В общем потоке

Только в спокойной воде отражаются звёзды.  Удивительная мудрость древних не сразу стала девизом Татьяны Ямской. Конечно, всё началось в детстве, когда родители и учителя постоянно напоминали: поторопись, опоздаешь.  Затем обилие информации создавало иллюзию нехватки времени. Было ощущение, что время – некий продукт потребления. Чем скорее, тем больше.

Со временем  пришло понимание, что  спешить некуда. Тот, кто спешит, проявляет безрассудство, беспечность, раздражительность, грубость, небрежность. Человек спешит, но это не решает его проблемы, а только увеличивает их количество. И в  результате -  нервный срыв.

На отчаянный звон   будильника Татьяна   не отозвалась. Зато реакция на истеричное мяуканье хозяйского любимца кота Шурика была мгновенной.  Проснулась против своей воли, но  раздражения не почувствовала. Внутренний голос приветливо вещал: «Доброе утро, Танюша! Вставай! Тебя ждут Солнце и люди! Ты появилась на свет по желанию своих родителей, учишься в Смоленском пединституте,  потому что так хотела сама. Ты окружила себя людьми, которым нужна. Ты  тоже нужна этому миру и бесконечно  ему дорога».

Добрые пожелания перечеркнула мысль: «Проспала!»  Настроение, как флаг Гватемалы, полосками вниз. «Взять себя в руки! Главное, не спешить! Вырабатываю  привычку обдумывать свои действия: умоюсь, не торопясь, оденусь, макияж отложу «на потом», добросовестно прожую бутерброд,  и в путь! На перекрёстке дождусь зелёного сигнала светофора, спокойно перейду улицу… Я не спешу, поэтому у меня хорошее настроение, а не возбуждённое состояние»,  - диктовала она себе.

 Кто имеет терпение, тот ждёт не долго. Уже через пятнадцать минут   Татьяна вслушивалась в гулкую коридорную тишину любимого вуза. Теперь и дух можно перевести.  Однако благополучие оказалось недолговечным. Навстречу, не спеша, двигался декан филологического факультета Марк Захарович Хенкин. Внешне он типичный учёный: величественная осанка, седая грива волос, аккуратно подстриженная бородка, умные карие глаза в тонкой позолоченной оправе очков. Многим казалось, что в институте Хенкин и  родился, и приобрёл непререкаемый авторитет, и состарился.

- Ямская, - поманил он Татьяну пальцем, - зайди ко мне, голубушка,  нам, кажется, есть о чём поговорить.

Втянув голову в плечи и  опустив глаза, Татьяна, как  обречённая на смерть жертва святой инквизиции,  вошла в кабинет. Но вспомнив, что «оборона  - есть смерть вооружённого восстания», преобразилась: перед деканом стояла не жертва коварного случая, а  уверенная в себе красивая блондинка.
 
- Здравствуйте, Марк Захарович! – Татьяна предъявила декану очаровательную улыбку. -  Давно собираюсь с Вами поговорить - не получается… - студентка чётко следовала заранее продуманной композиции: за вступлением последовал шумный вздох. -  Понимаете, жизнь мою окончательно «испортил квартирный вопрос», - инверсия придала фразе особую  трагичность. -  Четвёртый год таскаю чемодан с квартиры на квартиру. Сейчас живу в комнатёнке без окон, на раскладушке сплю. А освещение? Стыдно сказать!  Одна единственная малюсенькая лампочка под потолком, которую    хозяин квартиры дед Степан выключает в девять часов вечера.  Видите ли, его любимый кот Шурик  никак не может уснуть – ему, барину, свет мешает. А находиться в комнате, где горит свет в обществе Стёпки,  у меня желания нет.  Да и терпения не хватает постоянно отказываться «дёрнуть» по кружке божественного напитка под названием «бражёнка», который день и ночь бурлит  в огромной фляге на кухне. А если не выдержу и соглашусь? Потом привыкну?

Марк Захарович попытался что-то сказать,  сделал выразительный жест, но вынужден был закрыть рот, не выдержав  новой словесной атаки.

- А если бы Вы, Марк Захарович, послушали маты  Степана, то поняли, что о русском языке знаете очень мало, - Татьяна не давала декану опомниться.
 
