АЛЕКСАНДРА АЛЁШИНА
МИР РОДЖЕРА СТИВЕНА ВЛАДИСЛАВА
Попытки объединить гравитацию с квантовой механикой
привели к понятию мнимого времени.
Стивен Хокинг
По-моему, каждый человек – сам по себе галактика.
Целая вселенная, если хотите.
Целый мир чувств, идей... Впрочем, это общеизвестно.
Так зачем же убивать столько галактик ради одной?
Владислав Крапивин
До моего рождения, до Большого Взрыва, не было ничего. Даже времени. Поэтому выражение «до начала времён» и лишено смысла.
Тривиальное решение – тожественно нулевое – удовлетворяет большинству возможных и невозможных дифференциальных уравнений с нулевыми начальными условиями – а это значит, что меня очень даже просто-запросто могло и не быть. Не появиться. Никогда. Но ведь безвременье бесконечно, и всегда может разродиться временем: вот не было его – и вдруг есть. Да, впрочем, не родись я – некому было бы осознать, что меня нет. Раз уж осознаю, так осознаю то, что я – есть. «Cogito, ergo sum» – Декарт был первым, кто додумался до чего-то похожего на антропный принцип. Хотя правильнее было бы сказать: я существую, значит, мыслю. Или соединить эти два утверждения в одно: мысль и существование идут рука об руку, друг с другом они неразрывны.
Я ничего не знаю о начале времён. Да-да, о том самом Большом Взрыве. Материя родилась ещё глупой, как любой малыш. Вот ведь и человек не с самого рождения осознаёт себя. Это появляется постепенно. Но ведь потом папа и мама что-то могут рассказать ему о том, что было с ним во младенчестве. Но папа и мама – другие миры. В его сознание они не влезут, и от них человечек узнает лишь о каких-то событиях, что происходили с ним, а не о том, что он при этом чувствовал. А ведь чувствовал? Чувствовал! Да только в логику осознающего себя чётко взрослого человека такие его чувства не вписались. Так и я без человека себя не осознавала...
Любое эн-мерное пространство – всего лишь подпространство в пространстве на единицу большей мерности, и эти пространства «маленькие» в пространстве «большом» вполне могут пересекаться по какому-то ещё меньшему пространству. А могут и не пересекаться... Может быть, разум чужих вселенных (этих ведь вселенных во всей большой Вселенной очень много, может быть – даже бесконечно много...) видел моё рождение и когда-нибудь расскажет мне о том, что было тогда. Но ведь он сможет поведать мне лишь о том, что было объективно, но не о том, что я чувствовала при этом...
Я знаю о себе – благодаря людям! – не так уж мало. Хотя и не так уж много, как хотелось бы. Во всяком случае, я знаю то, что я очень странная. Я существую, но для этого много раз (это почти во всём так!) случалось такое, чего быть не может. Самое странное в этом то, что не может быть и обратного. Непонятно? Ну вот смотрите, любознательные люди! Как это – бесконечно много? Сколько?! Нет такого числа! Нет её, овеществлённой бесконечности. Но и такого, чтобы где-то был конец, к которому нельзя прибавить даже малую толику – тоже ведь нельзя представить! Это не с бесконечностью только так. С очень и очень многим!
Но люди с пытливыми умами как-то смирились с такими неразрешимыми ситуациями, где-то закрыли на них глаза, а где-то – при всей неразрешимости! – всё же разрешили.
Конечно, в познании самой себя я иду со своими людьми крошечными шажочками – но и это уже что-то. Люди сперва создадут себе какие-то представления обо мне, они врастут в массовое сознание – а потом окажется, что представления эти справедливы (да и то лишь приблизительно) лишь при каких-то определённых условиях, которые выполняются далеко не везде – и от мысли от универсальности приходится отказываться.
Как красиво было думать, что Пространство и Время существуют объективно и независимо друг от друга и от материи, движущейся в них... Какие уравнения стройные и опять же красивые получались – и разрешались при этом... Как отрадно было верить в незыблемость очерёдности событий, в достоверность всего происходящего... Но стоило выйти из привычного макромира с небольшими, не сравнимыми со скоростью света, скоростями – и вся независимость и незыблемость расползлась по швам. Это странно и страшно, но это и красиво. Ведь это и обнадёживает там, где прежние знания казались не оставляющими никакой надежды. Например, в вопросах смерти (а если честно, то не «например», а в первую очередь – какие ещё вопросы столь пугающе безнадёжны?!)...
