеников»


   Как птицы, что летают в небе,
   Быть может, он являлся здесь потом
   И видел всё.
   Не знают только люди,
   А сосны, может, ведают про то.

   Окура «Манъёсю» (II-145)


   Dies ist das Buch von des Menschen Geschlecht. Da Gott den Menschen schuf, machte er ihn nach dem Bilde Gottes; und schuf sie einen Mann und ein Weib und segnete sie und hie; ihren Namen Mensch zurzeit, da sie geschaffen wurden.

   Когда мы летели на восток к основанию полуострова Идзу, я вдруг вспомнил слова отца Гонгэ. Как-то он говорил мне о восприятии мира:
   «Когда я ознакомился с постулатами мутакалимов, то я понял, что Бога мне никогда не увидеть. А раньше я хотел встретиться с Господом и поговорить с ним о жизни. Вы спросите, почему я простился со своей мечтой? Я думал, что нужно начинать с очевидных истин в поисках тех путей, которые что-то подтверждают или опровергают. Я думал так: если существуют атомы, то существуют и пустоты, которые эти атомы заполняют. А раз они их заполняют, то время состоит из отдельных моментов. Ведь, что такое время, материя и пространство? Это ни что иное, как отдельные моменты времени, когда что-то происходит. А раз так, то субстанция не может существовать без акцидентов, иными словами, без того, что происходит. Всякий атом, как и всякое тело, обладает определённым набором акцидентов, то есть, каких-то совершаемых действий. И каждое действие осуществляется в один момент времени. При этом, если ничего не происходит, то это тоже определённая реальность, потому что лишённость качества – такой же акцидент, как и его наличие. Поэтому в мире ничего не существует кроме субстанций и акцидентов, иными словами, вещей или тел и их движений. Одни действия не могут быть носителями других действий. Если, например, кто-то лишил человека жизни, нельзя сказать, что он подарил ему жизнь. Может быть, конечно, он и подарил ему другую жизнь, начав новый отсчёт времени его жизни в другом измерении, но в этом мире он всё же лишил его жизни. Мы можем только предположить, что, лишая человека жизни, мы ему дарим жизнь где-то ещё. Но это – только наши предположения, потому что возможное определяется только допустимостью для воображения. Мы должны уяснить себе, что наш мир не бесконечен. Бесконечность не может существовать ни актуально, ни акцидентально, ни потенциально. Она существует только у математиков, и то, те не могут объяснить, что она собой представляет. И, наконец, наше чувственное восприятие недостоверно. Мы не можем при помощи чувств объять этот мир, но мы можем при помощи нашего интеллекта постичь многое. Потому что с его помощью мы связаны с Господом. Я не знаю, кем стал Ричик после своей смерти. Я не могу представить, куда удалится Мосэ в поисках своего народа. Я не могу понять, останется ли в этом мире Хотокэ, или его не будет. Но я доподлинно знаю, что все они будут жить, потому что они живут в моём сердце, а, живя в моём сердце, они не могут умереть, так же, как не могу умереть я сам, потому что, все мы обладаем неуничтожимой вечной энергией, которая перетекает из одной формы в другую, наполняя все миры, как вода, как воздух, как эфир, как электричество».
   Время сжималось. Оно бежало так стремительно, что мы выбивались из графика. На земле происходили процессы, которые были непонятны учёным. То, чего не понимали ни ученые, ни простые люди, возникшие из космоса овцы не объясняли, может быть, потому, что пытались скрыть от всех истинную правду, чтобы не расстраивать нас, а, может быть, потому, что считали наших учёных безнадёжно отставших в своих знаниях.
   Наша летающая тарелка приземлилась на северном берегу перешейка полуострова Идзу возле курортного городка Атами, где росло камфорное дерево под названием Адзусавакэ-дзиндзя-но-окусу. Возле дерева на скале стоял синтоистский храм Адзусавакэ. Вокруг дерева клубился обычный туманный вихрь зеленоватого цвета, из которого выходили мальчики, похожие на тех, которые в цирке Синего Дракона показывали фокусы с антивеществом и проникновением в другое измерение. Отключив электронную ловушку, мы обнаружили раздвоенное дерево тридцатиметровой высоты и двенадцати с половиной метров в обхвате, а возраст его составлял две тысячи лет, что вызывало гордость и восхищение у рыбаков, которые ему поклонялись. Со скалы открывался живописный вид на океан.
   Глядя на этот великолепный пейзаж, Хотокэ блаженно улыбнулся и сказал:
   –      Мне вспоминаются слова Ито Дзинсай, жившего триста с лишнем лет назад и, возможно, любовавшегося этим видом.  В своей работе «Значение знаков «Рассуждений и речей» и «Мэн-цзы»» он сказал: «В конечном счёте, в мироздании существует только единое изначальное «ки» (энергия), оно становится то «ин» (инь), то «ё» (янь). И то и другое постоянно прибывает и убывает, увеличивается и уменьшается, уходит и приходит, взаимодействуя одно с другим, и данный процесс никогда не прекращается. В этом и заключается суть Пути Неба, действие «ки» природы. Отсюда исходит бесчисленное количество изменений, и возникают все виды вещей».
   Когда мы перелетали на южную сторону перешейка в район города Мисима, второй пилот Омоиканэ сказал, что замкнутые сферы не обязательно должны заключать в себе гигантские мироздания. И привёл пример со своей новой родиной – Небесной империей маркиза Канаэ. Иногда, сказал он, замкнутое пространство содержит всего лишь одну галактику, или даже звезду.
   Мы спросили его, является ли такой фонтанирующих столб тумана лазейкой в иной мир, и он нам ответил, что если пришельцы через него проникают к нам, то и мы можем через эти врата попасть к ним. Но тут же он посоветовал нам этого не делать, потому что, проникнув через этот вход, мы можем оказаться в совершенно иной Вселенной. И нашему взору, возможно, предстанут иные галактики, населённые, вполне возможно, своими цивилизациями. И не известно, с чем мы можем столкнуться в том мире. Нас могут уничтожить в том мире, как мы уничтожаем их в нашем.
   Слушая его Хотокэ заметил:
   –      Ито Дзинсай во втором свитке «Вопросы молодых» говорил также: «Мироздание – это единое великое живое вещество, когда в нём движение, то нет покоя, когда есть добро, нет злого, а покой – прекращение движения, злое – прекращение доброго… и то и другое соотносится друг с другом и не возникает одно подле другого; в своём рождении всё едино».
   В районе города Мисима мы приземлились у дерева Мисима-дзиндзя-но-кинмокусэй. Во всей Японии было только семь таких деревьев породы кинмокусэй, издающих благоуханный запах. Это дерево было тоже объято туманным вихрем, и из него выскакивали тонкие сущности, похожие на детей с рыжими и русыми волосами. После того, как мы отключили ловушки, туман рассеялся, и перед нашими глазами предстало благоуханное дерево высотой восемь метров и в обхвате три метра. Это дерево, похожее на стоячую метёлку, когда-то было вывезено из Китая. Осенью оно цвело дважды, притом если в первое цветение лепестки были золотыми, то во второе – серебряными. Жители города бережно ухаживали за ним, поэтому полюбили всех детей, вышедших из дерева, и разобрали по своим семьям.