- Зато ты, Ямская, получаешь замечательную языковую практику. Имеешь возможность познакомиться с  лексическими пластами языка. Поедешь работать в деревню -  пригодится. Деда Степана не раз добрым словом помянешь, - наконец-то прервав бурные излияния,  пошутил Хенкин.

« Он явно не торопится решать мою жилищную проблему, - в голове Татьяны промелькнула своевременная мысль. - Необходимо усилить политические мотивы и заодно ответить на вопрос, который декан не успевает  задать».

-  Почему я  опоздала на занятия? Вы об этом, Марк Захарович,  хотели меня спросить?  – взгляд милой скромницы задержался на уровне глаз декана, что его несколько смутило. - Пожалуйста, готова ответить, - Татьяна перевела дух, чтобы продолжить.  - Стёпка начал военные действия против жены. Война началась вчера и закончилась сегодня на рассвете полной победой бабы Маши.  Она всё-таки сумела найти веский аргумент. «А ты забыл, гад, как людей во ржи  расстреливал? Может, в прокуратуру обратиться?» - кричала она. Стёпка притих.  Но случилось это в пять утра!  А через два часа мне вставать!

 Далее последовала небольшая пауза, предоставленная декану  для осмысления услышанного.  Затем на него обрушился новый поток слов, усиленный периодическими всхлипываниями:

- Скажите, могу я, комсомолка,  жить под одной крышей с предателем Родины? Да я одним воздухом с ним дышать не хочу!

- Успокаивайся, Таня, - декан не переносил женских слёз, его руки нервно перебирали бумаги на столе, но рассеянное внимание не позволяло выбрать нужную.  - Будет тебе общежитие, будет…

Испарились слёзы, засияли необыкновенным светом зелёные в крапинку глаза, а на губах заплясала  её лучшая улыбка.

- Марк Захарович, миленький, спасибо! – Татьяна сделала шаг вперёд, распахнула руки, но, вовремя опомнившись,  исчезла за дверью кабинета.

Через час, прогибаясь под тяжестью чемодана, она стояла на крыльце  общежития и рассматривала молодого человека, неприкаянно бродившего вдоль здания.  «Настоящий Паганини, худой и высокий. Для полного сходства ему не хватает скрипки, - подумала Татьяна и тут же поменяла мнение. - Нет, он – настоящий перпендикуляр к плоскости,  а лицо - равнобедренный треугольник.  Наверно, с физмата». Взгляд парня, отрешённый от всего земного, бесцельно блуждал в пространстве. Его  вид вызвал сочувствие. Просить несчастного парня о помощи язык не повернулся. Вздохнув, Татьяна, плохо ориентируясь в бесконечности коридорных лабиринтов, подхватила чемодан и отправилась на поиски комнаты, где жили Оля,  Вера, Женя,  её однокурсницы, и первокурсница  Шура.

Вот она, дверь в новую жизнь. Сейчас Татьяна окажется в общем потоке жизни, но на своём месте. Она не хуже и не лучше других. Она – ДРУГАЯ. Стук в дверь…

- Здравствуйте, я ваша тётя! Приехала к вам из Киева. Жить буду у вас!

Последние слова Татьяны никто не расслышал – писк, визг, объятия…
В первую очередь Татьяна прикрепила к металлической спинке кровати оберег, представляющий собой    не струганную  доску, увенчанную обыкновенной подковой. На  доске  - лик неизвестного миру  святого. «Шедевр»  Татьяне подарил в знак благодарности  Витька Леонов, студент  худграфа. Она позировала ему для курсовой работы. Художник пытался нарисовать «Скорбящую мать».  Однако Татьяну даже при очень богатом воображении трудно представить скорбящей, а заставить скорбеть – невозможно.  Пришлось искать другую  натурщицу. За отзывчивость он отблагодарил Татьяну оберегом. С ним Татьяна не расставалась. Со временем поверила, что он обладает магическими свойствами, и в трудные минуты ждала помощи. Полюбовавшись  оберегом издалека, она поставила на полку любимые книги, приласкала взглядом корешки, очень кстати вспомнила известную фразу «скажи, что ты читаешь, и я скажу, кто ты». Мыло, зубную щётку, расчёску – в тумбочку, чемодан – под кровать.
 
- Девушки, Татьяна Ямская к новой жизни готова! – шутливо отрапортовала она.

Включили чайник, расставили чашки,  пили чай «Белая роза», без заварки и сахара, вели нескончаемые разговоры. Казалось, после долгой разлуки встретились очень близкие люди.