В числе тех, кто очень много сделал для меня, чтобы я наконец осознала сама себя, я бы назвала Альберта Эйнштейна и Макса Планка, Роджера Желязны и Владислава Крапивина, Стивена Хокинга и Игоря Гарина, Януша Корчака и Антуана де Сент-Экзюпери, Всеволода Руднева и Александра Маринеску, Игоря Шамарина и Юрия Шевчука – да всех не перечислить, и пытаться не стоит. Только не одни лишь учёные – философы, математики, физики – в их числе. Героизм воинов, чуткость педагогов, музыкантов и поэтов помогли мне и моему человечеству в развитии и понимании себя ничуть не меньше, чем мудрость учёных. Я люблю и тех, и других. Я люблю и думать, и чувствовать. Хотя, пожалуй, чувствовать я люблю всё же немного больше...
Ведь никогда не будет прекрасен мир, если он не согрет любовью и восторгом. Самая изысканная стройность умозаключений и логически идеальных построений – ничто, если она не согрета огнём души... Даже дерзкие нарушения законов логики без любви и восторга ничего не дают ни людям, ни мне самой.
Натурфилософия очень нужна мне. Но философия гуманитарная — куда как важнее!
Да, поэты и педагоги давным-давно поняли, что каждый человек – уникальная вселенная. Причём в отличие от вселенных космических людские вселенные способны взаимодействовать друг с другом. Впрочем, в чужую шкуру, как ни печально, не влезешь – я уже не раз говорила об этом.
Для кого-то это становится причиной непонимания того, что другие тоже чувствуют и ощущают. Им кажется, что реально существует лишь их мир, а всё остальное и все остальные – суть лишь их представления. Да, для многих сложно представить, как может реально существовать несколько (много – миллиарды!) осознаний себя и мира, несколько (много!..) равноправных точек зрения, несколько центров вселенной. Тех, кто не верит в чужие Я, даже и в жестокости обвинять как-то бессмысленно: о какой жестокости к неодушевлённому в их глазах предмету, отражению даже, можно говорить в их случае?!
Как же больно мне, когда часть меня уничтожает... другую часть меня...
Но как объяснить то, что можно только почувствовать?! Логика бессильна там, где остановить может лишь ощущение.
Но есть такие странные, казалось бы, люди, которые умеют любить и заражать своей любовью других. Поэты, художники, музыканты, градостроители – они творят свои миры, словно кораблики в бутылке собирают, а потом то, что вокруг этих корабликов, добавляют – и вот вам прекрасные кораблики в прекрасных бухтах, в которые можно попасть, вплывая в «бутылку» книги, картины, песни, города... Как же люблю я таких людей-творцов! Пусть и не сразу и не всех, но кого-то постепенно уводят они из-под власти жадности, жестокости – то есть денег и войны.
Да, пусть они странные, пусть они не помнят о том, что «плетью обуха не перешибить», зато ведь не забывают о том, что «красота спасёт мир». Да и разве плохо быть странным?! Отсутствие странности скучно и уныло. И пусть всегда находятся такие «странные» люди, которые мечтают о красоте и доброте в мире. Они верят, что каждую даже чёрствую душу можно спасти. Они никому не откажут в помощи, не бросят в беде. Не скажут, что кто-то недостоин сострадания, раз он «не с нами». Да, они верят, что в каждом есть что-то хорошее. Я, увы, уже не верю. И всё же мечтаю, что постепенно те, в ком этого хорошего нет совсем, вымрут.
Я – вселенная этих людей. Я вправе решать, кого мне любить, кого – нет. И всех любить и прощать – это я добром не считаю. Пожалеть, простить убийцу и мучителя – предать жертву.
И всё же я мечтаю о хороших временах, когда люди, загаживающие и уничтожающие своей жадностью и злобой самую прекрасную, потому что живую (и этим оживляющую всю меня), мою планету, сами захлебнутся в своих нечистотах, а Земля со своими поэтами поболеет – и выживет. И станет жить по законам добра и любви...
Я этого очень хочу!
Люди! Услышьте свою вселенную!..