Ангелы из села Осино-Гай. Глава 2

               
          Ближе к ночи, в избу Космодемьянских пришёл дядя Алексей. Перешагнув порог, сложил руки в троеперстие, но так и не сотворив крестного знамения, зажал пальцы в ладони. Строго обвёл глазами хозяев дома и сказал:

          – Здорово, брат. Здравствуй, Люба. Разговор есть.

          Анатолий Петрович отложил в сторону книжку, которую читал детям и поднялся из-за стола, чтобы поздороваться с братом. Любовь Тимофеевна бросила мыть посуду, вытерла руки о передник и опустилась на табурет. Но тут же словно спохватившись, встала и зажгла ещё одну свечку:

          – Дети, пора спать. Пойдёмте я вас уложу.

          Мужчины сели на лавку возле печи. Анатолий предложил:

          – Чай будешь?

          – Некогда чаёвничать. Слыхал, Венька Петров вернулся.

          – Значит, вернулся Иуда (качает головой).

          – Говорит, что комиссовали по здоровью. А народ рассказывает, что турнули из Красной Армии за воровство, пьянство и разврат.

          – Сегодня наших ребят облаять уже успел.

          Любовь Тимофеевна быстро вернулась на кухню и слушала разговор мужчин с нарастающей тревогой: 
       
          – Прибежали с улицы все в слезах. Мы так и поняли, кроме Веньки некому.

          Алексей, потирая свои острые колени, продолжил:

          – Так вот мы с матушкой решили, что уезжать надо от греха подальше. Он давно грозился извести всю семью под корень. Солнце ему мы застим. Я, говорит, кровь за народ проливал, пока Космодемьянские плодились. Новую жизнь строим, а по деревне попята бегают, куда только советская власть смотрит.

          – Этот никогда не успокоится с детства душегубцем рос. Мало ему смерти батюшки нашего, не навоевался ещё, гад, – кивая головой, сказал Анатолий.

          – Рвёт и мечет нехристь. С места в карьер взял. Судя по активности, в председатели сельсовета метит. И ведь изберут, помяните моё слово.

          – Худо, брат. Он же отродясь ручками своими за соху не держался, ему ложку подавай да побольше.

          – Матушка благословила на отъезд. Собирайтесь.

          Дядя Алексей ушёл. Дети не спали, им было страшно. Когда родители легли в свою кровать, Зоя слышала, как мама плакала:

          – Толя, я боюсь. Прошу тебя избавься ты от неё. Глупо рисковать. Вся деревня знает, что это Венька расправился с батюшкой и всё ему с рук сошло. Он и нас не пощадит.

          Шурка прижался к сестре и уснул, а Зоя слышала о чём говорят родители. Девочка затаилась от страха, свернувшись в комочек под своим одеялом. Она не понимала от кого это надо избавиться, но слова папы внесли ясность: 
 
          – Не плачь, Люба. Этой иконой батюшка особенно дорожил, чудом она к нему пришла.

          – Вот и сотвори теперь своё чудо, пусти по воде, так сейчас многие делают. Иконой Веньку не остановить, только разозлим ещё больше. Рано или поздно, он обязательно явится по наши души. Не за себя за детей страшно.

          – Хорошо, не плачь, утром сделаю. Алексей сказал, что матушка благословила на отъезд. Уедем от греха подальше, куда-нибудь в Сибирь, где нас никто не знает.

          – Почему же вы такие упрямые, Космодемьянские! Забудь ты эти слова, - в сердцах повысила голос Любовь Тимофеевна.

          – Какие?

          – Благословила, от греха, через слово Бога поминаете ... Всё изменилось, неужели ты не видишь. Мир перевернулся. Венька нам таких грехов навешает, вовек не отмоешься. Про себя думай, как хочешь, а вслух не произноси. Я боюсь, Толя!

          – Ладно, спи. Сказал уже. Завтра начнём укладывать вещи, – Анатолий Петрович примирительно обнял жену и поцеловал в висок.
          Он почувствовал губами, как вздулась от напряжения височная жилка у жены. Ему и самому сделалось не по себе. Вспомнил, как бесследно исчез отец. Тело батюшки нашли только весной, когда сошёл лёд на озере. К тому времени Веньки Петрова в деревне уже и след простыл. А теперь вот явился душегубец и ходит как ни в чём не бывало в гимнастёрке красноармейца, как в броне.