Бывает солнышко, бывает дождь, бывают шипы, бывают и розы. Зима и лето, приливы и отливы, день и ночь, горе и счастье, смех и слёзы – всё бывает. Жизнь проверяет нас на прочность. Хорошо быть прочными, как гранит, гибкими, как лоза, тёплыми, как солнечный луч, нежными, как лебединый пух.

Говорили о своём, девичьем. Предстояло распределение. Работать, скорее всего, придётся в деревне. А там  рассчитывать на жениха, подходящего по интеллекту, нечего. Выбор невелик: шофёр, тракторист, скотник. Хорошо, если у них за душой общеобразовательная школа, чаще всего – неполная средняя или пять классов и шестой коридор. Образование, конечно, не главный критерий выбора (говорят, важнее, чтобы человек был хороший), но весьма существенный. Неплохо определиться с замужеством до распределения. И начинали девчонки вспоминать потенциальных женихов.  Главное, не растеряться, не бездействовать: под лежачий камень и вода не течёт! Нет женихов, значит, нужно придумать новую историю и поверить в неё, как поверила Женька.


Она получила от брата, который служил в армии, письмо  в конверте, позаимствованном  у сослуживца.   Брат просил внимания на обратный адрес не обращать. Женька обратила.  Мало того,  по этому адресу написала письмо. А писать она великая мастерица! В результате – полный консенсус и предложение руки и сердца.

- А я, девчонки, отдамся только в хорошие руки! – пошутила Верочка, на первый взгляд, беззащитная, миленькая девочка, скромница, умница, каких на белом свете всё меньше и меньше.

- Так нужно в газеты объявления дать с этим текстом, - поддержала шутку Женя.

Шутка, видимо, не понравилась Ольге, девушке строгой и требовательной не только по отношению к себе, но и к людям, и она поспешила перевести стрелку на Александру, которой  с лёгкой руки Татьяны было присвоено имя – Шури. Правда, крепко сбитая, румяная, вечно лохматая блондинка, спортсменка-лыжница, окончившая школу в далёкой деревне, ничего общего с изысканностью француженок не имела, но стремление быть похожей на них было розовой мечтой. Поселили Шуру с выпускницами не для того, чтобы мечту приблизить.  Цель вполне реальная: пусть   ума разума у старших набирается – пригодится в многотрудной жизни. А француженки советской школе, извините, не нужны.


- Шури, как дела на любовном фронте? – спросила Ольга, передавая ей чашку чая. – Что Владимир пишет?

Друг Александры, бывший одноклассник, учился в Ленинграде и раз в неделю обязательно присылал письмо. С его содержанием Шури непременно знакомила подруг. А те, если считали нужным, со знанием дела  сопровождали чтение умными комментариями.

Шури неторопливо достала из сумки конверт, вынула из него исписанные мелким почерком листочки и, глубоко вздохнув, как перед стартом на лыжне, торжественно,  на одном дыхании  выпалила:

-  Привет из города мировой славы, города трёх революций, города-героя Ленинграда!

- Стой! – резко остановила её Вера. – Посмотри, нет ли в конце письма фразы «пролетарии всех стран, соединяйтесь»?

Шура поспешила  заглянуть  в конец письма.

- Нет!– она в недоумении смотрела на подруг, едва сдерживающих смех. – А что? Нужно?

Рассмеялись! Чтобы как-то сгладить неловкую ситуацию, Татьяна подвела черту:

- Хороший у тебя парень, Шури. Ты не теряй связь, вовремя отвечай на письма, да  не забывай, что через несколько лет окажешься в нашей ситуации. Тут Володя тебе и пригодится.

Ольга на тему замужества и говорить не хотела. Она считала, что каждому человеку на Земле есть пара. Придёт время – встретятся. И она ждала, надеясь на случай. Как-то попытался с ней пообщаться очкарик с иняза, но она сразу  его  предупредила: «Мной любоваться лучше без очков».

О себе Татьяна рассказывать не стала: рано откровенничать, но о старом знакомом Иване Сапего вспомнила.

 С ним она познакомилась на танцах в Клубе милиции. Когда объявили «Белый танец», Татьяна решила пригласить красивого парня, стоявшего рядом. Он, не услышав объявление, тоже шагнул навстречу девушке. Рассмеялись. Сочли ситуацию предзнаменованием и не расставались до конца вечера.

