"Чужая Война"
В 1914 году, находясь на пороге величайших открытий, человечество развязало одну из самых кровавых войн в истории.
Ожидания верховного командования Германии о скоротечной войне и молниеносной победе развеялись к 1915 году, когда Германия понесла катастрофические потери.
Никто не хотел проиграть, и все дрались за каждый клочок земли до последней крови. Солдаты буквально тонули в грязи и трупах, страдая от множества болезней.
Уже к середине войны количество жертв исчислялось миллионами потерянных душ. Помимо основных недугов, фронт страдал от нехватки продовольствия и отсутствия какой-либо организации. Погибших и тех, кому только предстояло испытать все ужасы войны, перестали считать. Трупы оставались никому не нужными на фронте годами, а возможности похоронить с почестями хотя бы одного солдата просто не было. Единственное, что всегда было в достатке - боеприпасы.
К 1917 году Германия с начала войны почти не продвинулась на западном фронте, вера в победу практически угасла, а солдаты и вовсе не хотели продолжать вести бессмысленную войну. Но правители были не готовы идти на малейшие уступки и продолжали посылать все новые и новые жертвы на фронт.
К тому моменту еще многие не знали, что такое Великая война...
Все, что последует далее - основано на реальных событиях и историях Великой Войны.
Глава 1. Ничейный фронт.
"Из этой войны никто не выйдет живым..."
- Софи Дюжен
...Это ничейный фронт. Здесь все усыпано гильзами, трупами, обломками. Солдаты борются за себя, не за идею или страну, а только за свою жизнь до конца. Но они не знают, что такое конец. А война всё равно заберет свое, и этому не будет конца...
Франция, близ Телю.
Август, 1917 год.
Что такое война? Настоящая, свирепая, омерзительная? Многие имеют представление о войне, где все героически бегут в атаку, убивают и побеждают. Хм... В жизни все иначе. Я имела представление о том, что там творится, но узнать самой, побывать там... Это совершенно другое, чем представлять, лежа в теплой постели, имея еду и близких рядом с собой.
В августе 17-го года немцы подошли к городу, где я прожила всю жизнь. Мой брат и мой отец отправились на фронт, добровольно. Все мы надеялись и молились, чтобы у них получилось отбросить немцев и вернуться домой живыми. Но, увы, наши молитвы никто не слышит. В конце апреля фронт находился уже в нескольких сотнях метров от нашего дома, который стоял на окраине города, и надежды уже не осталось. Мать настаивала, чтобы мы уехали из города вместе, но я не могла оставить свой дом. Ведь я знала, что мои отец и брат могут вернуться, и мы будем им нужны.
В последнее утро месяца я проснулась из-за звука падающих снарядов совсем неподалеку. В дом забежал мой брат.
- Мишель! Что ты здесь делаешь?
- Софи, слушай внимательно. Немцы прорвались, они будут здесь уже через минуту. Ты должна бежать на юг. В десяти километрах находится передовой штаб, ты узнаешь его по нашему флагу. Найди офицера Клюзе и сообщи ему, что нашу оборону прорвали. Скажи, что от меня. А затем попроси отвезти тебя в ближайший город. Отправь письмо бабушке и езжай к ней. Поняла?
- Эм... Да. А где папа?
- Он... он не вернётся. Беги.
- Нет! Идем со мной, нет смысла оставаться, если вас разбили, ведь так?
- Нет, Софи. Я отвлеку их, пока ты будешь убегать. Умоляю, просто иди.
- Л... Ладно. Пообещай мне, что найдёшь меня и вернешься ко мне.
- Иди.
Я видела страх и боль в его глазах. Он не вернётся, это и дураку понятно, но... Я никогда не понимала солдат, которые понапрасну отдавали свою жизнь. Но я не могла его подвести и побежала что есть сил. Я обернулась и увидела, как наш город медленно накрывает дым, оставляя за собой лишь руины. Все вещи, воспоминания, люди... Все превращается в пепел.
Я не могла больше бежать и перешла на шаг. Вокруг было абсолютно безлюдно, будто я нахожусь в отдаленных степях, а не рядом с фронтом. Лишь периодический гул артиллерийских залпов не давал забыться. Всю дорогу я думала - выжил ли Мишель? Из головы никак не выходила мысль, что я видела, как некто убегает из города во время обстрела. Мог ли он выжить и сбежать? Война учит тому, что самые страшные опасения всегда подтверждаются, но тяжело просто перестать верить. Хочется верить и надеяться, всегда, такова человеческая природа.
Как бы там ни было, я должна была выполнить поручение брата и продолжала двигаться. Осознание того, что я, возможно, потеряла брата и отца, приходило очень медленно, едва заметно. Мозг просто не мог этого понять и... Чем ближе я была к цели, тем сильнее меня окутывал этот страх одиночества.
Дойдя до передового штаба, я заметила, что там творится полная неразбериха. Французы явно не понимали произошедшего, и возможно, моя информация может помочь им пережить этот день.
Мимо меня бежал солдат, явно посыльный, у которого я и решилась спросить...
- Прошу прощения.
- Мадемуазель, мне некогда.
- Где найти мсье Клюзе?
- Эм... А зачем тебе?
- Нужно передать ему сообщение.
- Пф... Иди за мной.
Солдат явно был обеспокоен хаосом вокруг, и я усугубляла это, но приказ есть приказ. Я всю жизнь беспрекословно выполняла просьбы брата, ведь... Осознание того, что тебе есть на кого положиться в семье, только укрепляют её.
Посыльный привел меня в некое подобие штаба. На деле, это была обычная открытая палатка среди окопов, над которой возвышался флаг Франции.
- Сэр, тут к вам девушка, говорит, у нее для вас сообщение.
- Я слушаю.
- Меня зовут Софи Дюжен, мой брат - Мишель, сказал бежать к вам и предупредить, что их оборону прорвали.
- Боже... А город?
- Боюсь, что города больше нет, мсье.
- Чертовы гансы. Ну, хотя бы мы наконец знаем, кто стреляет по нам с юга. Спасибо, мадам. Жан, возьми машину и отвези эту девушку в город.
- Слушаюсь, мсье.
- А...
- Да?
- А вы бы не могли разрешить мне остаться? Мой брат был в городе и... Маловероятно, что он выжил, но я не знаю, что с моим отцом, а здесь я сама смогу выяснить это.
Не знаю, в каком бреду я находилась. Очевидно, осознание потери близких окончательно окутало меня и... Я всю жизнь ненавидела сидеть в стороне, когда все заняты общим делом. Наша Франция в опасности, и большинство заняты её защитой, а я хочу быть среди них. Все эти годы меня останавливало только то, что отец и брат защищают нас. Но раз их не стало, кто-то должен заменить их. Все равно всех нас ждет смерть, и лучше умереть за свою страну, чем радоваться победе, находясь в сотнях километрах от фронта.
- Ты? Девочка... Ты серьезно?
- Да, абсолютно.
- Черт... Нам не хватает людей, но не до такой же степени.
- Если фронт моего брата разбит, то вам нужно кем-то это компенсировать. Сэр, я очень быстро учусь, я уже стреляла из винтовки и... Я не хочу сидеть в стороне, зная, что вы погибаете здесь. Я хочу быть той, кто рвётся в бой вместе со всеми.
- Я об этом еще пожалею... Черт, ладно. Но если я увижу, что твоей жизни что-то угрожает, сразу отправлю к родным, если они у тебя еще остались.
- Идет.
- Жан!
- Да, сэр?
- Подбери ей снаряжение и... Научи обращаться с оружием.
- Так точно, сэр?
- Свободны.
Мы отошли в землянку, где хранилось снаряжение и снаряды для артиллерии.
- Ты с ума сошла?
- Что?
- Девочка, тебе лет-то сколько?
- Двадцать.
- Ну так и беги домой, пока не поздно. Ты думаешь, что отомстишь за родных или научишься здесь чему-то?
- Да. Я готова сражаться.
- Здесь уже давно никто не сражается. Софи, девочка, поверь, что очень скоро ты пожалеешь об этом решении, и лучше передумать сейчас.
- Это мое решение, и не тебе с ним спорить, Жан.
- Как хочешь. Первое - винтовка Бартье. Ты когда-нибудь стреляла?
- Да.
- Хорошо. Значит, заряжать умеешь. Магазин на три патрона, передергивай затвор после каждого выстрела и считай патроны. Теперь... Одежда. Даже не знаю, есть ли у нас такие маленькие размеры. Да, вот. И каска. Никогда не снимай её и не давай другим, если не хочешь бриться налысо.
- Хорошо.
- И еще... Тебе бы волосы укоротить, чтобы пачкались меньше. Хотя вши будут в любом случае...
Жан протянул мне ножницы, и я спокойно отстригла свои длинные волосы. Я четко понимала, что с эти решением придет множество последствий и обязанностей, и я была готова принять все.
- Хм... Тебе так даже идет. Эдакое неряшливое каре. Переодевайся и иди за мной.
Форма была, мягко говоря, великовата. Но что поделать. Жан провел меня в линию окопов.
- А теперь смотри. В той стороне - гансы. Их несложно узнать. Между нашими и их окопами ничейная земля, на которую можно выходить только во время атаки, иначе тебя могут застрелить свои же, особенно ночью.
- Не говори со мной как с идиоткой.
- Я и не говорю с тобой как с идиоткой. Просто люди порой совершают настолько очевидные ошибки, что лучше я предупрежу тебя обо всем, чем буду жить с твоей кровью на руках.
- Жан!
- Прошу прощения. Ты пока познакомься со всеми, а я скоро вернусь. И еще кое-что... Не высовывай голову из окопов.
- Ладно.
Я стала бродить по окопам. Уже тогда я начинала понимать, что такое "ад на земле". В окопах была абсолютная антисанитария: грязь, смешанная с кровью, трупы, втоптанные в землю, конечности, сломанное оружие, гильзы и мерзейший запах. Неудивительно, что многие умирали не от пуль, а от болезней. От всего этого вида мой разум помутился еще сильнее, и чем дальше я шла, тем сильнее я теряла здравомыслие. В итоге мне стало настолько плохо, что я попыталась выбраться из окопов назад, за линию фронта. В этот момент кто-то закинул меня обратно в окопы, и я потеряла сознание.
Очнувшись, я увидела молодого человека чуть старше меня, с ужасно измученным видом и наполовину забинтованным лицом.
- Ты как, девочка?
- Боже...
- Да... Добро пожаловать на войну. А, Жан...
- Софи, мать твою!
- Прости. Мне просто стало так плохо...
- Луи, покажи ей каску. Видишь, Софи. Секундой позже и - эти дырки были бы не только на шлеме.
Моя каска стала напоминать сито. Шесть отверстий за пару секунд, что я была вне окопа...
- Вот теперь и носи её.
- Жан... Я не могу...
- Эх... Пойду скажу Клюзе, чтобы отправил тебя домой. Видишь, Луи, ей пары минут хватило, а ты удивляешься, как Пьер мог сделать такое. Он еще долго продержался в сравнении с ней.
- Пьер... Кто это?
- Мой друг. На днях в одиночку вылез из окопов, ночью, и просто стоял на нейтральной полосе.
- Ага, ждал, пока его застрелят.
- И что с ним стало?
- В него попал снаряд. Противотанковый. Мы даже каску не нашли... Отправляйся домой, Софи.
- Я не могу... Я должна быть здесь.
- Кому? Стране? Это ничейный фронт, и здесь никто не воюет за страну.
- А за что тогда?
- За самих себя. Мы сами пришли сюда сами и не можем позволить себе стать дезертирами. Вот и все.
- Я хочу остаться.
- Софи, ты молодая девушка, и твоя решимость весьма похвальна, но... Эта война не для тебя. На ней должны остаться только те, кто пришел сюда раньше. Нам не нужны новые смертники.
- Я не стану еще одним именем...
- Станешь. Все мы станем.
- Пожалуйста... Я не хочу возвращаться к матери или бабушке!
- Ладно. Оставайся. Но тогда не жди, что кто-то будет тебя защищать.
- Я могу сама защитить себя.
- Как скажешь. Луи, идем. Пора напрячь немцев.
Жан и Луи удалились. Я видела, как на другом конце траншеи они установили миномет и начали беглый обстрел. Издалека доносились крики немцев, которых действительно напряг наш обстрел.
Я бродила по окопам, пытаясь привыкнуть к моей новой реальности. Некоторые солдаты стреляли в направлении немцев. Не по самим немцам, а лишь в их сторону. Кто-то сидел и просто обсуждал последние новости из фронтовых газет, а некоторые... Сидели и молились. Не о спасении, а о смерти. Мозг не мог понять то, что видели глаза. Вся эта мерзость была вне какого-либо понимания. И люди просто ломались, переставали бороться.
Как можно молиться о смерти? В мирное время это непостижимо, но... Находясь здесь, на фронте, это со временем становится совсем логично и правильно.
Вдруг меня подозвал солдат.
- Эй, новенький.
- Да?
- Оу... Девушка?! В форме? Что?!
- Что?
- Пф... Похоже, скоро и дети воевать будут... Бред...
- Ты вроде что-то хотел.
- А, да, у тебя патроны есть? А то мне в схрон лень идти.
- Да, вот.
- Спасибо.
- Можно вопрос?
- Да, конечно.
- По кому ты стреляешь?
- По немцам.
- Я имею ввиду, ты ведь не видишь их и просто тратишь патроны.
- Видишь ли, если я не буду стрелять, то они могут расслабиться и перейти в наступление. Тем более... Пуля же может встретить несколько случайных целей за день?
- Да, но сколько патронов ты при этом потратишь?
- А это уже не мое дело. Кстати, это и стресс помогает снять.
- Да неужели?
- Да. Иди сюда. Только пригнись и сними каску.
- Мне сказали не снимать каску.
- Сними. Снайпер легче узнает через прицел каску, чем голову.
- Ладно.
Я легла рядом и, честно сказать, мне было очень страшно. Может, кто-то и молится о смерти, но не в первый же день на фронте.
Мы стреляли в периодически вылезающих немцев, но безрезультатно. Хотя это действительно помогало снять стресс. Смотря на мушку, ты забываешь обо всем и сосредотачиваешься только на желании убить, а спуская курок, ты чувствуешь отдачу, мощь, будто ты имеешь власть над миром.
"Меткий стрелок имеет силы больше бога - он может забрать жизнь и может сохранить. Он может отнести тебя к Харону или же позволить вернуться к семье. Он может исполнить одно из твоих самых заветных желаний в мгновение ока" - так однажды написал мой брат. Он был прав. Кто-то мечтает о смерти, кто-то о жизни, а стрелок может легко исполнить эти мечты. И произведя свой первый выстрел, я ощутила это. Моя жизнь в их руках, а их жизни в моих руках. И тогда до меня дошло, что на войне все связанно, каждый поступок, каждый грех, каждый человек. Все имеет связь, все имеет последствия.
Мы пролежали так около часа, но безрезультатно. Я не смогла получить ответ на свой вопрос - каково забрать чью-то жизнь. Очевидно, что мне только предстоит это узнать.
- Софи, вот ты где.
- Привет.
- Реми...
- Жан...
- Эм... Вы не ладите?
- Не очень. Верно, трус?
- Хватит. Я же все тебе объяснил!
- Да? А ей ты рассказал о себе?
- Нет, и не должен. Иди лучше займись делом и не мешай нам с Софи.
- Так, сразу скажу, что ничего не понимаю и... Я ни на чьей стороне, но Реми, у нас кончились патроны и, Жан, ты что-то хотел?
- Да. Время пообедать. Без тебя, Реми. Ты же занят.
- Валите, оба.
Мы вернулись к штабу, где уже развели костер и солдаты начали трапезничать, сидя прямо в грязи.
- Жан, а где стол или что-то такое?
- Стол? Софи, это война, и слегка опасно выставлять стол на всех солдат, учитывая то, сколько у немцев снайперов. Ты еще не поняла?
- Чего?
- Что весь уют, удобства и радость остались позади. Держи, твоя порция.
Жан принес мне стул, и я единственная, кто ел хоть с каким-то удобством.
- Так... А чем именно тебе не нравиться Реми?
- Тем, что он трус.
- И что он сделал?
- Я бы мог тебе сказать, но... Немцы, скорее всего, атакуют в ближайшее время, так что ты увидишь всё сама.
- Что именно?
- На что люди способны...
Жан протянул мне бутылку.
- Будешь?
- Что это?
- Вино. Сестра прислала.
Я попробовала это "вино".
- Боже, что это за гадость?
- Эй.
- Прости. Но это "вино" отдает спиртом сильнее, чем водка.
- А это и есть водка. Просто сестра придумала оригинальное название для неё.
- Как ты можешь пить, будучи уверенным, что немцы скоро атакуют?
- Лучше спроси, как я могу пить так мало.
- Это безответственно!
- Софи, ты здесь всего несколько часов, так что прекрати судить обо всем с высокой колокольни.
- Прости, но некоторые вещи мне кажутся дикими.
- Скоро тебе весь мир дикостью покажется.
- Хм... А что у тебя за винтовка?
- Это? Маузер... Отличное оружие...
- Маузер? Это же немецкая компания.
- Да. Я забрал её у немца.
- А так можно?
- Можно?! Нужно! Если убила немца - бери все, что душе угодно. Иначе такое добро зря пропадает...
- А я все хотела спросить... Когда мне можно будет получить такую вещь, как противогаз?
- Когда убьешь немца, который носит его. Видишь ли, единственная вещь, которая у нас в достатке, это патроны. С остальным приходиться импровизировать.
- То есть если немцы нападут на нас, а ты сказал, что это произойдет очень скоро, и они обстреляют нас газами, то... Я мертва?
- Даже если у тебя будет противогаз, это весьма и весьма вероятно.
- А ты все-таки тот еще ублюдок...
- Софи...
- С меня хватит. Я поела и, с твоего позволения, я займусь делом.
- Винтовку не забудь.
- Ой, чтобы я без тебя делала. Ты такой заботливый.
- Софи, послушай. Я сказал тебе, что здесь нянек не будет, и что каждый сам за себя. Я тебя предупредил, и ты это приняла. Так что не вини меня за то, что говорю очевидную правду в лицо. Противогаз - это меньшее, о чем тебе следует сейчас беспокоиться.
- А я предпочитаю начинать с малого.
- Хорошо. Тогда скажи мне, где достать тебе противогаз? Их просто нет на складе. Труп, причем неважно чей, это твой единственный источник ресурсов здесь. Поняла?
- Да.
- Хорошо. Тогда иди, займись делом, ты же такая важная.
- Да пошел ты.
Я вернулась к Реми, по пути прихватив с собой коробку боеприпасов. Он продолжил стрелять, а я села рядом, погрузившись в свои мысли.
- О чем задумалась?
- Почему Жан говорит, что все мы в любом случае покойники? Многие же здесь с самого начала войны.
- Жан... Он скептик. И к тому же идиот, но... Во многом он прав. В нашем секторе нет никого, кто здесь с самого начала. Кроме Жана, разумеется.
- Но половина ребят из моего города, которые отправились на фронт, до сих пор живы.
- А ты их видела? Да, многие физически живы, но...
- Но мертвы внутри... Вот о чем мой брат писал.
- Да. А еще бывает, что те письма, которые читают матери, не всегда написаны их сыновьями.
- Но... Если кто-то умер, как можно продолжать писать от его имени? А почерк? Мать всегда узнает почерк родного сына.
- А как сказать матери, что сын умер? Лучше уж пусть думает, что он на фронте. И большинство писем написаны на коленке... У нас всех одинаковая корявая писанина. Поверь, ты бы не нашла отличий даже в десяти разных письмах.
- А когда война кончится? Напишут, что он заблудился?!
- Я не думаю, что все это вообще когда-нибудь кончится...
- Все войны заканчиваются.
- Да? Ты знаешь историю?
- Да.
- Тогда ты наверняка слышала, как однажды война между Англией и Францией велась больше ста лет. Только подумай, сто лет воевать с кем-то... Откуда уверенность, что эта война не продлится столько же?
- Не знаю... Но я верю, что...
- Веришь. В этом все и дело. Ты только прибыла сюда. Ты еще веришь во что-то.
- Всегда нужно верить.
- В Бога, да? Бог ведь нас всех спасет... Да, только где он? Может, уснул или забыл про нас? А может, и нет его? Тебе хочется верить, что кто-то поможет, направит... Но здесь... Здесь мы сами по себе.
Вот что Жан имел в виду. Мы сами по себе. Мы вместе, но одиноки. Нас ждут дома, но про нас не помнят.
- Понимаешь, Софи?
- Да.
- Хорошо.
- Ты пообедал?
- Нет. Как раз хотел попросить тебя присмотреть за нашими маленькими друзьями.
- Конечно.
- Не стреляй, пока не высовываются.
- А почему тебе можно стрелять просто так?
- Ну... Не знаю. Просто мне так хочется.
- Нормально...
- Просто оставь мне немного патронов, ладно?
- Пф... Ладно. Иди.
Я легла на место Реми и стала ждать. Вдалеке, из окопов немцев, шел легкий дымок и доносился смех. Очевидно, они тоже решили пообедать. Забавно, я представляла войну иначе. Казалось, что это просто постоянные пострелушки и убийства. Но на самом деле война - это целый мир. А мир в войне. Готовься к войне, как сказал великий...
К возвращению Реми я не произвела и выстрела. Этот день явно не станет моим крещением. Расстраиваться или радоваться? Боюсь предположить.
Я тихо сидела рядом с Реми, перезаряжая ему винтовку, дабы приноровиться к процессу. Однако это спокойствие омрачилось внезапным выстрелом немцев.
- Софи, пригни голову. Черт... Алан! Алан!
Реми вскочил и побежал чуть глубже в линию окопов. Я пошла за ним.
- Нет... Идиот... Алан...
- Боже...
Мы обнаружили уже бездыханное тело солдата. Пуля вошла ему прямо в глаз. От этого вида меня все-таки вырывало.
- Софи... Прояви уважение.
- Прости... Боже...
Меня прорвало так сильно, будто весь мой недельный рацион вышел наружу. На крики Реми прибежали мсье Клюзе и Жан.
- Что здесь... Боже, Софи. Алан!
- Да, да. Забейте на меня...
- А что ты хотела?! Ой, ну подайте ей кто-нибудь платочек, а то мисс невинность запачкает свои чудные волосы.
- Жан, хватит! Вы же вроде поладили.
- А теперь разладили, представь.
- Твою мать, Жан. Я офицер, так что соблюдай субординацию. Софи, совсем плохо?
- Нет, я в норме... Фух...
- Отвести тебя в лазарет?
- Нет, все в порядке.
- Клюзе...
- Что?
- Ну, хочешь ты её трахнуть, так трахни. Только давай без соплей, ладно?
- Твою мать, Жан! Стоишь в дежурстве, всю ночь.
- Ой, кто это тут погонами засветил. Ты?
- Всю неделю.
- Да мне насрать! Не от тебя приказы выслушивать буду, ясно?
- Хватит, прекратите уже! У вас лежит мертвый товарищ, а вы тут разборки устраиваете как в каком-то дешевом кабаке.
- Да кто ты такая, чтобы говорить о товарищах, а? Ты даже не знала его, утром ты спала дома.
- Заткнись!
Я ударила Жана прикладом в живот.
- Сука, еще раз тронешь меня, и я лично тебя немцам отведу на траходром.
- Хватит! Не будь ты такой сволочью хотя бы сейчас! Да, я не знала его, но вы... Вы знаете его, так что проявите уважение, хотя бы к нему.
- Да пошла ты...
- Заткнись, Жан. Отнесите его в лазарет и... Я напишу письмо.
- Есть, мсье Клюзе.
- Софи, идем.
Мы с господином Клюзе вернулись в штабную палатку.
- Черт... Ты становишься как мы.
- Просто не могу видеть такое.
- Не передумала?
- Нет.
Это покажется диким, но чем больше я видела, тем больше хотела остаться. Странно, но среди всей этой мерзости было место и для меня. По крайней мере, мне так казалось.
- Алан... Еще один сегодня. А они даже не атакуют.
- Еще один?
- Да. Утром погиб парень, прибыл сюда неделю назад и уже... Чертова война.
- А почему Жан так всех ненавидит? Особенно меня.
- Я и сам не пойму. Сначала он вроде как нормально с тобой общался, а потом...
- Как с цепи сорвался.
- Да. Наверно, ты напоминаешь его невесту.
- Вы знаете её?
- Знал. Мы все тогда только прибыли сюда, а он уже был здесь. Он любил её, сделал ей предложение, а она переспала с другим. Только он собрался простить её, как получил письмо от матери, что она погибла при обстреле. Просто так обстреляли город... Не специально. Просто промахнулись на несколько сотен метров и...
- После этого он стал вести себя как сволочь?
- Да. Но я не могу винить его.
- А вы? Вы тоже кого-то потеряли?
- Друзей, товарищей. Все мы здесь кого-то теряем. Главное не привязываться к ним. Но порой не выходит.
- Почему?
- Иногда кто-то здесь напоминает тебе человека из прошлого, и поневоле начинаешь волноваться за него.
- А почему вы так смотрите на меня?
- Ты напоминаешь мне мою дочь. Она такая же упрямая и красивая. И тоже никого не слушает.
- Хм... Сколько ей?
- Скоро будет девятнадцать. Вот.
Он протянул мне фотографию, которую достал из внутреннего нагрудного кармана.
- И вправду, очень красивая. Но... Если я напоминаю её вам, то почему разрешили остаться?
- А ты хочешь только других слушать, да?
- Простите.
- Ты не рассказала, что за история с домом? Почему ты так не хочешь туда?
- Я... Мой брат и отец... Они были опорой моей жизни, а мать... Я не хочу возвращаться к ней, зная, что там не будет отца и брата.
- Вы не ладите?
- Нет, просто... Она всегда все решает за меня. Думает, что знает, как будет лучше для меня, не спрашивая моего мнения.
- Но ты, естественно, все знаешь лучше всех... Да, ты прям копия моей дочери.
- Повезло вам...
- Да... Быть вдали от дома с родным человеком. Поэтично, не считаешь?
- Очень.
- Софи, не хочу быть тем, от кого ты бежишь, но... Будь осторожна. Ты молода и красива, а здесь идет война, так что... Не давай себя в обиду.
- Я понимаю.
- Опасность может исходить не только от немцев. Понимаешь, что я имею в виду?
- Да. Понимаю.
- Хорошо. А теперь, прошу меня извинить, нужно возвращаться к делам. Было приятно побеседовать.
- И мне.
Мсье Клюзе вернулся к своим обязанностям старшего офицера, а я вернулась к бездумному блужданию по окопам.
Ночь окутала нас. А вместе с её приходом наступила тишина. К полночи все немецкие орудия умолкли. Это непередаваемое ощущение... Весь день, даже не ведя бой, я провела в ужасном напряжении. А эта тишина привнесла некую долю спокойствия. На задней линии, на возвышенности, я нашла Клюзе, осматривающего ничейную землю.
- Мсье.
- Софи... Все еще на ногах.
- Да... Я... Я все хотела спросить - а где все спят?
- Софи, Софи... Где хочешь, там и спи. Прости, но у нас тут нет теплых ванн и мягких постелей.
- Поняла.
- Но... Узнаю, есть ли у нас хотя бы матрас для тебя.
- Спасибо.
Доктор из лазарета вынес чистый матрас и положил его на доски, в углу штабной палатки.
- Спасибо, мсье...
- Бертран. Рад познакомиться, мадам...
- Софи. Я тоже очень рада.
- Что ж, доброй ночи.
- И вам.
- Мсье Клюзе...
- Зови меня Жерар.
- Жерар Клюзе... Очень подходит.
- Хм... Доброй ночи, Софи.
- Доброй ночи.
Я легла на матрас и, укутавшись в свое пальто, погрузилась в сон.
Глава 2. Стена
"Два величайших тирана на земле: случай и время"
- Иоганн Гердер
...Стена огня накрывает землю, оставляя за собой лишь пепел. Ежедневно, ежечасно. Никто уже и не помнит, как выглядит чистое небо, как выглядит восход солнца, из-за дыма над горизонтом...