          Возможность уехать как можно дальше от страшного охотника обрадовала девочку. И Зоя заснула с радужными мыслями о каком-то неведомом чуде, явившемся её деду. Снились ей солнечные зайчики на белой стене горницы, стол, накрытый белой скатертью, пузатые куличики и красные яйца в пасхальной тарелке. Дед улыбался и протягивал ей конфету. «А Шурке?» – во сне спросила Зоя. «И Шурке, конечно, тоже.» – сказал папа. Ах, какой чудесный сон. Даже во рту сладко стало.


         На следующий день девочка бегала по деревне спеша поделиться радостной новостью. В первую очередь заглянула к любимой бабушке:

          – Бабулечка, моя дорогая, дай я тебя обниму. А мы завтра уезжаем в Сибирь. Только ты без нас не скучай, я уже умею читать и почти научилась писать. Скоро стану совсем взрослой и буду писать тебе длинные-предлинные письма, а потом приеду на каникулы.

          – Спасибо, милая. Но скучать я всё равно буду, ты чаще пиши. Не забывай меня, ангелочек мой. Я тебя очень люблю.

          – И я тебя сильно-пресильно. Мурка, а ты, будешь скучать? Будешь!? (подержала кошку на руках и вернула на лавку). Ну, я побежала. Мне ещё вещи собрать надо.

          Бабушка грустно смотрела вслед убегающей внучке, понимая, что, возможно, видится с ней последний раз.

          Подружки отнеслись к словам Зои с плохо скрываемой завистью:

          – Ой, конечно, кто тебя пустит. В Сибирь она собралась, – скривилась бойкая Зинка.

          Дети засыпали Зою насмешками:

          – Ты хоть знаешь, где она находится?

          – Посмотрите на неё, врёт и не краснеет. Сибирь!

          – Я правду говорю, мы будем там жить, – искренне недоумевала девочка.

          Поняв, что переубедить подружек не удастся, Зоя махнула рукой, и побежала дальше. У колодца встретила соседку:

          – Здравствуй, тётя Нюра. А мы завтра уезжаем в Сибирь. Папа сказал, там вот такие шишки растут (девочка показала руками), представляете, а в них орехи, как наши семечки, только коричневые. Вы были в Сибири, тётя Нюра?

          – Нет. Бог миловал, – женщина мысленно перекрестилась, она вытянула и поставила на колодезный сруб полное ведро воды, немного помешкала и вылила в своё.

          – А почему?

          – Не довелось как-то, – женщина бросила ведро в глубину колодца, после того как услышала плеск воды, принялась крутить металлическую ручку.

          Зоя была озадачена непривычно суровым видом доброй соседки и постояла ещё минутку, слушая как скрипит при каждом обороте деревянный ворот:

          – До свидания, тётя Нюра. Приезжайте к нам в гости.

          – Спасибо деточка, но лучше вы к нам. Маме привет передавай, – соседка тайком перекрестила девочку в спину. «Тяжело будет жить с таким открытым сердечком. Господи, спаси и сохрани! В деда характером уродилась и взгляд такой же. Что же видят эти Космодемьянские, там в этой глубокой синей дали, что не дано видеть другим», – вздохнула и наполнила до краёв второе ведро.

           Анна повернула голову, чтобы взять коромысло и обомлела, перед ней стоял Петров: «Не успеешь помянуть чёрта, он уже тут как тут». Венька напился воды и её ведра, когда заметил, что женщина переменилась в лице от испуга, присмотрелся. Кто это трясётся перед ним как осиновый лист? Узнал и громко рассмеялся:

           – Ой, да не может быть! Нюрка, ты что ли?

           – Здравствуйте, Вениамин Андреевич, – женщина с трудом выдавила из себя эти слова, проглотив подкативший тошнотворный комок животного страха.   
      
           – Какая ты квашня стала.

           – Станешь тут, пятеро деток выносила.

           – Плодись, плодись, что тебе ещё остаётся. Глупая баба. Не захотела стать женой героя гражданской войны. Какая девка была и куда всё делось.

           – Пойду я, Вениамин Андреевич, дети малые дома.

           – Солдаты стране нужны.

           – Девочки у меня, – Нюра хотела добавить, Слава Богу, но вовремя
прикусила язык.

           – Тьфу, ты. И здесь от тебя никакого толку. Иди. Верно говорят – бабий век короток, – Петров слегка отшатнулся, уступая женщине дорогу.

