Ребёнок в первые пять лет своего существования получает
половину всех знаний, которые потребуются в жизни.
Л.Н.Толстой
3.1 Жизнь в деревне. 1932-1941 годы.
Я родился в июле 1932 года в деревне Матаны Островского района Костромской области. Относительно даты моего рождения существует неопределённость: моя мама твёрдо убеждена, что я родился в день Казанской божьей матери, то есть 21 числа, в свидетельстве же о рождении и соответственно в паспорте стоит дата 24 число. Я не смог разобраться, в какой из этих дней я родился, поэтому в зависимости от обстоятельств свой день рождения отмечаю то в один из этих дней, то другой. Поскольку я небольшой любитель застолий и вообще выпивок, мои дни рождения, включая круглые даты, обычно отмечались скромно и в узком составе. Моё первое жизненное воспоминание относится, по всей видимости, к двухлетнему с небольшим возрасту, когда родилась моя сестрёнка Люба. В деревне не было детских кроваток и колясок, и грудные дети укладывались спать и отдыхать в специальные устройство, называемое «зыбкой». Оно представляло корзину, прикреплённую с помощью резиновых тяжей к потолку или посредством верёвок к одной стороне ствола из гибкого молодого дерева. Его другая сторона крепко прикреплялась к потолку. Достаточно было толкнуть зыбку книзу, как она начинала качаться снизу вверх, постепенно снижая амплитуду колебания. Наверное, это запомнилось потому, что мне часто поручалось нянчить сестру и при необходимости качать зыбку, что не позволяло мне убегать гулять на улицу, где на зависть мне детвора весело проводила время.
Следующие жизненные впечатления относятся предположительно к 4-летнему возрасту. Моему брату Геннадию в это время было 12 лет. В компании нескольких ребят, к которым присоединился и я, он пошёл ловить рыбу на речку под названием Киш-Киш. Было летнее время, речка обмелела и лишь изредка имела относительно глубокие места, называемые бочагами, где и водилась кое-какая рыба, включая и щук. Речка, затейливо извиваясь, тихо и плавно несла свои чистые воды на встречу с другой, более крупной рекой, Медозой. Та, в свою очередь, впадала в реку Меру, приток Волги. Погода была солнечной, улов был невелик, и его было поручено нести мне. И так получилось, что я замешкался, собирая всю добычу в одну ёмкость, в результате чего оказался далеко позади всех и не вполне понимал, как выйти из лабиринтов реки. На мои крики помочь найти дорогу ребята не реагировали, что ввело меня в состояние смеси раздражения и страха и подвигло на неадекватный поступок: всю выловленную рыбу (а она была живой, так как ловилась руками) я выпустил снова в реку и она мигом уплыла в места поглубже. Когда ребята подбежали, дело было сделано. Насколько я помню, всё обошлось словесными перепалками.
Чётко вспоминаются посещения пожарной в деревне, которой заведовал отец, и, в первую очередь, общение с находившимися там двумя лошадьми. Однажды отец послал меня, в возрасте лет пяти, за чем-то в другую деревню на лошади по кличке Серая. Разумеется, лошадь была без седла, без узды, я сидел на ней, держась за гриву. Она знала дорогу без меня, и захотелось ей попить воды в реке Медозе, которая попалась по пути. Не спрашивая моего согласия, Серая свернула перед мостом с дороги, спустилась по отлогому спуску к берегу реки, наклонилась вниз, чтобы напиться, и я благополучно бултыхнулся в воду. Труднее было обратно взобраться на лошадь. Но тут я проявил смекалку: подвёл её к дереву, сам залез на дерево и перелез на лошадь. К более поздним приятным воспоминаниям относятся вкусные подарки – несколько карамелек или сушек, которые приносил отец, приходя с работы из соседнего села, куда он перешёл после ухода с работы пожарным. Мы с сестрой каждый раз ожидали его прихода и сразу же бросались к плетеной сумке, чтобы отыскать лакомства. Но особенно ярким, радостным событием ранних детских лет запомнилось вручение отцом необыкновенного подарка - тренировочных трикотажных штанов, каких ни у кого в деревне не было. Одев их, я побежал по улице, размахивая по кругу правой рукой, и был так счастлив, как не был больше никогда в жизни. В моей взрослой жизни с этим могло сравниться только рождение детей. Обычно же мальчишек одевали в штаны, которые имели внизу прореху, чтобы не нужно было их снимать по малой или большой нужде.
