Глава 3. Д’Артаньян против Рошфора
Последняя гугенотская война только отгремела, различных стычек горожан и солдат было завались, так что девушка вроде меня насмотрелась всяких поединков. Однако то, к чему готовила я гостиницу «Вольный мельник», удалив к указанному сроку нескромных постояльцев, была дуэль двух дворян. После эдиктов Ришелье, они не то чтобы прекратились, а ушли в тень. Свидетелей на дуэли и раньше не брали, только секундантов, зато разговоров про тот или иной громкий поединок было предостаточно. Можно сказать, история нашего века, по крайней мере история голосами современников, подавалась через дуэли знатных господ.
Потому с трепетом предвкушения события очень и очень значительного, я ждала эту дуэль. К чувству высокой значимости поединка примешивались личные переживания, эпицентром которых был д’Артаньян. Если он будет ранен, а такой оборот очень вероятен, у меня все должно быть наготове
У «Вольного мельника» кухня располагалась в отдельном помещение, которое стояло перпендикулярно гостинице примыкая к ней. Напротив небольшая конюшня и два соседних здания замыкали глухой двор, куда заезжали путники. Если учесть, что соседские здания обрамляли наш двор своими серо-желтыми стенами без окон, то за событиями во дворе можно было наблюдать только с окон нашей гостиницы. В общем место для дуэли вполне подходящее.
Да, видела схватки вооруженных мужчин, да, слышала фехтовальные термины, и даже доводилось как-то держать флорет*, понимаю смысл ангаже и дегаже**, но как рассказать о поединке века неискушенной девушке? Судьбою выпало увидеть фехтовальную феерию, но мне не резон подбирать ее элементам соответствующие оттенки значений – запутаюсь.
Только прибыв, два недружелюбных спутника действовали на удивление слаженно: подцепив к собственным коням телегу с копной сена, что стояла у конюшни, они перегородили ею вход во двор. Спросив меня про постояльцев и уверившись, что наблюдать за ними кроме меня практически некому они не мешкая приступили к делу, за которым приехали.
Поклонившись друг другу соперники выхватили шпаги и скрестили их на верху. Рошфор, хоть и много старше легко выдержал натиск более молодого соперника и оттолкнувшись сильными ногами перешел в атаку. Более низкий и худой д’Артаньян собственно и не жаждал выигрывать силовое столкновение. Отступив, он контратаковал молниеносными выпадами. Так что из атаки Рошфор вышел с оборванными манжетами перчаток и ранами руки до локтя. Затем д’Артаньян чуть присев стал угрожать своей шпагой уже снизу. Сделав ложные полу выпады со средней скоростью, он вдруг стремительно атаковал в корпус. Рошфор пробовал парировать эти выпады противника широким полукругом и всякий раз запаздывал. За короткое время он получил два проникающих ранения в грудь. После этого д’Артаньян сменил тактику. Быстро передвигаясь он заходил к противнику то с одного, то с другого бока. Его выпады Рошфор теперь парировал короткими и резкими движениями шпаги.
Своими маневрами д’Артаньян заставлял много передвигаться по двору уже только обороняющегося противника, а все убыстряющими движениями шпаги угрожал уколоть то лицо, то ноги. Было очевидно, он выматывал соперника и готовил заключительный удар. Понятно это было и такому опытному бойцу, как Рошфор. Его взгляд из колючего превратился в затравленный. Стремление не пропустить решающий удар изменило тактику защиты. Видя не сильные удары противника, он стал парировать их слишком экономными движениями, сконцентрировавшись на ожидание молниеносного выпада врага. Потому несколько раз не до конца отвел не опасные в общем удары, когда извивающаяся шпага д’Артаньяна прошлась вдоль корпуса скользнув по ребрам.
Именно эти не угрожающие здоровью ранения превратили его в полу ощипанную курицу: верхняя одежда в крови, порвана. Как в подтверждение такого образа из кухни во двор ворвались три всполошенные курицы, огласив кудахтаньем место поединка. Вид противника заставил д’Артаньяна остановиться. Застыл и Рошфор. Когда соперник возобновил атаку, шпага выпала из его руки. Д’Артаньян едва удержал удар, чтобы не проколоть обезоруженного противника. Все? – спросил он. Погодите, - сказал Рошфор. Он поднял шпагу, вложил ее в руку, но держать не мог. Пока все, через месяц продолжим, рана не опасна, но вот кисть не работает, - констатировал любимец кардинала.