   Мосэ, глядя на появившихся из детей, высказал такую мысль:
   –      Мне кажется, что тонкие сущности поняли, как они могут реализоваться в нашем мире. Ведь у людей самую большую ценность составляют женщины и дети, через них они и проникнут в наш мир. Уж люди-то никогда не будут убивать своих детей и женщин, они даже взяли под защиту их золотых тельцов и умных овец. Хоть у нас на земле и были всегда разногласия во мнениях и религиях, но какие-то общечеловеческие ценности всегда считались неприкосновенными.  Ещё наш мудрец Гои Рансю в своих «Беседах Рансю за чаепитием» – «Рансю мэйва» заметил: «Люди из страны рыжеволосых обычно производят счёт в уме на основе рассуждений, они не говорят о том, чего не знают наверняка, и не принимают такого; уважая Солнце, они не рассуждают о Небесах, не верят в Будду и не принимают ничего сомнительного». Но даже европейцы имеют свою религию, и почитают то, что почитали их прадеды.
   Во время этого перелёта Омоиканэ высказал довольно оригинальную мысль, которая состояла в том, что если в замкнутой системе начинают происходить какие-либо необратимые процессы, то равновесие системы нарушается. И до тех пор, пока система не придёт в равновесие на новом уровне, уплотняется время, воздействующее на систему с причинно-следственной связью, меняя параметры самого пространства.
   Омоиканэ также заметил, что звёзды и «чёрные дыры», в которых происходят бурные процессы, должны выделять колоссальное количество времени. Это время, выбрасываясь в космос, растекается по всей Вселенной и, подчиняясь основным физическим законам, в частности законам отражения или поглощения, способно в одних местах накапливаться в виде сжатых сгустков, а в других разрежаться до минимума. Он подчеркнул, что зигзагообразные скачки времени, как в прошлое, так и в будущее, могут вполне наблюдаться на всей земле, дробя нашу реальность на отрезки разных временных эпох, связанных между собой лишь одной гравитацией.
   С ним согласился Хотокэ, сказав следующее:
   –      Наш философ Ито Дзинсай тоже об этом говорил, высказывая это так: «Хотя бесчисленное множество вещей мироздания, подобно фонарям на бегущих лошадях, мелькает и переливается в живом движении, философия «ри» (идей) полагает их в покое, постигает их мёртвыми и усматривает источник всего сущего в беспредельном». Так что эти сгустки времени философ считал идеями, спрессованными временным, как результат накопления опыта и знаний. Ведь когда мы познаём идеи и учения прошлых времён, мы на это тратим своё времени, они-то и являются сгустками времени прошлых времён.
   Из города Мисима мы отправились в посёлок Тоёта уезда Сайта префектуры Сидзуока, где во дворе буддистского храма Коёдзи находилась глициния под названием Юя-но-нагафудзи, окутанная зеленоватым туманом. Глициния была высотой в человеческий рост, но зато так густо разрослась вширь, что занимала площадь не менее четырехсот квадратных метров. Из тумана постоянно выходили мальчики и девочки, держащиеся за руки, и у всех у них были сиреневые волосы, похожие на цветы дерева.
   Глядя на них, уже и первый пилот Амэ-но-коянэ сказал нам, что теперь ему всё понятно, почему тонкие сущности принимают формы детей. Он объяснил это тем, что инопланетный разум, пытаясь проникнуть в наше измерение, испробовал все способы от бабочек и цветов до чудовищ и понял, что, единственно, кого мы не трогаем и оставляем в живых из всех форм существования – это дети. Поэтому он и стал проявляться в виде детей.
   –      Совершенно верно! – обрадованно воскликнул Мосэ, найдя в лице пилота, поддержавшего его гипотезу. – Ещё четыреста лет назад мудрец Ямага Соко в работе «Краткие записи о мудром учении» сделал предположение, что так оно и есть. Он говорил: «Духи относятся к «ин» (инь)г, боги принадлежат к «ё» (ян). Нельзя сказать, что духи и боги не проникают в уединённые и отдалённые места». Все дети обладают повышенным выделением положительно энергии «ё» ян, поэтому вбрасывая её в нашу сферу через этих детей, они как бы наполняют нас жизненной силой и радостным ощущением от переживания положительных эмоций.
   Из префектуры Сидзуока наша летающая тарелка устремилась в деревню Нэбанэ префектуры Нагано, где росла тысячелетняя криптомерия Цукидзэ-но-осуги. Огромное пятидесятиметровое дерево тринадцати метров в обхвате, окутанное туманом, стояло на территории местного синтоистского храма и являлось собственностью деревни. Предприимчивые крестьяне пропускали путников к дереву лишь после того, как взимали с них плату в размере тысячи иен. Ходили легенды, что в ветвях этого густого дерева прятались птицы-призраки, а ветви дерева, время от времени, самопроизвольно обламываясь, подавали знаки пророческих предсказаний. Так они предсказали революцию Мэйдзи, японо-китайскую и русско-японскую войны, ввод войск на территорию России во время гражданской войны, начало маньчжурского завоевания и второй мировой войны. Прикосновение к дереву помогало излечить зубную боль.
   С нас они взяли по восемьсот иен с человека. (Новые ценности в ангелах жители деревни не признавали). Когда мы отключили ловушку, и туман исчез, крестьяне пришли в негодование и хотели нас поколотить, объясняя причину своего гнева тем, что, последнее время, это дерево рождало ангелов с крыльями, которых они продавали местным богатеям в прислугу, выручая за каждого ангела от десяти до ста тысяч иен.
   Мы едва сумели унести ноги из этой деревни. Ни одного ангела мы возле дерева не встретили.
   Услышав такое заявление жителей деревни, Хотокэ очень удивился, воскликнув:
   –      Так, что же, мудрец Сиба Конан разве был прав, написавший в трактате «Беседа о законах мироздания» – «Тэнтиридан»: «Все в этом мире – от ангела сверху до простого люда снизу – букашки: едят и совокупляются, живя в заблуждении»?
   Мы все тоже удивились, задав вопрос, каким образом криптомерия могла получать информацию из будущего и предупреждать жителей деревни Нэбанэ о грядущих опасностях.
   Омоиканэ убедил нас, верящих в передачу информации посредством источников света, что свет, хотя и является согласно теории относительности самым скоростным излучением во Вселенной, всё-таки имеет конечную скорость распространения. А вот со временем, как и с гравитацией, дело обстоит иначе – оно распространяется не постепенно по Вселенной, а сразу проявляется во многих её точках. Поэтому время, одновременно содержащее в себе и будущее и прошлое, может проявляться в прошлом, неся в себе будущее, и, наоборот – в будущем, проявляя своё прошлое. Кроме этого, используя свойство времени, можно получать информацию из любой точки пространства и столь же быстро передавать её в любую точку.