Родом из Белоруссии,  Иван окончил исторический факультет МГУ, а теперь заочно учился в институте физкультуры, периодически приезжая в Смоленск на сессии. Он подавал большие надежды: писал диссертацию, был мастером спорта по вольной борьбе,   знал, чего хочет в  жизни добиться. Их встречи продолжались несколько лет. Но постепенно девушке стало казаться, что Иван  не тот, кто ей нужен. Отношения складывались прозаично. Конечно, достоинств у него множество, но носить фамилию Сапего Татьяна не собиралась. Имя тоже не нравилось: Ваня, Ванюшка, Ванька.  Фу! Ей достаточно того, что Иваном звали отца.
 
Иногда жизнь специально разводит людей, чтобы показать, как они необходимы друг другу. Теперь, когда отношения прекратились, она думала по-другому.  Иван стал казаться вполне подходящей партией. Молчаливый? Зато Татьяну Бог красноречием не обидел – за двоих управится. Отношения слишком прозаичные? Так она превратит их в романтические. Имя не нравится? Можно называть его Ванечкой.

Татьяна подошла к окну. Осень дохнула свежестью только что опавшей листвы. Равнодушный  ветер плёл из них кружева, кружил, поднимая с асфальтовой дорожки, и вновь опускал, нарушив только что созданный узор. Бесполезная работа! Так и в жизни: строишь, вкладываешь душу, а затем разрушаешь то, что было создано трудом.

Под окнами общежития на разрисованной осенними листьями скамейке – «поцелуйке»  в гордом одиночестве сидел «Паганини». Обычно скамейку занимали стабильные пары, решившие пожениться.   Целовать парню было некого, а значит, и сидеть на скамье он не имел права.

- Паганини, настоящий Паганини… Только нет скрипки. Видимо,  струны  давно оборваны. Девчонки, вы знаете этого парня?

Вопрос вызвал всеобщий интерес -  из окна высунулись четыре симпатичные озорные мордашки. 

- Это орёл! Определённо! – определила  Женька, вглядываясь в осенние сумерки.

- Почему именно орёл? – не поняла Татьяна.

- Да потому что орлы летают одиноко, - ответила Женя, улыбаясь.- А бараны пасутся стадами. Он точно не баран. Нет, и не орёл тоже, хотя, пожалуй, напоминает птицу.

- Можно уточнить, какую птицу? – полюбопытствовала Ольга.

Женька не ответила. Она специально тянула время, искоса поглядывая на Веру, лицо которой казалось   непроницаемым.

- А мне его жалко! Белые вороны, а он, мне кажется, белая, всегда в чёрных списках. Да, Жень? Ты это хотела сказать? И всё-таки признавайтесь, чей поклонник? Не зря он полдня провёл под нашим окном… – добивалась своего Татьяна.

Женька многозначительно посмотрела на Веру:

- Её обожатель. Виктор. Победитель, значит. Но до победы, похоже, далеко.   Верунчик  держит его в чёрном теле.

Вера молчала. Побледневшие щёки, сузившиеся глаза, превратившиеся в щёлочки, слегка дрожащие,  вытянутые в струну губы выдавали высшую степень волнения. Но  Татьяна не унималась. Ей необходимы новые впечатления.

- А давайте Витю на ужин пригласим, - предложила она и, не дожидаясь ответа, закричала в темный провал  окна. - Витя! Ви-и-тенька! Иди к нам жареную картошку с огурцами  есть!

Через минуту гость тихонько постучал в дверь. Вошёл. Благодарно посмотрел на Татьяну, с обожанием -  на Веру, приветливо поздоровался. Как и положено по этикету, Татьяна первая протянула руку,  представилась.

Пригласили гостя за стол. На нём – сковородка с дымящейся картошкой -  фирменное блюдо студентов, хлеб, нарезанный крупными ломтями, банка с огурцами, которые приходилось доставать рукой. На тумбочке -  закипающий электрочайник.

Картошка оказалась отменной  - Шури делала успехи в кулинарии.    Пара комплиментов девушке не повредила,  только сильнее заалело и без того румяное лицо. Кроме того, ей вернулась былая уверенность в себе.   Находясь под впечатлением от лекции по диалектическому материализму, она решила предложить тему для разговора.

