Если бы ещё пару лет назад мне кто-то сказал, что я стану публиковать литературные произведения, я бы только посмеялся над ним. Нет, как и многие молодые люди, я когда-то сочинял стихи: излагал на бумаге в рифмованных строчках свои мысли о том, что волновало молодую душу, экспериментировал с различными стихотворными размерами, фантазировал, – но писал, что называется, в стол, никому не показывая результаты своего творчества. В сравнении с шедеврами великих поэтов мои творения казались мне довольно примитивными, потому и держал их в ящике долгие годы, пока не забыл совсем об их существовании. А на днях, перебирая бумаги, наткнулся на старую тетрадь. Открыл её и перечитал своё послание в будущее. Дал почитать жене. Некоторые стихи понравились и мне, и супруге, и я решил их опубликовать. Сопоставляя свои ранние стихи с иными поэтическими публикациями сегодняшнего дня, я понял, что был слишком строг к себе в молодые годы, но к такому выводу я пришёл только теперь, а два года назад даже не помышлял о творческом пути в литературе.
Так что же случилось? Как я докатился до жизни такой? Признаться, сам удивляюсь. Всему виной пресловутый экономический кризис, будь он неладен. Проектная сфера, в которой я имею честь трудиться уже много лет, приносила труженикам кульмана, а ныне «Автокада», вполне приличный доход, пока не подкрался этот самый кризис. Как и следовало ожидать, с приходом «великого и ужасного» количество заказов резко поубавилось, и пришлось проектировщикам затягивать пояса потуже. Но, как говорится, нет худа без добра. Появилась уйма свободного времени, и я стал больше общаться с друзьями. А тут ещё совершенно случайно на бескрайних просторах мировой паутины встретил свою первую любовь, с которой разлучница-судьба заставила расстаться почти сорок лет назад. Недолго думая, признался ей в светлых, глубоких чувствах ранней юности, о чём та даже не догадывалась, и понеслось…
Формат сообщений в «Одноклассниках» стал катастрофически мал в первый же день общения, и мы перешли на почтовую переписку, обменявшись адресами электронной почты. Нам нужно было многое поведать друг другу. Мы писали длиннющие письма, с ностальгией вспоминая общее детство, и рассказывали о том, как сложилась судьба. Каждый из нас задавал партнёру непростые вопросы и получал развёрнутые ответы. Я описывал интересные моменты из своей жизни и рассказывал непридуманные истории, набивая руку в эпистолярном жанре, и с изумлением для себя самого вдруг обнаружил, что мне есть о чём рассказать воображаемому визави. В милой подружке ранней юности я нашёл благодарную читательницу, которая была в полнейшем восторге от моих пространных писем. Особенно её поражали мои рассказы о горных походах, в которых мне довелось принять активное участие. Сама она в горах никогда не была, да и привычную цивилизацию покидала разве что в поездках за грибами и ягодами, а посему мои походные истории воспринимала как некое откровение. Однажды она не удержалась и спросила, не пробовал ли я писать мемуары. На что я ответил:
«Ты, наверное, шутишь. Мемуары пишут широко известные люди: политики, полководцы, профессиональные путешественники и т.п. Пишут, подытоживая свой славный жизненный путь. Кому интересен Вася Пупкин? Люди читают мемуары великих людей, чтобы лучше понимать их мотивы в принятии судьбоносных решений и таким образом приобщиться к истории. При этом мемуары отнимают у авторов много времени и сил, ведь очень важно донести до читателей информацию без искажений, дать четкую трактовку описываемым событиям и своим поступкам, не упустить важных деталей. Иначе автор рискует быть неправильно понятым. Отсутствующие детали читатель рисует в своем воображении сам и далеко не всегда верно. А невольные искажения автором некоторых фактов (память-то уже не та, да и времени прошло предостаточно) еще больше уродуют картину реальных событий.
В студенческие годы я читал «Воспоминания и размышления» маршала Жукова. Это огромный труд, на который автор, будучи на пенсии, потратил несколько лет своей драгоценной жизни. Сравнивать себя с великими людьми просто смешно».
Написал так, а сам задумался. Конечно, материал у меня за прожитые годы накопился интереснейший. Но писать мемуары в моём положении действительно глупо. Многое уже забылось, и за достоверность я ручаться не могу. У каждого участника событий – своя интерпретация. Прочитают мои воспоминания – потом будут оспаривать: мол, это было не так, а то – не этак. К тому же, попробуй, вспомни, кто что сказал, да в какой последовательности и с какой интонацией, тридцать лет тому назад. Это просто немыслимо. А без прямой речи описание любых, даже самых интересных, событий будет выглядеть сухим и неполноценным.