   Мосэ и тут попытался найти своё объяснение, приведя нам слова Кумадзава Бандзан, написавшего четыреста лет назад в «Собрании принципов учения» такие слова: «Таким образом, хотя бесчисленное множество вещей рождается из единого «ки» (энергии) Великой Пустоты, Великая Пустота не объемлет всё мироздание. Хотя человек уже немного свыкся со своей натурой, но поскольку он всецело слит с Великой Пустотой, постольку лишь в первоприроде человека есть высокое именование – «светлая добродетель». Поскольку для «ри» (идеи) нет большого и малого, постольку квадратный сунь человеческого сердца одинаков с Великой Пустотой… бесчисленное множество вещей появляется ради человека. Наше сердце как раз и есть Великая Пустота. Четыре моря мироздания находятся в нашем сердце».
   Пролетев некоторое время, мы опустились в том же уезде в долине Ина-тани возле дерева Окурогава-но-мидзунара. Это дерево редкой породы мидзунара высотой в тридцать метров и в обхвате более шести метров представляло собой гигантский раскрытый веер, состоящий из множества стволов. Туман, вращающийся вокруг его ствола, был почти что прозрачный. На дереве сидели дети, не желающие оттуда слазить, даже когда мы отключили ловушку, и туман полностью рассеялся. Как мы не пытались их разговорить, нам это не удалось. Лишь когда мы отправились к летающей тарелке, один из них крикнул нам вдогонку: «Пожалуйста, верните нас обратно!» На что мы им ответили: «Поздно, милые детишки, раньше нужно было думать».
   Нам было жаль этих мальчуганов, но мы ничего не могли сказать им в утешение. Возможно, что они прибыли в наш мир не по своей воле, а, может быть, их мир был лучше нашего. Омоиканэ, глядя на них, высказал, как нам показалось, весьма парадоксальную мысль. Он заметил, что вся энергия в этом мире блуждающая. Она нигде не задерживается, перетекая из одного конца Вселенной в другой. А в звёздах вообще нет никакого источника энергии. Звёзды похожи на огромные зеркала-отражатели и живут, излучая тепло и свет за счёт прихода энергии извне, а недостающую энергию берут из окружающего пространства. Однако само по себе пространство не может быть источником энергии, оно пассивно, но пространство неотделимо от времени, которое является вечным двигателем Вселенной. И если в поток времени поставить ловушку, она начнёт вырабатывать энергию.
   Мы удивились, и спросили его: «Оттуда время будет брать энергию?» И Омоиканэ ответил нам, что время берёт энергию из самого себя, потому что существует гравитация времени. В космосе силы гравитации удерживают тела в одной системе, а время помогает им обмениваться энергией.
   – Но как это происходит? – теряя терпение, воскликнули мы.
   И Омоиканэ нам ответил, что это происходит через «чёрные дыры». «Но всё зависит оттого, – заметил он, – куда направлены горловины чёрной дыры, и где вход, а где выход?»  Он также сказал, что в «чёрные дыры» утекает энергия из нашей Вселенной, чтобы потом вырваться наружу в другом месте. Все законы движения энергии во Вселенной обратимы, заметил он.
   Слушая его, Хотокэ согласился с ним и высказал своё суждение, ссылаясь на слова Мотоори Норинага, который писал в своих трудах «Кодикидэн» – «Писание Кодзики» и «Когодан» – «Беседе после лекции»: «Представления о мироздании могут показаться непосвящённым глупыми и туманными, но истина не прямолинейна, она бывает и неожиданной, поэтому правда, возможно, именно такова, как утверждается в этих представлениях».
   Из префектуры Нагано мы перелетели в префектуру Гифу к тысячелетней криптомерии Касимо-но-суги тридцати семи метров высотой и восемнадцати метров в обхвате. Огромным толстым стволом упершись в землю, дерево подпирало небо, представляя собой образ сказочного богатыря. Неудивительно, что вращающийся вокруг него туманный столб рождал сильных мальчиков-крепышей. От своих сверстников они тоже не отличались говорливостью. Да и место было несколько диковатое. Оставив их в покое, мы полетели дальше.
   Нам казалось, что мы летим по кругу и несколько раз пролетаем одни и те же места. Когда мы своими замечаниями поделились с летчиками летающей тарелки, Омоиканэ нас успокоил, сказав, что мы проходим рубеж временной обратимости.
   Мы не знали, что он имеет в виду. Тогда он нам пояснил, что означает так называемый парадокс обратимости, когда день сменяется ночью, а ночь – днём, зима – летом, а лето – зимой. Любое перемешивание сменяется разделением, сжатие – разряжением, а разряжение – опять сжатием. Пульсация энергии в мире и есть обратимый поток времени. Все окружающие нас излучения разделяются на составные элементарные частицы, и, распространяясь в своей среде как волны, превращаются в частицы, а затем из частиц опять преобразуются в волны. Такая обратимость и называется обратимым временным потоком. Свет состоит из фотонов, а фотонам свойственен дуализм: в одних случаях он ведёт себя как материальная частица, в других – как электромагнитная волна.
   Эйнштейн ещё в годы развития общей теории относительности предполагал, что существуют гравитационные и временные волны, также как элементарные частицы гравитации и времени, из которых состоит вся пространственно-временная субстанция. Гравитационные волны – это волнообразные колебания пространства-времени, придающие искривлённость, как нашему пространству, так и времени. Благодаря этой искривлённости возникают проходы, из которых к нам способна пробиваться энергия из других измерений. Объяснения его были намного глубже, но из всего остального мы поняли только это.
   В связи с этим Мосэ вспомнил слова учёного семнадцатого века Ямага Соко, который в своих «Различных суждениях Ямага» говорил: «Великий Предел, когда он существует в каких-либо конкретных образах, ещё не обнаруживает себя, и его называют не имеющим признаков. Не бывает так, чтобы при чудесном соединении «ри» (идеи-представления) и «ки» (энергии) всё между ними не было бы заполнено обширным, способным проявляться, ярко-светлым, и когда это всё достигает своего предела, говорят о Великом Пределе. Когда Великий Предел проявит себя в образе, мироздание также становится обширным, четыре времени года тогда приспосабливаются к установлению порядка, солнце и луна также проявляются и становятся совершенно светлыми. Надвигаются тучи, идёт дождь, демонстрируя постоянство порядка существования бесчисленного множества вещей».
   Возле второго дерева префектуры Гифу недалеко от горного городка Сиратори-мати мы встретили истинного синтоистского бога Сусаноо-но-микото, который стоял у полутора тысячелетней криптомерии с названием Итосиро-но-суги, объятой зеленоватым туманом, и ругался.
   Лётчики сказали, что он был истинным богом, да мы и своими глазами видели, что истинный бог Сусаноо-но-микото отличался от того, которого мы встречали у маркиза Канаэ. Ругался он потому, что люди осквернили его синтоистскую святыню, древо, которому поклонялись ещё при становлении государства, и когда-то считавшимся «Самой большой криптомерией среди всех криптомерий». От этого дерева, стоящего во дворе синтоистского храма Киёмидзу (Чистой воды) открывался великолепный вид на гору Хакусан (Белую Гору) и его отроги, пролегающие на границе префектур Гифу и Исикава. Сусаноо-но-микото раздавал пинки мальчуганам направо и налево, выскакивающим из зеленоватого тумана, окутывающего дерево. Когда мы отключили ловушку, то пред нами предстало не очень презентабельное зрелище: жалкая развалина со сломанной вершиной, похожая на разрушенную крепость высотой в двадцать три метра и в обхвате тринадцать метров.