Ночью мне снился сон. Я стояла одна, на бесконечной ничейной земле, которая была усыпана телами умерших. Вдалеке одной колонной шли солдаты. Но когда я подошла ближе... Они не были людьми. Изуродованные души шли бесконечной вереницей через весь фронт, поднимая умерших и ставя их в эту мертвую колонну. Я не могла понять, куда они идут, и подошла совсем близко, чтобы, вероятно, разглядеть их... лица? В этот момент они все повернулись ко мне. У них не было лиц, даже черепов. Это... Просто изуродованные мертвые души. Через секунду я проснулась от страха и крика солдата.
- Артиллерия!
В палатку вбежал Клюзе и поднял меня.
- Софи, живо за мной!
Когда мы вышли... Я наконец увидела, что такое ад. Гул немецкой артиллерии заглушал любые звуки. Стена заградительного огня медленно приближалась к нам, уничтожая все на своем пути. Непередаваемое ощущение... Я не могла даже пошевелиться, но Клюзе взял меня за шиворот и потащил на вторую линию окопов, где находились бункеры. Он буквально закинул меня в бункер, а сам встал у выхода, следя за тем, чтобы никто из солдат не заблудился, периодически используя свой командирский свисток.
Последний солдат забежал в бомбоубежище, больше похожее на обычную землянку и Клюзе обратился к нам.
- Так, немцы... Они подготовились, значит, будут прорываться. Как только артиллерия замолкнет, возвращайтесь на свои позиции и будьте готовы встретить их. Если сумеем отбить атаку, перейдем в контрнаступление.
- Клюзе... Ты хоть понимаешь, сколько у нас шансов хотя бы пережить атаку?
- Да. Немного. Но и немцы не так сильны, как ты думаешь, Жан. Они измотаны и голодны.
- Все как у нас.
- Хватит. Не атакуйте без моего сигнала. Реми, ты старший, если я погибну. И... Не делайте глупостей.
- Есть.
Меня трясло так сильно, что я даже не могла держать оружие в руках. Как Клюзе может сохранять относительное спокойствие в такой ситуации? Ведь... Один случайный снаряд может стереть тебя с лица земли за мгновение. Удивительно, как все наши вообще смогли добраться сюда живыми.
- Софи, ты как?
- Но... нормально.
- Будь позади, ладно?
- Постараюсь.
Гул орудий медленно затихал, и солдаты сжали оружие в руках.
- Приготовиться.
Упал последний снаряд, и солдаты встали.
- Готовы?!
- Да!
- Вперед! Покажем гансам, на что мы способны!
Бойцы с криками выбежали из бомбоубежища, и я вместе со всеми побежала на передовую. На первой линии уже были немцы, а наши набрасывались на них со штыками, топорами, лопатами. Я слышала треск костей, крики, выстрелы, и не могла понять, где я и что должна делать. У убитого немца я забрала лопату и взяла её в руку, при этом пытаясь держать винтовку и целиться второй рукой. Вдалеке Жан яростно добивал кого-то прикладом, а позади Клюзе отстреливался из пистолета от наступающих немцев.
Из ниоткуда появился ганс. Он бежал на меня в штыковую. Увернувшись, я прижалась к стенке окопа, ударила его по затылку лопатой и от испуга откинула её. Я перехватила винтовку и выстрелила лежащему в грязи немцу в спину.
Я потеряла силы и села в грязь, смотря на лицо уже мертвого солдата. В голове роилось миллион мыслей... Он просто выполнял приказ, так же как и я. Но кто мы такие, чтобы забирать чужие жизни?
- Софи, вставай и сражайся! Софи!
- Я... Я не могу...
Жан поднял меня и подтащил к немцу ближе.
- Смотри! Он или ты, все просто. И ты уже сделала выбор, так что встань и продолжай вести бой, твою мать! Ты сама все решила!
- Жан, сзади!
Немец ударил штыком Жана в бок, а я подобрала лопату с земли и ударила немца по рукам, чтобы Жан смог оттолкнуть его и продолжить бой. Немец отпустил винтовку и ударил меня по лицу, а я ударила его лопатой так сильно, что он сразу же упал. Он попытался встать, и я ударила его еще раз. Еще и еще, пока из ушей не пошла кровь, затем пока череп не раздробился на мелкие кусочки, пока от его лица не осталось ничего. Я слышала этот мерзкий звук трескающихся костей... А этот крик... Умирая, пока я добивала его, он завизжал на долю секунды, затем испустил дух, а я все продолжала бить его. Я раздробила его каску, череп, мозг, все до основания.
- Софи, хватит, все, ему достаточно, побереги силы для остальных.
- Я...
- Успокойся.
- Ты... ты ранен.
- Нет, так, мелкая царапина. Он промахнулся. Бери с него все, что нужно, и идем.
Жан спокойно ушел зачищать окопы, а я сидела на коленях перед трупом уже второго немца. Чем мы отличаемся от зверей? Такое убийство еще хуже, чем было в шестнадцатом веке. Может, прогресс и не стоит на месте, но убийства и войны никогда не меняются.
Мои руки, винтовка и одежда были уже целиком покрыты грязью, смешанной с кровью. Как и тело этого немца. Я никогда не забуду этот крик и звук ломающихся костей. Он пронзает тебя насквозь. Ко всему этому ужасу прибавился дождь. Брат всегда говорил, что дождь на фронте - это еще один кошмар.
Хм... Вот и началось то самое выживание в грязи и трупах, о котором все говорят.
Раздался звук офицерского свистка, и воцарилась тишина. Все выжившие подошли к штабной палатке, вблизи которой я сидела. Нас можно было пересчитать по пальцам.
- Софи, иди сюда.
- Я... Дайте мне минуту.
- Ладно. Так, немцы нас сильно потрепали, но мы всё еще живы, а самое главное - их атака провалилась...
- Клюзе, ты издеваешься? Нас сколько? Шесть человек, доктор и девка. Только не говори, что ты хочешь контратаковать таким составом.
- Их окопы должны быть пусты...
- Клюзе, мать твою, а наши? Кто останется здесь? И скажи мне, кто удержит их окопы? Они наверняка уже знают результат атаки, а значит, сюда уже отправили подкрепление. Мы не выстоим. Лучше задуматься, как удержать свою линию, а не пытаться захватить их.
- Предлагаю голосование.
- Кто за - поднимите руки... Трое. Софи, твой голос решающий.
- Я не знаю... Если мы возьмем их окопы, они снова начнут обстрел.
- Согласен. Лучше запросить подкрепление и держатся до его подхода. Если мы потеряем сектор, то и другие могут пострадать. Немцы дерутся за каждый клочок земли и... Если они прорвут нас, то...
- Они могут выиграть всю войну. Если мы потеряем сектор и никто об этом не узнает, то будет такая же катавасия, как была вчера. Если бы не Софи, сегодня мы могли бы проиграть.
- Да. Нам повезло. Но другим может не повезти. Лучше остаться и укрепить позиции.
- Хорошо. Я отправлю телеграмму в штаб и будем надеяться, чтобы они нас поняли. Анри...
- Да?
- Отправляйся в тыловой штаб и запроси у них боеприпасы, провизию, а самое главное - пусть дадут нам столько людей, сколько смогут.
- Может, пусть лучше Софи сходит?
- Реми, а тебе-то какое дело?
- Клюзе, при всем уважении, Софи только что впервые убила. Вспомни эти ощущения... Ей нужно пройтись куда-нибудь, где нет этого ада.
- Ладно. Но Анри, ты пойдешь с ней. И... Не делайте глупостей.
- Есть. Софи!
- Что...
- Идем, прогуляемся.
Я все еще сидела на коленях перед телом этого немца и пыталась понять: как я могла совершить такое? Убийство, это ужасно, но это...
- Софи, нам надо идти.
- Анри!
- Да?
- Постарайтесь вернуться к утру.
- Хорошо. Софи, что сделано, то сделано. Нужно идти, пока немцы не собрали новые силы.
- Иду...
Я еле-еле собрала силы, что остались после атаки, и пошла за Анри.
- Кстати, когда вернемся, не забудь взять с фрица награду. Ты её заслужила.
- Награду? За убийство?
- Да. Это война и... Ты уже выполнила то, что должна. Если бы не ты, Жана могли убить. А ты спасла его. Разве это не достойно награды?
- Не знаю. Я уже ничего не понимаю. Я пришла сюда и думала, что знаю, зачем иду, знаю, что увижу. На деле все совсем иначе.
- Рассказы с фронта не передают саму суть нахождения здесь. Наши рассказали о тебе. Ты потеряла брата, верно?
- И отца...
- Оу... Мне жаль.
- Ничего.
- Они тебе писали, пока были тут?
- Да, но... Было ощущение, будто они не хотели говорить. И я их понимаю. А ты? Тебя ждет кто-то?
- Невеста. Но, кажется, она уже не верит, что я вернусь.
- А мы вернемся? Даже я после сегодняшней ночи уже не верю в это.
- Почему? Мы выжили, когда другие умерли.
- Да, мы живы, но сколько погибло, чтобы мы могли жить? Еще вчера в наших окопах было полно людей, я даже не смогла познакомиться с ними. А теперь их нет. Остались только мы.
- Ну, будем надеяться, нам дадут подкрепление, и мы сможем продержаться еще немного. Американцы прибывают, а немцы почти лишились сил. Наверное, я единственный в этом секторе, кто верит в скорое завершение этой войны.
- Но сколько еще погибнет до этого конца...
- Согласен, многие не вернутся. И этого, к сожалению, не избежать.
Я смотрела на его лицо и не могла понять этого спокойствия. Оно не было похоже на спокойствие от рассуждений и логики, а скорее от болезни.
- Анри?
- Да?
- А... Прости за вопрос, но ты случайно не болен?
- В каком смысле?
- Ну... ты рассуждаешь об этой войне с таким спокойствием...
- Ах, это... Меня контузило и... Будто все эмоции отшибло. А может наоборот мозги на место встали. Я знаю, что моя невеста получит письмо о моей кончине вероятнее, чем увидит меня, но я не могу ничего изменить, и приходится просто мириться с этим фактом. Если мне суждено вернутся, то я выживу, если нет, то меня убьют. И я не хочу ничего менять. Я просто буду делать то, что должен, а там уж как выйдет.
- И ты не думал уйти?
- Думал. Но после всего, через что мы все тут прошли, мало кто осмеливается уйти.
- Вы не можете жить без этой войны, пока она не кончится...
- Да. Ты как, кстати?
- Нормально. Нам далеко еще?
- Нет, скоро придем.
Да ни черта не было нормально. Мой мозг разрывало изнутри. Я периодически оглядывалась, мне казалось, что я снова слышу этот крик, повсюду мне мерещились люди и трупы. Я медленно сходила с ума.
- Анри?
- Да?
- Как ты себя чувствовал после первого убийства?
- Ужасно. Я постоянно слышал крики и видел черт знает что.
- И как ты с этим справился?
- Примерился с убитым. Я не мог простить себе этого, в том числе из-за жалости к нему. Но потом просто... Почувствовал что-то...
- Бога?
- Нет, Софи. Я почувствовал, что он, немец, простил меня, а я простил его. Может мой мозг это выдумал, а может, и вправду что-то было, я не знаю. Но стало легче и теперь я стараюсь не думать об этом.
- Мол, мы все это делаем по своей воле и сами виноваты в этом?
- Вроде того.
- Все постоянно твердят об этом, но это больше похоже на попытку убедить себя, нежели на реальные мысли.
- Отчасти так и есть. Но нужно пытаться, иначе станешь следующим Пьером. Слышала о нем?
- Да, от Жана. Он не смог застрелить себя и дал это сделать врагу... Но... Если его все это настолько сломало, почему он не убил себя сам?
- А ты бы смогла выстрелить в себя? Ты пришла сюда сама, по своей воле и зову чести, значит, скорее всего, как и остальные, ты не сможешь уйти, иначе предашь саму себя и свое сердце. А самоубийство - это то же самое. Пьер отдал свою жизнь на волю случая.
- Но ведь он сам вышел, и было очевидно, что немцы его убьют. Значит, он сам убил себя.
- Нет. Немцы обычно спят в это время, так же, как и мы. Даже снайперы. Но именно в эту ночь один солдат дежурил у противотанкового орудия. Знаешь, какой шанс попасть из него в человека с дистанции в двести метров?
- Один к десяти?
- Один к ста, если не меньше. Без пристрелки, с одного выстрела. И именно в ту ночь он попал в него. Это случайность, которой Пьер отдался. На самом деле, вся наша жизнь здесь и есть случайность.
- Все зависит от везения...
- Везения тут нет. Скорее, насколько сильно тебе не везет. Кто-то отделывается легкой царапиной, а в кого-то прилетает целый снаряд, но в обоих случаях тебе уже не повезло.
- Но... От царапины можно умереть в больших мучениях, из-за болезни, чем от попадания снаряда. Значит тому, в кого попал снаряд, уже повезло, что он умер быстро.
- Но он умер. В этой войне все двояко. Мы пришли.
Мы с Анри достигли нашего пункта назначения - тыловой штаб. Здесь было невероятно умиротворенно, учитывая то, что совсем рядом располагалась линия фронта. Солдаты крепко спали на кроватях, никакой грязи, растут деревья. Пока мы искали офицера, я заметила более десятка орудий, направленных к небу. За этими орудиями находились горы гильз от снарядов, выше меня в несколько раз. Должно быть, у немцев эти горы стали гораздо выше после сегодняшней ночи.
- Вот что такое артиллерия.
- А?
- Только посмотри, сколько гильз. Я был здесь пару дней назад. Горка была совсем маленькой, по пояс. Сегодня она уже выше нас с тобой вместе взятых раза в три.
- Это все за пару дней?
- Да. Орудия только расположились здесь. Они расходуют в сотни раз больше снарядов, чем количество умерших в секторе за год.
- Боже... Но зачем?
- Без них нас сметут. Это не орудия физической смерти, но моральной.
- Как у нас сегодня.
- Да. Нас всех больше испугал сам обстрел, но все остались живы после него.
- Это и заслуга Клюзе тоже.
- Клюзе далеко не такой хороший, как ты о нем думаешь.
- Но и не такой злодей, каким Жан пытается его выставить.
- Да. Идем.
Мы нашли старшего офицера и Анри приказал мне стоять позади, чтобы не вызывать лишних вопросов. Увы, вопросы были.
- Мсье Лазар.
- Анри. Не ожидал увидеть тебя так скоро. Клюзе решил тебя посыльным сделать?
- Вроде...
- Впрочем, мне это не интересно. Что у вас происходит там? Немецкие артиллеристы совсем с ума сошли?
- И не только артиллеристы. А вот почему наши бездействуют?
- Мы ждем новую ревизию снарядов.
- Поскорее бы.
- Зачем явился и что за девка?
- Эта "девка", как вы выразились, вчера практически спасла нам жизнь. А сегодня, Жану. Она пришла сама, а Клюзе разрешил ей остаться.
- Черт, да он совсем спятил. Еще бы детей привел.
- Сэр, понимаю, что вам тут в тылу тяжело представить всю ситуацию на фронте...
- Да как ты смеешь?!
- Я ничего не говорил.
- Я знаю, как ты и твои дружки обо мне отзываетесь. Считаете меня крысой тыловой.
- А разве это не так?
- Сука! Ты за это ответишь, и очень скоро. Говори, что тебе нужно и вали, пока я тебя не пристрелил.
- Нужны еда, патроны, а самое главное - солдаты. Нас осталось восемь человек.
- Восемь?!
- Да. Немцы провели артподготовку, а затем бросили на нас всех солдат. И очень скоро бросят еще.
- Черт, у меня тут одни новобранцы.
- Сэр, нам хоть новобранцев, хоть младенцев, главное чтоб винтовку держать могли. Нам конец, если сегодня не будет подкрепления. А если нам конец, то и вам тоже.
- Черт... Жак!
- Да?
- Собирай всех и отправляй в сектор Клюзе.
- Всех?
- Да. И пусть возьмут с собой боеприпасы и еды, сколько унести смогут.
- Есть.
- Это все?
- Да, Лазар, это все.
- И еще... Пусть отправит девку домой. Вы получили солдат.
- Лазар, это решение нашего офицера...
- Я старше него по званию.
- Но он старший в нашем секторе. И ему решать, останется Софи на фронте или нет.
- А мне решать, будет ли у вас завтра артиллерия, или нет.
- Сэр, мсье Клюзе позволил мне остаться, но это мое решение. И никто не ответственен за него, кроме меня. Если я погибну, то буду сама виновата в этом.
- Девочка, да ты хоть знаешь, что такое убить кого-то? Ты стрелять-то вообще умеешь?
- Побольше твоего. Может, она и не меткий стрелок, но сегодня раскроила немцу череп лопатой, защищая себя и Жана. Так что... Мы ждем подкрепление к утру. Всего доброго, Лазар.
Анри взял меня за руку и быстро увел. Мы уже подходили к нашему фронту...
- Анри, почему вы так грубы друг с другом?
- С Лазаром?
- Да.
- Он всю войну просидел в тылу, подлизывая кому надо, а теперь каждый раз читает нам нотации по поводу и без. Ему только повод дай, и он объявит тебя изменником. Крыса тыловая... Хуже всех солдат те, кто посылают других умирать, а сами прячутся при первом звуке грома.
- А он может, скажем, не прислать подкрепление?
- Может. Но не станет. Если нас всех перебьют, то он станет виновным в этом. А если это случится...
- То Франция может проиграть всю войну.
- Да. И помимо этого, его обвинят в измене. Его ненавидят все офицеры, и они с радостью ухватятся за любой повод убрать его.
Мы вернулись в окопы. Странно, это ужасное место уже стало мне родным. Будто возвращение домой. Столь быстро... Может, мне и вправду уготовано судьбой остаться здесь, а не дожить до счастливой старости с семьей.
- Клюзе, они скоро будут.
- О, уже вернулись. Как Софи?
Я делала вид, что думаю о чем-то и не слушаю их, стоя в отдалении.
- Не знаю. Вроде отошла.
- Хорошо. Не хочу, чтобы мы её потеряли. Софи, там Реми снял все с немцев и сложил в ящик. Посмотри, может что приглянется.
- Черт, да если ты сейчас не заберешь все, я сам это сделаю.
- Я посмотрю.
В ящике лежала немецкая винтовка, несколько подсумков с патронами, сигареты, а самое главное...
- Противогаз! Наконец-то.
- Вот они, мелкие радости на фронте.
- А... Мне стоит брать эту винтовку?
- Я бы взял.
- А патроны к ней...
- Возьми что есть. В окопах постреляешь из своей, а как перейдем в наступление - бери немецкую. На первое время патронов хватит, потом еще снимешь.
- Хорошо. Она такая же?
- Да. Только магазин на пять патронов. Остальное все такое же.
Я повесила новый Маузер на спину, взяла подсумки и спрятала сигареты в карман. Ни разу в жизни не курила, но... Тут это что-то вроде чаепития, так что не буду выделяться. Я собралась уходить, как заметила в этом ящике еще кое-что - небольшую коробочку. Я открыла её. Там лежали четыре сигары, а под ними - фотография... Фотография того самого солдата, чей череп я размозжила. Очевидно, он был офицером или просто знатным господином... Но на войне все равны. Цена наших жизней одинакова.
Анри увидел, как я дрожащей рукой взяла фотографию и едва не заплакала.
- Выкинь её.
- Что?
- Порви и выброси фотографию. Ты все сделала, а это будет тебе мешать. Даже такая деталь будет огромным грузом. Поверь, я знаю, о чем говорю.
- Но...
- Нет никаких "но". Он мертв, его не пощадить и не вернуть. Ты забрала его жизнь, но она не принадлежит тебе. А фотография принадлежит ему, не тебе.
Я разорвала фотографию и бросила в грязь.
- Так правильно. Поверь.
- Я верю. Просто все еще не могу привыкнуть к этому.
- К этому невозможно привыкнуть. Можно только смириться.
- Но как?
- Не знаю. Просто сделай это. А пока... Ложись спать. Сейчас еще ночь и пока немцы молчат, нужно извлечь из этого пользу.
- Ну... Попробую.
- Если это как-то облегчит жизнь, могу дать что-нибудь почитать.
- А что есть?
- В основном классика литературы. Шекспир...
- Есть "Макбет"?
- Да. Но это не лучшее чтиво для войны.
- Принеси, пожалуйста.
- Вот. Клюзе каждый месяц получает посылки от дочери. Она шлет ему книги из своей коллекции.
- Хм... Напоминает ему, что дом все-таки есть?
- Наверное. Почитай и поспи, а я пойду осмотрюсь.
Я легла на свой матрас и читая книгу, отдалась в объятия сна.
К полудню, судя по яркости солнца, меня разбудил Клюзе.
- Софи, просыпайся.
- Еще минутку...
- Прямо как моя дочь. Вставай, пора поесть.
Я встала на ноги и вышла из палатки. В окопах было полно новобранцев. Совсем молодые парни, вероятно, только достигнувшие совершеннолетия, фермеры и бог знает кто еще... Они еще смеялись, рассказывали друг другу истории из мирной жизни... Но помимо них, были и более существенные изменения. Я заметила пару новых пулеметов, зенитное орудие, свежевырытые участки позиций. Будто все готовились к чему-то ужасному и в тоже время грандиозному.
- Клюзе, а... Что-то известно о следующих атаках?
- Нет, почему ты спрашиваешь?
- Просто все выглядит так, словно все готовятся к чему-то конкретному.
- Нет, просто нам прислали пополнение и новое оружие. Так всегда происходит.
- И сколько новобранцев?
- Около сотни. Часть на вторую линию, но большинство теперь будет здесь. Пора пообедать.
- Скорее позавтракать.
- Ну, и это тоже.
Клюзе убрал карты и документы с командирского стола, вынес некое подобие тарелок и стульев, и весь наш "старый" состав из восьми человек, включая меня, уселся за этот стол. Разумеется, за столом кто-то должен начать обсуждение проблем насущных, и Жан стал первым.
- Черт, кого нам дали!
- Ты о чем?
- Об этих свинопасах. Понабрали черт знает кого...
- Главное, чтобы стрелять умели.
- Нет, Клюзе, вовсе нет. И ты сам меня прекрасно понимаешь.
- Вы о чем?
- Он говорит о том, Софи, что вся эта деревня, которых мы теперь вынуждены называть "солдатами" и своими "братьями по оружию", помимо того, что не умеют воевать, еще и очень опасны для нас всех.
- Черт, да для самих себя.
- Пф...
- Не понимаю, солдаты они и есть солдаты, какая разница, откуда они?
- Софи... Я же тебе говорил, на войне люди на многое способы. А чем хуже человек был до войны...
- Тем больше грехов он натворит на самой войне.
- Да, Луи. Клюзе, зачем ты оставил их нам? На второй линии парни получше есть.
- Я не выбирал. Сказал распределиться, они распределились.
- Да все равно все скоро сдохнем, а с ними хотя бы шанс есть.
- Ага, шанс стать убитым своими же из-за портсигара.
- Ладно, хватит об этом. Лучше подумайте о сегодняшнем сражении.
- Клюзе, мать твою, не шути так.
- Я не шучу. И не я решил это. Поступил приказ от командования. Они знают о вчерашнем...
- Анри и Софи, кто ж вас, сука, за язык то тянул...
- Хватит. Поступил приказ, нужно компенсировать потери захватом сектора. Командование считает, что немцы атакуют сегодня вечером, а значит, мы должны это сделать раньше, пока они не подготовились.
- И когда?
- К закату. Немцы атакуют около полуночи.
- Ну посмотри... У наших даже на фронте шпионы есть.
- А кто сказал, что среди нас их нет? Война ведется не только среди солдат.
Все это было похоже на спор пьяных фермеров в каком-то кабаке посреди глуши.
- Парни, хватит.
- Софи, а может, ты шпионка?
- Жан, хватит. Ты пьян.
- Насколько дозволено...
- Хватит спорить. Лучше подумайте, как нам сделать то, чего от нас ждут.
- Ждут... Чертовы ублюдки. Сидят в своих штабах где-нибудь в Париже, говорят нам что делать и какие мы плохие, а сами даже не знают, как винтовку зарядить.
- Хватит! Задрали! У нас есть приказ, и мы должны выполнить его. Все остальное абсолютно не важно!
Все оставшееся время обеда мы провели в тишине. Все явно таили некую обиду. Кто-то на штаб, кто-то друг на друга... Но состояние Клюзе заботило меня сильнее всего. Будто его что-то гложет и злит одновременно. Скорее всего, он винил себя во вчерашних потерях. Хм... Трудно быть офицером, ведь за любую ошибку солдата именно тебя считают виноватым.
Пообедав, Клюзе снова разложил документы на столе, а я пошла осматривать наши обновленные позиции. Но стоило мне отойти от палатки всего на пару метров, как мой путь преградил чуть ли не самый большой из всего этого сброда.
- Ух ты... Какая лапуля...
Клюзе наблюдал за этим и не мог не вмешаться.
- Эй, отойди от неё.
- Да я же её только потискаю.
- Я сказал, отойди от неё.
- А то чё?
Клюзе достал офицерский пистолет и выстрелил в воздух.
- Иначе я пристрелю тебя! Не смейте её трогать!
Жан, собственно как и все остальные, наблюдал за этим и тоже решил вмешаться.
- Эй?
- Что?
- Видел труп немца, того, что справа от тебя на ничейной земле?
- Допустим.
- Допусти, что это она его так разделала.
- Ага, она... Еще скажи голыми руками.
- Нет. Лопатой, которую она сейчас взяла в руку. Кровь еще свежая.
От страха я даже не заметила, как взяла её...
- Не советую нарываться. Ведь если тронешь её, тронешь и нас.
Жан заступился за меня... Хм... Потеря друзей вынуждает искать новых...
Здоровяк посмотрел на меня с ненавистью, но отступил. А жизнь учит, что если такой человек отступил сейчас, значит, убьет тебя в будущем. И убьет так, что никто и не заметит. И это снова выбило меня из колеи.
Я ходила кругами по окопам, пытаясь занять себя и постоянно оглядывалась, нет ли его сзади. Но еще... Я все еще слышала того немца... В итоге я набрела на Реми, который снова стрелял в сторону немцев.
- Реми, снова "отдыхаешь"?
- Ага.
- Из-за вчерашнего?
- Да. Ненавижу, когда они так делают. Атака, это одно, но артиллерия... У меня этот вид огненной стены до сих пор из головы не выходит.
- У меня тоже. Но атака вымотала больше...
- Это тебя. Я привык к такому. Ты убила впервые, и понятно, что тебе еще это непривычно.
- Скорее пугает, что я могу привыкнуть.
- Ты привыкнешь. На этой войне всегда так. Сначала страшно, а потом... Становишься убийцей. Пострелять не хочешь?
- Нет, спасибо.
- Устала?
- Да. Из-за страха очень быстро устаю.
- Вздремни, я разбужу тебя перед атакой.
- Не забудешь?
- Нет, не волнуйся.
Я села рядом, облокотившись на стенку окопа.
- Реми.
- Да?
- Не уходи от меня, пока я сплю.
- Боишься того урода?
- Да.
- Не волнуйся, если он попытается тебя тронуть, то я с радостью преподам ему урок.
- Спасибо.
Закрыв глаза, я моментально уснула.
Глава 3. Грязь...
"Нам говорят, что война - это убийство. Нет - это самоубийство."
- Джеймс Макдональд
...Грязь - новая реальность. В ней все, от оружия и одежды, до еды и бинтов. Её невозможно смыть, в ней всё, даже воспоминания...
Снова тот же сон. Теперь они все стоят в линию, две колонны, друг напротив друга. Я посреди них, со мной еще один человек. Он жив, так же как и я. Мертвецы в противогазах, держат в руках оружие, но явно не собираются его применять. Живой держит оружие наготове, он боится. Призрак протягивает руку в сторону живого и тот падает. Живой встал, он теперь один из них, повернулся ко мне. Нас накрывает туман, и все призраки будто растворяются в нем, как и мой сон.