- Вам помочь? – спросил д’Артаньян.
- Карету здесь я быстро найду, а лекарь вы не годный, - последовал ответ. Д’Артаньян покачал головой, - сначала лекарь, потом постель, о том чтобы ехать в Париж не может быть и речи; я ведь точно знаю сколько раз попал и куда. Давайте сначала дойдем до дверей гостиницы. Обопритесь на мое плечо. Сверкнув глазами, Рошфор сделал первый шаг, потом положил здоровую руку на плечо д’Артаньяна и поковылял к «Вольному мельнику» до дверей которого было всего пять шагов, но и они дались не просто.
У меня-то было все приготовлено: постель, застланная под окровавленного человека, бинты и вода в кувшине рядом. Готовилось это с тяжелым сердцем, - вдруг, да милый Шарль сюда ляжет. Д’Артаньян был целехонек, но постель все равно пригодилась. Уложив Рошфора, д’Артаньян оборотился ко мне. Я сразу повисла у него на шее, прильнув всем телом к разгоряченной груди. Надо бы лекаря, да не болтливого - произнес лейтенант мушкетеров, как только его рот стал свободен от моих губ.
- Отец находится у известного на весь город лекаря и только ждет моего сигнала, чтобы привести его сюда, - говорю.
- Сигнал должен быть послан, - сказал он улыбаясь. Однако я увлекла его в соседнюю комнату и теперь уже сама стала бешено раздевать своего молодого героя.
- Мадам хочет убедиться, что медицинская помощь мне не требуется?
- Благодаря вам, я все еще мадемуазель, но с подпорченной репутацией. Держитесь, лейтенант, сейчас раны наносить буду я, и они самые опасные, поскольку сердечные, - пыхтела я, стягивая с него штаны.
- Ну, кроме шпаги у меня тоже есть проникающее оружие, - сказал он, задрав подол и не утруждая себя раздеванием, опрокинул меня на спину.
- Ах, Шарль, вы готовы колоть и мужчин и женщин, и как это у вас получается?
Нет, нет, о раненом мы не забыли, да и Менг не велик городишко, чтобы время в пути доктора было слишком большим. Вполне квалифицированная помощь Рошфору, мужественно переносившему страдания от ран, была оказана, пусть не сразу, но достаточно быстро. Пока доктор возился с раненным я заметила, что д’Артаньян о чем-то напряженно размышляет и попросила поделиться мыслями. Меня волновало и где-то задевало - у нас только что была близость, а у партнера совсем не благостное выражение лица, он отчего-то озабоченно морщит лоб.
- Понимаешь, Полин, анализирую поединок. Некоторые движения доведены до автоматизма, но и в таком виде, чередуя знакомые противнику приемы, можно добиваться успеха переставляя их в неожиданном порядке. Тут, как в шахматах – отдельные ходы известны всем, а новый строй их рождает выигрышную комбинацию. Когда атакуешь постоянно и быстро, важен ритм. Вот в конце быстро бросил атаковать на раз, два, три; стал чередовать двухтактные действия с пятитактными, но все же для усложнения разнобоя трехтактные выпады стоило вкрапливать. По большому счету всё должно было кончиться в самом начале. Два попадания в грудь совершенно одинаковы. Это не правильно. Вторым надо было кончать.
- Ты и нашу дуэль будешь анализировать? - я для плезиру надула губы и отвернулась. Тронув меня за плечо, мушкетер ответствовал.
- Нет, только вспоминать и с большим удовольствием.
Я подернула плечом и д’Артаньян разродился оправдательной тирадой: пойми, даже шахматную партию анализируют, а дуэль, это, не игра, тут каждый миг проскальзывает между жизнью и смертью, а ставка еще выше – честь. Холодный анализ поединка, да по горячим следам, когда живо помнишь каждый разворот ноги и руки свои и противника, только он полезен и дает дополнительный шанс на жизнь в будущем.
Конечно он был прав, сердиться мне не стоило. Прикоснувшись пальчиком к колючему металлу шпаги, я подумала, что искусство обращение с этим предметом хранит жизнь его хозяину и составляет значительную величину этой жизни. Д’Артаньян живо отозвался на интерес к его оружию.