   Сусаноо-но-микото по-прежнему дулся, но, судя по его виду, остался нами доволен. Когда мы улетали, он даже помахал нам рукой. Нам показалось, что в лесу, где среди других криптомерий возвышалось дерево-патриарх, посаженное паломником-буддистом Тайсо полтора тысячелетия назад, ощущалась божественная аура.
   Хотокэ сразу же вспомнились слова мудреца Огю Сорая, жившего четыреста лет назад, который в книге «Бэммэй» – «Толкование имён» говорил: «Божества находятся там же, где и мудрые. Как же сомневаться в них! Потому тот, кто отрицает божества, тот не верит в мудрых».
   Во время этого перелёта Омоиканэ заметил, что прошлого и будущего не существует без настоящего. А настоящее является той самой гравитационной дырой, регенерирующей гравитационные волны, поступающие к нам из небытия и несущие с собой кванты тяготения и кванты времени. Гравитационные колебания родственны электромагнитным колебаниям и свету, и ведут себя как потоки неких частиц – гравитонов, квантов этих волн. Если фотон взаимодействует только с электрически заряженными частицами, то гравитон взаимодействует со всеми, ибо является представителем всемирного тяготения. Но кванты тяготения (гравитоны) и кванты времени (хронотоны) прорываются к нам из единого потока, поэтому если разделить их, то можно научиться управлять временем и притяжением. Иными словами, освоив эти величины, мы можем выпасть из времени и выйти из реальности, которая нас удерживает в определённой замкнутой системе. А это значит, что мы сможем приблизиться к Богу настолько, что окажемся вне времени и пространства.
   И на это монах Хотокэ нашёлся что сказать словами Муро Кюсо из его «Суругадай дзэцува» – «Беседы в Суругадай»: «В мире слышишь хорошее о Пути богов, и, хотя можно сказать, что именно Путь нашей страны достойнее Пути мудрых, смысл такого высказывания трудно постигнуть».
   Третье дерево префектуры Гифу находилось в долине реки Нэогава и представляло собой старинную вишню сакуру семнадцатиметровой высоты и десяти с половиной метров в обхвате под названием Нэотани-но-усудзуми-дзакура. Эта вишня рождала маленьких симпатичных девочек.
   Глядя на них, Омоиканэ сказал, что очень хотел бы остаться на земле, чтобы иметь таких же своих дочерей. И добавил, что человеческая жизнь продумана и организована Всевышним очень органично. Она насыщена всем необходимым для истинного счастья. Проживая своё время, человек проходит через все важные стадии своего развития, беря от жизни все радости и необходимые ему знания. Путь от рождения до смерти человека подобен рождению и исчезновению целой Вселенной. За свою короткую жизнь человек способен не только познать весь мир, но и проявить себя в нём, оставив после себя своё физическое и интеллектуальное присутствие. Тот же Муро Кюсо, по его словам, говорил: «Человеколюбивое сердце – сердце младенца, которое отринуло мирские заботы и желания».
   В уезде Коога префектуры Сига недалеко от озера Бива нами была отключена ловушка у одной из двухсот сосен из породы акамацу, росших в форме веников. Дерево носило имя Хирамацу-усикуси-мацу. Это место, где устраивались пикники, обычно посещало много интеллигенции двух столиц Киото и Осака, среди которых были преподаватели университетов, литераторы и философы. Потом мы узнали, что многие дети, вышедшие из тумана дерева были усыновлены этими людьми, потому что не только поразили их своим интеллектом, но и принесли из того мира такие знания, которые помогли многим учёным и писателям прославиться, а кое-кому даже получить Нобелевскую премию за свои открытия.
   Здесь было уместно средт интеллигенции упоминать слова Огю Сорай из его «Диалогов» – «Томонсе»: «Наука заключается в том, чтобы широко охватить и то и это; её назначение в расширении знания и понимания».
   В префектуре Мия близ города Судзука прямо посреди рисового поля, у камфорного дерева под названием Наго-но-окусу, окутанным зеленоватым туманом, мы встретили Дремлющего Будду из храма Тэнтакудзан-рёкодзи (Храм Сияния Дракона на Берегу Небесного Болота), сидевшего в кругу подростков, вышедших из тумана и беседующих о тайнах мироздания.
   И тут я удивился тому, что японцы помят и чтут наследие своих учёных предков, потому что сам Дремлющий Будда из храма Тэнтакудзан-рёкодзи процитировал детям Огю Сорая из его «Толкования имён»  – «Бэммэй»:  «Нельзя измерить разум мудрых. Мудрые постигли высшее, недоступное обычным людям и последующим учёным мужам, они – высшее проявление человеческого разума, обладатели священных знаний и истин, они – пророки откровения».
   Некоторое время мы принимали участие в их интересном разговоре, в котором Будда, называемый в народе Канбэ-но-син-сяка «Развалившийся сонный Будда», высказал свою довольно оригинальную точку зрения на происходящие в мире событиях, (о его точке зрения мы поведаем как-нибудь на досуге).  Но затем мы вспомнили, что время ускоряется, и, отключив ловушку, поспешили в другие места для спасения мира.
   Время и в самом деле ускорялось. Мы наблюдали симптомы этого ускорения. Вообще-то очень трудно почувствовать периоды ускорения или замедления времени, потому что невозможно обособиться от времени и выйти за его границы, но всё же существуют некие возможности, которые позволяют понять, когда время скачет как лошадь, а когда тащится как черепаха.
   Переместившись в город Сингу префектуру Вакаяма, мы нашли восьмисотлетнее дерево породы наги под названием Хаятама-дайся-но-наги восемнадцати метров высотой и пяти метров в обхвате, укутанное туманом. Разросшееся и густое дерево, объятое туманом, привлекало внимание жителей города. Оно ничего и никого не исторгало, но туман иногда распространялся по улицам города и многие жители Сингу, попадая в этот туман, исчезали бесследно и навсегда.
   Мы поняли, что время не только отдаёт свою энергию, но и начинает её забирать у нас. Время ускорилось и потекло вспять.
   Затем мы нашли в префектуре Канагава на острове Сёдо дерево породы симпаку. Многие называли эту породу тропического дерева по-своему, как бякусин или ибуки. Дерево носило название «Хосэйин-но-синпаку» в честь того, что стояло недалеко от буддистского монастыря Хосэйин (Рождения сокровищ). Дерево рождало очень смышлёных мальчиков, которые тут же поступали в монастырь послушниками. Монахи с самого начала их обучения полагали, что из мальчиков получатся настоящие Будды.
   Отключив ловушку, после того, как туман рассеялся, мы увидели дерево двадцати метров высотой и пятнадцати в обхвате, корень которого благодаря наростам выглядел как черепашья голова. Возраст дерева был не менее полторы тысячи лет.
   С острова Сёдо мы отправились на остров Сикоку, где росли два дерева, подключённых к ловушкам. В посёлке Микамо префектуры Токусима мы отключили от потусторонней энергии тысячелетнее камфорное дерево под названием Камо-но-окусу высотой двадцать четыре метра и тринадцать метров в обхвате. Дерево рождало говорящих птиц.