- Что бы там ни  говорили, но в человеке преобладает животное начало. Духовное - на втором плане.  Кто откажется сладко есть, пить, спать, брать от жизни всё? И вряд ли кто предпочтёт дарить, бескорыстно служить людям, приносить им пользу, не обижать других?

Тема не прижилась. Она умерла под властным взглядом Веры, прервавшей монолог Шури:

- Так. Поели? Витя, собирайся домой.

- А как же чай, Вера? Витя не пил чай…- неуверенно возразила Татьяна.

- Чай? Какой чай? Ах, чай! Вите нельзя на ночь много пить.

И тут впервые за вечер Виктор сказал, обращаясь к Шури:

- Ты поняла, Шурочка, какое начало в человеке преобладает? – и, поблагодарив за ужин, вышел.

- Подумаешь, «Бином Ньютона!» – бросила ему вслед Вера и разрыдалась.

Татьяну мучил вопрос: «За что Вера обидела парня?» Ей показалось, что Вера выпячивает на передний план собственное «Я». Но это «Я» не самоуверенного, а очень робкого человека. Вера не находит смелости признать, что если её что-то раздражает, то есть основания подлечить нервы, а не спускать собаку с цепи, натравливая её на окружающих. Татьяна это поняла, но, следуя своему правилу «не спешить», сочла благоразумным промолчать. Претензии предъявила себе: хотела  на новом месте получить как можно больше  впечатлений – получила. Да, Виктор такой. Но  всему на свете есть причина. Татьяну обрадовало, что  наконец-то из оболочки выглянул живой человек.


Прошло несколько дней. Как-то по дороге в институт  Вера заговорила о случившемся:


- Тебя, Таня, наверно,  удивляет моё отношение к Виктору? И ты мучительно ищешь ответ на вопрос, почему? Признайся. Это так?

- Да, так, - не стала юлить Татьяна. – Я теперь не знаю, как к тебе относиться. Где ты настоящая,  с ним или с нами?

- Я всегда настоящая. А вот он…  Представь, знаю Виктора четвёртый год и никак не могу понять, что он за человек. Ходит за мной как тень. Ходит и молчит. Дарит цветы. Пылинки с меня сдувает. Все считают его моим женихом, а мы с ним ни разу не целовались. Представляешь двусмысленность моего положения. Я знаю, что человек он одинокий, на других не похожий и потому кажется странным. Например, все ждут, не дождутся каникул, чтобы домой ехать, а он устраивается ещё на одну работу и всё лето работает. А однажды такое придумал! Я лето провожу у мамы. Лучше, чем там, нигде не бывает. Как-то вечером включила свет,  читаю книгу. Передо мной окно с не задёрнутыми занавесками. Какая-то сила заставила взглянуть – Боже мой! Витька! Стоит по ту сторону окна и смотрит неземными трагическими глазами. Я вскрикнула – он исчез. А утром мама нашла под окном букет ромашек.

-  Родители у него есть?

- Есть. Несколько раз за время учёбы приезжала мать, но не больше, чем на час. Повидается с сыночком – и домой, в деревню. Есть старшая сестра Светлана. Тоже изредка навещает. Странно всё это. Я не могу сказать, что равнодушна к нему.  Всё непросто. Вот иногда  и срываюсь.  Сказать-то скажу, но унизить  не получается. В нём столько достоинства! В любой ситуации горд и независим. Взгляни, Тань, на происходящее со стороны и скажи, могу ли я на что-нибудь надеяться?

- Я не ясновидящая. Похоже, это любовь и любовь взаимная. Только странная... Помнишь, у Пушкина: «К несчастью, в жизни всё бывает».  Время покажет. Но хочу предупредить, он мне понравился. Не прозевай.

Татьяна опять начала копаться в себе. Засомневалась, не эгоизм ли это? Решила, что нет. Только поняв себя, человек начинает понимать близких.  Полезно прислушиваться к себе для понимания себя, для отдыха… Часто время для отдыха нам дарит сама жизнь. Это ожидание своей очереди в парикмахерской, ожидание поезда или автобуса на остановке. Татьяна настроилась на погружение в себя.

 - Таня! Танечка! – прервал её мысли неожиданный окрик.