- Это та же шпага, которую три года назад здесь сломали пособники прежнего хозяина этого заведения…
- Жака Жането, - подсказала я.
- Правильнее сказать, прежний эфес. Новый клинок приделали на набережной Железного Лома в Париже, с тех пор она верой и правдой служит мне.
Затем, сделав выпад пальцем, нанизав на него локон моих волос и, ввинчивая волосы на палец, угадав перемену моего настроения, спросил: Полин, в этом заведение есть вертел с бараниной?
Отец на пару с нашим светилом медицины Патриком Эшегю уговорили графа постель не менять, и тот и другой получили клиента на целую неделю. Граф так щедро расплатился с ними, что отец, махая ему вслед шляпой, прошептал мне: какой выгодный постоялец! Вот бы заполучить его еще раз. Что второй раз вполне возможен через месяц я уже знала, но чтобы не спугнуть удачу, какая виделась мне в лице здорового Шарля, промолчала.
Дуэлянты не стали затягивать со второй встречей и через месяц после отъезда Рошфора к нам опять прискакал слуга д’Артаньяна. Сейчас-то я его узнала, сразу поняла по какому поводу он здесь, но Планше отвел меня в сторону и таинственно зашептал абсолютно те же слова. Повторить все свои действия было проще, но тревога вновь свила гнездо в моей груди.
Противники знали друг друга, поэтому начало боя прошло без столкновения гард шпаг. Рошфор извлек урок из первой дуэли и не рвался безоглядно вперед, но инициативу поединка хотел забрать. Для придания эффекта мощности и натиска он делал не колющие выпады, а со свистом рассекал воздух шпагой. В добавок к яростным взглядам и шумным выдохам прибавил выкрики, это производило впечатление на наблюдателя, то есть меня, но не на д’Артаньяна. Кончик его шпаги после рубящего движения противника сразу оказывался у лица оппонента и Рошфор отступал.
Его шпага, как раздвоенное жало змеи, угрожала одновременно то плечу и бедру разом, то животу и лицу. При такой подвижности оружия трудно было понять какой части тела шла большая опасность. При выпаде Рошфора шпага д’Артаньяна как ненароком наткнулась на ногу выше колена. Захромав, больше резких выпадов Рошфор не делал и инициативу потерял.
С этого момента мое настроение переменилось. Если раньше я покусывала губы, теребила передник, подрагивая у окна, то вселившаяся уверенность в исход поединка влила новую струю в душевное состояние. Не всякой женщине доводится видеть своего героя во всем блеске. Когда шпаги уходили вверх, то над мелькающим оружием д’Артаньяна возникало нечто вроде радуги, порой казалось, что вокруг его головы светится ореол. Вибрация мелкой дрожи перебегала с плеч на живот, заставляя холодеть и выгибать спину. Я замирала в восхищении, тревоги уходили прочь, а сверкающие лезвия уже выстукивали звон снизу, вот с боку. Бог мой – уследить невозможно. Д’Артаньян задавал тон невероятной музыке клинков.
Теперь д’Артаньян чаще стремился встретиться со шпагой противника. Клинки переплетались, сбивались и снова сходились. Несколько раз д’Артаньян делал уколы, как будто хотел пробить гарду. Концентрировалось давление на шпагу и руку противника. Такая манера ведения боя давала максимальную нагрузку на кисть соперника, которая за прошедший месяц восстановилась недостаточно. Рошфор определенно испытывал неудобства, а соперник скользящим движением своего клинка по клинку оппонента хлестким ударом в конце отклонял его шпагу, - прием фруассе, что появлялось пространство для следующего проникающего удара.
Д’Артаньян не сразу воспользовался дарованным преимуществом. Сначала провел несколько незначительных выпадов в открывающееся пространство, отметив, что из-за ранения ноги Рошфор не далеко и не быстро организует отход, а защита шпагой точно запаздывает. Легким притопыванием правой ноги отвлек внимание противника и вновь провел фруассе. Затем резкий выпад и четыре дюйма клинка вошли в грудь Рошфора.
Постояв несколько секунд в стойке, Рошфор упал, и было понятно, что больше не поднимется. В этот раз Планше приехал вместе со своим господином, поэтому они вдвоем живо затащили Рошфора в гостиницу и устроили его на старое место. Мне поначалу подумалось, что это излишне и Рошфор, если не умер, то умрет вот-вот. Однако Патрик Эшегю, доставленный быстрее прежнего, заверил, что рана хоть и серьезная, но не смертельная.