   В префектуре Коти ловушка была подключена к самой высокой криптомерии Суги-но-осуги, составляющей высоту шестьдесят метров и пятнадцати метров в обхвате. Дерево имело возраст тысячу лет, и всё было облеплено говорящими птицами. Возле этого дерева мы опять встретились с истинным синтоистским богом Сусаноо-но-микото, который выразил нам удовольствие, сказав, что деревья созданы для птиц, а не для людей, также как птицы – для деревьев.
   Хотокэ тут же вспомнилось изречение мудреца Мигава Киэн, высказанное им в его книге «Мэйтю» – «Категории»: «Птицы живут в лесах, а потому крылья их подобны листьям деревьев, звери живут в полях, а потому шерсть их подобна травам, рыбы живут в воде, а потому чешуя их подобна ряби».
   На острове Хонсю осталось ещё два дерева, подключённых к ловушкам, и нам пришлось вернуться на этот остров. Недалеко от горного селения Сэйдзё префектуры Хиросима мы нашли раздвоенное дерево породы тоти (конский каштан) под названием Кума-но-ототи высотой двадцать метров и девяти метров в обхвате. Из зеленоватого тумана, укутавшего ствол дерева, вылетали создания, похожие на мыльные пузыри и лопались в воздухе. Мы не придали этому значения, но, когда близ посёлка Наги уезда Кацута префектуры Окаяма мы опять наткнулись на дерево, выпускающее из зеленоватого тумана мыльные пузыри, руководство Небесной империи забеспокоилось и отдало приказ прибыть нам на базу, находящуюся на горе Дайсан в так называемом Замке Чертей (Они-но-сиро). Дерево породы гинкго Ботайдзи-но-итё имело возраст восемьсот лет, высоту сорок два с половиной метра и одиннадцать метров в обхвате. Пузыри вылетали из тумана и лопались без какого-нибудь шума. Нам было не понятно, что так встревожило иерархов Небесной империи.
   Прибыв на базу Небесной империи в Замок Чертей, где однажды нам удалось уже побывать самовольно, мы вновь предстали перед маркизом Канаэ, который, похвалив нас за проделанную работу, озабоченно сказал:
   –      То, что проникает в наш мир, не принимая никакой нашей формы, уже само по себе настораживает. Наши научно-исследовательские лаборатории, работавшие длительное время над разгадками проявлений внеземной энергии, обнаружили, что самые опасные для земли выбросы из антимира те, которые мы не видим. Эти самые лопающиеся мыльные пузыри, выходящие из зеленоватого тумана фонтанирующей потусторонней энергии, являются ничем иным, как чёрными дырами, невидимыми нами, забирающими всю нашу земную энергию. Когда их масса превысит критический уровень, то вся наша земля начнёт сворачиваться в овчину и сплющится до размеров точки, а вместе с ней – вся наша Галактика и Вселенная. Единственное, что мы сейчас можем сделать, чтобы избежать катастрофы, это – отключить энергетическую точку схождения геомагнитной сетки земли в районе острова Ириомотэ в гряде островов Рюкю. В этом случаи, точка соприкосновение миров разрушится, миры разъединяться и разойдутся в разные стороны.
   –      И сделать это нужно немедленно, – добавил он, – иначе будет поздно, потому что масса чёрных дыр преодолеет критический барьер.
   Мы сказали ему, что сделаем это. Он простился с нами, сказав, что мы уже никогда больше не увидимся, потому что Небесная империя после разъединения останется в своём измерении и не будет больше никогда соприкасаться с земным миром.
   Не теряя времени, мы вылетели в сторону островов Окинава. Пролетев южную часть острова Хонсю, Внутреннее Японское море, а также остров Кюсю, мы приземлились на острове Яку, расположенном между Восточно-Китайским морем и Тихим океаном. Почти в центре острова в лесу росла самая старая криптомерия Японии под названием Якудзима-но-дзёмонсуги, имеющая возраст семь тысяч двести лет. Имея рост тридцать метров, она пустила корни в окружности двадцати восьми метров. Из зеленоватого тумана, окутывающего это дерево, казалось, ничего не выходило, но, присмотревшись, можно было заметить источаемые прозрачные призраки, подобные мареву, которое исходит от нагретого асфальта в жаркий день.
   Отключив ловушку, мы устремились на юг к островам Окинава и Сакисима.
   Последнее дерево, где была установлена вакуумная электромагнитная ловушка, находилась на так называемом дереве Сакисима-суоноки-ханкон на острове Ириомотэ, где находился центр схождения геомагнитных полей земли. Дерево тропического семейства оноки представляло собой огромный корень, расслоившийся рядами. Ствол поднимался на высоту пятнадцати метров. Туман вокруг дерева был прозрачным, что искажало вид самого дерева. В этом тумане казалось, что дерево не стоит на месте, а танцует. Отключив ловушку на дереве, мы закончили свою работу.
   В этот момент мы увидели, что атмосфера вокруг нас стала меняться, то там, то сям под жарким южным солнцем возникали мгновенные чёрные дыры, тёмные пространства, и также мгновенно гасли. Если бы мы не видели этого явления, то подумали бы, что с каждым из нас от переутомления случились внезапные кратковременные обмороки, приводящие к галлюцинации. Но такие же видения переживали и наши пилоты летающей тарелки Амэ-но-коянэ и Омоиканэ.
   Срочно заложив нейтронный заряд в семи метрах от дерева на стыке сходящихся геомагнитных полей земли, они попросили нас отойти на сто метров от этого места.  Но Мосэ и Хотокэ остались вместе с лётчиками, а я удалился за границы действия электронного заряда. Когда мы прощались, Мосэ мне сказал:
   –      Если что-то случится с нами, расскажите отцу Гонгэ обо всём, и скажите ему, что мы его очень любим. Если мы исчезнем, не переживайте за нас. Я сожалею, что не могу взять с собой мою супругу Митико и всех друзей туда, куда мы можем уйти. Но я всегда буду помнить о вас, и обязательно когда-нибудь к вам вернусь, как только мы найдём способ вновь соединить наши миры. Вам я желаю здравствовать, и прошу вас передать всем привет.
   Хотокэ сказал:
   –      Если я не вернусь, то поклонитесь отцу Гонгэ и пожелайте ему долгих лет жизни. А вам желаю счастья и иметь много детей.
   С этими словами они вернулись к летающей тарелке в эпицентр намечающегося взрыва, а я со всех ног кинулся прочь от того места, чтобы быть на более безопасном расстоянии от взрыва.
   Что произошло потом, я не знаю. Мне показалось, что тропинка, по которой я бежал, вдруг выскользнула из-под моих ног как огненная змейка, виляющая хвостом. И я потерял сознание.



ДЕНЬ СОРОКОВОЙ «Конец света»


   Земли и неба широки просторы,
   А для меня
   Тесны они всегда.
   Всем солнце и луна
   Сияют без разбора,
   И только мне их не увидеть никогда.