Грязь - первое, что я увидела, открыв глаза. Реми стоял передо мной, измазанный в ней по уши. Моя новая реальность... Окопы стали родными, но я еще не свыклась со всем, что находится в них.
- Софи.
- А?
- Нам пора. Клюзе всех собирает.
- Идем.
Мы пошли к штабной палатке, где находился Клюзе, но по пути я все думала - что это за сон? Мне пытаются что-то сказать, или это мои страхи играют со мной?
- Софи?
- М?
- Ты как?
- Почему спрашиваешь?
- Ну, судя по всему тебе что-то снилось, и это был не самый приятный сон.
- Да так... Неважно. Заметно было?
- Ты постоянно ворочалась.
- Должно быть, это из-за холода.
- Возможно. Не хочешь говорить и ладно... Кстати, дождь прекратился.
Мы подошли к палатке, где собрались все бойцы с первой и второй линии. Новобранцы уже начинали понимать, что грядет нечто ужасное. Хотя чем я отличаюсь?
- Итак, похоже, все в сборе. Сегодня в ночь немцы должны попытаться прорвать нашу оборону, но мы не дадим им этого сделать. Мы идем в атаку, сейчас. Но прежде, пока наша артиллерия подготовит их, я хочу вам кое-что объяснить. Вы - новобранцы. Вы не знаете, как вести бой и что вы можете увидеть, на что вам придется пойти ради достижения цели. К этому я не могу подготовить вас, но могу заверить, что любое ваше действие будет иметь последствия для вас. И об этом вы не должны забывать. Но вы также должны помнить, что немцы хотят убить вас и, если вы не сделаете этого с ними... Ваш единственный выбор здесь - умереть или убить. В ваших руках остановить эту войну, но до этого... Нам предстоит убить еще очень многих, и так же предстоит потерять друзей. Держите себя в руках, атакуйте яростно. Вас больше, вы бодрее и сильнее их. Прорвем их оборону и удержим этот сектор. За Францию, за победу!
Солдаты с яростью и воодушевлением закричали. Но и я, и Клюзе понимали, что это всего лишь уловка. Уловка, чтобы заманить их в смертельную ловушку и порадовать командование. Ведь сколько переживет это наступление... Яркие речи всегда затмеваются счетом убитых. И в лице Жерара я видела это.
Наша артиллерия наконец затихла, и наступила пора моего первого выхода на ничейную землю.
- Ну... В атаку!
Солдаты ринулись в пролом, вылезая из окопов. Я была чуть позади и держалась рядом с Клюзе. Почти до середины ничейной земли мы спокойно шли, даже не пригибая голов. Я старалась не смотреть по сторонам, чтобы лишний раз не видеть всего ада. Но затем, когда дым рассеялся, ад сам настиг нас. Немцы увидели наше наступление и, хотя многие из них еще не пришли в себя, они сумели скоординировать свои действия. Они развернули пулеметы, орудия, все, что у них было, в нашу сторону и открыли огонь. Клюзе едва успел понять это, когда поставил мне подножку, чтобы я упала на землю. С меня слетела каска, но я не пыталась её подобрать. Мы лежали в воронке, а каска на самом её краю, так что я не очень стремилась лишиться руки ради слабенькой защиты головы.
Как я успела заметить до падения, многие из нас успели укрыться в воронках, поэтому Клюзе все еще был уверен в возможности успеха.
- Черт! Ублюдки немецкие!
- Жан, замолкни. Так, как только их пулеметы затихнут, мы должны добраться до их окопов и выбить гансов оттуда. Поэтому не мешкайте, у нас может не быть другого шанса. Поняли?
- Да.
С нами в воронке, которая в ширину была почти с дом, были и не самые приятные личности, среди которых тот фермер, что пытался, вероятно, трахнуть меня. А его взгляд вселял в меня ужас. Будто план коварной мести уже осуществляется. Может, он и есть тот, кто предупредил немцев?
Стрелки затихли.
- Вперед без промедления!
Мы снова перешли в наступление. Теперь солдаты в рывке пытались добраться до врага. Я же перебегала из воронки в воронку, в которых то и дело находились трупы и их части. Этот вид затмевал мой разум, но страх пересиливал его, и я продолжала двигаться. Добравшись почти до самой цели, я прыгнула в воронку к Клюзе. Наши солдаты толпой штурмовали немецкие окопы на возвышении, но все было безуспешно. Очевидно, на второй линии были очень хорошие снайперы, которые не дали ни одному нашему солдату прорваться. Я увидела раненого солдата, лежащего на спине. Я вылезла из укрытия и попыталась затащить его к нам, чтобы хоть чем-то помочь. Но его было уже не спасти. Подобравшись к нему совсем близко, я заметила его руку... Она лежала в паре метров от него, отдельно. Он задыхался и истекал кровью. Я поняла, что как бы сильно я не пыталась, я не смогу помочь и решила вернуться обратно, но он схватил меня за руку и подтянул к себе.
- Девочка... Пожалуйста... Отправь письмо...
Единственной уцелевшей рукой он достал письмо из сумки и передал мне. Предсмертное желание... Даже умирая, человек думает о близких, а не о себе.
Я смотрела в его глаза, в которых медленно угасал свет жизни. Он кашлял, задыхался. Но у него не было страха. Лишь горечь и боль, что больше не увидит этот свет. Я чувствовала на своём лице его кровь, попавшую из-за кашля, чувствовала боль из-за беспомощности и... Только одна мысль пришла мне в голову - каково это, прожить чудесную жизнь и умереть тут? На холоде, в окружении незнакомцев, лишенным надежд и мечтаний?
А обернувшись, я увидела, что война делает с людьми. Тот свинопас ударил Клюзе своим прикладом и уже собирался убить его, когда я накинулась на него со спины. Я повалила его, но, разумеется, он был сильнее. Он разбил мне нос и ударил еще несколько раз, пока я не начала терять сознание. Поднявшись, он уже собирался пристрелить нас с Клюзе, но увидел, что немцы вот-вот отобьют наступление и... Он просто побежал назад, к нашим окопам, уводя всех за собой. Это последнее, что я видела...
Очнувшись, я словно оказалась в самом страшном сне. Рядом со мной, судя по звуку, в паре десятков метров, располагалась линия немцев. Они спокойно разговаривали и не знали о моем присутствии. Вокруг было полно трупов наших солдат. А позади меня лежал Клюзе. Я подползла ближе. Он был без сознания, но явно еще жив. Я проверила пульс и попыталась легкими ударами по щекам привести его в сознание, но тщетно. А когда я посмотрела в сторону наших позиций, меня окутал страх. До нашей линии было около двухсот метров, но это расстояние казалось недостижимым. Я начала плакать и, встряхивая Клюзе, шепотом пыталась привести его в сознание.
- Клюзе, вставай, пожалуйста, нам надо идти. Клюзе, умоляю, услышь меня. Жерар...
Еще слово, и немцы услышали бы меня. Воронка была глубокой и скрывала нас от глаз немцев, но... Вылезти из неё и проползти почти двести метров под прицелом снайперов... Это невозможно. Но Клюзе жив и... Что мне остается делать? Сдаться немцам? Они ведь не отпустят меня, и маловероятно, что я выживу после встречи с вражеским батальоном. Они изнасилуют меня и повесят, догадавшись, что я солдат, а не просто заблудившаяся девчонка. А Клюзе? Они будут пытать его, а если он не очнется, выкинут, как собаку, на ничейную землю, или придумают что еще похуже. Попытаться побежать? Застрелят в спину. Ползти? У меня не хватит сил самой добраться обратно, тем более таща Клюзе. У меня один выход - ждать ночи. Ночью у меня есть шанс, малюсенький и очень призрачный, но единственный. Единственный шанс спастись и принести пользу на фронте. Я легла в грязь, подтащила к себе Клюзе, чтобы он не умер от холода и стала ждать наступления темноты.
Ночь медленно окутывала фронт. Немецкая речь отдалялась, и мне пора было действовать. Смогу ли? Да и зачем? Все больше мыслей лезло в голову, и только одна мысль оберегала меня от самоубийства - умру я, умрет и Клюзе. А без него в наших окопах начнется своя война за власть. У меня на спине все еще висела винтовка Бертье, и настала пора избавиться от неё. Я положила винтовку на землю, а на её место повесила свой Маузер, который окончательно испачкался в мокрой грязи. Осталось только придумать, как протащить Клюзе по этой бесконечной мертвой земле и выжить. Я легла на землю и положила Жерара себе на спину, свела его руки перед моей шеей и связала их ремешком от брошенной винтовки, чтобы не потерять его по дороге.
Я выползла из воронки в низменность, в которой располагалась ничейная земля, и поползла так медленно и плавно, как только могла. Я была заветной целью любого снайпера, и опасность исходила не только от немцев. Дай бог, чтобы наши и гансы сейчас ужинали. Грязь и земля выскальзывали у меня из под рук, и это делало меня гораздо заметнее.
Я, должно быть, продвинулась всего на десять метров, когда нога Клюзе зацепилась за ветки, а его руки стали душить меня. Я начала паниковать, пытаясь развязать ремень и... Раздался выстрел. Я замерла и уткнулась лицом в землю. Мне конец? Я слышала о том, что когда в тебя попадают, ты не чувствуешь боли из-за страха или ярости.
Прошло около десяти минут, и я наконец решила поднять голову. Только сейчас до меня дошло, что я слышала ругань перед выстрелом и, надеюсь, немцы просто подрались из-за выпивки и даже не знают о нашем присутствии. Я решила, что как бы там ни было, я должна продолжать движение и тащить Клюзе дальше. Я взяла его за руку и потянула за собой. Казалось, что моя цель только отдаляется, а время остановилось насовсем. Но я двигалась, натыкаясь на останки людей, на колючую проволоку, на конечности. Казалось, мои руки стали раза в два толще из-за грязи. Все искажалось, будто я стала сумасшедшей.
Добравшись до очередной глубокой воронки, я закинула в неё Клюзе и села в самом центре на колени. Меня рвало так, что я видела собственную кровь. От увиденного, от страха, должно быть, от всего, что меня окружало. Когда я снова смогла вздохнуть, я оглянулась. Помимо меня и Клюзе, в окопе был еще один… Тело солдата, из того самого подкрепления. Он лежал на спине с открытыми глазами и... Мне показалось, что он все еще дышит, и я проверила пульс. Он был мертв. Но ощущение его духа не покидало меня. Он смотрел в мою сторону, прямо на меня, будто пытался мне что-то сказать. Остаток здравого смысла говорил мне, что у меня галлюцинации, но мой дух был сломлен настолько, что я начала верить, что он жив. Или... может, я уже мертва? На этой войне и не такое видели... Попытки собраться с силами и мыслями были тщетны, но моя цель, спасти Клюзе и себя, все еще была выполнима. Я проделала половину пути, и осталось совсем немного, ведь чем ближе к концу, тем легче путь...
Я проверила Клюзе, но он все еще был без сознания, а значит, мне снова предстоит тащить его. Я задыхалась от усталости и хотела просто остаться лежать в грязи, но промедление будет стоить мне жизни. Я взяла Жерара и просто продолжила тащить его за собой, по трупам, обломкам.
Ничейная земля - это удивительное место. Стоит только увидеть её и здравый смысл пропадает в мгновение. Вся эта мерзость и грязь - идеальный пример того, на что способен человек. Ведь все это место - плод наших грехов, наших деяний. Это не от мира сего, но от человеческой природы. Мы все стремимся разрушить то, что строят другие. Наше поколение умрет, возвращая мир на землю людскую, но мир не будет долог. И так будет постоянно. Эта ничейная земля, с её трупами и грязью, не есть земля, но олицетворение человека. Мы все виноваты в этой войне и, как ни странно, даже мои грехи, а может и мысли, отразились в ней. Я не безгрешна, как и все остальные. Но моя слабость обернулась грехом, который я должна исправить.
Странно... С этими мыслями пришло понимание моей веры. Я верила в Бога, но где он? Вот о чем говорил Реми. Как бог мог допустить такое? Это наказание за грехи? Нет, ведь люди развязали войну, а не боги. И я поняла, что мне не на кого уповать. Есть только я, мои ошибки и достижения. Война разрушает любую веру. Но что за вера, если её можно так легко разрушить? Верят те, кто не видел ада на земле. А я уже в нём. И я поняла, что только я сама исправлю свою ошибку, мне не нужно прощение всевышнего, которого, очевидно, и нет вовсе. Я виновата не перед ним, а перед человеком. Клюзе умер бы, если бы не я. Но и этой ситуации не было, если бы я не пришла на фронт. Все связанно...
Я продолжала двигаться. Наконец, почти достигнув нашей линии, я услышала крики.
- Человек!
- Что?
- Кто-то движется на ничейной земле!
- Не стрелять! Кто-нибудь знает немецкий?
- Нет.
- Принесите бинокль. Черт... Это... Софи?
- Не разглядеть.
- Их двое. Возьмите на мушку. Эй! Не двигайся или будем стрелять!
Я пыталась выкрикнуть хоть что-то, но сил моих не осталось вовсе. И я приподняла руки, а затем продолжила ползти.
- Жан, это не может быть она.
- Не стрелять! Не знаю кто это, но в одиночку нас уж точно не взять. Подпустите ближе, надо понять кто это. Черт, я вижу только огромное пятно грязи.
- Может, кто-то из наших выжил там?
- Возможно, но... Что он тащит за собой? Не пойму...
- Это... Это человек. Раненые?
- Твою... Надеюсь, снайперы спят.
- Что ты задумал?
- Идем, затащим их сюда.
Жан и Реми выпрыгнули из окопов и подбежали ко мне. Жан взял меня под руку и повел, а Реми потащил Клюзе. Я запрыгнула в окоп и упала лицом в грязь. Снова. Чертова. Грязь. Жан поднял меня и не смог узнать. А солдаты смотрели на меня со страхом, будто я какое-то чудовище, а не человек.
- Ты... Софи?
- Жан...
Я не могла говорить, но он все понял. Он посадил меня на дощечку, что лежала у стенки окопов.
- Твою мать... Ты жива. И ты притащила Клюзе. Он жив?
- Угу.
- Отнесите Клюзе в лазарет, живо! И... Кто-нибудь, принесите воды.
Меня трясло как никогда прежде. От голода, холода и страха. От страха, что я проползу весь путь и не спасу Клюзе, что умру в самом конце от шальной пули. Это пугало больше всего, ведь я виновата перед ним. Но я справилась и... я даже не могла поверить в это.
- Черт, мы думали, вы погибли...
- Я...
- Вас не было несколько часов. Ты все это время ползла, таща его за собой?
- Да...
Жан встал и пожал мне руку. Я посмотрела на него, а затем заметила за его спиной того ублюдка, что бросил нас там. Я встала, оттолкнула Жана и, подойдя к нему совсем близко, моментально достала лопату и ударила всеми оставшимися силами по лицу.
- Софи, стой!
- Ты... Сука! Ублюдок!
- Стой, стой, стой. Что он сделал?
- Так это он...
- Луи?
- Я видел, как кто-то ударил Клюзе, но не обратил внимания... Я...
- Ничего, Луи. Ты не виноват. А вот ты, свинопасина жирная, кем ты себя возомнил, а?! Клюзе запретил тебе прикасаться к Софи, и ты решил отомстить?
- Только попробуй меня тронуть...
- Да? И что, что ты мне сделаешь? Старший офицер сейчас без сознания, из-за тебя, так что мне ничего не будет, если я просто пристрелю тебя.
- Жан, подожди.
- Реми, ты ведь старший здесь...
- Я знаю. Софи, что он сделал?
- Он вырубил Клюзе и... и побежал первым. Из-за него мы проиграли сегодня и...
- Реми, просто отдай приказ.
- Пристрели его.
Жан в мгновение взвел винтовку и выстрелил. Ублюдок упал лицом в грязь, даже не успев моргнуть.
- Так будет с каждым, кто попытается сделать что-то подобное снова. Софи - такой же солдат, как и мы. Она несколько раз спасла нас, пробыв здесь всего два дня. А Клюзе... Мы все обязаны ему своими жизнями. А то, что у Софи нет члена между ног, не значит, что этим можно пользоваться. Она полноправный солдат, такой же, как и вы. Это армия, и кто не готов с этим мириться - пусть валит отсюда, вас никто не держит. Если потребуется - я пристрелю каждого из вас. Все уяснили?! Попытаетесь сделать что-то со мной, я взорву вас всех к чертовой матери, а потом вызову всю французскую артиллерию на вас. Уяснили?!
Жана будто разрывало от ярости. Он орал так громко, казалось, его слышали в самом Париже. Удивительно, как один поступок может повлиять на других людей.
Солдаты явно уяснили слова Жана. Вопрос - надолго ли?
- Возвращайтесь на позиции, если не зассыте. А кто ссыт - валите на свои гребаные фермы!
- Ну всё, они поняли.
Солдаты оскорблено разошлись, а Жан вернулся ко мне.
- Ты как?
- Не знаю...
- Как обычно, да?
- Ага.
Один новобранец принес тазик с водой и тряпкой.
- Вот.
- Спасибо. Давай тебя умоем.
Жан протер мне руки и стал умывать лицо.
- Даже помыслить не мог, что ты на такое способна...
- Я просто не хотела оставить умирать Клюзе, зная, что он все еще может выжить.
- Ты молодец. Не многие на такое способны. Вроде чистая, насколько это здесь возможно. Тебе холодно?
- Да...
- Идем к костру.
Я все еще чувствовала грязь на лице и теле, но её не смыть здесь. Ванны, здоровый сон, чистота. Теперь это стало лишь отдаленным воспоминанием.
Жан отвел меня к костру, где солдаты уже начали готовить ужин, посадил на какую-то коробку и укутал в свою шинель.
- Вот, так должно быть теплее.
- Спасибо.
- Да не за что.
- Быстро же ты изменил свое мнение...
- Насчет?
- Насчет меня.
- Я сужу о людях по их поступкам и... Сначала ты вела себя как избалованная принцесса.
- Хм... Возможно. А теперь?
- А теперь, как солдат, у которого еще осталось что-то живое внутри. В отличие от нас... Твою мать, ты знаешь, сколько между нами и немцами?
- Нет.
- Двести с лишним метров. Еще ни разу никто не вернулся оттуда... Черт...
- Я... У меня нет сил. Даже говорить.
- Погрейся, поешь и ложись спать.
Пока Жан наливал мне суп, я посмотрела на свои руки. Откуда столько ссадин? Я только сейчас начала чувствовать боль по всему телу. Оказалось, что вся моя шинель была мелко изрезана, насквозь. Я даже не обращала на это внимание, пока ползла.
- Черт, что у тебя с руками?
- Не знаю...
- Колючая проволока. Там одни обломки. Не мудрено, что у тебя все руки изрезаны. Надо промыть чем-нибудь...
Жан сходил за бутылкой "вина" и сел рядом.
- Такое пойло... Хотя мне даже не жалко. Я за такое тебе хоть всю жизнь буду его отдавать. Дай руки.
- Жжется...
- Терпи. Пережить наступление, ничейную землю и умереть от заражения раны... Это будет самая идиотская смерть.
- Не смешно.
- Я знаю, но это правда. Я до сих пор не уверен, что ты наша Софи.
- А что мне оставалось...
- Ну... Вариантов мало, но увидев тебя впервые, я не думал, что ты сможешь пойти на такое. А главное, зачем?
- Клюзе бы умер без меня. И я виновата в том, что стравила его с тем свинопасом.
- А... Грехи замаливаешь.
- Нет. Просто исправляю свои ошибки.
- Все здесь не без греха. Главное, вовремя понять, что мы почти ни в чем не виноваты. Он бы и так нашел причину убить Клюзе, даже не будь здесь тебя. И если ты винишь себя в чем-то, то... Думаю, ты это исправила.
- Не все.
- Я говорю о том, что происходило здесь, а не дома. Дом остался позади и, считай, что он был в прошлой жизни. А здесь, ты... Тяжко это признавать, но ты еще ни разу не прокололась. А то, что ты сделала сегодня... Это уже перекрывает все плохое, что ты могла совершить за всю свою жизнь.
- Ты же не любишь Клюзе...
- Люблю или нет, это не важно. Это личное. А как командир... Без него мы бы не продержались так долго. На, поешь.
- Спасибо.
Пока я ела, Жан то и дело посматривал на меня с некой долей восхищения. Даже удивительно, что здесь еще остались хоть какие-то положительные эмоции. Может, он и восхищался мной, но я... У меня уже не было эмоций. Даже страх ушел в небытие.
- Ты пока доедай, а я пойду узнаю, как там наш командир.
Луи издали смотрел на меня все это время. Его я все еще не могла понять, что вызывало у меня тревогу. Но он таки решился подойти ко мне.
- Софи.
- Да?
- Я... Не люблю много говорить, так что... Спасибо за то, что дала нам шанс продержаться еще немного.
- Я просто делала, что могла.
- Ты молодец. Можно присесть?
- Да, конечно.
- Ты... Отважная. И слегка безрассудная.
- Хм... Но это же не плохо?
- Нет, вовсе нет, но... Это монета с двумя сторонами. Такие черты могут быть полезны, а могут быть и опасны.
- А можно вопрос?
- Да.
- Ты... Что за история с твоим лицом? Почему ты так... Сторонишься людей? Это как-то связанно?
- Хм... Ладно, расскажу, но выводы делай сама. Это было пару месяцев назад. Я был в соседнем секторе и знаешь... Я был там с 15-го года. Ни одной атаки. Тишина. Казалось, что вся война - это просто звук грома вдали, но потом... Немцы пошли на прорыв не как в остальных секторах... Была ночь, я спал. Меня разбудил офицер, он напоминает мне Клюзе... Тоже совершал ошибки, но был человеком чести. Разбудил меня, надел противогаз и сказал, что в воздухе иприт. Ушел будить остальных, а потом... Немцы начали стрелять... Из орудий, винтовок, прилетели самолеты... Нас разбили, и я успел убежать в тыл, чтобы предупредить остальных. Когда мы вернулись, все были мертвы... Я нашел своего офицера и не мог понять, как же он умер. И только потом заметил, что у него был порван противогаз. Он задохнулся. А я... Если бы я минутой позже одел противогаз - лежал бы там вместе с ними. Газ уже был в воздухе на тот момент, так что мне прилично досталось.
- А зачем бинты?
- Не хочу людей пугать своим видом. Бертран меня заштопал, когда меня сюда послали, и сказал, что бинты снимать нельзя. Мол, грязь попадет - умру в муках от какой-нибудь заразы. А как по мне... Я видел себя в зеркало и не хочу, чтобы это видел еще кто-то... Знаешь... Лицо - зеркало души. Я не верил в это, пока не стал таким.
- Мы ведь все делаем ошибки...
- Я наделал их слишком много.
- И нельзя исправить?
- Нет. Остается только жить с ними. А ты... У тебя еще многое впереди. Я уверен в этом и... Не делай ошибок. Не иди против воли сердца. Ты лучше, чем ты думаешь о себе.
- Ты ведь не знаешь, кем и какой я была до войны.
- А это не важно. Война показывает все лучшее и худшее в человеке. И нас касается только то, что происходит здесь. Так что...
- Я понимаю.
- Что ж... Советую поспать. Немцы нам просто так не простят эту атаку, а ты сегодня многое пережила.
- Я доем и лягу. Спасибо за заботу. И за... советы.
- Не за что.
Луи удалился. Хм... Его лицо изуродовано, но я все еще не верила, что он настолько ужасный человек. Ужасный человек не может осознать этого, а Луи смог...
Жан вернулся ко мне.
- Ну как Клюзе?
- Все так же. Бертран сказал, у него контузия. Может не очнуться, но я знаю Клюзе. Он не даст нам идти в бой без него.
- Надеюсь.
- Ты доела?
- Ага.
- Еще положить?
- Нет, спасибо.
- Тогда тебе надо поспать. Даже если ты этого не хочешь.
- Хочу. Очень.
- Давай я помогу тебе дойти.
- Меня же не ранили. Я... я в порядке. Просто сил нет.
- Точно? Может, стоит провериться у Бертрана?
- Жан. Я в норме. Просто увидела слишком многое.
- Ладно. Тогда я не стану тебя будить. Отдохни. Без Клюзе мы все равно не станем что-либо предпринимать.
- Хорошо. Спокойной ночи.
- Отдыхай.
Я еще немного посидела у костра, а затем все-таки решила проверить Жерара перед сном. Бертран обрабатывал его раны, полученные от колючей проволоки.
- А... Софи.
- Мсье. Как он?
- Без сознания, но жив. Благодаря тебе.
- Все уже знают...
- Ты стыдишься содеянного?
- Нет. Но и не горжусь особо. Я ведь и за свою жизнь боролась.
- В этом нет ничего плохого. Позволь осмотреть тебя. Если Жерар ранен, значит и ты тоже.
- Док, я в норме.
- Ты будто боишься меня.
- Нет. Совсем нет.
- Тогда...
- Ладно.
Я села на койку и сняла шинель, приподняв рубаху.
- Черт, да у тебя все хуже, чем у Клюзе. Надо все обработать, иначе умрешь в муках.
Бертран протирал каждую ссадину на моем теле, коих было не сосчитать, а затем туго забинтовал меня.
- А зачем бинт?
- Многие раны еще кровоточат. Завтра можешь снять бинты, а пока поспи так. Мне будет спокойнее.
- Хорошо. Спасибо за такую заботу.
- Рад помочь.
- Тогда я пойду спать, чего и вам советую. Доброй ночи, мсье.
Я вернулась к своему матрасу, когда Жан забежал ко мне.
- Софи!
- А?
- Я тут одеяло раздобыл. Чистое, можешь не бояться.
- О, спасибо. Хм, все теперь так обходительны со мной. Даже приятно.
- Не зазнавайся.
- Ладно. Спокойной ночи.
- Ага.
Я легла и укуталась в одеяло, и даже не заметила, как моментально заснула.
Глава 4. Кровь...
"Si vis pacem, para bellum" (Хочешь мира - готовься к войне)
- Корнелий Непот
...Кровь, ей нет конца. Она проливается постоянно, въедаясь в грязь, одежду, мысли. В ней вещи, оружие, лица. И каждый пролил её, уже нет невинных...
Снова мертвецы. Теперь они стоят на ничейной земле, напротив живых в окопах. Эти живые... Я знаю их. Это те парни, что были в нашем пополнении. Только сейчас они уже изранены, измотаны. Они боятся и не понимают призраков. Один побежал к пулемету, зарядил его и произвел один выстрел. Пулемет выстрелил в него самого, и он упал. Поднявшись, он повернулся к все еще живым бойцам. Они все попятились назад, будто думают, что это заразно. В панике они начали стрелять, но каждый боец производил только один выстрел. Словно каждая винтовка сломана и убивала самого стрелка. Или... Они сами себя убивают?
- Софи, проснись!
- А? Что?
- Хлор! Надевай противогаз, или сдохнешь!
Я ничего не понимала, но нашла свои вещи и одела противогаз.
- Газы! Газы!
Жан прокричал это на весь сектор. Клюзе вышел из лазарета уже в противогазе и кинул еще один Жану. У Жана был такой же, как у меня, немецкий... "Трофейный". Но как по мне, он жутко неудобный. Я не могла нормально дышать из-за своих вечных страхов и одышки. Помимо этого, вчерашняя грязь засохла на мне, забиваясь в одежду, а бинты напрочь лишали меня возможности двигаться. Шинель и рубаха, казалось, прибавили в весе несколько килограмм. Я чувствовала себя жуком, маленькой букашкой, которую человек раздавит, даже не заметив. Хотя мы все здесь лишь букашки или винтики, которые, израсходовав свой запас прочности, будут заменены и выброшены...
- Софи!
- А?
- Идем, нужно собраться вместе.
- Зачем? И... А если это иприт?
- Не заставляй меня разочаровываться в тебе... Немцы атакуют, как только облака рассеются.