Наш местный эскулап был тем хорош, что не делал, как прочие, упор только на кровопускание. Справедливо полагая, что негодной крови и так вышло предостаточно, он врачевал примочками на травах, кои не доверяя аптекарям собирал сам, и давал пить микстуру тоже собственного приготовления. Он настаивал на частой смене бинтов и обильном питье, а значит требовалась сиделка. По указке сердца мне претила эта роль и я подключила Николь Майё. Близкая подруга здесь требовалась и потому, что о причинах ранения важного господина надо было держать язык за зубами.
Д’Артаньян опять не задержался у нас, - только ночь отдыха. Излишне говорить, что ее он провел в моих объятьях. Выходя ранним утром проводить любимого, я шепнула: Шарль, приезжай почаще. Мой герой тряхнул головой, махнул шляпой и в сопровождение Планше отбыл в Париж, а я двинулась к Луаре. Мне захотелось побродить босиком по утренней росе. Любуясь своенравной рекой, - она у нас такая разная в сезоны, я поверяла ей свои тайны. Как жаль, что могу только беседовать с волнами, но не понимаю, что они плещут в ответ.
Пройду-ка я сразу к Николь, приглашу ее с утра к раненому. По правде мне захотелось поговорить с подругой о д’Артаньяне, от Луары ответа не дождешься, а Николь живо на все реагирует. Кожа еще хранила следы прикосновений любимого и излить душу так хотелось.
Мы и прежде встречались часто, но если раньше щебетали о всякой всячине, то теперь предметами разговоров были события важные. Подруга с состраданием отнеслась к раненому и приняла мои условия строжайшей тайны о происшедшем событии.
С Николь Рошфор вел редкие неспешные разговоры. Узнав ее фамилию поинтересовался не родственница ли она маркизу де Майё-Брезе
- У которого «хрустальная» жена?
- Да, сестра Ришелье.
- Дальняя.
- Рекомендую установить более тесную связь, на их дочь у кардинала имеются самые блестящие планы.
- Малютке Клер Клеменс де Майё нет и трех годиков.
- Династические браки задумываются порой даже раньше.
Признаться мы обе не придали большого значения этой информации.
Зато Николь обратила внимание на яркие детали биографии своего больного подопечного.
Представляешь, - рассказывала она мне, - у Рошфора считай не было детства. Родился он в замке Оленвиль и мать умерла в родах. Вот, бедняжка. Зато крестным у него стал королевский сановник Мишель де Марийяк, но имя малыш получил не крестного, а отца, который раздосадованный потерей супруги быстро сменил одну за другой двух жен. Последняя мачеха сплавила его в дальнюю деревню кормилице, а крестьянская семья была очень бедной. Когда крестный случайно увидел его в той деревне, то забрал сначала к себе, приодел, а потом отвез к родителям и устыдил их. От этого маленькому мальчику не стало жить легче: явная нелюбовь мачехи и равнодушие отца не позволяли чувствовать себя в семье родным и в девять лет он ушел бродить по свету с цыганским табором.
- Навряд ли цыгане привели его к кардиналу, - высказала я мысль.
- О путях прихода в подручные всесильного министра Рошфор не распространялся. Сразу видно, этот человек умеет держать язык за зубами. Мне он не единожды рассказывал, что порой выполняет какое-то важное поручение кардинала и совершенно не знает кому именно вручил пакет или деньги. В их службе так поставлено дело: обсуждаются малейшие детали поручения, а вот в дальнейший ход событий нос совать не надо. Я думаю такая работа не для женщин, нам ведь все любопытно, а любознательность не приветствуется.
Мне почему-то сразу вспомнилась карета с белокурой женщиной и Рошфор оживленно разговаривающий с ней, какими я их видела в 16 лет. Было очевидно, они на равных и ослепительная блондинка в том деле, что они обсуждали, значила ничуть не меньше графа.
- Совсем без женщин им не обойтись, - сказала я твердо, подразумевая под «им» всех деятелей тайной полиции, которая распустила свои щупальца по Франции и о силе которой только перешептывались.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
*флорет – облегченная шпага
**ангаже – перенос клинка на другую сторону клинка соперника, при этом сильной частью собственного клинка касаются слабой части его клинка;
дегаже – освобождение клинка от захвата