   поэт Окура (659-733)


   Da sah Gott auf die Erde, und siehe, sie war verderbt; denn alles Fleisch hatte seinen Weg verderbt auf Erden. Da sprach Gott zu Noah: Alles Fleisches Ende ist vor mich gekommen; denn die Erde ist voll Frevels von ihnen; und siehe da, ich will sie verderben mit der Erde. Mache dir einen Kasten von Tannenholz und mache Kammern darin und verpiche ihn mit Pech inwendig und auswendig. Und mache ihn also: Dreihundert Ellen sei die Lange, f;nfzig Ellen die Weite und drei;ig Ellen die Hohe. Ein Fenster sollst du daran machen obenan, eine Elle gro;. Die T;r sollst du mitten in seine Seite setzen. Und er soll drei Boden haben: einen unten, den andern in der Mitte, den dritten in der Hohe. Denn siehe, ich will eine Sintflut mit Wasser kommen lassen auf Erden, zu verderben alles Fleisch, darin ein lebendiger Odem ist, unter dem Himmel. Alles, was auf Erden ist, soll untergehen.

   То, что произошло на острове Ириомотэ, до сих пор остаётся загадкой для учёных всего мира. Эксперименты с вакуумными электронными ловушками всеми были признаны опасными, потому что вакуум – это такое состояние физической системы, когда в ней нет ни полей, ни частиц, это состояние возможной наименьшей энергии. Но это не значит, что в вакууме вообще нет энергии. Даже в вакууме протекают самые различные превращения, а если к нему добавить электромагнитные поля, то они начинают вылавливать из антимиров определённые сущности.
   Меня обнаружили в беспамятстве работники национального парка, которые инспектировали лес. В этом состоянии они переправили меня на вертолёте в местный госпиталь, а оттуда я попал в больницу города Наха на Окинаве, затем, выписавшись, отправился в префектуру Ниигата в храм Роккакудзи отца Гонгэ.
   Когда я пришёл в себя, то первым делом подумал о моей будущей жене и дочери, находящихся в храме Роккакудзи у отца Гонгэ, к которым я хотел незамедлительно приехать, но был ещё слаб. Я вспомнил, как отец Гонгэ мне говорил незадолго до расставания:
   «Время – это Бог. Человек связан с Богом через время и тяготение, при этом человек напрямую испытывает воздействие на него Бога через свет. Человек представляет собой ту самую «чёрную дыру», которая поглощает свет. Как этот вечный свет потом преобразуется в нём – нам не понятно. Может быть, он возвращается к Богу, чтобы опять быть использованным для наполнения «чёрных дыр». Так происходит круговорот света в природе. Все мы наполняемся Божьим светом, чтобы, вернувшись к нашему Создателю, чтобы возвратить ему его свет в полном его блеске. И если нам это удаётся сделать, то, я думаю, мы получаем шанс ещё на одну жизнь, чтобы вновь попасть в наш прекрасный физический мир. В этом и сокрыта вся тайна нашего Воскресения. По поводу конца света я думаю, что каждый из нас увидит его. Но это будет личный конец света, потому что для нас свет этого мира кончится, когда нам закроют глаза на смертном одре. Мне недавно приснился вещий сон, что монахи, мои ученики Мосэ и Хотокэ, покинут меня, но, как будто, я вновь соединюсь с ними. С этого дня я начал готовиться к дальнему путешествию, и надеюсь, что вскоре с ними увижусь. Конец света для каждого человека означает переселение из одного мира в другой. Смерти я совсем не страшусь, потому что знаю, что вся Вселенная – это единый дом. И мы путешествуем по этому дому, попадая из одной комнаты в другую. Как считал Хирата Ацутанэ, живший в восемнадцатом веке, в своём философском труде «Косидэн» – «Предание древней истории»: «Этот мир – мир преходящий, здесь мы живём некоторое время, дабы подвергнуться испытанию и узнать, к добру ли мы склонны или ко злу». Другой философ Иноуэ Энрё в книге «Буккёкацурон» – «О жизненности буддизма» утверждал, что «то, что в буддистском учении при объяснении жизни и смерти говорится о шести кругах существования – это ни что иное, как применение на практике принципа неуничтожимости материи и сохранения энергии». Я думаю, что если даже мы расстаёмся со своими родственниками, то когда-нибудь мы с ними опять встретимся. Как сказал Миякэ Сёсай триста лет назад в своём опусе «Росси року» – «Записи спотыкающегося волка»: «Если человеческое сердце собственной сущностью полагает живое сердце мироздания, то наше сердце насквозь пронизывает всё сущее и между ними не будет никаких зазоров. Поднебесная – единый дом. Срединная страна – один человек».
   Расставаясь с отцом Гонгэ, на эти его слова я, рассмеявшись, легкомысленно сказал, что во смерть я не верю, а если уж придётся через неё пройти, то всё равно плохого в том ничего не будет, ведь у меня появится возможность увидеться с Всевышнем. И я процитировал ему слова Германа Гессе:

   Если ж нам придётся пред Всевышним
   Грех признать, что жили пустяками –
   Всё ж нельзя нас попрекнуть грехами,
   Как орду солдат, что Землю выжгли,
   Как пилотов, что бомбить летали,
   Как господ, что власть в руках держали.

   Расставаясь с ним, я ещё не знал, чем кончится наше путешествие, и уж совсем не думал, что потеряю моих попутчиков монахом Мосэ и Хотокэ.
   Когда я был доставлен вертолётом на остров Окинава в городскую больницу города Наха, к моему удивлению, меня посетил Майкл. Он прошёл прямо в палату больных, где я лежал, с пакетом местных фруктов. Я был тронут его посещением и искренне обрадовался.
   Он рассказал мне об исчезновении монахов и о многих других событиях, произошедших на земле за то время, пока я был в беспамятстве. Майкл интересовался, что случилось на том острове, где исчезли монахи, но я толком не мог ничего рассказать о них, так как всё, что там происходило, походило в моём понимании на какой-то кошмар. Перед этим меня уже допрашивали журналисты, но к тому, что я им изложил, они отнеслись со скепсисом, а учёные просто помалкивали, никак не комментируя мои свидетельства.
   Нужно заметить, что так оно и должно было случиться, потому что у большинства учёных, как принято говорить в народе, «рыльце было в пушку». Кто, как ни они, приложили руку к тому, чтобы наш мир подошёл к грани своей гибели. Поэтому можно сказать, что есть много объяснений тому, что эта история не получила широкой огласки. К тому же, монахи исчезли, и никто из прессы не знал, чем они занимались.
   Майкл, сидя рядом со мой, сказал:
   –      Всё, что произошло на острове с вами, было крайне странным. Никаких разрушений от взрыва не было обнаружено. Это казалось действием какой-то неизвестной нам силы. Возникала на острове местами как бы чёрная пустота, которая потом схлоповалась, вбирая в себя некоторые предметы и живые существа. Всему этому есть свидетели. Один крестьянин сказал, что на его глазах исчезла корова, которая попала в эту ловушку, не осталось и следа от неё. Пропало также несколько домов и деревьев. Но я этому уже не удивляюсь, так как сам стал свидетелем этих необычных странностей. Недалеко от Киото во время представления в цирке исчезла моя дочь. Она сидел рядом со мной, а когда зажгли свет, то её не оказалось на месте. Что произошло с ней? – я не знаю. Клоун сказал, что она попала в какое-то четвёртое измерение, и что вернуться она может в любое время ко мне, если захочет. Странные слова! Я даже не знаю, верить мне в них, или нет.