И вдруг меня осенило. Если я изменю все имена и фамилии участников событий, это же сразу развяжет мне руки! Любой многодневный спортивный поход – это пусть маленькая, но чрезвычайно насыщенная интересными событиями жизнь со своими неписаными законами, неожиданными поворотами и суровыми испытаниями. Люди, покинувшие цивилизацию на несколько недель, ведут себя совсем не так, как в привычной городской обстановке. Судьба проверяет их на прочность. В экстремальных ситуациях, которые в горах возникают с завидной регулярностью, проявляются удивительные свойства характера, которые обычно дремлют в «тепличных» условиях цивилизации. Всё это должно быть интересно любознательному читателю. Реальное горное путешествие – чем не основа для сюжета литературного произведения? Описание отдельного, особенно запомнившегося похода потянет на приличную повесть. А пробелы в памяти можно восполнить богатой фантазией и логическими умозаключениями. Набравшись наглости, я решил попробовать свои силы в литературном творчестве и замахнулся сразу на повесть.
Как ни странно, но больше всего я запомнил свои ранние походы. Наверное, не последнюю роль в этом сыграла новизна восприятия и юношеский задор, с которым ухватился тогда за ещё неведомое дело, сулившее море неизгладимых впечатлений. Брать за основу будущего произведения первое путешествие в горы мне не хотелось. Оно было коротким, технически несложным и не столь интересным, как последующие. А вот второй поход до сих пор будоражит мою память. Во-первых, история была замешана на глубоких, искренних, романтических чувствах. А во-вторых, это незабываемое путешествие вполне могло стать для меня последним. Я умудрился дважды тонуть в горной реке, причём первый раз меня из лучших побуждений чуть не затянули на дно мои же товарищи (по ошибке, разумеется).
«Основные события я уже изложил в письмах. Осталось нанизать их на ось сюжетной линии, дополнив вымышленными фрагментами, оживить повествование выдуманными диалогами – и повесть готова», – думалось мне по неопытности, и я ничтоже сумняшеся приступил к делу. Порывшись в Интернете, нашёл географическую карту местности и нанёс на неё нитку маршрута в соответствии с данными сохранившейся справки о зачёте путешествия. Указать места ночлегов оказалось несколько сложнее: из шестнадцати ночёвок я помнил только половину. Пришлось включить логику, основанную на богатом походном опыте.
Между тем, в городе уже вовсю таял снег. С приходом весны интенсивность переписки с подругой резко упала. Для неё, проживающей в сельской местности, пришло время заниматься обширным хозяйством. На мои «длинные портянки» она стала отвечать короткими посланиями, а вскоре и вовсе «пропала с горизонта». Я понимал её и нисколько не осуждал: всё когда-то заканчивается.
Упавшее в подготовленную почву зерно проросло и дало первые всходы. С неудержимым энтузиазмом я взялся за написание повести. Первым делом набросал приблизительную структуру будущего произведения (сказались навыки опытного проектировщика) и приступил к наполнению полученной формы литературным содержанием. Трудился над книгой в офисе, используя каждую свободную минуту. Литературную вахту начинал с того, что перечитывал написанное за предыдущий день. Практически всегда находил неудачные строки, правил их и писал дальше. Работа головного мозга, одержимого фикс-идеей, не прекращалась ни днём ни ночью. Не раз бывало, что решение какой-то проблемы, над которой бился в светлое время суток, приходило во сне или в полудрёме. Закончив очередную главу, заново её перечитывал и правил снова. В процессе работы доводилось корректировать и структуру произведения, дополняя её новыми главами. Труднее всего было сделать связки между готовыми крупными фрагментами. Мне приходилось, как мозаичному мастеру, подгонять их друг к другу, видоизменять, заполнять пустые места плавными переходами.
В начале июня, ближе к завершению работы, я не удержался и сообщил жене о том, что очень скоро её сильно удивлю. Она была заинтригована и пристала ко мне с вопросами. Пришлось «расколоться» и клятвенно пообещать, что первым читателем станет она. Супруга, филолог по образованию, выразила неподдельное изумление и стала терпеливо ждать. С этого дня я стучал по клавишам не только в офисе, но и дома. Я рассчитывал, что это ускорит процесс, но не тут-то было. Завершающие «мазки» давались особенно трудно.
Наконец в середине июля я распечатал на принтере новоиспечённое литературное произведение и выдал его на строгий суд своей спутнице жизни. Мой домашний редактор прочла повесть, что называется, на одном дыхании и дала «добро» на публикацию. Только сначала заставила исправить ошибки и подкорректировать отдельные места. В начале августа я сделал заказ в типографии, и спустя две недели держал в руках свою первую книгу, ещё пахнущую типографской краской.