Через дорогу, не обращая внимания на движущийся транспорт  и сигналы светофора, спешила старушка. В ней Татьяна узнала квартирную хозяйку  бабу Машу. Оказавшись на другой стороне улицы, кое-как отдышавшись, старушка умоляюще посмотрела на девушку и тихо вымолвила:

- Таня, котик мой, а я тебя второй день ищу. Умер Стёпка-то, умер – повесился в подъезде, гад! Отмучился и меня освободил от вечной вины перед людьми и перед тобой. Я что хочу сказать,  возвращайся, голубушка. Уж мы так ладно жить будем, так ладно,  душа в душу.

- Баба Маша, нет у меня никакой обиды. Было и прошло. В гости к Вам обязательно загляну. По стаканчику бражки выпьём – деда Степана помянем, -  Тане не хотелось огорчать старушку скоропалительным отказом.

Подошёл Виктор. Баба Маша, не ответив Татьяне, впилась в него глазами, словно пытаясь восстановить в памяти давно забытые, но знакомые черты. Виктор, смущённый не объяснимым вниманием, заторопился, бросив на ходу   «я пешком!»

Какое-то время баба Маша, застыв в неподвижности, едва заметно шевелила губами:

- Он? Нет, не он. Точно не он…

- Что Вы шепчете? –полюбопытствовала Татьяна.

- Да так, ничего, - очнулась баба Маша. - Ты приходи, дочка, обязательно приходи. Ждать буду, - и,  прощаясь, по-матерински обняла Таню.

После разговора с Таней Вера несколько изменила своё отношение к Виктору: потеплел её взгляд, при встрече она чаще улыбалась, пытаясь вызвать на откровенный разговор, но это по-прежнему казалось фальшивым, неестественным.

Татьяну насторожило внимание бабы Маши к Виктору. Она мысленно возвращалась к случайной  встрече. В ней таилась загадка. И разгадать её могла, пожалуй, только баба Маша.

Едва дождавшись субботы, Татьяна приехала в гости.  Не стало Стёпки,   всё остальное не изменилось. На кухне всё так же пыхтела фляга с «бражёнкой», призывно манил  весёлый хмельной дух. Хозяином положения оставался всё тот же кот Шурка. Теперь он занимал стул деда Степана за обеденным столом, или, забравшись на шкаф, с превосходством смотрел на окружающих с высоты. Баба Маша была  слегка навеселе, а потому свойственная ей закрытость исчезла. Она  говорила, доверяя сокровенные тайны души, не задумываясь о последствиях. Когда кто-нибудь ещё захочет выслушать старуху? Да и не каждому такое расскажешь.

- А ты, милка, Витьку, откуда знаешь? – начала баба Маня издалека.

- Да, можно сказать, и не знаю почти.

- Во! А я знаю. И сейчас расскажу, - оживилась  баба Маня, стараясь быть интересной собеседницей. -  До войны мы со Стёпкой жили в деревне Тучково, это километров сто двадцать отсюда, не меньше. Мужик он был работящий, не пьющий. Это война его сгубила. Вишь, как случается,  на войне не был, пороха не нюхал, в окопах не сидел, ранен не был, а погиб. Погиб, как последняя сволочь, и меня заживо в землю закопал, - зарыдала баба Маша.

Она хлебнула воды из кружки, которую подала Таня, собралась с мыслями и полушёпотом заговорила:

- На фронт Стёпку не взяли – инвалид -  один глаз имеет. Так он, гад, как только немцы в деревню вошли, к ним на службу подался – в полицаи. Все в деревне от нас как от чумных отвернулись. Вслед плевали. Сколько я слёз пролила, как отговаривала, одному Богу известно. Возгордился: «Пан полицай!» Потом опомнился -  хотел было отказаться. Да куда там! Уже повязан по рукам и ногам – не вырвешься. Много крови на нём, много крови, -  её руки нервно теребили концы чёрного платка.

Помолчав, словно забыла, о чём только что говорила, баба Маша переключилась на другое:
 
- Скажи-ка, дочушка, надысь   с тобой вместе я Витьку Руденко видела? Сначала думала, что поблазнилось мне сослепу. Да и столько лет прошло с тех пор! Но он же вылитый свой батька -  немец. И вовсе никакой не Руденко он, а какой-нибудь Майер или Файер, шут его знает.  Только родила его мамка, дитёнок ты мой Танюша,  от фрица, квартирант у неё такой в войну был. Мой Стёпка к ней немца на постой и привёл.  А законный мужик в это время  минные поля брюхом утюжил – минёром был. И как его в клочья не разорвало! Весь  израненный, места живого нет, пришёл с фронта, а тут – на тебе – сюрприз. Пыталась ему Настя, мамка Витькина, объяснить, что, дескать, не было бы Витьки и Светке, старшей дочери, не жить. Да куда там! И слушать не захотел -  заплакал -  и вон из избы. Больше его никто и не видел. Сгинул мужик.