- Ладно.
Я взяла Маузер и сумку. Клюзе, казалось, не собирался идти с нами.
- Клюзе? Идем.
- Я не могу сражаться.
- И я тоже. Но я буду.
- Черт... Хорошо. Но сначала нужно доложить в штаб.
Помимо всего, противогаз лишал возможности говорить внятно, а пытаясь говорить четче и громче, я начинала задыхаться. Жан, наоборот, будто чувствовал себя комфортнее, скрывая свое лицо под ужасной немецкой маской.
Выход из палатки всегда становился для меня неким ритуалом возвращения из мыслей, где есть еще что-то живое, в суровую реальность смерти...
Наша линия превратилась в пристанище для трупов. Большинство, не имея противогазов, задыхалась в муках, кто-то пытался бежать от смертоносного зеленого облака, а те, кто имел возможность защитить себя, в страхе сидели на земле. Солдаты одевали простые повязки, вымоченные в лужах, и начинали молиться, чтобы это был простой хлор, а не очередная извращенная модификация с примесями. Больнее всего было видеть задыхающихся солдат, которые тянулись к своим собратьям за помощью, и понимать, что помочь уже невозможно.
- Жан!
- Что?
- Как немцы сумели распылить его, что никто из наших не заметил этого?
- Снаряды. Они... Обстреляли нас. Черт, дышать невозможно...
- Ты мог отравиться?
- Нет. Просто... Долбанный противогаз.
- К чему нам готовиться?
- К атаке. Они пойдут в атаку через пару минут, когда облако станет менее плотным. Они всегда так делают, чтобы самим не отравиться, ублюдки.
- Надо отправить кого-то на пулеметы. Они же у нас есть?
- Да. Уже отправил. Поднимай всех, кого сможешь и ори, если заметишь гансов.
- Хорошо. А ты куда?
- Проверю, что у нас в глубине, и кто еще жив.
- Ладно.
Я подходила к каждому выжившему солдату и убеждала приготовиться к обороне, хотя сама была напугана сильнее их. Но меня пугал не газ, а то, что последует за ним. А в глазах солдат я видела только смерть. Смерть для них и для других.
Жан вернулся со всеми солдатами, что еще не умерли.
- Жан, сколько?
- Всего... Пятьдесят, чуть больше. Не знаю. Где Клюзе?
- Я тут.
- Жерар, черт, что нам делать?
- Отбивать атаку. Я предупредил тылы, они пришлют еще людей, как только смогут. Немцы будут атаковать всеми силами.
- Только у нас такое дерьмо?
- Нет. Половина секторов в округе под обстрелом. Грядет что-то ужасное, и мы должны быть готовы ко всему. Газ - только начало сегодняшней атаки.
- Машины? Танки? Что они знают?
- Ничего. В других секторах были самолеты, так что нам следует подготовиться. Я отправил парней на зенитку. Что с пулеметами?
- Они готовы.
- Хорошо. Будем держаться до последнего, но не вздумайте геройствовать. Мы обороняемся и только. Все поняли?
- Да.
- Тогда за работу.
Солдаты разбежались по окопам, но они не были готовы к атаке. Они еще не знают, каково оборонятся здесь, в аду. Газ начал только рассеиваться, как зазвучал оркестр. Наша артиллерия наконец начала обстрел. Они били совсем рядом с нами, по ничейной земле. А через пару минут проснулись и немцы. Казалось, что нас повсюду окружают орудия, ежесекундно выпускающие миллионы снарядов. Если в первый раз на нас обрушилась только стена огня, то теперь рушился весь дом. Из-за дыма я ничего не видела. Будто и нет ничейной земли, а за окопами край мира, скрытый в дыму и пламени. Но артиллерия вдруг умолкла с обеих сторон, словно это была очень короткая дуэль.
Дым начал рассеиваться, и из него на нас выбежали демоны в противогазах.
Сперва напала кавалерия. Всадники с винтовками и клинками перепрыгивали окопы, сметая всех, кто не успел укрыться. Они явно не волновались о нас и помчались дальше, ко второй линии. Там их встретили пулемётами, орудиями и колючей проволокой. Лошади погибали, забирая с собой всадников. И, казалось, они ничего не добились... Но это война. Эта атака сломила дух наших солдат, и они просто побежали назад. Я останавливала всех, кого могла, и возвращала в окопы. Вера в то, что мы переживем это наступление, практически угасла в глазах большинства солдат.
За кавалерией последовала пехота. Наш обстрел их лишь слегка потрепал, не более. Дым от обстрела рассеялся, но облако газа все еще окутывало нас. Некоторые не понимали этого и, задыхаясь, сбрасывали с себя противогазы, чтобы глотнуть свежего воздуха, которого просто не было. Это был настоящий хаос.
Наконец, немцы добрались до нас. Они запрыгивали в окопы, набрасываясь со штыками на всех, кто не спрятался. Я едва успевала перезаряжать винтовку. Будто весь немецкий народ наступал сюда. Их было не счесть.
Реми неподалеку уже вовсю сражался с немцами врукопашную. Сзади на него напал немец. Ударив Реми прикладом в затылок, немец начал избивать его со всей силой. Но так продолжалось недолго. Я не могла прицелиться как следует, а патроны заканчивались и я, не раздумывая, ударила немца штыком со спины. Вонзив клинок в спину, я повалила ганса и спустила курок. А через мгновение я почувствовала близость смерти. Услышав выстрел за спиной, я ощутила холод в бедре. Я попыталась взять Реми за руку, но упала. Обернувшись, Реми со всей силы кинул в стоящего за спиной немца, нож, который он секундой ранее вырвал из рук уже мертвого противника. Ганс упал замертво.
- Софи, тебя ранили?
- Да...
Быстро прощупав меня, Реми нашел рану. Это было небольшое ранение, судя по его лицу.
- Что там?
- Пуля прошла навылет, едва задела бедро. Вставай.
Черт. Меня даже убить нормально не могут...
Тем не менее, страх переполнял меня изнутри. Ведь это только начало боя.
Однако я встала и вернулась в бой. Немцы все наступали и наступали, казалось, им нет конца. И нет конца той крови, что здесь проливается. Грязь уже сменила свой оттенок с коричневого на темно красный. Трупы были повсюду. Реми ушел в ядовитое облако, и я осталась одна. С ничейной земли на меня снова набросился немец. Он прыгнул на меня, пытаясь убить штыком, но он лишь прижал меня к стенке окопа. Его винтовка лежала у меня на плече, воткнувшись в землю. Он попытался выдернуть её, но очевидно, бег под артиллерийским огнем измотал его слишком сильно. Я же воспользовалась его замешательством. Увидев нож, висевший на его шинели, я схватила его и вонзила прямо в сердце. Он упал рядом, а я вскочила и подобрала свою винтовку, и уже собиралась пристрелить его, как увидела этот взгляд. Взгляд, наполненный сожалением и отчаянием... Вот что чувствует солдат при смерти. Горечь, боль, отчаяние. Я наклонилась к нему, а он просто ухватился за мою винтовку, и сам вонзил мой уже окровавленный штык себе в сердце. Похоже, что в первый раз я слегка промахнулась, но теперь он уже точно был мертв. Это было выше моего понимания. Я должна была убить его, но заставила его самого завершить свою жизнь. От этого возникла мысль - а мы ли убиваем? Или смерть сама руководит нами? Я смертельно ранила врага, но заставила его убить себя самостоятельно. Смерть одного человека на руках двоих...
Мы лишь инструмент войны, инструмент смерти. Мы убиваем, и одновременно нет. Мы забираем жизнь, чтобы спасти кого-то от мучений, но он сам этого желает. Мы инструмент, но не рука, что держит его.
Но я все еще была нужна войне, и удар доской в затылок вернул меня из размышлений. Я быстро среагировала и с разворота ударила врага лопатой. Но врага не было. Я увидела лишь лицо испуганного французского солдата, который упав, начал молить меня о пощаде.
- Пожалуйста... Не надо...
- Я ведь на вашей стороне...
- Что? Но... Немцы носят такие противогазы.
- Он... Трофейный.
- Нет. Ты немец.
- Черт, ты же видел меня вчера!
- Ты... Та девушка.
- Да.
- Прости. Не убивай, пожалуйста.
Я протянула ему руку и подняла. С испуганным видом он убежал прочь. Если бы я замешкалась, через пару секунд мое лицо размозжил бы свой же союзник... Война сводит нас с ума.
Облако газа рассеялось, и я сняла противогаз, чтобы лишний раз не испытывать судьбу. Наши добивали последних солдат противника, но опыт подсказывал, что расслабляться рано.
Я была права. Двое немцев запрыгнули мне за спину. Один из них прицелился в меня, но промахнулся, а я мгновенно застрелила его последней пулей в магазине. Я хотела перезарядить винтовку, но второй немец бросился в бегство, и я побежала за ним, вглубь нашей линии. Он явно был новобранцем, ибо никакой солдат, кроме новичка, не побежит, бросая своего союзника умирать. Я кинула в него свою лопату, которая ударилась о его спину и отлетела, но выполнила свою задачу. Немец поскользнулся и упал в грязь. Он успел перевернуться, но я выбила винтовку из его рук, села на грудь и принялась душить. Ладонью он несильно ударил меня по лицу, а в ответ я начала избивать его так сильно, как только могла. Когда он уже начал плеваться кровью, я остановилась. Он пытался оттолкнуть меня ладонью, явно уже не желая причинить мне вреда.
С ужасным немецким акцентом он попытался заговорить со мной.
- Стой, пожалуйста. Позволь мне жить. Я... Не хочу умереть тут.
В его глазах был страх. Но страх - самое опасное оружие. Одним, все еще не разбитым глазом он смотрел на свою винтовку. Он просил о пощаде, но желал моей смерти. Я сохранила тот немецкий нож и... Я знала, что повернувшись к немцу спиной, обреку себя на смерть. Из такой ситуации только один выход. Я вонзила нож в горло, прокручивая его, чтобы избавить ганса от лишних страданий и держала его, вглядываясь в глаза. И только когда он испустил дух, я поняла всю жестокость содеянного. Я солдат, я сделала то, что должна была. Но каким образом. Убить человека... Есть миллион способов, а я выбрала самый кровавый. Потому что я хотела этого. Я хотела выплеснуть всю свою злость и боль. Но... Я сама не могла поверить в то, что сделала. Одно дело убить человека от страха, ради собственной безопасности, и другое - убить человека, желая этого.
Поднявшись, я увидела, как последние оставшиеся в живых немцы бросились бежать по ничейной земле к своим окопам. Их было уже совсем мало, меньше двадцати человек. Увидев это, я села на землю. Силы иссякли, а мыслей становилось все больше. Я думала обо всем, что натворила, как жила раньше... Ко мне подбежал Жан.
- Софи, ты в норме?
- Да.
- Хорошо. Это все. Выдохнули.
- Ты уверен, что это конец?
- Нет, но очень надеюсь. А почему ты думаешь, что это еще не всё?
- Они просто ушли? Так запросто взяли и отступили?
- Да их осталось не больше, чем нас. Хотя... Зачем был нужен газ и артиллерия... Во всяком случае, не расслабляемся.
- Я хочу посидеть в тишине, если ты не против.
- Ладно. Поговорить не хочешь? Пока время есть.
- Нет.
- Хорошо. Но не думай слишком много.
- Почему?
- От мыслей... Проблем слишком много. Здесь в особенности.
- И что делать? Не думать и продолжать убеждать себя, что все мои поступки правильны?
- Ну, это всяко лучше, чем терзать себя.
Жан ушел. Вдалеке послышались выкрики на французском. Наше подкрепление... Вовремя, как всегда. Новые жизни и новые смерти. Я положила голову на стенку окопа, чтобы хоть как-то отдохнуть и задремала.
- Софи, эй!
- Да, да, я тут.
- Задремала?
- Да... Долго я проспала?
- Час, не больше. Кстати... Вот, чего ты боялась.
Встав, я увидела нечто, что вселяло в нас страх. Новое, извращенное орудие смерти, закрывая собой небеса, медленно приближалось к нам, заглушая даже звук артиллерии вдалеке. Цеппелин, в окружении десятка немецких самолетов медленно двигался в нашу сторону, а под ним, на возвышении, уже стояли новые, готовые к бою, немецкие солдаты, закрывая собой весь горизонт впереди. Неописуемо... Казалось, что дирижабль бесконечно огромен и посеет смерть, равную по счету своему размеру.
- Иди за зенитку.
- А ты?
- Буду отбиваться и постараюсь не подпускать их к тебе.
- Я не умею...
- Просто иди. У тебя есть пара минут разобраться, что к чему.
- Ладно. Жан.
- Да?
- Не дай им убить себя.
Я побежала к зенитке. Возле неё уже сидел парень, но он явно не хотел использовать её.
- Эй! Ты зенитчик?
- Нет. Меня прислали сюда еще до первой атаки.
- Так чего ты ждешь? Дирижабль скоро будет над нами!
- Я...
Очевидно, он уже был контужен или убил кого-то.
- Эй, надо сражаться, иначе у тебя не будет шанса...
- Какого шанса? Ты не понимаешь... Мы все останемся здесь. Все до единого. Нет смысла убивать немцев, ведь они пришлют еще солдат, а затем еще и еще, пока мы все не погибнем.
- Или все они не погибнут. Я не прошу убивать еще, если ты этого так не хочешь. Но хотя бы помоги мне. Ты умеешь пользоваться зениткой?
- Нет.
- Тогда будешь перезаряжать.
- Ладно.
- Принеси со склада все боеприпасы, что найдёшь.
- Хорошо.
Я быстро разобралась с наведением и стрельбой. Удивительно. Этот парень... Он уже все понял, а я... Будто я – не я. Мне всегда казалось, что в трудной ситуации меня легко сломать, что я побегу первой. А теперь, я пытаюсь убеждать других драться, хотя сама на это толком не способна.
- Вот. Четыре барабана.
- Это все?
- Да.
- Как тебя зовут?
- Даниэль.
- Софи.
- Пора.
Дирижабль уже висел над ничейной землей. Я зарядила первую ленту, навела зенитку и открыла огонь. Ответ последовал незамедлительно. Огненный дождь пролился с небес. Самолеты, что летали вокруг цеппелина, пролетали над нашими головами, едва не задевая выжженные деревья, и сбрасывали на нас бомбы. Я стреляла по главной, самой смертоносной цели беспрерывно, но, казалось, я была блохой, кусающей слона. Я била близко, но не могла удержать зенитку для прицельного огня. Со стороны цеппелина на меня начал заходить самолет, и я сбила его. Сбила, но уничтожила наш единственный шанс на спасение. Я едва успела отпрыгнуть, когда самолет рухнул на землю, вырвав мое орудие из земли.
Не успев оклематься, мне пришлось вернуться в окопы. Немцы бесчисленной ордой запрыгивали в окопы, погибая от собственной бомбардировки. Пилотам явно не было никакого дела до своей пехоты. Количество солдат с обеих сторон сокращалось ежесекундно. Это был бой до последней крови. В ход пошли ножи, камни, палки, буквально все, что было под рукой у солдат. Я видела, как совсем юные парни убивали немцев с жестокостью зверей. Еще сегодня утром они были напуганными новобранцами, но уже потеряли кровавую невинность самым извращенным способом.
Цеппелин сбросил на нас только одну бомбу и, разрушив наш склад, устремился дальше, вглубь линии фронта, а мелкие самолеты продолжали нам досаждать. Я стояла посреди дерущихся солдат, падающих бомб, и просто смотрела на происходящее вокруг. Это уже даже не война, а некая форма массового самоубийства. Сегодня кто-то убьет врага, а завтра враг убьет его. И так будет бесконечно. Пока мы все не передохнем.
Немцы начали выигрывать, и я вступила в бой. Я подходила со спины, пронзая врагов штыком, стреляла в них, рубила лопатой, резала им горло ножом, но они не собирались отступать. Им отдали приказ взять нас любой ценой, и они будут бороться до конца. Так же, как и мы. Говорят, война изобрела тактику... Что ж, кажется, эта война изобрела только бессмысленную мясорубку. Нас убедили, что враг жесток и коварен, и мы обязаны убивать его, а враг думает то же самое о нас. Но это ложь. Нас заставили убивать. Если бы солдаты, что воюют, принимали решение о начале новых войн, то войн бы не было.
Казалось, что мы все просто утонем в трупах и крови раньше, чем завершим этот бой. Повсюду лежали мертвые солдаты, оторванные конечности, оружие... И у меня уже пропала надежда. Я прирезала немца, который попытался ударить меня, и села в грязь, бросив винтовку перед собой. Кто я? Или что? Я задалась именно таким вопросом, взглянув на свои руки. Они были целиком в крови, и кровь медленно затекала мне под рукава. Я даже не помню, скольких я сегодня убила. Десять? Нет, больше. Я не запомнила ни одного лица... Вообще ничего. Будто меня и не было тут, а тело само продолжало убивать других.
Прямо передо мной на ничейную землю рухнул вражеский самолет. Я встала и осмотрела небеса. Из ниоткуда налетел целый рой самолетов, французских или английских. Они брали немцев числом и мастерством. Опустив взгляд, я увидела то, что каким-то образом вызвало у меня улыбку. Цеппелин загорелся ярче солнца, вид которого уже давно был позабыт, и рухнул на землю, в поле, выжигая под собой все. Даже свой экипаж. Количество немецких самолетов в небе стремительно сокращалось, а значит, у нас снова появился шанс прожить еще пару дней.
Бойцы уже добивали последних немцев в окопах. Но нам еще предстояло пережить последнюю волну, что стремительно приближалась с немецкой стороны. Штурмовики, около двадцати человек, вооруженные пулеметами, убивали всех, кто попадался им на глаза. Нас осталось совсем немного, человек пятнадцать, не больше. Бой был не на равных, но у нас не было выбора. Мы перегруппировались и стали ждать, когда они запрыгнут в окопы, чтобы разобраться с ними на равных - лопатами и ножами.
И они дали нам эту возможность, когда, даже не заметив нас, запрыгнули в окопы. Мы набросились на них и за несколько секунд перерезали им всем глотки.
Бой на земле, как и на небе, был окончен. Несколько самолетов пролетели совсем низко, а их пилоты весело помахали нам, после чего улетели за горизонт.
- Черт...
- Клюзе, ты как?
- Не ранен. Это... Все выжившие?
- Я так полагаю, что да. Это все.
- А где Анри?
- Его бой окончен.
- Твою же... Луи, ты уверен?
- Да. Я не смог его спасти, простите.
- Ты не виноват. Черт, Анри, ему же всегда везло... Черт! Дерьмо!
- Софи?
Я повернулась ко всем остальным и, увидев мое лицо, они побелели.
- Что со мной?
- Ты... Ты не чувствуешь?
В голову полезли самые страшные мысли. Может ли человеку оторвать лицо, а он этого не почувствует?
- Вот, посмотри.
Жан протянул мне маленькое зеркальце. Все лицо было в запекшейся крови. От волос до шеи.
- Тебя точно не ранили?
- Нет. Кровь не моя.
- На, вытрись.
Я взяла едва чистый платок и вытерла лицо. Даже Клюзе смотрел на меня с некой долей страха. Кем я стала...
- Софи?
- Что?
- Ты... Ты хорошо помогла нам сегодня. Молодец.
Молодец... Разве может слово, означающее нечто хорошее и доброе быть применимо ко мне, теперь, после всего, что я сделала. Это была уже не защита, не ненависть, а чистое безумие.
- Ладно. Нужно... Не прошу вас забыть о ваших эмоциях, но... У нас есть дела. Соберите все оружие, что найдете, патроны, еду, буквально все ценное и несите к моей палатке, если от неё еще хоть что-то осталось...
- Зачем, Клюзе... Мы... Выиграли, если так можно сказать.
- Да. Но склад разрушен цеппелином и мы не знаем, остались ли у немцев еще солдаты или нет. Отдохните, поешьте, поспите, если хотите, но потом сделайте.
- А с телами что?
- Вынесем их завтра.
- Куда?
- Ко второй линии. Если уж не получится отправить их домой, то попробуем хотя бы похоронить по-человечески.
- А немцев?
- Выбрасывайте на ничейную землю.
- Понял.
- Жан, ты старший. Без обид, Реми.
- Конечно.
- А ты куда?
- Пойду на вторую линию, узнаю, есть ли там кто живой. Приглядывайте друг за другом, пока меня не будет.
- Тут идти то...
- Я... Попробую дойти до штаба, если хватит сил. Запрошу у них людей.
- Клюзе.
- Да?
- Не вздумай сбежать.
- Да пошел ты...
- О, значит, не сбежит.
Жерар ушел.
- Ладно... Обыскивайте немцев и наших, сначала соберем оружие, а потом уже разберемся с телами. Соф?
- М?
- Поможешь?
- Да. Только дайте мне пару минут.
- Конечно.
Я достала сигарету и, проверив пару трупов, нашла спички. Я закурила впервые в жизни, и не получила никакого эффекта. Смотря на дым, я поняла, что окончательно потеряла рассудок, ибо видела в нем лица и черепа. Часть меня хотела умереть, а вторая уже была мертва. И так было со всеми, кто выжил сегодня.
Луи подходил к каждому убитому и прежде, чем забрать трофеи, брал мертвецов за руку и читал молитву. Жан забирал с трупов оружие и носил к палатке, а Реми к этому моменту уже выкурил пять сигарет. Бертран искал выживших и проверял нас. Утаить рану и умереть из-за этого - обычное дело на фронте. Даниэль, о котором я уже забыла, думая, что он умер у зенитки, сидел в грязи и молился. Еще один солдат просто смотрел вдаль, на ничейную землю, двое обсуждали упавший цеппелин, а остальные растаскивали тела, как бы разделяя своих и немцев.
Те, что обсуждали цеппелин, подошли ко мне.
- Софи, верно?
- Да.
- Одолжишь сигарету?
- Берите всю пачку.
- Спасибо. Не хочешь прогуляться?
- Куда?
- К цеппелину. Посмотреть, вдруг что ценное уцелело.
- Там все сгорело, я сама видела.
- Ну, как хочешь.
Они уже собрались уйти, но я поняла, что сейчас буду лишь мешать, поэтому побежала за ними.
- Подождите.
- Все-таки решилась.
- Да.
- Ну и какими судьбами девушку занесло в солдаты?
- Я... Просто захотела этого.
- Жалеешь?
- Нет. Уже нет. Вообще ничего не чувствую.
- Хм... Ты здесь долго?
- Несколько дней. А вы?
- Пару часов. Были в тылу месяц, а с утра нам сказали, что грядет нечто большое, поэтому мы должны присоединиться к вам.
- Так они знали об атаке?
- Командование? Да, похоже на то.
Мы дошли до обломков цеппелина. От него практически ничего не осталось, только металлический скелет и догорающие обрывки ткани. Он упал в поле, похоронив под собой экипаж и одинокий дом. Я осмотрела руины дома и наткнулась на обгоревшие тела. На них уже не было ни формы, ни даже кожи. Рядом лежала пара немецких пистолетов, которые я подобрала и спрятала в сумку.
Парни тем временем осмотрели сам скелет, но увы, ничего не нашли. Кабина пилотов была расплавлена так, что в ней и тел уже было не найти.
- Нашла что-нибудь?
- Нет. Только два пистолета.
Но я нужна была им совсем по другой причине. Я почувствовала, что произойдет что-то и уже собралась уйти, когда один из них догнал меня и прижал к стене дома. Второй достал свой нож и прижал мне его к щеке.
- Какого хрена вы делаете?
- Не дергайся, а то прирежу. Девчонка, возомнила себя солдатом... А ты знаешь, каково жить месяцы в ожидании войны, без бабы? Нет, не знаешь.
- Вас казнят, если хоть тронете меня.
- Нет, никто нам ничего не сделает. Они даже не вспомнят о тебе.
- Молоденькая... Снимай с неё все. Я хочу быть у неё первым.
Он улыбается, предвкушает. Он думает, что я просто тупая девчонка, захотевшая приключения. Но он не знает, скольких я зарезала сегодня. И я не дамся какой-то деревенщине, которая после зарежет меня как свинью, оттрахать меня. Немцам не удалось взять меня, даже смерть избегает меня. Мне нечего бояться...
Он почувствовал все эти мысли в моем взгляде и замешкался, а я воспользовалась этим. Тому, что держал меня, я врезала между ног. Он резанул меня по щеке, но упал. Второй попытался взвести винтовку, но я выхватила лопату и раскроила его череп пополам.
Тот, что лежал на земле, начал орать и молить о пощаде. Быстро же его предвкушение страстного секса сменилось на страх смерти.
- Пожалуйста... Это была его идея.
- Но ты был не против. Ты хотел этого. А я теперь хочу твоей смерти.
Я села ему на грудь и он даже попытался скинуть меня, но это было бесполезно. Я вонзила ему лопату поперек шеи, моментально отделив его тупую башку от тела, избавив этот мусор от долгих мучений.
Я забрала их оружие и патроны и просто вернулась на линию фронта.
- Соф, где ты была?
- Я... Ходила с "друзьями" к дирижаблю.
- И где они?
- Мертвы.
- Что... Что случилось?
- Они попытались меня изнасиловать, и я избавила их от непреодолимого желания.
- Твою мать... Тебе надо выпить.
- Нет, спасибо.
- Софи, тебе надо выпить. Это не предложение. Иначе совсем с катушек слетишь.
Жан посадил меня и заставил выпить половину бутылки своего "вина". Когда алкоголь подействовал, я начала осознавать, чем я стала сегодня. Безумие... Самое опасное на войне - это решить, что ты неуязвим. Если в голову приходят такие мысли, то смерть уже совсем рядом. Ведь безумие - прямой путь к самоубийству.
Клюзе вернулся и увидел, что я уже совершенно пьяна.
- Жан, зачем ты её напоил?
- Клюзе, так надо.
- Я... Я в норме, правда.
- Жан, на минуту.
Они отошли за угол, но я совершенно четко слышала каждое их слово.
- Жан, на хрена ты спаиваешь её?
- Жерар, ты не видел того, что она сегодня сделала. Она, похоже, и сама не знает об этом. Она зарезала двадцать немцев как... Помнишь Виктора?
- Да.
- Ну так вот, теперь она стала им. Только его мы не могли спасти, а у девчонки еще есть шанс. И... Черт, она двоих наших убила.
- Что?!
- Тихо. Они, судя по её словам, попытались её, ну...
- Что?
- Трахнуть. У дирижабля. Они пошли туда втроем, а вернулась она одна и спокойно заявила, что убила их.
- Черт... Виктор... Не хочу, чтобы это повторилось. Тем более с ней.
- Я о том же. Нам повезет, если она вообще проснется завтра, а не застрелится ночью.
- Я присмотрю за ней.
- Хорошо. И надо с ней поговорить, но... Она сама все понимает. Мы не лучше неё. Главное, чтобы она не стала хуже нас.
- Я тебя понял. Только... Не спаивай её. Это тоже опасно.
- Понял.
Я слышала их слова, их тон. Я понимала, что убивать так, как это делаю я - ненормально. Но... У меня ведь нет выбора. Я беспомощна. И это, наконец, вызвало у меня эмоции. Слезы... От беспомощности, страха и презрения к самой себе.
Клюзе и Жан вернулись.
- Софи... Ты чего?
- Я... Я не могу быть здесь. И не могу уйти. Простите меня...
- Софи, сегодня ты... Ты убила многих, но тем самым спасла нас. Я не могу тебя утешить, ведь мы все в одной лодке. Но ты должна понять - мы все убийцы, и на наших руках море крови. Главное, не потерять от этого рассудок.
- Но как? Как вы можете жить с этим? Мы... Нас заставили убивать. И мы не можем повлиять на это.
- Можем. В наших руках закончить эту войну.
- Клюзе...
- Жан, я знаю твое мнение.
- Ладно. Софи, ложись спать. Подумай, если надо выговорись, но умоляю, не сойди с ума. Не делай глупостей.
- Хорошо.