   Я хотел успокоить его, рассказать ему всё, что произошло с девочкой, но вместо этого, сумел только промолвить, что клоун, вероятно, уже знает, с чем имеет дело, поэтому и уверил его, что так оно и будет, как он сказал.
   Майкл, выслушав меня, только грустно вздохнул. У меня опять возникло желание признаться ему во всём, но подумал, что, если я скажу ему, где находится девочка, которую он считает своей дочерью, то её не выпустят из страны, и мы с Натали потеряем нашего ребёнка. Мне захотелось как-то поддержать его и подружиться. В общем-то, он был неплохим парнем. И я, почему-то, заговорил об отношениях между нашими странами. Я сказал:
   –      Я не вижу причин, почему Америка и Россия должны противостоять друг другу. Наши страны расположены на разных континентах и разделены океанами. У нас даже нет общих границ, тем более, что за всю историю мы ни разу не воевали, а более того, всегда были союзниками в трудные для нас времена. К тому же Россия всегда относилась к Америки благожелательно, можно сказать, подарила ей Аляску и Калифорнию. История у нас тоже схожая, наши обе страны осваивали успешно свободные территории и развивали на них европейскую христианскую цивилизацию. Даже люди, живущие в наших странах, похожи друг на друга, потому что в жизни они всегда были пионерами, отважно реализовывали поставленные перед собой цели и постоянно покоряли намеченные высоты своего развития. Америка стала самой богатой экономической державой в мире. Россия всегда имела высокую духовную культуру. Обе наши страны богаты, и нам нечего делить. Бороться за лидерство в мире – дело глупое и неблагодарное. Каждая страна в нашем мире, как и каждый человек, имеет свои сильные и слабые стороны. Нам нужно не противостоять друг другу, а жить дружно и сотрудничать. Ведь если мы перестанем соперничать и объединим свои силы, как самые передовые и могущественные страны человечества, то тогда не только защитим нашу планету от любых угроз и покончим со всеми войнами на земле, но и сможем совместно поднять нашу цивилизацию на небывалую высоту.  У России много земли. Представьте только, что в какой-то момент произойдёт глобальная катастрофа, и Америка начнёт погибать, её земли станут непригодны для жизни, ведь такое может случиться даже в ближайшем будущем, если вулкан Йеллоу Стоун (Жёлтый Камень) проснётся. Россия могла бы весь американский народ переселить к себе в Сибирь, и не было бы никаких культурных барьеров для сближения наших народов, потому что они оба принадлежать к одной европейской цивилизации. Да и вам я советую, уже сейчас присмотреть и купить на просторах огромной Сибири землю, чтобы обустроить там своё имение, куда бы при форс-мажорных обстоятельствах могла переехать вся ваша семья со всем своим добром. Я думаю, что и вашей дочери понравится эта чудесная страна.
   После того, как я немного пришёл в себя, и покинул больницу, я тут же отправился в храм Роккакудзи близ города Ёсида. Сойдя с поезда на станции и поднимаясь в горы к храму отца Гонгэ, я испытывал сильное волнения. Я вспоминал, как ещё полтора месяца назад увидел на тропинке мою возлюбленную Натали, и вот сейчас этот храм возвращал мне не только её, но ещё и мою дочь, о существовании которой я даже не имел представления.
   Я увидел их на полянке перед храмом в тени огромного дерева. Натали улыбалась мне, а девочка смотрела на меня с интересом, но несколько настороженно.
   Натали подтолкнула её в мою сторону и сказала:
   –      Иди, поздоровайся, это – твой отец, настоящий отец.
   Девочка робко сделал несколько шагов в мою сторону и остановилась. И, я, глядя на её милое личико, напоминающее мою самую раннюю фотография из моего детства, подумал, что мне предстоит самая важная в моей жизни работа – завоевать любовь этого милого создания, покорить её сердце, стать настоящим отцом и воспитать из неё хорошего доброго человека. Я подошёл к ней и поцеловал в лобик, а затем обнял мою будущую супругу. Этим же вечером вы втроём выехали в Ниигата и отбыли на родину рейсовым самолётом.
   Отец Гонгэ принял меня в своём храме с распростёртыми объятиями. Обо всём он уже знал, поэтому ни о чём не спрашивал, а задал только один вопрос:
   –      Что вы собираетесь делать? Как думаете строить свою жизнь?
   Я сказал ему, что собираюсь вернуться на родину, жениться и получить где-нибудь в укромном месте в Сибири приход. Я поблагодарил его за все знания, которые он дал мне за время моего пребывания в его стране, и сказал, что опыт, полученный на Востоке, мне пригодится в моей работе.
   –      Вы остаётесь в своём Православии? – спросил он меня.
   –      Разумеется, – ответил я ему, – так как считаю Православие последней истинной религией на земле, сохранившей в себе всё самое ценное, что может дать Истина.
   –      Да, – согласился со мной отец Гонгэ, – я знаю, что Православие очень сильное духовное учение, и может быть, самое совершенное среди других христианских школ. Дело в том, что все наши религии движутся к Истине, но не всем удаётся так проникнуться святостью Неба, чтобы исполнять Волю Божью. В других религиях многие добиваются потрясающих результатов, становятся магами, йогами и пророками, но только православные постигают главную суть – это не только понять Истину, а и жить по этой Истине, потом что Истина может войти в человека только от Бога. Я слышал, что православные люди признаются Господу в своей немощи, и за это откровение он наполняет их такой божественной силой, что ни одна другая человеческая сила не может с ней сравниться. Это, наверное, и называется, жить истинной жизнью. Моё традиционное учение Роккаку-гаку состоит из шести буддийских школ: Санрон, Дзёдзицу, Куся, Хоссо, Рицу и Кэгон. Но каждая эта школа открывает только одну из сторон Истины. И даже сама высшая ступень постижения Истины – школа Кэгон не даёт полного представления о том, что же представляет собой наш мир. И только те знания, которые получены напрямую от Господа, могут вдохнуть в человека понимание всего происходящего в мире и подсказать ему пути следования. А это очень трудно достигается, слишком большая самоотдача требуется от человека, чтобы проникнуться божьим вдохновением. Может быть, поэтому, мы, буддисты, стремимся только к просветлению, в то время, как вы, православные, идёте своим путём к святости. И, вероятно, поэтому мы, умирая, растворяемся в нирване, а вы получаете вечную жизнь.
   –      Вот видите, сэнсэй, – обрадованно воскликнул я, – вы понимаете, почему я хочу быть православным священником. Но дело даже не в этом, где мы окажемся после нашей смерти и сможем ли получить вечную жизнь не важно. Дело в том, что любое учение, какое бы не создало человечество, всегда будет субъективным и частичным, даже самый мудрый философ не может своим разумом охватить всю картину мира в постоянном движении и изменении, он может видеть только то, что откроет его разум и его способности проникновения в суть вещей, но общую картину может лишь лицезреть Творец, Высший разум, или, как вы называете, Первоначало, понимая, ради чего всё это крутится, вертится вокруг нас и создаётся.