-А дальше? Дальше что было? – вопреки своим принципам заспешила Таня.

- Дальше… это ты у него спроси, у Витьки. Как только немцев наши погнали, мы тоже  уехали.

- Куда?

- Куда-куда? На Кудыкину гору… - рассердилась баба Маша. – Где мы только не были…  Скрывались. На одном месте долго не жили.

- А почему же ты, баба Маша, Стёпку не бросила? Людей не убивала, вины перед ними нет. Каждый за себя отвечает.

- Э, нет, милая! Жена мужу Богом дадена. Вот и ответ перед ним друг за дружку надо держать. Так всю жизнь с виной и промаялась: ни детей, ни родственников, - одна боль да тоска по родным местам, куда дорога строго-настрого заказана на всю оставшуюся жизнь. Бывало,  ночью привидится Стёпке что-нибудь страшное (чаще всего снились мать и ребёнок, которых он по приказу немцев живьём в землю закопал), – по избе мечется, орёт благим матом, глаза безумные сделаются…  Не приведи, Господь, такое видеть! Не людей он закопал, а меня горемычную…   И я вместе с ним реву! Потом выпьем по стакану самогонки, успокоимся, уснём. Маята, ах,  одна маята, Танюша,    дитёнок мой жалкий. И нет нам прощения. Он на этом свете отмучился -  теперь в аду кипит. А мне как с этим дальше жить?

И вдруг неожиданно:

- Ну, ты, детка, иди домой, иди, а то стемняет – не напал бы лихой человек. Я и сама боюсь по вечерам ходить, -  заторопила Татьяну баба Маша.

 «Выпить захотела. Нет, скорее,  до бесчувствия напиться. Вот и поспешила меня выпроводить. Даже жить у неё на квартире забыла предложить. Видимо, стесняется меня. Теперь жалеть будет, что душу открыла. Так всегда бывает после минуты откровенности, - думала Таня по дороге домой.

Пустота. Пустота заполнила до предела пространство её души. Разум подсказывал: «Услышала – забудь. Так будет лучше для всех».

Виктор теперь не был загадкой. С детства – ребёнок-изгой, которого все ненавидели; сын матери-изгоя, которую все презирали; немецкий вы****ок, «фашист», «фриц», безотцовщина. Как удалось ребёнку выстоять, сохранить человеческое достоинство, не обозлиться на весь мир?! В чём виноват он? В том, что принадлежит к потерянному поколению детей, зачатых не по любви, не по взаимному стремлению мужчины и женщины  дать жизнь маленькому существу, а в ненависти, в животном страхе?

«Не моя тайна… - решила Татьяна. – Главное, не спешить и не суетиться».

Лекции, зачёты, курсовые… Постепенно личное отошло на задний план. Скоро госэкзамены. Витька взял хозяйственные заботы на себя: ходил в магазин, жарил картошку, сдавал в библиотеку книги и сам не забывал учиться – у него тоже экзамены.  Виктора хватало на всё и на всех.   Он стал для девчонок отцом родным.  Со стороны не понять, кому из них он симпатизирует больше.

Благодаря преподавателям, себе и Господу Богу экзамены сдали успешно. Завтра выпускной бал. Хотя назвать «балом» обыкновенное застолье, танцы с девушками в скромных простеньких одёжках  чересчур смело; скорее всего, это праздник – результат четырёхлетнего кропотливого труда многих людей.

Накануне выпускного вечера, сразу же отозвавшись на письмо Татьяны, приехал Иван. Счастливая девушка, решившая, что теперь они вместе, не замечала грусти в его глазах. После праздника Иван, провожая Татьяну домой, вдруг замедлил шаг:

- Послушай, Таня, не хочется портить праздник, но должен сказать, что неделю назад я женился на соседской девчонке. Женился, не любя, - мать посоветовала. Если ты скажешь «да», я разведусь.

Татьяна не пыталась прятать слёзы. Она чувствовала себя маленькой беззащитной девочкой, у которой отняли любимую игрушку. И главное – не понять, хочет ли она получить её обратно.