- Давай. Вытри слезы и пойдем. Ты, кстати, есть не хочешь?
- Нет.
- Ладно. Тогда завтра поешь.
Меня отвели в палатку и даже, когда я уже легла, укутавшись в свое одеяло, они еще очень долго и пристально следили за мной, дабы уберечь меня от самой себя. Но у меня уже не было сил на размышления, и я моментально уснула. Странно... Каждый раз засыпаю, будто месяцами работала без отдыха...
Глава 5. Окопы...
"Всякий, кто хоть раз заглянул в стекленеющие глаза солдата, умирающего на поле боя, хорошо подумает, прежде чем начать войну"
- Отто фон Бисмарк
...Окопы, новый дом, в котором солдат должен выживать, через которые должен пробираться, двигаясь по телам вчерашних друзей, залитых кровью и дождем. В них полегло уже несколько миллионов, и поляжет еще столько же...
В ту ночь меня снова посетил сон. Я была совершенно одна, посреди ничейной земли. Не было даже призраков. Осмотревшись, я увидела двух солдат. Они дрались в грязи. Но я заметила деталь, которая не выходит у меня из головы до сих пор. Они - две девушки. Не я, но очень похожие на меня. Они дрались на смерть, лежа в этой грязи, но их силы были равны. Вдруг одна из них села другой на грудь, взяла камень и начала бить им в лицо. Она раздробила лицо второй так, как это сделала я при первом убийстве. Убийца, раздробив череп своего "врага" упала замертво. Я подошла ближе, чтобы узнать, что именно убило её. Из её горла торчал нож. Она убила врага, но умерла сама. И что самое странное... Она была точной копией другой девушки... Тело, форма, оружие, все одинаковое... И я до сих пор не могу забыть тот сон, хотя прошло два месяца с последней атаки...
Забавно. Сначала, когда я только пришла сюда, меня каждый день будто окунали в говно, постреливая в мою сторону и заставляя убивать, а теперь я схожу с ума от скуки. Клюзе говорит, что такая долгая передышка выдалась впервые за всю его службу. Может быть, немцы поняли, что этот сектор слишком хорошо прикрыт артиллерией, а может, собирают силы для самого мощного удара в истории войны, не знаю. Несколько недель назад к нам пришло пополнение. Двадцать человек, в основном опытные бойцы из других секторов. И у каждого своя история, но... В наших историях никто не гордится собой, своими поступками, а лишь жалеет о том, что эта война вообще случилась. Мы не жалеем, что пришли сюда, ведь большинство из нас - добровольцы, мы пришли защищать свою страну. Но увидев эту войну изнутри... Наверное, я даже слегка жалею, что вообще родилась в этот период. Я не могла поступить иначе, не могла не прийти сюда, и, видимо, все наши пути заканчиваются здесь. Пути всего нашего поколения. До войны у меня были мечты, грезы о будущем, а теперь... Не уверена, хочу ли я вообще выжить здесь. Но я буду делать то, что должна, а судьба сама решит мой исход. И, как бы там не было, мой разум вернулся. Я несколько недель не могла смыть с себя кровь и избавится от мыслей о содеянном, но потом... Я вспомнила слова Анри. Я долго размышляла и смогла простить себя, врагов и командование. Единственный человек, которого я до сих пор не простила - мать. Но она осталась позади, и та жизнь больше не касается меня.
Я простила своих врагов, простила тех, кто предал нас, всех. И почувствовала то же самое. Анри был прав. В момент этого понимания кажется, что тебя прощает кто-то извне. Но здравый смысл говорил о том, что лишь я простила себя, ведь я пережила тех, кто умер. Во всяком случае, мне действительно стало легче жить со своими мыслями, хотя эти сны до сих пор терзают меня. Самое страшное, что я не могу их понять. Я не верю в вещие сны, но... Может, стоит сделать исключение? А может мне и вовсе показывают настоящее? Может, это мой мозг начал играть со мной? Война дает многие ответы, но задает еще больше вопросов.
- Софи, привет.
- Ага.
- Не в духе?
- Нет. Ты что-то хотел, Реми?
- У тебя патронов нет?
- Нет. У меня же маузер, забыл?
- Да, точно. Черт, у всех закончились...
- Хочешь, спрошу у Клюзе?
- Да, пожалуйста.
Я нашла Клюзе, который мирно покуривал трубку в своей палатке.
- Софи... Как ты, дорогая?
- Нормально. Там Реми спрашивает про патроны.
- А... У нас на складе... Черт....
- Склада-то и нет больше.
- Да, я забыл совсем. Черт, без Анри как-то непривычно. Он всегда отвечал за снабжение.
- Я могу сходить в штаб, попросить у них боеприпасов.
- Тогда еще попроси прислать людей и... Что-то еще. А! Забери почту.
- Хорошо.
Я отправилась в штаб через лесную тропинку, которую показал мне Анри. Здесь было так умиротворенно и тихо... Чудом уцелевшие деревья, зелень... Это навеяло мне мысли о доме, который был давно забыт. Хм... Вот, что я хотела бы видеть перед смертью. Этот лес.
В размышлениях я незаметно для себя дошла до штаба. Большинство солдат отдыхало, но напряжение все равно чувствовалось. Оружие в руках и поблизости всегда напрягает, даже в отсутствие боев. Я быстро нашла офицера.
- Мсье...
- Да? А... Софи, верно?
- Да. Мы уже встречались.
- Помню, помню. Что нужно?
- Как всегда - патроны, еда. По возможности, люди.
- Людей мало.
- Сколько?
- Выделю вам... Десять человек. Они доставят патроны и еду. Что-нибудь еще?
- А почту забрать можно?
- Да. Видишь того парня?
- Да.
- За почтой к нему. Так... У вас там все нормально?
- Да. Немцы молчат уже пару месяцев.
- Это я и сам слышу. А газов или еще чего-нибудь не было?
- Нет. Все... Спокойно.
- Хорошо. Ступай.
Почтальон уже собирался уходить, но я остановила его.
- Мсье, постойте.
- Да?
- Я из сектора, что в паре километров на север. У вас есть почта для нас?
- А, да. Так, вот эта сумка вся для вас.
- Ого.
- Да. И...
- М?
- Тут одно письмо. Не могу доставить, может, вы мне подскажите.
- Конечно.
- Оно в Телю, но город брошен, так ведь?
- Да, я и сама оттуда. А кому адресовано?
- Некой Софи Дюжен.
- Это я...
- Эм... Вы ведь из сектора...
- Да, я... Не важно. От кого оно?
- От Адель Дюжен.
- Бабушка...
- В общем... Вот.
- Спасибо. Постойте!
Я вспомнила о письме, что забрала у солдата на ничейной земле два месяца назад. Все это время я хранила его, но не посмела открыть. Ведь письмо с фронта - это не просто слова, написанные на бумаге, в них целая жизнь человека.
- Доставьте его по адресу.
- Конечно.
Я отдала письмо убитого солдата и, забрав у почтальона сумку и свое письмо, ушла в лес. Я села посреди леса, чтобы послушать шум деревьев, пока буду читать. Мне было больно читать это, но... Вдруг там есть что-то важное...
"Софи, не буду многословна. Я не знаю, жива ты или нет. Мать обещала, что ты приедешь, но прошло уже пару месяцев, а от тебя нет никаких вестей, так что боюсь, ты даже не прочтешь это письмо. Если же твое безрассудство тебя не погубило, то знай, что твоя мать скончалась месяц назад. Она решила вернуться за тобой, но увы, её поезд попал под обстрел немцев. Мне сообщили, что твой отец и брат погибли, защищая город, так что ты осталась совсем одна. Я бы хотела выполнить последнее желание моей дочери, которое она выказала перед отъездом, и обеспечить тебе хорошее будущее. Все из семьи Булле уже знают о случившемся, и с радостью примут тебя. Тебе больше нет смысла оставаться рядом с фронтом. Ив все еще говорит, что готов взять тебя в жены, несмотря на твой весьма скверный характер. Поэтому я надеюсь, что ты одумаешься и приедешь. Не будь дурой, Софи."
Бабушка... Сука... Даже сейчас, зная обо всем, что случилось, она пытается вернуть меня и выдать замуж. И даже потеряв всех родных, она по-прежнему ненавидит меня. Семья... У меня её и не было.
Я порвала письмо и вернулась к своей настоящей семье.
- Софи, ты быстро.
- Они пришлют нам десять человек.
- Замечательно. А почту...
- Да, вот.
- Ого. Много же у них накопилось для нас.
- Ага.
- Ты чего?
- Я... Получило письмо от бабушки. Карга старая...
- Поговорим?
- Да.
Мы сели за стол, и Клюзе налил чай.
- Так... Что было в письме?
- Мать умерла, а бабушка хочет, чтобы я вернулась и вышла замуж. Пф... Она даже не знает, где я и через что прошла.
- Сочувствую...
- Наплевать. Я лишилась семьи, когда умерли брат и отец. А мать...
- Может, самое время рассказать мне, почему ты осталась тут?
- Да, наверное. Даже не знаю, с чего начать...
- Почему ты так не любишь мать?
- Я же говорила. Она... Все решала и делала за меня. Как мне жить, с кем общаться, кого любить, а кого нет. Это всегда бесило меня, но... Незадолго до того, как отец ушел на фронт, мать сказала, что мне надо выйти за сына очень состоятельного господина.
- И почему ты так против этого?
- Потому что... Черт, это не любовь. Я не могу общаться с людьми только ради выгоды. Лучше всю жизнь прожить в нищете с тем, кого любишь, чем так.
- Ну... Мы здесь, так что...
- Да. Так что я лучше умру на поле боя, чем сбегу и выйду за него.
- Хм... Моя дочь тоже так говорит. Месяц назад пришло письмо, написала, что стала медсестрой в госпитале.
- Вы пытались выдать её за кого-то?
- Да. Думал, так будет лучше. А потом понял, что это её жизнь, а не моя. Она сама поймет, как ей лучше жить.
- Может и не поймет. Но хотя бы не будет ненавидеть вас так, как я свою мать.
- И вот её не стало. Ни о чем не жалеешь?
- Нет. Я лишь хотела бы еще раз увидеть отца и брата... Но... Их нет.
- Теперь ты за них.
- Да. Прочтете письмо от дочери?
- В слух?
- Ну... Интересно, что она вам написала.
- Ладно. "Дорогой папа. Прости, что пишу так редко. У меня почти нет свободного времени, раненых слишком много и мы нужны им всем. Теперь я поняла, почему ты старался не писать мне о фронте. Я вижу раненых и... Очень больно, что им нельзя помочь. Врачи говорят, что мы делаем гораздо больше, чем они сами, хотя верится в это с трудом. Кажется, что раненых не счесть. И они все мои ровесники. Ты говорил о женитьбе и, надеюсь, простишь меня, если скажу, что нашла свою любовь здесь. Он такой же солдат, как и ты. Ты рассказывал мне о девушке, что пришла к вам на фронт. Так вот, он знает её и её семью. Они служили вместе с её братом. И общаясь с ним, я будто нахожусь рядом с тобой. Его зовут Эмиль, и, оказывается, вы даже встречались. Удивительно, что я нахожусь так далеко от фронта и при этом встречаю людей, с которыми ты знаком. Говорят, что скоро это все закончится и, надеюсь, мы сможем, наконец, встретится у нас дома. Если же это правда, то я буду ждать тебя дома. Но если судьба иначе определит наш путь, то знай, я не виню тебя ни за что. Ты самый лучший отец в мире и, надеюсь, командир из тебя вышел еще лучше. Береги себя и своих ребят, ведь у них тоже есть дом, и мы все ждем вас живыми. Твоя любящая дочь".
- Трогательно...
- Да. Каждый раз, читая её письма, будто вижу её.
- Жаль, что...
- Что мы не увидим их.
- Маловероятно, что увидим. Я не верю, что это кончится. Все говорят об этом, но это больше похоже на судорожную попытку убедить себя, чем на правду. И... Тем более, когда это кончится... Лично мне некуда будет идти. Я не хочу видеть бабушку, а мой дом разрушен, так что... Боюсь, что многие из нас останутся здесь, даже если переживут эту войну.
- Я понимаю тебя. Меня и самого постоянно мучают кошмары, но... А может, это и вправду скоро кончится.
- Еще рано думать об этом. Ведь мы здесь, а немцы могут атаковать в любой момент. Кстати, она не прислала книгу?
- Давай посмотрим... Да, вот, "Сон в летнюю ночь".
- Шекспир... Можно?
- Конечно. О... Наше подкрепление. Посиди пока, а я пойду встречу их.
Клюзе ушел, а я задумалась. Ведь мне и вправду некуда идти. Моя война никогда не кончится, ибо нет больше ни дома, ни жизни вне войны. И сколько еще таких же, как я... Мы видели слишком многое, делали ужасные вещи и... Я даже не могу представить, что спустя несколько лет буду работать где-то, жить в городе, и я не могу поверить, что эта война кончится. Для кого-то она уже закончилась, для кого-то кончится совсем скоро, но для тех, кто выживет, война станет вечной тенью, ходящей по пятам. Эта война кончится только тогда, когда умрет последний солдат с фронта, поскольку нельзя положить конец своим мыслям и омыть руки от своих деяний... И чем больше я думала, тем больше понимала неизбежность смерти. Для меня был всего один вопрос - как долго я продержусь, убегая от смерти?
Все новобранцы, что проходили мимо, смотрели на меня с таким удивлением... И когда Клюзе вернулся, один из них все-таки решился узнать про меня.
- Мсье, у вас прелестная дочь.
- Она...
- Я не его дочь.
- О, прошу прощения.
- Она солдат, как и мы. Так что попрошу общаться с ней наравне и забыть про то, что она девушка.
- Так точно.
Все ушли раскладывать боеприпасы и снаряжение, а мы с Клюзе продолжили чаепитие.
- Почему все думают, что я здесь случайно?
- Ну, девушка на фронте, это редкость.
- Да, но бывают же исключения. Зачем так удивляться?
- Они скорее радуются.
- Чему?
- Что кто-то разбавит их пребывание на фронте капелькой общения с кем-то более приятным.
- Надеюсь, они не попытаются снова изнасиловать меня.
- Надеюсь, что нет. А если попытаются, ты сумеешь за себя постоять. Ты это уже не раз доказывала.
- По-прежнему так странно...
- Что?
- Вспоминать, кем я была до войны, и видеть, кем стала теперь... А кем ты был?
- Я был учителем в Париже.
- И как попал на фронт?
- Я... Просто понял, что не могу быть в стороне. Мы с тобой похожи в этом.
- Не можем сидеть спокойно...
- Да.
- А как ты попал в офицеры? Ты не похож на тех, кого я видела в штабе.
- Чем?
- Ну... Ты другой. Ты не стал бы лизать кому-то задницу из-за выгоды.
- Хм... Я не был офицером с самого начала. Мой командир был гораздо старше и говорил, что на фронте он будет бесполезен. А я... Просто всегда помогал ему. И он решил, что я справлюсь с фронтовым командованием лучше остальных, раз уже учил кого-то в прошлом.
Так странно говорить о прошлом... Вроде еще остались какие-то воспоминания, но... Они так далеко. Недостижимы. И даже говорить о них трудно. Стоит только вспомнить прошлое, как сразу чувствуешь боль. Особенно ту, что причинил другим...
- А ты... Многих убил?
- Да. И... Я слышал ваши разговоры с Жаном и Реми. Ты удивлялась, почему многие недолюбливают меня...
- Я и сейчас удивляюсь.
- Я... Убить врага, это трудно, ты знаешь. Но когда по твоей вине гибнут те, кто верил в тебя... С этим жить еще труднее. Когда мы только прибыли, у нас был приказ взять эту линию.
- Эту... В смысле нашу?
- Да. Раньше здесь были немцы. И... Сделать это нужно было с первой попытки.
- Почему?
- Потому что до того, как эта линия стала принадлежать немцам, она была нашей. И единственной в этом секторе. И мы решили наступать от того дома, куда упал цеппелин. Мы знали, что если проиграем, то отступать будет некуда.
- Ну... За тем домом лес.
- Да, но там нет ни укреплений, ни склада. Ничего. Просто лес. Немцы сразу же перешли бы в контрнаступление и перебили нас всех. Поэтому у нас была только одна попытка. И... Они знали, что мы придем, но не знали как скоро. Мы вышли ночью, и засели в лесу. Осмотрев позиции, я понял, что они почти не готовы к обороне, вернее, я так думал. Я... Знаешь, здесь ведь важны детали. Когда ты смотришь в прицел ночью, ты должна искать не целого человека, а маленькую деталь, которая чем-то выделяется.
- И ты упустил такую деталь?
- Да. Я был полностью уверен, что нашим врагом будет только пехота с их маузерами. Я не обратил внимания на то, что там были углубления. Я искал пулеметы, а должен был искать позиции для них. Я просто не думал, что они прячут пулеметы на ночь. Когда мы перешли в наступление, немцы сразу же заметили нас. Но нас было больше, так что мы сумели подойти совсем вплотную к окопам. Но когда я отдал приказ взять эти окопы... Они наконец выкатили свои гребаные пулеметы и положили половину наших...
- Но вы выполнили задачу?
- Да. Но скольких потеряли... И все из-за моей оплошности.
- Клюзе... Ты никак бы не предотвратил это, и глупо винить себя.
- Нет. Если бы я предупредил солдат, что будут пулеметы, то... Они бы знали, к чему готовиться.
- Но они не знали. Это и их вина, что они не сообразили. Ты отвечаешь за весь сектор и... Сколько здесь человек, сколько факторов. Сам факт, что этот сектор в наших руках уже повод для гордости.
- Софи, Софи... Ты пытаешься убедить меня не терзать себя за это, но сама...
- Я... Я не терзаю себя за ошибки, а в моей жизни их было много.
- Я знаю. Ты не можешь мысленно справиться с тем, скольких ты убила. По-твоему, это совершенно другое. Но... Убить врага или стать причиной смерти своего подчиненного... Это одно и то же, кровь все равно одна.
- Кровь одного человека на руках нескольких...
- Вроде того.
- Мсье!
- Иду. Мне пора. Как всегда, было приятно побеседовать.
- И мне... Клюзе!
- Да?
- Не надо винить себя за это. Сейчас ты отличный офицер. Думай об этом, а не о том, что было.
- Попробую.
Забавно. Я убеждаю других в том, во что не верю сама...
Я просидела за книгой почти до самой ночи. Только когда взошла луна, и я захотела поесть, я поняла, что бездельничала, пока другие копали новые укрепления и доделывали наш новый склад. И мне было жутко стыдно за это.
- Софи, как книга?
- Мне очень нравится... Прости.
- За что?
- Ну, вы все работали, а я весь день отдыхала.
- Да ничего. Пойдем, пора ужинать.
Мы уселись все вместе "старым составом" и, как всегда, за ужином кому-нибудь нужно было выговориться. Жан снова начал первым.
- Ну как вам пополнение?
- Пополнение? Смеешься? Десять человек...
- Ну хоть что-то. Зато не так одиноко.
- Когда это тебя волновало такое?
- Да иди ты.
- На самом деле, парни, я рада, что встретила вас... Дом... Он здесь. С вами.
- Единственное место, где мы еще нужны кому-то...
- Да. Друг другу. Мы теперь что-то вроде семьи.
- Странная семейка. Тридцать парней и одна девушка.
- Ну... Очень извращенная семья.
- По правде говоря, нам с тобой повезло, Софи. Ты... С тобой появился хоть какой-то уют.
- Жан, я не выйду за тебя.
- Пф... Да я не об этом. Сама знаешь, о чем я.
- Да.
- Скажи честно, скучаешь по дому?
- Не знаю. Раньше скучала, а теперь... Что такое дом? Для меня - фронт и есть дом. Здесь я нужна и... Здесь я должна быть.
- Теперь мы все должны быть здесь... Вместе. Как же я хочу, чтобы все это кончилось...
- А если кончится, что тогда? Я думала над этим и поняла, что мы... Мы не сможем жить без войны. Сами ведь знаете. Кошмары все равно будут всю жизнь нас преследовать.
После этих слов воцарилась тишина. Все понимали, что я права, но смирится с этим... Это гораздо труднее.
Поев, все начали расходиться, не обронив ни слова. Кроме Клюзе.
- Черт, забыл поставить часового.
- Я могу.
- Софи...
- А что? Я весь день бездельничала. Постою в дозоре до утра.
- Не уснешь?
- Нет.
- Надеюсь, не пожалею об этом... Ладно. Просто иногда посматривай в сторону немцев и следи, чтобы никто не прокрался. Вот свисток, если вдруг что-то заметишь.
- Поняла. Спокойной ночи.
- И тебе.
Я периодически осматривала ничейную землю с разных позиций, прерываясь на чтение Шекспира. Ночь была тихой настолько, что вызывала тревогу. Эта тишина на войне выматывает так же, как и сами бои. Но я продолжала выполнять свой долг.
Ночь за книгой летела быстро. Закончив очередной перерыв, я решила обойти всю нашу линию. И я допустила ошибку, едва не стоившую мне жизни. Я расслабилась и даже не пригибала голову, спокойно выглядывая в сторону немецких позиций. Очевидно, что немецкие снайперы тоже не спали и четко видели мои действия через прицел. Я встала на небольшое возвышение, где днем ставят пулемет, и осмотрела ничейную землю. В момент, когда я хотела достать бинокль, который стащила у Клюзе пару часов назад, раздался выстрел. После этого я помню только падение и сильнейший удар головой о стенку окопа...
Не знаю, сколько я так пролежала, но приходить в чувство я начала в окружении половины наших солдат.
- ...она ранена.
- Как её могли подстрелить?
- Я откуда знаю?!
- Не ори. Бертран, что скажешь?
- Несите её в лазарет, я должен проверить рану и... Молитесь, чтобы пуля не прошла навылет.
- Сможешь достать?
- Из руки? Да, смогу. Но если пуля прошла насквозь и попала в тело...
- Ей конец...
- Будем надеяться, что ей повезло.
- Давайте, берите за руки и потащили.
- Черт...
- Что там еще?
- У неё волосы в крови...
- Посмотри, раны нет?
- Нет, так, большая царапина.
- Видать, ударилась сильно.
- Да, но почему она отключилась? И как она вообще упала?
- От страха. Или не ожидала, что в неё попадут. Вспомни Матиаса. Ему тоже в руку попали, а он упал сразу.
- Хватит болтать. Несите в лазарет.
Я не смогла открыть глаза и снова отключилась. Проснулась я уже днем, в палатке Бертрана. Я села на кровати. Вся рука была забинтована и подвешена на шее. Бинт был в крови, а рука жутко болела. А еще было ощущение, что голова вот-вот расколется пополам. В палатку зашел док.
- А, Софи, пришла в себя?
- Да... Башка трещит.
- Ты сильно ударилась вчера. Не тошнит?
- Нет. Меня сильно ранили?
- Так... Через пару недель заживет. Тебе повезло.
- В чем?
- Пуля прошла навылет, но не попала в тело. Не зря ты с собой портсигар носишь. Умно класть что-то в нагрудный карман.
- Хм... А немцы?
- Что с ними?
- Ну... Они не напали?
- Нет. Как только мы услышали выстрел, сразу все проснулись. Тебя нашли сразу, сначала даже подумали, что ты мертва. Но все обошлось.
- Хорошо. Я могу пройтись?
- Да. Только не долго. У тебя сотрясение, так что лучше сегодня просто посиди, да почитай чего-нибудь.
- Спасибо за... За руку.
- Не за что.
Я вышла из палатки и немного прогулялась по нашим окопам. И каждый солдат будто считал своим долгом спросить меня о моем самочувствии.
- Софи!
- Клюзе?
- Ты как?
- В норме. Только голова болит.
- Мы все очень волновались за тебя...
- Я в норме. Бертран сказал, что скоро заживет.
- Хорошо. А ты случайно не видела Луи? Он мне нужен.
- А... Был где-то здесь... Он ко мне уже подходил... Что-то случилось?
- Да. Вы мне вдвоем нужны. Пришла телеграмма. Соседний сектор под ударом и командование боится, что их прорвут. Просят со всех секторов, не попавших под удар, отправить пару человек на аэродром неподалеку.
- Клюзе...
- Что?
- Ты хочешь отправить нас с Луи?
- Да.
- Мы же ранены. Луи вообще уже давно пора было домой отправить. А я...
- Софи. Таков приказ. Просят отправить раненых и тех, кто не способен вести прямой бой.
- Зачем?
- Для охраны. Аэродром будет под ударом, если тот сектор прорвут.
- То есть... Кого не жалко, да?
- Софи...
- Не ожидала от тебя такого...
- Софи. Это временно. Всего на пару недель, пока тот сектор не обезопасят. Как только они закрепятся, вы вернетесь сюда.
- А... А что если вас уже не будет здесь, а?!
- Софи...
Я заплакала и убежала на вторую линию. Меня чуть не убили вчера, а кому-то из наших может повезти меньше, чем мне. Я так привыкла к ним... И очень больно уходить отсюда, пусть и ненадолго. Ведь все они, всё это место, это мой дом. Пусть и очень жуткий, пугающий и в какой-то степени мерзкий, но это дом. А Клюзе хочет выгнать меня из него, потому что кто-то где-то решил, что здесь я бесполезна. Помимо всего, я была не готова идти или ехать куда-то сейчас. Голова буквально раскалывалась, настолько, что я плакала от этой боли. И из-за этого я снова едва не потеряла сознание. Меня нашел Жан.
- Соф, ты чего?
- Я... Голова...
- Тебе надо прилечь, идем.
Жан отвел меня обратно в лазарет и уложил спать. Клюзе попытался зайти ко мне, но Жан остановил его и отвел подальше, чтобы вступится за меня.
- Я слышал, что ты ей сказал. Хочешь её выдворить отсюда?!
- Жан, это приказ. Я не могу спорить с командованием.
- Допустим. Но они даже не знают о ней.
- Да, но ты головой подумай. Если немцы начали прорыв неподалеку, то скоро это и нас коснется. А её убьют.
- С чего это? До сих пор она всех убивала.
- Да, будучи здоровой. Она себе едва голову не разбила, плюс рука. Сам подумай. Я же не выгоняю её насовсем. Пусть побудет там, а как поправится, я верну её.
- Дерьмо... Даже если и так, ты не сможешь её сейчас куда-нибудь отправить. Она просто не дойдет.
- Они просят выслать солдат к концу недели. Подождем пару дней, как придет в себя, отправлю её на аэродром. И я обещаю, что как только узнаю, что она полностью поправилась и может сама перезарядить винтовку, я верну её к нам.
- Ладно. Но сейчас даже не смей говорить с ней об этом. Она рыдала, когда я её нашел. И поверь мне, это не из-за её нежной натуры.
- Договорились.
Клюзе зашел ко мне.
- Софи, ты... Не думай пока о...
- Ссылке?
- Отпуске. Я бы это так называл.
- Я слышала ваш разговор.
- Да... Жан прав, тебе нужно отдохнуть.
- Угу.
- Софи, не обижайся. Я хочу как лучше.
- Я хочу вздремнуть.
- Ладно. Отдыхай.
Я лежала и смотрела на полотнище, которое слегка подергивал ветерок. И все казалось таким странным, таким двойственным. Мне повезло не быть убитой, но я ранена. Мне повезло, что я скоро избавлюсь от этого ада на время, но меня выдворяют из нового дома. Забавно. Снайперы ведь не промахиваются. Они всегда стреляют в голову, стоит только немного высунуться. А мне попали в руку. Только мне повезло быть часовым, которого ранили, но не убили. Но почему? Ветра не было, да и какой ветер так сильно изменит траекторию пули. Может, снайпер был новичком, который не умеет целиться, может, он просто устал, а может и вовсе не хотел меня убивать. И именно в момент, когда снайпер захотел выстрелить в меня, я потянулась за биноклем, что висел у меня за спиной. Хм... Ведь если бы я не захотела взять его, пуля попала бы в грудь и сейчас я бы уже лежала в земле... Одна ошибка может спасти и может убить.
