ГЛАВА 2-я. ФРАНЦУЗ.
« — Подумать только, ведь вы совсем не похожи на разведчика…
— А сколько бы я проработал, будь я «похож»? »
Гордон Лонсдейл. Моя профессия — разведчик
Этим летом в Летнем саду было особенно солнечно. Зелень травы и деревьев, переплетаясь всеми оттенками ярко-зеленых тонов ласкала глаз. Где-то далеко играл оркестр. На скамейках сидели молодые и пожилые дамы. Жеманные девицы читали раскрытые книги, искоса поглядывая на молодых студентов и лейб-гвардейцев, в одиночку и кучками прохаживающимся по аллеям. Иногда кто-то из молодых людей подходил к скамейке с девушкой и, если на её лице расцветала улыбка испрашивал разрешения присесть рядом. В противном случае молодой человек вежливо откланивался и продолжал свой путь нисколько не смущенный неудачей. Никто не обращал внимания на двух мужчин, медленно прохаживающихся по саду и ведущих непринужденную беседу. Оба они были смуглы и только темные волосы, вьющиеся кудряшками вокруг их благородных лиц, придавали коже изысканную бледность, так свойственную южанам в Северной Пальмире. Даже вблизи их можно было принять за братьев близнецов, настолько поразительным было это сходство. Но они были не братьями и даже не соотечественниками. Один из них был русский, второй француз. Сначала они беседовали по-французски. Потом русский мужчина взял инициативу и предложил французу перейти на русский.
—Поверьте мне, дорогой друг. Вам еще очень пригодится знание русского языка. Так что потренируйтесь и вы скоро сможете разговаривать почти без акцента.
—Что вы говорите. Вы сильно преувеличиваете мои способности. Я владею итальянским. Английским и испанским. Но, увы. Мой акцент выдает француза. Тем более испанский и итальянский имеют сходства с языком моей Родины,—ответил француз по-русски.
—Поверьте. Русский язык богат, но очень прост в изучении. Важно только настроиться на образ и вы вспомните само слово. Которое его означает.
—Наверняка для этого надо родиться русским?
—Что вы, сейчас ваше произношение замечательно и вы уже не думаете долго. Ища нужные слова в нашем разговоре, как это было год назад.
—Я старался…
—Как я понял из ваших слов, «Изабелла Баварская», на которую вы возлагали такие надежды и «Генрих III и его двор», «Нельская башня» и «Охота и любовь», не имели успеха. Скажу вам честно: вы писали не очень хорошие романы. И пьесы ваши плохие. Я бы тоже ставил их где-то в провинции. Но никак не в Петербурге или Москве. Если вас устраивает быть средним писателем, которого забудут сразу после смерти, то продолжайте в том же духе. Или вы пишете для того, чтобы прокормить себя и возможную семью? Признайтесь. Вы пишите ради денег? Конечно, слава тоже не помешает, но на первом месте деньги!—смуглый кудрявый человек лет 30 в сюртуке цвета морской волны, внимательно посмотрел на молодого писателя своим пронизывающим взглядом зеленовато-голубых глаз, взглядом удава, который проникал в мозг.
—Вы правы, я вырос в крайней нужде. которая преследовала меня и в Париже, когда мои пьесы «Анжело» и другие ставились в театрах. Преследует меня и сейчас. Я приехал в Россию. чтобы найти свое место под солнцем, я стараюсь в совершенстве выучить русский язык и продолжить заниматься литературой.
—Похвально,— сказал человек в сюртуке.—Россия гостеприимная страна. Она принимает всех несчастных и обездоленных. Вы найдете неподдельное участие в душах русских людей и теплый прием. Однако, особенно похвально то, что вы хотите выучить русский язык в совершенстве. В нас очень много схожего. Я говорю не только о внешности. Вы не могли бы повторить вашу биографию и некоторые черты родословной.
—Охотно,—ответил писатель по-русски. Но с ярко выраженным французским акцентом.—Я родился в 1802 году в семье генерала Тома-Александра Дюма и Марии-Луизы Лабуре, дочери хозяина гостиницы в маленьком городке Виллер-Котре, расположенном близ Парижа. Дед мой, маркиз Дави де Ля Пайетри, был богатым колониальным помещиком, женившимся на своей рабыне-негритянке.
