Боль

Сергей Александрийский
               
                "Через раны в вас проникает свет" Руми.


  Боль правит миром.
  Она создала богов и их низвергла.
  Боль ад, без которого невозможен рай.
  Она полюс и экватор бытия.
  Любое напряжение сознания это боль.
  Боль как точка отсчёта в мнимое блаженство -- царство анестезирующих идей.
  С боли жизнь начинается, ею заканчивается.
  Тело визитная карточка смерти.
  Боль последний аргумент реальности.
  Палачи как никто это знают.
  Тело беседует с вами на языке боли.
  Душа переходит на мунковский крик.
  Жить значит быть на границе боли и блаженства.
  Вся человеческая мораль выстроена на нашей природной уязвимости.
  Сознавать больно, но только "несчастное сознание" во всей его пульсирующей бескожести порождает смыслы.
  Только человек способен осознать трагизм существования, разрыв души и тела, желания и возможности.
  Это и есть его ресурс, преобразующий мир.
  Жить значит следовать через ад к раю, в смутной догадке о ничтожности цели перед величием пути.
  Мёрзнущая в зимнюю холодрыгу дворняга, чистое воплощение холода, только человек способен, дрожа, переживать холод да ещё и жалеть себя при этом.
  Его "Я" сточная воронка обстоятельств.
  Жизнь -- обслуживание неврозов, некая дипломатия на границе конфликта "Я" и реальности.
  Пути боли неисповедимы, но все они ведут в Шамбалу мудрости.
 ...Так может рассуждать только имеющий опыт вечности, воспринимающий реальность как боль, говорящий устами раны, лечащий болью, оправдывающий боль запредельной перспективой -- философ.
   Остальные находятся в статус кво с миром, они и есть мир, как мёрзнущая собака олицетворяющая холод.
   Их полнота бытия не требует метафизики, всё в границах телесности и комфортных эмоций здесь и сейчас.
   Боль они лечат пластырем вещей и связанных с ними событий.
   И сами становятся вещью среди вещей.
   Казалось бы одни хуже, другие лучше.
   Нет, все сложнее.
   Парадоксально, одни тщетно пытаются прорваться к идеальному, другие -- к реальному, вещному, где якобы сущность маскируется под явление.
   Это как если бы одни герои фильма, отчуждаясь от сценария, пытались сойти с двухмерности экрана, другие, свято веря в происходящее, слились с декорациями и реквизитом как с чем-то настоящим без перспективы обрести объем.
   Однако, никто не в выигрыше, все в онтологической западне -- те бьются головой о потолок , эти -- об пол в пределах одной палаты.
   Бренная оболочка становится смыслом от страха вечности, культ вечной души от страха времени.
   Воистину "срединный мир" -- мусорная корзина богов.
   Есть надежда, что грянувший кибервиртуализм, несмотря на алармистские окрики, окольным путём очистит сознание от наслоений дуальной сюжетности до сверкающего идеала.
   Через монитор за пределы монитора.
   И сражение сознания и бытия, нуля и единицы, ангелов и демонов -- эта схватка нанайских мальчиков -- закончится вничью.
...Вся эта суета с мыслями и делами долгое, возможно, длинною в вечность возвращение к реальности чистого сознания.
   Сознание стремится к идеальной чистоте через "грязь" бытия.
   Весенней мухой оно бьётся о собственную транспарентность.
   Боль от ушибов и есть существование.

...Да, вот вбиваем гвоздь концепции в голову, чтобы потом на нём повеситься, болтаясь оболочкой на ветру неизвестности. 
   "Всё реальное — неописываемо, всё описываемое — нереально".
   Единое-абсолют-бог-идея-матрица и пр.пр. ищет себя в концепциях, моделирует себя в человеке на все лады.
   Позволяет хвосту вилять собакой, а потом рубит-рубит-рубит его по кусочку, чтобы собака, взвыв от боли, пришла в себя.
   Эволюция god-dog и обратно.
   От собаки Павлова к Богу.
   От Бога к Шарикову.
   Вечный повтор предел воображения.
   По ту сторону отчаяния только метафоры и остаются...
   Поэт с-ума-сшедший философ.
   Концепции мумии поэм.