Я пролежала на койке несколько дней, пока голова не перестала болеть. И когда я поняла, что ничто не мешает мне выполнить приказ командира, я сама явилась к Клюзе. Я, возможно, и не хочу уходить отсюда, но, тем не менее, я солдат, который должен подчиняться воле командира.
- Клюзе.
- Да, Софи?
- Я готова.
- А... К чему?
- Ты хотел отправить нас с Луи на аэродром.
- Уверена, что дойдешь?
- Да. Я в норме.
- Тут идти двадцать километров...
- Клюзе, я готова. Сколько еще раз повторить?
- Ладно. Я найду Луи, а ты пока собирайся.
Я оделась, с помощью Бертрана, взяла свое снаряжение и когда, наконец, подошел Луи, мы вместе отравились на аэродром. Оказалось, что Луи уже был там, так что Клюзе не пришлось утруждаться и объяснять нам дорогу. А я ведь чуть не влюбилась в него...
Наш путь пролегал через город, где мы и решили пообедать.
- Софи, не голодна?
- Немного.
- Давай у той тетки спросим, где тут можно нормально поесть. Мадам! Здравствуйте, не подскажите, где можно перекусить?
- Перекусить? Так все закрыто. А вы с фронта?
- Да. Нас... Отправили по делам.
- Так давайте я вас накормлю. Я такой суп сварила...
- Да мы...
- Идем.
Эта тетенька даже не стала слушать наши отговорки и буквально затолкала в свой дом.
- Садитесь, а я пока чайник поставлю.
- Спасибо.
Пока мы с Луи ждали, мадам носилась вокруг, ухаживая за нами, будто мы её собственные дети. Это было странно, но очень приятно. Наконец нам принесли мясной суп.
- Вот, супчик, голодные до чертиков небось.
Суп действительно был очень вкусным, хотя... После фронта, любая еда покажется чем-то божественным.
- Мадам, суп просто восхитительный. Спасибо огромное.
- Да что вы... Мы же все как семья. У меня сын на фронте, так что я знаю, каково вам приходится. Голодные, уставшие... Кстати, можете отдохнуть наверху...
- Спасибо, но нас правда ждут в другом месте.
- Ладно. Вот, выпейте чаю на дорожку.
- Спасибо огромное. Вы даже представить не можете, как мы вам благодарны.
- Пожалуйста.
Было так приятно почувствовать этот домашний уют и тепло, хоть на мгновение... Распрощавшись, мы с Луи продолжили идти, но всю дорогу он молчал, и это тревожило меня.
- Луи, ты как?
- А... Нормально. А что?
- Просто молчишь как-то... Подозрительно.
- Да я устал просто. Нога болит. Может, сделаем привал?
- Мы же вроде почти пришли?
- Нет, тут еще пару часов идти, если таким же темпом. Давай посидим немного.
- Прям тут, на дороге?
- Ну, не на дороге. Давай проверим тот амбар, вдруг там открыто.
- Ну ладно.
Мы зашли в амбар и решили ненадолго прилечь на сено. Луи сразу же задремал, а я не могла уснуть. Меня терзало это молчание и... Будто Луи что-то задумал. Хотя он так измучен жизнью, что, скорее всего, ему просто не хватает сил на разговоры. С этой мыслью, я, наконец, смогла успокоиться и заснуть...
Глава 6. Города...
"Для воевавших война никогда не кончается"
- Курцио Малапарте
...Города, заполненные фосфором и ипритом, дома, в которых уже нет людей. Они ушли на фронт или погибли под завалами вчерашних кафе и кондитерских, где когда-то было тепло и многолюдно...
Ничейная земля. Посреди нее лежит раненый солдат, позади него призраки. Он не может встать, но он тянется к своей рыдающей вдалеке матери и сестре. Но они слишком далеко. Недостижимы. Подойдя ближе, я увидела, что у него нет ног. Он слишком серьезно ранен, чтобы вернуться домой. Вдалеке сестра этого солдата почти успокоила мать и... Солдат опустил руку, которой тянулся к семье, и начал растворятся. Его одежда и тело медленно становятся... Будто прозрачными. И он поднялся. Теперь он один из призраков. И я, наконец, увидела лицо призрака без противогаза. Он подошел ко мне так близко, как только мог. Пустые, почти стертые глазницы, у него нет щек, но и десны почти стерты. Все это будто окутывает некая дымка, словно вместо кожи у него туман... И все растворяется.
- Софи, пора.
- Да... Мы долго спали?
- Не знаю. Может, пару часов. Идем, пока нас дезертирами не объявили.
- Да, идем.
Мы продолжили наш путь и... Все было так странно. Брошенные деревни, дома... Люди ушли отсюда, ведь совсем неподалеку фронт. И это правильно, но, тем не менее, странно. Вот так просто уйти из дома... Этот вид вызывал не страх, а скорее боль. Боль от того, во что превратился наш мир. Мы мирно жили, а потом все массово начали сходить с ума, возненавидев всех вокруг... И вот к чему это привело. В начале войны все ненавидели немцев, а теперь мы не хотим с ними сражаться, так же как и они с нами. Мы устали от собственной ненависти. И смотря на эти брошенные города, лишь слегка поврежденные случайными снарядами, но безлюдные и мрачные, понимаешь, что этой войне уже пора закончиться. Самое страшное, что в половину таких городов уже некому вернуться...
Всю дорогу мы молчали. В размышлениях я поняла Луи. Его молчание не от страха или какой-то сильной эмоции, а от простой усталости. Жизнь его потрепала, и ему уже нечем делится с кем-то.
- Пришли.
- Наконец...
Аэродром был весьма простым. Я представляла, что это будет целый военный лагерь, а вместо этого лишь маленькая деревня и поле с самолетами, окружённое лесом. Нас встретил офицер в рубахе и штанах. Я даже не уверена, действительно ли он является офицером.
- Наконец. И... Это все?
- Ну да.
- Двое... Эм, девушка?
- Да, Софи, очень приятно.
- М-да... Ладно, что ж, надо вас расположить. Идем.
- Нам говорили, что прибудут еще солдаты из других секторов.
- Никто не пришел. На мою телеграмму откликнулся только ваш офицер, остальные говорят, что им некого отправить.
- А можно вопрос?
- Конечно.
- Зачем мы здесь и как долго мы нужны вам?
- Вы нужны мне на всякий случай. Не думаю, что немцы прорвутся, так что вы пробудете здесь пару недель и, если захотите, вернетесь к своим.
- И какие у нас приказы на день?
- Приказы? Отдыхайте. Я знаю, что такое фронт, не то, что эти...
- Эти?
- Пилоты. Я не пилот, а простой офицер с фронта. Я знаю, что вы видели и, надеюсь, что здесь вы сможете отдохнуть от этого. Но не удивляйтесь, если пилоты будут говорить с вами свысока. Они... Иначе воспринимают пехоту. Вы для них траншейные крысы, а они великие завоеватели.
- Думаю, они быстро изменят свое мнение после разговора с нами.
- Не надейтесь. Кстати, что с вами?
- Газ.
- Снайпер.
- М, сочувствую обоим. Ну, у нас нет ни снайперов, ни газа. Вот, дом полностью в вашем распоряжении, спите, сколько хотите, кухня в том здании, расписания нет. Делайте что хотите.
- Вы так и не назвали своего имени.
- Прошу прощения. Забываю о манерах с этими говнюками. Эдмон Мелори.
- Софи Дюжен.
- Луи Парнас.
- Очень приятно.
- Последний вопрос...
- Да?
- А ванна есть?
- Разумеется. Отдыхайте. Если понадобитесь, я сам найду вас.
- Хорошо.
Мы с Луи расположились в нашем двухэтажном доме с ванной... Как же давно я мечтала принять горячую ванну... Луи сразу же ушел спать, а я... Я набрала ванну, сняла бинты, разделась и окунулась в настоящее наслаждение.
Каким-то образом я даже умудрилась уснуть. Спустя некоторое время меня вежливым стуком в дверь
разбудил Луи.
- Софи?
- А?
- Эдмон зовет на ужин.
- Хорошо.
- Тебя подождать?
- Да, дай мне десять минут.
- Эдмон еще принес чистую одежду, я её на стул около двери положил.
- Да, спасибо.
Наконец, смыв с себя всю фронтовую грязь и кровь, наконец, помыв волосы, я оделась в абсолютно чистую новую форму и вместе с Луи отправилась на ужин. Я даже забыла про то, что мне несколько дней назад прострелили руку, но Луи напомнил мне об этом и подвесил её чистым бинтом мне на шее.
Мы сели на первом этаже небольшого двухэтажного дома, где когда-то, в давно забытом прошлом, было кафе. Теперь же здесь располагалась полевая столовая для пилотов и солдат. Пока мы шли сюда, я заметила, что в городе нет гражданских. Только военные...
Нам налили суп и чай, немногим лучшие, чем те, что были у нас на фронте. Но грех жаловаться. Любая еда лучше в доме и чистоте, чем в грязи с кровью и трупами в окопах.
Пока мы ели, пилоты пили вино, курили сигары и играли в карты, попутно обсуждая нас. Один из них, оторвавшись от очередной партии, подсел к нам.
- Привет, можно?
- Да, конечно.
- Спасибо. Слушайте, я вас раньше не мог видеть?
- Возможно.
- Вы же... Из того сектора, да, точно, я помню тебя, девушка с грязными волосами. Ты еще несколько фрицев зарезала. Мы тогда круто тот цеппелин поджарили...
- Так это ты помахал мне?
- Да. Джеймс, очень приятно.
- Софи. А это Луи. Но он не очень любит болтать.
- М... И как же девушку занесло к траншейным кры...
- Джеймс!
- Да, прошу прощения. В траншеи?
- Я... Это мой долг, как и всех остальных.
- Типа защитить страну и остановить немцев?
- Да, типа того.
- А сама в это веришь? Или это скорее отмазка?
- Я потеряла отца и брата на фронте, убила черт знает сколько немцев, а их снайпер чуть не убил меня. Сам как думаешь?
- Понял, удаляюсь.
Джеймс вернулся к людям, которые, очевидно, больше меня разделяли его мнение о пехоте.
- Видишь? Я же говорил, их не изменить.
- Да, теперь вижу.
- Не думай о них. Пехота знает свое дело. А эти... Только выделываются перед всеми.
- А почему вы не на фронте?
- Я, как уже говорил, был там. И достаточно долго. А потом... Увидел слишком много и едва не застрелился. Не для меня это... На фронте одно дело выжить телом, другое дело сохранить рассудок. И второе куда сложнее.
Рассудок на фронте... Уже не уверена, что он у меня остался. Любая, даже самая прекрасная вещь, вызывает ужасные мысли после этих боев.
Пока мы ели, я вспоминала лица тех, кто остался позади. От самых первых знакомств в жизни до солдат, которых я встретила совсем недавно. И их лица в моей памяти были уже совсем другими. Потерянными, обезображенными. Сколько из них еще живы? Сколько потеряло кого-то? Мы все разбиты этой войной. Даже тех, кто далеко от фронта, война все равно касается. Создается ощущение, что война это не просто акт агрессии или стрельба с убийствами, а нечто живое. Некий организм в сердце самого мира, который, коснувшись кого-то, уже никогда не выйдет из мыслей. И чем ты ближе к войне, тем сильнее она старается уничтожить тебя. Не физически. Будто война пытается забрать у тебя последние светлые воспоминания и сделать из них то, что заставит тебя умереть.
- Софи?
- М?
- Я пойду спать, так что... Ты тоже отдохни.
- Да, спокойной ночи, Луи.
- До завтра.
Луи ушел, и мы остались наедине с Эдмоном.
- Ты с ним близка?
- С Луи?
- Ага.
- Нет, вовсе нет. Я... Вообще уже не помню, был ли у меня кто-то, к кому я чувствовала любовь. Да и что такое любовь, после пары месяцев на фронте?
- Ну да...
- А почему вы спросили?
- Ну... Вы так заботитесь друг о друге...
- Мы же солдаты. Кому кроме нас самих заботится друг о друге?
- Некому... Даже нашим родственникам нет до нас дела. Мы ушли, и никто уже не верит, что мы можем вернуться...
- Хм... Мне и не к кому возвращаться.
- Всем нам. Я и жену, и сына потерял, так что, боюсь и мне лучше остаться здесь. Хм, нашелся наконец человек, который меня понимает.
- Ну да.
- Эти ублюдки выживут и будут всем рассказывать, что война была простой и веселой, а мы все сдохнем здесь...
- Вы же их командир...
- Это временно. Я многое видел и не хотел увидеть это снова, но встретив вас... Вспоминаю своих ребят и понимаю, что я должен быть с ними, а не здесь, вдали от фронта.
- Я не офицер, но понимаю, что там нужен каждый живой. И когда я снова смогу взводить затвор, я вернусь туда, к своим.
- Я могу понять тебя, но все же... Умерь свой пыл. Пока ты нужна здесь. Немцы ведь могут и прорваться. И кроме нас, их никто не остановит.
- Нас трое...
- И десять самолетов. Пилоты может быть и твари, но бомбить умеют. Эти новые машины... Цеппелины, танки, самолеты... В одночасье исход сражения меняют.
- И сеют смерть, подобно богу...
- Именно. Что ж, Софи, я искренне рад, что тебя прислали к нам. Но, время позднее, и мы не знаем, как обстоят дела на фронте, поэтому лучше всегда быть настороже.
- А... У нас есть часовые?
- Да. Двое.
- Хорошо. Спокойной ночи.
- Спокойной. Не засиживайся.
Эдмон удалился, а я осталась пить чай в одиночестве, наблюдая за пилотами. Они были так веселы, играли в карты и, казалось, война совсем их не страшит. Их война, это азарт, а наша - смерть.
- Эй, ты чего одна сидишь, иди к нам.
- Нет, спасибо. Я лучше пойду спать.
- Ну как хочешь.
- Доброй ночи.
- Ага.
Я завалилась в мягкую, теплую кровать в доме, что уже казалось чем-то настолько недостижимым... Я смогла сразу же, в абсолютном спокойствии, заснуть.
Я проснулась после полудня от шума моторов. Выглянув в окно, я увидела кучу пилотов, осматривающих двухместный самолет. Он был совершенно новым, чистым, а пилоты смотрели на него с таким азартом и восхищением, что становилось очевидно - это новое, не испробованное орудие убийства. Неподалеку за ними наблюдали Эдмон и Луи.
Я спустилась к ним в момент, когда мимо пробегал Джеймс. Удивительно, но я даже осмелилась выйти из дома, не взяв с собой снаряжение, а лишь надев ремень и подвязав руку.
- О, Софи, с утречком.
- Ага.
- Да ладно тебе, не обижайся на меня.
- Я не обижаюсь. Мне просто нет дела до тебя.
- Зануда.
- Заносчивый говнюк.
- Мило. Только я не такой говнюк, каким кажусь тебе.
- Ну, пока это только твои слова, которые нечем опровергнуть.
- Хочешь опровержения? Идем. Эдмон!
- Наконец. Мы уж думали провести облет без тебя.
- Но я тут. И хотел спросить – можно, Софи прокатится со мной?
- Что?!
- Софи, тихо. Она уверенна, что я лишь пустословлю, а быть пилотом настолько легко, что даже ребенок справится. Я хочу это опровергнуть.
- А с чего ты взял, что она так считает?
- Да ладно тебе, я слышал ваши разговоры за столом. И я прекрасно знаю, что ты думаешь о нас. Но тебя не переубедить, а её...
- А ты меня спросить не хочешь?
- А ты откажешься от единственной в жизни возможности полетать?
- Я боюсь высоты, к примеру.
- А ты думаешь, что мы все тут бесстрашные? Эдмон, твое слово.
- Пусть Софи сама решает, но... Если на вас нападут, она не заменит стрелка.
- Не нападут. Я же не над фронтом его испытывать буду. Софи, летишь?
- Нет.
- Да брось. Неужели тебе не интересно?
- Я только вчера с фронта пришла! Я ранена и... Черт, это же безумие, брать в облет человека, который даже на поезде никогда не ездил.
- А начинать надо с самого, на первый взгляд, невозможного и опасного.
- Луи, что скажешь?
- На твоем месте, даже я бы не отказался.
- Видишь? Даже он не отказался бы.
- Даже?
- Ну, я имею в виду, что ты уже навидался на фронте всякого, да и ранили тебя нехило... Да и речь вообще не о тебе. Софи, давай быстрее, нам вечером налет надо совершить.
- Черт бы вас всех... Ладно. Только дайте мне шлем или что вы там носите.
- Эмиль, одолжишь свою форму?
- Так ты в ней уже.
- Не мне. Девке. Срочно.
- Ты её с собой берешь?
- Да.
- Вот же сволочь... Пусть берет.
Джеймс принес кожаную куртку, шлем, перчатки и очки.
- Одевайся быстрее и запрыгивай.
- Джеймс.
- Да?
- Верни её живой и невредимой.
- Это даже не боевой вылет...
- Именно. Поэтому не выделывайся, испытай машину и верни девчонку в целости.
- Да понял я. Софи, ты скоро?
- Все, готова.
- Залезай. Эмиль, самолет готов?
- Да, я зарядил пулеметы, на всякий случай...
- Понял.
Самолет развернули, и Джеймс начал разгон. Я почувствовала скорость и ветер, и закрыла глаза. Я боюсь смотреть в окно с чердака двухэтажного дома, а это... Безумие, не иначе.
Мы быстро набирали высоту, и я старалась не смотреть на землю. А увидев горизонт, чистое и, наконец, ясное небо... Война и смерть, что шли за мной по пятам, на мгновение отпустили меня. Будто я снова обретала разум, а туман в голове рассеивался.
- Софи!
- Что?
- Ну как?
- Великолепно... А мы можем подняться еще выше, в облака?
- Не стоит. Смотри, в той стороне Париж и Англия.
- Я вижу только поля и... Это же...
Дом. Я вспомнила свой город и узнала его. Даже пережив войну, трудно забыть место, в котором родился. Я ведь за всю свою жизнь ни разу не покидала город больше, чем на несколько дней... Да и других городов я толком не видела, а теперь лечу над всей Францией.
- Телю, а вдалеке Амьен.
- Зачем ты поворачиваешь? Нам же сказали не летать над фронтом.
- Хочу посмотреть, как далеко продвинулись немцы.
- Джеймс, мы же не полетим над фронтом?
- Нет, не бойся.
Амьен, как и все города неподалеку от фронта, накрывал густой дым. Я не совсем понимала, где находится наш сектор, да это и не было особо важно. Важно то, что немцы накрывали все сектора настолько плотным обстрелом, что дым уходил за километры, накрывая целые города.
Радость и восторг периодически затмевались сомнением и страхом. Я боялась за тех, кто остался там и... Сколько знакомых лиц я увижу после своего возвращения? И что нас ждет? Этот обстрел казался гораздо страшнее тех, что я видела.
Джеймс увидел мой страх и снова повернул самолет, теперь подальше от фронта.
- Софи?
- А?
- Хочешь узнать, что такое быть пилотом?
- Я не поведу самолет.
- А этого и не нужно. Просто держись покрепче.
Он начал поднимать самолет, при этом закручивая его. В какой-то момент мы полностью перевернулись, так, что подняв голову, я видела землю. И в этот момент я почувствовала весь азарт и страх, что заставляют тебя смеяться, все те эмоции, что заставляют человека вытворять такое снова и снова. С этим чувством пропало некое отвращение к пилотам, но пришло понимание. Они не солдаты, а игроки. Без них война была бы совершенно другой. Но... Именно они выживут и будут рассказывать всем о романтике и веселье этой войны. Ведь летать над фронтом и находится на самом фронте - абсолютно разные вещи. В наших окопах, залитых кровью, грязью, заваленных трупами, нет ничего романтичного, но пилоты напрочь лишены этих вещей. Войны на небе и на земле - абсолютно разные, отдельные войны. И теперь я понимаю их романтизм, ведь они - первопроходцы, исследователи небес. Здесь нельзя выжить без азарта, так же как и мы не можем жить без зверства и страха.
Джеймс продолжал выделываться, закручивая самолет еще быстрее и сильнее, а чувство свободы и восторга полностью захлестнули меня. Впервые за долгое время я смеялась и кричала так сильно, что начала плакать.
- Джеймс... Это великолепно.
- Ну наконец. Я уж думал, что не заставлю тебя улыбаться.
- Это просто божественно. Я даже не понимаю, как ты это делаешь.
- В этом нет ничего сложного. Главное, чувствовать самолет и воздух, понимать их. Поймешь, и все начинает получаться само.
- У меня просто слов нет...
- Просто расслабься и наслаждайся видом. Мне нужно еще пару вещей попробовать, и полетим обратно.
- Хорошо.
Я понимала, что этот вылет все-таки нужен по делу, но... Мне не хотелось возвращаться на землю. Я смотрела на горизонт и облака... Трогательно и очень романтично.
Джеймс начал разворачивать самолет обратно, и мы уже начинали снижаться, когда я увидела разбитый цеппелин. Тот самый, что разнес наш склад. Я четко помню, где был наш сектор, и пыталась разглядеть хоть кого-нибудь, но безуспешно. Я вообще не видела людей в окопах. Будто все ушли, а война остановилась. Многие сектора оставались под обстрелом, но наш... Будто в нем остановилось само время. Абсолютная тишина и пустота.
- Софи, это ваш сектор?
- Да, но я не понимаю, где все...
- Может, обедают?
- Нет, не думаю.
- Не волнуйся за них, и... Они знают свое дело не хуже, чем мы. Прости, что так отзывался о вас.
- А почему ты вообще так говорил?
- Ну, знаешь... Вы все такие угрюмые, у вас даже эмоций нет. Я в своей жизни ни разу не видел раненых солдат, и мне всегда казалось, что вы там просто сидите и ничего не делаете, а как встретил тебя... Задумался.
- Поверь, мало кто выживает там. И я говорю не только о теле.
- Я понял. Сейчас уже садиться будем, так что... Хочешь сделать что-нибудь напоследок?
- Нет, я... Мне и так эмоций хватает.
- Ладно.
Остаток полета я провела в полном спокойствии. Я даже понадеялась, что рана от таких эмоций перестанет болеть, но увы. Когда я попыталась вытянуть руки, моя прострелянная рука начала жутко болеть, так что я быстро включила мозги и засунула её обратно под повязку.
Джеймс мягко посадил самолет и к нам сразу же подбежали Эдмон и Луи.
- Софи!
- Да?
- Ты как?
- Великолепно.
- Он не выделывался?
- Нет. Это... Вам стоит попробовать.
- Софи, не забудь вернуть форму.
- Конечно. Вы скоро вылетаете?
- Через пару часов...
- Я... Спасибо, Джеймс.
- Я рад вернуть тебя к жизни.
Мысли о полёте никак не выходили из головы, а это счастье и азарт еще долго пьянили меня. С этими эмоциями я продержалась почти месяц, который показался мне каким-то прекрасным сном. Каждый раз, когда пилоты поднимались в небеса, я провожала их, и каждый раз встречала по возвращению.
Этот месяц казался самым светлым в моей жизни. Мы становились некой семьей. Я смогла объединить Эдмона со своими подопечными и развеять его мысли о фронте, а Луи перестал быть угрюмым и даже, когда моя рука почти зажила, согласился на танец со мной. Но каждая канонада с фронта возвращала меня к реальности. Я четко понимала, что все это веселье скоро закончится, ведь... Всему есть предел, кроме войны.
Тем не менее, я старалась наслаждаться каждым мигом вдали от смерти. Я танцевала, напивалась и даже пела. А Джеймс всячески старался ухаживать за мной. Со временем его нежные чувства ко мне становились все более и более очевидными, но я... Я не отвечала взаимностью. Для него я страница в жизни, которую он вскоре перевернет, когда встретит более обаятельную и чувственную девушку, а в моей жизни уже нет места для временной любви. С фронта никто не возвращается, не вернусь оттуда и я.
В один из вечеров Джеймс все-таки решил почти напрямую заговорить со мной о своем желании.
- Софи, как рука?
- Уже не болит. Да и рана зажила.
- Ты... Ты действительно хочешь вернуться на фронт?
- Да.
- А ты не думала... Ну, остаться здесь. Мне казалось, что ты уже навидалась разных вещей и тебе этого хватило.
- Нет. Я знаю, что могу увидеть там, и да, меня страшит это, но... А что мне остается?
- Я бы мог позаботиться о тебе. У меня неплохое жалование, да и мой знакомый из штаба говорит, что скоро все это уже закончится.
- И что? Заведем семью и доживем до счастливой старости? Джеймс... Это звучит заманчиво, но я не смогу жить с мыслью, что мои друзья погибли, а я бросила их.
- Ты ведь не бросаешь их. Им хватает смертников, и тебе не обязательно класть себя в могилу. Подумай, после войны я вернусь в Англию и могу взять тебя с собой. У меня свое поместье, наймем слуг. Тебе не о чем будет волноваться всю дальнейшую жизнь...
- Не о чем? А как же то, что я сбежала с фронта? Ты не можешь понять главного...
- Чего же?
- Мы участвуем в совершенно разных войнах. Пилоты, как... Христофор Колумб, вы исследуете новые горизонты, для вас это больше развлечение, чем работа. Вас все знают, вас приглашают на балы, как и политиков, писателей, музыкантов... А мы... Мы не станем известны, и о нас никто не вспомнит. Но мы защищаем нашу землю, как это делали все армии в истории. Мы выполняем долг, а вы, развлекаясь, открываете новые возможности для исследований. Для вас это что-то вроде хобби.
- Я... Я понимаю, но все же. Подумай. Тем более, завтра состоится прием у одной моей знакомой... Можем поехать вместе, все равно тут скука смертная.
- Я? На светский прием?
- Да, найдем тебе красивое платье и вуаля, ты королева бала.
- Не знаю... Мне всегда такое было не по душе.
- Хотя бы скажи, что поедешь со мной. Я не прошу тебя выйти за меня, просто сходим на прием.
- Во сколько?
- В шесть начало. Согласна?
- Черт, ладно. Но только прием, ничего более.
- Разумеется.
- И где же ты собрался искать платье?
- В соседнем городке есть портной, я к нему часто наведываюсь. Зайду утром, вдруг что подберет.
- Ладно.
Я не хотела отвергать такое приглашение, потому что... Я не останусь здесь, но не хочу разбивать чье-то сердце. Тем более, здесь действительно нечем заняться.
Около полудня я проснулась от стука в дверь. Надеясь, что это Джеймс с платьем для меня, я вскочила с кровати и открыла дверь.
- Софи...
- О, Эдмон. Секунду.
Вышло немного неловко, что я открыла дверь офицеру почти в голом виде. Но он не растерялся и сразу же отвернулся. Я закуталась в плед, что лежал на кровати.
- Уже можно.
- Да, извини что разбудил, но... Пришла телеграмма. От Клюзе.
- Клюзе?! Он жив?
- Да. Он спрашивал о твоем состоянии и... Как я понял, он очень надеется увидеть тебя снова. Они собрались в атаку, несколько секторов разом, около полуночи. Луи уже отправился туда.
- Даже не подождал меня...
- Да, он извинился за это и сказал, что ему не спалось, а тебя будить ему было крайне неловко.
- Черт. Джеймс пригласил меня сегодня на какой-то прием... Я уже согласилась.
- С этим ничем не могу помочь. Но... Ты можешь поехать с ним и просто пораньше уйти. Я уверен, ты успеешь добраться. Но ответ мне нужен сейчас.
- Я... Я вернусь. Вы сказали, к полуночи?
- Да.
- Я успею. Напишите Клюзе, что я буду сегодня около десяти.
- Хорошо.
В ожидании Джеймса я находилась в полном смятении. Стоит ли мне отказаться и вернутся на фронт как можно скорее или же, наоборот, прийти к самому началу наступления?
Ответы я не могла найти до пяти часов, когда вернулся Джеймс.
- Софи, одевайся наконец, и едем.
- Уже?
- Да. Нас отвезут туда и обратно.
