Гл.34
К сватовству Угольниковы готовились тщательно: подбирали одежду, хоть и выбор был не так уж велик, пекли хлеба, дабы из них потом выбрать самую угодную, и припасали водку, отдавая заказ сведущим "умельцам" Фёдоровки, по изготовлению этого горячительного напитка.
Михаил Фёдорович достал из сундука свою любимую домотканую косоворотку, а к ней портки, те, что надевал по особенным случаям. Яков же, облачился в кумачовую рубаху, расшитую белой ниткой у ворота, на рукавах и снизу. А Авдотья недавно купила себе юбку из фабричной ткани тёмного цвета, а к ней цветастую ситцевую кофту.
Надо сказать, что в стране уже выпускали такие материи, как шёлк, атлас и крепдешин, но всё равно повсеместно сохранялся острый дефицит в одежде, поэтому в деревнях носили то, что у них имелось в наличии, совершенно не задумываясь, модно это или нет.
А некоторые старики, так те специально не хотели менять свои "драгоценные" старые рубахи на новые, потому что, по сути, те "старые" ещё вполне считались "свежими", ведь если разобраться, то им и носить их особенно было некуда.
Прасковья с ревностью ходила следом за всеми и нет-нет да и вставляла резкое и не по теме намечающегося праздника, словечко. Придралась к Авдотье, что, мол, ты напялила на себя эту городскую обнову, та ить тебе идёт, как корове седло, мол, глянь сама, ну навроде те сапоги, шо на всю дорогу. - намекая, будто юбка широка и великовата на невестку.
На супругу пришикнул Михаил Фёдорович, мол, иди отсель подальше, раз сама не сбираешься, то неча честному народу под ногами путаться. Потом Прасковья выла на всю хату, обиженная, что её все не любят и она в этой семье давно уж лишняя. Едва успокоили, ставя ей на вид, зачем же единственному внуку портить его такой долгожданный день?
Сватовство не затевали, как в прежние времена, исключительно, придерживаясь старинных обычаев, жених зараз не искал спрятавшуюся невесту да и на саму свадьбу потом не включили того игривого факта, как крикливая сваха громогласно, дабы услышали её и на конце улицы, показывала родителям будущей жены молодого человека и вещала всем, что у нас есть голубь, а у вас голубка, почему бы и не соединить их судьбы воедино? Но прежде покажить свою голубу, она ли это? А то можа, она не наша, да хрома, да коса, а наш сизокрылый - ох, ладный какой да видный, всем девкам на загляденье!
Нет, нынче ничего подобного не демонстрировалось, по той причине, что Ольга не очень знала все эти поговорки-присказки, да и не умела всё это сделать, как положено, потому, когда Угольниковы вошли в раскрытые ворота бывшего помещичьего двора, их встретили на пороге Платон Еремеевич и Ольга Александровна, затем обе стороны, низко поклонившись, поприветствовали друг друга, пожелали крепкого здоровья, даже расцеловались. Михаил Фёдорович, смахивая неожиданно набежавшие слёзы, вручил хозяйке хлебину и все дружно отправились в гостеприимный дом.
На данном мероприятии присутствовал и Иван Андреевич со Светланой, вот потом уже все вместе и решали, когда отгулять свадьбу и выбрали первые выходные после пахоты, здраво размышляя, что далее начнутся всевозможные празднества: Новый год, Святки, Рождество, Пост и так далее, вот лучше бы успеть им "отстреляться" намного загодя.
Погода ещё позволяла накрыть столы за конторой, где отмечали день бракосочетания Платона Еремеевича и Ольги Александровны, и, кстати сказать, красивый уголок приглянулся многим, уже после этого, там прошла не одна развесёлая свадьба.
А уж на бракосочетание Прасковья не замедлила явиться, заработать немилость у внука, ей вовсе не улыбалось. Но постоянно ворчала, всё ей было не так и не этак. Под горячую руку к ней без конца попадала Анастасия Поликарповна, мать Авдотьи, и даже разлюбезная кума и подруга, Анфиса Сидоровна.
Затем возник вопрос, где жить молодым? У Якова и Авдотьи, был, конечно, уже отдельный вместительный дом, но Ольга Александровна попросила их, чтобы они дали согласие Артёму перебраться к ней, мол, Дарина у неё одна и всё равно молодожёнам это всё и достанется, так пусть привыкают вести хозяйство, а ей уже ничего не надобно да и комнат тут поболее, а им с Платоном скучновато вдвоём. Она не настаивала, но Яков испросил у сына, каково его желание в этом вопросе и Артём безразлично пожал плечами, ему, ровным счётом, было всё равно.
И вновь Прасковья не замедлила учинить скандал:
- Да где такое видано, да когда ж такое было, шобы Угольниковы в примы шли прямой наводкой?
