Осень нынче походила на тётку, замороченную кастрюлями, воркотнёй, внезапными тычками всем, кто попадался под руку, и неуёмной слезливостью - по поводу и без него. И поэтому, дымка всё чаще заволакивала поля и овраги, в которых нагуливали последний жирок гуси и охотились лисы и волки.
Лапы ступали по опавшей листве почти неслышно. Ноздри втягивали прохладу, разделяя запахи на "свой" и "чужой", отметая в сторону ненужное и увлекаясь тем, что сигналило о горячей крови, о мясе, которое можно рвать острыми зубами, о костях, которыми можно хрустеть и мусолить долго и вкусно.
Пахло дымом и железом, что беспокоило, наводя на мысли о близости человека. Но другие запахи...!!! От них захотелось задрать вверх голову и завыть, захотелось упасть на прелую листву и валяться глупым щенком, кусая воздух за голые пятки, захотелось биться грудь в грудь, хватая неистово за холку, захотелось стать огромным, словно Урхур - предок всех волков, захотелось глядеть в глаза и просить, зная о своём праве, захотелось, чтобы бушующая Жизнь зародилась в другом теле и слепыми комочками выбралась на свет, скуля и ничего не ощущая, кроме теплого материнского живота.
Осторожничая, волк вышел на поляну, заросшую по кругу рослыми лиственницами. Они так стремительно возносились в небо, что, казалось, падали вниз намокшими стволами и ветками, вонзаясь в набухшую от дождей землю. Посреди поляны, возле небольшого костра, сидела молодая женщина. Красный длинный плащ укутывал её с головы до ног, делая похожей на недавний кленовый листопад. Она помешивала деревянной ложкой варево в котелке, от которого и исходил дурманящий аромат. Серошкурый замер в нескольких шагах от неё.
- Пришёл? - звонкий голос прозвучал внезапно, но не пугающе. - Сейчас остынет на ветру, и похлёбка для тебя готова. Силы понадобятся. Не так ли?
Она засмеялась, запрокинув голову, и звуки перерастали из хохота в глухое урчание, зыбкое, захлёбывающееся, заставляющее прижимать уши к затылку и оскаливать зубы. Варево ввергло Серошкурого в то, что люди назвали бы адом. Кровь бешено колотилась в теле, заволакивая глаза красной пеленой. Он перестал слышать, обонять и видел только фигуру перед собой. Желание рвать смешивалось с желанием близости. Он стал подкрадываться, дрожа всем телом. Женщина обернулась, и вдруг её черты расплылись. Она упала на четвереньки и... вскоре на поляне - глаза в глаза - стояли волк и волчица. Одного рода, одной шерсти, одного зова. Красный плащ, истолканный лапами, стал бурым и грязным. Костёр потух, и уголья перестали подпрыгивать и пускать по траве огненных паучков. Эй-хайя, вновь ставшая человеком, уходила на север, вобрав в себя семя волка. Серошкурый ступал рядом почти неслышно. Мокрая листва падала и падала, разделяя туман на полосы и лоскутки.
Монета со знаком волка нашла своего хозяина.