- Джеймс, мне нужно вернуться на фронт к полуночи.
- Зачем?
- Они собираются нанести серьезный удар по немцам, а я не могу пропустить такое.
- Черт... Ладно, если ты уверена, то тебя отвезут обратно, как только прикажешь.
- Хорошо. Только мне придется взять снаряжение.
- Место есть. Давай, одевайся и поехали.
Я переоделась в платье и... Взяв сумки с вещами, я мысленно попрощалась с этим местом навсегда. Платье было абсолютно новым и невероятно красивым, но я уже не думала ни о чем, кроме сегодняшнего боя. Порой ожидание войны действительно выматывает сильнее, чем сама война. Кто знает, с чем мы столкнемся сегодня...
Джеймс ожидал меня у небольшого автомобиля с шофером. И где он только находит такое? Я в жизни видела гражданскую машину всего два раза. А тут и на самолете полетала, и на машине поеду...
- Откуда...
- Знакомый работает послом, так что у него есть доступ ко всему. Садись.
- Я ни разу не ездила.
- И не летала. Давай, не люблю опаздывать.
Пока мы ехали, мне стало очень холодно, так что я потянулась за своей шинелью.
- Ты чего?
- Прохладно.
- Возьми мою куртку.
- Не надо, у меня шинель есть.
- Софи, возьми.
- Джеймс. У меня есть шинель.
- Шинель... Та, что с фронта? В грязи и крови?
- Да. Мне не перед кем выделываться. Я солдат, а шинель носят все солдаты.
- Ладно.
Меня снова начало раздражать поведение Джеймса, и я все больше начинала думать о войне.
Проезжая города, я замечала, как мало в них людей. Остались совсем немногие, в основном старики и женщины. И сквозь эти города колоннами маршировали новые солдаты, которые вскоре пополнят списки погибших. В самом начале, когда еще даже мой брат не ушел на фронт, туда в основном шли уже зрелые парни лет тридцати, добровольно. Они часто проходили через наш город, и я видела азарт в их глазах, веселье, как у пилотов. А теперь... Многие уже понимают, что их ждет. Некоторые женщины пытаются остановить этих юных парней, которые ничуть не старше меня, или дать им что-то с собой. И у всех одно лицо, наполненное страхом. Но скоро, когда они придут на фронт, у них останется лишь одно чувство - сожаление о том, что им пришлось воевать, и что эти убийства будут преследовать их всю оставшуюся жизнь.
Мы приехали в место, где никто не знал о войне так. как я. Еще на пороге этого шикарного дворца я почувствовала дух светской жизни, где никому нет дела до войны. Шинель я оставила в автомобиле, где лежали моя сумка и маузер.
Нас встретил мсье в белых перчатках с двумя бокалами шампанского.
- Шампанское?
- Да, спасибо. Софи...
- Не надо. Мне еще воевать сегодня.
- Один бокал... За наш полет. Пожалуйста.
- Ладно, но только один.
Мы зашли в огромный зал, где все господа носили перчатки и костюмы, а дамы выставляли напоказ дорогие жемчуга и серьги. И только я выделялась кучей порезов на лице и слегка больной рукой.
- Джеймс! Наконец-то... Привет.
- Здравствуй. Лилит, позволь тебе представить Софи. Софи - Лилит. Это её замок.
- Ну, до замка мы слегка не дотягиваем. Поместье. И где же ты откопал такую красавицу?
- На ничейной земле.
- Что, прости?
- Не важно. Как у тебя дела?
- Прекрасно. Мы с Орландо наконец поженились. Кстати, ты пропустил самую роскошную свадьбу в жизни.
- Поздравляю. И извини, что не смог приехать. У меня был срочный вылет, немцы отправили цеппелин...
- Ты видел цеппелин вживую?
- Да. Мы сбили его. То еще зрелище.
- Если бы не поддержка Джеймса... Нас бы всех убили.
- А ты живешь где-то неподалеку от фронта?
- Я живу на фронте.
- Черт, Софи. Она солдат. В пехоте.
- Эм... Туда уже девушек берут?
- Нет. Я сама пришла. Заменить своего брата и отца, которые погибли там.
- Ну, все, хватит об этом.
- Да, простите, надо встретить гостей.
- Конечно.
Джеймс чувствовал мое раздражение, которое нарастало с каждой секундой. Я слышала, как все эти люди с гордостью говорили о своих успешных вложениях, говорили тосты, поднимали бокалы за прибавку к состоянию, но никто даже не думал почтить память мертвых или хотя бы не выделываться, как они заработали на этой войне. Здесь были промышленники, банкиры, законники, даже послы, и, слушая их речь, я поняла еще одну, самую мерзкую сторону войны - экономическую. Их не волновали ни смерть, ни что-либо еще, кроме собственных финансов, которые только увеличились благодаря этой войне.
Мы на фронте часто говорим - за что нам это, и зачем вообще нужны эти убийства. Но...
Как создать спрос на самую прибыльную промышленную отрасль? Развязать мировую войну. Войну, в которой всем нужны будут только патроны и бинты.
Ощущение омерзения нарастало, и я знала, что сорвусь от любого дальнейшего слова. Уж терпеливой меня точно никогда не называли. Но срыв вызвало не слово, а запах. Я почувствовала запах хлора. Того самого, которым нас пытались убить немцы.
- Софи, позволь представить тебе Александра, он промышленник, занимается... Напомни.
- Я занимаюсь производством хлора, фосгена... Да вообще любых газов, которые помогут нам выиграть войну. Кстати, только сегодня посетил новый завод.
- И это чувствуется...
- Прости её, она сегодня нервная. Лилит, ну как ты?
- Прекрасно. Только что поговорила с одним послом, имя которого я не могу назвать и... Он говорит, что стоит вложиться в патроны.
- Он это говорит уже три года.
- Да. А еще он сказал, что это последний шанс сколотить состояние.
- И он прав. Стране нужны патроны. Немцы... Скоро сдадутся. Я видел их положение. Они в панике, ведь у них заканчиваются люди.
- Да у нас тоже не особо все хорошо. Вы видели кого сейчас в армию берут? Пф, детей. Даже смешно, что они воюют за нас.
- Именно. Но Америка вступает в войну, а Англия хочет отправить еще людей. Так что, Лилит, это действительно последний шанс сколотить приличное состояние.
- Сколотить состояние на чужих смертях?! Да вы все здесь просто конченные ублюдки, ни черта не знающие о реальной войне!
- Софи, да что с тобой?
- Заткнись, Джеймс. Вы все думаете, как бы обогатится, как бы прожить подольше в роскоши за счет войны, на которой умирают реальные люди! Я была там и я видела, на что они способны. Никто из вас и дня бы не протянул на фронте. Такие как я умирают, что бы люди вроде вас могли спокойно спать. Но все должно быть наоборот... Я пережила атаку газами, артобстрел, даже гребанный цеппелин, но я знаю, что все равно умру и не боюсь этого. А вы, ублюдки, боитесь только за собственные кошельки. Конечно, это же так важно - пить из хрустальных бокалов и носить жемчуга во время войны, без этого вы же не выживете! И самое мерзкое, что никто не вспомнит о нас, потому что переживут этот ад, только такие как вы.
- Соф...
- Пошел ты, Джеймс. И простите, что испортила праздник лицемерия.
- Стой.
- Нет. Мне пора возвращаться домой, к своим настоящим друзьям. Надеюсь, случайный снаряд все-таки попадет в вас, и вы все сдохните в муках. Прощайте.
Это омрачило их вечер, хотя, я уверенна, что ненадолго. Но кем бы я была, если бы просто промолчала и не макнула бы их в собственное дерьмо. Их лица... Это стоило того.
Я сразу же залезла в машину и попросила шофера как можно быстрее довезти меня до фронта.
Пока мы ехали, я решила вздремнуть, чтобы быть бодрой и бдительной во время наступления. И меня ничуть не волновало то, что я высказала на этом приеме, ведь все мои слова были искренни и правдивы. А правда... Она всегда болезненна.
Глава 7. Солдаты...
"Минуты становятся часами, когда желаешь видеть их секундами"
- Софи Гернет
...Солдаты, не желающие жить или сражаться. У них нет мечты, нет целей. У них есть только окружающие их знакомые лица, живые и мертвые. Но война все равно заберет свое...
Живые идут в атаку. Призраки наблюдают за ними со стороны. Странно, но у солдат нет знаков различия. Они все одинаковые и носят одинаковую форму. Они убивают друг друга, а становясь призраками, уходят с поля боя. Вдруг на ничейную землю выезжает колонна танков, а с другой стороны появляются десятки цеппелинов. Они взрываются, падают, но бой продолжается. Ничейная земля покрывается трупами и обломками, по которым солдаты бесконечно продолжают идти на своего противника. И кажется, что этому не будет конца. Но почему они воюют, если носят одинаковую форму? Их это не волнует. Позади, я увидела офицера, что посылает этих солдат на смерть. Ровно напротив стоит такой же офицер, в той же форме и с тем же оружием, и тоже посылает своих солдат умирать. Вдруг какой-то солдат убивает офицера в спину и... Все солдаты просто остановились. Друг напротив друга. Они осматривают поле боя, смотрят друг другу в глаза, но ничего не делают...
- Мадам.
- А?
- Приехали. Дальше я боюсь ехать.
- Я поняла. Спасибо. А... Я здесь была всего один раз...
- Спросите дорогу вон у того солдата.
- Хорошо. Спасибо вам.
- Берегите себя, мадам.
Я взяла сумку и накинула шинель на себя. Будет забавно, если я не успею переодеться и буду воевать в платье.
- Мсье, не подскажите, в какой стороне сектор Клюзе?
- Клюзе... Это... Вон там, где огни.
- Хорошо. А что вы делаете так далеко от фронта?
- Я? Жду колонну танков, чтобы направить их на фронт.
- Танков?
- Да, говорят немцы затеяли что-то грандиозное и англичане выслали танки нашим в подмогу.
- И как скоро они прибудут?
- Не знаю, через пару часов, если не задержатся.
- Хорошо, спасибо.
- Ты там поосторожнее. Немцы могли уже прорваться...
- Я поняла.
Прорваться? Что это значит? Ведь мы должны атаковать. На половине пути я начала отчетливо слышать звуки выстрелов и побежала, чтобы как можно быстрее добраться до фронта и развеять свои сомнения.
Когда я, наконец, добралась до своего сектора, там стояла гробовая тишина. Солдаты чистили винтовки, проверяли их работоспособность, а Клюзе, даже не замечая меня, носился туда-сюда, словно готовился к чему-то.
- Клюзе!
- Софи... Софи! Ты вернулась! Парни, наш талисман вернулся!
- Талисман?
- Ну да... Когда ты ушла, сразу все к черту пошло. Но теперь ты с нами и... В платье.
- Да, я не успела переодеться.
- Давай быстрее, расскажу все, как только наденешь форму.
- Ладно.
И я, наконец, вернулась домой. Одевшись в свою форму, взяв сумку и винтовку в руки, я словно вернулась туда, где всегда должна быть.
- Я готова. Рассказывай.
- Даже не верится, что ты снова тут...
- Клюзе, не отвлекайся. Что происходит? Была телеграмма, что вы хотите наступать, а я встретила солдата, который сказал, что сюда идут английские танки нам в подмогу.
- Да. Кто-то из наших... Не знаю, может, у нас шпион, а может в штабе, но мы собирались наступать к полуночи, а теперь... Немцы бросили все силы на соседние сектора, и пришел приказ ни в коем случае не наступать, а готовится к длительной обороне.
- И как скоро они атакуют?
- Не знаю. Артподготовка уже была, так что... Очень скоро. Но ты вернулась к нам, так что у нас есть шанс.
- Ну уж от танков больше пользы будет.
- Надеюсь, что они вообще доедут. А то могут и застрять где-нибудь, и всё...
- Клюзе, все будет хорошо. Ты же сам сказал.
- Да. Ладно, готовься, мне нужно все проверить и оповестить нашу артиллерию.
- Хорошо.
Здесь было много новых для меня лиц, которые явно будут воевать не впервые. Грязные, окровавленные лица сегодня снова заберут чужие жизни.
В окопах стоял ужасный запах от разлагающихся трупов, по которым я шла, пока искала хоть кого-то знакомого. Я зажала нос рукой и тут же наткнулась на Жана, Луи и Реми.
- Софи... Принцесса...
- И я рада тебя видеть. Почему вы не выносите тела?
- Времени не было на это. Немцы нам каждую ночь встряску устраивают.
- Ужасный запах...
- Меня самого от него тошнит. И я не могу поверить, что ты вернулась...
- Думал, я сбегу?
- Ну... Всякое могло быть.
- Реми? Даже не поздороваешься?
- А... Прости. Я пойду, надо там... Проверить кое-что.
Реми будто не хотел даже говорить со мной.
- Что с ним?
- Да так...
- Из-за того, что меня выслали отсюда?
- Нет. Это вообще не из-за тебя. Тут... Тот ад, который ты видела пару дней, после своего прихода... Он здесь ежедневно. А Реми... Его чуть не убили. Немцы толпой навалились, а он их всех зарезал... Как собак. И сломался.
- А ты как?
- Нормально. С тобой будет поспокойнее.
- Хорошо. Луи, ты меня не подождал.
- Прости, хотел пораньше прийти, чтобы все разведать.
- Я вообще-то обиделась.
- Хм... Ладно.
- Ладно? Даже не извинишься?
- Нет.
- Вот же ты...
- Ну ладно, Софи, шутка затянулась.
- Даже пошутить не дают... Ну, так... Что нас сегодня ждет?
- Немцы. Как всегда. И, наконец, увидим танки в действии.
- Так вы уже в курсе?
- Да. Сначала прислали телеграмму, что немцы будут атаковать. Потом прислали посыльного. Он где-то в городе неподалеку ждет эти танки.
- Да, я видела его.
- Такие дела.
- Клюзе сказал, артподготовка уже была...
- Да, час назад. Думали, что немцы сразу в наступление пойдут, но увы. Мы все еще ждем.
- А наши?
- Молчат. То ли снаряды кончились, то ли ждут, когда мы все здесь сдохнем.
- Тс.
- Луи, ты чего?
- Тихо. Слышите?
- Да... Твою мать... Артиллерия!
Мы были так увлечены разговором, что не услышали гул немецких орудий. Жан сразу же повалил меня на землю, и мы стали ждать... Всегда казалось забавным, что солдаты падают на землю, когда слышат звук орудий. Якобы, это поможет спастись, но на деле... Снаряд может упасть куда угодно. Мои самые страшные опасения всегда подтверждаются. В этот раз... Два молодых парня лежали метрах в двадцати от меня, и как только я подняла голову, чтобы осмотреться, в них попал снаряд. Мимо меня пролетела каска и рука... Но я даже не пошевельнулась. И, когда обстрел завершился, я продолжала лежать и смотреть в воронку, на месте которой были эти парни.
- Софи... Все закончилось. Эй!
- А?
- Что с тобой?
- Ты не видел?
- Чего?
- Я... Боже...
- А где наши снайперы? Они были где-то рядом...
Жан прошелся по окопам, чтобы найти их. Но я не смогла сказать, что их разорвало у меня на глазах. Похоже, за время своего "отпуска" я забыла, каково быть здесь.
- Черт... Я нашел прицел, разбитый...
- Их...
- Да встань уже.
- Не могу.
Жан взял меня за шиворот и посадил перед собой.
- Что? Что ты видела?
- В них... снаряд попал.
- Черт... Эй, забудь. Мы живы, и всё. Это всё, что важно.
- Да.
Конечно, важно, что я выжила и снаряд не попал в меня. Но... Увидеть, как человека за считанные секунды разрывает в клочья... К такому не привыкнешь. Можно смириться, принять, но не привыкнуть.
- Все живы? Жан, Софи?
- Да, Клюзе. Только... Снайперам не повезло.
- Да… Видел.
- Дерьмо...
- Что еще, Софи?
- Немцы. Немцы!
- Ну, началось. Собрались! Штыки наперевес, без промедления. Пустим гансам кровь. Все к бою!
Немецкие выкрики с ничейной земли были слышны настолько четко, будто они уже среди нас. Это... Безумие. Их было не счесть. По ничейной земле немцы маршировали в ряд, больше сотни, а вдали, в окопах, уже готовилась вторая волна наступления. И они шли с полной уверенностью в победе, в открытую, будто им ничто не угрожает. Лишь некоторые старались пригибаться и прятаться за обломками. От такого растеряются даже самые опытные бойцы.
Но мы открыли огонь. Я едва успевала перезаряжаться. Мы накрыли их так, что даже не встречали ответного огня, и нам постоянно приходилось затаскивать новобранцев, которые хотели перейти в наступление, обратно в окопы. И, как всегда вовремя, зазвучала наша артиллерия. Как только огненная стена накрыла гансов, мы прекратили огонь и пригнулись, чтобы не испытывать судьбу.
Было бы наивно полагать, что бой завершится с последним снарядом и я воспользовалась передышкой, чтобы найти еще патронов. Такой факт может показаться смешным, но брат рассказывал, что на одного убитого солдата приходится около тонны боеприпасов. И... В данной ситуации, такой факт скорее пугает, нежели вызывает улыбку.
К моменту, когда я наконец смогла найти ящик краденных немецких патронов, обстрел прекратился. Я со страхом выглянула на ничейную землю. Из дыма на нас бесчисленной толпой набросились немцы, а из немецких окопов, на ничейную землю уже спускалась вторая группа.
Прямо на меня, со штыком наперевес, выбежал немец, который секундой ранее запрыгнул в окопы, и уже собирался пронзить меня, когда я выстрелила ему в голову. Он буквально пал к моим ногам. Совершенно внезапно на меня сбоку выскочил еще один немец и ударил меня прикладом. Я успела вонзить ему нож в горло, после чего сразу же потеряла сознание.
Первое, что я увидела, открыв глаза - трупы. Чуть ли не горы трупов. С раздробленными черепами, без конечностей. Я и сама была придавлена каким-то трупом, из-под которого меня вытащил Реми.
- Софи. Ты жива?
- Да...
- Славно. Мы думали, что потеряли тебя... Вставай, бой еще не окончен.
Я поднялась и всячески старалась сосредоточиться на войне, что шла вокруг меня, но звон в ушах не давал мне даже понять происходящее. Оставшиеся немцы продолжали набрасываться на нас, они рубили, резали, стреляли и... Я снова не могла понять этого... Зачем все это происходит? За что именно нам выпало совершать такое?
По ничейной земле продолжали наступать немцы, а я не могла заставить себя поднять винтовку. Клюзе отбился от очередного немца и подбежал ко мне.
- Софи. Софи, твою мать, не стой!
- Жерар...
Его крик вернул меня к жизни. Но я не успела защитить его, и он получил выстрел в спину. А немец, что произвел выстрел, похоже, сам испугался содеянного. Но здесь нет места трусам, и я забрала его жизнь. Я взяла Клюзе за руку, чтобы помочь подняться, но он оттолкнул меня и молча указал на Жана, который добивал немца камнем. Немец напал на него сзади, ударив винтовкой, а я пронзила его штыком и подняла Жана. Затем я убила еще одного своей лопатой, затем застрелила, а затем и вовсе перестала думать. Я просто убивала всех, кого могла.
Мы смогли расправиться с теми врагами, что были у нас в окопах, но к нам приближалась новая волна. У убитого немца я забрала ленточный пулемет с сошками, сразу же установила его и начала стрелять по гансам. Жан в это время принес еще несколько лент, которые забрал у мертвого немца. Я убила, наверное, больше тридцати человек, и никто даже не мог выстрелить в мою сторону. Реми молча смотрел на меня, стоя за спиной. Я успевала лишь на мгновение обернуться во время перезарядки, с которой мне помогал Жан. И я знала, что для него война уже закончилась. Он бросил винтовку и встал рядом со мной, но как только я попыталась пнуть его в ногу, чтобы он упал и не светил своей физиономией на весь фронт, в него все-таки попали. В голову. А каска, которую он надел впервые, просто подлетела и упала на него. Я тут же, в надежде, что он все еще жив, бросилась к нему. А Жан встал на мое место за пулемет.
- Реми... Реми! Нет, нет, нет. Реми... Ты же мой друг, ты не должен умереть, пожалуйста... Реми...
- Софи, ему уже не помочь! Лента скоро закончится.
Я понимала, что он не мог выжить после ранения в голову, но... Одно дело, когда умирает твой союзник, другое дело - друг... Я аккуратно закрыла ему глаза и положила каску на голову, после чего сразу же побежала, чтобы найти еще патронов для пулемета. Увы, мне удалось найти всего один, но зато полный магазин.
- Жан, последняя.
- Понял.
Мы убили почти всех немцев из немецкого пулемета. Иронично, полагаю.
Те, кто выжил, попытались убежать назад, к своим, однако из немецких окопов снова вылезали гансы. Но если те атаки мы пережили из-за позиционного и численного преимущества, то теперь наши шансы были равны нулю. У нас осталось не больше двадцати бойцов, напрочь лишенных как сил, так и веры в победу. Но нам было уже наплевать. Не сдавались раньше, не сдадимся и сейчас.
Те из немцев, кто отступал, увидев своих собратьев, идущих на подмогу, развернулись и снова набросились на нас. Мы были равны числом, но не духом. Я почувствовала страх, которым люди, умирая, едва успевают поделиться. Истинный страх смерти, который заставляет тебя бороться яростнее и свирепее, чем когда-либо.
На меня напал немец, явно бывший рабочий, потому что я даже не успела ударить его, как он повалил меня на землю и начал голыми руками избивать меня. Я пыталась дотянуться до ножа, что упал рядом, но тщетно. Казалось, это мой конец... Меня почти до смерти забивает немец, которого я не могу даже поцарапать....
Я ничего не могла сделать, но Жан заметил нас и скинул немца с меня. Я сразу же схватила нож и десятком ударов распорола сперва грудь этого ублюдка, который теперь уже наверняка сломал мне нос, а затем изрезала его голову, пока от него не осталось лишь кровавое месиво. Я хотела, чтобы он почувствовал ту боль и страх, что он причинил мне.
Позади меня немец успел застрелить двоих, и я набросилась на него со спины, повалив в грязь и пронзив его гребаный череп ножом. И я заметила, как Жерара вот-вот застрелит немец, который судорожно перезаряжает винтовку. В то же мгновение я вспомнила, что у меня в сумке уже как пару месяцев лежат два офицерских пистолета. Я успела достать один из них и выстрелить в ганса. Это был последний немец в окопах, но... Сколько еще на подходе...
- Клюзе, ты как?
- В норме... Откуда у тебя пистолет?
- Я... Забыла про них сказать. Нашла их у дирижабля.
- Их?
- Да. Два пистолета. Вот, возьми один.
- Спасибо. Мой как раз только что сломался... Вовремя ты про них вспомнила.
- Ага.
- Держи, два магазина по десять патронов. Постарайся не тратить. Это... На крайний случай.
- Хорошо.
- Черт... Мы не выживем...
- Жерар, мы справимся...
- Ты меня никогда так не называла...
- Вообще-то пару часов назад...
- Ну да. То было впервые.
- Хм... Мы справимся.
Я лгала. Разумеется, даже я не верила, что мы сможем пережить такое, но... Как сказать человеку, что мы все умрем в ближайшие минуты? Никак. Лучше я буду врать и делать вид, что я верю в свои слова. Ведь... Такие слова помогают встретить смерть спокойно, а не пребывать в постоянном страхе.
И, несмотря на то, что я сама не верила в нашу победу, надежда действительно появилась. Грохот, что сотрясал землю, медленно приближался к нам с французской стороны. Мы с Клюзе подошли к задней линии, когда прямо передо мной, из ниоткуда появился танк. Клюзе повалил меня на землю, а танк проехал прямо над моей головой и устремился к ничейной земле. За ним приехали еще шесть жутких машин, а затем подошли и двадцать пехотинцев во главе с их офицером.
- Наконец!
- Мсье Клюзе.
- Вы добрались...
- Да, простите, что вам пришлось так долго ждать.
- А почему семь танков? Должно же было быть десять.
- Три сломались по дороге сюда. Но, поверьте, немцам и этого хватит. А теперь, хватит болтать, надо поддержать наши танки огнем.
Мы начали беглый обстрел, и, казалось, теперь-то нам точно ничего не угрожает. Увы, на войне не может быть безопасности. Хотя немцы и начали отступление, а танки пытались догнать их на ничейной земле, первая потеря случилась уже среди окопов. Танк застрял в грязи между линиями окопов и не мог выехать, поэтому танкисты приняли решение оставить его как есть, в виде стационарного орудия. Второй заглох на спуске с окопов, после чего в него прилетел снаряд и разорвал многотонную машину в щепки. Кусок металла едва не попал в меня.
Оставшиеся пять танков встали на ничейной земле. Мы полагали, что это хотя бы остановит немецкое безумие. Едва ли... Со стороны их окопов полетели снаряды противотанковых орудий. Первый танк разорвало сразу и... Страх снова вернулся. Я сразу же попросила офицера отозвать танки, как взорвался еще один. От третьего снаряд срикошетил и пронесся над нашими головами за горизонт. Этот звук... Скрежет, который пронзает уши и вселяет страх так же, как хруст костей. Рикошет каким-то образом повредил танк, который напрочь лишился подвижности, а танкисты отстреливались изо всех сил. Безуспешно. И у нас осталось всего два танка на ничейной земле, которые к этому моменту успели разнести немецкие орудия в клочья. Но, раз гансы смогли так легко разобраться с пятью танками, похоже, оставшиеся три не смогут защитить нас. Все это напрочь лишало надежды на выживание. Почти вся третья волна немцев уцелела в наступлении и... Черт знает, сколько у них еще смертников в запасе.
Тридцать человек и три танка... Против сотни бойцов... Все это время из моего носа ручьем текла кровь, но меня это уже не волновало...
- Софи, у тебя кровь.
- Я знаю. Наплевать.
- Сядь.
Жерар достал платок и зажал нос.
- Вот уж это точно будет не смешно, если ты умрешь от носового кровотечения.
- Какая разница... Сейчас или через час. Они бросят все силы на нас, и мы не выстоим. Не в этот раз...
- Софи, хватит. У нас есть три танка и тридцать человек в окопах. Мы разбили их дважды, разгромим и в третий раз.
- Ты сам в это веришь? Сейчас ночь и... Они разнесут наши танки, а мы даже не заметим.
- Я сказал, хватит! Софи, ты... Ты держалась лучше всех все это время. А нос... Не переживай, заживет.
- Пф... Теперь ты пытаешься убедить меня, что все будет хорошо.
- Ну, то ты меня, то я тебя. Мы же как семья.
- Ну да.
- Вроде прекратилась.
- М?
- Кровь. Вроде все.
- Хорошо.
- Надо поесть... И собрать патроны с трупов.
- Второе сейчас важнее.
- Да. Парни!
- Что?
- Обыщите все трупы, соберите всё оружие и патроны в одну кучу.
- Клюзе, думаешь, это еще не всё?
- Жан... Не будь так наивен.
- Понял.
- И где, черт подери, Реми?
- Оу...
- Жерар... Он умер.
- Черт... А Луи?
- Я тут.
- Реми... Ладно. В общем, соберите оружие и патроны. Кто ранен, идите к Бертрану, пока есть время.
- Жерар, ты же сам ранен.
- Сначала вы.
- Жерар... Не заставляй меня за руку вести тебя к доктору.
- Черт, ладно.
- Давай.
- И... Софи, спасибо.
- За что?
- За то, что не умерла сегодня.
- Кстати, а сколько я была в отключке?
- Час, наверное.
- Черт...
- Да.
Жерар ушел в лазарет, а мы стали обыскивать трупы. Казалось, что даже если выносить их месяц без передышки, мы не смогли бы избавиться от всех тел. Но нас это особо не волновало. Мы тупо проверяли каждый труп на наличие патронов, оружия, сигарет и даже еды. И больше всего мне хотелось найти флягу с хорошим пойлом. Это едва ли помогло бы мне забыться, находясь в окружении сотни мертвецов, но я смогла бы спокойно выполнять приказ, а не сдерживать рвоту при виде каждого ранения.