Другим запомнившимся запомнившимся эпизодом был неожиданный прилёт и посадка самолёта, которого мы ни разу до этого вблизи не видели. Мы заметили в небе над деревней аэроплан, делавший над ней плавные круги с постепенным снижением. Затем он сел посреди деревни. Это был лёгкий самолёт, повидимому кукурузник, пилотом которого оказался мужчина родом из нашей деревни. Жители деревни, в первую очередь ребятня, окружили его. Спустившийся Лётчик устроил нам настоящий праздник, позволив ребятам по очереди влезть в кабину, осмотреть её, затем угостил всех шоколадными конфетами в красивых обёртках.
В возрасте 5-6 лет меня отвезли на несколько зимних месяцев в семью дяди Фёдора, проживавшую в селении Шугаиха. Я оказался в их семье единственным мальчишкой, и дядя Фёдор оторвался на мне по полной. Во-первых, он научил меня работать топором, но главное, у него я освоил в совершенстве ненормативную лексику. Когда меня привезли обратно домой, у меня почти половина слов была нецензурной. Родители были в шоке, тем более, что ни отец, ни мать никогда таких слов не употребляли. Мой строгий отец быстро исправил положение, не прибегая к каким-либо наказаниям, сказав: «Чтобы я больше этого не слышал». С тех пор я никогда вслух нецензурно не выражался. Таким же образом он меня отучил в шестилетнем возрасте и от попытки закурить, за что я на всю жизнь ему благодарен.
Из имевшихся у нас домашних животных запомнилась хулиганистая корова чёрной масти с белыми проплешинами по имени Пёстрая и белошёрстная овца романовской породы по прозвищу Белая. Обе были по своему необычными. Пестрая отличалась очень высокими удоями, и, видимо, обилие молока распирало вымя, и она не могла дотерпеть до возвращения стада домой вечером. Где-то в полдень она убегала домой из стада, перепрыгивая или поддевая рогами любые загородки и лучше было не попадаться у неё на пути. Нужно было её подоить, и тогда она самостоятельно возвращалась в стадо. К сожалению, пришлось её продать по требованию хозяев животных, пострадавших от её рогов, а также из-за разрушенных загородок и вытоптанных насаждений. Овца Белая отличалась большой плодовитостью и приносила за один окот до 6 ягнят, тогда как обычные овцы приносили от 2 до 4 ягнят. Но у неё был свой бзик: из каждого приплода (а это происходило, как правило, зимой) она отталкивала от себя и не допускала до кормления одного из ягнят, и он нередко погибал от голода и холода. Уровень жизни нашей семьи перед войной был, по моему мнению, несколько выше среднего по отношению к другим семьям деревни: отец получал денежную оплату и ещё прилично подрабатывал, мама работала в колхозе, это позволило материально поддерживать старшего сына, который учился в Ленинграде. Что касается питания, то перед войной, по моему мнению, в деревне никто не голодал, хотя еда была простой, без каких-либо изысков.
Читать я научился рано, ещё до школы. В деревне, как мне помнится, я считался очень развитым мальчишкой, звали меня чаще всего почему-то Шурочкой, родителям говорили, что у меня не голова, а Дом Советов. Я подозреваю, что большую роль играло то, что мой брат Павел был единственным из деревни, кто учился в институте, поэтому только у нас из всей деревни была личная библиотека, многие книги из которой я прочитал в раннем детском возрасте. Помню роскошное издание избранных произведений А.С.Пушкина. У нас были не только художественные книги. Запомнилась книга академика Тарле «Наполеон». До сих пор помню фразу из неё: «Самой знаменитой жертвой был маршал Ней». Она относилась к периоду наказаний Наполеона и его высших офицеров после поражения Франции в Отечественной войне 1812 года. Кстати, Наполеону Бонапарту принадлежит выражение, которым недурно бы пользоваться не только военным, но и лицам многих других профессий: «Надо говорить не так, чтобы тебя поняли, а так, чтобы иначе понять было невозможно». В доме у нас были географические атласы и карты; на карте Финляндии, например, я отмечал ход боёв во время финской войны и рассказывал о ходе этой войны жителям деревни. Мне было тогда семь-восемь лет.
Детство было беззаботным, родители были рядом и любили нас, мы были счастливы. А на горизонте уже собирались тучи, громыхал гром и сверкали молнии. Завтра начиналась война. С этой войны отец уже не вернётся, он погибнет в Сталинграде. Получит тяжёлое ранение и станет инвалидом старший брат Павел. Только средний брат Геннадий, отвоевав на фронтах против Германии и Японии, вернётся живым и здоровым, несмотря на полученное опасное ранение от мины.
Продолжение: Моё детство во время Великой Отечественной войны
http://www.proza.ru/2017/02/02/6