           «На себя бы посмотрел, огрызок», – подумала Нюра, но благоразумно промолчала, после расправы над Космодемьянским-старшим, Венька внушал ей страх и отвращение. Хоть в Сибирь беги от этого зверя, но куда ей теперь с такой оравой. Без того недолгий бабий век, советская власть укоротила совсем. Страшно жить стало. Женщина горестно вздохнула. Слегка качнула плечами, и ловко подцепив коромыслом вёдра, направилась в сторону неказистого домика. Выходила замуж за крепкого хозяина, а пришлось вернуться в пятистенок матери. Семейный дом обобществили и отдали под клуб. Жилось Нюре совсем несладко, но стать женой Петрова, и сейчас не согласилась бы ни за какие коврижки. Муж у неё был человек тихий и незлобивый. Любил повторять: «Бог терпел и нам велел».

           Анна была невольным свидетелем расправы над Космодемьянским-старшим. В тот вечер ей пришлось задержаться в храме, и Петр Иванович вызвался проводить помощницу:

          – Время неспокойное, пойдём вместе, Нюра.

          Она обрадовалась, Венька Петров уже несколько недель настырно домогался девушки. И в тот вечер затаился в укромном уголке церковной ограды. Новоявленный большевик сидел на куче колотых дров, прислонившись одним боком к свежей поленнице. Одет он был в грязный овчинный полушубок, на котором не осталось ни единой пуговицы, что свидетельствовало о буйном нраве парня. На голове красовалась папаха с полоской из кумача. При виде священника и девушки Петров присвистнул:

          – Какая интересная парочка. Нюра, давно с такой охраной ходишь? – он как бы нехотя встал, недобрая ухмылка играла на его тонких губах.
Космодемьянский отстранил с дороги опасного ухажёра:

          – Вениамин, шёл бы ты отсюда.

          – Я-то пойду, а вот ты, сдаётся мне, направление перепутал. Блуд рясой прикрываешь, святоша! Все вы одним миром мазаны.

          – Как только язык поворачивается такое говорить, – Нюра не выдержала и выглянула из-за плеча Петра Ивановича.

          – Ладно, ты ещё там. Нюрка, отойдём в сторонку, поговорить надо.

          – Не о чем мне с тобой говорить.

          Венька попытался схватить девушку за рукав, но Космодемьянский загородил её собой. После короткой потасовки Петров выхватил наган и замахнулся на священника:

          – Получай, заступничек.

          Удар рукояткой пришёлся в висок, священник отлетел к поленнице. Нюра испуганно запричитала:

          – Ой, батюшки-святы, что же это делается.

          – Ничего, ничего, – Космодемьянский поднялся, зажал рану рукой. – Всё нормально, ты иди домой, Нюра. Иди. Я сам разберусь.

          – Это я с тобой разберусь, – ехидно чикнул на него Венька. – Шлёпну, не сходя с места и вся недолга.

          – Креста на тебе нет Вениамин.

          – Это точно, нет, – Петров заржал и рванул ворот рубахи, показывая, что креста и самом деле не носит. – А теперь шутки кончились. Именем революции арестовываю тебя гражданин поп.

          – За что это?

          – А за всё хорошее. Сейчас отведу тебя контру в сельсовет, там с товарищами порешаем и скажем за что.

          Космодемьянский понимал, что с такого рода типами спорить не имеет смысла. Без пререканий подчинился откровенному произволу, полагая, что после совещания его отпустят. Никакой вины за ним не было. В конторе стоял дым коромыслом. Этого батюшка не ожидал. Они появились в самый разгар застолья, и Петров с порога натравил своих подгулявших дружков на несчастного священника. Расправа была скорой и бессмысленно жестокой, но и протрезвев многие не испытали чувства раскаяния. Революционные газеты пестрели кровожадными заголовками и призывами к борьбе с контрой. Безвинно пролитая кровь только возбуждала сотоварищей, они были убеждены, что помогают ни много ни мало – самой истории вершить свой справедливый суд.

           Но Зоя не знала страшную правду о гибели деда и бежала по улице родного села весело напевая недавно разученную песенку:

Наш паровоз вперёд лети
В коммуне остановка.
Иного нет у нас пути
В руках у нас винтовка…

          Мотив песни вполне соответствовал её настроению, а винтовка смелого бойца Красной Армии совсем не пугала. Злой охотник, обозвавший их с Шуркой поповским отродьем, просто не знает, что их папа работает в избе-читальне, где висят плакаты, рассказывающие о том, как молодые бойцы в будёновках прогнали жадных буржуинов. Что можно ждать от человека, который лишил жизни бедных зайчиков. Мама как-то предлагала отцу поставить за огородами парочку петель, в деревне так все делают, но отец отказался, сказал, что ему зайцев жалко. Зоя сама слышала об этом.