Я добрела почти до самого края нашего сектора, где встретила отнюдь не союзника. Немец, в полном одиночестве, осторожно проверял тела. И самое странное, когда я направила на него винтовку, он даже не дёрнулся. Он просто смотрел на меня с абсолютно потерянным взглядом, будто ему уже нет дела до боя. Я почувствовала... нечто, что остановило меня от выстрела.
- Что ты делаешь?
- Я... Ищу еду. И сигареты.
Он говорил почти на идеальном французском.
- Ты... Француз?
- Нет. Немец. Мать была француженкой.
- И какого черта ты забыл в наших окопах?
- У нас сигареты кончились. Да и с едой не особо.
Он не боялся меня. И явно не хотел причинить вреда. Его вид был настолько разбитым, что я сразу поняла его эмоции. Ему действительно нет дела до войны. Он видел многое, и ему этого хватило.
- У тебя... Нет сигарет?
- Есть.
- Можно одну?
Я осторожно подошла к нему, все еще держа винтовку в руках, но он не понимал меня. Мол, зачем я держу винтовку, если ему нет дела до меня. Я протянула целую пачку и... опустила винтовку. Он не был угрозой, и незачем ломать и так сломанного человека.
- Спасибо.
- Бери все.
- Правда?
- Да.
- Спасибо.
- Только... Можно одну?
- Да. Конечно.
Он дал мне сигарету и аккуратно зажег её, а затем закурил и сам.
- У тебя... Многое прошу, но у тебя нет хотя бы немного хлеба?
- Есть, только он не шибко свежий.
- Да мне любой.
- Держи.
- Спасибо.
- Ты... Почему ты на их стороне, если мать француженка?
- Ну... Я всю жизнь прожил в Германии, и... Наплевать, на чьей ты стороне. Сдохнут все одинаково.
- А как же... Не знаю, долг перед страной?
- Долг? Я все свои долги отдал. И Франции, и Германии. Думаешь, мы так с тобой отличаемся? Ты девушка, воюющая на стороне французов, а я парень, воюющий за немцев. Но мы с тобой люди. Единственное наше отличие, это пол. Все остальное... Нам внушили. Ты-то кстати, что тут делаешь?
- Я... Уже не знаю.
- М. Знакомо. Черт... Уже забыл, каким хлеб может быть вкусным.
- У вас там тяжело с провизией?
- Время от времени.
- Сколько ты здесь?
- Достаточно, чтобы понять весь этот ужас. А ты?
- Несколько месяцев.
- Но тебе, как вижу, тоже хватило.
- Да, вроде того.
- М... Знаешь, чем мы отличаемся?
- Чем?
- Формой. У вас синие мундиры, а у нас серые.
- И...
- И все. Еще мы говорим на разных языках. На этом, боюсь, наши различия заканчиваются. Все мы подчиняемся одинаковым штабным ублюдкам, и все мы сдохнем из-за них. Один вопрос...
- Зачем.
- Да. Зачем мы убиваем друг друга ни за что?
- Нас заставили.
- Да. Жаль, еще не все это понимают.
- Вы... Вы будете еще наступать?
- Да. У нас остался один батальон, но... Нам дали понять, что нас убьют свои же, если мы не перейдем в наступление и не выбьем вас.
- Но у нас танки...
- Да. Мы все друг друга тут перебьем. Однако всем наплевать...
- Я...
- Нет слов?
- Да. Я все еще верила, что вы наши враги.
- Мы не враги. Просто, если мы не будем друг друга убивать и нас, и вас убьют свои.
- Чертов ад...
- Да. Спасибо за еду и сигареты... Мне лучше вернутся.
- Да, мне тоже пора.
- Ну, береги себя, девочка.
- И ты.
Мне было искренне жаль как этого немца, так и себя. Теперь до меня дошло всё. Теперь мне стало очевидно, что у этой войны больше нет смысла. Мы воюем уже не за страну, свободу или честь, а тупо выполняем приказы тех, кому насрать на нас всей душой. Командованию плевать на простых солдат. Мы для них даже не пешки, а так... Песок под ногами, на который никто не обращает внимания. Нам приказали убить, мы убиваем. Немцам приказали убивать, они делают тоже самое. Если в начале войны мы воевали за свою страну, а они за господство, то теперь... Мы просто убиваем. Фронт почти не двигается несколько лет, а мы все продолжаем и продолжаем слепо выполнять приказы и верить, что это ради благой цели. На деле... Все иначе. А как только штабам надоест играть в войнушку, нас выбросят в мир, где нам уже нет места, и просто забудут. Даже наши родные не смогут жить с нами... С убийцами, которые просто делали то, что им велят. Мы были детьми, которые хотели приключений, а обрели лишь страх и смерть... Мы не стали ни мужественнее, ни храбрее, ни опытнее. Эта война, как мы думали, должна была укрепить нас и предать нам опыта на всю жизнь, а в итоге, мы лишились самой жизни. Мы лишь научились убивать тех, кто не заслуживает смерти, так же как и мы.
К сожалению, примирения нам не суждено найти. Все мы понимали, что погибнем здесь, скоро. Нам не суждено дожить до старости или воспитать кого-то. Все наше поколение, от детей и юношей, до матерей и отцов навсегда застрянет в этой войне, даже когда она станет лишь воспоминанием для всех остальных.
Кому-то выпадает шанс совершить величайшие открытия, разведать новые территории, изобрести нечто полезное или хотя бы оставить что-то, что принесет пользу в будущем. Нам же выпал тот единственный ужасный шанс посеять смерть и умереть самим. Все, что в начале века было создано на благо мира и человечества обернулось против нас самих. Машины, инструменты и открытия, что должны были ускорить прогресс, превратились в оружие и орудия, после которых остаются лишь руины.
Но мы не сдадимся и не уйдем. Это наша земля и наш фронт. Мы сами пришли сюда. Все пытались что-то найти и забрели сюда. Увы, мы не знали, что нас ждет. Поначалу многие рассчитывали, что война будет легкой прогулкой с фронтовыми историями и, лишь изредка, убийствами... Но мы, мы уже подготовились к худшему.
Когда война станет лишь воспоминанием, кто-то осмелится сказать, что здесь было скучно, легко и романтично. На деле, нет никакой романтики в смерти, как чужой, так и своей. Единственное положительное, что здесь можно найти, это людей, которые тебя понимают и поддерживают, которые оказались в таком же аду. И я горжусь, что встречу смерть вместе с ними.
Ночь, окутавшая нас, давала своим мраком понять, что именно сегодня произойдет. Я никогда не была скептиком. Я реалистка и понимаю, что последний батальон будет биться насмерть. Даже если их страшат наши танки, они сделают все, чтобы избавится от них и разгромить нас. На горизонте, за линией немецких окопов, бушевал пожар, из-за которого мы видели периодически высовывающихся гансов. Они наблюдали и ждали момента. Момента, когда мы устанем, и в нас угаснет ярость. Когда мы перестанем сражаться и примем свою смерть.
Я собрала все оружие, что смогла поднять, и отнесла к точке сбора. И все, кто там был, разделяли мои мысли. Смерть стольких друзей и собратьев за один раз убивает все еще живых солдат. Все молчали. Нам нечего было сказать. Как заговорить о смерти? Факт, что мы умрем вместе, не помогал справиться с чувством безнадеги, но хотя бы успокаивал. Жерар подошел ко мне, и молча, едва сдерживая слезы, крепко обнял, будто видит меня в последний раз. А Жан просто кивнул, когда я посмотрела на него. Казалось, Луи уже ушел. В его взгляде была лишь пустота. И даже те, кто только что прибыл, понимали нас.
Это ожидание смертельно вымотало всех нас. Я решила вздремнуть в последний раз. Быть может, нам и не выиграть этот бой, но я не сдамся. Я дойду до самого конца, пока вражеский клинок или пуля не пронзит меня и не лишит последнего вздоха.
Глава 8. Смерть.
Новый сон... За все время, что я участвовала в этой войне, мне не снилось ничего, кроме ничейной земли.
Я в своем доме, он залит солнцем, мама что-то готовит на кухне. За окном бегают дети, щебечут пташки. Отец прошел мимо, держа в руках старую книгу. Он крепко обнял мать и поцеловал её, а затем сел за стол. Там же мой брат, они смеются. Мать села за стол, и все они приступили к трапезе. Но для меня там нет места. Я вышла на улицу. Туман застилает весь город, скрывая его от солнца. Вдалеке, на холме, снова стоят мертвецы. Я оглянулась. Мой дом разрушен, несколько призраков зашли в город и начали уводить погибших. Детей, что играли за окном, уводят, оборачиваясь на меня. Я не могу понять, почему каждый раз они забирают других, но не меня. Почему они просто смотрят на меня, ничего не делая? Вдруг я почувствовала прикосновение. Призрачная рука лежала у меня на плече. Призрак повел меня в единственный дом, что уцелел. На полу разбросаны фотографии и записки. Мебель разрушена, лежат обломки здания. Среди обломков лежит моя винтовка Бертье и первая продырявленная каска. Призрак встал у двери в ванную. Там висело треснувшее зеркало, и я решила посмотреть в него. Кто я? Я одна из них. Мое "лицо" ничем не отличается от тех, что носят призраки. Безликое и, тем не менее, изуродованное. Когда я обернулась, передо мной была та самая колонна. Я замыкала её...
- Софи! Софи, твою мать, проснись!
- А?
- Вставай!
- Уже?
- Да.
Я встала и сразу же посмотрела на ничейную землю. Похоже, к немцам все-таки пришло подкрепление... Их было явно больше сотни. Наши танки уже начали обстрел, который, впрочем, не сильно замедлял немцев. Сегодня они выполнят приказ или умрут вместе с нами.
- Иди за пулемет.
- А ты?
- Попытаюсь вызвать артиллерию.
- Клюзе... Они не успеют.
- Я вызову огонь по нам. Немцы доберутся сюда за несколько минут, но потом их будет ждать сюрприз.
- Жерар, если мы видимся в последний раз, я хочу, чтобы ты знал... Ты был одним из лучших, кого я встретила в своей жизни.
- Спасибо, Софи. Я... Я рад, что ты пришла к нам.
Он обнял меня... Теперь уж точно в последний раз.
- Прощай, Софи.
- Прощай.
Жерар ушел к своей палатке, попутно выпустив осветительную ракету на ничейную землю, а я встала за пулемет. Я старалась отстреливать всех, кто приближался к танкам, чтобы выиграть немного времени. Но основные силы гансов все еще выжидали момента. И они явно ждали чего-то конкретного, не просто случайности, а нарочно тянули время.
Хотя всеми нами руководил страх, немецкие командиры явно были неподвластны ему. Но я не удивлялась этому. Многие офицеры предпочтут оставаться позади, посылая солдат умирать, как они делали это сейчас. Так делают все, кроме, наверное, нашего Клюзе. Должно быть, его поведение навсегда останется для меня загадкой.
Ожидание немецкой атаки дало мне немного времени, чтобы осмотреться и попытаться наконец понять, что же такое эта война. Вся земля вокруг моего пулемета была усыпана трупами, их конечностями, разломанным оружием и бог знает, чем еще. Солдаты, которые только что прибыли, ждали и молились в окружении сотни мертвецов.
Забавно. Я была простой девчонкой, которая грезила о светлом будущем, о любви на всю жизнь, но... Толком, я никогда не задумывалась, что весь этот светлый мир может оказаться в руинах. Я все еще помню ощущение, когда война только началась. Мы были детьми и... Кто в мирное время думает о войне? Лишь философы да политики. А обычные люди... Порой, в моем детстве, были моменты, когда я слышала, как родители со страхом говорили о грядущей войне. Но эти разговоры были лишь легким опасением, которое быстро забывалось.
Каждый человек верит, что в будущем все будет хорошо, что все будут живы и здоровы. И мы верили, пока не пришла война. Но мы даже не могли представить, какой она будет. Когда мы читаем исторические книги о войнах, мы видим лишь даты сражений, количество потерь и, собственно, сами итоги войны. Но для нас это всегда остается простым текстом. А испытать войну на себе... Это нечто совершенно другое. Это не просто опыт на всю жизнь. Война становится самой жизнью. А эта, "Великая война", как кто-то смеет называть её... Это нечто, выходящее за все рамки понимания. В ней нет ничего великого. Лишь количество умерших. И даже находясь здесь, я все еще не могу понять всего происходящего. Я вижу трупы, обломки и смерть. Но все это, пожалуй, лишь самое безобидное в этой войне. Это то, что можно увидеть, слегка окинув взглядом фронт. Если же углубиться... Об этом даже говорить страшно. За всю свою жизнь я не видела ничего более мерзкого, чем фронт. Трупы, конечности, дерьмо, грязь, кровь, болезни... Продолжать можно бесконечно.
И эта, как её называют "Великая война", из детей, она превратила нас в живых мертвецов, на руках которых море крови. Целые поколения останутся здесь навечно. И живые, и мертвые. И я поняла, что мы не убиваем. Ведь все наши поступки здесь не убийство, но самоубийство. Мы не можем уйти, не можем остаться. Единственное, что мы можем здесь - умереть, от рук врага или своих собственных. Но, по крайней мере, мы попытаемся спасти тех, кто только начинает свой жизненный путь, свою страну и, должно быть, все человечество. Для нас уже нет выхода. Наша судьба предначертана и заканчивается здесь, но от нас зависит, скольким еще придется умереть после нас.
Однако время вышло. Немцы не заставили нас долго мучиться в ожидании, и начали обстрел, после которого, как всегда, начнется прорыв. Снаряды едва долетали и уже давно не страшили нас. Артобстрел стал скорее стимулом и напоминанием о том, что мы должны сражаться и где мы вообще находимся.
И хотя сейчас вражеская артиллерия не представляла для нас угрозы, она была реальной опасностью для танков, которые стояли на ничейной земле. Танки вообще были здесь скорее обузой, чем поддержкой, даже для самих танкистов. Их броня защищала от пуль, но снаряды легко разрывали эти многотонные стальные машины в щепки. И это понимали все. В любой момент снаряд разорвёт танк, и наша мнимая защита разлетится вдребезги вместе с ним.
Обстрел закончился, но немцы по-прежнему выжидали чего-то. Они не шли в атаку и не стреляли, а мы постоянно переглядывались в недоумении. Зачем тянуть время? Всё равно все умрут здесь, сколько не выжидай.
- Клюзе, может сами пойдем в атаку?
- Ни в коем случае.
- А какая разница? Нам не выжить, и уж лучше умереть в атаке...
- Жан, хватит. Если мы атакуем, немцы перещелкают нас за секунды. У нас преимущество в позиции, и глупо его терять.
- Мы все равно сдохнем.
- Хватит. Нельзя поддаваться безумию. Мы должны выстоять.
- Черт... Я уже ничего не соображаю, извини.
- Скоро все закончится. Но давайте закончим это вместе и в здравом рассудке. А судьбу торопить не к чему.
- Софи, ты как?
- В норме.
- Патронов хватит, или еще принести?
- Должно хватить.
- Хорошо. Тогда... Выпей напоследок.
- "Вино"?
- Да, оно самое.
Впервые водка казалась такой вкусной...
- Луи, будешь?
- Да.
Пока Луи допивал бутылку, к нам пришел Бертран.
- Ну, как вы?
- Ждем. Ты... Это Маузер?
- Да. Хранил его на крайний случай. Честно говоря, я даже в руках его ни разу не держал.
- Ты уж постарайся нас не подстрелить.
- Сам подстрелю, сам залатаю. Не бойся.
- Пф...
- Начинается. К оружию.
Немцы выпустили три осветительные ракеты, после чего раздался звук офицерского свистка. Все те немцы, что успели убежать или отсиживались в окопах, с криками устремились на нас.
Выстрелы освещали ничейную землю, будто сейчас полдень, а не глубокая ночь. Я потратила две ленты, мой пулемет начал дымиться, но количество немцев не собиралось идти на убыль. А когда они были уже совсем близко, я наконец поняла, чего именно они ждали.
Оставшиеся в окопах немецкие солдаты выкатили новые орудия, чтобы наконец избавить нас от танков. Я старалась стрелять по ним, чтобы хоть как-то замедлить их действия, но тщетно. Первый из двух танков сумели разнести всего за два выстрела. Второй же успел отъехать назад, чтобы выиграть время и попытаться разнести орудия раньше, чем они разделаются с ним. И хотя танк сумел расправиться с двумя орудиями, еще два упорно продолжали пристрелку. Пара немецких снарядов попала в самих немцев. Но мы понимали, что в третий раз они не промахнутся. Экипаж танка выпрыгнул из задних люков, после чего танк взорвался. И хотя стрелки успели убить десяток немцев, нам это не особо помогло.
Пятерых танкистов застрелили сразу, но еще трое укрылись за танком и отстреливались из последних сил. Мы пытались плотным огнем отогнать немцев от танка, но даже мой пулемет не страшил их. Все их действия казались чистым безумием и... Будто перед атакой все они выпили не один десяток бочонков с самогоном.
- Клюзе! Их сейчас убьют!
- Стреляй!
- Твою мать. Жан, за мной!
Я не могла бросить этих ребят. Невозможно просто смотреть, как убивают тех, кто пытался тебя защищать. У танкистов кончились патроны, а мое безрассудство и везение было их единственной надеждой на спасение.
Мы вместе с Жаном бросились к этому танку, попутно отстреливая всех, кто пытался приблизиться к нам. Все наши стрелки, оставшиеся в окопах, старались нам помочь. Двое солдат бросились к танку вместе с нами, а остальные старались не давать гансам и секунды, чтобы поднять голову. Двое танкистов не были ранены, и под нашим прикрытием они смогли вернуться в окопы, но третий... Из его ноги торчал кусок метала. Жан, должно быть, хотел бы уйти и оставить этого парня на произвол судьбы, но не смог из-за меня.
Мы взяли его под руки и потащили. Одной рукой невозможно стрелять из винтовки, поэтому я отдала винтовку танкисту, а сама достала офицерский пистолет. Я давно уже перестала вести счет убитых и просто стреляла во все, что движется. Так легче выжить в этом аду.
И мы смогли вернуться. Увы, не без потерь. Из тех двоих, что прикрывали нас, вернулся только один. Один погибший взамен трех живых... Меня саму подстрелили в ногу, но я всячески старалась скрыть это, а вернувшись в окопы, втихаря пережала ногу ремнем. Ни к чему им сейчас еще обо мне беспокоиться...
Те трое выживших смотрели на нас с недоумением. Зачем рисковать собой, чтобы спасти кого-то? Раньше я всегда считала это бредом, но оказавшись в ситуации, когда ты понимаешь, что только от тебя зависит чужая жизнь, выбор становится очевиден. Либо становишься трусом и закрываешь глаза, либо жертвуешь собой, теряя что-то…
Наша вылазка позволила немцам перехватить инициативу, и теперь уже они не давали нам поднять головы.
- Клюзе, где гребанная артиллерия?!
- А мне откуда знать? Написали, что начнут обстрел, когда будут готовы.
- И больше ничего?
- Нет.
- Дерьмо! Немцы успеют уже трижды занять нашу позицию, пока эти ублюдки соберутся нам помочь.
- Жан, держи себя в руках, твою мать!
- Клюзе... Черт, ты мне веришь?
- Не поздновато ли для признания в любви?
- Да иди ты...
- Так о чем ты?
- Мы можем попытаться выиграть для Софи и для танка немного времени.
- Как?
- Бросимся на гансов со штыками. Вряд ли мы переживем эту бойню, но хотя бы умрем с честью.
- Они перестреляют нас за секунду.
- Да, но... Им придется вылезти из укрытий, чтобы застрелить нас. Софи!
- Что?!
- Приготовься стрелять по всем, кто высунется.
- Что? Да о чем вы?
- Бойцы, к оружию!
- Давай. Прощай, Софи!
- Вперед!
Все солдаты, которые сидели у нас в окопах, бросились на немцев. Их последний рывок... Ничем хорошим такое точно не может кончиться.
Луи замешкался, и я успела остановить его.
- Луи, иди за пулемет!
Он ничего не ответил, а просто уверенно кивнул и побежал к пулемету. Честно говоря... Я просто не хотела умирать в одиночестве. И в любом случае спокойнее, когда кто-то родной прикрывает тебя с фланга.
Их атака... Это было массовое самоубийство. Уже через минуту немцы добивали последнего на ничейной земле, и теперь от взятия нашего сектора их удерживали только наши пулеметы и танк на возвышении. Думаю, танк будет неплохим сюрпризом, ведь с ничейной земли его не видно.
Меня жутко трясло и периодически тошнило, но я уже не испытывала каких-либо эмоций. Я видела, как умерли Жан и Клюзе, но... Я попыталась прикрыть их, но едва ли я почувствовала грусть или нечто подобное. Я просто приняла их решение и продолжила слепо выполнять последний приказ. Глупо терзать себя скорбью, ведь мы все равно скоро встретимся.
Мы с Луи держались около десяти минут. Пулемет заклинивало все чаще, а немцы подбирались все ближе. И во время очередной перезарядки я увидела, как пуля пронзила Луи. Его каска подлетела, а сам он, будто в недоумении, отошел от пулемета, сел, посмотрел на меня и упал замертво. Я еле сдержала себя, чтобы не бросится к нему.
Так странно. Сзади меня прикрывает танк с восемью бойцами, а спереди чуть меньше сотни немцев, но чувство, будто я осталась совсем одна. В голову лезут такие странные мысли... Может, стоит сдаться? Хотя зачем? Все равно я ранена, да и жить с таким решением я не смогу. Отступить? Бесполезно, застрелят в спину. Хм... Буду драться до последнего. Пусть гансы попробуют выполнить свой чертов приказ.
Мой пулемет был хорошо вкопан в землю, и это помогало. Но пулемет в очередной раз заклинило, а немцы воспользовались замешательством и выстрелили в меня. Пуля попала в плечо, но я не упала. Одной рукой, все еще держась за пулемет, я перезарядилась и отправила ответную весточку тому стрелку прямо в голову. И не смотря на то, что я старалась забрать с собой как можно больше гансов, в их поведении уже чувствовалось предвкушение победы. Однако предвкушение быстро сменилось смятением. По краям сектора немцы уже запрыгивали в окопы, когда сперва танк открыл огонь, защищая меня с тыла, а затем и раздался заветный артиллерийский гул. К тому моменту у меня осталась последняя лента и... Звук артиллерии в этот момент стал для меня неким освобождением. Теперь я могу обрести свой покой... Снаряды начали падать у меня за спиной и медленно накрывали сперва наши окопы, а затем и всю ничейную землю. Немцы, оставшиеся на ничейной земле, бросились в бегство, а я... Просто стояла и смотрела на них. На отступающие остатки немецкого батальона, на наших убитых, на взорванные танки и... Когда я почувствовала, что следующий снаряд предназначен мне, я увидела луну. Хм... Там нет наших проблем... Здорово было бы оказаться там сейчас и увидеть то, за что мы боролись со стороны. Должно быть, Земля невероятно красива оттуда... Я представила эту картинку и поняла, что... Да, оно того стоило. Пусть мы останемся здесь, но хотя бы спасем остальных... Закрыв глаза, я почувствовала, как меня с силой откинуло от пулемета, который я не отпускала до последнего, а затем удар, который лишил меня сознания. Увы, еще не навсегда...
И вот я снова открываю глаза, которые, кажется, я закрыла лишь на миг. Мимо меня прошли два немца. Их жуткие каски и плащи ни с чем не спутаешь. Я пытаюсь поднять голову. Мое тело уже не подчиняется мне, я не могу даже пошевелить рукой. Но я смогла приподнять голову. Из груди торчит кусок метала. Я почти не могу дышать, но все сильнее и сильнее чувствую, как мое сердце бьется на последнем издыхании. И вот меня заметил немецкий солдат. Он еще совсем юноша, но он уже убивал и не боится сделать это снова. Он отрывается от разговора со своим другом и идет ко мне, перезаряжая винтовку. Он не собирается мне помочь, да и в моем состоянии мало кто смог бы. Даже самый опытный хирург не смог бы вытащить осколок такого размера, не убив меня при этом. Немец совсем близко. Он уже поднимает винтовку, чтобы прицелится и добить меня одним выстрелом.
В эти последние секунды я увидела отца и брата. Но они не такие измученные, какими я помнила их до этого. Теперь они будто абсолютно спокойны, будто они смогли обрести покой, умерев и забыв об этой войне. Я вижу свою мать, она, кажется, тоже видит меня и вот-вот заплачет. Уставший Жерар снимает свою фуражку, отдавая мне последние почести, Жан, смотрящий на меня с жуткой жалостью, Реми рад меня снова видеть, а рядом с ним и Анри. Луи, наконец без бинтов, тоже обретший свою долю покоя. И... Все те, чьи жизни я забрала раннее. Казалось, они должны ненавидеть меня или презирать, но нет. Они смотрят на меня с... Пониманием. Ведь, как выяснилось, мы все здесь равны. И союзники, и враги. Мы не хотели совершать такое, но нас заставили быть врагами и ненавидеть друг друга. А нам всем лишь хотелось обрести покой, примириться и забыть об этой войне, здесь или на том свете. И...
В последнюю секунду жизни мне хочется думать лишь о том, что все мы погибли не напрасно. Что наши свершения не будут забыты, что те, кто выживут и те, кто будет вечно лежать в земле, все-таки смогут обрести покой. Я искренне надеюсь, что тот мир, за который мы боролись, простоит вечно, и следующие поколения не станут совершать наших ошибок. И, мне хочется верить, что мы не будем забыты. Пусть мы совершали разные грехи, но мы делали это не напрасно. Мы бились за будущее нашей страны и наше собственное.
Помните о нас...
Эпилог.
Великая война закончилась позорным поражением всех стран-участниц. В её результате распалось 4 империи. Около 10 миллионов человек остались лежать в земле. Еще 7 миллионов считаются пропавшими без вести.
В конце войны разразилась эпидемия испанского гриппа, забравшая 41 миллион потенциальных солдат. На тот момент это равнялось почти трем процентам всего населения Земли. Вирус убивал только молодых и здоровых людей в возрасте от 20 до 40 лет. Возможно, мир так и не был бы достигнут без этого фактора.
Во время Великой войны было применено рекордное количество новейшего и экспериментального оружия, таких как автоматы, пистолет-пулеметы, газы, боевая авиация и танки. На протяжении всей войны регулярно создавалось все более мощное и смертоносное оружие, которое должно было убивать еще больше людей. Все это впоследствии стало основой современных армий.
В результате регулярного применения боевых отравляющих веществ, таких как иприт, хлор и фосген, было создано огромное количество вариантов защиты как солдат, так и гражданского населения, которое помогает и по сей день в мирное время на самых различных производствах.
Эта война стала переломным моментом в истории вооруженных конфликтов. Гонка вооружений, начатая в Первую Мировую, все еще продолжается.
Война, которую считали "концом всех войн" не закончила ничего. Она вызвала еще больше споров и конфликтов, чем было до неё. Это привело ко Второй Мировой, а затем и к множеству региональных конфликтов.
Все уроки, что преподнесла эта война, забыты. Сама война забыта. Люди снова разжигают конфликты и развязывают все более кровавые войны. Это снова приводит к созданию новейших типов вооружения, которое впоследствии убьет миллионы солдат.
Все поколения, что прошли "Великую Войну", так и не обрели покой. Их называют "потерянным поколением". Люди, которые думали, что будут сражаться за свои семьи, страну и будущее, обрели лишь страх и безумие. Большинство из них, скончалось еще до начала Второй Мировой.
Увы, забыты не только уроки. Солдат, что погибали за мир во время Великой Войны, вспоминают все реже и реже. Из двух мировых войн, предпочтение в гордости и воспоминаниях отдается жертвам Второй. Но мы не должны забывать о тех, кто так же сражался и погибал на фронте Великой Войны, ведь они бились за наш мир.