Охотник хмыкнул, потушив фонарь и отложив ружье. Опасности ждать неоткуда — он осмотрел каждый уголок в этом квартирном помещении и не нашёл ничего, кроме этого дневника.
“Запись первая. Пятнадцатый день с начала конца света.
Это зима нас доконает. Сначала мы потеряли связь с внешним миром, а неделю назад нам отрубило электричество.
Мы живём в небольшом провинциальном городке севернее всех в этой стране. Холод и снег были для нас привычным явлением, но в этот раз была поистине сверхъестественная природная аномалия. Два дня назад наш сосед решил выбраться наружу (мы думаем, что ему просто просто надоело сидеть взаперти) и просто грохнулся в снег в нескольких шагах от нашего дома, прямо на тротуаре. Никто более не хотел рисковать и предпочел холодный голод холодной смерти.
Мы жили на шестой улице, напротив нашего дома в лучшие дни был открыт магазинчик. Сейчас, выглядывая в окно, покрытое инеем и льдом, мы видели только ледяную пустыню и бугорок снега с человеком под ним. Каждую ночь мы ставим свечу у окна вместе с нашими соседями. Это, как мне кажется, символизирует надежду для всех нас. Наши запасы кончаются. Моя семья голодает, но мы пытаемся не впадать в отчаяние — у нас была ещё куча законсервированной еды, так что я вполне осознанно считал, без какого-либо самовнушения, что мы переживем это.
Пару дней назад свеча в окне семьи Харальдов не загорелась. Не было видно и самого Харальда, и никого из его семьи. И через два дня окно было поглощено льдом.
— Мам, когда это уже кончится?
Была ночь, когда моя дочь спросила это у матери, преспокойно лежавшей на диване. Я в то время стоял у окна со свечой, подавая сигнал, мол, тут ещё я, жив и могу бороться. Жена успокоила нашу дочь, приласкав к себе, а я, задув свечу, отправился спать”.
Где-то там, за дверью квартиры, призраком завыл ветер, и Охотник вздрогнул, рефлекторно схватившись за ружье. Конечно, это не самое лучшее место для чтения и не самое безопасное для отдыха, но где он сможет найти лучше?
“Запись вторая. День девятнадцатый
Ждать было нельзя. Еды всё меньше и меньше, а ненастью не видно конца. Я очень сильно рискую, а меня сковывает страх, но если я не выйду сегодня наружу, то моя семья и я в том числе сгинем с голоду. Лиза не останавливала меня и держалась крепко. Весьма крепко.
Одевшись потеплее, я вышел на улицу. О боги, как же я сильно пожалел в тот миг, ибо ветер пробирал до костей и чуть ли не срезал с меня плоть. Мне всего-то нужно было перейти улицу и взять немного еды из магазина. К счастью, мне это удалось.
Взломав непрочную, но уже замерзшую дверь (признаться честно, это далось мне с большим трудом), я пробрался внутрь. Стояла звенящая тишина и сплошная мгла. Я чувствовал себя неспокойно, но сумел прихватить несколько консервов и замороженных продуктов. Спички, к слову, того стоили.
По пути домой я заметил несколько странных деталей, но сейчас я думаю о том, что это мне лишь только привиделось в связи с сильным холодом, бившим по мозгам и костям, и захлестнувшими меня страхом и отчаянием.
По пути домой я споткнулся, упав на тот самый бугор, где n-ное количество дней назад слег мой сосед. Каково же было моё удивление, когда я ничего не обнаружил. А ещё я могу поклясться, что видел сегодня застывшее лицо Харальда, взирающее на меня из своего окна. И я был уверен в тот момент, что он жив.
Этой ночью я зажёг свечу, поставил её окна и, терзаемый самыми страшными фантазиями, нассчитал ещё несколько окон, где больше не было видно пламени свечи”.
“Запись третья. День двадцать третий
Позапрошлой ночью исчезло еще несколько огней, прошлой — последний. Лиза в отчаянии и, как мне кажется, тихо начинает сходить с ума. Конечно, до помешательства ещё далеко, но подавленный вид, дрожащие руки и нервозность — определённо вещь нездоровая.
По ночам Лиза не спит и что-то бормочет себе под нос. Когда я решил получить от неё ответов, то она дрожащей рукой указала на окно и сказала: “Я видела их. Они не умерли”. По каким-то причинам я хотел ей верить, но вместе с тем вера эта навевала на меня необъяснимый страх и ужас. Мрачные мысли окутывали меня, и в тот миг арктическая мурашка пробежала по моей спине.
Этой ночью я видел людей. Не смог хорошо разглядеть, но в их шаркающей походке ощущалось явно что-то нездоровое”.
“Запись четвёртая.
Я нашёл Лизу мёртвой в ванне с перерезанными запястьями. Там было так холодно, что тело Лизы посинело, а тянувшаяся дорожка крови обратилась в лёд. Ночью я слышал хруст снега за окнами и странный шорох за дверью в подъезде, но никого не увидел. Не знаю, когда я окончательно сойду с ума. Благо, вы это не увидите, но зато сможете прочесть.
Я оставляю эти записи у себя в квартире. Мы с моей дочерью будем идти на юг.
На юг, пока не найдём жизнь.
Или пока мертвецы не придут за нами”.
Охотник отложил книжку в сторону и прислушался. Ветер затих и наступила звенящая тишина. На миг он услыхал тихие шаги где-то этажом ниже. Кто-то ступил на лестницу.
— Ох, живым вы меня не возьмёте.
Замороженных не брали пули и огонь — лишь останавливали на какое-то время, так что Охотник надеялся, что те обойдут его стороной. Он не знал, существуют ли способы убить хоть одну из этих тварей, но ни один из тех, что был ему когда-то известен по книгам и кино не работал: ни дробь в голову, ни пламя.
Он затих. Шаги неизвестного приближались.