Именно это и подтолкнуло Артёма сделать выбор в пользу Ольги Александровны.
"Ить бабуне туда нету ходу, а она уж чересчур себя превзошла, ну лезет везде, где требуется и где не требуется. Понятно, что самая старшая, а никто и не супротив, понятно, что имеет право, но нервы ить у всех не железные."
И понеслись с завидной регулярностью Якову от матери жалобы в адрес внука. Мол, чего он хвастается кажный день, будто мама Оля - то нам подарила, мама Оля - сё. Да какая она хорошая и пригожая.
Яков, теряя терпение, ругался с сыном, зачем тот бабку специально изводит? Но выяснилось, что Прасковья сама выпытывала у внука, как они там живут и как, самое главное, к нему там относятся? Ну, он и поведал бабуле, мол, не беспокойся, всё на высшем уровне.
Та, видимо, ожидала, что кровиночка зачнёт жалиться, а услышала обратное. Заело Прасковью и сразу подоспел повод, чтобы расстроиться и, с листом капусты на голове, улечься в постель.
Дорога к примирению была долгой, бесполезно доказывать престарелой матери, что у Артёма и действительно нету причины для бесконечных сплетен и не нужных кляуз, но Прасковья не унималась. Пока Ольга Александровна лично не посетила её и нежно обняв за плечи неспокойную женщину, не заверила, что старается она, исключительно ради детей и готова отдать им всё на свете, только бы они чувствовали себя самой благополучной и обеспеченной парой. И только тогда сердце простой селянки оттаяло, она прижалась мокрым от слёз лицом к новоиспечённой сватье и попросила у той прощение.
За всеми этими предсвадебными заботами-хлопотами и последующими праздниками, а также ответственными работами в поле по весне, где Яков хоть и не принимал основного участия, но всё же часто контролировал Артёма, правильно ли тот пашет, со знанием ли дела траву косит домашним животным, везде ить глаз да глаз нужен, но он опять-таки не смог выбрать время, чтобы отправиться в Вольное, к дочери, хотя собирался. А тут ещё и несчастный случай на лесопилке. Деревом придавило одного рабочего, которого увезли в больницу без сознания, но слава Богу всё обошлось, у него даже переломы незначительные: ключицы и кисти руки. В общем, мужик отделался лёгким испугом.
Наконец, всё это осталось позади и однажды, это произошло в мае, Яков, после наряда на лесозаготовке, уселся в телегу и, хлестнув лошадь по крупу, направился в соседнее село.
Сначала всё шло по плану, Яков даже гордился собой, что всё-таки решился проделать такой необходимый ответственный шаг. Даже если Луша прогонит его, то хоть на сердце полегчает, вроде пытался, а то всё время, как-то плоховато ему душевно: дочь рядом, а он ей, получается, хужейше чужака. Но когда стал приближаться к Вольному, в груди образовался какой-то ком, дыхание стало затруднительным, что аж глаза периодически заволакивало темнотой. Это от нервов.
"А может повернуть обратно? - рассуждал он сам с собой. - Сколь лет не являлся, а тут, вдруг вспомнил, что у него дочь имеется, ага.
Нет, негоже! Затеял, значит следует и закончить начатое." - Яков ещё трижды хлестнул лошадь, чтобы не передумать с возвращением, и мигом домчал до края деревни.
Возле небольшого сруба на лавочке сидел столетний дедуня, вот у него мужчина и решил всё разузнать.
- Отец, не подскажешь, где тут Варвара Петровна осела, шо из тайги сюда перебралась?!
- Ась? - старик поднёс ладонь к уху и закричал: - Гутарь громче, глухой я ужо насовсем.
- Я говорю, с тайги люди сюда переехали, где остановились, в каком дворе? Мне Варвара Петровна срочно нужна. - закричал Яков.
- Да чего ты орёшь так зычно, слышу я тебя, слышу! А зачем она тебе?
Хотелось задать ответный вопрос: - "А тебе, отец, оно надо? Сидишь ото, греешься на солнышке и дальше сиди. Знаешь ответ на мой вопрос, так будь людиной, подскажи! коли нет, то на "нет" и спроса нет." - Но пересилил себя, ещё неизвестно какой сам будет в этом возрасте, если доживёт.
- Да мой батька дружил с её мужем. Вот, решил наведаться. - соврал он.
- А, так она у Катерины Оленевой прижилася с внучкой. Вон их дом, што ёлка огроменная за двором.
"Оленева, оказывается. Вспоминал, вспоминал, так и не вспомнил ту женщину, о которой тогда Кирилл Николаевич рассказывал."
- Спасибо, отец. - Яков наклонил голову в знак уважения и признательности.