—А у меня дед был арапом с Эфиопии. Не удивительно, что мы так похожи. Ведь мы почти ровесники. Я конечно. Старше вас на три года. И опытнее в жизни. К тому же, я уже имею успех в литературе. Колоссальный успех! Сам Жуковский признал во мне великого поэта и писателя, когда я еще мальчишкой учился в лицее. Так что послушайте моего совета: оставайтесь в России. Я помогу вам найти место гувернера в хорошей семье здесь в Петербурге. Работа необременительная, так что вы сможете позволить себе заниматься творчеством. Только у меня к вам будет особая просьба. Забудьте свое имя и фамилию. Для всех вы будете Шарль Пико. Парижанин окончивший Сорбонну, прекрасно воспитанный, с аристократическими манерами и знанием всемирной истории и литературы. Если ваши будущие романы будут иметь успех, то вы имеете право вернуть себе свое имя. У вас остались родственники?
—Нет.
—Что-нибудь ещё связывает вас с Францией?
—Нет. В моих воспоминаниях только бедность и страдания.
—Вот и ладно. В России вы избавитесь, по крайней мере, от нищеты. Это я вас обещаю. А вот счастье придется ковать себе самому. Вам нравится Россия?
—О, да! Это прекрасная страна, такая холодная по природе, но такая теплая в душах людей. Я люблю русских. Они не лукавят.
Мужчина в сюртуке загадочно улыбнулся. Он лукавил. Но лукавил во благо. Ему было жалко этого французика, который писал посредственные пьески и, не менее посредственные романы. Во-первых, он выберется от беспроглядной нищеты.
—Дожив почти до 40 лет. Вы так и не получили желанной известности, не заслужили лавров, не имели успеха. Возможно, в России что-нибудь изменится. На счет славы не скажу. А вот финансовое положение вы поправите. Вам будет достаточно. Но годы нищеты вас многому научили и вы задумаетесь над вопросом: Что лучше. Отдать заработанные деньги издателю, что-бы он издал ваш роман, потратить их на театр, который поставит вашу пьеску или. Все-таки протранжирить их по-русски. Завести себе бабу! Наши крестьянки очаровательные прелестницы. Ты не в Париже, ни у нас , даже, при дворе императора таких не найдешь.
—Пардон! Простите! Что есть Баба!
—А баба—это по-русски прекрасная женщина! Не мадмуазель, а мадам, только во много раз красивее и лучше!
—А что мне делать, если этот баба будет крепостной?
—Деньги у тебя будут! Выкупишь, коли любишь. Потом женишься и родятся у тебя русские дети! —О!!! Я об этом мечтаю,—ответил француз.
Его собеседник помедлил с ответом. Он посмотрел на француза теплым взглячдом, каким смотрят на брата и подумал: «Если этот француз не дурак. то он с радостью согласится с моим предложением. Тогда он точно не покончит самоубийством, как многие неудавшиеся драматурги, поэты или художники от нереализованных надежд или от неразделенной любви к дочери министра или герцога какого-нибудь. А вот его имя. Мне видимо. Суждено будет прославить на весь мир. Я с его именем просто обязан иметь грандиозный успех, чтобы иметь возможность войти в свет Парижа. Не как русский боярин и поэт. А как чистокровный француз и писатель, очень известный писатель, каковым мне суждено будет стать во Франции».
—Скоро вы окончательно приедете сюда. Как вы просили, я заказал билет до Парижа. Я думаю, что несколько лет вам хватит, чтобы проститься с Францией навсегда и быть готовым к тому, чтобы быть похороненным в России под именем Шарля Пико?
—Мне хватит года.
—Вот и прекрасно. Мой друг Пьер будет в Париже с дипломатической миссией через год. Он и привезет вас обратно. Я бы тоже поехал за вами. Но у меня много неотложных дел. Я ведь на государственной службе, в должности попечителя Царскосельского лицея. —последние слова поэта были неправдой. Но не раскрывать же всех карт перед этим несчастным драматургом. Он находится сейчас в положении. О котором говорят6 «чем меньше знаешь, тем дольше живешь». Се ля ви! Жизнь такова!
Через несколько часов француз Александр Дюма ехал в дилижансе в сторону Парижа. А человек в сюртуке входил в кабинет Бекендорфа. Начальник 3-го Отделения Александр Бекендорф был умнейшим человеком, и его структура проводила столь тонкую политику, иногда даже жертвуя своими интересами, что на самом деле с Отделением оказались так или иначе связаны все прогрессивные литераторы того времени. И хотя в Российских школах принято характеризовать эту спецслужбу, как репрессивную, а писателей и журналистов того времени, как жертв отделения, но это не совсем так. Пятая колонна, безусловно преследовалась цензурой, но очень мягко. К этим предателям относились Кондратий Рылеев и его компания, Герцен, Чернышевский. Сомнения есть относительно, служащего отдела графа Нессельроде Карла Васильевича разведки МИД, Грибоедова. Уж очень он таинственным образом исчез. Время покажет, был ли он верным сыном России или предателем и развратником.
http://www.proza.ru/2017/02/09/115