   Выслушав моё умозаключение, отец Гонгэ, улыбнулся, но ничего не сказал.
   Прощаясь с отцом Гонгэ, мы перед расставанием наговорились вволю. Чтобы не забыть суть нашего разговора, я перед нашим отъездом набросал в дневник несколько своих и его мыслей.
   Отец Гонгэ рассказал мне о том, как он прощался со своими воспитанниками перед расставанием. Он уже знал, что они не вернутся. Происходило это так:
   Хотокэ, прощаясь с отцом Гонгэ, вспомнил древнее предсказание, в котором говорилось, что когда все стороны света сойдётся в одной точке, зло обессилит, а верх и низ поменяются местами, то один мир кончится и наступит другой мир.
   Так оно и случилось, Южная Красная Птица, Северный Чёрный Воин, Западный Белый тигр и Восточный Синий Дракон встретились в то время, когда Хотокэ и Мосэ перешли в другое состояние, а Митико узнала, что ждёт сына.
   Абурауси потерял свою дьявольскую силу и принял человеческий облик. Маркиз Канаэ отважился сойти на землю, отказавшись навсегда от мести за поражение в прошлых войнах, а его сын Мосэ вознёсся в Небесную империю, захватив с собой Слово Божье, чтобы установить там новый миропорядок. С этого момента на земле тоже начался новый отсчёт времени в обновлённом мире.
   Когда Хотокэ сказал отцу Гонгэ, что они с Мосэ больше не вернуться к нему, настоятель храма, глубоко опечаленный, сказал своему ученику:
   –      Я очень сожалею, что отправил вас в дальнее странствие. Если бы я этого не сделал, то ты и Мосэ оставались бы всегда подле меня живыми и здоровыми.
   На что Хотокэ ответил ему:
   –      Благодаря вам, учитель, и нашему путешествию, я выполню моё предназначение на земле. Я осуществлю то, что удаётся не многим людям за всю их жизнь. Иными словами, благодаря вашим знаниям, переданным мне, а также заложенной вами познавательной способности и побуждаемой деятельности я смог достичь такого совершенствования духа, направленного на познание реальной действительности, без которого, думаю, я бы никогда не стал личностью. Я благодарен вам за то, что вы помогали мне постигать Великую Истину.
   У бедного старика от этих слов скатилась слеза. И хотя отец Гонгэ понимал, что человеческая жизнь эфемерна, как мечта, видение или призрак, и что она лишь временное сочетание безначальных элементов, краткий эпизод в их вечном бытии, он не мог ни плакать.
   Хотокэ увидев слезы отца Гонгэ, улыбнулся и сказал:
   –      Мне вспомнились мудрые слова Муро Кюсо. Он говорил: «Множество обыкновенных людей не может избежать в своём разуме досужих мыслей и путаных рассуждений, которые они создают, будучи в плену у вещей, и то, что есть «Я», не может утвердить себя. Чтобы не лишиться этого «Я», необходимо питать мыслительной деятельностью источники сердца и разума. Мыслительная деятельность, свойственная разуму, имеет своим корнем отсутствие субъективных страстей. Обладая разумом, свободным от субъективных страстей, в абсолютном спокойствии и правильном движении, в стороне от каких-либо рассудочных построений, только в спокойном сердце появляется Настоящая Истина, которая определена раньше того, как появились все вещи, и которая не иссякнет и после всех вещей. Она не имеет голоса и запаха, но является великой основой Поднебесной. Её можно назвать бестелесным телом. Она не мыслит и не действует, но является великим инструментом бесчисленных превращений. Она есть также власть, которой нельзя управлять».
   Хотокэ замолчал и задумчиво устремил свой взор в высокое небо, как бы пытаясь разглядеть в нём Высшую Истину. Затем он продолжил:
   –      Однако если отбросить человеческие отношения и стоять в стороне от практики и вещей, если строить только абстракции, то хотя и можно научиться управлять человеческими страстями, но это ещё недостаточно, чтобы объяснить Вселенную.
   Он замолчал, так же, как и отец Гонгэ, а затем продолжил:
   –      У каждого человека в этом мире есть свой путь. Мосэ страстно желал принести своему народу слово Божье. Вот и я направляюсь в Далёкое Странствие, чтобы до конца познать Высшую Истину. Не знаю, учитель, был ли я хорошим учеником, все ли знания я получил от вас. Мне кажется, что я был недостаточно усердным в учении. Простите меня учитель.
   –      Ну, что ты такое говоришь, Хотокэ? – воскликнул отец Гонгэ. – Тебе, я думаю, удастся сделать то, что не удавалось сделать никому из учёных на этом свете. Ты вместе со своим товарищем можешь успокоить дхармы этого мира, и не дать наступить концу света. Ты спасёшь людей и мириады живых существ. Ты станешь истинным Буддой.
   –      Учитель, какой же я Будда?! – рассмеялся Хотокэ. – Это вы истинный Будда, и я вижу даже при свете дня ореол над вашей головой.  Вы и есть воплощение Будды. Благодаря вашим знаниям и действиям, мне, я думаю, удастся сделать то, о чём вы говорите.
   Когда отец Гонгэ рассказал мне о последних минутах прощания со своими учениками, я спросил его о том, где могли они оказаться, попав в ту электронную временную ловушку на острове Ириомотэ.
   Подумав, отец Гонгэ сказал:
   –      Я полагаю, что сейчас Хотокэ вернулся в свой время на две с половиной тысячи лет назад, и в данный момент сидит в Северной Индии под деревом, проповедует великое учение своим ученикам.
   –      А что случилось с братом Мосэ? – спросил я настоятеля, –  Достиг ли он своей цели?
   –      О Мосэ не беспокойтесь, – молвил отец Гонгэ, – он тоже стал святым и, я думаю, не только нашёл дорогу к своему народу, но и, как Пророк Моисей, повёл свой народ к Богу. Мы живём в нашем замкнутом мире. Наше будущее – есть прошлое. А прошлое – это наше будущее. Благодаря нашему святому учению, мы можем связать всё в этом мире. И когда мы уйдём из него, то придут другие, которые тоже возьмут на себя миссию спасения мира. Как говорил Исида Байган в своих «Диалогах города и деревни» – «Хито монто»: «Сердце Небес – это сердце человека, сердце человека – это сердце Небес, или «Я» – это одно из множеств, то множество – это порождение Небес, а значит, множество – это и есть сердце».
   Я смотрел на отца Гонгэ как на Будду, опечалено думающего о своих учениках, которых он любил всем своим сердцем. И из его глаз катились слезинки. Он знал, что скоро и он покинет этот мир и соединится со своими учениками, уйдя в пустоту, в нирвану, потому что в этом мире должна происходить череда перемен. А на его смену придёт другой Будда – Майтрейя и начнет спасать мир своими словами и деяниями. И так будет до скончания веков…»
Послесловие автора
   На этом месте дневник русского миссионера обрывается.
   Вероятно, в спешке, он его оставил на столе и забыл о нём, уезжая со своей семьёй в аэропорт. Поэтому я, завладев им, вернулся на родину. Но отыскать мне этого человека так и не удалось, поэтому я и опубликовал его дневник.
   Может быть, он увидит его и даст мне знать о себе.

   Конец