Уже он спрыгнул с телеги и намотал вожжи на ветхий заборчик, уже справился с сердцебиением и готов тут же переступить порог незнакомого дома, как услышал жуткий стон, доносящийся из хаты и, вроде, показалось, будто Лушка это стонала. Почувствовав недоброе, Яков поспешил в сени, перепрыгивая порог через несколько ступенек, и сразу столкнулся с Варварой Петровной. Он тот час узнал её. Да она почти и не изменилась, только немного раздалась и платок стала носить ни как раньше. Ныне полностью закрывала им лоб, потом на шее скрещенные концы отправлялись на затылок, где косынка и завязывалась на два узла.
Старуха схватила Якова за руку и столько радости он увидел в её выцветших, потухших глазах.
- Яша, ты ли это?
- Я, Варвара Петровна. - он немного осмелел, увидев хороший приём, откуда вовсе и не ждал его.
- Да тебя сам Бог ноне прислал сюда. Яша, Лушка не могёть разродиться. Как началось у ней с утра, так ужо обед скоро, а она никак. Сил нету в ней, либо дитё крупное. Больницу туточки ишшо не построили, а повитуха померла в прошлом годе. Все в поле, у кого лошади. Яша, помоги, помираить она. Коли Лушка живой останется, я тебе всё прощу!
- О Господи правый! - воскликнул Яков и, легонько оттолкнув Варвару Петровну, кинулся в глубь комнаты.
На деревянной кровати лежала Лушка, накрытая тонким самодельным одеялом серого цвета. Лицо её было мокрым от льющегося ручьём пота, волосы растрёпаны и сама она совсем не походила на ту живую и красивую дивчину, которую они с Артёмом тогда встретили. Глаза девушки были закрыты и как только он подбежал, она вновь издала натужный рычащий звук, чтобы в голос крикнуть у неё уже не хватало силы.
- Лушенька, детка! - обратился он к ней. Но она так и не размежила веки. Якова так всего затрясло, вроде это он испытывают ту боль и ту беспомощность, а не его несчастная дочь. Ни секунды более не раздумывая, он схватил её на руки и потащил к телеге. Благо дело там соломы вчера настелил, как чуял. За ним едва поспевала Варвара Петровна.
- Я с вами, Яша! Не бросай меня, а то кончусь тута от неведения. - визжала она, обхватывая свою голову.
- Да садитесь уж, куды вас денешь? - сам аккуратно разместил Лушу на дно телеги и принялся подсаживать Варвару Петровну. А затем и не помнил, как домчал до своей Фёдоровки. Единственное, о чём догадался сразу, это не маячить перед всем селом, а объехал вокруг, что ни грамма не добавляло расстояния. Всю дорогу он оборачивался к дочери.
"Господи, помоги ей, не дай умереть. Лучше меня забери, а её оставь. Я так виноват перед нею! И если ты сейчас у меня её отнимешь, то я не осилю это никогда в жизни." - отчаянно молился про себя Яков.
Возле больницы никто не встретился, на днях он слыхал, вроде и в палатах пусто, всех выписали.
"От и ладно, меньше зевак зараз!"
Яков подхватил Лушу и чуть не бегом, насколько позволяли обстоятельства, заскочил во внутрь.
- Платон Еремеич, Софья Леонтьевна, где вы? - и немного пробежав по коридору, он вновь позвал их:
- Да где же вы, в самом деле? Роженица помирает, а вы прохлаждаетесь!
Из врачебной комнаты выскочил сначала Платон Еремеевич, а за ним и Софья Леонтьевна. Медики сразу взяли ситуацию под контроль, распорядились, куда занести девушку и куда уложить, на ходу выспрашивая, откуда она, первые ли роды и когда начались схватки.
- Да откуда мне ведомо, когда всё началось?! - не сдержался и закричал Яков. - Вроде, с утра. А дитё первое, кажись. Да не знаю я ничего, отстаньте вы от меня ради Христа, тока спасите её.
Якова вытолкали за дверь, уверяя, что большой опасности они не наблюдают и всё в итоге закончится хорошо.
От забытья очнулся он уже в коридоре, его дернула за руку Варвара Петровна. А он и запамятовал про неё, не помог слезть с полухода.
- Да ничего, я сама потихоньку. - скривилась женщина, видимо больно ударившись обо что-то. - Давай присядем на лавку, Яша, и отвлечёмся разговорами, а то сердце на части разорвётся. - Ну что там?
Яков по инерции кивнул, занятый своими мыслями.
- Яша, что там? - уже громче спросила Варвара Петровна. - Неужто всё так плохо? - голос её задрожал.
- Нет-нет, всё обойдётся! Еремеич обещал, будто жизни её ничего не угрожает. - скороговоркой заверил её Яков.
- Слава тебе, Господь Всемилостивейший! Успели. - старушка перекрестилась и вновь обратила свой взор к нему. Яков понимал, им сейчас предстоит очень тяжёлый и серьёзный разговор.