- Нет-нет, женился – живи, - и, не прощаясь, пробежала мимо  скамьи - «поцелуйки.

Скорее добраться до постели, рухнуть, не раздеваясь, и дать волю слезам.

- Почему плачешь, Ямская? – Татьяна любила задавать себе вопросы и на них отвечать. - Из-за безответной любви?

- Нет, я не люблю его и никогда не любила.

- Уязвлено  самолюбие?

- Да, хотя признаваться  не хочется.

- Тебе стыдно за то, что столько лет обманывала его, подавая надежду?

-Да, стыдно.

- Чего ты хочешь?

Но ответа на вопрос не последовало: Татьяна, измученная событиями прошедшего дня, свернувшись, как в детстве,  клубочком, уснула.

Проснулась она от неприятного звука. Скрипела дверь. В комнату заглянул Виктор. Девушки спали.

В эту ночь Виктор не ложился спать. Не давали покоя страшные предчувствия. Он вышел на улицу. Ночь уступала права свежему июньскому утру. Вон у края неба на востоке появилась узенькая алая полоска, увеличивающаяся на глазах. Вот-вот взойдёт солнце и согреет всех, кому неуютно и холодно. Он достал из кармана маленькую коробочку с обручальным кольцом и представил, как Вера поднимет руку к солнцу и кольцо заблестит на её пальце. Сегодня он сделает ей предложение. Она согласится, и он женится на самой прекрасной девушке в мире! Не терпелось скорее сказать Вере главные слова. Но войти так рано к девчонкам в комнату он считал бестактным.

Второй раз Татьяна проснулась от громкого рыдания.

- Кажется, меня изнасиловали, - захлёбывалась  слезами, Вера. -  Вот я и нашла жениха. Кажется, даже двоих…

- Как это произошло? Где? – наперебой задавали подруги вопросы и ей, и друг другу,  но отвечать на них некому.

- Мы, - старалась вспомнить Женька, - после окончания вечера убежали от Витьки.

- Потом к нам прицепились два незнакомых парня. И мы, и они были…ну… это…хорошо выпили. Мы никогда столько не пили… Тань, ты же знаешь, - продолжала, оправдываясь, Ольга.

Теперь рыдали все.

Виктор долго стоял у дверей комнаты , не решаясь войти. Но, услышав громкие всхлипывания, не выдержал – вошёл. Девчонки бросились к нему, Вера закрыла лицо руками.

- Отведите Верочку в баню. А я в поликлинику – нужно договориться о приёме у гинеколога, - распорядился Виктор. - А ты, моё солнышко, перестань плакать, - он поцелуями покрыл руки Веры. Я обещаю, что больше никому тебя в обиду не дам. Посмотри в глаза,  видишь,  я люблю тебя. Выходи за меня замуж.

Вера молчала. Не ответила она на предложение и потом. Татьяна не пыталась её уговорить. Она убеждена, что подхлёстывая человека плёткой,  счастью и здоровью можно только навредить.

 Через неделю все разъезжались по домам. Расставание было печальным.

По своему желанию Татьяна оказалась в маленькой деревенской школе в таёжном районе Сибири. Она никуда не торопилась. До мелочей продумывала жизнь, не проявляла беспечность, не грубила, не раздражалась. Старалась не омрачать приятные моменты настоящего беспокойным ожиданием будущего.

P.S. Вскоре Татьяна получила от Веры письмо: « От добра добра не ищут. Я выхожу замуж за Витю».

Слёзы Татьяны никто не видел. Она умела быть сдержанной, рассудительной. Она была не лучше и не хуже других.  В общем потоке жизни у неё, как и у любого человека, было своё место.

Через тридцать лет на странице Татьяны Ямской в «Одноклассниках» появилось сообщение:

- Отзовись, если помнишь меня. Виктор.

Худое морщинистое лицо, напоминающее треугольник, седые волосы, спускающиеся на глаза… Паганини! Это он! Татьяна никогда не забывала его.

- Я знала когда-то очень давно Витю Руденко. Может, это ты, Витенька?

- Это я. Жизнь не сложилась. Ты тоже одинока, я знаю.  Хочу видеть тебя!

«Главное, не спешить!» – Татьяна по-прежнему была верна своим принципам.

- Тот, кто спешит, соловья не слышит… - ответила она сдержанно, в очередной раз восхитившись человеческой мудростью.